Наступил рассвет, кочевников нигде не было видно. Глантон отправил всадников прочесать ущелье, но, похоже, Вейя-Лу ушли. Сосновые рощицы и заросли можжевельника на склонах обступавших проход холмов были пусты. Отчетливая цепочка отпечатков копыт на дне ущелья вела на юг. Путь из Инас-Вакенти был свободен и чист.
Как и приказала Львица, отряд эльфов возьмет курс на запад, не на юг, откуда они пришли. Рано или поздно, они выйдут на караванную дорогу из Кортала в Кхури-Хан. Так как эта дорога обходила котел Высокого Плато, она в некотором смысле была более безопасным маршрутом, но несколько дней им придется ехать, удаляясь от своих товарищей в Кхуриносте и приближаясь к неракской границе. Тем не менее, Глантон был согласен с умозаключениями своего командира, что это было лучшим вариантом. Чувствуя себя слегка голыми без окружения гор, деревьев и призрачных развалин, эльфы снова двинулись прямо в открытую пустыню.
Одним из последних завершенных ими заданий, прежде чем покинуть Инас-Вакенти, стало сооружение небольшого раскладного столика для Фаваронаса. Тонкие планки желтой сосны были скреплены вместе, образовав поверхность, на которой архивариус мог писать и читать, находясь в седле. Отверстие вверху по центру доски соответствовало луке его седла. Это придавало столику устойчивость и не давало соскользнуть с двигающейся лошади. Фаваронас укоротил стремена и поместил доску на согнутых коленях. Таким образом, он мог работать над отчетом Беседующему, даже когда они находились в движении.
В отсутствии кочевников, с которыми можно было бы сражаться, Глантон вскоре заскучал и вновь занял место в строю рядом с Фаваронасом, отвлекая его разговором о долине. Глантон полагал, что под руинами имеется целая сеть туннелей. Он был уверен, что разгадка тайны развалин кроется под землей. Если бы время позволяло, он бы добился у Львицы разрешения продолжить поиски вглубь обнаруженных ими ходов, чтобы отыскать следы их пропавших товарищей и дополнительные свидетельства прошлых цивилизаций.
«Вы полагаете, наши пропавшие воины находятся в туннелях?» — спросил Фаваронас.
«Где же еще?» — убеждал Глантон.
«Когда вовлечена магия, нет ограничений, куда их могли забрать. В другую долину, или даже к самим звездам».
Раздражительный ответ Фаваронаса заставил разговорчивого воина умолкнуть, но лишь ненадолго. Глантон сменил тему, расспрашивая, выяснил ли ученый что-либо о странных каменных артефактах, которые они достали из подземной комнаты.
Архивариус вздохнул. «Не слишком много», — признался он. На каждом из восьми каменных цилиндров сбоку была выгравирована короткая надпись. Фаваронас был убежден, что когда-то это были настоящие книги, но были обращены в цельный камень.
«Я расшифровал ярлыки, по крайней мере, частично. Это не, как я сперва думал, забытый диалект древнесильванестийского. На самом деле, каждый слог является сокращением от более длинного слова или фразы. Первый маркирован как „Ба-Лаф-Ом-Тас“, что означает „Балиф, Владыка Тон-Таласа“, а „Хок-Сем-Ас“, как мне кажется, расшифровывается как „Посредине Между Жизнями“».
«Что это означает?»
«Хотел бы я знать». — Архивариус вспомнил разговор за обедом у Беседующего, в ночь накануне начала их путешествия. Картограф Ситэлбасэн тогда сказал, что самый отдаленный аванпост древнего эльфийского королевства, Врата Балифа, предположительно находился внутри или рядом с этой долиной.
Глантон оглянулся через плечо на удалявшиеся от них три горы, Зубы Торгана. «Вы думаете, эти камни — развалины того аванпоста? Вы думаете, их построили сильванестийцы?»
«Не обязательно». — Неопределенность явно огорчала архивариуса. — «Но я начинаю думать, что долину посещали последователи генерала Балифа, вероятно после Первой Войны Драконов, три с половиной тысячи лет назад. Из древних преданий нам известно, что Балиф покинул Сильванести, то ли впав в немилость, то ли из-за проклятья, и, в конце концов, помог основать государство кендеров в Балифоре. Некоторые источники утверждают, что он и сам стал кендером, но доказательств этой теории не существует». Он вздохнул. «Многие важные записи остались в храмах Сильваноста, тщательно охраняемые. Другие были потеряны в Первом Катаклизме».
«Возможно, в этих цилиндрах хранится правдивая история Балифа!» — воскликнул Глантон.
Фаваронас плотнее закутался в геб, будто ощутив озноб, несмотря на жар пустыни. «Может быть. Мне на ум пришла другая возможность, но она, в самом деле, слишком пугающая, чтобы рассматривать ее».
Глантону пришлось подтолкнуть ученого, напомнив тому о долге перед Беседующим, прежде чем тот продолжил. И то, Фаваронас украдкой оглядывался по сторонам, чтобы убедиться, что никто не подслушивает.
«Ты много знаешь об истории нашей расы?» — спросил он.
Образование Глантона не особо выходило за пределы чтения, письма и элементарной математики. Он признался в недостатке эрудиции.
Фаваронас вкратце описал основание Сильваносом Золотоглазым, первым Беседующим со Звездами, первого эльфийского государства. Эльфы заявили свои права на землю, что однажды станет Сильванести, а тогда была населена могущественными драконами.
Произошел конфликт, Первая Война Драконов, в которой Балиф привел к победе своих всадников на грифонах. Триумф был не только Балифа. Боги магии прислали на помощь эльфам троих магов. Эти маги были вооружены пятью могущественными драконьими камнями. Балиф вместе с магами устроил для драконов ловушку, заманив их туда в последней битве, а затем заключив их души в драконьи камни. Пустые тела драконов были трансформированы в горный хребет, и стали частью Халкистских гор; и они по-прежнему являются частью этих гор.
Как и все эльфы, Глантон знал, что Сильванос основал государство, носившее его имя. Но эта история, захватывающая даже в кратком изложении, заставила его слушать, открыв рот.
«Что случилось с драконьими камнями?» — спросил он.
«Позволь процитировать „Хронику Сильваноса“» — Это была та книга, которую требовалось выучить наизусть каждому честолюбивому архивариусу.
«Победоносный Облачный Легион лорда Балифа унес захваченные души драконов на север, в самую глубь гор. Там располагался колодец Немис-Отам, самая глубокая расселина в мире, и в него лорд Балиф бросил души сотни драконов».
На тот случай, если Глантон не полностью проследил ход его мысли, Фаваронас добавил: «Точное местонахождение Немис-Отам сегодня не известно, но я подозреваю — я боюсь! — Инас-Вакенти когда-то как раз и была Немис-Отам».
Глантон был поражен. Если Фаваронас был прав, под поверхностью этой долины находится величайшая в мире концентрация магической силы, захваченные души сотни драконов, и благоговейное уважение этого места кочевниками было полностью оправданным.
Одна драконица, всего одна, грозная зеленая драконица Берил, уничтожила армию, состоявшую из тысяч эльфов. Даже умирая, она принесла погибель эльфам. Рухнув с неба, она так сильно подмяла город Квалиност, что земля провалилась, и туда ринулись воды реки Белая Ярость. Практически все выжившие в сражении утонули. Была убита сама мать Беседующего, Королева-мать Лорана, и, насколько было известно, это место по сей день оставалось затопленным. Гниющий труп драконицы все еще находился на дне образовавшегося озера, заслуженно дав ему имя НалисАрен, Озеро Смерти.
Глантон выжил в той битве. Не проходило и месяца, чтобы он вновь не вспоминал во сне те ужас и отвагу, свидетелем которых был. Хорошо зная то опустошение, которое принесла одна зеленая драконица, он едва мог вообразить те разрушения, которые могут причинить сотня подобных существ.
Видя его ошеломленное лицо, Фаваронас напомнил, что это была лишь теория, и она не объясняет наличие развалин, исчезновение антилопы, которую видела Львица или того странного призрака, что прошел мимо Глантона и Фаваронаса в туннеле. До сих пор единственным твердым фактом, который архивариус выжал из этих свитков, было то, что кто-то, и в немалом количестве, раньше населял долину, и они были как-то связаны с доблестным обреченным Балифом. Заглавия остальных семи цилиндров были не менее таинственными, чем первого. Он расшифровал их как «Подсчет племени», «Средний порядок обучения», «Возведение столпов» и «Сон Первого».
Он подумал, что это странно, что на корешках двух из восьми случайным образом выбранных цилиндров упоминается «середина». Судя по контексту использования, он чувствовал, что оно относится к группе людей, а не к какому-то месту.
«Что бы это ни значило», — сказал ученый, — «признаю, что я рад навсегда оказаться подальше от той своеобразной долины».
Глантон покачал головой. — «Это может оказаться не навсегда. Беседующий надеется, что долина станет нашей новой родиной». Игнорируя потрясенное выражение лица Фаваронаса, воин добавил, что считает, что долина, с ее потайным входом, изобилием воды и системой туннелей была бы для них прекрасным пристанищем.
«Мы просто должны решить несколько ее загадок», — закончил он решительно.
Фаваронас ответил: «Люди могут оказаться правы насчет этого места. Там могут быть загадки, которые нам не следует тревожить».
«Как насчет нашего народа? Не только тех тысяч прозябающих в этом мерзком лагере у стен Кхури-Хана, но сотен тысяч под игом захватчиков? Мы забываем о них и выбираем легкий путь вечного изгнания?»
У Фаваронаса не было ответа. Глантон был преданным воином. Он находил мужество в невзгодах и благородство в войне. Как мог архивариус, по меньшей мере, вдвое старше его, сказать гордому солдату, что его идеалы ошибочны?
Он не мог. Вместо этого, Фаваронас мысленно поклялся продолжить изучение цилиндров. Должен был существовать способ добраться до внутреннего текста, если таковой вообще был.
Движение на запад прошло без происшествий. Когда опустились сумерки, воины разбили лагерь прямо у вершины широкого усыпанного гравием холма. Они не встретили никаких признаков кочевников. Пустыня к западу от гор выглядела столь же безлюдной, как Долина Молчания.
Они взяли с собой из долины воды с избытком, но порции еды становились все меньше. Во время фуражировок в долине они нашли только кедровые орехи и ягоды. Это бесплодие вызвало множество комментариев среди эльфов. Многие из них прежде были скотоводами или фермерами, а некоторые — садовниками в великом городе Квалиносте. В эльфийских землях садовники были не чернорабочими, а творцами, приравниваемыми к скульпторам, поэтам или художникам. Они не могли предложить разумных причин отсутствия дичи и съедобных растений в долине. Двуногие охотники не бродили по ее тропам; в ней было с избытком воды; ее климат был мягким. Во многих местах почва была песчаной и бедной, не говоря уже о ее странном цвете, но у нагорий в земле должно было быть больше минералов. Здравый смысл диктовал, что долина должна была кишеть жизнью. Почему же она была такой тихой и пустой?
Фаваронас сформулировал ответ, но не поделился им с остальными, не желая быть втянутым в долгую дискуссию. Призрачные огни в развалинах притягивались лошадьми, всадниками и даже кровожадным песчаным зверем. Он полагал, что по прошествии долгого времени блуждающие огоньки очистили долину от животной жизни, вплоть до мух. Куда всех забрали, он не мог сказать, но Беседующий должен обдумать эту опасность, прежде чем привести сюда на поселение всю нацию.
На востоке появились облака, высокие и плотные. Обычно воздух пустыни был такой сухой, что никакие облака не могли проникнуть так далеко от моря, так что их появление вызвало много комментариев, пока эльфы обустраивались в лагере. Когда под этими облаками засверкали вспышки молний, эльфы знали, что наблюдают нечто экстраординарное, но даже это не могло надолго удержать усталых воинов от сна.
Фаваронас поздним вечером трудился, пытаясь раскрыть секрет каменных цилиндров. Он набрал сухой пустынной травы и развел небольшой огонь рядом с зарослями лебеды, чьи серовато-зеленые листья послужили ему ужином. Он положил один из цилиндров в костер, но огонь никак не подействовал на того. Фаваронас пытался лить воду, затем масло, на цилиндры, чтобы размягчить их, но снова потерпел неудачу. Края цилиндров имели рисунок тугой спирали. Больше всего они напоминали обычные пергаментные свитки, обращенные в камень, возможно, под воздействием времени или магии. Если первое, то может оказаться возможным разделить книги при помощи механического воздействия, но если была вовлечена магия, его усилия были тщетны. Беседующему потребовалось бы найти опытных магов, чтобы раскрыть оберегаемые цилиндры.
Где-то после полуночи Фаваронас заснул перед расставленными перед ним цилиндрами. Его костер притух до мерцающих углей.
Его разбудил тихий хруст шагов. Он провел в долине слишком много жутких дней и ночей, чтобы игнорировать подобные звуки.
«Кто здесь?» — прошипел он. Скорее всего, этот шум был безобидным, и был вызван одним из солдат Глантона. Фаваронас снова окликнул, начиная нервничать и сердиться. У этого парня могло бы хватить вежливости ответить!
Он бросил пригоршню сухой травы на угли своего костра. Распустились языки пламени. К его потрясению, от которого сильно забилось сердце, они высветили стоявшую в метре от него завернутую в плащ фигуру. Фигура сделала шаг назад, стараясь держаться в темноте.
Фаваронас закричал, быстро вставая. Глантон дал ему булаву Вейя-Лу, так как она не требовала особого опыта в обращении. Он схватил ее. Ученый был напуган, но, несомненно, от крика воины проснутся и защитят его.
Странно, но никто не явился. Воины вокруг него оставались неподвижными. Несмотря на его не прекращавшиеся крики, он слышал их храп и глубокое дыхание. Они продолжали безмятежно спать.
Закутанный в плащ незваный гость присоединился к нескольким одетым таким же образом фигурам у подножья холма. Фаваронас различил четыре отчетливых очертания, и заметил движение много больших в глубоких складках ночи. Вместо того чтобы пуститься в бегство, эти четверо приблизились и окружили его.
Он взмахнул булавой, крикнув им держаться подальше. Окруженный врагами со всех сторон, он вертелся юлой, отчаянно стараясь держать их всех в поле зрения.
«Незнакомец».
От этого шепота он развернулся и оказался лицом к лицу с одним из четверых.
«Верни то, что ты взял».
Фаваронас сразу же понял, о чем шла речь: каменные цилиндры. «Кто вы?» — спросил он.
Тонкие руки откинули темный капюшон. Показалось красивое лицо молодой эльфийки с глазами и волосами цвета залитого солнцем золота.
Остальные трое открыли лица, тоже оказавшись эльфийскими девушками. У одной были волосы и глаза цвета черного оникса; другая была цвета меди, а четвертая — серебристо-белой. Все четверо были прекрасны с безупречной молочно-белой кожей и малинового цвета губами, но выражения их лиц были мрачными.
«Верни то, что ты взял», — повторила девушка с золотистыми волосами.
Фаваронас опустил булаву. «Эти реликты важны для нас», — ответил он. — «Не могли бы вы поделиться ими?»
Все четверо в унисон сдвинулись на шаг к нему. Золотые Волосы снова повторила свой приказ, а другие эхом вторили ей.
Они не были фантомами. В отличие от полупрозрачного призрака, которого он повстречал в туннеле, эти эльфы были из плоти и крови. Даже при скудном освещении он видел оставленные в их волосах расческами следы, слышал шуршание их платьев, видел, как их тонкие сандалии вдавливаются в скрипучий песок.
«Пожалуйста, мы не собирались ничего красть», — сказал он, обращаясь к Золотым Волосам. — «Я — архивариус, эксперт по документам. Эти цилиндры очень старые, и я бы хотел прочесть их. Вы — эльфы; вы должны знать, как эти цилиндры могут быть важны для нашего народа. Вы знаете, как открыть их?»
Она расстегнула и сбросила плащ, являя обнаженную плоть. Остальные последовали ее примеру. Прежде чем Фаваронас смог осмыслить происходящее, одна из девушек прыгнула на него сзади. Другая выхватила булаву из его руки, а третья ударила ему сзади под колени, опрокидывая на землю.
Он с такой силой ударился о землю, что звезды у него над головой исчезли в потоке боли. Огромный вес опустился ему на грудь. Когда в голове, наконец, прояснилось, он увидел сидящую у себя на груди золотоволосую эльфийку. Выглядевшая такой легкой, что сильный бриз мог бы качать ее, она оказалась очень тяжелой. Фаваронас едва мог сделать вдох под сокрушительным весом ее тела. Он взмолился о воздухе.
Она наклонилась вперед, сжимая руками его голову. Когда она приблизилась, ее красивое лицо исчезло. Вместо ослепительно привлекательной эльфийской девушки Фаваронас оказался лицом к лицу с волком, с золотистыми глазами и такого же цвета шкурой.
«Верни то, что ты украл!» — прорычал волк.
Он не понимал, почему эти существа просто не взяли каменные цилиндры и не ушли. Они определенно одержали победу над ним. Он не мог шевельнуться и едва мог дышать.
«Заберите их!» — прохрипел он. — «Почему вы просто … не заберете их?»
«Тебе не будет покоя, пока не вернешь то, то взял!»
Говоря так, волк высоко занес лапу. Фаваронас не успел набрать воздуха, чтобы закричать, прежде чем когти распороли ему горло.
* * *
В Кхури-Хане сохранялось тревожное спокойствие. Облака цвета сланца собирались над городом все выше и выше до тех пор, пока вовсе не перестали уноситься ветром. Впервые на памяти старожилов пустынное солнце полностью исчезло. Кхурцы и эльфы изнемогали от зноя, несмотря на неожиданную тень. Ни малейшего дуновения ветерка, и жара стала удушающей. Пролились короткие непредсказуемые потоки дождя. Все промокли, от одежды шел пар, вызывая дискомфорт.
Убийство лорда Мориллона раздуло костер страха и недоверия, уже тлевший после покушения на жизнь Беседующего. Не было никаких улик, связанных с его смертью. Никаких доказательств, указывающих на кого-либо конкретно, но в Кхуриносте считали, что Мориллона лишили жизни фанатики — торганцы.
Сахим-Хан был согласен с этим мнением. Его свирепый капитан Ватан с сотней элитной дворцовой стражи зачистил Храм Торгана. Всю общину жрецов уволокли в цепях, вместе с прятавшимися в храме двумя дюжинами оборванцев-кочевников и горсткой запуганных слуг. Верховного жреца Минока не нашли.
Эльфы держались близко к своим палаткам. Они видели заговор каждый раз, когда на городских улицах появлялось больше пары кхурцев. Планчет с Таранасом быстро организовали водосбор для всей колонии. Вместо рядовых граждан на закупку живительной влаги направили воинов. Даже без их коней и одетых в обычное платье, воинов можно было безошибочно узнать по тому, как они стояли и приглядывали за своими товарищами.
Во время одной из своих экспедиций Гитантас Амбродель узнал о смерти лорда Хенгрифа. По возвращению из города он разыскал Планчета. Вместе с камердинером находился Хамарамис, командир стражи Беседующего.
«Труп Хенгрифа лежит во дворе дворца», — мрачно сообщил Гитантас. — «С плакатом, на котором написано „Предатель“».
«Подходящий конец для Темного Рыцаря», — высказал свое мнение Хамарамис.
«Он спас мне жизнь той ночью в развалинах виллы», — продолжал настаивать капитан. — «У него могла быть на уме гнусная цель, но правда в том, что он спас меня. Он казался благородным человеком». Хамарамис фыркнул, и Гитантас упрямо добавил: «Он достоин лучшего, чем кормить мух!»
Планчет понимал. Он подошел к стоящему у стены палатки Беседующего сундуку и достал из одного из его ящичков маленький мешочек. Он бросил его Гитантасу.
«Подкупи стражников и забери останки. Позаботься, чтобы он получил достойные похороны».
С высоко поднятой головой, под неодобрительным взглядом Хамарамиса Гитантас отбыл, чтобы вернуть долг Темному Рыцарю Нераки.
«Тем деньгам могло бы найтись лучшее применение».
Двое эльфов повернулись к Львице, стоявшей в дверном проеме спальни Беседующего. У нее под глазами были темные круги. Она провела на ногах всю ночь, ухаживая за раненым мужем.
«Их можно было использовать для того, чтобы найти убийцу Мориллона, или безвольного фанатика, пытавшегося убить Беседующего», — сказала она.
Планчет налил чашу неразбавленного вина и протянул Львице. «Это может быть один и тот же человек», — спокойно произнес он. — «За исключением нового игрока, список наших врагов сокращается. Сахим-Хан, несмотря на свою жадность, продемонстрировал, что не он наш истинный враг, а лорд Хенгриф мертв».
«Кто же остается?» — спросила она.
«Маг Фитерус, например. Мы не много знаем о нем, но он пытался убить капитана Амброделя, ускользнул от неракцев и все еще на свободе».
«Как насчет верховного жреца торганцев?»
Планчет покачал головой. — «Пешка в игре, не игрок, мне кажется. Сахим-Хан уже много дней охотится на него. Он не осмелится показать свое лицо в Кхури-Хане».
«Принц Шоббат?» — предположил Хамарамис.
Здесь Планчет нахмурился и не ответил. Наследник кхурского трона был для эльфов загадкой. Он мало занимался делами государства и проводил большую часть времени, надзирая за восстановлением дворца или развлекаясь. Ходили слухи, что он был причастен к гибели Хенгрифа, но эльфы с трудом могли в это поверить. Никто в Кхури-Хане серьезно не воспринимал избалованного, любящего развлечения принца в качестве угрозы.
Кериан протянула пустую чашу, и Планчет снова наполнил ее.
«Госпожа, как дела у Беседующего?» — тихо спросил Хамарамис.
«Он спит. Лихорадка усиливается каждую ночь и стихает днем».
Планчет сказал: «Целый корпус целителей из Кхури-Хана ждет, чтобы помочь ему».
«Люди достаточно сделали для Беседующего!» — резко ответила Кериан. Выражение ярости на ее лице держалось лишь несколько секунд, затем вернулась привычное бесстрастное опустошение. — «Наш народ может позаботиться о нем».
Хотя она не испытывала неприязни к Са'иде или к Храму Элир-Саны, Кериан так была потрясена вероломным нападением на Гилтаса, что не позволила бы приблизиться к нему кому-нибудь из людей. Эльфийские мудрейшие, в отсутствие ресурсов своей родины, испытывали трудности в контролировании его лихорадки, но Кериан настояла, чтобы только эльфы лечили Беседующего.
Она допила, а затем вернулась в полутемную комнату, где спал Гилтас. Было тепло, но терпимо, жара разгонялась медленно вращавшимся у его кровати вентилятором из пальмовых листьев. Тот приводился в действие сильными руками мальчиков, вращавших ручку, расположенную в смежной комнате. Так велико было их желание помочь своему Беседующему, что большинство приходилось силой отправлять отдохнуть, и позволить другому занять его место.
Вдоль затемненной периферии комнаты шепотом консультировались друг с другом целители. Раздраженная их бормотанием, Кериан приказала очистить комнату.
Она села на свою сторону веревочной кровати, стараясь не перекрывать легкий ветерок от вентилятора. При слабом освещении она видела пот на лбу и вокруг рта Гилтаса. Его дыхание было медленным и ровным, но слегка хриплым. Его глаза были закрыты. Когда она коснулась его щеки, то почувствовала пылающий внутри него жар.
«Я нашла долину, Гил», — тихо сказала она. «Она оказалась прямо там, где и сказал твой библиотекарь, но, боюсь, там нам не место. С ней что-то не так, какое-то проклятие», — она скривилась от столь безграмотного слова, но не смогла подобрать другого, — «лежит на этом месте. Какая-то сила уносит живых существ, включая наших солдат. Мы так и не нашли, куда они исчезли. В Инас-Вакенти совсем нет животного мира, даже ящериц или мух. Я знаю, это место очаровывает тебя, и мы, несомненно, можем отправить других исследователей, чтобы изучить ее, но эта долина не может быть убежищем для нашего окруженного врагами народа».
Он не шевельнулся. Она взяла его руку. Несмотря на пот у него на лице, рука была сухой и горячей, как песок снаружи. Она приблизила лицо вплотную к его лицу, желая, чтобы он очнулся, поправился, услышал.
«Ты должен отказаться от дурацкой идеи, что мы можем обрести новую родину. У нас есть дом. На самом деле, даже два дома. Наш священный долг и наша судьба вернуться и вернуть их. Вот что нам следует сделать, что мы должны сделать!»
Она поняла, что сжимает его руку. Отпустив ее, Кериан встала и начала расхаживать по комнате, словно пойманный в клетку ее тезка.
«Знаешь, в палатках говорят обо мне. Говорят, что я оставила своих воинов, чтобы прийти домой к тебе. Я не могу это отрицать, но не буду извиняться за это. Я прилетела сюда, чтобы быть рядом с тобой».
Она прекратила ходить.
«Гил, нам нужно выбираться отсюда. Как только Сахим-Хан высосет из нас все наши сокровища, он продаст нас Рыцарям, или быколюдям, или еще кому из полудюжины желающих истребить нас группировок. Или кочевники с торганцами объединятся против нас, и избавят его от неприятностей. Что нам тогда делать?»
Он не ответил, лишь лежал, медленно дыша. Находясь в двух метрах от нее, с таким же успехом он мог быть на другом краю континента. Ее мужа здесь не было. Он ушел туда, куда она не могла добраться. Страх, разочарование и беспокойство сдавили ей сердце. Она не могла больше просто сидеть, уставившись на него.
Прихватив свой шлем и портупею с кресла у кровати, она вышла. Добравшись до зала приемов, она отправила целителей обратно.
«Вылечите Беседующего», — коротко сказала она.
В абсолютной тишине она проследовала большими шагами мимо Хамарамиса и Планчета, мимо ожидавших молчаливых групп придворных, мимо верных слуг ее мужа. На площади снаружи огромной палатки она встретила вызванный ею отряд. Один из воинов держал поводья ее лошади. Она, не касаясь стремени, вскочила в седло.
Львица в сопровождении сорока вооруженных воинов в доспехах ускакала в сторону Кхури-Хана.
Гилтас внезапно вздохнул и открыл глаза.
«Сердце мое», — задыхаясь произнес он. Целители ринулись к нему, подумав, что Беседующий жалуется на орган в своей груди, но он имел в виду другое. «Я слышал тебя», — тяжело дыша, продолжил Гилтас. — «Вернись, сердце мое!»
Но Кериан уже ушла.
* * *
Вода от недавних дождей окрасила стены развалин виллы из белого известняка. Случайные семена, давно дремавшие в почве, пустили ростки, покрывая посыпанные галькой дорожки и бывшие сады обилием ворсистых зеленых ростков.
Львица слышала полный отчет Гитантаса о его приключении с Фитерусом и монстрами мага. Когда она и ее всадники добрались до развалин виллы, в центре которых была разрушенная башня, она отправила двадцать эльфов отыскать туши песчаного зверя и мантикоры, а сама с двадцатью оставшимися осталась обследовать территорию поместья, пытаясь найти подсказки к возможному местонахождению мага.
Облака над головой висели неподвижно, и воздух между груд булыжника и опрокинутых колонн не шелохнулся. В атмосфере было тяжелое выжидательное ощущение надвигающейся грозы. Это заставляло нервничать эльфов и их лошадей.
Мертвых чудовищ было довольно легко отыскать. Обезглавленная мантикора распростерлась на груде булыжника. Ближе к вилле подобным же образом растянулся разлагающийся труп песчаного зверя. Эльфам пришлось повязать поверх носов платки, чтобы просто приблизиться к его телу.
Кериан вошла через парадный вход поместья. У нее под ногами валялись обрывки пергамента. Она наколола один кончиком меча и подняла, чтобы прочитать. Он выглядел опаленным. Каждая строчка чернил рукописи была обуглившейся. Ее навыки чтения были ограниченными, но Кериан узнала завитки и узор волшебного символа. Хрупкий пергамент развалился. Его фрагменты, кружась, упали на пол.
Один из воинов окликнул ее. Он обнаружил в разрушенной башне кабинет волшебника. Кериан вошла в башню через большую дверь, которая бесшумно повернулась внутрь на смазанных петлях. Интерьер освещался лишь слабым дневным светом через открытую дверцу люка над головой. Она приставила лестницу, которую они наспех сколотили из найденных в доме деревяшек, и поднялась в бывшую резиденцию Фитеруса.
Круглая комната была заполнена коврами, гобеленами и бесчисленными подушками. Дневной свет проникал сквозь тонкие трещины в стенах башни. Кроме переизбытка убранства, все, что они обнаружили, это лишь еще обрывки хрупкого пергамента, ошейник и поводок мантикоры, и пустую клетку из ивовых прутьев.
Один из эльфов нагнулся, всматриваясь в тени. Внезапно он разогнулся, чертыхаясь.
Кериан подошла. «Что там?»
«Мертвые птицы!» Шесть обычных голубей, бич торговцев по всему Кхури-Хану, лежали мертвыми на коврике. Их обезглавленные тельца образовывали четкую линию.
Кериан заметила приземистую урну в углу. Узнав в ней кхурский сосуд для масла, она подняла его и потрясла. Тот был наполовину полон. Она отослала своих воинов. Когда они спустились по лестнице, Львица начала лить бараний жир на толстый ковер. Отшвырнув пустую урну, она сгребла в кучу на пропитанном маслом ковре обрывки пергамента. При помощи кремня и огнива она высекла сноп искр на маленькую щепотку трута. Вскоре побежал первый красный язычок. Когда она присоединилась к остальным эльфам, из люка уже валил дым.
Снаружи Кериан заметила, как первые языки пламени вырываются из окон виллы и поняла, что дело сделано. Она не только отнимала у врага его крепость, она посылала ему четкое послание: Львица начала кампанию против него, и не будет никакой пощады.
В садах другая половина ее отряда обвязала дюжину веревок вокруг туши песчаного зверя. Гангренозная рана на его бедре принесла Кериан огромное удовлетворение. Может, Хенгриф и сразил зверя, но она со своими воинами замедлила его, так что Хенгриф смог завершить начатое. Если бы он повстречал песчаного зверя как они в первый раз, у нее не было сомнений, что тот убил бы рыцаря также легко, как и ее отважных воинов.
Привязав зловонную тушу к своим протестующим лошадям, эльфы ожидали ее следующего приказа.
«Следуйте за мной», — велела им Кериан.
Отряд покинул Хабалу и въехал в Кхури-Хан. В хвосте процессии шесть всадников волокли за собой безжизненное тело песчаного зверя. Кхурцы из открытых окон и дверей реагировали с ужасом, когда разлагающиеся останки тащили мимо их домов, оставляя след из крови и кусков плоти. Некоторые визжали, многие проклинали лэддэд, когда те шествовали мимо них.
Ехавший рядом с Львицей воин спросил: «Генерал, зачем мы?..»
«Это подарок Сахим-Хану», — невозмутимо ответила она.
Эльфы сохраняли строй, но все гадали, не было ли это самоубийственной поездкой. Известно было, что хан людей убивал за много меньшие оскорбления.
Массивная туша заставляла их держаться широких оживленных улиц. Те вели их сквозь сердце Кхури-Хана. К тому моменту, когда они обошли стороной Большой Суук, позади них собралась толпа. Львица не обращала внимания на враждебных рассерженных кхурцев и размеренно продолжала движение.
Весть об их приближении опередила их, и когда они добрались до ворот Кхури ил Нора, те оказались крепко запертыми перед ними. Кериан велела своим солдатам подтащить гниющего песчаного зверя прямо к воротам и обрезать веревки.
Сверху из-за зубцов башни кхурский офицер прокричал: «Лэддэд, что вы делаете? Вы не можете оставить это здесь!»
Она сняла шлем. Несмотря на облачное небо, ее золотистая голова сияла, словно залитая солнцем.
«Я — Кериансерай, супруга Беседующего с Солнцем и Звездами», — возвестила она своим лучшим командным голосом. — «Это подарок Сахим-Хану с моими поздравлениями. Вызовите его».
Внезапно офицер рассмеялся: «Никто не вызывает Хана Всех Кхурцев!»
«Скажи ему, что это касается резни в лагере кочевников и его ручного колдуна, Фитеруса».
Упоминание злодеяния взбудоражило толпу позади эльфов. Раздались сердитые выкрики и угрозы. Эльфийские воины, и так напряженные, обхватили пальцами рукояти мечей и с трудом сдерживали своих норовистых лошадей. Только Кериан сохраняла невозмутимость. Она высоко восседала на своей гнедой, распрямив спину и не сводя глаз с кхурского офицера.
Возможно, его убедила ее спокойная настойчивость, а может, рычащая толпа позади нее, но офицер исчез с башни. Некоторое время ничего не происходило. Прогремел далекий раскат грома. Привлеченные падалью мухи досаждали всем. «Нечестивцы!» — кричала толпа. — «Вышвырнуть убийц!»
Наконец, двойные ворота распахнулись. Толпа смолкла. Снова пророкотал гром.
Двойная колонна кхурских солдат, по двадцать человек, строем вышла из ворот. Позади них шел не Сахим-Хан, но Хаккам, командующий ханской армией. Солдаты остановились, а Хаккам продолжил движение между шеренгами, приближаясь к Львице.
«Леди Кериансерай», — произнес он. Он скривился на тушу. — «Смотрю, вы охотились».
«Нет, генерал. Словно стервятник, я лишь подобрала то, что уже было мертво. Сахим-Хан идет?»
«Конечно, нет. Скажите мне то, что должно быть сказано».
Почувствовав, что добилась всего, чего могла, Львица скрестила запястья на луке седла и наклонилась вперед к нему.
«Эта зловонная туша — все, что осталось от песчаного зверя. Мне кажется, они водятся у вас в глубокой пустыне». Хаккам признал, что так и есть. «Он был убит несколько ночей назад лордом Хенгрифом. Знаете этого человека?» — с сарказмом спросила Кериан.
Поддерживая ее тон, Хаккам ответил: «Воин великой отваги. Но интриган не из лучших».
«Этот зверь был убит в Хабале, на территории виллы, уничтоженной Малис. Этот зверь прибыл туда из Долины Голубых Песков, где пытался убить меня со всем моим отрядом».
Ее слова снова заставили толпу заволноваться и заворчать. Кериан повысила голос, чтобы быть услышанной. «Сперва, я подумала, что он наткнулся на нас случайно, но после первого нападения, тот преследовал нас на протяжении пятидесяти миль открытой пустыни. Одной ночью, мы прошли мимо мирного лагеря племени Вейя-Лу по дороге в долину. Мы не причинили им вреда. Преследовавший нас песчаный зверь, должно быть, вырезал их после того, как мы прошли».
Воцарилась абсолютная тишина. Жужжание мух казалось очень громким.
«Когда мы сразились со зверем в последний раз, мы ранили его, и он бежал». — Она благоразумно обошла тему блуждающих огоньков и мгновенного перемещения песчаного зверя весом в одну тонну из Инас-Вакенти в Кхури-Хан.
«Спросите себя, генерал Хаккам, спросите себя, как я спросила, почему эта тварь, раненая, в агонии, оказалась на территории разрушенного поместья в вашем городе?»
Он сложил на груди мускулистые руки и вежливо произнес: «И почему?»
«Она вернулась к своему хозяину, колдуну Фитерусу, который жил в этом разрушенном поместье. Обезумевшая от боли, она напала на одного из моих воинов, который следил за магом. Удачное появление лорда Хенгрифа положило конец ее кровожадному буйству».
Хаккам еще минуту сверлил ее взглядом, сузив глаза в раздумье, затем медленно приблизился к мертвому зверю. Его гниющая шкура была едва видна под шевелящимся ковром мясных мух. Хаккам был закаленным пустынным воином и не передернулся от отвращения.
«Какие у вас доказательства?» — спросил он поверх жужжания и гула занятых работой насекомых.
«Доказательства — это мои слова, и доказательства — это логика. Я не убиваю невинных. А песчаный зверь убивает, и убил».
«А этот колдун, о котором вы говорите?»
«На свободе в вашем городе, возможно, даже теперь во дворце у Хана. Найдите его, генерал. Задайте ему вопросы».
Она подняла руку в перчатке, и, как один, ее эскорт развернул своих лошадей. Толпа почти в тысячу кхурцев заполнила дальнюю часть площади. Львица проскакала сквозь строй своих воинов и решительно направилась в сторону людской стены. Когда кхурцы поняли, что она не собирается отворачивать, они поспешили убраться с ее пути. Остальные эльфы последовали за ней.
Рассерженный Хаккам сплюнул на мостовую и оглянулся на Кхури ил Нор. Он надеялся, что его суверен получил добрую порцию душка от этого подарка Львицы. Приказав, чтобы гниющую тушу вывезли, он направился с докладом к Хану.
Сахим-Хан ожидал во внутреннем дворе. Он потребовал разъяснений. Генерал сделал краткий доклад о причинах, побудивших Львицу притащить мертвого монстра к дворцу.
Выражение на лице Хана было странным, нечитаемым даже для его давно служившего генерала, но голос был твердым, когда он ответил: «Это серьезное оскорбление трону Кхура. Я пожалуюсь Беседующему».
«Могущественный Хан, Беседующий лежит в своей палатке тяжелораненый», — напомнил ему Хаккам. — «Пока он лежит там, Кериансерай правит лэддэд».
Генерал отсалютовал и был отпущен. Он быстро удалился, чтобы скрыть слабую улыбку на лице. Поэтому и пропустил тихий задумчивый смешок хана.
Сахим был заинтригован доводом Кериансерай. Лэддэд ловко избежали ответственности за резню. Тупоголовые кочевники могли все еще считать, что это сделали эльфы, но этот рассказ в считанные часы облетит город, и горожане подумают иначе. В наши дни песчаные звери практически стали легендой, так редко их видели, но каждый кхурец знал рассказы об их свирепости. В старину песчаный зверь в одиночку время от времени задирал стадо в две сотни коров или овец за одну ночь. В тех местах, где эти чудовища прежде обитали в больших количествах, отрядам кочевников приходилось воздвигать деревянные ограды, чтобы защищать свои ночные лагеря. И даже в этом случае, многие их соплеменники погибали. Чтобы песчаный зверь оказался здесь, внутри городских стен, это и в самом деле было чудом.
«Ловко проделано, леди», — подумал Сахим, заходя обратно в цитадель.
К досаде, его мысли переключились на Фитеруса, и всякая тень веселья исчезла. Он быстро терял терпение с этим жалким магом. Махинации Фитеруса обходились трону Кхура намного дороже, чем стоили его услуги. С этим следовало что-то делать. И побыстрее.
На некотором удалении, наверху крепости, практически там, где он выпустил ту изумительную стрелу, Шоббат наблюдал, как убыли эльфы, и кхурские солдаты уволокли мертвого песчаного зверя. Запах разложения достигал его даже на такой высоте. Он отвернулся, поднеся к носу надушенный кусок ткани.
«Сильно воняет, не правда ли?»
Шоббат вздрогнул. Фитерус был здесь, где его мгновением ранее еще не было.
«Я не посылал за тобой!» — с трудом выдавил принц.
«Мне хотелось хорошей точки обзора представления». — Маг в капюшоне подошел к краю балкона и заглянул вниз, положив на перила свои длинные пальцы. — «Отвратительное создание. Хотел бы я знать, каким образом оно попало из пустыни в город. Несомненно, кто-то должен был заметить, как оно прошло через открытые ворота».
«Кажется, оно за одну ночь добралось сюда из Долины Голубых Песков», — сказал Шоббат, потирая руки. Они были необъяснимо холодными. — «Оно пришло прямо к тебе. Это ты призвал его?»
«Конечно же, нет. Глупая тварь хотела убить меня. Этот инцидент потребует кое-какого изучения».
«Фитерус, не приходи сюда снова. Это слишком опасно для меня».
Капюшон отвернулся от общего плана. «Да, так и есть», — согласился Фитерус, и затем исчез.
Ноги Шоббата дрожали. Он плюхнулся на скамейку из песчаника у него за спиной. Маг вышел из-под контроля, появляясь и исчезая из дворца по своему хотению. С этим следовало что-то делать. И побыстрее.
Тем не менее, у него были все основания чувствовать себя уверенно. Эльфы добрались до долины, но не остались там. Конечно, это бы отменило пророчество Оракула. Он избавился от Хенгрифа, который сперва подкупил его, а затем шантажировал этой взяткой.
Воспоминание о смерти Хенгрифа вызвало слабую улыбку. В некотором смысле это была репетиция смещения его отца. Убийство за закрытыми дверьми было не лучшим вариантом. Оно будоражило конкурентов и давало изменникам возможность прикрываться совершением правосудия. Лучшие заказные убийства совершались на публике, в присутствии верных сторонников. Многие из стражников Сахим-Хана уже получали плату от Шоббата. И будут еще больше. И тогда Шоббат нанесет удар.
Скоро.