Послеобеденный покой Кхури-Хана сначала нарушили звон систров и лязг кимвалов. Домохозяйки поднимали шторы, закрывавшие оконные проемы, и высовывались наружу, чтобы выяснить, что за шум. Суукеты, отдыхавшие от утренней торговли, сдвигали назад свои шляпы или выходили из-под своих тентов. Предвидя мероприятие, торговцы вином на Большом Сууке вновь открыли свои палатки. Уличные собаки Кхури-Хана, бывшие всегда настороже, принялись лаять.

Звучали низкие удары барабана, два медленных, затем два коротких. Появился квинтет стражей. Их шлемы были криво нахлобучены, застежки доспехов болтались, они ведь тоже спали. Они выстроились в неровную линию и взяли оружие на караул, изобразив, насколько это было возможно солдатами Хана, стойку смирно. Кто-то приближался — кто-то важный.

Любопытные кхурцы сперва увидели двойную шеренгу из двадцати эльфийских девушек. Каждая была одета в белое до колен шелковое платье и, в качестве уступки палящему солнцу, в намотанный вокруг головы соответствующий шарф. Позолоченные пояса, украшавшие их стройные бедра, искрились, как и обвивавшие их шеи гирлянды золотых листьев. Они несли белые корзины, разбрасывая перед собой их содержимое. Дома это были бы лепестки цветов. Здесь, в Кхури-Хане, это был белый песок, промытый и отполированный до серебряного блеска.

Позади двадцати девушек шли тридцать эльфийских юношей, также одетые в белое. Ладони, ступни и лица были загорелыми от многих лет жизни в пустыне, но руки и ноги были по-прежнему бледными, будто от лесного полумрака. На каждом эльфе был широкий ремень, сделанный из соединенных между собой золотых пластинок. В центре каждой пластинки сверкал огромный плоский драгоценный камень, оливин или аквамарин. Каждый из этих тридцати эльфов вертикально держал покрытый золотом шест. На вершине десяти шестов был золотой символ солнца, на следующих десяти — стилизованная серебряная звезда. Наверху оставшихся десяти был плоский диск из лазурита, на котором были изображены золотое солнце и серебряная звезда одинакового размера. Кхурцы не могли знать, что драгоценного металла на этих штандартах были только тонкие пластинки поверх основания из меди или латуни. Тем не менее, они представляли собой впечатляющее зрелище.

Теперь уже кхурцы всех возрастов высыпали из своих домов, чтобы посмотреть этот дивный парад. Много лет они продавали мясо, муку, одежду и мыло лэддэд, и ничто не рассеивало таинственность, как такие простые практичные дела. Эльфы, которых они встречали, никак не были похожи на тех, о ком говорилось в преданиях. Они были хмурым немногословным народом с покрасневшими лицами и грязными ногтями. Не то, что великолепное зрелище, шествовавшее сегодня по улице. Вот это были эльфы из легенд!

За эльфийскими девушками и носителями штандартов шли музыканты. Четыре пары литавр вышагивали в центре улицы, по бокам от них шли по дюжине одетых в белое молодых эльфов, либо встряхивавших систры, либо звеневших кимвалами. Ритм был настойчивым, два медленных удара, за ними два быстрых, снова и снова. По пятам за барабанщиками следовали двенадцать загорелых эльфов постарше, одетые в зеленое. Это были кагонестийские дудочники, несшие сдвоенные флейты из серебра и меди. Пока не играя, они шествовали с гордой четкостью, на их плечи свободно спускались темные волосы, а их головы покрывали кожаные шапочки.

Парад вышел на широкую улицу Салах-Хана, шедшую вдоль западной границы Большого Суука, и дудочники подняли свои инструменты. Над городом пустыни поплыли трели. Эльфийские голоса подхватили, выкрикивая «Эш! Эш!» — древнее утреннее приветствие солнцу. Тридцать штандартов, солнца, звезд и их соединения, взмыли в небо.

За дудочниками показались марширующие пятьдесят воинов из стражи Беседующего, во главе с Хамарамисом. Они выстроились в своих лучших доспехах, в шлемах с плюмажем и бриллиантово-зеленых плащах. Грубияны бы обратили внимание на потертости и вмятины на доспехах, что несколько плюмажей были сломаны, но такое несовершенство не умаляло зрелища. Короткий меч каждого воина был вложен в ножны и висел на спине, традиционный способ показать мирные намерения. Каждый солдат в левой руке держал прижатый к груди медный с железом щит, а в правой руке сжимал сделанный из слоновой кости церемониальный жезл с наконечником в виде солнца или звезды.

В последней шеренге этих воинов маршировал бдительный Гитантас. Он был прикреплен к страже Беседующего, так что мог указать на призрака, которого видел в палатке Гилтаса, если это существо снова появится.

Следом за солдатами шла делегация сильванестийцев, во главе с лордом Мориллоном Амброделем. Они были одеты, как веками одевались сильванестийские лорды, в небесно-голубые, солнечно-желтые или звездно-белые мантии в складку. Считая ниже своего достоинства портить впечатление практичными головными уборами, сильванестийцы шли с непокрытыми головами. Позже их постигнет расплата за свою гордость в виде солнечных ожогов и потниц.

Последним следовал сам Беседующий, пешком. Он мог ехать верхом, но так как каждая лошадь в его армии была на счету, он отказался. Путь от Кхуриноста до дворца не был долгим. По крайней мере, не таким долгим, как от Квалиноста до Кхура.

Он не надел свою лучшую мантию — из золотой материи с огненной подкладкой, в которой короновался — а закрывавшее лодыжки простое белое платье, с рукавами по локоть. Вокруг талии была повязана веревка из плетеных золотых полос, шею окружало ожерелье из кусочков лазурита, а каждое запястье украшали золотые браслеты. Он также решил не надевать корону, ни солнечную диадему Квалинести, ни звездный обод Сильванести. Он был Беседующим в изгнании. Ношение короны, не имея дома, казалось Гилтасу верхом высокомерия.

Вокруг него шли четверо привилегированных сенаторов, неся шесты, поддерживавшие полог из светлого полотна. Его скудная тень была единственной защитой Беседующего от солнца. Планчет шел у его левого локтя. Где должна была идти его супруга, Гилтас умышленно оставил пустое место, из уважения к Кериансерай.

Парад завершали сановники всех видов. Каждый эльф нес какой-то знак, свой или своего поста: жезл сенатора, медальон придворного, свиток ученого, пузырек лекаря и так далее.

Не все наблюдавшие процессию кхурцы были очарованы или изумлены. Некоторые смотрели сердито, некоторые грозили торжественно маршировавшим эльфам кулаками. Только однажды, когда они следовали мимо Большого Суука, в их сторону что-то полетело. Несколько перезрелых фруктов попали в церемониальную стражу. Они не сбили шаг, а солдаты Хана врезались в толпу. Они нашли юных правонарушителей и погнали их прочь, колотя оливковыми палками.

Самый прямой маршрут из лагеря эльфов в Кхури ил Нор вел узкими извилистыми улицами и темными переулками. Большой парад Гилтаса умышленно выбрал другой путь, следуя по самым широким городским улицам, чтобы придать масштаб его блеклому великолепию. В величайшие дни Ситэла или Кит-Канана королевская процессия Беседующего исчислялась бы многими тысячами. Сейчас же она насчитывала менее трех сотен.

Лишь еще один примечательный инцидент случился во время шествия эльфов, возле огромного артезианского колодца Нак-Сафала. Улица Салах-Хана пересекала Храмовый Путь у этого колодца. Самым настоящим образом, это был истинные центр Кхури-Хана, более священный, чем любой храм, более жизненно необходимый, чем дворец или амбар. Никогда за всю суровую историю Кхура этот колодец не пересыхал. Когда на город свалилась Малистрикс, бедные и беззащитные бежали к Нак-Сафалу, зная, что бы ни случилось, они не будут испытывать недостатка в живительной воде. Раздосадованная этим проявлением веры, красная драконица оторвала камень от городской стены и швырнула в колодец. Огромный камень был поглощен белым песком на дне колодца, и лишь единственный угол показался над поверхностью воды. Пять дней Нак-Сафал переливался через край, мягко омывая булыжники площади. По-прежнему зарытый в песке, этот камень среди горожан получил прозвище Малш-меккек, Зуб Малис.

Когда парад Беседующего огибал колодец, Гитантас Амбродель заметил стоявшую у его края фигуру в лохмотьях в капюшоне. Капюшон повернулся к нему, и эльф внезапно ощутил головокружение. В обрамлении гнилой материи показалось лицо странного призрака, которого он заметил в палатке Беседующего прошлой ночью. Неестественные жесткие карие глаза вперились в Гитантаса. Его шаг сбился. Барабаны, дудки, кимвалы звучали где-то далеко. Он ощутил в желудке странное кручение, будто земля неожиданно ушла из-под его ног, и вдруг ему показалось, что он стоит снаружи своего собственного тела, наблюдая, как он шагает плечом к плечу с почетной стражей. Увидеть себя марширующим весьма сбивало с толку. Гитантас начал падать.

Сильная рука поймала его за шею сзади. «Осторожно, парень», — произнес Планчет, удерживая его, — «Помни, где находишься!»

«Он здесь!» — задыхаясь, сказал Гитантас. — «Шпион-призрак, которого я видел в палатке Беседующего! Он у колодца, в коричневых лохмотьях!»

Планчет прищурился от солнца. «Но это не призрак. Я сам его вижу. Ты уверен?»

«Это он…»

Пока Гитантас фиксировал свой взгляд на земле, стараясь восстановить равновесие, Планчет снова посмотрел на грязную фигуру в коричневом. Тот был все еще там, отвернувшись от камердинера. Затем, в течение промежутка от одного удара сердца до другого, он исчез. Планчет моргнул и пристально посмотрел, но сгорбленный человек исчез. Камердинер покачал головой. Не нужно было обладать особым воображением, чтобы сообразить, что тот, скорее всего, был колдуном или магом. Возможно, даже самим таинственным Фитерусом.

«Ты так думаешь?» — спросил пришедший в себя Гитантас, и Планчет понял, что произнес это предположение вслух.

«Возможно», — ответил камердинер, подталкивая Гитантаса обратно на свое место в процессии.

Парад эльфов достиг площади перед Кхури ил Нором, где их уже ожидала дворцовая стража Сахим-Хана во всех регалиях. Хотя им недоставало грации и стиля эльфов, ханская элита обладала своим собственным варварским величием. Отобранные по росту и телосложению, гвардейцы представляли собой внушительное зрелище в своих высоких остроконечных шлемах, сочлененных нагрудниках и плащах из шкур леопарда. Выстроившиеся в две группы у главных ворот крепости, стражники ударили о землю алебардами и крикнули: «Сахим-Хан!»

Эльфы остановились между группами кхурских солдат. Девушки и носители штандартов отошли в сторону, позволяя приблизиться остальной части процессии. Вскоре визирь Сахима, Зунда, приветствовал Гилтаса у входа во дворец. Реликт со времен дракона, Зунда сохранил за собой место визиря, будучи самым льстивым, самым подобострастным придворных Кхури-Хана. Спадавшие на плечи кучерявые волосы явно были париком, а ровный черный цвет его искусно завитой бороды явно был следствием использования краски.

«Приветствую тебя, о Свет Эльфийских Наций!» — громко нараспев произнес Зунда, поклонившись так низко, как только позволил его живот. — «Великий Хан Всех Кхурцев, Лев Пустыни, Победитель Драконов, Сахим, сын Салаха, приветствует тебя!»

Гилтас на мгновение опустил глаза в знак признательности. Повинуясь его жесту, вперед выступил лорд Мориллон, чтобы ответить визирю.

«Благородный Беседующий с Солнцем и Звездами, Гилтас, из благородной фамилии, убедительно просит аудиенцию у Великого Хана». Сильванестиец в цветистости речи не собирался уступать какому-то там кхурцу.

«Выдающийся Сахим, Отец Кхура и Источник Справедливости, услышал о вашем приближении. Он просил меня, своего самого ничтожного визиря, сопроводить вас пред его внушающее трепет присутствие».

Все взгляды, за исключением Беседующего, переключились обратно на Мориллона.

Сильванестиец прижал руку к груди и склонил голову, снисходительно улыбаясь. «Милостивый визирь, мы благоговеем перед великодушием вашего Великого Хана. Я, Мориллон Амбродель, сын Кенталантаса Амброделя и советник Беседующего с Солнцем и Звездами, умоляю вас вести нас, и мы с признательностью предстанем пред присутствие вашего могущественного повелителя».

Все посмотрели обратно на Зунду. Это явно была борьба не на жизнь, а на смерть.

«Мое сердце переполняется, благородный Мориллон! Если бы я должен был погибнуть в этот момент, я бы умер в блаженном довольстве от знакомства с прославленными личностями моего Великого Хана, Сахима, сына Салаха, Беседующего с Солнцем и Звездами и вашим самим благородством! Вы должны проследовать, и его благоприятная аудиенция начнется!»

Зунда немедленно отступил, поклонившись три раза при отходе. Хамарамис отдал приказ, и почетная стража двинулась за ним.

Проходя мимо покрасневшего Мориллона, Гилтас прошептал: «Мне кажется, он победил».

Кхури ил Нор был все еще в плохой форме, хотя восстановительные работы продолжались днем и ночью. Внутренний двор был расчищен от завалов, но восстановленные фасады Нор-Хана и Ханства (личной резиденции Сахима) по-прежнему имели большие секции неглазурованного кирпича и необработанной древесины. Флаг Кхура с парой стоящих на задних лапах золотых драконов свисал с зубчатой стены Большой Цитадели, медленно колыхаясь в горячем бризе. Он был продырявлен когтями Малис, что придавало ему вид вымпела.

Вытянувшиеся стражники открыли тяжелые бронзовые двери. Воздух внутри крепости обладал приятной прохладой. На выходящей к морю стороне дворца огромные парусиновые рукава направляли морской бриз внутрь. Это охлаждало дворец и наполняло его запахом океана.

Нор-Хан был лабиринтом широких залов с высокими потолками и длинных невысоких коридоров. Частично это было сделано умышленно, чтобы запутать незваных гостей, но и также служило отражением изменчивой истории Кхура. Ханы при деньгах строили щедро. В отличие от бедных. Результатом явился сумасбродный дворец, успешно передвигаться по которому могли лишь опытные лакеи и придворные вроде Зунды.

Во время их странствия по залам Планчет заметил, что они во второй раз проходят под одной и той же областью осыпавшейся с потолка штукатурки. Он прошептал: «Сир, они водят нас по кругу».

Гилтас улыбнулся. «Сахим-Хану нужно время приготовить приветствие».

Когда Зунда, наконец, привел эльфийскую делегацию в зал приемов, Сахим сидел на Сапфировом Троне, ожидая их. На нем было роскошное платье из темно-синего шелка; по кайме были вышиты красные и золотые драконы. Его голову венчала красная корона Кхура, а его борода была расчесана и уложена в аккуратные завитки. Он широко улыбнулся, когда Зунда объявил Беседующего с Солнцем и Звездами.

«Брат мой!» — воскликнул он, вставая. — «Чем я обязан такой неоценимой чести?»

Гилтас остановился у подножья тронного возвышения. Он не поклонился. Как наследник двух старейших монархий в известном мире, он имел старшинство перед выскочками вроде Сахима. Однако протокол был не важнее дипломатии, поэтому он нашел способ воздать должное хозяину. Широким махом рук, Гилтас ухитрился выразить дух поклона, не выполняя его.

«Великий Хан, я пришел обсудить с вами нарастающее в вашем городе беспокойство», — произнес он. — «Как вам известно, моя супруга, леди Кериансерай, подверглась нападению на Храмовом Пути. Двумя днями позже, толпа кхурцев взбунтовалась на рынках, ища эльфов, чтобы избить и убить».

«Ах, да», — Сахим сел обратно. — «Мне известны эти злоумышленники, и их ищут, чтобы покарать, даже сейчас».

Большинство в эльфийской делегации молча кипели от злости, видя, что их Беседующий вынужден стоять перед Ханом, словно обычный проситель. Со своей стороны, Гилтас надел безликую маску, которую он так долго носил во время оккупации Квалиноста Маршалом Меданом.

«Кто эти люди? Преступники?»

«Теперь да!» — сказал Сахим и неприятно рассмеялся. — «Они фанатики, религиозные фанатики».

«Как мой народ задел их?»

«Всего лишь своим существованием, Великий Беседующий. Поклоняющиеся Торгану любят свою страну, но присутствие», — он едва не сказал лэддэд, — «эльфов в Кхуре кажется им оскорблением нации и их бога».

Этот обмен репликами между правителями, вежливый на поверхности, продолжался какое-то время. Беседующий пытался получить гарантии, что на его подданных больше не будут нападать, в то время как Сахим уклонялся от любых обещаний. Планчет воспользовался этим временем, чтобы изучить обитателей тронного зала, тех, кого он мог видеть, не поворачивая головы. Сильнее всего бросалось в глаза отсутствие наследника Сахима. Принц Шоббат уже какое-то время не появлялся на публике. Ходили слухи, что он был совершенно болен. Вдоль стен комнаты выстроилась пестрое собрание кхурцев, горожан и кочевников. Знатных граждан Дельфона и Кортала можно было опознать по их характерным стилям: конические шапки с плоским верхом на дельфонцах и одеяния западного образца на жителях Кортала, территории, расположенной возле неракской границы.

«Некоторые из злодеев фактически уже признались», — произнес Хан, и внимание Планчета переключилось обратно на него. Учитывая используемые в подземельях Хана методы убеждения, его заключенные признаются в чем угодно.

«Они все до единого утверждают, что неприятности начались, когда эльфы заплатили за товары испорченными монетами».

Негромкий разговорный фон в зале стих. Сахим только что обвинил эльфов в распространении монет, изготовленных из менее качественных сплавов, а не из чистой стали, золота, серебра или меди. Тонкие брови Беседующего сдвинулись. Близко знакомые с ним распознали признаки нарастающего гнева.

«Я ничего не знаю об этом», — коротко сказал он.

Сахим наклонился вперед, его лицо выражало озабоченность. «Торговцы в Сууке рассудительны, но многие живут на грани разорения. Потерянный из-за плохих монет дневной заработок может означать голод для их семей. Мне сообщили, что весть о фальшивых монетах достигла сыновей Кровавого Стервятника, и они собрались заставить эльфов-злоумышленников расплатиться настоящим металлом». Он снова откинулся назад, широко разведя руки. «Увы! Они не могли отличить виновных от невиновных, и нападали на всех эльфов, которых нашли. Но будьте уверены, Великий Беседующий, проблема решена. Преступники заплатят своими головами».

Он объявил об этом с тем же непринужденным видом, с каким другой человек пообещал бы оказать небольшую услугу. Свита Беседующего стояла с мрачными выражениями лиц. Сахим, поклявшись наказать бунтовщиков, откровенно возложил ответственность за беспорядки на эльфов, и вызывал Беседующего возразить ему.

Губы Гилтаса тронула слабая улыбка. «Да свершится правосудие Могущественного Хана», — произнес он, слегка наклоняя голову. — «Могу я сделать предложение во имя добрых отношений между нашими народами?» Хан величественно махнул ему продолжать. «Позвольте мне возместить ущерб потерявшим деньги торговцам и семьям людей, которые предстанут пред вашим судом. Я сделаю это из своей собственной сокровищницы».

Заполнявшие пространство вдоль стен люди зашевелились и зашептались. Они не ожидали подобного.

Сахим-Хан, с другой стороны, не мог сдержать исказившую его лицо ухмылку. Он сиял, когда говорил, что великодушие Беседующего не будет напрасным.

«Вежливый грабеж!» — думал Гитантас. Стоя на своем месте в рядах почетной стражи, он кипел от несправедливости того, что Беседующий должен платить за бунт, устроенный не эльфами. Сахим был грабителем в той же мере, как если бы держал острие ножа у горла Беседующего и требовал у того кошелек! И Гитантас не сомневался, что каждый кусок стали из так называемой компенсации осядет в карманах Хана.

Чтобы отвлечься от гнева, Гитантас принялся блуждать взглядом. Почетная стража была разделена на две шеренги, стоявшие лицом внутрь в сторону Беседующего. Гитантас находился справа от Беседующего и глядел на кхурцев по правую руку от Сахима, что толпились вдоль северной стены зала.

Рассматривая кхурцев, он надеялся увидеть среди них человека в лохмотьях, но тщетно. Он заметил лорда Хенгрифа. Хоть и облаченный в штатское, неракец было безошибочно узнаваем. Позади него стояли четверо более крупных людей. Как и Хенгриф, они были гладко выбриты и одеты в гражданские наряды. Гитантасу не составило труда понять, кто это были — личные телохранители рыцаря, и скорее всего, те же самые люди, что пытались схватить Гитантаса и Планчета прошлой ночью в Храме Элир-Саны.

Внезапно Хамарамис рявкнул команду. Почетная стража дружно развернулась лицом от трона. Беседующий слегка поклонился, и Хан медленно удалился. Аудиенция была окончена.

Эльфы покидали зал с гордым достоинством, но каждое сердце пылало от стыда, и челюсти у всех были стиснуты. Только Беседующий выглядел спокойным. Он произнес несколько слов своему камердинеру. Гневный румянец на лице Планчета остыл. Он послушно кивнул и удалился от Беседующего.

Снаружи, музыканты, придворные и носители штандартов начали снова выстраиваться. Гитантас занял было свое место в хвосте почетной стражи, но был отозван в сторону.

Планчет сунул ему кхурское платье и прошипел: «Избавься от своих доспехов и надень это. Ты остаешься в городе».

Капитан знал, зачем: отыскать Фитеруса. Расстегивая нагрудник под прикрытием толпы соотечественников, он прошептал: «Что мне делать, если я найду его?»

«Отправь сообщение. Об остальном мы позаботимся». Затем Планчет добавил: «Этим сообщением будет „Орлиный Глаз“. Это будет означать, что ты нашел колдуна».

Гитантас натянул через голову платье. Оно воняло, словно его только что сняли с предыдущего владельца. С натянутой на уши шляпой, и опустив подбородок, чтобы скрыть безволосые щеки, он выскользнул из рядов своих товарищей.

Исследование карманов платья принесло плоды в виде кошелька с двадцатью стальными монетами, осязаемой суммой. Ее должно быть достаточно, чтобы купить нужную ему информацию.

* * *

Один из передовых разведчиков галопом вернулся назад, копыта его лошади громко цокали по каменистой почве. Хотя квалинестиец не произнес ни слова, пока не остановил своего скакуна перед ней, по его лицу было видно, что ему повезло.

«Я нашел проход, Генерал! Вход в долину!»

Он подтвердил идентифицирующие вехи, которые Кериан запомнила по карте Гилтаса. Три покрытые снегом вершины были здесь, выстроившиеся в ряд. Никакие следы не вели внутрь или из прохода.

Кериан испытала облегчение. Она и не думала, что кочевники с ними уже закончили, но, по крайней мере, они не добрались первыми до прохода. Песчаный зверь также не давал ей покоя. Нельзя было сказать, когда эта тварь снова может появиться.

Пока разведчик и его тяжело дышавшая лошадь утоляли жажду, она переключилась на другую важную задачу. Пришло время известить Гилтаса об их успехах. Солнце в вечернем небе было уже низко, но она не хотела ждать до утра, чтобы отправить гонца.

Для возвращения в Кхуриност с составленным ей отчетом она выбрала крепкого кагонестийца по имени Рыжий Ястреб. Запечатанные письма были вложены в кожаный чехол, который кагонестиец повесил на шею. Она протянула ему последнее письмо, плоский сверток, завернутый в промасленную ткань и запечатанный воском.

«Это», — сказала она, — «лично для Беседующего. И ни для кого другого. Остальные послания можно передать Планчету или Хамарамису, но это не должно попасть ни в чьи руки, кроме Гилтаса Следопыта».

Рыжий Ястреб поклялся в точности выполнить поручение. Положив руку в синей татуировке на чехол на шее, он дал обет: «Покуда я жив, я не выпущу его». Никто лучше нее не знал значимость данного диковатым эльфом обязательства.

Когда Рыжий Ястреб скрылся за горизонтом в клубах пыли, она переключила свое внимание обратно на квалинестийского разведчика.

«Веди нас к входу в проход. Мы разобьем там лагерь на ночь».

Колонна двинулась дальше с квалинестийцем во главе.

Вдали виднелись три горные вершины, заслонявшие весь дальнейший путь. Кериан изумленно разглядывала их снежные вершины. Она даже не могла вспомнить, когда в последний раз видела снег.

Когда колонна вошла в устье прохода, последний лучик солнца исчез за западной грядой слева от них. Как только свет исчез, температура резко пошла вниз, заставляя дрожащих всадников кутаться в давно не использовавшиеся плащи. На самом деле, было не так уж холодно, но после пекла Высокого Плато, воздух казался ледяным.

В проходе было тихо. Ветер, обдувавший эльфов с тех пор, как впервые показались Халкистские Горы, стих. Хотя вокруг было больше растительности — карликовых сосен и искривленного можжевельника, колючего кустарника и шипастых алоэ — местность казалась странно безжизненной. Единственным слышимым звуком был стук по гальке копыт их лошадей. Ни птицы не щебетали с деревьев, ни насекомые не жужжали.

Цвета изменились. Для эльфийских глаз пустыня была скучной, целиком желтой, коричневой и серой, и увенчанной вечно голубым неестественно плоским безоблачным небом. У устья Инас-Вакенти палитра пейзажа получила едва уловимые оттенки. Склоны гор мягко окрашивались багровыми и синими тонами. Темно-зеленые сосны высились над более светлым можжевельником. Пятна мхов и лишайников окрашивали камни серебристо-серым или зеленым цветом, интенсивным, как популярный в Кхури-Хане лайм.

Кериан все это не нравилось. Когда долина была всего лишь точкой на карте, у нее было множество причин не хотеть отправляться сюда, и еще меньше — жить здесь. Теперь, когда все это стало реальностью, когда она оказалась здесь, ее неприятие только усилилось. Само это место ощущалось неправильным. Каким-то испорченным.

Не одна единственная заметила это. Фаваронас плотнее закутался в плащ. «Ощущение, словно на кладбище», — пробормотал он, бросая взгляды налево и направо.

Эльфы непроизвольно замедлили шаг. Они прошли сквозь огненное горнило Высокого Плато, теряя многих в своих рядах из-за кочевников, песчаного зверя, теплового удара и, наконец, когда достигли своей цели, никто не ощущал радости. Никто не улыбался. Как и Фаваронас, все неуверенно осматривались, не упиваясь зрелищем своей сказочной точки назначения, а внимательно оглядывая ее с подозрением. Разговоры стихли. У всех на лице читалась одна мысль: Что это за место?

«Генерал! Следы!»

Кериан стряхнула похоронное настроение и пустила своего скакуна рысью. Всадники авангарда обнаружили область с отпечатками. Лошади пересекли планировавшийся маршрут эльфов, слева направо. Кериан спешилась и присоединилась к разведчикам, став на колени, изучая следы.

«Маленькие копыта. Неподкованные», — обратила она внимание.

«Пони кочевников», — согласился разведчик из диковатых эльфов. — «Множество».

«Как давно?»

Он поднес свое загорелое лицо чуть ли не вплотную к следам, затем поднял пригоршню растоптанной грязи, помял ее и пропустил сквозь пальцы. «Полдня или меньше, но больше часа», — подсчитал он.

Так старались опередить кочевников к проходу, с сожалением подумала она. Кериан поднялась. Фаваронас приблизился, ведя ее лошадь. Он спросил, что они нашли.

«Кочевники», — ответила она. — «Вероятно, те же самые, с которыми мы уже дважды дрались».

«Почему? Мы больше не в их пустыне», — раздраженно произнес архивариус.

«Чтобы не пустить нас в долину». Сумерки наступили и прошли. Над головой появились звезды. Кериан обнаружила, что даже ей с ее острым зрением трудно разглядеть тени впереди. Внезапная дрожь пробежала у нее по спине, и она пробормотала: «Я почти желаю, чтобы они там были».

Волчий вой пронзил воздух. Немедленно ему ответили другие впереди и позади эльфов. Мрачное расположение духа Кериан как рукой сняло.

«Седлать коней!» — крикнула она, вытаскивая меч.

Фаваронас выполнил ее приказ, но не видел необходимости в такой тревоге. Вне всякого сомнения, даже большая волчья стая не станет атаковать колонну вооруженных эльфов.

Львица сердито посмотрела на него. «Это не волки, библиотекарь! Нас атакуют враги!»

Легким галопом приблизились ее офицеры, остальной отряд подтянулся.

«Немедленно стройте своих всадников!» — приказала она.

Нерешительность Фаваронаса внезапно испарилась, когда с темного неба посыпался град стрел. Волчий крик был сигналом кочевников.

Львица с сотней всадников двинулась по покатому склону на восток, разыскивая прячущихся лучников. Земля была изрезана глубокими канавами во время зимних дождей. Кочевники затаились в этих расщелинах, поднимая головы только чтобы выпустить стрелу, и снова ныряя в укрытие. Конным эльфам пришлось низко свешиваться, чтобы рубить саблями врага, но через несколько минут они обратили лучников в бегство. Победно ликуя, они, было, бросились в погоню за бегущими людьми, но Львица позвала их обратно.

Вернувшись к основному отряду воинов, она неподвижно сидела в седле, подняв голову, напряженно вслушиваясь в малейший шорох. Она разделила свое внимание между севером и югом. Либо с одного, либо с другого направления пойдет основная атака. Она начала понимать замысел кочевников. Практически единственной их тактикой был ложный удар из засады. Волчий вой и град стрел должны были внушить страх, чтобы приковать внимание врага к одному направлению, в то время как основная атака состоится с какой-либо другой стороны. В данном месте проход был слишком широк для удара с запада; он будет нанесен либо с севера, прямо впереди, либо с юга.

«Будьте начеку», — призвала она. — «Наблюдайте за тенями».

С севера послышался грохот приближающихся лошадей. Львица рассредоточила свой маленький отряд в строй для стрельбы, каждый всадник в двух — двух с половиной метрах от своего соседа. По звуку приближения врага она прикинула, что ей противостоит отряд по размеру чуть больше ее собственного.

Остальные в строю сделали те же самые мысленные расчеты. Взволнованный голос спросил: «Мы будем просто сидя встречать их атаку?»

«Если только вы не собираетесь умереть сегодня ночью», — ответила Львица. Она была уверена, что это был еще один отвлекающий маневр. Основная атака все еще не наблюдалась.

Темная масса всадников появилась на севере. Кочевники были вытянуты в длинную тонкую линию, охватывавшую границы компактного строя эльфов. К счастью, неровная земля не дала кхурцам возможность нанести удар на полном скаку. Им пришлось выбирать путь вокруг трещин в земле и небольших деревьев, затем пробираться небольшими группками по крутым склонам оврагов. Повинуясь твердой руке Львицы, эльфы ждали. Когда первые кочевники добрались до ровного участка, она приказала половине своего отряда атаковать. Началась жаркая схватка, эльфы по частям громили кхурцев по мере их появления. Это эффективно свело на нет численное преимущество кочевников.

Бой продолжался, кхурцы и эльфы крутились и вертелись на земле, а звезды над их головами продолжали свой собственный медленный марш между горными пиками. К Львице приблизился всадник. Он доложил, что большой отряд кочевников приближается с юга.

Она почувствовала какое-то облегчение. По крайней мере, ожидание было окончено. «Сколько?» — спросила она.

«Трудно сказать, Генерал. Три сотни, может, больше».

Она отослала его обратно к его товарищам. Три сотни кочевников против меньше сотни ее солдат, ожидавших их нападения. Даже с учетом преимущества темноты, внушительный перевес.

Окружавшие ее эльфы молча следили за ней. Ветераны, бывшие с ней с дней восстания в Квалинести, сидели так же неподвижно, как и она. Более молодые воины нервно ерзали. Так как она была Львицей — восхищение ей было на грани поклонения, тем не менее, она была первой среди равных — один заговорил, спрашивая, какими будут ее приказания.

Она обратила на него задумчивый взгляд. «Кто несет наш огонь?» — спросила она.

Определенные эльфы в отряде отвечали за перевозку живых углей в глиняных горшочках. От них каждую ночь разжигались лагерные костры. Молодой эльф не понял, зачем Львица спрашивает об этом теперь, но он ответил после короткой озадаченной паузы: «Наш огонь, Генерал, у сержанта Витиантуса».

Она знала Витиантуса. Сильванестийский доброволец, бывший объездчик лошадей и грациозный наездник.

«Скажите сержанту, мне нужен огонь — много огня». Повернувшись в седле, она указала на рощицу кедров в сорока метрах от них, на правом фланге. «Пусть он подожжет эти деревья».

Молодой эльф отсалютовал и унесся галопом.

«Всем оставаться на своих местах», — приказала Кериан. По ее команде мечи были обнажены и покоились на плечах.

Сержант Витиантус с небольшой группой отделился от отряда и понесся галопом к кедровой рощице. Долгое время ничего не было видно, затем острое эльфийское зрение заметило поднимающийся дым, едва видимый в ночном небе. Сладкий дымок от горящих кедров потянулся над неподвижными воинами. Забился оранжевый язычок пламени. За ним другой.

У основного отряда кочевников, неуклонно приближавшегося с юга, вид огня вызвал потрясение. Передовые силы племени Адалы заколебались, не понимая, что происходит. Адала, сидя верхом на своем осле, увидела колышущиеся языки пламени и пожала плечами.

«Тем лучше. Огонь поможет увидеть лэддэд и убить их».

Гварали, которому была оказана честь возглавить атаку, согласился с ней. Пылающие деревья отчетливо высветили размахивавших горящими факелами конных эльфов. Это казалось тщетным поступком. Деревьев было слишком мало, чтобы вызвать пожар, достаточно большой для сдерживания отряда кочевников. Все, чего добились отчаявшиеся эльфы, это лишь осветили свое собственное уничтожение.

Он вытащил меч и издал новый боевой клич: «Маита Адалы!»

Сотни голосов эхом подхватили его, когда Гварали повел своих людей вперед. Они благоразумно не устремились галопом на врага, а поскакали быстрой рысью. Они видели, как разжегшие пожар эльфы удалялись от пылающей рощицы, и, естественно, направились к видимому врагу.

Когда кочевники двигались вдоль кромки пламени, треск горящего дерева и кипящего сока скрыли другие звуки. Вейя-Лу так и не услышали град стрел, опустошивший двадцать их седел.

«Откуда они были выпущены?» — закричал Гварали. Поджигатели были все еще на виду, скача галопом на север.

Никто не мог дать ему ответ. Накатила еще одна волна стрел. Это не был залп наудачу, выпущенный в сторону кхурцев. Каждый снаряд нашел свою мишень; стрелы были точно нацелены. Были поражены даже кочевники, не приближавшиеся к огню и не подсвеченные им.

Ответ пришел к Гварали, словно удар молнии: Лэддэд могут видеть в темноте!

Он крикнул предупреждение. Оно эхом пронеслось по рядам, и Вейя-Лу дрогнули. Гварали проревел: «А еще они могут умирать в темноте! Поднять мечи!»

Снова прилетели стрелы, косой проходя по освещенному светом звезд пейзажу, каждая волна сваливала людей и лошадей. Гварали резко натянул поводья, заставив пони встать на дыбы. Он проревел: «Вы оставите неотмщенными свои убитые семьи? Ваши отцы и братья погибли в бою ни за что? Мужчины вы или нет?»

Спины выпрямились, кровь вскипела. Вейя-Лу подняли высоко мечи и изготовились к атаке.

«Верьте в вашу маита, сыновья песков! Следуйте за мной! За ваших богов! За…»

Точно выпущенная стрела оборвала воодушевляющий крик Гварали. Острие глубоко вошло ему в левый глаз. Предводитель кочевников был мертв еще до того, как свалился с лошади.

Львица с удовлетворением наблюдала, как захлебнулась атака Вейя-Лу. Огонь сработал даже лучше, чем она надеялась. Разжегши его на своем правом фланге, эльфы привлекли туда кочевников. Пламя было недостаточно сильным, чтобы осветить людям поле боя — фактически, близость к нему отобрала и то слабое ночное зрение, что у них было — в то время как эльфы, со своим острым зрением, четко видели всадников кочевников.

Не было времени праздновать. Огонь стихал. Искусанные стрелами эльфов, кочевники, скорее всего, вернутся со всем, что у них есть. Пришло время уходить. Она с лучниками воссоединилась с северной половиной своей армии. И у них были пустые седла. Это не был боем всадников, пробираться на ощупь по оврагам с лучниками наверху.

Согласно карте Гилтаса, проход где-то через милю сужался. Кериан решила, что им следует выдвинуться и стать там.

Шум приближающегося сзади врага нарастал. Сомкнутым строем эльфы направились прямо по центру прохода. Фаваронас держался близко к Львице. С ее удачей и тактическим мастерством, он надеялся, что они еще могут избежать погони кочевников.

Адала спокойно восприняла потерю Гварали. Теперь фланговых всадников вел Билат, брат покойного мужа Адалы. Племянник Гварали, Биндас, занял место своего дяди во главе южного отряда. Поддерживаемые спокойной убежденностью Вейядан, воины Вейя-Лу снова двинулись вперед, жаждая встретиться с лэддэд.

На скалистом пике в двух милях от них песчаный зверь поднял голову и принюхался к ветру. Его добыча была близка, и в большом количестве. Зуд в его железных когтях скоро будет смягчен эльфийской кровью. Он собрался для прыжка. На его пути были люди, но они не будут помехой. Один стремительный рывок, и все эльфы будут мертвы, затем жжение в его сердце утихнет. Один рывок, и все будет кончено…

Новый запах, принесенный восточным ветром, раздразнил его ноздри. Песчаный зверь замер. Запах был знакомым, старые воспоминания, те, которые вызывают дрожь чешуи на спине от страха.

Странная трель прорезала ночь. Высоко наверху темный объект заслонил звезды.

Кериан услышала ее сквозь топот и звон передвижения ее солдат. Едва веря своим ушам, она посмотрела в небо.

«Орлиный Глаз!»

Фаваронас, скакавший немного впереди ее, попытался оглянуться, удерживаясь в седле. «Что?»

«Мой грифон! Это его крик! Я знаю его так же хорошо, как свой собственный голос!»

Она понятия не имела, как здесь мог оказаться Орлиный Глаз, когда она оставила его в Кхуриносте, но зов грифона был безошибочен. Привстав в стременах, она пронзительно свистнула. К ее радости, Орлиный Глаз ответил, уже ближе.

Когда визгливая трель раздалась во второй раз, песчаный зверь рванул. Даже столь сильная жажда охоты на эльфов не могла побороть первобытный страх, внушаемый голосом его естественного врага. Спустившись с холма одним огромным прыжком, песчаный зверь опустил голову, врезался в противоположный склон и немедленно принялся зарываться. Он продирался сквозь пластины сланца также легко, как ребенок копает в песке. Еще до того, как тень грифона пересекла холм, где до этого находился песчаный зверь, он полностью зарылся, замерев как камни вокруг него.

Львица остановилась, а следом за ней и ее воины. Теперь они видели движущийся в небе черный силуэт грифона. Кериан сложила ладони вокруг рта и снова свистнула.

Грифон быстро спустился, маша крыльями, и завис над эльфами. Им было не до этого зрелища; все были слишком заняты, стараясь сдерживать своих брыкавшихся лошадей. Кериан решила для себя эту дилемму, спрыгнув с седла. Спешившись, она подняла руку и позвала грифона по имени. Орлиный Глаз, полностью игнорируя воцарившийся вокруг него хаос, приземлился рядом с ней и опустил свой крючковатый клюв, сунув его ей под руку, словно домашняя певчая птичка.

«Ах ты, старый монстр», — любовно произнесла она. — «Я тоже рада тебя видеть. Ты как нельзя вовремя!»

Крик нарушил эту сцену встречи. Фаваронас, ведший неравную борьбу со своей обезумевшей от ужаса лошадью, пронзительно завопил: «Кочевники приближаются!»

Основной отряд кочевников был ясно виден в двухстах метрах от них. Их продвижение с юга временно застопорилось, так как им тоже пришлось бороться с перепуганными скакунами. Второй отряд кочевников на востоке также задержался. Кериан прикинула, что осталось порядка четырехсот кхурцев.

«Строиться! Строиться!» — приказала она, запрыгивая на спину грифона. Через мгновение она уже была в воздухе, мускулистое тело Орлиного Глаза подняло их с захватывавшей дух стремительностью. Кериан повернула его голову в сторону большего (и ближайшего) южного отряда кочевников, крикнув эльфам: «В долину — галопом! Нельзя терять время!»

Ее воины образовали строй для скачки. Хлестнули поводья и шпоры вонзились в бока. Они ринулись на север. Справа от них, второй отряд кхурцев устремился им наперерез. Так как Львице пришлось сначала сосредоточиться на южных кочевниках, восточный отряд начал восстанавливать контроль над своими лошадьми.

Орлиный Глаз так низко пролетел над конными кочевниками, что Кериан могла сапогом сбить с них шапки. Вместо этого она пригнулась к шее своего зверя. Не хватало получить стрелу от остроглазого лучника кочевников. Визгливые крики грифона приводили лошадей в безумие. Их всадники едва ли выглядели более спокойными. Люди на пути Орлиного Глаза валились со своих скакунов.

Орлиный Глаз заложил вираж, усиленно хлопая крыльями, чтобы набрать высоту, и взмыл над картиной образовавшегося хаоса. Кериан нацелилась присоединиться к своему отступающему отряду. Ракурс с высоты птичьего полета показал ей неприятную ситуацию.

Фланговым кочевникам, во весь опор скакавшим с востока, удалось оказаться перед ее эльфами. Она зарычала от досады; ловушка, которой она опасалась, захлопнулась. Кочевники были впереди и, хоть и смешавшие ряды, позади. Их единственным шансом на спасение была Инас-Вакенти, где у них было бы достаточно места для маневра — и чтобы укрыться.

Она догнала свой уменьшившийся отряд и полетела высоко над ними. «Всем извлечь мечи!» — крикнула она. Чуть больше трех сотен клинков взвились в унисон. «Вперед! Не мешкать! Если люди окажутся на вашем пути, разите их, но не останавливайтесь для боя. Давайте!»

Сапог к сапогу, эльфийский клин ударил лоб в лоб кочевников. Эльфы, опытные ветераны на более высоких, более тяжелых лошадях, прорезали разомкнутый строй кочевников, обмениваясь ударами мечей по мере продвижения. Билат попытался удержать своих людей, как приказала Адала, но эльфам невозможно было помешать. Сам Билат получил резкий удар в висок. Второй удар прикончил бы его, но эльфийский воин проскакал дальше, не задерживаясь.

На южном фронте ведомые Биндасом Вейя-Лу быстро приближались. Их пустынные пони были закаленными, и страх животных проходил по мере привыкания к странному запаху грифона. Невозмутимый осел Адалы и не поддавался ужасу. Глядя на грифона, Адала объявила, что странный летающий зверь — это знак. Против них восстали чудовища из Бездны, сказала она своим восторженным последователям. Злобные лэддэд думали запугать их, но Торган Мститель укрепил правые руки Вейя-Лу и закалил их сердца. Вейя-Лу закричали: «Маита Адалы!» И затем галопом ринулись вперед.

Скача возле Вейядан, Вапа неуверенно косился на грифона. Он узнал в нем ассоциировавшееся с сильванестийцами существо и не вполне понимал, как оно может быть знаком Тех, кто Наверху и чудовищем, призванным лэддэд против народа пустыни.

Пожав плечами, он решил, что это как раз еще один пример того, что случается, когда человек отклоняется от четких границ пустыни. Здесь горы пронзают небо, вызывая путаницу.

Грифон вернулся, зависнув на пути отряда кочевников. Адала дернула поводья Маленькой Колючки, останавливая осла. Ее воины тоже остановились.

«Убирайся, чудовище!» — закричала грифону Адала. — «Возвращайся в нечестивые земли своих предков!»

«Это как раз то, что я планирую сделать!» — произнес голос со спины существа, и в Адалу полетел дротик.

Мать Вейя-Лу не тронулась с места. Дротик ударился в землю в нескольких метрах впереди копыт Маленькой Колючки, его железный наконечник на пятнадцать сантиметров вошел в твердую почву. Древко завибрировало от силы броска. Грифон описал дугу и унесся в ночь.

Из головы отряда кочевников прискакал Этош.

«Вейядан, лэддэд входят в долину! Мы потерпели неудачу!»

Гнев, который ощутила Адала, услышав голос лэддэд, стих. Ее лицо вновь приобрело свое снисходительное выражение. «Все хорошо, брат. Они вошли в священную долину, но там они и сгинут».

Племя, сказала она, расположится лагерем здесь, блокируя единственный выход из долины. Когда лэддэд попытаются сбежать, они будут уничтожены. Она пустила вперед Маленькую Колючку, схватила дротик и выдернула его из земли. Вапа подъехал к ней, пока она изучала оружие.

«Нам не следует оставаться здесь, Вейядан», — сказал он. — «Эта земля нехорошая. Четкие грани стерлись. Неестественные вещи происходят».

«Мы должны остаться. Этого требует наша земля и наша честь». — Она подняла взгляд на него, более высокого на своем пони, и добавила: «Кузен, у меня было новое видение нашего пути. Недостаточно изгнать чужеземцев из долины. Когда с лэддэд здесь будет покончено, мы поднимем племена, все племена Кхура, и поведем их в Кхури-Хан. Мы и там тоже покончим с лэддэд».

Она протянула ему дротик, и развернула свое животное. Он слегка коснулся наконечника тонкого копья; тот был достаточно острым, чтобы порезать ему палец. Если бы он попал в Вейядан, то легко бы пронзил ее насквозь. Завернув острый наконечник в кусочек защитной ткани, Вапа привязал дротик позади седла. Кочевники не были расточительными.

В четырех милях от них, Львица посадила Орлиного Глаза достаточно далеко впереди своих воинов, чтобы их лошади не сходили с ума. Они натянули поводья. Эльфы и лошади тяжело дышали. Ее офицеры и Фаваронас пешком присоединились к ней рядом с грифоном.

«Они не последовали за нами», — сказала она. — «Я думаю, они опасаются — долины или Орлиного Глаза, не уверена точно, чего».

Фаваронас сказал: «Какая удача, что твой зверь нашел нас. Я думал, время подобных чудес прошло!»

Кериан тоже была удивлена умом грифона. Когда лихорадка боя осталась позади, она поняла, каким странным было появление Орлиного Глаза, оседланным, с оружием, таким как колчан дротиков, на месте. Она несомненно не оставляла его в стойле в таком виде.

Ответ на загадку был спрятан внутри колчана с дротиками. Это был свернутый листок пергамента, послание на котором убедило ее, что чудеса не шли ни в какое сравнение с повседневной силой любви.

Думаю, тебе может понадобиться друг, гласила записка. Она была подписана просто, «Г.»