Женщина чуть отстала в темноте. Мужчина подошел к таксисту, быстрым движением поднес руку ко рту. Тот понял и дал ему прикурить. В коротком свете пламени видно, что мужчина блондин, что у женщины густые темные волосы. Они постояли втроем у белой «шкоды», а в это время Дальман в ресторане гостиницы «Глоб» все еще смотрел вниз, отодвинув занавеску. Столы за его спиной были накрыты для завтрака белыми скатертями. Взглянул на часы. Начало третьего. Посмотрел на дом по ту сторону улицы. Там открыта дверь в коридор. Там громоздится мгла, превращая знакомый дом в развалины. Там жил когда-то Дальман.

«О. — ворота в Галицию», — только и сказал священник, рухнув на скамейку у автобусной остановки. Ни с того ни с сего, и лицо печальное. С вокзала разносился в ночи перестук товарных вагонов, их составляли в поезда. Улица перед вокзалом погрузилась в глубокий сон, как зимой деревня под снегом. В надписи «Глоб» различались лишь очертания букв, пустые, без подсветки. Майский воздух и тишина охватили обоих. И ни малейшего признака жизни других людей, доказавшего бы, что они не одни в этом мире.

— Пойду-ка гляну, нет ли у них там сигарет, — произнес Дальман, показывая на вход в гостиницу. Тут-то и подкатило белое такси, а священник на скамейке скрестил под сутаной свои длинные и тонкие ноги.

— Я подожду, — обронил он.

Когда Дальман вошел в отель, бледная девица с бантом в волосах всеми десятью пальцами уперлась в стойку рецепции. И наклонилась вперед, так что он мог заглянуть в самую глубину выреза, в глубину свалявшегося розового свитерочка.

— First floor — буркнула она. — Cigarettes, first floor.

«Чем невыразительней девушка, тем больше у нее бант. Это Восток», — отметил про себя Дальман. Яркий, но неуютный свет зарешеченной люминесцентной лампы над стойкой прорезал пространство. Девушка заперла за ним стеклянную дверь на улицу. Он поднялся этажом выше к сигаретному автомату, в коридоре между номерами вскрыл на ходу пачку, помедлил, взглянул на закрытые двери и цифры над ними, а потом направился в темный зал буфета. Подойдя к окну, сдвинул в сторону прокуренную занавеску, — поглядеть на священника. Тот сидел на автобусной остановке. На улице ни одной машины. И вдруг он увидел внизу ту пару в ночной тьме, увидел, как оба идут к таксисту. Дальман прижался носом к стеклу. Он не ошибся. Два, три раза стукнуло сердце — женщина подняла взгляд вверх, к окну, но его не заметила.

— Нет, — промолвил Дальман, поправляя очки. — Этого не может быть.

Закурил сигарету, поднес горящую зажигалку к стеклу, темному и немытому. «Странная девочка», — решил он, отметив присутствие двух чувств сразу. Он и рад, и разочарован.

Девушка и молодой человек перешли пустую улицу, держась друг от друга на расстоянии парочки, которая недавно сложилась и продержится очень недолго. Направились к дому на другой стороне. Бывшему Дальманову дому, ныне он пустует. Ресторан в нижнем этаже тоже не работал. Тем не менее, дверь в коридор открыта. Вошли, будто к себе домой. В окне гостиницы «Глоб» он затянулся сигаретой, и с первой же затяжкой обернулся к залу. Из темноты торчали белые сложенные салфетки. Зачем ему тут стоять? Он выпустил дым. Ах, все эти дела, голые обнимаются, уж не надо ему ничего рассказывать.

Так зачем же тут стоять?

— Затем, — ответил он вслух. И ему снова послышался голос священника: «О. — ворота в Галицию». Рефрен, крепко засевший в голове. Опять повернулся к окну, опять сдвинул прокуренную занавеску и глянул вниз. Священник все еще на остановке. В нескольких шагах от него таксист, снова усевшись в свою «шкоду», чистит банан. Открыта водительская дверь. Горит внутреннее освещение. Дальман смотрел вдаль, через пустую улицу. В доме напротив свет зажегся в подъезде. Дому не хватало четвертого этажа. Раньше он был выше. В его камне рана еще с войны. Дальман в ожидании вспоминал и об этом.

Когда он закурил третью сигарету, вдавив первых два окурка в цветочный горшок, в серую землю, она вышла из подъезда, встала в дверях, и свет падал на ее спину. Помедлила, будто хотела махнуть рукой, но только протянула руку. Свет погас. Перешла пустую улицу к вокзалу и гостинице, оставив за спиной дом и коридор. Шла быстро — руки в карманах джинсов, локти вперед, как у боксера. Позади гостиницы рельсы уходили на запад в ночь, на восток в утро. Запрыгала по ступенькам к гостиничному входу. Все еще стоя у окна, он услышал ночной звонок. Конечно, бледная барышня из рецепции зевнула и поправила бант вместо того, чтобы улыбнуться. В эту минуту и молодой человек вышел из подъезда, чуть задержался в дверях, ладонью потер лицо, запустил пальцы в волосы, потом сунул руки в карманы. Перейдя улицу, направился к пешеходному мосту у вокзала, который высоко над путями вел в деревню. Мимо старой платформы. И не поискал ее взглядом, а она как раз стояла на входе.

Дальман двинулся по лестнице вниз ей навстречу. Столкнулись на проходе к гостиничным номерам у фикуса, вытянувшего свои листья. От изумления она прикрыла рот рукой. Он кивнул и заметил про себя, что теперь и вправду рад. Произнося ее имя, добавил вопросительный знак к интонации. Левой рукой она взбила волосы, а он, стоя перед ней, вертел в руках пачку сигарет, потом толстый лист фикуса. Назвала ему телефон гостиницы и свой номер. Он запомнил. У него всегда была хорошая память на цифры. Двадцать минут третьего.

Выйдя на улицу, направился к автобусной остановке. На охраняемой площадке у гостиницы стояла одна-единственная машина. Красный комби, «вольво» из Германии. А священник все еще сидел на скамейке у остановки. «Бездомный под покровом ночи», — подумал Дальман и положил ему на плечо руку.

— Это Лена, — промолвил он.

— Ты ее знаешь? — священник крепко вцепился в рукав Дальмана, но заметил, что тот и не собирается вырываться. Плечо под его здоровенной рукой на ощупь тонкое. Куриное крылышко.

— Ты ее знаешь?

— А что, разве ты ее знаешь? — удивился Дальман.

— А что?

— То, что ты меня держишь изо всех сил.

Священник выпустил плечо.

— Лена — моя квартирантка, — пояснил Дальман.

— У тебя есть квартирантка? Зачем?

— Ее дочь, и вернулась в город.

— Чья дочь?

— Моей Марлис.

— Я не знал, что у тебя есть Марлис, — священник запнулся. Пошевелил мозгами. И тут его осенило:

— Ты из-за нее сюда приехал? Не из-за меня?

— Кто его знает, — отвечал Дальман. — По-моему, я и сам не могу объяснить, зачем. Я только знаю, что очень этого хотел.

— Но ты ведь знал, что она здесь, Юлиус? Не так ли?

— Да, знал.

— Да, ты знал, Юлиус. И ничего не сказал. А я-то удивлялся! Сначала она, потом ты, оба из одного города. Неужели это случайность, спрашивал я себя. Да это и не могла быть случайность. А ты ничего не сказал.

— Что ты так разорался? Ты ведь тоже ничего не сказал, Рихард.

— О чем?!

— О ней. Мне не сказал. Похоже, ты тоже ее знаешь.

— Но разве ты не хотел с ней тут встретиться, Юлиус?

— Не знаю я, — отмахнулся Дальман. — И не надо все время повторять мое имя.

Таксист завернул банановую кожуру в обрывок газеты и слушал в машине радио. Потом выключил, и сразу стало тихо, и ночь стала темной.

— У тебя есть ручка? — осведомился Дальман, глядя в сторону гостиницы. Луна светила им в спину, отбрасывая на асфальт две тени — длинную и чуть покороче. Длинная тень была в платье.

— А что ты собираешься писать?

— Вон там, напротив, мы когда-то жили… Там, где открыта дверь в коридор, — проговорил Дальман.

— Уж теперь знаю. Ты хочешь это записать? Но кому оно сейчас интересно?

— Верно. И почему там дверь никто не закроет? — Дальман вытащил из кармана куртки кассовый чек и вывел на нем цифры.

— Это что?

— Ее телефон и номер комнаты. Сказать тебе еще кое-что?

— Да, Юлиус?

— «Вольво» — отличная машина, и на ней я завтра тоже отправлюсь домой.

Напряженно вглядывался священник в темноту и изрек наконец-то:

— Я тоже поеду.

Вот такая была ночь, будто кто-то целый пласт земли опрокинул на город.