Любовь с Ангелами

Современный рассказ о любви

 

Предисловие

Многие события и люди в этом рассказе подлинные. Но я оставляю за собой право вольно пересказывать события  по своему усмотрению, а так же прошу извинить меня за то, что изменила имена тех реальных людей о судьбах, которых пишу. Набираюсь смелости и авантюризма в описании чувств и пристрастий героинь рассказа так, как считаю, что они сами бы так чувствовали и поступали. 

 

Часть первая. Артур

 

Глава 1. Возвращение ангелов

Рев двигателей и гул натруженных винтов оборвался внезапно.

Два мощных двигателя Парт энд Уитни, нашего старенького ART - 72 - 202  авиакомпании  JAT Air Ways вернули, под капоты каждого двигателя, более двух тысяч лошадиных сил, словно сбесившихся  от свободы. Более трех часов, со скоростью, чуть более 450км в час они тащили нас, четырех членов экипажа и пятьдесят усталых пассажиров  по небесам хлябям.

Этот полет завершал наше многодневное путешествие из Белграда в Сайгон, или Хошимин, так его называют сейчас. Примерно месяц назад руководство нашей компании JAT Air Ways в поисках дополнительных валютных поступлений выиграла тендер на осуществление подмены самолетов, которые до нас работали на этом плече перевозок и улетели на капремонт. Так, что мы стали им на замену и теперь целый месяц и, наверняка больше, должны будем летать  между Вьетнамом, городом Хошиминем и Камбоджей, столицей Пномпенем.

 Я, старшая бортпроводница компании, как могла, сопротивлялась этой командировке, но руководство имело на мой счет другое мнение. Как мне сказал Шеф.

- Без тебя Милочка, экипажу придется туго. Сама понимаешь, твой предыдущий опыт работы, и общения во Вьетнаме стал для нас просто находкой. Так, что никакие отговорки не принимаются! Это окончательное решение и оно принято.

Теперь я корила себя за то, что три года назад, при поступлении на работу в JAT Air Ways проболталась об этом. Но с другой стороны, мне надо было обязательно продолжить работу проводником, которую я автоматически потеряла в связи с замужеством. До того я почти семь лет проработала бортпроводником в Аэрофлоте и даже представить себе не могла, что через три года опять окажусь во Вьетнаме. А все это было связано с моей прошлой жизнью. Но об этом я расскажу позже, а может, и вообще промолчу. Так или иначе, а теперь я член нашего, сербского экипажа и на мне лежит своя и не малая доля ответственности за настоящих и будущих пассажиров компании.

 Очередной полет и наша с Зоряной рабочая смена стюардесс, успешно заканчивалась. Теперь нам предстояло проводить пассажиров и, осмотрев салон, покинуть наше рабочее место. В такие минуты мне всегда  хотелось первой открыть входную дверь и вдохнуть полной грудью пьянящий воздух простора.

Я давно уже замечала, что воздух в каждой стране пахнет по своему, а не так, как он пахнет дома.  Вот и на этот раз я, не дождавшись полной остановки винтов, с чувством выполненного долга, открываю и сдвигаю по направляющим рельсам последнюю преграду между нами и свободой. Вздыхаю этот незнакомый и сладковатый воздух и запах нашей свободы.

Да! Да! Именно свободы, на эти сутки отдыха, которые мы с Зоряной договорились провести где-нибудь вместе. Нашему летному экипажу предстоял обязательный отдых перед началом регулярных рейсов.

Мне уже не раз приходилось летать в аэропорт Хошимин, и поэтому я быстро растолковала командиру экипажа, как следует тут поступать, и мы довольно быстро справились с передачей дел наземному персоналу. 

Руководство компании поощряло совместный отдых экипажам JAT за рубежом и давало нам возможность хоть как-то разнообразить тягучие часы монотонной работы и хлопот на борту нашего лайнера. На этот раз представитель компании потрудился, и нас отправляли на отдых в отель у моря, на юг от бывшей столицы Вьетнама, в город Вунгтау. Мы этот отдых отработали сполна и заслужили.

Хоть и старались Итальянские и Французские производители авиатехники, но все же, крутиться нам, с Зоряной, приходилось в узеньком проходе оставшимся между восемнадцати рядами двойных кресел, расположенных попарно слева и справа при ширине фюзеляжа чуть более двух с половиной метров. Так что проход между рядами кресел для нас всегда оставался очень узким. Конечно, мы уставали.

Но, как мы не старались,  нам все равно приходилось задевать своими бедрами, пассажиров.

И в этом рейсе, все опять повторялось так, как это уже случалось не раз.

Я, поправляя спинку кресла у пассажирки сидения  D, что располагалось у самого правого борта и иллюминатора, невольно навалилась на молодого человека в сидении рядом. Опять, эти быстрые и зовущие прикосновения под юбкой, широкой мужской ладони заставили меня содрогнуться и сдержаться. В этот раз все обошлось без скандала. Ну и пусть! Ну, потрогал он мою ножку, ну так, что же теперь? Опять мне скандалы закатывать, как это делала до меня, недотрога Тиса? А где теперь она?

Поэтому я элегантно вернулась в исходное положение и, перехватив, нахальную ладонь пассажира, быстро и крепко ее стиснула. Он не ожидал такого отпора от меня. Еще бы! Ведь он и догадываться не мог, что я могу так крепко пожать его ласковую руку. Он скривился, а я, наклонившись, к его самому уху и четко сказала, по-русски.

- В следующий раз, оторву тебе яйца!

И улыбаясь, как ни в чем не бывало, ушла, аппетитно покачивая бедрами, по проходу вперед, на свое рабочее место. Я всегда общаюсь с Зоряной на сербском. Когда я об этом ей рассказала, она рассмеялась и прошла проверить состояние моего воздыхателя.

 - Ой! Не могу!

- Как только я тронула его за плечо, он сразу же завопил, что ему больше ничего не надо и чтобы его оставили, наконец, в покое.

- Какая же ты, все – таки молодец! А я, вот так не могу.

 

Глава 2. Знакомство

Мы доехали и расположились в отеле.

Командир и второй пилот в одном номере, а мы с Зоряной в другом. Причем, наш номер оказался этажом выше. С балкона номера открывался чудесный вид на бескрайнее море и длинную линию светлого песчаного пляжа, проходившего сразу же за широким шоссе, которое отгораживало нас от моря. Пляж тянулся на несколько километров, и граница его терялась справа за скалами и слева за пальмами в несколькох километрах от нас. Наскоро перекусив, мы с Зоряной, выскользнули из отеля. Конечно, нам следовало в это время спать. Но разве нас могло что-то остановить, кроме теплых волн Южно-китайского моря?

Нам предстояло выбрать купальники и дальше мы окунаемся в теплое великолепие. К нашему сожалению, купальников наших с ней размеров не нашлось. Все были малюсенькими, и только для местных девочек-женщин. Сказывалось межсезонье. Разочарованные мы понуро вышли из отеля. Перспектива поиска купальных аксессуаров на душных улицах города нас очень смущала. Еще бы. Вместо приятной прохлады моря мы опять должны были потеть и терять наше драгоценное время на улицах этого раскаленного города. Делать нечего. Не купаться же нам голышом?

Мы прошли вперед и топтались у самой кромки шоссе, не решаясь на что-то. Поэтому были обрадованы тому, когда, чуть ли не отталкивая нас  с асфальта, с нами поравнялась красивая и яркая машина, мощный внедорожник. Дверца авто приветливо открылась, из кабины послышался приятный мужской голос.

- Девочки! Садитесь! 

 Первое мгновение я даже бровью не повела. Привыкла к подобным знакам мужского внимания. А потом спохватилась. Постойте, откуда же здесь, на берегу этого Южно-китайского моря я слышу родную мне, русскую речь.

-А вы, что? Простите! Вы кто, русский?

-Нет, я вьетнамец, узкопленочный. Что, по моей пьяной роже не видно?

Только сейчас я вижу в глубине кабины, за тонированными стеклами, действительно русского. Это неуловимо. Но я, их определяю мгновенно и безошибочно, где бы я их не встречала и как бы они не наряжались. В Гонконге и Сингапуре, на Мальте или в Белграде. Все тот же широкий размах, удальство и кураж. А более всего это вечно пьяные глаза и громкая русская речь.

 Все еще не решаясь на что-то, я оборачиваюсь к Зоряне, и поясняю ей ситуацию.

Наш джентльмен, явно нетерпелив и вновь приглашает в машину.

-  Садитесь, садитесь! Я добрый и красивых девчонок не обижаю. Ну, что же вы? Садитесь, а то я своим автокондиционером  все задницы вьетнамские заморожу.   

Он пытается говорить уверенно, а сам запинается на словах о кондиционере.

Тяну Зоряну за собой в машину, и мы попадаем в приятную прохладу. Машина срывается с места и мчит по шоссе.

Знакомимся. Он, бизнесмен, работает во Вьетнаме уже несколько лет. На мой вопрос о своем бизнесе он поворачивается ко мне, опасно и почти не удерживая руль, насмешливо отвечает. Что его «пизенез», как он говорит, кормит его и его вьетнамских друзей. Главное, утверждает он, все делать спокойно и с умом. А потом он спрашивает меня, зачем нам надо в город. Отвечаю, что хотели искупаться, но не нашли в гостинице купальники подходящих размеров, поэтому едем в город, чтобы их купить. Артур, так зовут нашего провожатого, оживляется.

-Вот, что девчонки! Едем ко мне, и я вас на катере в такие места повезу, закачаетесь! Вы когда - нибудь, отдыхали в открытом море, на необитаемом острове?

 Пробую возражать. Но он не слушает, начинает описывать те места, куда собирается нас отвозить. Пока он, расписывает мне сказочные острова, я советуюсь с Зоряной. Решаем, что пусть отвезет к себе, а оттуда мы сможем легко выбраться в город. Внедорожник, не сбавляя скорости, врывается на улицы города, и ловко увиливает от редких машин и потока мотобаев, местных мотоциклистов. Скоро он останавливается перед воротами виллы, с высоким забором. Артур опускает стекло и, высунув руку  с ключами, автоматически открывает ворота. За нашей машиной ворота автоматически закрываются.

Заезжаем во двор. Вилла довольно большая и очень красивая. Во дворе бассейн, небольшой садик с карликовыми деревцами и чудесными зелеными скульптурами животных. Двор весь засыпан белыми гравийными камушками. Как только мы входим, к нам из глубины комнат, приближается красивая вьетнамская девушка, босиком. На ней легкая и почти прозрачная пижама, а под ней отчетливо видны беленькие бюстик и трусики.  Она, жестами, тут же приглашает нас в дом и усаживает за низкий и красивый столик. Через несколько секунд  подает нам прохладный чай со льдом. Артур, на-вьетнамском, о чем-то распоряжается и выходит. Мы сразу отмечаем, что он здесь строгий и полноправный хозяин. Пьем холодный чай и осматриваемся. Обстановка богатая. В гостиной помпезная мебель, колониального стиля, резная, из красного дерева. Резная скульптура и даже картины.  Вокруг все  величественно  и очень красиво.

Как только мы допиваем чай, все та же красивая девушка нас приглашает жестами следовать за ней. Мы попадаем в какую-то примерочную комнату.

Вдоль стен большие шкафы с раздвижными дверцами, а в них аккуратно развешены платья, блузки и еще что-то женское, всего так много, что у нас сразу разбегаются глаза. Причем, вся одежда новая, с бирками, все это разнообразие нашего размера, а не вьетнамского. Красивая девушка улыбается, снимает с вешалки платья и жестами нас приглашает примерить то, что нам нравится. Зоряна и я ничего не понимаем, но наше женское любопытство и приглашающие жесты девушки быстро включают наши желания. Мы женщины, и почти, что свободные. По крайней мере, мы так можем думать, еще целый месяц и нам хочется одеться красиво и немножечко пофлиртовать. Вот, что значит и для чего, свобода для красивой женщины!

Мы, особо не задумываясь, раздеваемся до белья и начинаем по очереди примерять чудесные и изящные платья, костюмчики. Прикидываем, обмениваемся мнениями, перебирая красивые вещи и тщательно рассматривая себя, разодетыми, перед большим зеркалом, почти до самого потолка. Красивая девушка подает нам пластмассовые вешалки с чудесным нижним бельем, которое мы примеряем с Зоряной, по очереди. При этом, то я, то она  полностью обнажаемся перед зеркалом. И пока кто-то из нас сверкает, я замечаю, что наша прекрасная девушка бесстыдно рассматривает наши обнаженные тела.

Наконец нам предлагают купальники, которые так откровенны и сексуальны, что я  с волнением примеряю и никак не могу успокоиться в выборе. И тот хорош и этот. А этот совсем бесстыдный и почти полностью открывает мои прелести, лишь скрывает маленькими кусочками ткани самые интимные подробности моего тела. Пока мы примеряем одежды и купальники, красивая девушка откладывает в сторону те вещи, которые нами отмечены и те, что понравились. Та же судьба постигает купальники. Наконец мы заканчиваем и пока мы облачаемся в наши привычные одежды, красивая девушка, с ворохом тряпок, исчезает.

Мы с Зоряной возбуждены примеркой, обсуждаем, но сходимся мнениями с ней в том, что не понимаем, в чем, же здесь дело.

Я ее спрашиваю, но и она отвечает, что все как-то странно и не понятно. И девушка эта тоже и она куда-то пропала. Совещаемся и решаем не ждать, а  выбираться в город.

 Выходим в коридор и неуверенно шагаем в сторону комнаты, где пили чай. К нашему величайшему удивлению мы все еще не можем выйти из коридора, который петляет и приводит нас к лестнице, уходящей под дом. Я настороженно опускаюсь на две ступеньки, нагибаюсь и вижу продолжение длинного коридора  в подвале.

 В коридоре светло и лучики дневного света, пробиваясь, через узкие прорези в стенах,  ярко освещают противоположную кирпичную стену подвала. Спрашиваю Зоряну о том, будем ли мы спускаться или вернемся назад? Она предлагает вернуться, а я говорю ей, чтобы она обождала меня, пока я спущусь и тут же вернусь. Медленно и неуверенно я спускаюсь, переступаю крутые ступеньки подвала. Когда я становлюсь ногами на пол, то первое время ничего не понимаю. Вижу длинный и узкий коридор с кирпичными стенами под всем домом, а в конце, метров через двадцать, двадцать пять, тупик, заложенный толстыми, деревянными колодами. Коридор на всем протяжении хорошо освещается. С одной стороны у него бетонная стена, а с другой кирпичные простенки, чередуются комнатами, в проемах которых я вижу решетки. Этот вид меня настораживает, так вся обстановка напоминает мне фильмы о тюрьмах. В которых такие же  комнаты, выходы которых закрыты решетками до пола. Я не решаюсь отойти от лестницы и сразу же поднимаюсь назад. Я уже занесла ногу для подъема, как замечаю гильзу, блеснувшую на солнечном свете. То, что это гильза от пистолета я не сомневаюсь. Насмотрелась я на эти гильзы во время военной карусели и в Белграде и Приштине и по всей бывшей Югославии. От волнения я замираю, и еще вижу их. Они беспорядочно свалены в довольно большую кучу, в углу под лестницей.  Поднимаюсь и делаю вид, что ничего не замечаю и не понимаю и говорю Зоряне, что мы возвращаемся. Пока петляем, по коридору назад, у меня эта гильза из головы не выходит. Я понимаю, что под домом тир и не простой, а тир для боевого оружия, и там же, под домом тюрьма. Только где же заключенные? Вот тебе и «пизенес»!

Нас уже ищут, и как только мы возвращаемся, назад, в примерочную, нас с радостными криками и причитаниями встречает озабоченная, наша красивая девушка. Только она не такая красивая, так как по все ее левой щеке ясно проступает след от пощечины. Она извиняется и что - то причитает на вьетнамском, а потом ведет нас из примерочной в противоположную сторону, на выход.

Артур поднимается, как только мы входим в гостиную. Пока он расспрашивает нас о том, куда мы пропали, я его хорошенечко рассматриваю. Он красив, какой-то восточной красотой. Невысокий, коренастый, лицо загорелое и смуглое, черты правильные. Волосы темные, глаза карие. Сам он плотный и холеный мужчина. Одет, просто и со вкусом, вся одежда свежая, чистая. Я бы сказала, про такого, что он похож на Жигало. И только  его руки, с дорогими перстнями указывают в нем хозяина жизни. Потом он не принужденно болтает с нами и, я уже не замечаю в его разговоре тех замедлений речи, что слышала у него за рулем. Протрезвел. Ну, и, слава богу, решаю я.   Потом Артур все-таки выясняет, что мы просто плутали и нигде не лазили. О подвале я благоразумно промолчала.

 Он успокаивается, а потом заявляет, что все, что нами отобрано и понравилось из вещей, мы можем забрать с собой. Это от него нам подарок. Подарок, за что? Напрямую спрашиваю я. Он спокойно выдерживает мой взгляд и заявляет, что мы ему очень понравились и эти наряды он нам просто дарит. Я ему начинаю возражать, а он не слушает и опять на вьетнамском, говорит что-то гортанно и громко. Не успеваем опомниться, как нас уже провожают и сажают в машину, а следом затаскивают два толстых пакета и передают нам.  Артур за рулем и мы снова на улице, крутимся между редкими машинами, бесчисленными мотобайчиками и редкими велосипедистами. Пока мчимся в машине, мы изучаем содержимое толстых пакетов. Оказывается в них платья и купальники, которые мы с ней отобрали. Поднимаю голову и  смотрю на Зоряну. Она пожимает плечами, ну что мол, тут поделаешь? Подарок! И только я одна знаю, как для нее это много значит, такой подарок. Ведь я же вижу, как ей тяжело материально. Дома остались дочка и мать. Она вдова. Мужа своего потеряла совсем недавно. Во время американских бомбардировок Белграда. Он работал журналистом на телевидение, когда туда ракета попала. Тело его и еще нескольких погибших, так и не нашли. Здание не восстанавливали и не разбирали от завалов. 

 

Глава3. На острове

Машина быстро и совсем недолго мчит, пока не подъезжает к причалам в бухте. 

Артур приглашает нас идти за собой, а пакеты оставить в машине. Говорит, что мы их после прогулки с собой заберем.

- И не волнуйтесь вы, никто их не украдет. - Заверяет он нас. - Только купальники захватить не забудьте.

Пока мы карабкаемся из машины, он исчезает. Мы топчемся у машины. Видим, как  за поворотом, из-за корпусов лодок,  к нам медленно приближается большой, белый катер. Артур за штурвалом и оглашает окрестности пронзительным ревом сирены. Зоряна поражена, да и я тоже. Все впечатляет.

Потом, когда катер летит и подпрыгивает на волнах, мы с Зоряной мечтаем, об этом острове, как о чем-то реальном.  И уже осмелев, высовываемся из-за ограждения катера, навстречу,  ураганному ветру и брызгам. Сумасшедшая гонка длится минут тридцать и нас уже прилично укачивает.

 Наконец мы видим острова. Но наш остров, сказочный! Он так красив! А вода! Она изумрудная и кристальная у его берегов. Катер замирает. А у нас с непривычки все еще шумит в ушах от рева мотора. Артур обращается к нам со словами о том, что он не халиф, но свой остров у него все-таки имеется и что он приглашает нас на него.

Якорь сброшен, и он, обнажая до плавок свое сильное и загорелое тело, первый прыгает за борт. Красиво плывет и выходит на берег своего таинственного острова. Машет нам рукой. Мы с Зоряной поочередно, торопливо переодеваемся. Купальники, что на нас, достаточно открытые, но в тоже время, скромные. Поднимаюсь на палубу, секунду стою в замешательстве, а затем оглушаюсь шумом воды в ушах, выныриваю и плыву в блаженстве  теплой и прозрачной воды, соленого счастья. Немного успокоившись, оглядываюсь и вижу, как за мной следом плывет Зоряна. Мы поравнялись. Взволнованные и потрясенные, от ощущений соленой купели и счастья, этой прекрасной природы, медленно плывем,  к нашему острову. 

- Ну, как тебе? – Отплевывая теплую воду со рта, спрашивает Зоряна.

- Да, просто сказка, какая-то! И эти подарки и остров! К чему все это? Тебе не кажется, что за все это нам придется кое-чем заплатить? И ты, знаешь, как!

-А я и не против! А, ты?

- Посмотрим. – Отвечаю уклончиво.

Зоряне, что? Она свободна, как птица. Мужа у нее не стало, сразу с окончанием бомбардировок Белграда и она вольна в своем выборе и поиске. А, я?

Плыву и злюсь на себя. Только сейчас понимаю, в какую авантюру я втянула себя и ее. И потом, что же это все означает? Эта вилла, с подвалом и эти подарки, катер, а сейчас еще и этот сказочный остров. Невольно любуюсь. Да, он действительно сказочный! Маленький, но сказочно красивый.

 А вот и дно. Ступаю на песчаное дно и все отчетливо вижу. Пора выползать к людям, старая черепаха. Говорю себе и тут же поправляюсь. Нет, нет, не старая, а все еще ничего, молодая! Подумаешь, тридцать два! Баба в самом соку, а и впрямь то, что надо.  Даже Зоряна  может позавидовать моему стройному и гибкому телу. Ведь я же никогда не рожала.

 И уже отдышавшись, с любовью осматриваю себя и окончательно  успокаиваюсь. Ну, да, ладно. Пусть будет, что будет. А там, посмотрим. По крайней мере, Артур этот так же хорош, как и его сказочный остров.  Шагаю к нему и Зоряне и незаметно разглядываю его крепкую и загорелую фигуру. А попка его, хороша! Просто прелесть, а не мальчик! Мельком провожу взгляд  по плавкам. Сквозь темную, облегающую ткань, отчетливо просматривается довольно рельефно мужское достоинство.

Я уже давно научилась различать мужчин по тому, как они укладывают свое достоинство в плавки. Если я вижу, что у них кончик уходит сразу под низ плавок, то я понимаю, что такому кавалеру мне нечего предложить. А вот, если так, как это у Артура, когда их штучка очень заметно торчит вверх, прижатая тесной тканью плавок, то это уже интересно.

Увлеклась и не заметила, что мой взгляд перехватили и Зоряна и Артур. Вот, же черт! Скрывая свою неловкость, плюхаюсь на раскаленный песок и сразу подскакиваю. Горячий! Подскакиваю и слышу смех их обоих. Ага! Уже спелись?

Артур говорит, что мы здесь пробудем недолго. Солнце такое, что надо быть все время в тени, иначе кожа тут же облезет. Ультрафиолет.

Сам говорит, и я замечаю, как и он нас с Зоряной, незаметно разглядывает и оценивает. Смотри, смотри, мальчик, мы того стоим!

Артур приглашает нас в тень, под слабое укрытие листьев нескольких чахлых пальм.

И вот же женщина, вот же порода? Стоит на меня только посмотреть вот так, как это сделал сейчас Артур, как у меня все внутри начинает сжиматься и настраиваться к сексу.

Вся голова только об этом и думает. Вот же я б…., а не баба. Ну, что тебе еще надо? Что ты все время ищешь? Ведь же счастлива с Гораном. И он тебя любит и самое главное, ценит, понимает, и балует. Ведь если так говорить, то и своему нынешнему положению сейчас, я полностью обязана ему. Но мою мысль прерывает Артур.

- Вот, что девчонки! Я уже не мальчик какой-то, да и вы не маленькие девочки, так что давайте не скромничать, раздевайтесь!

Меня, как ледяной водой окатывает, от такого заявления. Ну, началось! Думаю я.

А Артур, как ни в чем не бывало, продолжает.

            - Даю вам пятнадцать минут на  загорание голышом, пока я перетаскиваю с катера вещи и буду готовить фуршет. Идите на ту сторону острова, за скалу. Но, чтобы, ни минутой больше! Иначе мне с вами не справиться, и придется вас вместо сауны, везти к врачу. Помните, что даже местные с ультрафиолетом не шутят.

            Видя, нашу нерешительность, он напускается шутливо.         

             - Ну, что же вы ждете. Время пошло!

Мы переглядываемся с Зоряной, а он показывает рукой, куда нам идти.

Мы с Зоряной подхватываемся и, взявшись за руки, карабкаемся по песку в гору, на ту сторону острова. Пока поднимаемся, я все время чувствую спиной, как его взгляд нас оценивает. Ах, как эротично!

            Мы уже, как пятнадцать минут лежим голышом, за скалой и окончательно успокоились. Солнце такое сильное, что все время не вылежать и приходится поминутно крутиться, лежа на мокром песке, возле самой кромки воды. Мы с Зоряной расслабились и плывем в ощущениях полной свободы и неги.

 Но вот, до нас, отчетливо долетает звук сирены с  катера. Он застает нас неожиданно и мне все кажется, что времени прошло еще очень мало. По крайней мере, не пятнадцать минут.

  Все, пора облачаться в купальники и возвращаться. Пока одеваемся, я все время поглядываю то на подружку, то по сторонам. Зоряна молчалива. Она часто так задумывается, и я, в такие минуты, стараюсь ее не отвлекать и не трогать. Я понимаю, что у нее для этих минут есть все основания. Мне ее жаль и мне хочется хоть как то ее успокоить и развеселить. Пока она, цепляясь ногой, попадает в свои растянутые трусики, я тихонько  зарываю в песок ее лифчик от купальника, а сама, как ни в чем, небывало, одеваюсь. Зоряна крутится, смотрит на меня вопросительно.

 - А, где мой верх, от купальника? Ты его не видела? 

- Я? – Изображаю святую невинность. - Это ты, разбросала одежду и волной ее смыло. – Говорю так небрежно.

- Как это? Что, утонула? Ты, что, видела?

            - Ну, да. Только спросонья я не придала значение и подумала, что это может быть, но только не твоя  одежда. Смотрю себе, а там что-то плывет, а потом тонет.

            - Где, где тонет? Покажи! – Я небрежно машу рукой в противоположную от нас сторону.

 Зоряна не на шутку собирается искать и лезет в воду. Она крутится, нагибается, ищет. А я, желая ее раззадорить, бросаю мелкие ракушки рядом с ней и все дальше в сторону. Пока она мечется, я откапываю верх от купальника, и плотно скомкав его, засовываю в плавки, сзади себя.

Сирена опять орет. Зоряна крутиться, носится и даже ныряет, ищет. А я ей.

- Все! Пора уже. Пошли. Ты слышишь, как сирена надрывается?  Тебя Артур ждет. Пусть полюбуется на твои бесподобные титички!

Зоряна расстроена. Она просит меня сходить, и что ни будь ей принести, чтобы прикрыться. Но я неумолима. Тяну ее за руку и толкаю перед собой. Все время стараюсь не оборачиваться к ней спиной. Зоряна сердится, а меня разбирает смех. Но я так и не отдаю ей пропажу, и мы появляемся перед Артуром с ней, а она в натуральном виде.

Зоряна все время пытается спрятаться у меня за спиной, но я ее каждый раз все подталкиваю перед собой. Она сердится, и все время прикрывает рукой, согнутой в локте, свои обнаженные груди.  Артур смотрит на нас и смеется.

-Что там у вас происходит? Что случилось?

Я специально молчу, а Зоряна рассказывая о своем горе, по-русски, путая от волнения сербские и русские слова. А потом,  забывается на секунду и машет в ту сторону рукой, открывая свои великолепные груди. А потом спохватывается, опять прикрывается согнутой в локте рукой и смотрит растеряно и испуганно, сначала на Артура, а потом  на меня. Артур молодец! Он подходит к Зоряне и, взяв ее руку, плавно опускает, открывает ей грудь и любуется. Зоряна хочет протестовать, пытается выдернуть руку, но Артур настойчиво и очень тепло улыбаясь, придерживает ее отпущенную руку, при этом он смотрит ей в глаза. Он так мягок и обворожителен, что Зоряна смущаясь и пряча глаза, в конце концов, соглашается быть перед нами с открытой грудью.

Артур натащил с катера разных вкусностей. В основном это фрукты. Кусочками ананас, целая связка коротеньких, королевских бананов, почти плоские, желтоватые и восковые плоды манго. Он уже приготовил малюсенькие канапе. Большая бутылка минеральной воды. Все это мы с огромным желанием поглощаем.

Артур выпивает и мы за компанию. Это виски. Других здесь напитков, кроме виски и пива не бывает. Нам хорошо, весело. Все время, посмеиваемся над опрометчивостью Зоряны.

Говорим, что хорошо, что волны еще кое-чего у нее не стащили, а то бы сидеть ей сейчас в своей первозданной красе.

Зоряна возбуждена и я это не только вижу по ее лицу, но и по твердому соску, который все чаще касается меня. Эти легкие прикасания, возбужденным кончиком ее соска подогревают меня изнутри, и я с каждым  их прикосновением, все разгораюсь теплом. Это волшебное тепло  горячей волной растекается по телу, приятно тянет внизу живота, сжимает грудь и начинает все мое тело настраивать к сексу.

Артур прекрасно ведет себя с нами. Ест элегантно, но не много, больше пьет и закусывает кусочками фруктов. Он все время шутит и рассказывает, как захватил этот остров. Мы едим и слушаем, а что остается непонятным для Зоряны, я ей перевожу и поясняю на-сербском.

 

Глава 4. Как выкарабкиваются на чужбине

Оказывается, Артур из Нижнего Новгорода, сирота и раньше работал там на заводе. Он специалист по двигателям. Сюда попал, как гарантийщик, так он сказал. Это, что-то связано с гарантиями завода, поставщика двигателей. Потом развал Союза. Он решил остаться, никуда не захотел ехать. Сказал, что просто было некуда. Ни квартиры, ни родственников.

Начинал здесь тяжело. Денег не было. Последние двести долларов отдал за старенький акваланг, маску и ласты для того, чтобы искать, а затем продавать  раковины туристам. Поначалу дела шли очень плохо, пока не познакомился с местными летчиками. Они летали на вертолетах к буровым, далеко в открытое море. Возили буровиков и грузы для компании Вьетсовпетро. И как-то ему удалось один раз улететь и прожить на буровой неделю. Причем, чуть ли не зайцем. Для акваланга там был сжатый воздух, и он этим пользовался, все время нырял рядом. Воздух был не очищенным, с  машинным маслом, но он был этому рад, так как каждый раз ему набивали болоны воздухом и он мог заплатить им  раковинами. Больше он ничего не платил. После каждого погружения он подолгу откашливался и во рту его еще долго стоял привкус машинного масла от этого воздуха. Рассказывал, как страшно видеть под водой, когда бурят и буровая трясется и громко скрежещет. Даже под водой это слышно.

После того он немного оправился. Раковины, что он вытаскивал, были отличные, редкие и очень ценились у туристов. Когда заработал свою первую тысячу долларов, устроил банкет летчикам. Затем вложил деньги в шашлычный бизнес, как он сказал. Зоряне пришлось объяснять, что такое шашлыки и бизнес на них.

А все дело в том, что местные мясо ели мало, все больше рис, овощи, рыбные продукты и птицу. Зато русские, кто работали на буровых и жили в отдельном городке, с удовольствием стали заходить к нему, выпивать и закусывать шашлыками, и он им очень понравился. Вскоре он расставил мангалы по всем закусочным и ресторанам города. Стал зарабатывать. А все, говорит  потому, что я не только летал на вертолетах на буровые и смотрел, как винты крутятся, но потом на этом принципе и бизнес построил. По вертолетному.

Во Вьетнаме, большую часть года практически  нет ни ветерка и поэтому приготовить что-то на мангале очень сложно. Дрова горят плохо, всюду стелиться дым. Никуда не годится. Когда он прицепил к мангалу вентилятор и подключил, то сразу картина изменилась. Дрова горели отлично, угли горячие, мясо получается нежное, прожаренное. Дыма стало меньше, его сдувает, и он не мешает. Буровика сразу его новинку оценили. К тому же, он связался с местными ребятами, а те с москвичами, и стали завозить спиртное, водку. В общем, дело пошло! Развернулся. Потом пошел «пизенес». Так он сказал. Но какой, не стал говорить.

Рассказчик он был неплохой, и все время, что нам рассказывал, добавлял что-то смешное и забавное. Мы слушали его с Зоряной, и он нам все больше нравился.

-А хотите что-то пикантное? – Мы с Зоряной переглядуемся.

- Это о сексе, что ли? – Спрашиваю его с некоторым волнением и вызовом.

- Ну, да! О моем первом сексуальном опыте здесь.

Мы с Зоряной прекращаем даже жевать. Нам интересно. Еще бы? Мужчина и опыт!

- Примерно через полгода, после того, как я решил  не возвращаться, у меня начали пухнуть те места, которыми пользоваться надо чаще, а я ими не пользовался уже довольно долго. Дело в том, что пока я работал и официально числился представителем завода мне в голову, даже не приходила такая идея, как секс на стороне. Конечно, блудили буровики, ведь мужики, командированные, но осторожно, а их старались все время выявить и тут же, за двадцать четыре часа на родину. Раз, и готово! Поэтому я страдал, но стойко сносил все тяготы проживания без женщин. А тут, свобода. Да, такая. Гуляй Вася!  Правда, меня эта свобода выбросила на улицу. Да, буквально. Как только я заявил, что не собираюсь уезжать и остаюсь, меня тут же выкинули из городка буровиков, как плешивую собаку. Первое время я перебивался за счет накопленных денег. Снял комнатку у знакомого вьетнамца и целыми днями шлялся бесцельно, по улице или сидел и пил пиво. Но все время напряженно думал, как выжить, как построить свой бизнес? Старался ходить и бывать там, куда заходили русские или летчики. Но одновременно я чувствовал свободу. Полную свободу! Вы себе представляете! А на свободе, что хочется в первую очередь? Правильно, выпивки и секса. Вот и стал я выпивать и заглядываться на местных девушек. Конечно же, были у меня знакомые девушки, вьетнамки. Они знаете какие? Аккуратные, тонкокостные и очень изящные. Они и к тридцати годам все остаются такими же очень похожими на девочек подростков. Никогда точно не скажешь, сколько же им лет. Вот на этой неточности я и попался. Все время думал и о себе и о сексе. Думал и выпивал. Причем уже чувствовал, что я раньше займусь сексом, чем найду себя в бизнесе. Сначала я  пробовал встретиться и уговорить одну из своих знакомых. Ну, как это делается? Подкатываешься и начинаешь прикалываться. Если девушка догадливая и ей так же хочется, то сразу же можно приступать к делу. Но так это делается у нас, а во Вьетнаме, видно по-другому.

Пил, пил и наконец, набрался. Правда я тогда так и не понял, чего я больше набрался. Пива или храбрости. Подошел к стойке и стал со своей знакомой болтать и прикалываться. А я ведь тогда еще плохо мог говорить по-вьетнамски. А тут еще выпил и язык заплетается. Стою и лепечу. Мне смешно, а ей не очень. Оказывается, я говорю, а все время путаю слова и вместо одних слов, которыми я изъясняюсь из меня одни ругательства сыпятся. Дело в том, что вьетнамский язык построен на диссонансах произношения. Не так ударение поставил и вот вместо слов, дорогие друзья, как это случилось с одним моим знакомым на одной официальной вечеринке, он их всех, в присутствии нашего посла, обзывает и получается, дорогие свиньи! Так вот и у меня получается. Причем, некоторые ругательства, что я невольно провозглашал, были для нее очень обидными. Но она девочка хорошая и не стала меня стыдить, а просто взяла и отшила. Ну, а я? Вот же думаю, какая капризная? Я ей комплементы и слова ласковые, а она мне, пошел нафиг!  Обиделся на нее и заявляюсь в следующий барчик. Ко второй знакомой. И там та же история. Меня опять отшивают. И так я по всему городу и везде меня все знакомые девушки отшили. Потом они мне говорили, что понимали, что я с ними хочу, да и они были не против, но уж лучше бы  говорят, пару фраз сказал бы и все, а потом бы действовал, чем стоял перед нами и все время их обидными словами обзывал. Так они и не поняли, отчего так я с ними и чего хотел? Да еще в присутствии их посетителей или знакомых.

И когда я уже прилично набрался, то одна из работниц бара все равно согласилась на секс со мной. Видимо стало, ей жаль, горького пьяницу и матерщинника. Она мне сразу же показалась такой, словно невинной девушкой. Это от того, что в параметрах мы с ней не совпадали не только по росту и весу, но и в сексуальном плане. А мне все в ней показалось просто восхитительным. И эта ее узость там и все, что она потом мне позволила делать с ней. Ну, оторвался я с ней. За все свои страдания. А она так распалилась, да так расшумелась на радостях,  что на нас пришли и смотрели, как я занимался любовью с тетушкой. Потом то, что оказалось? Что она уже в возрасте была и у нее уже менопауза, и ей уже давно никто и ничего не предлагал, а тут я. Вообще, на другой день, когда я уже протрезвел, то до меня дошло, что же я натворил. Весь город, все мои знакомые и не только, но и девушки только и говорили о том, как я, эту самую бабушку удовлетворял и что я с ней вытворял такое, и как русские это могут делать. Вы представляете?

Смеемся. Все время слушали напряженно, а потом все разом смеемся. Забавная история у Артема приключилась с этой бабушкой.

- Ну и как? - Спрашиваю его. – Сотрудничество с бабушкой сильно повлияло в дальнейшем?

А он смеется и отвечает, что еще целый год ему все старушки участливо улыбались и предлагали зайти к ним на чашечку чая, а некоторые даже подмигивали.

Опять смеемся, а он добавляет.

- Многие думали, что я извращенец какой-то и только со старушками сексом занимаюсь. Вообще, только через полгода, после того случая, сначала мне удалось с одной из своих знакомых девочек договориться, но уже не на вьетнамском, а на английском языке и сначала свой имидж поправить, ну, а потом, а потом все восстановилось. Но еще долго вьетнамцы все ржали над этим случаем, вот так, как вы сейчас! Так что знайте, я по девушкам, а старушек больше не трогаю.

Смеемся. При этом я ощущала, как проникаюсь доверием к Артуру. Кроме того, подкупает его ненавязчивая опека нас с Зоряной. И по ее глазам  вижу, что ей он тоже нравится. Я не хочу соперничать, но так получается, что больше всех именно я разговариваю с ним, а Зоряна стесняется своего русского языка, видно его уже подзабыла. Поэтому я постоянно растолковываю Зоряне, что хочет и о чем просит  Артур. Поэтому он мне уделяет больше внимания. А то, что он поступает именно так, я каждый раз замечаю, по его взглядам и поведению. Он нет, да и дотронется то до моей руки, то прикоснется легонько к плечу, и я это, каждый раз замечаю, и это волнует и мне это нравится.

Когда мы достаточно покушали, я  произношу тост за тех женщин, которые что-то в своей жизни обязательно теряют. Теряют перед тем, чтобы потом наслаждаться от этой потери на долгие годы своей сексуальной жизни. За эту потерю мы выпиваем до дна.

Чувствую, что пьянею и не только от выпитого, а того, что сама обстановка, наше непринужденное общение и сам факт пребывания нас на этом необитаемом острове опьяняет и расслабляет, будет желание.

 

Глава 5. Реализуем желания

Настало время вернуть Зоряне потерю. Я встаю и приподнимаю за руку Зоряну, а потом, нежно касаясь, ее соска на груди и говорю.

- А вот и потеря нашлась. Это я подшутила. – Передаю Зоряне  верх от купальника.

Зоряна вспыхивает, смущается, а потом налетает на меня, хватает и пытается повалить. Она что-то кричит про то, что я предательница и, что, мол, я ее  подставила специально перед Артуром. Она так возбудилась и лезет так энергично, что валит меня на песок и мы вроде бы шутя, боремся с ней. Я поддаюсь, и она садится, навалившись на меня сверху, раздвигает и прижимает мои руки в стороны. Я вижу ее беспокойные глаза, смятенье, растрепанные волосы, которые почти закрывают ее лицо. Она возбуждена, и я вижу, как волнуется ее груди, которые так  красиво раскачиваются перед самым моим лицом. Я изгибаюсь и, ощущая прикосновения острых сосков ее полноватых грудей. Я изловчилась и протягиваю от себя, за голову руки и она, сдерживая кисти моих рук, почти ложиться на меня сверху. Я, пользуясь этим и легонько целую ее грудь. Зоряна вспыхивает. Она в замешательстве. Я вижу, как она ищет выход из своего нелепого положения и не знает, что делать дальше. Я не даю ей другой возможности  и поэтому снова касаюсь губами ее груди. Она отпускает меня и садится рядом, обиженно отворачивается.

Я не слышу, что она шепчет, но догадываюсь, что она говорит про меня. Я лишь улавливаю слова.  «Луд, гадно и глупо». Что означает на русском - сумасшедшая, противная и глупая. Я прижимаюсь к ней со спины, обхватываю руками   за животик и прижимаюсь телом, ощущая горячее и вспотевшее от борьбы тело. Целую ей шейку и плечико. Она не отстраняется, но поводит плечами.

А потом я  наклоняюсь за спину Зоряны и что-то ищу, она пользуется моей опрометчивостью, быстро дергает застежку и срывает верх моего купальника. Мы боремся. Но я, так специально, поддаюсь. Потому, что и мне,  так же хочется сверкать своей аппетитной грудью перед Артуром, как это получается у Зоряны.

Мы вскакиваем, боремся за верх от моего купальника, крутимся, тремся телами и мне приятно ощущать это волнующую легкость от своей обнаженной груди и касания с ее оголенной и  упругой грудью.

Зоряна кидает Артуру, а тот, подпуская меня, перекидывает обратно Зоряне, верх от купальника. Так мы прыгаем, а потом валимся вместе на теплый песок, где неожиданно нежно касаемся и боремся шутя. Мы обе наваливаемся на Артура, который нам поддался, и он, лежа на спине, притягивает меня и Зоряну к себе. Обхватывает каждую и прижимает руками. Мы учащенно и напряженно дышим, соприкасаясь одновременно своими головами.

Его поцелуй обжигает мои губы, сбивает дыхание. Губы его горячи и меня так обжигают, что я сразу же чувствую, как внизу у меня пробегает еще одна волна тепла. Следующий поцелуй получает Зоряна. Когда она отстраняется, то я вижу,  как у нее разгораются и блестят темные с поволокой глаза, как лицо ее разглаживается, меняет мимику и успокаивается.

В следующее мгновение ко мне поворачивается лицо Артура, и я чувствую его

губы. Я тянусь к ним, и уже почти не сдерживая себя, отвечаю ему открытым ртом и дрожащими губами. Обнаженная грудь ощущает тепло его крепкого мужского тела. На этот раз наш поцелуй затягивается.

             Я ощущаю, как его язык осторожно вторгается ко мне, щемящее касается моего языка, неба. Я тяну его в себя, наслаждаюсь этими касаниями, от которых я чувствую, как у меня начинает кружиться голова. Я почти ощущаю проникновение его в себя и не тем местом, где целуюсь, а там, где разгорается и начинает сладко тянуть у меня внутри в самую глубину моего женского тела похоть и страсть. Когда отрываюсь от его губ, то понимаю, по ощущениям тела, что я уже не смогу в следующий раз сдержаться и мне не будет доставать его тела и рук. А еще ощущаю безумное желание обнажиться и раздвинуться перед ним и не только дрожащими от ожиданий ногами, а всеми теми местами, что ждут его и страстно желают принять в себя, внутрь моего тела.

Когда руки Артура притягивают к себе голову Зоряны, я ищу рукой ее тело. Прикасаясь, дрожащими от вожделения пальцами,  к ее тоненьким трусикам. Тут же ныряю под них и сжимаю ее упругую попку. И сама в тот же миг ощущаю ее руку, которая беспокойно и нервно скользит по моему телу, приятно ласкает мою горячую и возбужденную кожу, ищет и сдавливает грудь.

 Я вижу, как томно и страстно, поворачивается в поцелуи голова Зоряны. Как зарываются пальцы Артура в ее волосы,  как ее губы и тело ищут того же, что и я.

Но я уже отрываюсь от их тел, сажусь, тянусь вниз к его плавкам и, задыхаясь от желания, своими напряженными пальцами касаюсь его прикрытого естества.

 В этот момент меня всю накрывает такое волнение, что я вся начинаю дрожать,  но уже чувствую страсть от самых кончиков пальцев, до самой глубины моего тела.

Пальцы, вдруг сразу, становятся корявыми и неловкими. Ими, дрожащими, касаюсь его тела, осторожно, почти не прижимая их, тянусь, к его отчетливо выпирающему  естеству, провожу ими вверх, ищу верхнюю кромку плавок. Поддевая пальцами ткань, нахожу узелок на шнурке пояса.

Тяну и все никак не могу развязать. Пальцы так дрожат, что не слушаются.

Глазами все никак не могут оторваться от этого его, уже выпирающего естества. Я вижу только это и, хотя все закрыто и обтянутой тканью, не понимая, как это возможно, но я уже вижу во всей красе его обнаженное естество, его мужское достоинство.

Не в силах бороться я наклоняюсь, прикасаюсь всей своей полыхающей кожей лица и чувствую его. В то же мгновение, как я касаюсь,  чувствую, как этот сказочный орган напрягается, выгибается, тянется. На помощь приходят пальцы, и я с силой тяну за шнурок.

У меня так всегда. Как только я прикасаюсь к мужскому естеству, я теряю себя и не соображаю, что делаю. Когда сознание мое начинает проясняться, я обнаруживаю себя рядом с их телами. Артур по-прежнему лежит на спине, с выпрямленными ногами, а рядом со мной напряженное лицо Зоряны. Она наклонилась ко мне и чуть ли не выталкивает меня своей головой. Напряженно дышит и смотрит, пытается заглянуть мне в рот и шепчет.

- Добро, врло добро! – Что означает; хорошо, очень хорошо! И потом, что-то такое.

- Дубло члан мушко! – то есть, глубоко и прочее… А я?

Онемевшим, от напряжения ртом, пытаюсь удержать его естество в себе. Оно заполняет меня, мешает дышать и я соплю носом. Ощущаю горячую, живую ткань опадающего органа мужчины, чувствую его соки повсюду во рту и на губах. Это обнаженное и сырое, горячее мужское естество, заполняет меня настолько, что я не могу пошевелить ни губами, ни языком. Я только соплю и все пытаюсь завести его глубже в себя. Но естество его беспомощно мне помочь, оно ослабело. Я так напряжена и возбуждена, что не замечаю всего этого. Я ничего вообще не замечаю. Я вся замкнулась на том, что ощущаю. Зоряна приходит на помощь.

 С трудом она оттягивает мою голову руками, и я чувствую, как из меня, освобождая дыхание, медленно выскальзывает мягкое и горячее удовольствие. Она приговаривает и шепчет.

- Веома леп, добро девойка!  - Я это понимаю; очень красиво, хорошо девушка!

 Валюсь на бок, хватаю ртом горячий воздух. Изо рта тянутся слюни и еще что-то. Они попадают мне на грудь, орошают тело. Я ощущаю горячую влагу, и острый вкус и запах мужского семени. Я не соображаю, я пьяная, но не от выпитого, нет. Я пьяна от своей похоти, ощущений и слабости, которая вдруг наваливается на мое тело. Выпрямляюсь. В голове колебания и ни одной мысли. И только сейчас понимаю, что я опустошила, я разрядила волшебный источник и то, что Зоряна мне в спину, совсем не по-дружески громко шепчет упреки.

- Ако вих само могао да мени, да желим да тако! -  Что-то о том, что она хотела бы так же,  хотя бы я подумала о ней.

 Поворачиваю лицо к Артуру и вижу его закрытые глаза, улыбку на губах. Невольно веду глазами по его обнаженному телу туда, откуда меня, только что, с трудом оторвала Зоряна.

 Я вижу его вялую плоть, которую осторожно и заботливо, верхом от своего купальника обтирает Зоряна. Все происходит, как в медленном сне. Я вижу, как Зоряна наклоняется, осторожно и нежно, удерживая пальцами, несколько раз подряд  целует обмякшую головку, нежно поглаживает и трогает пальцами. Слышу, как шепчет над ним. Я все понимаю, что она говорит, хотя делает это так нежно и тихо.

- Ви шаленье, жу вам поможи!  - Я тебя пожалею, я тебе помогу. И потом, что-то еще.

- Ти жао!  -  И еще раз, о том же, что пожалеет его.

Отчего-то, у меня в голове, вдруг рождается нелепая мысль о том, что она обращается с ним, мужским естеством так, словно с маленькой куколкой или ребенком. А   оно очень даже похоже. От этого, или чего-то другого, но я начинаю улыбаться и только сейчас замечаю неудобство внизу, между ног, и понимаю, что влага его соков никак не могла попасть мне туда, а это я сама увлажнила низ трусиков. Поднимаюсь, шатаясь, на дрожащих ногах и лезу в воду. Погружаюсь. И только сейчас, в воде я чувствую всю силу и степень блаженства, что я только что, испытала с Артуром.

Не думая ни о чем набираю воду. Вода горько соленая, теплая. Оттираю, смываю руками присохшую корку соков и семени. Потом стягиваю с себя трусики и тру их в воде, и почти ощущаю, как ткань освобождается от моих соков. Теперь мне безумно хочется шалить, прыгать в воде, кувыркаться. Но я уже думаю, что я сейчас затащу их обоих в воду с собой и поэтому не спеша выхожу из воды совсем обнаженной.

Я вижу, как Зоряна удивленно смотрит на меня, оценивает мое тело, а Артур приподнимается на локтях и смотрит, как я приближаюсь. Впервые за все это время мне так хорошо и легко и в тоже время, меня не смущают их взгляды. Наоборот, мне легко и свободно, мне сладостно ощущать на себе эти взгляды.

Подхожу и тяну за руку Артура. Зоряна остается сидеть, смотрит на меня, задрав голову. Артур поднимается, делает шаг в мою сторону, я его обнимаю и чувствую его мышцы и горячее тело.

 Обнимаю, но прижаться мешает Зоряна. Она ухватила рукой и уже держит во рту только что опустошенное мной его естество. Я целую Артура в горячие губы и руками все глажу его спину и сжимаю попку. Пока мы целуемся, я все время думаю о том, что происходит там у него с Зоряной. Его поцелуи становятся все настойчивее, руки крепче обхватывают и приятно стискивают все еще мокрую кожу на теле. Целуемся,  и я все время ощущаю, как возрастает его возбуждение.

 Следом я чувствую, как сама начинаю опять заводиться. Артур отрывается и целует по очереди мои груди. Пока он наклонился, я успеваю заметить, как неистово трудится с его естеством Зоряна. Мне это так интересно, что я осторожно отстраняю от себя Артура и присаживаюсь рядом с Зоряной.

Я вижу. Как она подхватила ладонью его мягкий мешочек, а пальцами все время подтягивает кожу от головки к основанию и все время пытается ухватить эту прелесть своим ртом и скользнуть губами сверху по его мужскому достоинству. Она так самозабвенно и так страстно делает это, что я ею невольно любуюсь. Но вот, потихоньку, то, что лежала, и было похоже на куколку, все более изменяется в лучшую нам сторону. Теперь Зоряна, глубоко и очень умело натаскивает это к себе в приоткрытый ротик. При этом она энергично стягивает кожу, и я вижу, как напрягаются на его естестве вены и жилки. Я смотрю и начинаю мысленно зажигаться. Вижу, как она подключает к процессу язык, который все чаще быстро подхватывает его головку снизу. У нее так хорошо получается это, что я уже скоро вижу прекрасный результат. Зоряна ревниво пресекает все мои робкие попытки подключиться и помочь ей в этом нелегком деле. Мне остается ждать свою очередь.

 Руки Артура ищут и захватывают голову труженицы. Руки начинают покачивать голову в такт ее движений. Все это происходит у меня на глазах и меня возбуждает.

Затем он отрывает Зоряну и пытается поднять, а она, ухватив его руки, почти повисает на них. Наконец, с сожалением, она выпрямляется. Пока Артур целуется с ней, я  вижу, на ее попке и ногах дорожки прилипающего песка. Чтобы загладить свою вину и доставить ей удовольствие я достаю рукой до бутылки с водой и пока она, отвернувшись от меня, целуется,  лью на ее тело воду. Смываю песок. А затем я стягиваю с нее трусики, и она переступает через них нетерпеливо. Артур поворачивает к себе Зоряну спиной, и я вижу, как у нее между ног, в просвете малых губ, все еще много прилипших песчинок. Пытаюсь отряхнуть их, но Зоряна, не терпеливо, отталкивает коленом мою руку. Я рядом и очень близко, вижу, что мне с этими песчинками не справиться, так как они смешались и налипли на кожу, вместе с тягучими ниточками ее соков. Артур наклоняет Зоряну, а она  расставляет выпрямленные ноги и двумя руками сильно растягивает ткани под своей попкой в разные стороны, освобождая дорогу для его естества. В следующее мгновение я вижу, как перед моими глазами напряженно раскачивается его возбужденное естество, но чего-то им не хватает и не получается. Наверное, это из-за его больших размеров, догадываюсь я. Я понимаю, я вижу, что надо делать и тут же подхватываю и направляю рукой то, что искало путь в самое сокровенное место у женщины.

Его первое проникновение в нее я ощущаю так, как будто бы это в меня зарывается его естество. И эти первые, торопливые движения тел, затем разрывающий напряженную тишину громкий стон Зоряны, мычание Артура, меня обжигают и услаждают. Я понимаю, что я сделала все правильно и у них это получается. От осознания правоты и звуков совокупляющихся тел, ритмичных движений Артура и возможности видеть перед собой самого этого божественного действия я сильно возбуждаюсь. Я возбуждаюсь настолько, что лезу мокрыми пальцами туда, где лежит путь и ритмично действует его напряженная плоть. Пальцами сразу ощущаю и его и ее разгоряченные органы.    В соучастии  этого вечного процесса совокупления человеческих тел, запущенного однажды природой, я разгораюсь с каждыми следующими, их чередующим ритмичным движением. Я ощущаю пальцами их совокупление, я слышу их страстные вздохи и стоны, и я, в конце концов, вижу это перед своими глазами. Время срывается и уносится, остаются только эти ощущения, только эти движения. Затем слышу стоны Зоряны и ее громкий шепот.

- Добро, врло добро!  - Хорошо, очень хорошо! –Перевожу я Артуру.

А потом, через несколько резких  и сильных, ритмичных движений, ее крик.

- Дубло! Ду..б..ль..е!!!   - Глубоко, еще глубже! – Почти вместе с ней и так же громко кричу я.

Громкий и сдавленный сжатым ртом крик, похож на стон, который разрывает  внутренние органы осчастливленной женщины.

Он сообщает пустынному острову и всей окружающей ауре о счастливом исходе божественной силы, энергии совокупления, так тосковавшего по нему этой растерзанной и довольной сексуальной разрядкой женщиной. Этот сдавленный крик сообщает о радостном завершении ее права на ожидания исхода и приема в себя мужского семени.

Зоряна валится на колени, вся обмякает. Я рядом. У меня все еще звучит в ушах ее радостный крик. Ее голова опустилась, волосы сбились и упали на грудь, на плечи и руки. Она тяжело дышит.

 

Глава 6. Ублажили

Катер опять ревет мощным мотором, и мы с Зоряной, полностью обнаженные сидим, прижавшись к  ногам нашего мальчика. Он стоит за штурвалом, широко расставив ноги, такой же, как  и мы, полностью обнаженный. При каждом броске катера на волнах я стараюсь коснуться губами его замечательной штучки, которая прыгает у нас перед глазами, и мы то и дело, попеременно, пытаемся ухватить ее своими открытыми в возбуждении ртами. Перед глазами этот предмет, что дарил нам с Зоряной попеременно, такую радость и потрясения, что я готова его снова и снова целовать и наслаждаться им при каждом прикосновении. Вместе с толчками катера на волнах подпрыгивают наши тела и красиво колышутся, наши с ней обнаженные груди, приятно раскачиваясь и приподнимаясь над нашими телами от этих толчков и прыжков катера. При этом я все время вижу со стороны, как красиво и беспомощно, болтаются в стороны, следом за ее телом, прекрасные груди Зоряны. Мне все нравится в ней и эта ее молчаливость и робость, и эта внезапная смелость и грусть, все в ней мне нравится. Я любуюсь этой нашей с ней игрой с его мужскими достоинствами, и я с удовольствием отмечаю, ту же волну и тот же настрой, в отношении себя с ее стороны. Я понимаю, что эта прогулка для нас этим просто не кончится, и я буду искать в ней искру нашего совместного счастья и привязанности в дальнейшем. А пока, мы смеемся и играемся вместе, как маленькие дети этой куколкой и мохнатым мешочком, что красиво болтается перед нашими жадными ртами и похотливыми глазками.

Катер плавно входит в бухту, и мы опускаемся в каюту, где посмеиваясь и прикасаясь, друг дружки, одеваемся. Артур подводит катер к причалу, и мы перескакиваем на его шаткие доски. С непривычки, нам кажется, что они раскачиваются, как только что качалась палуба нашего катера. Мы смеемся и, обнявшись, следуем к нашей машине. Минут через десять возвращается Артур и увидев нас, весело и задорно смеется.

- Все, девчонки, сейчас я вас не отпущу. Мы едем ко мне. Будем вместе ужинать и еще делать что-то, что у нас получается, и кажется, вовсе не плохо. Или вы так не считаете?

Мы киваем головами и прыскаем, при его последних словах. У нас ведь, действительно все получается и вместе нам совсем не плохо.

По возвращению, нас тут же по указанию Артура отводят вглубь комнат, где сразу раздевают и просят принять душ. Удивительно то, что только сейчас я замечаю, как тела наши обгорели на солнце. Даже теплый душ вызывает у меня неприятные ощущения жжения кожи. Потом нас с Зоряной укладывают на высокие лежаки и над нами начинают колдовать две молоденькие вьетнамки. Они осторожно нас натирают чем-то липким и ароматным, а затем оборачивают в чистые простыни и оставляют лежать. Вскоре я  ощущаю, как этот жар начинает затихать и потом вовсе покидает  мое тело. Говорю об этом Зоряне. Она отвечает, мне, что и с ней происходит тоже. Потом мы опять попадаем в умелые руки девушек, которые очень приятно и нежно поглаживают, слегка натирают нам кожу по всему телу. Немного смущаюсь от своей наготы, но глядя на обнаженное тело Зоряны, лежащее рядом я успокаиваюсь. Примерно через полчаса мы снова ощущаем привычный настрой и желание. Нам вместе очень хочется увидеться с нашим мужчиной. Вместо нашей привычной одежды нам выносят легкие и почти прозрачные, пестрые  пижамы. По росту, каждой и жестами просят одеть их. Мы с удовольствием облачаемся и даже, не надеваем  белье под них. Поворачиваем  и разглядываем друг дружку. Тем временем нас проводят в соседнюю комнату, где уже другие девушки занимаются нашими волосами. Пока одни из них моют и стригут, расчесывают волосы, другие девушки, весело переговариваясь, отмывают и обрабатывают ступни ног, делают нам педикюр, а затем, усадив за низкие столики, делают маникюр. Причем разный, с рисунками и теми, что мы выбираем из перекидных альбомчиков. Мы с Зоряной блаженствуем от всех этих женских процедур, которые делают сразу несколько девушек для каждой из нас. Прошел, как нам кажется, уже ни один час, пока мы с ней, не узнаваемо изменяемся. Над нами уже занимались следующие мастерицы, и мы с ней блаженствовали от массажа и обработки кожи лица и рук. По запаху кремов и масел я сообщала Зоряне, чем это так здорово нас ублажают. Уход завершил макияж, причем я видела, что в ход идут фирменные французские косметические средства. Наконец мы с ней свободны и почти не узнаваемые. Смотрим на себя в зеркало и не узнаем, такие мы с ней красивые и свежие.

Ай, да Артур! Ай, да мужчина! Вот угодил нам, так угодил.  Мало того, что так мило приласкал, так еще и ублажил каждую бабу.

 Ой! Как же ты нас ублажил!

А что бабе надо? Внимание, красивое обхождение, секс и модные шмотки. Все это мы получили сполна.

 

Глава 7. В центре внимания

Нас приглашают и провожают в соседний зал. Когда мы входим, то от неожиданности даже немного теряемся. Теряемся от того, что на нас практически ничего не надето, кроме почти прозрачных и легких вьетнамских пижамок. Мы даже не думали, что нас пригласят на обед с мужчинами и поэтому легкомысленно, совсем отказались от нижнего белья. Перед нами, за низкими столиками сидят человек шесть мужчин, а рядом с ними, за каждым столиком по одной вьетнамской девушке. Мужчины все в европейской одежде, а у некоторых на головах традиционный арабский платок и бубликом. Арабы. Сразу же определяю я. Интересно,а мы кто здесь, на этом сборище? Гости или товар? Но мои сомнения сразу, же разрешает Артур. Он поднимается из-за своего столика и представляет каждую из нас своим гостям. А мы стоим, как будто голые и стесняемся своих практически полностью открытых тел. Говорит по-английски, поэтому я все прекрасно понимаю. Откуда-то он узнал, что мы стюардессы и сейчас на отдыхе.  Мы, все-таки гости и нас просят присоединиться и украсить мужское общество. При этом Артур предлагает всем выпить за столь прекрасных дам. Гул одобрения и восклицания в наш адрес кружат и слегка волнуют. Меня приглашают за столик к шейху, так я условно себе называю этого важного и красивого, полноватого араба. А Зоряна попадает за соседний столик к каким-то европейцам, потому как я сразу же слышу смех. Видно, это острит тот симпатичный французик, решаю я. Зоряна немного смущаясь, переглядывается со мной, но я ее успокаиваю взглядом и киваю головой, мол, все хорошо, успокойся. Столики низкие и я присаживаюсь, как гейша, к себе на пятки, подогнув обе ноги. Зоряна видит и повторяет. При этом я вижу, как у Зоряны предательски топорщатся соски, а потом замечаю, что и у меня тоже. Гости возбуждены, и я пока не понимаю, по какой же причине. То ли от нашего экстравагантного вида, то ли, от чего-то еще. Из обрывков фраз я потихонечку начинаю понимать, о чем идет беседа.  Идет обсуждение какой-то партии товара. Судя по разгоряченным фразам, товара стоящего. Я уже несколько раз слышу фразу о свинках и пока что не могу понять. Это о них разговор или так зашифрован предмет торга.

Потом мы, как это принято во Вьетнаме, когда девушки пьют за здоровье гостей, сидящих, за соседними столиками, и мы поднимаем, и небольшими глотками пьем за здоровье гостей. Каждый раз, когда я это делаю, то вижу, с каким напряжением и вожделением смотрят на мою, слегка прикрытую и почти обнаженную грудь все окружающие мужчины. От этого еще сильнее кружится голова и подхватывает дыхание. Вскоре уже начинается просто посиделки и все разговаривают разом и громко. Я уже несколько раз все хочу перехватить взгляд Зоряны, но ее отвлекают все время мужчины за ее столиком. И я вижу, как она весело смеется от шуток французика. Я вижу, что она уже обвыклась и понимаю, что я сумею переговорить с ней уже не скоро. Ее внимание, явно привлечено к этому французику.

Потом Артур просит гостей принять от него сюрприз. Гости сразу же замолкают, и я вижу, как из-за двери выходят несколько маленьких девочек, каждую из которых, за руку, ведут по одной из вьетнамских девушек. Звучит восточная музыка. Малышки разодеты по-восточному, в прозрачные шаровары и безрукавные накидки, а на головках у них по сверкающей диадеме и это очень умиляет. А они все идут, молча, и сосредоточено смотрят, только себе под ноги. Малышек ровно столько, сколько мужчин за столами. Их подводят к столикам, и они тут же присаживаются по-турецки, рядом  с каждым из мужчин, гостей. С моими соседями по столу присаживаются две очаровательные малышки. Они так сосредоточены, что мне кажется, что они вот-вот заплачут. Шейх, что за нашим столом приподнимает личико малышки за подбородок и с улыбкой рассматривает. А она глазок своих, не приподнимая, терпеливо сносит все эти рассматривания. А потом,  по команде Артура эти малышки берут в руки бокалы каждого из мужчин и под возгласы восхищения и удивления  подносят их ко рту этих гостей. И Артур всех мужчин приглашает выпить из их рук за их и свое здоровье. Все выпивают, а затем аплодируют деткам, которые тут же вскакивают и начинают довольно красиво танцевать какой-то восточный танец перед нашими столами. Потом все хлопают и малышек уводят из комнаты. Перед этим все гости достают их бумажников деньги и передают их девочкам. Я вижу, как мой шейх достал и предал своей девочке довольно крупную сумму. Артур благодарит всех гостей за щедрость и тут же добавляет, что эти деньги пойдут этим девочкам на воспитание и учебу. Все радостно и возбужденно хлопают.

Но мне не нравится то, как мой шейх делает это. У него на губах застывает какая-то похотливая улыбка. А впрочем, может это мне только так кажется? Наконец-то  обращаюсь к Зоряне и прошу ее выйти в дамскую комнату. Она выходит, и пока она делает свои дела, я  ее спрашиваю, о том, как она еще долго будет сидеть со своим французиком и с ними в компании. Я напоминаю ей, что нам пора прощаться. Нам еще надо выспаться, так как завтра с утра нам уезжать, а в обед начнутся приготовления к рейсам.

Как только мы выходим, то сразу же сталкиваемся с Артуром. Оказывается, он нас искал. Я повторяю ему тоже, что говорила Зоряне. Ему искренне жаль расставаться, но он соглашается с моими доводами и говорит, что нас подвезет его гость, тот самый француз. Мы соглашаемся. Минут через десять мы с Зоряной уже в своей одежде садимся к Мишелю, так зовут нового друга Зоряны, и уже попрощавшись с Артуром, собираемся ехать. Но тут Артур замечает, что мы без подарков и немедленно громко, почти кричит на вьетнамском. Мне неудобно и я подхожу вплотную к Артуру. Говорить он мне не дает, а крепко сжав мой локоть, отводит меня в сторону от машины и просит меня, в знак благодарности принять эти подарки. Я отказываюсь, но он очень настаивает, и соглашаюсь, видя с каким напряжением, смотрит на меня и прислушивается Зоряна. Я понимаю, что у нее есть серьезная причина надеяться на эти щедрые подарки. Такого богатства она ведь не заработает, и за всю нашу командировку, поэтому скрепя сердцем соглашаюсь. И тут я слышу от Артура, наверное, то, для чего совершалось все это. Так я сразу же догадываюсь. Я ведь уже не девочка и понимаю, что за все в жизни надо платить. Так, что слова и просьбы Артура о содействии ему я воспринимаю как должное. Еще бы! Столько от него получить и так хорошо провести время? Говорю ему, что долг платежом красен. Он с облегчением соглашается, а потом в двух словах говорит о своей просьбе. Во-первых, он просит, чтобы я изредка передавала от него небольшие письма и посылки, а во-вторых, чтобы мы с Зоряной содействовали и когда будет нужно, то помогли бы его сотрудницам, которые будут летать в Камбоджу и сопровождать деток. Вроде бы все. На первый взгляд все не сложно, а просто. Но я понимаю, что за всем этим Артур мне многого не договаривает. И я ему честно об этом говорю. Он на меня смотрит секунды, а потом соглашается. Действительно не все так легко и просто. Но об этом он мне расскажет сам, когда приедет и встретится с нами в Сайгоне. На том мы и прощаемся. Нет! Целуемся и прощаемся. Мы покидаем его гостеприимный дом и под рокот мотора открытой машины Мишеля мчимся навстречу новым испытаниям и приключениям

И пока Зоряна с Мишелем весело и непринужденно болтают, я все время думаю об этом разговоре. Что-то подсказывает мне, что за всем этим стоят большие деньги, раз он сам просил меня об услугах. Я понимаю, что меня не по своей воле втягивают в какую-то авантюру, но пока нам ничто не угрожает, да и мы, же все время в воздухе, парим как ангелы! К нам какие претензии? Разве что от Бога!

Я ночую сидя в кресле, на балконе. Так, как все время слышу, как возятся Мишель и Зоряна в комнате нашего номера. Он видимо очень хороший любовник, так как я, кроме легких и нежных стонов Зоряны не слышу того, что бы она кончала. Я уже целый час сижу, закутавшись в плед, и вспоминаю о себе и о нас с Гораном. Видно, что сама обстановка и то, что я слышу звуки любви, способствовали этому. Мне не стыдно того, что у нас произошло с Артуром. В конце концов, я уже взрослая женщина и имею право строить свою собственную жизнь и искать утешения с теми мужчинами, с которыми мне уютно и комфортно. А с Артуром так и было. Уютно, очень сексуально и комфортно. Я не жалею, и мне вспомнить о нем приятно все, кроме этой его просьбы. Она не дает мне покоя, тревожит. С кем бы посоветоваться? С командиром? Нет! С ним не получиться. Так как тогда надо будет все о нас с Зоряной выкладывать, и мне этого делать не хочется. Я вообще, ни с кем, кроме Горана, о своих проблемах стараюсь не говорить. Получается, как в том анекдоте, когда муж нужен женщине только для того, что бы его нагружать своими проблемами, а сексом загружаться с другими мужчинами. Поэтому я решаю, что пока что ничего серьезного не происходит, и я постараюсь потихонечку все спустить с тормозов. Пусть пока все будет так, как оно складывается. А там посмотрим.

 Ага! Наконец-то я слышу, как отчаянно и радостно кончает подруга. Ну и хорошо, Зоряна! Я за тебя очень рада. Тебе все это надо в большей степени, чем мне. Тебе это необходимо, что бы в конце то концов оттаять и начать жить в полную силу. А мне? Мне это надо? С этими мыслями я проваливаюсь в теплую влагу тропической ночи и звуков. Все. Сплю.

 

Глава 9. В рейсе

Наш борт, с подвывающим звуком от форсированного, взлетного режима двигателей, плавно набирает высоту. Внизу все еще затянуто в утренней дымке, но уже отовсюду, сколько хватает взгляда в иллюминаторы,  видны белесые столбики небольших дымков. Их много, их тысячи. Вьетнам проснулся, и это женщины готовят еду для своих семей. Электричество дорого, а о газе вообще даже мечтать не приходится, поэтому во многих семьях прямо во дворах и на улице, на больших глиняных горшках готовят пищу. В толстостенных и грубых  горшках, с редкими зубцами разводят огонь, а сверху, на зубцах ставят посуду и жарят или варят. В горшок, сбоку, между зубцов все время подкладывают маленькие палочки или сухой камыш. От того и дымится вся территория. А нам уже не до этого, впереди несколько десятков минут полета по прямой, а потом посадка в Пномпене, столице Кампучии. Так ее называют местные, а все европейцы по-прежнему, Камбоджа. На борту почти полная загрузка. В основном, это туристы из Европы и деловые вьетнамцы. Сама подготовка и вылет прошли в нормальном и рабочем режиме, и только командир, Младич, спросил меня, кто это так нежно охал и постанывал всю ночью в отеле. Он сказал, что так долго он еще ни разу не слышал. А я ему говорю, что есть еще специалисты, которые так долго и могут. Смеемся и на том расстаемся. Нам надо делать свои дела на борту, а пилотам свои. Пока мы возимся с Зоряной, я ее спрашиваю.

- Ты, как? В порядке! Работать сможешь? А то у тебя при медосмотре давление, знаешь какое, намерили? Чуть было не отстранили от рейса. Что скажешь?

Она закатывает глазки, томно улыбается и вся из себя такая спокойная и нежная, что я ей невольно завидую.

- Раз смогла всю ночь, то и весь день смогу. – Смотрю на нее осуждающе и насмешливо.

А она продолжает.

- И главное, что я ничего не помню. Все время, как в облаках. Лечу и лечу и все никак, даже кончать не хочется!

- Ну, это ты привираешь! Я же слышала! И потом, командир меня то же спрашивал. Кто это у нас с таким нежным и тонким голосом постанывает и охает всю ночь?

-Что? Ты правду говоришь? Младич так спросил? А ты?

-А я ему говорю, что это ты всю ночь простонала. Что ты купила вот такую  французскую взрослую игрушку, и ты с ней всю ночь спала и стонала! – Для убедительности я показываю руками размер, и какую она, будто бы купила, как игрушку.

Этот разговор слышит Младич, который случайно вышел из кабины пилотов и стоял за перегородкой у кухни. Открыл бутылку воды и пил минеральную воду.

- Что ты говоришь? – Подзадоривает он. – Вот такую большую? И в…

Зоряна взрывается, с криками и неподдельным гневом, бросается на меня и Младича.

- Я вам покажу игрушку! Сами засуньте ее себе, знаете куда?

- Куда, куда? – Озорно переспрашивает командир.

Заход на посадку в Пномпене и рулежка проходят, как обычно. Температура на аэродроме тридцать четыре, жарко. Этот аэропорт был построен еще во времена, когда Камбоджа все еще боролась за свою независимость. ВПП в отличном состоянии, чего не скажешь перроне и аэровокзале. Нас ставят на площадку перед посадочным павильоном. Как только наши пассажиры выходят, мы с Зоряной тут же осматриваем салон, восстанавливаем тот идеальный порядок, который так нравится вам на борту самолета. Работаем и все время спешим. Наш командир сказал, что мы улетаем сразу же обратно. И пока он со вторым пилотом получают инструктажи, мы с Зоряной трудимся. Трудимся в поте лица, понимая, что мы должны на этой линии завоевать к себе уважение и авторитет пассажиров. Наконец у нас все в идеальном состоянии. Сказывается мой опыт работы в Аэрофлоте и энтузиазм Зоряны. Быстренько переодеваемся во вторые комплекты униформы, так я научила Зоряну, что бы выглядеть на все сто, и уже выглядываем в открытую дверь. Ждем подхода пассажиров. Им идти от павильона до нас метров двадцать пять, так что их должны сопровождать, а мы их встретим у трапа, а потом посадка. У меня в такие минуты всегда приподнятое настроение. Я люблю встречать новых пассажиров и всматриваться в их лица, фигуры и одежды. Сколько же я их перевидала? Тысячи?

В самолете становится душно, и мы с Зоряной, элегантно спускаемся по ступенькам на камбоджийскую землю. Очень жарко, отступаем в тень  нашего борта. Под ногами раскаленный асфальт, весь в кусках и трещинах. Говорю об этом Зоряне. Что мне такого запустения уже давно не приходилось видеть. Перед нами застекленный посадочный павильон, справа от нас длинный одноэтажный барак, который очень походит на наши  аэродромные бараки. Тот же цвет и стиль. Потом окажется, что это так и есть на самом деле. Там еще недавно располагались аэродромные лаборатории и работали наши специалисты. Осуществляли регламентные и ремонтные работы по обслуживания нашей авиатехники. Осматриваюсь вокруг. Но сейчас я ее не вижу, только вдалеке, на той стороне аэродрома вижу большие полукруглые ангары, а перед ними стоянку наших истребителей. Их много и все они выстроены, как на параде. Потом оказывается, что все они в не рабочем состоянии. Их надо ремонтировать, а денег у камбоджийцев нет. Но все равно, вид у нашей военной техники грозный. В одном из ангаров замечаю нашу восьмерку, вертолет Ми-8, а в соседнем ангаре, какую-то иностранную вертолетную технику. Но на ВПП все время оживление и c нее  довольно часто, то садятся,  то взлетают вездесущие Боинги.

Мы ждем. Похоже, что наш рейс задерживается. Наконец, после долгих минут ожидания я говорю Зоряне, что пойду и все разузнаю. Я иду и захожу в посадочный павильон. Боже! Что тут твориться! Крики и гам на все голоса. Похоже, что на посадке и при регистрации что-то случилось. Ищу старшего, и когда мне представляют грозного вида какого-то военного, я ему на хорошем английском объясняю. Кто и что мне надо. Выясняется, что этот шум и гам затеяли наши пассажиры. Вернее сказать, пассажирки. Это вьетнамки, которые собираются улетать домой и их не пропускают на посадку, поскольку у каждой их них по вороху коробок со всякой бытовой техникой. Я с ужасом понимаю, что если все они со своими коробками ринутся на посадку, то нам просто не найдется место в самолете. Пассажиры и багаж и в таком количестве не предусматриваются к перевозке на нашем стареньком  самолете ART - 72 – 202. Нет! Конечно, на борту есть багажное отделение и даже вдоль всего салона, над головами пассажиров, есть очень глубокие и вместительные багажные полки, но всего того, что я вижу, нам просто не загрузить. Места не хватит.  Это же какой-то склад, крупного магазина бытовой радио и видео техники нам предлагают загрузить! А еще и телевизоры! Да, сколько же их? Тем временем события разворачиваются прямо на моих глазах.

Пассажирки сгрудились со своими коробками и детьми в кучку, и вперед выступила какая-то тетушка. Так часто бывает у вьетнамок. Судя, по всему она, у них за старшую. Тетушка подходит к тому самому военному, с которым я только что разговаривала и начинает вести переговоры. О чем и как они договариваются, я не знаю, но все переговоры проходят поэтапно. На первом этапе она получает отказ и, вернувшись к своим соплеменницам, сообщает им о провале первого этапа переговоров. Немедленно в ее поддержку ополчается вся эта толпа и начинает психическую атаку. Дети все, как один, начинают реветь, а все вьетнамки истошно орать и что-то выкрикивать. Гам и шум такой, что они заглушили бы своими криками и воплями шум работающего газотурбинного двигателя самолета. Выдержать такое просто не возможно! Минут пять военные еще что-то сосредоточенно делают или пытаются делать. Многие их них выскакивают из помещения, зажав уши. Наконец и сам начальник не выдерживает и взмахами руки подзывает к себе эту самую тетушку. Начинается второй этап переговоров. Тетушка периодически возмущается и всплескивает руками и ей в поддержку тут же отзывается воем и плачем толпа страждущих пассажирок. И так продолжается несколько долгих минут. Наконец соглашение достигнуто. Я вижу, как все женщины по-деловому сбиваются в кучу и замечаю, что они сбрасываются деньгами для преодоления последнего барьера, отделяющего их от родины. Я понимаю, что мне надо срочно приготовиться к их штурму и хотя бы как-то подготовить Зоряну. И пока идет, процедура регистрации наших пострадавших пассажирок я все-таки успеваю, спросить у старшего.

- А как же их багаж? Ведь мы же не загрузим и не увезем всю эту гору.

- Ничего. – Отвечает невозмутимо чиновник. – Сегодня его меньше, чем обычно. Видно на первый рейс с вашей компанией они решили не рисковать, а вот завтра….

С ужасом мчусь к нашему борту. Экипаж уже весь в сборе и мы готовы к вылету. На ходу и  в двух словах объясняю, что сейчас может произойти, так как вижу, что из дверей павильона уже выскакивают, шумно разговаривая между собой, наши счастливые пассажирки.

Но, где же, их багаж? Когда толпа накатывается к трапу нашего самолета то я, успеваю протолкнуть вперед пилотов и кричу Зоряне, чтобы она никого не пускала в наш отсек проводников и тем более никого не пускала в кабину пилотов, а сама встаю бетонной преградой на входе. Пассажирки пытаются меня оттеснить и влезть на трапп, но я неумолима. Сдерживаю толпу и кричу Зоряне, что бы она начала проверять билеты и проталкивала пассажирок в салон. Так мы возимся с ней минут десять, наконец, мы их всех заталкиваем. В салоне садом и Гоморра. Гвалт, шум, крики женщин и плач детей. Многим не хватило место. Из-за многочисленных сумок и пакетов, которые они затащили с собой. Они тут же усаживаются на полу, некоторые уже улеглись в проходе и пытаются задремать. По салону не пройти, всюду личные вещи и сидящие пассажирки. Все дверцы багажных полок подняты и торчат нелепыми ушами над головами. Багажные полки забиты так, что уже не закрываются и при взлете из них может посыпаться содержимое на головы пассажиров. Я перехватываю Зоряну за руку и удерживаю ее, потому, что она порывается справиться с багажными полками. Я удерживаю ее рядом, потому что бы она ни пропала бесследно в этой компании. Но, где же, багаж? Заглядываю в кабину пилотов. Начинаю докладывать о пассажирах, а потом вижу, через стекло кабины, что к нашему самолету тянут багажные тележки, битком набитые коробками. Этого багажа должно было бы хватить на такой самолет, как Боинг, но не на наш ART - 72! Командир таращит глаза, а потом с яростью крутит ручки радио и начинает с возмущением говорить, что мы не резиновые и мы весь этот коробочный город не увезем. У нас просто не хватит объема в багажном отделении. Что ему отвечают, я не знаю, но по тому, как все сильнее мрачнеет его вспотевшее лицо, я понимаю, что самое страшное у нас еще впереди.

Как мы загрузились, а вернее, как нас завалили этими коробками, я даже не понимаю. Мы только успели увернуться и прижаться с Зоряной в своем отсеке проводников, как грузчики стали просто метать в салон одну за другой коробки и там их подхватывали пассажирки и тут же на руках передавали вглубь салона. Самое удивительное в том, что все эти коробки уместились! Но, боже мой! Что же я вижу в салоне? Самого салона не видно, просто груда, нет стена из коробок, а из-под нее выглядывают счастливые и улыбающиеся рожицы пассажирок. Вот так и взлетаем. Еще перед взлетом наш  второй пилот Стойчев все пытался узнать у меня, где же сосредоточен груз и вес, чтобы выяснить центровку, но я ему не ответила, а просто пригласила выглянуть в салон. Он высунулся, а потом с идеотской и безнадежной улыбкой на лице сообщил командиру, что с центровкой, мы, кажется, пролетели и он даже не может представить какая она у нас. Но на, то уж и ассы работают в нашей авиакомпании, что бы поднять в таком неопределенном состоянии самолет. И мы, наконец-то в воздухе. С подъемом на высоту наконец-то начинает поступать свежий забортный воздух, после турбохолодильников и в салоне сразу, заметно, свежеет и даже можно чем-то дышать. Нам с Зоряной нечего делать, и мы с ней болтаем. У нас все темы вокруг этой посадки.

 

Глава 10. Беседа

Посадка и выгрузка в Сайгоне проходят в штатном режиме. К таким рейсам здесь все привыкли, и никого не смущает ни толпа пассажирок, ни их багаж. Теперь-то я понимаю, почему выбрали на подмену именно нашу компанию. Видно другие компании берегут свои экипажи и борта и не сдают их под столь варварские перевозки. Но мы, другое дело. Я это понимаю. Нам просто без этих чартеров не выжить. Нам во что бы то ни стало надо еще продержаться целый месяц.

Потом пошли будни. Каждый раз, возвращаясь из рейса, мы с Зоряной валимся спать, как подкошенные. Устаем, страшенно. Все на нервах и при сильнейшей жаре. Я уже больше не экспериментирую с формой, и мы больше во время рейса не переодеваемся.  Днями мы работаем с одних и тех же одеждах, так как все безнадежно мнется и пачкается от пота и этих посадок. Но мы, все же, держимся и уже неделю исправно работаем на этих трудных перевозках.

Сегодня, по возвращению из Камбоджи, нам позвонил Артур. Оказывается, он приехал и ждал нас с рейса. Несмотря на усталость, мы с Зоряной, словно бы встрепенулись. Вспомнилось его недавнее гостеприимство. Встретились в холле гостиницы. Артур все так же прекрасно выглядит, и с интересом рассматривает нас. Говорит, что мы сильно похудели и выглядим устало. Объясняем ее почему. Он слушает, а потом объясняет, почему на нашем рейсе такие свалки и откуда такие завалы из коробок. Оказывается, что вся эта техника приобретена для продажи, но за какие деньги? Артур объясняет. Мы внимательно слушаем, и мне даже не вериться, что такое может происходить в наше время.

О том, что почти вся проституция Юго-восточной Азии обслуживается вьетнамками, я узнаю впервые. Оказывается, наши пассажирки это деревенские женщины, которые всем скопом выезжают на заработками. Все они, как правило, из одной деревни и едут все вместе, чтобы заработать проституцией на эту бытовую технику, которую потом продадут, или ее у них перекупят. Едут с детьми, с дочками и бабушками. И все они работают, подставляя клиентам себя и своих близких, в зависимости от достатка денег у клиентов. Главное для них, это больше заработать. Спрашиваю Артура, почему они едут в Камбоджу? Потому, что в Камбоджу текут потоки туристов. Многие едут в секс туры, причем как мужчины, так и женщины, но об этом отдельный разговор. Всех надо кому-то обслуживать. Он говорит, что среди камбоджиек вы ни одной проститутки не встретите. Они здесь большая редкость. Их так воспитывали с детства, что они некогда не станут торговать своим телом и ублажать незнакомых мужчин. Они предназначены Буддой только для своих мужей и остаются верны ему даже после его смерти. Нередки случаи, когда во время кремации тела мужа вдовы-камбоджийки вырываются из рук родственников и бросаются в костер. И вот тут, самое интересное, говорит Артур. От того, как  она относилась, к своим родственникам зависит, отпустят ей руки, или будут удерживать и не позволят сгореть вместе с мужем.

- Так, что, девочки, лучше относитесь к родственникам своим и мужа. Это гарантия вашей безопасности. А вы представляете, сколько бы запылало вдов у нас, будь эти законы в нашем обществе? Представляете, сколько бы рук, не то, что отпустили, а запихнули бы, своих противных невесток? 

Потом он говорит, что в основном все эти азиатки, приезжают в соседнюю Кампучию, где селятся компактно, как правило, в соседних двух, трех домах, в которых ни днем и не ночью не затихают эти самые динь-динь. А почему динь-динь, да потому, что каждая из женщин, что бы подчеркнуть свою привлекательность у мужчин перед остальными, подвешивает себе несколько колокольчиков. И когда она занимается делами, то все слышат, как часто у нее бывают посетители и сколько клиентов получают по оплате. Нередко встречаются девочки с такими же, подвязанными колокольчиками.

Нам не понятно! Но Артур говорит, что так здесь принято. Ведь сама человеческая жизнь в Юго-восточной Азии воспринимается людьми не так, как у нас, цивилизованных европейцев. Здесь главное, выпрыгнуть, высунуться и не потонуть в гуще народа. Потому, так навязчивы бывают дети, которые пытаются вас все время зацепить на улице своим примитивным Хелл лоу и Вот а ю фром. Здравствуйте и откуда вы? При этом, дальше все их познания заканчиваются. Зато они выпрыгнули, высунулись перед такими же, как они. А это хоть и маленький, но успех над окружающими. Так у мальчиков, а у девочек, немного по-иному. Они высовываются своими пипками и нередко еще маленькими девочками вступают в половую связь, а потом об этом всем рассказывают и гордятся этим. Показывая, свою исключительность и превосходство. А так, как во Вьетнаме женщины правят в семьях, то эти действия ими же, часто одобряются. Главное, считают матери, это удачно выйти замуж, да за богатого. А для этого надо и самой приодеться и выглядеть обязательно полненькой. С этой, их полнотой, прямо беда. Наверное, так повелось от религиозных представлений. Ведь Будда всегда в образе добродушного толстяка и все хотят быть на него похожими. Толстяк, в их среде, обязательно должен быть весельчаком, и он же является предметом шуток и насмешек. А так, как в таком климате практически очень тяжело поправиться, то к такому толстяку или толстячке большое уважение. Как правило, толстенькая девушка имеет по нескольку женихов или сразу с ними всеми живет. Что отвечает их представлениям о плодородии и щедрости. Те же правила распространяются и на маленьких толстушек. Поэтому, когда вы увидите среди пассажиров маленькую толстушку, то знайте, что это уже вовсе не маленькая и уже может быть и не девочка. Вот так-то! И потом. Не случайно всеми этими бригадами, что мотаются на ваших самолетах, все время заправляют толстушки. Тетушки. Их все слушаются и подчиняются, а они при этом неплохо зарабатывают.

- Теперь вам  все понятно?

Мы молчим и смущенно переглядываемся с Зоряной.

-  Это что же? - Спрашиваю я. – Выходит, мы способствуем сексуальному рабству?

Артур смеется и говорит, что это еще не рабство, а просто бизнес по-вьетнамски. Кто чем может, тем и торгует. У кого, как и чем получается. А потом добавляет, что мы еще девочки по сравнению со всеми этими нашими пассажирками. Наивные и симпатичные, взрослые девочки. Мы пытаемся возражать, но Артур добавляет.

- Вы же еще ничего не знаете о лишних людях.

- О каких? – Переспрашиваю.

- Да о тех людях, которые есть, но в то же время, их и нет, они, как бы, не существуют. Хотя они живут среди всех остальных, но они, от своего рождения уже не существующие и лишние. А потом он объясняет. Перенаселение и рост численности породил неразрешимые проблемы. Что бы как-то утихомирить население и побудить его к ограничению рождаемости все страны в Юго-восточной Азии  ввели правило о том, что у пары может быть только по одному ребенку. Один и не больше. Иначе, неизбежное вмешательство государства в судьбу и жизнь такой семьи и тогда оно начнет наказывать за превышение дозволенного количества детей в семье. Если такой человек служит в армии или работает чиновником в госструктурах, то у него замедлится карьерный рост, он может потерять свою должность и годами не получать положенных вознаграждений и чинов. Ну, а если и тогда он не остановится и заведет третьего ребенка, тогда просто беда. Этих людей тут же лишат места и звания, их выгонят со службы и работы. Они не получат пенсий.

А если они все-таки рождаются? Что же тогда? Тогда от них стараются избавиться. Их появление в семье скрывают, их не регистрируют, прячут от посторонних глаз. При первой же возможности, их попросту сбывают в чьи-то руки. Хорошо, если такой ребенок попадет в благотворительный приют и тогда у него, хоть какая-то появиться надежда на нормальное выживание, где-то в приемной семье. А если он попадет не в те руки? И так случается все время. Несмотря на все усилия властей, численность народа во всех странах увеличивается. Поэтому государство закрывает глаза на этих лишних и всячески способствует их скорейшему отселению. Лишь бы быстрее, куда подальше, но только не в своей стране. Кстати, на этом потоке построен бизнес у многих людей.

А что же такой человек может? Он, как правило, не обучен и просто неграмотный. Он вообще ничего не знает, так как его скрывали, и он нигде не бывал. Куда ему податься? Почти все они попадают в криминальные структуры или порно индустрию. А так, как поток их все время нарастает, то и там им, надо все время приспосабливаться и выживать. Многие меняют сексуальную ориентацию, соглашаются на разные операции. Мужчинам увеличивают грудь, вытягивают члены, удаляют ребра, а женщинам помимо увеличения груди еще и приходится на чем-то специализироваться. Кто-то припадает на анал, кто-то на фистинг, а кто-то соглашается на физические истязания. И только бы выжить и только бы выбраться и оказаться над головами таких же лишних. Все средства хороши и все для них не указ, их ничего их не смущает. Нет у них стыда и совести нет. От самого рождения. Такие, лишние люди, опасны и под обломками своей судьбы и участи могут вас серьезно покалечить. Как в духовном, так и в физическом плане. Артур говорит, что он таких пострадавших знает. На восемьдесят процентов девочки, это проститутки и либо, уже начавшие свою карьеру, либо они ее начнут, тут же. Непременно начнут, говорит Артур. Так, как они уже детьми, все это отчуждение ощущают. Некоторые уже с детства начинают жить без контрольной половой жизнью, многие увлекаются мастурбацией и тем себя удовлетворяют и успокаивают себя. А отсюда,  и необузданные сексуальные пристрастия.

Этими пристрастиями пользуются европейские женщины, которые так же совершают секс туры. В последнее время укоренилось пристрастие к сексу в объятиях и коллективных оргиях трансвеститов. Сам факт, соединения с телом, у которого выражены не только мужские, но и женские начала, просто заводит с пол оборота этих любительниц острых ощущений и вызывает у них пристрастие к безудержному сексу. Нередко они, эти страдалицы, в поисках новых ощущений, позволяют себе заниматься сексом сразу с двумя и тремя мужчинами. Причем они позволяют использовать все свои естественные отверстия в теле для совокуплений. Потом, они в Европе, основывают различные свингерские клубы, где так же находят себе применения секс с несколькими мужчинами. Самые доходные шоу, с участием трансвеститов, посещает множество европейских женщин. Все это порождает нездоровый спрос на искалеченные тела и судьбы и, нередко этим бизнесом начинают заниматься эти самые лишние люди. Они занимают деньги на операции по внесению внешних изменений в теле, а потом соглашаются отрабатывать эти займы в притонах и клубах. Но, что примечательно. Спрос на это все время растет и с обеих сторон. Появилась даже целая отрасль по внесению изменений в тела. Нередко такие операции проводятся на одном теле годами, пока это изуродованное чудо полностью не изменяет свой пол. Но и тогда, ими не остаются без внимания их прежние занятия. Они с удовольствием вступают в близкие связи со своими бывшими страдальцами. А это, опять же, сопровождается еще более повышенным интересом и опять все происходит по следующему кругу. В таком бизнесе крутится  много грязных денег от продажи людей в рабство, от занятий проституцией и прочих непотребностей.

- Так, что девочки! – Наконец-то произносит Артур. – Я готов, оказать вам содействие и ознакомить с местными сексуальными колоритами.

- На днях я лечу в Пномпень. И смею надеяться, что вы, с радостью примите мое приглашение, на некоторую пикантную экскурсию. Ну, как вы согласны?

- Ну, о чем речь! Артурчик! Мы с тобой хоть куда! Ты, только нас не забывай! Но, одно есть препятствие. Наши рейсы. Как с ними быть? Ведь не станешь же ты специально что-то делать, чтобы задержать наш самолет в Пномпене?

- Нет, конечно! Но все будет именно так, как я вам говорю. Артур слов на ветер не бросает. Вы уж поверьте!

Мы с Зоряной соглашаемся или же делаем вид, что так поступаем. Уж больно все это попахивает чем-то опасным. И потом эти объяснения? Эти пикантные экскурсии?

 - Куда,- спрашивая я Зоряну. – Куда он нас хочет повести? Неужели же к трансвеститам?

А потом Артур ведет со мной секретные переговоры и частично посвящает в секреты своего бизнеса. Но я, о них, рассказывать не буду, для нас они не интересны и не имеют никакого отношения к тому, о чем рассказываю. Но я соглашаюсь ему помогать. Долг обязывает и данное мной, слово.

 

Часть вторая. Гоша

 

Глава 11. Новая встреча

После расставания с Артуром мы с ней все время обсуждаем темы, о которых он нам рассказывал. А сам-то он, чем занимается? Неужели и он в этом бизнесе? С недоумением спрашивает меня Зоряна. А я молчу. Дала слово.

Артур оказался на самом деле всемогущим. Мы застреваем в Пномпене. Последние двое суток все сгущаются облака, превращаясь в дождевые тучи. Но мы умудрялись поддерживать исключительную регулярность  рейсов. Наконец, нас останавливает непогода. Наступает сезон муссонов, и Артур об этом прекрасно знал, потому и был так уверен, что на какое-то время мы не сможем перевозить пассажиров.

А пока, мы с Зоряной, сидим в пустом салоне нашего самолета и болтаем, а наши ребята, летчики ушли выяснять обстановку.

- Тебе нравится Артур? – Спрашивает Зоряна.  - Кивю. – Вот увидишь, он обязательно скоро появится и найдет нас.

Мы почему-то в последнее время часто о нем говорим. Может от того, что устали и ждем отдыха, а может от его обещаний доставить нам очередные удовольствия и приключения.

-  Ты, знаешь, Зоряна. – Отвечаю ей. – Артур классный парень. – Поправляюсь.

-  Классный мужчина. И… - только хочу еще что-то сказать о нем, как внезапно вижу его улыбающееся лицо у нижней кромке, снаружи фюзеляжа, в проеме двери.

- Ну, продолжай! Рассказывай обо мне. Я с удовольствием послушаю, какой я мужчина!

- Артурчик! – Взвизгивая я, и мне вторит Зоряна.

- Артурчик, милый! Ты, как тут оказался? Ты откуда? – Засыпаем его вопросами и вылезаем из салона, что бы его обнять.

Виснем на нем, обе сразу, обнимаемся и целуемся. А от него, все так же прекрасно пахнет и его сильное, горячее тело, широкие плечи и мышцы на груди и руках, соблазнительно притягивают. Я это сразу же чувствую и вижу, что те же чувства испытывает Зоряна. Она мельком стреляет мне радостными глазами. Мол, что я говорила! Он опять с нами!

Артур нас целует, каждую, по очереди, прижимает, а потом, все еще придерживая обеих, своими сильными и теплыми руками, объясняет.

- Все! Вы свободны! Ваши рейсы отменяются на ближайшие трое суток. Начинается муссон и я упросил вашего шефа, Младича, и он разрешил мне забрать вас с собой на все это время. Так, что собирайтесь, мы едем. Вам хватит на сборы пяти минут? Хватит, мои красавицы?

Но еще целый час уходит на разные формальности связанные с передачей на временную стоянку и под охрану нашего борта. Наконец мы свободны. Пилоты уехали вместе с другими экипажами. Они разместятся в китайской гостинице в центре Пномпеня, а мы едем с Артуром. Перед выездом он оставил Младичу номер своего спутникового телефона. Новинки, которой мне еще не приходилось видеть и пользоваться. Артур позволил каждой из нас позвонить домой. И я все еще нахожусь под незабываемым впечатлением разговора с Гораном. Сказочного разговора, при котором все время слышатся повторы своего голоса.  Объяснила Горану, что у нас наступил небольшой отпуск и что мы с Зоряной вместе и немного отдохнем в Пномпене. Хотя бы выспимся. Он попросил беречь себя и сказал, что скучает и назвал меня своим любимым словом. Ангелом бескрылым.

Зоряна переговорила с дочкой и мамой и от этого стала еще задумчивее. И пока мы едем в машине с Артуром, то молчим, вспоминая события и голоса, о том, что только что узнали от своих близких, в минутах волшебного общения. Наступившее молчание нарушает Артур.

Он говорит, что мы остановимся у его друга, Гоши. Кстати, очень интересного человека. У него свой дом и прислуга, и он ведет дела по всей Юго-восточной Азии. И пока мы едем, он начинает нам рассказывать о нем. Это так интересно, что мы увлекаемся и даже забываем о своих ностальгических настроениях по дому.

 

Глава 12. Как выходить в люди

-Гоша детдомовский и этим, чем-то очень похож на меня. – Начинает свой рассказ Артур.

- После детдома, его, как и многих из нас оставили с носом. Он так же не получил никакого угла, хотя ему положена была отдельная квартира. Так, что он сразу же начал работать и скитаться по общагам. Благо у него никакого майна, только был знаменитый портфель. А знаменитым,  он был от того, что этот портфель, это все, что осталось ему, от  его прежней семьи. С ним, а вернее в нем, умещалось все его имущество на то время. Он так и в армию загремел и все никак не расставался с этим портфелем. Попал на Север, на корабли Северного флота. За свой непослушный и дерзкий характер, его там лупили годки, то есть те, кто заканчивал уже службу на корабле и собирался уходить на гражданку. Его так лупили, что, в конце, концов, встал вопрос о самом его существовании. На его счастье, командиром к нему попал выпускник, лейтенант, только что вышедший из Фрунзенки. Это училище военно-морского флота, которое располагалось в Питере. После очередных мордобоев, Гошка сидел и рассказывал ему о своей горькой судьбе. А лейтенант, тот все думал, как ему помочь. Ведь так выходило, что Гошку прибили бы эти самые годки раньше, чем бы они демобилизовались осенью. И тут помог случай. На очередном политзанятии один политработник стал агитировать молодых моряков поступать в военные училища. Гошка сидел и все еще ощущал на своем покарябанном от ударов лице, силу воспитательного воздействия старших. Ему и в голову не приходила, что спасение его уже рядом, но он, о нем, пока что, даже не догадывался. Вечером, после очередного назидания, он сидел в каюте своего лейтенанта и пересказывал, как в школе все, что с ним произошло за день. Лейтенант его слушал рассеянно, а когда он сказал, что на политзанятиях их агитировали поступать в военные училища, то лейтенант, его командир, сразу же понял в чем его спасение. С этого дня  над Гошкой взяла шефство сама судьба. Он, по подсказке своего лейтенанта, написал заявление в военно-морское училище на учебу. Но так как, никакими уговорами лейтенант не мог его уговорить его поступать в такое училище, видно все, что связано у Гошки с военно-морским вызывало стойкое отвращение, то он, после долгих раздумий, согласился на тайм аут и предложил, чтобы Гошка подал документы в училище военных переводчиков. О том, что он туда не поступит, он знал так же твердо, как знал, что на его голове только два уха.

- Ну, если и не поступишь, то хотя бы месячишко, два, перекантуешься в училище и хотя бы Питер посмотришь. – Уговаривал его лейтенант.

На том и решили. И вскоре Гошка, уже сидел в училище, на подготовительных курсах и пытался что-то понять во всех этих премудростях подготовки к сдаче экзаменов. Ему вся обстановка и все вокруг сразу же понравились. И то, что он все же моряк и один из немногих, кто решил поступать прямо с флота, с кораблей. Он даже понял, что это давало для него хоть и маленькое, но преимущество. Но время стремительно сокращалось, приближались экзамены. Гошка понимал, что он их если и сдаст,  то на троечки. А это провал, а за ним опять назад и мордобой. Но все же, у него был один шанс. В детдоме у них была прекрасная учительница по французскому языку и Гошка в нее сразу же влюбился. Влюбился, так как истосковался по матери и семье, а эта учительница была такой доброй и красивой, что всем своим поведением, голосом и видом  напоминала ему о матери. Он не только отлично выучивал уроки французского, но и согласился на дополнительные занятия и с удовольствием ходил на них, тем более что она угощала его каждый раз, то конфеткой, то яблочком. Именно из-за французского языка у него начались неприятности, а потом и мордобой на корабле. Во время большой приборки он неосторожно выразился на французском языке, за спиной одного годка, а тот, даже не разобрав, а может, даже не поняв, что это Гошка сказал на французском, сразу же набросился на него с матюгами и угрозами. Ему подумалось, что Гошка жид! И что, он сказал это все на иврите. Так он орал на него, когда лупцевал в кубрике. А Гошка страдал. Страдал еще и потому, что его прононс, которым он так гордился и который так хорошо у него выходил с играл с ним такую злую шутку. И вот сейчас, этот самый прононс работал на него. Преподаватель французского языка, что готовил их к экзаменам, сразу же выделил именно его, среди всех, и за хорошие знания и за этот самый прононс. Он всячески убеждал начальника кафедры, что Гошка, это именно то, что им надо, и они уже в сотый раз ломали головы, соображая, как же им не потерять такого абитуриента. Наконец, перед Гошкой, открылись врата рая, и он, по совету своего преподавателя, неожиданно для всех остальных, подал заявление на  кхмерский язык. Туда не потупило, ни одного заявления и Гошка стал, просто единственным русским, кто стал изучать его. Вот так он поступил на иностранный? Да еще на кхмерский язык.

- А потом? - Спрашиваем мы. - Как он учился? Как он ужился, и как сложилась его судьба потом? Как он тут очутился?

 

Глава 13. Отличился

- Учеба ему давалась легко. И почему-то, даже кхмерский язык пошел. Может от радости, а может от страха за мордобой, но учиться у него сразу заладилось. Не заладилось только в одном. Все никак не получалось ему с девушкой познакомиться. Зимой после первой сессии он никуда не поехал. Некуда было. А так, как у него и одежды зимней никакой, кроме формы не было, то и по музеям и по выставкам он так и ходил, все время по форме. Да, и к слову сказать, она эта форма, ему очень нравилась и подходила. Сказывались молодость и нахождение какое-то время на флоте. И вот в один из дней он познакомился с очень симпатичной девушкой в Лягушатнике. Так тогда называли кафе-мороженное на Невском, из-за зеленой обивки мебели и интерьера. Хоть и дорогое для него это было удовольствие, но он, все же, выкраивал немного денег. И в самые трескучие морозы, когда на улице просто было есть его страшно,  то он мог наслаждаться мороженным в этом кафе. А мороженое было славное. Вкусное. И вот он сидел в зеленом будуаре и, растягивая удовольствие, потихонечку тыкал маленькой ложечкой в горку чудесного мороженого с шоколадом, когда его оторвал от этого занятия приятный женский голос.

- К вам можно? У вас не занято? – Произнесла довольно рослая и очень симпатичная девушка.

-  К нам можно. – Неожиданно, именно так он ответил.

-  Простите. А вас сколько? Я вам не помешаю?

- Нет, нас, нет! Да, нет, не так! – Запутался он, как-то так и сразу, как только увидел ее удивительно красивые ножки из-под ее, такой коротенькой юбки. В которые, сразу же и почему-то, уперлись его глаза.

- Ну, морячок! Я что-то не поняла? Вас сколько?

- Нисколько - Сморозил он сдуру. И потом, приподнявшись, представился. – Гоша! Первый курс, институт военных переводчиков.

- Пардон! Мадмуазель! – И этот прононс у него проскочил просто великолепно.

- А вы? Вы, что же, француз? – Спросила его красавица, удивленно.

Вот так и познакомились.  Они уже сидели и просто болтали. Он о том, что учится, о том, что поступил, оторвавшись от корабля и прямо с Северного флота, а она о себе. О том, что учится в экономическом институте, на канале Грибоедова. И о том, что она тоже только что поступила и пока живет не в общежитии, а с девочками. Он тут же вызвался ее проводить, а она так легко согласилась.

 Желая произвести на нее впечатление, Гошка решил дать швейцару в гардеробе на чай, но очень сконфузился, когда тот не принял от него мелочь. А рубля ему просто было жаль отдавать, тем более что он только что получил переводом десять рублей, от своей бывшей учительницы французского языка, которой написал, что учится на военного переводчика. А для оправдания он, перед этим швейцаром, покрасовался с десяти рублевой купюрой в руках. По тем временам, хорошими деньгами. Его поступок не остался ей незамеченным. И как только они вышли на улицу, то она сразу же стала просить его зайти в Елисеевский магазин и скупиться по случаю ее дня рождения. А для убедительности сразу же прижалась к его шинели, опершись на его свободную руку. Гошка рассказывал потом, как он был очарован ей и ее непосредственностью. Поэтому он, сразу же согласился, и они пошли в сторону Елисеевского магазина. Но вместо еды она натолкала ему в сетку, которую брала с собой, сразу, же несколько бутылок вина и водки, заставив его расплатиться. А Гошка млел. Млел от того, что такая красивая и высокая девушка, сочень перспективными ногами, шагает рядом, и он готов ей помочь во всем. Говорил, что он обязательно ее проводит и донесет эту сетку с вином. Пусть она даже не беспокоиться.

Потом она его повела по каким-то подворотнями и проходным дворам. А потом он с ней там же целовался и чувствовал, как в нем неукротимой энергией закипает кровь в жилах и в том самом месте. И при следующем поцелуи он почувствовал, как ее ручка легко юркнула за полу шинели и прижала, эту его штучку. Он говорил, что чуть было, не выронил сетку при этом. А потом она весело пробежала вперед, обернулась и радостно позвала его. Сказала, что вот они и пришли. При этом она зашла в темный подъезд, а он за ней, следом.

Он не помнил потом, почему он так растянулся на этих ступеньках. Понял, что оскользнулся подошвами кожаных, военных ботинок, подкованных медными гвоздиками. Сразу же и с размахом повалился на этих сильно протертых, множеством ног и годами, очень скользкие ступеньки. Потом, даже не попытался подпрыгнуть, вскочить, когда под ним зашумела ароматная река от разбитых бутылок. Он, в первое мгновение, даже не сообразил, что поранился и что эта сильная боль в кисти, не от ушиба, а от сильных порезов бутылочными осколками.

Дзинь и все! Все, что было в сетке, вмиг превратилось в ароматный ручеек, который прокалился вниз, под него, по тем самым, щербатым ступенькам. От полученного шока, видно, что болевой шок был очень сильным, он очень плохо соображал обо всем. Помнил, как его подхватили какие-то парни, которые стояли кучкой на ступеньках перед дверью. Как потом его потащили через комнаты, в которых было сильно накурено и везде стояли и целовались, обжимались пары. Вспомнил, как его усадили на чью-то кровать, бесцеремонно столкнув с нее какую-то обнаженную пару. И как, кто-то,  все время командовал четко и по военному, низким и грубым женским голосом, подсказывая, что с ним надо делать. И потом, он уже не помнил, как с него стянули шинель и как обрабатывали руку, обматываю ее толстым слоем бинтов. Которые, все-таки, сразу же напитались кровью.

Потом ему вызвали скорую, а врачиха, увидав кровь на ступеньках и осмотрев залитые кровью бинты, тут же пережала кисти жгутом и скомандовала, чтобы его немедленно отвезли в госпиталь.

- Нет! В больницу нельзя. Он военный и его не примут. Везите прямо в госпиталь, он потерял много крови и у него все еще последствия от болевого шока. Везите немедленно!

Я уже стал вычихиваться, рассказывал Гоша, когда меня вызвали на проходную госпиталя и сообщили, что ко мне пришли мать с сестрой.

- Только мать, что-то уж больно молодая. Не родная, что-ли? Мачеха?

-Да! Так и есть. Мачеха, правда, очень заботливая, будто сама мамка моя.

В комнате свиданий много народу и я с трудом, говорил Гошка, пробился к ним, со своей перевязанной рукой и шинелью, кое- как накинутой на плечи.

-Ну, здравствуй сынок! – Слышу от этой дородной и довольно красивой женщины. А потом, получаю ее обжигающий поцелуй.  По голосу сразу же узнаю, что это она, спасая меня тогда, командовала.

-Ну, как ты, братишка?  - Спрашивает моя недавняя целовальница. – Руку не отрезали? Пришили? А то мы все беспокоились, уж больно ты лихо ее раскроил. Кровищи то было…

- Ну, хватит, чего раскудахталась. Я сколько раз тебе говорила, что ведешь парня, предупреди, что у нас скользко. И так уже столько парней, и колени и лбы, расшибли. Понимать надо, что если ведешь кл… - Поправляется – Клетка лестничная у нас того, больно уж скользкая.

Вот так они стали ко мне приходить почти всю неделю вдвоем, и я с ними быстро подружился. А в одну из ближайших суббот, мне разрешили сходить в увольнение, но только с провожатыми. Которыми, тут же представились мои новая мамка и сестренка.

По такому случаю, они меня отвезли к себе на квартиру, вызвав такси. Я просто места себе не находил по поводу их расточительства.

-Ну, зачем вы так? - Все сокрушался. – Ведь мне достаточно уже того, что ко мне приходят, что не забывают в несчастье.

Конечно же, я нарочно им про несчастье, так как боялся, что они возьмут да и не придут ко мне в следующий раз, вот и старался тумана напустить. Мы приехали и я, с большой опаской и боком, боком по той самой лестнице и быстро юркнул в открытую для меня дверь. Сам я не мог пока не то чтобы что-то делать, а и в туалет даже сходить, так меня забинтовали. Но об этом я, дуралей, даже не подумал. Ведь в госпитале все было проще. Оттянул резинку штанов и трусов и поливай себе ребята. Ведь все время в халате, да тапочках. Ну, меня ребята одели, перед выходом, а вот, как я буду раздеваться и как в туалет пойду, я ведь даже не подумал тогда. Вот же, как мне захотелось у них побывать и у девок покрасоваться. Меня ждали и кроме их, никого на квартире не было. Не было парочек, ни тех, кто в комнате соседней любовью занимался. Я осмелел, особенно после того, как Ольга, так назвалась моя новая мамашка, за мной очень нежно ухаживала и все делала осторожно и мягко, меня освобождаю от шинели и шапки. Зашли и Ольга сразу же Ирку, мою новоиспеченную сестричку погнала на кухню.

- Чай готовь! И что бы, как девичий поцелуй!

- Это как? – Спрашиваю. А у самого даже дыхание перехватило.

- Да, вот такой, крепкий, сладкий и горячий. Вот какой!

А потом стали чаи гонять да обо всем на свете разговаривать. Я им о себе рассказал и ничего не утаивал. Они слушали внимательно и возмущались искренне. Когда я им о своей службе на корабле рассказывал и мордобоях. А потом они о себе. И не стесняясь. Только Ольга сначала попросила у меня прощение, за то, что все, о чем она расскажет, может быть будет мне и неприятно даже.

- Ведь мы чего к тебе проперлись в госпиталь? Распотрошили нас. Обанкротили. Сосед наш здешний, воевал с нами, так как у меня всегда на лестнице парни, да курим. Жаловался менту местному, но я с ним как-то вопросы решаю, так он решил меня клеветой и наветами вывести из моей квартиры. А квартира мне, от моей тетки досталась, а он на нее метил.

- Сочинил, представляешь такую историю, что тебя мол, моряка, зарезали. И вправду соседи поверили. Кровище же, сам знаешь, сколько было. Вся лестница. И пока мы с тобой возились, он успел обо всем, растрезвонить и соседей натравил. А тут скорая и завертелось. Все! И впрямь, зарезали парня, да скрывают. А потом, как тебя увидели, как  в машину сажали перед госпиталем, а ты руку свою, всю в бинтах, да окровавленную к телу прижал. Они, с перепугу, так и решили, что тебя в грудь и живот, так и пырнули у нас. Тебя увезли, а к нам менты. Что, да как, кто такие, да почему? Куда пострадавшего дели, что и главное, кто пырнул и почему? Все в разные стороны, как тараканы, а меня да Ирку в ментовку и к следователю. Ну, говорит, рассказывайте, что натворили?

Только на третий день нас с ней отпустили. Это после вмешательства нашего участкового. Он сам, по своей инициативе, во всем разобрался и доложил по полной форме. Сейчас кажется, разобрались. Но, бизнес наш, окончательно загубили.

- А какой, какой такой бизнес?

 Спрашиваю, а сам-то ведь, уже обо всем догадался. Понял я, что тут за  парни и что они с девками  делали. Ольга не стала молчать и говорит смело, смотрит мне в глаза и отвечает.

- А ты чего, спрашиваешь? Будто не догадался? Мы здесь парней путаем. И нас за это сам знаешь, как называют? Путаны мы и жили девочки всей артелью, у меня на квартире. Понятно?

- Понятно.

- А тебе не западло с нами общаться? Не коробит?

- Да, нет говорю. Я ведь детдомовский и почти все наши девки, с кем я учился, уже так же подрабатывают. Кто в Питере, а кто в Москве. А кто-то там, где смог и устроился. Так, что не переживайте. Свой я и жизнь понимаю, сам ведь намаялся. И будь я девчонкой, то так же начал. По крайней мере, так можно хоть как-то прожить, а не под забором валяться или сгнивать безнадежно в какой-то общаге.

Они притихли, а когда я им так ответил, то вижу, что я их своим ответом успокоил даже и расстроил. Ольга вышла из-за стола и ко мне с поцелуями. Обнимает, а сама плачет.

- Вот,- говорит, - жизнь, какая б…кая. Если у тебя нет родителей, то и дороги в жизни у тебя нормальной не будет.

А я ей в ответ.

- Нет, Ольга Петровна. Сам человек за свою судьбу в ответе. Строить надо свою жизнь, бороться и строить. Я ведь стараюсь. И вылезу, оторвусь от этого прошлого, вы мне поверьте.

Говорю, а у сам чувствую, что мне в туалет по маленькому надо. А как? Вот, думаю, я без их помощи и не обойдусь. Вот и построил свою жизнь! Вот и заигрался! И стыдно мне и обидно до жути, что я такой беспомощный оказался. Встал и говорю, что я собираюсь и мне, мол, пора. Вру, что мне  в наряд заступать. Ирка та сразу же засуетилась, собирать мне что-то со стола, а Ольга глянула на меня, а я, аж смутился.

- Ирка. Хватит мельтешить! Принимай клиента! Раздевай, да своди в туалет. Видишь, что ему самому не справиться. Помогай, дуреха! Справишься, и я тебя отблагодарю. Сделай ему одолжение. У тебя это лучше всех получается!

-Ну и как? - Спрашиваем почти в один голос. – У них все получилось?

Стал я к ним регулярно приходить. Сначала, пока руку лечил, меня в туалет Ирка водила, а потом, один раз, когда ее не было, повела мамка Олька. Очень хорошо у нее все получалось. Даже лучше, чем у Ирки. Ну, раз я пользуюсь своей немощью, ну, два. А потом? Что я, ведь не безголовый, хотя и безрукий. Сели, мы как-то с Ольгой за столом и я ей давай о своей задумке, как им бизнес поправить, да за себя расплатиться. И видно все хорошо придумал. И расплатились, и она меня, даже в дело взяла, с начала на десять процентов от всей ее выручки. А ипотом и вовсе, чуть ли не на все сто. А все почему? Да, потому, что я быстро сообразил, что и где зарыто. Детдомовские они таковы! Нам, что бы выжить, все время мозгами своими надо крутить, иначе сдохнешь, или тебя заклюют. Как до меня у них было? Писали объявления, и пока табун девок не пропустят, то и к делу некого допустить. А как я придумал? Подкупили тетку, секретаря приемной комиссии. Сначала в одном, а потом в другом институте. Она, когда списки вывешивала, то сначала нам звонила и кто-то из девок. То ли Ирка, а то Ольга, она сама к той доске, где такие списки вывешивали, подходили и слушали. И как только какая-то девка заверещит, что ее родители убьют, от того, что она не поступила, то они, сначала оценивают ее, а потом с сочувствием и с пониманием к себе на квартиру ее заберут. Мол, домой не езжай, подготовься, на следующий год поступай. Пока поживи у меня, все таки в Питере! Есть и работа и все такое. Почти всегда это срабатывало. Девки все в серьез. Наивные дурочки, провинциалки! Думали, что они Питер своей красотой завоюют? Ведь им, как в голову втемяшивали. Езжай, поступай. Что тебе в этой дыре. Тебе надо жить и учиться в Питере!  А потом, когда у нее долгов набиралось, ей же все хочется, да все попробывать надо, а погулять, так только в модно одежде, как все. А деньги где? Оля давала. Раз, потом еще и еще. И поехало и посыпалась. А если девка стоящая, то я им посоветывал, Жигало подключать. Пусть им головы закрутит, да научит, что и как им потом надо будет делать. А Жигало тот, раз и с деньгами ее, да с украшениями, исчезает. А они все чьи-то. Так у них было оговорено и задумано. А там уже ее по своей программе воспитывают. И смотришь, месяца через два, или через полгодика, новое личико вылупилось. И с фигуркой и одета, и что надо умеет. И понеслась! Закипело дело. Расширилось. Я, Гошка говорит, имел право и сам девок раскручивать. Иногда прикалывался. Денег было тьма! Из себя француза изображал, и головы девкам запудривал так, что все они к нему в Париж, да замуж за него. А потом. Он же знал, где встретить их потом. Сам селил, квартиры снимал. Те глаза таращили и извинялись еще, что не выбились, опустились. Во все тяжкие. А еще он всегда пользовался своим правом, основателя фирмы. Считай, что все девки, молочные сестры его. И что примечательно? Никто даже не пикнул. Во, как!

-Видно все с чувствами и не обижал никого! – Говорю.

-Наверное, так! Потому, что он до конца всей учебы ни с кем больше не знакомился, но и не страдал. Видно у них и находил утешение. И потом говорил, что он им такой бордель отстроил. Закачаешься.

А Ольге и Ирке, по машине подарил и строго настрого наказал.

- Вылезайте, девки из всего этого, и чтобы больше на панель ни ногой. Я вам благодарен и вы меня порадуйте и не только искусством своим, этого у вас не занимать, а тем, что выкарабкаетесь и укрепитесь.

И девки те вылезли. Тяжело, но вылезли и,  конечно же, не без его помощи. У Ольги, теперь магазин, ювелирка, а вторая, Ирка, замуж и за рубеж укатила. Говорили, что детей нарожала, и вся в фондах каких-то благотворительных. А муж ее на руках чуть ли не носит. Видно, что она его так ублажала, что он и не догадался о ее прошлом.

 – А как же он потом сам, вылез? Как сам укрепился и тут оказался?

-  А в этом, ему помог случай. Война.

 

Глава 14. Случай и смекалка.

Началась война во Вьетнаме. Заполыхали Лаос и Камбоджа. А Гошка уже лейтенант, военный переводчик. Служит в Пномпене. В Камбоджу полезла наша разведка, поближе к американцам. Вот тут-то Гошка понял, что это его единственный шанс, что эта его надежда. Дело в том, что все те советники, считай разведчики, что приезжали, они были обязаны выезжать к месту боев и составлять описания, вообще обогащать опытом военную науку и копать информации, что называется прямо на передовой. А кому же захочется в мирное время лезть в пекло, тем более рисковать своей задницей? А как же дом, жена, дети и карьера. Вот и стали они всячески Гошку упрашивать, помочь им с этими отчетами, да информацией. А Гошку, по окончанию училища, сразу же в эту Камбоджу сослали. Гошка сразу же понял, что это Клондайк. И стал отвозить полковников вроде бы в ту сторону, где шли бои, но и не довозить, до самой передовой на десятки километров. И пока полковники заливали висками свои переживания не справедливыми назначениями и распробовали камбоджийских женщин, он все проделывал за них. Выезжал на передовую, принимал участие в стычках и планировании. Вообще делал все то, что должны были осуществлять его подопечные полковники. А потом составлял отчеты. Да такие, что сам комар носа не подточит. Все, правда, все лаконично и выводы четкие и объективные. Не отчеты, а просто инструкции к ведению военных действий. Вскоре он был замечен. Вернее, обласкан, так как полковники его стали даже награды получать за смелость и объективность оценок, и информацию при выполнении ими опасного, задания, государственной важности. Где и когда он познакомился с кхмерами, с кем и как дружил, все осталось тайной, известной только ему. Но вскоре все полковники просто в очередь стали выстраиваться в эти опасные, в кавычках, командировки. Потому, как Гошка открыл для себя и как будто бы и для них дополнительный источник обогащения. Паолинские изумруды. Вот, что стало предметом всеобщего вожделения.

- И как? Как он их доставал? Где? Много? – Наперебой переспрашиваем Артура.

 А он усмехается и показывает на пальце золотое кольцо с изумительно красным, гранатовым изумрудом. Говорит, что на этом все, и дальше он не рассказывает никому. Добавляет, что сейчас у самого Гошки две шахты с Паолинскими изумрудами и тысячи гектаров земли в Камбодже и еще где-то. Да и Гошка, уже совсем не бедный. Женат и у него есть дети. А живет он тут.

- Да, вот! Смотрите! Вот его вилла. Вот мы уже и приехали.

 

Глава 15. На вилле

Обустроились хорошо. У каждой по комнате и с прислугой. Я сразу же заметила необычайно красивую женщину с ребенком, что работала на вилле экономкой. А еще нашу виллу охраняли посменно, то ее муж, майор, а то генерал, какой-то. Муж экономки, был очень мрачный субъект. И на следующее утро мы с Зоряной убедились в его жестокости. Потому, что когда мы выскочили из наших комнат и приблизились налегке к бассейну, желая освежиться, то увидели, как он вытаскивает за лапы больших  и зеленых лягушек, что проникли за ночь в бассейн и тут же их раздавливает, сжав крепко пальцы в кулак. За этим занятием мы его и застаем. Зоряна сразу же наступает на него и громко возмущается от его жестоких выходок. А он, прямо на наших глазах, не обращая никакого внимания на наши возмущения, схватил за лапы и с силой разорвал на куски очередную лягушку. Мы замолкаем от увиденной картины, а он разворачивается и медленно уходит в дом, выставив в стороны свои грязные и окровавленные руки. Я поражаюсь его жестокости, а Зоряна мне говорит, что  так, как он поступает, так поступили с нами, сербами. Нас просто раздавили, а потом разорвали на части, как этих несчастных лягушек, эти негодяи из НАТО и Пентагона. Утро испорчено, и мы с Зоряной возвращаемся в свои комнаты. Мы, даже не сговариваясь, не выходим на завтрак. Не желаем принимать пищу из рук его жены. Сходимся с ней на балконе, наблюдая за рассветом и просыпающимися окрестностями. Вокруг нас такие же виллы, только кто на них проживает, мы не видим, лишь отмечаем похожую архитектуру.  Несколько слов о вилле. Это старая и красивая, французская постройка. Вилла состоит как бы из двух корпусов. Господской и комнат прислуги. А между ними проход, и стоянка автомобилей и все это под одной крышей. Вся окрестная территория небольшая и забетонирована, только у самых ворот, разбит небольшой садик с красивыми орхидеями. А рядом, открытый бассейн. Метра два по ширине, а в длину, метров пятнадцать. Мы живем в господской половине дома, но всего один раз и мельком видели Гошу. Он представился и тут же исчез. Все время выезжал куда-то. Семья его тут не жила, а оставалась все время на квартире в городе. Так, что мы с Зоряной были целый день одни, не считая прислуги и Артура. А он как приехал, так все время мотался с Гошей. Первый день мы еще как-то стеснялись, а потом просто распоясались. И могли час просидеть в бассейне и загорать рядом, сидя голыми в шезлонгах. Присутствие прислуги ощущали только во время приема пищи. Готовила экономка. Не плохо, но как-то все очень остро. То картошку, жаркое со свининой, то рис с птицей. Много соков и фруктов. Практически не ограниченно много. И мы отъедались. Но отдохнуть и оторваться по полной программе нам помешала погода. На город, в обед следующего дня, налетает муссон.

Расскажу, что это такое.

 По своему опыту прежнего проживания во Вьетнаме я уже знала, что это такое. И поэтому, как только стало темнеть, среди белого дня, я сразу же  затащила Зоряну в дом. И во время. Через минуту на город обрушился муссон.

Попробую описать его. Муссон начинается с высоких и почти вертикальных облаков. Они несколько дней все собираются, а потом высоченной и вертикальной стеной медленно наступают. Они так высоко поднимаются, что приходится даже круто вверх задирать голову, чтобы их рассмотреть. Настолько они высоко и простираются от самой кромки земли. А потом начинаешь замечать такую картину. Вдалеке и где-то у самого горизонта, замечаешь какой-то темный вал, который довольно быстро приближается. Стоишь и зачарованно смотришь, как по земле катится этот вал. А потом начинаешь понимать, что этот вал весь состоит из стены воды и отмечаешь, что за ним уже ничего не видно. Еще несколько секунд, а потом налетает тайфун. Бешеный ветер, который мотается в разные стороны, сбивая с ног и потоки, нет, Ниагары воды. Стена. Просто сплошная водяная завеса. Ветер и вода мгновенно все вокруг затопляют. Все грохочет, трясется и стонет под порывами ветра и тоннами воды. Так продолжается минут десять, пятнадцать. И ты уже сам ощущаешь, что все, еще немного, и ты погибнешь в этой клокочущей массе, которая не на шутку бушует, топит, корежит и убивает все живое на своем пути. Все, что только может спасаться, ползать, шевелиться и двигаться, эта вся масса живого тут же приходит в движение и с бешеной энергией ищет место, пространство и возвышенность. И если это вы, то на вас налезает, ползет и срывается масса каких-то тварей, ползущих и перебирающих лапками, размахивающих хвостами и хвостиками. Не дай бог! А потом вдруг небо начинает проясняться и только сильнейший дождь напоминает вам о проведенных в этом аду минутах. А воды столько, что она покрывает сразу всю местность, изменяя ландшафт неузнаваемо. Ее столько, что она заполняет и топит все вокруг, накрывая под своей толщей  все то, что не успело скрыться и выбраться. Через несколько часов непрерывного ливня вода все пребывает и пребывает и кажется, что ее подъему не будет конца. Воде некуда уходить. Ее уже на ровных местах становится по колено, потом по пояс, а она все пребывает и пребывает. Потом могут образовываться мощные и все разрушающие, сметающие все на своем пути, потоки воды. И, кажется, что ты так и утонешь, со всем этим мокрым и погибающим у тебя на глазах миром. В зависимости от силы муссона такое состояние природы может продолжаться от нескольких часов, до несколько суток. И тогда беда. Тогда, не минуемо надо выбираться,  и спасаться. И люди пытаются спастись. Многие погибают, тонут, калечатся. Таких трагедий насмотришься, что потом еще не раз пожалеешь, что взял да и согласился на эту поездку. А ведь надо было слушаться и подумать, и не соглашаться! Потом видишь и ужасаешься последствиям. Сломанным жилищам, поваленным деревьям и завалам из мусора и веток. И скоро ты уже не обращаешь никакого внимания на трупы животных, коров, собак, кошек, а с ужасом глазеешь, на трупы людей, что плывут, торчат то там, то тут. Вот, что такое муссон!

И мы в него попадаем. За всем, что происходит вокруг, мы наблюдаем из-за окон нашей виллы. А когда ветер стихает, то мы с Зоряной, стоим на балконе, под свесом крыши и заворожено смотрим в наступившей полутьме, на стену воды и как борется за свое выживание все живое и в том числе люди. И помочь некому нельзя. Сил не хватит. Смотрим и думаем, что вот как нам повезло, и того еще сами не знаем, что разверзнется и что будет с нами.

 

Часть третья. Катастрофа

 

Глава 16. Асс

Асс, это по-французски карточный туз. Такие тузы рисовали на своих Блерио и Фирманах   французские летчики в годы первой мировой войны. Точно такого карточного туза мог бы с полным на это правом нарисовать на борту своего Ан-24 Лешка.

Нас с ним сводит случай, сразу же после окончания муссонных дождей. Мы уже подъезжали к аэропорту, когда Артур свернул с дороги и пригласил нас зайти в придорожный ресторанчик. Ресторан, не ресторан, а просто в придорожную забегаловку. Тент, а под ним, прямо на земле, пластиковые столики и стулья, а в конце стойка. Всего столиков семь, десять. От яркого света мы даже сначала не замечаем, а по звукам музыки догадываемся, что в ресторане гуляют. Действительно, присмотревшись, мы замечаем, нескольких камбоджийцев в белых рубашках, которые сидят за столами,  сдвинутыми вместе, а с ними сидят и глазеют на нас человек десять красивых и пестро разодетых камбоджиек. Перед ними стоит, с банкой пива АВС, довольно полная и рослая хозяйка. Гуляют, догадываемся мы. Решаем не задерживаться,  прихватить с собой бутылки воды и банку пива, для Артура. Пока он расплачивается, я присматриваюсь и вдруг замечаю в полумраке знакомое европейское лицо, но сразу же, не могу вспомнить. Кто это? Лицо знакомое, но вижу его в профиль. Кого же оно мне напоминает?  Видимо, наши с Зоряной фигуры все-таки привлекают внимание, и лица присутствующих оборачиваются в нашу сторону. Последней, поворачивается белобрысая голова. Сашка!

- Сашка! – Кричу я. И лезу к этой белобрысой головочке целоваться.

- Ты? Как ты  здесь оказалась? Каким рейсом? На каком борту? – Вскакивает и кричит Сашка.

Тянемся друг, другу навстречу. Обнимаемся и целуемся. Отхожу и присматриваюсь.

-А ты ведь, совсем не изменился! Сашенька! – Говорю ему. – Все, такой же, весельчак и любимиц женщин!

-Да, нет! Я же седой, только за моей белобрысиной этого не видно. Вот на, посмотри. – И Сашка склоняет передо мной свою голову,  заросшую густой белокурой шевелюрой. Я нагибаюсь, вдыхаю, знакомый запах его волос и на меня наваливаются, воспоминания.

Я, после зачисления  в отряд бортпроводников, какое-то время летала на севере, а потом меня перевели, в Львовский авиаотряд и я попала, на один борт вместе с Сашкой. Тогда он был вторым пилотом и только закончил с отличием летное училище. И хотя он был еще совсем мальчишка, но уже тогда летал как бог. Все кто видел его посадки, и взлеты не верили потом, что эти красивейшие пируэты выделывал этот мальчишка, наш Сашка. Именно тогда за ним закрепилась, то ли в насмешку, над юным мальчишкой, то ли в знак уважения его природной одаренности это прозвище, Асс. И он был им! Я еще только училась работать в составе экипажа, а Сашка уже самостоятельно, под зорким наставлением Кузьмича, так звали нашего командира, уже самостоятельно выполнял почти все взлеты и посадки. И делал это мастерски. Кузьмич говорил, что редко он видел такое единения пилота с машиной, какое он наблюдал в Сашке. Я была молода, хотя и числилась в замужних женщинах, Сашка был молод и вскоре мы с ним сначала подружились, а потом…

Мальчишка, мальчишкой, а мужчиной он был таким, что я бы ему это прозвище Асс так бы и оставила за его прекрасные посадки на женщин. И откуда у него бралась эта обворожительность и какая-то необъяснимая уверенность, как за штурвалом самолета и такт, а если хотите, то и шарм в отношениях. Особенно в близких отношениях. И я их вскоре на себе испытала. Не с чем несравнимое его веселое и обворожительное обхождение просто покорили меня. И я, на какое-то время, влюбилась. Влюбилась без памяти, как это случается по молодости. Я не могла скрыть от окружающих своего восхищения и восторженных взглядов. Мне с ним хотелось всегда и везде, при каждом удобном и неудобном случаи. Нас несколько раз застукивали, за этим, на нас жаловались. Меня стыдили и со мной разговаривали, Сашку укоряли в распущенности, а меня в безнравственности. Еще бы! Ведь он жил  с замужней женщиной, офицершей. Мы бы с ним еще чего ни будь, натворили обязательно. Если бы не тот случай с посадкой без одной стойки шасси, которую Сашка и Кузьмич так прекрасно выполнили при полной загрузке машины. После того случая о нем заговорили и вскоре его отозвали, для продолжения дальнейшей учебы, а я осталась. Осталась без своего белобрысого паренька, мальчишки-мужчины, в ком не чаяла души, и с кем собиралась жить потом всю свою жизнь. Поначалу часто писали друг другу страстные письма, а потом потихонечку чувства стали гаснуть. Видимо все-таки это была не любовь, а страсть, какая встречается только в молодости. И я благодарна Кузьмичу, который все это выдержал и позволил встречать Сашке со мной, уже замужней женщиной. Видимо это было у него от уважения к Сашкиной одаренности и таланту летчика. Все о нем говорили, какой он прекрасный летчик и Асс, и какие он совершает посадки. Ну, а я-то знала, что это за посадки он совершал со мной, и знала об этом Ассе такое, чего не знали и не могли знать все окружающие. Особенно когда он в минуты нашей близости шептал, обнимая меня.

- Любимая, ты сущий ангел!

Знакомлю Сашу с Зоряной и Артуром, а он в свою очередь со своим камбоджийским экипажем. Оказывается, он с ними все время летает, на Ан-24, и они его просто боготворят. Он разговаривает с ними по-русски, так как ребята из его экипажа учились летать у нас и он здесь вроде летчика – инструктора. Говорит, что все время мотается то в провинцию Ботамбо, то обратно в Пномпень. Перевозит солдат и вывозит все время раненных. Здесь идет война и он, таким образом, в ней, как бы участвует. А еще говорит, что с ним уже не раз сцеплялись ребята, Норвежцы, из контингента ООН, что присланы сюда наблюдателями. Но камбоджийцы все за него горой, так что пока он в безопасности. А сейчас мы гуляем. Говорит Саша. Потому, что даже наши зенитки иногда мажут, а в руках Полпотовцев даже в  Ан-24 не попадают.

Говорит, что все они верят в его не уязвимость и что он для них как талисман, как подарок судьбы, и они носятся с ним, как здесь у них принято. А потом добавляет, что в это верят все, даже многие девушки и вот эта женщина.  При этом Сашка притягивает к себе и сажает на колени эту красивую и полную хозяйку. Которая тут же тает  и истекает у него на коленях и нас совсем не стесняется.  Я вижу, что она тут же загорается вся и чувствую, как в ней все клокочет в сексуальном ожидании. И я ей по-настоящему, завидую, бабьей тоской, а ведь я когда–то и не так с ним сиживала! 

Эх, Сашенька, Сашка! С каким бы удовольствием я сейчас, вот так бы уселась и прижалась к тебе, моему светлому мальчику и уже не допустила бы никого и так здесь бы с тобой и осталась!

И пока эта, его камбоджийская жена, нежно поглаживает  и целует,  я успеваю сбивчиво рассказать о себе и говорю, что я все же летаю. Летаю по-прежнему бортпроводником в составе сербского экипажа. А еще добавляю, что и живу теперь в Белграде, со своим новым мужем, Гораном. И приглашаю его к себе в гости. Он слушает, и слегка отклоняясь, от навязчивых поцелуев этой счастливой женщины, приглашает нас заглянуть к нему и если захочется, то и попариться в сауне. Я сразу же соглашаюсь, а Зоряна и Артур пока что не понимаю, отчего я такая доверчивая и отзывчивая. Я еще раз уточняю, где  их стоянка в аэропорту и обещаю  обязательно там встретиться.

Все! Мы прощаемся. Нам пора! А я все никак не могу расстаться, так как не могу забыть, а может смириться с мыслью о том, что вместо меня с ним рядом уже другая женщина. Я ее уже просто всю просветила и пробуравила своим взглядом. И мне наплевать, кто и что она, но я почти задыхаюсь, как только представляю себе, что она с ним, в его объятьях и что занимается с ним, моим Сашенькой - сексом. И тут на меня налетает такая волна отчаяния, обиды и жалости, что я, вставая, прячу глаза, полные слез  за темными очками, но, все же, прошу его проводить меня.

- Саша! Сашенька! Почему мы не вместе, не рядом? Почему? Скажи мне сейчас, спустя годы. Ты бы остался со мной? Ты бы стал моим мужем?

Он смотрит, и я вижу, что и в нем шевельнулись и вроде  вспыхнули опять наши чувства. Я просто задыхаюсь от этого ощущения и волнения. Я обхватываю его и почти висну на шее, ищу и целую в эти родные и живые губы.

Пока едем к аэродрому, Зоряна уже несколько раз пытается заговорить со мной и растормошить. А я не могу, не хочу! Артур приходит ей на помощь.

- Старая любовь, это как выдержанное и крепкое вино. Один раз прикоснешься губами и можешь до конца своих дней оставаться все время пьяной от воспоминаний и переживаний. И ты знаешь, какое лекарство от нее? Правильно! Новое вино и новая любовь! И ты должна испить его столько, чтобы никогда не мучиться и не переживать!

- Я, верно, говорю, девочки?

Снимаю очки, поднимаю к свету заплаканные глаза и киваю.

 -А ты, что по этому поводу думаешь, Зоряна?

Я оборачиваюсь и вижу, что она тоже думает о своей любви, трагически погубленной и сорванной. Я встречаюсь с ней взглядом и вижу, что и у нее глаза полные слез. Она мне кивает и улыбается.

-  А вы обе, готовы со мной пить новое вино?

- Не слышу? Громче! Еще громче! Скажите, нет, закричите, что бы все это слышали. Так вы готовы?

- Да!!! – Орем вместе с ней, размазываю руками по своим щекам наши бабские надежды и не сбывшиеся ожидания.

 

Глава 17. Скользим по лезвию судьбы

Несмотря на дожди и плотную облачность мы все равно прорываемся и уходим рейсом на Сайгон. При взлете самолет сильно болтало и швыряло. Нам с Зоряной впервые за все время полетов, на нашем стареньком ART стало боязно. Я собственными глазами видела, как изгибался пол, и трещали заклепки на обшивке фюзеляжа.  Я это слышала, несмотря на то, что все звуки заглушали завывания двигателей. Но на этот раз все обошлось. Только правый движок с этого рейса начал все время барахлить. При смене эшелона он вдруг начал подвывать, а потом вдруг, вообще вырубился, и командиру стоило, немалых трудов запустить его снова в воздухе. С этой остановки двигателя в воздухе мы начали скользить по лезвию судьбы. Само собой, как только мы приземлились с нашим, движком начали возиться специалисты. Но странное дело. На земле он работал безукоризненно. Никаких претензий. Вылет из Сайгона чуть не закончился трагически. Командиру нашему и второму пилоту пришлось серьезно потеть, что бы завершить этот вылет мягкой посадкой. Мы с Зоряной порядком струсили, но вида перед пассажирами не показывали. Всех успокаивали и своим поведением не подавали повода для паники. Сели. Пока выводили пассажиров из салона то и сами крепились. Но как только их отвели от нас подальше, мы с Зоряной крепко обнялись и расцеловались. Мы даже впервые признались друг дружке в любви. Так нам захотелось жить и почувствовать сострадание от каждой. Командир долго не выходил. Наконец дверь в пилотскую кабину открылась и я,  впервые, увидела, что и командиры кораблей те же люди и им бывает страшно, как и нам, простым смертным.

На Младиче, нашем командире, как говорится, лица не было. Он вышел бледный и мокрый насквозь. Лишь только кончики воротника на его рубашки были светлее всей остальной ткани. Остальная рубашка такая мокрая, что хоть отжимай. Даже брюки и те, оказались пропитанными его потом. Он виновато улыбнулся и, желая нас подбодрить и отблагодарить, сказал.

- А ведь у меня же дети. Жена и дети. Сын и красавица дочь! Я только о них и думал. Простите.

Вышел по траппу и сел на бетонку. И потом еще долго сидел, а с нами уже по нескольку раз пытались связаться и ждали объяснений, почему же на взлете у нас отказал правый двигатель?

Двигатель надо было менять, но для этого надо было его купить и оплатить работы. У нас и в авиакомпании таких денег еще не было. Начальство искало выход. С одной стороны надо было летать, а с другой, можно было реально грохнуться в следующий раз и сломать себе шею, да и пассажиров угробить. Наступил самый ответственный момент. Мы ждали решения начальства, с которым связался и обо всем доложил наш командир. Там наверху решали, а здесь мы ждали. Время мучительно тянулось. Мы с Зоряной понимали, что от этого решения зависит не только наша судьба, но и сама наша жизнь.

Мы сидели в номере гостиницы, валялись на кроватях, забросили все, не мылись под душем и даже не стирали свои вещички, как это делали с ней обязательно каждый день. Всегда было что простирнуть, то трусики, а то лифчики или юбку. Чаще всего приходилось стирать чулки и белоснежные блузки, которые мгновенно пачкались в этих рейсах.

Разговаривать не хотелось, и мы каждая лежали, прямо не раздеваясь на кроватях и большей части тупо смотрели телевизор. Изредка поднимались, что бы сходить в туалет и что-то слегка перекусить. Мы так волновались, что даже не могли все это время нормально и с аппетитом кушать. Никакого аппетита просто не было.

Наконец, к нам заскочил Младич и сообщил, что принято решение о замене двигателя, но нас просят еще один раз сделать хотя бы круг над аэродромом вместе со специалистами. Он нам сказал, что это будет технический вылет на десять минут и в наших услугах он не нуждается. Сказал и вышел.

Мы с Зоряной сразу же стали вслух обсуждать различные варианты этого решения. Во-первых, тот, при котором у нас наконец-то появится насколько часов, а может быть даже свободный день, пока все процедуры и облет с новым двигателем завершатся. Во-вторых, тот вариант, когда мы снова встречаемся с Артуром, и он везет нас куда-то в экзотическую экскурсию. Мы догадывались, что с ней связано наше посещение какого-то секретного места, где нам станут показывать что-то такое, что было бы связано с трансвеститами. Почему–то, мы с ней так решили. А раз так,  то я решила, не откладывая всех дел в долгий ящик, звонить Артуру и договаривать о времени встречи и о самой поездке. Как одеваться, что брать с собой и как все будет происходить? Мы уже снова стали оживать и Зоряна первой заскочила в душ, что бы освежиться и постирать бельишко. Я стала раскладывать вещи, готовить одежду в поездку. Настроение у нас с ней снова вернулось в прежнее русло. Я даже запела негромко, представляя себе, как мы с Зоряной на этот раз оторвемся с Артуром.

Меня отвлек робкий стук в дверь. Отложила вещи и, запахивая на ходу полы халатика, подхожу к двери и спрашиваю.

- Кто там?

- Я - слышу голос нашего второго пилота.

- Девчонки, к вам можно?

- Подожди, я сейчас. Одну минутку.

Заскакиваю к Зоряне и говорю ей о том, что к нам сейчас зайдет Стойчев.

- Так что не сильно  ты голышом. Поняла?

- А, что случилось?

 Почему–то расспрашивает она. Я говорю, что все сейчас выясню. Мойся пока.

Стойчев заходит, но сразу же вижу, что с ним что-то не то. Он как-то виновато и робко присаживается на самый краешек моей кровати и мнется. Не решается что-то сказать.

- Что-то случилось? Не тяни, говори!

- Да! Случилось. – Мямлит он.

- Что? Что-то с командиром? С тобой? С нами?

- Да. – Упавшим голосом произносит он.

Поднимает голову и смотрит на меня как-то жалко и как будто бы о  чем-то хочет спросить, или попросить. Я молчу. В голове сумбур от мыслей. Что ему надо? Почему такой вид? И тут я начинаю догадываться, а потом меня просто осеняет. Да он же боится! Да, да! Он боится завтра взлетать! Вот в чем дело, догадываюсь я.

- Ты не хочешь завтра лететь? – Говорю как можно тише и мягче, но от этого получается только еще беспощадней.

Он молчит, отвернулся. А потом я вижу, как кивает мне головой. Мол, так.

Молчу, соображая. Что и как ответить мужчине, который боится. Боится летчик, наш товарищ, помощник нашего командира. Наверное, я так ему сейчас скажу, решаю я. И тут я слышу, голос Зоряны.

- Я завтра  полечу с вами.

Оказывается, она все слышала и видела. Я поднимаю на нее глаза и смотрю, какое у нее лицо. Оно совсем другое. Спокойное и решительное.

- Иди, отдыхай, мы завтра вылетаем с вами. – Произношу я. И для пущей убедительности добавляю.

- Ведь мы же один экипаж! Как же вы без своих девочек будете сами?

Я вижу, как он сразу же меняется в лице. В его взгляде появляется уверенность, и он говорит нам обеим, обращаясь сразу.

- Я так и сказал командиру. Что мы один экипаж, и мы завтра все будем вместе.

Когда я закрываю дверь, то на меня сразу же налетает тревога. Возвращаюсь в комнату и вижу, как мне навстречу медленно приближается Зоряна. И что-то во всем ее облике, в пластике движений все сразу же изменилось. Я смотрю ей в глаза, которые приближаются и вот они остановились совсем рядом и напротив. Я замерла. Что-то во мне и в ней происходит. Что? Ее глаза спокойно и задумчиво смотрят, изучают меня. Кажется, что они заглядывают в самую душу.

 - Извини. -  Тихо шепчет она. – Что подтолкнула своим ответом тебя.  Я знала, я чувствовала, я была уверенна, что ты…

Я не даю ей договорить,  крепко обхватываю руками и прижимаю к себе ее горячее и чистое тело. На щеке ощущаю ее прерывистое и горячее дыхание. И при этом сразу же чувствую, ту же тревогу, беспокойство и напряжение во всем ее гибком теле.

- Ты волнуешься?  Тебе страшно?  - Тихо шепчу я, возле самого ее уха. - Может завтра ничего не случится, и мы не погибнем? А будет просто облет, для выяснения причин неисправности. Ты ведь знаешь, как бывает у нас в авиации? Ждешь неприятности, а ее нет, она всегда случается, когда ее совсем не ждешь. А ты ведь ждешь ее завтра?

- Да! – Тихо шепчет она. Обжигая и роняя отрезвляющую тревогу в меня.

- Вот видишь? - Начинаю убеждать ее, а по большей части  стараюсь для себя.

 - Раз ждешь, то завтра не будет никакой опасности!

- Нет! – Страшно и тихо шепчет она, сметая, как карточный домик все мои доводы.

- Завтра я умру. Я это чувствую.

- Ну, что ты? Что ты, глупенькая. – Шепчу быстро я, стараясь отогнать, заглушить эти ее страшные и роковые слова.

- Да!  - Опять повторят она тихо и твердо.

- Завтра с нами произойдет беда и кто-то погибнет. Я это чувствую.

Я ощутила страшное дуновение бесконечности от ее слов. И тут же поразилась ее спокойной уверенности. Отодвигаю голову от ее лица и вижу, что она стоит и беззвучно плачет. Сквозь слезы, которые редкими капельками тянутся из уголков ее глаз, она говорит мне.

- Я знала, я чувствовала, что погибнет мой муж, и я ему говорила. Я умоляла, ради нашей дочки и нашей любви, но он так же, как ты, мне не поверил. А я ведь чувствовала, что он уходит и больше никогда живым не вернется ко мне. Сейчас я чувствую, что  завтра с ним встречусь.

От этих ее вещих слов я застываю и не могу ни вздохнуть, ни пошевелиться. Стою и просто держусь за нее, еще не веря в то, что это ее теплое и нежное, стройное тело, по сути молодой женщины, уже завтра может стать исковерканным, разорванным и холодным. В моей голове не укладывается все то, о чем она говорит. Мне не верится, а вернее мне не хочется верить, что она окажется права.

- Этого не может быть! Это не сбудется! Ты просто устала, так же, как я!  Все эти рейсы, посадки и отказы, они просто доконали тебя и меня. Не думай! Не смей даже подумать о плохом! Ты меня слышишь?

А потом вижу, что она все еще никак не отходит, от своего состояния и я ей говорю то, что всегда говорила себе.

- Знай, что мы с тобой будто ангелы. Ведь мы только спим на кроватях, а живем и любим, думаем и грустим в облаках.

А ведь с ангелами, ничего плохого не может случиться!

 

Глава 18. Все делать надо по-русски

Несмотря на все мои старания, мне так и не удается успокоить ее и она весь остаток дня до самого сна, пребывает в мрачном настроении и меланхолична. Она не разговаривает, полностью замкнулась в себе и если мне что-то надо, и я спрашиваю, то она, опуская глаза, молчит или качает головой, мол, да, или нет, согласна, не надо. В обычное время я бы и бровью не повела при таком поведении Зоряны, так как привыкла за это время к ее молчанию и меланхолии. Но сегодня? Как представлю себе, что с нами может случиться, так и сама точно так же замолкаю и только заставляю себя еще что-то делать и говорить с ней. Легли. Она и я не спим. Какой там сон! Перед глазами все время картины того, что может с нами произойти завтра. Откуда они, думаю я? Ведь я же ни разу еще не видела ни одной катастрофы, а тем более сама в них ни разу не попадала. Почему я так отчетливо и главное в ярких красках вижу прямо перед глазами стену огня и обрывки какой–то проводки, обшивки? А в этом море огня какую-то фигуру живого человека, который пытается вырваться из этого ада. Ведь если завтра мы грохнемся, то я уже этого ничего не увижу. Не должна буду видеть. Я что? Спрашиваю саму себя. Я выживу? Ведь я же все это так ярко вижу перед своими глазами? Значит, я все же и завтра все это буду видеть. Оправдываю себя и ищу хоть малейшую зацепку, для своего завтрашнего спасения. А как же она? Зоряны? Ребята? Они что же, погибнут. Почему я их в своих страшных грезах не вижу? Почему? И мне становится очень страшно.

- Зоряна? Ты не спишь? – Молчание.

 Ну, чего ты спрашиваешь, говорю со злости себе, ты, что же, не знаешь? И на меня наваливается злость на нее, на то, что она не отвечает, молчит и потом, что же это такое? Все каркает, каркает! Что себе позволяет? Злюсь на нее, на себя и на всех на свете.

 Стоп! Так нельзя! Возьми себя в руки! Эх, сейчас бы выпить! А, что? Самое время. Тем более, сразу же вспоминаю о том, что у меня припасена бутылка на всякий случай. И, правда! А почему бы не выпить? Назло всему! Слышала, что так ждать станет легче.

- Зоряна! Хватит изображать из себе Сонную красавицу. Вставай! Слышишь?

Молчание. Нет, так не пойдет. И потом, я же старшая! Ищу для себя предлог.

-А ну! Немедленно встать!!! - Рявкаю я, приближаясь к ее кровати. И зажигая свет, вдруг непостижимым образом вспоминаю и ору по-русски.

- Встать, когда с тобой старший по званию разговаривает!!!?

Откуда-то вылетает из меня эта фраза. Наверное, из моей прошлой жизни или рассказов моего прежнего мужа? Пытаюсь вспомнить я.

Но, чудо! Зоряна садится, подтягивая к себе до подбородка простыню и таращиться на меня.

- Что, что ты сказала? Что это за страшные и грубые такие слова? Это, что? Ты сказала русским матом?

Стою секунду, а потом как засмеюсь.

-Ой, не могу! Мамочки! Ой, насмешила!

- Зоряна, ты что же? Русского мата не слышала? Девочка! Вставай! Я тебе говорю! А то я сейчас тебе как загну! А ну вставай! Б….ская девочка!!!

И б…кая девочка встает. Нет, она вскакивает! Вот же! Промелькнула мысль. Правду люди говорят, что матом людей в атаку поднимали, под пули!

- Что, что, ты сказала? Какая, какая белядская девочка? Это кто такая?

Сидим с ней, почти голые, только в трусиках, за низким столиком. Пьем водку. Это я все устроила. Полчаса назад, не давая ей опомниться, устроила ей психическую атаку, и так навалилась на нее, что она сразу же стала послушной, как шелковая. И куда только ее меланхолия делась? Я ей сразу командовать начала. Как в армии, как на флоте.

- Принеси закуску из холодильника!

- Достань стаканы! Ну, ладно, давай кружки!

- Садись и не мельтеши перед глазами!

Командую и говорю все это по-русски. Зоряна забегалась, засуетилась. И мне смешно было видеть, как она, мотая по сторонам своими сисичками, носится по номеру из угла в угол. Схватила ее. С силой наклонила к себе, захватив за шею рукой, усадила рядом и скомандовала.

-Наливай! Сейчас пить будем по-русски!!!

Она неумело крутила бутылку в руках. А я перехватила, головку, раз, и в кружки, по половинке, водки, бабах!

- Пей! – Говорю. – Пей все до самого дна!

Она глаза округлила и головой крутит.

- Пей, тебе говорю! А то, как пошлю тебя на …

Она припала и цедит, а на моем матерном слове поперхнулась даже. Заставила ее все выпить до дна. Как она не брыкалась. Силой заставила! Выпили и она глазами крутит. Сейчас думаю, вырвет.

- Закусывай! – Говорю. – У русских не запивают, а закусывают.

- Ешь! – Говорю. – А то сразу же с копыт свалишься.

Через пять минут вижу, пошла наука на пользу. Лицо покраснело и зарумянилось. Глазки даже заблестели. Она осмелела и спрашивает.

- Пошлю. Это что, идти? Куда я должна идти?

Вот теперь я смеюсь так, что и она прыскает, когда я ей говорю и объясняю смысл. И она уже сквозь смех.

- А как туда можно попасть? Как? Ну, идти по  нему еще можно, как муровейчику, а как, как туда внутрь попасть?! Куда ты меня посылаешь, глупая?

Пьем с ней вдвоем. Сидим, как старые друзья. Вспоминаем, о том, как все это время работали вместе, как мучились и пугались с этими погрузками. Вспомнили своих близких, любимых и всплакнули. Опять выпили. В общем, пошел нормальный процесс. Русский сценарий родства душ.

Жарко стало. Хоть и работает кондиционер и ночь уже, а все равно окно не откроешь. Нет настоящей прохлады. Та же, что и днем жара. За день накалилось все на солнце, и ночью все пышет жаром. И воздуха не хватает. Вспотели обе.

- Идем в душ.- Говорю, жарко. – Надо освижиться.

- Но сначала, надо за нас выпить.  Давай, я за твое здоровье, а ты за мое.

Наливаю по многу, вижу, что лишнее.

- Ну, подруга моя! За твое здоровье!

- Спасибо, милая. Но за здоровье надо выпить до дна! Вот, так! Молодец! Правильно!

В душе. Как только трусики сняли и вошли, воду открыли, Зоряна ко мне повернулась, ручки свои скрестила и прижала к груди. Дышит с волнением, глаз не отводит.

-   Ты, этого хочешь? – Спрашиваю ее, а у самой все сразу же пересыхает в горле. И от волнения и от того, что мне ее жалко, эту красивую и молчаливую девочку. А она сразу же отклонилась и теперь стоит под струйками душа, который брызжет ей на лицо и тут же стекает горячими струйками, стоит, отфыркивается и молчит.

Касаюсь ее мягкого бедра, провожу руку на талию. Она у нее очень приятная, формой, как у виолончели, эта ее талия. Потом второй рукой и уже слегка прижимаю их к  ее талии.  Слегка притягиваю ее тело. Она мнется секунду, а потом, мелко переступая крохотными шажками, робко приближается и касается меня своим телом, с прижатыми руками. Струйки все льются и стучат по ее голове, спине и они все стекают такие горячие. Это от того, думаю я, что она вся просто горячая. Мои руки сразу же спускаются с ее красивых и покатых бедер, и я уже чувствую пальцами возвышение внизу спины. Еще, осторожно притягиваю, ее тело к себе и руки уже сами плотно накладываются, и тесно прижавшись, двигаются по округлости ее слегка отвисающей попки. Она закрывает глаза и ее руки, осторожно опускаются и расходятся в стороны. Пальцы нервно дрожат, прикасаясь к моим рукам, и ложатся на бедра. Но пока еще не прижимается ко мне ее нежная грудь, которую я уже чувствую и ощущаю в осторожных, резко отстраняющихся и снова прикасающихся соприкосновениях. Она закрывает глаза, и я вижу очень близко, ее очень слабо, почти не загорелые веки, которые так выделяются на фоне ее загорелого и взволнованного лица. Мои руки уже не ждут, тянут и прижимают ко мне ее тело, придавливая сзади мягкую ткань ее упругой попки. Груди касаются! Обжигая тело нежной мякотью живых тканей. Я с волнением чувствую, что она все еще не опытная девочка и что она еще никогда не касалась с любовью женского тела. От стеснения тканей, соприкосновений тел я чувствую, как она возбуждается и начинает мелко дрожать всем своим теплым и нежным телом. Ротик ее слегка приоткрывается. Минуту стоим, замирая в истоме, а потом она шепчет, и я этот шепоток ее ели слышу и различаю сквозь шум разбивающихся о наши тела тоненьких водяных струек.

- Люблю тебя! Я хочу тебя! Ты мой ангел!!!

 

Послесловие

 Что вы хотите узнать? Горькую правду и или жалкую ложь? Я отвечу, что знаю.

Я внезапно просыпаюсь.

-Время! О боже! Одна! Они меня бросили, обманули!

А потом обжигаюсь от мысли, что это она, она меня решила сберечь!

 Сердце сразу же, бешено взрываясь, колотит.

Вылетаю на лоджию, голая, сверкая зацелованным телом. Ищу глазами и слышу, как за тонкой, бетонной перегородкой, на лоджии  соседнего номера, мужской голос произносит.

- Коля! А сербы все-таки взлетели!

- Да? Я бы никогда не согласился. На этой французской вороне, да  с таким движком.

- Говорят, что полным составом и девчонки их тоже с ними. Всем экипажем взлетели!

- Вот же, какие отчаянные эти сербы!

Пауза. Мое сердце просто исходится от страха и переживаний, и колотится бешено.

- А сербы, Коля, они не отчаянные, а смелые! За их вылетом весь аэродром наблюдает.

- А что? И русская с ними?

- И русская тоже! Говорят, что она замуж за серба вышла, а раньше у нас в Аэрофлоте работала.

-  А зовут ее как? Не знаешь?

- Нет. Не познакомился еще. Слышал, как рано утром ее подруга, сербка такая, при фигуре и при полном параде шла и о ней говорила, как-то и называла, Ангел, да Ангел!

- А, что? Похожа! И волосы светлые и глаза голубые. Настоящий Ангел!

Не правильно! Он ошибается! Глаза у меня серые!

Но я уже этого не слышу, так как ухватилась судорожно за спинку кровати и, обливаясь слезами,  шепчу, шевеля непослушными от волнения губами. Молитву шепчу, во спасение. Единственную, которую знала с самого раннего детства, которой бабушка меня научила, когда она была еще жива. И я шепчу.

«Отче наш Истинный, на Тебя, Единого уповаю, и молю Тебя, Господи о спасении» …

Белград.  2010-2012