Я уже пару раз побывала в институте и оформила все документы, расписалась в приказе о моем приеме на работу, к нему на кафедру. Его пока не было, он уехал помогать отцу, куда-то за границу и я могла быть какое-то время свободной.

Вечерело, я сидела в своей комнате и смотрела фильм. В дверь постучали, и горничная сказала, что меня просит зайти Эмми. Я без задних мыслей быстро собралась и спустилась, открыла дверь и вошла в кабинет.

Эмми и мама повернулись ко мне и поздоровались. При этом они как то загадочно переглядывались. Эмми сказала, что у нее есть для меня сюрприз, но какой, она скажет, когда мы пройдем с ней в одно приятное место. И мама там будет то же. Сказала Эмми и ласково погладила мамину руку и волосы. Втроем мы вышли во двор. Мама была в каталке и Эмми не дала мне ее катить. Мы направились в дальний угол участка.

Там, в глубине двора, я никогда не бывала, но знала, что эта территория самой хозяйки. Эмми и мама весело и игриво болтали, и мы подошли к одиночному и довольно солидному дому.

Дом был огорожен высокой сеткой и имел калитку. Эмми поднялась на крыльцо и открыла дверь. Она попросила меня ей помочь занести в дом маму. Вдвоем с ней мы занесли коляску, в какой-то большой коридор. Эмми вернулась, и я услышала, как она закрыла дверь на ключ. Дальше я, последовала, молча за ними.

В доме было очень тепло, даже жарко, пахло деревом и почему то сыростью. Мы вышли из коридора в довольно большую гостиную комнату, с горящим камином, мягкими кожаными креслами и небольшим столом, изящно сервированным тремя столовыми приборами.

Я пыталась понять, что все это означает. Я начала догадываться, что мы находимся в сауне, но зачем?

Эмми перенесла маму на кресло и сама стала раздеваться. Не стесняясь, она сняла верхнюю одежду, оставшись в красивом комплекте белья, и посмотрев, на меня сказала.

— Не стесняйся и помоги мне раздеть твою маму.

Я смотрела на Эмми, которая уже беззастенчиво и изящно разделась прямо передо мной вся и полностью.

Меня ослепило совершенство ее в меру упитанного и стройного тела. Я невольно залюбовалась этим телом. Мои глаза скользили по ее обнаженному телу и замечали все в ее крупной фигуре. И длинные, немного полноватые и очень стройные ноги, и плоский животик с небольшим мягким валиком и довольно выразительные бедра, пропорциональные руки с плавными обводами и потрясающе красивую грудь, молочно белую с чуть заметными прожилками веночек и крупными, розовыми ареолами сосков. Невольно я залюбовалась телом этой красивой женщины. Мне нравилась ее манера открытости и грациозности поведения. Даже притом, что она оставалась обнаженная она не потеряла своего обворожительного шарма и спокойного величия в движении. Невольно я взглянула на низ ее живота и отметила довольно заметный валик лобка с темными и аккуратно остриженными волосами. Эмми нагнулась, стоя ко мне спиной и передо мной мелькнули крупные и полные губки в обрамлении треугольника ее лоно. Эмми просто поразила меня своим прекрасным телом.

Она подошла и наклонилась над мамой.

Я с любопытством и даже некоторым стыдом увидела, как колыхнулись и закачались ее груди перед самым лицом мамы. Эмми повернулась ко мне, покачивая своими сокровищами, и сказала.

— Ну, что же ты, раздевайся сама и помоги мне раздеть маму.

Я с волнением стала раздеваться, и все время поглядывала на маму и Эмми. Они весело щебетали, при этом Эмми снимала с мамы одежду и они обнимались.

Я видела, как загораются их глаза, как им приятно касаться друг друга и как загораются их глаза при взглядах. Наконец я сняла с себя всю верхнюю одежду и лифчик, поколебавшись секунду, медленно стянула трусики. Я стояла к ним спиной и боялась повернуться.

— Ты посмотри, Малыш. — Так непривычно для меня сказала Эмми о маме.

— Смотри, Малыш, вот какая красавица у нас. Какое тело, само совершенство! Как же тебе это удалось, родная. Я безумно тебе завидую!

Наконец я набралась храбрости и медленно, как во сне, повернулась. Я опустила глаза и стыдливо прикрылась, почувствовала, что вся почему-то зарделась.

Я стояла в нерешительности несколько секунд и наконец, подняла глаза. Мама и Эмми сидели, обнявшись, обе голые и смотрели на меня с нескрываемым восхищением.

— Вот, что красавица. — Сказала Эмми, перекинувшись взглядом с мамой.

— Сегодня мы будем праздновать твое рождение, как смелой и гордой женщины. Ты не побоялась, не смалодушничала и не предала свою подругу.

Мама добавила. — Любимую!

— Ты не бросила ее в беде, не променяла на мужика, ты осталась ей верной и преданной до конца. Ты поступила так, как бы это сделали мы, и не оставили свою Малышку в беде.

И она, повернувшись к маме, и не стесняясь меня, горячо и в губы поцеловала маму. А затем они, обнявшись, принялись целоваться, так, что я невольно оторопела и как то застеснялась. Я видела, как мамина рука нашла грудь Эмми и во время этого поцелуя сжимала и гладила ее.

Я стояла и смотрела на эти не простые, а страстные поцелуи двух влюбленных женщин. Я понимала раньше, что у мамы и Эмми роман и что мы не случайно оказались здесь, в этом месте, на даче. Я понимала, что все, что со мной происходит это воля двух любящих женщин. Но сама суть того, что я видела, что на моих глазах так целуются две взрослые женщины между собой и одна из них это моя мама?! Я стояла не в силах пошевелиться и не могла оторвать взгляд от них. В голове моей бешено завертелись мысли…

А почему, почему они должны скрывать свои чувства передо мной. Разве я не такая? Я тоже люблю и ласкаю женщин. Я тоже не скрываю этого перед мамой и Эмми. Я ведь такая же. Своими открытыми поцелуями они признали во мне взрослую и равную с ними женщину. От этой мысли я загордилась и почувствовала в себе силу настоящей и равной с ними женщины. Я сделала несколько несмелых шагов к ним и не знала, что делать дальше. А они целовались, словно девочки, игриво и с упоением.

Я почувствовала себя лишней, мне показалось, что я им мешаю. Я слышала их вздохи и, постанывая, и у меня поднималось, изнутри чувство обиженности, отстраненности, которая быстро сменялась какой-то озлобленностью.

Я уже не хотела их видеть и слышать и меня захлестывала ревность. Как это так, я у мамочки была одна единственная, а она с какой то…. Я всегда знала, что все ее поцелуи предназначались только мне, а тут…. От этой ревности я стала терять самообладание. К тому же я видела, что, как мне показалось тогда, что Эмми чуть ли не насилует мою мамочку. Этого больше вытерпеть я не смогла. Меня словно кто- то толкнул под руку.

Я обхватила сзади и с силой оттолкнула Эмми. Я ничего кроме своей мамочки не видела.

Мама испуганно смотрела на меня и пыталась мне что-то сказать. Эмми, немного шокированная моим поведением, но спокойно, из-за моей спины произнесла как бы в назидании.

— Вот видишь! Ну, что я тебе говорила! А ты, все… Взрослая, все поймет…. Убедилась!

Я уже открывала рот, чтобы достойно ответить, как вдруг замолчала потому, что мама моя часто заморгала глазами и обидно заплакала, чуть ли нее в полный голос.

— Дочка, моя родная дочка, ты все испортишь, остановись!

Я ничего не могла понять. В нерешительности и от нахлынувшей жалости к ней у меня образовывалась какая-то каша и нелепая смесь в голове. И тут я почувствовала, что-то неладное. Меня всю, как кипятком облили.

Мгновенно я стала мокрая от мысли о том, что я бездумно вмешалась, поддалась чувству нелепой и жалкой ревности. Хуже того, я в припадке ревности набросилась на Эмми.

Я почувствовала себя нашкодившим котенком. Почему то мне сделалось жутко неловко и я, еще не осознавая, как буду исправлять все, что скажу им, поняла, что была не права.

Эмми осторожно взяла меня за плечи и легонько отодвинула, присела рядом с мамой. Она нежно обняла ее и стала успокаивать, осторожно поглаживая ей волосы. Я сидела рядом и от своей выходки готова была провалиться сквозь землю. Наконец мама перестала всхлипывать и, повернувшись, ко мне сказала.

— Дочка! Эмми моя единственная любовь в этой жизни, я люблю эту женщину больше двадцати лет! Как же ты до сих пор не поняла этого?!! Я думала, что ты все узнаешь и поймешь. Ведь ты же уже взрослая!!! Ты уже доказала, как умеешь быть преданной и верной для своей подруги. Почему ты не можешь нас понять?

От неловкости положения, в которое я поставила всех нас, я готова была все бросить и выскочить голой на улицу.

Но затем я взяла себя в руки. Нет, мне надо все вернуть на свои места, мне надо просить прощения. Чуть ли не шатаясь, я встала и шагнула им за спину. Двумя руками и как можно нежнее обняла обеих.

— Девочки, родненькие! Простите! Это я не справилась со своей ревностью.

Заговорила я, глубоко дыша им в головы.

— Я сама не поняла, как это произошло. Ведь я, дура, подумала, что Эмилия Иосифовна тебя унижает и принуждает к близости. Я сама не знаю, что на меня нашло!

После этих слов я заревела. Я бормотала им слова извинений и просила прощения, а слезы сами лились из меня в три ручья.

— Ведь я все знала, сама радовалась тому, что вы были вместе и снова встретились, что Эмилия позаботилась о тебе, и о нас! Ой, простите, меня и мою дурость!

Мама вторила моим слезам, а Эмми принялась нас уговаривать помириться и успокаивала. Минуты три мы клялись друг другу в любви и верности. Перецеловались, обнимались.

Наконец Эмми первой стала посмеиваться надо мной, над моей выходкой. Я сквозь слезы видела, что она не обиделась на меня и готова простить мою выходку.

Желая загладить вину, я выпрямилась и стала громко шлепать, себя по попе ладонью приговаривая.

— Вот тебе, вот тебе!!! Что не доходит до головы, так дойдет до нее через задницу!

— Я раньше тебя никогда не трогала и не била, тем более теперь, по такой восхитительной попочке. — Сказала, смеясь, мама и задержав мою руку, стала гладить мою попку.

— Не стоит разбрасываться своими прелестями, они тебе еще могут пригодиться.

Уже дружелюбно и с усмешкой сказала Эмми.

— Ну а насчет восхитительной попки. Так это еще надо посмотреть у кого она более восхитительная. Не правда ли, Малыш?!!! — Продолжила Эмми, вытирая рукой слезы со щек Малыша.

Так непривычно ласково она обратилась к маме.

— Да! Эммочка! Ты еще сто очков наперед дашь этой ревнивой молодежи!!! — И с этими словами мама поймала меня за руку и, притянув к себе, легонько и дружелюбно похлопала меня снова по попе.

— Хотя попка у нее действительно восхитительная. Ты не находишь? И она повернулась и засмеялась перед Эмми. А затем, напыщенно и шутливо серьезно.

— Или ты тоже начнешь распускать руки и ревновать меня к дочери?

Затем мы рассмеялись. Мы принялись отпускать шутки и обыгрывать сцену с моей нелепой ревностью. Мы даже не замечали своей наготы. Так хорошо нам было вместе.

Эмми зашла сзади сидящей мамы и, согнувшись, нежно обняла ее.

Ее великолепные груди почти легли на плечо и лицо мамы. Не чувствуя больше вины, я подошла, нежно прильнула и обняла Эмми со спины.

Ее тело вздрогнуло, и в ту же секунду ее рука легла мне на ягодицу. Продолжая целоваться с мамой, она стала гладить меня своей рукой. Я скользнула руками под изгиб ее тела и одной рукой коснулась руки мамы, которая гладила одну из свисающих грудей. Второй рукой я осторожно ухватила свободную и тяжелую грудь Эмми. Мы втроем прижимались и нежно терлись телами. Я положила свою руку сверху руки мамы и вдвоем с ней мы продолжили сжимать и ласкать эту грудь.

Мои дорогие целовались и даже постанывали. Когда я оторвалась от них, Эмми повернулась ко мне и то ли утвердила, или спросила.

— Ты девочка или женщина? Ты с нами или еще будешь в куклы играть? Ты готова любить женщину, или будешь стрелять за мальчиками?

Я замялась с ответом, а Эмми желая подбодрить меня, прижала мою голову и поцеловала.

Ее поцелуй обжег меня. Это был первый в моей жизни открытый поцелуй взрослой женщины. Я ощущала легкие уколы ее ели приметных усиков на своей верхней губе, ее горячее и приятное дыхание. От ее лица исходил тонкий и нежный запах, каких-то дорогих духов, ее большие и темные глаза излучали необыкновенное тепло. Ее крупное тело, совсем не похожее на тела тех, что я прижимала к себе до сих пор, тесно прильнуло ко мне, и я ощущала это большое и мягкое тело и его теплоту.

Волна восторга и радости накрывала меня от этих ощущений.

Я чувствовала ее мощную и мягкую, теплую грудь, животик, бедра и меня окутывали запахи ее прекрасного тела, волос и нежных духов. Мама тянулась к нам, гладила наши бедра, тела. Целовала все то, до чего могла дотянуться. Я ощутила ее поцелуи на своих бедрах и от этого еще сильнее и глубже затянулась в поцелуи с Эмми. Руки Эмми обхватили меня и нежно гладили плечи, волосы. Затем ее рука скользнула на талию и мягко поджала меня к своему телу. Я ощутила тепло и мягкую нежную ткань ее живота и плоти. Не помня себя, я отвечала на страстные поцелую Эмми, я так же обняла ее и стала гладить спину, талию. Моя рука заскользила по гладкой и упругой попе. Эмми еще сильнее прижала меня к своему телу. Я почти задыхалась.

Наконец Эмми отпустила меня и слегка оттолкнула от себя. Ее глаза смеялись и светились, вся она излучала какое- то тепло и добрую энергию.

Потом мы с Эмми подхватили тело, которое она называла Малышом и, проскочив маленький тамбур все вместе, весело кувыркаясь, плюхнулись с криками в бассейн.

Полчаса мы барахтались и резвились как дети. Ни с чем несравнимые ощущения своей наготы, прикосновения к другому нагому телу все время держали меня на взводе.

Я ощутила необыкновенное чувство свободы и осознавала все время, что я стала равной с ними женщиной. Все время, что мы были вместе, я ни разу еще не целовала ее Малыша, лишь обжигалась при мысли о близости с ней, когда случайно касалась ее тела. Я с интересом отметила, что тело ее, во всех деталях, удивительно схоже с моим. И лишь грудь была больше, и довольно свободно свисала.

Вскоре мы вылезли, шутя, изловили и вытащили из воды Малыша. Теперь и я стану так называть свою маму.

Мы протащили Малыша поближе к камину, растерли и каждый из нас укутался в мягкий халат, поданный Эмми. Свои мокрые волосы мы вытерли и обвязали головы полотенцами. Разгоряченные и радостные мы сели за стол у камина.

Мы с удовольствием стали бражничать. Аппетит у всех был хороший, да и выпивать мы стали с удовольствием, тем более что Эмми подала прекрасные вина. Поочередно мы говорили тосты, в которых обычные пожелания чередовались с пожеланиями всех женщин. Особенно красиво говорила Эмми, да и Малыш так же растрогал нас до слез.

Мы и не заметили, как пролетели эти прекрасные и беззаботные часы.

Уже охмелевшие мы сидели перед камином и, глядя то на огонь, то на лица друг друга счастливо беседовали. Конечно, весь наш разговор шел о нас.

Я попросила Эмми рассказать о встрече с Малышом.

Эмми уселась, и тесно прижав к себе маму, стала рассказывать о них. О том, как она впервые столкнулась с Малышом за кулисами и смешно не могла разойтись с ней за сценой, тыкалась вместе с ней в одну и ту же сторону. А на них уже шипел голос балетмейстера, ругала их и шипела, так как они уже как минуту должны были выйти на сцену. А потом она вспомнила, как она взяла шефство над молоденькой балериночкой, еще совсем Малышкой, которая ей помешала выйти на сцену.

Голос ее завораживал и скоро Малыш, уткнувшись в грудь Эмми, стала засыпать.

Эмми осторожно покинула ее и спустя минуту попросила помочь ей перенести Малыша в соседнюю комнату. Мы с ней осторожно перенесли и уложили Малыша на большую и широкую кровать соседней комнаты. В комнате было очень тепло и Малыш, сразу же повернулся на бок и крепко заснул.

Осторожно мы вышли, и Эмми обняла меня за талию.

Я по сравнению с ней казалась девочкой. Меня все еще смущал допущенный мной инцидент. Стараясь загладить свою вину, я слегка обняла Эмми за талию, и мы прошли к камину. Потом уже вдвоем мы сидели, и я дальше слушала Эмми.