С чего, чуть, не закончилось все
— Бум, бум, бум! — посыпались глухие и спасительные удары на того кто тянул меня сзади, и тут же почувствовала, как ослабли на горле звериные удушающие захваты.
— Ах! — затянула первый глоток спасительного воздуха, следом выдох и тут же — ощущение освобождения горла от удушающего сдавливания.
Потом, по моей спине, секундой спустя, заскользили противные и за все цепляющиеся руки насильника. Ими он хватался за бедра и следом, сбивая меня с ног, ухватился, стягивая с меня одежды, потянул за собой книзу. Я бы упала, если бы не другие: сильные, крепкие и уверенные руки, которые тут же меня подхватили и удержали. Но все равно, тот, другой, страшный еще секундами назад, он все еще, хватаясь цепкими и наглыми руками, тянул, стягивал с меня одежды, обнажая. На секунду его пальцы задержались на поясе юбке, а следом…
— Трах… — затрещал разрываясь, пояс, противно и беспомощно обнажая тело по бедрам, а следом вниз, по ногам, как спущенный флаг у поверженного врага, сползли трусы.
— Держись! — только успела услышать на фоне своего крика: — А…а…а!
Потом еще по тому же насильнику удары: — Бум, бум, бум!
Навалившаяся сзади страшная и опасная тяжесть, наконец-то сбросилась окончательно, освобождая остатки порванной одежды. И следом, теперь уже его крепкие и надежные руки, меня удерживая, потянули, стараясь вернуть в вертикальное положение…
— Стоишь?
— Да!
— Держись! Держись за меня, дура!
А я и держусь! Только я не дура, а просто я не могу устоять, из-за ослабевших от страха ногах, от шока и от неожиданного обнажения своего тела ниже пояса.…И я, по женской вековечной привычке, присаживаюсь, стараясь прикрыться…
— Встань, слышишь! Да, вставай же ты, уже?! Да я и не смотрю.…
— Отвернись — прохрипела тому, кто надвинулся надо мной, широко расставив ноги.
— Да ладно тебе!
— Ничего не ладно! Ну и как я в таком виде, по твоему, пойду по городу? — говорю тому дрожащим от волнения и испуга голосом, кого ощущаю рядом, и на кого опираясь, да с чьей помощью, наконец-то выпрямляюсь, выпрямляюсь и тут же оказываюсь в его объятиях.…
Только и успела подумать — неужели же и он тоже? Но он, опережая мои нелепые и такие сейчас неуместные, страхом воспаленные мысли о своем спасении:
— Ты чего? Неужели ты думаешь.… Да как ты вообще могла обо мне такое подумать? Ну и бабы?…
Слышу, наконец-то, от него и впервые различаю улавливаю тембр, и гневные интонации в голосе моего спасителя…
— И вовсе не бабы, а женщины, красивые и порядочные… — говорю ему прямо в лицо с глубокими придыханиями.
— Ага! Особенно в таком виде.…Да ты, никак, пьяная?
— И вовсе не пьяная! Запомни, пьяных женщин вообще не бывает! Бывают только веселые и доступные …
— Ну, да! Ох, и веселая же ты тогда!
Говорил тот, кто спас меня и так ловко теперь обнимал, прижимал к себе за обнаженные бедра, что я, вопреки пережитому только что дикому страху, все еще напряженно дрожа, невольно отреагировала на его тесные и теплые объятия.…Откинулась и теперь пытаюсь рассмотреть своего спасителя, но темнота и потом, действительно ведь, я и резкость — то без очков не могу на него навести. …А может, это у меня от выпитого? — так тоже, мгновенно подумала.
— А ты кто? — спрашиваю.
— Я? Я Валериан! — сказал и еще крепче так прижал меня за мои обнаженные бедра, что я.… Только и, успевая, пытаясь себя сразу же не обломать и не желая ему уступать…
— Только ты, Валериан, того и даже не говори мне, что я спас тебя и все такое… Я бы и сама с этим справилась. А ты его, случаем, не убил? — тут же встревожилась.
— Не убил, а хотел бы! У, сволочь! — сказал и, отделяясь от моего тела, несколько раз пнул куда-то в темноту и себе под ноги… Я тут же в темноте ищу его руки…
— Не бросай, не уходи от меня! — нашла руку и тут же вцепилась, сама шагнула навстречу и снова крепко прижалась к нему всем телом. Притиснулась плотно своими обнаженными бедрами, ощущая, какие у него горячие, сильные руки, которые меня с силой прижали.
Почему-то, мои руки, все еще дрожащие от страха, потянулись, ощущая крепкие и сильные плечи своего спасителя… Лицом, и вся я, невольно, к нему потянулась…
Остро почувствовала запахи мужского ухоженного лица, колкие волосики вокруг его губ — все это вывело меня из оцепенения и я, освобождаясь от пережитого ужаса, вся дрожа, потянулась к нему с поцелуем благодарности…
— М…да!
Его губы суховаты, но горячие, они ухватили мои и прижали, обдавая меня невероятно приятной волной ощущений защищенности и заботы мужской близости…Близости мужчины, ощущения его силы, особенно — от его объятий, защищающих меня …
— М…м…м… — целую, а сама ощущаю, как в его теле возникает такое знакомое и давно ожидаемое мной — напряжение.… Неужели же я у него вызываю сейчас и еще такое…
И он снова удивительно прозорлив, опережая мои мысли:
— Едем ко мне домой. И не возражай даже, поняла?
— Поняла.… А это куда? Ну, если только с тобой, Валериан, то я говорю тебе — да, я согласна.…
Но два обстоятельства смущают меня: во — первых, тот, кто на меня пытался напасть, тот все еще где-то лежит рядом и второе, это мой внешний вид. Это, пожалуй, сейчас для меня — самое важное. Его спросила об этом, а он говорит, что тот, пусть так и лежит, заслужил к себе такого отношения, а что касается моего вида…
Он, молча, снял рубашку и попытался обмотать ею мои обнаженные бедра.… При этом я, невероятно волнуясь, стояла перед ним обнаженная, и даже почувствовала его дыхание у себя там. Он присел передо мной, закинул свою рубашку мне сзади на бедра, потянул за рукава, стараясь связать, как-то не прикасаясь туда, но…
— Пусти, я сама, ну, же… — его руки неохотно отпускают мои бедра.…Потом эти же руки пытаются приподнять по моим ногам то, что осталась от моих рваных трусов, и я ощущаю, как у меня болтается между ногами какая-то бесформенная рваная тряпка…
— Не надо, а ну их, брось! — говорю и, переступая через них, срываю, поддевая ногой, отбрасываю их от себя куда-то в темноту тому, кто так старался стянуть их с меня еще минутами назад.
— И что, так и пойдешь без трусов?
— А что? Тебе неприятно?
— Мне? Ну, что ты! Правда, мне никогда еще не приходилось водить по городу женщину без трусов …
— Во, во.…Ну, во — первых, не женщину, а пострадавшую девушку и потом, ты же меня прикрыл? Нет, правда?
-Ну, вот что, пострадавшая? Давай, идем уже, надо поймать такси и ты пока что не сильно-то выходи на свет, постой пока здесь сама…
— Нет! Не уходи!!!..
— Ну и как же тогда я смогу поймать это такси?
— А вот так, теперь только со мной и вдвоем, и потом, не волнуйся, у меня уже довольно приличный вид…
Приличный — не приличный, а шофер, еще несколько раз все пытался меня рассмотреть в полутьме и моего спасителя тоже, он же ведь, так и оставался — в одной белой майке, а его рубашка скрывала мои обнаженные бедра. Шофер пробовал нас разговорить, но я уже не слышала, поплыла…
Меня, от всего, что случилось со мной, что чуть было, не произошло, стало убаюкивать в дороге и отпускать, а следом, за уходящей нервной дрожью, на меня навалилась такая усталость, что я даже не слышала, о чем говорил мой спаситель — Валериан, Валерианчик, ты мой.…С этими мыслями о нем, уплыла…
Потом, очень смутно, вспомнила: прохладу ночного воздуха, как выкарабкиваясь из машины, старалась не раскрыться окончательно, как прикрываясь, шла за ним, потом лифт, тусклый свет в кабинке лифта и снова невероятно приятная близость с ним, моим спасителем. При этом — снова его поцелуй, и мы поднимаемся с ним на какие-то его этажи…
Ну, а потом, потом — все! Потом провал и только ощущения тепла мягкой постели…
Проснулась и все никак не могла понять, где ж это я? Открыла глаза.
Над головой высокий белый потолок с лепниной в углах, люстра какая-то старинная, головой повела несмело в сторону… Чужая ухоженная комната, рядом старинный шкаф, стол письменный с красивыми бронзовыми приборами для письма, лампа настольная с зеленым стеклом, стул, с аккуратно развешенной моей одеждой…
И первая же мысль моя:
— Так, я что же сейчас, спала голая? — сердце тут же — в бешеный перестук! Тук — тук, тук-тук!
Нет, успокойся! Я не ощущаю себя обнаженной, наоборот. Для достоверности, я даже отвела немного и заглянула на себя под краем одеяла и увидела, что я все еще в его рубашке, но правда…
Ой, мама! Ну и дела! А трусы-то мои где, как же это я их потеряла? Неужели же я с ним так и спала? А он, что же со мной, занимался любовью? Неожиданно вспомнила о своем спасителе…
Тут же взгляд рядом, на кровать: нет, я, оказывается, тут одна лежала.… Да нет же! Что-то я такое о его приставаниях ко мне с любовью даже не припоминаю. …Да и ничего такого не чувствую и видимо, ничего такого и не было.…Так, дайте же вспомнить, что же это такое у меня с ним и с любовью произошло этой ночью? И как ни странно, как ни силюсь, а ничего не могу об этом вспомнить.
А раз я не помню, себя успокаиваю, то значит, ничего и не было! Главное — это чтобы не залететь! Так, почему-то подумала. И потом, я же ведь выпившая была вчера, а это никуда не годится.… Ну и корова же я, ну и дурная! Ну, все! Успокойся! А теперь уже стараюсь все остальное вспомнить…
Так, насильника, я тут же, конечно же, вспомнила! Да и как мне такое не помнить? Ведь я же тогда уже почти мимо него прошла.… С чего это он взял и напал на меня? И еще гад, сразу же обхватил меня сзади и стал душить за шею рукой, запрокидывая меня на спину. Да, ну и испугалась же я тогда! Бр…! А что бы вы на моем месте, не испугались бы?
Я от страха, впервые мгновенья, даже слегка обмочилась. …Потому, может быть, я потом так небрежно их выбросила. Пьяная, пьяная, а что-то еще соображала…
Представьте себе, два часа ночи, а через двор прется какая-то пьяная, одинокая баба…Пьяная? Ну да! Да еще какая! Эх, вот же я? И если бы не мой спаситель, то я бы, нет меня бы.…
Снова разволновалась и тут же о нем вспомнила — своем спасителе. Как его там, кажется, Валериан? Так, ну и где же тогда он?
Погоди, ты что же, хочешь к нему и в таком виде? Ты хотя бы причешись для начала, да на себя посмотри хотя бы.… Оглянулась, в поисках своих очков и сумочки, но их не оказалась.…А там же в моей сумочке.…Эх, да бог с ней! Ну, тогда хотя бы — зеркало? А вот и оно, напротив, на дверце старинного шкафа. Встала, неуверенно переступая, оглядываясь, подошла, оттягивая книзу рубашку, и от увиденного своего отражения тут же расстроилась…
На меня в отражении уставилась сонная рожа, довольно взлохмаченной бабы с припухшими от пьянки глазами…
Нет, ты как скажешь, от пьянки… Причем, тут пьянки? Не было никакой пьянки!
А что же тогда было?
Ну, да ладно тебе заладила — было, не было, потом, как — нибудь разберемся!
Увидела противный, нет правда ведь… так, немного, ну почти что.… Да, этот выступающий мягким брюшком животик у меня после тридцати, он мне в последнее время мешал думать.… Так, о чем это я снова?
Ну, мешал, а впрочем, небольшой животик для женщины он бы вовсе ей и не помешал. Да, нет, еще как помешал бы, выдавая мой возраст с головой!
И сквозь разведенные полы рубашки пытаюсь высмотреть в своем теле позитивные начала.… А ноги? Ну, разве же они не красивы? И потом, именно ими я и решила.…Да, как-то глупо у меня все так вчера получилось, и я неосторожно с ними, со всеми, наедине осталась.…А эти мальчишки противные! Конечно же, за меня взялись и решили меня тут же споить…
А ведь мне, девчонки с кафедры говорили.…Говорили же, ведь! Но я, нет, чтобы прислушаться, но я же решила, что я их лучше и потому обязательно приду к ним и на их вечеринку.… Вспомнила, как некрасиво сама навязалась в эту компанию молодых доцентов.… Так, ну и что из того, что они мне нашептывали? А, может, мои подруги мне просто завидовали? Еще бы, никто не решился с кафедры идти на их холостякскую вечеринку, а я-то решилась и смогла! Вот и пошла!
Разговариваю сама с собой, стоя перед зеркалом и пытаюсь волосы приличнее без расчески уложить …
Стыдно? Нет, не стыдно! Я же ведь тоже девушка из себя, довольно видная, даже красивая…
И я, даже стоя сейчас, для уравновешивания негатива от своего внешнего вида, раскрылась слегка, развела в стороны полы рубашки, обнажая себя…
А что? Я все еще хороша! Нет, чтобы вы там не говорили, но мои стройные ноги, и небольшой животик, а бедра? А что между ними? В тысячный раз себя осматриваю и от того, успокаиваюсь.…
В последнее время, это у меня, как психологический тренинг — сначала, себя придирчиво разглядывать, а потом, успокаиваться. Нет, я еще не старею! Я все еще нахожусь в прекрасной физической форме!
Ну, кто же мог такое подумать, что они не только меня пригласят к Васильчикову на день рождения…. А, Васильчиков — это новоиспеченный доцент с соседней кафедры. А что еще и этих?
О, я этих институтских …. знала! Еще бы! Мы их, молодые преподавательницы, просто не замечали и презирали! Подумаешь, тоже мне, молодость и красивые ноги, а мозги? Нет, они ведь, совсем без мозгов, эти длинноногие дуры, одни только сиськи противные выставят и свои тощие ноги. … А ведь, ничего против них и не скажешь? Молоды и умели они, а не мы!
А может, все дело было именно в них — наших университетских …..? Нет, с теми, все ясно! Все дело в том, что именно из-за них наши холостые мужчины в университете не хотели уже встречаться с нами… Конечно же, одни искушения рядом и такое со всех сторон предлагали?
И не только, ведь, мы, но и студенток было море, да и намного нас моложе! Ну и, в последнее время, среди нас тоже нашлись такие же, среди молодых преподавательниц с кафедр, как и эти красивые б…! Да, конкуренция была, явно не в нашу пользу! К тому же…
Вспомнила, как мы об этом все время между собой говорили на кафедре.…Не скажу, чтобы и мы были ангелами, но такое, как они учиняли в последнее время? Нет, такого сексуального террора никогда в университете еще не было! Это прямо, как эпидемия! Чуть что, так они раз — два и в дамках, у наших мужчин молодых, раз и уже в их постелях! А потом, только и слышишь, что ту или иную с ним или с тем, кто-то из преподавателей, и уже вместе их видели.…Эта эпидемия для нас, молодых и красивых, да умных женщин, кто работал на университетских кафедрах, это, как божье наказание!
Да, чтобы там у них, этих студенток, прыщавок противных — все бы там так и склеилось!
Ведь, это же нам они предназначались в университете — молодые преподаватели и доценты с кафедр! Это наше поле деятельности было, до сих пор — за таких умных и состоятельных, выходить замуж! Ну и причем тут студентки прыщавые! Не их они были, а до сих пор нашими мужчинами они были!
Ведь, считай, каждая из нас, не замужних, о них только и думали, как бы ближе познакомиться с ними, а потом раз и замуж! Но, что-то в последнее время изменилось.…
Наши парни, которые вместе с нами работали на кафедрах, все больше с молоденькими девочками, со студентками путались! И потому нам, ничего не оставалось, как лицезреть их с презрением, причем обоих и тех, и других.… Ну, мы, за это, им тем же платили! Ах, игнорируешь, на молодых потянуло и мы уже с вами не пара? А ну, посмотрим, как вы потом запоете…
Так! А сейчас уже, мне самой надо.… Да, успокойся ты, ничего страшного, нет, мне срочно надо бы в туалет!
Подошла к закрытой высокой двери, осторожно приоткрыла и выглянула:
— Эгей! Есть кто? Эй, люди. и!
Убедившись, что за дверью и в коридоре никого нет, я вернулась, сгребла простыню, обмоталась и снова, сначала осторожно, а потом — смелее пошла, нашла туалет и нетерпеливо заскочила.…Пока делаю нужные дела, мысль работает. Так, ищу присутствия женщин в его окружении… Вот что значит университет и кафедра — голова!
Так, нет использованных нами бумажек, это уже хорошо, а что же еще? Заглянула за дверцу навесного шкафчика, а там только крем и станок для бритья, запасные лезвия, шампунь, гель для тела и все это, и не потрудилась ведь, сощурившись, прочитать, что все это оказалось — для мужчин! Ну, вот и хорошо.…Значит он, пока что…
А зачем это тебе надо? — вмешивается внутренний голос. Неужели ты думаешь, что такой видный парень и красивый мужчина, он на тебя западет? И потом, ты что же, не знаешь, да у таких парней-баб миллион, причем, молодых и красивых! И не каких — то там с животами…
Ну и что? Возмутилось мое я. И я среди всех красивых, я тоже собой не дурна и причем, я ведь еще и преподаватель французского языка! Пусть он поищет среди своих подружек хотя бы одну такую, как я? Так, что.…
Но мои мысли прерывают шаги и внезапно, его голос, из — за двери:
— Эй, деточка, пострадавшая девочка, ты где? Куда ты запропастилась? — я замерла…
— Ты тут? — стук в дверь.
— Да.
— Давай выходи уже, хватит там засиживаться…
— Отойди! Это неприлично так к девочке обращаться! — шумлю, из-за двери и уже приоткрывая ее, выглядываю…
— Ничего себе! Ты что же, с утра и уже уходишь на день рождения? — говорю так, потому что вижу розовые георгины, которые он торжественно держит перед собой в руке.
— Да! Представь себе…
— А я? Ты забыл про меня! — говорю, пока даже, не понимая и не вникая в смысл его слов и действий. Затем, несмело поднимая глаза, его разглядываю…
— Отвернись, сейчас же, противный мальчишка! — выскакиваю, но не успеваю проскочить мимо него в комнату, так как он тут же перехватывает меня и с силой притискивает к стене, хватает своими горячими руками, и тыкая мне цветы, куда-то в волосы ……
— И не лезь ко мне, понял? Ну, что ты… — договорить не получается, потому что он меня
— Ой, мама, мамочки! Ой!
Потом происходит все неожиданно быстро, и я даже, не успеваю опомниться… Единственное, что я успеваю сделать, так я ему, вроде бы, как в оправдании своей женской слабости:
— Ну и чего ты, противный мальчишка добиваешься? Напал, навалился на девочку и решил насильничать? Ты решил, что тебе можно все, раз ты меня защитил?
— Да!!!
— И думаешь, что раз ты за меня заступился вчера, то сегодня ты можешь все, что ты захочешь со мной?
— А ты, хочешь?
— Так, хватит болтать, дурачок, лучше поцелуй меня… — М…м…м! …
Потом, уже лежа с ним, неожиданно вспомнила, нарушая блаженство от нашей близости.…
А я же, ведь, даже не успела себя подготовить и только водичкой ополоснулась слегка там, как тут же, его нетерпеливые, страстные губы, исследуя меня, именно там и коснулись меня…
— Не надо, прошу тебя…
— Почему? Ты ведь такая вкусная…
— Нет, я не вкусная, а просто я не успела себя подготовить к любви …
— Ну что ты, ты моя прелесть! — и зарылся лицом, именно туда, куда я его вовсе не собиралась …
Секунды мучаюсь, вся ерзаю в нетерпении, стараясь сжать ноги и закрывая глаза — от удовольствия, и пока что, не зная, как ему там у меня…
— О! Какая же ты вкусная! Ты, просто мое обожание…М…м…м!!! Господи, такая же ты ароматная и как прекрасно у тебя там, пахнет женщиной …
Ну, все! Вот теперь можно бы и успокоиться, коль я оказалась для него: и вкусной, да еще и такой ароматной женщиной…
Хотя, какое там? Ну, хотя бы за это я, наконец-то, успокоилась…
Может, от того, что он этими словами меня так расслабил, я потом и несколько раз подряд, да неожиданно для самой себя, и все с неудержимым стоном…
— М…м…м!!! — а потом, снова: — М…м…м!!! Ах, любимый! Ой, милый! Еще! Ты мой мужчина! Мой! М..м..м!!!
Я люблю тебя
Поминальная свеча догорала, распространяя по комнате липкий и тленный, чуть сладковатый запах стеарина. Все! Ежегодные поминки заканчивались, теперь предстояло снова любить кого-то и пытаться как-то жить.
— До-скорого, любимая мамочка… — прошептала и откинулась полусонная на подушку… даже не расправляя ее платье, которое я в этот день всегда надевала, а все потому, что мне, так казалось, что я к ней так буду ближе.…Раньше я еще и белье ее надевала, но теперь уже… Я ее перерастала, мне уже было двадцать восемь, а ей тогда было всего — то… Почему-то снова остро закололо в носу и на глазах обозначились слезы.
Я уже не могла и не хотела плакать, боялась, что утром опухну от всего пережитого за ночь, потому сейчас сдержалась, не позволила слезе соскользнуть, а отвлеклась, оглянулась…
Сквозь сереющую полутьму утра замечаю в комнате, разбросанные на диване, по полу — ее фотографии и всюду она красивая, и улыбающаяся.… Протянула руку за вином, но потом передумала, я и так словно выжатый лимон: всю эту ночь я, то — бодрствовала, то — проваливалась в каких-то своих умопомрачительных видениях, которые сейчас, под самое утро, вспомнила.
И то, что вспомнила, что грезилось этой ночью, оно переплелось с тем, что знала о ней, при этом, я уже сама не различала, где выдумка моей воспаленной фантазии, а где о ней правда.…А правда была беспощадна…
И в том, что она, вместе со своим новым мужем в Африке, на какой-то там Лимпопо, при переправе.… И хоть я это много раз себе представляла, но мне все казалось, что я, как будто бы видела, как она одна, там и вокруг нее — вода: бурая, желто-коричневая, как она стремительно врывается в кабину, налетала и вытаскивала ее из кабины опрокидывающегося грузовика.…А она ведь, пыталась, я знаю, она сражалась, я отчетливо видела всегда, как она за меня сражалась и не сдавалась, пока.… А что пока?
Мне так и говорили: пока не нашли, понимаете, река в Африке и особенно после тропических ливней — это необузданная стихия…Стихия и не преодолимая сила… А потом обязательно и словно оправдываясь, добавляли: ее ведь, пытались спасти и он, ведь, за ней полез следом…
Ну да, пытались? Хотели бы, тогда бы — спасли!!! — так мне всегда представлялось…
Их так и не нашли, ни ее, и ни его… Его забрала река, а вот зачем же она забрала ее?
Зачем все это надо ей было? Зачем?
И еще, правда — то,… — я так рассуждала,… — что она уже тогда не была со мной, а с ним все то — время, что оставалось прожить в ее жизни — … А теперь уже, она не со мной и так уже много лет подряд …
Так, дай те же вспомнить?… Так, она ушла.… Нет, она меня оставила!
Почему оставила?
Она меня бросила! Да, она меня бросила, а сама замуж, никого, ведь, не спрашивая, это когда я была совсем еще девочкой.…
Ну, ты и скажешь! Ну, какая же ты тогда была — девочка? Ну, не была ты в то время маленькой девочкой, нет, скорее — уже молодой девушкой!
А я ведь, тогда, только-только в восьмой класс перешла, и мне только исполнилось пятнадцать лет, а тут?
Ну, скажите вы ей, что ей не жилось с нами? Почему так не терпелось, почему обязательно надо было выходить за него замуж? И зачем? И что из этого хорошего получилось? Что?
И если бы не эта ее слепая настойчивость, а потом эта, не менее нелепая — ее свадьба, то она бы и сегодня жила бы себе, и жила….
— Жила бы со мной и c бабушкой! — я снова так прошептала…
Нет! Это ее бог покарал. Ведь, я же ее так просила, так умоляла!!!
Вспомнила, как я была против этого ее замужества.
А то, как же, такое могло случиться, чтобы молодая женщина и причем — красавица, вдруг с каким-то, мало знакомым французским мужчиной уехала, и куда — в Африку?!
Ну, не мало знакомым, а просто знакомым французом.…
Ну и что? И надо же было ему появиться? Ну, откуда ты объявился на нашу голову, каким злым ветром тебя занесло к нам? До сих пор я никак не могла успокоиться.…
Нет, я все же выпью еще…
Вино не ударило в голову, я его почти совсем не ощутила: ни вкуса, ни почувствовала его прелестей…
Так, стоп! Как там мне говорил Валериан: если водка уже не имеет вкуса и пьется, как простая вода, то.… А ведь он прав был, этот мой нахалюга — Валериан!
Может, от того я почувствовала, как постепенно начинает неметь мое лицо.…Встала и поняла, что я опьянела окончательно и меня слегка качнуло.
— Нет, никакая я не пьяная! Ну, не пьяная я!
Ого, думаю.… Это что же, я сама и всю эту бутылку вина?
Хорошо еще, что сдержалась и не закурила, а то бы меня… А впрочем, чего там, меня и так слегка покачивало, и словно какая-то волшебная вата укутала… Я, как в пелене тумана какого-то, не реальная и прямо, скажу вам, картина… Да, картина…
Глазами вокруг повела.… Ах, черт, меня что-то мутит… Тьфу ты! Теперь — не спать и главное, не закрывать глаза, а то меня точно стошнит. И как это я так набралась?
Я что же, спиваюсь? Нет…! Ну, я же не горькая пьяница? Ну, какая же я… Ну и что? Я же ее не залпом выпила, а потихонечку, в течение всей этой ночи… — пытаюсь себя оправдать.
Так, стоп! Лечь-то можно, только вот… И опять поплыли невольные воспоминания…
Она, ее француз, река Лимпопо и вода….
Утром. — Д. з…з…з!
Я его разобью! Нет, я его утоплю! — это я так в сердцах на будильник, который неожиданно резанул по ушам и стал таким противным, словно приставучий мужик! Нет, точно ведь, приставучим! Подумала и, еще не открывая глаз, пытаюсь его обезвредить и дать себе хотя бы еще полчаса… А будильник никак не успокаивался и, несмотря на все мои усилия его заткнуть и заставить отключиться, он все верещал и верещал так противно и мерзко….
— Ну, точно ведь, как мужик приставучий! Ну, ты у меня и получишь!
Все! Открываю глаза…
Яркий свет неприятно резанул глаза и заставил меня скорчить нелепую рожицу… Так, морщиться нельзя, нельзя, успокойся и потихонечку, а теперь давай уже открывай глаза….
— Ну, здравствуй! — так, кажется, надо говорить себе каждое утро?
Ну, так, так! И что? Даже на него рассердиться нельзя?
На кого, на кого? Да на этого, твоего противного Валерьяна! Вот, на кого!
Господи! Итак, каждое утро… — подумала про себя, раздирая глаза… И, конечно же, опухшие — после этой, очередной своей бессонной ночи, и такие, наверное, и еще с мешками…
Потом, все — как всегда… Единственное отступление в это утро, от заведенного ритма — то, что я надолго застреваю перед зеркалом. Еще бы! С таким лицом мне появляться на работе нельзя… Ну да!
— Я что же, старею? — и снова зависаю у зеркала перед своим отражением…
Нет! Я хорошая! Я милая, я добрая… Ну и что паутинки в уголках и мешки под глазами, как при месячных… Зато, вот какая я улыбчивая… Скорчила рожицу, выдавила из себя…
На меня уставилось довольно противное отражение, с кислой улыбкой до боли, до самых печенок знакомое…
— Ну и что, ты на меня с таким неприятным видом уставилась? Что?
Господи!.. — подумала… — я что же, схожу с ума? Сижу и разговариваю со своим отражением!
Нет! Никаких больше разговоров! Встала… Стою и чувствую себя словно развалина… И даже хороший макияж не может скрыть моего безобразного настроения…
Все! Не хныкать! Взять себя в руки и…
Давай уже, Жанночка, топай на свою работу ненаглядную… Иди уже! Пора!
Господи! Ну и капуха же я! — глядя на часы. А еще и неряха… — говорю про себя, оглянувшись на смятую и не застеленную постель, на раскрытый диван и фотографии, что так и лежат рассыпанные…
— Я потом уберу все, мамочка! Потом! Я люблю тебя, мамочка… — и снова неприятно и жалко закололо в носу…