Из всех, кто был мужского пола и постоянно проживал, в общежитии был, Борька. Он появился со своей мамкой не сразу, а лишь после того, как засыпалась наша фабрика. Мать Борьки работала секретаршей у прежней директрисы, а потом ее сократили, как многих. Работы в городе не нашлось и ей пришлось съехать с частной квартиры и пристраиваться в общаге. Красивая и женственная, пример для подражания и завести на работе она, попав в те же условия, что все остальные быстро растеряла свой гонор и лоск и скатилась. Стала как все. Поначалу продавала свои вещи, а когда уже нечего было продать она запила. Запила, как все. И только ее Борька, дебил, плод неудавшегося аборта, чувствовал себя в центре внимания. Ведь он всегда был кем-то подкормлен и обласкан, как единственный мужчина на сотню не полных семей. Поначалу его мать пыталась как-то отгородить притязания на него со стороны женщин, а потом поняла, что она бессильна что-либо отменить, что было заложено в женщине от природы. Видела, как пользуются им, а сама не могла, потому и запила. Борька стал единственным и самым доступным мужчиной. Для этого в нем были заложены все задатки от рождения. Стройный, сильный, с большими и крепкими руками, которыми он перетаскивал за день десятки различных предметов и грузов, он сразу же сделался, необходим для многих и его очень часто звали на помощь. Он шел и охотно делал все, что ему говорили. В награду за это ему всегда перепадало что-то вкусненькое, а иногда в придачу даже не то, что имело какое-то отношения к еде, а еще вкуснее. Некоторые женщины, долго не раздумывая в открытую, использовали его по его природному назначению. Как мужчину. И ведь, было за что! Борька носил при себе яркие признаки и достоинство настоящего мужчины. Ну, а то, что он не мог изъясняться и только мычал, надежно скрывало от всех его прямой использование. К тому же, он никогда не мог опознать кого-то вторично, и сразу же все забывал. Всех, кроме нас. Маленьких и нахальных девок. Которые часто подглядывали, как Борьку использовали в какой-то одной из комнат.

Странно было то, что среди всех детей, подавляющее большинство составляли девочки. На всех нас приходилось только пять или шесть мальчиков. Девочки разного возраста, цвета волос, комплекции и характера, но все как одна воспитывались и жили без отца. Как я и моя сестра. Хоть и разные по характеру все-таки были дети, но многие девочки в общежитии были просто оторвы. У детей свои интересы. А взрослым часто до них не было никакого дела. Матери боялись за своих девок, поэтому, выпускали их гулять, но только на этажах общежития. Выйти из него мы не могли, все контролировали вездесущие вахтеры, тетя Паша и Зульфия. Поэтому, с утра и до самой ночи в общаге, на этажах, кипела своя, жизнь детей и их интересов.

Мы так же, как и наши мамки реагировали на все события и с интересом их обсуждали. Знали всех в лицо, а многих по имени, пожилых и по отчеству. Знали, что наш комендант сволочь и пакостник, и что нам надо всегда держаться подальше от него. И никогда не заходить к нему в комнаты. А их у него было две. На одного и две комнаты! Роскошь неслыханная! У нас, так почти в каждой комнате по две, даже по три семьи, а у него одного и две комнаты?

А еще мы знали про всех мужиков и про то, где, когда и к кому они приходили. Ведь мы без мужского внимания тоже скучали! И естественно, все наше внимание тоже, частенько переключалось на Борьку. Мы мастурбировали. Лишенные всего и вся, мы искали в этом процессе утешение. Мастурбировали сами, вдвоем и по нескольку сразу. По многу и часто и это не считалось в нашей среде чем-то опасным и вредным. Наоборот. Все что мы делали при этом и весь накопленный опыт передавался тут же и мы, быстро ухватив суть, приобщались к рукоблудницам. При мастурбации для нас составляла, особое удовольствие видеть стоящего рядом Борьку и наблюдать его естество в обнаженном виде. И что характерно. Никто и никогда не видел, как он это делал. Потом прошло уже много лет и его мать, вспоминая своего уже без временно умершего сыночка, проболталась по пьянке, что это она ему так делала и еще как-то. Но тут же, протестовала и всех заверяла.

— И никогда, и боже упаси! Ни, ни! Даже в мыслях!

Поэтому, для особого шика кто-то из девочек, которым позволялось пока только присутствовать при этом, искал его и приводили, по играться в куколки. Так тогда мы, о самом процессе договорились рассказывать. Мать спросит, чем занимались и куда запропастились? А мы стоим и хлопаем, как овечки наивными глазками и отвечаем, что играли в куколки у Лариски.

Борька всегда шел с охотой, так как знал, что ему стоит только снять штаны, и он получит конфету. И пока он стоял и жевал ее, мы могли совершать долгожданную процедуру. И ни в какую, и ни за какие уговоры, его нельзя было нам трогать и даже близко приближаться и рассматривать. Пока он занимался конфетой, мы могли действовать. А для того, что бы заработать на конфету нам приходилось другой раз проделывать массу полезных дел. И подметать и стирать и мыть полы и посуду и еще что-то. И взрослы нас хвалили и даже не знали, чем же они нас на самом деле баловали.

Конечно, первое впечатление было незабываемо. И мы, потом с сестрой, тесно прижавшись в одной постели, все обсуждали о том, что у мальчиков там все не так, как у нас и потом, у них эти мешочки. Но больше всего волновал вопрос о том, как, же это поместить туда? Обсуждения эти закончились тем, что мы с сестрой, сначала поодиночке, а потом вместе, стали пробовать расширить зону предстоящих действий.

Очень скоро мы обнаружили, что нам мешает действовать и опять стали это обсуждать. Выручили взрослые девочки. Они, как ходячие справочники. У них мы все ответы на свои вопросы получали. Самой нормальной считалась Людка. Тихая девочка, очкарик. Она знала, казалось все. Мать ее, одна из не многих, продолжала работать. Она была медсестрой. И мы часто, не только получали устные сведения, но и знакомились с картинками в медицинской литературе, которые она нам показывала. Ее ответ заставил нас на долгие годы остыть с расширением этой зоны. А потом, потом стали наши желания опережать наши возможности. Но об этом расскажу ниже. А пока скажу, какое это оставило след в моей дальнейшей жизни.

И почему то сразу же это так глубоко залегло из самого раннего детства, что даже долго влияло на сознание мое, и я все искала такого, с теми же формами и размерами. И не смотря ни на что, все время их таких выбирала, страдала, но все-таки выбрала!