Кавказ... Одно слово – и сразу: Лермонтов, шипение горячих шашлыков и бульканье дешевого, но первосортного портвейна. Однако Кавказ бывает разный, и там, где оказалась наша экспедиция, дорогой читатель, Лермонтов вряд ли снискал бы любовь Музы, а шашлыки с портвейном отродясь не водились...

Массив Фишт – шипение осыпающегося снега, скрежет подошвы ботинка по наждачному валуну... Вот цель путешествия, куда вместе с челябинскими спелеологами из клуба "Плутон", специалистами из компании "Unerground" и аквалангистами из челябинского подводного центра "Капитан Кук" отправился и я.

Есть такая пещера – "Парящая птица". Одна из самых сложных в России, она еще и имеет все шансы стать самой глубокой. Пройти ее до конца и собирались члены экспедиции. А я, помимо прочего, лелеял мечту хоть одним глазком взглянуть на следы "снежного человека", которого когда-то видели на Фиштинском массиве...

Все началось, когда 30 августа в вагон поезда Челябинск – Сочи было загружено экспедиционное барахло и выпита первая стопка водки – "За уехало!"

 

Пустить штуку баксов на воздух

Верите или нет, но на юге я оказался в первый раз, поэтому Сочи ошеломил сразу: своими пальмами, субтропической жарой, загорелыми путанами и курортной дороговизной. После «черного» 17 августа (речь идет о дефолте 1998 года – С.К.) народ отложил в долгий ящик посещение разных египтов и ринулся куда поближе. Результат – забитые гостиницы, пляжи, превращенные в помойку, и бензиновый кризис. С топливом в Сочи значительно хуже, чем на Урале. Литр 76-го, к примеру, стоит 9 рублей – и того не сыщешь. Но топливные и жилищные проблемы нас не касались. Добравшись до конторы сочинского спасательного отряда, 17 участников экспедиции «Парящая птица – 99» поставили свои бесплатные палатки на обочине вертодрома. Потянулись душные дни ожидания «винтокрылой птицы», призванной доставить нас прямиком в горы.

Днем отмывались в море, которое от обилия отдыхающих казалось если не Черным, то как минимум мутным, а вечером на асфальте разводили примус и пили чай под футбольные выкрики игроков – вертодром находился аккурат возле стадиона...

Наконец наступило 5 августа – день, когда вертолет должен был прилететь за нами из Краснодара. С утра рюкзаки и палатки были уложены. Осталось убрать после себя бытовой мусор – и можно лететь. Но техника оказалась проворнее. Белый вертолет с МЧСовской эмблемой на бортах зашел на посадку на высоте около 20 метров над нами и смел со стоянки не только все бумажки-пакеты, но и раскатал по футбольному полю рюкзаки и ботинки. Футболисты разбежались по сторонам, едва услышали звук приближающегося вертолета, а мы что-то лопухнулись. Чертыхаясь, за полтора часа собрали и загрузили полторы тонны скарба в брюхо Ми-8, расселись вдоль бортов, взлетели и окинули орлиным взором курортную зелень. Недешевое, скажу я вам, удовольствие. Час полетного времени стоит тысячу "зеленых", и ни за что бы нам не добраться до запорошенных снегом вершин, если бы не помощь спонсора...

Через 20 минут в иллюминаторах вертолета показался Фишт. Каменная громада, казалось, вросшая в бирюзу альпийских лугов и вспарывающая животы плывущим облака. Погода не позволила вертолету сесть непосредственно перед горой, поэтому пришлось выбросить вещи километрах в двух от Фишта, около небольшой "гостиницы" на Лунной поляне.

"Лунная поляна" – Лусняк-Айд на местном армянском диалекте – это замечательный оазис посреди горных массивов Большого Кавказа. Небольшая подковообразная равнина, окаймленная буковым лесом. В прозрачные ночи полная луна стоит над Фиштом, превращая его в неясный пепельный абрис. Несколько лет назад на поляне располагался тренировочный лагерь сочинских спасателей, от которого теперь остались лишь стойки канатной дороги и блестящий шатер гостиницы, похожий на приземлившуюся летающую тарелку. Хозяин гостиницы Григорий Борисович Горлов сам в свое время был начальником сочинских "спасюков", но отошел от дел и безвылазно живет в "Приюте "У погибшего альпиниста", как мы сразу окрестили гостиницу...

 

Очко в пользу Фишта

По рекомендации Борисыча сразу поставили палаточный лагерь на Лунной поляне – там, где тепло и сухо. Час на разбор рюкзаков – и группа «носильщиков» устремилась с подземным оборудованием на перевал, разрезающий Фишт на две части (наша цель располагалась там, почти на вершине). Не предвидя особых трудностей, взяли по 25 килограммов на плечи каждый и рванули по тропкам на едва видневшийся в тумане перевал. С первой же горушки, на которую, пыхтя, забрались экспедиционеры, открылось обширное плато, где коровы с ногами чемпионок мира по бегу с препятствиями мирно жевали сочную зелень. Каждое стадо находилось под присмотром отдельного быка (демонически черного цвета). Быки ревниво топали копытом и целили рога в пришельцев, поэтому резвости у нас заметно прибавилось.

Так с шутками-прибаутками подошли к перевалу. Кстати, названия он, по-видимому, не имеет. По крайней мере, на топографических картах я его не обнаружил. Глядя с тяжеленным рюкзаком на плечах на 400-метровую каменную осыпь, так и хотелось назвать ее вычурно и непечатно. "Сыпуху" проложил сползающий с гор ледник. Естественно, он не позаботился о том, чтобы перевал получился пологим и, по возможности, без вылетающих из-под подошв камней. Но делать нечего, пошли. На высоте около двух километров ноги превратились в вату; началась "горняшка" – горная болезнь. Стоило, все-таки, акклиматизироваться денек-другой на теплых равнинах...

Часа через два муравьиного бега по "сыпухе" стало ясно: с Фиштом шутки плохи. Туман на высоте принес с собой ледяные капли водяной пыли, а шквальный ветер вдосталь напитал ими штормовку. Последние метры перед перешейком на вершине перевала дались особенно тяжко. Ползти пришлось почти по вертикали и на четвереньках, а останавливаться нельзя – температура градусов с тридцати тепла у подножья упала до десяти. Чуть остановился – и моментально замерз.

В проносящихся клочьях тумана было видно, что перешеек с обеих сторон круто обрывается: с одной стороны – каменной осыпью, откуда мы пришли, а с другой – громадным ледником, воронкой, сходящей на нет где-то метрах в пятистах под нами. Мелкий дождь, накрапывавший всю дорогу, за пять минут превратился в ливень со снегом. Пришлось всей компанией срочно забираться под кусок полиэтилена и вместе пытаться согреться. В рюкзаках, которые мы внесли на перевал, были веревки, альпинистское "железо", кислородные баллоны, но ни одной пары сухих носков. Фишт торжествовал и неистовствовал под громовую ухмылку грозы. Он явно заработал очко за удар ниже пояса...

В переводе с адыгейского Фишт – "Белая голова". Он и в самом деле похож на угрюмого старца с копной облачно-седых "волос". Как-то сразу прижилось в экспедиции – уважительно очеловечивать гору: пойти к Фишту, Фишт погоду не обещает... Фишт-Ашбенский горный массив еще называют "кухней погоды". Как я уже рассказывал, с южной стороны Фишта поют птицы и буйствуют субтропики, а с северной – климат резко континентальный. В зависимости от того, как в горах смешаются массы холодного и теплого воздуха, курортники либо выйдут из номеров сочинских санаториев, либо проведут весь день за подкидным...

 

«Кровавый старик»

Через несколько часов дождь утихомирился. Туман разошелся, обнажив угрюмые склоны. На нешироком перешейке, где мы оказались, повсюду матово засветились стальные таблички с именами погибших покорителей Фишта. На одной из них – список экспедиции школьников из Туапсе. Особенно запомнилась строка из эпитафии: «Миллиарды наших одиночеств сохранит заснеженная высь...»

"Белая голова" собирает свою кровавую дань ежегодно. В одиночестве оказаться здесь действительно страшно...

10 туапсинских старшеклассников пришли на перевал в мае 1986 года. Погода стояла просто замечательная. Никто не мог и ожидать, что вдруг начнется снегопад. Но так часто бывает в горах. Снег может идти неделю, а потом смениться 30-градусной жарой. Школьники встали лагерем на перевале и стали ждать перемен, а снег все шел и шел. Через несколько дней кончились продукты. Снегопад утих, но уйти к подножию Фишта по "сыпухе", покрытой метровым слоем снега, они не решились. Ждали... Постепенно ослабели, но оставалась надежда, что встревоженные родители поднимут на ноги спасательную службу. Чтобы с воздуха их было лучше видно, на перевале разложили рядком девять спальников и легли на них. Так их и нашли. Девятерых рядком... Десятый выжил и успел рассказать о случившемся прилетевшим спасателям. Он не позволил себе расслабиться и не лег вместе с остальными, а сидел на корточках в расщелине. Сидел несколько дней, наблюдая, как один за одним затихают лежащие... Отморозил себе почки, получил воспаление легких. Ноги ему ампутировали в первой же больнице. Через год парень скончался.

Горлов – хозяин "Лунной поляны" – помнит ту страшную весну.

– Когда мы забрались на перевал, сразу увидели их всех. Жутко – девять трупов рядом. Пока их грузили, один, тот, что выжил, застонал. Видно было, что уже не жилец... Так и вышло. Но странное дело, через год умер мой напарник, второй напарник заболел и до сих пор чахнет, а у меня вокруг рта появились – видишь? – какие-то пятна. Потом я вспомнил, что пока шли на перевал, я постоянно снег рукой зачерпывал, а потом пил...

Горлов пришел к выводу, что прежде чем циклон принес в 1986 на Фишт снегопад, он набрал дозу радиации над горящим Чернобылем. Может, бывший начальник сочинской спасательной службы и прав. Даже, скорее всего, прав, иначе чем объяснить эту череду смертей? Я, наверное, излишне доверяю Борисычу. Но как бы вы на моем месте стали бы разговаривать с человеком, на своем горбу вынесшем десятки замерзших тел с кавказских пиков и перевалов? А беседовали мы с ним много...

Во время спуска с "сыпухи" я основательно стер ноги. Это и неудивительно. Спуск больше походил на лыжные гонки – прыгаешь с кручи в кучу мелких камней и, как на роликах, едешь на них. Чтобы остановиться, падаешь, встаешь – и снова катишься. Если бы не французские ботинки со специальной подошвой, до подножия Фишта доехали бы одни мои уши. После ночевки на Лунной поляне в субтропическом тепле невзрачные мозоли на лодыжках превратились в цветущие язвы. Кустарное лечение не дало результатов, и Борисыч передал меня в ведение своей напарницы-медика Лены. Лена церемониться не стала. Рубанула бритвой по гноящимся ранам, положила горячую луковицу и закрепила лейкопластырем. Потом накачала меня антибиотиками и отправилась готовить ужин. Спасибо, Леночка. Благодаря тебе, я через четыре дня смог отправиться в горы. А до той поры обсуждал с Григорием Борисовичем отставку Степашина, достоинства тушенки перед соевым мясом и выслушивал его бесконечные рассказы о тех, кто навсегда остался в горах. Запомнился рассказ о поисках одной девушки. Сюжет обычный – ушла девушка в пещеры, домой не вернулась, поисковые мероприятия результата не дали. Так бы и закрыли это дело, если бы не один из знакомых пропавшей. От горя у него помутился рассудок и он настойчиво искал в горах дверь в подземный город. Там, по его мнению, в плену и находится несчастная. По его просьбе поиски были начаты вновь... и нашли девушку. Но не в подземном царстве, а на дне "Парящей птицы", где сейчас работает наша экспедиция...

 

Прометеева осыпь

Вынужденное безделье дало мне возможность провести «равнинные» исследования. И любопытные обнаружились вещи. Дошли до скальной стены, где, судя по всему, был прикован греческий титан Прометей – тот самый, что в свое время украл с небес огонь для людей. «Краснуха», как называют гигантский обвал в несколько тысяч квадратных метров из-за его цвета, появилась в результате землетрясения, произошедшего примерно 3500 тысячи лет назад. В первом веке нашей эры о нем свидетельствует Гай Валерий Флакк: «...Жестокое жилище Прометея открывается взору, а также Кавказ, поднимающийся к холодным медведицам. Этот день привел туда и Геракла для изменения участи титана; и, уже с усилием раскачивая со всех сторон жестокие оковы... он, схватив их руками, вырвал из подошвы скал; загремел огромный Кавказ, и, последовав за вершиной горы, бревна упали в море, и реки были отведены от него...» Свидетелями катаклизма были аргонавты – «кровавый» обвал хорошо виден с моря. Видимо, это и послужило причиной возникновения мифа о Прометее.

Теория о том, что Прометей был прикован именно к Фишту, принадлежит сочинскому историку Александру Бескову, долгие годы изучавшему греческие мифы, свидетельства римских летописцев, мифологические апокрифы. Последними аргументами в пользу его теории явилось наличие гигантского обвала под "красным пятном" и ручей, из которого по легенде пил воду орел, насытившийся печенью титана. Справедливости ради, стоит отметить, что у кавказских народов существовал свой безымянный герой, наделенный чертами Прометея и понесший такое же наказание. "Официально" титан был прикован где-то в районе Орлиных гор под Сочи. Там же установлен памятник (человеческая фигура, рвущая цепи, в духе раннего Церетели). Но там нет ни ручья с целебной водой, ни мощнейшей энергетики, которую я ощутил под кровавым пятном на мрачных вертикалях Фишта...

Незаметно наступило 11 августа – день, который должен был решить, удалась экспедиция или нет. Ночью накануне лагерь накрыла тьма новолуния, в прозрачном небе выстроился парад планет. После трех часов дня ожидалось солнечное затмение – сплошные астрологические ужасы. Вдобавок в этот день аквалангисты на дне "Парящей птицы" должны были погрузиться в подземное озеро, которое проплыть еще не удавалось никому. С утра все обитатели Лунной поляны пристально следили за светилом. Все шло нормально, но после обеда с Фишта спустился клубами туман и вязким киселем заполнил низину. Во время затмения стало темно. В душе зашевелились самые мрачные предчувствия. Осталось только плюнуть на все и лечь спать, чтобы назавтра отправиться в горы...

Народ в горах мирный. Армяне, в основном. Немного дагестанцев. Живут мужики в фанерных "балаганах", доят коров, делают местный кефир – мацони, сыр. Гоняют лошадей "на колбасу". Нас, русских, не то, чтобы не любят, а как-то не доверяют. Рядом бушует война, поэтому их можно понять. На Фиште война уже отгремела. В 1942 году здесь пытались выйти к Мацесте отборные части немецкой альпийской спецкоманды "Эдельвейс". Перевалы они не прошли, но и наших солдат полегло немало. Недалеко от Фишта до сих пор можно найти немецкие консервные банки, русские гильзы от патронов.

Так по местам боевой славы мы подошли к опостылевшей "сыпухе". Отсутствие рюкзака на плечах воспринималось как подарок судьбы...

 

Паводок

На перевале перешли по протянутой веревке через ледник, обрывающийся каньоном «Колорадо». Через полчаса вышли к верхнему лагерю перед входом в «Парящую птицу». Фишт был в своем репертуаре: мочил ливнем и сбивал с ног шквальным ветром. Возле входа в пещеру лежали баллоны с воздухом, которые по плану должны были находиться на глубине 517 метров, у подземного озера. В промокших палатках дрыхли спелеологи, вышедшие из-под земли под утро. Уныние и полная бездеятельность. Все разъяснилось, когда мы увидели струи воды, льющиеся во вход-колодец в «Парящую».О подводном прохождении пещеры нечего было и думать. Неделя подготовки, организации подземных базовых лагерей, переноски оборудования на дно пещеры, к подземному озеру пошла крахом. Времени катастрофически не хватало, а Фишт и не думал утихомириться. Экспедиция провалилась...

Подавленные спелеологи отправились отогреваться на Лунную поляну, а наша смена начала готовиться к ознакомительному, что ли, спуску в "Парящую птицу". На тот момент я знал лишь то, что "Парящая птица" – пещера легендарная. Открыли ее в 1986 году москвичи. Над входом парила какая-то горная живность – отсюда и название. "Птица" – пещера в своем роде уникальная: подземные реки из нее никуда не вытекают. Вернее, вытекают, но это место еще никто не нашел. Пещера – вторая по глубине в России, но никто пока не знает, насколько она глубока на самом деле.

 

Под землю

Надев термоизолирующий комбинезон, гидрокостюм, пещерный комбез и альпинистское снаряжение, я повис на веревке, ведущей в ледяное чрево гор. «Птица» – это система колодцев разной высоты. Ходить ногами там приходится очень редко. Все время занимаешься только тем, что перестегиваешь спусковое устройств с одного отрезка веревки на другой. Руки, честно говоря, подрагивали. В желтом свете ацетиленовой горелки, укрепленной на каске, были видны лишь частности пещерной жизни: обросший сталактитами кусок стены, титановые карабины, провода подземных линий связи. Хорошо, что темно, и не видно, куда лезешь... Свою «спусковуху» я сломал еще на поверхности; пришлось одолжить у петербуржцев, исследовавших Фишт параллельно с нами. Чужое спусковое было рассчитано отнюдь не на мой вес, поэтому спуск в глубины сопровождался длинным потоком ненормативной лексики. Самых нелестных выражений удостоился 70-метровый колодец. Висишь на высоте двадцатиэтажного дома и действительно «молишься, чтобы страховка не подвела». Где-то посреди бездны веревка подходит к скальному выступу, где нужно отстегнуться и повиснуть на страховке. Потом подтянуться, сесть верхом на похожий на змеиную голову камень и встегнуться в очередную веревку. И так час за часом. Под ледяным дождем водопадов, бьющих из каждого отверстия в «Парящей птице». Наверху идет дождь – а внизу принимаешь душ. Мокнешь и изнутри – от пота, которому некуда испаряться под резиной гидрокостюма...

Через три часа скольжения вниз веревка кончилась, начался длинный – примерно 200-метровый – участок узостей и "шкуродерок" – меандр. В этом длинном извивающемся ходе баллоны для аквалангов пришлось где нести на руках, где тащить волоком за собой. Жаль, что такие титанические усилия пропали зря...

Ползком я влетел в подземную реку. Глубина по колено, на дне – обрывки кабелей связи, в общем, ощущения ниже среднего. Ползком и пригнувшись, дотопали до первого подземного базового лагеря на глубине 250 метров. Лагерь – это просто кусок полиэтилена, перекрывающий узость, где отчаянно дует ветер. В стенах полости, расширяющейся в извивах меандра, вбиты крючья для гамаков. На скальной полочке хранятся запасы шоколада, кураги и прочих деликатесов. Я, довольствовавшийся на Лунной поляне соевым мясом и сублимированной капустой, немедленно поспешил устроить пиршество и согреться. Жизнь постепенно налаживалась. Настроение портил только транспортный мешок, который предстояло вытащить наружу, но что поделать, не курагу же я сюда лопать приполз...

Продолговатый транспортник с веревкой внутри пришлось пристегнуть карабином к поясу. Когда я окажусь на веревке, он будет болтаться внизу, не мешая работать.

Пополз. Пока я нырял в меандре в холодной воде, веревка в мешке основательно потяжелела. Где-то на середине первого же колодца стало понятно, что спуск был цветочками перед ягодками подъема. Через четыре часа на дне 40-метровой каменной трубы кончился карбид в ацетиленовой горелке. У меня в запасе имелся электрический фонарь, но его я включать не спешил, оглушенный наступившей темнотой и капелью водопадов. Сколько я так просидел, не помню: время, казалось, остановилось, раздавленное земной толщей. Однако надо ползти дальше...

В свете фонаря стены засверкали кальцитовыми цветами. Веревка, с моей точки зрения, была здесь совершенно чуждым элементом, но как хорошо, что она все-таки была. Проклиная транспортник, цепляющийся за стены, полез вверх. Уже около самого выхода из пещеры сдохла батарейка фонаря. При свете звезд я выбрался на поверхность, где уютно гудел примус и закипал чайник. Вот уж действительно, понимаешь, как хороша жизнь, лишь поборовшись за нее...

В раннем рассвете уныло оглядел распухшие руки со сбитыми пальцами и отправился спать. Будущий день, возможно, сулил встречу со снежным человеком – если повезет. По крайней мере, я твердо собрался уйти к вершинным ледникам. Повадки неуловимого гоминоида хорошо известны каждому любителю почитать желтую прессу. Йети волосат, небрит и невоспитан. Любит дикие места, каньоны и ледники. Живет где угодно, но только не там, где его ищут. На Кавказе был замечен неоднократно, но столько же раз был перепутан с заблудившимся альпинистом. В общем, Фишт для него – что дом родной.

 

По следам снежного человека

С утра под землю отправилась группа выброски. За рабочие сутки им предстояло очистить «Парящую птицу» от следов нашего присутствия. Я же полез в горы.

В 1996 году на западном склоне Фиштинского массива, на вершинном плато горы Ногой-Чук адыгейские спасатели обнаружили громадные следы. Нога в сапоге 43-го размера казалась внутри них изящной ножкой балерины. А два человека – один на плечах другого – так и не смогли продавить плотно примятый следами снег. Спасатели полтора километра шли по следам, снимая все на видео. В конце концов, отпечатки босых ступней затерялись в одном из ледяных каньонов, куда простому человеку не спуститься. Окрыленный удачей адыгейцев, я спустился на ледник и стал искать следы йети. Плоды поисков – ржавая консервная банка и кусок веревки – полетели в каньон, посланные туда негодующим пинком моей правой ноги. Следом за ними в каньон чуть не полетел я сам. Прокатился на заднице метров тридцать и остановился, мокрый и злой. Жаль, что не взял фотоаппарат. День выдался солнечный, над ледником поднимался легкий пар, а из красноватых стен узкого ущелья, куда я доехал, били водопады, порожденные плавящимися вершинными массами снега. Вдруг на фоне ослепительного ледяного зеркала почудилось движение. Прищурив глаза, я разглядел две темные фигуры. Срываясь, пополз вверх по леднику и понял, что это наши соседи-питерцы бредут. Рюкзаки превратили их в бесформенных монстров с качающейся походкой. Так я и не нашел снежного человека. Может, времени не хватило, а может, не судьба...

 

Домой

Путь домой обещал быть трудным. Вертолета не предвиделось. Оставалась надежда на грузовичок, который должен был ждать нас у подножия горного массива, в селении Бабук-аул. С Лунной поляны вышли рано утром усталые, как черти – сказывалась вчерашняя выброска оборудования с Фишта. Часть груза навьючили на лошадей и потопали по тропе российского туристского маршрута Мацеста – Дагомыс. По карте пути совсем ничего – километров двадцать. Но приходится спускаться полтора километра по вертикали. Ощущение потрясающее: на высоте около 500 метров альпийские луга резко сменяются субтропическими буковыми лесами. Мы попали в совершенно иной мир, где с замшелых стволов опускаются удавы плющей и лиан. В удушливую жару неожиданно плеснул настоящий тропический ливень. Медленно набухли лужи, а потом с гор рвануло месиво из грязи, листьев и дождевой воды. Тропа исчезла из виду, но на Бабук-аул мы все-таки вышли.

Как и следовало ожидать, грузовичка на месте не оказалось. Бзыч – местная речушка – превратился в ревущего зверя, смывшего дороги. Искать транспорт в Бабуке – дело безнадежное. Пришлось высылать группу гонцов до следующей "цивилизации" – Салох-аула. Километров через десять пешей прогулки армейский "газик", как черт из табакерки, вынырнул из-за поворота на серпантине – поедем...

К ночи барахло было уложено в кузов машины, и группами по 8 человек мы стали выбираться из Бабук-аула. Дорогой узкую каменистую тропку, по которой пришлось ехать, можно назвать лишь условно. Кроме "газика" или хорошего джипа здесь не пройдет ни одна машина. Вдруг встал и наш "внедорожник". Дорогу перегородил громадный – в два обхвата – ствол бука, проделавший широкую просеку в кустарнике, покрывающем склон, откуда его смыл ливень. Часа три пришлось истратить на работу бензопилой. Дальше мне пришлось поехать на правом крыле машины, чтобы нагрузить переднюю ось. Ощущения такие, будто скачешь на лошади, но она тебя не слушается. При этом с левой стороны фары высвечивают поросшие мхом скальные стены, а с правой дорога обрывается пропастью...

Утром жители Салох-аула были напуганы жуткой картиной: возле конечной остановки автобуса, прямо на обочине дороги в спальных мешках спали семнадцать грязных измотанных человек...

Потом были, конечно, три солнечных дня в Хосте, когда кончились сигареты, продукты и чистые носки. Когда ваш корреспондент рвал виноград на улице и жарил целую сумку улиток, выловленных в море. Был поезд до родного города, где пассажиры подозрительно посматривали в сторону черных, обросших парней с рюкзаками. Так закончилось наше путешествие, которое должно было поставить точку в исследовании "Парящей птицы". Кому как, но мне совсем не жаль, что приходится ставить многоточие. Подождем...

***

Я бывал во многих пещерах. Это тот самый космос, в котором всегда мечтал оказаться, только на Земле. Вообще, надо признать, Земля – удивительное место. Вечно изменчивая, она никогда не перестанет добавлять к своему облику «белые пятна», что бы ни говорили бывалые путешественники. И я готов признаться в любви своей профессии. Однако, сдается мне, в этих строках слышится пафос, обычно несвойственный вашему покорному, так что давайте приземлимся. В этот раз – ближе всего к космосу в его обычном понимании: я верю, друзья, караваны ракет промчат нас... и все такое.