Книга первая.

 

Часть первая.

Игры монстров.

 

1. Смерч.

Когда Соболев появился в ресторане, женщины в зале обратили на него внимание. Соболев мужиком  был видным, напоминал классических героев старых индийских кинолент: высокий, мощный, с густой темной шевелюрой. Рядом с ним Михаил Говорухин впечатление не производил: среднего роста, светловолосый, неприметный. Но за этой прозаической внешностью скрывался быстрый и жестокий боец, один из лучших оперативников в  местном отделе РУБОПа.

Соболев осмотрелся и прошел к столику Говорухина.

- Здравствуй,- Михаил пожал протянутую собеседником руку.- Могли поговорить с глазу на глаз.

- Это уже не имеет значения,- Соболев продолжал нависать над столиком.- Весь этот цирк уже не имеет значения! Сэм обо всем знает!.. И что мы молчим?.. Так и было задумано?!

- Нет,- внешне Михаил оставался невозмутимым.- Когда выяснил?

- Только что!- Возглас Соболева на мгновение заглушил все остальное. И сразу стало понятно, что он уже изрядно пьян.- Я уже – труп!!! Труп… А жить-то как хочется!.. Милая!- Он без всякого перехода обратился к официантке.- Выпить и закусить!..

- Мне повторите, пожалуйста,- кивнул Михаил девушке.

- И что мне теперь делать, Миша?! Что мне теперь делать, дружище?! Подыхать?!

На них уже начали оглядываться.

- Тише, Коля, тише… Ты присядь. В ногах правды нет…

- А ты меня послушай, меня…- не обращая на него внимания, продолжал говорить Соболев.- А если бы на его месте оказался я? Потому что я такой же. Дай мне боженька шанс, и я бы тоже пошел по головам, пошел по трупам! Как Самохин идет по головам и по трупам! А он мог оказаться на моем месте. Или ты, Миша, мог оказаться на его месте. Потому что ты такой же! Ты не лучше нас…

- Все так, все так,- кивнул Говорухин, с полуулыбкой наблюдая за рослыми парнями. Они пришли вслед за Соболевым. Один из них фотографировал посетителей. 

- А ведь все это не суть,- Соболев сел наконец и посмотрел на него уже без ненависти.- Сейчас нам нужно выжить. Просто выжить, и все. Вместе или поодиночке… Мне страшно за семью. И я сделаю все, чтобы остаться с ними.

- Да,- снова кивнул Говорухин.- А ведь я предупреждал тебя об этом. Только сейчас ты начал трезво оценивать происходящее…

- Нет!- Перебил его Соболев.- Сейчас я собираюсь выпить, а не оценивать ситуацию! Я сейчас – напьюсь!!!

- На самом деле все не так плохо,- сказал Говорухин после короткой паузы.- У нас появилась возможность взять их с поличным. Ты выпей-выпей, расслабься. Мы все решим. Без проблем…

Спустя час они вышли из ресторана и устроились в машине Соболева.

- С утечкой информации я разберусь,- говорил Михаил.- На фирме больше не появляйся. Сегодня я ночую у вас. С завтрашнего дня поставим охрану,- Михаил закурил и несколько мгновений смотрел на парней из кафе. Они продолжали наблюдать за ними.- Все не так плохо как кажется.

- Ну, конечно!- Соболев усмехнулся.- Типа, все по плану идет... Но как мне жаль, самого себя жаль! Жизнь, деньги, благополучие,- в его голосе появилась горечь.- Я все потерял… И как ни крути, я предал друга. Если бы меня так кинули, я бы убил. Веришь мне? Убил бы! И что бы ты сейчас ни говорил, я одно знаю: нет у меня шансов. Об одном бога молю, чтобы с семьей ничего не случилось. Ты меня понимаешь, Миша?

- Да,- Говорухин выбросил окурок в окно.- Не переживай, все будет нормально.

Соболев с тоской посмотрел на низкое вечернее небо.

Был первый день марта, но под вечер зима все же взяла свое. Как не пригревало солнышко, после заката из бесконечных лабиринтов городских улиц потянуло колодезным холодом.

В два часа пополуночи на кухню зашла жена Николая Вика. Михаил оторвался от чтения. Вика села напротив него и тоже закурила.

- Миша, что происходит?- Она машинально поправила волосы.

- Тебе бы поспать, Вика. Утро вечера мудреней,- улыбнулся Михаил.

- Вот только не надо со мной так. Коля молчит. Но я его знаю… Миша, будет лучше, если мы сами разберемся в своих проблемах.

- Вряд ли…

- Миша, мы сами разберемся с проблемами,- повторила Вика.

- Давай не будем спешить,- снова улыбнулся Михаил.- Все нормально…

- Нет!- Оборвала его Вика.- Нормально уже никогда не будет!- Она внезапно закрыла глаза и несколько мгновений сидела, крепко сжав зубы.- Что же вы наделали? Зачем ты так с нами?

- О чем ты?..

- Мой муж, он как ребенок. В "казаки-разбойники" ему захотелось поиграть. Но ты понимал во что его втягиваешь… А я, а Настенька? О нас вы подумали?

- Кто тебе рассказал?

- Подруга,- Вика потушила сигарету и поднялась с табурета. Она была очень красивая, яркая брюнетка. 

- Как ее фамилия?

- А вот это уже не твое дело. Оставь ты нас в покое… Можешь уйти прямо сейчас!

- Вика, ты не знаешь всего,- Говорухин встал вслед за ней.- Но я обещаю, с вами все будет в порядке.

- Хорошо, оставайся до утра. А я устала, я пойду спать,- она вышла с кухни.

Михаил взялся было за книгу, но снова отложил ее в сторону. В эту минуту он понимал, что не знает и десятой доли того, что происходит за его спиной. И только в этом был уверен полностью…

Утром Говорухин снова переговорил с Николаем, еще раз подробно объяснил, что им следует сделать даже при намеке на малейшую опасность. И уже собирался уходить, когда Николай протянул ему небольшой бумажный сверток:

- Спрячь. Как-то мне неспокойно.

- Что это?- Михаил подержал сверток на весу.

- Копии кое-каких документов. Когда-нибудь пригодятся.

- Хорошо,- Говорухин убрал сверток во внутренний карман курточки.- Не забудь, перед приездом я перезвоню. Николай, дверь открывайте только мне. Никаких подруг и знакомых.

- Да-да, я все помню...

Солнце уже чувствительно пригревало, задорно гомонили воробьи. С восходом солнца стало так тепло, словно весна на самом деле началась по календарю. У Михаила неожиданно и беспричинно поднялось настроение. В кабинет Варламова, сам того не замечая, он зашел с улыбкой.

- Отпуск пошел на пользу!- Хозяин кабинета поднялся ему навстречу.- Канары, Лазурный Берег?..

Михаил обменялся с Варламовым рукопожатием:

- Если я доберусь до Канар, обратно не вернусь. Как дела?

- Ты же каждый день с утра до ночи названиваешь. Я бы на твоем месте пивко попивал да хоккей по телевизору смотрел. С чем пожаловал, Миша?

- Ты не в курсе?

- В курсе чего?

Михаил задумчиво посмотрел на Варламова.

- Соболев выбывает из дальнейшей разработки. Теперь он только свидетель. Утечка информации, Степан Иванович. По нашей вине человек конкретно под удар подставился…

Хозяин кабинета с шумом выдохнул. Был он кряжистым и широким, как шкаф, о таких говорят: "поперек себя шире".

- Ты все понял?- Он сел за стол напротив Михаила.

- Да, о Соболеве знал я, ты, и господин Кашницкий.

В глазах у Варламова разгорелся нехороший огонек.

- Корпоративный дух¸ значит,- сквозь зубы процедил он.- Чувство локтя, о котором господин Кашницкий так любит глаголить…

- Степан Иванович, я вопрос об охране Соболевых намерен поднять.

- Само собой,- Варламов посмотрел на часы.- В полдень иду к командиру. Все ему объясню. Об охране не беспокойся. Ты с ними побудь еще какое-то время. А позже я с тобой свяжусь, и все обговорим уже детально.- Он развел руками.- Начнем прощупывать господина Кашницкого. Что-то его с Самохиным связывает. Не иначе, как чувство локтя.

- Добро, Степан Иванович. Сейчас еду к Соболевым  и жду твоего звонка. Жду результатов.

- Снова у тебя отпуск накрылся,- покачал головой Варламов.- И что ты за человек такой?!

Михаил хотел отделаться шуткой. Но вдруг почувствовал, как в душе  шевельнулось зыбкое предощущение беды, словно чья-то рука осторожно задела нить судьбы. Он прислушался к себе, и на мгновение ему показалось, что увидел грядущее.

- Что с тобой?- Обеспокоено спросил Варламов.

- Что?- Говорухин непонимающе посмотрел на него.

- Ты что-то вспомнил?

- Нет. Нет, все в порядке.

Варламов хмыкнул:

- Как только все утрясется, а это не сегодня-завтра, хорошенько отдохни! Человек иногда обязан бездельничать. На диване валяться, книжки читать, телевизор смотреть. Даже железяки вроде тебя – ржавеют!

Михаил сел в свою "шестерку" цвета слоновой кости, закурил и вытащил из кармана сверток Соболева. В нем оказались аудиокассеты, несколько дискет, копии платежных поручений и бухгалтерских ведомостей. Перелистнул несколько копий и присвистнул. Эти документы в руках следствия могли стать грозным оружием не только против Самохина.

- Очень хорошо. Но все это после.- Он спрятал сверток в одном из тайников и позвонил по мобильному Соболевым:- Это – Михаил. Уже выехал. Буду минут через двадцать… У вас все в порядке?- И кивнул, услышав утвердительный ответ.

Спустя четверть часа он поставил машину возле подъезда и взбежал по лестнице до третьего этажа. В руках у него был пакет со сдобой и конфетами.

Когда щелкнули английские замки, из прихожей донесся голос Николая:

- Миша, заходи, у меня тут вешалка оборвалась…

Говорухин распахнул дверь и с улыбкой переступил порог. Через мгновение перед его глазами мелькнуло окровавленное лицо Николая: "Прости, они хотели убить жену и дочку…" Потом за спиной мелькнула стремительная тень и его, словно, молотом по голове ударили. Михаил на мгновение потерял сознание, через секунду очнулся, вновь потерял сознание и опять пришел в себя, но контролировать ситуацию уже не мог. Он упал на колени, закрыл лицо руками и завалился на живот. Его сознание все время путалось, и точно отделить реально происходившее от каких-то сумеречных картин, возникавших перед глазами, он не мог. Но в память врезался холодный, насмешливый голос:

 - Этого за руки - за ноги и из окна!- Сквозь гул в ушах, превозмогая страшную боль, услышал Михаил. Почувствовал, как его приподняли над полом, и успел расслышать еще:- А этих как будто взрывом газа искалечило… Болван, вот как это делается! Учись…   

Последнее что он запомнил, было звоном разбитого стекла и короткое падение, закончившееся нечувствительным ударом об землю. И еще обрывки чьих-то голосов, сильный хлопок и смутный вой сирены.

В себя он пришел уже на больничной койке. Сразу понял, где находится. На удивление легко и глубоко вдохнул пропитанный медикаментами воздух. Прислушался к внутренним ощущениям. На мгновение Михаилу показалось, что с ним все в порядке – боли не было. Он сделал еще один глубокий вдох и попытался встать.

- Нет-нет, не двигайтесь!

Его запястья коснулась легкая рука. Он посмотрел на медсестру и улыбнулся:

- Я чувствую себя очень хорошо.

- Болеутоляющее действует,- ответила та.- Лежите спокойно. Сейчас я позову доктора.

- Подождите,- остановил ее Михаил.- Меня одного привезли?

- Сейчас придет доктор…- У сиделки был завораживающий голос, от которого больные наверняка цепенели в невыразимой истоме.

Михаил проводил ее взглядом. Была она немолода, но привлекательна.              

Боли он до сих пор не чувствовал, но на сердце стало тревожно.

Медсестры не было минут пять.

- День или вечер?- Пробормотал Михаил. По зашторенному окну невозможно было определить время.

И он не удивился, когда в палату вместе с немолодым высокорослым врачом зашел господин Кашницкий. Полковник был невысок и полноват, седые виски коротко подстрижены, доброжелательный взгляд и хорошо поставленный голос.

- Доставили вы нам хлопот,- с порога сказал он.- Что же вы так неосторожно? Но вы не волнуйтесь, Михаил Александрович, своих мы в любом случае прикроем. Бог не выдаст – свинья не съест... Ни по телевидению, ни в прессе ваше имя фигурировать не будет. И ни о чем не беспокойтесь. Все будет в порядке.

- Что происходит, Валерий Васильевич?- Спросил его Говорухин.

- Пока что поговорите с доктором. Мы позже побеседуем, если будет желание. Доктор…

Он отошел к окну и отдернул штору. С улицы брызнул дневной свет. Михаил прикрыл глаза ладонью. Кашницкий негромко откашлялся. Несколько раз щелкнула зажигалка,  и от окна потянуло табачным дымом.

- Валерий Васильевич,- строго произнес врач.

- Это ничего, ничего,- отозвался полковник, продолжая курить.

Доктор нахмурился, но ввязываться в спор с Кашницким не стал.

- Вы что-нибудь помните?- Спросил он Михаила.

- Да. Помню, как ударили по голове. Наверно кастетом. А потом, кажется, выбросили из окна, но в этом я  не уверен… Как Соболевы?

- Они погибли.- Врач несильно сжал ему запястье и посмотрел в глаза.

- В этом еще предстоит разобраться,- произнес Кашницкий.- Что же вы, доктор, больного вот так, без подготовки огорошили?.. Учитесь расставлять акценты в нужных местах. Михаил Александрович кое-что не помнит, кое в чем заблуждается. В таком состоянии простительно… Вас, Михаил Александрович, выбросило из окна  взрывом природного газа. В квартире кроме вас и Соболевых никого не было. Вы были на кухне вместе с Соболевыми. Экспертиза установила утечку природного газа. Вы скорей всего стояли возле окна. На вашей одежде сохранились следы кофе. Видимо, опрокинули на себя чашку при падении… Но вам повезло! В "рубашке" родились! Вас взрывной волной выбросило из окна, а Соболевы погибли… Доктор, вы без утайки расскажите, как обстоят дела у Михаила Александровича? По крайней мере, человек перестанет беспокоиться о себе.

- Можно сказать, что вы легко отделались. Сломаны два ребра, сотрясение мозга средней тяжести, множественные ушибы. Череп у вас крепкий.

- Вот видите, Михаил Александрович, все не так плохо! И очень скоро вы снова вернетесь в строй.

- Я не пью кофе,- пересиливая внезапно накатившую боль, произнес Михаил.- Ты понимаешь, что несешь?!

- Доктор, оставьте нас на минутку. Я вас прошу,- Кашницкий доброжелательно улыбнулся сразу обоим собеседникам.- Михаил Александрович, вы попали в очень неприятную историю,- сказал он, когда врач вышел.- Сегодня мы получили сигнал о том, что Соболев путем мошенничества присвоил двести тысяч долларов. И если понадобится, мы выясним, что именно вас связывало. И чувство локтя не поможет... Может быть такой исход к лучшему? По крайней мере, для вас… А возможно и для всех… Как вы считаете?..

Закончить ему Михаил не дал. Превозмогая боль, приподнялся на локте и, тяжело дыша, сказал, как плюнул в лицо:

- Какая же ты сволочь, Кашницкий!..

Могила Соболевых была увенчана памятником из гранита. Погода стояла пасмурная. С утра шел дождь со снегом, прекратившийся к обеду. Небо от горизонта до горизонта было затянуто сплошной сумрачной пеленою. Но к обеду затих и порывистый холодный ветер. Только отголоски его яростно гудели в поднебесье. Изредка сквозь пелену темных облаков проглядывало солнце, роняло теплые лучи на прохладную землю. И от этого зеркально отполированный памятник блестел как хрустальный. В такие моменты опьяневший Михаил неизменно вздрагивал, отрывал взгляд от земли, и в зеркальных отблесках видел только портреты да три позолоченные строчки под ними. Потом небо также стремительно темнело, и на землю ложилась тень. А Михаил все вглядывался в лица погибших. Он несколько раз подходил к памятнику, перечитывал строчки эпитафии, прижимался щекой к холодному камню:

                                 Вспорхнула бабочка с цветка,

                                 Как сорвалась звезда.

                                 Зажглась весной, угасла по весне.

После возвращался за столик, курил сигарету за сигаретой и пил водку. К обеду он сильно опьянел, разговаривал вслух. А его обычно бесстрастное лицо все больше напоминало застывшую гипсовую маску. В какой-то момент он снова подошел к памятнику. Постоял возле него, поправляя венок. Видимо, собирался уже уходить, но присел на краешек могилы и забылся.

Очнулся Михаил от ощущения, что на него пристально смотрят.

За столиком на самом деле сидел незнакомый человек. Невысокий, полный мужчина лет пятидесяти с небольшим. Он был хорошо одет, и в этот момент больше всего напоминал умудренного опытом терапевта. На столике лежала широкополая фетровая шляпа, небольшой кейс и массивный металлический портсигар. Водочная бутылка, пластмассовый стаканчик и сигареты Михаила стояли в стороне.

Михаил с трудом поднялся и едва устоял на негнущихся затекших ногах.

- Извините,- он собрал свои вещи и поискал взглядом мусорный бак.

- Жаль, но все останется на своих местах,- неожиданно и явно обращаясь к Михаилу, сказал незнакомец.

Говорухин вздрогнул и посмотрел на него дико и пьяно.

- Мы знакомы?- Хрипло спросил он.

- Заочно, Михаил Александрович,- незнакомец улыбнулся и представился:- Пресняков Ефим Павлович. Не могу сказать, что совсем не знаю вас. Читал отзывы сослуживцев, читал характеристики.

- Хотя бы здесь меня в покое оставьте!- Михаил уперся в столешницу руками.- Я уже все объяснил вашим коллегам, и повторять буду то же из слова в слово! И не надейтесь, из рапорта я не вычеркну ни строчки!..

- Михаил Александрович, вы заблуждаетесь. Я не дознаватель. Но плоды моего труда тоже приносят пользу.

- В таком случае, кто вы?- Михаил угрюмо посмотрел на собеседника.- Кто вы?!

- Давайте лучше поговорим о том, кто вы.

- Я?

- Ведь в ногах правды нет. Верно?- Пресняков с улыбкой смотрел на Михаила. А у того на мгновение в голове помутилось.- Именно это вы сказали Соболеву в ресторане?

- Кто ты, черт возьми...- прошептал Говорухин.

- Михаил Александрович, вы понимаете, что из вас делают изгоя? Поверьте мне, пройдет совсем немного времени, и вы остановитесь у жирной черты, пытаясь сделать правильный выбор и понять, чью же занять сторону, свою или врагов своих врагов? Для вас это будет непросто. Я уже сейчас знаю, что выбор вы сделаете неверный. И как следствие, совершите непоправимые ошибки. Потому что о происходящем привыкли судить субъективно. Но вы опытный человек. Михаил Александрович, вы знаете: стоит дернуть за ниточку и распутается весь клубок.

- То что нужно,- кивнул Михаил.

- Не всегда,- улыбнулся Пресняков.- Но не о том речь. Вы задайте себе вопрос: почему этот клубок до сих пор не распутан?..

- Я без вас знаю, почему,- перебил его Михаил.- Что вам от меня нужно? Скажите прямо без витиеватых речей.

Пресняков оценивающе посмотрел на него.

- Не обращайте внимания,- сказал Михаил.- Пьяный или трезвый, соображаю я одинаково хорошо.

- Я знаю,- кивнул Пресняков.- И я готов быть откровенным. Мы знаем, что к вам попали документы, которые вам не принадлежат и которые для вас бесполезны. Понимаете, о чем я говорю?.. Мы готовы обеспечить вам безбедное и спокойное существование в обмен на эти документы.

Взгляд у Михаила снова сделался пьяным и диким:

- Кто сказал?!

Пресняков молча смотрел на него.

- Нет, я не верю!- Прохрипел Говорухин.- Он не мог… Не мог… И здесь, на их могиле, ты предлагаешь мне это?! Чтобы я отдал какой-то сраной мафии…

Пресняков неторопливо поднялся со скамьи.

- Очень скоро вы созреете, Михаил Александрович, и тогда мы договоримся. Искать меня не нужно, при необходимости я сам найду вас. Прощайте.

- Будь ты проклят,- пробормотал Говорухин.- Будьте вы все прокляты…

Пресняков сел в "Волгу" кофейного цвета. Издалека невозможно было понять, что происходит в машине…

Когда Пресняков сел в "Волгу", водитель и сидевший рядом с ним человек переглянулись. Ефим Павлович хорошо знал, что всякий раз когда у него происходили подобные встречи, они заключали пари на ход дальнейших событий. Нужно признать, Преснякова их дурацкая игра тоже развлекала.

- Что дальше?- Наконец не выдержал водитель.

- В город,- кивнул Пресняков, усмехнувшись про себя. По всему было видно, что сегодня водитель потерял поставленные на кон деньги.

По лицу Мартиросяна, сидевшего на переднем сидении, невозможно было понять, доволен он таким поворотом или нет. Вообще, Ефим Павлович не утвердился в окончательном мнении относительно этого человека. Но тот факт, что иногда Мартиросян спускал курок с явным удовольствием, его настораживал.

А такие люди нам нужны, думал он о Говорухине. Посмотрим, как он выпутается из этой истории.

За окном тянулись бесконечные ряды надгробий.

Михаил  вернулся за столик и замер, прикрыв глаза ладонью. В этот момент он думал о том, что теперь доверять нельзя никому. И думал о том, что теперь он остался один и помощи ждать неоткуда. В какой-то момент он даже решил оставить все как есть, но в тот же миг в его сердце с новой силой вспыхнула ненависть, и мысли спутались. Он думал о многих вещах сразу, путаясь в мыслях и забывая, о чем думал только что. И не заметил, как снова забылся в полудреме. Со всех сторон замерцали неразборчивые голоса и музыка. По лицу скользнул солнечный лучик.

- Дядя Миша пришел!- Прозвенел голосок Настеньки Соболевой.- Дядя Миша, поиграем?

- Настя,- послышался голос Вики. В нем огоньками вспыхивали строгие нотки.- Не мешай дяде Мише. Он пришел к папе. Проходи, Миша. Коля тебя уже ждет…

Михаил содрогнулся всем телом, широко открыл глаза и судорожно перевел дыхание. В этот миг он чувствовал над собой огненные крылья ангела смерти, и в тот же миг его сердце сжалось в предчувствии скорого конца.

- Твари,- прошептал он сквозь зубы, теперь не чувствуя ничего кроме ненависти.

- Что ты от меня хочешь услышать?! Слова о чувстве локтя? Это?!- Варламов в сердцах отбросил ручку. Она прокатилась по столу и упала на пол.

- Только одно, Степан Иванович. Кто эти люди?

Варламов посмотрел в пустые, абсолютно нечитаемые глаза Говорухина и отвернулся к окну.

- Какой тебе прок от этих бумажек сейчас, когда все уже закончилось?

- Кто они?- Повторил Михаил.

- ОНИ тебе сами объяснят, если сочтут нужным.

- Вот даже как?! В таком случае, Степан Иванович, просьба к тебе будет. При следующей встрече скажи ИМ, что все бумаги Соболева я уничтожил. Придется поверить на слово.- Варламов на его слова никак не отреагировал, продолжал молча смотреть в окно.- А я отпуск догуляю,- Михаил встал со стула и, не прощаясь, вышел из кабинета.

Но не успел он добраться до машины, как в кармане загудел телефон.

- Говорухин слушает.

- Михаил Александрович, здравствуйте,- раздался в трубке звучный, хорошо поставленный голос.- Вас беспокоит Самохин Олег Павлович.

- Что тебе?

- Я хотел бы встретиться с вами сегодня, если не возражаете.

- Возражаю! Нам нечего обсуждать.

- Не горячитесь, Михаил Александрович, есть проблема, которую нам нужно решить. Я предлагаю встретиться в девять часов вечера в "Амстердаме".

- Обещать не могу,- Михаил, не слушая его больше, отключился и прошептал:- Обложили, сволочи…

Пророчество нового знакомого сбывалось. Из жертвы Соболев стремительно превратился в преступника. От позора и заслуженного наказания его спас трагический несчастный случай, к сожалению, погубивший ни в чем не повинных жену и ребенка. А Михаил получил недвусмысленное предупреждение: или он прекращает настаивать на своей версии случившегося, или автоматически становится пособником Соболева в его последней, (и подчеркнули это) последней афере.

- Вы, Михаил Александрович,- сказали ему в отделе собственной безопасности,- очень долгое время находились в привилегированном положении даже по отношению к своим товарищам не только из отдела, из оперативной группы. Но это в прошлом. У Варламова Степана Ивановича появились собственные проблемы, так что защищать вас больше некому.

- Меня не зачем и не от кого защищать,- попытался огрызнуться Михаил.

- Что ж, тогда взгляните на это,- начальник отдела открыл пухлую папку.- Вы догадываетесь, что это?

- Ни малейшего представления.

- Заявления; свидетельства; одним словом все, что может быть использовано против любого сотрудника вашего отдела. Все что может быть использовано против каждого из вас и вашего командира попадает в эту папку… Не нужно так смотреть на меня, Михаил Александрович. Мы такое же оружие, как и вы.

- Что вы говорите?!- Притворно изумился Говорухин.- Какое поразительное сходство.

- Не ёрничайте! Общество погрязло в коррупции, и этим сказано все!..

Собеседник еще много чего мог добавить к сказанному, Михаил понял это по его глазам. Но он никогда бы не сказал главного, хотя ответ на этот вопрос Говорухин знал и без него.

- Отдыхайте, Михаил Александрович, набирайтесь сил,- пожелал он на прощание.- Сегодня я разговаривал о вас с Кашницким. Вы – молодой и очень перспективный работник. На вас возлагаются особые надежды, и вы должны понимать это. А то что произошло - станет уроком.  Инициатива должна быть ограничена. Мы выполняем приказы.

- Благодарю за оказанное доверие,- кивнул Михаил в ответ.- Разрешите задать вопрос по существу?

- Конечно.

- Как мы самих себя с поличным брать будем?..

Вспомнив этот разговор, Михаил усмехнулся и посмотрел в зеркальце заднего вида. Он вспоминал его снова и снова, и всякий раз на сердце становилось чуть легче.

- Ничего,- прошептал он, уже с улыбкой.- Даст бог, все одолеем. Проявим корпоративный дух и все такое!- Он дал задний ход и осторожно выбрался на проезжую часть.- В этом наше чувство локтя…

В "Амстердам" он приехал раньше назначенного времени – сработала многолетняя привычка держать ситуацию под контролем. Осмотрелся, заказал пиво с копченой рыбой. Зал создавал иллюзию интимного уединения. С потолка лилась приглушенная музыка. Окна были задернуты плотными шторами. Возле противоположной стены среди экзотических растений притаились аквариумы с яркими рыбками.

Посетителей было немного, музыка заглушала звон столовых приборов и разговоры гостей. Михаил цедил пиво и старался ни о чем не думать. Обстановка и запах еды неожиданно напомнили ему вечер накануне убийства Соболевых. Особенно сейчас он старался подавить это воспоминание.

Самохин появился без трех минут девять в сопровождении двух телохранителей и помощника. Этот человек Говорухина знал в лицо, он переговорил с боссом и направился в сторону Михаила. Самохин же, не оглядываясь по сторонам, шел к лестнице на второй этаж в отдельные кабинеты.

- Добрый вечер, Михаил Александрович,- поздоровался с Говорухиным помощник Самохина.- Прошу вас пройти за мной. Заказан отдельный кабинет.

- Зачем?

- Простите?..

- Я не собираюсь разговаривать с глазу на глаз. От людей мне скрывать нечего.

Помощник посмотрел на него темными, такими же нечитаемыми глазами и ушел вслед за боссом.

Самохин был человеком действия. Через минуту он вновь появился в зале, прошел к столику Михаила, на мгновение замер, видимо ожидая знаков приветствия, и сел напротив.

- Рад нашему знакомству,- произнес он, в упор разглядывая Говорухина.

Михаил промолчал. Он потягивал пиво, в свою очередь без любопытства глядя в глаза собеседника.

- Полагаю, ваше мнение обо мне уже носит слишком предвзятый характер,- тем временем продолжал Самохин.- Знаю наверняка, ничего хорошего вы обо мне не думаете, и самое печальное – ничего хорошего обо мне не знаете…

Официант попытался прорваться к их столику, но был остановлен телохранителями.

- Михаил Александрович,- речь Самохина лилась плавно, он явно не лез за словом в карман,- вы умный, опытный и зрелый человек. Мой принцип: оценивать людей по деловым качествам, а не по связям, не за родовитость или тугую мошну. И по мере сил я прощаю близким их недостатки и слабости. Никто не совершенен.- Услышав это, Михаил едва сдержался, чтобы не ударить сидевшего напротив него человека.- Я не ангел, но и не бес...

В этот момент к столику подкатили тележку с заказом.

Зал наполнился голосом Марины Хлебниковой: "Дожди. Дожди с далекого Севера…". Телохранители внимательно наблюдали за ресторанной публикой.

- Вы совсем не знали Николая Соболева,- сказал Самохин, пододвигая закуску.- Поэтому судите предвзято. Я больше ничего не скажу о Соболеве, памятуя мудрую русскую поговорку: "О покойном или хорошо, или ничего". Но одно могу сказать прямо: оправдываться мне не в чем…

Эту фразу можно было расценить, как приглашение к разговору долгому и обстоятельному. И вдруг Михаил понял, как в последнее время заблуждались доброхоты и доброжелатели. На самом деле выбор ему был не нужен, потому что он сделал его много лет назад.

- Я не настолько глуп,- сказал он,- чтобы сидеть тут с тобой и молотить языком о добре и зле. Ты и тебе подобные сволочи…

- Михаил Александрович,- перебил его Самохин,- давайте не будем ссориться. Я еще надеюсь, что мы поймем друг друга.

- Хватит с меня!- Михаил с шумом поднялся.- Я открою страшную тайну…- Он наклонился к Самохину.- Я тебя все равно достану. Ты убил женщину и ребенка. Ты – труп…

- Давай не будем,- Самохин ощерился.

Михаил стремительно вернулся к столику и прохрипел бешено:

- Я тебя порву, сволочь! Порву…

- "Базара" нет…- еще сильней оскалился Самохин, обнажая дикую натуру.

Говорухин вцепился в столешницу, стараясь пересилить закипевшее бешенство. Лоб его мгновенно покрылся испариной, и тоже ощерился.

- Порву…- резко развернулся и пошел к выходу.

 

2. Стая.

Лосик пронзительно свистнул и улыбнулся. С балок, с темных покрытых копотью стен невесомой в воздухе взвесью опрокинулся иней. Здесь за ветром было намного теплей. А еще он мимолетно подумал о том, что вслед за ними прилетят прирученные гавриками голуби. Они будут сидеть на перекрытиях, будут ласково переговариваться в вечерних сумерках, гадить, драться и добивать своих. Как это делают люди. Подумав об этом, он нахмурился и оглянулся на приоткрытую дверь.

В нем текла русская и польская кровь. Но со временем славянского в чертах лица почти не осталось. Узкие темные глаза и прямые волосы, которые с годами стали иссиня-черными. Широкие скулы, четко очерченный, короткий вздернутый нос и длинный почти безгубый рот, волевой подбородок. Это было лицо азиата, неподвижное, бесстрастное и хищное как у плотоядной птицы.

А такое место он искал с первых дней осени. Лосик свистнул еще раз, но уже по-другому не от избытка чувств, а коротко и требовательно. Сел на деревянный ящик и закурил.

- Вот это берлога!- Голос вошедшего раскатился по ангару, подпрыгнул к сводам.

- Химик,- улыбнулся Лось.- Мы не зря тащились сюда!

Один из появившихся в ангаре был его ровесником. Если бы не светлые волосы, выбившиеся из-под спортивной шапочки, их было бы трудно различить. Только когда Лосик поднялся, стало заметно, что он ниже и тщедушнее своего товарища. Второй, пацаненок лет одиннадцати, грязный, худенький оборванец доедал ватрушку с творогом.

- Лось, покурим,- он заискивающе улыбнулся и несколько раз подпрыгнул на месте, сбивая с ботинок налипшие комья снега.

- Не докурить, как бабу не до...ть,- вполголоса заметил Химик, внимательно оглядывая ангар.

- Жмоня,- Лосик притянул к себе оборванца.- Сколько раз тебе говорить: не торопись, пережевывай, не глотай еду кусками. Двести грамм хорошо пережеванного хлеба – как двести грамм мяса.

Химик скептически усмехнулся и пошел вдоль стены. Повадками он напоминал дикую кошку.

- Покурим,- Жмоня снова подергал Лосика за рукав.

- Ватагу Рябчика в этих местах замели,- зычно произнес Химик.

- Рябчик всегда дураком был,- отозвался Лосик.- Он нарывался на неприятности.

- Почему "был", почему "нарывался"?

- Ты не слышал?..

Жмоня сидел на ящике возле стены и осоловело смотрел на узкое оконце под потолком, в его пальцах курилась сигарета. Его быстро сморило в тепле и в тишине. Бешеный ветер и безжалостно-яркое солнце остались за стенами ангара. Он изредка затягивался, слушая гул ветра за стенами.

- Интересно, что здесь раньше было?- Химик с Лосиком присели на корточки.

Химик выгодно отличался от своих спутников, был одет по погоде, выглядел сытым и ухоженным. Он был вором-карманником и с беспризорниками путался только из-за Лосика. Они со времен детского дома считали друг друга побратимами.

- Держи, Жмонька!- Он бросил оборванцу пакетик леденцов, вынул из-за пазухи плитку шоколада, угостил Лосика. Тот разломил свою долю и часть убрал в карман. Химик усмехнулся:- Зря ты с ней связался. Кинет.

- Не кинет,- Лосик сплюнул.- Верная.

- Весь мир – бардак, все бабы – бляди.

Лосик искоса посмотрел на него и тоже усмехнулся.

- Когда гавриков сюда приведешь?- Спросил Химик.

- Их сначала в кучу собрать надо.

- Зачем тебе это, брат? Займись реальным делом. "Бабок" наколотим вагон! Не веришь?!

- Нет,- покачал головой Лосик и постучал себя по груди.- У меня вот здесь так много всего. Не могу пацанов бросить. Я за них отвечаю.

- Ты за себя отвечаешь, брат,- Химик сплюнул и поднялся.- Херово это брат! Спасать засранцев и самому становиться засранцем.

Он медленно прошелся, попыхивая сигаретой, и заговорил громко и внушительно. Из сумеречных углов снова выскочило гулкое эхо:

- Мы их накажем, Лось! Обнесем "бобров", нычки жомкнем!.. Бля буду, фартанет…- Химик посмотрел на Жмоню.- Да, Жмонька?!

Жмоня очнулся от полудремы и восторженно посмотрел на Химика. А у того лицо на мгновение изменилось до неузнаваемости – постарело. Жмоня кивнул и тоже рассмеялся дробным старческим смехом. Химик теперь улыбался так, словно на самом деле видел счастье воровское. Смех в этом богом забытом месте казался звериным плачем.

Лосик подошел к воротам и с трудом приоткрыл маленькую дверь, врезанную в их правую половину. Ослепительный дневной свет лазерным пучком вполз в ангар. Снаружи крутилась снежная круговерть. Лосик вышел на улицу и на мгновение захлебнулся от яростного ветра. Но все же сделал несколько шагов навстречу бешеной снежной круговерти. За его спиной высился огромный, вросший в сугробы ангар. А  перед ним раскинулось поле в кипящей кисее снега. На горизонте бледное небо и поле сливались, а справа и слева темнел лес.

- Это будет, брат, будет,- прошептал Лосик и рассмеялся. Его лицо стало мокрым от растаявшего снега.

В последних числах марта, когда кодла обустроилась на новом месте, зима пуганула холодом. За ночь крепкий морозец сковал оттаявшую землю, и под грубо сколоченными нарами потянуло стылым сквозняком. Первым в то злополучное утро не выдержал Рубик. Шелестя мешком за пазухой, спрыгнул с нар и, лязгая от холода зубами, побежал разводить костер. Проснувшиеся гаврики наблюдали за ним из-под одеял и ветоши. Рубик навалил в костровище хвороста и щепы, запалил бересту и раскурил безобразный, засаленный окурок сигары.

Костер занялся ярко и дружно. Дым призрачным в предутренних сумерках веретеном вытянулся к открытому на крыше люку. После этого на нарах зашевелились. От потревоженного тряпья и одежды поднялся удушливый смрад.

Лосик, занявший с подругой в небольшую биндюгу в дальнем конце ангара, проснулся от шума за стеной. Он сладко потянулся и осторожно сел, стараясь не потревожить Аню. Отблески костра играли в окне солнечными зайчиками.

Лосик несколько мгновений заворожено смотрел на волшебную игру света. А потом словно очнулся, погладил подругу по мягким коротко стриженным волосам. Она вздрогнула от прикосновения и грациозно, возбуждая юные чресла, перевернулась на спину. Лосик прикоснулся губами к ее теплой щеке.

И в этот момент за стеной страшно со скрежетом грохнуло, и вслед за этим раздался оглушительный обезьяний вопль. Аня с головой ушла под одеяло, а Лосик по-кошачьи прыгнул от кровати к дверям.

Воздух в ангаре был серым и удушливым от поднятых взрывом золы и пепла. А на нарах кто-то обгадился со страху.

Гаврики орали и визжали азартно как компания развеселившихся школьников. Лизавета хохотала так, будто в нее вселилась тысяча чертей. В углу тускло мерцали язычки пламени. Одна из головешек попала в кучу хвороста, и через минуту она грозила превратиться в гигантский костер.

Сбивая с ног встречных, Лосик подбежал к воротам. Навалившись всем телом, сначала откатил одну створку, потом другую. Из ангара потянуло чадом и застоявшимся смрадом. Теплый воздух плотной волной тек по верху ворот, растворяясь в безоблачной синеве неба. Лосик отошел в сторону. Он только сейчас заметил, что ночью был мороз, что уже начался рассвет, и солнце вот-вот поднимется над горизонтом.

- А-а, холодно!- Заорали в ангаре.

Лосик бешено глянул в черную пропасть открытых ворот и, разминая на ходу кулаки, зашел внутрь.

- Смешно?!- Крикнул так дико и страшно, что на нарах сразу же притихли. А кто-то еще неразличимый в сумерках полез под них.- Кто это сделал?!

- Не я, Лось!- Взвизгнул подвернувшийся под руку Басик.

- Кто, я спрашиваю?!

Вскоре воздух стал заметно чище, хотя пепел все еще летал под потолком. Возле дверей биндюги, обхватив плечи руками, стояла Аня и смотрела на него темными испуганными глазами.

- Кто бросил взрывпакет, сволочи?!- Заорал Лосик и схватил Буньку, крепыша-коротышку в рваной курточке из кожзаменителя и в ватных штанах.

- Не я, не я это!- Бунька забился, стал отрывать его руку от ворота, и через пару секунд наверняка вцепился бы в нее зубами. Но в этот момент Лосик заметил то, что заметить должен был сразу.

Он отпустил Буньку и бросился к лежавшему посреди ангара, тлеющему синеватыми дымками тряпичному кулю. Перевернул Рубика на спину и горестно покачал головой, его лицо исказила гримаса боли:

- Нет, Рубик. Нет…

Маленький бродяга с собачьей кличкой был убит мгновенно, как могут убивать только шальные пули. Нелепая, непоправимая случайность. Осколок, выброшенный из костра взрывом, пробил висок. Левый глаз у Рубика вытек, а правый был спокойно закрыт.

Первой подбежала Аня, зарыдала в голос и схватила Лосика за рукав. На нарах снова зашевелились, стали подходить ближе. Лосик обнял подругу. Так и стоял на коленях, одной рукой придерживая мертвого, а другой ее.

- Отмучился гаврик,- произнес он, чувствуя слезы в уголках глаз.- Ничего, это ничего. Не надо, не плачь, милая.

Он осторожно опустил Рубика на пол и поднялся. Беспризорники равнодушно переговаривались. Смерть они видели не в первый раз.

- Приберите здесь,- сказал Лосик и повел Аню в биндюгу.

За его спиной вырастал своеобычный хор голосов:

- Я к нему не притронусь!

- Холодно, блин…

- Как грохнет!!!

- Он сейчас летает здесь. Летает, как голубь.

- А может он станет птичкой, да?- Спросил совсем еще детский голосок. И от этой наивной искренности у Лосика перехватило дыхание.

- Может он уже стал голубем,- ответили девочке. Лосик узнал голос Буньки, тот разговаривал со своей сестренкой.

- Он был хороший, да?

- Да. Он никого не обижал. Никогда.

И Лосика охватило отчаянье.

Он закрыл дверь, уткнулся в волосы Ани и беззвучно расплакался. В последний раз он плакал от боли, когда на железнодорожном вокзале его сначала избили бомжи, а потом патрульные. Но эта боль была сильнее той, она разрывала на части сердце.

- Я больше не могу,- прошептал он.- Эти твари убивают своих. Набьют брюхо и начинают убивать своих.

- Я знаю,- Аня осторожно усадила его на кровать.- Покури, станет легче,- она протянула ему сигарету, щелкнула зажигалкой.

- Я не могу больше. Им же ничего не надо. Они как ублюдки.

- Просто им нужно знать, что завтра и через неделю, и через год у них будет еда и крыша над головой. Ты же сам говорил об этом.

- Я устал.

- Я знаю, миленький.

Он, наконец, прикурил и вытер мокрое лицо. Сейчас он курил молча, гримасничал и избегал взглядом подругу.

- Надо послать за Химиком. Надо поговорить мне с ним.

- Нет,- покачала головой Аня.- Не надо.

- Он поможет мне,- словно уцепившись за соломинку, уже с уверенностью сказал Лосик. Бросил на пол недокуренную сигарету и, открыв дверь, крикнул в глубину ангара:- Жмоня, иди сюда!

Три недели назад его голос отпрыгнул бы от стены к стене гулким эхом, а сегодня увяз в гуле и гомоне, висевшим под сводами. Лосик посмотрел на то место, где несколько минут назад лежал труп, и в его глазах снова вспыхнуло бешенство. Он сделал головой  судорожное, эпилептическое движение и глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Гаврики не обратили на него внимания, только Жмонька отделился от хохочущей компании. И Лосик понял, что его власть и авторитет в кодле иссякли. Еще неделя-другая и гаврики разбегутся как тараканы. Нет у него больше ни сил, ни терпения держать их на подножном корму. Не удержал. Им стало скучно на свободе. Им стало голодно без подачек, без мелкого воровства и мелких унижений. Стало холодно без теплых, удушливых городских клоак. Он нечаянно подарил им свободу и скуку. Бог им в помощь, сказал себе Лосик, но я не вернусь.

Он пропустил Жмоню и закрыл на щеколду дверь. Бросил на стол пачку сигарет:

- Кури. Сходишь к Химику. Скажешь ему, Рубик умер. Без него хоронить не будем. Любил он Рубика,- добавил уже специально для Ани.- Пусть поторопится!

- Дашь пачку сигарет?- Жмоня не упустил возможности что-нибудь выклянчить.

- Бери. Кто "бомбочку" в костер бросил?

- Лосик, я не знаю. Я спал!- Жмонька молитвенно сложил руки перед грудью.

- Верю. Иди. К вечеру жду Химика!

- Дай хлеба!

- Иди уже!- Рявкнул Лосик.- Кусок дерьма,- процедил с ненавистью, когда Жмоня вышел.- Уроды…

Аня лежала на кровати и задумчиво смотрела в потолок. Лосик посидел с минуту на краешке стола, потом вытянул из-под кровати мешок картошки. Отсыпал из него в деревянный ящик, после короткого раздумья несколько картофелин бросил обратно. Выволок ящик из биндюги и крикнул:

- Эй, гаврики, хавчик!

К нему подлетело несколько и тут же недовольно загудели:

- Опять картошка!

- А чё ты пустую-то даешь? Даже соли не дал!

Лосик вернулся в биндюгу и услышал, как они вполголоса, зло переговариваются:

- Сам тушенку трескает!

- Я видел,- торопился сказать кто-то.- Анька батонами голубей кормит!

- Пусть сам картошку жрет!

- А когда сварим, еще и Анька пожрать прибежит. Курица жадная!

К лицу Лосика прилила кровь.

- Вот что я вам скажу!- Он бросил в ящик бумажный пакетик с солью.- У себя под нарами поройтесь! Спирт и клей у вас не переводится, а вот хлеба нет!

Он с грохотом закрыл за собой дверь.

- Давай уйдем,- тускло как из-под земли сказала Аня.- Документы у нас есть. Квартиру найдем, подрабатывать будем.

- Или подворовывать,- еле слышно отозвался Лосик.

- Или подворовывать,- кивнула она.

- Сначала дождемся Химика. Хорошо?

- Хорошо,- Аня снова кивнула.- А сейчас позавтракаем. Посмотри, там еще бутылка газировки должна остаться.

Она поставила на стол вместительную спортивную сумку, выложила из нее консервы, пшеничный хлеб и колбасу. Биндюга тут же наполнилась запахом съестного.

- Лишь бы Химик ничего не забыл,- сумрачно пробурчал Лосик, откусывая от бутерброда.- Деньги у него еще есть… Ну, кто виноват, что они такие прожорливые?! Ведь нам с тобой хватает. А они все сожрут за  два дня, а потом воруют у нас да друг у друга!

Химик появился ближе к вечеру, когда красноватое, мартовское солнце, медленно падало за горизонт, а в небе ноздреватой льдинкой обозначился осколок ущербной луны.

Он шел по снежной целине залитой солнечными лучами и длинными тенями, а рядом с ним как уродливая маленькая обезьяна семенил Жмонька. Предзакатное солнце слепило глаза путников. Дорога давалась тяжело, местами земля оттаяла и наматывалась на подошвы толстым слоем грязи.

Сначала со стороны дороги показались две черточки-точки, размытые, временами сливающиеся с длинными тенями. Сидевший на крыше Чек вдруг закричал благим матом, и с полдюжины оборванцев бросились навстречу гостю. Присмотревшись Лосик заметил, что Жмонька идет согнувшись в три погибели. Когда он сгибался особенно низко, становился виден огромный рюкзак за его плечами. А Химик шел хотя и с трудом, но все же бодрей спутника, и даже помахал рукой, приветствуя подбежавших гавриков. И еще Лосик увидел, как Жмонька попытался сбросить рюкзак на растопленную солнцем землю. И как Химик отвесил ему за это крепкого тумака.

Когда они добрались до ангара, солнце уже село за горизонт. А в ангаре началась свалка из-за консервов, которые высыпал из рюкзака Жмоня. Гаврики дрались остервенело, одежда на них трещала, и со всех сторон летели матюги, а выброшенные из кучи с глухим стуком падали на бетонный пол. Лосик с Химиком курили на улице. Время от времени Химик заглядывал в ангар, смеялся и подбадривал драчунов. Смотреть на покойного он не стал. Сказал, что пришел вовсе не из-за Рубика, а из-за Лося. Но для начала показал ему два литра чистого спирта и пригрозил жестокой пьянкой.

- Что с Рубиком делать будете?- Через какое-то время все же спросил он.

- Похороним,- Лосик посмотрел в сторону заката.

- Его надо сжечь,- убежденно сказал Химик.

- Чё, Хима, совсем скололся?! У нас жмуриков не сжигают!

- Брат, закапывать его нельзя. Половина твоих гавриков – шизики. Они же до чертей клей нюхают.

- Скоро здесь гавриков не останется,- пробормотал под нос Лосик.

- Не понял?- Нарочито медленно переспросил Химик.- А я тебе о чем толковал все время? Ладно, идем в "хату", перетрем.

Они вернулись в ангар, и Лосик увидел стаю обезьян занятых пищей. Гаврики сидели по одному, по двое, реже втроем. Кто торопливо, а кто медленно и со смаком поедал отбитые в драке консервы и конфеты.

- Эй, шолупонь!- Во всю глотку выкрикнул Химик.- Предадим огню Рубика, упокой господь его душу?!

Некоторые заворчали, некоторые придурковато захихикали, но в большинстве своем равнодушно молчали, занятые трофеями.

- Общество одобряет,- ухмыльнулся Химик и прошел вслед за Лосиком.

- А это вам,- говорил он, выкладывая на стол продукты.- Анька, тащи воду!- Гость поставил посреди банок и свертков двухлитровый баллон спирта.

- А соль почему не привез?- По инерции спросил Лосик.

- Ты это брось!- Оборвал его Химик.- Как проспимся, свалим отсюда!

Пока они говорили о своем, Аня приготовила закуску, развела водой спирт и налила спиртное в одноразовые стаканчики.

- Рубика помянем,- сказал Лосик.- Путевый пацан был.

- И за него тоже выпьем,- кивнул Химик.

Когда выпили, Аня вытерла с глаз внезапно набежавшие слезы, а ребята выпили еще по одной и закурили.

- Да нормально все,- говорил Химик.- Скотина понимает ласку, но не заботу. Для них на пожрать – это твоя личная забота и головная боль. А ты, Лось, этого понять не мог. Они и без тебя проживут, брат. Да?

- Да,- кивнул Лосик.

- Анька, наливай еще. Братан мой с войны вернулся...

И пошло у них, поехало. Одна за другой, одна за другой. Через час Лосик уже выплеснул отчаянье пьяными слезами. Вспомнили они всю свою жизнь непутевую и в который уже раз за этот вечер поклялись в вечной дружбе. А когда дошли до той кондиции русского человека, когда он перед встречными – поперечными выворачивает душу и свои тайны, Химик вытащил из нагрудного кармана мешочек и высыпал на ладонь горсть мелких таблеток.

- Сильная штука,- таинственно прошептал он. И заговорил уже обычным голосом упившегося до безобразия человека:- Была у меня затея. Гаврики твои – шпана. Любой уважающий себя "мусор" только подзатыльник отвесит при встрече! Лось, ты меня слышишь?..

- Да!- Пьяно вскинулся Лосик.

- Нормально, брат. Все нормально,- Химик несколько раз по-рыбьи открыл и закрыл рот и широко ухмыльнулся.- Лось, на этих "колесах" "лавэ" можно поднять немерено…

- Ты чё, Хима, охренел?!- Яро выговорил Лосик, глядя мимо собеседника.

- Чудик,- Химик придвинулся к нему и жарко, бредово зашептал на ухо:- Кодлу твою взнуздаем и начнем дела делать, понял?! Лопатники от "бабок" затрещат…

Лосик облокотился на стол, обхватил голову руками и затих, изредка покачиваясь из стороны в сторону. А Химик начал описывать жирную, сытую жизнь, которую они получат в обмен на дурь. Аня села рядом с ним, осторожно взяла из горсти таблетку.

- Дай попробовать,- пьяно сказала она.

- Анька!- Химик с трудом отобрал у нее таблетку.- Не дури, если с Лосем хочешь быть, не дури! Ты его понять должна, дура!  Он же романтик! Он же ни хрена не понимает... Наливай! Лось, выпьем! Вот, брат, до чего ты дошел. Сам не знаешь, чё те надо…

Химик судорожно выпил и, оступаясь едва ли не на каждом шагу, вышел за дверь. Как только он ушел, Лосик схватил стакан и тоже выпил. Аня напряженно следила за ним.

- Он уже умер. Умер!- Лихорадочно прошептал Лосик, отчего-то  глядя на нее с ненавистью.- Сам умер и нас за собой тянет!..

И вдруг потянуло в щель под дверью запахом паленых волос и кожи, потянуло сладковатым запахом жареного мяса. Лосик вздрогнул, посмотрел на подругу и внезапно расплакался.

А кодла прыгала вокруг огромного жаркого костра. В нем подгибаясь и проваливаясь к земле, разбрызгивая язычки голубоватого пламени, ярко полыхал факел.

Когда Лосик выскочил из ангара, ноги у него подкосились. Он упал на колени и уперся ладонями в прихваченную морозом землю. Сзади на него натолкнулась Аня и тоже едва не упала. Она помогла Лосику встать, и он бросился как бешеный пес на своих гавриков. Распинывал и расшвыривал их. В его ушах стоял гул из воплей, смеха и криков боли. И вскоре Лосик понял, что гаврики под кайфом. Он отшвырнул в снег еще нескольких и пошел искать Химика.

В ангаре было тихо. Почти так же тихо как в первый день. Языческое безумие осталось снаружи, только голуби всполошено гукали под крышей да где-то в дальнем углу возились и причмокивали.

- Вот так, Лизка, вот так,- страстно шептал Химик.- Так, так. Я тебя с собой заберу… С собой… да…

Лосик рванул ее за волосы, хлестнул по глазам наотмашь и тут же со всей силы, вкладывая в кулак всю злобу и ненависть, ударил по лицу Химика. Тот, как был распоясанный, слетел с ящика и врезался в кучу тряпья. Тут же пришел в себя, вскочил и, матюгаясь, застегивая на ходу штаны, пошел на Лосика. В углу от боли и страха выла Лизавета. А Лосик знал, если подпустит Химика слишком близко – ему конец, неравными были силы. И он Химика запинал, пару раз приложив лицом об бетонный пол, разбив ему в кровь левую половину.

Потом он сидел на корточках, прислонившись спиной к стене, и руки у него тряслись так, что сигарета все время падала на пол. Химик лежал посреди ангара и набирался сил. Через несколько минут он встал. Вместо левой половины лица у него была лаковая японская маска. И отхаркиваясь кровью, сказал голосом прежним, хорошо поставленным и совершенно спокойным:

- Вот, брат, и разбежались мы. Прощай, брат, не поминай лихом…

- Вали отсюда, паскуда,- негромко сказал Лосик.- Чтобы духу твоего не было.

За последующий час он ни разу не встал. Сидел на корточках и курил сигарету за сигаретой. Смотрел, как кодла собирается в дорогу. Костер в ангаре почти погас, и Лосик видел лишь прыгавшие по нарам тени. А когда ушла Аня, в ангаре стало совсем тихо. Она что-то говорила перед уходом, тянула его за рукав, но он только гримасничал в ответ. А Химик больше не появлялся, и на улице его слышно не было.

Лосик сидел в темном ангаре. Мыслей у него не было, но в душе уже завелась боль. Он понимал, что все кончено, что он остался один. Утром соберет в сумку все что осталось, и по мерзлой земле уйдет на дорогу.

Неожиданно в костре вспыхнуло пламя. Лосик вздрогнул и увидел, что возле огня кто-то копошится. Его сердце сдавило сумасшедшим, похмельным бредом – померещился покойный Рубик. И тут же отпустило. Он вздохнул с облегчением. Возле костра стояли Бунька с сестренкой, Чек, Лизавета и еще трое, неразличимые в потемках. Лосик слабо улыбнулся и помахал им рукой.

- Ничего,- прошептал едва слышно.- Апрель переживем, а в мае начнем поднимать землю. Вон ее сколько.

В последних числах мая навалился с запада холод. В промерзшем темно-голубом небе висели высокие почти неподвижные дымки. Ниже них свинцовою кисеею неслись темные тучи, осыпавшие неприветливый день двадцать шестого мая ледяным дождем. Изредка пробивало ливень градом, и по крыше словно черти начинали скакать и бить в старый шифер острыми козлячьими копытцами. Гоцик начал было ворошить чертей в своей голове, но вовремя отвлекся от навязчивых мыслей. Нельзя ему было думать о таком. И вот он лежал, слушая монотонный шум дождя за окном, а в голове его колобродили неуловимые, скользкие слова и фразы. Он пытался зацепиться хотя бы за одно слово, но не смог этого сделать. Понимал только, что безудержно проваливается не в похмельное отупение, а в одну из личин душевной болезни. Бесы заманили его в самый страшный из лабиринтов. И дорога отсюда была одна - на погост. Отчаянно становилось на душе от такого понимания, потому что жить иначе он уже не мог.

С утра заходила в гости бабка Капа, его последняя родственница в поселке. Наверно от нее тянуло прохладой и старостью. Но он не чувствовал запахов. Воздух казался удушливым и безвкусным. Бабка подошла к дивану и вздохнула печально. Но он на нее даже не посмотрел. Неотрывно, почти не мигая, смотрел на темную трещину в потолке.

Бабка потопталась возле окон, отдернула занавески, недовольно побурчала над неприбранным столом и села на табурет.

- Померзнет нонче смородина,- сказала она.

"Дрянь-погода",- подумал про себя Гоцик.

- Клавка-штырь за чесноком ходила. Говорит, вся черника в цвету… Померзнет нонче черника.

На этот раз Гоцик ни о чем не подумал. Он слушал, как усиливается за окном ветер, и краем глаза видел, как весь этот смутный небесный кавардак пробивают сумасшедшие лучи солнца; и теплые, золотистые пятна от них ложатся на подоконники и скрипучие половицы, на клетчатое одеяло и его обессилевшие от пьянства руки.

- На работу бы тебе устроиться,- неуверенно произнесла Капа и замолчала надолго. Это была ее мечта, почти мечта о возведенном храме – пустить его по накатанной поколениями колее, чтобы не вставал он против законов людских.

Гоцик лежал бездумно. Плевал он на законы. Плевал он на все. Только одного ему хотелось сейчас – забыться и проснуться уже здоровым.

А бабка попеняла еще на судьбу. Потом еще что-то говорила, но так невнятно и торопливо, что Гоцик не разобрал ни одного слова и незаметно задремал под неуверенный лепет Капы, и проснулся уже в полдень.

На кухне бормотало радио. За окном было сумеречно и тихо. Небосвод затянуло сплошной грозовой пеленою. Этот свинцовый монолит прорезали ослепительные мимолетные вспышки. И с каждой вспышкой радио на кухне принималось трещать и по-стариковски кашлять. Гоцик с трудом сел на диване и мрачно оглядел комнату. Обоняние к нему вернулось. Сейчас он чувствовал, как тянет со всех сторон сивухой, хотя бабка еще утром убрала следы попойки. Он встал, покряхтывая разогнулся во весь свой почти двухметровый рост и уже самодовольно похлопал себя по тощей грудине и животу. Жизнь снова нравилась ему.

Воды в бачке оставалось на донышке. Гоцик неприязненно воззрился на жидкость сероватую от близости дна с какими-то подозрительными крошками. Выглянул в окно и, обозрев дымные небеса, решил, что за свежей водой сходит позже. Еще позлобствовал слегонца на бабку. Де, не могла, старая, за водичкой на ключик сбегать.

Из съестного в доме осталась банка кильки да черствая горбушка хлеба. Гоцик недовольно поводил носом над этими разносолами и вернулся к бачку. Безразмерной алюминиевой кружкой зачерпнул воды. И с первого же глотка его едва вывернуло. Гоцик вспомнил, как Костыль с вечера опрокинул свои полстакана в бачок, а потом кричал, что это не проблема, потому что у него "паленкой" полдвора заставлено.

- Чтоб тебя,- пробормотал Гоцик и выплеснул воду в форточку.

Он взял с плиты чайник. Снял крышку и осторожно понюхал под ней. Напившись, прихватил с кухни хлеб и консервы и ушел в комнату.

Его отец страдал эпилепсией. На сыне недуг не отразился, но сказать, что с головой у Гоцика было все в порядке, тоже нельзя. Своего отца он почти не вспоминал, хотя зла от него не видел. Впрочем, не видел и добра. Болезнь свою тот получил на производстве и был настолько подавлен ею, что порой сына не замечал вовсе. Мать Гоцика была женщиной здоровой, человеком сильного и жесткого характера. От нее добра он тоже не видел, но вспоминал мать все же чаще. Изредка думая о родителях, он ощущал угрызения почти потерянной совести. И понимал, что все в его жизни происходило осознанно – он всегда знал, на что идет, водкой заливая сожаления. И только память о родителях резала его очерствевшее сердце до душевной боли, до слез.

Гоцик отбросил книгу в сторону и вытер заслезившиеся глаза. Оказалось, что он не помнит ни слова из прочитанного. Какая все-таки сволочь этот Костыль, подумал он уже со злобой, таким дерьмом корешей поить! Ловчила хренов. Последний искренний друг… Еще немного и его сердце устанет гонять по жилам отравленную кровь. Мозг омертвеет и превратится в кашицу пшеничного цвета. А между темными провалами когда жизнь будет таиться и замирать, Костыль будет воображать, что из носа у него течет не мокрое, а этот воспаленный, убитый цистернами яда мозг. Страшно… Страшно что и Гоцика ждет тот же конец. Рано или поздно, но он его настигнет. И это будет хуже жизни и намного хуже смерти. Призрачный мир сумерек изломанный криком невыносимой боли. Волосы выпадут, а лицо станет звериной мордой; щеки зарастут светлой, жесткой щетиной…

- Когда же лето придет, мать твою?!- Злобно прохрипел Гоцик, глядя в потолок.

 

3. Принцип выбора.

- Еще одна,- Вахтанг посмотрел на Костырева так, что тот невольно поежился.

- Ну и ну,- пробормотал Олег.- Совсем народ рехнулся.

Он был первый день как после отпуска, но о деле Вахтанга уже был наслышан.

- Итого, четверо,- подытожил Вахтанг, протягивая ему конверт из плотной бумаги. Глаза у него были покрасневшие, голос раздраженный. На мгновение в нем даже почудился грузинский акцент. Большую часть ночи Гарибов провел на месте происшествия.

Олег вытряхнул из конверта акт дактилоскопической экспертизы и пачку свежих фотоснимков – зрелище жутковатое.

- Итак,- менторским голосом произнес Вахтанг.- Восемнадцатого мая мая девяносто пятого года в два часа тридцать две минуты ночи дежурным сорок седьмого отделения был получен сигнал от жильца, проживающего по адресу: Казарменный переулок, шестнадцать, квартира двадцать четыре. По словам  очевидца, у соседки сверху раздавались подозрительный шум и еще что-то… Заметь, это "еще что-то" сосед убитой определить не смог. По указанному адресу прибыл наряд милиции. На звонки и устные требования открыть дверь, жилец тридцать первой квартиры Суханова Зоя Николаевна не отреагировала. В связи с чем был поднят комендант дома Шварц Анатолий Генрихович. В присутствии понятых путем подбора ключей и отмычек квартиру вскрыли. После обнаружения трупа Сухановой, наряд сделал сообщение по полной форме. На место происшествия в три пятьдесят четыре прибыла следственно-оперативная бригада, констатировавшая смерть Сухановой З.Н. от колото-резаной раны в области сердца.

- Все это интересно,- Олег выдвинул ящик стола и взял стопку чистой бумаги.- Но…

- К тебе это имеет непосредственное отношение,- Вахтанг скупо улыбнулся.- Воронцов включил тебя в мою группу.

Пока Вахтанг ходил по экспертным отделам, Олег сидел за столом, курил и читал материалы дела. Уже после второго эпизода стало ясно, что это работа серийного убийцы, коих расплодилось в эпоху буржуазных реформаций как червей в нужнике. В жилище жертвы убийца проникал беспрепятственно. По всем признакам на порог дома будущие жертвы впускали его добровольно. Во всех четырех случаях это были женщины пенсионного возраста. Но какой-либо связи, кроме преклонного возраста, между собой они не имели.

Олег нарисовал на листе бумаги окружность, таким образом обозначив город, и отметил места убийств крестиками. Но настроение у него было нерабочее. Он некоторое время пытался заставить себя думать о деле, но вскоре сдался и, глядя на свое художество, принялся насвистывать мотивчик модной песенки, преследовавший его с утра. Лист бумаги с воображаемым ареалом охоты свалившегося на его голову маньяка он в такт мелодии крутил в пальцах. "Целым был",- пол-оборота по часовой стрелке. "И был разбитым",- пол-оборота против часовой стрелки. Что-то ему все это напоминало. В голову некстати полезла разная чепуха, виденная в американских фильмах. Но эти легкие синие полосы ему что-то определенно напоминали…

Он неожиданно вздрогнул и резко выпрямился, положил схему перед собой. Осторожно, словно опасаясь вспугнуть озарение, взял ручку и также осторожно соединил противолежащие крестики.

- М-мать,- пробормотал, глядя на получившийся крест.- Где тут у нас?!- Он бросился к стенному шкафу, взял с верхней полки карту города и развернул ее на столе Вахтанга.

Грифельным карандашом отметил на карте места происшествий. По линейке отчеркнул две еле заметные полоски. Впечатление складывалось такое, словно он смотрел на самый старый район города через призму оптического прицела.

В этот момент в кабинете появился Вахтанг. Лицо у него было напряженное, злое. Олег закурил, присел на краешек стола и похлопал ладонью по карте.

- Что это ты на моем столе делаешь?- Недовольно осведомился Гарибов.

- Нашел.- Олег не спеша затянулся и выпустил несколько колечек дыма.- Кажется, я кое-что понял.

Когда Олег объяснил ему суть, Гарибов недовольно пробурчал, разглядывая пересечение линий на карте:

- Сколько же это квартир получается?

- Много,- лицо у Олега стало задумчивым.- Но скорей всего это не имеет существенного значения.

- Любопытно,- пробормотал Вахтанг.- Но если ты прав, следующая жертва тоже живет в нашем районе.

Принцип выбора, тем временем размышлял Олег, это единственная зацепка. Где и как он охотится? Ведь охота для хищника – всего лишь способ добычи. Интересно, за какими трофеями на самом деле охотится этот зверь?

- По какому принципу он выбирает жертву?- Олег посмотрел на Гарибова.- Этот человек либо живет в пригороде, либо в город переехал совсем недавно.

- Не факт, но я тоже думал об этом,- Вахтанг внимательно изучал карту.- Хотя к определенному выводу так не пришел.- И повторил мысль Олега:- До тех пор, пока мы не поймем схему, по которой он выбирает жертву, мы не вычленим его из толпы.

Олег кивнул в знак согласия. Это дерьмо отдает шизофренией, думал он, стопроцентная кровожадная мания спятившего ублюдка. Убийства произошли в течение последних четырех недель со среды на четверг, по одному эпизоду в неделю… Они могут быть ритуалом. Вполне могут сойти за ритуал...

Вахтанг зарядил кассету в магнитофон и пристально посмотрел на напарника. Кабинет постепенно наполнился звуками мрачной музыки, напоминающей церковные песнопения.

- Я думаю, что он не только выбирает жертву по определенному принципу,- сказал Олег и слегка поморщился.- Я думаю, что он знакомится с ними при схожих обстоятельствах.

- Эту музыку не смог определить сосед Сухановой,- сказал Вахтанг, глядя в окно.- Его гимны. Видимо, убийца почувствовал опасность и забыл кассету в магнитофоне. Никаких отпечатков! Хитрая сволочь...

- Думаешь, оставил намеренно?- Олег снова вспомнил американские триллеры.

- Может быть,- кивнул Гарибов.- Скоро доиграется...

- Возможно, он познакомился с ними на кладбище,- негромко добавил Олег.- Познакомился на похоронах.

- Верно,- прошептал Вахтанг. Глаза у него мгновенно разгорелись.- Верно, Олег! Место их возможного знакомства – кладбище, похороны. Молодец!

- Просто свежий взгляд на проблему,- спокойно кивнул Костырев.

- Ну-да,- Вахтанг закурил.- Само собой твою версию еще нужно проверить и перепроверить. Но что-то в ней есть. Кто и чем мог заинтересовать их?

- Думай о смерти,- усмехнулся Костырев.

- Что?- Гарибов слегка оторопело посмотрел на него.

- В том смысле, что старики всегда думают о собственных похоронах. Копят деньги, платки и тому подобные вещи… Убийца пользуется их слабостью. Это может быть гробовщик, служитель на кладбище. Предположим, музыкант из оркестра. Хотя я не знаю, хоронят сейчас под духовые оркестры или нет.- Олег закрыл глаза и попытался представить похоронную процессию. Кого-то он выпустил из виду, но не мог сообразить кого.- Этот человек явно внушал им доверие.

Вахтанг уже куда-то названивал.

- Значит так,- сказал он, бросив на рычаг трубку.- Для начала проверим, верна твоя версия или нет?

- Это невозможно, маньяк может вынашивать планы годами. Я бы не стал до такой степени рассчитывать на успех.

- Конечно-конечно, коллега,- Вахтанг усмехнулся.- Я с тобой согласен. Но что бы ты сделал на моем месте?

- Я бы начал с муниципального предприятия "Ритуал" как с самого крупного в городе.

- Ты мне нравишься. По ходу братишка мой,- собеседник был широкоскул, узкоглаз и лысоват.- Если менты загребут, братишка. Что про папу скажешь?..

- Мы о деле будем говорить или как?- Невозмутимо произнес молодой светловолосый парень и посмотрел через дорогу.

Широколицый отхлебнул из пивной кружки, закусил хвостом вяленой рыбы и тоже посмотрел через дорогу. Они сидели в открытом кафе. Перед светловолосым стояла бутылочка минеральной воды.

- Братишка, ты меня не понимаешь.- Широколицый снова приложился к кружке.- По ходу ты не вкурил, чего папа хочет. Если тебя заметут - ты меня не знаешь, ты меня не видел... А тебя за старое мясо заметут...

Вместо ответа светловолосый улыбнулся.

- Это хорошо,- осклабился собеседник.- Завтра как обычно. Береги себя, братишка…

Светловолосый проводил его взглядом. На его сердце стало неспокойно. Неужели что-то пронюхали? Он посмотрел на часы и неожиданно решил, что сейчас это уже не важно. Времени было два часа пополудни. Внизу его живота сладко заныло. Сегодня он встретит ЕЕ. Она будет вот такая и вот такая, думал он. Впрочем, совершенно неважно, какой именно она будет, думал он, и эти мысли его успокаивали. Неважно, какой она будет, потому что люди – всего лишь атрибут, один из составляющих волшебную ночь отданную служению. Все будет так, как и должно быть. Не больше, не меньше. И ему помогут, ведь ему всегда помогали.

Он перешел через дорогу и открыл дверцу "ПАЗика"-катафалка. Сел на водительское место и вытер мгновенно вспотевшие лоб и лицо. Он уже почти не чувствовал своего тела. В салоне и в кабине было очень жарко. Но он с наслаждением вдыхал этот душный сладковатый воздух. Его тело пронизали приятные теплые молнии.

Наконец он решил, что время настало, завел двигатель и поехал навстречу судьбе. Подумал только, что уже ничего нельзя изменить. Абсолютно ничего.

После обеда Олег созвонился с Вахтангом.

- Ты оказался прав,- напористо говорил тот.- Все жертвы за несколько дней до убийства побывали на похоронах. Не могу понять, как это обстоятельство ускользнуло от меня.

- Бывает. Между ними есть еще какая-то связь?

- Есть. На всех похоронах пользовались услугами "Ритуала". Именно то, о чем мы говорили. Как твои дела? Опросил сторожей на кладбище?

- Да. Но на мой взгляд каждый из них вызывает определенные подозрения.

- Ну и ну,- передразнил Олега Вахтанг.- Жду тебя с отчетом. Салют, коллега!

- Салют,- без энтузиазма отозвался Костырев.

Солнце стояло в зените. Было очень жарко. Олег посмотрел на часы. С полминуты размышлял над тем, не съездить ли домой и спокойно пообедать, отдохнуть ото всей этой зловредной суеты. Он потоптался возле телефонной будки. Но так и не решившись на что-то определенное, пошел в сторону автобусной остановки.

В конце дня они вынуждены были признать что единственный положительный результат их сыска – наличие самой версии определившей сыск. Но если у Олега настроение было пораженческое, то Вахтанг излучал оптимизм.

- Это только начало,- уверенно говорил он.- Завтрашний день все решит. Мы на верном пути – это уже хорошо! Круг подозреваемых существенно сузился, не иголка же он в стоге сена!

- Ну-ну,- пробормотал Олег.- Что-то я не чувствую приближение успеха.

- Все еще впереди,- пообещал Вахтанг с таким видом, словно был самим Господом богом.- Мы поймаем его.

- Конечно поймаем,- кивнул Олег,- нам деваться некуда.

Вахтанг посмотрел на него и жизнерадостно рассмеялся:

- И откуда ты такой взялся?! Ладно, идем, пивком тебя угощу! И не забудь супруге от меня кланяться. Как она тебя терпит?..

Было около семи часов вечера. Духота на улице стояла такая, что сразу же захотелось уйти с головой под воду или превратиться в дельфина.

- Это было бы неплохо,- кивнул Вахтанг, когда пена в кружке осела.

- Ну-ну,- Олег отпил примерно половину, поставил кружку на стол и с задумчивым видом закурил.- Так любой балбес себя счастливым почувствует.

- Ты ведь с год, как у нас работаешь?- Спросил его Вахтанг. Олег кивнул.- Пора тебя на серьезную работу ставить. Хватит время на ворованное шмотье тратить.

- Кому-то и шмотье искать нужно,- недовольно пробурчал Олег.- Для кого-то оно – все что у него есть.

Вахтанг разочарованно похмыкал:

- Что-то я не чувствую в тебе благородного честолюбия,- задумчиво изрек он и замолчал.

Костырев был так устроен, что молчание для него не было в тягость. Так и просидели минуты две, не проронив ни слова. И за эти две минуты Олег успел представить жизнь Вахтанга Гарибова, обрусевшего грузина в третьем поколении, который скорей всего и по-грузински уже ни бельмеса не понимал. Но кровь все равно дает о себе знать, с чего бы тогда затевать почти бессмысленный разговор о честолюбии, борьбе за место под солнцем, и прочих глупостях… И в этот момент он неожиданно понял, что именно ускользало от него.

- Какой сегодня день недели?- Спросил он Вахтанга таким голосом, что тот сразу насторожился.

- Вторник. Ты понял кто он?

- Определенно нет. Но ведь у нас есть еще день в запасе.

- Кто он, Олег?

- Водитель катафалка. Один из водителей. У них всегда есть время перекинуться парой слов с провожающими. Он им что-то обещал, и они ему верили.- Олег закурил.- Знакомился с ними во время процессии. Предлагал что-нибудь за копейки. А вечером в среду приходил на дом, приносил ритуальные безделушки. На них потом все равно никто не обратит внимание. У пожилых людей такого добра всегда хватает. Остальное ты знаешь. Если я не ошибаюсь, все убитые были людьми необщительными, без знакомств, в разладе с родными. Он должен быть очень хорошим психологом. Именно таких женщин он выбирал.

Олег глубоко вздохнул и замолчал. Сейчас он не смог бы сказать, как эта цельная картина сложилась в его голове.

- Черт!- Вахтанг выругался вполголоса.- Будем надеяться, что у нас еще есть завтра.

- У кого-то завтрашний день – последний.- Лицо у Олега мгновенно изменилось, стало жестким.- Не опоздать бы нам.

Утро было свежее и прохладное, как это бывает перед очень жарким днем. Дороги блестели. Их недавно полили, и от дорог тоже шла речная свежесть. Постепенно улицы наполнились шумом машин и многоголосым гомоном пешеходов.

Вахтанг с Олегом подъехали в похоронное бюро к открытию. По дороге еще раз обосновали вчерашние выводы. Времени на ошибку у них уже не было.

- Не уйдешь от нас, душегуб!- Приговаривал Вахтанг. Олег отмалчивался и внимательно смотрел по сторонам. В это утро ему было неспокойно.

Контору и гараж открыли одновременно.

- Я займусь документами,- сказал Вахтанг.- Выясню, кто работал на катафалках в те дни. А ты прогуляйся до гаража. Походи, послушай.

Водители и механики без любопытства смотрели на подошедшего Олега.

- Всем привет,- он помахал перед грудью удостоверением.- Отдыхаем?

- Кто как,- угрюмо отозвался один из курильщиков, упитанный дядька лет пятидесяти. Остальные были ему под стать, мордатые неулыбчивые мужики. Олег уже подумал, что все-таки совершил ошибку, и несколько часов теперь потеряны.

Но в этот момент в гараже раздался металлический звон. Олег прислушался и зашел внутрь.

- Эй, начальник, а в чем дело?!- Крикнул ему вслед самый разговорчивый.

В гараже было сумеречно и прохладно, пахло бензином и какой-то сладковатой дрянью. И витало в воздухе еще что-то. Олег прислушался и насторожился. Из глубины гаража доносилась давешняя псевдоцерковная музыка, которой убийца сопровождал ритуалы.

Молодой паренек, ровесник Олега, так увлекся работой, что появление оперативника попросту не заметил. Он копался в двигателе и негромко насвистывал варварскую мелодию, которая медленно растекалась из динамика магнитолы. Олег мгновенно оценил ситуацию. Перед ним стоял тот, кого они искали.

Решение созрело мгновенно. Брать, пока противник не готов к сопротивлению. Олег осторожно вытащил из наплечной кобуры пистолет, снял с предохранителя.

Сопротивление ему не оказали. Олег завернул подозреваемому руку, зашел за спину и ткнул стволом пистолета в подбородок:

- Не дергайся. Веди себя тихо.

- Ты что делаешь, придурок?- Голос у паренька был спокойно-нагловатый.

- Рот закрой!- Неожиданно даже для себя рявкнул Олег.- Пошел к выходу! И без фокусов!

Олег осторожно передвигался за подозреваемым. Он не исключал любой возможности. Не исключал и того, что у маньяка мог быть сообщник. Шли они очень медленно.  До ворот оставалось рукой подать, когда в гараже появился третий, узкоглазый, похожий на корейца человек. Ему хватило доли секунды, чтобы оценить ситуацию. В его руке, как у фокусника, появился пистолет.

- Слушай, братан,- прошепелявил узкоглазый.- Отпусти "корешка", перетрем по-тихому.

- Брось пистолет,- хрипло сказал Олег.- Оружие на пол, и лицом к стене!

- "Мусорок", бля!- Ощерился широколицый, его и без того узкие глаза превратились в щелочки. Соображал он мгновенно.- Ну, чё, щуренок?!- Обратился явно не к оперативнику.- Допрыгался?! Папа тебе говорил? Говорил… Но ты, сука, папу не слушал. Не слушал меня…

Факт – терять ему было нечего. Олег это понял сразу. Ничем другим его самоуверенный, накокаиненный голос объяснить нельзя.

Возле курилки послышался быстрый говор Вахтанга, а через секунду он уже держал широколицего на прицеле.

- Пистолет на пол!- Выкрикнул Вахтанг.

И вдруг Олегу показалось, что в гараже стало неправдоподобно тихо. Он и представить не мог, что в этом суетном мире может воцариться такая тишина. Он ясно слышал гул крови в собственных жилах, и слышал, как у задержанного что-то мелодично похрустывает в позвоночнике.

- Ты меня на понтах не разведешь,- шепеляво изрек широколицый.- Сам "волыну" брось. Брось ствол, падло!

Вахтанг ощерился. А широколицый неожиданно улыбнулся Олегу, словно с сожалением пожал плечами и нажал на спусковой крючок…

Иногда он просыпался по ночам от стоявшего в ушах грохота перестрелки и от ощущения отдачи в правой руке. Надо же как быстро их настигло возмездие, думал он. И днями напролет гулял в больничном парке. Изредка вспоминал и о том, что до кого-то в ту ночь убийца не добрался. Пытался представить себе эту женщину. Она была вот такая и вот такая, думал он. И понимал, что думать так – глупо. Выходит, это просто судьба. Значит, ей не суждено было попасть под его нож.

- Надо же,- шептал Олег, разглядывая высокие облака в небе.

Вечером приходила жена, приходили родители, приходила теща. Днем наведывался Вахтанг. После случившегося он стал более нервным, но ему это было к лицу. А Олег смотрел на своих посетителей так же, как он смотрел на облака в небе.

Наверняка в нем что-то переменилось. И наверняка это почувствовали все, кто был с ним рядом. Он же этой перемены не ощутил.

Однажды утром Олег проснулся, и медсестра сказала ему равнодушно:

- Там друга твоего привезли. Можешь проведать.

- Ка… Какого друга?- От неожиданности поперхнулся Олег.

- Разговорчивого грузина.

Олег как смог быстро встал с постели, оделся и вышел в коридор.

- В четырнадцатой палате он,- догнал его голос медсестры.

В четырнадцатой палате стоял возле больного доктор. Он обернулся, когда Олег приоткрыл дверь.

- Можете поговорить, но недолго,- предупредил он посетителя и отошел к окну.

Олег сел на стул. Вахтанг молча смотрел на него. Лицо у него было бледное, а глаза большие и темные. Так они и продолжали молча смотреть друг на друга.

- Ну и ну,- наконец пробормотал излюбленное Олег.- И как ты умудрился повторить мой подвиг?

Вахтанг неожиданно шмыгнул носом и улыбнулся:

- Знаешь, кто меня подстрелил?

- Кто?

Вахтанг показал глазами на полотенце висевшее в изголовье кровати. Олег развернул его и увидел вышитого Дональда Дака, дегенеративную утку из американских мультиков.

- В "Макдоналдсе" брали одного живчика – любителя гастролей,- с каким-то тайным торжеством произнес Вахтанг.- Я сообразить не успел, как эта размалеванная сволочь устроила мне свинцовое отравление…

- Заканчивайте,- недовольно пробурчал доктор.

- Совсем народ рехнулся,- пробормотал Олег.

- Что-то в нас часто стрелять стали,- Вахтанг взял у него полотенце и вытер лицо.- Что ли дураков больше стало?

- Вряд ли,- ответил за Олега доктор.- Вы друг друга все время калечите. На этом все! Еще успеете наговориться.

В этот момент в палате вдруг стало темно. Олег оглянулся на окно. Небо было темным сплошь затянутым грозовой тучей.

В июле, когда висела над городом изнуряющая жара и грохотали буйные грозы, Говорухину присвоили очередное звание капитана милиции, повысили оклад и вскоре перевели в следственный отдел городской прокуратуры. Он расценил это как плату за молчание. При встречах Кашницкий держался с ним как с соратником. Но ни о чувстве локтя, ни о корпоративном духе больше не заговаривал. И это Михаил тоже понимал по-своему: его приняли в стаю. А вот Варламова, в отличие от Михаила, "ушли" на пенсию.

Но скрытое от глаз, вывернувшее душу Говорухина наизнанку, было страшно и неописуемо словами. Он отравил себя ненавистью. Ничего не забыл. И как лики мучеников на иконах, в его душе светились три образа. Михаил и себе не мог объяснить, почему гибель Соболевых так подействовала на него. До этого момента он пережил немало: потерю близких людей, крах семейной жизни, и предательство, и неоднократные покушения. "Почему?"- спрашивал себя и не находил ответ. Потому что они доверились ему? Или оттого, что именно он толкнул Николая на гибельный путь? Он тщетно искал оправдание.

И все это время незаметно прощупывал окружение Самохина, пытаясь определить хозяина холодного, насмешливого голоса, под чьи напутствия убивали Соболевых и едва не погубили его. Но сколько раз в приступе бешеной ярости он жалел, что не умер тем мартовским утром.

В конце того же июля розыскники Северо-Западного района вышли на след банды Карася. Дерзкие, беспощадные, хладнокровные преступники, жертвами которых становились дельцы средней руки, попали под подозрение оперативников случайно. Так получилось, что это дело оказалось первым делом Говорухина уже в качестве следователя прокуратуры.

На встречу с оперативниками из уголовного розыска Михаил приехал ближе к вечеру. После краткого представления устроились за столом. Старшему среди них, майору Сарычеву, было пятьдесят два года; младшему, лейтенанту Костыреву, недавно исполнилось двадцать пять.

- Тот самый Олег Костырев?- Переспросил Михаил, с интересом разглядывая высокого светловолосого парня.

- Что значит тот самый?- Уточнил молодой оперативник.

- Да ты, брат, явно недооцениваешь себя,- улыбнулся Михаил.- Для ловли такого зверя чутье должно быть особенное. И оно у тебя есть.

- Не захвали нашего Олега!- Со смехом отозвался один из товарищей Костырева.

- Вахтанг,- погрозил ему пальцем Михаил,- в свое время Варламов не сумел переманить тебя! Но не расслабляйся, нам талантливые ребята тоже нужны.- Михаил поздоровался за руку с невысоким темноволосым крепышом. Говорухин и Гарибов знали друг друга еще со времен обучения в школе милиции.

- Товарищи,- вмешался в их разговор Сарычев,- давайте ближе к делу.

Костырев в словесной перепалке участия не принял и к посулам Говорухина остался безучастен.

- Хорошо,- кивнул Михаил,- в таком случае приступим к делу.

Вахтанг Гарибов передал ему папку с материалами дела.

- Со стороны они производят впечатление добропорядочных граждан. Я бы даже сказал: безупречное впечатление. В наше поле зрения попали случайно. Почти все держат фотосалоны. В свете открывшихся обстоятельств – для отвода глаз. Именно заведение одного из них… Да, вот этого,- Гарибов нашел нужную фотографию,- Бельцова Александра Павловича ограбили. И мы об этом не узнали бы. Но обнаружившая следы взлома продавщица проявила инициативу - сообщила об ограблении в милицию. Бельцов налетчиков вычислил без труда. Вот только перестарался с наказанием: одного забил до смерти, второй находится в критическом состоянии.

Михаил внимательно разглядывал снимки предполагаемых членов банды Карася.

- Очень хорошо,- подытожил он.- Они много крови пролили. Значит так, проявим корпоративный дух. Отморозков брать только с поличным! Обо всех изменениях по ходу дела сообщать мне. Вообще, постоянно держите меня в курсе происходящего.

- Теперь придется долго ждать подходящий случай,- Костырев отодвинул пепельницу в сторону.- Судя по всему, недавно они получили крупную сумму денег от некоего гражданина Горбова. Взятого нами на заметку из-за махинаций со спиртом и фальсифицированной водкой.

- Это не показатель,- усмехнулся Михаил.- Все их поступки говорят о фантастической жадности. Отслеживая каждого из этой группы, мы обязательно возьмем всю банду с поличным. Всех разом.

Вахтанг Гарибов остановился возле витрины одного из торговых павильонов остановочного комплекса. Ими начали заменять разношерстные ларьки и киоски, разросшиеся как грибы в людных местах. Их витрины как визитная карточка отражали пристрастия в середине девяностых. Большая часть полок была заставлена водкой в стеклянных бутылках и в алюминиевых банках, сигаретами. На видном месте красовалась стопочка видеокассет. Остальное занимали сладости в разноцветной упаковке, газированные напитки и бутылочное пиво. Эра пластиковой тары еще не наступила.

Вахтанг побарабанил по прилавку. Но продавец не появился, хотя отчетливо были слышны звуки передвигаемого товара. Гарибов обогнул торгово-розничный комплекс. Возле павильона Николаева стоял "Москвич" - "каблучок", а сам Николаев сосредоточенно перелистывал записную книжку, перед открытыми дверьми служебного входа. Было в нем почти два метра роста, да чуть не метр в плечах. Вахтанг хмыкнул и подумал о том, что Карась выбрал себе подходящую жертву. Наверняка уже куражиться начинает зверье, друг другу доказывают свои исключительные возможности.

- Сергей Вадимович, здравствуйте.

Николаев недружелюбно посмотрел на него и снова углубился в изучение записной книжки.

- Могу я с вами поговорить?

- А нам есть о чем говорить?- Сквозь зубы пробурчал Николаев.

- Я, Гарибов Вахтанг…

- Я вас знаю,- все также сквозь зубы процедил Николаев.- Встречались…

- Это упрощает дело,- кивнул Вахтанг, хотя он не помнил случая, когда сталкивался с Николаевым даже случайно.- Вы уже понимаете, о чем пойдет речь?

- Люда!- Вместо ответа гаркнул Николаев.- Сигареты забирай!

- Здрас-те,- явно подражая хозяину, сквозь зубы поздоровалась с Гарибовым молоденькая продавщица.

- И Светку предупреди!- Грозно пробурчал Николаев, отдав ей несколько блоков американских сигарет.- Если она еще раз так сделает…

Девица демонстративно застыла в дверях, задрав безразличные глаза в синее небо.

- Иди торговать, чего встала как вкопанная?!- Насупился Николаев, глядя, как она неторопливо, раскачивая худыми бедрами, удаляется вглубь павильона.- А вам-то что от меня нужно?- Он перевел взгляд на Вахтанга.- Ограбили кого-то?

- Пока что нет. Но ограбят или убьют.

- Люда, закрывай двери!- Николаев прижал стальную дверь носком ботинка.- Садитесь в машину. Там поговорим.

Вахтанг устроился на пассажирском сидении и осмотрелся:

- У вас не машина, а рабочий кабинет.

- Что вам нужно?- Николаев каким-то образом уместился на водительской половине.

- Давайте, не будем ходить вокруг да около. У вас вымогают деньги?

- Нет.

- Сергей Вадимович, это очень опасные люди. Не играйте с огнем. На встречу с вами они придут вооруженными до зубов. И добром эта встреча не закончится, потому что у них тормозов нет. Их учителя – американские бандиты с видеокассет из вашего магазинчика.

- Знаешь,- не изменяя своей привычке, сквозь зубы процедил Николаев.- Я – мужик. Свои проблемы я решаю сам.- Он посмотрел на Гарибова.- Когда на меня "наедет" какая-то сука, я за помощью к тебе не побегу. Я им сам бошки поотрываю! Не о чем нам с тобой разговаривать. Все, некогда мне!

- Хорошо,- кивнул Вахтанг.- Но вы можете помочь нам. Можете... Я не прощаюсь, потому что очень скоро мы снова встретимся. Вот только при каких обстоятельствах?..

- До свидания,- пробурчал Николаев, наблюдая, как Гарибов выбирается из машины.

К среде выяснилось, что "стрелку" карасевцам "забили" на вечер пятницы. Михаил собрал оперативников в своем кабинете. За оставшееся время предстояло выяснить, в каком именно месте произойдет встреча, чтобы успеть подготовиться к захвату банды и подключить к операции ОМОН.

Михаил два дня безрезультатно обрабатывал господина Горбова – последнюю и пока что единственную из известных жертв банды Карася. Вымогатели запугивали людей до такой степени, что и по прошествии времени потерпевшие предпочитали помалкивать. И Горбов молчал, только в глазах его  плавился безотчетный животный ужас. Михаил заклинал его, пугал статьей о недонесении, пытался убедить. Но все было напрасно.

- И что же мы имеем?- Подвел он в среду неутешительный итог.- У нас нет ничего кроме информации о том, что Карасев вымогает деньги у Николаева. И мы знаем, что эту проблему Николаев попытается решить самостоятельно вечером в пятницу… Что мы можем сделать в отсутствие достоверных доказательств и свидетелей против Карасева и членов его банды?.. Ничего. На какое-то время они залягут на дно. И через какое-то время вся банда или переквалифицируется  на другой преступный промысел, или же мы столкнемся с еще более изощренными случаями вымогательства. Какие будут предложения?

- Остается только следить за Николаевым,- Вахтанг пододвинул к себе пепельницу и закурил.- Уж он-то точно придет на встречу в пятницу.

- Я считаю,- кивнул Сарычев,- что следует установить наблюдение, предположим за тремя членами банды Карасева. И в случае необходимости действовать как можно оперативней.

- А твое мнение, Олег?- Говорухин перевел взгляд на Костырева.

- Я бы проявил осторожность. Если наши фигуранты договорятся, что не исключено; мы упустим и то малое, чем располагаем против Карасева. Придется снова ждать. А в том случае, если они не договорятся, мы рискуем попасть под перекрестный огонь. Я считаю оптимальным вариантом брать Карасева сейчас.

- Согласен,- кивнул Михаил.- Осторожность не повредит. Возможен и такой вариант: на очной ставке Горбов опознает Карасева и начнет давать против него показания. Еще лучше, если Николаев тоже даст против него показания. Но допустить кровопролитие мы не можем. Об этом речи не может быть. Сейчас я возьму у прокурора санкцию на арест Карасева и членов его банды. Брать будем всех. Вас прошу подготовиться к захвату членов преступной группировки. По средам, то есть и сегодня, они собираются на квартире одного из бандитов, играют в карты, обсуждают дальнейшие действия. Эта информация достоверная и проверена лично мной. Все свободны до 20:00.

Когда оперативники разошлись, Михаил откинулся на спинку кресла и утомленно закрыл глаза. То, что он чувствовал в это мгновение было странной и почти непередаваемой словами смесью из ощущений человека балансирующего на грани помешательства. Он чувствовал себя хищником, который наблюдает за очередной жертвой и которого одновременно выслеживают несколько беспощадных и опытных охотников.

Михаил сидел с закрытыми глазами так долго, что казался спящим. Его мысли и ощущения в этот момент были настолько многослойны, что он сам не был в состоянии контролировать их. Он думал о нескольких вещах сразу, а перед его глазами тем временем мелькали обрывки ярких картин, не имевшие к его мыслям абсолютно никакого отношения. И вдруг его ум успокоился. Где-то далеко-далеко рявкнул раскатистый гром. Михаил открыл глаза и вдохнул полной грудью. Из сонма беспорядочных мыслей и чувств осталась только ненависть к Самохину и желание воздать выродку по заслугам.

Он вышел из-за стола и остановился напротив окна. С запада наползла на город необъятная свинцово-черная туча. Она клубилась над далекими башнями и шпилями, разряжая в пространство яростные вспышки молний. Она казалась далекими темными небесами. Городские кварталы возле прокуратуры еще были залиты ослепительным солнечным светом.

Вновь послышался глухой, отдаленный рокот – ворчание могучего небесного зверя с длинными огненными клыками. Михаил закурил и прижался лбом к оконному стеклу. На душе у него вновь стало тягостно и беспросветно. И вдруг во вспышках молний и громовых раскатах он увидел грядущий конец своего врага. Этот город давно стал для него родным домом. Михаил вспомнил строчку из Данте: "Я сделал дом свой местом казни". И улыбнулся страшной улыбкой.

Солнечный свет стремительно ушел в зенит, и навалилась на город грохочущая, темноглазая стихия. Михаил смотрел ей в лицо, улыбаясь страшной, отталкивающей улыбкой, и лик его казался разукрашенной маской паяца. На другой стороне улицы спасались от непогоды прохожие, прятались под крышами остановок и в магазинах. По подоконнику гулко застучали первые крупные капли. А через мгновение яростно и туго хлестнула молния, впилась в темную, штормовую массу разбитого неподалеку сквера, и ударил басистый гром, словно сам Рок хохотнул, пугая мир живых опасной близостью. Михаил улыбался и жадно курил, глядя на буйство стихии.

Жара, к которой уже успели привыкнуть, вечером спала. Все говорило о скорой перемене погоды. Оперативники собрались в кабинете Говорухина в половине восьмого вечера.

- Спецназ прибудет на место к 21:00. Их командира я проинструктировал. Впрочем, в подобных ситуациях они действуют отработанными методами. Квартира находится на третьем этаже. Блокируем подъезд и лестничные марши. Надеюсь, что с оружием и экипировкой у вас полный боевой порядок. Нужно быть готовыми к любым неожиданностям. Опасного зверя брать будем. Давайте обсудим все возможные варианты развития событий…

К девяти часам они подъехали к назначенному месту. В глухом безлюдном переулке уже стоял омоновский "ПАЗик". Михаил приветствовал бойцов, пожал руку их командиру.

- Ваша задача предельно сжата. Квартира на третьем этаже, номер девяносто четыре. Из квартиры никого не выпускать. При оказании сопротивления применять методы адекватного противодействия. Не мне вас учить. Водитель пусть держится за моим автомобилем на некотором отдалении.

- Понятно,- кивнул омоновец.- Действовать быстро и жестко.

- Раздайте фотографии,- Говорухин передал ему пачку фотоснимков.

Вернувшись в машину, он позвонил на квартиру, в которой собралась банда. Трубку снял ребенок.

- Папка дома?- Без обиняков спросил Михаил.

- Да. Позвать?

- Нет, ты лучше дядю Колю позови. Он пришел?

- Да…

Когда Ася, дочка Семена Ермакова, позвала Карася к телефону, он почувствовал легкий укол в сердце. А это всегда предвещало неприятности. Затаив дыхание, он несколько секунд вслушивался в длинный гудок, раздававшийся в телефонной трубке.

Карасев, высокий, жилистый человек, с уже появившейся проседью в коротко стриженой шевелюре, отличался поистине звериным чутьем. Если он чувствовал, что силы и время будут потрачены впустую, без колебаний бросал очередную затею. Некоторые подельники втайне даже считали его трусоватым. Но на самом деле каждый из них боялся Карася. Его исключительная физическая сила и беспощадность наводили ужас не только на потерпевших, но и на подельников. Хотя верно и то, что Карась ради забавы, либо поддержания авторитета никогда не демонстрировал ни того, ни другого. И все же такого бешеного и кровожадного зверя еще нужно было поискать.

В девяносто пятом году ему исполнилось сорок два года. К тридцати трем, когда в СССР началась перестройка, он уже был обременен большой семьей. В восемьдесят пятом году супруга подарила ему третьего ребенка. В то время он работал охранником  в системе сопровождения ценных грузов МПС. В лихие и вероломные годы реформаций Карасев даже не думал начать собственное дело. На жизнь ему хватало с небольших махинаций на железной дороге. Человек практичный, расчетливый, он  довольствовался тем что имеет.

Но жизнь не стояла на месте, что еще вчера считалось достатком и благополучием, завтра оказывалось существованием за чертой бедности. С годами Карасев из человека сильного и умного с чувством собственного достоинства превратился в алчную тварь, в хитроумную бестию, жаждавшую только одного: не знать отказа ни в чем. И незаметно сговорившись с несколькими товарищами по работе такими же любителями легкой наживы, он выработал свою тактику и линию поведения. А в начале девяносто третьего года они "выдавили" деньги из первой жертвы.

Они не собирались давать кому-то "крышу", "защищать" или "помогать" в решении проблем. Их интересовали только деньги: неплохие деньги, хорошие деньги, ради которых стоило рисковать. А когда их пытались утихомирить блатные и воровские авторитеты, Карась, нагло улыбаясь, вламывался в дом посягнувших на него людей, и после пяти минут исключительно дружеской беседы, редко кто не понимал, что тягаться с этим отморозком не просто опасно, а смертельно опасно. Карась так умело балансировал между рискованным и недозволенным, что вскоре на него перестали обращать внимание. Иногда дешевле и разумней откупиться, как когда-то русские откупались от лихих татар данью, чем ввязываться в бессмысленную мясорубку. Карасев был странным хищником похожим на леопарда. Хищником понимающим порядок вещей.

- А я говорю, что это лажа! Они сначала договариваются, а потом на ринг выходят!..- Доносились из гостиной громкие уверенные голоса подельников. Они яростно, не уступая друг другу даже в малом, спорили об идущих по кабельным каналам боям рукопашников.

- Да ну на фиг!!! Японцы не продаются!..

- Да ты чё?! Да за такие "бобосы" я бы тоже дурака на ринге валял!

- Да ну на фиг…

Карась осторожно положил трубку на рычаг и, стараясь не шуметь, вышел на лестничную площадку. Сердце в его груди стучало гулко и часто. Он проверил пистолет за поясом и бесшумно поднялся на три марша вверх. В это время возле подъезда притормозил омоновский "ПАЗик". Карась в окно увидел бойцов в масках и бронежилетах, оскалился и бросился на пятый этаж. По лестнице поднимался тяжелый топот и гул от подкованных каблуков.

Карась замер на чердаке. Ему повезло – люк в этот день не был заперт. На чердаке пахло какой-то затхлой дрянью, перепревшей бумагой и расплавленным гудроном. Карась бросился к дальнему от себя чердачному люку, но тот оказался закрыт. Они все оказались заперты, кроме соседнего.

Карасев метался как птаха в клетке до тех пор, пока не замер возле открытого люка. Деваться ему было некуда. Он откинул люк и сосредоточился, сжав зубы. Пистолетный ствол блеснул вороненой сталью. Непонятно было то ли он молится, то ли просто гонит прочь бесполезные сейчас мысли.

И почти прыгнул вниз, едва держась за перекладины. Бросился вниз по лестничным маршам. А навстречу ему неспешно поднимался грузный майор Сарычев. Они увидели друг друга одновременно, но через мгновение Карась уже нажал на спусковой крючок. А Сарычеву этого мгновения не хватило.

Услышав пистолетный выстрел, Говорухин замер и тоже бросился вниз по лестнице.

А в девяносто четвертой квартире омоновцы ломали мебель и руки. Кричали от ужаса перепуганные женщины. Бандиты лежали на полу с перекошенными от бешенства лицами.

- Лежать на полу! На пол, я сказал!..

- Ах ты, сука! Бля…

- Лежать...

Михаил выскочил из подъезда, заметил убегавшего человека с пистолетом в руке, и бросился вдогонку.

…Когда бежишь изо всех сил, кажется, что сама жизнь остается за плечами. Дыхание уже не вылетает из легких – ноги выбивают воздух из тела…

Они выбежали на проезжую часть. Машины сигналили и резко притормаживали, стараясь не сбить петляющих среди них людей. Карась перебежал через дорогу и перемахнул дощатый забор, огораживающий строительство многоэтажки.

Это длилось долю секунды. Карась завис над забором, перекидывая в акробатическом прыжке жилистое тело. И Михаил увидел его глаза, его напряженное лицо. И Карась тоже увидел его. Михаил на бегу вскинул пистолет и несколько раз выстрелил. Тоже прыгнул на забор, но замешкался, у него не получилось так ловко преодолеть заграждение.

А Карась уже огибал недостроенное здание. Его легкие работали как кузнечные меха. И он уже не оглядывался, спиной чувствуя, что ушел от погони.

Михаил выбежал на пустырь позади новостройки, увидел технику, поддоны с кирпичом и бетономешалки, увидел вышедшего из вагончика пожилого сторожа.

- Где он?!

- Кто?- Опешил тот.

- Ушел,- пробормотал Михаил.- Ушел, сволочь…- Он выхватил из кармана телефон, набрал номер дежурной части.- Говорит следователь Говорухин. В районе улицы Белинского от преследования скрылся особо опасный преступник - Карасев Николай Иванович. Срочно передать это сообщение всем городским патрулям и экипажам ГАИ. Приметы преступника: высокий, худощавый, славянской наружности, одет в брюки темного цвета и серую футболку. Вооружен и очень опасен. При задержании Карасев оказал вооруженное сопротивление. Все понятно?!

- Понял! Сообщение передам немедленно!

В конце того же жаркого июля пропал Иван Сапегин – помощник шефа  безопасности Олега Самохина. Сначала решили, что у человека появились неотложные дела, о которых он не хотел распространяться. Но когда Сапегин не появился и через три дня, приехали к его сожительнице.

- Не знаю я где он!- Отрезала та.- Когда хочет – приходит, когда хочет – уходит. Откуда я могу знать, где?! Каждую неделю новую блядь находит! О сыне бы лучше подумал!

Этот разговор происходил на даче Сапегина. Гражданская жена Ивана миловидная полная шатенка лет тридцати была не в духе. В траве возле ее ног играл двухлетний малыш.

- Как появится, пусть сразу же едет на "фирму",- напоследок предупредили ее.

Но Сапегин не появился.

Нашли его в начале августа в лесу. Труп опознали спустя несколько дней. В распухшем, почерневшем висельнике трудно было узнать уверенного в своих силах, решительного и насмешливого человека. Хорошо знавшие Сапегина люди в его самоубийство не поверили сразу. К тому же судмедэксперт сделал однозначный вывод – покойному не только помогли умереть – сделали это намерено небрежно. Кто-то давал понять что Сапегин – начало в веренице убийств и террора.

Выразить соболезнование сожительнице Сапегина Самохин приехал лично. Со стороны он выглядел театрально, но даже посторонним хватило одного взгляда, чтобы понять: наигрышем здесь не пахнет. Самохин знал, от проявленного им уважения к усопшему и близким, преданность людей становится сродни самурайской.

Из открытого окна дачного домика доносился холодный насмешливый голос, женский смех и радостный визг ребенка. Там крутили видеозаписи покойного.

- "А вот я тебя сейчас за руки - за ноги,- со смехом говорил мужчина с телеэкрана, прижимая к себе верещавшего от удовольствия темноволосого мальчугана.- За руки - за ноги и из окна…"

 

4. Демоны.

После весенних дождей поля затянуло высокой густой травой. И словно отрезало ток времени. Лосик не удивился, если бы внезапно пронеслись по буйному разнотравью отчаянные монгольские всадники, и с летним зноем дохнуло стариной.

Цивилизация напоминала о себе только видом автомобильной трассы, когда беспризорники загорали на крыше ангара, да когда проплывал в поднебесье реактивный лайнер.

Купаться они ходили на разрез каменного карьера. Вода в нем была прозрачной и холодной. Стайки мальков тенью скользили на мелководье. Каменистые берега осыпались под осторожными шагами гавриков, пробиравшихся к торчавшим из воды древним каменным плитам, которые не смогли разрушить ни время, ни тротиловые заряды.

Лосик все чаще и чаще замечал на своем лице счастливую улыбку. Неужели мечты сбываются, думал он. 

Это был их потерянный рай, отблеск божественной кущи без запретных плодов и искусителей. Их нечем было искушать богом забытых детей на неодолимых просторах Азии. Они уже были искушены жизнью, осталось только сохранить друг друга, защитить от врагов и болезней, голода и тоски.

А Лизавета расцвела, грудь и бедра налились женскими соками, кожа словно расправилась под дуновением весеннего ветерка, стала чистой и гладкой. Лосик не мог налюбоваться подругой. Так и жил томимый негаданным счастьем. Он тоже изменился, стал коренастым и сильным. На лице завились темные усики и бородка.

За это время к ватаге прибилось еще несколько беспризорников. Незаметно и они отъелись, отмылись, привыкли к порядку. Иногда до Лосика доходили слухи о покинувших ватагу. Были они печальны и слегка злорадны, как и всякие сплетни. Но Лосик не принимал их на веру. Он старался не вспоминать о том, что произошло в марте. За это время прошлое отошло на второй план.

Однажды он проснулся с зарею и осторожно вышел на улицу, вдохнул полной грудью напоенный росой воздух. Небо над головою было залито нежным сиянием. Было очень тепло и душно, как это бывает в преддверии грозы. А его душа томилась и млела от неизведанных доселе чувств. Он закурил и прошел в темное травяное поле, минуя заросли березняка и могучие сосны, сохранившиеся в низкорослой лесополосе. Сел на валун и вобрал в себя мир, который начинал любить так, как его пращуры благоговели к матери-сырой земле – ныне почти потерянное чувство. Где-то далеко-далеко в другом измерении времени и пространства лежали под небесами блистающие, богатые города, целеустремленно ковали великое будущее народы. На другой стороне Земли просыпались и отходили ко сну люди, которые даже не знали, что есть на свете мальчишка, думающий о них, цедящий теплое свое сердце в человеческий мир. И молча, не облекая мысли в слова, он пожелал им счастья, пожелал всего, что желают себе. И взошло солнце.

Край солнечного диска, краешек раскаленного древнего божества показался на горизонте, словно великий герой вскинул над головою раскалившийся от гнева драгоценный медный штандарт, и через мгновение должен показаться над краем земли его яростный лик. Лосик поднялся с валуна, вытянулся в струну, ожидая полный восход солнца, и вдохнул глубоко, когда оно покатилось над горизонтом, стремительно набирая высоту.

В небе гомонили степные птахи, свившие гнезда в густой траве, каркал в отдалении ворон. На взгорках уже поспела земляника, думал Лосик. Скоро пойдут грибы и валом начнут поспевать ягоды – накатит обильное, щедрое лето. Придет время готовиться к затяжным осенним дождям и к зиме. Придет время сушить грибы и вялить рыбу. Все должно быть в меру, с улыбкой думал он. И все должно быть в радость. Без радости нет жизни.

Через поле шла к нему Лизавета, а у ворот ангара потягивался Фараон. Вволю размяв затекшие члены, он принялся высоко подпрыгивать и наносить в воздухе короткие боксерские удары. А по полю шла Лизавета, и Лосик с трудом сдержался, чтобы не броситься к ней навстречу. Она была последним, самым нежным мазком на полотне его мироздания, самым целебным бальзамом от всех недугов и бед.

- Убежал от меня,- сказала она мягко, села к нему на колени и поцеловала в губы.

Лосик улыбнулся. От Лизаветы пахло мятой и свежими травами. Он как зверь чувствовал ее запах на расстоянии.

Как скоротечна жизнь, как стремительно она меняется. Ему шел восемнадцатый год. Но со всем своим богатым, горьким опытом жизни он еще не привык, что иногда она меняется без особых на то причин. Что идет жизнь только от начала к концу, и есть в ней мертвые петли, но нет развязок и объездных дорог. Каждый пройдет свой путь, сполна хлебнет и горя и радости.

- Посмотри какой Фараон смешной!- Неожиданно рассмеялась Лизавета.- Думает что он китаец!

- Он – сильный. Отобьет тебя,- в глазах у Лосика заплясали веселые чертенята.

Она снова прыснула, но за него ухватилась крепче и посмотрела в глаза так, что у Лосика сердце дрогнуло.

- Не отобьет. Я ему не дамся. И ты меня обидеть не дашь.

И снова мир затихал, и притихший окутывал двоих покоем и негой. Высоко в небе плыл самолет, за ним курчавился молочно-белый след. А горизонт на западе помутнел и оттуда доносился призрачный грохот. Там бушевала гроза.

- Как в сказке,- вдруг прошептал Лосик.- Мы с тобой будем жить долго и счастливо.

Лизавета улыбнулась в ответ, и черты ее лица в этот момент чудесным образом переменились, стали еще краше.

А через минуту с запада потянуло дождем. Надвигающаяся гроза сперва выплюнула далеко вперед кружевные щупальца перистых облаков, заворчала уже совсем рядом, заурчала утробно и ударила в темные бубны. Лосик зачарованно смотрел на ее приближение. Лизавета прижалась к нему и тоже смотрела, как сверкают в отдалении молнии и как ливень тугой пепельною завесой полощется на фоне грозовых туч. Возле ангара благим матом орали гаврики. Фараон кувыркался в воздухе, словно учился уворачиваться от молний.

Гроза и ливень навалились разом. Гром перекатывался с края на край темного неба, ливень грохотал по металлической крыше. Маркиз Сенька, маленький злобный пацан, которого безрезультатно перевоспитывали всей ватагой, лупил из рогатки по ослепшим, перепуганным голубям. Фараон выскакивал под ледяной дождь для закалки, время от времени приносил полную горсть града и закидывал ледышки кому-нибудь за шиворот. И тогда всем начинало чудиться, что это не тяжелые капли щелкают по железу, а льдинки. Хотя град сыпал считанные секунды и следующий его приход был непредсказуем.

Около десяти часов утра выставленный за хамское поведение Маркиз Сенька принялся пинать в ворота и вопить что-то нечленораздельное.

- Чё ты разорался?!- Крикнул ему Чек, прилаживавший к своему месту кроватную сетку.

- Задницу отморозил!- Самодовольно ухмыльнулся покровитель всех птиц и зверей Рекс, больше всех ратовавший за изгнание Маркиза под дождь.

У остальных лежавших на нарах глаза блаженно слипались и участие в разговоре они не приняли, ограничиваясь односложными междометиями и ухмылками.

- К живой природе,- назидательно произнес Рекс,- нужно относиться с любовью и уважением. Иначе плохо будет. Всем.

- С уважением, это как?- Спросил Чек, задумчиво разглядывая сработанное из сетки сооружение.

В этот момент Маркиз заверещал совсем уже непотребно и, кажется, ударился об ворота всем телом. Из биндюги вышла Лизавета и, бросив презрительно: "Издеватели!", пошла к воротам. В глубине биндюги, как рассерженное око Лосика, мигнул сигаретный уголек. Увидев его, Чек и Рекс присмирели. Рекс от смущения даже закашлялся, как бы принося обществу деликатные извинения, и, возможно, кашлял бы дольше, но в ангар ворвался Маркиз Сенька. С криком: "Чудище!", он промчался через все помещение и с разбегу зарылся в куче хвороста. Задремавший было Фараон взрыкнул как сторожевой пес и мгновение спустя был уже за воротами. Из биндюги выскочил Лосик, Рекс медленно вытягивал из-под одеяла остро заточенный тесак.

На улице послышались громкие голоса. Сначала в ангар ввалился до нитки вымокший парень, потом Фараон, а потом уже Лизавета. Она сразу же вцепилась незнакомцу в плечо, сказала ему что-то зло и коротко.

- Что вы как маленькие на самом-то деле!- В ответ ей сказал  незнакомец.- Посмотри какая погода на улице!

Она снова сказала ему что-то, и он снова ответил так громко, словно хотел, чтобы в ангаре его услышали все:

- Я много места не займу. Посижу возле ворот, а как гроза стихнет – так сразу же и уйду!- Он на самом деле сел возле ворот, стянул с себя трикотажную курточку с футболкой и принялся выжимать.

Лизавета смотрела на Лосика, Лосик на незнакомца, а Фараон на Лизавету. Гаврики бряцали холодным оружием. Незнакомец теперь отжимал штанины, происходящее вокруг его будто и не касалось.

Лосик медленно подошел к воротам:

- Ты кто?

- Привет,- в ответ незнакомец поднялся и протянул для пожатия руку.

Лосик сжал кулаки и повторил вопрос. Сейчас он внимательно разглядел незваного гостя. Высокий ростом с Химика, симпатичный темноволосый парень лет двадцати трех-двадцати пяти. Он опустил руку и дружелюбно улыбнулся Лизавете.

Фараон ждал команды.

- Я думал, что мне повезло,- разочарованно протянул незнакомец и осмотрелся по сторонам.- Решил, что пережду непогоду. Но раз пришелся не ко двору, пойду обратно.- Он натянул сырую футболку, откинул назад длинные волосы и открыл дверь.

- Постой,- остановил его Лосик.- Хорошо, посиди немного у нас.

Незнакомец закрыл дверь и оглянулся. Он с первой минуты понял, что этот парень – вожак.

- Матвей,- он снова протянул для пожатия руку.

Лосик хмыкнул, покачал головой, но все же обменялся с ним рукопожатием.

Лосик лежал на крыше ангара, подставив живот и грудь палящему солнцу. Он старался не заснуть и в то же время не думать. В ангаре брякал палками Фараон, делал нунчаки. За два летних месяца он стал как литой и бронзовый от загара, ни грамма жира на мускулистом теле. Брюс Ли да и только. Фараон обрил голову наголо и сделал на скальпе наколку от затылка до темени: крупные точки в два ряда. На незнакомых людей он производил впечатление угрожающее и демонстрировал чудеса во владении собственным телом и невероятное мастерство в кулачном бою.

В июле зачастил к ним Матвей. Приносил подарки, научил расставлять силки на зайцев и степных птиц. Он оказался легким и непритязательным в общении человеком, и в ватаге его, кажется, полюбили. А он, присмотревшись к ним внимательней, предложил ватагу называть артелью. Лосик незаметно сдружился с ним. Была в Матвее одна притягательная черта – ко всем без исключения он относился как к равным и не брезговал, каким бы ни был его собеседник: больной, малолетний, слабоумный. Казалось, что от него волнами исходит нечеловеческое спокойствие.

- Мы должны помогать друг другу,- говорил он.- Как-то так получается, что я все время встречаю бродяг и беспризорников. В армии было особенно много мерзких, отвратительных случаев насилия над бездомными людьми. Иногда нет сил вспоминать это.- И еще он говорил:- Не нужно сбиваться в стаю. В стае законы волчьи. А вот такая артель, как у вас, наглядный пример взаимовыручки.

- Скоро они подрастут и разбредутся, куда глаза глядят,- качал головой Лосик.

- Это не важно. Суть в том, что сейчас у них появился шанс выжить…

А время шло своим чередом. Лето перевалило через зенит и резво покатилось навстречу осени. Грибов было насушено немерено. Лосик договорился с трактористом, перепахивавшим соседнее поле под пары. Он обещал за два ведра лесных ягод привозить мешок муки и полпачки дрожжей. По вечерам привозил обещанное на мотоцикле, но при обмене ухмылялся, то ли уже что-то задумал, то ли просто радовался выгоде. Саратовские пацаны плели из лыка лукошки, делали из бересты туеса. Сбывали их деревенской бабке-торговке, промышлявшей в выходные дни на городских рынках.

Так незаметно дожили до урожая картошки. Лосик ходил среди картофельных рядов как агроном. Он мечтал о грядущей зиме, которая пройдет в сытости и довольстве. Все идет к этому, думал он, вглядываясь в бездонные небеса напоенные грозами. Все в наших силах, вспоминал внезапно, милуясь с Лизаветой на рассвете. Все идет к одному, понимал холодным рассудком, выпивая с Матвеем.

В конце июля Матвей принес в ангар новенькую японскую магнитолу и горсть анаши.

- А это зачем?- Сурово спросил Лосик.

- Не заводись, брат,- с затаенной радостью в голосе ответил Матвей.- Не в обиду тебе. Праздник у меня сегодня. И провести его я хочу в кругу друзей. А конопля для легкости настроения. Если не будете курить, унесу обратно…

- Зачем же?- В голосе Лосика послышалась неуверенность.- Раз такое дело, пару "косяков" забить можно. У тебя день рождения, что ли?

- Вроде того,- Матвей лучезарно улыбнулся.- Рассказывать долго и история так себе. Но для меня это настоящий праздник. Это как в лотерею выиграть!

- Тогда празднуем!- Улыбнулся Лосик.

Из хвороста они сложили костер. В ангаре неподалеку от входа собрали из ящиков стол. Матвей вывалил из сумки несколько коробок папирос и высыпал на газету коноплю. Гаврики нерешительно смотрели на Лосика. В ватаге уже успели забыть о мешках с клеем и анаше.

Быстро стемнело. Матвей выглядел именинником, подбадривал собравшихся за столом. Гаврики кушали. Негромко мурлыкал магнитофон. Матвей умело набивал "косяки". Когда поели, Лосик дал команду разжигать костер. Потом отозвал Фараона в сторону:

- Ты же не куришь. Следи за Лизаветой, понимаешь меня? Если я отключусь, посматривай тут за всем. Договорились?

В автобусе было непереносимо душно, не помогали открытые форточки и люки на крыше. По салону струились плотные волны спертого воздуха. Автобус был битком набит садоводами и поселковыми жителями, и галдеж в нем стоял такой же непереносимый как и духота. Отнекавшись от оплаты за проезд, Гоцик лениво переговаривался с Костей-шибздиком – горьким пьяницей с "шанхая" - и по привычке прислушивался к чужим разговорам. Разговаривали две маленькие неказистые бабенки и его соседка – восемнадцатилетняя, дебелая, крашенная рыжим девка, время от времени закатывавшая дома истерики. Иногда Гоцик слышал отголоски соседских скандалов. Слышал, как Лидкина мать не очень красивая, спокойная женщина, что-то терпеливо объясняет дочке, уговаривает ее невнятным, мягким голосом. А упившийся отец семейства таким же невнятным, но только пьяным голосом вякает голимую отцовскую правду и грозит не ремнем уже, а дубьем. Нет, за два года что он прожил здесь, не поумнела деваха. Вот и сейчас жеманно рисовалась перед собеседницами, а в душе ее уже наверняка закипала очередная свара.

- Нет, нет и нет,- говорила она.- Пока не поступлю, не скажу, на кого собралась учиться… Не хочу жить так, как живут отец с матерью. Даже подумать об этом страшно! Неужели нельзя жить по-другому? Нет, не хочу! Буду добиваться своего, хочу получить образование…

Гоцик хмельно качнулся в ее сторону, осклабился через плечо желтыми, давно не чищеными зубами, и вдруг увидел свою мутную тень в оконном стекле. За окном летела сумеречная стена хвойного леса, и он видел в смазанных трафаретах елей самого себя: тусклого, отощавшего от пьянок, больного. И сам себе показался раненым голубем, которого видел на автобусной остановке. Подранок сознательно шел на людей, садился на асфальт в самой гуще людской толчеи, неловко подбирая перебитую лапку. Подранок ждал смерти от искалечивших его людей. Он их больше не боялся. Память всколыхнула этот отчаянный образ, и вновь на сердце Гоцика стало беспросветно. Он уже знал свой последующий день и вечер.

На конечной остановке автобус тормознул так, словно в столб врезался. Зашипели двери, народ неторопливо двинулся на выход, и в этот момент неожиданно и дико взвизгнула и захохотала кондуктор, шалая, распутного вида баба. Гоцик обернулся и вяло, как рыба, выкатил на нее свои крохотные, ернические глазки. Но через мгновение уже отбросил мысль познакомиться поближе и выскочил из автобуса, пошел стремительно вымерять дорогу длинными и тощими ногами. Задержался только на мгновение, когда в тени поселкового клуба, сверкая смуглыми лодыжками, степенно проплыла Рита Храмцова – его неутоленное вожделение.

- Здравствуй, Лида,- он догнал соседку, ухватил ее за плотный, влажный бочок и накачнулся на круглое твердое плечо.- По гостям блудовала?

В девичьих глазах на мгновение мелькнул темный, глубоко спрятанный испуг. Она смотрела на него как на здоровенного, вымахавшего в версту коломенскую зеленого змия.

- Ко мне в гости заходи,- Гоцик не давал собеседнице слова сказать.- Батя твой на днях заходил. Путевый все-таки мужик! Сказал, что ты на работу устроилась. Говорит, скоро Лидка круто жить будет!..

Постепенно ее взгляд тоже стал беспросветным, налилась в глазах красноватая крысиная злоба, вот-вот пошлет куда подальше и вырвет из объятия крепкое молодое тело. Гоцик даже слюну сглотнул и еще крепче ухватил соседку за бок.

- Заходи ко мне, не стесняйся. Почаще заходи. Я – мужик вольный, серьезный, не шолупонь всякая. На работу вот ездил устраиваться к коммерсу одному. В неделю пол-"лепехи"1 мои будут! И легко, и не считая левых "бабок"! А, как тебе?! Я, блин, давно на тебя поглядываю. Да все решиться не мог. Больно уж ты девчонка строгая. Себе, блин, на уме.

- Ты, решиться не мог?- Она фыркнула.- Ты мне "лапшу" на уши не вешай! Дуру нашел… У тебя же Верка через день да каждый день ошивается!

- Верка – это так, по хозяйству. Скажешь тоже! Да, мне такая подружка на фиг, блин, не нужна! Вазелин трепался про нее… Я бы рассказал тебе по секрету, да ушей много. А ты вечерком заходи, тогда и потрещим о Верке!

Он видел, как бабье любопытство разгорается в этой щучке. Знал, сегодня не придет, завтра сама прибежит. Не клюнет на ерша, клюнет на хрен с маслом.

- Полинка забегала позавчера. Говорит, на Каменках двух "мусоров" продажных "завалили",- он продолжал говорить без умолку.- Так и нашли под кустиком с полными карманами "лавэ". Говорят "марафет"2 "толкали". Вот сучары, да?! За то и "вальнули"…

- Вчера их убили!- Она все-таки вывернулась из его цепкого паучьего объятия.

- Вчера?- Притворно изумился Гоцик.- Полинка, блин, бреханула. Да и хрен с ней, с Полинкой! Зайдешь ко мне?

- Больно мне надо!- Она резко свернула на соседнюю улицу.

Гоцик шарахнулся было за ней, как кобель, закрутив хвоста, шарахается за сучкой. Но мелькнул через улицу его дом, и Гоцик встал как вкопанный, пытаясь разглядеть, что возле его хаты делается. Что-то там было не так. Смутная  тревога закралась в его сердце. И не испытывая судьбу, он ушел к Костылю. Его маленькую серую душонку или то, что от нее осталось, сжимал безотчетный страх. Гоцик уходил от своего дома все дальше и дальше, в надежде что скоро страх отступит. 

На завалине сидела жена Костыля Мария. Мотала на кулак пьяные слезы. Дом у них вроде бы и добрый был с гаражом и постройками, с большим земельным наделом, но был таким запущенным и многолюдным, что скорее производил впечатление проходного двора, чем жилого дома. Здесь можно было встретить кого угодно: от спитой завалящей шалашовки до богатого жулика вкатившего в вену дурь.

- Здорово, Мария,- бодро гаркнул Гоцик и присел возле нее на корточки.

Женщина медленно подняла голову, и Гоцик невольно отпрянул. Лицо у нее было сплошным подбитым глазом.

- Костыль, чё, совсем обалдел?!- Гоцик встал и посмотрел на мутные окна.- Чё он творит-то, а?!

- Да не он это!- Не узнавая Гоцика, завыла Мария во весь голос и снова уткнулась лицом в ладони.

Гоцик слепо глянул мимо нее и ссутулившись шагнул в ворота.

Двор был пуст. То есть вчера еще здесь шагу нельзя было ступить, чтобы не наткнуться на ящики с "балованной" водкой, а сегодня ни бутылки, ни битого ящика.

Так и не решившись зайти в дом, Гоцик несколько раз прошелся по двору. Здесь было душно и сумеречно, пахло сенной трухой, под ногами хрустели камешки. Гоцик закурил и вдруг услышал на сеновале подозрительный шум. Выкликая вполголоса: "Костыль, это ты? Костыль…" Он осторожно полез по скобяной лестнице на сарай. Еще года три назад Мария, ожидавшая супруга из очередной отсидки, держала в хозяйстве скотину. Сено помогали косить братаны, мужики крепкие, хваткие, с зажиточным рассудком, малопьющие и горластые. Но когда Костыль "откинулся" и вскоре заново увяз в темных делишках с водочными барыгами, родня махнула на Марию руками. Только остался от прошлого забитый наполовину сеновал и крестьянский инструмент, беспорядочно сваленный в амбаре.

Сначала Гоцик решил, что это допившийся до зеленых чертей, Костыль отметелил Марию и бродит сейчас по сеновалу, прикидывая где закрепить петлю. Потом понял, что для Костыля тем более спятившего, такой почти бесшумный ход не подходит, он был колченогим, ходил на протезе. Стало быть, решил Гоцик, на сеновале сидит запущенный, уже пристрастившийся к водке костылев пацан Митька. И черт его знает, какую картину увидит там Гоцик.

Но на сеновале оказалось тихо и пусто. Прорезали сумеречную духоту тонкие лучи солнца. И так уютно показалось здесь Гоцику, что он тут же забыл об осторожности и неторопливо прошел в забитый сеном конец. И вознамерился уже упасть в него, как куча травы вдруг зашевелилась, и из нее выпрыгнул высокий мужик и, роняя с себя ошметки сена, ударил Гоцика, но не в лицо, а по горлу, приложил локтем по затылку и саданул обеими руками по ушам. Гоцик взвизгнул по-поросячьи и увидел, как в его глазах стремительно меркнет свет, и увидел убегавшего человека так, словно ему отрубили голову, и она катится по дощатому настилу, и мелькают в глазах только доски да ноги, и услышал еще, как каркнула и заверещала во дворе Мария.

- Но вот как он мне челюсть сломал, убей – не помню,- сквозь зубы процедил Гоцик, судорожно сжимая в кулаке стакан.

- Ты зубы-то разожми,- ухмыльнулся Костыль.

- Чтоб меня,- ласково выругался Гоцик,- привычка...

Костылю, видно, что-то померещилось. Он вдруг выскочил из-за стола и, постукивая палкой, проскакал до окна, посмотрел во все стороны, вроде бы даже в небо глянул.

- Что-то ты нервным стал,- уже нормальным без зубовного скрежета голосом произнес Гоцик и одним глотком осушил стакан.

В кухонное окно забарабанили и оттуда донесся неразборчивый голос Марии. Костыль присел от неожиданности и снова начал крутить головой.

- Мария это,- подал голос Гоцик, разливая водку.

Он с удовольствием захрустел свежим огурчиком. Костыль тем временем успокоился и вернулся за стол.

- С возвращением!- Торжественно произнес он, протягивая стакан.- С выздоровлением!

Они звонко чокнулись и с аппетитом закусили. И с аппетитом же повторили еще по разу.

- Скучно без тебя, Гоцик,- жаловался быстро захмелевший Костыль.- Одни дебилы в деревне остались. Повывелись люди!!! Один Вазелин чего стоит…- Он требовательно посмотрел на Гоцика.- Давай выпьем за тебя!

- Давай выпьем за нас! За керешей!

В окно с огорода снова зло стукнули и забарабанили уже в стену.

- О, Машка психует!- Радостно сообщил Костыль.- Поможешь воды принести?

Мария только угрюмо зыркнула на них и пошла по борозде, вырывая из картофельной ботвы лебеду и колючие осоты.

- Что это с ней?- Провожая Марию взглядом, спросил Гоцик.

- Баба она,- туманно пояснил Костыль и бодро поковылял к роднику.

Гоцик озадаченно почесал затылок, задумчиво сплюнул и побрел вслед за собутыльником.

С этим родником у Костыля вышла история. Выскочил он в его огороде как бельмо на глазу. Принялся с ходу заболачивать почву и попер вниз по склону, только чудом не наскочив на капитальный погреб, и остальное в том же духе. Сначала Костыль обрадовался.

- Видал?!- Говорил с гордостью.- Мне и на колонку сейчас ходить не надо! Вышел в огород с чайничком, и никаких забот!

Но его восторг продолжался недолго. Оказалось, что воду нужно укрощать. Через неделю, горестно почесывая за ухом, Костыль уже неуверенно говорил:

- А может он того, сам уйдет? Чего это он прямо в огороде выскочил?! Пропади он пропадом, как волдырь какой-то!..

Но родник только креп и набирал силу. Пришлось Костылю браться за кирку и лопату. Еще через неделю с грехом пополам он выкопал с собутыльниками канаву, вывел ее на улицу, и даже облагородил родничок автомобильными покрышками, сделав из него подобие колодца.

- Не мог он поближе выскочить!- Чуть позже ругался Костыль.- Таскайся теперь за водой в конец огорода. Я понимаю, если что-нибудь доброе из него вытекало!

- Водка "Абсолют", например,- поддакивал ему Гоцик.

- "Абсолюты" нам ни к чему! С нас и "Пшеничной" хватит! Блин, как вспомню, так слюней полный рот… Все, Машка, пузырь ставь, натаскали тебе воды!

Они дружно побросали мятые ведра возле бочек и вернулись к попойке. Однако уже через полчаса образовалась досадная пауза из-за отсутствия спиртного на столе. Костыль, угрожая неизвестно кому, полез в подпол за сивухой. Гоцик, покачиваясь и пьяно улыбаясь, стоял возле окна и смотрел на полыхающий грозами июль.

Наступил вечер. У горизонта на фоне темного, обложенного тучами неба, испускал пепельно-белые дымы Знаменский металлургический комбинат. Вдалеке грохотал гром. В небе в потоках порывистого ветра кувыркалась ворона. И совершенно неожиданно привиделась Гоцику зима. Он ясно увидел занесенную снегом улицу, обильный снегопад и отчетливо услышал неповторимую зимнюю тишину с одиноким лаем собаки вдалеке и гудением ветра на чердаке дома. И привиделась ему та же комната и то же окно, и пьяный Костыль с Марией. И вдруг в жарко натопленную избу в клубах морозного пара, покачивая смуглыми бедрами, входит Рита Храмцова и, сладко улыбаясь, замирает возле него…

Гоцик радостно гоготнул и вернулся в лето.

- Эх, я бы тебя, Ритка!- Процедил он сквозь зубы.

Из подпола держа на весу литровую бутылку, выбрался Костыль.

- Натырил я у них водяры!- Заговорщически сообщил он.- Нам теперь до Нового года хватит!

- Ты как та мышь, блин!

- Свой процент в коммерции всегда должон быть!- Костыль откупорил бутылку и разлил по стаканам дохнувшего ацетоном пойла.

- Слушай,- поморщившись от выпитого, спросил Гоцик,- кто меня все-таки вырубил?

- Не могу я тебе сказать!- Энергично помотал головой Костыль.- Даже не спрашивай. Не нашего это ума дело!

- Вот даже как?!- Гоцик задумался.- А с Машкой-то твоей что?

- Не обращай внимания,- небрежно махнул рукой Костыль.- Баба она! Я ей рожать не даю…

От удивления Гоцик только открыл рот. Костыль любил прихвастнуть, этот грешок за ним водился. Но до такого нелепого, глупого вранья дело еще не доходило.

- Рожать собралась? Это от кого?!- Хохотнул Гоцик.

- Ты это брось!- Голос у Костыля взыграл.- Я не посмотрю, что ты мой "корешок", вот этой вот палкой по чавке так съездию, мало не покажется!!! Я знаешь, какой мужик?! Вот такой!!!

Он сжал кулак, потряс им над головой и вдруг расплакался:

- Не думал я, что ты, керешь мой, такое про меня скажешь! Я думал, что ты мне как брат…

С огорода, услышав костылевы причитания, прибежала Мария. Сгребла супруга в охапку и понесла на кровать.

- Пьянь противная!- Цедила она с ненавистью.- Подымай копыто свое! И наблюй мне только, я тебе сразу все мозги поотшибаю!!!

Гоцик с сочувствием повздыхал и начал собираться домой.

- Маша, я хлебушка да лучка возьму? Дома жрать, вообще, нечего…

Он уже успел забыть, что дома у него пахнет нежилым, а хлебные горбушки на столе покрылись мохнатой черной плесенью. Утром он удачно сбежал от холодного одиночества, от распертого голодом брюха, но под вечер все же вернулся к тому же. Деваться ему все равно было некуда.

Не снимая башмаков, Гоцик прошел в горницу, присел на диван и осторожно провел кончиками пальцев по корешкам зачитанных книг на старенькой этажерке. В этот момент в его груди теснилось какое-то знакомое чувство, и он отдался ему. И, в конце концов, вспомнил…

В раннем детстве, когда они еще жили в Знаменске, он неделю за неделей проводил в детском саду, отдавали его тогда в круглосуточную группу. Мать с отцом навещали по очереди, в то время они работали по скользящему графику. Детский сад находился в районе частных домов. Днем детсадовские группы выводили на купание в "лягушатник" на городском пруду. Еще водили в старый кинотеатр смотреть мультики. Гоцик запомнил вкусную еду, заботливых воспитательниц и радость от просмотра фильма "Усатый нянь", и жуткое впечатление от пожара, однажды вспыхнувшего на другой стороне улицы. Запомнил прыгавшие по стенам длинные тени, детский визг, вой пожарных машин, всполохи проблесковых маячков в пыльно-багровой тьме, и хриплый, женский плач в коридоре, и бесконечную, как тоска, жалобу на жизнь.

На следующее утро он закатил истерику. Мать тогда еще молодая и жизнерадостная, совсем не похожая на равнодушную старуху в последние годы жизни, долго не могла понять, чего он добивается, захлебываясь слезами. А он кричал только одно: "Я хочу домой! ДОМОЙ!!!"

По сути, у него никогда не было настоящего дома. И родительский дом, доставшийся в наследство, на глазах превратился в собачью будку.

Гоцик вытер заслезившиеся глаза. Стряхнул с табурета пыль и разложил на газете хлеб с луком, принес соль и чистый стакан, вытащил из кармана уворованную недопитую с Костылем бутылку водки. Но не успел поднести стакан к носу, как в  сенях раздался топоток, а в прихожей стукнула входная дверь.

- Гоцик, ты уже из больницы вернулся?!

На пороге стояла соседка Лида. При ее появлении ноздри у Гоцика радостно затрепетали.  

- Лидка!- Гоцик вытащил из кармана десятку.- Сбегай в лавку, купи пивка!

- Сам иди!- Подруга посмотрела на него мутными с похмелья глазами.

- Чё ты ломаешься как целка?!

- Да пошел ты!

- Ты чё, кобыла?!

- Отвянь!- Она вскочила с дивана и встала перед ним, уперев кулаки в бока.- Достал ты меня уже!!!

- Ты чё, кобыла напудренная, выпряглась?!

- Пьянь гребанная! Деньги где, которые обещал?!

- А их чё рисую, что ли…

- Засранец ты!..

- Жало прикуси!!!

Закончить столь содержательный разговор им не дали. За окнами раздался мелодичный автомобильный сигнал. Они как по команде бросились к ним. Лидка, видимо уже из вредности, уронила с подоконника цветок. Осколки горшка и земля разлетелись по полу. Но сейчас Гоцик не обратил на это внимания. Возле его дома остановился шикарный лакированный автомобиль. Сначала из него выскочил Костыль, а после импозантно, явно рисуясь перед случайными зеваками, выбрался высокий пижон в белом костюме. Огромные солнцезащитные очки скрывали половину его лица. Со стороны водителя тоже приоткрылась дверца. И Гоцик увидел за рулем какую-то совершенно неописуемую словами дикую рожу. Лидка вдруг испуганно пискнула и отпрянула от окна. В этот момент пижон в белом костюме снял с носа очки и улыбнулся так будто он был директором Советского Союза. Гоцик всмотрелся в его жесткое худощавое лицо и узнал грязного дикаря отметелившего его на сеновале.

- Сучара!- Взрыкнул он и бросился к этажерке, выхватил спрятанный в книгах кастет.

- Гоцик!- Взвизгнула Лидка.

- Радость-то какая,- бормотал в дверях Костыль.- Карась в гости пожаловал…

Гоцик оттолкнул его и выскочил на улицу. Перед его глазами стремительно мелькнули двор и запущенный палисадник за воротами. Дикая рожа за баранкой автомобиля каркнула что-то нечленораздельное, растопырив пальцы в синих наколках. Пижон, которого Костыль назвал Карасем, сделал навстречу Гоцику шаг и протянул для пожатия руку. На его тонких губах змеилась самодовольная улыбка.

Гоцик выбросил кулак с кастетом вперед и увидел, как Карась по-обезьяньи прыгнул сперва в сторону, а потом на него. В тот же миг в глазах Гоцика блеснуло ясное вечернее небо, а спина почувствовала металл капота. Он потряс головой и встал на четвереньки. Перед глазами сверкал автомобильный колпак. Гоцик видел в нем свое отражение.

- Прыткий,- ухмыльнулся водитель.- Карась, ты целый – здоровый?

- Кончай, парень,- миролюбиво сказал Карась, обращаясь к Гоцику.- Не корчи западло. Я долги всегда отдаю. Двести баксов, пойдет?

- Подавись ты своими баксами!- Гоцик сел на землю и сплюнул кровь с разбитых губ. Скулу у него ломило так, словно она снова треснула.

- Я не понял, тебе "лавэ" карман жмет?..

Гоцик встал и потряс головой. В руках Карась держал золотой зажим с деньгами, а сам смотрел в сторону так, как удав смотрит на кролика. В воротах стояла Лидка. Гоцик громко отхаркался в придорожную пыль. Карась оглянулся, у него были ярко-синие глаза свихнувшегося самца, на голове серебрился короткий "ёжик".

- Не напрягайся, ёпта… Твоя?

- Шалашовка местная,- уклончиво ответил Гоцик.

- Гладкая сучка.

Гоцик посмотрел на него с ненавистью и спрятал деньги в карман. Он понял, что Лидка уже не его.

В этот момент мать Лиды хлопнула окном и крикнула слабым, дрожащим голосом:

- Лидочка, иди домой, ужин уже готов!

- Не ссы, мамка!- Карась осклабился.

Возле ворот гоцикова дома суетился Костыль, нервно постукивая бамбуковой палкой.

- Костыль, тащи закусон в дом. Харя, заводи машину во двор,- тем временем распоряжался Карась. И уже Гоцику:- Я у тебя перекантуюсь. Водяра, закусон, без "базара"!

Двор сразу же пришел в движение. И все пошло своим чередом. К ночи напились до такой степени, что Гоцик вообразил себя то ли мертвым, то ли заживо погребенным, и долго бился во сне об стенки гроба. Очнулся он далеко за полночь на полу. Под одним боком брякали пустые бутылки, а под другим храпел водитель Карася по кличке Харя, и несло от него тошнотой. Гоцик сделал судорожное, глотательное движение, приподнялся на одной руке. Его голову как у паяца болтало из стороны в сторону.

В смежной комнате стоял кто-то едва различимый в потемках, и кто-то стоял возле него на коленях. Они говорили негромко, но внятно:

- Давай, губками.

- Или зубками?!

Гоцик узнал голоса Карася и Лидки.

- Сколько там?

- А ты поработай и узнаешь.

- Ну, сколько?

- Давай со..,- нетерпеливо произнес Карась.

Гоцик услышал шуршание купюры и снова отключился.

Лосик открыл глаза и резко сел. Его тело стремительно налилось тяжелой упругой силой. Воздух из легких вылетал бесшумно и ровно. В этот момент Лосик отчетливо слышал все шорохи и звуки. Это был тот момент, когда его разум подавили инстинкты. Думать и размышлять времени уже не было. Древний навык пробудил его, поднял с постели, заставил отчетливо слышать и видеть в ночи, научил различать самые тонкие запахи.

На его территории был чужой. Он не думал о том, как чужой проник в закрытый ангар. Он бесшумно откинул крючок и открыл дверь биндюги. Внутри ангара было очень тихо. Воздух был напоен синеватым лунным светом. Окна под крышей превратились в бесформенные сияющие пятна. Лосик пригнулся и тотчас превратился в большую тощую обезьяну. И заскользил мерцающей тенью вдоль стены. Незаметно зародившаяся в его сердце тревога взвела неведомые доселе пружины. У него обильно выделялась слюна, а верхняя губа подрагивала, обнажая крепкие зубы. В какой-то момент он почти приник к земле, пробираясь между штабелями деревянных ящиков.

Его спасла молниеносная реакция. Над головой прошелестел тяжелый удар и обрушился на штабель. Лосик перекатился по полу и снова вскочил. Нападавший сделал еще один выпад, в его руках сверкнула остро заточенная сталь. Лосик увернулся и на этот раз, уже ответив мощным ударом. Но не дотянулся до врага, пальцы только задели краешек одежды из плотной ткани. Зато остатки ящиков опрокинулись на пол с немыслимым грохотом. Его противник отскочил в сторону, но теперь Лосик уже видел его.

Две стремительные тени метнулись к выходу. С безумным боевым криком ринулся на помощь Фараон.

И в тот же миг завопили все разом.

Ночной призрак выскочил из ангара в открытую дверь и побежал к лесополосе. Лосик с Фараоном бросились вслед за ним.

Из ангара высыпали гаврики. По земле и ветвям деревьев запрыгали лучики ручных фонарей.

- Ушел!- Выдохнул Лосик, переводя дыхание.

- Смотри!- Сдавленно прохрипел Фараон и сбычился, глядя в темное поле. Там копошилось какое-то маленькое существо.

- Осторожно,- предупредил его Лосик и короткими шажками двинулся вперед.

Когда до странного существа осталось несколько метров, Фараон с облегчением рассмеялся:

- Да это же Маркиз!

Маркиз Сенька испуганно таращился на них и поскуливал от страха.

- Ты что здесь делаешь?- Спросил его Фараон.

- Так это ты ворота открыл?!- В голосе Лосика звякнула сталь.

Маркиз взвизгнул и отполз в сторону.

- Чудище!- Бормотал он.- Чудище! Чудище!

К ним подбежали остальные. Лосик взял у кого-то фонарик и навел лучик на Маркиза.

- Он же до смерти перепуган,- сказала Лизавета.- Сеня, иди ко мне.

- Засранец,- буркнул Чек.- Чуть всех не убил!

- Не говори так,- сурово оборвал его Фараон.- Каждый сам за себя отвечает.

- Вот и пусть он ответит за себя!- Со злобой выкрикнул Чек.

- Что это?- Лосик взял из рук Рекса тяжелое оружие чем-то напоминавшее старинные секиры.

- Он возле ворот валялся,- пожал плечами Рекс.

- Господи, помилуй,- прошептал Лосик и поднес к глазам тяжелый топор с топорищем испещренным непонятными знаками. На его остром лезвии были специально вырублены зазубрины, а на конце топорища вырезана отвратительная морда с налитыми кровавой тьмой глазами.

- Кто же ты?!- Прошептал Лосик.

Ночь безмолвствовала. Только луна улыбалась нежно в посветлевших небесах, и свежий утренний ветер пробежал вдогонку страшному гостю.

- Мир?- Улыбнулся Химик, протягивая руку для пожатия.- Лось, мы дети, что ли?! Было и было… Мир?

Лосик скупо улыбнулся и пожал руку старому другу. Они рассмеялись с облегчением и обнялись.

- Ну, как ты без меня жил-поживал?- Спросил Химик, голос у него все еще звенел от радости.

- Нормально, заходи в дом!

Химик переступил порог ангара и присвистнул:

- Ничего себе!..

В дальнем конце помещения была навалена куча земли, лежал штабель почерневших от времени досок. Из вырытой в рост человека ямы летели комья земли.

- Погреб делаем,- пояснил Лосик гостю и добавил с гордостью:- Сам видишь, какой урожай!

Возле стены стояло несколько десятков ящиков с картошкой.

- Однако поздновато погреб делаете,- с видом знатока произнес Химик.- Но я вижу, что ты все-таки развернулся. Честно говоря, брат, я в твою затею не верил.

- А из твоей затеи что-нибудь вышло?

Вместо ответа Химик три раза хлопнул в ладоши, и в ангаре появился подстриженный, отъевшийся за полгода Жмоня. Впереди себя он катил огромную сумку-контейнер на колесиках. Жмоня жеманно улыбался и едва заметно раскланивался с гавриками. Химик важно кивнул ему, у него как обычно все было расписано по нотам, и Жмоня подкатил сумку к Лосику.

- Это вам в знак…- сказал он, на ходу забывая заученные слова.- В знак, как его?..

- В знак примирения,- закончил за него Химик.

Гаврики побросали носилки и лопаты, сгрудились возле гостей. Фараон с подозрением смотрел на Химика, что-то ему в нем не понравилось. Из биндюги вышла на шум Лизавета. Химик стремительно подошел к ней и сказал мягко:

- А перед тобой, Лиза, я должен извиниться. Дураком я был. Прости меня, если сможешь. Лосик уже простил.

Лизавета улыбнулась в ответ и покачала головой укоризненно.

- Будет с тебя, Дима,- просто сказала она.

Химик тоже заулыбался и тут же загомонил: "Давайте, это отметим! Давайте-давайте…" Все тот же Химик.

- А ведь я теперь большой человек,- со смехом говорил он Лизавете.- И машина у меня есть! И дом есть! Не веришь? Напрасно!..- И уже негромко добавил, обращаясь только к Лосику:- Ты помнишь?.. У нас появятся деньги и такая сила, что земля вздрогнет. И это будет уже завтра! Только помни об этом, брат. Не забывай…

Он обращался к Лосику, быть может еще к Лизавете сидевшей рядом с ними. Но неожиданно стало очень тихо, потому что гаврики услышали его и притихли. В их мире он был героем, потому еще вчера у него не было ничего. И в этот самый миг Лосик понял своего друга и увидел мир его глазами.

- Ты в это веришь?

- Да,- кивнул Химик,- верю.

В этот момент совершенно неожиданно улыбнулся Фараон и дружески похлопал гостя по плечу:

- Я буду помогать тебе!

- Ну, брат, тогда у меня все получится!- Расхохотался Химик.

Вскоре стемнело. Они вышли из ангара, развели костер и принялись прыгать вокруг него как дикари. А когда подошло время закладывать в угли картошку, Маркиз Сенька, отбежавший в кустики по легкой нужде, выскочил оттуда с отчаянным криком: "Чудище! Чудище!" и спрятался в ангаре. А из кустов с хохотом вышел Матвей, отблески костра плясали на его лице. И всем снова стало очень весело, а Матвей принялся щедро отсыпать гаврикам анашу. Но когда Лосик хотел познакомить Матвея с Химиком, последний вдруг мгновенно изменился в лице и ударил нового знакомого с такой силой, что тот потерял сознание.

- Ты чё творишь?!- Выкрикнул Лосик и с кулаками бросился на Химика.

- Да что же это…- простонал тот и заорал бешено, словно на самом деле лишился рассудка:- В ангар все!!! Идите в ангар! Лосик, Фараон, вы останьтесь… Лиза, милая, ты тоже иди в ангар, и закрой за собой дверь…

- Ради бога,- только и сказала Лизавета вмиг ослабевшим голосом и, подталкивая притихших гавриков, увела их в ангар.

Химик склонился над Матвеем и стянул ему руки за спиной ремнем. Фараон стоял сбычившись, хмуро наблюдал за ним.

- Ты чё, Хима?- Лосик схватил друга за плечо.

- Сейчас объясню,- Химик как-то хитро спутал Матвею ноги и вздохнул с облегчением:- Давно он к вам повадился?

- С июня. С конца июня. Ты его знаешь?

- Слышал про этого дьявола,- кивнул Химик.- Вам повезло…

Услышав это, Лосик вздрогнул и вспомнил своеобычные истерики Маркиза.

- Я бы тоже о нем не знал,- добавил Химик,- осторожная тварь… Да мне один наркоман рассказал… Он убивал их. Такое с ними вытворял… Погоняло – Красавчик Джонни…

- А ну-ка развяжи меня,- ясным голосом произнес Матвей и ловко сел, словно не лежал только что без сознания и не был спутан по рукам и ногам.

- Прищеми жало!- Злобно выкрикнул Химик и попытался пнуть его в лицо. Но Матвей каким-то сверхъестественным способом извернулся и сбил Химика с ног. Он извивался как змея, наваливался на противника всем телом, и вдруг снова извернулся из немыслимого положения и с оттяжкой ударил Химика головой в лицо. Ударил подбородком в горло. И еще секунда впился бы в это горло зубами. И все это в одном слитном движении.

Фараон не растерялся. Подскочил сзади, рванул Матвея за волосы и, как гвоздь вбил, долбанул в грудь своей железной колотушкой. Матвей захрипел, закатил глаза, губы у него посинели, а изо рта пошла пена. И забился в жестоких судорогах, словно уже испускал дух.

- Твою мать,- пробормотал Лосик, вспоминая боевой топор, найденный в ту злополучную ночь. Сейчас он знал, кто приходил к ним в гости.- Как ты мог?!

Вскоре Химик оправился, снова склонился над Матвеем:

- Долго он вас обхаживал. А сейчас отвернитесь,- и выхватил из кармана нож…

В этот миг все потеряло смысл, и темное небо навалилось на темную землю. И раздался в ночи визг усекаемой свиньи…

Спустя несколько минут вышла из ангара Лизавета. Химик с Лосиком молча курили. В стороне от них сидел на земле Фараон и бормотал как помешанный:

- Прости меня, брат мой, прости…

- Что с ним?- Спросил Химик.

- Не знаю,- Лосик бросил окурок под ноги.- Лиза, иди в ангар.

- Вам здесь оставаться нельзя,- тихо сказал Химик.

- Почему?

- Потому что вы – бродяги, а он – человек. Красавчик Джонни…

- Брат мой, прости меня. Прости…- бормотал Фараон.

- А ангар мы вместе с трупом сожжем,- Химик несколько мгновений молчал.- Не парься, брат. Все будет путем.

 

5. Искушение.

- Выздоравливай, Николай Юрьевич, поправляйся!- Михаил пожал Сарычеву руку на прощание.

Он вышел из палаты, а Вахтанг с Олегом остались.

Мимо Говорухина проковылял старик с забинтованной головой. Он надсадно дышал и косился на Михаила воспаленными, налитыми кровью глазами. Михаилу его лицо тоже показалось смутно-знакомым.

В больничном коридоре пахло медикаментами, йодом и болью десятков раненых, покалеченных людей. Михаил замер на мгновение. В последнее время с ним все чаще случались вспышки осознания настоящего момента. Зачем мы рвемся в космос, думал он, зачем пытаемся покорить безбрежные океаны, зачем строим и обустраиваем человеческий мир, если в нем так много беды и несправедливости? К чему все это, если ничто в этом мире не поднимет  с постели парализованного ребенка, а слепорожденный никогда не увидит солнечный свет и сможет лишь ощутить его тепло… Где всемогущий бог? Неужели мы от рождения духовно слепы и можем лишь догадываться о его присутствии в этом мире? Неужели это не закончится никогда? И все что могло стать лекарством, так и останется ядом…

В этот момент он не знал, что еще неведомый ему Федор Верхошатцев тоже замер в созерцании.

- Что с тобой?

Михаил почувствовал на плече руку Гарибова.

- Зачем нам все это, Вахтанг? Столько боли, столько ненависти…

Костырев стоял в стороне. Его лицо было непроницаемым, и непонятно было то ли он прислушивается к их разговору, то ли думает о своем.

- О-о, Михаил Александрович,- протянул Гарибов,- а вот на такие вопросы у меня есть лишь один ответ: нам пора водочки попить, как-то вот так по-семейному! Я, Миша, одно знаю: этот мир придуман не нами, и не нам его ломать!

В этот миг Михаил почувствовал на себе пристальный, изучающий взгляд Олега Костырева.

- Хочешь о чем-то спросить, Олег?

- Нет,- Костырев в ответ скупо улыбнулся,- просто хотел пригласить вас в закусочную.

И Михаил неожиданно понял, что он впервые видит на его лице улыбку. И почувствовал, что Олег уже определил в нем двойное дно.

- Вот видишь как хорошо!- Рассмеялся Вахтанг.- Молодежь проставляется! И о старике Сарычеве мы не забыли,- добавил вполголоса.- Нашему герою тоже есть чем губы помазать. И, вообще, пора отметить это дело. Карась сбежал? Да пропади он пропадом этот подонок. Попадется рано или поздно Карась, если ему раньше такие же отморозки голову не открутят!..

Этот разговор Михаил вспомнил до того некстати, что ему сразу же захотелось выпить водки, а не цедить пиво.

- Рано или поздно мы все попадемся,- пробормотал он, глядя в окно.- В перспективе мы все покойники…- Он глубоко затянулся, сделал из пивной бутылки глоток и поморщился как от микстуры.

За окном стояла темная августовская ночь. Шел третий час после полуночи. В домах напротив редко светились окна, все честные люди давно спали сном праведников. Михаил усмехнулся и потушил сигарету в пепельнице.

Сидел в темноте. За несколько часов она перестала казаться плотной и непроницаемой. На стене мерно тикали старинные часы с цепями и гирями. На кухне так же мерно капала вода из неплотно закрытого крана. Михаил закрыл глаза и снова почувствовал, как сжимается вокруг него кольцо загонщиков. Он ни на секунду не забывал о том, что люди Самохина продолжают искать убийцу Ивана Сапегина, и Олег Костырев тоже ходит вокруг да около, присматривается к нему, принюхивается. Времени у него практически не осталось.

- Зачем ты оставил мне жизнь, Самохин?- Прошептал Михаил.- Зачем? Я не могу понять этого.

Он не знал, что в этот самый момент Самохин очнулся от тяжелой, одуряющей полудремы, в которую впал едва ли с полчаса назад. Он уже третью ночь страдал от бессонницы. Снотворное лишь вызывало полунаркотический, нездоровый сон. В конце концов, его врач посоветовал отказаться от лекарств. И от недосыпания Самохин стервенел и наливался беспричинной злобой.

Его томило дурное предчувствие, словно над ним уже занесли топор палача. Это тягостное предчувствие скорого конца лишало и сил и воли. Самохин начал злоупотреблять спиртным, но и это не помогло избавиться от томительного кошмара. По утрам после попоек он принимал похмельное зелье и вздрагивал потом до полудня, вздрагивая от каждого резкого звука, и сердце его сжималось от страха всякий раз, когда кто-нибудь начинал громко говорить или смеяться.

- Да не волнуйтесь вы, Олег Павлович,- пытался приободрить его начальник службы безопасности.- Я все держу под контролем. Все! Никто даже косо в вашу сторону не посмотрит. Это я вам обещаю.

- Я одно знаю,- пресекал его бахвальство Самохин.- Пока гром не грянет – мужик не перекрестится! Кто Сапегина ушатал?! Найди мне его! Найди!!!

Под утро Михаил тоже забылся в полудреме. Приснился ему двухэтажный черный дом с двумя траурными полотнищами над подъездом и старинный лакированный катафалк, запряженный черной кобылой и увешанный венками и креповыми лентами. Вокруг катафалка столпились люди в старинных одеждах. Молчаливые гости заполнили подходы к дому. Михаил подошел к катафалку и увидел в гробу себя. Отшатнулся, но тут же был схвачен со всех сторон. С трудом поднял голову и оскалился в беззвучном крике. Его окружили покойники. Лица у них были желтоватые с полузакрытыми глазами. А сквозь толпу медленно пробирался высокий, стройный человек. Он склонился над ним, и Михаил почувствовал могильный холод его потемневшей кожи.

- Я жду тебя, брат,- произнес призрак.

Это был Иван Сапегин.

Михаил вздрогнул и проснулся. Над городом поднималось солнце.

Ровно в девять часов утра в дверь позвонили. Михаил смял в пепельнице окурок и усмехнулся.

- Редкий гость,- прошептал он, вставая с дивана.- Здравствуйте, Ефим Павлович!- Радушно приветствовал появившегося в прихожей.

- Доброе утро, Михаил Александрович,- улыбнулся Пресняков.- А вы неплохо живете.

- Плохо,- еще раз усмехнулся Михаил,- и вы это прекрасно знаете. С женой развелся. Квартиру трехкомнатную разменял себе в убыток. Одна в жизни радость – работа. Выпьете со мной?

- Спасибо, но с утра не употребляю.- Пресняков сел в кресло и выжидающе посмотрел на хозяина квартиры.

- Вы ведь знали, что этот разговор состоится?

- Предполагал. Люди предсказуемы, но нельзя быть в чем-то уверенным на сто процентов. Иначе это называется самонадеянностью. Поверьте, иногда лучше знать обстановку, нежели идти наперекор обстоятельствам.

- Это называется умением выжидать,- кивнул Михаил.- Я понятия не имею, в какие игры вы играете. А в данный момент хочу знать только одно: что я получу взамен? Если предположим, некие документальные свидетельства неблаговидных занятий государственных людей будут переданы мной лицу заинтересованному. Да хотя бы вам.

- В определенных обстоятельствах лояльность бесценна. Что вы видите в качестве награды?

- Ефим Павлович, не лукавьте. Вы хорошо знаете, о чем я говорю.

- Вы не хуже меня понимаете, что это невозможно. Самохин – пасынок депутата Государственной Думы. Он деловой партнер таких людей и таких структур, что ни я, ни мое руководство ни при каких обстоятельствах не санкционируют ликвидацию подобного фигуранта. Скажу больше, его мы будем оберегать от потенциальной опасности. Михаил Александрович, это факты которые вам необходимо знать. От которых мы должны отталкиваться в будущем.

- Хорошо,- кивнул Михаил.- Сформулирую вопрос иначе. На что я реально могу рассчитывать?

- На стремительную и блестящую карьеру, на мою помощь и всемерную поддержку.

- Звучит заманчиво,- усмехнулся Михаил.- Стало быть, независимо от того, как я поведу себя в дальнейшем, лично вы, Ефим Павлович, будете оказывать мне поддержку?

- В том случае, если вы будете придерживаться правил,- кивнул собеседник.

- Держите ваши бумаги,- Михаил протянул Преснякову канцелярскую папку.- Здесь все что Соболев передал мне перед смертью. Честно говоря, меня мутило, когда читал и перечитывал.

- Такова жизнь.

- До свидания, Ефим Павлович. Я бы хотел остаться один.

- Вы сделали правильный выбор, Михаил Александрович. Отныне вы можете рассчитывать на мою поддержку. А по этим координатам вы в любое время дня и ночи сможете найти меня,- он протянул Михаилу визитную карточку.

- Вы уже знаете, как я поступлю? - Михаил не спешил выпускать руку Преснякова.- Вас волновали только документы, верно?

- Михаил Александрович, у вас достаточно большой размах крыльев. Определенно вы мне напоминаете кое-кого.

- Если бы я вас не знал, решил бы что это индульгенция,- усмехнулся Говорухин.

В ответ Пресняков улыбнулся тонкой и понимающей улыбкой.

- Не мне вас судить. До свидания, Михаил Александрович. Желаю удачи!

 

6. Морок.

Осень наступила не дождавшись сентября. В конце августа похолодало. Хотя неделю назад казалось, что лето не закончится никогда.

Олег сидел в своем кабинете на подоконнике и всматривался в фотографию фантастически красивой девушки. Если верить ее отцу ни бессонница, ни двухмесячный кошмар не лишили ее красоты. Но душевные силы были уже на исходе.

- Почему же вы сразу не обратились к нам?- Гарибов с ожесточением посмотрел на посетителя.- Я понимаю, гордость и все такое. Но какой опасности все это время вы подвергали девочку!

Эхтирамов Алихан Гусейнович только крепче сжал челюсти.

- Вахтанг Петрович, немыслимо то, что происходит вокруг нее в последнее время,- сказал он после непродолжительного молчания.- Посмотрите эту видеозапись, и вы поймете, почему я пришел к вам только сегодня.

- Олег, включи телевизор,- попросил Костырева Вахтанг.

Олег взял со стола кассету и поставил ее на просмотр.

- Сердце мое готово разорваться от ненависти,- тем временем говорил Эхтирамов.- Посмотрите запись, и вы все поймете сами. Поймете, что я чувствую и что готов сделать с ним.

- Обрати внимание,- сказал Олег, как бы не замечая происходящего на экране.- Фотография любительская, черно-белая. У него либо хорошая фотоаппаратура, либо он подходил к девушке на довольно близкое расстояние. Алихан Гусейнович, вы не узнаете фон, обстановку?

- Я не могу на это смотреть!..

Прерывистое тяжелое дыхание и чавкающие звуки, доносившиеся с экрана телевизора, на мгновение прекратились, и сдавленный мужской голос прохрипел: "Су-у-ка!"

- Кончил ублюдок,- подытожил Вахтанг.

На экране еще какое-то время был виден эрегированный член на фоне заляпанной спермой фотографии, после чего запись оборвалась.

- Бог – свидетель,- прохрипел Эхтирамов,- я этого подонка из-под земли достану!

- У вас больше нет подобных видеокассет?- Вахтанг с сочувствием посмотрел на него.- Это может быть очень важно. Возможно, на других записях мы увидим что-то характерное для этого человека. Эти записи непотребные, гнусные, но мы должны увидеть их. И мы должны увидеть конверты, в которых они были доставлены.

Олег вынул кассету и поставил ее на стол Гарибова.

- Были еще две,- хрипло ответил Алихан Гусейнович.- Две первые кассеты, но я их сжег.

- Напрасно. А письма, записки, угрозы. Это было?- Олег снова присел на подоконник.- Чем сейчас занимается ваша дочь? Она выходит на улицу?

- Она очень умная девочка, она поступила в институт.  Ей учиться нужно, но я боюсь за ее рассудок.

- Алихан Гусейнович, было ведь еще какое-то событие? О чем вы умалчиваете? О чем недоговариваете?

Олег кивнул, поддерживая Вахтанга:

- Я думаю, если бы дело ограничилось угрозами, вы бы к нам не пришли. Он все же попытался ее изнасиловать?

- Нет,- Эхтирамов закрыл глаза ладонью.

- В таком случае, что произошло?

- Кого вы подозреваете, Алихан Гусейнович?

Спустя несколько минут выяснилось, что на прошлой неделе некто попытался изнасиловать, но не Гульнару, а ее двенадцатилетнюю сестру Эльвину. Угрозы и адресованную лично ей похабщину Гуля восприняла с завидным хладнокровием. Она считала, что вскоре неведомый извращенец угомонится. Но когда дело коснулось сестренки, в ней что-то сломалось. Сейчас она находилась на грани нервного срыва.

Выслушав Эхтирамова, Вахтанг побледнел от бешенства:

- Вы хотя бы понимаете, что делаете?! Неужели хваленая честь и мнение окружающих для вас дороже здоровья и жизни близких?..

- Вахтанг, не нужно так,- остановил его Костырев. Эхтирамов и без того был подавлен свалившимися на него бедами.- Ваша младшая дочь может опознать преступника?

- Нет. Он напал на нее сзади. Это случилось в нашем подъезде утром…

- Утром?- Переспросил Олег.- Вы на самом деле никого не подозреваете? Может быть сосед, сослуживец, знакомый ваш или вашей супруги?

- Нет, я такого человека не знаю.

- Давайте поговорим откровенно,- предложил Олег.- Я предполагаю, что вы подозреваете не кого-то конкретного, а нескольких человек сразу. Если вы желаете обезопасить свою семью, назовите фамилии. Не бойтесь, вы не опорочите честных или невиновных людей. Мы во всем разберемся. Предоставьте это нам, Алихан Гусейнович. Положение, в котором вы находитесь сейчас очень серьезное. Алихан Гусейнович, вы, а не мы должны признать это.

На глазах Эхтирамова навернулись слезы. Казалось, еще немного и он не выдержит. Судя по всему, он тоже был на грани нервного срыва.

- Молодые люди,- наконец заговорил он. Костырев с Гарибовым переглянулись.- Вы судите меня с высоты профессионального опыта, я же не знаю элементарного. Я не знаю, что нам принесет завтрашний день. Об одному прошу, помогите нам. Спасите моих детей!- Вахтанг отвернулся и крепко сжал зубы. Олег знал, как редко теряет самообладание напарник. Но это был как раз такой случай.- Я не могу держать девочек в четырех стенах,- продолжал Эхтирамов.- Потому что жизнь взаперти и страхе – это уже не жизнь. И уехать отсюда мы не можем. Нам больше некуда бежать. Мы бежим с девяностого года от войны, от беды.- Олег почувствовал, как на его глазах тоже навернулись слезы.- От страха все равно не убежишь. И никто не даст гарантию, что уехав из этого города, мы решим проблему. Помогите нам, а я этого никогда не забуду…

В кабинете на минуту воцарилось молчание.

- Если я не ошибаюсь, вы – азербайджанцы?- Нарушил тишину Олег.

- Да, в девяностом мы приехали в Россию из Карабаха.

- Я сделаю все, чтобы поймать этого подонка,- отрывисто произнес Вахтанг. Дышал он с натугой, его снова душила ярость.

Олег тоже кивнул.

- Я бы хотел поговорить с вашими детьми, с супругой,- сказал он.- Вообще, хотел бы осмотреться на месте.

- В любое время,- энергично кивнул Эхтирамов.- Для вас мои двери открыты в любое время дня и ночи.

Олег закусил фильтр сигареты зубами.

- В таком случае, давайте начнем с начала,- он пересел за стол и открыл свой неизменный блокнот на чистой странице.- Когда вы в первый раз поняли, что ваша дочь стала объектом внимания со стороны нездорового человека? И попытайтесь вспомнить первую реакцию на это, попытайтесь вспомнить первое подозрение…

Эхтирамовы занимали четырехкомнатную квартиру на пятом этаже жилого дома в центре города. Окнами квартира выходила на шумный проспект. Впрочем, уличный шум не проникал внутрь. Алихан Гусейнович денег на отделку не пожалел – в комнатах царили тишина и умиротворение восточного жилища.

В доме чувствовался достаток и не показное благополучие большого семейства. Алихан Гусейнович, что впрочем не удивительно для выходца с Кавказа, занимался торговлей. На городских рынках у него было два места, на которых торговали он сам и его старший сын Рашид. Прибыли хватало и на оборот в торговом деле и на содержание семьи.

Помимо двух дочерей, Эхтирамовы воспитывали трех сыновей, двух погодков Али и Гейдара, и вернувшегося весной из армии, уже начавшего жить самостоятельно Рашида, и племянника со стороны супруги Алихана Гусейновича, приехавшего к ним в начале июля для поступления в Институт народного хозяйства.

Олег познакомился с женой  Эхтирамова Фатимой Ибрагимовной, накоротке переговорил с ней. Сыновей дома не оказалось, младшие братья помогали Рашиду на рынке. Племянник учился на подготовительных курсах. Гульнара с час тому назад как заснула, и Олег решил пока не тревожить девочку. Это оказалось даже кстати. Потому что он еще до приезда решил сначала поговорить с младшей дочерью Эхтирамовых. Она была единственной, кто непосредственно столкнулся со злоумышленником.

Эльвина оказалась худощавой, высокой для своего возраста девочкой. Черты ее лица не были столь совершенно отточены как у старшей сестры, но и младшая Эхтирамова обещала стать привлекательной женщиной. И еще он не почувствовал в ней какого-либо внутреннего напряжения или испуга.

- Эля, мне нужно поговорить о случившемся с тобой. Твои папа и мама не были против. Но если ты откажешься, я тебя пойму. Согласна?

- Да. Мама объяснила, зачем вы пришли.

- Очень хорошо. Этот разговор очень важен. Мы будем разговаривать наедине, потому что некоторые вопросы, могут расстроить твоих родителей. Давай, перейдем в гостиную и побеседуем там, хорошо?

Олег плотно закрыл дверь гостиной и подошел к окну.

- Ты на самом деле не боишься говорить со мной об этом?

- Нет.

- Зовут меня Олегом Дмитриевичем. Если у тебя вдруг возникнут какие-то вопросы, сразу же задавай их мне. Память у людей устроена очень сложно. Спрашивая меня о чем-то, ты в то же время спрашиваешь себя. А вдвоем нам будет легче найти ответы на вопросы. Ты готова?

- Да.

- Я знаю, что ты учишься очень хорошо. У тебя есть друг?

- Нет.

- А сейчас постарайся ответить как можно более честно. И не стесняйся меня, как будто меня вообще нет в этой комнате, и ты разговариваешь сама с собой… Скажи, ребята постарше проявляли к тебе интерес? Знаешь, как это бывает в школе. Кто-то вдруг выскочит из-за угла и начнет тебя обнимать против воли. Или в давке возле столовой ты почувствуешь чью-то руку там, где ей быть не положено. Эля, не стыдись. Все, что ты расскажешь, останется между нами. А когда все закончится, я забуду обо всем, что ты рассказала, и не вспомню об этом уже никогда…

Но все что она рассказала ему и рассказала довольно откровенно, к делу не имело ни малейшего отношения. Обычная школьная кутерьма без подтекста. Олег все ждал, что она вот-вот обмолвится о каком-нибудь подозрительном взрослом или о старшекласснике с явным отклонением от нормы, но этого так и не произошло.

- Хорошо,- кивнул Олег.- А среди друзей сестры ты не заметила странного человека? Может быть, кто-то не нравится тебе или кажется подозрительным?

И еще раз мимо. Эльвина подробно описала всех друзей сестры. В конце добавила, что среди них плохих людей быть не может. Во-первых, за этим строго следит отец. А во-вторых, Гуля не тот человек, чтобы заводить знакомство с плохими людьми.

- Знаешь, как бывает? Полюбишь кого-то, а потом выясняется, что твой друг оказался не очень хорошим человеком. Может быть, у сестры получилось так же? И ни мама, ни папа не знают об этом. А ты знаешь, но не хочешь говорить. Или Гуля попросила тебя об этом…

- Нет, она меня ни о чем не просила и ничего такого не говорила.

- Хорошо,- кивнул Олег.- Сейчас я задам тебе очень неприятный вопрос. И на него ты должна ответить честно. И не бойся ничего, все уже позади. Что ты запомнила о человеке, который напал на тебя? Это неприятно и страшно, но ты должна вспомнить. Как ты думаешь, он был высоким или маленьким?

- Я не знаю. Он был сзади. Наверно, ступенькой выше. А когда наверху вышли из какой-то квартиры, он толкнул меня на стену и убежал вниз.

- Ты его видела?

- Нет.

- Он зажал тебе рот, верно?.. А другой рукой шарил по тебе?.. Он порвал на тебе одежду?

- Да, порвал платье и почти снял плавки.

Олег замолчал на несколько секунд. Он ясно представил себе состояние насильника в тот момент: бешено бьющееся сердце и полный рот тягучей слюны – сок вожделения. Представил, как этот человек бежал вниз по лестнице, сломя голову. Подумал о том, что нужно поговорить со стариками во дворе. У них в обычае просиживать часами возле подъездов. Возможно, в то утро видели убегающего человека.

- Эля, извини меня за эти вопросы. Я вынужден их задавать. Иначе я не смогу остановить этого человека. Постарайся вспомнить что-нибудь особенное. Может быть, от него как-то странно пахло или ткань его одежды показалась тебе необычной?

- Нет, ничего такого я не помню.

- Хорошо. Спасибо, Эля. Но если ты что-нибудь вспомнишь, обязательно расскажи мне. Если меня не будет рядом, расскажи папе, а он меня обязательно найдет. Договорились?

- Да.

Олег улыбнулся ей. Ему так хотелось приободрить этого ребенка.

Гуля еще не проснулась. Фатима Ибрагимовна снова предложила разбудить ее, и еще раз Костырев запретил это сделать. Он хотел увидеть девушку отдохнувшей, в этом случае было бы легче разговорить ее.

Его пригласили на кухню, угостили отменным кофе и восточными сладостями. Застольная беседа протекала вокруг отвлеченных тем. До замужества Фатима Ибрагимовна училась на историка. Послушать ее было интересно. Ни Олег, ни Эхтирамовы-старшие намеренно не касались неприятной темы, которая привела  Костырева в их дом.

- Нет, что вы,- улыбался Олег.- Мои познания в истории довольно ограничены. Верней сказать – ограничены курсом средней школы. Хотя у нас был очень хороший преподаватель. Но, к сожалению, любовь к истории он мне не привил. Я, вообще, был "твердым" троечником. Учеба меня не интересовала. Мне интересно было происходящее вокруг.

- Вы описали наших мальчишек,- улыбнулась Фатима Ибрагимовна.- У них тоже нет тяги к учебе. А вот с девочками иная история.

- Это правильно,- кивнул Алихан Гусейнович.- Если за девочку выбор сделают родители, то мальчик должен думать и заботиться о себе сам.

- Я могу выйти на балкон?- Спросил хозяев Олег.

- Курите на кухне,- кивнула Фатима Ибрагимовна.- Муж не курит, но ничего страшного если вы закурите здесь. У нас очень хорошая вентиляция.

- Спасибо, но я хотел бы осмотреться.

- Вот в чем дело,- кивнула Фатима Ибрагимовна.- В таком случае, я провожу вас.

Как только Олег открыл дверь в лоджию, гостиная тут же наполнилась шумом улицы: автомобильный гул, перестук трамвайных колес, запах выхлопных газов.

Олег притворил за собой дверь и подошел к перилам. Перед ним открылся вид на оживленный проспект. Автомобили плотным потоком двигались в обе стороны. На перекрестках раздавались трамвайные звонки. Начинался час пик. Олег закурил, облокотился на перила и принялся изучать улицу. По счастью, на другой стороне лежала набережная закованная в железобетон. Обширный, облагороженный водоем сумрачно темнел под осенним небом. Метрах в двадцати от берега, едва заметно покачивалась баржа, переделанная в ресторан на воде. От берега к барже вел длинный трап, украшенный спасательными кругами.

Олег непроницаемо смотрел вдаль, его мысли были заняты предстоящим разговором с Гулей. И подспудно по краешку сознания скользили полуобрывочные вопросы, какие-то отдельные фразы. Сам того не замечая, Олег примерял на себя чужую одежду, пытаясь понять мотивацию преступника, его чувства, образ его мыслей…

- Олег Дмитриевич,- окликнул его Алихан Гусейнович. Оказалось, что Олег задумался так глубоко, что потерял счет времени. Сигарета в его руке давно погасла.- Олег Дмитриевич, Гуля проснулась.

- Здравствуй, Гуля,- улыбнулся Олег, глядя на стоявшую возле окна девушку.- Я из милиции, и я должен поговорить с тобой.

Она на самом деле была красива.

- Меня зовут Олегом Дмитриевичем,- продолжал Костырев.- Можешь называть меня Олегом. Родители объяснили тебе, зачем я здесь? Гуля, я хочу помочь тебе, но для этого ты должна верить мне так, как веришь родителям. Это трудно, ты видишь меня впервые. Но о многом мы никогда не сможем рассказать родным, так что иногда легче разговаривать с посторонними. Гуля, ты готова к этому разговору?

Девушка кивнула в ответ.

- Я видел в вашей гостиной рояль. Это твой инструмент?

- Да. Я занимаюсь музыкой.

- Однажды я шел по вашей улице и вдруг услышал пение девочки. Это было настолько неожиданно, что я остановился и несколько минут смотрел на ее балкон. Самой девочки в тот день я так и не увидел. Но ее пение я помню до сих пор. А сегодня я понял, что стоял тогда возле твоего дома.

- Раньше я часто пела на балконе. Мне нравилось петь, вплетая голос в городской шум.

- Наверно, ты тоже хочешь стать историком?

- Да.

- Гуля, так или иначе, но какое-то время рядом с тобой, в опасной близости от тебя находился этот человек. Если ты постараешься, ты его обязательно вспомнишь. Вспомнишь его взгляд, его лицо. У него должен быть особенный взгляд. Гуля, закрой глаза и постарайся вспомнить его. Я прошу тебя, сядь в кресло. Закрой глаза и постарайся вспомнить.

Олег смотрел, как она неподвижно сидит в кресле с закрытыми глазами, и думал о том, что должен найти начало в этой порочной цепи событий. А в этом ему могла помочь только сама девушка.

Неожиданно Гуля вздрогнула и широко открыла глаза. Ее красивое лицо изломалось от беззвучного плача.

- Что с тобой, Гуля?- Олег присел рядом с ней.- Ты вспомнила?

- Я увидела его глаза...

- А его лицо, Гуля. Ты видела его лицо?

- Нет, только глаза…

Она вдруг разрыдалась так тяжко с надрывом, что Костырев проклял себя за то, что начал разговор именно с этого.

- Успокойся, Гуля. Успокойся, приди в себя. Посмотри на меня. Успокойся и не бойся ничего. Больше он не подойдет к тебе…- Он говорил еще что-то, говорил спокойным, убедительным тоном до тех пор, пока она не перестала плакать.

После этого она сидела в кресле и приходила в себя. Олег сходил на кухню за стаканом воды, а вернувшись, обнаружил в комнате Эльвину. Она смотрела на него с неприязнью, и пришлось постараться, чтобы выпроводить ее за дверь.

Когда Эльвина ушла, Олег остановился возле окна. Сейчас важно было начать беседу правильно. Нервы у девушки действительно были на пределе. Еще один неверный шаг и она может напрочь замкнуться из страха испытать еще больший страх. Олег смотрел на оживленный проспект, на ресторан-баржу, уже освещенный разноцветными фонарями, и думал о том, что маньяк, возможно, уже бродит в толпе возле дома, смотрит на ее окна алчущим взглядом. Олег вздохнул и посмотрел на девушку.

- У тебя много друзей и подруг? Пока ты можешь не отвечать. Моя работа состоит в том, чтобы общаться с людьми. За несколько лет работы я познакомился с многими. Это были люди хорошие и не очень. Но все они попадали в сложные или неприятные ситуации. Были и те, кого можно назвать злодеями. Некоторых даже приходилось опасаться. Но я никогда не боялся их, и никогда не испытывал перед ними страх. Потому что они – трусы. Их злоба и ненависть – это не сила, а слабость. Их злоба и ненависть к людям – от страха перед людьми. Ты не должна бояться этого человека, потому что это он боится тебя, боится твою семью. Если бы он не трусил, он бы просто познакомился с тобой, попытался стать твоим другом. Но он боится до такой степени, что никогда не сделает этого. Ты не должна бояться его, запомни это. Договорились?

Она несколько раз судорожно кивнула в ответ и даже попыталась улыбнуться.

- Если тебе трудно продолжать разговор, мы закончим. Я думаю, что сегодня тебе нужно отдохнуть. Почитай книгу или журнал, посмотри фильм по телевизору.

- Но я… Я боюсь не за себя,- всхлипнула Гуля.- За себя я тоже боюсь, но…

- Я тебя хорошо понимаю,- кивнул Олег.- Только вчера ты закончила школу, только вчера все было так легко и хорошо…- Он вдруг осекся и замер на мгновение. Какая-то светлая мысль мелькнула молнией и тут же погасла, не оставив следа.- Только вчера в твоей жизни все было так легко и хорошо,- по инерции повторил он, пытаясь воскресить мимолетное озарение.- Ты любишь своих, поэтому беспокоишься за них,- уже почти не думая о чем именно говорит, закончил Олег.- Но с ними ничего плохого не случится. Гуля, завтра я приду снова. Мы должны поговорить с тобой еще раз. А пока отдыхай, набирайся сил и ни о чем не думай. Договорились?

Вечером гуляя с женой во дворе, отдыхая в кресле перед телевизором, а потом  весь следующий день на работе Олег не мог отделаться от мысли, что в разговоре с Гулей он упустил что-то важное. Не мог отделаться от мысли, что ключ к разгадке уже находится в его руках.

- Что с тобой, Олег?- Не единожды в течение дня спрашивал Вахтанг.

- Извини, немного отвлекся,- каждый раз отвечал Костырев.- Повтори, пожалуйста, я прослушал…

Ровно в три часа пополудни, как и договорились с вечера, он появился на квартире Эхтирамовых. Хозяина дома не было, встретила Олега Фатима Ибрагимовна. Предложила кофе, но он отказался. У Костырева неожиданно появилась уверенность в том, что едва он увидит девушку, тотчас поймет в чем же тут дело.

- Здравствуй, Гуля.

Она снова стояла возле окна:

- Здравствуйте.

- Как же я раньше не догадался?- Прошептал Олег, глядя мимо нее.- Гуля, ты ведь окончила школу в этом году, верно?

- Да, одиннадцать классов.

- Покажи мне выпускной альбом…

Спустя два дня Олег сидел на подоконнике в своем кабинете с сигаретой в зубах. В руках у него была фотография фантастически красивой девушки, настоящей восточной красавицы. В разговоре с Олегом Вахтанг признался, что вся эта карусель со стороны Костырева больше всего походила на цирковой номер. Но факт остается фактом, насильника вычислили по тому же альбому с фотографиями выпускников, который стал поворотной точкой в его судьбе.

Преступником оказался брат одноклассницы Гули Эхтирамовой. На допросе парень утверждал, что его состояние было похоже на результат колдовства или наваждения, что он не мог контролировать действия. Хотя Олег придерживался иного мнения, все-таки в его поступках прослеживалась продуманность и последовательность действий. Он говорил, что случайно увидев в фотоальбоме сестры снимок Гули, ее адрес и телефон, словно сошел с ума и теперь не понимает, как такое могло произойти. На каждом допросе он винился и просил прощение. Но однажды Олег встретился с ним взглядом и понял, что в сердце этого человека все также пылают алчность и вожделение.

В приватном разговоре с Алиханом Гусейновичем, Костырев откровенно признался, что праздновать победу рано: неизвестно чем завершится следствие и суд, если до него дойдет дело.

- По крайней мере, сейчас вы знаете его в лицо,- сказал он в конце беседы.- Подобные ему хитры и изобретательны.  Я не намерен вас пугать, Алихан Гусейнович, но не теряйте бдительность. Со своей стороны я обещаю следить за ходом дела. Можете в любой момент рассчитывать на меня.

- Олег Дмитриевич, я пока что плохо соображаю от радости. Спасибо вам! Сердечное спасибо…

- Кстати, как дочери?

Эхтирамов улыбнулся и вытер ладонью глаза:

- Гуля решила стать юристом, а Эля следователем…

Услышав это, Олег широко улыбнулся:

- Ну и ну! Не ожидал…

Олег улыбнулся, вспомнив недавний разговор с Эхтирамовым. В этот момент в кабинете появился Вахтанг.

- Слышал новость?!- Даже для своего темперамента Гарибов выглядел чересчур возбужденным.

Олег убрал фотографию в карман пиджака и посмотрел на него:

- Нет. Что случилось?

- Ночью Говорухин пытался убить Олега Самохина!

- Почему именно Говорухин?- В голосе Костырева прозвучало сомнение.- У Самохина врагов немало.

- Да, но несколько свидетелей показали на Михаила. И похоже его ранили в перестрелке.

- Вот как?.. У Говорухина были причины стрелять в Самохина?

- Были. Вот что я узнал от источников…

 

7. Хищники.

Если в лесу есть хищники, найдутся и те, кто тешит кровь охотой на них. Когда заводится в городском пруду жирная рыба, на берегах становится тесно от рыбаков.

Круто замешан человек. Добропорядочный семьянин, спокойный и малопьющий, в одночасье становится рубакой не ведающим ни жалости ни и страха. Неисповедимы пути господни. Но кто бы мог подумать, что именно эти парни по законам дарвиновских таблиц займут нишу и не людей, и не зверей.

Это были бешеные псы без будущего и со смутным прошлым, которое едва помнили сами. Люди без настоящего, чей смысл жизни и уверенность в собственной правоте родились в кровавом угаре, в страшном прозрении братоубийства.

Мутная октябрьская ночь навалилась на город. Улицы разбитых фонарей погрузились во тьму. Изредка ночную тишину вспарывали резкие голоса и ругань пьяных, лай остервенелых псов на выгуле и музыка, рвущаяся из приоткрытых окон легковых автомобилей.

Возле белой "девятки", стоявшей на одном из перекрестков уже добрых полчаса, резко затормозил мотоцикл. Мотоциклист склонился над открытым окном и сказал, стараясь перекрыть грохот динамиков. Его лица не было видно за полуприкрытым забралом, на гермошлеме плясали сполохи от желтых огней светофора.

- Лётя, едут!

- Что?!- Осклабился светловолосый человек за рулем "девятки".

- Едут!!!- Выкрикнул мотоциклист, глядя в скудно освещенный салон.

- Понял! Отваливай… Как договорились, будешь подстраховывать!

Мотоциклист кивнул и медленно пересек пустынный перекресток наискось.

- Чё, братки, вздрогнем?!- Хрипло  выкрикнул Лётя.- Готовь "волыны"3, кончать будем суку-Сивуча!

Он выключил музыку и положил на колено короткоствольный автомат. На пассажирском сидении, зашевелились еще двое. Там тоже щелкнули автоматные затворы.

- Филимон, дуй на ту сторону!- Распорядился Лётя.- Если чё, вали, блядь, всех без разбора! Всех свидетелей вали…

Один из пассажиров выскочил из машины и мгновенно скрылся в угольно-черной тени от четырехэтажного дома на другой стороне улицы.

- Давай, Глеба-братан, не промахнись! Я из машины выскочу, а ты из окна водилу-суку мочи!

- Завалю суку!- Со злобой откликнулся сидевший на заднем сидении.

- А потом мы девок пялить будем да водку жрать!- Снова осклабился Лётя. В этот момент справа по перекрестку блеснули синеватыми огоньками фары приближающегося автомобиля.- Едут,- выдохнул Лётя.- Суки! Только у Сивуча фары синие.

Он оскалился и нажал на педаль газа. "Девятка" перегородила дорогу встречной машине. Иномарка еще не успела остановиться, а Лётя уже выскочил из салона и подбежал к задней дверце. Из "девятки" вылетела короткая автоматная очередь, изрешетила лобовое стекло иномарки со стороны водителя. Лётя на бегу тоже сделал несколько коротких очередей по салону и распахнул заднюю дверцу иномарки.

- Чё, Сивуч,- спросил толстяка лежавшего на заднем сидении,- обоссался, сука?! В глаза мне смотри! Я тебе по-хорошему говорил. Я тебе говорил, сука?! Но ты не слушал меня, сука жирная, за то и подохнешь!..

- Лётя, не надо! Лётя, я все отдам!- Завопил раненый, пытаясь выбраться из машины через другую дверь.

- Я теперь сам все твое заберу,- процедил Лётя сквозь зубы и нажал на спусковой крючок.- А ты усрись на том свете, гнида!..

Девятый день Сивучеву отвели без особой помпы. Утро поминок было сырым и промозглым. Небо над головою казалось штормовым морем, опрокинутым в космическую бездну.

На кладбище помянуть Сивуча приехали только близкие родственники и два бритоголовых человека, сплошь облитых черной кожей. Головных уборов они не носили, и время от времени собравшимся начинало казаться, что бритые головы этих людей живут отдельной жизнью от их больших и черных, почти паучьих тел. Этих двоих не знал никто, кроме вдовы убитого и его бывшего компаньона по темным делишкам конца восьмидесятых годов. Перед отъездом на кладбище они несколько минут разговаривали с незнакомцами в рабочем кабинете покойного, никого больше к этому разговору не допустив.

На могиле Сивучева чинно выпивали. Поминали покойного исключительно добрым словом. Похоронили его как почетного гражданина по соседству с героями Великой Отечественной войны и директорами промышленных предприятий. Поставили на могиле лакированный дубовый крест и засыпали ее в несколько слоев цветами и венками. Но редкий человек в этот день не понимал, что для Саши Сивучева такой исход был смертью от естественных причин. Иначе такие люди не уходят. Но не та порода собралась на поминки, чтобы думать о будущем и хотя бы изредка вспоминать о последней неизбежности в жизни, о собственной смерти. Вскоре их разговор отошел от факта кончины Сивучева и закрутился вокруг повседневных забот и последних сплетен. Изредка еще вспоминали покойного, но только в том смысле, что был Сивуч при делах, и мало кто "батон" на него "крошить" решался.

А всего в трех десятках метров, которые среди крестов и памятников почему-то всегда кажутся расстоянием, устроился за столиком Летчик. Он курил, прислушивался и приглядывался к собравшимся. Рядом с ним сидел Глеб и ковырял прутиком землю под ногами. Ему в отличие от Лёти было не по себе.

- Нарисовался, сученыш,- проворчал Летчик.- Глянь, Глеба! Во, фраер отмороженный!

- Видел я его!- Отрывисто сказал Глебов, не поднимая головы.

- Да ты глянь!- Лётя ткнул его локтем.- Во, жаба! В этой гребанной семейке все опухли!

Он, не отрываясь, смотрел на человека среднего роста и среднего возраста, чье жирное, гладко выбритое лицо было спокойным и надменным, а длинные темные волосы зачесаны назад и смазаны гелем.

- Не хочу я на него смотреть!- В голосе Глебова появилось раздражение.

- Твою мать!- Уже не слушая его, выругался Лётя и подался вперед, впившись взглядом в кого-то среди могил. Он осклабился безобразной улыбкой и медленно надел солнцезащитные очки.- Нарисовались…

Глеб поднял голову и увидел бритоголовых. Один из них с легкой улыбкой кивнул Лёте и что-то вполголоса сказал напарнику. Тот снял очки, и Глеб увидел его большие равнодушные глаза и тяжелые надбровные  дуги. Глеб оглянулся на Лётю и тоже надел очки.

- Поехали отсюда!- Снова оскалился Лётя, сплевывая под ноги.- Спи с миром, Сивучара…

По обеим сторонам дороги раскинулся сумрачный хвойный лес. От города его отделяло всего два километра, но это был уже не солнечный европейский лес, а заболоченная азиатская тайга, мглистая и заваленная буреломом. Лётя ударил по баранке кулаками и грязно выругался:

- Твари гребанные! Я здесь все начинал! Я!!! Я здесь должен быть "папой". Я!!! Суки, паскуды, жлобы жирные, твари…

Глеб с невозмутимым видом смотрел на дорогу.

- Мы их всех замочим!

- Да,- хладнокровно улыбнулся Глебов.- Всех замочим.

- Нормально все, нормально,- бормотал Лётя.- Я их всех рядком положу.

За окном мелькнули первые улицы Знаменска: деревянные домики, гортоповские конторы.

- Водки возьми,- Лётя притормозил возле придорожного киоска.

- Пиво возьму.

Глебов выбрался из машины, в киоске купил несколько бутылок пива. Летчик пробурчал под нос что-то с раздражением, но предложенную бутылку осушил в два глотка.

- Эх!- Рявкнул хрипло и выбросил посуду в окно.- Пресно мне, Глеба! Оттопыриться хочу!- Он рискованно вывернул на встречную полосу и рванул по объездной в сторону дачных поселков.- Ноздри кому-нибудь вырвать?!

- Водки лучше выпей,- ухмыльнулся Глебов.

- А вот это дело! Сегодня водку пьем! "Сливу" лопаем! А завтра на Сучка наедем! Если он пять косарей не отстегнет,  я его суку похороню…

- А что это за бычье на кладбище крутилось?

- Сучата одни… Да я их порву! Шпана отмороженная…

По обеим сторонам дороги снова начался лес. Время от времени из густых зарослей вываливался заросший молодыми сосенками склон Знаменского рудника.

- Понятно,- пробормотал Глебов, выслушав пояснения Летчика. Под ложечкой у него засосало от страха. Если Лётя кого-то называл отморозками, это были не люди, а бесы из преисподней.

Подъехали к коллективному саду. Летчик притормозил перед наглухо запертыми металлическими воротами. Глеб вышел из машины. Возле дома на лавочке сидела сторожиха. Глеб махнул ей и отворил ворота. Лётя притормозил возле бабки и, пока Глеб закрывал ворота, все допытывался у нее:

- Как служба, бабуля? Воруют бляди?.. А когда поймаешь гандонов, чё с ними сделаешь? Свяжешь и затрахаешь до смерти?..

К вечеру на даче у Глебова собралась вся бригада. К вечеру же на улице резко похолодало, снова запахло снегом. Глебов, глядя в окно, приговаривал: "Открылся "поганый угол" – погоды теперь не жди". Но, не смотря на это, к вечеру он пришел в прекрасное расположение духа. А вот Лётя до вечера не дотянул – напился до своеобычного, скотского состояния. Общими усилиями его отнесли в холодную мансарду и бросили на застланный шерстяным одеялом диван.

- Сопьется Летя,- констатировал факт Глеб.- Или сколется.

- Алкаш,- согласился с ним Гуня.

Филимон привычно воздержался от комментариев.

- Как дела, браты?- Передразнил Летю Глеб. Они снова расположились внизу.

- Нормально, куем денежки!- Отозвался Гуня.

- Подходил ко мне человечек один,- сказал Филимон негромко.- Серьезный мужичок. В игры с таким я бы играть не стал.

- Кто такой?- Гуня прикурил от золотой зажигалки.

- Карась. Слышал о таком?

- Он наехал, что ли, на тебя отморозок этот?!

- Нет, он не дурак. Хочет влиться в нашу бригаду. Сказал, что наши дорожки все равно пересекутся, а он хочет видеть в Лёте друга, а еще лучше – подельника.

- А, может, башку ему открутим?- Предложил Гуня.- Нам за его пустой череп еще и в ножки поклонятся.

- Тебе это надо?!- Глеб взял в баре бутылку коньяка.- Таких как Лётя и Карась лучше держать на коротком поводке,- он машинально оглянулся на лестницу в мансарду.- Кем мы были два года назад? Никем. Я даже не мечтал открыть свое дело. А сейчас кто против нас слово скажет? На "общак" отстегиваем и все! Все!!! А Лётя любого отморозка за пояс заткнет.

На улице уже царил темный вечер. Стемнело раньше обычного. За окном сеял мелкий холодный дождь. Филимон подошел к окну, вгляделся в едва различимые сумерки. В оконном стекле отражалась обстановка комнаты. Отражались Гуня с Глебом, сидевшие за журнальным столиком. Глеб разливал коньяк, Гуня смотрел в потолок. Этот домик Глебов построил своими руками, потому и расставаться с ним не хотел, жил здесь зимой и летом. Филимон вдруг вспомнил, как пять лет назад помогал ему. Кем они были тогда? Стропалями, токарями, путейцами. Честными работягами без гроша в кармане… А кто я сейчас?- спросил он себя, и уже привычным усилием отогнал эту мысль.

За окном осень вяло развлекалась перед длинной зимой. Как бы я хотел знать, как жил-поживал, если б не отморозок Лётя?- продолжал думать о своем Филимон.- Наверняка по выходным гостили у тещи или у матери. А по вечерам после работы валялся бы на диване перед телевизором. А  после получек собирались у Глеба, пили и колбасились. И считали себя  вполне состоявшимися людьми.

- Дерьмо...- прошептал он и вздрогнул, потому что Глеб вдруг сорвался с места и побежал по лестнице на второй этаж.

Гуня от неожиданности уронил бокал с коньяком на колени, а сам Филимон едва не выдавил ладонью оконное стекло. И еще краем глаза он заметил на улице полет большой черной тени.

На крыше раздался треск, а в мансарде жутко грохнул пистолетный выстрел.

- Что же ты, Лётя, наделал?- Прошептал Глебов, обращаясь к покойнику.- Зарезали как свинью.

Гуня стоял возле распахнутого настежь окна мансарды. Его трясло от страха и уличного холода. Филимон бесцельно бродил по комнате, не останавливаясь ни на секунду.

Летчик лежал на диване с ножом в груди. Убийца даже не удосужился забрать его с собой. Знал, что за него все сделают подельники убитого.

- Твою мать!- Вдруг завопил во все горло Гуня и принялся колотить кулаком  в стену.- Всех! Всех замочил! Что же мне теперь делать?!

- Прекрати хныкать,- одернул его Глебов.- Лётю все равно бы убили. Но что-то тут одно с другим не сходится,- пробормотал он.- Если бы за Сивуча ответили, нас бы скопом вальнули.

Услышав это, Гуня растопырил пальцы, а его лицо мгновенно сделалось бессмысленным, похожим на резиновую маску.

- Что делать будем?- Сумрачно спросил Филимон, закрывая окно и задергивая шторы.

- Думать будем,- отозвался Глеб, он все еще стоял перед Летчиком на коленях.- Из этой истории надо выпутываться.

- Пошли вниз,- Филимон зачем-то выключил свет.

Снизу падали на потолок мансарды призрачные отблески света. И Гуня понял, что слышит сейчас не только стук собственного сердца. Он слышал, как моросит дождь за окном, как на кухне заливается по радио сладкоголосый Меладзе. Глеб с Филимоном уже спустились вниз, ворочали внизу мебель, изредка перебрасываясь короткими фразами. Гуня попытался понять, о чем они говорят, но не смог этого сделать. И вдруг ему стало нестерпимо страшно. Почудилось, что руки мертвого Лёти превратились в длинные, скользкие щупальца, и мертвец вьет их кольцами по полу, подбираясь к нему. В ушах у Гуни вновь быстро и дробно застучала кровь. Он резко оглянулся, уже приготовившись к худшему, но за спиной увидел только спокойную темноту и едва различимые в ней предметы, и поплелся на ослабевших ногах вниз.

- Я домой. Меня здесь не было,- сказал он подельникам.

- Не понял, ты куда?- Глеб отбросил в сторону кусок полиэтиленовой пленки.

- Я подыхать не хочу!- Неожиданно даже для самого себя завопил Гуня, взъяриваясь от душного темного страха.- Я как Лётя не подохну!!! Откуплюсь! А вы как знаете!..

- Никуда ты не пойдешь!- Так же страшно, охрипшим от бешенства голосом выкрикнул Глебов. И повторил, но уже почти шепотом:- Никуда ты не уйдешь… Подымайся наверх!..

- А вот это ты видел?!- Гуня похлопал себя по паху.

- Видел,- кивнул Глеб, вытаскивая из кармана пистолет.- И это я тоже видел, гнида ты гребанная…

Он сделал шаг назад, приставил ствол к груди подельника и щелкнул предохранителем. Гуню мгновенно парализовало страхом.

- Э-эй, мужики,- с беспокойством сказал Филимон и короткими осторожными шажками придвинулся к Глебу.- Давай коньячку выпьем. Что мы как уроды закусились, в натуре?! Выпьем, успокоимся, подумаем.- И все это скороговоркой, опасаясь только одного – выпустить ситуацию из-под контроля.- Между братанами всякое бывает, но друг друга пулями дырявить – западло. Глеб, ты чё? Опусти пушку, чё ты Гуньку кошмаришь?.. Обосрется ведь… Или он или я, ёпта…

Его быстрый, временами неясный монолог возымел действие. Глеб неожиданно побледнел и отступил к стене. А Гуня едва отдышался, выкатил полубезумные круглые глаза на Филимона и принялся растирать землисто-серое лицо. Филимон тоже перевел дыхание и плеснул в бокал коньяку.

- Мы хором влипли!- Сказал он, сглотнув спиртное.- Хором и выпутываться будем. Думать будем, а не мозги друг у друга вышибать. Глеб, ты же – голова!

- Сделаем так,- Глеб тоже выпил.- Лётю положим на заднее сидение, а потом его вместе с машиной в карьер сбросим и сожжем.

- Сурово,- пробормотал Филимон.

Из мансарды выволокли завернутый в полиэтиленовую пленку труп. Дождь сеялся уже в водяную пыль. Изо рта шел пар от дыхания. Крыши дачных домиков лаково блестели в сумерках. Где-то среди туч спряталась полная луна. В садах, на другом конце дачного поселка полуночно играла музыка. И вдруг от этой спокойной, немного печальной мелодии всей троице стало тоскливо до невозможности, словно каждый их них только что вынес по-воровски собственное мертвое тело. Филимон сидел на мокрых ступенях крыльца, свесив руки между колен.

- С богом!- Прошептал Глеб и сел за руль лётиной машины.

В свое время на Знаменском руднике добывали железную руду, мыли золото, взрывали скалу на строительный щебень, черпали глину для производства кирпичей. В нескольких километрах от рудника в конце восьмидесятых даже начали разработку месторождения мрамора. Но вскоре все это кануло в Лету. В девяностые годы правителей на Руси больше волновали политические игры и собственные карманы. Карьеры затопило водой, а склоны поросли молодыми соснами. Один из карьеров и вовсе превратили в городскую свалку.

Глеб отъехал от сада на полкилометра и притормозил на обочине. Машинально закурил и вздрогнул. Ему показалось в зеркальце заднего вида лицо Летчика.

- Ты меня, брат, не пугай,- процедил Глеб сквозь зубы.

Вдали блеснул свет автомобильных фар. Первой из-за поворота показалась "Тойота" Филимона. За ним держался "Форд" осмотрительного на дороге Гуни. Глеб переключил скорость и поехал вслед за ними. Перед его глазами медленно, сцена за сценой, проигрывались недавние события. Но вопрос: кто убил Летчика? – от этого ясней не стал. И это его пугало больше всего, потому что следующим на очереди мог оказаться уже он.

Как всегда неожиданно вывалился из леса огромный белеющий в темноте склон рудника. Подельники, не сбавляя скорости, поехали в объезд.

- Разгулялась погодка, мать ее,- Глеб сплюнул в окно.

Он свернул в лес и поехал по глинистой, размытой осенними дождями дороге. По лобовому стеклу неторопливо скользили серебряные ручейки. Глеб пробирался к Ипатьевскому карьеру, глубокому, сухому котловану со скалистыми, крутыми склонами. Сейчас он намеренно бил машину об крупные валуны, лежавшие по бокам дороги. Перед обрывом остановился. С трудом освободил труп от пленки. Прошептал на прощание:

- Прости меня, Лётя,- и вынул из его груди нож.

После этого тщательно обтер баранку, рычаг переключения скоростей и панель. Хотя подспудно уже понимал, что только напрасно теряет время. Не будет прокурор тщательно разбираться с этим случаем. И огонь сделает свое дело.

Он подошел к краю обрыва и посмотрел вниз. Потом снял машину с ручного тормоза и столкнул ее под откос. Машина, со скрежетом вспарывая металл, ухнула вниз, сплющивая капот всмятку, и ткнулась в каменистое дно котлована. Перевернулась, сминая крышу. Через полминуты из нее чадно повалил густой маслянистый дым, и уже из него выскочили злые быстрые язычки пламени. А еще через минуту на дне котлована оглушительно грохнул взрыв.

Глеб попятился и чуть не упал, поскользнувшись на мокрой глине. Он ясно почувствовал, что не один на этой дикой каменной пустоши. Рядом с ним летал освободившийся от оков дух Лёти. Глеб с трудом проглотил тугой комок и, уже не сдерживая себя, побежал к близкому лесу, подальше от страшного места. А на дне карьера переливалось багровое пламя, и черный дым поднимался к ночным небесам, роняя копоть.

Карась приехал под вечер. Сердечно обнялся с Глебом. Был он высоким и жилистым, и для импозантности носил очки из дымчатого стекла под цвет седеющей шевелюры. Глебов уже встречался с ним пару раз, к концу каждой из встреч отчетливо понимая, что понемногу сдает позиции. Их дела в последние дни не ладились, после похорон Лёти на них конкретно "наехали" "синие"4. Для них Лётя авторитетом не был, а не связывались с отморозком только по одной причине – он в их дела не встревал. И еще Глеб опасался, что очень скоро им начнут предъявлять претензии те, у кого Летчик отнял бизнес или вымогал деньги, кого покалечил или заставил уехать из города. А Карась всем дал понять, что от Лёти он ничем не отличается. Единственное, что требовалось от Глеба, Филимона и  Гуни – "подписаться" под него. Но именно это не нравилось Глебу больше всего. Он предчувствовал какие-то скорбные и скорые перемены, когда видел этого человека в своем доме.

В одиночку Карась не приезжал, при нем всегда был высокий тощий парень по кличке Гоцик и водитель, у этого погоняло было еще смешней – Харя. Выбравшись из машины, Карась обыкновенно проводил на улице с четверть часа, ценными указаниями доводя Гоцика до изнеможения. То же самое повторилось и в этот вечер.

- Гоца, сумки тащи в дом!- Распоряжался он, оглядывая окрестности с крыльца дома.- Поминать сегодня будем Лётю. Глеба, Филька с Гунькой у тебя? Нет?! Харя, звони обоим! Скажи, ждем их на поминках. Скажи, Глеб велел передать… Гоцик, сбегай за водой на колодец. С утра чаем отпиваться будем. Вот такие дела, Глеба!- Он ненатурально повздыхал и опять принялся за старое.- Гоца, дуй за водой, я сказал! Харя, ты этим дуралеям позвонил? Тогда, разгружай машину!.. Помянем корешка твоего, Глеба. Знал я его. Лётя мужиком был! Красиво жить не запретишь, Глеба. Рисоваться каждый щенок может. А вот жить красиво, без страха – это надо уметь! Лётя умел… Что с тобой?

- Не обращай внимания,- отозвался Глеб.- Что-то в последнее время чудится мне…

- А в этом случае лекарство одно!- Расхохотался Карась.- Водка! Очень много водки! У тебя где-то здесь столик был. Пойдем-ка, поговорим с глазу на глаз. Харя, дай мне кузовок. НЗ,- пояснил он Глебу.- Всегда должно быть с собой.

Незаметно наступили сумерки. Воздух сделался пронзительно свежим с легким едва заметным ароматом хорошего чая. Глеб дышал медленно и глубоко, уже кожей впитывая этот воздух.

- Хорошо живешь!- Причмокивал губами Карась, пока они огибали дом по мощеной кирпичом дорожке.- Четко в жизни устроился. Ценю!

Дорожка петляла среди кустов смородины и молодых яблонь. Мелкий ранет и яблоневый лист перегнивали на земле, смородина ощетинилась колючими ветками. 

Они устроились за лакированным столиком под легким навесом. Карась смел со столешницы жухлые листья и сухие ветки. Неподалеку затопили баню. Пахло вениками и березовым дымом. И вдруг до того резко и отчетливо опахнуло ранней зимой и первым снегом, что в голове у Глеба опять все смешалось, и это бледное вечернее небо и серый дым, вьющийся над голыми кронами деревьев, и прохладная свежесть. Его сердце снова сжало тоской. Он встряхнулся, вытащил из кармана пачку сигарет. 

- Всегда хотел устроиться в жизни так же,- говорил Карась, выкладывая на столик НЗ.- Жить-поживать да добра наживать. Но никак не могу я добро нажить. И работал, не покладая рук; и люди со мной делились, а все попусту. Менты шуганули, у вас теперь завис. И снова гол как сокол. Но ты не парься, братан, дела в гору пойдут. Деньги как навоз, сегодня нету, завтра – воз... А они – суки, на коленях прощение просить будут!..

Он вытащил из кармана нож и накромсал большими ломтями хлеб и колбасу. Увидев его, Глеб мгновенно напрягся.

- Я на свете пожил,- тем временем разглагольствовал Карась.- Одно знаю, хватай все без разбору! Живи на полную катушку! Другой жизни не будет. У меня полжизни как в страшном сне прошло, пока не поднялся. А ты смотри, здоровый, молодой, умный. Вместе мы горы свернем!.. Что ты, Глеба, на мой ножик так смотришь? Понравился, что ли?

- Видел я такой недавно,- отозвался Глеб.

- Да, мало ли финок "зона" сработала! Расслабься. С Гуней и Филькой мне нет резона разговаривать, пристяжные они. С тобой толковать надо. Э – эй, ты чего?! Не балуй…

- Карась, это ведь ты Лётю завалил!.. Сука ты, такого пацана зарезал!!!

- Э – эй, Глеба, угомонись. Ты теперь за Лётю!

Глеб ощерился и схватился за рукоятку пистолета в кармане курточки, но вытащить его не успел. Длинная рука метнулась через стол. Карась осклабился, глядя Глебу в глаза, и отпустил рукоятку ножа. Глеб прикрыл рукой пробитую грудь и медленно завалился на стол. Карась подхватил бутылку с закуской и приложился к водке прямо из горла.

- Вот оно как, Глеба-братан,- прохрипел, глядя на убитого.- Не зря тебе чудилось. Я ведь не собирался тебя "мочить"…

На стол натекло крови. Карась брезгливо смотрел на расплывающееся под покойником пятно. Из-под навеса тускло светила лампочка. Карась закурил и рявкнул:

- Гоцик, иди сюда! Прибери. Мертвяка в лес. Зарой его там. С недельку здесь поживем, а там видно будет.

Увидев труп, Гоцик шарахнулся было бежать, но вовремя остановился. По сути, бежать ему было некуда. Так сытно и вольготно как при Карасе он еще не жил.

- Не думал я, что Глебка таким дураком окажется,- тем временем говорил Карась.- Повелся из-за Лётьки как черт какой-то. А вместе мы бы кашу сварили. Это, Гоца, не с тобой "сливу" лопать… А Гунька с Филькой нам деньги сами принесут. Мне от них больше ничего не надо.

Утро было таким чистым и свежим и так одуряющее пахло ранней зимой, что Гоцику сразу же захотелось хлебнуть водки и сигануть в лес, добраться извилистой тропой до реки и устроиться на обрывистом берегу с бутылочкой. И смотреть, как в омуте под обрывом лениво ходит отъевшийся за лето окунь. От этих приятных мыслей лицо Гоцика расплылось в широкой улыбке. Он потянулся всем своим длинным, тощим  телом, едва не касаясь кончиками пальцев высокого потолка.

Гоцик стоял возле окна в гостиной. Через дорогу перед домом прохаживался пожилой мужик. Ходил нарочито медленно, можно сказать, совершал утренний променаж. И домик у него был как сказочный теремок. Глядя на него, у Гоцика вдруг перехватило дыхание. Ему вдруг тоже захотелось стать хозяином такого теремка. И чтобы под боком ворчала какая-нибудь корова дебелая вроде Лидки. А то до сих пор живет как бродяга.

Гоцик вполголоса выругался и пошел на кухню. Он хорошо помнил, что в холодильнике осталась водка. На втором этаже в мансарде богатырски похрапывал Карась. Гоцик еще раз со злобой выругался, открыл дверь на кухню и едва не обмочился от страха. На полу кухни лежали в луже крови  прирезанные Карасем Гуня и Филимон.

 

8. Предзнаменование.

Михаил вышел во двор, по привычке уже придерживая рукой правый бок. Поднял лицо к бледному осеннему небу, кожей ощущая изморось, и прошептал:

- Что, брат, допрыгался?..

Наверно в это мгновение он больше всего хотел, чтобы прошлое отодвинулось, чтобы оно больше не давило на будущее.

В мелкую пыль сеялся дождь. Словно на краю вселенной в невыносимой дали от частного сектора грохотал Знаменский металлургический комбинат. Большие города и автострады, банки, торговые центры, ошалевшие от чистогана дельцы и их убийцы – все это осталось в прошлом. В этот момент Михаил так хотел верить в это. А в настоящем была деревянная халупа и последний из его сотоварищей, который ни за какие деньги не продаст друга. И еще с ним была неутоленная жажда мести.

Михаил попытался вспомнить день недели, но не смог этого сделать. Для него дни слились в один сплошной несуразный поток, в скользкую дорожку, на которой он едва удерживался.

- Судьба,- равнодушно говорил Качалов.- В РУБОП позвали – тоже судьба. И с мафией сцепился – она же. Хотя для многих из твоих коллег то же самое стало благом. Миша, ты не хочешь понять главное: в этом мире нет ничего постоянного. Но меняется не наш мир. Меняется то огромное и вездесущее, чему люди придумывают имена тысячи лет. Меняется время. А ты, я, любой из нас всего лишь погружены в эту реку, в наш мир. А эта река – река мертвых, потому что очень немногие способны переплыть ее и выбраться на берег живыми…

Как его все-таки переклинило, думал Михаил, глядя на собеседника. Хотя смерти Качалов  на самом деле не боялся. Разве мертвый может бояться смерти?.. Где он этого нахватался?.. Но если бы в этом мире ничего кроме времени не менялось, кем бы я сейчас был? А, может, и попал в водоворот от неумения меняться?..

- Странно все это,- прошептал он, выплюнув недокуренную сигарету. И вдруг схватился за виски так, словно мучился от невыносимой головной боли.- Но ведь это так просто! Почему только сейчас?!

В этот миг с ним произошла неуловимая перемена. В эту минуту он осознал себя и прожитую жизнь настолько ясно, что Качалов не преминул бы сказать, что Михаил сделал шаг за пределы жизни и смерти. Если до этого момента он щелкал железными челюстями скорей от отчаянья, то от этого момента пойдет уже до конца, вполне осознанно рассыпая вокруг себя смерть и надежды. Нас миллиарды на этой земле, миллиарды не застрахованных от нелепой случайности и от собственного прошлого. На долю Михаила выпало пройти предначертанный путь. А это редко кому удается – не отступить. И сколько бы еще не было отпущено ему времени, в то утро Михаил обрел свой единоличный клокочущий ад.

Он появился в Знаменске в первых числах сентября. К тому времени отрастил уже короткую бородку и носил широкую бесформенную одежду, под которой не угадывалась повязка на простреленном боку. Можно сказать, отделался легко. Из града пуль получил только одну, в правый бок навылет. Шкуру продырявили и только.

После неудачного покушения он несколько дней отлеживался на съемной квартире. В этом богом забытом спальном районе он мог бы жить неузнанным годами. В каждом городе можно найти такой медвежий угол. За несколько лет демократических пертурбаций такого лиха натерпелся здешний народ, что кроме собственной жизни местных ничто не интересовало, ни соседи, ни работа, ни тем более политика.

Михаил по опыту знал, что у него есть несколько дней, пока правоохранительные органы все проверят и перепроверят. Он бога молил лишь о том, чтобы сразу же не спустили по его следу таких оперов и дознавателей как Вахтанг Гарибов и Олег Костырев. Эти же несколько дней можно было не опасаться людей Самохина. Шума на первых порах они поднимут много, а еще больше пыли поднимут. Но в эти же первые дни они друг другу больше мешать будут. С братвой "тему" начнут "перетирать", да мало ли у бандитов проблем в одночасье появляется, когда в них стреляют. Питал Михаил даже фантастическую надежду, что под шумок Самохина свои же уберут. Слишком много он на себя взял в последнее время, и не всем это нравилось.

Спустя неделю поздним вечером Михаил присел на дорожку в убогой прихожей. В наплечной кобуре у него был табельный "Макаров", в кармане деньги и копии с документов Николая Соболева.

На трамваях выбрался из города, остановил попутку в нужном направлении. И вскоре город канул во тьме. Михаил курил, перебрасывался с водителем ничего не значащими фразами, а сам уже чувствовал тяжелую поступь судьбы. Как он жалел в этот миг, что не убил Самохина. Было бы за что пропадать, потому что назад пути уже не было.

Качалова Говорухин знал какое-то бесчисленное количество лет, когда уже кажется, что познакомился с человеком еще в утробе матери. Хотя их дружба началась только в армейские годы. А через несколько лет после демобилизации Качалов попал в очень неприятную историю, из которой вытащить его сумел только армейский товарищ. После нескольких месяцев проведенных в СИЗО он настолько изменился внутренне, что вскоре порвал с прошлым и ударился в махровый мистицизм. Единственным человеком к которому он питал почти самурайскую преданность был Говорухин. Поэтому неудивительно, что за помощью Михаил приехал к нему.

Но так или иначе после месяца бесплодной рефлексии и самобичеваний Михаил все же принял решение не отступать и идти до конца. Для него стало не столь существенным, чем закончится этот путь. Каким образом он его преодолеет, вот что возымело для него решающее значение.

Качалов по вечерам молился своим богам. Сидел, скрестив по-татарски ноги, пристально вглядываясь в изображение на стене комнаты – геометрически совершенный то ли узор, то ли какой-то восточный знак. Днем он работал на пункте по приему черного металла. После пяти лет в коммерции такое положение его вполне устраивало. От вопросов Михаила отнекивался тем, что не желает приращивать груз прошлых и будущих ошибок. Говорухин так и не уразумел, что он имеет в виду.

- Все в окружающем нас мире – фикция,- говорил Качалов.- Если не понимаешь этого, просто попытайся принять истину. Все что мы знаем – самообман, мечты. Реальность такова, что постичь ее дано немногим. Ничто не существует само по себе, но паутина наших желаний настолько прочна, что фантом кажется твердью.

- Ну-да, ну-да,- обычно улыбался в ответ Михаил.- Ты когда в последний раз водку пил, чудик?

- Я не пью и не курю уже несколько лет. Сознание не должно быть спутанным.

- Но если все так просто, объясни: почему я?

- Но это на самом деле очень просто. Потому что задолго до этого дня ты уже все обдумал и принял решение. Мысленно ты уже совершил все зло и насилие, осталась малость – завершить порочное, отдаться пороку. Ты уже не в силах остановиться. Но никто кроме тебя не прекратит безумие.

И пришел миг, когда Михаил вновь ясно увидел грядущее. Он захватил документы Соболева и отправился на переговорный пункт. Заказал разговор с Москвой.

- Здравствуйте, Вениамин Львович,- радушно приветствовал, когда собеседник отозвался.

- Кто вы и от кого узнали этот телефонный номер?- Удивленно спросил Михаила человек на другом конце провода.

- Не волнуйтесь, Вениамин Львович. Этот телефонный номер я взял у вашего сына, Самохина Олега Павловича.

- Извините, но у меня нет времени разговаривать с вами…

- Путь оружия, Вениамин Львович.

- Что?- Вмиг охрипшим голосом спросил телефонный собеседник.- Я вас не понимаю.

- Разумеется, Вениамин Львович,- усмехнулся Михаил.- Вы вправе не понимать меня и отрицать очевидное. Но я ставлю вас в известность: на руках у меня документы, они уничтожат уже не многообещающую карьеру, а жизнь. Конечно, не вашу… Жизнь вашего пасынка. Сына, как вы его называете. Господина Самохина.

- Кто вы такой?

- Говорухин. Ваш сын меня хорошо знает.

- Я вам не верю!

- Воля ваша. В данный момент у меня на руках находится один любопытный реестр изделий марки "А". Вам назвать номер реестра? Думаю, номера этих реестров вы помните наизусть.

- Чего вы добиваетесь?

- Встречи с вами. Тогда и обсудим мои условия.

- Я должен подумать. Как мне вас найти?

- Я сам вас найду.

Михаил аккуратно повесил трубку на рычаг. Наживка была закинута. Он понимал, что встреча с депутатом Государственной Думы вряд ли состоится. Но Вениамин Львович прикажет Самохину решить проблему - сам кашу заварил, сам и расхлебывай. Скорее всего, он и о пропаже документов знать не знает. Эта новость для него - большой сюрприз.

Михаил усмехнулся. А проблемы у вас, господа хорошие, только начинаются.

- Мужчина!- Окликнула его из окошечка телефонистка.- Это вы только что с Москвой разговаривали?

- Да. Снова меня?

- Вы пройдите в кабинку… Вас уже ждут.

- Михаил Александрович,- Говорухин узнал голос Преснякова.- Мне досадно думать о том, что вы нарушили слово.

- Здравствуйте, Ефим Павлович. Я был уверен, что повидаюсь с вами сегодня.

- Я бы хотел поговорить с вами с глазу на глаз.

- А я бы этого не хотел. Но возражать бесполезно. Верно?.. Вы знаете, где меня найти?

- Разумеется. И надеюсь, что вы не исчезнете внезапно.

- Побойтесь бога, Ефим Павлович,- усмехнулся Михаил.- Бегать от вас все равно бессмысленно. Буду ждать. До встречи.

Перед его глазами вдруг вспыхнула яркая, почти забытая картина. Он в пятилетнем возрасте сидит на коленях отца и разглядывает картинку в большой книге. Отец монотонным голосом читает сказку про богатырей.  А вокруг собрались дети в больничных пижамах. Сколько тепла иногда дарит память. Это было в начале семидесятых. Отец с матерью были еще живы. И пока что исправно работал грузовик, который убьет на автобусной остановке несколько человек. Как скажут позже: "Трагическое стечение обстоятельств". И на том проклятом месте больше не будут строить остановок. Но все это пока что в будущем. И переезд в большой город, жизнь со вмиг постаревшей бабушкой, учеба. И годы ожиданий, годы затаенного страха, что его скоро покинет еще кто-нибудь. Страх, от которого так трудно будет избавиться позже…

В ожившей картинке из прошлого была маленькая поселковая больница и зимний сад, большие палаты, уютная, почти домашняя столовая и стриженые братья по несчастью. В этой картинке были живы мама с папой, и они были рядом, одаривая каждую минуту счастьем...

Михаил открыл глаза. Он сидел на кухне, прислонившись спиной к стене. На столе стояла початая бутылка водки и граненый стакан. Шел четвертый час после полудня. Пресняков мог появится в любую минуту. И в любую минуту судьба Михаила могла дать резкий крен, а то и вовсе пресечься. В любом случае он решил отдать жизнь задорого.

Еще через час появился Качалов. Скептически похмыкал, застав Говорухина в таком состоянии.

- Гостя жду,- объяснил Михаил.

- Незваный гость хуже татарина,- хмыкнул тот.

- Не знаю, когда появится. Не знаю, о чем разговор пойдет. Но ты не вмешивайся. А если что, беги… Беги, сломя голову!

- Удивительная вещь,- недовольно пробурчал Качалов.- Месяц как мы с тобой толкуем об одном и том же. А ты так ничего и не понял. Некуда мне бежать и не от кого. Ты думаешь, что жизнь зависит от обстоятельств? Но это не так, потому что обстоятельства зависят от твоих поступков, от твоих действий.

- Да,- кивнул Михаил,- это я уже слышал. Спасибо за помощь, брат. Береги себя. Но когда гости появятся, уйди от греха подальше… Брат, ты последний из живых… Ты ведь так говорил?..

Гость появился в седьмом часу вечера, когда на улице уже стемнело. Без опаски зашел в дом. Все такой же элегантный и импозантный, напоминавший пожилого медика.

- Здравствуйте, Михаил Александрович,- улыбнулся доброжелательно.- А где хозяин дома? Хотелось бы познакомиться и с ним.

- Он-то вам зачем нужен?

- Читал его статьи в одном из журналов. Довольно любопытные мысли высказывает господин Качалов.

- Бросьте,- хмыкнул Говорухин.- Не вмешивайте его в наши дела. Он ничего не знает и не должен знать. Водки выпьете?

- Спасибо, но откажусь.

- Как же так, Ефим Павлович? Не думал я, что вы работаете на Вениамина Львовича.

- Думали, Михаил Александрович, думали. Потому и позвонили ему. Но… кроме как на благо родины, я ни на кого не работаю.

- Конечно-конечно,- снова усмехнулся Михаил.- Да бог с вами, Ефим Павлович. В смысле, бог вам – судья. Убивать меня будете или как?

- Или как. Я ведь обещал вам помощь,- ответил Пресняков.- Правда, со своей стороны вы склонны нарушать обещания. Держите, это ваши новые документы.

Михаил взял со стола паспорт, военный билет и водительское удостоверение.

- Ивлев Сергей Алексеевич. Хорошее имя. Но вряд ли оно мне не понадобится. Вы ведь знаете, что я пойду до конца. Если вы меня не остановите…

- Откровенностью на откровенность, Михаил Александрович. Чего вы добиваетесь?

- Вы прекрасно знаете, чего я добиваюсь.

- Нет. Если отбросить маниакальную ненависть к Самохину – что останется? А вы ведь неглупый человек. У Самохина впечатляющие перспективы. И в перспективе он уважаемый человек, достойный член общества, человек, от которого будет зависеть многое. А вы? В данный момент вы человек без будущего, а учитывая новые документы и без прошлого. Где нравственные ориентиры, что помогали вам жить? Вы можете быть очень полезны. Вы должны знать, что наше общее будущее зависит от индивидуальных усилий каждого из нас. Это прописные истины, но как трудно и подчас невозможно следовать им.

- Стало быть, Самохин – это благо?.. Вы ведь это сказали только что. Стало быть, убивать людей и заниматься контрабандой оружия – это благо?!

- Простите, Михаил Александрович, но для того чтобы судить о чем-то, нужно знать суть проблемы. А вы практически ничего не знаете. Делаете поспешные выводы. Неверно ситуацию понимаете.

- Погодите-ка, уж не пытаетесь ли вы посадить меня в одну лодку с Самохиным?

- Михаил Александрович, все о чем прошу – в ближайшее время не делать резких движений.  Ведь я знаю вашу цель, и сделаю все от меня зависящее, чтобы вы ее не достигли. Поймите наконец: следующее столкновение с Самохиным погубит вас.

- Это мы еще посмотрим

Пресняков некоторое время молчал.

- Напрасно… Но я  с вами не прощаюсь,- он встал с дивана.- И вот еще что. Попрошу отдать мне копии документов.

- Ах да, копии!- Улыбнулся Михаил.- Но у меня их нет. Я блефовал.

- Допускаю,- Пресняков тоже улыбнулся.- Весьма любопытные фото, Михаил Александрович,- он положил на стол большой конверт.- Может быть, после этого угомонитесь... Не забыли еще, как связаться со мной?.. В таком случае, до скорой встречи.

- Не думаю, что увидимся снова. Прощайте, Ефим Павлович.

Пресняков слегка поклонился и вышел из дому. Говорухин взял в руки конверт, но не вскрыл его сразу, а с минуту сидел без движения.

Он все же открыл конверт и некоторое время перебирал фотографии с полуулыбкой, понимая, что даже это ничего не меняет.

А потом отбросил фотографии в сторону и посмотрел на часы. Переговорный пункт был еще открыт. Пробормотал:

- Что ж, Ефим Павлович, вы ведь знаете меня как облупленного…- И вышел из дому.

- Да, Вениамин Львович, это снова я,- спустя полчаса говорил телефонному собеседнику.-  Да, Говорухин. Давайте, условимся так. Рандеву проведем на восточной окраине Копейска. Да-да, Челябинск… Уверены? За сто тысяч долларов я вам уступлю все документы и копии с них. Гарантирую… Разумеется, верну все... Конечно. Обсудим детали…

Качалов отложил книгу в сторону. В доме было тихо. Он прошел на кухню, сел возле окна, взял в руки стакан на донышке которого плескалась водка. Пошептал что-то над ней и выплеснул на пол. Бутылка стояла на конверте из-под фотографий, а снимки были рассыпаны по столу. Качалов взял в руки один из них и провел кончиками пальцев по лицу красивой высокой женщины. На руках она держала ребенка, а рядом с ними стоял высокий темноволосый мужчина. Фотография была сделана совсем недавно на набережной городского пруда в областном центре. Объектив камеры намерено зацепил рекламный щит: "Телевизоры "LG". До 23 октября – 10% скидка!!!". Качалов хорошо знал это место. Но тот, кто раньше встречался с Викой Соболевой, без труда узнал бы ее. А тот, кто знал Самохина, узнал бы и его в спутнике Вики…

На следующий день около полудня выпал первый снег. С утра было тепло, моросил мелкий дождик, и вдруг налетел резкий ветер, и повалил густой снег. Он валил хлопьями и вскоре покрыл землю тонким слоем. На улице сразу же сделалось холодно и промозгло. Снег постепенно стаивал на теплой земле, пока ее верхний слой не остыл, превратившись в густую грязь.

- Не дай бог этому снегу растаять,- задумчиво произнес Качалов, глядя в окно.

- От чего же?- Михаил собирал дорожную сумку, насвистывая незатейливый мотивчик.

- Погреба и подвалы зальет. И от слякоти некуда будет деться.

- Кошмар!- Усмехнулся Михаил.

- На смерть идешь, Миша,- Качалов в упор посмотрел на него.- Не жаль жизни своей? Что ты успел понять за этот краткий миг? С чем вернешься домой?

Говорухин улыбнулся:

- А зачем она нужна эта жизнь, если я до гробовой доски буду трястись от страха? А на смерть мы все идем. Это ты знаешь не хуже меня. Глаза ты мне, конечно, не открыл. Но кое-что я понял. Никто за меня мою жизнь не проживет. И выбор делать все равно мне.

- Провожу тебя немного,- кивнул Качалов.- Больше не свидимся.

Они вышли из дому. На улице было морозно. Дома и дороги одели чистый белый наряд. Шли молча, каждый думал о своем. На перекрестке, где особняки заканчивались, и начинался многоэтажный город, стояла "Волга" кофейного цвета с тонированными стеклами.

- Вот и клиент,- пробормотал Мартиросян, расчехляя винтовку.

- Подожди немного,- распорядился Пресняков.- Застрелить всегда успеешь. Дело не хитрое.

- Как скажете, Ефим Павлович,- отозвался Мартиросян, переглянувшись с водителем. Пресняков знал, что они снова поставили на жизнь Говорухина по сотне.

Когда Качалов с Говорухиным прошли перекресток, Пресняков приказал следовать за ними на некотором отдалении.

А они остановились возле киоска неподалеку от автобусной остановки.

- Спасибо, брат, выручил,- Михаил пожал руку Качалову.

- Нет, Миша, я не смог помочь.

- Ну, спасибо и за то, что сделал,- Михаил отвернулся.- Сигарет куплю.

Когда он расплатился и собирался уже  уходить, возле киоска притормозила "Ауди" вишневого цвета. Из машины выскочил высокий худой парень с непокрытой кудлатой головой и трусцой побежал за покупками. Вслед за ним из салона выбрался такой же высокий, хорошо одетый мужчина, коротко свистнул и небрежно бросил:

- Гоца, бери на все! И закуси нормальной прихвати!

- Карась, мне столько не выпить!- Отозвался гонец.

- Ша!

Услышав кличку: Карась, Михаил резко остановился и посмотрел на человека возле машины.

Их взгляды встретились.

Они одновременно выхватили оружие и начали стрелять друг в друга.

Убитый шальной пулей Качалов лежал на тротуаре. На переднем сидении "Ауди" бился в агонии смертельно раненый водитель. Гоцик заверещал по-заячьи и бросился через дорогу во дворы.

Карась, пригнувшись, стрелял в Говорухина. Михаила ударило, и он перестал чувствовать левую руку. В этот момент он понял, что умрет, а Карась выживет.

Говорухин оскалился, зарычал и в два прыжка запрыгнул на крышу иномарки. И выпустил остаток обоймы в темную массу по имени Карась.

И получил напоследок две пули. Одну в левое плечо, другую в лицо.

- Что за дела?- Обескуражено пробормотал водитель.

Мартиросян, напряженно наблюдавший за перестрелкой, сделал попытку выйти из машины, но Ефим Павлович придержал его.

- Саша, давай-ка поближе,- сказал он водителю.

Они осторожно подъехали к остановке. Из ларька в этот момент выскочил молодой парень и завопил на всю улицу:

- Вызовите "Скорую"! Кто-нибудь, вызовите "Скорую помощь"!!!- И забежал обратно.

- Какого черта они сцепились?- Вполголоса спросил водитель, ошарашено глядя на Преснякова.

- Говорухина в машину!- Вместо ответа приказал тот.

- Ефим Павлович, он же мертвый!

- В машину его, я сказал!..

Водитель пробурчал что-то вроде: "Загадит тут кровью все, а кому мыть?.." Они  перенесли Михаила на заднее сидение. Пресняков тут же принялся осматривать его раны.

- На "базу",- распорядился он, прощупывая пульс на руке раненого.

- Вызовите "Скорую"! Да будьте же вы людьми: вызовите "Скорую помощь"!- Снова завопил продавец из ларька.

- Вот как это было… Человек свободен. Мы все свободны, ребятишки! Но я понял это недавно. Мы сами выбираем дороги. И должны помнить, что кроме ненависти, подлости и убийств, есть другой путь. А вам, ребятишки…- голос Михаила осекся.- Если бы не вы, я бы не знал, по какой дорогой идти дальше.

Он поднялся, неторопливо вышел из дому и канул в предрассветных сумерках. Бунька вдруг сорвался с места, выскочил на улицу и крикнул вслед путнику на переметенной сугробами дороге:

- Мы будем тебя ждать!..

Человек, кажется, остановился и оглянулся назад. В этот момент далеко за лесом блеснул свет автомобильных фар, и от этого предрассветная мгла стала еще гуще. Был самый темный час декабря девяносто пятого года, ночи в день зимнего солнцеворота.

1. Лепеха - один миллион рублей (жарг.). Денежный масштаб до деноминации 1997 года.

2. Марафет – кокаин (жарг.).

3. Волына - ствол, огнестрельное оружие (жарг.).

4. Синие - уголовники (жарг.).

Конец первой части.

 

Часть вторая.

Паутина.

 

1. Сестры.

Бог весть как ей не везло, словно наворожил кто-то. Хотя со стороны казалось, что как раз у нее все в полном порядке. Только она знала, что не жизнь у нее – шаткий мосток под ногами. И всегда жила так, словно этот день был последним. Все было при ней: красива, умна, по-женски  интересна. Но не хватало какой-то малости, чтобы стать счастливой.

Не было в ее лице ни одной славянской черточки. Знойный юг угадывался в сдержанных, плавных движениях, томил темными, почти черными глазами с золотистыми блестками-искорками в бархатной тьме, исходил ароматом нежной, слегка смуглой кожи. То ли она опоздала родиться, то ли родилась не под тем небом.

Яркой внешностью Ольга пошла в деда по материнской линии. Иван Севастьянович Кирюта был человеком видным, сильным и по-крестьянски мастеровитым, плотником был – "золотые руки". Но видно так повелось на Руси, кто с руками да с головой, тот и выпить не дурак, и жизнь свою обыкновенно просаживает за копеечку. Дед Иван был из той же бедовой породы. Но дерево как по волшебству принимало в его руках самые замысловатые формы. И он прямо на глазах случайных ротозеев творил с ним чудеса.

Ольгины родители всю жизнь прожили в Ситове. С дедом она изредка виделась зимой, чаще весной и осенью, а летние каникулы проводила у него с середины июня до конца августа. Дед жил в селе Благовидное, которое сам господь бог вбил хозяйским ударом среди косогоров на берегу неширокой реки. И всякий народец издревле попадал в него, как попадает в бредешок рыбешка, да так и оставался в этих некогда диких азиатских краях.

Бабушка умерла, когда Ольге пошел третий год от роду, так что ее она не запомнила. Оля была поздним ребенком. Мать родила ее в тридцать пять, деду с бабушкой уже тогда шел седьмой десяток. После смерти супруги дед вел хозяйство в одиночку. Из скотины оставил только овец да птицу. Ближе к зиме Иван Севастьянович сходился с какой-нибудь старушкой, ленив он был себе похлебку варить. К лету же когда надвигалась огородная страда, и помощников на немереный огород съезжалось аж с трех семей, с очередной пассией дед галантно расставался, мотивируя некрасивый поступок несовместимостью характеров. Но на пятый сезон деревенские бабки уже не купились на щедрые Ивановы посулы, да еще и охаяли его последними словами.

Но это к слову. Село Благовидное всегда было большим и богатым. Его зажиточность не потрясли ни войны, ни революции, ни издевательское отношение властей к деревенскому люду, ни прочие напасти вплоть до демократических реформаций. Вглубь тайги за селом раскинулись кержацкие поселения со своим укладом и порядком жизни. Село же Благовидное по укоренившейся привычке в округе называли еще Царским селом. Краеведы толковали это название в отличной от простонародной версии. Де, вплоть до середины девятнадцатого века через Благовидное пролегал стремительный ямской тракт, и мчались по нему в Сибирь царские поезда и гонцы, и даже находились тому исторические подтверждения. Народная же легенда гласила о таинственной Царь-горе, на которой язычники-башкиры до прихода в эти места кержаков и уральских казаков камлали и приносили жертвы сумеречным богам и духам лесов и степей. Одаривали их яшмой и сердоликом, бараньей требухой и кусками молодой конины, шкурками пушного зверя и калеными стрелами. Врали, как водится, и те и другие, а по прошествии лет невозможно было объяснить название бывшей казачьей станицы, коих разбросано было по здешним местам в изрядном количестве.

Дома и надворные постройки на селе испокон века ставили обширными, закрывая хозяйство крестьянской кровлей. Это позже дома измельчали, и старинные срубы казались по сравнению с ними почерневшими от времени, вросшими в каменистую почву древними исполинами. Такой же дом был и у деда Ивана.

Его мастерская находилась в глубине двора, и путь до нее напоминал маленькой курчавой девочке сказочные дороги, о которых читал зимними вечерами отец. Мощные перекрытия ската напоминали сплетения ветвей старых деревьев. Вырубленные из цельных лиственниц квадратные опоры кровли казались каменными колоннами. От времени смолистое дерево на самом деле закаменело. А там где полуденные пыльные сумерки взрезал залетевший в окно мастерской солнечный луч, работал волшебник – сутулый добрый старик.

Дед мог смастерить все, начиная от детского стульчака с дыркой и миниатюрного табурета и заканчивая вычурной, резной русской "горкой" и классическим славянским шкафом. Рубил дома, перекрывал в свое время крыши.

Оля запомнила его в мастерской возле старого токарного станка. Запомнила, стоящим напротив распахнутого окна. Запомнила его с топориком на задах, рубившим соседям баньки и конюшни. И как всякий сосредоточенный в работе человек любил дед поговорить в минуту отдыха. Оле в то время шел седьмой год и смутные, и уже вполне осознанные воспоминания о том времени она сохранила в сердце.

Дед подхватывал ее на руки, выходил за ворота и устраивался на резной скамье. Он подсаживал внучку на одно колено и, шлепнув себя пару раз по лысине, словно убивал комаров, вынимал из мятой бумажной пачки папиросу.

На залитой солнечными лучами улице тени почти не было. Короткие угольно-черные пятачки, казалось, сами прячутся от жары. На другой стороне улицы в канаве лежала соседская кудлатая собака и флегматично наблюдала за рыжими курами, купавшимися в пыли. Еще ниже по улице с прудика доносились крики и гвалт, поднятые стаями уток. Они без устали шастали от родных подворий к водоему и устраивали шумные базары.

Дед с наслаждением закуривал.

- Только ты мамке не говори, что я курил,- наказывал внучке.- Шибко она вредная,- и выпускал в сторону клубы ядреного дыма.

После этого курил сосредоточенно и сипло, раскачивая ее на колене из стороны в сторону.

- Этот дом,- говорил он,- я в свое время раскатал по бревнышку. Крепкий домишко… И зады раскатал, и баньку. Батя мой, царство ему небесное, шутником был. Да,- он вздыхал, видимо, вспоминая былое, и после этого без всякого перехода начинал подкидывать внучку на колене, невнятно приговаривая, словно стыдился этих простых слов:- По горам, по долам ходит шуба да кафтан! Высоко-высоко-высоко… По горам, по долам…- Утомившись, затихал, и через минуту продолжал прерванный рассказ:- Это уже после войны было, он тогда совсем плохой стал. А как отходить начал, сказал нам: мол, в углу дома сделал я тайник и спрятал в нем золото. Мол, наследство мое. А жаден был, не приведи господи… Нас после войны трое осталось. Как отвели сорок дней, так и раскатали дом. Обманул он нас, не нашли золото. Да, потешались над нами тогда. А как же?.. Я-то не сразу угомонился… Ты, Оленька, золото свое найди!  Да, только на слово никому не верь. Никому не верь на слово…

Несмотря на возраст, рассказ деда она запомнила. Сути по малолетству не поняла, но слова запомнила.

В восемьдесят втором деда не стало. Мать ходила с потемневшим, осунувшимся лицом. Ей в том году исполнилось сорок шесть лет. Родная сестра матери, тетя Таня, приехавшая из Томска, выглядела и того хуже, заговаривалась, мучилась от бессонницы. Кончину родителя они перенесли тяжелее, чем смерть матери. Отец Оли, Медведев Иннокентий Петрович, только вздыхал и, как мог, поддерживал женщин. У него – потерявшего родителей еще в молодости, сердце было зачерствевшим – никому не миновать этой чаши – вот и весь сказ. В Царское село в первый же вечер он привез своего старинного товарища, громкоголосого и крепкого мужичка с сивой, буйной шевелюрой, Верхошатцева Семена Андреевича.

- Хороший у тебя отец был,- утешал тот тетю Таню, вернувшись с сельского кладбища, где они долбили промерзшую насквозь февральскую земельку.- Не убивайся так, Танюха. Дед свое пожил, дай бог каждому!

Ближе к вечеру того же дня приехал с "северов" дядя Коля с семьей. Супруга его, Марина Витальевна, была во всем под стать мужу – тридцатилетнему высокому здоровяку, так же излучала силу и здоровье, была насмешлива, и своей язвительностью временами перегибала палку. Впрочем, всерьез ее отчего-то не воспринимали. Поговаривали, что кроме дочери Венеры, высокой, нагловатой ровесницы Оли, есть у Николая внебрачный сын. Но Оля к этим разговорам по молодости лет не прислушивалась.

Ни сам Николай, ни его супруга особой красотой не отличались, внешности были весьма заурядной. Но Венера росла миловидной и не в меру избалованной девочкой. Сродные сестры друг друга недолюбливали, ссорились и ябедничали взрослым.

- Как там в Тюмени, Коляна?- Семен Андреевич к северным заработкам всегда относился с болезненным любопытством.

- Нормально. Я вот чего, Иннокентий, перебираюсь обратно,- как бы между делом сказал Николай, когда они сели за стол.

- Никак надумал?- Сдержанно удивился Медведев.

- Хорош, наробился на вахтах! Пора оседать… К себе в котельную возьмешь?

- Возьму. Сперва на подачу угля пойдешь, а через полгода переведу в операторы,- кивнул Медведев. Он работал сменным мастером в теплосиловом цехе обогатительного комбината.

- Вот и хорошо, Коленька!- Сказала мать Ольги, решение младшего брата обрадовало ее.- Давно пора. Сколько ж можно мотаться по белу свету?

- Ты, Свет, все-таки,- недовольно пробурчал Николай.- Слава богу, денег мы с Маринкой заработали.- Сидевшие за столом невольно оглянулись на его жену, словно в руках она на самом деле держала пачки денег.- Здесь пока поживем, а там, глядишь, и в город переедем.

- Так вы уже все, что ли?- Изумленно спросила брата Татьяна.

- А чего резину тянуть? Давно собирались, да, видишь, как оно получилось!- Николай рубанул рукой по воздуху.- Вот как обернулось!

- Одни мы теперь остались!- Всхлипнула Татьяна.

- Ладно тебе, Танюха,- Семен Андреевич слегка поморщился и тактично кашлянул. Медведев коротко глянул на него и на всякий случай подсел к жене.

Покойный лежал в горнице. Там под тяжелыми шагами Николая и Марины Витальевны скрипели старые половицы.

На стол поставили еще несколько бутылок водки и закуску. В молчании выпили и закусили. Поговорили о том, что могилка тяжело дается, да спасибо добрым людям за помощь. Хотя с другой стороны как не помочь? Считай, дед в каждом дворе что-нибудь да смастерил.

После второй стопки женщины ушли в горницу, а мужики закурили. И занялся у них неторопливый разговор, все больше по хозяйству да про скорые летние заботы. Медведев даже рад был тому, что дом деда перейдет к Николаю. Забот ему хватало на даче, купленной в черте города. Все-таки нехорошо бы вышло, если б деревенский дом перешел невесть кому. Не было у него времени следить за ним: Николай далеко; Татьяна и того дальше; и Светлана опять же со своим упрямством: "Дом отцовский продавать не дам!". Ну и ладно, вздохнул он с облегчением, вот и хорошо.

- А что делать?!- В тон его мыслям вскинулся захмелевший с дороги Николай.- Будем жить! Детей растить будем!

- И добро наживать,- поддакнул ему Семен Андреевич. К Николаю он всегда относился со смешанным чувством. Тот ему в сыновья годился.

- Да,- кивнул Николай.- И добро будем наживать! Чем мы хуже других?!

Заканчивался февраль восемьдесят второго года.

 Венера жила в двухкомнатной малогабаритной квартире в кооперативном доме. Эта часть города считалась самой старой и обустроенной. На выходные в гости к ней приезжала Оля, переехавшая зимой в общежитие. У нее в последнее время тоже не ладились отношения с родителями. За зиму сестры неожиданно сдружились, хотя не так давно друг друга избегали, и ни о какой симпатии между ними не могло быть речи.

В субботу утром они сидели в небольшой благоустроенной кухоньке и пили сладкий горячий чай с пирожными, которые принесла с собой Оля. Пирожные были стылые и от того казались еще вкусней. И сама Оля только-только с мороза была непередаваемо хороша. Венера смотрела на нее с улыбкой.

- Счастливая ты, Норка,- с легкой завистью говорила Ольга.- Иногда мне кажется, что тебя в роддоме подменили. Ты ведь совсем не похожа на нас…

Венера вопросительно посмотрела на нее. Обычно миловидные в детстве люди с годами меняются не в лучшую сторону. С Венерой этого не произошло. К восемнадцати годам из угловатой девочки-подростка она превратилась в привлекательную девушку.

- Как же я хочу свободы! Хочу жить как ты! Жить без оглядки! Как кошка, сама по себе!- Рассмеялась Оля.- А мы какие-то другие!.. Не знаю, но какие-то другие…

- Тебе моя жизнь не понравится,- с улыбкой ответила Венера.- Как твой папа?- Она привычно уводила разговор в сторону.

- Маму вчера видела. Говорит – запивается. А она даже не знает, где он водку берет. Как перевели его в операторы, так и запил,- она искоса глянула на Венеру.- Пьет, не просыхая.

- Давно я с ними не виделась,- вздохнула та.

- А твои как?

Венера улыбнулась и откинулась на резную спинку стула. Вопрос Оли растаял в воздухе. Размолвка Норки с родителями так и осталась для нее загадкой. Что-то между ними произошло серьезное, не похожее на заурядную ссору отцов и детей. И полнейшей загадкой была ее материальная независимость. Зная характер Венеры, Оля была уверена, что она у родителей не взяла ни копейки.

- Как его зовут?- Спросила она, сдувая с темного чая невесомый белесый пар.

- Кого?- Переспросила Норка.

- Ну,- Оля на мгновение смешалась, но потом обвела широким жестом обстановку.- Все это… Как его зовут, Норка?

- Господи!- Рассмеялась Венера.- Оля, какой же ты все-таки ребенок! Нет никого. Все это я заработала сама.- Они снова возвращались к разговору об ее жизни.

- Где?!- Оля не сдержалась и прыснула.- В кооперативе по пошиву спецодежды? Не смеши меня.

- Напрасно ты воспринимаешь это как шутку,- спокойно сказала Венера.- В нашем городе можно зарабатывать неплохие деньги, и многие их зарабатывают. Не веришь? В конце концов, не обязательно подсиживать друг друга и устраивать мелкие пакости, чтобы добиться своего. Нужно просто найти место в жизни.

Оля томно кивнула и тоже откинулась на спинку стула.

- Спасибо, Норочка, было очень вкусно. У тебя вечером будут гости?

Венера улыбнулась – сестренка снова пропустила ее слова мимо ушей.

- Да,- кивнула она,- соберутся знакомые. Будут новые, интересные люди. Идем в гостиную, мне привезли новый фильм.

Гостиная у Норки была обставлена с той же роскошью, что и вся квартира. На стене над мягким, похожим на надувную игрушку, диваном висел презентованный хозяйке дома тканый гобелен с изображением весеннего средневекового праздника, вроде славянского спаса. Норка говорила, что это вещь семнадцатого века и не было оснований ей не верить. Лакированные черные шкафы под белье и посуду, телевизор и видео от "Philips". Тяжелые фиолетовые портьеры закрывали окно. Большая бронзовая люстра и книжные полки на бронзовых цепях. И в довершении две небольшие немецкие картины на стене с гобеленом и огромный узбекский ковер на полу. От его затейливого рисунка рябило в глазах.

- А это тебе.- Норка открыла бельевой шкаф и протянула сестре пакет с чем-то невесомым.

- Ой!- На сердце у Оли потеплело.- Бикини!..

- Из каталога,- отозвалась Норка, включая телевизор. С шорохом выскользнула из коробки кассета.- "Нет выхода"1, между прочим,- добавила она.

До обеда в гостиной только зуммерил голос переводчика. Сестры увлеченно следили за перипетиями фильма и, в конце концов, порадовались за вездесущих русских.

- Так им!- Кровожадно восклицала Оля, неказисто выбрасывая кулачок. Венера, глядя на нее, смеялась до колик.- Мы им всем вот так! Вот так!.. Нет-нет! Только на каналы не переключай!- Спохватилась она, когда Норка взяла пульт от телевизора.- Надоело! Одно и то же с утра до вечера. На практику пошла, так ты представляешь! В тоннелях под цехами до сих пор лозунги не смыли: "Брежнев – палач!", "Горбач – трепач!", "Боря, мы с тобой!". С ума посходили…

- Ты лучше расскажи как у тебя с Сашей?- Глаза у Венеры откровенно смеялись: "Взялась сестричка кости политикам перемывать!"

- Да ну его этого Сашку!- Отозвалась Оля.- В среду даже расплакался. Говорит, только дождись меня из армии. И навзрыд, как девчонка!

- Для них это важно.

- Да уж. Перед друзьями хвастаться, какая девчонка его дома ждет!

- Любит он тебя.

- Любит!- Фыркнула Оля.- У него таких как я знаешь сколько?! Не верю я ему! Не верю!

После обеда решили прогуляться, на людей посмотреть и себя показать. Гуляли часа два с половиной с заходом в обедневшие магазины. Прилавки пустовали, продукты отпускались по талонам. Заметно обеднели магазины тканей и готовой одежды. Искусственный дефицит постперестроечной эпохи как раз набирал силу.

День стоял морозный, но яркий и солнечный. В воздухе искрилась замерзшая влага. Ребятня с гиканьем носилась во дворах. Мальцы на заезженных фанерках с грохотом обрушивались вниз с железных горок. Изредка встречались любители с лыжами на плече. И отовсюду как зловонное испарение проглядывало из подъездов, разухабисто вырывалось из открытых форточек и сочилось по утоптанным, заплеванным тропинкам и тротуарам сумеречное российское пьянство, впитавшее в себя все нации и верования некогда великой страны.

Внимание на сестер обращали не только оборзевшие от не выплеснутой злобы хмельные гуляки. Подхватывали под локоток, "строили глазки" ухоженные, улыбчивые, говорливые как сытые голуби пареньки и зрелые мужчины. Но девушки держались так, что резвые ухажеры мгновенно отходили в сторону. И это тоже было влиянием Норки. Одним жестом, одним незначительным словом она отбивала у них охоту продолжать знакомство. Ольга в такие моменты откровенно смеялась над отвергнутыми. Закидывала точеный подбородок к небу, яркие губы разлетались как крылышки мотылька, и крупные, плотные, сахарные, цыганские зубки сверкали на солнце жемчугом.

Вернулись с прогулки в начале третьего. День незаметно посмурнел, и настроение у сестер стало ровным, без резких скачков щенячьей веселости и приступов беспричинной иронии над окружающими.

Они поднялись по лестнице на пятый этаж. Норка звякнула связкой ключей, открывая хитроумные американские замки. Квартира встретила их теплом, мягким солнечным светом, льющимся в коридор с кухни, и совершенно неожиданным ароматом кофе и дымом дорогих сигарет.

Ощутив все это, Норка улыбнулась, окинула взглядом одежду на вешалке. Из гостиной доносилось невнятное бормотание закадрового переводчика. Там кто-то смотрел "Нет выхода" с Кевином Кестнером в роли русского шпиона.

Норка что-то прошептала и бросилась туда. Дверь в гостиную широко распахнулась, и Оля увидела, как сестра повисла на шее высокого человека. В комнате уже царили полусумерки, и его лицо Оля не разглядела.

- А вот и ОН!- Негромко, но со значением произнесла она.

- Кирилл! Братик!- Против ожиданий воскликнула Норка, и Оля удивленно взглянула на них.

- Братик?!- Пробормотала она, снимая сапоги.

- Что же ты, Оля?- Окликнула ее Венера.

Она обернулась. В дверях, приобнявшись, стояли улыбающиеся Норка и симпатичный, цыганистый парень лет двадцати, его черные, волнистые волосы спадали до плеч. И что-то в нем Ольге показалось неуловимо знакомым, словно она уже знала его и видела раньше.

- Познакомься, Оля. Это мой брат. Самый близкий для меня человек. Самый родной,- сказала Норка.

- Здрасьте,- ошарашено произнесла Оля и неуверенно улыбнулась.

- Кирилл Воронов,- парень подошел, взял ее за руку и легонько поцеловал в щеку.- Здравствуй, сестренка. Я давно хотел познакомиться с тобой.

- Господи, как же вы похожи!- Восхищенно улыбнулась Норка.

Сходство между ними на самом деле было поразительным. Вот почему Кирилл показался Ольге смутно знакомым. Видно оба пошли в деда Ивана и в его колено. У них были одинаковые черты лица: узколицые, с прямым, тонким носом, миндалевидными, почти черными глазами, смуглой, с оливковым оттенком кожей и волнистыми, блестящими волосами цвета воронова крыла.

- Оля,- представилась она и улыбнулась уже уверенней.

- Я тебя только на фотографиях видел,- улыбнулся в ответ Кирилл.- Как же я рад.

Шумная вечеринка подходила к концу. Мерцала светомузыка в углу гостиной, в такт ей тягуче отзывался Элвис Пресли. Парочки прильнули друг к другу и медленно шли по незримому кругу. Комната то сжималась до пределов душного темного пятачка, то ее разносило в стороны акустическим взрывом, и над головой танцующих начинали кружиться мохнатые звезды. Шел двенадцатый час ночи, все собравшиеся были основательно пьяны.

Компания собралась мгновенно. Гостей Оля более-менее знала. Но ждал ее и сюрприз. Сначала она даже не знала, то ли обидеться на Норку и хлопнуть дверью, то ли принять все как есть. После минутного колебания все же выбрала последнее. Махнула рукой на Сашку.

Пили душистое и терпкое домашнее вино – один из подарков Кирилла. Когда он показал им сколько всего привез, Оля изумленно ахнула:

- Как же ты все это один притащил?

- А кто сказал, что я приехал один?- Со странной полуулыбкой отозвался Кирилл.- Один я никогда не путешествую.

- Ты с Рольфом приехал?- В голосе Норки неожиданно прозвучала какая-то незнакомая нота.

- С Нильсом.

- С Нильсом?!- Норка ахнула точно так же, как Оля минуту назад.- Это же здорово!!! Где он?!

- Дела. Но обещал быть к восьми.

- Сто лет его не видела,- продолжала улыбаться Норка.- Оля, ты обязательно должна познакомиться с ним.

А дальше они принялись вспоминать совсем уже незнакомых Ольге людей, да все с какими-то диковинными то ли именами, то ли кличками. Долго перечисляли партии товара как два заправских бухгалтера. И ко всему прочему приплели к малопонятным выкладкам кризис в табачном производстве. Послушав их пару минут,  Оля незаметно вышла освежиться. Ополоснула лицо холодной водой, поправила перед зеркалом волосы и присела на краешек ванны. Из гостиной доносились невнятные восклицания. Кирилл и Норка говорили о каком-то "пластилине"2, словно на нем свет клином сошелся. "Как дети, честное слово",- мимолетно подумала Оля, прислушиваясь к их голосам. И вдруг ей совершенно неожиданно и сильно захотелось закурить. И это было странно, потому что курить она начинала, и это занятие ей опротивело с первой же затяжки.

Она с трудом пересилила себя и вышла из уборной. Норка уже "висела" на телефоне, улыбнулась Ольге и громко рассмеялась в трубку. Такой болезненно возбужденной Оля ее не помнила. Норка с неожиданным скепсисом хмыкнула в ответ телефонному собеседнику и выбила из пачки "Мальборо" сигарету. Увидев сигарету, Ольга проглотила голодную слюну.

- Зайди в комнату,- прикрыв трубку ладонью, сказала ей Норка,- Кирилл тебе подарок привез. Да не стесняйся, он тебе такой же брат как и мне!.. Нет-нет, но вполне возможно,- произнесла уже в трубку.

Оля прошла в гостиную. На кране телевизора корчились и гнули пальцы ямайские негры. Трясли кудлатыми головами, шевелили толстыми серыми губами. На диване лежало летнее платье классического покроя. Напротив дивана стоял Кирилл и задумчиво смотрел на него. Когда Оля появилась в комнате, улыбнулся ей:

- Это тебе, сестренка.

- Ой!- Оля подошла к дивану и осторожно потрогала легкую, шелковистую ткань.- Какая прелесть!

- На самом деле, это ты прелесть!- Манерой держаться и говорить он неуловимо напоминал Норку.

- Спасибо, Кирилл,- Ольга пожала его за руку чуть повыше локтя. Ткань его пиджака тоже была незнакомой на ощупь, прохладной и шелковистой

- Носи на здоровье, сестренка…

Кирилл хотел добавить еще что-то, но в этот момент в прихожей раздался звонок – пришли первые гости.

Кирилл гостил у Норки ровно неделю. В пятницу устроил прощальную вечеринку. Компания собралась та же. Не было только Сашки, закатившего в прошлую субботу гнуснейший и неприятнейший скандал, приревновав Ольгу к высокому, статному блондину, которого все называли Нильсом. Сашка даже полез в драку, и неизвестно, чем бы закончилась для него вечеринка, но Кирилл взял драчуна за плечо, вывел его в прихожую и показал глазами на дверь. А когда глупый перепивший Сашка попробовал качнуть права, он кратко и страшненько выразил свое мнение на воровском языке. Хотя о сути его монолога догадались не все. Ольга, например, не догадалась. Она только вздохнула с облегчением, когда дверь закрылась за широкой спиной ее непутевого друга.

За эту неделю между ней и Нильсом пробежала искра. И все что было в прошлом отодвинулось в такую даль, что временами Ольга сама себе казалась незнакомкой. В ее жизни это было первое искреннее чувство. И она была еще так наивна, самонадеянна и неопытна, что Нильс сразу определил в ней все это.

Как бы там ни было, близости между ними не случилось. Пока что зародилась хрупкая душевная связь и понимание. Оказалось, что они очень схожи во вкусах и оценках жизненных ситуаций и в планах на будущее. Так что на прощальной вечеринке они держались так, словно уже были парой. Не ускользнуло от Оли и то, что Кирилл незаметно переговорил с Нильсом. Ей показалось, что их разговор был о ней. Нильс ответил ему что-то флегматично и пригубил из бокала прозрачный итальянский вермут. Кирилл кивнул ему в ответ, его лицо выражало одобрение и симпатию. Оля ощутила это каким-то сверхчувственным образом, и поняла, насколько непрост ее новоявленный брат.

За это время Кирилл успел выкурить сигарету. Нильс сидел там же и задумчиво смотрел в бокал, потом он поднял лицо и встретился глазами с Ольгой.

То, что невыразимо словами – вечно.

И краем глаза она зацепила бархатный и мягкий лоскут ночного неба в приоткрытой форточке. Стылая тяга отогнула краешек невесомой кружевной занавески на окне. Оля оглянулась и увидела внимательное, чуть встревоженное лицо Норки ее лиловые, родные глаза. Улыбка Венеры была наполнена той же симпатией и одобрением, как и слова Кирилла по отношению к Нильсу.

Оля улыбнулась в ответ сестре, подхватила бокал со стола и подошла к нему. Любимый вырастал перед ее глазами, заполняя собой пространство. И в тот момент, когда она прикоснулась кончиками пальцев к его лицу, протяжно и ласково вытянул немыслимую ноту Элвис Пресли. И стало не зачем думать, что же делать дальше.

- Завтра встретимся, Нильс,- сказал Кирилл и похлопал товарища по руке.

- Все нормально, Ворон?- Спросил тот. Ни один мускул не дрогнул на его жестком, словно высеченном из камня лице.

- О чем ты?

- Ну…

- Дружище, я буду только рад. А сейчас отсыпайся. Завтра у нас долгий путь. Я в дороге высплюсь, а тебе нужно хорошенько отдохнуть.

Кирилл закрыл за ним дверь, прислонился к ней спиной и постоял так мгновение, покусывая ноготь. Пробормотал только: "Странно все-таки…" На кухне звенела посуда, и негромко мурлыкал магнитофон. Кирилл усмехнулся и пошел на этот домашний уютный шум.

Странно все-таки бабы устроены, недоговорил он, и надо же было Ольге выбрать именно Нильса. О вкусах не спорят… Он усмехнулся и прошептал: "Красавица и чудовище". Машинально свернул в гостиную, взял в баре непочатую бутылку молдавской "Мадеры" и три бокала, и уже с полными руками отправился на кухню.

А там и без спиртного было весело. Посуда перемывалась под откровенные шуточки Норки. Ради смеха она рассказывала о недавних гостях такое, что Оля не знала, верить ей или нет. Норка не оставляла времени на размышления. Забавные, нелепые, неправдоподобные истории сыпались из нее как горох из дырявого мешка.

- Девчонки!- Отвлек их Кирилл.- Праздник продолжается!

- А мы не возражаем!- С энтузиазмом отозвалась Оля.

- И это правильно!- По-отечески провозгласил Кирилл.- Вам сейчас просто необходим отдых.

Норка понимающе улыбнулась и для начала заставила их унести чистую посуду в гостиную. Когда кухонька засияла первозданной чистотой, она сняла фартук и тщательно вымыла руки.

- Вот теперь можно и за стол,- улыбнулась сама себе.

- За вас, дорогие мои!- Провозгласил Кирилл и добавил:- Будет у меня к вам еще одно предложение,- и посмотрел почему-то только на Норку.- Но об этом позже…

- Интригуешь?!- Улыбнулась Оля. Она залпом выпила бокал вина, тут же покачнулась на стуле и мгновенно захмелела. Облокотилась на стол, с грустью разглядывая остатки праздничного угощения.

- С тобой все в порядке?- Кирилл добавил в бокалы вино.

- Устала,- ответила Ольга.- Пойду спать…

- Подожди минуту, обсудим кое-что,- остановил ее брат.- Норка на следующей неделе уезжает в Прибалтику, в Латвию. Сделай одолжение, составь ей компанию.

Норка вскинула на него глаза, но Кирилл остановил ее движением руки.

- Кое-что случилось,- произнес он.- Для компании понадобится еще один человек. Будет лучше, если это будет девушка. Согласна?

- Темнишь,- сонно пробормотала Оля и слегка оживилась:- У меня же практика. Кто меня отпустит?..

- Без проблем,- усмехнулся Кирилл.- Сделаем больничный.

- Как же, разбежались мне дать больничный…

- Венера поможет.

Оля потерла слипающиеся глаза и с неожиданной обидой посмотрела на него:

- В принципе я не против. Всегда хотела посмотреть Рижское взморье. И, вообще…

- Вот и хорошо,- улыбнулся Кирилл.

- Спокойной ночи,- Оля поднялась с кресла и, неуверенно переступая, ушла в спальню.

Кирилл с Норкой молча проводили ее взглядом.

- Что ты задумал?- В голосе Венеры звякнула сталь.- А если что-то пойдет не так?

- "Если" не будет!- Кирилл пристально посмотрел на нее.- Не беспокойся понапрасну.

Норка раздраженно покачала головой.

- Просто я хочу, чтобы у нее было будущее,- сказал Кирилл и плеснул в бокал вино.- Подумай сама. Родитель махнул на нас рукой. Кстати, ты могла еще… Могла!- Он сделал такой жест, словно отодвинул в сторону все ее возражения.- А мне в жизни просто-напросто повезло. Но не сойдись мать с Всеволодом, я бы до гробовой доски так и остался никем…

Норка не сдержалась и фыркнула:

- Невысоко же ты себя ценишь!..

- А как ты думала?! Я – реалист. А это факт – правда жизни. Но удача на нашей стороне. У нас есть обеспеченное будущее. Еще года два-три при условии что не наделаем глупостей, и все! Все! Понимаешь?.. Еще немного, Норка. И я хотел бы видеть ее,- он показал глазами в сторону спальни,- в твоем и в своем будущем не бедным родственником, от которого тут же хочется избавиться и стряхнуть как пыль с рукава… Вот о чем я говорю.

Он замолчал и посмотрел на сестру. Но он не сказал и малой части. Говорить остальное было ни к чему, Норка и без того поняла брата. Она пригубила вино, выбила из пачки сигарету:

- Может быть ты прав, Кирилл. Может быть…

- Я наверняка прав. И со временем ты убедишься в этом.

Их спутники сразу вызвали в Ольге смутное подозрение. Она ожидала увидеть компанию молодых людей, девушек. Правда один из них был молод, возрастом чуть старше Кирилла. Но было в нем что-то неуловимо отталкивающее. Второй, невысокий лысеющий мужчина лет сорока с небольшим внимательно посмотрел на нее и произнес тихим невыразительным голосом:

- Ты – моя дочь. Я – папа Витя.

Ольга удивленно посмотрела на Норку. Но та только закрыла глаза и покачала головой.

- Это твой паспорт, ученический билет и карманные деньги,- продолжал говорить "папа Витя".- А это мой сын – Сергей,- он кивнул в сторону парня.- Соответственно, твой брат. Это,- он показал на Норку,- его жена – Марина. Все ваши документы будут находиться у меня. Вы свои знаете, а ты свои документы внимательно изучи.

Оля открыла паспорт и увидела свою фотографию. Теперь ее звали Поливановой Ольгой Викторовной.

- Семьдесят третьего года рождения,- прошептала она.- Чувашка.- И повторила еще раз вполголоса:- Чувашка…

- Выезжаем завтра в девять ноль-ноль,- тем временем говорил "папа Витя". Утром в восемь ноль-ноль встречаемся здесь же. Все.

Когда девушки вышли на улицу, Оля рассмеялась:

- Слушай, почему чувашка? Почему не русская?

- Потому что латыши к нацменьшинствам относятся более доброжелательно и менее пристрастно, чем к русским,- без улыбки ответила Норка.

Оля осеклась, глянула на нее искоса и оставшуюся дорогу отделывалась односложными фразами. А когда они поднялись в квартиру, прошла на кухню и нервно закурила. Не выдержала-таки, всю неделю боролась с этим желанием, но в этот вечер нервы все же сдали.

Глядя ей вслед, Норка лишь покачала головой. Начали сбываться ее дурные предчувствия. Она повесила шубу в шкаф, туда же убрала меховую шапку. Все это делала не спеша, ей тоже нужно было собраться с мыслями. Она уже знала, что предстоит трудный разговор с сестрой. Норка прошла в гостиную и взяла в баре початую бутылку "Мадеры".

Ольга сидела за столом спиной к двери. Ее шапка висела на резной спинке стула. В пепельнице тлела раскуренная сигарета. Норка погладила ее по волосам и прошла к посудному шкафу за стаканами. Она почувствовала, как голова сестры резко отдернулась в сторону от ее прикосновения.

- Я не хотела, чтобы ты занималась этим,- сказала Норка.

В ответ Оля промолчала.

- Но мы… Мы хорошо подумали, прежде чем,- ей так хотелось сказать слово "втянуть",- пригласить тебя в дело.

Ольга оглянулась. Норка курила, глядя мимо нее.

- Ты знаешь, как я испугалась?!- Незнакомым, ставшим неожиданно глубоким и звучным голосом спросила сестру Ольга.- Я ведь сразу все поняла.

Норка поставила на стол вино и стаканы:

-  Что ты поняла?

- Я не дура!- Резко ответила Ольга и подобралась как перед дракой.

Норка налила вино в стаканы. Взгляд на сестру она не поднимала.

- Я поняла, откуда все это! Норка, зачем?.. Ты – талантливая, умная. Зачем тебе все это?! Ведь это очень опасно!..

- Хватит!- Оборвала ее Норка.- Не будь ребенком,- сказала уже спокойней.- Хотя бы на мгновение задумайся о выгоде и о возможностях, которые перед тобой открываются. И не говори мне об опасности! В наше время тебя может подставить любой мудак, с которым ты переспишь. Здоровье можешь потерять в любой момент! Так что не говори мне об опасности. В конце концов, ты полностью обеспечишь себя.

- Не о том ты говоришь, Норка!- Выкрикнула Ольга и раздавила сигарету в пепельнице.- Ты же в тюрьму можешь попасть!

Норка неожиданно резко и шумно выдохнула. Ее красивое лицо, словно, изломалось. Она посмотрела на сестру непонимающим взглядом, а потом закинула вверх подбородок и расхохоталась.

Оля бросилась к ней.

- Что с тобой, Норочка? Что с тобой?!- Этот стремительный переход от криков и ругани к истерическому хохоту обескуражил и напугал ее.

Норка вцепилась в рукав ее шубы, уткнулась лицом в грудь и захохотала пуще прежнего. Ольга с трудом оторвала от себя ее руки, подбежала к раковине и набрала пригоршню ледяной воды из крана. Плеснула в лицо сестре. Норка откачнулась в сторону, закрываясь руками. Ольга метнула в нее еще одну пригоршню, но на этот раз промахнулась.

- Все, все! Больше не надо!- Крикнула Норка, выставив перед собой руки.- Сдаюсь! Больше не надо!

Ольга настороженно наблюдала за ней. Ее правая ладонь лодочкой полоскалась под струей ледяной воды.

- Ой!- Норка глубоко вздохнула и шумно выдохнула.- Не делай так больше! Ой, не могу,- она снова прыснула, но на этот раз справилась с приступом.- Выключи воду, пожалуйста.

Оля закрутила вентиль и после секундного колебания вернулась за стол.

- Ой, не могу,- еще раз улыбнулась Норка и отпила вино из стакана.- Милая моя,- сказала она уже совсем спокойно.- Никто нас не посадит, если даже поймают с поличным. Понимаешь? Никто и никогда. Так  что на этот счет можешь быть спокойна.

Ольга вытерла ладонью вспотевший лоб, посмотрела в свой стакан, немного отпила из него, потом подумала и выпила вино залпом.

- Оля, это пока что не наше семейное дело. И будь уверена, за нами стоят такие люди,- как сквозь вату доносился до нее голос Норки,- что волноваться не стоит…

Оля вдруг почувствовала непреодолимую сонливость, потянулась было за сигаретами, и провалилась в сумеречное, тревожное сновидение.

А утром она уже с трудом вспомнила то, что произошло накануне. Но была спокойна и уверена в себе, словно за ночь с ней произошла волшебная перемена.

- Напугала ты меня вчера,- говорила ей Норка за завтраком.- "Мадеру" тебе пить, вообще, нельзя. Вырубаешься ты с нее… Я за пульс, дыхание проверила. Испугалась до полусмерти. Сама чуть в обморок не упала.

- Я раньше "Мадеру" не пробовала,- равнодушно солгала ей Ольга и улыбнулась.- Не знала, что она на меня так действует. Извини, напугала.

Норка удивленно посмотрела на сестру, она тоже почувствовала в ней перемены. В свое время сама прошла через нечто подобное.

- Оля, ты себя хорошо чувствуешь?

- Никогда не чувствовала себя лучше,- все также равнодушно ответила Ольга и вдруг спохватилась, словно только что очнулась от полудремы.- Нет, правда, все очень хорошо. Вот только с памятью что-то. Почти ничего из вчерашнего не помню. Но чувствую себя замечательно.

- Вот и хорошо,- кивнула Норка, наливая горячий кофе.- Ты ни о чем не беспокойся. Отдыхай. А это тебе подарок.- Норка поставила перед ней небольшой кожаный футляр.

- Ой!- Радостно улыбнулась та.- Фотоаппарат. Я такие только по телевизору видела.

Норка улыбнулась. На ее часах было ровно семь утра.

Минут пять они разбирались с подарком. За окном медленно наливалось светом зимнее утро.

Незаметно подошло время собираться в дорогу. Ольгой овладело нервное возбуждение. Венере даже пришлось одернуть сестру. Для нее такие сборы давно уже перестали быть чем-то особенным.

- А кто он этот твой "муж Сережа"?- Ольга замерла возле окна в гостиной. По протоптанной через двор тропинке торопливо шли люди.- Странный он какой-то.

- Почему ты решила, что он странный? Поверь мне, самый странный в нашей компании "папа Витя". А Сережа просто спец по охране. Что-то вроде телохранителя при нас...

- При нас или при "папе Вите"?- Оля отвернулась от окна и внимательно посмотрела на сестру.

- Давай на дорожку присядем,- предложила Норка.

Ольга вышла из гостиной в прихожую и присела на полку для обуви.

- Точно все выключила?- Переспросила она Норку.

- Да, только холодильник включенным оставила.

Ольга вздохнула и негромко откашлялась.

- Как-то мне все-таки нехорошо,- призналась она.

- Не бойся. Ничего не бойся, милая,- Норка встала со стульчика и подхватила сумку.- С богом!

Ольга кивнула, еще раз глубоко вздохнула и вышла вслед за ней из квартиры.

Был конец ноября восемьдесят девятого года. Снегопады шли каждый день. Снег сыпал роскошными пушистыми хлопьями и от этого казалось, что до Нового года уже рукой подать.

В девяностом году им обеим исполнилось по девятнадцать лет.

 

2. Наваждение.

К проходной подкатила серебристая иномарка. Водитель несколько раз нажал на сигнал, вспугнув стайку воробьев, хлопотливо сновавших возле железного трапа. На мостике стояла охранница – невысокая плотная женщина в повседневной одежде с красной повязкой на левой руке. Под высокой прической из крашеных волос жило ее подвижное маленькое личико. Все в нем было мелким как у мышки-полевки. Из всех черт лица выделялся только длинный тонкогубый рот. Она без интереса посмотрела на подъехавшую машину и бросила птицам хлеб.

Въездные ворота были открыты настежь. Единственной преградой для транспорта была стальная цепь в крупное звено.

Слева за проходной простиралась складская площадка под открытым небом, справа темнел высокий забор из металлических прутьев. Август девяносто пятого года выдался сухим и жарким. Ветер гонял по дороге султанчики пыли. Метров через двести дорогу пересекало железнодорожное полотно. И надо всем этим, над дорогами и складами, над затейливым переплетением паровых магистралей, над потемневшими от времени строениями и цехами, и фрагментами мостовых кранов нависали две чудовищные по высоте трубы.

Норка посмотрела на эти трубы, на хитросплетение магистралей, и ее лицо стало жестким.

- Эй, мать!- Высунулся из окна Кнок.- Отпирай калитку! Чё ты нас в своем предбаннике паришь?!

- Пропуск предъявите,- флегматично отозвалась охранница.

- Мать, поди-ка сюда,- ласково проворковал Кнок, щелкнув замком дверцы.

- Кончай "базар",- угрюмо отозвался Кирилл с заднего сидения.

- Сейчас разбежалась!- Уже энергичней кивнула охранница, хотя Воронов обращался не к ней.

Кнок вздохнул и выбрался из машины. Охранница искоса глянула на него и процитировала:

- "На территорию завода пешеходы имеют право проходить только через контрольные посты после предъявления пропусков соответствующего образца. Проход пешеходов через автомобильные ворота строго запрещен".

Кнок оглянулся на попутчиков и приторно улыбнулся, вытягивая из кармана брелок с дюжиной автоматных пуль на цепочке. Постукивая им по перилам, поднялся на мостик и, приобняв охранницу за плечи, завел внутрь проходной. Она только успела пискнуть да выронила на землю остатки хлеба.

Спустя полминуты появились улыбающийся Кнок и побледневшая охранница со скомканными деньгами в крепко сжатом кулаке. Кнок вернулся в машину, высунулся в окно и скомандовал:

- Открывай, мать!

Охранница суетливо опустила цепь. На мгновение мелькнуло ее маленькое злое лицо, и потянулась с одной стороны складская площадка, заваленная индустриальным хламом, а с другой частый ржавый забор.

- Артист!- Похвалила Ольга Кнока.

- Еще какой!- Самодовольно кивнул тот, глядя на нее в зеркальце заднего вида.- А ты, Золотце, замуж за меня выходи. Не соскучишься!

- Кнок!- Осадил его Кирилл.

- Нужен ты мне,- усмехнулась Ольга и с тоской посмотрела в окно.

Она не собиралась с ними. А согласившись на уговоры, ощутила приступ такой тоски, что хоть вой. "И чего ради?- Размышляла она сейчас.- Зачем мне их ссоры? Они годами разобраться не могут. Зачем мне все это? Зачем…"

Высокие трубы царапнули небо, надвинулись на них стремительно, и ушли в зенит. По железной дороге промчался короткий состав с платформами.

- Начальнику караула можешь не звонить, мать,- бахвалился одержанной победой Кнок.- Типа, он в курсе… Куда теперь сворачивать, Ворон?

- Туда и налево,- подсказала Норка.

- О, бля, смотри, уголь, что ли?!

- Угля не видел?- Кирилл с утра был не в духе.

- Это я угля не видел?!- Снова оживился Кнок.- У меня батя всю жизнь в шахте горбатился,- он с любопытством оглядывался по сторонам.

- В Воркуте?..- Ольга хотела пошутить, но произнесла это таким будничным тоном, что ее остроту предпочли не заметить.

Только Кнок негромко хохотнул:

- Смешно, Золотце. Только не в Воркуте, а в Кузбассе. Есть в Кемеровской области такой городок – Прокопьевск…- но рассказывать очередную басню не стал, нажал на тормоза и ухмыльнулся:- Приехали. Выгружайся!

Машина остановилась возле не очень длинного, но массивного здания высотой в три этажа. Тротуар возле него был аккуратно подметен и прибран, хотя обстановка вокруг была довольно запущенной. Откуда-то из недр здания доносился утробный гул и скрежещущие звуки.

- Матерь божья!- Ёрничая, перекрестился Кнок.

- Прекрати!- Одернула его уже Норка.

Шел седьмой час вечера. Возле цеха никого не было. Только где-то вдалеке явственно брякали железом, и прыгали в напоенном светом воздухе призрачные блики от электросварки. Кнок припарковал машину возле бетонного крыльца. Справа от входа висела небольшая табличка – "Теплосиловой цех". Все окна на первом этаже и несколько окон на втором были забраны железными решетками.

Следом за Норкой из салона выбрался Кнок. Он прошелся возле крыльца с хозяйским видом и пошел вдоль окон первого этажа  в сторону бледных отблесков электросварки, пытаясь разглядеть за решетками и стеклами окон цеховое хозяйство. Ольга тоже вышла из машины. В детстве она бывала здесь с отцом несколько раз. Справа от цеха громоздилось высокое монолитное здание со строчкой узких окон под крышей. Воздух возле цеха был пропитан запахом жженого кирпича и каленого металла. Этот стойкий запах они ощутили, как только вышли из машины. Ольга судорожно перевела дыхание, ей вдруг стало как-то неуютно.

- Идем!- Пытаясь казаться бодрой, громко сказала она. Но на самом деле сейчас ей хотелось быть как можно дальше от этого места.- Идем, Кирилл!

Но он даже бровью не повел.

- Мы пойдем вдвоем,- сказала ей Норка и стремительно поднялась на крыльцо, рванув на себя дверь.

Ольга хотела что-то сказать, но только губы поджала от неудовольствия.

Перед ее глазами мелькнул тамбур, в нем было тихо и сумеречно, а сразу же за второй дверью начиналась лестница на верхние этажи. Норка дожидалась сестру на первой ее ступеньке.

- Мне все это очень не нравится,- раздраженно произнесла Ольга.

- Потерпи еще немного, милая. Минут десять не больше,- лицо у Норки оставалось бесстрастным, словно она разговаривала не с сестрой, а с посторонним человеком.

Не найдя нужных слов и каких-то обоснованных претензий, Ольга лишь пожала плечами и начала подниматься вслед за ней.

На втором этаже было тихо и пусто. От лестницы в оба конца расходился коридор с множеством дверей. А на третьем этаже они сразу же уперлись в две двери. Норка оглянулась на сестру и открыла одну из них.

Они попали в большое светлое помещение, стены которого были заставлены приборами. Сонное посапывание машин изредка нарушалось щелчками тумблеров. На сдвинутых столах двое пожилых рабочих играли в нарды, а третий помоложе читал журнал.

- Здравствуйте!- Они одновременно вскинули на Норку глаза.- Где я могу найти Кирюту Николая Ивановича?

- В конторке сменных мастеров,- отозвался один из них.

Венера развернулась и вышла в коридор, а Ольга немного замешкалась и услышала, как молодой рабочий, белобрысый смазливый паренек сказал восхищенно:

- Ничего себе! Это кто?..

Норки в коридоре уже не было. Ольга торопливо прошла вслед за ней. Она забыла почти все, что касалось бывшей работы отца. Ольга открыла дверь с надписью "Мастер смены" и отшатнулась как от удара.

Кирюта Николай Иванович, дядя Коля, которого она помнила жизнерадостным, самоуверенным балагуром, знающим точную цену и себе самому и этой жизни, орал на дочь как выживший из ума старый маразматик.

- Я – отец твой!- Кричал он, выкатив на Норку налившиеся кровью глаза. И эти глаза на багровом апокалиптическом лице были страшнее всего.- Я тебе не мальчишка на побегушках! Запомни это!!!

Норка сидела на подоконнике и спокойно разглядывала его сквозь табачный дым.

- Ты своими дружками можешь командовать, не мной! Не мной… Я прошел через такое, что тебе и не снилось!..

Ольга усмехнулась, последние слова были сказаны напрасно. Если он и хотел что-то доказать дочери, то говорить такое было попросту глупо. И только сейчас Ольга поняла, что Кирюта совсем не знает Венеру.

- Хорошо,- кивнула Норка.- Но я повторю еще раз: мать оставь в покое!

- И не смей курить в моем присутствии!- Не слушая дочь, рявкнул Кирюта.

Ольга прошла к окну, присела рядом с Норкой:

- Привет.

Кирюта посмотрел на нее, но ничего не ответил, только выдохнул свирепо и шумно. Ольга заметила, как он постарел за эти годы, обрюзг, на щеках серебрилась щетина.

- Пошли вон отсюда!- Вдруг четко и спокойно сказал он, возвращаясь за стол.

Норка тут же спрыгнула с подоконника, но повторила то же самое:

- Мать оставь в покое,- и добавила:- Она устала. Можешь ты это понять? От тебя устала.

- Шагай,- сквозь зубы буркнул Кирюта.

Норка подошла к двери и вдруг резко развернулась, и добавила еще, но таким голосом, что у Ольги "мурашки" по спине побежали:

- И посмотри в окно! Полюбопытствуй, наконец, сволочь!- В ее голосе звякнул металл.

Кирюта слепо глянул ей вслед и, словно очнувшись, заметил племянницу:

- Батя как?

Она задержалась в дверях, посмотрела на него с ненавистью и едва удержалась от того, чтобы не плюнуть в это обрюзгшее, запущенное лицо.

- Чтоб ты сдох!- И от души хлопнула дверью.

В коридоре крутился давешний смазливый блондин. Когда Ольга вышла из конторки, он притих, улыбаясь и поедая ее глазами. А в конторке за ее спиной вдруг что-то с грохотом обрушилось. Паренек открыл было рот. Хотел наверно завязать разговор, но она послала его на три буквы и дробно загремела подковками каблучков вниз по лестнице.

На свою беду Бородин встретил ее и сделал первый шаг навстречу судьбе.

- Покурить выйду!- Сказал он, поднимаясь со стула.

- Ты, Бородин, не увлекайся,- ухмыльнулся Семеныч, с насмешкой глядя на него поверх очков.- Не пара она тебе…

Сальченко промолчал, но по всему видно, согласился с напарником. Дробно метнул на столешницу кубики.

- Не увлекайся, Бородин, не увлекайся,- продолжал бубнить Семеныч.- Вот тебе пепельница, вот в нее и кури!

В ответ Бородин только молодецки хекнул, посмотрел на них в свернутый журнал как в подзорную трубу, и вышел в коридор.

Был он высок и субтилен. Привлекательную внешность портила подчас бездумная прямолинейность, из-за которой многие знакомые и почти все коллеги по работе его на дух не переносили. Будь он чуть лживей и изворотливей, возможно, жизнь его сложилась иначе. Что не гнется – ломается.

На что он рассчитывал, поджидая ее? В конечном счете сам Бородин, едва увидев Ольгу, почувствовал томление человека над пропастью. Наверняка он лучше других понимал, что она ему не пара. Но это и есть судьба, которой не избежать. Не схорониться от нее, нагонит на базарной площади, дернет за рукав. И сделаешь все, что предначертано.

Бородин неторопливо выкурил сигарету, прошелся по коридору из конца в конец и невольно прислушался к приглушенным крикам, доносившимся из кабинета мастера. Еще усмехнулся про себя, мол, Кирюта совсем рехнулся, орет как мамонт. Дочерей не было слышно, то ли помалкивали в тряпочку, то ли отвечали, не повышая голоса.

Он уже повернул назад, когда дверь конторки распахнулась и в коридоре появилась высокая светловолосая красавица с точеным славянским профилем. Бородин вздрогнул и посторонился, пропуская ее. Шла она стремительно и его, скорей всего, не заметила. Он обернулся и затаил дыхание. В дверях конторки стояла та, вторая. Он даже услышал ее ясный, чистый голос:

- Чтоб ты сдох!- И вышла в коридор.

Милая моя,- беспокойно подумал Бородин, вглядываясь в ее лицо. А была она не просто привлекательна, была непередаваемо красива. Он вглядывался в ее лицо, в ее большие темные глаза. Взглядом ласкал густые волосы цвета воронова крыла и чувствовал в своем сердце уже любовное томление.

Бородин вздохнул, в его горле стало тесно от навернувшихся на языке слов.

Она же глянула на него дико и затравлено и бешено одновременно. С ненавистью.

- Да пошел ты…- И свернула на лестницу, зацокала по ступеням каблучками.

В этот момент  в конторке раздался грохот.

Бородин вздрогнул от неожиданности, оторвал взгляд от лестницы, по ней все еще прыгал звук дробных, металлических щелчков.

- Ничего себе девочка,- пробормотал он и решил выяснить причину шума в конторке.

Письменный стол валялся на полу вверх ножками. Бумага, обглоданные временем карандаши и инструкции разлетелись в стороны. Сам Кирюта стоял возле окна в какой-то неестественно-вывернутой бойцовской стойке, словно только что отошел от нокдауна.

- Иваныч, ты в как?

- А-а?- Как парализованный промычал Кирюта, медленно отрываясь от зрелища за окном.- Это… ты?!- И пошел на Бородина, переступая как робот.- А тебе какого черта от меня надо?!

- Ты чё, Иваныч?- Бородин на всякий случай отступил в коридор.

- Вали отсюда, щенок!..- Во всю глотку завопил Кирюта.

Услышав это, Бородин мгновенно сбычился и стиснул кулаки.

- Я тебе что сказал?! Пошел вон!!!- Захрипел Кирюта.

- Что?!

В этот момент дверь распахнулась и в конторку забежали напарники Бородина. В тот же миг Кирюта прыгнул на него, а за его спиной оглушительно лопнули и обрушились на пол оконные стекла.

Бородин напрягся, выворачиваясь из медвежьей хватки противника, и коротко ударил вверх. И еще раз, стараясь попасть в щетинистый подбородок.

- Какие чудные глаза…- не замечая того, тихо прошептала Ольга, бросив зеркальце на флаконы с духами и тюбики с косметикой.

В верхнем правом углу большого зеркала висела цветная фотография Нильса. Вся ее квартира была заполнена его фотографиями и портретами. Те, кого Ольга приводила на одну ночь и те, кто жил с ней месяцами, должны были мириться с духом этого дома. Тот же, кто начинал выражать недовольство, связанное с постоянным присутствием в его отношениях с хозяйкой квартиры этого духа, мгновенно становился лишним и с треском из этой квартиры вылетал. Рольф-Павлов, последний с кем она жила больше месяца, человек гордый, которому не хватило какой-то малости, чтобы избавить подругу от наваждения, перехватил ее руку после первой пощечины и сказал:

- Не трать на меня свою ненависть.

И хлопнул дверью. Или это придумала она? Наверно она. Потому что он никогда так не делал. Он никогда не хлопал дверьми, особенно на прощание.

Ольга перевела дыхание и всмотрелась в свое лицо. И сама себе не понравилась. Не та, уже совсем не та. Но что же делать когда все есть и когда все время что-то теряешь? Когда все время что-то уходит из тебя подобно влаге сочащейся из весенней земли. Так и душа под гнетом обстоятельств и прибывающих богатств сочится в пустоту вселенной. И ты как меняла за каждый золотой процент теряешь часть чего-то нежного и теплого, без чего окружающий мир становится и четче, и ясней, и предсказуемей, и холодней, и нетерпимей.

Она прошла на кухню, выпила холодный кофе, наскоро сваренный ночью к коньяку. Осторожно прикоснулась к холодному лбу, и вдруг лицо ее скомкало гримасой отчаянья. Тонкая кожа пошла морщинками, и от крыльев носа и уголков рта упали к подбородку горькие складки. Она схватилась за край стола, еще раз судорожно перевела дыхание и заставила себя успокоиться. Кожа на ее лице постепенно разгладилась, и вскоре оно приняло вид обычный и надменный. В эту минуту она неожиданно напомнила Снежную Королеву.

Ольга глубоко вдохнула и протяжно выдохнула. Закурила, устроившись на стуле из темного гнутого дерева. И принялась задумчиво наблюдать за сизыми волнами табачного дыма. В ее сердце после минутной слабости вскипала и пенилась злоба. Выкурив сигарету до половины, она поднялась и подошла к окну.

Времени было начало десятого утра. На дворе заканчивался август. Стояли последние дни месяца, который еще принято называть летним. Ночью после короткого перерыва, который оказался хуже самого дождя, вновь зарядило мелко и нудно. Пузыри в лужах предвещали затяжное ненастье. С высоты пятого этажа покрытые пузырями лужи создавали иллюзию закипевшей земли. Вода шла лениво, местами полностью заливая дороги. Тротуары матово блестели под пасмурным небом. Глядя на разгулявшуюся стихию, Ольга выкурила сигарету. Беспричинно вспомнила прочитанное о Тарковском-режиссере. В каждом фильме главную роль он отдавал одной из мировых стихий: воздуху или земле, воде или огню. "Я отдаю этот месяц воде!"- с неожиданным пафосом подумала она. И от этого пафоса губы ее дрогнули в слабой усмешке, хотя сил у нее не осталось даже на это. Ольга смяла окурок в пепельнице и вернулась за стол.

В середине августа погода резко испортилась. Бесконечным фронтом шли с запада низкие свинцового цвета тучи. Стало прохладно. Дождь то моросил, то вдруг срывался как злобный цепной пес с привязи и хлестал тяжелыми, холодными струями, стучал в окна монотонно и дробно, как стучит уставшее сердце.

В прихожей тренькнул телефон, через мгновение залился бодро и радостно. Автоответчик она не ставила из принципа, а пройти в прихожую не было ни сил, ни желания. Она снова закурила и принялась считать про себя звонки. На цифре двенадцать телефонная трель резко оборвалась. И вместе с наступившей ватной тишиной на нее волнами накатили воспоминания. Дед снова качает на твердой коленке и приговаривает: "По горам, по долам ходит шуба да кафтан… Найди, Оленька, свое золотце… Ты, Золотце мое, никому не верь. Никому не верь…" Спустя мгновение его хриплый шепот поглотило мощное дыхание органа и мерный гул Балтийского моря. И уже из него появился голос Нильса, шепчущий слова, позже ставшие для нее молитвой. Она попыталась ухватиться за его родной голос, за его слова в надежде, что через мгновение появится он сам…

В спальне вдруг оглушительно грохнуло. Ольга вздрогнула и пришла в себя. Сон наяву оборвался, она вновь оказалась на кухне.

Господи, с отчаяньем подумала она, совсем про него забыла. И как меня угораздило?

Она жила в четырехкомнатной квартире. Верней, еще толком обжиться не успела. Дом сдали в прошлом году, а квартиру она купила в начале лета. Тогда в июне приятно было бродить среди мебельных развалов, стены квартиры еще дышали свежей отделкой. Тогда она с улыбкой наблюдала, как Рольф-Павлов домовито и усердно собирает мебельные гарнитуры, пыхтит и мелко, по-домашнему матерится, когда в отверстие не заходит винт или резьба на гайке оказывалась с дефектом. Вечерами они сидели на кухне, единственном обустроенном месте, и Рольф-Павлов рассказывал ей об отце и дядьях – краснодеревщиках с Кубани. Он пил из фирменных доппелей смирновскую водку, и было заметно, что ему сладко вот так сидеть с ней на кухне и отдыхать от трудов праведных. Была возможность нанять специалистов, они собрали бы мебель за считанные часы. Но Рольф уперся, и пыхтел, и мелко матерился, ломая с непривычки ногти.

Потом она с ним рассталась, снова сошлась и опять рассталась. А квартира за это время приобрела вид нежилого великосветского салона с явными признаками поклонников фетишизма, в котором набегами ночуют изголодавшиеся плебеи, и стойкий запах водочного перегара в гостиной давно смешался с тонким ароматом кофе и хорошего коньяка. А в сверкающей нержавеющей сталью и итальянским кафелем уборной воздух неистребимо отдавал рвотой, попойками, скукой, и извращенными глупостями от этой скуки.

Бородин появился в коридоре белый как червь, ошарашенный и самодовольный. На его лоб падала прядь светлых, выгоревших на солнце волос, а в глазах прыгали зеленые черти.

И Ольга снова презирала его, как тогда в коридоре. Невесомая вуаль ненависти упала на ее глаза.

- Ты бы оделся,- произнесла ровным без интонаций голосом.

- Ты уж извини, там…- Бородин нерешительно потоптался на месте.- Я не хотел…

Ольга смотрела на него безучастно, так равнодушный хозяин смотрит на своего кота. Через мгновение он все же решился, стремительно прошел на кухню, неловко поджимая босые ноги, и эффектно (не иначе как тренировался только что) встал перед ней на одно колено. В его глазах плавала оранжевая страсть.

- Я люблю тебя! Полюбил с первого взгляда… Не могу без тебя! Дышать не могу! Жить не могу!- Он припал прохладной щекой к ее голым бедрам, скользнул шелковистыми губами по круглой коленке.

- Как тебя зовут?- Она почувствовала, как Бородин несильно, но всем телом вздрогнул и затаился. Лучше бы встал и врезал по бесстыжим черным глазам.

Она выждала несколько секунд и поднялась со стула, стряхивая безвольное тело.

- Ты позавтракаешь или сразу уйдешь?

Он помотал головой, на краткий миг она его даже пожалела. Встал с колен и пошел в спальню.

- Переживешь,- вслед ему прошептала она.

Через три минуты Бородин затопотал в прихожей. Ждал, выйдет проводить или нет?

Ольга вышла.

- Ты говорил, что тебя с работы уволили?

- Сам ушел,- сумрачно ответил Бородин, бросая косой взгляд в ее сторону.

- Если нужна работа, подойди в "Центр мебели" на Большевиков, я постараюсь помочь.

В ответ он не произнес ни слова.

- Ступай, Дима. И забудь эту ночь.

Он щелкнул замком. В дверях обернулся, и она заметила слабый отблеск стали в его глазах. Даже удивиться не успела – не ожидала ответа от такой размазни бесхребетной, но приготовилась для защиты.

- Слушай, этот бычара он где? Сбежал от тебя, что ли?!

- Скотина,- для полноценного крика в ее легких не хватило воздуха.- Гаденыш бледный…

А он уже бежал вниз по лестнице, и на его губах змеилась тончайшая улыбка, похожая на пыльную паутинку в давно нечищеном углу.

Дверь медленно закрылась, отсекла ее от прохладного коридора. Ольга смотрела на темную, блестящую кожу и бронзу дверных замков, и глотала слова и слезы. Она прислонилась к стене и сползла на пол.

- Какая же ты сволочь,- шептали ее соленые губы.

… И выронил камень свой!..- Отозвалась ватная тишина.

- Гаденыш бледный,- ее губы побелели от напряжения.

… Подбери его!..

- Будь ты проклят,- и лицо стало матово-белым, давешним, призрачным в обрамлении черных волос.

… Он теперь твой! Твой!!!

А дальше холодно и пусто. Страшно когда знаешь, что ничего уже не изменить. Никто не в силах подправить судьбу, изменить ее.

"Тогда изменись ты",- шепнул ЕГО голос.

- Но я не могу. У меня больше нет сил. Ты знаешь это лучше меня!

"Я ничего не знаю",- прошелестел голос Нильса.

- Поздно. Уже поздно что-то менять. Тебя не стало, и теперь уже все поздно,- Ольга всхлипнула.- Господи, помоги мне…

В углу открытого бара, заставленная коньяком и ликерами, дожидалась своего часа бутылка молдавской "Мадеры". Вот и пришло ее время.

- Пришло твое время,- прошептала Ольга, поднимаясь.

Наверно так и сходят с ума. Мир в ее глазах вдруг рассыпался на миллион стеклянных осколков, и на затяжное странно-пугающее мгновение Ольге показалось, что она попала в  совершенно незнакомое место, очутилась вдруг на коротком, широком пятачке возле массивной колонны в окружении множества приоткрытых дверей, за каждой из которых угадывалось смутное, тяжелое движение чуждой человеку жизни…

В этот момент в прихожей оглушительно забарабанили в дверь. Ольга вздрогнула, с трудом перевела дыхание.

- Кто там?!- И самой стало жутко от собственного крика.

Кажется, она услышала за дверью сдавленный плач.

Ольга стремительно подошла к двери и одним движением открыла замки.

- Норка?..

Кирилл поддерживал Венеру за талию и за плечи. Он шагнул в прихожую, отодвигая Ольгу плечом в сторону, и буквально затащил Норку в гостиную.

- Ну-ка, Золотце, держи,- следом за Кириллом появился Кнок, сунул ей в руки автомобильную аптечку и прошел в ванную комнату.

Ольга ошарашено покрутила головой, пробормотала: "Да что здесь происходит?"- и зачем-то открыла аптечку.

- Кнок!- Проревел из гостиной Кирилл.

Кнок выглянул из ванной, лицо у него было мокрое, а рубаха в руках скручена жгутом и с нее ручейками стекала вода.

- Золотце, тебя чё Кондратий цапанул?! Иди к ним…

Ольга дико посмотрела на него. У нее мелькнула здравая мысль, что происходящее вокруг все же сон, и пошла в гостиную.

Норка лежала на диване. Лицо у нее было землисто-серого цвета, кофточка на груди расстегнута. Кирилл стоял возле сестры на коленях, держал пальцы на сонной артерии. Лицо у него было сосредоточенное, глаза плоские, черные, опрокинутые в себя. Он скользнул этими пустыми глазами по Ольге и протянул руку за аптечкой, а Ольге сказал:

- Массируй здесь,- и показал место под ключицей.

Ольга осторожно провела кончиками пальцев по прохладной, шелковистой коже сестры. Кирилл вдруг бешено выкатил на нее глаза и жутко прохрипел:

- Растирай сильнее!..

Он высыпал на пол содержимое аптечки и принялся что-то искать, разбрасывая медикаменты. Потом схватил одноразовый шприц и отбил горлышко у ампулы с адреналином. Ольга почувствовала, как по лицу у нее катятся крупные слезы:

- Что с ней, Кирилл?- От растирания кожа у Норки почему-то бледнела.

- Сердце…

- Нервы,- в своеобычной победоносной манере и совсем некстати заявил Кнок.- Золотце, дай какую-нибудь майку, что ли?- Он хотел ляпнуть в довесок еще какую-то глупость, но вовремя сдержался.

- Вы хотя бы "Скорую помощь" вызвали?!- Неожиданно пронзительно выкрикнула Ольга и откинулась всем телом назад.

- Вызвали, Золотце, вызвали,- Кнок подскочил к ней и посадил в кресло.- Нормально все будет. Не переживай.

Кирилл слепо смотрел на Норку, шприцем он целился в ее грудь. Но не вкалывал лекарство, то ли не мог решиться, то ли забыл, как это делается. В этой ситуации поразительно действовал Кнок, этот вечно хамящий браток. Он отобрал у Кирилла шприц, подержал в руках оба Норкиных запястья, внимательно прислушиваясь к чему-то. Сверил свои ощущения с часами и нашел среди разбросанных лекарств флакончик с нашатырным спиртом. И все это сделал, кажется, одновременно.

- Подождем еще,- кивнул он.- Ворон, ты покури. Не парься. Хозяйка – молодая, сильная…

Кирилл покачал головой, но сигареты из кармана вытащил.

В этот момент Ольга почувствовала, что больше не в силах все это вынести и закрыла лицо руками. В ее голове и сердце царил ужас. Ответов не было, а вопросов было столько, что не приведи господи.

- Хозяева!- В этот момент в прихожей затопотали и громко заговорили. И хором заговорили Кирилл с Кноком.

Ольга открыла глаза и увидела, что Кирилл уже бурно объясняется с немолодым врачом с "неотложки", а в дверях стоит угрюмый водитель в олимпийке и тренировочных штанах. Вид у него был такой, будто он попал в наркоманский притон. И лицо у него то ли на самом деле было знакомое, то ли просто показалось Ольге знакомым.

- Идем, Золотце,- Кнок потянул ее из гостиной.- Без нас разберутся.

Они прошли на кухню. Кнок оглядел обстановку, плотоядно ухмыльнулся и свалил со стола все в мусорное ведро. Налил в чистый стакан воды из-под крана и поставил его перед Ольгой. Открыл холодильник, недовольно побурчал под нос, разглядывая содержимое. Ольга закурила. Ее била мелкая, зябкая дрожь, и в глазах все еще было темно от страха. Случившееся только что было незнакомо и очень неприятно. И вкус табака она не чувствовала. Кнок поставил на стол запотевшую бутылку водки, вскрытую банку консервов и маринованные огурцы. Налил себе водки, пробормотал нелепую в такой ситуации здравицу и выпил.

- Что происходит?- На удивление ровным и бесцветным голосом спросила его Ольга.

Кнок коротко глянул на нее и запустил пальцы в банку с огурцами.

- Папаша ихний повешамшись,- невнятно проговорил он и снова взялся за бутылку.- А хозяйка возьми да и прими это на свой счет,- он по-ребячьи шмыгнул носом и теперь уже сочувственно посмотрел на Ольгу.

А она откинулась на спинку стула и прикрыла ладонью скривившийся рот.

- Так тоже бывает,- Кнок опрокинул вторую стопку.- Молодая, жить будет. Да и мы не пальцем деланы…

Ольга, не отрываясь, смотрела, как он хлещет водку и с аппетитом закусывает. По ее горлу равномерно пробегала быстрая острая боль. Кнок победоносно бубнил и размахивал руками, привычно бахвалился как у него бывало. А ей хотелось разрыдаться и усмирить слезами эту острую боль. Да только слез у нее в это хмурое утро уже не осталось.

 

3. Тьма.

Последние дни августа безостановочно шли дожди. Под сплошным и неподвижным свинцовым панцирем, скрывшим бездонные бледные небеса, беспорядочно носились белесые суматошные тучи. От одного взгляда на них начинала кружиться голова.

В первых числах сентября сквозь пелену поредевших туч, наконец, выглянуло солнце. Оно казалось оком гневного божества. Бешено вихрились в поднебесье серые сгустки и щупальца отступающего ненастья, порывистый ветер рвал пожелтевшую листву с берез. На Марьяновском пруду серая вода вскипала мелкой быстрой волной. И вдруг в одночасье все стихло. Наступило тихое прохладное утро. Ветер трепетал где-то очень высоко в предрассветных небесах. Вскоре медленно и торжественно взошло над лесом большое красноватое солнце.

С первых же распогодившихся дней не дав земле толком обсохнуть, люди бросились убирать картошку. К деду Фиме, Ефиму Петровичу Башлыкову, вскорости тоже понаехали дети и за выходные (не без будущего меркантильного интереса) помогли управиться с обильным урожаем. Осталась в земле только неприхотливая мелочь да барыня-капуста.

- Вот так вот, батя!- Накануне отъезда рвал за столом глотку Серега, средний и самый непутевый его сын.- Довели, бляха, страну до ручки! Буржуи, мать их перетак!

На него было зашикали, но Серега только свирепо и пьяно глянул по сторонам и вновь принялся стучать загрубевшей от тяжелой работы ладонью по столу, и вновь принялся доказывать очевидные вещи.

- Ты чего, батя, не пьешь?- Спрашивал отца Юра, младший из сыновей, подливая в рюмки закрашенный самогон.

Мать срывалась с места и спешила на кухню, несла горячие блюда. Невестки манерно переговаривались друг с другом. И Фима с неприязнью отметил, что годы родства их не сблизили. В дедовском доме свободно держались только внучата.

- Слав-те господи, управились!- Поднимаясь из-за стола, провозгласил Игорь, старший.- Спасибо за угощение. Пойду, пожалуй!

Фима вышел на улицу вслед за ним, сел на лавочку возле палисадника и закурил. Он пыхал цигаркой и наблюдал, как Игорь ходит вокруг новенькой "Нивы". Где-то в конце улицы гомонили внуки, трещали игрушечным оружием. И отчетливо было слышно, как орет в доме Серега и  бранится в ответ его супруга. Надо же, подумал Фима, не повезло Сережке, не повезло. Баба у него вроде учительница, а на голову слаба, чуть что, сразу в свару кидается. Вот тебе и институт – последнюю мозгу бабе отшибло.

- Оно, конечно, машина у тебя добрая,- сказал он вслух.- Крестьянская машинешка,- хотя сказать хотел совсем другое.

- Хорошая машина,- согласился с отцом Игорь и тоже закурил.

- Как там на фабрике?- После краткой паузы спросил Фима. И в ответ выслушал емкую и выразительную лекцию о положении на обогатительном комбинате, где Игорь за два десятка лет достиг кое-какого положения.

- Плохо, батя,- подытожил он.- А будет еще хуже.

- Да,- протянул Фима.- Одно мужику осталось – в землю корнями врасти.

- Да,- снова кивнул Игорь и, растоптав окурок, ушел в дом.

Фима остался на улице. Воздух к вечеру остыл, а в отдалении сгустился до полупрозрачной синеватой дымки. И одуряюще сладко пахло потревоженной землей и баней. Баньки топили по всему селу. И стоял в воздухе многоголосый невнятный гомон – магнитофоны выкрикивали бездушными механическими голосами однообразные песни, и такими же однообразными голосами перекликались с края на край бабы – судачили о собранном урожае. Хрипели по всей деревне радиоприемники, из раскрытых окон тревожно каркали дикторы телевизионных новостей, и хмельно заливался Сева-пятачок, надравшийся у любимого зятя до поросячьего визга. Фима блаженно улыбнулся, его короткая седая бородка шевельнулась. И вдруг так тепло ему стало от этого деревенского бедлама, что даже стихийные вопли Сереги показались и к месту и ко времени.

- Здорово, дед!

Фима вздрогнул и открыл глаза. Шел от родительского дома Егор Кольцов, внук его старинного друга Витьки-скомороха.

- Здоров-живем, Егорка. Откуда ты такой тепленький?

Откровенно говоря, Егор был едва живенький, а не тепленький.

- Пить будешь?!- Егор подсел к деду и выставил на лавку бутылку водки с промасленным газетным свертком. От Егора несло водочным перегаром и чесноком.- Дед, напластай там…

И вот так всегда, будто за столом Фиме не хватило места. Обязательно подсядет на лавочку какой-нибудь собутыльник, и начнется оголтелое принародное пьянство.

Фима развернул газету, раскромсал перочинным ножом ломоть копченого сала и полбуханки ржаного хлеба. Булькнула в стакане водка.

- Как у бати здоровье?- Полюбопытствовал дед, прикрывая рот ладонью. Отца Егора он видел накануне, но начинать беседу было не с чего.

- Нормально,- кивнул Егор.- К тебе тоже принесло гостей со всех волостей!

И дед, случайно увидев его озлобленные, осмысленные глаза, понял, что не настолько Егор пьян, как показалось ему сперва. Тьфу ты, нечистая, сплюнул он про себя, что же вы, бабы, с мужиками делаете?!

И тут как на грех вышел из дома совсем уже опьяневший Серега. Остановился в воротах, заметив Егора. Путаясь в карманах, нашел сигареты и одну воткнул в рот. Заранее ухмыляясь, прошел к лавке и воззрился на незваного гостя:

- Дай прикурить!

Егор нашарил в кармане коробок спичек. В этот момент Фима почуял неладное, но ничего путного придумать уже не успел. Серега взял коробок, чиркнул спичкой и спросил:

- Поблядушка твоя даст? Охота мне…

Фиме показалось, что весь скальп на черепе Егора съехал ото лба к затылку.

- Чё ты сказал?

- Чё глухой?!

Егор как был со стаканом в руке, так и заехал Сереге в челюсть. Стакан в его кулаке лопнул, на землю брызнула темная кровь. Серега мотанул головой от удара, сигарета отлетела далеко в сторону, и нахраписто невнятно матюгаясь, вцепился Егору в грудки. С лавки все слетело на землю. Фиму в свалке лягнули по голове. Он свалился с лавки, но тут же вскочил на ноги и принялся растаскивать драчунов.

Из дома повыскакивали братаны с невестками, галопом неслись по дороге внуки. А Серега с Егором уже катались по земле. Хрипели, плевались, и все их аргументы свелись к трем буквам русского алфавита. Братья с трудом растащили их в стороны. А они, позорясь, как кипешные лайки, которых только что раскидали за загривки, обливаясь кровью из разбитых носов, принялись поносить друг друга последними словами, принялись пугать друг друга страшными карами. Егору пришлось тяжелей. Серега методично, как дятел долбит в трещинку, давил на ахиллесову Егорову пяту. Его стыдили:

- Ты ведь мужик, он тебе в сыновья годится!

Только жена его молчала и смотрела на всех с немым укором. И непонятно уже было, кого она винит этим взглядом и в чем.

Но мало-помалу страсти улеглись. Из окон выглядывали соседи. Самые неугомонные уже спешили к месту происшествия, будто своих забот не хватало.

Фима торопливо скидал в пакет все что уцелело в потасовке.

- Давай, Егорка, иди… Вот тебе – бог, а вот тебе – порог! Иди,- и буквально в шею вытолкал недавнего собутыльника от своего двора.- Ты уж зла на нас не держи. Всяко быват!

В толпе еще взрыкивал Серега, но теперь за него сообща взялись родственники, и ему пришлось усмирить буйство. Только косился неудовлетворенным глазом на супругу.

А Егор выломал из забора в проулке несколько зелинок и, немного успокоившись, пошел в сторону дома. В его душе творилось неладное, и причиной этому была не драка. Он уже почти добрался до своего дома и вдруг словно очнулся, огляделся по сторонам и повернул к Марьяновскому пруду. Не приведи господи увидеть Зинку сейчас, думал он.

Иногда жизнь завязывает такие узлы, что развязать их может только смерть. И сколько не бейся, все равно не поймешь ни обстоятельств, ни причин того, что подчас творится под самым боком. Остается лишь посочувствовать тем кого знаешь или только думаешь что знаешь. Над кем судьба вызверилась без пощады.

На пруду было тихо. Ветерок под вечер окончательно стих. Над головою сияло чистое предзакатное небо, только у самого горизонта, прикрывая собою солнце, висело облако. Егор прошел берегом до плотины и забрался на шаткие, когда-то наспех сделанные мостки. Засмотрелся на кипевшую под бетонными "быками" воду. До плотины пруд был спокоен, лишь изредка возле берега подводное течение поднимало мелкую рябь. На середине пруда безмятежное зеркало воды сонно гляделось в высокие небеса. А за плотиной вода превращалась в бурную стихию, ревела на бурунах, билась и прыгала на ржавые прутья, торчавшие из покрытых водорослями серых стен. От взбесившейся воды шел колодезный стылый холод. Егор поежился, запахнулся поглубже в курточку, облокотился на перила и закурил.

Взгляд его зацепился за что-то в темной воде. На сердце стало совсем спокойно.

Егору шел двадцать седьмой год. Он словно сошел с картин живописцев царских времен: темно-каштановые волосы, курносое широкоскулое лицо, широко расставленные глаза бутылочного цвета, круглый подбородок и широкогубый рот. Когда-то открытое лицо бесхитростного человека. В последнее время он редко брился и неважно одевался. Зинка за ним не следила из вредности, а следить за собой он то ли не умел, то ли плевать ему было как  выглядит. И постоянной работы у него в последнее время тоже не было. Куда бы ни устроился работать на селе, на мраморный ли карьер, в совхоз или на железнодорожную станцию, отовсюду вылетал с завидным постоянством в течение максимум полутора месяцев. Перебивался случайными заработками и почти все заработанное пропивал. Это он-то, еще год назад к спиртному равнодушный, кому даже в страшном сне не могла привидеться такая жизнь.

Не сказать что ему везло в жизни и раньше. Школьное детство прошло в городском интернате, где он учился на слабую троечку, а вернее сказать, не учился на нее. Затем три года в профтехучилище, где Егор выучился на бульдозериста. Сходил в армию, вернулся на село, устроился работать в совхоз. Это была ровная, обозначенная четкими вешками жизненная дорога. Так жили его родители. На таком же тракторе работал отец. Егор даже не задумывался о том, что его жизнь может быть иной.

Его будущая жена Зина была моложе на четыре года и была она последним ребенком в многочисленном семействе Байдуровых. Знал он ее постольку, поскольку жили в одной деревне и жили в одном интернате в городе. Учились, правда, в разных школах. Зина была признана ребенком с заторможенным развитием психики и училась в спецшколе. Была она всегда не прибрана, обрита на лысо и производила впечатление жертвы нацистских экспериментов, а не юной школьницы. И если бы кто-нибудь в то время сказал Егору, что спустя всего несколько лет она станет его законной супругой дело, пожалуй, закончилось бы дракой.

Тем не менее, произошло именно так. Через два года после его возвращения из армии неведомыми путями господними они сошлись и вскоре расписались в сельском совете в присутствии многочисленной родни.

В юности Егор был бездумным хотя и по-деревенски практичным парнишкой. Жизнь постепенно отрезвила его. Он начал задумываться над последствиями своих поступков. Оглянулся вокруг и понял, что у сверстников жизнь сложилась примерно так же – как в лотерее: кому-то выпал счастливый билет, а кому-то нет. Миловавшись, клявшись, мечтая, никто из них по большому счету не задавался вопросом: какой именно билет вытянул из рукава судьбы? Видно нужно быть законченным эгоистом, чтобы все розовые мечты юности, весь ее правдоподобный вздор воплотить в реальность.

Наверняка он любил жену в первые годы супружеской жизни. Наверняка он бы продолжал любить ее и дальше, не замечая ядовитых сплетен. Но она же все и испортила. И сейчас Егор не смог бы сказать, что лучше для него: та правда что узнал или жизнь во лжи, которую смог бы прожить? Зинаида в то время носила под сердцем второго ребенка, и он был счастлив от осознания отцовства. Они жили в новом доме, построенном совместными усилиями с обеих сторон. Первенец, точная его копия, уже бегал на крепких кавалерийских ножках и вовсю лопотал на птичьем языке. В доме всегда было тепло и чисто. Зинаида расцвела женской красотой, и он радовался, глядя на нее и на ее тяжелый живот, и на своего сына, и на свой дом. Упорно не верил слухам и дрался с самыми рьяными сплетниками. А ему нашептывала родня, старые друзья говорили в глаза: "Гуляет Зинка втихаря!", и спрашивали: "А хошь – докажу?"

Для него это было странное время. Тогда он еще не задумывался о жизни и вполне понимал себя. И жене верил больше чем себе. И не марал эту веру подозрением. Его мир рухнул после рождения второго ребенка. Зина переменилась как-то сразу. Уже в роддоме словно отшатнулась от него. Не отличаясь большим умом и до того, из окна своей палаты говорила с ним отстраненно, как с чужим. И он кожей почувствовал ложь…

За роженицей приехали на "Ниве". За рулем сидел его закадычный друг Женька Медведев, сзади устроились мать с тещей.

Ждали Зинаиду минут сорок. В вестибюле пахло пшенной кашей и вываренным мясом. Сватьи беседовали возле окна, а парни курили на улице и рассказывали друг другу всякую чепуху.

- Зина идет,- вдруг сказал Женя. Он стоял лицом к стеклянным дверям и первым заметил, как радостно заулыбались мамки.

Егор оглянулся и увидел, что Зина уже прошла до середины вестибюля. В одной руке у нее был завернутый в одеяло ребенок, а в другой пакет с пожитками. К ней подошли сватьи, в руках его матери был букетик живых цветов. И еще он запомнил, какая Зина была счастливая, улыбающаяся и неестественно румяная.

Он забежал в вестибюль, обнял ее, посмотрел на новорожденного сынишку. Как он радовался в тот день, что теперь у него два сына. Младенец во сне морщился, половина личика у него была закрыта кружевной пеленкой. Егор улыбнулся широко и радостно, и прижался губами к непокрытой голове супруги. Но именно тогда он впервые увидел в ее глазах то, что после преследовало неотступно. В этом непостижимом взгляде слились страх и беспочвенная уверенность в своей правоте, гордыня, униженность, тщеславный восторг, холодный расчет и то, что выдает в человеке слабоумного. Это был самый странный взгляд, который он видел в своей жизни. Заглядывая в глаза жены, ему вдруг начинало казаться, что он сам становится слабей на голову.

Тогда же, в вестибюле роддома, развернув ребенка, сватьи вдруг притихли, словно одновременно поперхнулись воздухом. Опытные женщины наметанным глазом определили в новорожденном нагулянного ребенка. А, опомнившись, загомонили суетливо:

- Носик ваш, а глазки наши!..

- Губки тоже наши!..

Женька своеобычно усмехался, а Егор нес какую-то околесицу и улыбался Зине, осторожно прикасаясь к щечкам младенца.

Вот с того дня и пошло – поехало. Он работал днями напролет, в выходные проворачивая всю работу скопившуюся за неделю. Времени на семью на самом деле оставалось немного – кусочек вечера да ночь. Вот по ночам Зина и начала взбрыкивать. Между женой и мужем всякое бывает, но такого планомерного уничтожения добрых отношений не ожидает никто.

По натуре Егор был добродушным, не злым человеком. Как мог первое время подлаживался под ее выверты. Терпел, все надеялся, что образумится баба.

За эти годы он перестал замечать, что у Зины немного, совсем чуть-чуть, но масла в голове все-таки не хватает. Бывало, сидит на полу, возится с Темкой, Зина на диване курлычет с Игорьком. И вдруг найдет на нее, начинает грудничка совать ему в руки.

- Да, ты что, Зин?! У меня же руки холодные…

- Ты его просто не любишь!..- И тому подобное, глупое, подозрительное…

Неладное он стал подозревать после этих скандалов.

Вскоре свара у них пошла за сварой. Он знать не знал, о чем она шепчется с тещей. А его мать, как обрезало, перестала приходить в гости. Егор чувствовал, что за его спиной уже откровенно смеются, тычут пальцами… Нет, врала Зинка, к пацанам он относился одинаково, не видел между ними разницы. Украдкой вглядывался в лицо Игорька, но если что-то и видел в нем, то это были ее черты. Даже находил сходство с собой.

И надо же быть такой дурой!.. Сама открылась…

- Да!- Орала она во всю глотку.- Не твой он, понял?! А ты – тюфяк! Болото! Ты же ничего не умеешь! Да у нас любой сопляк в школе…

Удар. Голова у нее мотнулась в сторону: с утра неприбранная, светлые волосы спутались, а в глазах сам черт не разберет что творится.

- Любой сопляк,- и уже сама захлебнулась похабными словами.- Ты же…

Еще удар. Она упала на стол. Тут же вскочила. В уголках ее рта, как у бешеной собаки, клубилась пена.

- Су – у – ка!- Кинулась на него, пинаясь, молотя кулаками в воздухе.

Удар, еще удар… В глазах у Егора было темно от бешенства, и он забыл, то ли вдохнуть нужно, то ли выдохнуть.

Пацаны в комнате кричали благим матом. Зинка, похоже, окончательно рехнулась, расцарапала себе лицо, как только глаза не выковырнула, и билась на полу в истерике.

Он сбегал в комнату. Не помня себя, схватил Игоря, приволок его на кухню и положил на стол. Ребенок уже не плакал, зашелся в протяжном вопле. Во дворе голосила теща, из-за нее в то утро сыр-бор и разгорелся.

- Чей?!- Прохрипел Егор и рванул жену за волосы, приподнял над полом.- Чей пацан, сука?!

Она неожиданно вывернулась, вцепилась ногтями в его щеку.

- Не тронь!

Еще удар. Щека у него горела, будто вырвали из нее кусок.

- Чей?.. Говори!!!

- Гурдина. Семы Гурдина…

Он выпустил ее. Склонился над ребенком. Всмотрелся в его лицо. И признал наконец очевидное – это был не его ребенок.

- Егорушко!- Зинка вцепилась в его штанину. Лицо у нее было разбито в кровь, волосы свалялись в колтун.- Егорушко, ты только не убей его…- О ком говорила, то ли о ребенке, то ли о любовнике, Егор так и не понял. И заголосила, вторя матери во дворе:- Ой, Егорушко, прости ты меня!.. Прости дуру окаянную… Ой, Егорушко…

Он глянул на нее. Видно его лицо в этот момент было таким страшным, что она навалившись спиной на стол и прикрыв собой младшего, выкатила на него слабоумные, насмерть перепуганные глазенки.

В то воскресенье много еще чего было. В кровь избитый Семка Гурдин, с которым пять лет кашу хлебал – был. Пьянство непотребное – было. Разговор с отцом и братом – был. И с тестем разговор тоже был. И еще один удар был, и опостылевшие "прости" были, и ночь была. Только радости больше не было… Будь у Зинаиды с головой все в порядке, ничего этого не было бы. Не было бы этого марта-месяца.

Это он позже стал сомневаться в том, у кого из них с головой непорядок, у нее по жизни такой, или у него в свое время одуревшего от собственных желаний. 

Каким бы ни было начало падения, но он еще мог справиться с собой, мог еще скрутить себя и продолжать жить так, словно ничего, ровным счетом ничего не произошло. Залив "горькой" беду, прояснив этот щекотливый момент, он было и начал жить так.

Но Зинаида… Пока он ее хлестал как сидорову козу, ходила она ласковой и любящей. Но стоило ослабить вожжи, как у бабы тут же "сносило крышу" и все начиналось по новой. Их чистенький дом, их жизнь по накатанной колее превратились в настоящее поле боя. Мать уже не могла смотреть на него без слез. Егор издергался, похудел, и "закладывать" начал без всякого стеснения. Прогуливал на работе, дрался и путался с местными шалашовками. Она боялась, что он того и гляди заболеет от такой жизни.

К началу лета Егор превратился в запущенного, опустившегося пьянчугу, которого перестало интересовать все, кроме бесконечных попоек и пьяных объяснений с супругой. То, что творилось с ним тогда и происходило в его доме – неописуемо. Принимать это нельзя, а понять невозможно. С работы, где он без нареканий отработал несколько лет, Егора уволили – "попросили" по собственному желанию, сделали поблажку и не стали марать "горбатой" трудовую книжку. Через некоторое время он устроился на мраморный карьер, но вылетел и оттуда. И пошло-поехало. Русский человек без работы – бомж.

Так и дожил до сентября, до того момента, когда после глупой, пьяной драки стоял на плотине Марьяновского пруда, курил и неторопливо перебирал тонкие листочки своей памяти, обуглившиеся от страстей.

Егор прошептал, разглядывая темную воду:

- Жизнь? На кой она мне такая?..

Несмотря на недавние пьяные приключения, Егор чувствовал себя совершенно спокойным. И в который уже раз он принялся размышлять о том, не уехать ли в город? Жил бы там, работал потихоньку, Зинке с пацанами высылал деньги. И бог с ней,  с дурой этой. Так больше жить нельзя! Хватит!.. О разводе у него даже мысли не было. Буду высылать им половину заработка, думал он, им на жизнь хватит, а мне тем более. Сначала поживу у Олега, у среднего брата, а там, глядишь, сам пристроюсь.

Такие перспективы его вполне устраивали. Но больше всего он боялся за детей, и даже в самые черные запои помнил о них. Все равно считал обоих родными, и за эти полгода еще больше утвердился в этой мысли. Боялся оставить их с Зинкой на долгие и долгие годы. Знал, чем это закончится. Он уже сейчас знал, что мать воспитает их в холодной к нему ненависти. Это он знал точно. И для него это был еще один повод возненавидеть ее уже сейчас, возненавидеть авансом.

- Ладно уже!- Егор сплюнул в воду, бросил окурок в гудящую под мостками муть, подумал о том, не допить ли уже водку, но передумал и пошел домой.

Зинка встретила неприветливо. С порога вытолкала за водой для скотины. Ругаться он не стал, под горячую руку мог и навешать – только заведи. Сходил за водой на колодец. Оставив воду во дворе и поговорив немного с псом Верным, вернулся в дом

В горнице бубнил телевизор, пацанов слышно не было. Егор прошел на кухню. Погремел кастрюлями, суп – пойло свинячье, жареная картошка – сплошные жженки. Поматерился вполголоса и прислушался. Зинка признаков жизни не подавала. Он бросил на стол сковороду с холодной картошкой, вытащил из потрепанного пакета все что осталось после драки. Водки оставалось еще стакана на полтора. Видно, дед Фима успел закрутить колпачок на бутылке. Осталось и сало, а вот хлеба не было. Он, невнятно матюгаясь, взял в хлебнице засохшие полкаравая и налил в стакан водку. Поднес его к носу и глянул на окно. И вдруг ему показалось, что где-то далеко-далеко, сразу и не разберешь в какой стороне, заиграла тихая, почти неуловимая мелодия, от которой в тот же миг потеплело на сердце. И он словно увидел с заоблачных высот и самого себя, и жизнь свою никудышную. Судорожно, одним глотком выпил водку. Вытер смочившую ресницы слезу. То ли пожалел себя, то ли нет. Налил еще.

- Ты чё это там делаешь?!- Голос Зинкин резкий, опротивевший спугнул эту музыку.

- Да пошла ты к такому-то ляпу…- пробормотал Егор, выпил еще и только после этого закусил.

- Я не с тобой, что ли, разговариваю?!- Крикнула Зина из горницы.

- Чё тебе надо?!- Отозвался Егор.- Заткни свое хлебало! Ты чем целый день занималась?! С ухажерами терлась?!

Он вылил в стакан остатки водки, выпил залпом и привстал. На старые дрожжи развезло моментально, словно не был с полчаса назад почти трезв. Ухмыльнулся и закурил.

Тут же в дверях появилась Зинка. Глаза больные. Глазки крысиные.

- Чё тебе надо?- Спросил ее Егор.- Скройся! Скройся, я тебе сказал, мурло поганое…

- Потуши сигарету!

- Чего?!

- Дети в доме! Выбрось сигарету!

Егор встал со стула. Получилось на этот раз.

Удар. Еще удар.

Ночь.

Он не заметил, как наступила зима. Деревню завалило снегом по самую маковку. Дороги чистили через раз да потому только, что через Царское село проходил прямой тракт до Челябинска. Народ судачил, что в Ситове, в городе, и то дороги почти не чистят. Врали, наверно.

А зима на самом деле выдалась снежной. Снег подваливал каждый день. Валил густо пушистыми новогодними хлопьями. Глядя на них, сразу вспоминалось, что самый долгожданный и светлый праздник уже не за горами. От суматошного девяносто пятого года остался коротенький мышиный хвостик.  И так хотелось верить, что наступающий год будет намного лучше и счастливей  года уходящего.

Лес приоделся в пушистый новогодний наряд. Ели укутались в снежные шубы, с сосновых лап снег обрушивался от малейшего дуновения ветра.

К Новому году Егор уже перестал что-либо соображать. Со стороны казалось, что он подцепил какую-то чумную, заразную болезнь, лекарство от которой еще не придумали. Себя он ощущал как-то отстраненно, словно в его теле поселился еще один человек, который потихоньку изживает полноправного хозяина этой плоти. Он уже понимал, что до "белой горячки" осталось сделать воробьиный шажок… В какой-то момент он неожиданно понял, что Зинка подсыпала в его суп отраву. Свои подозрения выразил в краткой форме и заставил ее съесть весь суп из кастрюли.

Но непонятней всего было то, что она не уходила. Держалась за Егора как привязанная. Мало того, вскоре уже разделила с ним пьянство.

А Игорек, хотел Егор этого или нет, все больше напоминал родного отца внешне, а мать умственно. Это был маленький человечек с заторможенным взглядом и полным ртом крохотных остреньких зубов, к году их вылезло шестнадцать штук. Он кусался и почти безостановочно кричал утомленный алкоголем, попадавшим в его кровь с материнским молоком, и сильно отставал от сверстников в физическом развитии. Если он не спал, то ползал по полу и орал благим матом, и тянул ручонки к случайным собутыльникам родителей. Те, глядя на ребенка, пересмеивались и рискованно шутили по поводу его матери. Зинка в такие моменты закатывала скандал и бросалась в рукопашную. А Егор чувствовал, что уже начинает ненавидеть прижитого ребенка.

Все же нужно отдать ему должное, с ненавистью в своем сердце он боролся изо всех сил. Ребенок был ни в чем не виноват.

Отрезвление наступило под Новый год. В доме к празднику было хоть шаром покати, ни жиринки – всю скотину убрали с началом холодов, лень стало ходить за ней. Деньги вырученные за мясо и само мясо проели и пропили. И собутыльников как обрезало за неделю до праздника. Выждав два дня, Зинка закатила истерику, собрала ребятишек и ушла к родителям. Егор плюнул ей вслед, хрипанул от души:

- Попутного ветра в горбатую спину!- И забылся в тяжелой полудреме.

Проснулся от холода. За день нетопленная изба выстыла, и ему уже казалось, что от холода судорогой сводит уставшее сердце. И в животе от голода болело нудно и тоскливо. Егор запахнулся в дедовский овчинный тулуп, но сон к нему больше не шел. Спустя десять минут, охая и хватаясь за стены, он прошел на кухню, сел за стол и закурил. Никаких мыслей, кроме как о еде, у него не было. Под столом от малейшего движения начинала звенеть батарея пустых бутылок. Он долго смотрел на залитое потемками, изрезанное тонким морозным рисунком оконное стекло. В этот вечер он впервые думал о смерти как об избавлении. Вот до чего он додумался в этот вечер. Но вскоре мысли о горячей похлебке с добрым куском мяса отвлекли от всего остального. И он неожиданно вспомнил, как не раз приносил пакеты с вырезкой Раиска Сибогатов. Где добыл мясо шибко не распространялся, но и без того было понятно. За лето на селе скотины пропало немерено. Деревенские жители догадывались, что Раиска приложил к этому руку не в последнюю очередь. Но не пойман – не вор. И в этот вечер Егор впервые подумал и о такой возможности добыть пропитание и заработать на бутылку. Не успел он подумать об этом, как уловил в воздухе отчетливый запах вареной баранины.

Он встал, прошел в горницу и посмотрел на будильник. Было около полуночи. Идти на воровское дело вроде бы еще рановато. Егор вышел во двор, поговорил с Верным и выкурил сигарету. Потом вспомнил, что мясо еще нужно будет сварить, а печь не топлена и дома холодища. Он принес дров. От нечего делать вышел на темную улицу и прогулялся возле дома. Уличное освещение не включали уже года два. Небо вызвездило, изо рта валил густой пар.

Он вернулся в дом. Была половина первого ночи. В этот момент его решимость начала угасать. И в этот же момент он убедил себя в том, что ему просто необходима помощь пресловутого Раиски Сибогатова. Уже не мешкая, опасаясь и вовсе передумать, он пошел к нему.

- Почему так поздно?- Настороженно спросил Сибогатов мелкий, чернявый мужичонка. Не смотря на позднее время, он не спал и был трезв как стеклышко.

- Слушай, Раис,- начал Егор издалека,- не поможешь мне, еттыть?..

- Погоди, я сейчас.

Спустя минуту он вышел на улицу уже одетый, в ватнике и подшитых валенках.

- Что надумал?

Егор начал было разводить руками в поисках нужных слов для внятного объяснения. Но неожиданно для самого себя ляпнул напрямик:

- Жрать нечего. Не пособишь? Одному страшновато в первый раз.

Раиска широко улыбнулся. В темноте этого не было видно, но Егор его улыбку почувствовал.

- А чё ты, еттыть?..

- Да я ничего…У кого брать собираешься?

Егор слегка опешил.

- А у тебя на примете никого нет?!

- Нет, брат, это ты сам соображай. Ты – организатор, ты и думай. Мое дело маленькое.- Чувствовалось что две "ходки" к "хозяину" он сделал не зря.

- Ну, давай,- после короткого раздумья сказал Егор,- пойдем к деду Фиме.

- К деду так к деду,- кивнул Раиска.- Идем.

- Э-э, а домой?

- Домой не надо.

К задам Фиминого дома они подкрались по твердой собачьей тропе. Пес во дворе молчал. Раиска ловко и бесшумно открыл оконце стайки, шепнул через плечо: "Учись, пока я живой",- и нырнул внутрь хлева. В животе у Егора от страха сдавило болезненным спазмом. Он забрался в оконце, шарахнулся в сторону от шумно вздохнувшей коровы и просипел: "Раиска!". Тот отозвался, как с того света: "Иди сюда!". В темноте дробно затопотали бараньи копытца. Послышался быстрый прерывистый храп. Егор вздрогнул, в руки ему ткнулось что-то жесткое и увесистое. Он понял, что это бараний бок. И в этот момент во дворе взбрехнула собака.

- Давай резче,- просипел Раиска и бесшумно выскользнул наружу.

Егор выскочил вслед за ним. Подельник бросил ему баранью тушу и так же ловко закрыл оконце.

- А теперь – рвем когти!.. Никаких проблем,- бахвалился он на обратном пути. А у Егора от страха стучало в висках и ноги подкашивались.- Главно все сделать чисто, понял? Освежуем барашка, обмоем это дело,- он хохотнул.- Шкуру, голову, копыта, все в печи спалишь. Не дай боже найдет кто-нибудь! А так все шито-крыто! Летом намного легче. Увел телка подальше в лес, и амба!

Егор вздрогнул. Они уже подошли к его дому.

- Слушай,- сказал он.- Водяры у меня нет. И денег нет.

- Все будет! Ты пока начинай, а я мигом обернусь!

Егор кивнул, страх понемногу отпустил. Он зашел во двор, отрубил барану голову и подвесил тушу над заранее приготовленной ванной со снегом. Голову отдал собаке…

Через пару часов в дедовском, потемневшем от времени казане варилась нарубленная крупными кусками баранина. На кухне пахло свежатиной, похлебкой и жженой шерстью – Егор спалил в печи баранью шкуру.

Пировали от души. Подняли с постели третьего собутыльника – Ваську-кривого. Тот приволок с собой еще четверть самогона. Было мало хлеба, зато мяса наелись вдоволь. Раис разрубил свою часть добычи и половину отдал Кривому. Васька в свою очередь с глупыми вопросами не лез, а балагур был тот еще. На любую отвлеченную тему мог глаголить часами, и всегда знал свое место.

В эту ночь Егор собой гордился. Нюхнул пороха, залил страхи и заботу о завтрашнем дне сивухой, и был почти счастлив.

Утром ни свет, ни заря пришла Зинка. Побродила по дому, что-то вынюхивая. Получила порцию матюгов. Повозилась на кухне. Когда ушла и что еще делала, Егор не знал – вырубился как мертвый. Проснулся уже ближе к вечеру от шума во дворе.

Входная дверь хлопнула так, что во всем доме задребезжали стекла. Егор резко сел на кровати и только после этого открыл глаза, поморщившись от резкой боли. Он помотал головой и отпрянул, перед ним стояли отец со старшим братом. А в дверях стоял дед Фима с бараньей головой в руках. Егор увидел их, увидел баранью голову, но сообразить ничего уже не успел – отец отвесил ему такую оплеуху, что он ударился головой об стену. Под черепной коробкой что-то пронзительно лопнуло, перед глазами Егора пронесся сноп белых искр. И он как сквозь вату услышал голос отца:

- Глаза бы мои тебя не видели!

- Что же ты, Егорка, делаешь?- Покачал головой брат.- Рехнулся совсем, позоришь нас…

- А кто за барана заплатит?- Ввернул свое Фима.

Егор с трудом отдышался. В глазах у него постепенно прояснило. Он шмыгнул, вытер лицо ладонью. Кровь из носа бежала ручьем.

- За что, батя?

Вместо ответа отец выхватил из рук Фимы баранью голову и бросил ее на кровать.

- Уезжай из деревни, стервец!- И снова повторил:- Глаза б мои тебя не видели!..- И пошел прочь из дома.

Братан хотел что-то добавить, но лишь головой покачал и пошел вслед за отцом.

В комнате остались только дед да умывшийся кровью непутевый Егорка. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза. Потом дед чего-то испугавшись, схватил с кровати злополучную голову и с неразборчивым бормотанием побежал за ушедшими.

- Да ты чё, батя?- Сказал Егор в пространство и все понял.

Отец его был нрава непреклонного, сказал – сделал. Слов на ветер не бросал. Идти и объясняться с ним, просить прощение было бессмысленно. Проклял. Не сказал только, как говорят иногда в кино: "Все, Егорка, нет у меня больше сына!"

Не так давно характер у Егора был в отца, да только водочка и жизнь озорная перекроили его в безвольного пьянчужку, ни гордости не осталось, ни совести. Воровать так воровать; убивать так убивать. И все же трудно сказать, почему он уехал. Может быть испугался, а может просто устал от жизни своей дурацкой. Но умывшись и переодевшись в чистое, он собрал в старенький рюкзак кое-какие пожитки, выключил в комнатах свет, отпустил с цепи Верного, чтобы не подох пес с голоду, и закрыл дом на замок.

Ключ от ворот бросил теще в почтовый ящик и пошел вниз по улице, не оглядываясь по сторонам. Вслед ему колыхнулась шторка в тещином окне. Зинка, видно, перекрестилась в мужнину спину.

Что он чувствовал, уходя из дому? Злость, разочарование, страх, пустоту или что-то другое? Бог весть. Но так завязался еще один узелок, и он появился у брата в Ситове за два дня до нового девяносто шестого года. Был он небрит и производил впечатление человека не вполне здорового. Глянул на брата искоса и опустил глаза:

- Здорово, Олега, на время примешь? Много места не займу.

- Проходи,- кивнул тот.- Надолго?

- Не знаю. Устроюсь на работу, перейду в общежитие.

- Что случилось, братан?

- Хреново мне, Олега. Ушел я от Зинки.

В полночь на Новый год он выпил бокал шампанского и с того времени следил за собой. Устроился на работу. Вскоре переехал в общежитие. И начал понемногу приходить в себя.

 

4. Ольга.

Называть отношения Ольги и Бородина любовью, значило обманывать и себя и других. Это была не любовь, а смертоносная удушающая страсть. Они убивали друг друга собственными телами, поцелуями, объятиями, ядами, сочившимися из самых темных уголков души. В конце концов, даже Норка поняла что эта связь для Ольги губительна. Поглощенная болезненным состоянием, она позже всех заметила возле сестры нового приятеля, но первая заговорила о нем. Их беседа закончилась ссорой. Ольга поначалу боялась волновать больную и сдерживалась, но спустя минуту все же нахамила ей и хлопнула дверью. Норка после ухода сестры немного поплакала - нервы с течением времени у нее совсем расшатались, а потом прилегла на кровать и незаметно заснула. В последнее время ей мерещились какие-то тени по углам и беспричинные страхи сжимали больное сердце.

Разговор этот случился в конце сентября, спустя месяц после свалившего Венеру  приступа. Отца давно похоронили, но события того страшного дня все еще стояли перед ее глазами. Временами она даже боялась заснуть или просыпалась среди ночи, прислушиваясь к своему неровно бьющемуся сердцу. И от этого неравномерного стука в ушах ее разбивало недугом еще сильней.

Кирилл устроил стационар на дому, теперь в ее квартире всегда дежурила медсестра. Но улучшений время не принесло. Начинался психоз обычный у молодых людей не подготовленных к затяжным болезням. О чем Воронова предупредил после очередного осмотра седой очень опытный терапевт, которого тот привозил из областного кардиоцентра два раза в неделю. Произошло это уже в первых числах октября.

- Если она не сменит обстановку, а еще лучше климат,- сказал он,- возможны и нервные и психические расстройства. Я бы посоветовал вам серьезно обдумать мои слова.

- Хорошо,- кивнул Кирилл.- Я подумаю.

А еще через неделю оставив сеть магазинов и остальное хлопотное хозяйство на Ольгу и особо доверенных помощников, он увез Норку на черноморское побережье Кавказа.

До этого момента Ольга держала небольшой магазин на окраине. Торговала косметикой, моющими средствами и средствами личной гигиены. В основном это был товар от местных представителей иностранных фирм и посредников отечественных предприятий. Небольшая часть товара закупалась на оптовых рынках. И примерно четверть составляла контрабанда, которая шла хорошо отлаженными путями из Прибалтики и с польской границы. До этого момента она и не думала заняться чем-то другим. Но так случилось, что вскоре столкнулась и с продуктами питания и с поддельной водкой, и с дешевыми, но скверными китайскими товарами.

- Век бы мне этого не видеть!- Бормотала она с раздражением, сверяясь с бухгалтерскими документами и записями заведующих магазинами.

Но деньги, деньги. Впервые она окунулась с головой в стихийный и безудержный денежный поток, который может испытать только крупный предприниматель, аферист или государственный чиновник. И это новое ощущение пришлось ей по вкусу. Чувство сложное, неопределенное, но вполне достижимое и притягательное.

Роман с Митей Бородиным в то время как раз набрал максимальные обороты. Да ведь он никогда и не представлялся ей большой и искренней любовью.

А Кирилл возвращаться с юга не спешил. Не ясно было, что его там держит: затяжные дожди, боязнь оставить Норку на попечение чужих людей или дела с греческими и турецкими коммерсантами.

В субботу двадцать седьмого октября около полудня пошел снег. С утра было тепло, моросил мелкий дождь, и вдруг стало холодно, и с неба повалил густой снег. Он падал медленно, и временами казалось, что это не снег падает, а в серое небо величаво возносятся дома и деревья и торопливые прохожие на тротуарах. Вскоре снежный полог покрыл землю, и сразу же сделалось прохладно и слякотно. Снег стаивал на теплой земле до тех пор, пока верхняя ее корочка не остыла.

- Подумать страшно,- сказал вдруг Бородин,- что скоро и этот год подойдет к концу. Вот уже и зима наступает.

Он стоял возле окна в спальне и задумчиво смотрел на улицу. Ольга сладко потянулась на атласном одеяле. Бородин оглянулся на нее и улыбнулся. Весь последний месяц он прожил с ней и на ее средства, но альфонсом себя не ощущал. Приоделся, приободрился, был в ударе и днем и ночью.

Ольга перевернулась на спину, посмотрела на него, свесив голову с постели. Ее густые волосы коснулись пола. И улыбнулась зовущее, развратно… И все у них повторилось от начала до конца. И немного погодя еще раз.

После они сидели на кухне. В углу монотонно бормотал телевизор. Пахло апельсинами, печеньем и чаем.

- Хорошо,- глаголил Бородин.- Скоро заметет наш богом забытый городишко, и величаво проплывет по улицам Снежная Королева. Представь себе это сказочное создание. Глаза сверкают ледяным холодом и черты лица почти неразличимы в облаке вьюг и снежной круговерти…

Она смотрела на него с улыбкой. Она все еще не воспринимала его серьезно. По большому счету жизнь ее осталась прежней. Пока что Бородин был для нее последним в веренице любовников, проводивших под этой крышей ночи. Глядя на него, о нем она не думала.

Речь Бородина лилась полноводным потоком. И когда она прислушивалась к его словам, то понимала, что он говорит забавные вещи. Они незаметно выпили бутылку французского коньяка. Бородин говорил безостановочно, вспоминал что-то и ёрничал. На экране телевизора скакали длинноволосые, неприбранные типы в кожаных безрукавках.

- Я читал эту сцену,- поглаживая себя по щеке, говорил Бородин,- и плакал как ребенок. Только Достоевский мог описать обыденные чувства людей, чувства к которым привыкаешь и перестаешь их замечать с такой неистовою силой!.. Я перечитал почти всего Достоевского. Не читал только рассказы, они мне не понравились. И надо же! Именно на Достоевском я завалил экзамен в институт! Можешь себе это представить?! Видите ли, я неверно трактую Достоевского! Но ведь я уже не школьник. Мне двадцать пять лет,- сказал он с непонятной гордостью и поднялся со стула.- Я пивка возьму?.. У меня уже давно сформировалось собственное мнение. У меня, в конце концов, есть собственная жизненная позиция! Я понимаю вещи так, как я их постигаю!..

Ольга улыбнулась, Бородин привычно повторял чужие слова – память у него была отменная. Она уже ловила его на этом.

- Сколько раз ты поступал в институт, Дима?- Спросила она его все с той же улыбкой.

- Три,- Бородин улыбнулся.- После армии год проучился на подготовительных курсах. Я ведь, между прочим, считаюсь рабочей молодежью.

Ольга кивнула и закурила. В голове и теле ее было хмельно и сыто. И так приятно было слушать Бородина. На оконное стекло падали пушистые снежинки. И это тоже было приятно, потому что за окном начиналась зима, а на кухне было тепло и светло.

- Нельзя тебе курить, милая,- сказал Бородин.- Ты – будущая мать…

Она вздрогнула от неожиданности и из неявных грез вернулась в реальность.

- Прекрати,- Ольга все еще улыбалась, но в ее голосе явственно прозвучало раздражение.

Она подняла глаза. На стене по правую руку от нее висел большой рукописный портрет Нильса. Он улыбался такой знакомой улыбкой. И вдруг она поняла, что не вспоминала о нем всю неделю.

Бородин уже сообразил, что ступил на шаткий мосток. Еще один маленький шажок и неизвестно какой номер выкинет подруга.

- Мне не жаль. Ради бога – кури,- с напускным равнодушием оговорился он.- Но ведь женщина с сигаретой губит не только свое здоровье.

- Дима, ты любишь меня?

- Безумно!..

- Больше не говори о том, что я могу делать, и о том, что я должна делать.

- Ты не обиделась?

- Еще нет.

- Прости меня,- Бородин обошел вокруг стола. От него исходил запах хорошего спиртного и дорогой туалетной воды.- Прости меня, родная. Я больше не буду.- Он встал перед ней на одно колено и ткнулся лицом в бедра. И она еще раз вздрогнула, но уже от узнавания сцены.- Я так люблю тебя. Я без тебя не могу жить. Я без тебя не могу дышать…

- Ну, хорошо-хорошо,- Ольга погладила его по выгоревшим на солнце волосам. Она все время чувствовала себя намного старше его, хотя они были ровесниками.- Я простила тебя…

Он так ждал, что она скажет: "Я тоже люблю тебя!" Но она снова не сказала заветных слов. Спросила вместо этого:

- Не съездишь со мной в магазин?- Подразумевалась как минимум половина вороновских магазинов.

- Нет, маму хочу проведать.

Ольга кивнула.

- Тебя подвезти?

- Спасибо, любимая. Но я пройдусь пешком… А, впрочем, подвези, если не трудно…- Он нерешительно улыбнулся.- Оля, не страшно тебе выпившей за руль садиться?

- Ты снова за свое взялся?.. Мы ведь договорились.

Вечер она встретила в пути. Сумерки сгустились незаметно и быстро. Город преобразился, зимний наряд примерили дома и деревья, скверы и уличные фонари. Гуляки вальяжно расхаживали по тротуарам, во дворах дети лепили снеговиков.

На пассажирском сидении скучала заведующая специализированным магазином "Мясопродукты" Светлова Надежда Викторовна. Это была красивая молодая женщина неопределенного возраста, которой с легкостью можно было дать и двадцать и тридцать пять лет. Со Светловой Ольга держалась настороже. Она кожей чувствовала ее неприязнь. Проницательному человеку было достаточно беглого взгляда, чтобы по достоинству оценить Светлову. Но Ольга была бы удивлена, узнав, что Светлова испытывает к ней такое же сложное чувство интереса и опаски.

Ольга улыбнулась, вспомнив утреннюю болтовню Бородина, и сказала:

- Вот и до зимы дожили. Один мой знакомый предрек скорую гибель от холодов и снегопадов. А когда заснеженные улицы вымрут, по ним величаво проплывет Снежная Королева со свитой из вьюг и метелей.

- У него случайно не "белая горячка"?- С той же полуулыбкой спросила Надежда Викторовна.

- Нет. По-моему, он еще не вышел из детского возраста.

- У нынешних мужиков это в порядке вещей. Не возражаешь, если я закурю?

- Совсем нет. Я, пожалуй, тоже закурю.

Они одновременно закурили и снова умолкли. За окном белел вечерний город.

Первой снова заговорила Ольга:

- Вам в магазин что-нибудь нужно? Может быть, подвезти что-нибудь особенное? Скоро на комбинате выплатят зарплату.

- Нет. Снабжение давно налажено, товара хватает.

Ольга разочарованно пожала плечами. В тайне она все же не прочь была завести дружеские отношения с этой холодной самоуверенной женщиной.

- Да,- неожиданно сказала Светлова.- Как посмотришь на снег, так сразу же вспоминаешь, что Новый год уже не за горами.

- Да,- согласилась Ольга.- Надеюсь, в твоей семье все в порядке.

- Причем полный порядок,- после короткой паузы ответила Светлова.- У меня ее нет. Приятель укатил к черту на кулички. Вот уже две недели от него ни слуху – ни духу. Не пойму, зачем он мне такой нужен?..

Ольга почувствовала в ее голосе улыбку, глянула искоса и тоже улыбнулась в ответ:

- Все мужики – свиньи, подруга,- сказала неожиданно даже для себя.

- Верно,- кивнула Светлова.

Так совершенно неожиданно они подружились. Уже высадив Светлову возле подъезда новой девятиэтажки, Ольга спросила:

- Извини за нескромный вопрос. Сколько тебе лет?

- Двадцать три года,- не ломаясь, ответила Надежда Викторовна и откровенно рассмеялась.- А ты думала, что мне лет тридцать не меньше?!

- Ну что ты?!- Притворно улыбнулась Ольга.- Я так и думала, что тебе двадцать с небольшим.

Светлова вышла из машины, склонилась над открытой дверцей:

- До свидания, Оля.

- Пока-пока. Еще увидимся.

Ольга проводила новую подругой полуулыбкой. Было все-таки в Светловой что-то завораживающее.

Собственная квартира встретила ее тишиной. За последний месяц она уже привыкла, что ее ждут и встречают. И ей сразу же стало тоскливо от того, что сегодня в доме так тихо и, не смотря на мебель, картины и всякие безделушки, словно бы совсем пусто.

Она бросила шубу на пол, прошла на кухню и включила телевизор. Взяла в холодильнике упаковку баночного пива, тарелку с бутербродами и села на диван.

Прошел час, другой, третий. Время подходило к десяти часам вечера. От пива она захмелела, от тоски заплакала. Теплые слезы катились по щекам, но теплее от них не стало. Сердце Ольги внезапно выхолодил страх вот так и остаться одной, без семьи, без детей. Подспудно, как и всякая женщина, она чувствовала, что без всего этого будущего у нее нет. И вдруг она вспомнила о своих родителях, которых не видела уже очень давно. Вспомнила о Норке, между ними все-таки пробежала кошка из-за Бородина. Она вытерла слезы, немного успокоилась и решила позвонить родителям. И решила дозвониться до Норки. Но в этот момент некстати вспомнила про Бородина…

И где его черти носят?! Что он о себе воображает?.. Когда захочет - приходит, когда захочет – уходит!!! Мажор, трутень… Вечный студент…Гаденыш бледный…

- Появись только,- прошипела она сквозь зубы.- Я тебе устрою!

Владеть и обладать, лихорадочно стучало в ее голове. Владеть и обладать! Что может быть лучше?.. Вздор! Нет ничего кроме этого пьянящего чувства. Все остальное: любовь, почитание, привязанность, уважение, целеустремленность, все между прочим, все как бы так... Владеть и обладать…

- Ты думаешь, я дура, лохушка?!- Уже совсем пьяно выкрикнула она, обращаясь к отсутствующему Бородину.- Урод, гаденыш бледный… И я не одна. Не одна!- Она судорожно схватила пачку сигарет со стола.- Я не одна. У меня есть брат, сестра, мать…

В этот момент в прихожей зазвонил телефон. На экране телевизора мелькали яркие слайды с изображениями иностранных столиц. Телефон в прихожей звенел, уже не переставая.

Ольга прикурила и, теряя на ходу тапочки, прошла в прихожую.

- Да?- Сказала в телефонную трубку.- Я слушаю вас… А, это ты, Надюша?! Решила проведать подругу? Как это мило. Очень мило… Нет-нет! Что ты, я не пьяная. Просто мне так плохо. Очень плохо, Надя… Нет-нет! Не приезжай, что ты?! Не надо…- произнесла уже в пустоту.

Она стояла перед зеркалом с телефонной трубкой в руках и непонимающе смотрела на свое отражение. С другой стороны зеркала смотрела на нее пьяная девица, с перемазанным от расплывшейся косметики лицом, в глазах у которой было черно и пусто от невыплаканных слез.

- Нет! Нет!- Она бросила трубку на рычаг.- Я должна, должна…

В этот момент у нее в голове сделалось как-то нехорошо. Она с трудом привела себя в порядок. Даже, кажется, переоделась. В довершении всего зарядила в проигрыватель какой-то диск и поставила на журнальный столик в гостиной коробку конфет, два бокала и бутылку молдавской "Мадеры".

Она налила в свой бокал вино, поднесла его к губам, почувствовав терпкий, сладковатый аромат. Но выпить не успела. В этот момент мелодично пропел дверной звонок.

Ольга впустила гостью и запричитала как деревенская баба:

- Ой, Надечка, да что ты?! Что ты так волнуешься за меня?!- И остальное в том же духе.

Светлова смотрела на нее с мягкой понимающей улыбкой и молча раздевалась.

- Проходи, Надечка!- Продолжала блажить Ольга.- Там и винцо…

- Не нужно,- Светлова вдруг оказалась рядом, уверенно обняла Ольгу и поцеловала в губы.

На Ольгу, словно, лавина снежная обрушилась. В ее глазах потемнело, поплыло куда-то ввысь и в сторону. Она почувствовала на своих губах сладкое, ощутила влажный язык…

Как только не бывает в жизни. Жизнь прожить, не поле перейти.

Около шести часов утра пришел вдрызг пьяный Бородин. Он долго возился на лестничной площадке, искал завалившийся за подкладку ключ. Потом принялся звонить и стучать кулаком в дверь. Ольга осторожно встала с кровати, накинула на плечи халат и пошла открывать.

- Милая!- Он попытался поцеловать ее.- Ты не представляешь, что со мной при – клю – чи – лось!..

- А ну, прекрати!- Окрик на него подействовал как команда на хорошо обученную собаку.

- Пардон! Пардон! Миль пардон…

От спальни она его завернула, показала глазами на двери свободных комнат, мол, выбирай любую.

- О-о!- С идиотским восторгом закрякал Бородин.- Мы, оказывается, не одни. И с кем же на этот раз?!

- Не твое дело!- Отрезала Ольга.

- О-о, о-о, о! Какие мы…- Бородин вдруг осекся и изменился в лице. Одна бровь у него отъехала вверх, а другая почти закрыла правый глаз, и лицо сделалось как у ненормального.

Ольга обернулась и увидела в дверях спальни Надю.

- Мадам,- пробормотал Бородин, поклонился и ушел в гостиную.

Кирилл вернулся только в конце ноября. По-своему обыкновению привез гору подарков. Привез приветы от Норки. С переменой климата здоровье у нее быстро шло на поправку. И со слов Кирилла можно было понять, что ко всему прочему она влюблена до беспамятства, и это играет в ее выздоровлении не последнюю роль.

Приехал он в воскресенье вечером в сопровождении неизменного Кнока и еще одного темнолицего пучеглазого типа, которого обществу представил Кнок. По всему было видно что это его блатной "корешок":

- Девочки и мальчики, а это – Скиф! Прошу любить и жаловать!

Скиф угрюмо кивнул в знак приветствия и как сел перед телевизором в гостиной, так и не проронил ни слова за весь вечер. Сразу стало понятно что этот не из болтливых. Бородин, похоже, с первой минуты и до конца своих дней нового вороновского рекрута трепетал. В отличие от товарища Кнок брал болтливостью на измор. Новостей у него после полуторамесячного пребывания на юге было немерено. Присутствие в доме у Ольги Нади Светловой он воспринял как что-то само собой разумеющееся, пошептал ей на ушко и отошел в сторону, увидев взгляд босса.

А вот реакция Кирилла оказалась любопытной.

- А  я был у тебя,- сказал он, в упор разглядывая Надежду Викторовну.- Не ожидал встретить здесь.

- Как снег на голову,- усмехнулась Светлова и так посмотрела на него, что всем и даже сидевшему спиной к обществу Скифу стало все понятно.

Иногда взгляд красноречивей всех слов мира.

Но Ольга не почувствовала ни ревности, ни злости. Только улыбнулась понимающе. За это время она кое-чему научилась у подруги.

А Кнок уже погнал Бородина за пивом. Не уважал он его, ни во что не ставил.

- Ну и типугаса ты себе отрыла, Золотце!- С ревностью в голосе выговаривал он, прохаживаясь возле книжного шкафа.- Из какого, блядь, петушиного угла выдернула?! Верно я говорю, Скиф?

Скиф рассудительно промолчал в ответ, но по его виду было ясно, что на своем веку он петушар повидал и мужика от петушары отличит в один момент, только предоставь их под его лупоглазые зенки.

- Вот ты мне скажи, Скиф, ты не соврешь!- Продолжал ёрничать Кнок, выхватив из стопки книг томик Достоевского.- Чем я для доброй бабы не мужик? Умный, начитанный. Красивый! Мужик я?!

Скиф утвердительно кивнул.

- Вот и я говорю… Я уж к ней и так и этак! А она себе леща какого-то зацепила и довольна!..

Он открыл книгу и рисовано умолк, углубившись в чтение с напускной серьезностью завзятого интеллектуала.

Кирилл с Надеждой Викторовной уединились в кабинете. Оттуда доносились приглушенные голоса и время от времени невнятное пение.

С пивом вернулся Бородин и, начав было приговаривать: "Всем сестрам по серьгам",- тут же осекся. С особой осторожностью протянул пиво Скифу, обнажая в своей натуре малодушные петушиные зачатки.

- Как там Норка?- Спросила Ольга у Кнока. Она сидела в глубоком кресле. Незаметно, как кот, на подлокотнике пристроился Бородин.

- Тебе же Ворон все рассказал,- нетерпеливо отмахнулся Кнок.

- А теперь расскажи ты!

- Достала, Золотце!.. Норка там, как сыр в масле катается. Ухажер у нее, грек вот с таким вот носом. То ли Панасий, то ли Гермес, я так и не вкурил… Нам со Скифом и без этого дел хватало… А Норка – хозяйка. Она везде хозяйка. Сердечко подлечит и вернется домой,- он произнес это с такой уверенностью, словно его слово было законом.

На подлокотнике тихонько возился Бородин. Из кабинета доносились смех и пение на два голоса. Кнок сел за столик и устремил задумчивый взгляд в потолок.

- Сделай звук громче,- сказала Ольга Скифу. Это странное пение в кабинете начало ее угнетать.

Прошло еще около часа. Бородин за это время успел совершить несколько рейдов за пивом. Пение в кабинете наконец стихло. Кнок то вдохновлялся и говорил без умолку, то замолкал и сосредоточенно рылся в ворохах газет и журналов в ящиках книжного шкафа. Скиф молча отхлебывал пиво и смотрел какую-то жуткую серию из цикла "Криминальная Россия" на НТВ. Глаза у Ольги начали слипаться, полудрема мягко обволакивала ее.

Видимо, она все-таки задремала, потому что вздрогнула от легкого прикосновения и близкого голоса:

- Проснись, сестренка. Едем ко мне,- Кирилл стоял возле нее, но смотрел не на сестру, а в коридор.

- О делах не хочешь спросить?- Поинтересовалась Ольга.

- Я уже все знаю. Мне рассказали. Спасибо, Оля,- он посмотрел на нее и улыбнулся.

 А Ольгу неожиданно задело это "мне рассказали".

- Обиделась?! Не обижайся, просто я каждый вечер разговаривал с Кирсановым. И вот о чем я хочу спросить тебя: не пора ли твое дело расширить? Ты вполне можешь открыть еще два-три магазина, и не только в этом городе. Как ты на это смотришь?

- Никак. Я об этом не думала.

- Подумай,- он почувствовал в ее голосе раздражение. Присел возле нее на корточки, взял за руку и заглянул в глаза.- Если тебе есть что сказать – говори… Я часто беседовал о тебе с Норкой. Оля, у тебя есть все, чтобы занять ее место.

- Она не вернется?

- Нет. Скорей всего, нет. Скорей всего, она уедет в Соединенные Штаты.

- В Америку?

- Дорогая моя, для такой женщины как Норка, не имеет значение, где именно она живет. Имеет только значение: как она живет.

- Я бы и сама сообразила,- Ольга помедлила.- А ты, Кирилл?

- Что ты имеешь в виду? Собираюсь ли я уезжать?

- Да.

- Нет,- он посмотрел на нее без улыбки. И Ольга вдруг поняла, что за все эти годы не удосужилась заглянуть в его глаза. А в них подобно густому дыму клубилась тьма.- Мое место здесь. По крайней мере, в ближайшие годы. И есть еще одно обстоятельство,- он придвинулся к ней вплотную.- Я скоро женюсь.

- На ней?- В животе у Ольги вдруг болезненно сжалось.

- На ней,- Кирилл понял, что она говорит о Светловой. Они какое-то время смотрели друг на друга.

А Бородин стоял возле окна и с выражением читал незабвенного "Идиота". Перед ним на гнутых стульчиках сидели Кнок со Скифом и, блаженно полуприкрыв глаза, слушали Достоевского.

Приглашение на свадьбу она получила в середине декабря. Это был роскошный с золотым тиснением буклет с подробным описанием истории семьи греков Аристиди, с красочными фотографиями их персон и владений. Особенно удивительным оказалось ёмкое описание невесты Демиса Аристиди Венеры Николаевны Кирюты, то есть Норки. На снимке она выглядела счастливой, гуляющей на фоне обширной плантации алых гвоздик. Ольга с любопытством вглядывалась в лицо Норки. Это было совсем не похоже на видеосъемки Кирилла. На фото Норка выглядела намного свежей и отчего-то казалась незнакомой.

Православные христиане Аристиди предполагали обвенчать отпрыска с суженой первого января девяносто шестого года в православном храме, интерьеры и убранство которого занимали почетное место в свадебном буклете. Гражданское бракосочетание планировалось на пятницу четвертого января, но к нему относились как к формальности.

Ольга подивилась на столь странный порядок свадебных торжеств и снова перечитала буклет. Ее особенно привлекали красочные, мастерски сделанные фотографии.

Отношения между ней и Норкой после памятного скандала наладились, но прежней теплоты уже не было. И Ольга искренне надеялась, что душевная близость и взаимопонимание все же вернутся, стоит ей только встретиться с сестрой, прикоснуться к ее руке и сказать все то, что накопилось в сердце за долгие месяцы разлуки.

Со Светловой после приезда Кирилла ставшей для всех его невестой, Ольга как ни парадоксально сохранила ровные, даже прохладные отношения. А Кирилл выглядел по-настоящему счастливым. Ольге даже показалось, как казалось в те дни, когда она его едва знала, что между ним и Норкой существует какая-то мистическая связь, связавшая брата и сестру отцовской кровью как пуповиной. Иногда казалось что они как единоутробные близнецы разделяют и радость и боль, и неважно какие расстояния отделяют их друг от друга. И она вдруг отчетливо поняла, что в их и в ее жизни есть нечто незыблемое. Дать этому четкое определение пока еще не могла, но на сердце становилось тепло от того только что эта твердыня есть и в ее душе.

Кирилл все же уговорил ее открыть еще  два магазина. Один – специализированный на тканях от самых дешевых до самых дорогих, другой – продовольственный.

Пока суть да дело, ремонт и обустройство приобретенных помещений, закупка товаров – Ольга поставила в магазине бытовой химии управляющим Бородина. Решила посмотреть, что из этой затеи получится. Бородин на первых порах пасовал, но спустя несколько дней втянулся в новое для себя дело. И оказалось, что в нем вполне уживаются слабодушный романтик и рациональный сообразительный человек, без труда постигающий тайные пружины и порядок нужных рычагов малого бизнеса.

Новые магазины Ольга открывала в один день. Настроение было приподнятое. Если первый магазин ей подарила Норка, то последние уже были ее детищами. Первым открывали магазин тканей. По базарному обычаю купюрами первого покупателя - старушки купившей ситец на занавески Ольга "помазала" стены и разноцветные отрезы ткани.

- Бабушка, надеюсь, у вас счастливая рука! Спасибо за покупку,- и вручила ей импортный чайник в качестве сувенира.

Дело пошло споро, только успевай поворачиваться. В первые недели необходимо было задать заряд такой энергии и силы, чтобы потом уже все шло по накатанной. Она рискнула и с опытным человеком в поездку по области отправила Бородина, понадобились еще поставщики и посредники. И с этим поручением он справился. Неожиданно под рукой появился человек, которому она доверяла немного больше, чем остальным.

Незаметно наступил конец декабря. Ольга оставила Бородина следить за делами, и в числе избранных гостей вылетела на свадьбу сестры.

Встречала их пышная кавалькада лимузинов и автомобилей представительского класса. Встречавшие были как на подбор. Если бы Ольга не знала, что это греки, она  бы с легкостью могла вообразить, что случайно попала на съемки фильма об итальянской мафии. С иголочки одетые черноволосые греки при знакомстве галантно кланялись и щедро сыпали комплиментами.

Норка в аэропорт не приехала – не позволил будущий свекор.

- Не хватало ей простудиться в такую промозглую погоду,- пояснил он Кириллу после рукопожатий и взаимно-вежливых вопросов о делах и здоровье.- Сейчас дочка чувствует себя вполне здоровой. Но я старый человек и хорошо знаю как опасна именно эта уверенность. Достаточно небольшой, самой легкой простуды, чтобы ее хрупкое здоровье пошатнулось.

- Согласен,- кивнул Кирилл.- Нет ничего хуже излишней самоуверенности. А рисковать в положении Венеры не просто самонадеянно – чревато самыми серьезными последствиями... Я хотел бы представить вам маму Венеры и ее сродную сестру. Познакомьтесь, пожалуйста.

Старший Аристиди выглядел импозантно. Невысокий и стройный, с копной седеющих курчавых волос. Лицо у него было худощавое, иконописное. Младший Аристиди, Демис, очень походил на отца, с единственным отличием, был на голову выше его и коротко подстрижен. Впрочем, это ему шло. Будущие родственники познакомились, обменялись подарками, явно понравились друг другу.

Погода на самом деле была далеко не южная. С моря гнало пепельно-серые тучи, порывистый ветер приносил полотнища моросящего, холодного дождя.

- Флорида,- сказал Захарий Аристиди Кириллу с улыбкой.- Вот что мне по душе. Америка, вот что нужно в меру предприимчивому человеку, бог которого – стабильность во всем. Слишком много происходит в этой нашей жизни, чтобы успевать подстраиваться под нее.

- А нужно ли это?- Кирилл оторвал взгляд от окна и посмотрел на собеседника.

Ольга, ехавшая с ними в одной машине, сейчас уже со злорадством  сравнивала Захария и Кирилла с итальянскими "крестными отцами". Сходство было поразительное: та же манерность в обращениях, те же витиеватые притчи вместо того, чтобы выразиться без обиняков.

- Вы – сильны и молоды,- улыбнулся Захарий и потрепал сидевшего рядом с ним сына по короткой шевелюре.- Вам видней как жить в этом помолодевшем мире. Мы, старики со своей уже отжившей философией, уходим со сцены, расчищая место для маневра вам, молодым.- Их белый "Линкольн" плавно ехал по блестевшему от дождя асфальту во главе вереницы дорогих автомобилей. Посторонний мог бы подумать, что из аэропорта везут какого-то важного чиновника из правительства.- То, что случилось в этой стране,- продолжал свою мысль Захарий,- называется революцией. Совсем недавно один мой знакомый пытался доказать, что события происходившие на наших глазах – это реакция капиталистической системы на Октябрьскую революцию семнадцатого года. И это через восемьдесят лет!- Он всплеснул руками и лучезарно улыбнулся.- Но я думаю, что он все же не прав.

- Любопытно было бы поговорить с ним,- заинтересованно произнес Кирилл, и Ольга с удивлением посмотрела на него.

- Я обязательно познакомлю вас, он будет на нашем празднике. Но дело даже не в том, как определить наше время. Не так важно революция это была или реакция на изменения устоявшегося порядка. Тем более, что капитализм сам по себе архаичная и при этом еще не достигшая законченности экономическая система…Для меня, для старика, тягостно понимание того что и тот мир который я создавал вокруг себя, оказался настолько несовершенен, что я не могу опереться на него полностью. Вам, молодым, вот кому я могу довериться, вот ради кого и зачем все это делается. Жаль что те, кто по долгу службы и положения поставлен руководить нами, до сих пор не могут понять этого. Ведь все это делалось и делается для вас. Делалось нами, людьми старшего поколения, и делалось все это для вас и ради вас, ради наших детей, ради нашего будущего. Скажу не в укор русским. Но почему-то русские люди не ценят данных им богом богатств и возможностей, и не заботятся в должной мере о своих детях, о своем будущем.- Он вдруг неожиданно хрипло рассмеялся и по-отечески похлопал сидевшую напротив него Ольгу по коленке.- Что-то я все о серьезном! Утомил наверно дорогих гостей, а ведь у нас праздник! Давайте выпьем вина! Я хочу, чтобы вы весело провели эти дни,  чтобы вы запомнили их как самые счастливые дни в своей жизни. И чтобы от одного только воспоминания о проведенном здесь времени вам становилось теплей.

За окном мелькал пасмурный, расцвеченный неоновыми вывесками курортный город. Мертвый сезон. Ольга посмотрела в окно. Подходил к концу самый короткий день в году, день зимнего солнцеворота.

 

5. Знакомство.

Егор вышел из прокуренной дежурки и вдохнул полной грудью пряный весенний воздух. Ночь была такой тихой, что не верилось как с первыми лучами солнца все вокруг изменится до неузнаваемости. Станет шумно, и свежий сейчас, прохладный воздух станет пыльным и удушливым. Егор притворил за собой дверь и решил прогуляться вокруг больницы по узкой дорожке. Он так привык к этим прогулкам во время ночных дежурств, что они стали доставлять ему удовольствие.

Его мысли текли неторопливо и спокойно. Ему всегда хорошо думалось именно ночью. Он шел по дорожке и слышал осторожные шаги больничных котов и отдаленный собачий лай. Слышал, как в туалете травматологии изнуренные тупой болью покалеченные люди курят и сквозь навернувшиеся на глаза слезы негромко смеются над анекдотами. Ему нравилось слышать все это и неторопливо думать о своем.

После подтверждения его прав категории "В" и "С" в Госавтоинспекции, брат помог Егору устроиться водителем "Скорой помощи". Жизнь в городе постепенно налаживалась, он даже комнату в коммуналке успел получить, на что никак не рассчитывал в ближайшие годы. О прошлом вспоминал со стыдом. С некоторого отдаления позор этих лет казался уже невозможным. Только сейчас он понял, до какой пал низости.

Человеком он был неглупым и определенную часть женщин привлекал именно деревенской хваткой и практичностью. Но каких-то интимных или, по крайней мере, дружеских отношений Егор так и не завел. Он пока еще не оправился от бурной семейной жизни.

Странные ощущения и чувства владели им во время ночных прогулок. Белесое звездное небо вдруг начинало медленное вращение среди густых еще голых ветвей деревьев. Звезды запутывались в них, срывались вниз и скользили как лучистые капельки росы по траве. И многое из того что было знакомо, что давно стало повседневностью, оборачивалось вдруг неведомой гранью.

Но в эту ночь его уединение было нарушено криминальным происшествием. К больничной ограде с шумом и визгом тормозов подлетел "Опель" серебристого цвета. Из него выскочил высокий светловолосый паренек, стремительно обошел вокруг машины и вытащил из салона пассажира, швырнул его на железные прутья ограды. Увидев это, Егор резко остановился и принялся наблюдать. Все происходившее, и это было страшней всего, разыгрывалось в полной тишине. Паренек бил несильно и неточно, но это с лихвой покрывалось энтузиазмом, с которым он взялся за дело. И неизвестно чем бы все закончилось, но Егор неожиданно опознал в жертве женщину. Спортивная шапочка  слетела с ее головы и густые, темные волосы разметались по плечам девушки. Паренек отшвырнул ее на капот машины и схватил за волосы с явным намерением ударить лицом об железо.

– Э-эй! А ну, прекрати!- Хрипло выкрикнул Егор. Получилось совсем нестрашно. Он откашлялся, поматерился для уверенности и крикнул уже в полный голос:- Прекрати!.. Прекрати, сволочь!..

И не разбирая дороги, бросился к ограде. Под его ногами захрустели сухие ветки, а свет от уличного фонаря как сумасшедший запрыгал в глазах.

Паренек резко обернулся на голос, прищурился. Женские волосы выскользнули из его кулака, а сама она тяжело завалилась на бок и, загребая руками, поползла прочь от машины.

А Егор в это время успел очень хорошо разглядеть ее обидчика. В его лице было что-то непостижимое, словно этого человека только что отвлекли не от мясницкого промысла, а от священнодействия.

Вообще Егора спасло то, что рефлексы у него работали отменно. Паренек еще шарил в кармане кожаного пиджака, а он уже упал в чернильное пятно тени среди деревьев. Сейчас его могла увидеть только кошка. Избитая девушка с трудом перевернулась на спину и приподняла голову. Паренек выхватил совсем не страшный небольшой пистолет и два раза подряд выстрелил в спасительную для Егора темноту. Первая пуля попала в железный прут ограждения, срикошетила и улетела куда-то в сторону, а вторая зарылась в листья метрах в трех от Егора. И еще он увидел, как паренек погрозил лежавшей на земле девушке пальцем и укоризненно покачал головой. Бросил на землю пистолет и также стремительно вернулся в машину.

На этажах и в палатах осветились окна. В конце улицы взвыла сирена патрульного автомобиля. Со стороны дежурки послышались встревоженные голоса.

"Опель" бархатно взрыкнул и растворился в ночной темноте, только габаритные огни да стоп-сигналы мелькнули напоследок. Егор вскочил с земли, перемахнул через ограду и бросился к избитой. Через мгновение возле них уже притормозила милицейская машина. Из раскрытой на ходу дверцы выскочил усатый сержант в бронежилете с автоматом наперевес.

- Как вы себя чувствуете?!- Спросил Егор, склонившись над девушкой. Выглядела она жутковато: губы разбиты в кровь, нос распух, под глазами свежие кровоподтеки, на скулах и лбу ссадины.

- Ты кто?!- Гаркнул сержант.

- Я со "Скорой помощи"!- Егор повернулся к нему и показал раскрытые ладони.- А он уехал на белом "Опеле"! Уехал вниз по улице!..

С другой стороны ограды уже собрались зеваки.

Дверцы хлопнули, и резвый милицейский "Жигуль" помчался в погоню. Егор представил, как в эфире раздаются трескучие голоса патрульных: "Второй пост!.. Второй пост, в вашем направлении движется автомобиль, предположительно "Опель" белого цвета с вооруженным преступником…" А дальше как в кино: раскатанная через дорогу шипастая лента и короткая отчаянная перестрелка… Он встал на оба колена и вдруг почувствовал под одним из них какой-то твердый предмет. Посмотрел на землю и увидел пистолет. Засунул его в карман с мыслью: "Отдам милиции…"  

Егор осторожно прикоснулся к лицу женщины и отдернул руку, когда она приоткрыла глаза.

- Как вы себя чувствуете?

В ответ она слабо улыбнулась.

Тем временем между прутьев просунули носилки. Вокруг потерпевшей уже собралась толпа. Ее положили на носилки и понесли в травматологию. При каждом неосторожном движении она судорожно вздрагивала и стонала. Только сейчас Егор почувствовал, что от нее несет водкой и желчью. Но отойти не мог, она как вцепилась ему в руку, так и не разжимала мертвой хватки.

Ее сразу же отнесли в процедурную, едва уговорив отпустить руку Егора. В кабинете ждал дежурный врач. Он кратко, но выразительно попросил зевак покинуть помещение. Егор в дверях оглянулся на операционный стол и тут же отвернулся. Хирург и медсестры, коротко переговариваясь, приступили к делу.

Он вышел на улицу и только здесь почувствовал легкую тошноту. Односложно отвечая на вопросы любопытных, вернулся на излюбленную дорожку. Закурил, но вкуса табака не почувствовал. Что ни говори, а была в этом происшествии какая-то притягательность. Кто она такая? Кто он и за что ее так? И чем закончилась ночная погоня?

В этот момент в его жилах кровь стыла от переизбытка адреналина, и он почти не чувствовал ног.

Спустя полчаса в дежурке появился невысокий мужчина в двухсторонней китайской курточке. Он цепким взглядом обшарил помещение и остановился на Егоре. Тот сразу понял, кто явился по его душу. Видимо, остальные тоже сообразили и потянулись на выход.

- Здравствуйте, Егор Федорович,- кивнул незнакомец. Руки не подал, но представился:- Я из уголовного розыска,- показал Егору служебное удостоверение,- Макаров Павел Андреевич.

Услышав его фамилию, Егор почувствовал смутное беспокойство. Но причин его понять не смог.

- Здравствуйте. Вы по поводу этой женщины?

Макаров снова кивнул и сел за старый расшатанный стол.

- Да, я по поводу сегодняшнего происшествия,- он выбил из пачки сигарету.- Не возражаете, если я закурю?

Вместо ответа Егор тоже вытащил из кармана пачку сигарет и вдруг почувствовал во втором кармане тяжесть найденного пистолета. Наверно его лицо в этот момент изменилось настолько, что по сосредоточенному лицу следователя пробежала неуловимая тень, и он вкрадчиво осведомился:

- Что с вами, Егор Федорович? Вам плохо?

- Нет,- не задумываясь, ответил тот.- Мне хорошо… Просто я вспомнил…

- Что вспомнили?

- Ну, про эту женщину. Как там у них все было и вспомнил.

- Об этом мы еще побеседуем,- пообещал Макаров.- А сейчас, такой вопрос проясним: в вас стреляли сегодня ночью?

- Ну, я даже не знаю в кого он стрелял. Не думаю, что в меня.

Он неожиданно решил пистолет следователю не отдавать, а в ответах о нем отделываться полуправдой.

- Дело в том, что оружие так и не нашли. Ни возле больницы, ни в машине преступника. Кстати, вы не заметили из чего именно он стрелял?

- Нет. Я испугался, когда выстрелы услышал.

- Разумеется,- кивнул Макаров.- Для человека неподготовленного такая передряга – шок.

- А что с ним случилось с этим пареньком?- Осторожно поинтересовался Егор.

- Да вы прикуривайте,- Макаров даже услужливо поднес огонек.- Убит при задержании паренек.

Егор вздрогнул и едва не выронил сигарету. Макаров пристально наблюдал за ним.

- Елки зеленые!- Пробормотал Егор. Он представил светловолосого молчаливого "боксера" и ему на самом деле стало нехорошо.

- Вы были знакомы?- Быстро спросил Макаров.

- Нет. Но, елки зеленые, жалко парня…- Егор смотрел на следователя, а тот испытующе смотрел на него.

- Теперь уже ничего не поделать,- наконец сказал Макаров и вынул из кожаной папки несколько чистых бланков.- Я предупреждаю вас об уголовной ответственности за дачу ложных показаний. Приняли к сведению?

- Да.

- Фамилия-имя-отчество. Год рождения. Род занятий…

Потерпевшую звали Медведевой Ольгой Иннокентьевной и, как туманно пояснил Макаров, в городе она была довольно-таки известной личностью. А "боксера" – как Егор окрестил светловолосого – звали Дмитрием Бородиным. До сегодняшнего происшествия он был сожителем Медведевой, но в отличие от сожительницы его мало кто знал.

- Стало быть ни с Медведевой, ни с Бородиным ранее знакомы не были?- Повторил вопрос Макаров.

- Нет,- в этот момент у Егора появилось непреодолимое желание сейчас же избавиться от пистолета.

Поздно, вдруг понял он, вот именно сейчас он и не поверит, начнет крутить носом и вынюхивать обо мне все. И еще хуже стало от одной только мысли о краденом баране. Вот тогда на меня всех собак можно будет повесить, думал он и не догадывался, что это была обычная паника рядового гражданина непривычного к общению как с бандитами, так и с уголовным розыском. Теперь на его лице ничего не отражалось, но душа Егора трепетала от взгляда пристальных черных глаз следователя.

- Что же,- вздохнул Макаров.- На этом закончим…- Он пододвинул исписанные листы к Егору.- Ознакомьтесь. Если вас все устраивает, под показаниями распишитесь: "С моих слов записано верно".

Егор взял в руки бланки протокола исписанные ровным крупным почерком и бессмысленно уставился на собственные показания. Перечитывать их он не мог физически, такое отвращение неожиданно возникло к происходящему. Он осторожно перелистал протокол, на последнем листе расписался.

- Ну что же, Егор Федорович,- Макаров внимательно изучил его корявую подпись и встал.- Если вспомните что-нибудь ускользнувшее из памяти, поставьте меня в известность,- он протянул Егору визитку.

Егор вышел вслед за ним на улицу. Возле крыльца стояли мужики, с нарочитым безразличием смотрели куда-то в сторону.

- Так-так,- веско пробормотал Макаров.- Стало быть по этой дорожке вы и прогуливались?

Он с интересом осмотрел собравшихся и направился вдоль забора. Егору ничего больше не оставалось как следовать за ним.

Было около семи часов утра. Воздух все еще был свеж и прохладен, но по дороге за больничной оградой уже набирал силу автомобильный поток.

После восхода солнца окрестности неуловимо изменились, утратив ночную негу. Отовсюду выпирала прошлогодняя прелая листва и мусор. Егор держался позади Макарова, уже машинально реагируя на его скупые движения.

После ночных событий ковер палой листвы был взлохмачен множеством ног, но каким-то сверхъестественным образом Макаров угадал, в каком именно месте Егор схоронился от выстрелов.

- Так-так,- пробормотал он, сошел с дорожки и осторожно тронулся в обход сбитых при падении листьев.- Здесь отдыхали, Егор Федорович?

- Вроде здесь,- пожал плечами Егор. Его забавляло, как этот человек солидной наружности, внушающей уважение без всяких удостоверений, играет в Шерлока Холмса. Хотя на деле в действиях Макарова ничего забавного не было.

Тем временем Макаров что-то обнаружил на земле. Скептически хмыкнул и принялся осторожно разгребать ветхую листву. Минуты через полторы, уже очистив  от мусора солидный участок, бодро сказал:

- Ага!- И склонился над находкой.

Егор подошел поближе и увидел, как он осторожно вынимает из земли пулю.

- А стрелял он все-таки в вас,- Макаров убрал находку в полиэтиленовый мешочек.- Это уже кое-что, определим пропавшее оружие,- он снова пристально посмотрел на Егора.- Вы больше ничего не вспомнили, Егор Федорович?

- Нет,- Егор машинально оглянулся туда, где ночью прятался от выстрелов.

- А ведь мог подстрелить,- кивнул Макаров.- К счастью, неважным стрелком был этот Бородин. Вам повезло.

На этот раз Егор отмолчался, и повторилась у них недавняя сцена: Егор, не отрываясь, смотрел на следователя, а тот точно так же смотрел на него.

- Вы что-то хотели сказать?- Первым нарушил молчание Макаров.

- Нет,- Егор вздрогнул и отвернулся.

- Все-таки странным человеком был этот Бородин,- как бы про себя задумчиво произнес Макаров. Хотя о Егоре у него наверняка сложилось то же мнение.- До свидания, Егор Федорович. Мой телефон у вас есть. Звоните.

Он развернулся и пошел по дорожке полностью уверенный в своих силах и возможностях. Егор смотрел ему вслед с неприязнью.

Он еще несколько минут стоял над расчищенным пятачком среди деревьев. И за это время решил проведать Медведеву Ольгу Иннокентьевну. А для себя решил, будь – что будет. Хотя был уже почти уверен, что ничего особенного не произойдет. Вызовут еще раз-другой на допрос и этим все закончится. А скорей всего и до этого не дойдет. "Боксера" – застрелили. А на Руси издревле повелось: нет человека – нет проблемы.

Он прошел в больничный корпус. В травматологии у знакомой медсестры справился о здоровье пострадавшей. Оказалось, что у нее все очень даже хорошо. Ни переломов у нее нет, ни даже серьезных вывихов или других травм. Сильные ушибы – да, и кровоподтеки. Но ничего страшного, до свадьбы заживет.

- Ага,- кивнул Егор.- В какой она палате?

- Во второй,- улыбнулась медсестра.- Где же ей еще быть?

Егор прошел в конец коридора. Возле залитого ярким утренним солнцем окна стояли двое больных с руками обмотанными белоснежными бинтами и молча смотрели на улицу. Егор нерешительно потоптался возле дверей палаты Медведевой, деликатно постучал и заглянул внутрь.

Ольга лежала с закрытыми глазами. Егор с любопытством оглядел обстановку. Таких палат в больнице было несколько специально переоборудованных для состоятельных пациентов. Он не заметил, как Ольга открыла глаза, узнала его и улыбнулась. Вообще, глядя на нее сейчас, трудно было представить, что несколько часов назад она выглядела как побитая собачонка.

- Ой!- Испуганно вскрикнула Ольга. Егор вздрогнул от неожиданности и тоже испуганно посмотрел на нее.- Ах, это вы!- Словно бы с облегчением вздохнула она.- Простите, я не узнала вас.

Егор молча смотрел на нее, в горле у него застрял колючий комок. Если ночью даже с разбитым лицом она производила впечатление симпатичной женщины, то сейчас показалась ему настоящей красавицей. Ее черные волосы разметались по белоснежной подушке, темные глаза сияли живым влажным блеском, и время от времени скользила в них тенью спокойная улыбка.

Ольга приглашающе похлопала по одеялу рядом с собой.

- Заходите. Мы ведь даже не знакомы.

Егор проглотил наконец колючий комок и внезапно успокоился.

- Здравствуйте, Ольга, э-э…

- Просто Оля,- она слегка улыбнулась.

- Егор,- кивнул гость, остановившись возле кровати.- Кольцов…

- Вот и познакомились. Проходите, Егор. Присаживайтесь.

Но поговорить им не дали. В палате появилась медсестра следившая за Ольгой.

- Скоро ваш брат приедет,- улыбнулась она.

Услышав это, Ольга мгновенно переменилась в лице:

- Кто ему позвонил?!

- Да не волнуйтесь вы так! Только что и позвонили вашим родителям и брату. О них ведь тоже нужно подумать.

- Кто вас просил?!- Ольга резко села, охнула и схватилась за правый бок. Сиделка подскочила к ней, но та буркнула что-то нечленораздельное давая понять, что в ее помощи больше не нуждается.

А было ей скверно. У Егора даже мелькнула мысль, не до смерти ли ее хотел забить "боксер"? Но в таком случае, почему делал это возле городской больницы? Случайность?.. На лице Ольги сквозь косметику проступил восковой налет и синюшные пятна.

- Егор, помоги мне,- попросила она.

Он нерешительно посмотрел на медсестру

- Мне нужно домой, Егор. Ты ведь работаешь на машине?

- Да,- кивнул Егор.- Да, я помогу. Конечно, помогу,- и вышел из палаты.

Он уже почувствовал, что в его жизни грядут скорые перемены.

Они о чем-то несколько минут говорили с глазу на глаз. После этого ее брат, как оказалось – сродный, вышел из кабинета Ольги с посветлевшим лицом.

Пока они там толковали о своем, Егора развлекали приехавшие с Вороновым субъекты со странными кличками – Кнок и Скиф. Были они, судя по всему, раздолбаями и закоренелыми бездельниками. Их манера держаться и разговаривать выдавала людей с тюремным прошлым. О чем, впрочем, ни тот, ни другой не только не жалели, но даже были благодарны своей удалой и молодецкой судьбе. С Егором держались как с родным братом – наперебой угощали заморскими напитками и закуской, но только он заикнулся об уходе, начали наперебой говорить, как это ранит их сердца. Егор понял, что без приказа хозяина они его из квартиры не выпустят.

В том что он столкнулся с мафией, Егор уже не сомневался. А эти двое были не иначе как карманные львы. А потом появился хозяин.

- Спасибо, брат,- Кирилл обнял Егора, тот даже в сторону шарахнулся от неожиданности.- Этот гаденыш убить ее хотел. Ольга только что рассказала. Ты ее спас. Спасибо, брат.

- Да, вроде…- Егор вспомнил, как прятался в ночной темноте.- Как-то…

- Водки гостю!- Гаркнул Кирилл и с отвращением посмотрел на стаканы с недопитым пивом.- Скиф, опять ты пил?

- Только пиво.

- Я тебе покажу – пиво!.. Пьют как сволочи, потом ведут себя как сволочи,- Кирилл подмигнул Егору и крикнул в полный голос:- Ольга, мы тебя ждем!

Кнок гремел на кухне посудой. Этот видно был мастером на все руки. Красномордый Скиф тоже незаметно испарился. Но по его виду нельзя сказать, что он в состоянии сервировать стол или сварить кофе по-турецки. Такие больше по хозяйству – голову кому-нибудь открутить, долги выбить, запугать до потери сознания.

Услышав, что Кирилл требует Ольгу к обществу, Егор сказал было, что выпивать в ее состоянии вряд ли стоит. В ответ Кирилл как-то странно хмыкнул и оценивающе посмотрел на него:

- А ей никто не нальет. Но выйти-то она должна. Проявить элементарное уважение своему спасителю.

- Да какой я спаситель?!- Еще раз отмахнулся Егор.

В этот момент в дверь позвонили.

- Черт!- Прошипел Кирилл.- Это ее родители. Совсем про них забыл… Егор, ты пока что ступай на кухню. Покури пока. А я сейчас…

Видимо дверь открыл Скиф, потому что из прихожей донесся сдавленный женский крик и, кажется, тотчас по всей квартире затопотали. В гостиную вбежала запыхавшаяся, взлохмаченная старуха, Егор даже не успел сообразить, что это и есть мать Ольги. Она слепо глянула на них, узнала Кирилла и сипло выдохнула:

- Где?!- Лицо у нее изломалось от сдерживаемого рыдания.

- Тетя Света,- Кирилл приобнял ее. Егор заметил, что она тоже отшатнулась.- Все хорошо. Тетя Света, вам явно наговорили лишнего. С ней все в порядке, она в кабинете.

- Почему в кабинете?- Нервно спросила старуха.

- Потому что там солнечно, а она хотела привести себя в порядок.

- Это все – ты!..- Сипло прошептала женщина.- Это все – ТЫ!!!- Крикнула уже в полный голос и потемнела лицом.- Глаза бы мои тебя не видели! Все ваши деньги бешеные, ворованные!.. Отпусти меня!

Она стремительно вышла из комнаты, на Егора не обратила внимания.

- Конечно,- кивнул Кирилл, глядя ей вслед.- Глаза бы твои меня не видели.- В его голосе угадывались горечь и уже привычное разочарование. Он посмотрел на Егора и улыбнулся немного натянуто.- Бог с ней! Не обращай внимание.

- Я бы тебя хоть сейчас в ресторан увез,- спустя полтора часа доказывал он Егору.- Но там лучше не будет!.. Вот так вот, по-домашнему, мне больше по душе!..

- Слушай, ты умный мужик,- перебивал его Егор. Он сильно опьянел и временами сам не понимал, о чем говорит.

- Брат, ты не представляешь, что для меня сделал!- В свою очередь перебивал его собутыльник.- Ты родную душу для меня спас! Да, так оно и есть! Скажи мне, кому мы можем доверять без оглядки?- Он все норовил ткнуть Егора в подбородок вилкой. Получалось это случайно, но со стороны выглядело довольно неприятно. В такие моменты Егор отодвигался подальше от собеседника и выставлял перед собой руку, пытаясь держаться на безопасном расстоянии.- Только родне, только своим!- Талдычил азиатские истины Кирилл.- Только своим мы можем доверять полностью. И это уже испытано временем!.. Поверь мне на слово, Егор! Поверь…

Несколько раз на кухню заходила тетя Света. Сейчас она выглядела намного лучше и старухой уже не казалась. При ее появлении они совершали аллегорические телодвижения, вызванные приливом уважения. Кирилл сначала пытался объясниться с теткой, но вскоре бросил попытки – она его в упор не замечала. А вот Егора неизменно одаривала приветливой улыбкой. При этом Кирилл смотрел в тарелку и корчил закускам рожи. От ее приветливости Егор начинал чувствовать себя неловко и после ее ухода неизменно подливал в рюмку Кирилла. А тот отмахивался:

- Все они такие!.. Я для них кто?!- Он принимался поворачивать себя за подбородок в разные стороны.- Никто! И маму мою они считают – шлюхой!.. А папа мой… Да пошел он!!!

- Нормально все,- успокаивающе бормотал Егор, пытаясь сосредоточиться на голосе собеседника.

- Вот ты мне скажи,- горячо заговорил Кирилл.- Ты, вообще, женат?- И, получив утвердительный ответ, продолжил:- Представь себе ситуацию. Ты по молодости, по холостяцкому нетерпению наживаешь ребенка…

При слове "наживаешь" Егор побагровел и бешено глянул поверх бутылок.

- А потом,- продолжал Кирилл,- мотаешь от молодухи куда-подальше. Предварительно навешав "лапшу" на уши, что вот только заработаешь денег на "северах" и вернешься! И тогда, мол, распишемся, милая! Первое время, для отвода глаз, деньги на самом деле посылаешь. И все продолжаешь пудрить ей мозги дурочке! А потом увольняешься, и след твой простыл… Мама моя приехала к ним. Радуйтесь, вот и я! Вот сыночек наш. Где мой Коленька, скажите, пожалуйста?.. Родня!!!- Сказал он так громко, что его наверняка услышали все находившиеся в квартире.- Мать едва не вздернулась после того разговора. Я удержал от петли… И такая родня бывает,- закончил уже спокойней.- Ты уж, брат,  пойми меня…

- Бывает,- пробормотал Егор. Он чувствовал, что стремительно трезвеет, да и у собутыльника взгляд тоже прояснился.- Ну,- Егор встал.- Я пойду. Спасибо за все.

- Куда ты?- Кирилл выглядел разочарованным.- Посиди еще. Выпьем. Поговорим.

- Нет, не могу. Спасибо. Мне пора.

- Тогда на посошок!- Воронов налил по полной рюмке.- И с Ольгой не забудь проститься. Все-таки ты ее спаситель!

- Нет, не пойду. Я пьяный!

- Я тоже пьяный…

- Нет, не могу. Ты ей привет от меня того… передай, пожалуйста.

Выбравшись с кухни, он заблудился в обширных апартаментах. Помог подоспевший Кирилл.

- Ты, брат, не забывай нас, заходи в гости. Я тебе всегда помогу. В любое время, брат.

- Ага,- Егор на прощание пожал руку новому знакомому и вышел на лестничную площадку.

- Хороший ты мужик, Егор,- окликнул его Кирилл. Он стоял в дверях и глаза у него были задушевные.- Обязательно заходи. И Олю проведай обязательно. Она будет ждать. Она мне сказала.

- Ага,- еще раз кивнул Егор и спустился вниз по лестнице.

На улице он полной грудью вдохнул сизый дневной воздух, закурил и, старательно огибая лужи, пошел в сторону дома. Возле одного из киосков задержался и долго разглядывал бутылку "Столичной", но все же переборол себя. На этом его приключения в тот памятный день закончились.

 

6. Очищение.

- Смотри-ка,- с тайным вожделением заговорили на крыльце.- Красавица егоркина…

Егор выбрался из-под капота и глянул сперва на крыльцо, а после на Ольгу.

- Не робей, Егорка!- По-петушиному выкрикнули с крыльца.

Егор покрутил пальцем возле виска и пошел навстречу подруге.

Оля была в легком изящном платье, делавшем ее девичью фигуру еще более соблазнительной. Казалось, что на двадцать пятой весне она стала еще краше. Не даром пускали слюни завистники на крыльце. Егор не взялся бы описать словами свою женщину. Он просто любовался ею, тайно ли, откровенно. Любил ее? Конечно. Он ее полюбил. Но это чувство было так не похоже на его буйную, юношескую любовь к Зинаиде. Другой назвал бы его сдержанной страстью. Егор не называл никак, просто жил этим. Плоскогубый романтик нарек бы эту страсть демоном и с радостью отдался бы этому демону. Егор его обуздал после первой ночи, кожей почувствовал что так с Ольгой нельзя. Все что не смог понять несчастный Бородин, он осязал порами живой души, для которой все ее человеческие качества: и совесть, и честь, и подноготное знание тех, кто находится рядом, не превратились в пустой набор приписываемых человеку качеств. Он обуздывал и себя и ту, что разбудила в нем страсть.

Был конец мая, но как вихрь уже налетело лето. И временами казалось, что летнее пекло длится бесконечно. Листья деревьев успели потерять свежесть. Частыми гостьями стали грозы. Гром басовито перекатывался по небосводу с края на край. И от того, что так жарко и непрерывно рокочет за горизонтом, можно было решить, что на дворе уже стоит жаркий июль, если бы не календари, телевидение и свежевспаханная земля на полях за городом.

Они устроились на свободной скамейке в тени деревьев. Над головой ветер  раскачивал кроны молодых тополей. По дорожке неторопливо прогуливались больные. За оградой пробежала шумная стайка школьников.

- Вечером мама придет,- сказала Ольга и вытащила из сумочки упаковку с антиникотиновой жвачкой. Она вторую неделю пыталась бросить курить. Егор выбил было из пачки сигарету, но тут же убрал, при Ольге он старался не курить. Приобнял подругу за плечи и откинулся на жесткую спинку скамьи.

- Хорошо-то как. Ты на машине?

Ольга кивнула.

- В выходные надо бы в деревню съездить,- задумчиво сказал Егор.- Помочь с огородами.

- Давай я человека отправлю, он все сделает,- уже не в первый раз предложила Ольга. Не хотелось ей отпускать Егора в деревню. Один бог ведает, чем могла закончиться эта поездка.- Там ведь алкоголиков полно. Они и сделают все.

- Нет,- Егор покачал головой.- Не поймут меня. Не по-людски это. Да и по пацанам я соскучился… Может, с батей удастся поговорить.

Ольга без интереса пожевала пластинку "Никоретт" и аккуратно выплюнула жвачку в траву.

- В таком случае я поеду с тобой,- сказала она.

Егор резко выпрямился.

- Зачем? Я сам не знаю, примут меня или нет...

- Вот и съездим вместе,- улыбнулась она.- У меня ведь там есть наследство. Мне тоже надо проведать хозяйство.

Было заметно, что Егор ей не поверил. С ее-то средствами купить дом в деревне было плевым делом. Примерно это он и подумал.

- Ты ведь помнишь деда Кирюту?- Спросила Ольга, его сомнения она прочитала по глазам.- Я его внучка.

Егор в ответ только хмыкнул, сказать ему было нечего.

- Съездим вместе,- Ольга прильнула к нему.- Там сейчас хорошо. Я помню как там было хорошо. Всегда хорошо было…

С ее словами накатила на него сложная сладкая волна аромата дорогой косметики.

С запада на город медленно надвигалась грозовая туча. Солнце ослепительно сияло в окнах и в стеклах проезжавших по дороге машин и на темных матовых листьях деревьев. И вдруг где-то совсем рядом рявкнул гром, и потянуло свежестью. Егор заглянул в глаза подруге. Они были темны и прохладны и манили к себе мерцающими искрами в глубине чуть расширенных зрачков. Егор вглядывался в ее глаза как в бездну, и на сердце его было спокойно.

Километр летел за километром. Егор сидел за рулем и задумчиво смотрел на дорогу. Густой лес громоздился по обе ее стороны. Среди вековых сосен мелькали живописные полянки и невысокий частокол лесопосадок. С лесных проселков выбирались на шоссе автомобили и мотоциклы с колясками. Просеки электропередач были давно разработаны под картофельные посадки заводчанами и безземельным городским людом.

Ольга сидела рядом, перекидывалась короткими фразами с родителями, которые тоже напросились в эту поездку. Захотелось старикам побывать в тех местах, где прошла самая счастливая пора в их жизни. Иннокентий Петрович с утра уже был изрядно выпивши, нес околесицу, поминая давно почивших в бозе. Ольга говорила, что трезвый он вполне нормальный человек. Но трезвым его Егор еще не видел.

Но и у него сердце дрогнуло, когда за окном начались родные места. Как в калейдоскопе замелькали разработанные поля и пастбища, по ним бродили немногочисленные совхозные стада. Из магнитолы лилась негромкая музыка, но в этот момент Егор слышал не ее, а трель жаворонка и мощное дыхание ветра над распаханным полем. Он смотрел в окно и вспоминал, вот здесь работал в таком-то году, а вот здесь в таком-то. И горько было от этих воспоминаний, и сладко.

Лес, пастбище, перелесок, поле. Всхолмленная долина неширокой реки. Станция. Капитальный мост с невысокими перилами. Дома сливающиеся в улицы. Улицы бегущие через село. Двухэтажки совхоза, фермы, поля, пастбище, лес. Егор окинул все это одним взглядом. В его сердце застряла ледяная заноза. Сколько здесь не был? Полгода. А кажется что не бывал никогда.

Он оглядывал дома и прохожих. И странное дело, не узнавал их. Мелькнет вдруг знакомое лицо, но не успеешь понять кого увидел только что. Как во сне.

Ольга тем временем восхищалась чем-то несерьезным, то ли небом синим-синим, то ли избами деревенскими. И перебивали друг друга ее отец с матерью.

Дом деда Кирюты Егор нашел без труда – вросший в землю, почерневший от времени сруб-крестом с остатками резных наличников и деревянных украшений. В огромные ворота две груженых подводы разом загнать можно. Все черно и серо от старости. На глазах у тети Светы навернулись слезы. Пока отмыкали проржавевший висячий замок на воротах, она бродила по запущенному палисаднику среди разросшихся кустов смородины, часто наклонялась и что-то ворошила под ногами.

Егор открыл дом, из приличия прошелся по комнатам, по двору и по разоренным мастерским. Ольга в это время ходила с матерью по заросшему сорняками огороду.

За эти годы дом деда Кирюты пришел в упадок.

Ключи от замков им отдала тетя Марина. Годы и беды согнули ее. Не помогло и удачное замужество Норки. Мать чаще вспоминала не о том, что дочь благополучно и счастливо живет в Соединенных Штатах, а об недуге от которого дочь уже не избавится. В недавнем прошлом здоровая и уверенная в своих силах женщина превратилась в высохшего, несчастного человека, доведенного нервными срывами до параноидального бреда. О беспочвенных страхах она забывала на такое короткое время, что считала это облегчение забытьем.

Знакомство с ней произвело на Егора тягостное впечатление. Он вдруг понял, что все с кем виделся из родни Ольги, молодые ли, пожилые, оказались очень несчастливыми людьми, словно висело над ними проклятие. И вспомнил рассказ Кирилла, как эти люди в свое время унизили его мать. И неожиданно задумался о самом себе.

Он немного побродил по двору кирютинского дома, все сильней испытывая неодолимое желание увидеть родных.

- Пойду я, Оля, своих проведаю,- сказал он наконец.

- Возьми машину,- Ольга задумчиво смотрела на покосившиеся зады дома.

- Лучше пешком пройдусь,- ответил Егор.

Зинка встретила его в штыки. Впрочем, другого приема Егор не ждал. Не видел он ее всего полгода, но словно глаза открылись за столь краткий срок. Была она вся какая-то убогая, неприбранная, отталкивающая, глупая.

- Явился, не запылился!- Заорала на весь околоток.- Где ты раньше был, муж дорогой?! Огород давно уж вспахали и посадили все, а он только приехал, только тебя и ждали! Вот и сидел бы в своем городе, нужен ты нам!

- Ты, Зин, того, полегче все-таки!.. Пацаны где?

- А на кой они тебе сдались?! За те грошики, что ты посылаешь, ты им не отец! Тюфяк – ты!

Егор молча отодвинул ее в сторону и зашел во двор. Только собака встретила его радостным визгом. Случайные прохожие здоровались прохладно. Видно, пока Егора не было в деревне все раисовы пакости повесили на него.

- Верный, Верный,- приговаривал Егор и трепал пса за уши, за богатый, густой загривок.- Как ты без меня? Заберу я тебя с собой, потерпи немного…

С улицы за ним следила Зинаида, ворочала в своей маленькой голове какие-то потусторонние мыслишки, прикидывала свой гонорок к своим силенкам. Шевелила вялыми губами. Она изменилась, подурнела, располнела. И хотя многим женщинам полнота к лицу, ее полнота обезобразила. И волосы у нее были коротко острижены. Видно успела за зиму вшей напарить. Отвращение к ней Егор не выпячивал. Хотя каждым словом и движением давал понять, что между ними все закончено. Оставалось выбрать момент и потолковать с убогой о разводе.

Пацанов он хотел увидеть. Соскучился по ним. Особенно соскучился по Тёмке, по родному сыну, по наследнику. О младшем, Зинкином ребенке как-то не задумывался, но и отворачиваться от него не стал бы. Просто интересно было посмотреть как тот подрос.

Но по всем признакам детей в доме не было.

Егор вышел в огород, оглядел беспорядочно сваленный под навесом садовый инструмент. Придирчиво осмотрел вспаханный участок с пройденной бороздой и коряво нарезанными грядками под мелочь. Подивился на грамотно обработанные плодовые кусты.

- А кусты-то кто обрезал, Зин?

- Не твое собачье дело!

- Понятно,- пробормотал Егор. У него чувствительно зачесался правый кулак. Спросил уже громче:- Дети у тещи, что ли?

- Не твое собачье дело!!!

- Да я тебя!- Егор бросился во двор.

- Давай! Давай!- Зинка выгнулась коромыслом.- Только тронь, и тебе все бока переломают!..- В голосе ее звенела тупорылая радость самоубийцы, стоявшего на пороге встречи со своим богом. В заплывших глазках вспыхивали сумасшедшие кошачьи искры.- Ну, давай, бей!..

Егор аккуратно обошел Зинаиду стороной и вышел на улицу. Бесполезно было разговаривать с ней в таком состоянии. Угомонится к вечеру, а к завтрашнему, глядишь, и вовсе перебесится. И Егор решил что все к лучшему…

Для начала сходил к теще. От Зинаиды можно было ожидать любой глупости, могла спрятать от него пацанов.

Теща заприметила его издалека. Видно, по своему обыкновению сидела возле окна и следила за соседями. Зятя встретила с таким видом, словно он ей с вечера в душу наплевал. Подбоченясь, наиграно смотрела в сторону. И у нее голова тоже была коротко острижена.

- Здорово, мать,- издалека поздоровался Егор.- Пришел вот проведать. Тёмка с Игорьком у тебя?

- Ой ты господи! Никак Егорка объявился?!

- Да, приехал навестить,- Егор отвел от нее взгляд.

- Ой, барин! Чистый барин! А чего же опоздал? Мы уж отсадились давно!

- Вышло так. Не мог я раньше приехать.

- Ишь ты, каким важным стал!- Со смешком пролепетала теща.- Куды уж нам?!

- Пацаны у тебя?- По слогам выговорил Егор, медленно багровея от закипающей злобы.

- А ты уж и не видишь?! Куды нам…

Егор резко оглянулся. И в самом деле, как он их сразу не заметил?

Глаза у него защипало от невольной слезы.

Мальчики стояли возле палисадника в каких-то замызганных, кургузых пиджачках, в коротких штанишках. Худенькие и такие же неприбранные как их мать. Игорек держал за рукав Артема. У одного в руках был ржавый совочек, у другого железная лопатка.

Егор присел на корточки и протянул к ним руки:

- Тёма, Игорек, идите ко мне…

Но дети с места не сдвинулись, смотрели на него настороженно. Теща утробно пророкотала про себя что-то нечленораздельное.

Егор встал с корточек.

- Не узнали, что ли, папку?.. Идите ко мне…

Они смотрели на него уже со страхом.

А у него в голове маятником стучало: "Зинкина работа, зинкина…"

- Смотрите, что я вам привез,- Егор вытащил из кармана два шоколадных батончика.

А они вдруг взвизгнули в голос, да так неожиданно, что Егор испугался сам, и бросились мимо него по обе стороны. Он попытался было схватить одного, но не успел. Хотел поймать другого, да с тем же результатом. А они испуганно вопя, подбежали к бабушке, вцепились ей в подол и уткнулись личиками в темную юбку.

Егор проглотил колючий комок застрявший в горле и с трудом перевел дыхание.

Подойти к ним, попытаться заговорить было бессмысленно. Он внушал им непреодолимый ужас.

- Будьте вы прокляты,- Егор выгреб из карманов гостинцы, высыпал на лавочку.

На его сердце скребли кошки. Он обернулся, посмотрел на сыновей и, уже не оборачиваясь, пошел в сторону родительского дома.

От родителей Егор возвращался в приподнятом настроении. Было чему радоваться – помирился с отцом. По крайней мере, в этом удача улыбнулась. По дороге завернул к Зинаиде, хотел на удачу переговорить и с ней. Но на воротах дома висел замок.

Что ж, решил он, не все сразу.

Но и у Медведевых его ждал неприятный сюрприз. Теща неведомо как пронюхала, с кем он приехал в деревню.

Когда Егор зашел в дом, его встретила гробовая тишина. Тетя Света смотрела на него расширенными от ужаса глазами. Так еще одна, понял он и представил зловредную чепуху, которую наплела теща. Наверняка всех собак на него повесила. Ольгиного отца дома не было. Видно, до сих пор глушил "горькую" со старыми собутыльниками. Егор посмотрел на Ольгу и неожиданно улыбнулся. Лицо у нее было до того потешное, что смотреть на нее без улыбки он не мог. Если бы знала теща, кому рассказывает свой деревенский детектив.

Появление Егора теща проигнорировала и вновь принялась бубнить, на ходу придумывая подробности жутких егоровых злодеяний.

- Ты по кой приперлась, старая?- Опять же по слогам спросил он ее.

- А я не к тебе пришла!- Яро отозвалась старуха.

- Я вижу, к кому ты пришла,- кивнул Егор и сел на свободный стул возле окна.

В комнате вновь воцарилась гробовая тишина.

- Ну,- сказал Егор, обращаясь исключительно к теще.- Продолжай. Мне тоже интересно.

Теща сидела с видом оскорбленного достоинства. Ее массивное лицо побагровело от внутреннего напряжения, а в маленьких глазках застыло безразличие. И ой как непросто было угадать, что это вовсе не безразличие, а хорошо контролируемые ненависть и злоба. Как же она ненавидела его! Но она была опытным человеком и знала: чтобы добиться своего нужно набраться терпения.

А Егор смотрел на нее и понимал, что так в его жизни и будет, пока они в его жизни есть. Так и будут ходить по пятам, будут сплетничать, будут наговаривать и замолкать при его появлении.

Утром он как следует не осмотрелся в старом доме, сейчас время было. Воздух в комнате был сухим и прохладным. За день женщины помыли окна, подмели полы, вынесли во двор рухлядь и хлам. Сейчас в комнатах пахло тлением и трухой и едкой древесной пылью.

После непродолжительного молчания теща шумно вздохнула, поднялась и, ни слова больше не говоря, вышла из комнаты. Тетя Света встрепенулась, хотела попрощаться с ней, но Ольга удержала.

Когда теща ушла, Егор шмыгнул носом и посмотрел на дочь с матерью.

- Она врет,- сказал он просто.- Не знаю, что она вам наговорила. Но я вам врать не буду. В моей жизни был один позорный случай, за который мне сейчас стыдно. Доказывать я ничего не буду. Если поверите на слово – спасибо. А не поверите…- Он осекся.

Ольга давилась от смеха. Тетя Света, возведя очи горе, покачивала головой.

- Егор,- сказала Ольга.- Мы все поняли, едва она открыла рот.

- И как тебя угораздило жениться на ее дочери?- Сочувственно спросила тетя Света.- Я их семейку очень хорошо знаю.

- Бог им судья,- вдруг сказала Ольга. Егор даже вздрогнул от ее слов.- Видел свою?

- Утром. Да только толку от этого,- он махнул рукой.- Сейчас еще раз схожу.

- А с отцом разговаривал?

- Егор, подожди. Чаю сначала попей!- Тетя Света ушла в закуток, отгороженный за русской печью.

- Отца видел,- кивнул Егор в ответ Ольге.- Теперь мы понимаем друг друга.

- Вот и хорошо,- улыбнулась она.

Солнце низко висело над горизонтом. Над деревней стоял своеобычный многоголосый гомон. По автомобильной трассе в вечернем мареве скользили мотоциклы и легковушки – запоздавшие рыбаки спешили на лесные озера. Впереди их ждали долгожданные выходные.

Егор шел к Зинаиде и верил, что теперь удача на его стороне. Еще немного терпения и все разрешится в его пользу. Не думал он, что супружница будет держаться за него обеими руками. Алименты? Пожалуйста! Что как не алименты он посылал ей с братом?.. Дом? Хозяйство? Ради бога забирай со всеми потрохами! Только избави от этого кошмара…

Но против ожиданий утренняя сцена повторилась. Зинаида ждала возле ворот, на лице ее тоже лежала печать безразличия. И он не сомневался, что теща уже поведала ей о своих похождениях.

- Здравствуй, Зин,- он подошел к воротам.- Пацаны дома?

В ответ гробовое молчание.

- Зайдем, что ли, в дом? Поговорить нужно.

- О чем это?!- Ее напускное безразличие как рукой сняло.

- Ну,- Егор на мгновение замешкался.- Зайдем в дом, Зина. Не на людях же нам разговоры разговаривать.

- Никуда я с тобой не пойду! Говорить хочешь? Говори здесь.

- Дело хозяйское,- усмехнулся Егор.

Он подошел к палисаднику и прислонился к забору.

- Жить вместе мы уже не будем,- начал он.- Давай разведемся…

- О!- Каркнула Зинаида, к такому повороту она подготовилась.- Настрогал ребятишек, а теперь – разведемся?!

- Одного!- Егор моментально охрип и почувствовал, как в голову ударил жар.- Второго ты без меня строгала!

- Да, пошел ты на …!- Как бешеная собака взвизгнула Зинка.

Егор открыл было рот, но в этот момент вспомнил про сыновей, про их затрапезный вид и осекся. А Зинаида бесилась от ярости, вспоминала один бог ведает какую чепуху, захлебывалась матюгами.

- Да заткнись ты!- Прикрикнул на нее Егор.- На развод я все равно подам. И еще неизвестно кому детей оставят.

- Тюремщик!- Протяжно вытянула Зинаида, сворачивая фигуру из трех пальцев. Видимо, ничего умней ей в голову не пришло.- Вот тебе, а не дети! Выкуси!!!

Егор сплюнул с досады и зашел во двор. Свистнул собаку.

- Верный, ко мне! Иди сюда, Верный!

Пес лежал возле верстака, растянувшись во всю длину. Над стоявшим торчком ухом, вились мухи.

- Верный!- Еще раз окликнул его Егор и подошел к собаке.- Верный! Верный!..- Тормошил он пса, не в силах поверить в случившееся.- Верный…

Глаза собаки уже остекленели, и пена засохла на черных губах. Клыки мутно блеснули, когда Егор сдвинул окоченевшее тело с места. А в миске еще осталась отравленная еда.

- Ах ты, сука…- пробормотал Егор и бросился со двора на улицу.

Зинаида снова стояла, подбоченясь, и к этому она была готова.

- Что же ты делаешь?- Дрогнувшим голосом спросил ее Егор.- Ты что, дура, делаешь?!

Его кулаки знакомо сжались, и в женских глазах мелькнула знакомая тень. Но Егор совладал с собой, медленно вдохнул и выдохнул. Вернулся во двор, завернул собаку в дерюгу и вышел на улицу. Пусть смотрят, думал он, пусть решат, что еще одного барана украл. В этот момент ему было плевать на все.

Отчего-то он пошел не к отцу, хотя до того было рукой подать, а через все село к дому деда Кирюты.

Нашел во дворе проржавевшую лопату и ушел в огород.

Через минуту подошла Ольга. Лицо у нее было замкнутым, глаза непроницаемыми.

Егор сосредоточенно копал яму.

- Что это?- Спросила она, кивнув на тряпичный куль.

Егор вычистил могилку и только после этого посмотрел на нее.

- Убила она Верного,- он с силой растер лицо.- Что же она наделала?

Глаза у Ольги смягчились.

- Кто убил Верного? Кто?

- Зинка убила мою собаку… Она всех убьет…- В это мгновение Егор готов был расплакаться.

- Нет,- ласково прошептала Ольга.- Все будет хорошо,- она обняла его.- Все будет хорошо. Мы ей не позволим. Она у нас вот где будет!- И показала вечерним небесам крепко сжатый кулак.

- Оля, детей у нее нужно забрать,- сказал Егор.- Нужно забрать их…

- Не расстраивайся, милый. Все будет так, как ты захочешь.

Солнце село за горизонт, отбросило последние лучи на невесомое облако, повисшее над закатом, превратив его в золотой слиток. Со стороны леса долетела вдруг неурочная песня кукушки. "Ку-ку",- отсчитывала птица чью-то жизнь.- "Ку-ку!"

Мелькнула в поднебесье ранняя звездочка, и стало совсем тихо.

1. "Нет выхода" (США) – шпионский боевик, гл. р. Кевин Кестнер.

2. "Пластилин" - гашиш (жарг.).

Конец первой книги.

КД-ПМ, 1998 (2013)

Чтобы изменить документ по умолчанию, отредактируйте файл "blank.fb2" вручную.