Услышав выстрел, лошадь дёрнула ухом и сильно тряхнула головой.
В гриву набился снег: порядочно задувало.
Второй выстрел донёсся сюда негромким звуком, похожим на хлопок открывшейся бутылки шампанского.
Извозная была выбракованной кавалергардской лошадью. И когда очередной порыв ветра принес в её чуткие ноздри знакомый запах пороха, — острый кисловатый запах опасности, — она тревожно всхрапнула и несколько раз копнула передними копытами слежавшийся снег.
…Из метельной круговерти, тяжело ступая, появился высокий военный. В глазах его стояли бессильные слёзы — он волочил маленького курчавого человека без шапки. Темные волосы того были запорошены снегом. Лицо было бледным, а заострившийся нос — ещё бледнее лица. Он как-то виновато улыбался и зажимал ладонью подвздошье. Промеж тонких пальцев сочилась кровь, быстро густевшая на морозе.
Пока военный бегал за скинутой второпях шинелью, возница бережно укутал кудрявого седока в медвежью полсть, потом причмокнул губами, и санки унесли раненого навстречу начертанной ему судьбе.
Когда печальная поляна у Чёрной речки опустела, — под сумрачной густой елью, на самом краю поляны, вдруг зашевелился и стал разваливаться большой сугроб.
В свисте налетевшего снежного заряда из сугроба медленно поднялось белое летающее блюдце.
С его настывших обтекаемых бортов осыпались сухие снежные ручейки, но тут же подхватывались и закручивались ветром.
Летающее блюдце, цепляясь за еловые ветви, выплыло на открытое место. Гравитационные двигатели встали на полную тягу, — и неведомый космический пришелец белым призраком косо скользнул в низкие злые тучи.
Метель усиливалась.
Никто ничего не заметил.
Ничего не пронюхали даже вездесущие филёры из Третьего отделения. И на зелёное сукно стола, обширного, как плац Марсова поля, к всемогущему шефу жандармов Александру Христофоровичу Бенкендорфу не легло ни единого рапорта…
А холодное бесстрастное мировое пространство меж тем торопливо пронизывали импульсы дальней космической связи.
База принимала сообщение с Земли.
— Великий Учитель!
К нашему общему сожалению, запланированный эксперимент под кодовым номером «Эпсилон-173» в Галактике седьмого луча мы вынуждены прервать не по нашей вине. Наши киберохранители ничего не могли сделать: ситуация вышла из-под нашего контроля. Физическое вмешательство, как гласит Инструкция, заранее исключалось, дабы не подвергать экспедиционную группу полной и преждевременной расшифровке.
И всё же эксперимент следует признать удачным. Опытный человеческий экземпляр, выбранный нами для интеллектуальной стимуляции, оказался необыкновенно восприимчивым к Голосу Вечности.
Вы можете лишний раз взглянуть на его генную карту и прогноз конструкции личности, высланные вам ранее — тридцати семь местных единиц времени тому назад. Все данные однозначно говорили о том, что отмеченный индивидуум обладает высокой степенью неосвобождённой мозговой энергии!
Какие грандиозные перспективы Контроля открывались перед нами!
Наш выбор пал на одного из тридцати одарённых детей в привилегированном учебном заведении холодной северной страны, не отягощённой тысячелетними условностями цивилизации.
Общаться с мальчиком было легко и приятно. Он сам охотно искал уединения в обширном парке своего Лицея, словно бы подсознательно выбирал удобные места для контактов.
Мы регулярно посылали к юному лицеисту нашего фантома-информатора. Усвояемость была просто поразительной для человеческого индивидуума! В его позднейшем творчестве сохранились даже письменные свидетельства, невольные признания Контакта. Например, вот один след из его большого, великолепно алгоритмизированного знакового сочинения:
Разумеется, эти не предусмотренные программой обучения оговорки, наивные откровения были не опасными для нашей Экспедиции. Никто из окружающих юношу ни тогда, ни позднее не был способен предположить в видении Музы наличие прямого общения мальчика-землянина с носителем межкосмического интеллекта!
Мы разработали для мальчика обширную программу на Языке Вечности. В конце концов, мы давно знаем, что Гений — это умение претворить Первозданный Хаос в чёткий алгоритм мысли. А выражается ли его сущность в строгой упорядоченности звуковых колебаний, в сочетаниях письменных символов или в формулах познанных законов Вселенной — главным остаётся одно: преобразовать Впечатление в Деяние.
Великий Учитель!
Наш ученик опередил своё время — по самым приблизительным подсчётам — по крайней мере на двести-триста лет по земным меркам.
Не подлежит никакому сомнению, что концентрированное мышление нашего подопечного, хоть оно и не успело развернуться полностью, разложенное по направленному вектору пространства — времени, — окажет сильное влияние на позднейшее искусство землян.
На нём уже сияет невыцветающая печать Вечности!
К сожалению, люди в настоящий момент ещё не способны в полной мере оценить и воспользоваться плодами межгалактического Разума. Они насильственно прервали наш эксперимент убийством и, осквернив себя в данную галактическую минуту, долго ещё не смогут претендовать на имя гуманоидной космической расы.
Они ещё не понимает управляемой природы дарования и стихийно поклоняются Гению, как чуду. Они ещё долго не поймут, что Гений — это норма.
Великий Учитель!
Мы покидаем Третью планету, именуемую Земля. Мы уносим с собой добрую память о нашем Ученике.
На земном языке его имя звучит так: А-л-е-к-с-а-н-д-р-ъ П-у-ш-к-и-н-ъ…