Светлый кружок от небольшого костерка только подчеркивал глубокую черноту августовской ночи. Над обширным пойменным лугом низко стояли крупные мохнатые звезды. В траве, покрытой обильной росой, то и дело вспыхивали огоньки, — крохотные звездные отражения. И сами звезды были яркими и чистыми, словно бы вымытыми росой там, наверху. Лошадь, негромко отфыркиваясь, пила речную воду, подымая морду к маленькому ковшику Плеяд и словно бы прислушиваясь, как с ее губ срываются и шлепаются в воду тяжелые, весомые капли…
Александр, широкогрудый и обстоятельный, в просторной белой рубахе без опояски, блаженно щурился, поглядывая в пламя, перебегающее по хворосту. Кряхтя, он придвинулся ближе и длинной хворостиной осторожно выкатил из кучки углей печеную картофелину, пробуя, проткнул ее заостренной палочкой и, вдохнув аппетитный парок из маленькой дырочки, негромко сказал: «Готова…»
Николай, лежавший на спине, не шевелясь, раскинув руки, перекатился на бок и, предварительно обдув золу с подгорелой корочки, разломил картофелину пополам. Прислушался, уловив мягкий топот копыт по прибрежной тропке:
— Петр-то… Как всегда — прямо к трапезе… В колеблющемся свете костра показалась лошадиная голова, в больших глазах которой выпукло плясало отраженное живое пламя. Петр легко спрыгнул на землю, потрепал по холке своего любимого жеребца. Второго коня он привел в поводу.
— Чего припозднился? — спросил Александр. — Давай присаживайся… Перцовочки-то прихватил?
Петр быстро расседлал лошадей, стреножил их и пустил пастись. Пошарил рукой в седельной суме, поставил на землю две вместительные квадратные бутыли темно-зеленого стекла, серебряные стопочки и присел на корточки, покручивая усы.
— Не трудно тебе с двумя лошадками обиходиться? — разливая водку, спросил Александр. Овес-то, чай, нынче дорог?
— А что ноне дешево? — сердито отозвался Петр, шевельнув усом и бережно беря стопку двумя пальцами. — Ну, во здравье!
В тишине послышался слаженный перестук. К костерку враз подлетел целый табунок четыре жеребчика-однолетка одной масти. С них так же дружно спрыгнули четверо славных кудрявых молодцов, явные братья, голые, словно после купанья.
— Здравия желаем! — хором сказали они, невольно приглушая свои звонкие молодые голоса.
— Здоровы и вы будьте! — крякнул Петр.
— Привет, гвардейцы! — дружелюбно откликнулся Николай.
— Чего это вы скачете, как оглашенные? — низким басом прогудел Александр. — Али гонится кто? Волков бояться — в лес не ходить…
— Да какие летом волки, дядя Саня? — весело кинул один из юнцов. — И кони у нас крепкие, от любого волка уйдем. Тут другое… Какой-то ящик, вишь, железный за нами увязался…
— Ящик? — заинтересовался Петр. — На колесах?!
— На колесах… И с пушкой!
— Уж не революция ли опять? — заколыхались мужики.
— Не… — спокойно ответил Александр. — Техника всполошилась. Я, видишь ли, ее законное место занял. Ну, рассудите сами, — какое-такое у броневика, существа неодушевленного, может быть законное место? А вот кто мне мое законное место отдаст? Броневичок затих невдалеке, не решаясь, видимо, подъехать ближе к костру. Из него никто не показывался. Петр, мягко ступая по траве босыми ногами, подошел к нему, внимательно оглядел со всех сторон и вернулся к сидящим вкруг огня.
— Одно явно, — доложил он, — ей ни водки, ни сена не потребно!
— Неприкаянная, в общем, машина! — покачал головой Александр. — Хозяина у нее нет!
Кони, мелодично позванивая медными кольцами на сбруе, с хрустом жевали душистую траву, ласково ржали время от времени, словно бы переговаривались друг с дружкой на своем древнем и мудром лошадином языке.
А неторопливая человеческая беседа, то и дело прерываемая негромким постукиванием серебряных стопочек, то затухала, то снова вспыхивала, словно огонек, перебегающий в костерке. Звезды потихоньку бледнели, и на востоке затеплилась узкая розовая полоска. Совсем близко со свистом крыльев пронеслась утиная пара и скрылась в прибрежном тростнике.
— Чую, знатный денек будет! — вздохнул Петр. — Эх, быстро летит времечко!
— Ну, нам, пожалуй, пора! — поднялись четверо братьев-близнецов. — Спасибо, старшие, за хлеб-соль…
— Куда поспешаете? — спросил Петр. — До города ровным аллюром совсем ничего. Зада не успеешь намозолить…
— Нам надо успеть еще по местам разобраться… — засмеялись четверо близнецов. — А то один раз на Аничковом-то мосту второпях перепутались, — до сих пор знатоки спорят-разбираются, кто из нас где стоял…
Табунок ускакал. Александр III подвел своего конягу к большому валуну, грузно вскарабкался на камень и уже с него — пересел на надежную выносливую спину своего битюга. Николай I, зацепив носком стремя, одним броском вскинулся на своего любимца Лорда, который косил круглым глазом и все норовил стать на дыбы.
Петр I легко вспрыгнул на своего жеребца, приударил его босыми пятками — и поскакал, не оглядываясь на второго, запасного коня, на длинном поводу трусившего следом. И три императора друг за другом, — так сказать, в хронологическом порядке, неспешной рысью направились в сторону Санкт-Петербурга…
Одинокий броневичок, натужливо рыча старым изношенным мотором и выпуская сизый дымок, затарахтел за ними…