Бык был белым.

Вероятно, кому-нибудь, особенно в такой жаркий полдень, он мог показаться огромной кучей сливочного мороженого. Однако, Эгина сознавала, что это не так… Он медленно топтался у выхода на арену древнего каменного амфитеатра, огражденную сделанными по специальному заказу стальными решетками. Под его тяжелыми копытами хрустел свеженасыпанный песок с побережья — тоже белый, с почти неуловимым розовым оттенком за счет обломков мелких ракушек. Влажный и хорошо укатанный песок. Когда Эгина шла по нему, под подошвами ее сандалий с золочеными ремешками, завязанными высоко над щиколотками, похрустывали нежные раковинки.

Бык был белым, за исключением большого пятна на мощной груди, которое казалось сероватым, словно бы у него под короткой шеей была подвязана мокрая салфетка. А вот его рога острые, длиною фута в полтора каждый, разведенные в стороны, тщательно отполированные и выкрашенные, сияли пронзительным ярко-алым цветом. Цветом крови.

Двое ассистентов (или — служителей?) в полном вооружении древнегреческих гоплитов, в высоких шлемах с гребнями из крашеных в разные цвета конских волос сквозь прутья решетки покалывали быка меж грандиозных ребер своими копьями, понуждая его выйти на середину арены.

Эгина — маленький, невольно съежившийся от страха комочек плоти с задних скамей амфитеатра, расположенного на склоне холма, казалась хрупкой белой бабочкой, случайно опустившейся в центре круга, очерченного прочной решеткой. Но задние, полуразрушенные и изъеденные солеными ветрами, а главное — временем, каменные скамьи оставались пустыми. В расщелинах между рядами росла жесткая упорная бурозеленая трава. Всего несколько десятков ярко одетых мужчин и женщин сидели в первых рядах театра, а ведь каких-нибудь два с половиной тысячелетия назад, в четвертом или пятом веках до нашей эры он вмещал на своих представлениях до десяти тысяч зрителей. Вернее сказать мужчин, ибо зрителями древнегреческих трагедий могли быть только мужчины, а женщинам под угрозой смерти! — было запрещено посещение подобных зрелищ. Даже на этом острове-государстве, небольшом клочке земли вдали от метрополии. И вот теперь — женщина стояла на древней сцене, превращенной в арену!

Бык, в последний раз глухо взревев от боли, тяжело переступая копытами, двинулся к ней, склонив массивную голову с огромными красными рогами. Цвета крови. Ничего не скажешь — на фоне белого песка это зрелище выглядело весьма эффектно! Зрители зааплодировали.

Порыв ветра с моря вздернул на Эгине коротенькую девичью тунику и показал зрителям, что под нею — только ничем не защищенное тело. В правой руке девушка неумело сжимала почти бесполезную игрушку — бронзовый клинок с двусторонним лезвием длиной не более восьми дюймов.

Белый бык вдруг всхрапнул, яростно копнул землю задними копытами и так же, набычившись, то-есть, с нагнутым лбом и выставленными рогами — бросил свою тушу на девушку. Быстро и неожиданно, словно каменная глыба, выпущенная из катапульты. Эгина чисто инстинктивно отпрянула назад, запнулась и упала на спину. Бык с разгона перескочил через нее. Мужчины и женщины в передних рядах оживленно засмеялись. Бык, звякнув рогами по стальной решетке ограждения, развернул свою тушу и начал принюхиваться, ударяя хвостом по бокам. Девушка вскочила, чтобы не быть растоптанной огромными копытами. Она вытянула вперед руку с клинком, словно умоляя животное пощадить ее и не приближаться.

Бык изменил тактику нападения. Он кидался вперед и тут же отскакивал. Впрочем, быть может, ему мешал солнечный блик, игравший на полированном металле клинка, потому что он встряхивал головой, словно бы солнечный зайчик попадал ему в зрачки. Тем не менее он постепенно, шаг за шагом, теснил и теснил девушку, которая отступала под его натиском — и наконец, почти обессиленная, коснулась спиной створки металлических ворот, выпустивших быка на арену. Она закрыла глаза. Бык сделал последний бросок… Большинство женщин, целуясь и рожая, закрывают глаза. И в минуту смертельной опасности — тоже. Но по чистой случайности красные широко расставленные рога уперлись в металлическую пластину створок, и тело девушки, как в капкане, оказалось зажатым чуть выше колен между их разведенными концами.

Зрители повскакивали с мест и завопили от восторга, размахивая руками и азартно хлопая друг друга по спинам.

Несколько мгновений бык и Эгина оставались неподвижными. Она чувствовала первобытную мощь его черепа, невольно замечала мокрые от пота завитки шерсти на его загривке, слышала его шумное дыхание из низко склоненных ноздрей, а воздух, вырывавшийся из них, словно из компрессора, буквально обжигал ее голые ноги…

Эгина училась на историческом факультете Афинского университета и считалась перспективной студенткой. Она читала, конечно, о древнеминойских играх со священными быками, но никогда не могла бы предположить, что нынче, в середине XXI века, может оказаться их невольной участницей. Ее похитили ночью из комнатки, которую она снимала в тихом зеленом пригороде близ Пирея. И как она оказалась здесь, на этой арене, она совершенно не помнила и не понимала.

Зато она прекрасно помнила из древних хроник, что положение, в котором она очутилась, предусматривалось жрецами и называлось «знаком Зевса». И случай, когда бык не мог убить, а жертва не могла освободиться, по спортивной терминологии древнего мира считался ничейным результатом, и жертва — в знак несомненной милости богов — освобождалась при общем одобрении зрителей.

Но ее не освободили… Ассистенты в доспехах древнегреческих гоплитов, видимо, получили какой-то тайный знак, — и ее безвольное тело вытянули из-под бычьих рогов вверх, ободрав кожу, а потом швырнули на арену уже с противоположной от ворот стороны. Бык повел ноздрями и кинулся к ней. Тогда девушка, уже почти ничего не соображая, кинулась бежать вдоль решетки. Она почти завершила круг, когда бык нагнал ее и ударил в спину. Раздался хруст ломающихся костей, и красный конец чудовищного рога высунулся наружу между грудей девушки, пропоров белую тунику…

Бык несколько раз мотнул головой, пытаясь стряхнуть безжизненное тело с рога. Наконец, ему это удалось. Теперь не только рога, но и бычья голова отливала ярким алым цветом. Трагедия закончилась.

Гоплиты открыли створки стальных ворот, и быка загнали сквозь них в большой автофургон на низких колесах.

Труп девушки подхватил подмышки третий служитель, уже снявший шлем с прорезями для глаз, и поволок по арене, оставляя за собой узкую алую дорожку. Мужчины и женщины не торопились расходиться, весело переговариваясь и обсуждая подробности сыгранной пьесы. Женщинам-зрительницам на этот раз смерть не угрожала…

— Великолепный сценарий, Кидд! — одобрительно произнес крупный мужчина в строгом костюме и горошиной мощного радиотелефона в правом ухе, обращаясь к невысокому человеку с бородкой. — Поздравляю!

— Спасибо, босс! — почтительно отозвался тот. — Я почти буквально следовал древним критоминойским источникам. Согласно им…

— Ну, ну! Не увлекайся… — почти добродушно прервал его тот, кого назвали боссом, и даже шутливо потрепал бородатого по плечу. На его крепкой волосатой руке тускло блеснули массивные золотые часы с крупными бриллиантами вместо цифр. — Мне плевать на твои изъеденные молью источники. Надеюсь, я хорошо плачу своему научному консультанту! — он коротко хохотнул и спросил с любопытством: — А чем ты опоил быка, хитрожопый?

— Ну, босс… — залепетал научный консультант, выставив вперед ладошку, словно защищаясь.

— Пусть это будет, так сказать, моей коммерческой тайной…

— Ладно, ладно… — миролюбиво согласился тот и без малейшего нажима в голосе поинтересовался: — Куда вы денете труп этой красотки?

— Все предусмотрено, босс! В самых лучших традициях древности… Вы же видели этот пифос? — и он показал рукой немного вбок.

— Что-что? — удивленно переспросил мужчина с золотыми часами. — Пифос? А… Этот огромный кувшин с двумя ручками и весь в каких-то ракушках?

— Это — балянусы… — поправил человек с бородкой. — Они нарастают на всех предметах, долгое время находящихся в морской воде. Их еще называют «морскими желудями».

— Короче!

— Между прочим, этот пифос — подлинная музейная реликвия. Ему около двух с половиной тысяч лет…

— Да причем тут этот… как его… пифос?!

— Мы поместим тело девушки в этот сосуд. И зальем оливковым маслом. В смеси с медом. И запечатаем воском…

— И бросите в море в хорошем месте… — догадался хозяин. — Забавно. Его занесет песком и илом, — и пусть потом ученые очкарики вроде тебя разгадывают новые загадки! Ха-ха-ха!

— А ваши… гм… гости? — осторожно спросил «научный консультант», — не расколются?

— Мои гости? — босс сделал сильное смысловое ударение на первом слове, — нет, вряд ли. Настоящие развлечения нынче стоят дорого, очень дорого! Мои гости не расколются. Это было бы для них слишком большой ошибкой!

И он, по-прежнему довольно похохатывая, прошел к кучке дожидавшихся его у своих вертолетов и флаеров зрителей. Под его туфлями, сшитыми на заказ из хорошо выделанной бычьей кожи, тяжело похрустывал белый прибрежный песок. В петлице его пиджака алела некрупная местная роза.

Цвета крови…