— Сказку вы все хорошо знаете, — сказала Светлана Яковлевна, воспитательница младшего отряда. — Теперь давайте импровизировать…

— Чего делать? — испуганно переспросил Саша Воробьев. В свои одиннадцать лет он был невероятно длинным, за что носил прозвище «Дяденька, достань воробушка!». Подходящей роли ему не нашлось, и он был привлечен к постройке декораций.

— Им-про-ви-зи-ро-вать… — свистящим шепотом сказал его дружок-закадыка Стасик Аверкин, тоже невероятного баскетбольного роста. Это значит — дурака валять… Делай что хочешь!

Он был очень начитанным мальчиком…

— Ага! Идет это, значит, Серый Волк по тропиночке и встречается ему… барон Мюнхаузен…

— И посылает его, конечно, в другую сторону…

— А там Кот в сапогах. Он и говорит…

— Дорогие Бременские музыканты!

— Правильно… Тут, мол, у меня есть ударная установочка…

— Дед бил-бил, не разбил… Баба била-била, не разбила… И вообще как вы относитесь к «Бони М»?!

— Стоп, стоп! — остановила разбушевавшуюся ребячью фантазию режиссерша-постановщица Светлана Яковлевна. — Очень хорошо! Есть много дельных предложений. Разумеется, мы используем музыку и из «Бременских музыкантов», и записи «Бони М», и других ансамблей, а еще — вот такую…

И она сыграла на довольно-таки расстроенном лагерном пианино забавную музыку.

— Это кто? — спросили ее. — АББА, что ли?

— Нет… Это Прокофьев. Музыка к пьесе «Петя и Волк».

— Ладно… — снисходительно сказал Стае. — Годится. Технику я беру на себя.

— А Серый Волк будет петь песенку крокодила Гены! — проворковала второклассница Маша Ильина, которую единогласно утвердили на роль Красной Шапочки.

— Еще чего! — взбеленился будущий Серый Волк. — Я тебе что — чокнутый? Сами песенку придумаем! Мы что, «боников» хуже? Верно, Стас?

И верный Стас согласно мотнул головой.

Начались муки творчества.

На следующий день, самодовольно пыхтя, волнуясь и скрывая авторское тщеславие, Серый Волк предложил песенку собственноручного изготовления:

Верный друг Стасик извлек из гитары несколько бурных аккордов.

Он был человеком очень разнообразных дарований…

— Очень хорошо… — похвалила соавторов Светлана Яковлевна. — Главное энергично. На ближайшей репетиции, правда, с этой песенкой произошел некоторый конфуз. Дело в том, что репетиции шли не в клубе, где можно было запереть двери — и все, а так сказать, на открытой сцене, по случаю жаркой погоды. И хотя работу над спектаклем пытались держать в тайне и по близлежащим дорожкам выставили патрули, бдительно перехватывающие лазутчиков из других отрядов, — это помогало мало. Болельщики и доморощенные критики появлялись в самых неожиданных местах: выползали по-пластунски из кустов акации, сваливались с крыши и даже вылезали, все в мусоре и паутине, из-под сцены…

Репетировали песенку Серого Волка. Первая часть куплета нареканий не вызывала. Когда же после слов «зубами щелк» Волк весьма реалистически, крепко и звонко постукал челюстями, — из кустов даже донеслись снисходительные аплодисменты. А Светлана Яковлевна сказала, что это подлинная актерская находка, чем весьма польстила серому Волку…

Но далее следовал такой самокритичный текст:

Вот тут-то из-под сцены, из большой щели, словно бы из суфлерской будки, кто-то прокомментировал:

— Ну да! Весь толк вышел, одна бестолочь осталась!

Стражи в пионерских галстуках бесстрашно ринулись в темноту и мрак под сценой, там послышались приглушенные возгласы, возня и сопение, после чего шорох в кустах от постыдно ретировавшегося критика.

— Подумаешь… — сказал Серый Волк.

— Обычная зависть к талантам… — в верхних слоях атмосферы задумчиво проговорил Стас. Да, он был очень развитым мальчиком!

Только кто-то из мелюзги, которую сверху Стасу и разглядеть-то было трудно, не удержался и спросил писклявым голоском, на всякий случай держась подальше:

— Эй, Стас! А какая погода там, наверху?

На некоторое время, чтоб навести должный порядок и дисциплину, репетицию пришлось прервать.

— Итак, Красная Шапочка говорит Серому Волку, — снова начала дирижировать Светлана Яковлевна. — «Я несу своей больной Бабушке корзинку с пирожками и бутылочку молока…»

— А кефир не подойдет? — заинтересованно спросил Саша Воробьев.

— Перестань паясничать, ты, серая птица воробей! — одернули его. Но вот пирожки… Эти выпечные изделия вдруг вызвали неожиданную дискуссию.

— А с чем будут пирожки? — деловито спросил Серый Волк и облизнулся: в жизни он был практичным третьеклассником Витькой Серовым и прекрасно знал, что внучки и бабушки ему все равно не видать. А вот пирожки…

— Конечно, с черничным вареньем! — тряхнула бантами в косичках Красная Шапочка — Маша Ильина, чувствуя себя примадонной.

— Ты с ума сошла! Завтра у нас вечер танцев, а от твоей черники зубы будут черные! — испуганно вспорхнула ресницами пятиклассница Нонна Бородина, которую пригласили на роль Бабушки из другого отряда из-за ее преклонного возраста… — Только с зеленым луком и грибами!

— Бабушка! — пробасил серый Волк. — А почему у тебя, Бабушка, такие большие зубы? С мясом должны быть пирожки! — кровожадно прорычал из волчьего нутра Витька. — С мясом, с мясом и еще раз с мясом! Или… я не знаю, кого съем!

— А с морковкой не хочешь? — опять язвительно спросил Саша Воробьев на этот раз со стремянки, где он помогал устанавливать декорации.

Подсобным рабочим пирожки все равно не светили…

— При чем тут морковка? — приняв намек на свой счет, обиделась Красная Шапочка. — Что я тебе — заяц из мультика? Ну, Воробей, погоди!

— Может быть, лучше рулет с маком и изюмом? — нерешительно предложила Вика Бурцева. Она в задумчивости — и с самой большой кисточкой в руке стояла перед бумажным деревом, под которым — по режиссерскому замыслу Светланы Яковлевны — должны были встретиться Красная Шапочка и Серый Волк.

Вообще-то задумчивость и нерешительность не были ее обычным состоянием. В данном случае ее художнические раздумья объяснялись проще простого: она израсходовала на зеленую листву все наличные запасы акварельной краски. В силу этих обстоятельств летнее дерево надо было превращать в осеннее: красной и желтой краски должно было хватить…

— А моя мама печет пирожки с курагой! — непрошено высунулся шестилетний Лешка, всюду проникающий в силу своей мелкости и любопытного неуемного характера. Он был сын лагерной медсестры, «безотрядник», и поэтому от него отмахнулись как от мухи:

— А где ты курагу возьмешь, Лешка-мошка? Шурупишь, нет?

— С медвежатиной! — под общий смех выкрикнул Киса Средний. Киса — так звали Киселева Лешку, среднего из трех братьев-погодков, девяти, десяти и одиннадцати лет. Все они — по порядку — были на букву «А»: Александр, Алексей и Афанасий, все в одном отряде, в одной палате, а в спектакле все трое должны были играть Охотников, которые, как известно, по сюжету благополучно освобождали из волчьего брюха Бабушку и Красную Шапочку. Киселевых звали: Киса Малый, Киса Средний, а у Кисы Старшего было еще дополнительное прозвище: «Афанасий восемь на семь».

Может быть потому, что увлекался фотографией.

И тут отовсюду посыпались предложения заинтересованных болельщиков, рабочих сцены и прочих, всегда путающихся под ногами у больших артистов и мешающих их сценическому вдохновению:

— С рыбой!

— Ага… Ты вот ершей наловишь…

— С яйцами и зеленым луком!

— С чернилами!

— С лягушками!

— С Витькиными веснушками!

— Ти-хо! Ти-шина на сцене! — громко и отчетливо прокричала режиссер Светлана Яковлевна.

— Не выходите из творческих рамок. Сохраняйте в себе образ. Сосредоточьтесь! Продолжаем репетицию… А пирожки, я думаю, должны быть чисто условными…

— Ка-ак… условными? — раздался общий вопрос.

— А так… На настоящей, большой сцене есть прием: игра с воображаемыми предметами…

— Что это — воображаемые?

— Например, в условный бокал, сделанный из папье-маше, из бутылки как будто наливают воду, а актер — настоящий актер! — делает вид, что пьет… Понятно?

На сцене и вокруг нее наступило озадаченное молчание…

— Так, может, и спектакль сделаем воображаемым? — вступил в разговор Стас. Да, что ни говори, а он был очень развитым мальчиком!

— Понятно! Понятно! Очень даже понятно! — вслед за Стасом закричал Лешка-безотрядник, проныра и путаник. — Пирожки у них будут как будто, а они все — воображалы!

— Понятно… — вздохнула Бабушка, любившая поесть. — Значит, никаких гонораров? Чистое искусство?

Серому Волку — Витьке Серову не были еще доступны размышления на столь высоком уровне. Но он, как уже говорилось, в реальной жизни был человеком практическим.

— Понятно-то понятно… — протянул он. — Только с настоящими пирожками мы бы и играли по-настоящему… А так что — одна видимость? Воздух? Воздухом сыт не будешь!

— В самом деле, не могу же я нести пустую корзинку! — поддержала Волка Красная Шапочка. На ее глазах выступили крупные слезы, и бантики в косах сиротливо обвисли. — Кто же мне поверит?! — в отчаянии добавила она и полными слез глазами посмотрела на режиссершу.

— Ладно… — после некоторого раздумья сдалась Светлана Яковлевна. Уговорили… Мы попросим испечь нам десяток пирожков. Ну… пусть это будут маленькие слоеные пирожки с капустой… Согласны?

— Десяток? — драматически подняв брови, с очень-очень большим изумлением переспросила Бабушка. — Это же Серому Волку на один зуб, Светлана Яковлевна! Вы, наверное, хотели сказать: три десятка?

— Конечно! Правильно! Вот теперь — согласны! — завопил Серый Волк. Именно четыре десятка! Или даже — для ровного счета — пятьдесят. Вот это будет в самый раз! Еще ведь репетиции…

Генеральная репетиция состоялась накануне родительского дня. Все прошло просто безупречно, а начальница лагеря, толстая Валентина Николаевна, колыхалась от смеха всем своим телом, даже сказала:

— Восхитительно!

И отдала распоряжение на кухню: испечь для культурных целей необходимое количество пирожков с капустой…

В день спектакля раньше всех были готовы именно пирожки. Повариха Нина Захаровна торжественно внесла за кулисы блюдо с аппетитнейшими горяченькими пирожками.

— Ур-ра-а!!! — закричали все присутствующие, кроме Красной Шапочки.

Буквально сейчас, ну вот сейчас — за полчаса до начала спектакля, выяснилось одно ужасающее обстоятельство: во всем лагере не нашлось корзинки! Было все что угодно: ведра, кастрюли, ночные горшочки, баки, авоськи, капроновые и холщовые сумки с изображениями популярных артистов, но это все было не то…

А вот корзинки, прекрасной плетеной корзинки, с которой приличествовало бы ходить именно Красной Шапочке, как ее рисуют на всех картинках во всех книжках, известных с детства, — такой корзинки не было… Не было — и все тут!

На ресницах Красной Шапочки, уже одетой в прекрасное пышное платье с нижней юбочкой и в великолепную красную шапочку, повисли слезы: исполнительница главной роли оказалась плаксивой…

Назревал скандал.

Но выручил верный Стас.

— На, — вдруг сказал он Красной Шапочке, протягивая великолепную синюю сумку на молнии с надписью: «Эйрфранс», предмет зависти всего отряда. Пьеска-то чья? — спросил он. — То-то! Французская! И сумочка тоже французская. Фирмачок… Очень в духе… Я бы сказал: ор-р-риги-нальное режиссерское решение! Прямо находка!

Светлана Яковлевна согласилась с этим смелым предложением, и Красная Шапочка успокоилась…

Нет, не случайно Стас Аверкин был на целую голову выше других — и в прямом и в переносном смысле! Все-таки он оказался очень, очень сообразительным мальчиком!

…А блюдо с пирожками стояло за кулисами. Караулить его было поручено безотряднику Лешке, чтобы он напрасно не путался под ногами.

— Ты будешь реквизитор! — сказала ему Светлана Яковлевна. Лешка, конечно, ничего не понял, но был очень горд своим положением и первым делом попробовал один пирожок.

— Вкусные! — сказал он.

— Да… Первый сорт! — протянул руку со стремянки Саша Воробьев.

— Ну как пирожочки? — спрашивал каждый, пробегавший мимо Лешки-безотрядника. — Хороши? Дай-ка попробовать… И добрый Лешка давал… Ведь пирожков было так много!

На сцене меж тем стремительно развивалось действие. Уже Серый Волк под восторженное скандирование родителей спел свою песенку, которую с легкой руки Светланы Яковлевны называли в местных театральных кругах «арией Серого Волка». Уже Красная Шапочка исполнила персональный танец под запись громогласного ансамбля…

И вот главные действующие лица, наконец, встретились…

— А, Красная Шапочка! — довольно приветливо сказал Серый Волк и сделал рукой внизу такой изысканный жест, что можно было сразу догадаться: это он виляет хвостом.

Это виляние одновременно служило еще и условным знаком для Стасика, стоявшего за кулисами наготове. Он ударил по струнам — и на этот раз уже под аккомпанемент гитары Серый Волк продолжил вторую часть своего коронного номера.

Выждав, когда смолкнут родительские аплодисменты, он скромно спросил Красную Шапочку:

— Ничего, да? — И заинтересованно ждал ответа.

— Вполне прилично поешь! — искренне одобрила Красная Шапочка. — В любой ВИА возьмут!

— Ви-и-у-а-а! Ви-и-у-а-а! — довольно подвыл Волк. — А куда это ты направилась? Небось тоже… к каким-нибудь «Лесным гитарам»?

— Нет, Серый Волк! Я иду навещать свою больную Бабушку…

— Знаем, знаем, — отмахнулся серый Волк от канонического текста и заговорщицки подмигнул Красной Шапочке: — Слушай… А что это у тебя в корзиночке? Нет… виноват… в этой… как ее… в сумочке?

— Пирожки… — ответила Красная Шапочка. — И еще молоко… И она для убедительности потянула из сумки бутылку. Та оказалась пустой…

— А молоко, по-моему, Лешка выпил… — растерянно сказала Красная Шапочка, разглядывая бутылку с явными следами молока.

— У тебя что, братик объявился? — удивился Серый Волк, никак не ожидавший подобной импровизации.

— Какой брат? Это Лешка-безотрядник!

— Да ладно! Плевал я на твое молоко с высокого дерева! — очень реалистично прорычал Волк, показав лапой на дерево под общее одобрение зала. — Пирожки-то с чем? С капустой?

И опять же весьма натурально облизнулся.

— Талант… — заметил кто-то из рядов. — Прямо настоящий талант!

— Да, да… С капустой… Я несу их своей бабушке… — пыталась меж тем ввести диалог в сюжетное русло добрая внучка своей бабушки.

— Знаю я, знаю, где живет твоя Бабушка… — торопливо отмахнулся Серый Волк. — Вот по этой тропиночке, мимо высокого дерева, потом направо, потом садик, огородик…

— И домик с красной черепичной крышей… — заученно подсказывала круглая отличница Красная Шапочка.

— А в огородике — капуста… — гнул свое серый Волк.

— Ну при чем тут капуста?!

— А при том, что пирожочки-то с капустой! Слушай, Красная Шапочка, — с обезоруживающей прямотой спросил Серый Волк. — А не угостишь ли ты меня пирожком?

— С удовольствием… — вежливо приподняла край кружевной юбочки Красная Шапочка и стала рыться в своей корзинке… впрочем, виноват… в своей элегантной сумке с крупной надписью «Эйрфранс». Волк терпеливо ждал и всячески обыгрывал свой возрастающий на глазах у публики прямо-таки зверский волчий аппетит: закатывал глаза, подпрыгивал, облизывался и заглядывал под руку Красной Шапочке…

— Ну где пирожки? — наконец не выдержал он.

— Не могу найти… — пролепетала Красная Шапочка. — Ни одного пирожка…

— С чем же ты тогда идешь к своей бабушке? Хороша внучка, нечего сказать! — с подлинной актерской находчивостью пошутил Серый Волк. — Неужели все пирожки тоже Лешка съел?!

— Не знаю… — испуганно запинаясь, пробормотала Красная Шапочка, краснея от смущения, как ее красная шапочка. — Не мог же он один слопать сорок пирожков?!

— А пятьдесят не хочешь? — поправил ее Волк, но тут же спохватился: Ясное дело, не мог! Да ты поищи получше. Поищи! Может быть, за подкладку один-другой завалился? Очень уж пирожков хочется…

И Серый Волк выразительно погладил себя по животу.

— Нету ни одного… — призналась Красная Шапочка под общий хохот в зале.

— Понятно… — угрожающе прорычал Серый Волк. — Игр-р-ра с во-обр-р-р-ражаемыми пр-р-рр-редметами?! Отдай пирожок, жадина! А то я тебя… А то я тебе… нос откушу! Вместе с сумкой съем!

— Не имеешь права! — закричала на него Красная Шапочка и замахнулась своей фирменной сумкой с надписью «Эйрфранс». — Ты должен сначала проглотить Бабушку!

Она нечаянно выпустила сумку из рук, та упала к ногам Волка и раскрылась. Серый Волк запустил в нее жадную когтистую лапу… тьфу, руку и застыл от изумления: пирожков действительно не было!

— А! Ладно! — находчиво рявкнул Серый Волк, показал Красной Шапочке кулак и побежал «по тропинке» вокруг бумажного дерева в веселых разноцветных листьях в другой угол сцены, где в окно домика (кровать, как вы понимаете, на маленькой сцене не поместилась!) выглядывала голова Бабушки в огромном чепце.

— Знаешь, — вместо всякого приветствия сказал Серый Волк, — а пирожки-то… Того… Испарились…

— Ты хочешь сказать, уважаемый Серый Волк, — неожиданным басом проговорила Бабушка, — что моя любимая внучка Красная Шапочка идет ко мне в гости и не несет никаких пирожков?

— Вот именно…

— Ну хоть бутылку молока своей больной Бабушке?! — почти искренне простонала пятиклассница Нонна Бородина, так любившая поесть…

— А молоко твой Лешка выпил! — мстительно и совершенно не по тексту признался Серый Волк. Потом он сел на свой воображаемый хвост… и завыл.

— Ну я ему сейчас покажу! — И, забыв про свою роль престарелой Бабушки, лихо выпрыгнула в окно. Ниже старомодного кружевного чепчика с завязками у нее была майка с иностранной надписью, джинсы в облипочку и чешские белые с красным кроссовки. Весь ее вид приятно контрастировал с ее старушечьей ролью, поэтому неудивительно, что благодарные зрители наградили ее бурными, долго не смолкающими аплодисментами…

Сценическое действие, по примеру передового современного театра, продолжалось еще и среди публики. Лешка-безотрядник, увидев приближающихся к нему Нонну и Машу, выскочил на сцену и крикнул:

— Да я и съел-то всего три штуки!

Но на всякий случай включил полную скорость и быстро оторвался от своих грозных преследовательниц, успев-таки выпалить через плечо:

— Воображалы!

— А ты? — подозрительно спросил Серый Волк верного Стаса Аверкина. — Ты пирожки пробовал?

— Да… — безразлично донеслось с почти заоблачных высот. Качественные… Кажется, я сглотнул десяток…

— Десяток? — ахнули внизу.

— А что? — через несколько секунд донеслось сверху. — Мне эти ваши пирожки, извините, как слону — жевательная резинка…

Нет, не зря, не зря мы говорили, что Стас — очень развитой и остроумный мальчик!

А на сцену в резиновых сапогах и шляпах с перьями, с игрушечными автоматами в руках, заполняя воздух стрельбой и пистонной вонью, выскочили трое братьев Киселевых — Киса Малый, Киса Средний и Киса Старший. Сначала сидящие в зале подумали, что это разбойнички, — так ужасно выглядели братья, — но они быстро «пристрелили» Серого Волка Витьку и увлекли его за кулисы.

А потом под общий хохот, троекратно выстрелив из своих автоматов, громогласно признались:

— А остальные пирожки съели мы!

Успех был не то что полный, а просто не поддающийся никакому описанию. Артистов, и всех рабочих сцены, и болельщиков, и даже Лешку-безотрядника вызывали по многу раз. А потом еще и качали.

— Вот видите, — говорила счастливая, раскрасневшаяся Светлана Яковлевна, — как важно сценическое перевоплощение? Великая вещь — игра с воображаемыми предметами…