В развалинах имперской канцелярии в Берлине, в опустошенном здании немецкого генерального штаба на Бендлерштрассе, в тайных складах в Баварских Альпах сотрудники союзной разведки обнаружили тысячи папок с документами и секретными протоколами военных советов Гитлера со своими политическими и военными приверженцами.

Предана огласке была лишь небольшая часть этих документов. Сейчас, когда политическое будущее Европы остается еще неопределенным, каждая страна, которой удалось захватить часть этих документов, старается держать при себе эти ценные сведения. Ни одно правительство не горит желанием опубликовать все документы, найденные в Германии. Каждой стране гораздо выгоднее держать их в тайне от других.

Документы, относящиеся к военным кампаниям, принадлежат теперь истории. Они уже не могут влиять на будущую политику той или другой нации и только предупреждают ее против политики попустительства Германии. Эти документы были опубликованы.

Посетив разрушенную столицу рейха через несколько недель после капитуляции Германии, я познакомился с некоторыми документами, относящимися к гитлеровским планам вторжения в 1940 году.

Одним из наиболее интересных показался мне «План Смикера», появившийся в январе 1940 года под шифром 176. Этот план расширял первоначальный план захвата Англии, составленный, кажется, в 1937 году, когда во главе германских вооруженных сил стоял фельдмаршал Вернер фон Бломберг. В то время в речах Гитлера постоянно высказывались пожелания о заключении договора о дружбе с Англией, со страной, «которой он может только восхищаться».

Германский генеральный штаб совершенствовал этот план, в него вносились поправки. Над ним работали генерал-полковник Фрич, фельдмаршал фон Браухич, фельдмаршал Кейтель, генерал Иодль, генерал Гальдер и фельдмаршал фон Рундштедт.

План состоял из трех основных частей, сформулированных следующим образом:

1. Проведение массированных ударов по английским городам, а также по всем аэродромам и портам.

2. Оказание систематического морального воздействия на английский народ в целях дезорганизации управления, транспорта и всей общественной жизни.

3. Высадка войск в Англии.

В каждой части имелось много разделов и подразделов. Первая часть была претворена в жизнь, хотя из-за неожиданного сопротивления и превосходства английских «Спитфайров» и «Харрикейнов» все сроки были сорваны. Вторая часть предназначалась для Геббельса (ведение пропаганды), Гиммлера и Канариса (посылка шпионов и диверсантов).

Гитлер гордился планом вторжения в Англию с его методически рассчитанными этапами и тщательным учетом всех потребностей, какие только мог предусмотреть точный немецкий ум.

Дипломату одной нейтральной страны, который посетил Гитлера в Берхтесгадене весной 1940 года, фюрер сказал: «Шестнадцатого августа я устрою в Букингэмском дворце банкет в честь победы».

На оккупацию Лондона он отводил максимум 72 часа. Вторжение должно было начаться в ночь с 12 на 13 августа, а в 4 часа 45 минут утра должны были высадиться парашютные части в количестве 25.000 человек. В этом пункте дается ссылка на папку № 178, в документах которой содержались подробные распоряжения относительно высадки войск с моря и с воздуха во время воздушных налетов на Льюис, Колчестер и Беверли.

Вероятно, самым странным из документов, найденных в комнате № 322 здания имперской канцелярии, является проект коммюнике, представленный на утверждение Гитлера Геббельсом. Он свидетельствует о поразительной уверенности, с какой немцы относились к величайшему из своих планов. Этот документ описывает результаты вторжения в «целях увековечения исторических событий». Вот отрывок из творения «доктора»:

«Разрушив Лондон, отрезав все железнодорожные коммуникации в Южной Англии и блокировав порты Ла-Манша потопленными судами, германский военно-воздушный флот беспощадно бомбил разгромленные английские войска, в беспорядке отступавшие по направлению к Бирмингему. Успешно проведя высадку основных войск и закрепившись на нескольких плацдармах, немецкие войска вторжения быстро продвигались от побережья Суссекса и Кента к пылающим развалинам столицы, покинутой королем и правительством. От захваченных плацдармов в районах Портсмута и Селси немцы нанесли удар в направлении на Олдершот и Рединг; была прорвана вторая оборонительная линия противника. Вторая основная высадка войск была произведена в районах Портленда и Уэймута, а третья на Дорсетском побережье.

Немецкие танковые дивизии прокатились по равнине Солсбери, достигли Котсуолда и свернули на юго-восток, чтобы охватить с фланга остатки английских и канадских дивизий. Вслед за разрушительной бомбардировкой индустриальных районов и Шотландии были опустошены центральные графства Англии, и зимой в горах Северного Уэльса произошла последняя битва в Англии. Здесь сопротивление было наконец сломлено, полуголодные и отрезанные от своих частей защитники сдались, так как у них кончились боеприпасы. Германская оккупация Британских островов, последнего оплота плутократического сопротивления победоносным державам оси, была завершена…»

Если Гитлер заранее объявил о банкете в честь победы, а Геббельс уже готовился к пропагандистским речам после захвата Англии, то это было вызвано не одной лишь манией величия. Их оптимизм питался заверениями Гиммлера и Канариса о слабости английской обороны, об истощении ресурсов и падении морального духа английского народа. Как «глубоко они ошибались и как повредило им это заблуждение, выяснилось в конце сентября 1940 года, когда Англия, города которой пылали от непрерывных бомбардировок, оказала немцам сопротивление, поразившее мир.

Немецкие шпионы действовали хитро, но грубо. Если, и союзники ловко применяли стремительную рапиру, которой сумели пронзить самое сердце Германии, то оружием Канариса была тяжелая, неповоротливая дубина.

Но в одном отношении немцы оказались в более выгодном положении, чем союзники. Они начали организацию шпионских групп за много лет до начала войны и заслали своих шпионов в Англию, тогда как наша страна совсем не была готова к войне.

В 1935–1939 годах многочисленные следствия по делам, связанным со шпионажем, раскрыли намерения немцев, Несмотря на методическую подготовку, их грубо состряпанные заговоры не осуществлялись, особенно в тех случаях, когда действовали женщины. Типичными примерами были дела Марии Луизы Ингрэм и Дороти Памелы О'Грейди.

29 Июня 1940 года, когда раздавленная Франция лежала под немецким сапогом, а немецкие дивизии сосредоточивались на ее западном побережье, готовясь стремительно захватить Англию, перед судом в Оулд Бейли предстали немка и два англичанина, один из которых был районным секретарем британского союза фашистов. Их обвиняли в шпионаже.

Женщину звали Марией Луизой Ингрэм. Это была высокая полная женщина сорока двух лет; она жила на улице Мармион-роуд в Саутси. В 1922 году она из Германии приехала в Англию и вышла замуж за сержанта военно-воздушных сил. Казалось, брак этот был заключен только потому, что это выгодно обоим — супруги никогда не жили вместе. В момент ареста тучная Мария Луиза была служанкой в доме одного морского офицера. Право же, несколько неподходящее занятие для женщины, которая призналась при аресте, что отец ее — директор железных дорог Германии, зять — офицер германского генерального штаба, а сама она получила самое лучшее образование, какое только возможно получить в Германии.

Впрочем, ее необычное занятие не удивило сотрудников контрразведки. Они знали, что по крайней мере четыреста из тысячи немецких девушек, служивших домашними работницами в Англии перед войной, были агентами немецкой разведки.

Многие из них вскоре после своего приезда платили обычно от десяти до двадцати фунтов англичанину, соглашавшемуся сыграть роль жениха на свадебной церемонии. Германское правительство широко использовало эту возможность. Оно приказывало своим агентам-женщинам заводить знакомства с безработными, которые за определенное вознаграждение охотно отдавали напрокат свои имена и свою национальность, а затем исчезали.

Английское правительство хорошо знало об этом широко распространенном явлении, но боролось с ним недостаточно упорно. Тогдашний министр внутренних дел сэр Самуэль Хор, отвечая на вопрос, заданный по этому поводу в палате общин, заверил страну, что он пытался найти средство борьбы с этим явлением. Но лишь после окончания войны, в 1946 году, правительство Англии заявило о намерении так изменить закон, чтобы женщина-иностранка, выходящая замуж за английского подданного, не могла автоматически стать английской подданной. Это должно было положить конец возобновлению практики, при которой немецкие фрейлейн, желающие оказаться на территории Англии, находили себе женихов среди солдат и офицеров оккупационных войск.

Госпожа Ингрэм сумела опутать двух английских простофиль. Одним из них был Уильям Свифт, работавший в Портсмуте на морских судоверфях. По стариковской неразборчивости он» кажется, влюбился в нескладную, явно непривлекательную даму. Другой был ярым поклонником сэра Освальда Мосли, Судебное следствие по делу госпожи Ингрэм и Свифта вскрыло, что они работали в подпольной организации, созданной противником с целью разложения солдат и шпионажа.

Тщательно законспирированная деятельность шпионов была разоблачена благодаря проницательности простого гражданина.

Однажды весной 1940 года в квартире хозяев Марии Луизы Ингрэм работали маляры. Госпожа Ингрэм завела разговор с одним из них. Она сказала, что война началась из-за евреев, что Черчилль — «несчастье для английского народа» и что в Англии жилось бы куда лучше при режиме нацистского образца.

Пораженный тем оборотом, который принял разговор, рабочий, однако, сделал вид, что заинтересовался и даже согласился с доводами служанки. Тогда госпожа Ингрэм заговорила о заслугах британского союза фашистов. Рабочий ушел, получив адрес секретаря местной организации британского союза фашистов.

Прежде чем отправиться на беседу с секретарем для обсуждения возможности своего вступления в союз, он зашел в местный полицейский участок. С этого момента он действовал по прямым указаниям Особого отдела. В мае состоялось несколько собраний местной организации партии, на которых новый энергичный член союза познакомился с некоторыми планами заговорщиков. Госпожа Ингрэм с гордостью сообщила, что сумела достать и уже отослать очень важные сведения и что она готова хорошо заплатить за новые. Она приказала своему новому другу искать недовольных, которые согласились бы вступить в организацию «добровольцев местной обороны», как тогда назывались отряды местной обороны.

Дело в том, что шпионы получили задание подготовить как можно больше вооруженных заговорщиков, способных после вторжения оказать помощь немецким войскам. Вскоре за разоблачение этой организации взялась и военная разведка. Появление в организации капрала немецкие агенты встретили с энтузиазмом. Свифт сказал, что основная задача его самого и его товарищей — оказать помощь немецким парашютистам, прибытие которых ожидается в июле или в августе (точная дата будет указана по радио) «Фашизированный» капрал вернулся в Уайтхолл и составил подробный доклад.

На суде госпожа Ингрэм ничего не отрицала. Она пыталась использовать свое выступление для нацистской пропаганды и уверенно заявила, что, каков бы ни был приговор, она будет свободна через месяц, «когда самолеты со свастикой появятся над Лондоном». Свифт пытался вывернуться. Он утверждал, что не собирался помогать немцам, а хотел только способствовать расширению фашистской партии, которая тогда была легальной политической организацией.

Защитник Свифта мистер Тиллинг задал вопрос главному свидетелю обвинения — капралу, «недовольному существующими в Англии порядками»: «Действительно Свифт говорил, что единственный человек, с которым Гитлер согласился бы вести переговоры, — это сэр Освальд Мосли?» — «Да, кроме того, он сказал нам, что, когда власть в Англии перейдет к немцам, сэр Освальд станет главой государства».

Наиболее отягчающим для немки обстоятельством было то, что она пробралась в дом морского офицера — начальника секретного отдела в Адмиралтействе, занимавшегося конструированием мин. Дом этого офицера был расположен на возвышенности, с которой хорошо просматривались Солент и подступы к Портсмуту. Ингрэм занималась также вербовкой фашистов и недовольных для отряда «добровольцев местной обороны». Выяснилось, что в местный отряд входило 64 человека (все члены британского союза фашистов). Все они были лишены английского гражданства, а многие интернированы на продолжительное время.

Поскольку «Акт о государственной измене» тогда еще не получил силу закона, обвиняемых судили по более мягкому «Закону об обороне страны», и им была сохранена жизнь. Госпожу Ингрэм приговорили к десяти годам каторжных работ, Уильяма Свифта — к четырнадцати, а злосчастного фашистского секретаря освободили за недостатком улик. Его отправили в лагерь для интернированных.

Последняя неприятная сцена, связанная с этим делом, произошла в тот момент, когда госпожу Ингрэм вывели из здания суда. «Десять лет!.. Я буду свободна через несколько недель, когда придет Гитлер! — крикнула она и прибавила: — Хайль Гитлер!»

Деятельность госпожи Ингрэм была раскрыта с исчерпывающей полнотой. Прошлое другой шпионки все еще окружено тайной.

Кроме того, что Дороти Памела О'Грейди за несколько лет до начала войны приехала на остров Уайт и вышла замуж за отставного пожарника, о ней известно очень немногое. В документах секретной службы она значится под именем «милой Розы О'Грейди», хотя Памела никогда не была милой и нисколько не походила на цветок.

Супруги мирно жили в небольшом уютном домике на Бродвее в Сандауне. Соседи считали их приятными тихими людьми. Супруга, казалось, была вполне под пару человеку, не имевшему честолюбивых намерений и довольствовавшемуся скромной пенсией, которую он получал в отставке.

В Сандауне никто не удивлялся, когда госпожа О'Грейди брала в дом одного — двух жильцов, чтобы прибавить кое-что к скромной пенсии мужа и позволить себе небольшое удовольствие или отложить деньги на черный день. Никого не удивляло и то, что жильцы обычно оказывались немецкими туристами; в то время на английских морских курортах бывало много немецких «курортников». Немцы хорошо платили, но довольствовались скромным жильем и простой пищей.

Возможно, некоторые улыбались, узнавая, что сорокадвухлетняя женщина увлекается рисованием. Но ведь у каждого свои причуды, и если уж на то пошло, то чем рисование хуже, например, вышивания или стряпни?

Так думали соседи, так думал ее муж. Впоследствии подтвердилось, что он не имел ни малейшего представления о профессии своей жены. Очевидно, отставной пожарник был целиком поглощен своими интересами, так как ни разу не попросил показать ему рисунки, которые делала его жена на холмах, обращенных к Соленту и Вентнору, где строились какие-то большие радиомачты. Он не спрашивал, и ему не рассказывали.

В начале войны О'Грейди как пожарник запаса поступил добровольцем на службу и уехал в Портсмут. Госпожа О'Грейди осталась в Сандауне, выезжая иногда в Портсмут, Саутгемптон и Лондон.

Остров Уайт был узловым пунктом в обороне больших морских судоверфей в Портсмуте. Особый отдел по-отечески наблюдал за всеми, кто прибывал в город и выезжал из него. За госпожой О'Грейди во время ее таинственных путешествий была установлена слежка. Обнаружилось, что она поддерживает связь с какими-то лицами. Тогда на сцене появились сыщики. О'Грейди была небольшим винтиком в организации, прокладывавшей путь одиннадцати дивизиям, которые по плану должны были занять остров и два больших порта, находящихся за ним, и использовать их в качестве отправных пунктов для наступления на Лондон и центральные промышленные районы страны. Но она хорошо справлялась со своей работой. У нее в доме под обивкой мебели были ловко спрятаны документы и рисунки, относящиеся к обороне и расположению частей 1-й канадской дивизии под командованием генерала Макнотона, которая дислоцировалась в этом районе.

Дело О'Грейди рассматривалось на закрытом судебном заседании выездной сессии суда Гемпширского округа, которое происходило в Большом зале Винчестерского дворца 17 декабря 1940 года. Это был один из немногих процессов по делу о шпионах, который происходил не в Оулд Бейли.

Прекрасное старое здание Винчестерского дворца, охраняемое солдатами с винтовками, видело на своем веку немало судебных процессов. Когда-то там же судили женщину за государственную измену. Это было 260 лет назад. Тогда перед знаменитым верховным судьей Джефризом предстала госпожа Алиса Лисл, обвиненная в том, что после Манмаутского восстания она прятала мятежников.

Милая Роза, надо отдать ей справедливость, и на суде оставалась непреклонной. Когда обвинитель попытался выяснить, как она жила в молодости, она отказалась дать какие бы то ни было показания. Даже муж почти ничего не знал о ее жизни до замужества. Не приходилось сомневаться, что эта внешне типичная пожилая домашняя хозяйка имела хитрый и проницательный ум. Она была не только шпионкой, но и диверсантом — кроме всего прочего, ей было предъявлено обвинение в перерезывании дважды телефонных линий, связывающих остров Уайт с материком.

Она ничего не отрицала, но долго и красноречиво доказывала, что ни один из ее поступков не был направлен на помощь врагу и что она действовала «из любви к искусству». На суде не было публики. Присутствовали только адвокаты и сотрудники отдела военной разведки и Секретной службы, люди искушенные, знавшие все повадки шпионов, однако и среди них некоторые невольно восхищались этой энергичной умной женщиной, так отчаянно боровшейся за свою жизнь. Ее удивительное красноречие не помогло. Присяжные признали ее виновной по всем пунктам предъявленных ей обвинений, и судья надел черную шапочку в знак того, что она приговаривается к смерти. Стоя между конвоирами О'Грейди не проявила никаких признаков волнения; Она подала апелляцию. Апелляционный уголовный суд заменил смертный приговор тюремным заключением сроком на четырнадцать лет. Мы, англичане, не любим посылать женщин на эшафот… Когда она выйдет из тюрьмы, война уже станет историей. Это будет не та история, которой ожидала эта женщина и о которой так красноречиво говорил доктор Геббельс!

Милая Роза О'Грейди была хотя и маленьким, но опасным колесиком в нацистской машине. В свете зловещих германских планов засылки в Англию через Ла-Манш более опытных шпионов ее роль нельзя было недооценивать.