1

— Слушай, Джефф! Ты смешно выглядишь, прямо как шпионы на картинках! Зачем тебе этот черный плащ и кепка? На улице уже темно, да и дождя нет!

Высокий молодой человек наклонился к матери, чья голова едва доходила до его плеча, и проговорил доверительным шепотом:

— Я вот что вам скажу, миссис Фултон. Я уже четыре года в армии, но до сих пор помню то, что любимый капрал вбил нам в башку еще в первые недели: «Все медные штуки на форме должны быть вычищены и сиять, как свет небесный. Это днем. А ночью, что бы вам ни говорили умные головы в ваших школах и пансионах, замазывайте, такие-растакие идиоты, все медяшки каким-нибудь дерьмом или закрывайте накидкой, если хотите вернуться с ночного патрулирования живыми!»

— Ах, чтоб тебя! — Мать Джеффа повесила свою палку на спинку стула и, схватив сына за отвороты плаща, попыталась потрясти его, приговаривая: — Все шутишь, да? Все такой же, да? А что ты сейчас говоришь своим парням, а, сержант?

Осторожно взяв руки матери своими лапами, Джефф сказал уже более серьезным тоном:

— Я уже и не мечтаю сказать им что-нибудь. Сейчас мы уже не говорим солдатам, а просим их, например: «Рядовой Реджинальд Джонсон Смит! Вы ничего не имеете против, если я попрошу вас немного почистить свой ранец — ну, понимаете, просто как пример для остальных?»

— Ах, чтоб тебя! — снова повторила миссис Фултон, вырываясь из рук сына, и, взяв свою палку, вздохнула: — Иногда мне хочется, чтоб ты хоть пять минут побыл серьезным и рассказал, как оно все на самом деле.

Прихрамывая, она отошла вглубь комнаты. Со спины ее можно было принять за молодую девушку — она всегда была худощавой, стройной и изящной. Джефф помнил, что так же она выглядела, когда ему было всего двенадцать, и он всегда гордился, сравнивая ее с матерями своих школьных приятелей. Мать очень любила ездить верхом, и когда изредка она заезжала за ним в школу и сажала его в седло позади себя, он чувствовал, как переносится во времена рыцарей блестящих доспехах, тех, что спасали красавиц, унося их галопом в седле верного скакуна. И не имела никакого значения та мелочь, что сейчас, напротив, красавица уносила молодого рыцаря в седле, — ощущение все равно было прекрасным. Но однажды галоп оказался слишком быстрым, а препятствие, на которое мать послала лошадь, — слишком высоким... Слава богу, мать не осталась парализованной на всю жизнь, но травма бедра оказалась серьезной, а потом к ней еще прибавился артрит...

В общем, можно было только догадываться о том, что эта сильная женщина переживала в душе, но оптимизм и жизнелюбие не покинули ее. Кроме любящего и заботливого мужа, у миссис Фултон оставалась ее музыка — она была прекрасной пианисткой.

Вот и сейчас она села к своему инструменту и с усмешкой спросила сына:

— Надеюсь, ты не собираешься ловить Теда Хонисетта?

— А ты думаешь, куда еще я могу собираться? — ответил Джефф. — Точно говорю: это он был вчера — отстегнул от своего велосипеда какую-то сумку и отправился к черному ходу гостиницы в Дурхеме. А потом снова появился, с той же сумкой, и выглядел как кот, нализавшийся сметаны.

— Не представляю себе, чтобы у нашего соседа — браконьера Теда Хонисетта — было довольное лицо! Ну, а если ты все-таки поймаешь его?

— Постараюсь внушить ему немного страха перед Богом.

— Перестань! Ты же знаешь Теда всю жизнь. Кто— нибудь может испугать его Божьим наказанием?

— Конечно! Я могу! Для этого есть разные способы, например, я могу пригрозить, что заставлю его ползком ползти до города, как новобранца.

— О! Представляю! — Мать рассмеялась. — Но, думаю, более охотно ты бы заставил мистера Эрнеста Брэдфорд-Брауна доползти до реки и подержал бы под водой его голову... как можно дольше.

— Ма! Меня не было здесь четыре года. За это время многое могло измениться, даже мое отношение к этому джентльмену.

— Ну, это вряд ли, — улыбнулась миссис Фултон. — Ты помнишь, что ты сказал ему в тот раз, в городе? Куда ты посоветовал ему засунуть свою работу? А ведь тебе тогда было всего восемнадцать. И знаешь еще что? — Мать посерьезнела. — Он мог бы выгнать твоего отца, если бы не так нуждался в нем. Хорошо, что наш дом находится за границей поместья, иначе нас вышвырнули бы, как Райсов. Мистеру Брауну поперек горла, что дом принадлежит нам. Он же всю жизнь спит и видит, чтобы отец продал дом. Если бы Райсы не уехали сами, их бы просто уволили — и Питера, и Салли, и Майкла. Ты же сам знаешь, как трудно сейчас найти новую работу. А все потому, что эти коттеджи, которые сдаются на выходные дни, приносят кучу денег. Знаешь, сколько выложил некий мистер Киддерли за домик с газом и электричеством, акр земли и право на работу? Четыре тысячи фунтов! А приезжает он только на выходные! Ну это ладно, — снова улыбнулась миссис Фултон, — если ты действительно собираешься поймать старину Теда, то отправляйся, иначе и к полуночи не вернешься!

Джефф взял тетрадь с нотами, полистал ее, и сказал:

— Ерунда все это, неохота мне никуда идти.

Мать посмотрела на сына внимательно и, выдержав паузу, тихо спросила:

— Тебе скучно, Джефф?

— Да, ма, вроде того.

— А почему бы тебе не прогуляться к «Зайцу», просто посидеть, поболтать с приятелями?

— Знаешь, ма, я за последнюю неделю сходил туда пару раз, и что я там слышал? Рональд Колман силится перещеголять своего тезку-артиста и хвастается победами на женском фронте. Пит Кэмпбелл утверждает, что может за час уложить больше кирпичей, чем в иерихонских стенах. Мэй, — тут его тон изменился, — о, милая Мэй научилась, находясь за стойкой, толкать стаканы с пивом своим бюстом! Жаль, что мои парни не видели этого! Они все бы сбежали в самоволку, чтоб только одним глазом посмотреть на такое чудо. А старушка Мэри со своей каплей под носом...

— Перестань, Джефф! — Берта Фултон держалась за бока и, хохоча, не могла уже сдерживать слез. — Неужели они все такие?

— Да, они все по-прежнему такие, ничего не изменилось. И еще Хобсон с Рэйбенком — жалуются на тяжелую долю фермеров, на цены, от которых ноги протянешь от голода, а у самих урожай дай Бог каждому. Рэйбенк к тому же купил такой аппарат для дойки коров, что о-го-го! А все поют: мы бедные, голодные! Пройдохи они, каких мало!

Берта Фултон наконец вытерла глаза и, немного успокоившись, спросила:

— Так тебе уже надоел отпуск? Уже хочется обратно?

— Нет! Конечно, нет! — Джефф стремительно подошел к матери и, опустившись на корточки возле нее, снова схватил ее за руки. — Ты и отец — моя единственная опора в жизни! Я каждый раз еду в отпуск и надеюсь увидеть, что вы не изменились. Но когда посмотришь вокруг, я имею в виду всех этих соседей и знакомых... Знаешь, ма, это, наверное, потому, что я кое-что повидал, кое-чему научился там, в армии. Приезжаешь в этот поселок, как на другую планету! Понимаешь?

Берта помолчала секунду-другую и мягко спросила:

-— Ты думаешь, что все было бы по-другому, не узнай ты, что Дженис Брэдфорд-Браун помолвлена?

Джефф медленно отпустил руки матери, встал, поправил отвороты плаща и застегнул верхнюю пуговицу.

— О чем ты? Это же было так — сон, мечта...

— Я не уверена, что это был такой уж сон два года назад.

— Перестань! — Джефф нахмурился. — У меня и тогда в мыслях ничего не было — так, легкое увлечение. Кстати, и у нее тоже! Все началось, когда мне было шестнадцать, ты же знаешь! Мы развлекались тем, что дурачили ее отца, а ты помнешь, как она к нему относилась. Представляешь, что было бы, если бы он что-нибудь заподозрил? Нет, мам, не бери в голову!

Берта кивнула, соглашаясь, а потом внимательно посмотрела на сына и спросила:

— Тогда почему это «ничего» тянется так долго?

— Немного разнообразия — ты же понимаешь... Тем более что я — солдат: храбрый, дерзкий. Я еще в детстве песенку сочинил:

Я ничего не пугаюсь,

Но если я в речке купаюсь,

Страшно мне, мать,

Совсем не дышать,

Когда с головой окунаюсь!..

— Ладно тебе, Джефф! Отправляйся на свою прогулку!

— Ты хочешь остаться одна?

— Нет, не хочу! Тем более что отца не будет вечером дома. Угораздило же старика Генри умереть именно тогда, когда ты приехал в отпуск. Он всегда все делал в неподходящее время. Могу поспорить, что последними словами, что он сказал твоему отцу, были: «Ну зачем ты женился?». Воспитывая твоего папашу, он всегда считал себя отцом и матерью в одном лице и никогда не мог простить ему женитьбы на мне. Он никогда не давал отцу ни пенни, потому что не хотел, чтобы он потратил их на меня!.. Слушай, ты идешь или нет? Я вообще-то собираюсь поспать сегодня!

— Ну так иди и ложись!

— Я не лягу, пока ты не вернешься, ты же знаешь. Так что ступай и особо не задерживайся!

Джефф кивнул и, надев шляпу, прошел через холл на кухню и вышел через заднюю дверь во двор. Вместо того чтобы коротким путем выйти на дорогу, он пересек двор и, посвечивая фонариком, пошел через луг. Перепрыгнув сложенную из камней стенку, он оказался на узкой тропинке, которая заканчивалась проволочным забором, увитым густыми ветвями кустарника. Тут Джефф на минуту задумался — пройти через лазейку в заборе по частным владениям или сделать крюк по тропинке? Если бы ему в самом деле удалось поймать Теда на месте преступления, то было бы над чем посмеяться потом. Отцу никогда не случалось схватить браконьера за руку, по крайней мере, он сам так говорил. Но мать как-то сказала, что пару раз отец ловил его, но, прочитав мораль, отпускал — у Теда была куча детей, которых надо было поднимать. Правда, это было давно — сейчас его старшему, Билли, уже семнадцать. Артуру — шестнадцать, Кэти — пятнадцать, и все трое уже работают. Но еще трое учится в школе, кроме того, есть пара малышей, так что Теду приходится крутиться. Зимой, конечно, было туго, но весной и летом проныре Теду, как его называли все в округе, предлагали кучу всякой работы на фермах. Однако все знали, что Тед — любитель другой наживы. Браконьерская ловля лосося и форели была весьма выгодным делом, а Тед считался мастером таких дел.

Вода в реке стояла высоко, и Джефф подумал, что мост около Уоррен-Корнер — как раз то место, где можно будет застукать Теда. Этот мост находился рядом с бывшим домом Райсов, тем самым, который переделали в коттедж для «любителей природы по выходным».

Пролезая сквозь забор, Джефф спросил себя, что будет, если он столкнется с кем-нибудь из обитателей коттеджа или с самим владельцем. «Скажу, что сегодня вечером я работаю вместо отца. А что остается? Это же почти правда!»

Дойдя до тропинки, ведущей к реке, Джефф сообразил, что если он хочет подойти к мосту незамеченным, надо обогнуть коттедж. Пройдя немного вдоль поросшего деревьями берега, он свернул к изгороди, окружавшей коттедж, но тут же остановился — ему почудилось, что он услышал чей-то крик.

Вечер был тих и безветрен, даже ветки не шуршали. Тишина вокруг была густой и тяжелой. Уже собравшись сделать следующий шаг, Джефф снова услышал что-то похожее на крик или плач, и ему пришло в голову, что новый владелец коттеджа привез с собой гостью, но не может прийти с ней к вечернему взаимопониманию.

Он снова зашагал вдоль изгороди и почти подошел к берегу, когда его опять остановил крик, до-несшийся от коттеджа. На этот раз Джеффу стало совершенно ясно: кто-то в коттедже абсолютно не в восторге от субботнего вечера.

С того места, где он стоял, было хорошо видно освещенное окно на первом этаже, но что происходило за окном, Джефф разобрать не мог. Подойти ближе — значит дать себя увидеть Теду (если он и в самом деле у моста), а остаться незамеченным можно только пробежав десять ярдов по открытой лужайке...

Выбрав второе, Джефф пригнулся, но не успел он сделать шага, как новые крики заставили его взглянуть на коттедж. В этот момент входная дверь распахнулась и в ее освещенном прямоугольнике появились силуэты двух сцепившихся человеческих фигур. Высокий, почти детский голос кричал: «Нет, нет! Пустите меня! Нет, я не хочу!!!» Джефф разглядел девичью фигурку, бившуюся в руках мужчины, который старался затащить ее обратно в дом. Вместо того чтобы бежать вдоль ограды к воротам, Джефф перемахнул через нее и в несколько прыжков подскочил к двери коттеджа. Он увидел, что мужчина раздет до пояса, и в следующую секунду этот тип издал сдавленный крик, поскольку его горло схватила железная сержантская рука. Еще через секунду другая, столь же крепкая рука въехала в мягкий голый живот, а хороший удар снизу в челюсть заставил все тело сначала немного взлететь, а затем совсем не плавно приземлиться спиной на газон.

Джефф повернулся к съежившейся от страха и боли девочке. Она стояла, прислонившись к дверному косяку и придерживая обеими руками куски разорванного платья.

— Как ты? — спросил Джефф.

Девочка только всхлипнула в ответ. Джефф взял ее за дрожащее плечо, повернул лицом к свету и сказал:

— Ведь ты кто-то из девчонок Гиллеспи, правда? — Та в ответ снова всхлипнула и слабо кивнула. — И что ты здесь делаешь в такое время? — Не дождавшись ответа, Джефф слегка подтолкнул ее и сказал: — Ладно, пошли. Пальто-то у тебя есть?

Девочка, спотыкаясь, пошла в комнату, а Джефф приблизился к распростертой на земле фигуре. Он не стал наклоняться и прикладывать ухо к груди лежавшего, а просто приложил вытянутую руку ладонью к ребрам и тут же удовлетворенно кивнул.

Девочка вышла из дома, на ходу натягивая паль-то. Джефф взял ее за плечи, повел к воротам и, стараясь быть спокойным, сказал:

— Я отведу тебя домой, к матери.

Он знал, что Минни Гиллеспи — ее мачеха, а не мать, но сейчас это было не важно. Он знал также, что отец девочки — Артур Гиллеспи — смылся еще в прошлом году, оставив своей второй жене все, в том числе двух дочерей от первой супруги, троих ее собственных детей от первого мужа и одного общего ребенка.

— Ты которая из двух? — спросил Джефф девочку.

— Я — Лиззи, — ответила она и, оглянувшись на дверь коттеджа, тихо спросила: — Он... мертвый?

— Да нет, выживет, — равнодушно ответил Джефф. — Давай, пошли, мать будет беспокоиться. — Что же ты все-таки тут делала, а?

Лиззи промолчала, но зашагала чуть быстрее. Джефф снова повторил вопрос:

— Что ты тут делала?

— Она меня послала...

— Она послала? Зачем?

— Отнести... отнести ему пирог.

— А почему она не могла послать тебя днем? Или твою старшую сестру?

— Мидж сбежала в прошлом месяце...

— О... — только и сказал Джефф после долгой паузы. — А раньше мать посылала с пирогом Мидж?

— Да, — тихо ответила Лиззи.

— И часто Мидж ходила в коттедж?

— Она убиралась там вечером, когда приходила с работы из магазина Бексли.

— А почему она сбежала?

— Из-за него. Ей не нравилось, когда с ней занимаются всякими глупостями.

— О боже! — громко вздохнул Джефф.

Он хорошо знал Минни Гиллеспи, урожденную Кольер. Сучкой она была, это точно, но чтобы до такой степени!.. Замуж она вышла в семнадцать и выпивать начала со своим первым мужем, хотя Джефф считал, что такие, как она, могут пьянствовать и без всякого мужа. То, что она вытворяла сама, — в конце концов, ее личные проблемы, но торговать своими падчерицами — это, как говорят здесь, совсем другая уха.

— Ты часто здесь бывала?

— Сегодня первый раз...

— Ты не думала, что он начнет... ну, это... приставать к тебе?

— Нет. — Ее голос дрожал. — Нет!

— А твоя сестра не говорила, что она делала, когда... ну... носила пирог в коттедж?

— Нет, она не рассказывала, только говорила, что ей не нравится, когда ее заставляют делать всякие глупости. Я думала, что это про работу — ну, что он придирается, и все такое... Он ей платил пять шиллингов.

— Пять шиллингов?! О Господи...

Что-то в голосе Джеффа заставило Лиззи сказать оправдывающимся тоном:

— Она хорошо прибиралась! Она умела делать все по дому...

«Да уж», — подумал Джефф, а вслух спросил:

— Сколько тебе лет?

— Четырнадцать.

— Школу закончила?

— Да, только что.

— И что собираешься делать?

— Она говорит, что надо ехать в Гейтсхед, к ее сестре. Там есть фабрика, и можно получать пятнадцать шиллингов в неделю...

— А ты хочешь туда ехать?

— О нет! Там еще хуже, чем тут, — кругом такая грязь, и она сама... ужас какой-то, ее сестра то есть. А здесь работы нету — как Мидж сбежала, так миссис Бексли взяла кого-то в магазин. Мать говорит, что половину я буду отдавать ей, потому что мой отец сбежал, и Мидж тоже, а я ей должна помогать с малышней. Другую половину нужно будет отдавать ее сестре...

Они прошли вдоль берега реки и уже выбрались на главную дорогу, когда Джефф остановился и сказал девочке:

— Не бойся, теперь все будет в порядке.

Она подняла голову, но не смогла рассмотреть его лицо, скрытое между поднятым воротником и надвинутым козырьком кепки.

— А ты вообще сам-то кто? — спросила она.

— Я рыцарь в доспехах, слышала про такого? Только под плащом не видно.

— Ты здесь живешь?

— Да, живу я здесь, и в это время я обычно прогуливаюсь верхом, только сегодня моя лошадь натерла ногу.

— Ты шутишь, — вздохнула девочка.

— Шучу, — ответил Джефф и, помолчав, спросил: — Как ты думаешь, дадут тебе ремня, когда вернешься?

По ее лицу пробежала тень, и девочка грустно вздохнула.

— Может быть. Но я ей сказала: если еще раз тронешь меня, я сбегу, как Мидж. Только, — она снова вздохнула, — я не смогу, мне просто некуда бежать.

— А Мидж? Она куда сбежала?

— В Ньюкасл, у нее там друзья. Она мне про них не рассказывала, но обещала написать. А если она что обещала, то сделает, она такая. Она мне давно говорила, что сбежит, ну и вот...

— А у тебя есть друзья?

— Да, здесь в округе, только к ним... в общем, они не такие, чтобы она меня там не достала.

— Значит, поедешь в Гейтсхед, на фабрику?

— Да, придется.

— А когда?

— Не знаю точно. Она ждет известия от сестры, когда будет место.

— Тогда я еще увижу тебя здесь?

— А как я узнаю, что это ты?

— Ну, это просто. Главное, что я тебя узнаю. А со мной рядом будет лошадь, которая немного хромает.

— Смешной ты...

— Это точно. Ну, беги домой, ладно?

— Пока!

— Пока!

Джефф медленно повернулся и пошел по на-правлению к дому. Примерно через полмили он увидел, что кто-то выходит из телефонной будки, светя себе фонариком, и идет навстречу. Не доходя нескольких шагов, человек осветил лицо Джеффа, и вдруг хорошо знакомый голос проговорил:

— Что, Джефф, прогуливаешься?

Джефф помолчал секунду, а потом вежливо улыбнулся.

— Да, можно сказать так, мистер Хонисетт. Как и вы, я решил немного пройтись.

— Странные вещи случаются иногда на прогулке, Джефф. Догадайся, куда я сейчас звонил?

— Не имею ни малейшего понятия, мистер Хонисетт.

— Я тут обнаружил этого... ну, который на выходные приезжает в коттедж, здорово помятого! Вроде челюсть сломана, да и ползти ему трудновато. Я решил доктору позвонить, так оно лучше, наверное, а? Кто-то ему крепко врезал, я имею в виду челюсть. Что скажешь, Джефф?

— Я сказал бы то же самое, мистер Хонисетт. Трудно сломать себе челюсть, если только не наткнешься на что-то очень крепкое.

— Что верно, то верно. Я вот думаю: на что он наткнулся своей челюстью?

— Не могу догадаться, мистер Хонисетт. Гуляешь себе, и вдруг... Я лично просто так никогда не дерусь, я человек мирный.

В ночном воздухе раздался хриплый смех, переходящий в кашель:

— Если я не ошибаюсь, то ты, Джефф, был не шибко мирным в молодые годы, а? Да ты и сейчас не очень старый, ха-ха! Я тут слышал, что ты уже сержант и скоро поедешь служить куда-то далеко. Верно говорят?

— Верно, мистер Хонисетт, верно.

— Ну ладно. Пойду посмотрю, как там этот бедняга. Наверное, его в больницу повезут — нижние зубы у него чуть ли не в нос воткнулись. Счастливо тебе, Джефф!

— До свидания, мистер Хонисетт!

Они разошлись, и Джефф лишь чуть-чуть отошел, когда до него донесся тихий голос.

— Гусиный жир хорошо помогает от ссадин на костяшках, хе-хе!

Джефф прикусил губу, чтобы не рассмеяться, и зашагал дальше. Ему положительно нравился этот старый плут. Наверное, он видел все с самого начала, а может быть, даже догадывался о том, что происходит в коттедже. Хотя, имея собственных дочек, он вряд ли стал бы просто стоять и смотреть... Джефф вздохнул и подумал: «Вот тебе, сержант: думал, ты самый хитрый, умеешь подкрадываться незаметно, сидеть в засаде, а тебя выследили, как мальчишку в чужом саду...»

Еще не доходя до ворот, Джефф услышал музыку. Он постоял несколько минут у окна гостиной, слушая, как мать играла что-то из Грига. Играла она действительно здорово. Она и Джеффа учила играть с шести лет, и он достаточно прилежно учился, пока работа по дому и на участке не стала его основным занятием, то есть лет до четырнадцати. Но он не чувствовал тяги к музыке, хотя неплохо овладел техникой, и понимал, что мать была разочарована этим. Свою игру Джефф потом часто сравнивал со службой в армии: любого человека можно сделать солдатом, если он подчиняется приказам. Но чтобы стать хорошим солдатом, нужно иметь еще кое-что — душа должна лежать к тому, чем ты занимаешься... Душа Джеффа к музыке не лежала.

Когда он вошел в гостиную, мать перестала играть и, повернувшись к нему, спросила:

— Ну что, поймал его?

— Я бы не сказал, что поймал, но мы с ним поговорили.

— Вы поговорили? — Мать встала, взяла палку и, подойдя к Джеффу, удивленно спросила: — Ты с ним говорил?

— Да, а что тут странного? Мы довольно долго... хм-м... беседовали.

— И о чем же?

— О, это длинная история. Сначала я прогулялся вдоль речки... Кстати, а кофе у нас есть?

Мать кивнула:

— Да, в кофейнике осталось немного. Так о чем же вы все-таки беседовали?

— Дай мне сначала кофе попить! Хотя, знаешь, я позволю себе чего-нибудь покрепче.

Джефф направился к буфету у дальней стены гостиной и налил себе приличную порцию виски. Потом подошел к матери, усевшейся у камина, подвинул себе стул, сел напротив и, сделав глоток виски, спросил:

— Ты что-нибудь знаешь о девчонках Артура Гиллеспи? В смысле, о двух старших, его, а не ее?

— Я слышала, что старшая, Мидж, сбежала из дома. Она всегда была какой-то взбалмошной, да и развита... в общем, не по годам, что ли. Я ее видела примерно год назад — они редко появлялись на нашей стороне поселка. А почему ты о них вспомнил?

— Я младшую встретил, ее Лиззи зовут...

— Младшую? В такое время? Ведь почти ночь на дворе?

— В том-то и дело! Безобразие, скажешь, да? Только еще большее безобразие то, что из нее хотят сделать шлюху, а она этого даже не понимает!

— Сделать кого? — Мать ошеломленно уставилась на Джеффа. — С чего ты это взял?

И Джефф выложил все, что увидел и узнал за время своей прогулки. Мать долго молчала, а когда заговорила, то, к удивлению Джеффа, не о девочке, а о нем самом.

— А что было бы, если бы ты... убил его?

— Что было бы? Естественно, были бы последствия. Но я уверен: судья учел бы смягчающие обстоятельства, потому что, — тут голос Джеффа потяжелел, — девчонка ничего про это и не знала. Понимаешь, о чем я? Я видел, как она сопротивлялась! И я не знаю, как долго он возился с ней, пока ей не удалось открыть дверь и выскочить. Я услышал крики, когда еще был у дальней изгороди! Эту дрянь — я имею в виду Минни — пора прижать как следует.

— Думаю, ты прав. Надо сообщить об этом властям.

— Ну, сообщим. А потом что?

— Потом? — Берта задумалась. — Если будет доказано, что девушку использовали... ну, как ее старшую сестру... наверное, ею займутся органы опеки, надзора, или как там они называются.

— Я сомневаюсь, что все зашло так далеко. Ей ведь только четырнадцать лет. — Джефф допил виски, поставил стакан на стол и, как бы размышляя вслух, заговорил: — Я тут вот о чем подумал, когда возвращался. Ты говорила насчет помощи. От отца многого требовать уже нельзя, да и дом большой — девять комнат, а еще какое-никакое хозяйство... В общем... если тебе взять девчонку к себе, а?

— Ты про Лиззи?

— Да, про Лиззи. Я не знаю, где другую найти, но если надо — поищу...

— Перестань, Джефф! Я серьезно! Ты предлагаешь мне взять в дом одну из этих Гиллеспи. А ты знаешь, что их мать — редкостная неряха, а дом — полный свинарник?

— Две старшие девочки — не ее! А ты сама говорила, что Артур Гиллеспи был вполне приличным парнем, поэтому и не смог больше терпеть и сбежал от такой женушки. Я уверен, что и Лиззи совсем не сладко там живется. Она мне сказала, что предупредила свою мачеху: если та еще хоть раз на нее руку поднимет, она тоже из дому сбежит, как сестра. Ты знаешь, я что-то не заметил, чтобы в округе много молодых девушек искали работу по дому. Когда я уходил в армию, все мечтали о том, чтобы устроиться в модный магазин или, в крайнем случае, на курсы машинисток. Прошло — сколько? — четыре года, а они всё такие же, домашнее хозяйство — это не для них! И я тебе честно скажу: у меня одной заботой меньше будет, если я уеду, зная, что у тебя тут останется... ну, компаньонка, что ли! У меня сложилось впечатление, что Лиззи — вполне разумная малышка и ей тоже нужна хорошая компания!

— Я подумаю, Джефф. Хорошо бы посоветоваться с отцом, ведь он знает всех в округе, и этих Гиллеспи тоже. Лиззи, живя со своей мачехой, наверняка набралась не самых лучших манер, понимаешь?

— Ну, насчет манер и воспитания, и даже перевоспитания, ты мастерица, каких поискать! Но и я мастер! Мастер-сержант первого класса Фултон!

— Ах ты, негодник! — Мать попыталась шлепнуть Джеффа, но тот увернулся. — Ступай-ка лучше спать!

— А ты, ма, не собираешься ложиться?

— Нет, я еще хочу немного поиграть, колыбельную, например! Все, спокойной ночи!

Джефф обнял мать, чмокнул ее в щеку и пошел к себе.

Оставшись одна, Берта еще долго сидела в кресле, забыв о том, что собиралась помузицировать. Она смотрела на огонь в камине и думала о том юном существе, которое могло скоро появиться в ее доме. Эта девочка — не важно, кем она будет: помощницей, служанкой или горничной, — несчастное существо, и ей надо помочь, воспитать ее и научить многим полезным и хорошим вещам. Ну где сейчас найдешь такую — Берта даже мысленно не могла назвать ее так — служанку, которая согласилась бы, чтобы ее воспитывали и учили играть на пианино? А научить кого-нибудь играть Берте всегда хотелось, но из местных жителей не находилось желающих, а из города ездить в поселок на уроки было далековато. Сейчас, когда Джефф собирался продолжать свою службу где-то за далекими морями, пустота в душе начинала ощущаться Бертой все сильней и сильней, и заполнить ее могли только его письма. Муж мало чем мог помочь ей — Джону приходилось работать не только днем, но и задерживаться до позднего вечера. Что ж, если в доме появится еще одна живая душа — почти ребенок, за которым надо присматривать, но с которым можно и поделиться разными женскими секретами, — это неплохо, это дает надежду на то, что дни будут не такими долгими и пустыми.

Как-то раз Джон предложил завести еще одну собаку. Бетси от старости уже ленилась лаять и бросаться за случайно заскочившими на участок кроликами. Она тихо лежала на соломенном матрасике и покорно ждала своего часа. Берта понимала чувства Джона, который категорически отказывался ускорить естественный ход событий с помощью ветеринара. Конечно, собаку можно любить и даже разговаривать с ней, но вот ответить тебе она может только хвостом или лапами, в лучшем случае — лизнув руку или нос...

Да, она подумает о том, что предложил Джефф, обязательно подумает!

 

2

Проходя в комнату, Джефф поморщился. Женщина, стоявшая на пороге, долго раздумывала, впускать его или нет, пока Джефф не поинтересовался:

— Может, мне лучше прийти с кем-нибудь из отдела по надзору за несовершеннолетними, миссис?

Сейчас он стоял посреди комнаты и несколько пар детских глаз внимательно смотрели на него. Впрочем, назвать комнатой это помещение его сержантское «я» отказывалось. Даже самое лучшее название того, что он видел, вряд ли стоило произносить при детях. Его мать, старавшаяся на всю жизнь привить ему привычку к чистоте и аккуратности, скорее всего, употребила бы слово «хлев». Джефф сразу понял, что комната являлась не только кухней, но и спальней, поскольку над кроватью в дальнем углу торчали головы двух малышей. Прямо перед ним стояли двое мальчишек: старшему, худому и болезненному на вид, было лет двенадцать, младшему, крепышу с круглой мордашкой, — лет пять-шесть.

У стола стояла девочка, которая бросила на вошедшего Джеффа быстрый взгляд исподлобья и продолжала резать толстыми ломтями батон хлеба. Ее темные волосы были распущены и закрывали почти пол-лица, но Джефф, присмотревшись, заметил на скуле свежий кровоподтек. Это была Лиззи.

Женщина, впустившая Джеффа, кивнула в сторону, кровати и сказала, обратившись к старшему мальчику:

— Забери их в ту комнату.

Тот, поколебавшись немного, поманил младших рукой. Девочки слезли с кровати и пошли за братом, а следом за ними побежал и младший мальчик. Не успели дети скрыться в той комнате, как мать рявкнула им вслед:

— Дверь закрой! — после чего дверь испуганно захлопнулась.

— А она? — Джефф кивнул в сторону Лиззи.

— Что она? — огрызнулась женщина.

— Мне хотелось бы поговорить без нее.

— Да ладно вам! Она не такой уж ребенок. Выкладывайте, что у вас там.

Джефф подошел к столу и, взяв Лиззи за плечо, тихо сказал:

— Пойди погуляй немного, ладно?

— Эй, послушайте! — закричала женщина. — Кто вы такой, черт возьми, что приходите в мой дом и начинаете тут...

— Заткнись! — Джефф тяжело взглянул на нее, а потом снова обратился к Лиззи: — Сделай, как я говорю. — Девочка молча повернулась и вышла. Когда дверь за ней закрылась, Джефф снова повернулся к женщине и медленно произнес: — Наверное, я зря сказал ей, чтоб она вышла. Думаю, ей понравилось бы услышать, что ты — грязная стерва.

— Чего?! — повысила голос женщина. — А ты кто такой?

— Я тебе скажу, кто я такой! Я — тот, кто не любит, когда молодых девчонок за пять монет подсовывают взрослым мужикам, поняла? Поэтому ее сестра сбежала, не так ли? Ей порядком осточертело все это.

Женщина судорожно сглотнула, потом отбросила спутанные волосы назад и злобно буркнула:

— Я на тебя в суд подам, да-да, в суд! За клевету!

— Уймись! Только в суде тебя и ждут! Лучше вспомни, как в прошлом году на тебя хотели завести дело. От статьи «За дурное обращение» ты кое-как отвертелась, а вот «Вовлечение в проституцию» — это посерьезнее будет, этого судьи у нас очень не любят. Если тебе так нужны были деньги, отчего сама не пошла тряхнуть стариной? Или уже все позабыла?

— Послушай, ты! Больно много на себя берешь! Думаешь, из-за нескольких паршивых ленточек на рукаве тебе все можно? Нет уж! Расскажи лучше, что ты делал прошлой ночью, а? Полиция ищет того, кто отправил его на больничную койку! Мистера Киддерли-то, а?

— В самом деле ищет? Так пойди и доложи им все, как было! И я тоже зайду к судье, мне до смерти хочется рассказать ему, за что я пришиб этого толстого ублюдка, а заодно и спас девчонку от изнасилования, подготовленного ее матерью, то бишь мачехой, но это не важно. И обе девчонки подтвердят все до единого слова. Правда, старшая убежала. Но полиция найдет ее в два счета. И судью обязательно заинтересует, что будет с остальными детьми и можно ли доверить тебе их воспитание. Вот оно все как в суде-то повернется! Ладно, — добавил Джефф, немного успокаиваясь, — я не об этом, я о другом пришел договориться.

Последние слова он произнес уже обычным тоном, и женщина какую-то секунду смотрела на него, открыв рот. Но тут же выражение ее лица изменилось, упрямство и страх, прятавшиеся в глубине ее глаз, исчезли, уступив место неприкрытой наглости. Она откинула голову и визгливо рассмеялась:

— Так ты пришел договориться со мной? О Господи! Значит, ты узнал, что я не с каждым встречным договариваюсь, и решил попробовать? Здорово тебя, стало быть, припекло, а? Значит, твоя лапочка тебя бросила, нашла себе...

Тут до Джеффа дошло, что эта мерзавка поняла его намерение «договориться» в совершенно другом, но, видимо, единственно доступном ей смысле. Ярость охватила его. Он подался вперед и, еле сдерживаясь, прорычал:

— Закрой рот, вонючая дешевка! Да я к тебе лодочным багром не притронусь! Слушай меня внимательно! Моей матери нужна помощница по дому, которая будет жить в доме постоянно, а мать будет смотреть за ней, учить нужным вещам и воспитывать. Еще раз, чтоб тебе было понятно: она берет ее на работу. И если тебе взбредет в голову помешать ей, на следующий же день инспектор в Дурхеме будет знать все, что пока знаем только мы, и тогда пеняй на себя. Дальше. Из заработанных Лиззи денег ты не увидишь ни пенса — у нее будет свой счет в банке. И заруби на своем грязном носу: если ты попробуешь встать на дороге, мой отец знает, что с тобой сделать. Все ясно?

Бескровными, трясущимися губами женщина пробормотала:

— Ничего, ты тоже когда-нибудь получишь по заслугам! И я буду молиться, чтоб дожить до этого дня!

— Не слишком надейся! — Джефф отошел от нее, повернулся к двери и позвал: — Лиззи!

Девочка вошла в комнату и остановилась у камина. Глаза ее были широко открыты, на изможденном лице отчетливо был заметен синяк. Джефф еще раз взглянул на молчавшую женщину и сказал девочке:

— Собирай свои вещи!

Лиззи удивленно посмотрела на Джеффа, потом перевела глаза на мачеху, ожидая объяснений. Но та молчала, и девочка переспросила:

— Собирать вещи?

Джефф нагнулся к ней и, кивнув в сторону мачехи, сказал:

— Мы договорились, что ты будешь работать и жить у моей матери. Она давно искала себе помощницу, а работы у нее будет немного — ну, там, по дому, по хозяйству, сама знаешь!..

Рот Лиззи медленно открылся, но быстро захлопнулся, и, не говоря ни слова, она шмыгнула в ту же дверь, куда раньше скрылись остальные дети. За ту пару минут, которые понадобились ей, чтобы собрать нехитрый скарб, ни Джефф, ни женщина не проронили ни слова. Молчание было откровенно враждебным.

Лиззи вышла из комнаты в пальто и шляпке, держа в руках картонную коробку. Подойдя к Джеффу, она остановилась рядом с ним. Неподдельная радость от того, что она наконец покидает свой дом, была столь явно написана на ее бледном личике, что мачеха, не выдержав, снова заорала:

— Ты еще пожалеешь, дрянь! Что мне теперь делать со всей этой оравой? Кто за ними будет смотреть? А куда прикажешь девать Джонни? Это ведь, между прочим, твой брат, сын твоего папаши! В приют его отдать, что ли?

Джефф почувствовал, как Лиззи вздрогнула и прижалась к нему. Он положил ей руку на плечо и сказал:

— Не бойся, ничего она не сделает. Мы не позволим.

После этого он развернул Лиззи лицом к двери и, легонько подтолкнув, пошел рядом с ней, не оглядываясь. Выйдя на улицу, он взял из рук девочки коробку, сунул ее себе под мышку, приобнял Лиззи за плечо и повел прочь.

С полмили они прошагали молча, а потом Лиззи тихо спросила:

— Она ведь не сдаст Джонни в приют, правда?

— Нет, конечно! Не бойся, с Джонни все будет хорошо, никуда она его не отдаст — я уж об этом позабочусь.

— Но ведь ты... Тебя же не будет тут, ты в отпуске! Ты солдат и скоро уедешь...

— Да, я солдат и я в отпуске, но у меня здесь живет отец, и он тут в округе не самый последний. Его все знают, и его слово кое-что значит. Не бойся!

Прошло еще несколько минут, и Лиззи опять заговорила:

— Я тебя вчера не узнала сразу — в плаще, в кепке... Раньше-то я тебя видела только в форме. Ты в ней здорово выглядишь!

Обычно в таких случаях Джефф говорил барышням: «Видела бы ты меня без формы! Без нее я выгляжу гораздо лучше!» Но тут он вовремя сообразил, что Лиззи до таких разговоров явно не доросла.

— Тебе понравится жить у моей матери, — сказал он. — Она славная. Она тебя много чему научит.

— У вас ведь есть пианино, правда?

— Есть.

— Я иногда слышала, как кто-то играет, когда мимо проходила.

— Ну, теперь ты будешь слышать это каждый день, а может, и каждый вечер. Моя мать отлично играет, тебе понравится!

Джефф посмотрел на девочку. Ее лицо немного порозовело от ходьбы, соломенная шляпка сбилась на одно ухо, худая шея торчала из ворота пальто. На четырнадцать лет она никак не выглядела. Джефф подумал, что первым делом матери нужно будет ее накормить.

Вдруг Лиззи остановилась и, повернувшись к Джеффу, спросила дрожащим, но каким-то требовательным голосом:

— Слушай, а кто тебе велел взять меня? то есть я хочу сказать, твоя мать уже искала кого-нибудь или это ты придумал? Короче... — Лиззи помотала головой, — ты здесь с какого боку?

Джефф моргнул, пожевал губу, пожал плечами и сказал:

— Лиззи, я понял, что ты имеешь в виду, но не знаю, на какой вопрос раньше ответить. Я тебе так скажу: если тебе подарили лошадь, то не стоит проверять ее зубы, потому что у нее, на худой конец, есть четыре ноги с копытами, а на копытах — железные подковы, которые тоже можно считать подарком.

— Чего? Ну ты загнул! — Лиззи захлопала глазами.

— Да нет, это я так... Ладно, пошли! — Джефф снова зашагал вперед.

Через секунду Лиззи догнала его и снова пристроилась рядом, стараясь не отставать от его широких шагов.

Они дошли до поворота и уже собирались свернуть на тропинку через мост, как навстречу им выехала верхом молодая женщина. Джефф замедлил шаги, и Лиззи внимательно посмотрела на него, а потом на всадницу. Когда она подъехала ближе, Джефф дотронулся до своей кепки и произнес:

— Доброе утро, мисс Браун!

— Доброе утро, — ответила та, не добавив имени.

Джефф внимательно взглянул на Лиззи и снова поднял голову.

— Нарушители будут проследоваться, — на что молодая леди коротко ответила «нет». Джефф еще раз вежливо поднял руку к кепке и, уже повернувшись, чтобы продолжить путь, снова сказал:

— Нет, будут! Всего доброго, мисс Браун.

Лиззи была совершенно сбита с толку этим коротким диалогом. Почему нарушители? Ведь мисс Браун ехала по дороге, а не по полю или по другой частной земле. Почему «проследоваться», а не «преследоваться»? И почему он так с ней разговаривал, ведь это же мисс Брэдфорд-Браун, а не кто-нибудь! Лиззи не могла понять также, почему он устроил ее на работу к своей матери. Тем не менее она была рада сменить дом своей мачехи на дом Фултонов: она слышала, что особняк у них шикарный и к тому же есть пианино...

 

3

— Ну и как она?

— Сейчас еще рановато говорить об этом.

— Почему? Ты же видела, как она справляется со всякими кухонными делами!

— Видела. На кухне ей тоже есть чему поучиться, например мыть тарелки, а не просто окунать их в воду и вытаскивать. Но больше кухни ее интересует пианино — только про него и разговоры.

— Слава богу, хоть кто-то всерьез заинтересовался этим ящиком! Представляю, как тебя это обрадовало. Нет, я серьезно — что ты про нее думаешь?

Берта пожала плечами и улыбнулась.

— Я думаю, что из нее будет толк. Девчонка смышленая, это точно. Подожди-ка, а куда это ты собрался?

Джефф застегнул верхнюю пуговицу форменного мундира и сказал:

— Так, пойду пройдусь немного.

— Отец вот-вот вернется. Поезд приходит в пять, а на велосипеде ему со станции сюда минут двадцать.

— Двадцать минут? Раньше ему хватало пятнадцати... Стареет, видно! И потом, ты же знаешь, как эти воскресные поезда приходят — и на десять, и на пятнадцать минут опоздать могут. Не волнуйся раньше времени! До темноты я точно вернусь!

Джефф направился к двери, но мать остановила его:

— Сынок, ты бы побыл с отцом эти день-два, сходи с ним куда-нибудь... Он будет скучать по тебе! Суэцкий канал — это ведь и вправду далеко!

— Ладно, не беспокойся, ма, — Джефф подошел к ней и ласково приподнял ее подбородок, — мы же Фултоны! Подожди, вот привезу себе оттуда египтяночку, что тогда скажешь?

— Скажу, что если ты уж ее привез, значит, она тебе подходит!

Джефф посмотрел на мать, улыбнулся, взял с вешалки форменную фуражку и вышел.

«Нет, — подумала Берта, оставшись одна, — я, наверное, не скажу, что ему подходит египтяночка...»

Когда Джефф только начинал помогать отцу в его обходах поместья, Берта была рада, что сын нашел себе подходящее занятие. Однако скоро Джон, смеясь, сообщил ей, что Джеффа привлекает не столько работа, сколько некая молодая мисс верхом на пони. Берта, помнится, еще спросила тогда: «Ты полагаешь, он тоже хочет пони?» На что Джон, улыбаясь, ответил: «Нет, я думаю, он уже вышел из этого возраста. Похоже, наш Джефф просто влюбился. Это как корь в детстве — все болеют, у всех проходит».

У Джеффа «это» прошло годам к пятнадцати, когда хозяйка пони Дженис Браун приехала на каникулы из своего пансиона, — это была уже мисс Брэдфорд-Браун. Но потом «это» почему-то началось снова, когда Джеффу было уже шестнадцать. Он работал тогда на конюшне в Лоутарн-холле и часто видел Дженис. Даже слишком часто. Но Джон говорил Берте: «Не беспокойся ты так. Дело молодое. И потом, Джефф понимает, что ничего серьезного из этого не получится, голова у него соображает!»

Соображает. А у него самого голова соображала, когда он ходил вокруг Берты? Он тогда работал в поле со своим старшим братом и почти каждый выходной приезжал к ней на велосипеде, хотя прекрасно знал, что она собирается замуж за Эндрю Коула. Ее отец переживал трудные времена и рассчитывал, что Эндрю поможет ему выкрутиться. Правда, Эндрю был почти на двадцать лет старше, у него были сын и дочь — почти ровесники Берты, но Берта сама хотела... Нет, если честно, то сама она не очень хотела. И если бы отец не был таким заботливым и мудрым, она бы вышла за Эндрю, а отцу удалось бы сохранить свою землю. Но отец догадывался, что творится в душе Берты, и поэтому, как он потом говорил, он вместо дочери продал Коулу всю землю. Берта вышла замуж за Джона. Он поселился в их доме, а потом устроился на работу в поместье мистера Конвея.

Спустя некоторое время все забавным образом повторилось. Дела у мистера Конвея тоже не заладились, только вот его дочери Алисии не так повезло, как Берте: она вышла замуж за Эрнеста Брэдфорд-Брауна, и он перебрался к тестю вместе со своими деньгами.

Все в округе долго качали головами. Трудно было представить себе двух более непохожих людей, чем Алисия и Эрнест. Самого же Эрнеста Брэдфорд-Брауна называли не иначе как выскочкой (французское «нувориш» до этих краев еще не дошло), и не было ничего удивительного в том, что для своей дочери он тоже строил большие планы.

Поэтому, когда мистер Брэдфорд-Браун застукал свою шестнадцатилетнюю дочь прогуливавшейся в сумерках с Джеффом, то выгнал Джеффа с работы. Правда, после того как Джефф высказал ему все, что о нем думает. Вернее, так о Брэдфорд-Брауне думали все, только никто не осмеливался сказать это вслух — работу в здешних местах было найти нелегко.

Сам Эрнест начинал с нуля. В пятнадцать лет он еще не был Брэдфордом, а служил рассыльным компании «Ли и Паддок, агенты по недвижимости» в Ньюкасле. В перспективе ему предстояло стать клерком — лет этак через десять.

Через десять лет, однако, Эрнест Браун не стал клерком — он стал членом правления, а вскоре, вследствие неожиданно быстрых, но крайне своевременных смертей двух старших партнеров, он сделался владельцем фирмы. Как ему это удалось, не знал никто.

Сейчас, в 1937 году, он владел не только фирмой «Ли и Паддок», но и целыми улицами недвижимости, в основном на городских окраинах. Говорили, что его дома похожи на свинарники, а владелец не желает тратить на их ремонт ни пенса. Ходили также слухи о том, что отец Эрнеста все еще жив, хотя ему под восемьдесят, и прозябает он в одном из домов, принадлежащих сыну, но сын его и знать не хочет. Это весьма походило на правду, потому что трудно было ожидать проявления сыновних чувств от зятя самого мистера Конвея.

Берта знала, что Брэдфорд-Браун выгнал бы вслед за Джеффом и ее мужа, если бы не так сильно нуждался в нем. Занимаясь бизнесом, Эрнест про-сто не мог поручить присмотр за поместьем кому-либо другому — Джон знал и умел практически все.

Берта посмотрела вслед идущему по тропинке сыну, и беспокойство снова овладело ею. Дочь Брауна помолвлена, о чем же он думает? А о чем она сама думает, когда задается такими вопросами? Ведь это ее сын, и он похож на своего отца, только у отца пылкая и страстная натура скрыта за внешней безмятежностью и спокойствием, а у сына — за шутками и иронией. И первый раз в жизни Берта с тревогой подумала о том, что сыну лучше поскорее уехать. И желательно подальше.

Старый амбар располагался у самой границы поместья. Его давно уже не использовали и не считали нужным подлатать. Когда-то в амбаре хранили сено, а сейчас в нем была свалена всякая хозяйственная рухлядь. На проржавевших крюках, вбитых в потолочные балки, висели ржавые капканы и что-то похожее на средневековые кандалы.

Увидев в первый раз весь этот железный лом, Джефф спросил у отца, почему его до сих пор не выбросили. И отец ответил, что старый хозяин, мистер Конвей, в свое время распорядился никогда не трогать эти предметы, дабы они остались как пример бесчеловечности в назидание потомкам.

Джефф удивился, что Эрнест Брэдфорд-Браун, став владельцем, не отменил приказа старого хозяина. Однако тут немалую роль сыграла Алисия, которая в большей степени осталась Конвей, чем сделалась Браун, и явно не входила в число тех, кто беспрекословно подчинялся Эрнесту. Она выглядела хрупкой и беззащитной, однако ее твердость и чувство собственного достоинства были столь явны, что Эрнест, как человек неглупый, раз и навсегда зарекся делать что-то наперекор жене. В результате ржавые железки обрели статус фамильных ценностей.

Дженис Брэдфорд-Браун Джефф в первый раз заметил, когда ему было девять лет, а ей — семь. Несколько раз он видел ее, когда ходил по поместью вместе с отцом. В тот день он стоял в кустах около старого амбара и собирал в кепку спелую ежевику, когда услышал позади себя тонкий голос: «Мальчик, что ты здесь делаешь?» Повернувшись, он увидел симпатичную мордашку маленькой девочки. Джефф сразу понял, кто это, но ответил почему-то так, как привык разговаривать с мальчишками: «Протри глаза, тогда увидишь, что я делаю». Ответ, похоже, слишком огорошил девочку, но через секунду она сказала: «А я знаю, кто ты! Ты — сын Фултонов».

Джефф ответил тем же тоном: «И я тебя знаю, ну и что такого?» Вопрос снова озадачил ее, и, как бы ища ответ, она покрутила головой туда-сюда и вдруг увидела валявшийся в траве старый щит, который когда-то обозначал границы владения. Надпись все еще была видна, и, указав на нее, девочка громко, хотя и медленно произнесла; «Тут написано: «Нарушители будут проследоваться!»

Джефф тоже посмотрел на надпись и спокойно сказал: «Ничего подобного тут не написано». – «Нет, написано!» — «Нет, не написано! Ты читать не умеешь. Написано: «Нарушители будут преследоваться». — «Вот ты и есть нарушитель! Я отцу расскажу, что ты... ты воровал нашу ежевику!»

Последние слова заставили Джеффа забыть все советы матери о том, что надо следить за своим языком, чтобы тебя не считали слишком грубым или очень легкомысленным. Это ведь касалось разговоров со старшими, а эта была уж никак не старшей, а просто нахальной обезьяной. Забыв обо всем, Джефф шагнул к девочке и, набрав полную горсть ежевики, велел ей: «Протяни руки!», а когда та повиновалась, он размазал ягоды по ее ладошкам и сказал: «Можешь отнести их к отцу. Знаешь, кто ты? Ты хвастливая маленькая сучонка!» Повернувшись, Джефф зашагал прочь, каждую секунду ожидая услышать сзади громкий плач. Но, дойдя до угла амбара, он так и не услышал его. Джефф с любопытством оглянулся и увидел, как девочка, нагнувшись, вытирает ладони о траву. Такая совершенно неожиданная реакция поразила Джеффа. Он медленно повернулся и, подойдя к девочке, спросил: «Чего ты не побежала домой жаловаться?» — «Тебе сколько лет?» — спросила она. «Девять». — «А мне семь, — сказала девочка и, посмотрев на лежащий в траве щит, поинтересовалась: — А тут точно написано «пре-сле-доваться»?» «Точно», — сказал Джефф и кивнул. «Тогда, — серьезно заметила девочка, — надо будет сказать миссис Бассет, то есть Нэнси, — это наша прачка, — потому что каждый раз, когда я близко подхожу к прачечной, а она там стирает, она гонит меня и говорит: «Нарушители будут проследоваться!»

Джефф покатился со смеху. Глядя на него, девочка тоже рассмеялась, и так они хохотали до тех пор, пока у нее из глаз не показались слезы; она стала вытирать их ладонями, вымазанными ежевичным соком.

Больше получаса Джефф простоял в старом амбаре. Она не могла перепутать время, в которое они обычно встречались, и она знала, что он собирается уезжать, — эта новость облетела уже всю округу, так что посылать почтового голубя необходимости не было.

Что, если она не придет? Пожалуй, это было бы к лучшему, потому что все и так подошло к концу, и Джефф свыкся с этой мыслью за последние дни. Но он просто не мог уехать, не увидев Дженис еще раз, не высказав ей все, что он думал. А с другой стороны, разве он не говорил ей этого раньше?

Она знала все, что он думал и чувствовал, но знал ли он, что думала и чувствовала она? Джефф был вынужден признать, что в последние месяцы он стал явно ошибаться в ее чувствах к нему.

Да, сержант Фултон, строгий командир, душа сержантской компании, честный парень, как уважительно называли его солдаты, сейчас ощущал себя тем шестнадцатилетним парнишкой, который ожидал возвращения юной леди из пансиона на каникулы.

И однажды наступил день, когда Джефф впервые поцеловал Дженис, и весь следующий год пролетел, как один счастливый вечер, до тех пор пока ее отец не узнал об их встречах...

В школу Дженис отправили далеко на юг, и там воспитатели принялись за нее со всем усердием. Приезжая на каникулы, Дженис все больше напоминала свою мать — не только внешне, но и характером. Однажды они встретились на дороге — дочь хозяина поместья и рядовой Дурхемского пехотного батальона. Разговор получился тогда каким-то скомканным — Джефф чувствовал себя очень неуклюжим в новой, топорщившейся форме, и вообще...

Новая встреча произошла, когда ему уже исполнилось двадцать и он стал капралом. Дженис окончила школу и провела дома больше месяца, когда Джефф приехал в отпуск. Она сама разыскала его. Он проходил мимо старого амбара, и Дженис неожиданно вышла ему навстречу. Они поздоровались и обменялись несколькими обычными фраза-ми. Джефф замялся и спросил: «Так значит, ты окончила школу?» Дженис ответила с облегченным вздохом: «Да, слава Богу!» — «Ты... тебе что, не нравилось там?» — «Нравилось? — Дженис рассмеялась. — Ты хоть представляешь себе, что такое школа-пансион для девочек?» «Наверное, не очень. Но у нас, в армии, тоже есть система — как обучать и воспитывать солдат, так что, я думаю, это немного похоже на школу». — «Да уж, — хмыкнула Дженис, — должно быть, похоже!» Она помолчала, а потом сказала: «Джефф, я много раз думала о тебе за эти годы». — «О, я польщен, приятно слышать!» — «А ты думал обо мне, Джефф?» Он некоторое время смотрел на нее, а потом резко сказал: «Ты опять начинаешь эти старые игры, Дженис? Извини, но я уже вышел из этого возраста». «Что ты имеешь в виду?». — «Ты прекрасно понимаешь, что!» Дженис слегка наклонила голову и тихо сказала: «Мы можем быть друзьями...» — «Какими еще друзьями?» Дженис взглянула ему прямо в глаза и прошептала: «Любыми. Какими захочешь».

Джефф слышал, что сердце может замереть от страха или от радости. Сейчас он точно знал, что его сердце замерло от радости. Он взял Дженис за руку, и они медленно подошли к амбару. В наступивших сумерках они долго смотрели друг на друга. Джефф наклонился, поцеловал Дженис, и она ответила ему так же пылко и радостно.

Весь следующий год Джефф жил только ожиданием коротких отпусков — на тридцать шесть часов, на сорок восемь... Иногда эти часы терялись безвозвратно, потому что он не мог увидеться с Дженис. Они придумали свой условный знак — старый сломанный шест у ограды. Если он стоял ровно прислоненным к ней, это означало, что вечером Джефф придет к амбару. Если шест стоял, покосившись на сторону, значит, Дженис прийти не сможет. Ну, а если шест валялся в траве, значит, ее не было дома...

Когда Джефф стал все чаще находить шест лежащим в траве? Месяцев восемь или десять назад? Незадолго до этого Джеффа произвели в сержанты, и когда они встретились с Дженис, он сказал: «Ну что, теперь можно и об офицерских погонах подумать!» — на что Дженис безо всякого выражения ответила: «Может быть». — «Надо немного повоевать, — сказал Джефф, — и тогда...» — «Повоевать? Ты уже настолько стал солдатом, что мечтаешь воевать?»

Не тогда ли в первый раз было упомянуто имя Ричарда Боунфорда? Мать Джеффа как-то заметила фотографию Дженис в местном журнале — она танцевала с неким Р. Боунфордом, владельцем поместья в Шотландии и любителем скачек. Джефф тогда спросил у Дженис: «Что у тебя с этим Боунфордом?» — на что она ответила: «Ничего особенного, просто мы танцевали на Охотничьем балу. Я там еще со многими танцевала, а четверо вообще считаются выгодными женихами, и что из этого?»

Из этого не было ничего, пока в следующий раз Джефф не увидел заветный шест валявшимся на земле.

Через две недели он получил от Дженис письмо, адресованное на воинскую часть. Это было ее первое письмо. Такие письма писали девушки в романах девятнадцатого века. В нем Дженис признавалась, что благодарна Джеффу за дружбу все эти годы, но теперь ей следует подумать о будущем. Родители начинают беспокоиться о ее судьбе, которую пора устраивать. В общем, она должна сказать ему, что собирается обручиться с Ричардом Боунфордом, что очень рассчитывает на его, Джеффа, понимание и всегда будет хранить о нем в душе приятные воспоминания. Подписано было просто: «Дженис».

Джефф долго не мог осознать происшедшее. И не только тот факт, что Дженис собирается обручиться, а то, что она могла написать такое письмо. Он сидел на своей койке, и слова плясали на бумаге перед его глазами. «Благодарна за дружбу», — надо же написать такое! Два года прошло с тех пор, как они стали любовниками, и трудно было сказать, чье желание было сильнее. Она сама говорила, что живет только теми днями, когда он приезжает в отпуск!

Письмо должно было убить все его чувства к Дженис, он должен был назвать ее продажной тварью, шлюхой, но не мог, а только молча шептал: «Дженис, о, Дженис!» В то же время какая-то часть его сознания ехидно посмеивалась над ним. Ты же крепкий парень, Джефф! Ты же сержант Фултон! Что тебе теперь до какой-то паршивой выскочки, дочери такого же выскочки-отца? Ты солдат, так что займись своим делом! И Джефф занялся делом - в мае предстоял парад по случаю коронации Георга VI. Он с головой окунулся во все эти учения, построения, упражнения с оружием, он учил солдат, что такое честь мундира, честь батальона, короче, делал свою привычную сержантскую работу, ведь на сержантах держится армия. Джеффу почти удалось забыть Дженис.

Но наступило третье июля, и пришел приказ: их часть в октябре отправляется на Суэцкий канал. Джефф даже обрадовался — он не мог представить себе, как будет теперь ездить домой на выходные.

И вот он приехал в последний отпуск перед отправкой на канал и снова испытывал те же мучения, что и в прошлый раз. Только сейчас горечь происшедшего словно просочилась сквозь кожу и улетучилась, а внутри все застыло, притупив чувства. И все-таки ему очень хотелось высказать Дженис все, что он думает о ней.

Джефф посмотрел на часы. Ладно, он подождет еще десять минут, а потом уйдет. И напишет ей письмо. Напишет, как он понимал их дружбу, и слов выбирать не будет...

Силуэт Дженис возник в дверном проеме внезапно, четко выделяясь на фоне сумеречного неба, и тихий голос сказал:

— Это нечестно с твоей стороны, Джефф.

— Нечестно? И что же здесь нечестного? — спросил он, стараясь казаться беззаботным. — Ты знаешь, что я уезжаю. Вот я и решил попрощаться, ведь мы вряд ли еще увидимся, не так ли?

— Не знаю, во всяком случае, не скоро. Не понимаю, зачем тебе все это... Я знала, что тебе захочется сделать мне больно, и что ты не успокоишься, пока не добьешься своего.

Ее голос был необычно мягким и грустным, а поведение совсем не таким, к которому он привык, поэтому Джефф закричал, не сдерживаясь:

— Перестань строить из себя сиротку! Эта твоя помолвка — ты что думаешь, я поверю, что из-за нее ты стала такой тихой и безответной? Да стань же ты хоть на минуту такой, как раньше!

И Дженис в ту же секунду стала прежней, закричав в ответ:

— Вот! Вот какой ты! Ты не можешь измениться, ты всегда был грубым и жестоким. Ты и до армии был таким, и все твои шутки... Ты стал просто... просто невыносимым! Неотесанный мужлан! Что у нас могло быть? Ничего! Ты сам должен был понимать это!

Слово «неотесанный» больно кольнуло его, и Джефф уже хотел огрызнуться, но вместо этого сжал зубы и спокойно сказал:

— Нет, мисс Брэдфорд-Браун, я не понимал этого. Я думал, что у тебя хватит сил и характера остаться собой, а не пойти по стопам своего богатого папаши и своей матери, которая, при всей своей милой внешности, ни на минуту не позволяет окружающим забыть о том, что она — аристократка. И я не заметил вовремя, что ты стала похожа на них обоих, что ты обрела и материнский снобизм, и отцовскую жадность. Ведь твой отец не желает смотреть правде в глаза, тому, что его здесь терпят только из-за жены. Нет, — снова повторил Джефф, — я не понимал этого, но теперь понял. Скажи мне только, пока мы не расстались, — тут Джефф сделал драматический жест рукой, — знает ли мистер Ричард Боунфорд про нас с тобой? Про то, что мы... ну, в общем, понимаешь...

Дженис посмотрела на Джеффа, и ее губы сжались в тонкую линию.

— Ты не посмеешь!

— О, еще как посмею! Я же неотесанный мужлан, мне охота похвастаться в баре, как я соблазнил дочку владельца поместья!

Джефф увидел, как ее лицо побледнело, а глаза наполнились туманной влагой. Она действительно боялась, что он может так сделать! Потом выражение ее лица стало медленно изменяться» Она шагнула к Джеффу и взяла его за руку. Он понял, что она пытается смягчить момент, но почувствовал себя еще более озлобленным. Ударив Дженис по запястью, он заставил ее вскрикнуть от боли и, глядя, как она потирает ушибленное место, насмешливо произнес:

— Знаешь что? Плевать я на тебя хотел — вот что я тебе скажу своим неотесанным ртом! А не хочешь снова поваляться со мной в траве, чтобы я держал рот на замке? — И, оттолкнув ее в сторону, Джефф вышел из амбара и пошел прочь. Через несколько шагов он услышал:

— Подожди, Джефф! Подожди!

Остановившись и повернув к ней побледневшее лицо, Джефф крикнул:

— Иди к черту, Дженис! — После чего снова зашагал — спина прямая, голова поднята... Все было кончено.

К дому Джефф подошел уже обычным шагом — напряжение последних минут спало, спина уже не была такой прямой, а голова — так гордо поднятой. «Неотесанный» — надо же такое сказать!

В дом он вошел через заднюю дверь, ведущую в кухню. Кухня оставалась все такой же, какой была во времена фермы, — длинный стол из светлого дерева, камин, плита, темные балки на потолке, дубовый буфет с посудой... А перед буфетом стояла Лиззи и вешала чашки на крючки, приделанные к нижней полке. Она повернулась к Джеффу и сказала:

— Привет!

— Привет, — ответил он. — Как дела?

— О, все хорошо! Я... мне здесь нравится!

— Я рад.

— Хочешь... Сделать тебе что-нибудь? Может, выпьешь чаю? А твоя мать там, в комнате, играет.

— А отец дома?

Лиззи кивнула:

— Да, дома. Мы с ним разговаривали, и он сказал, что я... ну, чтобы я была... как дома! — Лиззи широко улыбнулась.

— Это хорошо, — сказал Джефф, — дома — значит дома!

Джефф знал, что ему надо выйти и хотя бы поздороваться с отцом, но не мог, — он должен был немного прийти в себя. Он кивнул Лиззи и направился к лестнице на второй этаж. Войдя в комнату, он снял пальто, ослабил галстук и на какое-то время замер. «Неотесанный»... Почему-то такое мнение о себе в этот момент заботило его больше, чем сам разрыв с Дженис.

Джефф всегда считал себя достаточно образованным, чтобы не теряться в разговоре. Он прочел много книг, знал много хороших выражений и пословиц и часто весьма уместно вставлял их в свою речь. Старик Пибус, учитель английского языка в школе, увлекался древней историей и сумел привить любовь к ней нескольким школярам, в числе которых был и Джефф. С тех пор эта древняя история, а вернее — цитаты из учебников, часто выручала Джеффа, поднимая его авторитет среди приятелей.

Он открыл дверцу шкафа, где мать хранила его школьные вещи и спортивные призы. На верхней полке стояли его любимые книги: «Остров сокровищ», «Дэвид Копперфильд», «Последний из могикан», «Легенды Древней Греции и Рима». «Неотесанный», — снова хмыкнул Джефф и достал словарь. «Грубый, — прочитал он синонимы,— неуклюжий, неловкий, некультурный».

«Некультурный». Да, это соответствовало его представлению о «неотесанности». Он припомнил еще одно подходящее выражение: «пьяный зануда» — так называли Билла Тайтона, который дневал и ночевал в «Зайце» и полностью соответствовал понятию «некультурный». Джефф знал еще нескольких парней, к которым подходили слова «неуклюжий» и «грубый». Нет, Дженис не это имела в виду, назвав его «неотесанным». «Некультурный». Да, она хотела сказать именно так.

Интересно, а думала ли она о его «некультурности», когда лежала с ним в мягкой высокой траве у амбара? Нет, наверное, не думала. Говорила она, во всяком случае, совсем другое... И целовала она его, видимо, мало заботясь о культурности. А еще она говорила ему, что он лучше всех, — это когда она лежала, свернувшись, как котенок, в его объятиях. И им было очень хорошо вместе. Теперь же он стал «неотесанным»... Вот тебе и вся вечная любовь. Какая же сучка...

Снизу, из гостиной, донесся голос матери:

— Джефф, ты там? Спускайся, отец дома!

Джефф открыл дверь и прокричал:

— Сейчас, мам!

Через пять минут он спустился. Спина его была по-прежнему прямой, а голова поднятой. Отец сидел около камина.

— Закончил свои дела? — спросил Джефф.

— Да, сынок, все. Мне действительно жаль старика Генри — я не представляю, как он мог жить в городе! Я бы просто спятил от такой жизни.

— Да очень просто, Джон! — сказала Берта. — Он ненавидел деревенскую жизнь, вот и все.

— Что ж, может, и так, может быть, ты права, женщина.

Берта повернулась к Джеффу и сказала:

— Он чувствует свою вину, потому что Генри оставил ему деньги.

— Нуда? — удивился Джефф. — И много?

— Это как считать, — ответила Берта. — Всю жизнь он экономил, жил чуть ли не впроголодь, хотя работа у него была приличная. Не могу понять этого! И теперь вот все деньги в банке...

— Все деньги? — Джефф повернулся к отцу.

— Скажи ему, Джон, скажи! — Берта все еще не могла успокоиться.

— Две тысячи семьсот фунтов.

— Что? — Джефф на мгновение забыл все, случившееся какие-то полчаса назад. Он подошел к отцу, сел рядом и, положив руку на его плечо, сказал: — Да, двадцать семь сотен — это кое-что! Теперь ты можешь забросить в реку свой велосипед и купить машину.

— Машину? — Отец искоса посмотрел на Джеффа. — Ты можешь представить меня за рулем машины?

— Да, могу, — серьезно ответил Джефф. — И вот еще что, — он взглянул на мать, — не держите их в банке, пользуйтесь ими, наслаждайтесь жизнью. Съездите, наконец, куда-нибудь!

— Не знаю, не знаю... — Отец покачал головой. — Я все-таки чувствую свою вину перед Генри. Ты знаешь, мы не очень ладили последние годы, но он же меня вырастил! И если бы не он и эта его мания гулять по полям в молодости, я бы не встретил вот эту малышку. — Он ласково похлопал Берту по руке.

— Меня он не любил, — сказала Берта. — Впрочем, он вообще терпеть не мог женщин, особенно когда они начинали наводить свои порядки в его доме. А теперь еще эти деньги... — Берта вздохнула. — Ничего себе выходные выдались!

— Да, — согласился отец, — мне тут Фил Коннор на дороге повстречался, так он говорит, будто вчера в коттедже тоже кое-что выдалось! Кто-то хотел залезть в дом, а мистер Киддерли сцепился с ним и прогнал, и сейчас, бедняга, в больнице лежит со сломанной челюстью. Чудные дела творятся тут в округе. Интересно, что этот парень думал найти в коттедже?

Джефф посмотрел на мать:

— Ты что, ничего ему не рассказала?

— Об этом еще нет.

— О чем «об этом»? — спросил отец. — Что вы тут скрываете? Ну-ка, давайте выкладывайте!

Берта, поджав губы и показывая пальцем на Джеффа, проговорила:

— Вот этот солдатик хотел залезть в коттедж. А мистер Киддерли сцепился не с ним, а с девчонкой, та подняла крик, ну и все такое...

Джон тихо присвистнул, глядя на сына, секунду помолчал, и спросил:

— Он узнал тебя?

— Нет.

— Он мог запомнить твою форму!

— Нет, я был в твоем старом плаще и в шляпе.

— Ты представляешь... — Берта не смогла сдержать смех. — Он пошел ловить Теда Хонисетта!

— Ну да? И как же ты хотел его поймать?

— Не знаю. Мне просто надоело сидеть дома. Наверное, соскучился по всяким маневрам, ночным засадам, армия, сам понимаешь. Я хотел узнать, смогу ли я выследить его. Ты же сам говорил, что Тед хитер, как десять куниц.

— Ну и как, выследил? — Отец улыбнулся.

— Нет, — покачал головой Джефф, — скорее, он выследил меня. Он, наверное, наблюдал за мной все время, потому что это он пошел звонить и вызывать доктора. Я бы оставил этого Киддерли как он есть — не сдох бы, ну а Тед же у нас добрый самаритянин...

— Тед молодец! Конечно, он плут и браконьер, и рыбы погубил массу, но душа у него есть! Готов поспорить, он догадался, что это был не я в моем плаще и шляпе. Значит, он стоял в засаде и смотрел на тебя. Ну и ну! Вот и оставляй вас тут, на день нельзя никуда отъехать. А ведь точно говорят: «Нет худа без добра» — мне эта девчонка, Лиззи, понравилась! Она здесь ко двору пришлась, ей-богу! Вот только не знаю, как она выдержит второго сержанта — в юбке, я имею в вицу...

— Ах ты! — Берта схватила палку и замахнулась на мужа, прыская со смеху. — Я никогда в жизни никем не командовала! Учила — да, воспитывала, но командовать? Так что не знаю, в кого твой сын пошел. — Затем она повернулась к Джеффу и сказала: — Это, наверное, смешно, но я абсолютно не представляю, как ты можешь командовать людьми — взрослыми, между прочим. Приказывать, кричать, требовать и все такое. Ведь там тоже попадаются крепкие парни, а?

— Подожди, вот стану главным сержантом. То-то будет весело! Пойду посмотрю, кстати, нет ли чего на кухне, — рассмеялся Джефф, — сиди, мам! Я сам уже большой, сам найду.

Выйдя из комнаты, Джефф на секунду остановился и сказал себе: «Да, главный сержант — это здорово. Ну а потом что? Офицерские звезды? Что ж, может, и так сложится. Ну, я ей тогда покажу! Неотесанный!»

Он прошел в кухню, с размаху открыл дверь... и чуть не сбил Лиззи с ног. Он успел вытянуть вперед руки и подхватить ее в последний момент. Посмотрев в ее испуганные глаза, Джефф сказал:

— Слушай, уже второй раз за последние два дня мне приходится спасать тебя. Это становится привычкой, тебе не кажется?

Лиззи встала, поправила волосы и, глядя на Джеффа, согласилась:

— Да, похоже на то, — потом улыбнулась и вышла из кухни.

 

1

— Я не желаю видеть в своем доме эту ораву! Можешь пойти и сказать им.

Алисия Брэдфорд-Браун посмотрела в зеркало и заявила отражению мужа своим обычным, слегка раздраженным голосом:

— Вот сам пойди и скажи, я никуда не пойду.

— Пойдешь, черт тебя побери!

— Не груби, Эрнест! — Алисия повернулась и, размахивая в такт словам расческой, произнесла: — Я уже предупреждала тебя! Можешь беситься, сколько угодно, молоть всякую чушь, но не смей грубить мне. Я этого терпеть не буду!

— Послушай, ты! — Эрнест сделал два быстрых шага ей навстречу и, взмахнув рукой, выбил расческу из ее пальцев. — Это мой дом, не забывай! Это мой дом, поняла? Это мой дом, и, черт меня побери, я буду повторять это сколько хочу и где хочу!

Лицо Алисии осталось невозмутимым.

— Что ж, делай как хочешь, но и я сделаю то, о чем предупреждала тебя не раз: я брошу тебя. А ты прекрасно знаешь: стоит мне уйти, как перед тобой захлопнутся почти все двери в нашем округе. Любое общество отвергнет тебя. И знаешь почему? Ты перед всеми кичился своим богатством, но почему-то скрывал, откуда оно у тебя появилось и откуда появился ты сам! Если бы ты не делал тайны из своего происхождения, к тебе, может, относились бы иначе. Но ты меня не послушал тогда. А сейчас все уже разглядели, что за солидной внешностью у тебя скрывается душа маленького человека...

— Закрой рот, мне это надоело!

— А мне еще больше!

— Замолчи, я сказал. И не поворачивайся спиной, когда я говорю с тобой!

Она резко развернулась:

— Ах, ты хочешь, чтобы я смотрела на тебя? Тогда мне действительно можно помолчать, на моем лице ты и так прочтешь все, что нужно.

Лицо Эрнеста пошло красными пятнами, а по вискам покатились крупные капли пота. Когда-то давно, когда Алисия впервые увидела, как злость искажает лицо этого человека, ей стало жаль его, и она даже начала укорять себя за то, что могла быть причиной этой злости. Но теперь жалость давно прошла. Она вышла замуж за этого человека, чтобы спасти отца и сохранить дом. Отец прожил недолго, а дом, как оказалось, не стоил тех душевных мук, что ей пришлось вынести. Единственной радостью за все годы семейной жизни были дети. Но сейчас их не было рядом.

Алисия очень скучала, особенно по Эндрю. Она даже не знала, жив он или нет, воюет или находится в немецком плену. Ричард был ранен и лежал сейчас в госпитале в Дувре, а Дженис поехала к нему. Дженис, наверное, было легче — она хотя бы знала, что Ричард жив, а вот Эндрю...

Справившись с нахлынувшими вдруг слезами, Алисия снова повернулась к мужу и сказала громким, слегка дрожащим голосом:

— Ты устроил сцену из-за того, что в доме могут появиться чужие дети. А ты не подумал о том, где твой собственный сын и что с ним могло случиться?

— С чего ты решила, что я не думаю о своем сыне? Ты всегда знаешь, что люди думают, да? А ты сама подумала, что будет, когда он вернется? И если завтра привезут Ричарда? Ему нужен покой и уход, а не какие-то дети, которые орут и носятся по всему дому. Или ты не помнишь тех троих, что были здесь в прошлом году? Мне лично их хватило вот как! — Эрнест поднял ладонь над головой.

— Это не такие уж дети, — сказала Алисия, — им уже по четырнадцать лет. Два мальчика и две девочки. Они могли бы и по хозяйству помогать. Ты думаешь, легко держать дом в порядке? А у меня, кроме повара, осталась только Флори Райс, да Нэнси Бассет приходит, когда трезвая.

«Странно, — подумал Эрнест, слушая жену. — Иногда она рассуждает, как хозяйка на кухне». Но это еще можно понять. А вот ее высокомерие и спокойствие доводили его до белого каления. Он никак не мог понять, почему он должен жить с этой женщиной, которая высмеивала любую его мысль, издевалась над каждым словом и ненавидела каждую клетку его существа. Конечно, он не идеал, но меняться он не собирается, поздно уже, да и зачем? Он сам проложил себе путь в общество тугих крахмальных воротничков. Он мечтал об этом, а что в результате? Все оказалось совсем не так, как он думал. Но пути назад уже не было. Оторвавшись от своих корней, он так и не смог пустить их в новом месте — эта земля лишь терпела его присутствие на ней.

Одно только утешало Эрнеста — дочь. В ней он видел родственную душу. Выйдя замуж за Ричарда Боунфорда, она закрепила свое положение в том обществе, в котором он так и не стал своим.

Одно время Эрнест очень переживал из-за того, что Дженис, вернувшись после окончания школы, вроде бы снова начала встречаться с этим парнем, сыном Фултонов, которого он отвадил от нее годом раньше. Одна только мысль, что эта деревенщина может приблизиться к его дочери, заставляла Эрнеста хвататься за ружье. Правда, все это благополучно закончилось в тот день, когда Дженис объявила, что мистер Боунфорд сделал ей предложение. Боунфорды были тем семейством, с которым считались. И хотя они происходили с севера, имели не слишком обширные владения, и богатыми их никак нельзя было назвать, у них было имя, а это главное.

Все складывалось как нельзя лучше. Дженис играла роль леди не хуже, чем мать, но началась эта ужасная война, и Ричард оказался в госпитале в Дувре, причем, как подозревал Эрнест, ранен он был довольно серьезно. Что, если он умрет, не оставив наследника? Упрямство Дженис в этом вопросе Эрнест считал большой ошибкой.

Медленно повернувшись, он направился к двери, но его догнал голос жены:

— Так ты скажешь им, да?

Он замер на секунду, но не обернулся и захлопнул за собой дверь.

«Молчание — тоже ответ», — подумала Алисия. Ей нужно было решать эту проблему, и довольно быстро. По правде говоря, ей тоже не хотелось, чтобы по дому ходили эти несчастные, эвакуированные из больших городов дети. С другой стороны, если они не примут детей, им могут подселить целое семейство или даже военных. А Клара Джонсон из комитета по размещению эвакуированных однажды сказала Алисии, что полдюжины солдат в сто раз хуже, чем дюжина детей.

«Стоп, — сказала себе Алисия, — а ведь это идея!» Она не будет возражать против размещения одного-двух офицеров. Да и Дженис не станет скучать, если в доме появятся приличные молодые люди. Хотя когда ей скучать с этой волонтерской деятельностью? Вот без Ричарда ей действительно скучно. Иногда Алисия удивлялась, почему Дженис не хочет остаться на денек-другой с его родителями. Они хоть и немного странные и старомодные, но очень милые люди. Но Дженис не могла сидеть без дела — у нее было слишком много энергии, как у... На этом месте Алисия постаралась оборвать ход своих рассуждений, так как даже самой себе не хотела признаться, что ее дочь похожа на отца.

Когда раздался стук в дверь, Алисия наконец вернулась к реальности и громко сказала: «Войдите!» На пороге появилась Флори Райс и сообщила, что леди из комитета по размещению эвакуированных хочет успеть на автобус через пятнадцать минут, потому что следующий будет только через полтора часа.

— Хорошо, Флори, скажи, что я уже спускаюсь.

Один глаз Флори был полуприкрыт веком, поэтому она не могла найти работу в военных организациях и служила кем-то вроде горничной. Сейчас ее больной глаз усиленно двигался, как будто хотел выскочить и сказать нечто важное.

— Должна сообщить вам, мадам, что вместе с этой леди пришла другая, такого вида, знаете ли... из простых. Это она так громко разговаривала там внизу. И она довольно пожилая. Я думала, что вас стоит предупредить.

— О, спасибо, Флори!

— Мадам! — Флори слегка наклонилась и вышла.

Алисия вздохнула и, собравшись с силами, стала спускаться вслед за ней. Пройдя через холл, она подошла к двери маленькой библиотеки, где ее ожидали две дамы.

Голос она услышала еще из-за двери. Принадлежал он, очевидно, той, что «из простых», и, войдя в библиотеку, Алисия поняла, что не ошиблась. Женщина была невысокого роста, полная и какая-то неопрятная. На ней было синее пальто и серая соломенная шляпа, а лицо под шляпой сплошь покрыто мелкими морщинами, среди которых сверкали выразительные черные глаза.

— Добрый день, миссис Брэдфорд-Браун. — В голосе мисс Таггарт из комитета явно слышались нервные нотки.

— Здравствуйте, мисс Таггарт. Чем могу помочь вам?

— Я... — Мисс Таггарт взглянула на пожилую женщину. — Это... по поводу детей, я звонила вам... Вы помните?

— Да, конечно, помню!

— Вот, двоих мальчиков я устроила, но... еще девочки остались... им... в общем, одной четырнадцать, а другой...

Когда она запнулась, «старушенция», как успела назвать ее Алисия, вмешалась, глядя на нее своими немигающими глазами:

— Она хочет вам сказать, мадам, что у нее есть две юных распутницы, помешанные на мужиках, что за ними нужен присмотр и что она думает поселить меня здесь, у вас, чтобы я за ними смотрела. Но я сказала: нет. И вам то же повторю. У меня есть на то свои причины, и я не хочу оставаться тут. И я уже сказала мисс Таггарт, что она зря потратилась на автобус. Я вернусь в город. Я не боюсь бомбежки — лучше бомбы, чем некоторые люди.

— Миссис Прайс, пожалуйста!

— Пожалуйста что?

— Успокойтесь!

— Нечего меня успокаивать, если я хочу говорить! И вообще, дорогу назад я смогу найти сама!

— Успокойтесь, прошу вас! — Мисс Таггарт повернулась к Алисии: — О, простите! Но если бы вы смогли взять девочек...

— Минутку! — Алисия протянула руку к обеим сразу, успокаивая их. — Если, как сказала... э?..

— Меня зовут Мэг. Миссис Мэг Прайс.

— Да, конечно... Так вот, как сказала миссис Прайс, за этими девочками нужен присмотр. Но я боюсь, что у меня в доме нет никого, кто бы мог присматривать за ними. И потом, мне сообщили, что... вернее, я поняла из разговоров в министерстве, что мне придется разместить военный персонал.

Лгать убедительно Алисии не составляло труда — за многие годы она достигла в этом деле больших высот.

— О! Я понимаю. В таком случае мне придется поискать другое место. — Мисс Таггарт посмотрела в окно и добавила сочувственно: — Как жаль, что такой прекрасный цветник пришлось превратить в овощные грядки. Вас это очень расстроило, не правда ли?

— Ну что вы, вовсе нет! Видите ли, цветы нельзя есть, а сейчас все мы должны помогать нашей армии.

— О да, конечно, я понимаю, — пробормотала мисс Таггарт, — нам пора. Автобус, знаете ли...

— Конечно, мисс Таггарт! Всего доброго!

Минуту спустя Алисия стояла у окна в гостиной, наблюдая, как обе визитерши торопливо шагают по направлению к шоссе. Алисия мысленно поздравила себя с тем, как успешно она выкрутилась из ситуации с этими девочками. Ах, если б не эта безобразная сцена, которую Эрнест устроил в спальне!.. Как ни тяжело это было признавать, такие случаи всегда расстраивали Алисию. Оторвав взгляд от окна, она посмотрела на часы над камином. Без пятнадцати три. Она мысленно улыбнулась — посетительницы, несомненно, опоздали на автобус.

Мисс Таггарт стояла, прислонившись к воротам, а ее спутница сидела на траве спиной к дороге, спустив ноги в придорожный кювет. Последние пять минут женщины провели в молчании. Обеих мучила усталость и жажда, и обе, правда, по разным причинам, были не на шутку рассержены. Мисс Таггарт злилась на миссис Брэдфорд-Браун, которая заставила их ждать почти двадцать минут. Она полностью разделяла мнение миссис Прайс об этих «деревенских господах», — они ни с кем не хотят считаться.

А миссис Прайс сердилась на то, что позволила убедить себя тащиться в такую даль. Не то чтобы она не любила сельскую местность, нет, скорее она терпеть не могла сельских жителей. Ну, может быть, и не всех, но так уж получалось, что милые и добрые попадались среди них крайне редко. А это последнее место, где мисс Таггарт хотела сбагрить ее с рук, оказалось даже хуже, чем дом приходского священника. Сам священник, отец Дринкуотер, был довольно симпатичным, а вот его жена... Уж очень она напоминала ту мадам, из-за которой они только что опоздали на автобус. Хорошо, что хоть она согласилась взять двоих армейских. Теперь пусть крепче запирает ящики со столовым серебром. Оглянувшись на дорогу, миссис Прайс вздохнула — за последние полчаса ни одной живой души, словно все повымерли.

Минут через пять мисс Таггарт отстранилась от ворот и сказала:

— Смотрите, вон кто-то идет.

Действительно, навстречу им шла девушка лет семнадцати-восемнадцати и пожилая, но крепкая женщина, опиравшаяся на палку. Поравнявшись с Мэг, женщины остановились, и пожилая, внимательно посмотрев на них, спросила:

— И давно ждете?

— О, уже... — мисс Таггарт посмотрела на часы, — двадцать минут!

— Плохо! Следующий автобус будет только через час. Не хотите ли пока выпить по чашке чая?

Мисс Таггарт и миссис Прайс переглянулись и почти в один голос ответили:

— О, конечно! С большим удовольствием!

— Что ж, — сказала Берта. — Тогда приглашаю вас к себе. Мой дом в пяти минутах отсюда.

Девушка помогла пожилой женщине подняться. Та улыбнулась в ответ:

— Жарко сегодня, не правда ли?

Лиззи кивнула.

— Да, жарковато. Но мне нравится, когда тепло. А вам, похоже, не очень?

— Да, вы правы, милая, мне не помешал бы прохладный ветерок.

Через десять минут все четверо сидели за кухонным столом, наслаждаясь ароматным чаем. Забыв о правилах хорошего тона, а может быть, и вовсе незнакомая с ними, пожилая гостья уплетала уже четвертую булочку.

— Боже! Я, — сказала она, обращаясь к Берте, — уже целую вечность не ела таких вкусных булок! Это вы их пекли?

— Нет, Лиззи. Она хорошо готовит, впрочем, и все остальное у нее тоже неплохо получается, — Берта гордо улыбнулась, словно говорила о своей дочери.

Ответная улыбка Лиззи была не менее искренней. Немного помолчав, Берта спросила:

— Вы не собираетесь возвращаться в Шилдс?

— Да, наверное, придется, — вздохнула миссис Прайс. — Я уже начинаю беспокоиться, не захватили ли мою комнату, я заперла там кое-какие пожитки, но вы же знаете, как это бывает. Ковырнут булавкой — и готово! Не удивлюсь, если приеду на пустое место. Правда, миссис Ридли, моя соседка напротив, обещала присматривать, но она целый день на работе, так что...

Берта взглянула в окно и увидела Джона, который направлялся к сараю, где хранились инструменты. Похоже, он собирался взять мотыгу, чтобы начать очередной поход против сорняков. Он делал это время от времени с переменным успехом.

Берта поднялась и взяла в руки палку.

— Извините, я выйду на минуту.

Когда дверь за ней закрылась, Мэг внимательно посмотрела на Лиззи.

— Сколько тебе лет, милая?

— Семнадцать.

— Ты выглядишь старше, по крайней мере, на год.

— О, если б начальники тоже так думали! Я бы уже давно записалась на курсы ПАР.

— А чем ты здесь занимаешься?

— Ну, дел у меня хватает. Хожу в школу по подготовке машинисток в Дурхеме, в прошлом году поступила. Еще занимаюсь музыкой, — матушка у меня отлично играет, а учитель она просто замечательный.

— Миссис Фултон сказала, что ты ее... как это... компаньонка. Значит, она тебе не мать?

— Нет, но она даже лучше, чем мать... я была бы... ну, короче, мне здорово повезло с ней!

— Да и ей с тобой, кажется, тоже! Хотя она и не родила тебя, но воспитала так, как надо.

Лиззи смущенно улыбнулась.

— Может быть, хотите еще чаю?

В это время дверь распахнулась, и в кухню вошли Джон и Берта.

— Мисс Таггарт, миссис Прайс, познакомьтесь, это мой муж— Джон Фултон!

— Здравствуйте, рад вас видеть, — Джон по очереди протянул руку обеим женщинам.

— У вас прекрасный дом, мистер Фултон, — вежливо улыбнулась Мэг, — он такой... такой уютный! Я очень люблю такие дома.

— Приятно слышать, миссис Прайс! Надеюсь, вам здесь понравится, — сказал Джон и в ответ на удивленный взгляд Мэг продолжил: — Дело в том, что Берта, — он кивнул в сторону жены, — хотела предложить вам пожить у нас, если вас это, конечно, устраивает!

Рот Мэг приоткрылся, — обнажив при этом отсутствие у его владелицы одного зуба сверху и двух снизу, — потом закрылся и, повернувшись к Берте, она тихо спросила:

— Я... Я правильно поняла?

— Конечно! — Голос Берты был серьезен, но глаза смеялись. — Мой муж почти всегда говорит правильно!

Мэг перевела взор на мисс Таггарт.

— А вы что думаете об этом?

— Я думаю, что это на редкость удачное предложение, миссис Прайс. Это просто как знак судьбы для вас!

Конечно, мисс Таггарт не стоило так говорить, особенно этой острой на язык миссис Прайс. Как минимум, два человека в комнате поняли это, ожидая ее язвительного ответа. Но, к их удивлению, Мэг лишь тихо сказала:

— Наверное, вы правы, милочка, — и, переведя взгляд на Джона и Берту, добавила: — Обещаю, что со мной у вас не будет трудностей. Силы у меня еще есть, к тому же я многое умею делать, вот увидите!

Джон смущенно кашлянул.

— У вас много вещей, миссис Прайс?

— Да, то есть нет... не очень! Все мои вещи в школе, в Дурхеме.

— Думаю, мы сможем забрать их. Полагаю, у меня хватит бензина на дорогу. А вам, мисс Таггарт, не придется трястись в автобусе, вы согласны?

— О, большое спасибо, мистер Фултон! Я... — мисс Таггарт запнулась, чувства благодарности буквально переполняли ее. Прощаясь с Бертой, она шепнула: — Надеюсь, все будет хорошо. Обязательно дайте мне знать, если возникнут какие-нибудь трудности, ну, и вообще...

— Конечно, мисс Таггарт. Я уверена, что все будет в порядке и нам не придется жалеть о своем решении.

Мисс Таггарт хотела сказать что-то еще, но передумала. Сейчас главным для нее было то, что одной заботой стало меньше. Берта, похоже, догадалась, что у нее на уме, потому что, отведя мисс Таггарт в сторону, снова заговорила:

— Видите ли, Джон целыми днями на работе, Лиззи — в школе, а я из-за своей ноги почти все время сижу дома, так что у меня слишком много времени для всяких мыслей. И от сына нет вестей Польше месяца... Поэтому, понимаете, с таким человеком, как миссис Прайс, я смогу хоть немного отвлечься. К тому же она сама сказала, что не боится домашней работы, так что и Лиззи будет полегче, — ведь ей приходится вечерами делать почти всю работу по дому.

Мисс Таггарт лишь кивнула в ответ, но Берта поняла, что она могла бы ответить: «Я знаю, миссис Фултон, что вы чувствуете, но поверьте, вы не единственная, кто сейчас беспокоится, многие матери переживают то же самое».

Берта никогда не могла понять, как можно тать, что чувствуют другие. Догадываться — да, но знать?.. Ведь все по-разному проявляют чувства: одни молча переживают боль в душе, другие рыдают и требуют сочувствия, лишь прищемив мизинец. Глубину чужой боли, нравственной или физической, измерить нельзя, — боль можно почувствовать только тогда, когда она становится своей... Дай Бог мисс Таггарт понять это.

 

2

Уже сгущались сумерки, когда Лиззи возвращалась домой из Дурхема. Она слезла со своего велосипеда на середине подъема на Брук-хилл, чтобы зря не тратить силы. Поднявшись на вершину холма, Лиззи уже собралась сесть обратно в седло и скатиться вниз по просеке, разделявшей поместье Брэдфорд-Браунов и ферму «Девятый участок». Но в нескольких ярдах перед собой внезапно увидела мужскую фигуру, выходящую из-под тенистых ветвей, нависавших над самой просекой. Лиззи вздрогнула, почему-то подумав, что это Эндрю, но вскоре, разглядев того, кто перешагнул через канаву и остановился на середине дороги, перевела дух. Однако какое-то смутное чувство снова заставило ее сердце дрогнуть — она узнала капитана Боунфорда, его лицо со шрамом невозможно было перепутать ни с чьим другим.

Толкая перед собой велосипед, Лиззи приблизилась к мужчине.

— Здравствуйте, капитан! Вы, значит, вернулись?

— Привет, Лиззи! Да, боевой конь вернулся в старую конюшню, — голос капитана был нарочито веселым, как обычно.

— И давно вы дома?

— Уже три недели. Дали отпуск за хорошее поведение! А ты как поживаешь?

— Прекрасно. Вот только надоело каждый день возиться с этими продуктовыми карточками!

— Жаль, что тебя не берут на службу. Но тогда тебе пришлось бы выбирать, кому ты больше нужна — армии, авиации, флоту — или миссис Фултон.

— Да, пришлось бы, — улыбнулась Лиззи и смело взглянула ему прямо в лицо.

Это было частью его игры в «бравого парня» — капитан всегда смотрел в лицо собеседнику так, чтобы тот мог видеть обе половины его лица — левую, с выразительным карим глазом, пушистыми ресницами и гладкой кожей, и правую, обезображенную длинным шрамом, шедшим от подбородка до самого виска, оттягивавшим вниз угол правого глаза и превратившим половину рта в узкую бесформенную щель.

Даже в сумерках Лиззи заметила некоторые изменения к лучшему, произошедшие за то время, пока она не видела капитана Боунфорда: уголок рта уже не висел так беспомощно, а губы начали постепенно обретать былую форму. Однако на левой руке капитана все еще была надета черная перчатка. Три месяца назад он, в своей обычной шутливой манере, сказал, что ему собираются «пришить новую лапу», однако пока все оставалось по-прежнему. Бедный парень!

Первый раз Лиззи встретила капитана в начале сорок первого. В тот вечер, когда Лиззи неожиданно столкнулась с ним на дороге, Ричард попытался отвернуться.

Заметив страшные увечья, Лиззи хотела убежать, но заставила себя остановиться и даже попыталась улыбнуться, сказав:

— Я, кажется, опять нарушила ваши владения. Меня зовут Лиззи Гиллеспи, вы меня, наверное, знаете. Я... живу у Фултонов.

— О да, конечно, я слышал о тебе, Лиззи. Извини, если... напугал тебя, — немного смущенно произнес Ричард, и Лиззи сразу понравился его на редкость приятный голос.

— Нет, что вы! — воскликнула она и, помолчав минуту, тихо добавила: — Я рада, что вы... что вы вернулись, сэр!

Вернувшись в тот вечер домой, Лиззи долго плакала. Берта как могла успокаивала ее.

— Не надо так переживать, девочка! Ему еще повезло, ведь он остался жив.

Но Лиззи была другого мнения:

— Ма, мне кажется, что он сам жалеет об этом... Нет, я уверена, он жалеет, что его не убили!

Однако сейчас, год спустя, у Лиззи уже не было той уверенности.

— Можно мне прогуляться с тобой, Лиззи? — спросил Ричард.

— Конечно! В компании веселее. Я не очень люблю эту дорогу через лес.

— Неужели солдаты беспокоят?

— Нет, — Лиззи рассмеялась, — местные парни. И чем старше они становятся, тем противнее с ними общаться.

— А у тебя есть... приятель?

— Нет.

— Я бы сказал, что кое-кто много потерял.

Лиззи снова рассмеялась:

— Нет, я так не думаю.

— Ну и зря. — В его голосе послышались серьезные нотки. — Сколько тебе лет, Лиззи?

— Почти девятнадцать.

— Прекрасный возраст. Да, кстати, я как-то раз видел Эндрю, он приходил ко мне в госпиталь. Спрашивал о тебе!

— Правда?

— Да, это было не так давно. Эндрю сказал, что собирается в отпуск.

— Наверное, это замечательная новость, — сказала Лиззи без всякого энтузиазма.

Ричард положил руку на руль велосипеда, и Лиззи была вынуждена остановиться. Они уже вышли на открытое пространство, и в угасавшем свете дня Лиззи увидела, как блеснул здоровый глаз Ричарда, когда он спросил:

— А ты будешь рада его приезду?

— Не знаю, капитан! — Лиззи покачала головой. — Ну что из этого может получиться?

— Все, что захочешь, Лиззи. Эта война, кроме бед, что натворила, уничтожила множество запретов и предрассудков, и сломает еще столько же, прежде чем закончится. Жизнь сильно изменилась, Лиззи.

— Но не в том, что касается мистера Брэдфорд-Брауна.

— Власть мистера Брэдфорд-Брауна сходит на нет, Лиззи! Жаль, что этого не произошло раньше, по скоро все будет по-другому! — голос Ричарда снова стал ровным, когда он спросил: — Ну, а как поживает наш главный сержант?

— Судя по последнему письму — хорошо. Только он уже второй лейтенант. Недавно прошел комиссию.

— Второй лейтенант? Ну и ну! Молодец, растет парень. Вот что значит — война... Он ведь тоже должен был приехать в отпуск, не так ли?

— Да, но почему-то задерживается, и миссис Фултон уже волнуется. Впрочем, она все время будет переживать, пока он не вернется домой совсем...

Лиззи подумала, что не стоит слишком много говорить о возвращении Джеффа с Ричардом. Судя по тону, Ричард кое-что знал про Джеффа и свою жену, поэтому Лиззи не собиралась сыпать еще соли на раны бедного парня. Лиззи слышала от Мэг, а та, в свою очередь, — от Флори Райс, что миссис Боунфорд, будучи еще просто Дженис, «хорошо проводила время» с Джеффом, а потом, уже став миссис Боунфорд, так же неплохо — еще кое с кем, пока муж лежал в госпитале.

Со свойственной ей прямотой Мэг тогда сказала:

— Ей бы только хвостом вертеть, этой, с позволения сказать, мадам. Слава Богу, что я не поселилась у них, иначе я дала бы волю своему языку!

Ричард как будто прочитал ее мысли, потому что неожиданно спросил:

— Эта беженка, как бишь ее... Все еще живет с вами?

— Мэг? — Лиззи улыбнулась. — Да, она чудесная тетка, хотя и с характером. Да и язык у нее подвешен как надо. Такие шуточки выдает, скажу я вам!.. И ума ей не занимать... А с первого взгляда и не скажешь. Миссис Фултон очень нравится с ней разговаривать и все такое... Меня ведь целыми днями нет дома.

— Ну, к дому-то я тебя как раз и привел, — улыбнулся Ричард. — Если б не моя болтовня, ты бы уже минут десять как пила чай со своими...

— Что вы, — Лиззи смело взглянула ему в лицо. — Я была очень рада повидаться с вами. Может, как-нибудь еще поболтаем!

— Спасибо, Лиззи, — мягко сказал Ричард, и его здоровый глаз несколько раз быстро моргнул, — я запомню это. До свидания!

— Спокойной ночи, капитан!

Поставив велосипед в сарай, Лиззи подошла к дому и открыла дверь. Берта и Мэг, как обычно, сидели за столом. Горел камин, посвистывал чайник. Лиззи любила эту уютную атмосферу и при слове «дом» обычно представляла себе не гостиную или спальню, а вот такую светлую теплую кухню. Обычно она снимала верхнюю одежду, клала ее на деревянную скамью, стоящую у камина, потом, слушая болтовню Берты и Мэг, мыла руки, а после, садясь за стол, рассказывала о том, как провела день и что было интересного. Однако сегодня она лишь мельком взглянула на сидевших рядышком женщин и тихо произнесла:

— Я сейчас... Только поднимусь к себе... Я недолго.

Берта удивленно посмотрела на Мэг. Поднявшись, она доковыляла до двери, что вела на лестницу, и, глядя, как Лиззи поднимается наверх, сказала:

— Сходи наверх, посмотри, что с ней такое. Она явно не в себе...

Мэг поднялась по ступенькам, постучала в дверь и, не получив ответа, толкнула ее. Лиззи стояла у окна и опускала светомаскировочные шторы.

— Что случилось? — спросила Мэг.

— О, ничего, Мэг, все в порядке. Будь добра, зажги свет!

Мэг нажала кнопку выключателя и подошла к Лиззи.

— Что-то ты выглядишь расстроенной, милочка!

Лиззи прислонилась к шкафу и, стараясь не

встретиться с Мэг взглядом, ответила:

— Нет, Мэг, все в порядке, ничего не случилось,— и тут же, замотав головой, словно стараясь отделаться от какой-то навязчивой мысли, почти простонала: — нет, случилось! Я сейчас разговаривала с капитаном Боунфордом. У меня просто сердце разрывалось от жалости! Он выглядит таким потерянным. Опять он ходит по лесу один. Он почти и не бывает дома, все время бродит по округе!

— Послушай меня, девочка, — Мэг обняла Лиззи за плечи, — нам всем жалко Ричарда, но нельзя же так! Таких, как он, тысячи. А многим повезло еще меньше. У него хоть половина лица цела, да и врачи обещают поправить другую половину, и они сделают это, я уверена!

— Мэг, не в этом дело! Я чувствую, что у него что-то на уме!

— Что ты имеешь в виду?

— О, я даже не знаю, просто чувствую, и все. — Лиззи решила, что не стоит посвящать Мэг в свои сомнения относительно Джеффа и миссис Боунфорд, ведь та, без всякого злого умысла, может однажды проговориться Берте, забыв о том, что та — мать Джеффа.

Мэг заметила ее нерешительность и задумчиво сказала:

— Сдается мне, девочка, что ты знаешь больше, чем хочешь сказать. Но я думаю, что тебе не стоит так сильно переживать из-за этого капитана. Он уже взрослый и сам решит, что ему делать. В конце концов, может поехать к своим родным и побыть там, но он, конечно же, хочет быть рядом со своей женой! Гм... Женой... Ладно, милочка, пойдем-ка вниз, а то Берта беспокоится, да и хозяин должен вернуться с минуты на минуту. А если он увидит, что на тебя напала хандра, то приведет доктора, не успеешь и глазом моргнуть!

— Хорошо, Мэг, я сейчас спущусь, — сказала Лиззи и вдруг, поддавшись какому-то порыву, поцеловала старую женщину в щеку.

Мэг еще крепче обняла Лиззи.

— По гроб жизни буду благодарна мисс Таггарт за то, что она меня привела сюда, — пробормотала она. — Никогда в жизни я не была так счастлива. Ты даже не знаешь, Лиззи!.. — и, выпустив девушку из объятий, Мэг поспешно покинула комнату.

«Нет, Мэг, — мысленно ответила ей Лиззи, — я знаю, что значит быть несчастной. Лишь оказавшись среди этих людей, я так же, как и ты, обрела покой и счастье. Адом, в котором я родилась и выросла, который стоит всего в полутора милях отсюда, был и остается для меня чужим».

В тот первый год, когда Лиззи появилась у Фултонов, ее мачеха постоянно присылала к ним старшего из сыновей с одним и тем же надоедливым требованием, — она хотела получить долю из заработка Лиззи. Эти попытки Джон смог пресечь, лишь когда сам отправился к Минни Гиллеспи и пригрозил ей полицией, пообещав открыть причины, по которым он взял Лиззи к себе в дом.

С тех пор Лиззи несколько раз сталкивалась с мачехой лицом к лицу в разных местах, но они не сказали друг другу и слова. Когда же Лиззи подросла и из симпатичной девчонки превратилась в красивую девушку, редкие взгляды, которые бросала на нее мачеха, стали не просто едкими, а злобно-ревнивыми.

Свою старшую сестру Мидж за эти годы Лиззи гоже видела не часто. Вскоре после побега из дома Мидж вышла замуж, но муж бросил ее, как в свое время бросил отец. Сейчас она жила с другим мужчиной, родила от него еще двоих детей, но относилась ко всем трем на удивление хорошо. Пару раз Лиззи ездила к сестре в гости, та от души была рада видеть ее, но в глубине души обе удивлялись тому, как мало между ними общего. Создавалось впечатление, что весь свой запас энергии Мидж потратила на то, чтобы сбежать из дома и начать новую жизнь. И, похоже, теперь, став обычной домохозяйкой, она была очень довольна этой новой жизнью.

Расчесывая волосы, Лиззи вдруг вспомнила, как капитан спросил, есть ли у нее приятель, и как она ответила «нет»! Действительно, у нее не было парня. По крайней мере такого, о котором бы все знали...

Когда Лиззи спустилась на кухню, Джон уже сидел за столом. Берта мельком взглянула на нее и снова повернулась к Джону, продолжила разговор.

— Он не может заставить тебя отвечать за все!

— Но он это делает и говорит, что за это платит мне деньги. По его словам, с начала сезона охоты на куропаток мы недосчитались сотни птиц! Это уж слишком, знаете ли... Штук тридцать — еще куда ни шло, хотя тридцать тоже немало. И фазаны начали пропадать, хотя на них сезон еще не открыт.

— А ты говорил ему, что не можешь разорваться пополам? Два раза в неделю ты дежуришь в ополчении, почему он не наймет кого-нибудь патрулировать лес на эти два дня?

Джон вздохнул:

— Невозможно уследить за всем от заката до рассвета. Когда здесь был один Тед Хонисетт да изредка забредал кто-нибудь из чужаков, это было похоже на игру. А теперь... Только теперь начинаешь понимать, как хорошо и просто было жить раньше!

— Ладно, давайте выпьем чаю, и за дело, — Берта повернулась к Лиззи. — Надеюсь, ты не забыла, что у тебя еще вечерняя репетиция? Ты же не собираешься выходить завтра на сцену, не сделав упражнений!

— Кстати, насчет завтра! — Лицо Джона вдруг стало озабоченным. — Надо раздобыть бензина. Туда-то мы доедем, а вот обратно...

Чай допивали молча. Наконец Берта спросила:

— Ну и что нового слышно в округе?

Джон долго сидел, опустив голову, потом сказал:

— Джордж Тайтон, сын Билли, пропал без вести. Его корабль потопили. Так что сегодня старина Билл вряд ли зайдет к «Зайцу». Жаль беднягу. Правда, у него еще двое есть...

В ответ никто не проронил ни слова. Но у всех, даже у Мэг, мелькнула в голове мысль, что такая новость в любое время может прийти и в этот дом. В дом, где был только один сын.

 

3

Концерт прошел с огромным успехом. В программе были заявлены: вокальное трио, фокусник, три небольших пьески-скетча (одна из которых вызвала неодобрение публики из-за главного героя — сержанта) и два сольных номера на фортепьяно в исполнении мисс Элизабет Гиллеспи.

Инструмент стоял прямо в зале, а не на сцене, и к Лиззи, закончившей свое выступление, подошли несколько слушателей, среди которых были и гражданские. Окружив Лиззи, они наперебой просили ее сыграть что-нибудь еще, чтобы можно было спеть хором. Упрашивать девушку долго не пришлось, и в зале вскоре зазвучало «Отбрось свои тревоги».

Джон с трудом протиснулся между поющими.

— Лиззи, ты собираешься домой? Мы уже уезжаем!

Один из стоявших рядом солдат прокричал ему:

— Все будет в порядке, папаша! Мы проводим вашу дочь до самого дома с полковым эскортом,

и отсалютовал трясущейся, видимо от ранения, рукой.

Раздался смех, но холодный взгляд Джона быстро привел всех в чувство.

— Я буду встречать последний автобус на нашем углу, — строго сказал он Лиззи. — Договорились?

Лиззи молча кивнула, продолжая играть. Через полчаса, когда певцы с воодушевлением исполняли «Ах, эти глазки, ах, эти губки», к ним подошел утомленный служитель и что было сил прокричал:

— Парни! Уже десять часов, а мне еще убираться. Заканчивайте веселье! — с этими словами он выключил свет и загрохотал стульями.

Раздались недовольные голоса, но Лиззи, закрыв крышку инструмента, сказала:

— В самом деле, ребята! Ему еще делать уборку, да и мне хорошо бы успеть на автобус!

— Мы обещали твоему папаше проводить тебя до двери и выполним это обещание! По крайней мере, я! — Один из солдат ловко сгреб с пианино папку с нотами и, взяв Лиззи за локоть, помог ей подняться.

Девушка высвободила руку и, слегка отстранившись от назойливого кандидата в провожатые, твердо сказала:

— Спасибо, но я доберусь на автобусе.

— Ладно, мисс, — согласился солдат, — но до автобуса я уж вас точно провожу, хорошо?

— И я тоже! — вмешался другой солдат, на что первый резонно заметил:

— Для этого дела достаточно и одного, двое — это уже толпа.

Лиззи вежливо улыбнулась, но не успела она сделать и шага, как из темноты показалась высокая фигура, и спокойный властный голос произнес:

— Вот вы где! Извините, что опоздал!

Словно по команде, солдаты вытянулись в положении «смирно», устремив взоры на вошедшего морского офицера. А когда он бодрым голосом спросил: «Ну как, понравился вам вечер, парни?» — ему ответил стройный хор: «Да, сэр! Конечно, сэр! Чудесный концерт, сэр!»

— Ну и отлично. — Офицер кивнул в сторону Лиззи: — Она здорово играет, не правда ли?

Снова раздались одобрительные реплики, а чей-то голос произнес:

— Такую музыку мы готовы слушать до утра, сэр!

— Нет, ребята, так не пойдет! Ей завтра на работу, это вы тут ничего не делаете целыми днями, только маршируете.

Раздался смех, и обстановка снова стала непринужденной.

— Ну что ж, тогда всем до свиданья! — сказал офицер и, подойдя к Лиззи, взял ее за руку.

— Счастливо, парни! — улыбаясь, добавила Лиззи.

— До свиданья, сэр! До свиданья, мисс! — раздалось в ответ.

Выйдя на улицу, Эндрю — а это был он собственной персоной — включил фонарик и, посветив в лицо Лиззи, с иронией спросил:

— Ты не хочешь поблагодарить меня за спасение?

— Не думаю, что я была в опасности, — стараясь не выдать волнения, ответила Лиззи, — во всяком случае, не больше, чем сейчас.

— На твоем месте я не был бы так уверен!

Направив луч фонарика вперед, Эндрю крепко обхватил Лиззи за локоть и повел к выходу. У ворот он вдруг остановился и тихо спросил:

— Ты собираешься ехать на автобусе? Он пойдет через десять минут, и мы могли бы прогуляться до следующей остановки... Подожди, не отвечай! Я еще не все сказал. У меня отпуск сорок восемь часов. Послезавтра нас куда-то отправляют, возможно, надолго. В общем, я хочу поговорить с тобой. Я уже давно собирался, но ты всегда такая... неуловимая!..

— Хорошо, давай прогуляемся, — едва слышно сказала Лиззи.

Они прошли мимо автобусной остановки и вскоре оказались на загородном шоссе. Здесь было светлее, чем в городе, где большие дома с замаскированными окнами лишь подчеркивали темноту.

Эндрю остановился и, повернувшись к Лиззи, быстро и отрывисто заговорил:

— Лиззи, мне двадцать пять лет. Эта война не где-то там, далеко, нет, она у порога нашего дома, и любой из нас может завтра умереть. Похоже, что у меня больше шансов, и я хочу, чтоб ты кое-что знала. Я люблю тебя, Лиззи. Я полюбил тебя с той нашей первой встречи, когда тебе было всего пятнадцать и ты выглядела тощим заморышем, без всякого намека на красавицу, которой стала сейчас. Но в тебе было что-то такое... Нет, не то! — Его голос дрогнул: — Постой! — И он крепко притянул Лиззи к себе. — Я знаю, ты скажешь, что, мол, есть семья... Но я никому не позволю решать за меня и указывать, как мне жить. Я скажу тебе одну вещь, Лиззи, в которой боялся признаться самому себе. Я ненавижу своего отца. Когда я встречаюсь с другими мужчинами, — мудрыми, уважаемыми, — меня начинает тошнить от мысли, что у меня такойотец. Он... сама заурядность, посредственность. Пойми меня правильно! Его мысли заняты только деньгами и тем, как влезть в «общество», которое отвергло его с самого начала. Я знаю, что должен быть благодарен ему за то, что он дал мне образование. Но этим он оказал себе плохую услугу: вдали от него меня научили думать, научили видеть настоящие ценности... Ладно, хватит об отце! Как насчет меня? — Эндрю обнял девушку за плечи и тихо повторил: — Как насчет меня, Лиззи? Я что-нибудь значу для тебя?

Голос Лиззи дрогнул:

— Да, Эндрю, значишь... Ты очень много значишь для меня!..

— О Лиззи! Значит, ты любишь меня?

— Значит, люблю.

— О Лиззи! — Эндрю притянул девушку к себе и крепко поцеловал. Потом поднял голову и, смеясь, крикнул в ночное небо: — Война окончена!

— Тише, Эндрю! Никогда не знаешь, кто может тебя подслушать.

— Да, верно. Но это моявойна окончена, я победил. О Лиззи! — Он снова нашел ее губы, а потом тихо спросил: — Ты выйдешь за меня замуж, Лиззи?

— О Эндрю! Я не знаю... Ведь твой отец... Он может сделать жизнь Джона невыносимой.

— Ну, об этом не беспокойся. Он знает, что не найдет никого, кто мог бы лучше Джона справляться с работой. Если б не Джон, его империя давно бы развалилась.

— А как быть с миссис Боунфорд?

— С Дженис? Не думаю, что она будет нам мешать. У нее своих забот хватает, правда, она терпеть не может о чем-нибудь заботиться. Или о ком-нибудь... Бедный Ричард, как жаль, что с ним такое случилось! Лиззи, — он порывисто обнял ее, — если... и со мной тоже, как с Ричардом... Ты не отвернешься от меня?

— Нет, никогда! Ведь внутри ты же останешься прежним.

— Ты знаешь, Дженис даже не хочет смотреть на него! Она избегает Ричарда. За столом он сидит так, чтобы быть к ней... ну, нормальной стороной, но она все равно смотрит в сторону. Бог знает, что происходит, когда они остаются вдвоем. Хотя они больше не бывают вдвоем. У Ричарда теперь своя отдельная комната. Мне страшно жаль его. А моя сестрица... Ты знаешь, мне иногда хочется прибить ее. Она стала здорово похожа на отца. Может быть, ей неприятно это осознавать, но это правда... Так как насчет главного, Лиззи? Ты выйдешь за меня? Но, прежде всего, мисс Гиллеспи, вы должны принять во внимание, что я, вполне вероятно, скоро останусь без гроша и, если доживу до конца войны, мне придется искать работу. Мы говорили на эту тему с Ричардом, и он сказал, что мы можем вместе начать дело. У него есть пара неплохих идей насчет разведения скота. Ты знаешь, раньше предполагалось, что я пойду по отцовским стопам, хотя меня это совсем не привлекало. Все эти финансы, биржи... Но он был прав, бухгалтерию следует знать, она всегда может пригодиться. Так что придется мне заново пройти этот курс. Но если из затеи Ричарда ничего не выйдет, тебе придется работать и кормить меня, пока я не встану на ноги. Как тебе такая перспектива, нравится?

— Нет, мистер Брэдфорд-Браун, совершенно не нравится. Я всегда мечтала выйти замуж за человека состоятельного и с титулом. Да, пожалуй, мне понравилось бы иметь титул! — Лиззи чуть насмешливо улыбнулась, затем серьезным тоном спросила: — А как воспримет все это твоя мать?

— Никто не знает наверняка, о чем думает моя мать.

— Узнаешь, когда сообщишь ей эту новость. Думаю, для нее это будет бомба. Будь я дочерью Джо-на и Берты, еще куда ни шло, а так... она знает про меня все...

— Не говори глупостей, Лиззи. Как говорится, через мост перейдем, когда к нему подойдем... И вообще, неважно, что подумает или скажет моя мать.

— Хотела бы я быть такой же уверенной, как ты...

Неожиданно из темноты раздался знакомый голос:

— Это ты, Лиззи?

— Да, это я, па, — ответила девушка и попыталась высвободиться из объятий Эндрю, но тот сильнее прижал ее к себе.

Джон включил электрический фонарик и осветил лицо Эндрю.

— О, это вы, сэр! А я уж начал беспокоиться, что Лиззи все еще не может расстаться с ордой своих доблестных поклонников...

— Я сумел вытащить ее оттуда. Мы немного про-шлись пешком, и вы знаете, Джон, прогулка оказалась очень полезной. Лиззи вам все расскажет, но я все равно зайду завтра. Мне надо будет поговорить с вами, хорошо?

Джон медлил с ответом, словно сомневаясь в чем-то, но потом сказал:

— О, пожалуйста, в любое время, мистер Эндрю! — н, обращаясь к девушке, уже строже добавил: — Пойдем, Лиззи, а то Берта уже волнуется. Она что-то неважно себя чувствует...

— До свидания, Эндрю, — бросила Лиззи, направляясь к Джону.

— Спокойной ночи, дорогая! — отчетливо произнес молодой человек, а потом добавил: — До свидания, Джон, до скорой встречи!

— До свидания, мистер Эндрю! — Джон взял Лиззи под руку и повел по тропинке по направлению к дому. Не дойдя до входной двери нескольких метров, он вдруг спросил: — О чем это вы говорили, можно поинтересоваться?

— Я расскажу, па. Сейчас зайдем, и я все расскажу. А что случилось с ма? Опять этот артрит?

— Да, хотя она и не признается. Доктор зайдет завтра утром. И еще она очень беспокоилась, что тебя долго нет.

— О, прости, па!

Мэг ждала их на кухне. Увидев Лиззи, она воскликнула:

— Ну наконец-то! Я уж думала, ты потерялась. Сняв с плиты чайник, поставила его на стол. ~ Концерт был замечательный, и ты славно играла, Лиззи. Я даже собиралась остаться, чтобы попеть вместе с этими славными солдатиками, но вот Берта...

— Что с ней?

— Она, кажется, заснула. Я дала ей таблетку успокоительного, думаю, все обойдется. Джон, тебе налить чаю?

— Да.

— А тебе, милочка?

— Спасибо, Мэг.

Джон уселся на свой стул и посмотрел на Лиззи.

— Ну, давай, дочка, выкладывай.

Девушка сняла шляпку, поправила волосы, потом подошла к нему и, глядя прямо в глаза, сказала:

— Эндрю просил меня выйти за него замуж.

Джон отвернулся и, судорожно сцепив пальцы,

тихо, но отчетливо произнес:

— Не пойдет. Ничего не получится.

— Почему?

— Ох, Лиззи, — Джон покачал головой. — Неужели тебе нужно объяснять? Его отец никогда не допустит этой свадьбы, а мать и подавно. Она ведь, при всех своих хороших манерах, прежде всего думает о своем «положении в обществе», и война нисколько не изменила ее. А сам Брэдфорд? Сколько лет он пытался пролезть в это самое «общество» вслед за женой, и все напрасно. Другой давно бы смирился, но этот упертый... И ты думаешь...

— Нет, — ответила Лиззи, ее голос прозвучал довольно резко. — Я не согласна с тобой. Многое изменилось с началом войны. И когда война закончится, перемены станут еще заметнее.

Джон повернул к ней голову и так же резко заговорил:

— После войны, говоришь? Да после войны мистер Эндрю, если вы сделаете по-своему, окажется вышвырнутым на задворки. А у него, к твоему сведению, нет ни специальности, ни работы, он целиком зависит от своего отца.

— Но у него есть руки и есть голова, не так ли?

— Не будь наивной, девочка! У людей его круга руки не слишком-то ценятся. Думаешь, он пойдет в землекопы или подсобные рабочие?

— Он... он может работать бухгалтером.

— Но он даже не закончил курсы! Подумай, Лиззи, после войны тысячи людей будут искать работу. Так уже было после прошлой войны. Ты же ничего не знаешь!

— Я знаю достаточно, па. — Лиззи говорила теперь очень тихо. — Я люблю его. И всегда любила, хотя поняла это только сейчас. И он любит меня... Мы все-таки рискнем испытать судьбу.

Джон снова отвернулся и, покачав головой, грустно произнес:

— Похоже, вы все решили. Прости, что так говорил с тобой. — Он искоса посмотрел на нее. — Знаешь, ты все-таки похожа на меня... Такая же упрямая.

— Прости, па! — Лиззи была готова расплакаться.

Джон поднялся и потрепал Лиззи по плечу.

— Ну, не надо, не надо! Может, все и получится. Зря я, наверное, так говорил с тобой, ты уж прости, дочка! Пойду, посмотрю, как там Берта. — С этими словами он повернулся и вышел из кухни.

Мэг взяла Лиззи за руки и, усадив на скамейку около камина, начала сбивчиво говорить:

— Не волнуйся, милочка, все будет хорошо. Слушай, что подсказывает тебе сердце. А после войны… Я тебе вот что скажу... Ничего, если тебе придется поработать, пока у него все наладится. Мой Джимми, когда вернулся, три года без работы сидел, а когда нашел подходящее место, то не смог работать там долго. Здоровье у него было не очень... ну, после этого немецкого газа, знаешь? А пенсию выхлопотать не сумел. Вот так мы и остались, без денег, без работы... И ничего, выжили. И даже были счастливы. И вообще, — она погладила Лиззи по плечу, — Бог знает, что еще случится, пока эта война кончится. Так что, милочка, люби, пока любится. Жизнь штука короткая, вот только понимать это начинаешь в старости, когда уже пора ящик присматривать. В общем, держись, девочка, будь сильной, и у тебя все получится. А то, что Джон говорил насчет «общества», после войны все это станет такой ерундой, что эти слова из словарей повычеркивают. Ладно, допивай свой чай, а то я тебя заговорила совсем.

Лиззи молча поставила чашку на стол. У Мэг Прайс все выходило очень уж просто, она не хоте-ла признавать никаких «классовых барьеров». Однако Лиззи знала, что Джон, в общем-то, прав. Но она все равно выйдет замуж за Эндрю. А после войны... Что ж, посмотрим, что приготовит им жизнь после войны....

 

4

— Лиззи Гиллеспи?! — Алисия прищурилась, глядя на сына. По выражению ее лица было видно, что даже произносить это имя ей было крайне неприятно. Брезгливо поджав губы, она повторила: — Лиззи Гиллеспи! Нет, Эндрю, не может быть!

— Может, мама, еще как может.

— И давно это... началось?

— Ты спрашиваешь, давно ли? Для меня — очень, когда только началась война. Ей тогда было всего шестнадцать.

— Ты что, действительно сделал ей предложение?

— Да, мама, сделал, и она согласилась.

— Разумеется, согласилась, — Алисия презрительно усмехнулась, — ведь не дура же она! А ты знаешь, между прочим, откуда она взялась?

— Да, мама, я знаю, откуда она взялась. Кто же здесь не знает этого? — Его голос стал резким. — Только эта женщина была ее мачехой, и Лиззи ушла от нее много лет назад. Ее вырастили и воспитали Фултоны.

— А кто, собственно, такой этот Фултон? — фыркнула Алисия — Всего лишь рабочий в нашем поместье! Нет, Эндрю, ты не можешь этого сделать. Я запрещаю, слышишь — запрещаю!

Эндрю с грустью посмотрел на мать, ничего другого он и не ожидал.

— Ты не можешь мне запретить, мама. Ты, кажется, забыла, что мне уже двадцать пять и что я служу на флоте с самого начала войны. Возможно, раньше я думал так же, как ты, но, оказавшись под Дюнкерком, полностью изменил свое мнение относительно всех этих классовых условностей.

Алисия с трудом перевела дух, ее лицо побледнело, тонкая шея напряглась, голос сделался каким-то сдавленным.

— Но отец! Он же будет...

— Да, я знаю, он будет в ярости, будет кричать, как обычно, даже скажет, что лишит меня наследства. Что ж, по крайней мере, я знаю, чего ожидать,

— Ты разбиваешь мне сердце, Эндрю, мне больно слышать от тебя эти слова.

— Разбиваю сердце? Чем же это, мама? Ведь ты не огорчилась бы, если б я сделал предложение Айрин Прингл? У этой толстой дурехи ни одной путной мысли в голове, но зато она — дочь самого богатого человека в округе. Тебя бы это обрадовало, верно? А как насчет Китти Бевик? Эта чокнутая и под венец на лошади поскачет — такая, знаете ли, любительница верховой езды. Но, когда умер ее папаша, она стала довольно состоятельной. Завидная партия, ты не находишь?

Несколько мгновений Алисия молчала, собираясь с мыслями, а потом произнесла:

— Да, Эндрю, я думаю, любая из них была бы лучшим выбором, даже без богатства или наследства.

— Ну да, конечно, мама! Забыть про такую вещь, как счастье, послать к чертям все чувства, главное — это не «потерять лицо», не нарушить правил «приличного общества». Ты это хочешь сказать?

— Нет, я сказала бы это по-другому: нельзя позволить себе опуститься, забыть, что у тебя есть долг по отношению к своему сословию, особенно в такое время, когда существует опасность быть захлестнутыми этими простолюдинами. Я, к сожалению, очень хорошо знаю, о чем говорю, Эндрю!

Эндрю вдруг пришла в голову мысль, что настоящей причиной всех бед в их семье была не столько двойственная натура его отца — богатого невежи, стремящегося любым способом попасть в общество, сколько неуемное стремление матери любой ценой сохранить «status quo» ее семьи, единственную и не подлежащую изменению ценность.

Эндрю безнадежно вздохнул.

— Я пойду укладывать вещи.

Уже в дверях он услышал, как мать бросила ему вслед:

— Ты знаешь, что не получишь от отца ни пенса?

— Разумеется! Но, думаю, я смогу прожить и без того.

— Вряд ли! Ты привык к роскоши, у тебя всегда пыли самые дорогие игрушки, а потом и дорогие увлечения. Даже для того чтобы содержать твою охотничью собаку, нужны деньги. Я уж не говорю про жену!

Эндрю еще раз посмотрел на мать и, не говоря пи слова, вышел. Некоторое время Алисия стояла, глядя на закрытую дверь, а потом резко повернулась, вошла в кабинет мужа. Там она сняла трубку телефона и набрала номер его офиса.

— Соедините меня с мистером Брэдфорд-Брауном, мисс Перкинс, — сказала она ответившей секретарше.

— В данный момент он на совещании, миссис Брэдфорд-Браун, — ответила та.

— Передайте ему, что это срочно!

После некоторой паузы мисс Перкинс все же решилась возразить жене босса:

— Мистер Брэдфорд-Браун не любит, когда его беспокоят во время... э... заседаний правления!

— Я не беспокою, мисс Перкинс, я желаю поговорить с ним! Повторяю, что это срочно.

— Да, конечно, миссис Брэдфорд-Браун.

Алисия ждала, одной рукой сжимая трубку, а другой раздраженно постукивая по поверхности инкрустированного столика, на котором стоял телефон. Ее пальцы нащупали небольшой скол в рисунке мозаики, и вместо того, чтобы прижать его обратно, она принялась нервно ковырять кусочек дерева, едва не сломав при этом ноготь. Казалось, прошла вечность, прежде чем в трубке раздался голос Эрнеста:

— Что случилось, Алисия? Ради Бога, ты же знаешь, что у меня заседание правления. Я говорил тебе еще утром...

— Выслушай меня, пожалуйста, — перебила его Алисия. — У меня плохие новости. Только что Эндрю сказал мне, что он собирается жениться на Лиззи Гил-лес-пи. — Она намеренно проговорила это имя по слогам, стараясь усилить эффект. — Надеюсь, ты слышал, что я сказала?

— Что?— проревел в трубке голос мужа.

— Повторяю, Эндрю сделал предложение Лиззи Гиллеспи, и если ты ничего не предпримешь, случится непоправимое. Кстати, он уезжает тринадцатичасовым поездом.

— Щенок! Он что, сошел с ума? И давно это у них? Ты что-нибудь знала об этом? Почему ты не…

— Давай по порядку, Эрнест. Я об этом ничего не знала и не в курсе, как давно это продолжается. Вроде бы Эндрю сказал, что их роман тянется еще с начала войны.

— Ладно, я займусь этим сам. Если Эндрю думает, что я буду ему помогать, то он глубоко заблуждается. Предоставь это мне.

— Именно это я и хотела сделать, когда позвонила тебе, Эрнест.

Алисия представила, как муж скрипит зубами, и не только от новости, которую она ему сообщила, но и от ее тона. Подавив злорадный смешок, она повторила:

— Его поезд отходит в час пополудни. До свидания.

Не успела Алисия положить трубку, как в кабинет вошел Ричард. Увидев ее с телефонной трубкой в руке, он смущенно проговорил:

— О, извините, я не знал, что вы заняты.

— Нет-нет, Ричард, я уже закончила.

В отличие от своей дочери, Алисия не испытывала отвращения, глядя на обезображенное лицо парня. У Ричарда всегда были безупречные манеры, и она не разу не слышала, чтобы он повышал голос. К тому же он был прекрасным собеседником, хорошо разбирался в музыке и искусстве. Накануне вечером она с интересом обсуждала с ним сюиту Стравинского «Жар-птица», а также его связь с Римским-Корсаковым. Алисия была удивлена тем, что этот хлебнувший пороху капитан любит Дилана Томаса, и даже простила ему его равнодушие к Томасу Элиоту. Когда же она поделилась с Ричардом своими соображениями по поводу картин Пикассо, он ответил весьма интересно; сказал, что Пикассо начал свою войну раньше, чем началась эта, что он воюет за стремление к свободе — всеми доступными ему способами, невзирая ни на какие жизненные обстоятельства. И, хотя Алисия не во всем была с ним согласна, она по достоинству оценила его высокий интеллект. Как ей хотелось, чтобы Дженис тоже послушала Ричарда, хотя бы посмотрела на него. Но Дженис с детства была своенравной, и Алисия порой жалела, что она так не похожа на своего более покладистого брата. Но сейчас именно Эндрю поступил так, как никогда бы не сделала Дженис, которой в свое время хватило ума предпочесть Ричарда этому фултоновскому сыночку. Правда, сейчас между ними словно кошка пробежала. Когда Ричард попал в беду, Дженис буквально повернулась к нему спиной, а ее поведение стало темой многих досужих разговоров и сплетен...

— Ты виделся с Эндрю? — спросила Алисия, обращаясь к зятю.

— Да, мы перекинулись с ним парой слов, он торопился собрать вещи.

— Он что-нибудь сказал?

Ричард кивнул.

— Эндрю хочет жениться на Лиззи Гиллеспи.

— И что ты об этом думаешь?

Зять отвернулся к окну, и Алисии не удалось увидеть выражение его лица, вернее одной его половины. Она ждала его ответа, внутренне сжавшись, потому что догадывалась, что именно он может сказать.

— Я знаю, что вам это не понравится, Алисия, но я думаю, что Эндрю сделал хороший выбор. Лиззи — очаровательная девушка, умная и очень красивая.

— О Ричард!

Зять повернулся к ней лицом и, глядя ей прямо в глаза, повторил:

— Я знал, что вам это не понравится...

— Но ты, надеюсь, не сказал, что согласен с его... выбором?

— Боюсь, что сказал.

— Как ты мог?! Ты же прекрасно знаешь, кто она, откуда и где воспитывалась!

— Разумеется. Я многое узнал о ней с тех пор, как поселился здесь. — Тут его голос дрогнул, но сделав над собой усилие, Ричард продолжил: — Эта девушка, Алисия, будет навечно предана мужчине, за которого выйдет замуж, и будет любить его, что бы с ним ни случилось. И я не могу себе представить, что Лиззи Гиллеспи отведет взгляд, когда муж будет смотреть на нее!

С этими словами Ричард повернулся и вышел из кабинета. В поисках опоры Алисия прислонилась к стене, а рукой схватилась за ворот платья, как будто ей не хватало воздуха. «Боже мой, боже мой», — повторяла она про себя.

Девушки, работающие в Отделе распределения продовольствия, были крайне заинтригованы: перед окнами их конторы вот уже битый час прогуливался офицер флота его Величества, молодой, красивый, с блестящей выправкой. Сотрудницы ревниво посматривали друг на друга, гадая, кого мог поджидать такой симпатяга, и склонялись к выводу, что это, скорее всего, та задавака со второго этажа, которая, — «вы представляете?», — называет своих стариков «мамочка» и «папочка».

Лиззи в этой болтовне не участвовала. Она сидела за своим столом, не поднимая головы. Но по двенадцатичасовому сигналу, возвещавшему о перерыве, она сдернула с вешалки свое пальто и выбежала на улицу, мельком подумав о том, что ее подругам теперь будет чем занять свои языки.

Поэтому первыми ее словами, обращенными к Эндрю, были следующие:

— Не стоило ждать меня здесь. У девчонок разговоров на неделю хватит...

— Я так и предполагал, — улыбнулся Эндрю, взяв Лиззи под руку. Увидев неподалеку небольшое кафе, поинтересовался: — Ты не хочешь перекусить?

Лиззи отрицательно покачала головой.

— Давай лучше спустимся к реке.

Они уселись на покрытую инеем скамейку, и Эндрю нежно сжал руку Лиззи:

— У тебя ледяные пальцы! Ты что, замерзла?

— Нет, не беспокойся. Лучше расскажи, что у тебя случилось.

Эндрю помолчал с минуту, глядя на воду, потом наконец сказал:

— Не важно. Главное, что мы вместе — ты и я. А как дела у тебя?

Лиззи посмотрела на противоположный берег и горестно вздохнула.

— Джон сказал, наверное, то же самое, что и твои родители. Он полагает, что все это — безрассудство и что он никогда на это не согласится. Ма... Правда, я еще не говорила с ма. Когда я вернулась, она уже спала. А что сказал твой отец?

— Не знаю, я с ним еще не виделся.

— А мать?..

— Послушай, Лиззи! Давай говорить прямо, — мы решили пожениться и сделаем это, как только представится возможность. Мне скоро дадут еще один отпуск. Я разузнал, нас отправляют на юг, на берег Канала. Я буду писать тебе каждый день, слышишь?

— Конечно, Эндрю! Я так... счастлива! Но я боюсь, что, если б не эта война, мы бы не... в общем, этого всего не случилось бы. Странно, я до сих пор считала, что у меня никого нет «на войне». Правда, Джефф... но я его видела всего-то пару раз перед тем, как он отправился в Африку. Кажется, это случилось много лет назад. Мне тогда было всего четырнадцать. Я очень благодарна ему за то, что он изменил мою жизнь, но, знаешь, я уже с трудом могу припомнить его лицо. Он, наверное, уже не такой, как на фотографиях, что хранит ма. Боюсь, что не узнаю его, когда он вернется. И потом, я никогда не думала о нем, как... как о тебе!.. — Лиззи вдруг рассмеялась. — А у меня есть твоя фотография! Я вырезала ее из «Джорнэл», только на ней не видно твоего лица, только спина. — Лиззи снова хихикнула: — Ну, помнишь, ту, где лошадь сбросила тебя во время скачек?

— О Лиззи! — изумился Эндрю. — И ты хранишь ее?

— Да, и еще там есть надпись, какой-то остряк сочинил: «Мистер Эндрю Брэдфорд-Браун преодолевает препятствие».

— Да, я помню, был такой случай!

Эндрю обхватил Лиззи за плечи и почувствовал, как она дрожит.

— Ты совсем замерзла! Пойдем пройдемся.

Поднявшись со скамейки, Эндрю посмотрел по сторонам, а потом взял ее лицо в ладони и нежно поцеловал.

— Подожди еще немного, скоро мы поженимся!

— Хорошо, Эндрю, — прошептала она в ответ, — я подожду...

Когда подошел поезд, Брэдфорд-Браун-старший выскочил на платформу и, увидев сына вместе с Лиззи, бросился к ним, расталкивая всех на своем пути.

Эндрю, уже собиравшийся поцеловать на прощанье Лиззи, первым заметил его.

— Боже, — пробормотал он. — А вот и разгневанный родитель... Привет, отец! Извини, что не смог...

— Что ты себе, черт возьми, вообразил?! Я не позволю! Я положу этому конец!..

Эндрю скрипнул зубами.

— Отец, запомни, я уже не тот сопливый мальчишка, и ты не можешь остановить меня. И чем скорее ты поймешь это, тем лучше.

Объявили посадку. Эндрю подхватил свой чемодан и, взяв Лиззи за руку, направился к своему вагону. Вслед ему раздался глухой, похожий на звериное рычание голос:

— Тебе ничего не светит. Ты не получишь от меня ни пенса, будешь сам... один!.. Понял?

— Именно этого я и хотел. Ладно, до свиданья, отец!..

Прощаясь, Эндрю крепко обнял Лиззи, поцеловал бледное застывшее лицо.

— Не беспокойся, дорогая! Я буду писать... Мы скоро увидимся.

Он вскочил на подножку вагона, не выпуская руки девушки.

Поезд тронулся. Лиззи шла рядом, судорожно сжимая пальцы Эндрю. Она остановилась только на краю платформы, с замирающим сердцем следя за любимым лицом, пока оно не растворилось в тумане.

Мистер Брэдфорд-Браун поджидал Лиззи у выхода с вокзала.

— Ну что, мисс, думаете, что поймали завидного жениха? — процедил он сквозь зубы.

Эти слова вызвали у Лиззи такую злость, что она не выдержала и почти закричала ему в лицо:

— Да, мистер Брэдфорд-Браун, если вам угодно так думать. А вообще-то, я давно хотела вам сказать. Вы слишком высокого мнения о себе, мистер Брэдфорд-Браун, но другие, видите ли, этого мнения вовсе не разделяют. Поэтому не стоит так заноситься. Я знаю, что ваша жена тоже против выбора Эндрю, но вот что я вам скажу. Я родилась и воспитывалась в обществе лучшем, чем вы можете себе представить, — бедном, да, может быть, но не менее уважаемом, чем ваше. И будь сейчас живы мой отец или мать, я бы никогда не отреклась от них.

Лицо Эрнеста Брэдфорда-Брауна пошло красными пятнами. Он и не предполагал, что эта соплячка посмеет говорить с ним в таком тоне. Он был явно сбит с толку. Придя в себя, захлебываясь от клокотавшей в нем ярости, он прошипел:

— Ты... Да как ты смеешь? Ты еще пожалеешь... Ты забыла, где твое место, девчонка, и я постараюсь напомнить тебе о нем... Я... я скажу тебе... Лучше пусть мой сын погибнет, чем свяжет с тобой свою жизнь...

Его последние слова упали, словно камни, и наступила тишина. Они смотрели друг на друга в каком-то оцепенении. До Эрнеста как будто только сейчас дошел смысл сказанного, но он, упрямо мотнув головой, произнес:

— Да, именно так. Пусть лучше погибнет! — и, резко повернувшись, пошел прочь.

Вокруг их уже стали останавливаться любопытные прохожие и, когда Лиззи двинулась с места, одна женщина сочувственно сказала ей:

— Держись, девочка.

Эти же слова она слышала днем раньше от Мэг. И Лиззи захотелось поскорее оказаться дома, припасть к плечу этой женщины и поплакать. В этот момент она не думала про Берту, ведь Берта могла сказать то же, что и Джон, — что каждый должен занимать свое место в заведенном порядке вещей и, если это место покинуть, последствия могут быть весьма печальными.

Лиззи вдруг вспомнила фотографию Эндрю, сделанную во время скачек, когда он пролетал через барьер и в следующую секунду мог удариться головой о землю. В тот раз этот смертельный момент не наступил, но в ушах Лиззи все звучал хриплый полный ненависти голос: «Пусть лучше мой сын погибнет!..» На мгновенье Лиззи показалось, что она сейчас потеряет сознание и рухнет на мостовую.

 

5

Придя вечером домой, Лиззи застала Берту не в кухне, как обычно, и даже не за пианино, а в гостиной, сидящей у камина. Берта повернулась к вошедшей девушке и ласково поздоровалась с ней. По тону и выражению лица Лиззи поняла — Берте очень хочется поговорить. Сняв пальто, Лиззи села рядом и сразу же услышала вопрос:

— Ну, милая, и что мы будем теперь делать?

— Ты имеешь в виду, ма, что я собираюсь делать?

— Да уж теперь и не знаю, кто — ты или мы. Он был здесь, мистер Брэдфорд-Браун. Прямо весь кипел от злости. Он пригрозил, что, если ты будешь продолжать видеться с Эндрю, он запрет все двери и не пустит сына на порог дома. Представляешь, своего родного сына...

— А разве он еще не закрыл эти двери? Ну да все равно, Эндрю уехал, и я не думаю, что это его сильно беспокоит.

— Лиззи, — Берта наклонилась и погладила девушку по голове. — Я всегда обращалась с тобой как с родной дочерью, ты это знаешь. Мы с Джоном всегда заботились о тебе, и я не хочу видеть тебя страдающей. Но так случится, если все это... если вы с Эндрю, ну, сделаете по-своему. Знаешь, как люди говорят, — Берта вздохнула, — что Бог разъединил, то нам не сложить. Эндрю принадлежит к другому обществу, другому классу, если хочешь! По крайней мере, его мать, про отца говорить не стану... Ты будешь с ними, как... не знаю... как рыба, выброшенная на берег!

— Нет, ма. Я не буду рыбой, выброшенной на берег. — Лиззи резко встала. — Неужели за все эти годы я получила такое плохое воспитание?

— Нет, милая, я говорю не о воспитании. Это же совсем другие люди, у них свои законы, свои порядки в жизни. Им не по пути с нами!

— Ма, ты меня удивляешь! — Лиззи подошла к Берте и положила руки ей на плечи. — Зачем так унижать себя? Кто они такие, в конце концов? Обычные люди. Я собираюсь замуж за Эндрю, а не за его семью, и мне все равно, что скажут его мать, отец, или... — Лиззи вздрогнула и зажмурилась, когда Берта закончила начатую ею фразу:

— ...Или мы с Джоном. Ты это хочешь сказать?

Последовала долгая мучительная пауза.

— Да, ма, боюсь, что это так, — едва слышно произнесла Лиззи.

— Что ж, девочка, тогда больше не стоит говорить об этом. Я сказала то, что считала нужным. Я надеялась, что ты поймешь... Ладно, значит, не получилось. Только знай, Лиззи, что у Джона будет масса неприятностей из-за всего этого. Конечно, мистер Брэдфорд-Браун не выгонит его с работы, но крови попортит основательно.

Берта с трудом поднялась с кресла и тяжело вздохнула:

— Ладно, с этим все. Давай попьем чаю. Кстати, сегодня принесли письмо от Джеффа! Слава Богу, он жив-здоров, но, как всегда, ничего не сообщает о том, где он сейчас находится. Пишет только, что страшно соскучился по дому. И о тебе спрашивает, говорит, что, наверное, не узнает тебя, когда вернется...

Глаза Лиззи наполнились слезами. Она обняла Берту и, уткнувшись ей в плечо, прошептала:

— Ма, я не говорила раньше, но я... Я люблю Эндрю уже давно. Поэтому я... ну, в общем... не встречалась с другими парнями, а возможностей таких было много...

— Ну-ну, перестань, милая! Насчет «других» я, между прочим, замечала и, кстати говоря, не раз удивлялась. Я ведь, — тут Берта заговорщицки улыбнулась, — тоже молодая была и кое-что еще помню!.. Подай-ка мне мою палку.

Когда они спустились на кухню, Лиззи спросила:

— А где Мэг?

— Поехала в город, — ответила Берта, — решила взглянуть на свой дом. Вот-вот она должна вернуться, Джон обещал встретить ее.

Лиззи посмотрела на часы. Автобус должен подойти через десять минут.

— Я сама встречу Мэг! — крикнула Лиззи и, схватив пальто, выбежала из дома. Ей было тяжело чувствовать исходившее от Берты скрытое осуждение.

Приближались сумерки. Низко нависшие облака снова обещали непогоду, хотя только два дня назад прекратился дождь, поливавший целую неделю. Вода в реке заметно поднялась и во многих местах вышла из берегов.

Остановка автобуса находилась почти у самого берега. Защитная дамба, полого спускавшаяся к воде, была сплошь завалена мусором, застрявшим в прибрежных кустах. Лиззи не помнила, чтобы вода стояла так высоко.

Наконец подошел автобус. Водитель узнал Лиззи и помахал ей рукой. В салоне сидело только трое пассажиров, Мэг среди них не было. Проскрипев закрывающимися дверцами, автобус тронулся с места и через минуту скрылся за поворотом.

В душе Лиззи шевельнулась смутная тревога. Что-то случилось. Лиззи, правда, надеялась, что ничего и не случилось и Мэг просто опоздала.

Отгоняя тревожные мысли, Лиззи медленно побрела обратно. «Если Мэг опоздала на этот автобус, — рассуждала она, — ей нужно было сесть на другой, проходящий через Фуллеровский перекресток. Это, конечно, не так удобно, потому что потом придется долго топать пешком». Лиззи в нерешительности остановилась. Первой мыслью было вернуться домой и взять велосипед, но поднявшийся ветер заставил ее изменить этот план. Можно пройти к перекрестку напрямик, через мост, и встретить Мэг на дальней остановке. Лиззи плотнее запахнула пальто и, подталкиваемая в спину ветром, устремилась к мосту.

Через минуту она уже ничего не слышала, кроме шума реки. Прошедшие дожди превратили обычно спокойную реку в мощный поток, ревущий и грозный. Повернув на тропинку, Лиззи начала подниматься по склону холма по направлению к мосту. В свое время этот мост был единственной связью между двумя соседними поселками, пока не проложили шоссе, но и теперь местные жители часто пользовались им.

Поднявшись на мост, Лиззи чувствовала, как ее постепенно охватывает страх. Шум ветра и реки оглушал ее, уровень воды уже поднялся выше середины опоры. Лиззи увидела, что между двумя опорами застряло большое дерево, вырванное с корнями где-то выше по течению. В его ветвях скопились какие-то коряги, обломки досок и прочий мусор. Из-за этого затора вода с большим напором устремилась сквозь свободный пролет моста. Лиззи со страхом смотрела на несущийся ревущий поток и вдруг увидела человеческую фи гуру, спускавшуюся по дамбе к воде. Прошло не сколько мгновений, прежде чем Лиззи узнала его, и ее страх сменился неподдельным ужасом. Это был Ричард.

Боже! Что он собирается делать? Мгновенно осознав трагичность происходящего, Лиззи бросилась в воду с криком:

— Нет, капитан, не надо!

Холодная вода уже доходила девушке до пояса, когда она увидела, как рука Ричарда ухватилась за ветку застрявшего дерева и несколько раз дернула ее. Дерево медленно повернулось, и державшийся за ветку мужчина вдруг оказался лицом к лицу с Лиззи.

— Лиззи, боже мой!..

Он хотел схватить потерявшую равновесие девушку, но обломки мусора, застрявшего в ветвях, сбили его с ног. Ричард рванулся, нашел руку Лиззи, но в этот момент дерево наконец отцепилось от опоры моста и со страшным скрежетом двинулось прямо на них. Ричард прижал к себе Лиззи, и тут же мощный удар опрокинул обоих в реку.

Уйдя с головой под воду, Лиззи поняла, что тонет. Она изо всех сил оттолкнулась ногами, крепко сжимая руку Ричарда. Последней ее мыслью было: «Не выпускать...»

Оказавшись спиной на твердой земле, Лиззи судорожно вздохнула. Некоторое время она не могла открыть глаза. Когда же ей это удалось, она обнаружила, что лежит у самой воды, все еще продолжая сжимать пальцы Ричарда. Лиззи закашлялась и долго не могла прийти в себя.

— Ты жив? — наконец спросила она.

Лицо Ричарда было вымазано речным илом. «Странно, — вдруг подумала Лиззи, — грязь сильнее налипла на ту половину, что обезображена шрамами».

Здоровый глаз Ричарда приоткрылся, и появившаяся в его глубине боль пронзила Лиззи насквозь. А готовый уже сорваться с языка простой и страшный вопрос: «Почему?» застрял в перехватившем горле.

Ричард хрипло закашлялся.

— Прости, Лиззи! — с трудом выговорил он.

— Все хорошо, успокойся, Ричард!

— Это было... это было последней каплей!.. — Лиззи не стала спрашивать, что именно было последней каплей. А Ричард тем временем продолжил: — Ты же могла... погибнуть! Никогда не прощу себе этого...

— Не говори глупостей! Слушай, нам надо выбираться отсюда. — Лиззи с трудом поднялась, хотя ноги плохо слушались ее, а Ричард, пошевелившись, застонал.

— Что с тобой?

— Нога! Я, кажется, вывихнул ногу.

— Ты можешь встать?

Ричард попытался подняться, и его лицо исказилось от боли. Тогда, опираясь на локоть, он прополз несколько футов вверх по склону дамбы, но, застонав, снова обессиленно опустился на землю.

Лиззи наклонилась к нему и ободряюще зашептала:

— Ничего, ничего, Ричард! Все... все будет хорошо. Я сейчас пойду, позову кого-нибудь на помощь! Ты слышишь меня?

Ричарда охватил ужас.

— Ли... Лиззи! Не бросай... Не оставляй меня, Лиззи! — дрожащим голосом попросил он.

Девушка беспомощно огляделась. Она боялась, что течением их отнесло далеко вниз, но мост оказался совсем рядом, значит, их выбросило на берег каких-нибудь пятидесяти футах от дороги. И вдруг до Лиззи донесся хриплый, до боли знакомый голос:

— Это ты, Лиззи? Ради Бога, что ты там делаешь?

Мэг! Лиззи обернулась и посмотрела наверх. Невероятно, но это действительно была Мэг! Рядом со старой женщиной стоял кто-то еще.

— Да, это я, Мэг! — закричала Лиззи. — Только не спускайся вниз! Здесь очень крутой спуск. Лучше дойди до дома и приведи отца. Скажи, что мистер Боунфорд повредил ногу.

— Я могу спуститься, — снова раздался голос Мэг. — Тут со мной мистер Хонисетт, он мне поможет.

Через минуту Мэг вместе с Тедом стояли рядом, с изумлением глядя на Лиззи и Ричарда.

— Боже, — всплеснула руками Мэг, — вы оба мокрые! Что случилось?

— Ричард... упал в воду. Надо его как-то вытащить отсюда, но боюсь, мы не сможем...

— Сможем! — Тед Хонисетт склонился над Ричардом. — Да, парень выглядит скверно. У меня наверху стоит тележка с дровами. Нам бы только до нее добраться... Эй, мистер Боунфорд, вы можете встать?

Опираясь на плечи Теда и Лиззи, с помощью Мэг, поддерживавшей его со спины, Ричард с трудом поднялся на гребень дамбы. Там он снова опустился на землю, а Тед принялся сбрасывать с тележки дрова.

— Куда его везти? — спросил Тед, усадив наконец дрожащего от холода Ричарда. — Домой?

— Нет, — замотала головой Лиззи, — давайте к нам.

— Добро, — кивнул Тед, внимательно посмотрев на Лиззи добавил: — Ты тоже неважно выглядишь, девочка! Может, расскажешь, что все-таки случилось?

— Он... свалился в реку.

— Понятно... Бывает... Ну давай, Лиззи, и вы, миссис Прайс. Помогайте толкать эту телегу, только осторожнее, а то дорога сейчас пойдет под уклон...

— О господи! — в один голос воскликнули Берта и Джон, открыв дверь.

— Я потом все объясню, па, — быстро сказала Лиззи. — Ма, можно положить Ричарда в комнате Джеффа? Он... совсем плох.

— Конечно!

Джон и Тед помогли Ричарду сползти с тележки, подхватив его под руки, помогли подняться лестнице. А Мэг и Берта сняли с него мокрую одежду и уложили в постель. Джону было велено приготовить для Лиззи горячую ванну, и побыстрее.

Внизу, в гостиной, Джон набросился на Теда с вопросами.

— Ну, выкладывай, что у них там произошло?

— Мистер Фултон, я бы тоже хотел это знать. Я встретил на дороге миссис Прайс, она вышла из автобуса у Фуллеровской развилки. Дурацкий автобус, скажу я вам, но уж если она опоздала на наш... А я собирал дрова... Нет-нет, не с вашего участка! — поспешил предупредить Тед, наткнувшись на подозрительный взгляд Джона. — На участке Рэйбенка ветром свалило дерево, и он сказал, что я могу его забрать, если заодно уберу мусор вокруг. А сейчас, знаете ли, за все надо платить, такие настали времена… Ну так идем мы через холм, и миссис Прайс мне все рассказывает... Ну, про Шилдс, про то, как разрушили ее дом ну и вообще... Она здорово рассказывает, прям как артистка... И тут я глянул вниз, там где дамба знаете? Вижу — две фигуры. Я сначала подумал вроде бы парочка какая-нибудь милуется, а потом сообразил, что вроде место уж больно неподходящее. И холодно! Вдруг миссис Прайс как закричит!.. Вот так мы их и нашли, Лиззи и мистера Боунфорда. Слава Богу, что живые оказались. Вот и все. Ну еще Лиззи сказала, что он... мистер Боунфорд то есть... свалился в реку. Странно, конечно, как это он туда свалился, ну да всякое бывает. Что думаете, мистер Фултон?

— Честно говоря, Тед, не знаю, что и думать, — пожал плечами Джон, — только я тебя, старина, вот о чем попрошу: ты особо в округе не болтай об этом, пока мы сами не разберемся, понял?

— Понял, как не понять-то. Уж я-то смогу рот на замке держать, не впервой! — Тед ухмыльнулся и направился к двери. — Ну бывайте, мне еще дрова надо собрать. А вообще-то, если б я так выглядел, то тоже, наверное, решил бы... ну это... в реку. А Лиззи молодец! Славная девчонка эта ваша Лиззи, право слово! Ну, пока, мистер Фултон!

— Счастливо, Тед! Спасибо тебе. Случится мимо проходить, заглядывай, может, и я тебе чем помогу.

Тед обернулся и, стоя в дверях, хитро подмигнул Джону:

— Очень любезно с вашей стороны, мистер Фултон. Обязательно зайду как-нибудь!

В кухню вошла Мэг.

— Мне нужна пара бутылок с горячей водой. Правда, не думаю, что от них будет много проку. Надо позвать доктора, этот парень мне не нравится. И надо сообщить этим... Брэдфордам.

— Да, надо, — Джон вздохнул. — Как он, Ричард, я имею в виду? Его все еще трясет?

— Да, и температура поднялась. По-моему, у него что-то с головой. Лиззи тоже не слишком хорошо выглядит. Джон, не осталось ли немного виски?

— В буфете есть еще капля.

— Я плесну, пожалуй, в горячий чай. Думаю, вреда не будет. А доктора все-таки надо вызвать.

Направляясь к телефону, Джон подумал: «Странно, я даже не заметил, как Мэг стала всем командовать. Она совсем не потеряла голову в такой момент. Хорошо, что она такая...»

Доктор обещал приехать, как только освободится. «Надеюсь, — сказал он, перед тем как положить трубку, — что до тех пор никому не станет хуже».

Джон взял в руки чашку с горячим напитком, который приготовила Мэг, и подошел к Лиззи. Девушка сделала глоток и сморщилась:

— Ты же знаешь, я не люблю виски!

Она поставила чашку на столик и плотнее закуталась в одеяло. Джон присел на край кровати и спросил тихо:

— Что случилось, Лиззи?

Девушка долго и внимательно рассматривала одеяло, а потом, с трудом подбирая слова, сказала:

— Я думаю, Ричард хотел... покончить с собой. Он мне как-то сказал, что хорошо плавает, но если бы его ударило об это дерево... или об опору... он бы не выплыл. И потом, он же был в форме... Мне кажется, он... хотел, чтобы наверняка...

— Как же тебе удалось вытащить его?

— Не знаю. По-моему, это он меня вытащил, все случилось так быстро... Я даже подумала — мне конец...

— Так и было бы! Ну и дурак же он!..

— Па! Ты только представь себе...

— Ладно, — Джон раздраженно махнул рукой. — Мне его, конечно, жаль, но я как подумаю, что тебя нашли бы в реке...

— Нет, па! Он, видимо, пытался... Я не знаю, остановиться, что ли, но было уже поздно...

— Что значит «поздно»?

— Ну, когда он отцепил ветки, которые держали дерево под опорой... Ты уже позвонил им?

— Нет. Пока не придет доктор, я никуда звонить не буду.

— Им пока не нужно ничего знать, правда, па? Ну, я имею в виду, ейне надо знать.

— Видишь ли, девочка, это, наверное, лучше решать Ричарду. Что, по-твоему, мы скажем доктору? Почему Ричард оказался у нас в доме? И почему ты тоже... хм... пострадала? Мэг говорит, что Ричард бредит, так что еще неизвестно, чем все это кончится. В общем, это уже не твоя головная боль. Что могла, ты сделала, и даже больше. Только я не думаю, что он будет благодарить тебя за это...

— Он очень славный, па. Он... остался такой же... внутри, понимаешь?

— Понимаю, девочка. Но ты не можешь заставить всех думать так же, как ты. Люди вообще склонны судить только по внешности... Я иногда думаю, что таким, как он, лучше было бы оставаться в госпиталях, пока врачи не приведут их в порядок..

— О па! — Лиззи приподнялась на подушке. — Это может затянуться так надолго! У Ричарда было уже шесть операций. Один Бог знает, сколько страданий выпало на его долю, но он остался таким же, ну, то есть человеком! Он хотел вернуться к нормальной жизни.

— Хорошо, хорошо, Лиззи, успокойся! Я думаю, на сегодня с тебя хватит. Отдыхай, Берта сейчас придет.

Странно, но только сейчас Лиззи обратила внимание на то, что Джон никогда не говорил про Берту «твоя мама», хотя сама она называла их «ма» и «па». И Берта тоже всегда говорила о муже «Джон». Когда ей исполнилось шестнадцать лет, Берта как-то сказала: «Будет лучше, если ты будешь называть меня просто «ма». И Джон, я уверена, не будет возражать, если ты будешь звать его «па». Ты согласна?»

Лиззи тогда ответила, что будет только счастлива. Ей понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к новым словам, но она так и не была до конца уверена, что «мистер Фултон», как она называла Джона раньше, вполне согласен со своим новым титулом.

Когда Джон вышел, Лиззи устало опустилась на подушку. Она чувствовала себя совершенно обессиленной. Болела голова, и ей никак не удавалось согреться. Протянув руку, Лиззи взяла со столика чашку и, зажмурясь, допила остаток напитка. Минуты не прошло, как ее начало клонить в сон, но, уже засыпая, она снова почувствовала себя под водой, не имея сил ни вынырнуть, ни проснуться, увидела лицо Ричарда, услышала его крик: «Лиззи!» и свой собственный голос: «Все хорошо, Ричард!»

Чья-то рука поправила подушку и убрала волосы с ее лица.

— Все хорошо, милочка, спи!

— Мэг, — сквозь сон пробормотала Лиззи.

Но сил разговаривать больше не было. Последней мыслью сверкнуло: «Я никогда раньше не называла его "Ричард"...»

 

6

Мэг тяжело вздохнула. Бедный парень, что лежит наверху, уже четвертый день находится без памяти. Доктор сказал, что у него сотрясение мозга. Из-за всех этих перипетий Лиззи страшно простудилась, кашель буквально выворачивает ее наизнанку. А тут еще заявилась эта мадам со своим мужем, владельцем поместья, два раза поднимались к Ричарду, а сами носы так и морщили, будто здесь бог знает чем пахнет. А этим утром приперлась она, жена, прости Господи. Ее и разыскали-то не сразу. Где она болталась — неизвестно. Уехала, никому ничего не сказала, только вчера вечером вернулась. Мэг как раз возилась с Ричардом, обтирала его, меняла белье и все такое, когда дверь открылась и Джон сообщил: «Мэг, пришла миссис Боунфорд».

Ричард пришел в себя только этим утром, и, слава Богу, с головой у него оказалось все нормально. Он долго извинялся за то, что доставил им столько хлопот, говорил, что чувствует себя хорошо и что ему лучше отправиться домой. Но когда вошла его жена, замолчал, будто язык проглотил. Она тоже была не очень-то разговорчивой, и совсем не выглядела встревоженной состоянием мужа. Она не бросилась к нему в объятия, а лишь остановилась в ногах и вежливо поинтересовалась: «Ну, как ты?» Ричард промолчал в ответ, лишь презрительно смотрел на нее своим здоровым глазом.

Мэг чувствовала себя смущенной, что было для нее не свойственно. Пробормотав: «Я сейчас вернусь», она вышла из комнаты, оставив Ричарда и Дженис наедине. Но не успела она спуститься по лестнице, как Дженис вышла вслед за ней.

— А миссис Фултон дома? — спросила она.

— Да, — ответила Мэг, — она у себя в комнате, наверху. Она получила неприятное известие.

— О, мне очень жаль, — сказала Дженис, — надеюсь, не слишком плохое?

— Трудно сказать, насколько. До нее дошли слухи, что Джеффри ранен.

— Джефф... ранен?

— Да. Недавно от него пришло письмо, но на нем нет даты, поэтому можете себе представить состояние миссис Фултон. С ней сейчас Джон...

— Да, конечно! Мне очень жаль, — пробормотала Дженис, направляясь к двери.

— Возможно, вы сможете поговорить с миссис Фултон, если зайдете сегодня ближе к вечеру, — рискнула предположить Мэг, но Дженис, обернувшись, сказала: — Я... вряд ли смогу прийти сегодня вечером. Передайте миссис Фултон, что я... что мне жаль, что так случилось... с ее сыном.

— Хорошо, — пообещала Мэг, — я передам.

Заваривая чай, Мэг еще долго вздыхала, бормоча себе под нос:

— Что-то странное у них происходит... Он же ей и слова не сказал, не захотел! Бедный парень... Страшно подумать, сколько еще потребуется операций, прежде чем его кожа приобретет нормальный, человеческий цвет. А то этот розовый поросячий оттенок... Бр-р-р...

Примерно такая же мысль пришла в голову Лиззи неделю спустя, когда она сидела напротив Ричарда в гостиной.

Его форма была вычищена и выглажена, а вывихнутая лодыжка почти пришла в норму. Правда, у спинки стула все еще стояла палка, но в остальном он был в полном порядке.

Вот уже больше четверти часа Лиззи беседовала с Ричардом. Разговор шел о погоде, о том, что холода в этом году наступили необычайно рано и что в скором времени можно ожидать снега.

— А тебе долго добираться до дома? — вдруг спросила Лиззи.

— О, я помню, как Мэтти водит машину. Если на военном джипе, то, я думаю, часа за четыре доедем.

Лиззи встала, взяла кочергу и поправила поленья в камине. Не поворачиваясь, тихо спросила:

— Почему ты не хочешь вернуться к Брэдфордам?

Ричард внимательно посмотрел на Лиззи своим здоровым глазом и так же тихо сказал:

— Чтобы ответить на этот вопрос, мне нужно объяснить, почему я собирался покончить с собой, — он потрогал пальцами обезображенную шрамами щеку и продолжил. — Нет, не только из-за этого... Там, в госпитале, были ребята, которым досталось гораздо сильнее... И не потому, что моя жена не может смотреть на меня, с этим я почти смирился. Дело в том, что... — Ричард тяжело вздохнул, — я застал ее с одним из моих друзей. Я, конечно, догадывался, что у нее кто-то есть, но когда оказалось, что это Бернард... — Ричард внезапно умолк и, повернувшись к камину, протянул руки к огню. Через некоторое время он снова заговорил, уже не глядя на Лиззи. — За день до этого мы были с ним в одной компании, пили, разговаривали... Договорились вместе поохотиться. Я как раз собирался съездить к родителям и решил пригласить его, знал, что у него скоро отпуск. На следующий день я был в Дурхеме и заехал к нему домой. Я раньше бывал у него... Вместе с Дженис... В общем, когда я зашел, дверь открыла служанка. Увидев меня, она выпучила глаза и, пробормотав, что хозяина нет дома, попыталась захлопнуть дверь. Я успел подставить ногу и мельком увидел на стуле в прихожей зеленое пальто с отороченным мехом капюшоном. Хорошая вещь, красивая. Я купил ее для Дженис, когда мы поженились...

Ричард снова умолк. Лиззи увидела капельки пота у него на лбу и поняла, что это не от каминного жара. А Ричард тем временем продолжал:

— Я распахнул дверь, едва не сшиб бедную женщину, рванулся наверх. Там я их и нашел... Будь у меня с собой пистолет, я, наверное, пристрелил бы обоих. А если б хватило сил, то придушил бы... Но у меня не то что сил, даже чувств никаких не осталось, как будто я замерз изнутри, поэтому я просто повернулся и ушел. Ну а остальное ты знаешь.

Ричард опять замолчал, но, сделав над собой усилие, снова заговорил, оперевшись рукой о каминную полку:

— Я был опозорен, Лиззи, оскорблен до глубины души. Я уже не чувствовал себя человеком. Я сказал себе, что не должен видеть свою жену, ведь все, что мне было нужно от нее — это утешение и поддержка. Простое понимание, чтобы продержаться до тех пор, пока не случится чудо и я снова не обрету нормальный человеческий облик. Хотя в моем случае надеяться на чудо, наверное, смешно...

— О Ричард! — воскликнула Лиззи. — Ты выдержишь, ты обязательно выдержишь, я уверена! — Повинуясь порыву, она схватила его руку и крепко сжала ее. — Я чувствую, у тебя хватит сил на все это. Только не сдавайся, держись. Когда тебе снова надо быть в госпитале?

— Через две недели.

— Ну вот, это будет еще один шаг к выздоровлению. Не отступай, Ричард!

— Я больше не хочу. С меня хватит.

— Нет, Ричард, пожалуйста, не говори так! Доктора тебе помогут, вот увидишь!.. Помнишь, на прошлой неделе ты сказал, что обязан мне жизнью? Теперь я хочу, чтобы ты вернул мне этот долг. Обещай, что ты не бросишь лечение и не отступишь! Хорошо?

Несколько мгновений Ричард молча смотрел на Лиззи, потом грустно улыбнулся и проговорил:

— Хорошо, Лиззи. Но и я тебя кое о чем попрошу. Я хочу, чтобы вы — миссис Фултон, Мэг и ты — приехали навестить меня. Мои родители будут рады познакомиться с ними и особенно с тобой. Они ведь еще не знают о том, что произошло, но я им обязательно расскажу, когда приеду. И о том, что я подаю на развод.

— Развод?

— Да, Лиззи. Я уже сказал об этом Дженис, она не возражает. Возражают ее родители. — Он хмуро улыбнулся. — Они, видите ли, не хотят скандала. Знаешь, что сказала мне вчера ее мать? Она спросила, соглашусь ли я взять вину за развод на себя! И когда я ответил, что нет, она страшно разозлилась. Заявила, что я поступаю не по-джентльменски. — Ричард хмыкнул. — Я ответил ей, что если б она научила свою дочь вести себя, как подобает леди, всего этого не случилось бы. А ее отец... Как сказала бы Мэг, он просто из штанов выпрыгивал. Пришлось ему напомнить кое-что.

— Значит, тебе предстоит пройти через все это?

— К сожалению, да. Видишь ли, Бернард был не первым и, насколько я знаю, не вторым, и даже не третьим. До меня доходили слухи, что у Дженис была довольно долгая связь с сыном Фултонов...

Ричард покосился на Лиззи, но та, удивленно взмахнув ресницами, промолчала.

Ричард окинул Лиззи пронзительным взглядом.

— Надеюсь, вы с Эндрю будете счастливы. Он хороший парень. По нему не скажешь, что он из этой семейки. И вообще, я не могу представить, что ты кого-то можешь сделать несчастным.

Кровь бросилась Лиззи в лицо, и, борясь со смущением, она сказала:

— Ну разве я похожа на ангела-хранителя? К тому же у меня очень плохой характер, тебе просто не приходилось с ним сталкиваться. Можешь спросить у ма, если не веришь.

Ричард улыбнулся.

— И вот еще что, Лиззи, — его голос стал мягким и проникновенным, — может быть, сейчас не время говорить об этом... Эта война закончится не завтра, и еще многое может случиться. Поэтому обещай мне, что, если тебе когда-нибудь понадобится друг, ты вспомнишь обо мне. Договорились?

Лиззи задумчиво посмотрела на Ричарда. По правде говоря, она. не верила в то, что такая ситуация может возникнуть. Но Ричард такой добрый, такой прекрасный человек... Не хочется огорчать его отказом.

— Я обещаю тебе, Ричард, — проговорила она почти шепотом.

Лиззи было легко дать это обещание. Когда он вернется к себе в Шотландию, они, вероятно, больше не встретятся. И после развода с женой у него не будет причин приезжать сюда. Конечно, это приглашение — приехать к нему вместе с Мэг и ма... Но это может быть простым знаком вежливости и благодарности за то, что к нему здесь так тепло относились.

Ричард посмотрел в окно.

— Ну вот, за мной пришла машина. До свиданья, Лиззи, и спасибо тебе за все. Пойду, попрощаюсь с остальными. — Лиззи хотела выйти вслед за ним, но он остановил ее: — Не надо, не провожай меня...

Когда дверь захлопнулась, Лиззи еще долго стояла неподвижно. Ей вдруг стало очень тоскливо от того, что Ричард уехал.

 

1

Стоял конец мая. Много чего случилось за последнее время — и дома, и в стране, и в мире. Март стал печальным месяцем для английского флота, — было потоплено много кораблей. Единственная надежда была на американцев, что они найдут какое-то волшебное лекарство, впрыснут его в жилы изнемогающего под бременем войны Королевства и смогут изменить ситуацию к лучшему.

В этот день, 27 мая, в четверг, за кухонным столом в доме Фултонов сидело пять человек. Четверо из них — Джон, Берта, Лиззи и Джефф — как могли, пытались успокоить плачущую Мэг. Берта уговаривала ее выпить крепкого чая.

Мэг вытерла лицо большим носовым платком.

— Спасибо, Берта, я целыми днями только и делаю, что пью чай, но это мало помогает. Господи, вы никогда не видели ничего подобного. Я думала, что самое страшное было тогда, в сорок первом, когда бомба упала на рыночную площадь. Но теперь!.. Вся улица в руинах, от моего дома вообще ничего не осталось, на его месте зияет черная дыра... Сколько народу погибло, а сколько раненых! Боже, я просто стояла и рыдала. Сразу вспомнилось, как перевернулась лодка, как погибли мои близняшки, как, не выдержав страданий, умер мой муж... Это было ужасно... Хорошо, что в прошлый раз я привезла из Шилдса все фотографии, — ведь у меня больше ничего не осталось, ничего!

Джон подошел к Мэг и положил руки ей на плечи.

— Мэг, скорбим о том, что ты потеряла все в этой проклятой войне, — сказал он. — Но у тебя есть мы, есть этот дом, который, мы надеемся, стал и твоим за эти годы. — Правда, Берта? — Джон посмотрел на жену.

— Разумеется, — кивнула Берта. — Мэг, ты стала членом нашей семьи, ты же знаешь!

Мэг снова всхлипнула.

— Вы всегда были добры ко мне! Но я не хочу становиться обузой, понимаете? В городе мне сказали, что дадут приличное жилье, когда я вернусь, но... — Женщина умолкла, стараясь подобрать слова. — Мне трудно будет снова привыкать к городской жизни после прожитых здесь лет... Говорят, что в деревне ничего не происходит, что жизнь в них течет тихая и спокойная. Как бы не так! Я тут столько всего насмотрелась, чего в городе и за полжизни не увидела!

— Да, Мэг, у нас тут много чего случается, что там твой город! — усмехнулся Джон и, посмотрев на сына, спросил: — А ты что скажешь, Джефф?

Лицо Джеффа исказила кривая усмешка.

— Это точно! На любой вкус, только выбирай, кому что нравится. — Джефф поднялся, с грохотом отодвинув стул.

Джон пристально посмотрел на сына, испытывая какое-то смутное беспокойство. Джефф сильно изменился после демобилизации. Джон ожидал, что, получив звание офицера и заняв более высокое положение обществе, сын станет другим. Может, более общительным, элегантным, в общем «светским», как говорила Мэг. Но Джефф постоянно пребывал в каком-то мрачном настроении, куда-то пропали его извечные шуточки, им на смену пришли замкнутость и угрюмость. Может быть, такой отпечаток на него наложило ранение, хотя, по большому счету, Джефф еще легко отделался. Да, он теперь немного прихрамывает, и левая рука повреждена, но ведь главное, что он остался жив. Другим повезло гораздо меньше... Сын находился дома уже больше двух месяцев, но до сих пор не пришел в себя, не успокоился. Похоже, его душа была изранена куда сильнее, чем тело.

Джефф снял с вешалки фуражку и направился к двери. Вот уж третий месяц, как он был уволен из армии, но все еще продолжал носить свою лейтенантскую форму, и даже когда выходил прогуляться, тщательно приводил ее в порядок.

Джон проводил сына печальным взглядом. Он, бесспорно, радовался возвращению Джеффа, но вынужден был признать, что с его приходом атмосфера в доме стала какой-то напряженной. Это был уже не тот веселый парнишка, которого все помнили и любили. То, что Джефф пережил за эти несколько страшных лет, совершенно изменило его...

Заметно прихрамывая, Джефф медленно брел по дороге. Конечно, с палкой идти было бы гораздо легче, но в первый же день, вернувшись домой, Джефф поставил ее в углу за дверью и больше не дотрагивался до нее. «Хватит того, что мать не расстается с клюкой, — думал Джефф, — а я уж как-нибудь обойдусь». Тяжело опущенные плечи и понурая голова создавали впечатление, что он даже стал меньше ростом.

Много раз за последние недели Джефф спрашивал себя, что ему делать дальше. Искать ли какую-нибудь сидячую работу? Или, может быть, выучиться на клерка? Глядя на свою левую руку, менее подвижную, чем правая, Джефф думал о том, что было бы гораздо хуже, если бы ему приходилось каждое утро прицеплять к локтю металлический протез с крюком. В госпитале он насмотрелся на такие штуки. Стоило быть благодарным судьбе за то, что он избежал этой страшной участи. Но Джефф почему-то не чувствовал в себе никакой благодарности.

Там, на войне, все было по-другому. Там он чувствовал себя нужным: он получал повышения, ему присваивали новые звания, его уважали подчиненные, у него были друзья, в штабе его считали отличным командиром. У него, как он любил говорить, немного задубела шкура, но внутри он оставался тем же добрым и отзывчивым парнем. Оставался до тех пор, пока все эти прекрасные душевные качества не погибли в один день и не были похоронены в местечке под названием Сиди-Баррани. Это случилось под Рождество 1940 года. Они тогда преследовали отступавших итальянцев от Тобрука через Дерну и Бенгази до самой Аджейлы. А потом в тылу высадились эти проклятые немцы, и пришлось снова возвращаться в Тобрук. Боже, что за мясорубка там была! И он как будто прошел все девять кругов ада, чудом не получив ни одной царапины. Правда, одна пуля попала ему в каску, но он нутром чувствовал, что его пуля еще в чьей-то обойме. А ребята вокруг него все падали и падали.... А потом наступил тот страшный день...

Итальянцы вместе с немцами нанесли ответный удар и оттеснили их на линию Газы под Тобруком. Им тогда пришлось туго, но Джефф сумел организовать оборону. Казалось, что самое страшное уже позади, но тут прямо на позиции взорвался снаряд. Всех ребят его подразделения разнесло на куски — и старину Джима Ролстона, и юного Хела Фербенкса, которого всего неделю назад произвели в капралы, и Боджера Риптона, который чаще сидел на губе, чем в окопах, но слыл лучшим снабженцем в батальоне. Не было ничего, чего бы Боджер не смог достать, даже с риском снова оказаться под арестом.... А еще Спад Винтер, который рассказывал жуткие истории про свою мать-ирландку, и выходило так, что она была самой известной шлюхой в Дублине... Эх, Спад!..

А еще там был Гарри. Гарри Коул. Капитан Гарри Коул. Отличный парень, который ввел Джеффа в офицерский клуб. При Гарри никто в клубе не позволял себе выпадов против «нижних чинов», как некоторые снобы называли бывших сержантов, потом и кровью заслуживших офицерские погоны. Хотя сам Гарри был, что называется, «белой костью» — его отец работал где-то в аппарате правительства, и Гарри был его единственным сыном... Гарри тоже остался лежать там, с оторванной рукой, с головой, превратившейся в кровавую кашу...

Сам Джефф был сильно контужен, и перед тем как сознание покинуло его, все пытался собрать останки своих боевых товарищей. Он пришел в себя в госпитале, когда чей-то голос спросил: «Эй, как вы там?» Джефф открыл глаза и увидел склонившегося над ним мужчину в белом халате. Но, вместо того чтобы ответить, он начал орать и ругаться, а после все вокруг снова стихло... Так продолжалось до сих пор, с той только разницей, что орал он во сне, а вспоминал все наяву...

Джефф остановился, задумавшись о чем-то, потом круто развернулся и направился обратно. Подходя к дому, он увидел, как из дверей показалась Лиззи, в белом шерстяном жакете и кремовой соломенной шляпке. Поравнявшись с Джеффом, девушка заговорила первой:

— Хорошо погулял?

— Да, ничего, — ответил Джефф и, помолчав, добавил: — Знаешь, Лиззи, я все еще не могу привыкнуть к тебе... такой. — От девушки веяло такой свежестью, что Джефф не мог найти подходящих слов. — Я все время вижу ту худенькую, замученную девчонку, что привел когда-то в этот дом. Сколько лет назад это было?

— Считай сам, ты уехал в тридцать седьмом, а сейчас сорок третий.

— Значит, тебе уже девятнадцать? — Джефф покачал головой.

— Скоро будет двадцать.

Джефф снова умолк. Спору нет, Лиззи стала красавицей. Не только цветом кожи, блеском веселых глаз, всем своим обликом она пробуждала какое-то теплое чувство, заставляла улыбаться без всяких видимых причин. И она собиралась замуж за Эндрю Брэдфорд-Брауна...

В последнее время Джефф обнаружил у себя странную привычку: когда он с кем-то разговаривал, — а разговаривал он мало и неохотно, — то не давал себе труда подумать над тем, стоит ли выслушивать собеседнику то, что было у него на уме, уместно ли это будет. Вот и сейчас он спросил прямо и даже бесцеремонно:

— Ты уверена, что хочешь выйти за Эндрю?

Лиззи удивленно посмотрела на Джеффа — в первый раз он заговорил о ее предстоящем замужестве. Раньше Джефф намеренно игнорировал эту тему. Даже когда Эндрю приходил к ним в дом, он никогда не обсуждал с ним их планы на будущее. Когда однажды Лиззи обратила на это внимание Эндрю и добавила, что Джефф, которого она раньше знала раньше, совсем не похож на того человека, который сейчас живет в их доме, Эндрю попытался убедить ее в том, что это вовсе не удивительно: человек пережил такое, что могло еще и не так изменить его. — «Возьми, например, Ричарда, — сказал он тогда Лиззи, — ему тяжелее еще приходится. Можно смотреть фактам в лицо, но это гораздо легче делать, если у тебя есть свое лицо»...

Голос Лиззи прозвучал довольно холодно:

— Да, конечно, я собираюсь выйти замуж за Эндрю, ты об этом знаешь. Почему ты спрашиваешь, Джефф?

— Потому, что он — Брэдфорд-Браун, а они очень плохие люди. Ты же видишь, как они к нему относятся. Перед Эндрю захлопнулись двери родного дома, а он, между прочим, один из них. И никуда не деться от того, что родители вложили в тебя.

— Эндрю не такой! Он не похож ни на отца, ни на мать, и уж тем более, — Лиззи брезгливо сморщила губы, — на свою сестру.

Бронзовое от загара лицо Джеффа вдруг сделалось пепельно-серым. Лиззи слышала о связи Джеффа и Дженис, когда та еще не была миссис Боунфорд. Все подробности этой связи она узнала от Нэнси Бассет, служившей одно время прачкой у Брэдфордов. Сейчас Нэнси работала в солдатской столовой в Дурхеме и все так же любила посплетничать. Лиззи полагала, что она не будет болтать о своих бывших хозяевах, но молчать Нэнси, видимо, просто не умела. Это от нее Лиззи узнала о скандалах между молодой хозяйкой и ее мужем, о том, что миссис Боунфорд терпеть не может Ричарда и вот уже несколько лет изменяет ему с Джеффом Фултоном.

Когда Джефф вернулся после демобилизации, Лиззи было искренне жаль его. Подобное чувство она испытывала и к Ричарду. Но шло время, Джефф оказался личностью мрачной и нелюдимой, и чувство жалости постепенно прошло, уступив место холодности и отчужденности. Временами он даже был неприятен ей. Вот и сейчас Лиззи едва сдержалась, чтобы не ответить грубо.

— Конечно, ты знаешь о Брэдфордах больше меня, но каждый судит по-своему. Я лично всегда считала Эндрю порядочным человеком и... — она запнулась, — джентльменом!

Некоторое время они смотрели друг на друга с нескрываемой враждебностью.

— Значит, джентльменом, да? — Джефф ядовито усмехнулся. — Ну, если сравнивать со мной, то конечно... Я на джентльмена никак не тяну, — он предупреждающе поднял руку, не дав Лиззи возразить. — Не надо! Я знаю, что вы все про меня думаете... Мне жаль, что все так получилось... — его голос дрогнул. — Меня долго не было, и здесь многое изменилось. Ты права, я знаю Брэдфордов лучше, чем ты, но должен признаться, что про Эндрю я не могу сказать ничего плохого, и... я рад за тебя. Надеюсь, что ты будешь счастлива с ним.

Лиззи вдруг с удивлением почувствовала, что чувство неприязни к Джеффу куда-то бесследно растворилось.

— Да, Джефф, я тоже надеюсь, — сказала она и, помолчав, добавила уже по-дружески: — А почему бы тебе не пойти вместе со мной на концерт? Там в программе будут очень неплохие номера, и ты повеселишься немного!

— Спасибо! Может быть, в другой раз... Ма говорила, что скоро ты станешь звездой, что о тебе по городу уже идет слава! Ты будешь сегодня опять аккомпанировать хору?

— Нет, сегодня я буду просто играть. Открываю и первое, и второе отделение. А на последней репетиции одна наша солистка, сопрано, сказала мне, что «звезд всегда выпускают под конец».

Джефф рассмеялся.

— А ты что ответила?

— Сказала, что постараюсь сделать так, чтобы сумерки наступили как можно позже, и ты знаешь, — Лиззи хитровато улыбнулась, прикусив губу, — так и получилось! После моего выступления ребята начали кричать «Бис! Бис!», а на таких концертах «на бис» обычно исполняются только последние номера. Ну, я сыграла еще раза три, а потом еще одну песню все спели хором, — Лиззи хихикнула, — в общем, когда я уходила со сцены, эта леди была пунцово-красного цвета, а я ей говорю: «Не иначе сегодня случится звездное затмение!» Клуб, где мы выступали, закрывался в десять часов, так на нее едва успели взглянуть. Я, конечно, чувствовала, что немножко перестаралась, но, с другой стороны, нечего нос задирать!

Джефф улыбнулся:

— Сегодня она тоже будет выступать?

— Да, конечно! Она состоит в каком-то комитете по сбору пожертвований в пользу армии, поэтому принимает участие в каждом концерте.

— А, денежные дела! Понятно.... А ты, оказывается, можешь постоять за себя! Молодец! Я, вообще-то, был уверен в этом с самого начала. Помнишь тот день, когда я привел тебя в наш дом?

— Конечно, — Лиззи кивнула, — Я навсегда его запомнила. Я никогда не говорила, как я благодарна тебе за это... Сейчас, по-моему, самое время это сделать. В тот день у меня появился шанс начать новую жизнь, у меня появились ма и па. Правда, странно, что я называю твоих родителей «ма» и «па»?

— Нет, ничего странного! Мать считает тебя своей дочерью, она ведь вырастила тебя.

— А ты, стало быть, мой старший брат?

Джефф задумался:

— Да, если так рассуждать, я твой старший брат, — серьезно сказал он и вдруг добавил: — Знаешь, Лиззи, а ты красивая. Ты стала очень привлекательной женщиной. Глядя на тебя тогдашнюю, я бы ни за что в это не поверил. Когда я вернулся, сначала подумал, что это не ты. Для меня это стало шоком, напомнило о том, сколько лет меня не было, и о том... сколько всего случилось за это время.

Лицо Лиззи залила краска смущения.

— Не знаю, что ты такого красивого увидел, — сказала она, — может, у тебя с глазами что...

— Перестань! — В голосе Джеффа послышалась едва заметная резкость. — Ложная скромность тебе не идет! Ты отлично знаешь, как ты выглядишь. Ладно, все, беги, а то я боюсь, что поведу себя не по-джентльменски!

Лиззи весело рассмеялась.

— Пока, Джефф!

— До свидания, Лиззи.

Сделав несколько шагов, девушка остановилась и повернулась к Джеффу.

— Если я опоздаю на этот автобус, ты тоже кое-что от меня услышишь, когда я вернусь! — и заспешила на остановку.

Джефф долго смотрел ей вслед, прикусив нижнюю губу, а потом направился к дому.

 

2

Зал был полон. Второе отделение Лиззи начала этюдом Шопена, а после него исполнила вальс Штрауса. После выступления за кулисами, когда, прижавшись к стене, она пропускала выходивший на сцену инструментальный квартет, к ее уху наклонился распорядитель и проговорил:

— Там молодой человек. Он вас ждет, мисс Гиллеспи. Давайте, я подержу ваши ноты.

— Что? — не поняла Лиззи, но в тот же момент увидела Эндрю, который стоял в конце прохода и махал ей рукой.

Лиззи бросилась к нему, не помня себя от радости и, схватив за руки, громко зашептала:

— Откуда ты взялся? Когда приехал? Ты же на-писал в письме, что приедешь только на следующей неделе!

— Пойдем! — Эндрю потащил Лиззи к выходу.

По дороге она все-таки сумела схватить в раздевалке свое пальто и шляпку. Оказавшись на улице, они обнялись, а потом долго старались разглядеть друг друга в наступающих сумерках.

— Эндрю! Ты надолго?

— Нет, не очень. У меня обратный поезд в полночь. — Он крепко взял ее за руку, и они направились вдоль улицы.

— Куда мы идем? — спросила Лиззи. — Домой?

— Нет, на это не хватит времени. Куда-нибудь поближе, к реке, например.

— Эндрю, что-то случилось?

Эндрю вздохнул и крепче сжал ее руку.

— Не знаю точно. Что-то носится в воздухе... Мой отпуск был запланирован через две недели, все было уже готово — бумаги, разрешение... Я получил письмо от Ричарда, он с удовольствием согласился быть шафером на нашей свадьбе. Но тут меня поймал наш адъютант и сказал, что мне не стоит рассчитывать на недельный отпуск; максимум, что я могу получить, — это пару дней. Сейчас начались большие перемещения, людей переводят с тральщиков на большие корабли...

— Значит... тебя могут послать куда-то далеко?

— Может быть. Пока все это только слухи... Короче, он дал мне сутки. Я приехал всего полчаса назад, и Мэг сказала, что ты здесь.

— Эндрю! — Лиззи испуганно прижалась к нему. — Я была рада, что у тебя такая безопасная служба... ну, я имею в виду... ведь эти спасательные операции, это как бросок — в море и обратно, на базу. А теперь... О Эндрю!

— Не волнуйся, может, все еще обойдется... А вообще-то, — Эндрю усмехнулся, — ты права, сейчас в море даже безопаснее, чем на берегу. Ты не представляешь, Лиззи, что творится сейчас в Лондоне! Эти люди, что живут там, — это просто герои!

— Перестань, Эндрю! Я и так ужасно себя чувствую, сидя в этом продовольственном отделе. Я попыталась пойти на службу, закончила специальные курсы, я рассказывала тебе...

— Не говори глупостей! — перебил ее Эндрю. — Пока ты здесь, я знаю, что ты в безопасности.

Они обогнули берег реки, поднялись на холм, снова спустились и наконец вышли за городскую окраину, где начинался лес.

В английской армии эта должность соответствует начальнику первого отдела или отдела кадров.

— Который час? — спросила Лиззи.

— Без десяти девять.

— Тебе обязательно нужно вернуться этим поездом?

— Да, к утру мне надо быть в части, в полдень я заступаю на дежурство.

Лиззи остановилась и, повернувшись, сдавленным от волнения голосом спросила:

— Эндрю, тебе действительно дадут эти два дня, чтобы мы поженились? Тебя не отправят... сразу, завтра или послезавтра?

— Нет, Лиззи, успокойся! Я специально приехал, чтобы предупредить тебя. Я знаю, что ты уже договорилась насчет коттеджа на озере... Мы обязательно поедем туда, только боюсь, что это будет всего один день.

Они пересекли поле, глядя на полоску леса, черневшую на фоне еще светлого неба, и, не сговариваясь, вошли в темноту, сгустившуюся среди деревьев. Эндрю снял фуражку и плащ, положил их на землю и сам опустился рядом. Лиззи сбросила пальто... И вот они уже, лежа на мягкой зеленой траве, сжимали друг друга в истосковавшихся объятиях. Темнота делала их лица почти невидимыми. Голос Эндрю раздался, как будто из пустоты:

— Лиззи... ты не жалеешь о том, что... было в прошлый раз?

— Нет, Эндрю.

— Я думал... я волновался из-за этого!

— Не надо, дорогой, пусть это тебя не волнует.

— Я не успокоюсь, пока мы не поженимся... Что, если что-нибудь случится? Ну, я имею в виду...

— Я буду рада!..

— Нет, пока мы не поженимся... Я не выдержу, если с тобой случится что-то подобное!

— Но с другими же случается.... Это всегда случается!

— Может быть, но только не с тобой!

Лиззи слегка отстранилась, пристально взглянув в глаза Эндрю, очень серьезно сказала:

— Не важно, что случится, Эндрю. Ведь это будет частичка тебя...

— О Лиззи! Ты заставляешь меня чувствовав себя самым счастливым человеком на земле! Я уже знаю, чем буду заниматься, когда все это кончится, я все спланировал. Помнишь, я говорил тебе, что у Ричарда есть кое-какие идеи? Он предлагает заняться фермерством, и я ухватился за это... Я знаю, что никогда не смогу быть таким... таким, как отец, даже если бы захотел. А недавно я получил письмо от Ричарда, и он опять настаивает, чтобы я стал его партнером. Мне кажется, он понемногу приходит в себя, успокаивается. А еще он, похоже, завидует мне, и я знаю почему. Хорошо, что он наконец развязался с Дженис, от нее он не видел ничего хорошего. Да, по-моему, она никому ничего хорошего и не сделала, кроме самой себя... Слушай, а как тебе понравится быть женой фермера?

— Эндрю, мне понравится быть твоей женой, а будешь ли ты фермером или мусорщиком...

— О Лиззи! — только и смог выговорить Эндрю, и их губы снова слились в страстном поцелуе.

— Который час? — через некоторое время спросила Лиззи.

Эндрю посмотрел на часы:

— Нам пора возвращаться, — сказал он, вздыхая.

Когда они наконец вышли на дорогу, ведущую в

город, часы на ратуше пробили одиннадцать. Уже направляясь к вокзалу, Эндрю вдруг хлопнул себя по лбу.

— Господи, Лиззи, как же ты доберешься до дома? Может быть, тебе лучше остаться на ночь в гостинице?

— Я позвоню, — успокоила его Лиззи, — и па приедет за мной на старом фургоне; он всегда держит немного бензина про запас.

В половине двенадцатого они уже были на вокзале. Лиззи позвонила домой из ближайшего таксофона. Трубку снял Джон.

— Привет, па! Ты... не сможешь приехать за мной на вокзал? Эндрю уезжает двенадцатичасовым поездом, и я...

Джон довольно резко перебил ее:

— Ты не могла позвонить пораньше? Берта страшно волнуется.

— Прости, па, у меня не было времени!

— Ладно, — проворчал Джон. — Сейчас выезжаю.

Выйдя из телефонной будки, Лиззи сказала:

— Все в порядке, Эндрю, не беспокойся, он скоро приедет. У нас еще есть время, пойдем выпьем чаю.

Эндрю посмотрел на перрон, поезда еще не было.

Они успели выпить в буфете по чашке чая, когда вдруг услышали шипение пара и свисток паровоза. Выйдя на перрон, Лиззи вдруг почувствовала необъяснимый страх. Бросившись к Эндрю, она прижалась к нему всем телом и тихо прошептала:

— Эндрю, я боюсь... Я не хочу, чтоб ты уезжал.

— Ничего, любовь моя. Я тоже не хочу, но что делать! Я позвоню тебе завтра.

— Во сколько?

— От половины шестого до шести. Хотя нет, — он на минуту задумался, — я не знаю, где я буду в это время. Давай так договоримся: как только мне представится возможность, я позвоню твоим и попрошу передать тебе, как и что. Ладно?

— Обязательно позвони, Эндрю! Я буду ждать.

Вокруг них уже толкались люди, шла обычная

вокзальная суета, но Лиззи все никак не могла отпустить руку Эндрю.

Наконец, словно очнувшись, она сказала:

— Иди, а то займут твое место!

Эндрю быстро нашел свое купе и, отпустив стекло, наклонился к Лиззи. Тусклый свет вокзальных фонарей едва позволял разглядеть ее лицо. В глазах Лиззи стояли слезы.

— Не плачь, радость моя! Все будет хорошо. В следующий раз, — Эндрю показал на безымянный палец левой руки, — я кое-что одену тебе. Я уже заказал!

— Правда?

— Да. У Вулворта!

— О Эндрю! — Лиззи заставила себя улыбнуться. — Это же очень дорого, не стоило так...

Раздался свисток. Локомотив с шумом выпустил струю пара, и Эндрю не услышал ее последних слов.

Когда поезд тронулся, тоскливое чувство одиночества буквально пронзило Лиззи насквозь.

Выйдя из здания вокзала, она увидела стоящего на тротуаре Джона, а рядом с ним — Джеффа. Мужчины дождались, пока Лиззи подошла, и Джон, осветив фонариком ее лицо, спросил:

— С тобой все в порядке?

— Да, — ответила Лиззи бесцветным голосом.

Джон сел за руль, а Джефф помог ей забраться в кабину. Дорога домой прошла в молчании.

Мэг, как всегда, ждала их на кухне.

— Ну как ты, милочка? — спросила она Лиззи, но, увидев невыразимую муку на лице девушки, сказала: — Иди сюда, выпей горячего какао. Давай, я помогу тебе раздеться.

— Как Берта? — спросил Джон. — Уже спит?

— Вряд ли, — ответила Мэг, — хотя свою таблетку снотворного она уже приняла.

Джон вышел, и Мэг услышала, как его каблуки застучали по лестнице.

— А тебе налить? — спросила она, обращаясь к Джеффу.

Тот кивнул и, подойдя к скамейке, уселся рядом с Лиззи.

— Как ты себя чувствуешь, девочка? — тихо спросил он.

— Все нормально, Джефф.

— Что-то не похоже... Эндрю что, уходит?

— Уходит? Куда?..

— В море, куда же еще?

— А!.. Нет, пока еще ничего не известно...

— Тогда не о чем беспокоиться. — Джефф поднялся. — Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, Джефф!

Когда Мэг с Лиззи остались вдвоем, старая женщина снова спросила:

— Что случилось? Вы не поссорились?

— Ну, что ты, Мэг! — Лиззи отрицательно покачала головой.

— Тогда что с тобой?

— Не знаю, Мэг, — горько вздохнула Лиззи.

— Свадьба, надеюсь, не откладывается?

— Нет, но Эндрю не дадут недельный отпуск, как обещали. Самое большое — это два дня, но он уже обо всем договорился, получил необходимое разрешение. — Тут Лиззи в первый раз за все это время улыбнулась и добавила: — И уже заказал кольцо!

— Ну, это хорошая новость! — оживилась Мэг. — Ничего, потерпи еще немного, — она погладила Лиззи по плечу. — Все будет хорошо!

— Мэг!

— Что, милочка?

— Там, на станции, у меня было такое чувство.... Это было просто ужасно, я не могу объяснить тебе. Никогда в жизни мне не было так плохо...

— Ничего, милочка! Мне тоже бывало плохо каждый раз, когда мой муж уходил в море, но я привыкла. Правда, тогда не было войны... На душе всегда кошки скребут, когда расстаешься с кем-то очень для тебя дорогим. Я тебе больше скажу: если расстаешься без боли, значит, и любви никакой нет, поверь мне. А теперь допивай какао, выбрось все страхи из головы и отправляйся спать. Сегодня был длинный день, боюсь, у меня даже не хватит сил подняться по лестнице.

— Прости меня, Мэг! Из-за меня ты так долго не ложилась...

— Нет, девочка, это не из-за тебя. Просто по вечерам я долго не могу уснуть. Все хожу тут, кручусь, делаю что-то.... Это потому, что я не хочу думать, не хочу вспоминать весь этот кошмар в Шилдсе. Только то утешает, что у меня там никого не осталось — ни друзей, ни родственников. Зато у меня есть вы все, а ты, милочка, — в особенности... Все, дорогая, отправляйся к себе!

Лиззи поднялась со стула, и Мэг слегка под-толкнула в двери.

Когда девушка вышла, Мэг, глядя ей вслед, удивленно пробормотала:

— И почему я ей сказала, что тоже волновалась, когда мой муж уходил в море? Никогда в жизни этого не было!..

На следующий день у Джона поднялась температура, и он не смог пойти на работу. Берта тоже чувствовала себя неважно, поэтому Джефф позвонил доктору.

Было уже половина двенадцатого, когда доктор Мак-Нейл закончил осмотр своих пациентов и, пыхтя, спустился в холл, где его ждал Джефф.

— У Джона обыкновенная простуда, — сообщил доктор. — Полежит пару дней, и все будет нормально. А вот кто меня действительно беспокоит, так это ваша матушка.

— Что с нею, доктор?

— За последние два года у нее было три сердечных приступа, и сейчас я сравнил бы ее сердце с бомбой, часовой механизм которой может сработать в любую минуту.

— Выдумаете, что...

— Вот именно, молодой человек, именно это я и думаю. Ей необходим покой, противопоказаны какие бы то ни было волнения!

— Но сейчас ей не о чем беспокоиться. Конечно, она волновалась, пока меня не было, но теперь!..

— Да, конечно, теперь у нее одной заботой меньше, но остальное тоже, знаете ли... Она вот переживает из-за вашего отца, — только что говорила мне, что он устает на работе, часто приходит вымокший, еле ноги переставляет.... Да мало ли чего найдется у женщины, из-за чего переживать... Вы уж поберегите ее. Ну а мне, пожалуй, пора. Да, кстати, а как вы себя чувствуете?

— Нормально, доктор, можно даже сказать, хорошо.

— В госпиталь заглядываете?

— Да, регулярно, хожу на осмотр, и вообще...

— А как рука? Есть улучшение?

— Да я бы не сказал.

— Что ж, со временем привыкнете, бывает и хуже! Ну, я пошел, счастливо оставаться! — Уже надевая шляпу, доктор ворчливо добавил: — И почему люди простужаются летом? Ума не приложу...

Мэг открыла дверь. Доктор вышел, как будто не заметив ее, не попрощавшись.

— Странный он какой-то, — пробормотала Мэг. — Все торопится.... Такой и на похоронах будет гроб подталкивать, чтобы быстрее управиться...

Джефф улыбнулся:

— Похоже. А ты бы, наоборот, приоткрыла крышку и прикрикнула: «Эй, не торопись, задержись еще на минуточку!»

Мэг расхохоталась. Первый раз за все время Джефф пошутил с ней. Поначалу она решила, что Джеффу не нравится ее пребывание в доме Фултонов, но потом она поняла, что дело совсем в другом. Мэг смотрела, как Джефф поднимается по лестнице — как ребенок, который еще не верит, что научился ходить, — и подумала: «Кажется, он возвращается, он снова становится таким, как прежде».

Мэг вернулась на кухню. «Боже, — мысленно сказала она, — как хорошо, что горе обошло этот дом стороной». Если б не мысли о том, что произошло с ней самой, она бы, наверное, и о войне не часто вспоминала.

На следующий день ровно в полдень зазвонил телефон. Мэг сняла трубку и услышала голос Лиззи:

— Мне никто не звонил?

— Нет, милочка.

— Я, вообще-то, и не ожидала, но Эндрю сказал, что позвонит домой, если будут какие-то новости. Ну, значит, он позвонит вечером, как мы договаривались. Как там па?

— Доктор сказал, что у него простуда.

— А ма?

Мег на секунду помедлила с ответом:

— Она в порядке, все такая же, учит меня, как делать настоящий рисовый пудинг.

Лиззи рассмеялась и, попрощавшись, положила трубку.

Домой она вернулась около шести. Увидев на кухне Берту, с ходу кинулась к ней:

— Мне звонили?

— Нет, девочка, — вздохнула Берта и, глядя, как сразу потухли глаза Лиззи, попыталась ее ободрить. — Может быть, его отправили на патрулирование, эти летчики, говорят, падают в море каждый день. Иди, мой руки. Угадай, что у нас сегодня на ужин?

— Понятия не имею! — пожала плечами Лиззи.

— Копченая селедка!

— Селедка? — В глазах Лиззи промелькнуло удивление. — Откуда она взялась?

— Ты не поверишь! Тед Хонисетт зашел сегодня и говорит: «Восемь штук! Хотите? Прямо из Крастера, с побережья!» И еще спросил, как здоровье Джона. Нет, он все-таки неплохой парень, этот Тед, я всегда говорила.

— Конечно неплохой, если рыбку приносит. А что он попросил взамен? Парочку фазанов или лосося?

— Как тебе не стыдно, Лиззи!

— Спорю на шиллинг, — усмехнулась Лиззи, выходя из кухни, — за следующие дни, пока па болеет, нескольких птичек точно недосчитаются.

— Ну, кое-кто не будет ругать его за это, — из кладовой показалась Мэг.

Лиззи улыбнулась в ответ:

— Конечно, ты не будешь! А как насчет поменяться с ним, — утиные яйца на что-нибудь?

— Неплохая идея, надо подумать, — невозмутимо ответила Мэг. — Кстати, для сведения: сегодня после обеда я нашла четыре штуки, на этот раз от хобсоновских уток. Рэйбенк своих посадил за загородку — жалкий скряга!

Лиззи направилась в ванную. Умывшись, она слегка припудрила лицо и внимательно оглядела свое отражение. Джефф сказал, что она красивая. Эндрю тоже говорил это, и не раз. Неужели это правда? Сама Лиззи считала себя привлекательной, и только. Вот мисс Томпсон, что работает на втором этаже, действительно красивая, даже элегантная. Все только гадали, откуда она достает такие наряды. У нее были такие же карточки, как у всех, а выглядела она так, словно сошла со страниц «Вог». Про ее фигуру говорили, что на нее можно надеть мешок, а она все равно будет неотразимой. Бывают же такие женщины! Себя Лиззи к таковым не причисляла. И бедра были, на ее взгляд, полноваты, и грудь... Талия, правда, тонкая, всего шестьдесят шесть, а вот бюст — почти девяносто. Нет, на красавицу она никак не тянула. Хотя, с другой стороны, если Эндрю считает ее красивой, остальное не имеет никакого значения.

В десять вечера звонка все еще не было. Сидя в гостиной, Лиззи чувствовала, что боль, уснувшая где-то внутри, начинает просыпаться с новой силой. Весь вечер она старалась отвлечься от мрачных мыслей, занять себя чем-нибудь. Лиззи помогла Мэг приготовить еду на следующий день, помыла посуду. Но сейчас, когда все дела иссякли, она вновь ощутила необъяснимую тревогу. Лиззи уговорила Мэг пойти спать, а сама уселась рядом с телефоном. Эндрю должен позвонить во что бы то ни стало.

Джефф расположился в кресле напротив с книгой в руке. Он много читал в последнее время, видимо, стараясь наверстать упущенное за долгие годы службы. Лиззи удивлялась, — в отличие от нее, Джефф никогда не делился впечатлениями от прочитанного. Вот и сейчас у него на коленях лежал томик Джорджа Оруэлла «Дорога к Византской пристани».

— Странный выбор, — сказала Л иззи.

Джефф не стал ничего объяснять. Приподняв брови, он лишь спросил:

— А почему бы тебе не пойти спать? Я еще посижу пару часов и, если Эндрю позвонит, разбужу тебя. Может быть, он где-нибудь на задании!

— Но он сказал, что будет...

— Лиззи! — Тон Джеффа был таким, словно он разговаривал с упрямым ребенком. — Ты же знаешь, чем занимается Эндрю. Его могут вызвать на задание в любой момент. Эти парни с парашютами не падают из своих самолетов по расписанию.

— Я знаю, — тихо сказала Лиззи.

— А если знаешь, почему тогда нервничаешь?

— Но не может же он быть все время на службе!

— Лиззи, поисковые операции могут затянуться на целый день, а то и на два. В море не бывает рабочего времени! — Джефф вздохнул. — Я понимаю, как ты волнуешься. Все будет хорошо. И не смотри ты так на этот телефон!

Джефф отложил книгу и подошел к Лиззи.

— Иди, отдохни! — с нежностью сказал он. — Я подежурю. Обещаю, что не усну, а если он позвонит, вежливо его поприветствую, — тут Джефф неожиданно рявкнул: — «Какого черта, сэр, вы заставляете ее так долго ждать! И не смейте класть трубку, пока я не позову ее, иначе ваша задница познакомится с моим ботинком! Ясно?!»

Лиззи не выдержала и рассмеялась. Она никогда не слышала, чтобы Джефф ругался или говорил таким «сержантским» голосом. Берта не любила крепких выражений, и Джон не произносил в ее присутствии ничего сильнее, чем слово «проклятье!». А уж подобных сентенций Джефф не позволил бы себе при матери никогда, — нравы у Берты были строгие. Может быть, из-за таких грубоватых выражений Джефф вдруг показался Лиззи более простым и естественным, в нем промелькнула тень того, прежнего Джеффа.

Лиззи вскочила, вытянувшись по стойке «смирно», шутливо отрапортовала:

— Да, сэр! Как прикажете, сэр! Большое спасибо, сэр!

Джефф резко повернулся, чтобы вернуться в свое кресло, но на секунду вдруг потерял равновесие. Лиззи вытянула руку и, поддержав покачнувшегося Джеффа за плечо, нарочито строго сказала:

— Опять вы пьяны, лейтенант! Делаю последнее предупреждение — вы ведь на дежурстве! Еще раз повторится подобное, — и с вас снимут не только лейтенантские звезды, но и нашивки! С вас снимут все до последней нитки! — Тут она прыснула в ладошку и, смущенно поблескивая глазами, добавила: — Я хотела сказать, все до последней полоски! — Потом, посмотрев на Джеффа, спросила: — Не возражаешь, если я пойду лягу?

— Разумеется. Спи, не беспокойся. Если понадобится, я тебя подниму.

— Спасибо, Джефф. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, Лиззи!

«Снимут все до последней нитки!» — как смешно это у нее вышло. Странно. В своих ночных кошмарах Джефф частенько видел себя разжалованным в рядовые. С тех пор, как он стал офицером, его навязчиво преследовал страх сделать что— то не так, потерять самообладание, избить кого-нибудь из этих несносных идиотов... и потерять звезды, нашивки. Потерять все до последней нитки...

Звонка от Эндрю так и не было — ни ночью, ни утром. Лиззи отправилась на работу с головной болью и дурными предчувствиями. Она заставила Джеффа пообещать, что он позвонит ей на работу, если что. Хотя личные разговоры были запрещены, Лиззи была согласна даже на нагоняй от начальства.

В обеденный перерыв она не выдержала и сама позвонила домой, но Мэг сообщила, что все по-прежнему.

Всю дорогу от автобусной остановки Лиззи бежала бегом и влетела в дом, еле дыша. Берта, Мэг и Джефф сидели за столом. Они так посмотрели на нее, что девушка все поняла и без слов.

— Пока ничего, милочка, — сказала Мэг. — Но ты же знаешь, отсутствие новостей — уже хорошая новость.

Берта ободряюще похлопала Лиззи по руке:

— Успокойся, детка! Если не дает о себе знать, значит, есть какая-то причина.

— А его не могли отправить прямо... так, сразу? — она посмотрела на Джеффа.

Тот покачал головой.

— Нет, так не бывает. Перед отправкой корабли нужно подготовить, проверить... Эндрю обязательно знал бы. Наверное, тут что-то другое. Когда он сказал тебе, что «ходят какие-то разговоры», это могло означать что угодно. С этой поисково-спасательной службой никогда ничего не знаешь наверняка. Могут послать на Северное море, а могут оставить здесь, совсем рядом. Не волнуйся, лучше сядь выпей чаю.

Лиззи повернулась к Берте.

— Как чувствует себя па?

— Температура спала, но его мучает кашель. Думаю, несколько дней ему придется полежать.

— Я поднимусь к нему.

— Разумеется, детка. А если позвонит Эндрю, Джефф сразу же поднимется за тобой.

«Если позвонит...», — как заклинание повторила про себя Лиззи.

Телефон в этот вечер звонил дважды. Первый раз интересовались, сможет ли мистер Фултон заменить на дежурстве в ополчении мистера Картера, который слег с простудой. Джефф ответил по-военному кратко.

— Значит, их уже двое.

Второй звонок был от миссис Хобсон, которая спрашивала, не заглянет ли кто-нибудь на ферму, у нее осталось немного масла. Трубку снова снял Джефф. Он поблагодарил жену мистера Хобсона и пообещал зайти завтра утром.

Каждый раз Лиззи выбегала на лестницу, но, видя, как Джефф спокойно кладет трубку, расстроенная уходила к себе. Ночью, лежа в постели, она сжимала в кулаке уголок одеяла и, пряча лицо и подушку, шептала:

— Господи, сохрани его! Пусть с ним ничего не случится, это очень важно! Прошу тебя, Господи! Ведь я должна была ему сказать.... Но я не знала! Я и сейчас не уверена... Господи! Пожалуйста, сохрани его для меня!..

Лиззи уснула только под утро, а когда Мэг в половине восьмого принесла ей чашку чая, она уже лежала с открытыми глазами.

— Ты выглядишь невыспавшейся, милочка.

— Ничего, Мэг.

— Так не пойдет! Ты совсем себя не жалеешь, тебе же скоро на работу.

— Это хорошо. Там хотя бы я смогу отвлечься.

— Думаю, ты права. Я уже говорила и еще раз повторю: «Если бы что-то случилось, тебе уже сообщили бы».

— Ты уверена? Но ведь я еще не миссис Брэдфорд-Браун, Мэг!

Старая женщина задумалась:

— Верно, девочка. Но Эндрю наверняка рассказал о том, что собирается жениться, и тебя бы обязательно разыскали.

Когда Лиззи уже собиралась уходить, Джефф спросил ее:

— А почему ты не берешь велосипед? Тогда тебе не нужно было бы ждать автобуса.

— Знаешь, Джефф, — ответила Лиззи, — по сравнению с автобусом можно выиграть всего минут десять, не больше. К тому же я так устаю за целый день, что нет никакого желания крутить педали.

Джефф проводил ее до двери.

— Не волнуйся, если я что узнаю, то сразу же сообщу тебе!

— Спасибо, Джефф!

Выйдя из дома, Лиззи подумала о том, что все эти последние дни Джефф был очень ен к ней. Она не представляла, что делала бы, не будь рядом Джеффа. Он уже не казался измученным раненым солдатом, вовсе нет. Он был лейтенантом и чувствовал себя командиром, отвечающим за других.

Джефф смотрел вслед девушке, пока она не скрылась за поворотом. Несмотря на все старания успокоить Лиззи, своим военным нутром он ясно чувствовал: что-то не так. И когда Мэг говорила об отсутствии новостей, он, в отличие от нее, не считал это хорошей новостью.

Джефф вздохнул. Он понимал, что если с Эндрю что-то случится, то Лиззи узнает об этом последней. Домашний адрес Эндрю, указанный в бумагах, — несомненно, родительский. И в этих бумагах, конечно же, ничего не сказано о том, что его из этого дома выставили. Возможно, командование и знает о предстоящей женитьбе Эндрю, но никто из них не подозревает, что оба они — и Эндрю, и Лиззи — для его родителей — всего лишь два изгоя.

Вскоре после обеда раздался звонок в дверь. Берта находилась наверху с Джоном, Джефф читал в гостиной, а Мэг подремывала в кресле-качалке на кухне. Услышав звонок, она встрепенулась и, выйдя в холл, тут же столкнулась с Джеффом, направляющимся к входной двери. Она остановила его:

— Я сама!

Открыв дверь, Мэг с трудом подавила возглас изумления. Находясь на ступеньку ниже, но смотря на нее как бы сверху вниз, на крыльце стояла молодая, элегантно одетая женщина. Мэг сразу же узнала ее. Это была Дженис, жена Ричарда Боунфорда. Впрочем, может быть, уже и не жена: никто не знал, чем завершился их развод.

— Могу я видеть мистера Фултона? — не скрывая высокомерия, спросила молодая женщина.

— К сожалению, он болен.

— Тогда, возможно, миссис Фултон?

— Она тоже нездорова, — любезности в голосе Мэг не было. — Так что вам угодно? — строго поинтересовалась она.

— Я хотела бы поговорить с кем-либо из семьи, если можно.

— Спасибо, Мэг, ты можешь идти! — Джефф легонько отстранил старую женщину и посмотрел в лицо, которое не видел уже пять лет.

Пульс был ровным, но Джефф почувствовал, как напряглись его скулы. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Дженис наконец произнесла:

— У меня... есть новости об Эндрю. Мне кажется, они... она должна знать...

— Об Эндрю? — Джефф отступил на шаг, пропуская Дженис: — Входите!

Джефф закрыл дверь и направился в гостиную. Дженис последовала за ним. Указав на кресло у камина, он спросил:

— Не хотите ли присесть?

Несколько мгновений Дженис молча рассматривала Джеффа. Да, он изменился за эти годы. Она слышала, что он был ранен, и ожидала увидеть худшее. Но, несмотря на заметную хромоту, Джефф выглядел мужественным. К тому же форма очень шла ему.

Джефф остался стоять, опершись рукой о каминную полку.

— Так что случилось с Эндрю?

Дженис уронила голову.

— Он... погиб, — тихо сказала она.

— Что?!

— Родители узнали об этом вчера ночью. А я только час назад. Я сейчас не живу с ними... Просто заехала забрать кое-что из вещей. — Она облизнула пересохшие губы. — Я подумала... что ей стоит знать... Но родители... смотрят на это иначе...

— Что значит «иначе»?

— Понимаете... — Дженис умолкла, как будто подыскивая слова, — вы же знаете, что произошло! Они и слышать о ней не хотели. А я подумала, что так будет... несправедливо.

Джефф почувствовал, как его захватывает ярость. Начисто забыв о хороших манерах, он хрипло выдавил:

— Значит, они даже не собирались сообщить ей?!

Дженис сжалась и, кивнув головой, едва слышно произнесла:

— Мне очень жаль...

Джеффу с трудом удалось взять себя в руки.

— Когда это случилось?

— Вчера утром. Он... проезжал через Лондон. Начался воздушный налет. Как говорят, он пытался вместе со своими моряками вытащить женщину с детьми из разрушенного дома. И в этот момент рухнула стена... Трое погибли... И эта женщина с детьми тоже. Вчера вечером позвонил командир его отряда...

— Разрушенный дом, вы сказали? Так значит, — Джефф нахмурился, с трудом осознавая услышанное, — это случилось не в море? Не может быть!

— Да, к сожалению, в это трудно поверить...

Джефф вдруг с удивлением обнаружил, что Дженис плачет. И только тут до него дошло — ведь она говорила о своем брате!

— Мне жаль, — сухо сказал он. — Примите мои искренние соболезнования.

Дженис некоторое время молчала.

— Мы не были очень близки с Эндрю, — сказала она, наконец справившись со слезами, — но все-таки он был моим братом, и он был хорошим человеком... — Она подняла на Джеффа заплаканные глаза и едва слышно спросила: — Вы скажете... ей?

Джефф не ответил.

— Я слышала, что они собирались пожениться?

— Да, на следующей неделе.

— Ваш отец серьезно болен?

— Нет, ничего серьезного, — покачал головой Джефф, — просто сильная простуда. — Он посмотрел на Дженис: — Если бы Эндрю был на службе, я думаю, мы... мы узнали бы раньше?

— Сомневаюсь.

— Что вы хотите этим сказать?

— В доме даже прислуга еще ничего не знает. Я и сама бы ничего не узнала, если бы не приехала домой в тот момент, когда родители уже собирались в Портсмут. Его... Эндрю... привезли туда.

— Подождите! Вы хотите сказать, что они не хотели... не собирались... что они уехали бы, ничего ей не сказав? О Боже! У вас страшные родители...

Он ожидал, что Дженис станет ему возражать, но она лишь кивнула и тихо проговорила:

— Я с вами совершенно согласна... Полагаю, вы знаете, что я развожусь?

— Да, я слышал об этом.

— Так вот, из-за этого мне тоже указали на дверь, как и Эндрю... Вы не виделись с Ричардом после возвращения?

— Нет, у меня не было причин встречаться с мистером Боунфордом. Мы же с ним из разных «слоев общества», верно?

Дженис встала и, подойдя к окну, задумчиво произнесла:

— Но вы же, как говорится, боевые товарищи... А эта война, она стирает различия. Перед лицом смерти все становятся равны... К сожалению, некоторые не хотят этого понять. — Дженис обернулась и посмотрела на Джеффа, стоявшего у нее за спиной. — Если бы вы увиделись с Ричардом, — голос ее дрогнул, — вы поняли бы все гораздо лучше, чем я могу объяснить...

Джефф пожал плечами:

— Полагаю, что эта встреча не нужна ни ему, ни мне.

— Разумеется. — Дженис была смущена, она надеялась, что Джефф будет к ней более благосклонен.

Джефф кивнул, давая понять, что разговор окончен. Уже у самых дверей Дженис вдруг остановилась.

— Вас, очевидно, мучает вопрос, почему я решила прийти и сказать этой... девочке про Эндрю? Видимо, потому, что я чувствую себя в долгу перед ней. Полагаю, вы слышали, что она спасла Ричарда, когда он пытался покончить с собой, хотя сама подверглась смертельной опасности. Если бы Ричарду удалось... то, что он задумал, это было бы на моей совести до конца дней... Хм! Странно! Именно здесь, в этом доме, он сказал мне, что начинает процесс о разводе... Тогда мне это показалось какой-то нелепой иронией. Я не виню его за этот развод, он поступил правильно. Я рада, что снова свободна, то есть буду свободна, когда все это закончится. В общем... — в ее голосе снова послышались грустные нотки, — я чувствовала, что не могу держать ее в неведении. Ведь если бы родители уехали, она бы ничего не узнала до тех пор, пока Эндрю не похоронили, и все было бы кончено! Конечно, она могла бы позвонить в часть, но, думаю, это стало бы для нее еще большим ударом.

Джефф открыл перед ней дверь. Дженис спустилась по ступенькам крыльца, потом обернулась и сказала:

— До свидания, Джефф. Рада, что хотя бы тебе повезло!

Он помолчал, лишь сухо кивнул на прощанье. Дженис подошла к изгороди, где стояла привязанной ее лошадь, легко вскочила в седло и с криком «Пошла!» пустилась вскачь. «Она всегда была отличной наездницей», — отметил про себя Джефф, закрывая дверь.

Остановившись посреди гостиной, он с тоской поглядел на телефон. Боже мой! Эндрю погиб! И этизнали об этом со вчерашнего утра! Он не мог подобрать подходящих слов для этой парочки. Хорошо бы им самим попасть под бомбежку, чтобы их разнесло на мелкие куски... Нет! Лучше пусть ранит, изуродует, как Ричарда... Быстрая смерть для них слишком хороша... Но что ему теперь делать? Как сообщить об этом Лиззи?..

Мысли Джеффа снова вернулись к Дженис. Да, она стала еще красивее, чем раньше, но сейчас Джеффа это уже не трогало. И слава Богу! Еще много дней после того, как он расстался с Дженис, воспоминания о ней терзали его душу. Но постепенно война стерла эти воспоминания. И кровью смыла боль.

Но как быть с Лиззи? Ехать в Дурхем? Нет, сказать ей это при всех он не сможет. Лучше подождать, пока она вернется домой. Да, дома будет легче...

Джефф вдруг услышал звук приближающихся шагов и обернулся.

— Что-то случилось? — В гостиную вошла Мэг.

Джефф кивнул.

— Эндрю. Он... погиб.

— Боже милостивый! Нет! — Мэг схватилась за дверной косяк, чтобы не упасть.

Джефф подошел и, обхватив ее за плечи, усадил в кресло.

— Держись, Мэг! — сказал он. — Пожалуйста, держись. Ты будешь очень нужна ей сейчас!

Мэг зарыдала и спустя некоторое время, не поднимая головы, тихо спросила:

— Кто сообщит ей?

— Я, — глухо ответил Джефф. — Я сообщу.

Джефф дождался автобуса и помог Лиззи спуститься. Кондуктор крикнул «пока!» и звякнул колокольчиком. Лиззи не ответила ему; она молча смотрела на Джеффа, а он — на нее. Наконец она спросила:

— Ну что?

Джефф натужно кашлянул.

— Есть новости.

Лиззи подняла руку и нервно расстегнула верхнюю пуговицу кофты, как будто ей не хватало воздуха.

— Что? — снова спросила она. — Говори, Джефф!

Он взял ее за руку, не в силах произнести ни

слова. Он обещал Мэг, что сам сообщит Лиззи о смерти Эндрю, но сделать это оказалось труднее, чем он думал. Когда на войне убивают твоих товарищей, об этом сообщает кто-то другой, но не ты. Джефф не слишком был привязан к Эндрю, в основном потому, что тот был из семейки Брэдфордов. Но между ним и Лиззи существовало нечто, чему Джефф втайне завидовал. А сейчас он должен был сказать ей, что этого «нечто» больше нет, оно кончилось, исчезло под грудой обломков разбомбленного дома.

— Эндрю был в Лондоне, — начал Джефф, — когда началась бомбежка. Он и его солдаты попытались... спасти женщину с детьми и... — Джефф запнулся, видя, как глаза Лиззи расширились от ужаса, а рот раскрылся в немом крике. Услышав хриплый стон, Джефф прижал к себе Лиззи здоровой рукой и зашептал: — Перестань, Лиззи! Ну не надо, не надо! Пойдем домой!

Прижимая голову девушки, Джефф чувствовал, как дрожат ее плечи. Но, отпустив ее, он с удивлением обнаружил, что глаза Лиззи сухи. Подхватив ее под руку, Джефф быстро повел Лиззи к дому.

Берта и Мэг ждали их на кухне. Как по команде, обе поднялись и, усадив Лиззи на скамейку, молча встали рядом. Лиззи сидела выпрямившись и смотрела перед собой пустым взглядом. Наконец без всякого выражения она сказала:

— Почему? Почему Эндрю? — и, скользнув безжизненным взглядом по Джеффу, едва слышно добавила: — А мы собирались пожениться... Совсем скоро...

Мэг, едва сдерживая слезы, пробормотала:

— Я заварю свежий чай!..

Подойдя к раковине, она выплеснула в нее совершенно свежую заварку и чуть не выронила чайник, когда вдруг услышала голос Лиззи:

— И еще я думаю, что у меня будет ребенок!..

Мэг застыла, склонившись над раковиной. Она услышала, как Берта с трудом произнесла:

— Нет, девочка! Только не это!

А Лиззи глухо возразила ей:

— Почему нет? Только Эндрю не знал... Я должна была сказать ему. Я хотела, а потом решила, что сделаю ему свадебный подарок...

— Тебе нужно прилечь, — сказал Джефф и взял девушку за локоть, чтобы помочь подняться.

Лиззи вырвала руку и поднялась сама.

— Я пойду к себе. — Она еще постояла, рассеянно глядя на стол, потом повернулась к Берте. — Мне не хочется чаю.

Когда Лиззи уже поднялась наверх, Джефф сказал, обращаясь к Мэг:

— Пойди к ней и уложи ее в постель. По-моему, у нее шок. Нужно позвонить доктору.

Мэг поспешила вслед за Лиззи, а Джефф сел рядом с матерью. Взяв ее за руку, он сказал:

— Они же собирались пожениться, ма... Такие вещи случаются... Не переживай так сильно...

Берта подняла глаза на сына.

— С ней не должно было такого случиться, — сурово сказала она, — Лиззи никогда не была... легкомысленной!

— Перестань, ма! Она и не была... такой! Она просто любила Эндрю, вот и все. Ты же не будешь судить ее за это?

— Я нет. — Берта прикусила губу. — Но вот другие... Что ей теперь делать? Одной, с ребенком...

— Она не одна, ма! У нее же есть мы.

— Да, конечно, но иметь мужа — это совсем другое дело!

— Не беспокойся, она найдет себе мужа! Многие парни почтут за честь...

— Не знаю, Джефф, не знаю! Я в этом совсем не уверена... Я думала, она не будет торопиться. Я старалась так воспитать ее, чтобы... Нет, она не должна была!..

— Послушай, ма! Лиззи уже взрослая. Идет война, и старые понятия стираются, умирают! Все может измениться за один день, за одну ночь, и утром все будет совершенно иначе. Тебе нужно научиться смотреть на некоторые вещи по-другому!

Берта упрямо замотала головой и положила руку на сердце.

— Ну-ну, ма! — ободряюще сказал Джефф, — не надо так волноваться! Ты же помнишь, что сказал доктор. К тому же ты будешь очень нужна Лиззи!

— Да, конечно, сынок, ты прав. И, пожалуйста, позвони доктору, мне очень не нравится, что Лиззи не проронила и слезинки. Это плохо.

Джефф вышел в гостиную и направился к телефону. Он думал о том, что таким людям, как его мать, тяжело воспринимать быстро меняющийся мир. Всю жизнь она прожила с убеждением, что благопристойность и приличия выше чувств, и удивляться этому не приходилось.

...А мать права. То, что Лиззи не плачет, — плохой признак, очень плохой... Джефф снял трубку...

 

3

Доктор оставил для Лиззи таблетки, и она проспала почти сутки. На второй день она отказалась их принимать и около десяти часов утра, полностью одетая, спустилась вниз.

Увидев ее, Берта разволновалась:

— Ну зачем ты, Лиззи! Не надо было тебе вставать.

Но Мэг вдруг возразила ей:

— Пусть немного подвигается, ей это только на пользу. Хочешь чего-нибудь поесть, милочка?

Лиззи равнодушно покачала головой.

— Нет, Мэг. Я только выпью чаю. — Но, сделав всего несколько глотков, поднялась и вышла из кухни, не проронив за все время ни слова.

В гостиной она села у окна и некоторое время рассматривала цветочную клумбу. Она действительно была красивой: на ней причудливо пере-плелись длинные узкие листья нарциссов, крупные красно-оранжевые головки мака и дикая серо-голубая герань. Цветами была занята лишь крохотная часть земли, а на остальной выращивались овощи. Но мысли Лиззи были сейчас далеко... Она только-только начала посещать школу машинисток, вернее — ездила туда на велосипеде. По дороге часто встречала юношу, мчавшегося ей навстречу верхом на лошади. Иногда он останавливался и улыбался ей. А однажды, перебираясь через изг-родь, она зацепилась за гвоздь и порвала чулок. Она нагнулась, пытаясь оценить, сколь ужасен ущерб, и в этот момент на холме снова появился тот молодой всадник. Соскочив с лошади, он подошел к Лиззи и спросил: «Могу я помочь вам?» И она, указав на изгородь, смущенно ответила: «Вот, этот дурацкий гвоздь... Из-за него я рассыпала свою ежевику!» А парень рассмеялся и сказал: «Я помогу тебе набрать еще!». И помог... В тот самый день сердце Лиззи было отдано ему целиком, и сейчас у нее просто не осталось сердца. Потому что он покинул ее, умер. И она тоже умерла и больше никогда не будет жить. Никогда...

За дверью раздались голоса, и Лиззи невольно прислушалась.

— Джефф уехал в Дурхем за лекарством для отца и скоро вернется, — говорила кому-то Мэг. — А она сидит в гостиной. — Услышав звук открывающейся двери, Лиззи не обернулась, и только когда Мэг подошла совсем близко, подняла на нее пустые глаза. — К тебе посетитель, милочка, — сказала старая женщина.

Лиззи не желала никого видеть. Ей хотелось лишь одиночества и воспоминаний, где не было никого, кроме нее и Эндрю...

— Привет, Лиззи!

Девушка подняла голову, увидела знакомое, обезображенное шрамами лицо и тихо сказала:

— Здравствуй, Ричард!

— Не хотите ли чашку чая, мистер Боунфорд? — спросила Мэг.

— С удовольствием, — ответил Ричард и, сев рядом с Лиззи, взял ее за руку.

— Лиззи, я... Что я могу сказать тебе? Я сам узнал... только вчера ночью.

Что-то шевельнулось в душе у Лиззи, она поняла, что Ричард проделал неблизкий путь, чтобы выразить ей свое горе. Однако она была не в силах даже поблагодарить его за это, лишь молча смотрела на него.

— Это был самый лучший парень из веек, кого я знал. У нас были общие планы, он, наверное, рассказывал тебе. После войны мы собирались заняться фермерством... Ох, Лиззи, Лиззи...

Девушка почувствовала, как слезы сдавили горло.

— У меня будет ребенок, Ричард, — еле выговорила она.

Ричард на секунду замешкался.

— Я... рад, Лиззи. Я очень рад, — мягко проговорил он. — Значит, Эндрю останется с тобой, значит, ты его не потеряла...

— Ричард! — голос Лиззи был полон страдания. — Что мне делать, Ричард? Я не могу... Не могу без Эндрю.

Она вскочила. Ком в горле не давал ей дышать. Почувствовав на своих плечах руки Ричарда, Лиззи вцепилась в него, словно в спасательный круг. Она как будто уходила под воду, но Ричард крепко держал ее, не давая погрузиться в холодную пустоту. Вкус воды был ужасен, она что-то кричала, но не слышала себя из-за этого бурлящего шума.

Ричард прижимал к себе ее голову, и не будучи уверен, что она его слышит, все время повторял:

— Ну-ну, детка, поплачь, тебе станет легче! Я здесь, я с тобой...

Он подвел еле державшуюся на ногах Лиззи к дивану, но, когда хотел усадить ее, она так крепко сжала его руки, что он почти упал рядом с рыдающей женщиной.

В этот момент распахнулась дверь. Ричард обернулся. Высокий мужчина в военной форме торопливо вошел в комнату, взял Лиззи за плечи и, слегка встряхнув, прокричал;

— Ну все! Хватит, Лиззи! Так нельзя, так будет только хуже! — Не глядя на Ричарда, тихо сказал: — Я займусь ею.

Когда Ричард попытался встать, Лиззи, не выпуская его рук, всхлипнула:

— Нет, Ричард, не уходи!

В комнату вошла Берта. Она попыталась обнять Лиззи, приговаривая что-то утешительное, но, почувствовав свою беспомощность, остановила на Ричарде молящий взгляд.

— Миссис Фултон, — тихо проговорил Ричард, — вы позвонили бы доктору! — И, взглянув на Джеффа, добавил: — Придержи ей спину, надо отнести ее наверх и уложить!

Джефф на какую-то секунду замешкался, но четкий командный голос Ричарда прозвучал как приказ. Подхватив Лиззи под мышки, он поднял ее с дивана. Но, почувствовав под ногами опору, Лиззи вдруг вырвалась, оттолкнула Джеффа с такой силой, что он едва не потерял равновесие. Бросив на обоих полный обиды взгляд, отчетливо выговаривая слова, сказала:

— Оставьте меня одну... пожалуйста.... Со мной все нормально... Я хочу... побыть одна, — и, опустившись в кресло с высокой спинкой, снова тихо и внятно повторила: — Пожалуйста... Не нужно доктора... Я просто... устала.

— Хорошо, девочка, сейчас Мэг принесет тебе чаю, — засуетилась Берта и подойдя поближе, спросила: — Может, тебе все-таки лучше прилечь?

— Нет, ма, — покачала головой Лиззи. — Со мной все в порядке, я просто хочу побыть одна, и все. — Она повернулась к Ричарду. — Извини, что так получилось.

— Ну что ты, дорогая! — Он снова взял Лиззи за руку. — Все будет хорошо. Мы тебя не оставим.

Заметив, что Джефф пристально разглядывает Ричарда, Берта спросила:

— Ты привез отцу лекарство?

Джефф перевел на мать непонимающий взгляд, а потом, словно очнувшись, кивнул:

— Конечно, привез, ма!

— Тогда давай поднимемся к нему вместе. Не помнишь, что доктор говорил про дозировку? — Выходя из комнаты, Берта с нежностью посмотрела на Лиззи: — Я скоро вернусь, дорогая!

Поднимаясь по лестнице следом за матерью, Джефф не мог избавиться от одной-единственной мысли: «Боже, как не повезло этому парню...»

Лиззи долго молчала, уставившись в окно. Потом, обращаясь к Ричарду, сказала:

— Извини, что тебе пришлось пережить все это...

— Перестань, Лиззи, дорогая! Я не мог не приехать! Я так хотел хоть чем-то помочь тебе... Помнишь, я говорил, что если тебе будет нужен друг...

Лиззи посмотрела на Ричарда, и, может быть, потому, что ее глаза застилали слезы, шрамы на его лице показались ей не такими заметными. Она взяла Ричарда за руку и тихо сказала:

— Ты ведь знаешь, что у меня будет ребенок?

— Да, и я очень рад за тебя.

— В самом деле?

— Честное слово! — Ричард улыбнулся, обнажив при этом неожиданно ровные и белоснежные зубы. — И заявляю тебе, что собираюсь стать крестным отцом твоего малютки!

Лиззи сжала его пальцы и вздохнула:

— Ты такой добрый, Ричард! Эндрю всегда говорил, что ты хороший.

Ричард промолчал. Лиззи задумалась — удивительно, что они снова смогла заговорить об Эндрю. Она боялась, что никогда не сможет произнести вслух дорогое ей имя. Последние дни ее сознание блуждало в прошлом, пытаясь защититься от настоящего. «Наверное, так бывает, когда сходишь с ума», — подумала Лиззи. Сейчас она снова вернулась к реальности, и боль нахлынула с новой силой. От этой боли хотелось плакать, но какой-то пробудившийся инстинкт подсказал ей, что этого делать не надо, нельзя снова возвращаться к уже выстраданному и пережитому. Так же, как к той реке, где она едва не утонула вместе с Ричардом... Лиззи тихо спросила:

— Как ты живешь, Ричард?

— Ничего, нормально... Тебе я могу это сказать. Не хочу нести этот бодрый вздор, мол, все у меня в порядке, что держусь молодцом. Надо смотреть правде в глаза. И я смотрю, стараюсь, по крайней мере, ради своих родителей: они и так много пережили из-за меня. Ты знаешь, — Ричард придвинул стул и сел рядом с Лиззи, — я ведь поздний ребенок. Моей матери было сорок два, когда я родился, а отцу — сорок пять. Это был его третий брак. Обе его предыдущие жены умерли, как говорится, не подарив ему наследника, и он уже ни на что не надеялся, женившись в третий раз. Когда я появился, их жизнь как будто преобразилась. Они очень любят меня, и сама понимаешь, как им было тяжело, когда со мной все это случилось... Кстати, ты не раздумала приехать к нам в гости? А то я уж обещал своим старикам, что познакомлю тебя с ними. — Ричард наклонил голову, и Лиззи вдруг увидела, какие у него роскошные волосы — густые, волнистые, красивого темно-каштанового оттенка.

«Должно быть, до ранения он был привлекательным», — подумала Лиззи, слушая рассказ Ричарда.

— Знаешь, у меня не так много друзей... Теперь я трудно схожусь с людьми. Родители переживают из-за этого, поэтому, Лиззи, если ты навестишь нас, им будет вдвойне приятно.

На мгновение Лиззи забыла про боль, что пряталась где-то внутри.

— Конечно, Ричард! Я буду очень рада... Я хочу сказать, что сейчас ты мне гораздо ближе, чем... — она запнулась, подбирая слова, — все здесь. Наверное, потому, что ты относился к Эндрю иначе, искреннее, что ли. Разумеется, Джефф всегда был с ним очень любезен, — но он не мог забыть, что Эндрю — сын Брэдфордов. Да и Джон с Бертой всегда чувствовали эту разницу. Единственный человек, который понимал нас, — это Мэг. Она от всей души радовалась, когда узнала, что мы собираемся пожениться... Нам оставалась неделя, точнее, десять дней... Ну, теперь это уже не имеет значения. Знаешь, Ричард, — Лиззи смотрела прямо ему в глаза, — я сейчас жалела бы еще больше, если бы мы... не были близки с Эндрю... Если бы мы не стали мужем и женой... для самих себя!..

— Лиззи, дорогая, не надо тревожиться, с тобой все будет хорошо. Твоя семья поддержит тебя, и Джефф тоже... Он замечательный человек и прекрасно к тебе относится.

— Ты прав, Джефф много для меня сделал...

Мысли Лиззи вдруг приняли странное направление. «Интересно, — подумала она, — знает ли Ричард, что Джефф был близок с его женой?» Она слышала, как Берта говорила доктору о том, что именно Дженис принесла в их дом эту черную весть... Почему именно она? Этот вопрос Лиззи не раз задавала себе.

В комнату вошел Джефф. Приблизившись к Лиззи, он коснулся ее плеча.

— Как ты?

Его рука была твердой и — Лиззи пришло вдруг на ум это слово — «надежной».

— Спасибо, Джефф. Мне гораздо лучше!

— Ну и слава Богу. — Джефф повернулся к Ричарду. — Сочувствую, приятель. Я знаю, как тебе было тяжело... пережить все это.

Ричард молча кивнул, потом нагнулся к Лиззи и сказал:

— Я напишу тебе. Надеюсь, ты сможешь приехать на несколько дней, тебе не помешало бы сменить обстановку, развеяться... Тебе у нас понравится!

— Спасибо, Ричард! — поблагодарила девушка. — Я обязательно приеду, и думаю, что скоро.

— Вот и отлично. Я оставлю свой телефон Берте.

— До свиданья, Ричард! И спасибо тебе за все!

— До свиданья, дорогая!

Лиззи обратила внимание, что за последний час он несколько раз назвал ее «дорогая». Какой славный этот Ричард, и как жаль, что у него так сложилась судьба... Похоже, он очень одинок... Не удивительно, что его родители беспокоятся о нем.

Когда Ричард вышел, Джефф спросил:

— О чем это он говорил? Ты что, собираешься уехать от нас?

— Нет, Джефф! Он просто пригласил меня погостить. Ведь они были друзьями с Эндрю, ты же знаешь. После войны собирались начать общее дело...

— Дело? Какое же?

— Хотели создать ферму. У Ричарда есть земля в Шотландии.

— Это неплохо. По крайней мере, есть что-то, чем он может заняться.

Лиззи припомнила, что за все это время Джефф и Ричард перебросились лишь парою слов. Оба намеренно старались не замечать друг друга. Они явно не испытывали взаимных симпатий, да и с чего бы? Видимо, причина крылась в этой Дженис, бывшей жене Ричарда. Странно, что именно она сообщила Джеффу о гибели Эндрю... А впрочем, какое это имеет значение? Лиззи почувствовала, что боль запульсировала с новой силой. Как долго это еще будет продолжаться? Говорят, время лечит. Какая ерунда! Так говорят те, кто знает о чужой боли, но не испытывал своей.

Следующие несколько месяцев были для Лиззи тягостными. Ей казалось, что все домашние, каждый на свой манер, старались если не развеселит!., то, по крайней мере, отвлечь ее от тяжелых мыслей. Целыми днями Мэг болтала, не закрывая рта, вспоминая разные смешные истории, которые происходили с ней когда-то. — «Вы знаете про Джесси Баге и тетку в парике? А, это я уже рассказывала... А про слепого глашатая из Феллинга? Тоже?! Ну, тогда про Томми — любителя высоты вы точно не слышали. Был у нас такой парень, чокнутый. Он вообще-то был безобидный, поэтому его не забирали в лечебницу. С утра он забирался на высокий мост и стоял там, маша руками, до темноты, и это пятьдесят лет подряд! Его мать говорила, что привыкла смотреть на него как на ветряную мельницу. А я не рассказывала, как горел дом Рафферти? До сих пор смеюсь, когда вспоминаю, как Пегги Рафферти выкидывала из дома свой выводок, а их у нее было девять душ! И тут один из них спрашивает: «А где папа?» А Пегги ему в ответ: «Спит твой чертов папа в своей чертовой кровати. Надеюсь, что он в ней зажарится, и больше не будет жрать свое чертово виски!» — При этих словах Мэг буквально сгибалась пополам от смеха. — Мы были уверены, что она шутит! Хорошо еще, кому-то пришло в голову слазить за ним наверх. Надо сказать, матрас под ним уже дымился!

Каждый раз, — а история звучала не впервые, — на этом месте Мэг так хохотала, что по щекам у нее текли слезы.

Берта тоже часто вспоминала свое детство, когда в поместье процветала маленькая ферма. Но самое интересное было то, что обычно немногословного Джона как будто прорвало. Обращаясь к Джеффу, он подробно вспоминал все, что происходило в начале войны, когда Джефф был уже в далекой Африке.

Звучало это примерно так: «Эх, сынок, жаль, что ты не был здесь в июле сорокового. Тогда как раз началась битва за Англию. Налеты были почти — каждый день, вернее, каждую ночь. Бомбардировщики под прикрытием истребителей! Немцы совсем озверели! Но Даудинг оказался крепким орешком, хотя ему приходилось воевать не только с «Люфтваффе», но и с этими придурками из военного министерства. Ему говорили: «Надо охранять морские конвои, много кораблей тонет», но он стоял на своем, а его парни сбили почти триста самолетов. Ну, немцы тоже не глупее оказались, — устроили налет на Кент, где была основная база наших истребителей, и сожгли больше ста машин. А потом были бомбежки Лондона... Господи! Мы боялись, что они вот-вот высадятся, и тогда... Боже, храни Англию!..»

... Джефф слушал сбивчивый рассказ отца и пытался хоть немного остановить кружение своих собственных мыслей. Он тоже вспоминал... Вспоминал, как ветер забивал горло песком, не давая дышать, как ноги наливались тяжестью и отказывались делать следующий шаг. Как однажды, как будто почувствовав, что рядом притаился противник, успел крикнуть своим парням: «Ложись!» А потом он вдруг увидел его, этого противника. Он был один и уже собирался проткнуть штыком капрала Фербенкса, когда Джефф выстрелил... А потом надо было поднимать капрала на ноги, потому что от пережитого страха он едва не умер. А после, как заведенный, все повторял, тряся головой: «Спасибо, сержант. Спасибо, сержант. Спасибо...» Но вокруг больше не было других немцев, и было совершенно непонятно, откуда взялся этот, со штыком.

— Ты что-то сказал, сынок?

— Нет, отец. — Джефф поднял голову. — Ничего. Я только думаю, что Лиззи устала и ей, наверное, лучше прилечь.

Лиззи и вправду чувствовала себя неважно, как, впрочем, часто бывало в эти дни. Особенно ее утомляли эти рассказы про бомбежки. И почему Джон так часто вспоминал о войне? Ведь он пострадал меньше всех... Вот Джефф действительно молодец! Как ей было бы трудно без него, особенно эти последние недели. Он даже провожал ее на автобус и встречал вечером...

Тело Лиззи отяжелело, и это тоже добавляло усталости. Знать, что ты носишь ребенка, было радостно только поначалу, теперь же эта радость сменилась постоянной ноющей болью.

Лиззи собиралась в декретный отпуск. Она решила наконец принять приглашение Ричарда — он звонил почти каждую неделю и спрашивал о ее самочувствии — и погостить у него несколько дней. Когда Лиззи стало окончательно не по себе от навязчивого внимания домашних, она наконец объявила о своем решении.

— Почему ты хочешь уехать? — спросил Джефф.

По его реакции сразу стало понятно, что он не в восторге.

— Просто хочу сменить обстановку, — ответила Лиззи. — Ричард уже несколько раз приглашал меня!

— И тебя совсем не волнует то, как он выглядит?

— Разумеется! — в голосе Лиззи послышались нотки возмущения. — Разве имеет значение то, как он выглядит? Я думала, что ты, Джефф, понимаешь это лучше других! Он прекрасный человек, и с ним можно разговаривать обо всем на свете.

— А со мной, значит, нельзя?

— Ну что ты, Джефф, — Лиззи поняла, что не нарочно обидела его, и ее голос стал извиняющимся. — Конечно, можно! Я просто хотела сказать, что ты... другой!

— Ну еще бы! Видит Бог, я другой!

Лиззи почувствовала очень смущенной, когда Джефф, заметно прихрамывая, повернулся и вышел из комнаты.

Подойдя к телефону, она набрала номер Ричарда и, после кратких слов приветствия, спросила, будет ли удобно, если она приедет в ближайший понедельник. «Ну, конечно!» — в голосе Ричарда чувствовалась неподдельная радость. Он обещал встретить ее на вокзале в Эдинбурге. По расписанию поезд должен был прийти около шести часов вечера.

Берта тоже удивилась неожиданному отъезду Лиззи. В первый раз за все время она упомянула имя Эндрю. Осторожно подбирая слова, она сказала:

— Ты не забыла, что мистер Боунфорд был женат на сестре Эндрю? Мы ведь даже не знаем, состоялся ли их развод... официально.

Эти слова Берты удивили и больно задели Лиззи. Со слезами в голосе она крикнула:

— Да какая разница! Я что, замуж, что ли, за него собираюсь? Всего лишь еду погостить к его родителям...

Джон пришел на выручку жене:

— Ну что ты говоришь, Лиззи! Зачем ты так?.. Берта только хотела сказать...

— Я знаю, что она хотела сказать, — Лиззи говорила уже более спокойно. — Извините меня. Я просто хочу сменить обстановку, а Ричард... Он единственный, кто пригласил меня. Вы же не хотите, чтобы я отправилась в Гейсхед к своей мачехе?

Джон с Бертой были слегка ошарашены, — это была уже совсем не та Лиззи, которую они знали прежде. Но они понимали, что в ее теперешнем положении разумнее всего — проявить терпение и снисходительность.

Только одна Мэг откровенно считала, что эта поездка пойдет Лиззи на пользу.

— Все правильно, милочка! Езжай, тебе надо отвлечься! — сказала она как-то, когда они остались наедине, и в своей ироничной манере добавила: — Кстати, и второго зайца тоже убьешь: а то бедный парень совсем зачах без женского общества.

В понедельник Джефф не только проводил ее до автобуса, но и доехал с ней до станции, и посадил в вагон. Уже перед самым отправлением он с грустью произнес:

— Не забывай про нас, ладно?

— О Джефф! Ну что ты говоришь?! Постарайся понять.

Он грустно улыбнулся.

— Ладно, постараюсь. Но мы будем скучать без тебя! Позвони, когда доберешься, хорошо?

— Обязательно, Джефф! И передай ма, что я совсем не хотела ее расстраивать.

Когда фигура Джеффа, смотревшего вслед уходящему поезду, пропала из виду, Лиззи тяжело вздохнула...

Дорога казалась бесконечной. Лиззи не обращала внимания на то, что происходило за окном, углубившись в собственные невеселые мысли. Начинался сентябрь. Она была уже на пятом месяце, и се живот заметно округлился. Постоянные тягостные раздумья, казалось, не давали покоя ее телу, не слишком хорошо сказывались на ее самочувствии. Миссис Логан, которая работала на первом паже в их конторе и у которой было четверо детей, рассказывала ей, что каждого из четверых она носила с ощущением счастья. «Надо заставить себя быть бодрой и радостной, — учила она Лиззи, — это полезно для ребенка!»

Лиззи пришлось осознать неприятный для себя факт, что многие женщины на работе осуждают ее. Оставшись с ребенком и не успев надеть обручального кольца, она, по их мнению, не вправе была рассчитывать на сочувствие. Одна из сотрудниц, думая, что Лиззи не слышит ее, сказала: «Нельзя получать удовольствие и не платить за него! Надо всегда думать о последствиях!..»

Люди могут быть жестокими. В сущности, это война сделала их такими. Мир как будто сошел с ума, и Лиззи часто хотелось убежать от него, испытывая отчаяние и одиночество даже дома, где все относились к ней подчеркнуто вежливо, до назойливости внимательно. Теперь она, казалось, могла понять, что переживал Ричард, когда решил положить конец всему...

...Он ждал ее на перроне. Увидев Лиззи стоящей у окна, он заторопился и подошел к двери вагона в тот момент, когда поезд остановился. Открыв дверь, он вытащил ее чемодан и, протянув руку, помог ей сойти вниз.

— Лиззи, я так рад, что ты приехала!..

— Я тоже рада видеть тебя, Ричард. Надеюсь, что не очень... обременила тебя... — Лиззи почувствовала, что несет вздор, и смутилась.

Ричард перебил ее:

— Не говори глупостей! Я считал часы до твоего приезда. — И тут же добавил: — Мои родители тоже ждут тебя... Нам предстоит немного приехать на автобусе, ну, а там Мэтти уже ждет. Мэтти — это... — Ричард замялся, — я иногда сам не знаю, кто он. Скорее всего, член семьи. Когда я родился, он был уже совсем немолодым, а в наш дом пришел, когда ему было десять, — вот и считай. Его отец работал на ферме, а сам Мэтти... В общем, он на все руки мастер, и кое в чем даже великий мастер. Он тебе обязательно понравится.

Лиззи наконец удалось рассмотреть Ричарда. Бриджи, заправленные в кожаные сапоги, и зеленый твидовый пиджак сидели на нем как влитые, а широкополая шляпа, сдвинутая на одну сторону, скрывала изуродованную половину лица. В общем, выглядел Ричард очень неплохо, гораздо лучше, чем в их последнюю встречу. В нем как будто бурлила энергия, и говорил он легко, радостно и свободно. Одним словом, Ричард был дома.

В автобусе он не умолкал ни на минуту, и Лиззи даже не заметила, как они добрались до конечной остановки.

— Приехали! — радостно сообщил Ричард. — А вон и Мэтти. — Он помог Лиззи выйти из автобуса. — Мэтти ездит на повозке в город, потому что Педро не любит машин, а кроме него повозку никто не тянет. — Заметив удивление в глазах Лиззи, Ричард пояснил: — Педро — это наша лошадь!

Человек, державший лошадь под уздцы, сдержанно улыбался. Когда Ричард представил его Лиззи, он слегка поклонился, и на Лиззино «Здравствуйте!» с достоинством ответил: «С приездом, мэм». То, что Ричард называл «повозкой», оказалось старомодной, но отлично выглядевшей рессорной двуколкой, и через минуту они уже катили по узкой дороге, окруженной с обеих сторон невысоким кустарником. Лиззи с любопытством оглядывала окрестности.

— Красиво здесь! — сказала она. — Немного похоже на Дурхем.

— О! — Ричард повернулся к ней вполоборота и весело подмигнул. — При всем уважении к вам, мэм, позволю себе заметить, что ничего подобного в вашем Дурхеме нет и быть не может, поскольку вы еще ровным счетом ничего не видели.

Ну и ну! Лиззи во все глаза смотрела на Ричарда и не узнавала его. Это был совсем другой человек. Он напоминал ей озорного мальчишку.

— Разве я не прав, Мэтти? — спросил меж тем Ричард, наклонившись к кучеру.

Тот кивнул и, не оборачиваясь, пробасил с глубоким шотландским «р»:

— Да, вы пр-р-равы, мистер-р Р-ричар-рд!

Лиззи посмотрела на горделивый профиль возницы и подумала: «Вот так выглядит истинный шотландец!»

— А далеко до... вашего дома? — спросила она, обращаясь к Ричарду.

— Чуть больше получаса, если Педро не собьется с шага.

Глядя по сторонам, Лиззи была вынуждена признаться, что природа вокруг совсем не напоминала знакомые окрестности Дурхема. Она почему-то всегда представляла, что Шотландия — это в основном скалистые горы, ущелья и склоны, поросшие скудным кустарником. Правда, она слышала про какую — то особенную шотландскую породу овец, но о том, что этим овцам надо где-то пастись, не задумывалась. Мимо них проносились луга с яркой и сочной травой, аккуратные домики, окруженные цветущими садами, чистые и прозрачные ручьи, и Лиззи все больше и больше нравился этот совершенно новый для нес мир. И вдруг разом картинка изменилась: пейзаж стал более диким и суровым, а холмы вдали странным образом выросли и начали цепляться за облака.

— Скоро мы будем дома, — сказал Ричард. — Ты не устала?

— Нет, нисколько!

— Вообще-то путь неблизкий. — Ричард замолчал, а потом добавил: — Наверное, я должен извиниться за это, но другой дороги просто-напросто нет. Мэтти не даст соврать. Правда, Мэтти? — Он протянул руку и легонько хлопнул старого слугу по спине. В ответ послышалось ворчливое бормотание.

Когда они въехали на лесную тропинку, лошадь перешла с легкой рыси на шаг.

— Даже если едешь в стельку пьяным, то на этом месте соображаешь, что уже дома, — сказал Ричард. — Этот Педро — конь с характером! С тех пор как его в первый раз впрягли в повозку, он не захотел бежать по территории поместья. Только шагом. А это, — Ричард обвел рукой окрестности, — как раз граница наших владений. Странное поведение для лошади, ты не находишь?

— В самом деле! А почему так?

— Не знаю. Никто из нас не знает. Может быть, он понимает, что уже добрался до дома и можно ни о чем не беспокоиться.

Они проехали еще примерно с милю. Лиззи все это время молчала.

— Это все ваши владения? — спросила она наконец.

— Да, — кивнул Ричард, — но в основном это пастбища. Сейчас мало земли в обороте, работников не хватает, а найти кого-нибудь трудно. Правда, три девушки из «Земледельческой армии» приходят помогать пару раз в неделю, а так остался только скотник да молодой парень-объездчик. В общем, завтра сама все увидишь.

Лошадь меж тем свернула с тропинки и направилась к железным воротам, возле которых стоял небольшой каменный домик.

Дорога, ведущая к дому, сплошь заросла травой и больше напоминала тоннель в лесных зарослях. Когда она наконец кончилась, Лиззи увидела невысокий, удлиненной формы дом с террасой. Стены были увиты плющом, а окна украшали резные ставни.

Когда экипаж остановился, на террасе появились две фигуры. Ричард говорил Лиззи, что его родители уже «в возрасте», но, разглядев их получше, она поняла, что этих двоих трудно было назвать «стариками». Высокий, худощавый мужчина, без сомненья, был отец Ричарда. Такие же густые, как у сына, только седые, волосы и выразительные светло-голубые глаза делали сходство очевидным. Его рукопожатие оказалось неожиданно крепким.

— Рад, что вы наконец до нас добрались! — произнес он красивым, чуть хрипловатым голосом. — Надеюсь, вас не очень утомила дорога?

— Нет, все хорошо, благодарю вас!

— А это моя мама, — представил Ричард. — Мама, познакомься, это Лиззи! — и, наклонившись к самому уху девушки, тихо добавил: — Она все о тебе знает.

— Привет, Лиззи!

— Здравствуйте, миссис Боунфорд!

Женщины пожали друг другу руки. Лиззи подумала, что мать Ричарда выглядит намного моложе своего мужа. Лишь серебряные нити седины в каштановых волосах да мелкие морщинки вокруг глаз выдавали ее возраст. Тем не менее взгляд ее был теплым и каким-то по-девчоночьи задорным.

— О нет! Никаких «миссис»! — замахала руками женщина. — Я — Эдит, а он — Джеймс, так и договоримся. Идет, Лиззи? — она широко улыбнулась.

— Идет, Эдит! — приветливо ответила Лиззи.

Снаружи дом выглядел вполне обыкновенно,

но, войдя в холл, Лиззи удивленно застыла на месте. Она видела такие только на картинках. Величественные каменные стены, украшенные картинами в роскошных рамах, огромный камин, загороженный металлической решеткой, пол, выложенный квадратными плитами с затейливым мозаичным узором, придавали холлу средневековый колорит.

Витая лестница из темного дуба выходила на небольшую площадку, а затем, поворачивая, вела на галерею.

Рядом с камином располагалась каменная арка, проход под которой уходил куда-то в глубь дома.

— Не хочешь ли выпить чаю с дороги? — спросила Эдит. — Или, может, сначала показать тебе твою комнату?

Лиззи смущенно улыбнулась.

— Пожалуй, я бы выпила чаю!

— Вот и отлично. — Эдит повернулась к мужу. — Будь добр, Джеймс, скажи Филлис, что мы готовы.

Мистер Боунфорд кивнул и, вытянувшись в струнку, шутливо отрапортовал:

— Будет исполнено!

Но тут же был остановлен мощным басовитым голосом, донесшимся откуда-то из дальнего конца холла:

— Я здесь, мэм!

— Конечно, — ехидно проворчал хозяин, — ты здесь! А вот где ты, черт возьми, бываешь утром, когда тебя не дозовешься?

В холл вошла среднего возраста дама, — с ее видом слово «служанка» как-то не очень вязалось. Одета она была в простое голубое платье с белым воротником, а обширную талию охватывал кружевной фартук.

Рот Лиззи приоткрылся от удивления, когда эта колоритная персона заговорила с сильным шотландским акцентом:

— Ла-ажись я спа-ать во-время, как на-армаль— ные люди, я б и вста-а-вала вовремя, чтоб па-адать вам, чего на-ада... Вам ча-аю ща-ас, мэм? — повернулась она к хозяйке.

Эдит Боунфорд улыбнулась.

— Да, Филлис, пожалуйста!

Ричард взял у Лиззи пальто и шляпку и, наклонившись к ее уху, проговорил:

— Ты тут еще не такого наслушаешься! Они так почти всю жизнь... гм... общаются!

— В самом деле? — прошептала Лиззи.

— Ну, это еще что! Вот подожди, когда они всерьез заговорят! — Открыв одну из многочисленных дверей, Ричард пропустил Лиззи, вперед и задумчиво добавил: — Тебе, наверное, покажется очень странной такая атмосфера!

Лиззи не ответила. Действительно, все вокруг было так необычно, но очень тепло и как-то по-домашнему. С первого момента у Лиззи появилось ощущение, что этот большой дом принял ее в свои объятья.

Войдя в гостиную, Лиззи едва не задохнулась от изумления. Это помещение было полной противоположностью холлу: стены окрашены в небесно-розовый цвет, ковер на полу — голубой, одна кушетка обтянута индийским набивным шелком, явно ручной работы, две других, поменьше, — плотным бархатом. Тут и там стояли маленькие столики и изящные застекленные шкафчики. В жизни Лиззи не видела ничего подобного, даже не представляла себе, что такая красота может не только существовать сама по себе, но и служить людям. А то, что люди здесь жили, было очевидно: когда Лиззи села на кушетку, она заметила, что бархатные подлокотники основательно потерты.

Ричард с матерью уселись напротив Лиззи, а Джеймс занял привычную, видимо, позицию, стоя спиной к камину. Лиззи удивилась, когда Эдит сказала мужу:

— Ради Бога, Джеймс, сядь ты, наконец! Ты забираешь все тепло, а я мерзну! — и, повернувшись к Лиззи, капризно произнесла: — Ты представляешь, дорогая? Мне холодно, а он всегда так стоит и загораживает огонь!

Что могла ответить Лиззи? Она растерянно посмотрела на Джеймса, потом на Эдит и вдруг заметила, как Ричард улыбается, глядя на эту сценку. Он выглядел расслабленным, а его единственный здоровый глаз светился покоем и счастьем. Лиззи мысленно потрогала это слово языком, словно сомневаясь.

Да, Ричард определенно изменился...

— Интересно, куда запропастилась эта Филлис? — возмущенно воскликнул Джеймс. — Мэри, наверное, уже давно все приготовила. Пойду посмотрю!

— Сиди, отец, — Ричард поднялся, — я сам схожу!

Он вышел, й несколько секунд в комнате был слышен только треск горящих поленьев. Эдит внимательно оглядела Лиззи и тихо спросила:

— Как ты себя чувствуешь, детка?

Лиззи улыбнулась.

— Хорошо, спасибо, — ответила она, и в данный момент это было чистой правдой. — Очень хорошо!

— И когда ты... ожидаешь?

Лиззи поняла, про что спрашивает Эдит, но почему-то ничуть не смутилась.

— Примерно в середине января, — просто ответила она.

— О, в январе ужасно холодно! — Эдит непроизвольно передернула плечами. — А у тебя дома есть кому помочь?

— Да, конечно, моя... мать, и еще Мэг, она... друг нашей семьи.

— По рассказам Ричарда я поняла, что твоя мать — инвалид?

— Да, у нее беда с ногой, она ходит с палкой, но вполне справляется и с хозяйством, и со всеми остальными. Так что со мной все будет в порядке. И еще есть Джефф! Он... — Лиззи вдруг умолкла, не найдя подходящих слов. — Я не знаю, рассказывал ли вам Ричард... Дело в том, что мистер и миссис Фултон — не мои родители. Я пришла к ним в дом, когда мне было всего четырнадцать, была вроде как помощницей по хозяйству... А потом они меня удочерили. Джефф — их родной сын. В то время он был в армии, только недавно вернулся. Он был ранен, сейчас почти все время дома. Он очень практичный, все умеет по дому, ну и вообще... — Лиззи запнулась.

— Да-да, я слышала о нем, — сказала Эдит, и в ее голосе Лиззи уловила что-то, что немного смутило ее.

Но последовавшие за этим слова мистера Боунфорда смутили ее еще больше:

— Мы хотим сказать, что, если тебе понадобится помощь с больницей, мы с радостью устроим все это здесь. Видишь ли, дорогая... Нам очень нравился Эндрю, он был совсем другой, не то что его папаша. Я его терпеть не мог. — Джеймс встал с кушетки, подошел к камину и снова загородил его спиной. Но на этот раз миссис Боунфорд не стала на него нападать.

— Да, мы очень любили Эндрю, — сказала она. Джеймс прав, говоря, что он был не похож на своих родителей. Я не могла поверить, когда узнала, что они выгнали Эндрю из дома. Алисия должна была встать на защиту сына, но она не смогла бы пережить скандала. Хотя... скандал начался уже тогда, когда она вышла замуж за этого Брэдфорд-Брауна.

Лиззи была в замешательстве. Судя по словам Боунфордов, они не знали, что причиной конфликта в семье Брэдфордов стала именно она, Лиззи, и что это из-за нее Эндрю был отлучен от дома. С другой стороны, если они об этом знали, — что вполне вероятно, — то их предложение можно было бы назвать самое малое бестактным, хотя Лиззи так не показалось. Разумеется, могли существовать и какие-то другие причины, но Лиззи не представляла себе, какие именно.

Тут дверь в гостиную распахнулась, и на пороге появился Ричард, толкавший впереди себя чайный столик на колесах. За ним следовала Филлис, держа в. руках серебряный поднос, казавшийся большим даже для нее. Мистер и миссис Боунфорд тут же сменили тему разговора.

— У тебя есть резиновые сапоги? — спросила Эдит, обращаясь к Лиззи. — Хотя вряд ли ты догадалась их взять. К сожалению, в последнее время прошли сильные дожди, и в некоторых местах образовались болота... — Она не успела договорить, так как Джеймс, показывая на босоножки, в которых была Лиззи, перебил ее:

— Да, в таких сандалиях стоит пройтись минут пять, и надо будет залезать по колено в ручей, чтобы смыть тутошнюю грязь! — После чего уже серьезно спросил: — Надеюсь, ты будешь бродить по нашим холмам?

— Нет, отец, она не будет бродить по холмам! — Ричард придвинул столик к матери и добавил: — Ей вполне будет достаточно прогулок в окрестностях дома. Не надейся, что она составит тебе компанию в твоих... марш-бросках!

— Я и не думал брать Лиззи на эти, как ты называешь, марш-броски! Хотя уверен, что, пригласи я се, она бы с радостью согласилась, она совсем не выглядит избалованной барышней! — Джеймс подмигнул Лиззи и, отойдя от камина, устроился в глубоком кресле с высокой спинкой.

Филлис поставила поднос на столик, разложила по тарелкам булочки и уже собиралась подать одну из них хозяину, как вдруг раздался его сердитый голос:

— У нас гость, ты что, не видишь?!

Лиззи пришлось закусить губу, чтобы не рассмеяться, когда она услышала, как Филлис довольно громко проворчала:

— Видеть-то я вижу, да вы всегда велите, чтоб вам первую ложку подавали!.. — Филлис протянула ей тарелку с горячими, намазанными маслом булочками и так же ворчливо добавила: — Стро-оит из себя, понима-аш... — Ричард и миссис Боунфорд расхохотались, и Лиззи поняла, что стала свидетельницей маленькой комедии, разыгрываемой, очевидно, не в первый раз.

Несколько минут спустя, когда Филлис уже выходила из комнаты, мистер Боунфорд бросил ей вслед:

— Не забудь! Чтобы с утра была на месте!

На что последовал лаконичный ответ:

— Ща-ас!

— Смотри у меня! — прикрикнул хозяин — Совсем от рук отбилась, палец о палец не ударит!

Последнее замечание служанке, похоже, не очень понравилось. Обернувшись, она бросила:

— Болтун! — после чего вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

— Ты, наверное, думаешь, что попала в сумасшедший дом, — весело усмехнулся Ричард. — Никогда не подумаешь, что эти двое, — он кивнул в сторону отца и вышедшей Филлис, — любят друг друга и, если у одного что-нибудь заболит, другой готов лезть на стену...

— Что верно, то верно, — сказала миссис Боунфорд, передавая Лиззи чашку с чаем.

Лиззи вдруг почувствовала, представила себя Алисой, попавшей в Страну чудес. Войдя в этот дом, она обнаружила, что напряжение, сжимавшее ее душу уже много недель, бесследно исчезло.

За обедом разговор продолжился, Эдит вспоминала события тех далеких дней, когда она вошла в этот дом невестой Джеймса Боунфорда. Слушая эту историю, Лиззи невольно улыбалась. Похоже, в этой семье было принято подшучивать друг над другом.

Когда в комнату, чтобы сменить блюда, вошла Мэри, работавшая в этом доме поварихой, ей, несмотря на то что она была старше Филлис, тоже досталась порция шутливых замечаний.

Прошло еще часа три, прежде чем перед Лиззи не открылся наконец смысл всего этого действа, напоминавшего балаган. Она сидела на краю антикварного вида кровати, занимавшей едва ли не половину немного старомодной спальни. Ковер, покрывавший пол, был изрядно вытерт, но массивная мебель из красного дерева выглядела весьма солидно. Особенных удобств в комнате не было, лишь около умывальника, выполненного из мрамора, стоял наполненный водой кувшин. Ванную Лиззи обнаружила в конце коридора. Миссис Боунфорд предупредила, что ее комната, которую они называли малой гостиной, расположена рядом с их спальней и спальней Ричарда, так что если ей ночью что-нибудь понадобится, то они все рядом. У Лиззи создалось впечатление, что они готовы опекать ее вплоть до самых родов.

В дверь постучали.

— Войдите! — сказала Лиззи, и на пороге появилась миссис Боунфорд, в длинном бархатном халате с широким воротом. Однако выражение ее лица сильно изменилось, она выглядела усталой и какой-то подавленной.

Лиззи поднялась ей навстречу, но Эдит, махнув рукой, сказала:

— Сиди, дитя мое! — Лиззи уж и не помнила, чтобы к ней обращались подобным образом. — Позволь, я присяду, — попросила Эдит, и Лиззи вновь подивилась изменчивому характеру этой женщины.

Устроившись рядом с Лиззи, она заговорила не сразу, несколько секунд как бы раздумывая, с чего начать.

— Ты, наверное, удивляешься, глядя на странную манеру общения между нами, не так ли? Полагаю, что должна тебе кое-что объяснить, дорогая. Видишь ли, все это — что-то вроде пьесы, которую мы играем специально для Ричарда. В этой пьесе у каждого — своя роль, особенно у Джеймса и Филлис. Да ты, вероятно, уже заметила это. Мы делаем вид, что ничего не изменилось, что все осталось так, как было до войны, — тут Эдит улыбнулась. — Впрочем, Джеймс и Филлис И раньше все время соревновались в остроумии... Ты понимаешь, Лиззи, все они — и Филлис, и Мэри, и Мэтти — с нами очень давно. Правда, были еще другие, но они состарились и умерли, а молодые... — Эдит тяжело вздохнула, — молодые сейчас на войне. У Мэтти двое сыновей служат во флоте, а у Мэри единственный сын погиб еще в первые месяцы... — Эдит рассеянно теребила пуговицу на своем халате. — Ты не представляешь, девочка, что это был за кошмар, когда Ричард вернулся. Он не выходил из своей комнаты, прятался от всех, словно раненый зверь... Конечно, сейчас его лицо выглядит лучше, чем тогда, и врачи обещают еще подправить его... Однако ему было трудно смириться с тем, что война оставила этот страшный след на его лице. Что его действительно добило, так это поведение Дженис. Эта женщина сразу же отвернулась от него. Она даже не могла находиться с ним рядом, представляешь! Ричард страшно мучился из-за этого. Тогда, в те дни, он впервые упомянул о тебе. Мы сидели внизу, пили чай, как сегодня, и он сказал: «На прошлой неделе я встретил девушку, которая посмотрела не меня без отвращения или сочувствия. Это не сестра из госпиталя, не сиделка, нет, мама, это обыкновенная девушка. Она живет по соседству с Брэдфордами». — Эдит взяла Лиззи за руку. — И добавил, что ты очень красивая... Позже он рассказал, что вы с Эндрю собираетесь пожениться и что у него произошла серьезная ссора с родителями. Примерно в то же время, — губы Эдит задрожали, — он узнал про Дженис и своего друга... Это была уже не первая ее выходка, но для Ричарда она оказалась последней каплей. Он решил свести счеты с жизнью, но Бог послал ему ангела-хранителя. Да, дорогая, я говорю о тебе. До конца своих дней мы будем благодарить тебя за то, что ты спасла нашего сына...

Эдит выпрямилась, сцепив руки на коленях, и заговорила уже без прежней дрожи в голосе:

— Тот случай вернул Ричарда к жизни! И в этом, я уверена, твоя заслуга, девочка.

Лиззи покачала головой:

— Нет, Эдит. Ричард справился бы и сам... Он сильный, он умеет бороться...

— Я очень в этом сомневаюсь, дорогая! Измена и презрение Дженис растоптали его самолюбие, уничтожили мужскую гордость. После этого он буквально возненавидел свое лицо, превратившееся в гротескную маску. Нет, моя дорогая, твоя дружба вернула Ричарду мужество, которое он едва не потерял. Он был очень красивым юношей, хотя и не придавал этому большого значения. А если б ты видела, как он был хорош в развевающемся килте. — Эдит грустно улыбнулась. — Так что, я надеюсь, ты понимаешь, почему мы все так себя ведем. Ричард знает об этом и подыгрывает нам, чтобы мы за него не беспокоились. Но все равно нам бывает очень тревожно за него. — Эдит поднялась с постели. — Через пару недель он снова должен ехать в госпиталь, врачи обещают поправить ему веко... Дай Бог, чтобы им это удалось. — Думаю, что именно эта часть лица больше всего доставляет ему неприятности... — Эдит всплеснула руками. — Да я совсем заболтала тебя, дорогая, ты, наверное, устала. Но я должна была поговорить с тобой, чтобы ты не считала нас всех пошлыми комедиантами.

Лиззи протянула руки к Эдит и воскликнула:

— Ну что вы! Вы все — чудесные люди. И Ричард тоже...

— В самом деле?

— О да! Я восхищаюсь им, ведь он пережил такое, что другие и в страшном сне не увидят.

— У тебя доброе сердце, девочка! Я понимаю, почему Эндрю был готов бросить ради тебя все... Спокойной ночи, дорогая! — Она нагнулась, поцеловала Лиззи в щеку и быстро вышла из комнаты.

В эту ночь Лиззи долго не могла уснуть. Вглядываясь в темноту, она поймала себя на том, что думает не только о Ричарде и его жестокой судьбе, но и о Джеффе. Ей очень хотелось, чтобы эти двое снова подружились, но Лиззи понимала, что это, скорее всего, нереально. И еще ей очень хотелось снова приехать в этот дом, где ее так замечательно приняли.

Никогда в жизни Лиззи не было так хорошо и спокойно. Она не могла назвать это состояние счастьем, потому, что слово «счастье» для нее навсегда было связано с Эндрю, а любое напоминание о нем порождало новую волну боли. Боль все еще жила в ней, но со временем притупилась, особенно с того момента, как она переступила порог дома Боунфордов.

Девушкам из «Земледельческой армии» Лиззи была представлена как «миссис Браун». Это придумал Ричард. Имя звучало немного странно, но теперь это не имело значения. Она была согласна остаться Лиззи Гиллеспи, только бы Эндрю был с ней. Но с ней был его ребенок, каждый раз нежными толчками напоминая ей об этом.

В тот вечер она возвращалась с прогулки, испытывая приятную усталость во всем теле. Час назад, когда только-только начало темнеть, она встретила Ричарда, который почти целый день провозился па ферме. Он нес большую флягу с молоком и корзину со свежими яйцами.

— Не устала? — спросил Ричард.

— Нет, — с легким сердцем соврала Лиззи. — Прекрасно себя чувствую. Ну, конечно, не настолько, чтобы снова пуститься вскачь за твоим отцом! Он у тебя в полном порядке.

— Только в голове у него непорядок! — проворчал Ричард. — Не надо ему было брать тебя с собой.

— Ничего подобного! Мы отлично погуляли. Просто твой отец привык ходить быстро, и я подумала, что ему скучновато семенить рядом со мной, вместо того чтобы лететь своим обычным галопом...

Ричард рассмеялся:

— Мать больше не хочет гулять с ним. Странное дело, он совершенно не хочет признавать свой возраст, а ведь ему на следующий год будет восемьдесят! Иногда мне страшно за него: с таким отношением к здоровью он рискует заработать инфаркт. Правда, отец привык к подобным вояжам. Он ведь бывший военный и всю жизнь промаршировал, ведя за собой солдат. Ха! Ты бы видела, как мать начинала «прогулки» с ним! Она иногда просто падала на склоне какого-нибудь холма и кричала ему: «Генерал! Ваш батальон выбыл из строя!»

Лиззи рассмеялась.

— Знаешь, Ричард, — сказала она, когда они по дошли к усадьбе. — Я не могу выразить, как благодарна тебе за то, что ты пригласил меня, в жизни мне не было так хорошо! — И, когда Ричард замедлил шаг, обернулась и быстро заговорила: — Я хочу сказать, что в душе у меня наконец наступило спокойствие! Теперь я могу дышать полной грудью. С тех пор как не стало Эндрю, я жила в каком-то оцепенении, все внутри меня перепуталось и болело, а сейчас как будто встало на свои места... Ты понимаешь меня?!

— Да, — ответил Ричард, — думаю, что понимаю. И я очень рад, что это спокойствие пришло к тебе именно здесь. — Он умолк, а потом задумчиво повторил: — Да, Лиззи, я отлично понимаю тебя. Рано или поздно приходит время, когда боль должна уйти. Но если этого вдруг не происходит, ты или сходишь с ума, или пытаешься... свести счеты с судьбой...

Лиззи, не отрываясь, смотрела на Ричарда. Левая сторона его лица была в тени сумерек, и Лиззи вдруг увидела его таким, каким он был изображен на портрете, висевшем на стене галереи — в полном боевом обмундировании, с гордой улыбкой на красивом, очень красивом лице.

— Ричард! — Лиззи взяла его за руку, словно хотела что-то сказать, но потом вдруг смутилась и высвободила руку.

Воцарилась неловкая пауза, после чего Ричард спросил:

— Ты знаешь, я скоро снова собираюсь в госпиталь.

— Да, твоя мать говорила мне об этом.

— Они собираются еще раз заштопать меня, а то что-то у них плохо получается...

— Ерунда! — Голос Лиззи прозвучал резко. — С каждым разом у тебя наблюдается улучшение!

— Ты так думаешь?

Она уловила волнение в его словах и, кивнув, твердо сказала:

— Да, я в этом уверена.

— Они хотят что-то сделать с глазом... А это дело тонкое... Знаешь, Лиззи, я удивляюсь тому, что могу вот так запросто говорить с тобой об этом. Ни с отцом, ни с матерью, да ни с кем так не получается... Ты ведешь себя со мной, как с нормальнымчеловеком.

— А ты и есть нормальный, и не говори глупостей. Да ты, пожалуй, самый нормальный человек из всех, кого я знаю! — Лиззи улыбнулась.

Ричард шел рядом, не глядя на нее.

— Ты не представляешь, Лиззи, что для меня значит, когда кто-то вроде тебя видит во мне личность. Не отворачивается, не чувствует необходимости вести вежливый разговор о погоде, о карточках или о каких-то жизненных благах, которых они лишились из-за войны. Так было, когда мать однажды пригласила нескольких наших друзей, как она думала, для моего блага. Боже мой! Это была еще одна пытка... — Голос Ричарда сорвался, но он быстро взял себя в руки. — Знаешь что? Завтра я возьму тебя с собой к Падди. Он присматривает за дальним коттеджем на холме. Падди бывший радист, служил в авиации, отличный парень! Он тебе обязательно понравится.

Миновав ворота усадьбы, Ричард сказал:

— Давай пройдем через кухню. Мэри обязательно захочет попробовать, что мы тут принесли.

Но еще до того как они успели поставить молоко и яйца на стол, появилась Филлис. На этот раз она говорила практически без акцента:

— Вот вы где! Я уже думала, что не дождусь вас. Миссис Браун, вам дважды звонили из дома. Просили, чтоб вы, как вернетесь, сразу же связались с ними.

Лиззи бросила на Ричарда тревожный взгляд.

— Надеюсь, ничего серьезного, — сказала она и, обращаясь к служанке, вежливо поблагодарила ее: — Спасибо, Филлис.

Трубку снял Джефф.

— Это ты, Лиззи?

— Да. Что случилось?

— С матерью плохо. Сегодня утром у нее случился еще один сердечный приступ. Она хочет видеть тебя.

— Разумеется, я приеду, только, — она посмотрела на часы, — сегодня я уже не успею.

— Почему ты не можешь выехать сегодня? — голос Джеффа был непривычно резким.

— Джефф, уже восьмой час, а до станции здесь далеко, и к тому же я не знаю расписания. Я сяду на первый же утренний поезд.

— Ты можешь опоздать. Боюсь, что до утра она не дотянет.

Лиззи стиснула зубы.

— Подожди минутку, — сказала она и, прикрыв микрофон рукой, посмотрела на Ричарда: — Если выехать прямо сейчас, я успею на ночной до Дурхема?

Он на секунду задумался, потом покачал головой.

— Сомневаюсь. На станции ты будешь не раньше половины девятого, а поезда в это время уже не ходят. Утренний отправляется около семи, на него ты точно попадешь.

— Джефф, — сказала в трубку Лиззи. — Утром я сяду на семичасовой и к одиннадцати уже буду в Дурхеме. Я позвоню завтра со станции, когда буду выезжать.

Джефф помолчал, а потом сухо заметил:

— Ну что ж, не можешь, так не можешь. Кстати, я тебе звонил больше часа назад...

— К сожалению, меня не было дома, я только что вошла.

— Это я уже понял. Ладно, Лиззи, будем надеяться, что ты успеешь увидеться с моей матерью.

Раздался щелчок, и в трубке раздались короткие гудки. Лиззи беспомощно обернулась и, увидев, что рядом с Ричардом стоят его родители, по-детски жалобно сказала:

— Мне нужно домой. С мамой очень плохо.

— О, девочка моя! — Эдит обняла девушку за плечи. — Не переживай так. Мы что-нибудь придумаем, правда, Ричард?

— Думаю, лучше всего дождаться утреннего семичасового.

— А если мне рискнуть, отправиться сейчас же? — робко спросила Лиззи.

Ричард задумчиво посмотрел на мать, потом на отца, и Джеймс сказал:

— Кажется, есть один поезд, проходящий, — вспомнил Джеймс. — Отправляется в десять вечера. Если успеешь на него, то в Дурхеме будешь уже этой ночью.

— Я думаю, стоит попробовать, — ответила Лиззи.

— В таком случае, — Эдит говорила так, как будто отдавала распоряжения, — Лиззи еще успеет собраться и перекусить на дорогу, а Ричарду надо пригнать с фермы грузовик. Может, это будет не так комфортабельно, зато вдвое быстрее.

— Точно, мама, — сказал Ричард. — Это верная мысль.

Лиззи торопливо поднялась в свою комнату. «Боже! Сделай так, чтобы с Бертой ничего не случилось! — молилась она, но мысль о Джеффе не давала ей покоя. — Он не должен был так со мной разговаривать! Я позвоню ему, как только соберу чемодан».

Много времени сборы не заняли. Поставив чемодан около кровати, не успела перевести дух, как в это время раздался осторожный стук в дверь.

— Войдите! — сказала Лиззи и удивленно подняла брови, увидев на пороге Джеймса Боунфорда.

Джеймс нервно облизнул губы и, ослабив тугой ворот рубашки, сказал:

— Боюсь, что внизу не будет времени для личных разговоров, Лиззи. Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты сделала для моего сына. После знакомства с тобой он стал другим человеком. И еще хочу сказать тебе спасибо за то, что спасла ему жизнь...

— О, что вы, что вы, мистер Боунфорд... Джеймс! Пожалуйста, не стоит благодарить меня. Я же только разговаривала с ним, и больше ничего! К тому же эти беседы доставляли удовольствие и мне самой.

— Разговаривала?! Да ты знаешь, девочка, что у него не было никого, кто мог смотреть на него хотя бы две минуты, не то что разговаривать! Он так мучался, страдал, и мы страдали вместе с ним... Если бы эта женщина, которая была его женой, имела хотя бы сотую долю твоей души, твоего сочувствия, все было бы по-другому. Впрочем, — Джеймс усмехнулся, — тогда бы он не встретил тебя.

Лиззи чуть было, не сказала «благодарю вас, сэр!», но потом, подумав, порывисто шагнула к нему и поцеловала в сухую холодную щеку, слегка уколовшись о щетину. Джеймс кивнул ей и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Лиззи чувство— нала, что сейчас расплачется...

Ужинали они, как обычно, в маленькой гостиной, где за столом могло усесться не больше восьми человек. Когда-то это была «сервировочная», — проходная комната, ведущая в главную гостиную. Теперь ею пользовались гораздо чаще, — в доме давно не бывало много гостей. Эдит как-то сказала, что за этим столом, если его раздвинуть, уместилось бы человек двадцать. Рядом располагалась небольшая буфетная и комната для слуг, сообщавшаяся с кухней. Всего в доме, не считая чердаков и подсобных помещений, насчитывалось двадцать шесть комнат и бесконечное количество коридоров, в которых Лиззи успела не раз заблудиться за последние дни.

Спустившись вниз, Лиззи увидела, что в гостиной никого нет. Она решила отправиться на кухню в надежде застать там Филлис и расспросить ее о том, куда могли деться хозяева. Направившись под арку, Лиззи повернула налево и тут же узнала дверь, обитую сукном зеленого цвета.

Лиззи не успела взяться за ручку, как вдруг услышала совсем рядом голос Эдит:

— Ричард! Послушай меня!

— Нет, мама! — резко перебил ее сын. — Не могу! Я этого не сделаю! Я не хочу все испортить!

— Ричард, не будь глупым! Еще раз говорю тебе: сделай это предложение. Скажи, что ты подождешь, не важно сколько. Если ты этого не сделаешь, ты очень скоро пожалеешь: ее уведут прямо из-под твоего носа. Такие девушки не остаются одинокими надолго, и уж тем более не сейчас.

— Мама! Послушай теперь ты меня! Да, я ей нравлюсь, но она видит во мне лишь друга, и больше ничего. Я хочу, чтобы так продолжалось и дальше, а если я поступлю так, как требуешь ты, она оставит меня и я ее больше не увижу. Память об Эндрю еще слишком свежа, ведь не прошло и полугода! В обычных обстоятельствах это было бы просто... неприлично!

— О Ричард, дорогой! Сейчас не может быть и речи об «обычных обстоятельствах»! А потом, ты не знаешь женщин. В первый раз ты сильно ошибся с выбором. Хотя я тебя предупреждала, но ты тогда и слушать не хотел. Так послушай хотя бы сейчас. Ей нужен человек, который любил бы и ее, и ее будущего ребенка. Мы тоже ей понравились, я знаю это наверняка. Твой отец считает, что она просто чудесная!.. И не забудь про Мэри. Ты же знаешь, что она лучше всякого барометра чувствует людей. Помнишь, как она невзлюбила Дженис с первого взгляда? А про Лиззи знаешь, что мне вчера сказала? «Эта, — говорит, — то, что надо!»

— Мама, ради Бога, послушай! Я не в том состоянии, чтобы просить ее выйти за меня замуж! Даже если что-то изменится, я все равно этого не сделаю. Не смогу! Даже если врачи сделают так, что своим видом я не буду больше пугать детей, внутри я буду чувствовать себя уродом... Я благодарю Бога за то, что мы стали друзьями, что можем общаться, разговаривать... Когда ее нет, я знаю, что всегда могу позвонить ей, а когда она снова приедет, мы будем продолжать радоваться ее обществу. Но на этом все, мама! Ты хочешь невозможного. Смешно думать, что я когда-нибудь смогу сделать предложение такой девушке. Господи, да никогда!..

В наступившей тишине, опасаясь, что пол предательски скрипнет, Лиззи на цыпочках отошла от двери и вернулась обратно. Чуть погодя в холле появилась миссис Боунфорд. Взглянув на Лиззи, она заторопилась ей навстречу.

— Что с тобой, дорогая? Тебе плохо? Ты такая бледная!

— Я... — Лиззи не знала, что ответить.

— Может, тебе лучше не ехать сегодня?

— Нет, — решительно сказала Лиззи. — Я должна!

— Тогда пойдем, дорогая, тебе надо подкрепиться, дорога будет нелегкой.

Лиззи едва проглотила кусок, и тот факт, что она сидела, не поднимая головы, и произносила только «да», «нет» и. «спасибо», был расценен как сильная обеспокоенность здоровьем матери. Чуть позже Лиззи зашла на кухню, чтобы сказать несколько теплых слов Филлис и Мэри. А прощаясь с Эдит и Джеймсом, едва удержалась от слез. Было заметно, что родители Ричарда искренне были огорчены тем, что ей так неожиданно пришлось прервать свой визит, и выражали надежду, что она приедет к ним снова. А Эдит намекнула, что было бы неплохо сделать это зимой, потому что в это время года здесь очень красиво. Лиззи смущенно улыбнулась и сказала, что не очень хорошо переносит холод, на что Джеймс заявил, что для Лиззи он велит разжечь костры в каждой комнате...

По пути на вокзал они с Ричардом говорили мало. Дорога была плохая, и пару раз грузовик едва не съехал в канаву. Ричард то и дело извинялся, говоря, что он больше привык управлять лошадью и двуколкой. Когда пересекли черту города, дорога стала лучше. Лиззи устало вздохнула, монотонная тряска в грузовике порядком измотала ее.

Из здания вокзала она позвонила домой. На этот раз ответила Мэг:

— О, это ты, милочка? Наконец-то! Ты уже едешь? Хорошо! Берта будет очень рада видеть тебя. Вот тут Джефф хочет поговорить с тобой.

— Ты уже выезжаешь? — раздался в трубке сердитый голос.

— Да, — ответила Лиззи, — только это обычный поезд, не экспресс, поэтому я не знаю, когда он прибудет в Дурхем, скорее всего часа в два-три ночи.

— Я позвоню диспетчеру и встречу тебя на вокзале.

— Спасибо, Джефф. Как ма?

— Плохо. Совсем плохо.

— О! Джефф, я скоро приеду!

— Хорошо, Лиззи, мы ждем...

Она повесила трубку и оглянулась. Ричард торопливо шел по платформе, зажав в руке билет.

— Тебе повезло, поезд отходит в девять тридцать, — сказал он и подхватил ее чемодан. — Пошли, уже идет посадка.

Вагоны были битком набиты пассажирами. Они прошли в конец поезда.

— Когда поднимешься, — напутствовал Ричард, — не стой, а лучше сядь на свой чемодан в коридоре. Бог даст, кто-нибудь догадается уступить тебе место. — Он открыл дверь вагона и, затолкав внутрь чемодан, снова повернулся к Лиззи. — Очень жаль, что тебе пришлось так внезапно уехать... Обязательно позвони, когда окажешься дома.

— Хорошо, Ричард, обязательно позвоню.

— Лиззи, это были чудесные дни для меня...

— Для меня тоже, Ричард.

— Ты приедешь еще?

— Конечно! — с трудом смогла выговорить она, а в ушах все еще звучали его слова: «Я никогда не попрошу ее выйти за меня замуж!» Значит, так тому и быть...

Выйти замуж за Ричарда! У нее и в мыслях ничего подобного не было. Но разве она не догадывалась о том, что он... что он неравнодушен к ней? Догадывалась. Но он сам сказал, что никогда...

Лиззи протянула руку:

— Я, пожалуй, пойду. До свидания, Ричард. И спасибо тебе! — Она потянулась к нему и быстро коснулась губами его щеки.

Это было простым проявлением благодарности за его теплоту. У Лиззи болезненно сжалось сердце, она знала, что ничего большего от нее Ричард не ожидает — свобода с привкусом горечи...

Ричард подождал, пока Лиззи поднимется в вагон, закрыл за ней дверь и одними губами прошептал:

— Счастливо тебе, Лиззи!

Он не двинулся с места, когда поезд тронулся, и его высокая фигура вскоре слилась с вечерним сумраком.

Дорога была ужасной. Коридор был забит стоящими людьми. Место ей никто не уступил. Она выглядела обычной усталой женщиной, способной пережить быстротечные неудобства поездки, как и все остальные.

В Ньюкасле стало немного свободнее. Она смогла наконец найти место и до самого Дурхема сидела между двумя похрапывающими солдатами, вдыхая смесь паров виски и пива.

Когда поезд прибыл в Дурхем, уже начинало светать. Она буквально вывалилась из вагона и, если бы крепкие руки Джеффа не подхватили ее, упала бы на перрон.

Джефф принял у Лиззи чемодан и, взяв ее под руку, повел к выходу. Спустившись на привокзальную площадь, Лиззи остановилась и, с трудом переведя дух, спросила:

— Как она?

Джефф посмотрел на Лиззи красными от бессонной ночи глазами.

— Мама умерла сегодня в половине второго...

 

1

Прошло два месяца с того дня, как похоронили Берту. Казалось, ее смерть изменила всех и каждого в доме, но особенно это было заметно по Джону. «Потерянная душа» — эти слова как нельзя точнее подходили к нему. Он по-прежнему уходил утром на работу, возвращался, чтобы пообедать, снова уходил и в половине шестого уже сидел в гостиной, глядя всегда в одну и ту же точку — на пианино, как будто Берта все еще сидела за инструментом.

Иногда он разговаривал, по большей части с Джеффом, но почти всегда о войне. Обстановка начала меняться, в основном благодаря американским эсминцам, которые, как писали газеты, меньше чем за год отправили на дно полсотни немецких субмарин.

Когда Джон говорил о войне, казалось, что он и в самом деле интересуется тем, что происходит на фронте, но все дома знали, что он просто повторяет те заголовки из газет, которые прочитал утром. Потерянный человек, вот кем он стал. Берта всегда была его опорой, и теперь этой опоры не стало. Джон как будто снова вернулся в годы своей юности, когда целиком полагался на своего старшего брата, и его единственным в жизни самостоятельным решением в жизни стала женитьба на Берте. Сейчас Берты не было рядом, остался лишь образ, который всплывал в памяти Джона, когда он смотрел на пианино...

Джефф тоже изменился, но совсем иначе. Он добровольно взял на себя роль старшего в доме, и надо сказать, неплохо справлялся с этой ролью. Иногда он ездил в госпиталь на осмотр. Однажды ему пришлось провести там целых три дня, но все это время он сходил с ума от беспокойства, думая не столько об отце, сколько о том, как обходится без него Лиззи.

Лиззи продолжала работать в продовольственном отделе, но на прошлой неделе подхватила простуду. Погода стояла отвратительная, дождь сменялся мокрым снегом, по утрам окна покрывались изморозью. Хотя Лиззи утверждала, что это всего лишь легкое недомогание, Джефф настоял на том, чтобы вызвать доктора. Доктор посоветовал Лиззи оставить работу и побольше отдыхать: у Лиззи часто опухали ноги, да и сама она в последнее время жаловалась на плохое самочувствие.

Перед тем как уйти, доктор отвел Джеффа в сторонку и сказал:

— Присмотрите за ней. Ей сейчас нужен покой, чтобы доходить свой срок. Осталось ведь немного, верно?

И Джефф, словно заботливый муж, ответил:

— Конечно, док, о чем речь! Я позабочусь о ней!

Поднявшись в комнату Лиззи, Джефф строго

посмотрел на нее.

— Знаешь, что сказал доктор?

— Нет. И что же такого он сказал?

— Что тебе надо быть поосторожней. Если хочешь, чтобы все нормально закончилось, — он бросил взгляд на ее живот, — надо соблюдать покой. Так что будешь делать то, что тебе говорят.

— Послушай, Джефф! Не надо так волноваться из-за какой-то простуды! Я знаю, что он... себя чувствует хорошо, — добавила она.

— Может быть, и знаешь, но я почему-то считаю, что доктор знает лучше. Поэтому завтра я схожу к тебе на работу и все им объясню.

— Нет, Джефф, не надо! Я сама все им скажу. Пожалуйста, предоставь это мне!

Он подошел к кровати, наклонился к Лиззи и мягко произнес:

— Я волнуюсь за тебя...

Лиззи отвернулась и тихо проговорила:

— Я благодарна тебе, Джефф, честное слово, но зря ты так... Дети ведь рождаются каждый день, я не первая... И еще у нас есть Мэг, она всегда поможет...

— Она уже старая...

— Старая?! — Лиззи порывисто повернулась. — Да у нее столько энергии и такая сила духа, что хватит на троих.

— Ты думаешь, она справится?

— Уверена в этом. — Лиззи смущенно улыбнулась. — К тому же не забывай, она ведь тоже женщина... Думаю, из нее выйдет отличная медсестра.

Джефф улыбнулся:

— А у нас в госпитале были медбратья. Одного помню... Голосок, как у пе... как у девочки, а ручищи, как у землекопа. Я ему однажды говорю: «Жаль, что тебе нельзя поменять голос на руки». А он мне: «Ка-акой ты заба-авный, дружок!» — «Я, — говорю, — и наполовину не такой забавный, как ты». А он повернулся и пошел, ну прямо... как красотка по улице. В нашем отделении от него смеху было больше, чем от комиков в цирке...

Разговор о госпитале насторожил Лиззи.

— Как твоя нога, Джефф? — спросила она.

— Нормально, — он хлопнул себя по колену. — И рука потихоньку заживает. — Джефф поднял левую руку до уровня груди. — Раньше я так не мог! Видно, мускулы постепенно приходят в порядок, я уж и не надеялся.

— Видишь, — улыбнулась Лиззи, — вот что значит домашняя обстановка! Ничто так не укрепляет мускулы, как работа по дому.

— Да, твоя правда! Я еще сегодня утром думал, хорошо, если б мои ребята меня видели!.. — Джефф тяжело вздохнул.

Лиззи осторожно спросила:

— Ты скучаешь по армии?

Джефф покачал головой, как бы в раздумье, и ответил:

— И да и нет. Иногда я вспоминаю всю эту суматоху, волнение, азарт... — он умолк на секунду, вглядываясь куда-то вдаль, — как я орал на своих ребят, посылая в атаку... Как мы лежали в засаде, боясь громко дышать, и объяснялись лишь жестами, как глухонемые... Были и хорошие времена, были и тяжелые... Когда ползешь на животе, съежившись от страха, а через минуту ты уже готов вскочить, чтобы стрелять, калечить, убивать...

— Джефф, не надо. — Лиззи накрыла ладонью его руку.

— Ладно, девочка, все нормально... Это я так, нарисовал маленький фрагмент большой картины...

Джефф поднялся и направился к двери.

— Джефф, — вдруг тихо позвала Лиззи, — значит, людям страшно, когда они... сражаются?

Джефф резко обернулся.

— Если кто-то скажет «нет», то это или бессовестный лгун, или сумасшедший, которого надо держать в психушке под замком!

Лиззи посмотрела на захлопнувшуюся дверь и подумала о том, что Джефф так же изувечен, как и Ричард, только его шрамы не так заметны... Но Лиззи знала, что они болят. Однажды ночью, услышав, как он кричит, она выбежала из комнаты и на лестнице увидела Мэг, которая стояла около его двери.

— Ничего, милочка, — успокоила она Лиззи, — это пройдет, солдатам тоже бывает тяжело...

Лиззи слышала, как внизу зазвонил телефон, и, когда Мэг принесла ей чай, спросила:

— Кто звонил?

Мэг присела на край кровати.

— Мистер Боунфорд.

— А почему ты меня не позвала?

— Джефф с ним разговаривал, сказал, что ты больна.

— Господи, ну что за глупости! Он сейчас же бросится на поезд и примчится узнать, что случилось! Джефф что, нарочно так сделал?

— Почему ты так думаешь?

— Потому, что Джеффу... не нравится Ричард, вот почему!

— Что ж, у него, верно, есть на то причины...

— Что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что сказала, милочка. Нам всем тогда показалось, что ты слишком увлеклась этим Ричардом.

— Послушай, Мэг! — Лиззи подалась вперед. — Я хочу, чтобы ты поняла — мы просто друзья. Мне искренне жаль Ричарда, а людям в его положении доброта и сердечность необходимы.

— Верно, милочка, — Мэг тяжело поднялась, — но знаешь, как говорят: жалеет — значит любит...

— Не говори глупости, Мэг! Это не тот случай!

Мэг вдруг резко повернулась, опершись руками

о кровать, нагнулась к Лиззи.

— Не тот случай, говоришь? Тогда послушай, милочка, что я тебе скажу. Ты умная девочка, но кое-чего не хочешь видеть. Этот парень там, внизу, — Мэг указала пальцем в пол, — тебе никто, — ни брат, ни сват и даже не дальний родственник. Но любому, у кого есть глаза, видно, что он... как это называется... «неровно дышит»!

— Мэг, пожалуйста!

— Ладно! — Старая женщина выпрямилась. — Ты можешь говорить «пожалуйста» сколько угодно, только я тебе одну вещь все-таки скажу: не думай, что он бегает вокруг тебя, чтобы не замерзнуть! Еще когда Берта была жива, я поняла, что у него на уме. А когда ты умотала в эту Шотландию, Господи, он был похож на медведя, у которого увели медведицу. Знаешь, что мне Берта успела сказать перед смертью? «Пока есть Джефф, для Лиззи всегда будет место в этом доме», — вот что она сказала! И не надо, — Мэг погрозила ей пальцем, — смотреть на меня так! Я намного дольше тебя живу и много чего повидала. Я знаю, что такое горе и тоска, но я также знаю, что эти чувства не вечны! Приходит время, когда ты говоришь себе: «Хватит, надо жить дальше!» А как ты собираешься жить дальше? У тебя будет ребенок, а у ребенка должен быть дом. И ты не найдешь лучшего дома, чем этот, и никого лучше, чем Джефф. Да, у него, конечно, есть недостатки, но у кого их нет? Он отлично со всем справляется и будет справляться и дальше. У него неплохая пенсия, а в дальнейшем он, возможно, найдет себе работу. Ты будешь спокойна и счастлива всю жизнь, милочка! Подумай и спроси себя, есть ли этому какая-нибудь альтернатива? — Мэг хмыкнула, и глаза ее потерялись в мелких морщинках. — Ничего себе словечко я выискала, а?.. Скажи, ведь Джефф тебе нравится, не правда ли?

Лиззи отвела глаза в сторону.

— Думаю, что да, — немного смутившись, ответила она. — Но «нравится» и «люблю» — разные вещи, верно?

— Знаешь, милочка, — снова заговорила Мэг, — у моей матушки с моим папашей жизнь была, — не дай Бог. Он пил, как не знаю кто, и я однажды спросила ее: «Почему ты это терпишь, почему не уйдешь от него? Ты же не любишь его, не можешь любить!» А она мне ответила: «Да, похоже, не люблю, но я привыкла к нему, а привычка намного сильнее, чем любовь». Я тогда была еще слишком мала, чтобы понять это, но много лет спустя убедилась, что мать была права... Ох, что-то заболталась я с тобой, девочка! Хочешь, я позвоню Ричарду и скажу, что с тобой все в порядке, иначе он точно примчится сегодня же ночью.

Лиззи на секунду задумалась.

— Хорошо, Мэг, и передай ему, что я сама позвоню ему завтра.

— Ладно, передам. А теперь ложись и спокойненько выздоравливай.

Мэг вышла, а в голове Лиззи все еще звучал мучительный вопрос: «Могла бы я выйти замуж за Джеффа?» После долгих раздумий пришел ответ: «Да, возможно, но... не сейчас, когда память об Эндрю еще свежа...»

Это случилось накануне сочельника. Лиззи спускалась по лестнице, но на предпоследней ступеньке вдруг потеряла равновесие и, покачнувшись, едва не рухнула животом на пол. На ее счастье, через холл проходил Джефф. Он рванулся и вовремя успел подхватить ее. Несколько секунд они стояли, прижавшись друг к другу. Дотом Джефф тихо сказал:

— В третий раз тебя поймаю...

Лиззи недоуменно уставилась на него.

— Что?!

— В третий раз тебя поймаю! Неужели не помнишь?

Лиззи осторожно высвободилась из рук Джеффа.

— Что я должна помнить?

— Однажды, много лет назад, я чуть не сшиб одну девчонку дверью, — он обернулся и показал пальцем на кухонную дверь, — но успел ее поймать в двух дюймах от пола, а она мне тогда напела слова одной песенки: «В третий раз тебя поймаю...»

Лиззи рассмеялась:

— Боже мой, я совсем забыла! Странно, что ты... об этом помнишь.

— Я много чего о тебе запомнил за те несколько дней, что был здесь... до отъезда. Я помнил тебя маленькой тщедушной девочкой, а когда вернулся, увидел взрослую красивую девушку. Это было для меня неожиданностью. А помнишь, как я спас тебя от той фабрики, куда ты собиралась идти работать?

— Разумеется, Джефф, я никогда не забывала об этом, — голос Лиззи сразу стал серьезным.

— Эй, перестань! Я же пошутил! Я вовсе не собираюсь требовать за это медаль. Хотя кто знает? Пойди ты на фабрику, может, в конце концов вышла бы замуж за ее владельца!

— Вполне возможно, иногда случаются и более странные вещи, — Лиззи усмехнулась. — Вдруг ему на старости лет понадобилась бы сиделка?

Джефф ухмыльнулся.

— А что? Может, и так... Только я не очень представляю тебя катящей инвалидное кресло! — Он вздохнул и с неожиданной тоской в голосе добавил: — А ведь это будет первое Рождество без мамы... Ты знаешь, меня здорово беспокоит отец: он стал ко всему безразличен, ничто его, похоже, не интересует. — Джефф помог Лиззи сесть на диван, а сам расположился в кресле напротив. — Странное дело: некоторые могут любить только один раз, вот как отец. Я даже не знаю, хорошо это или плохо.

Лиззи задумалась. Размышляя о своем будущем, которое могло быть связано с Джеффом, она не раз вспоминала о его предыдущей... связи с женой Ричарда.

Ричард... Иногда бывали моменты, когда она страшно тосковала по нему, не вполне понимая причины этой тоски. Возможно, ей просто нравилось говорить с ним, смеяться вместе над чем-нибудь. Лиззи не раз отмечала про себя, что у Ричарда замечательное чувство юмора.

Правда, Джефф тоже был большой шутник, однако его шутки были какими-то однобокими. Казалось, что он доволен больше всех, в то время как жертвы его розыгрышей редко бывали от них в восторге.

Лиззи недоумевала, с чего вдруг стала так придирчива к Джеффу? Это было просто глупо с ее стороны. Надо благодарить судьбу, что у нее есть такой умный и надежный друг.

В холле зазвонил телефон. Трубку сняла Мэг.

— Это мистер Боунфорд, — крикнула она.

— Я отвечу, — Джефф поднялся.

— Нет, Джефф, я сама! — Лиззи вскочила с дивана и заспешила к телефону, чувствуя на себе тяжелый взгляд Джеффа.

— Привет, Ричард, — сказала она в трубку.

— Привет, Лиззи! Как ты там?

— Все нормально, спасибо! А как дела у тебя?

— Не жалуюсь. Лиззи, я сейчас в Ньюкасле, как ты думаешь, мне можно к вам заехать?

— О, конечно, Ричард, приезжай! Ты был в госпитале?

— Нет, просто приехал по делам и подумал, что хорошо было бы повидать тебя.

— Разумеется, Ричард, я буду очень рада.

— У вас там не слишком снегу навалило?

— Нет, дороги почти чистые.

— Тогда, думаю, где-то через час я буду.

— Прекрасно, Ричард, до встречи!

Положив трубку, она увидела Джеффа, стоящего в дверях гостиной. Проходя мимо, Лиззи услышала, как он передразнил ее:

— «Я буду очень рада! Прекрасно, Ричард», — но когда она села на диван, уже более серьезно сказал: — Надеюсь, ты понимаешь, что даешь ему повод думать...

— ...что он по-прежнему является моим другом, — закончила за него Лиззи. — И совсем не важно, какое мнение по этому вопросу сложилось у тебя. Повторяю, он был и остается моим другом!

— Ну, если ты настаиваешь...

— Да, я настаиваю!

— Тогда нам следует поговорить честно!

— Честно? Не понимаю, о чем ты.

— Лиззи, ты очень хорошо все понимаешь. Давай подождем, пока родится ребенок, а там разберемся.

Лиззи промолчала, Джефф резко повернулся и вышел из гостиной.

Лиззи надеялась, что Джефф поймет ее отношение к Ричарду и не станет осуждать ее за дружбу с ним. Но она также понимала, что Джефф не такой человек, что он не станет делиться ею ни с кем. «Странно все поворачивается, — думала Лиззи, — выбор остается за мной, но мне надо думать не о себе, а о будущем ребенке». В этом доме она была счастлива и со временем, возможно, будет счастлива снова. К тому же, когда кончится война, она останется единственным близким человеком для Джона и Джеффа. А Мэг уедет обратно в Шилдс, это стало ясно теперь, когда участились ее поездки в родные сердцу места.

Что ж, можно считать, что решение принято. И теперь ей надо подумать о том, как помягче сказать о своих намерениях Ричарду. Он славный парень, он все поймет и не будет обижаться...

Прошло почти два часа, прежде чем появился Ричард. Открыв дверь, Лиззи сразу обратила внимание на то, что состояние его лица явно улучшилось, но решила пока не говорить об этом. Ричард прошел на кухню, поздоровался с Мэг, положил на стол два плоских свертка, один из которых подвинул поближе.

— С Рождеством, Мэг! Это — от моей матери.

— Мне? Подарок от вашей матушки? О, мистер Ричард, как это мило с ее стороны!

Повернувшись к Лиззи, Ричард указал на второй сверток:

— Это тоже от матери. Только не спрашивай, где она достала шерсть, я все равно не знаю. Знаю только, что у нее много друзей...

Мэг развернула подарок первой, и кухню наполнили ее восторженные восклицания.

— О-о! Я всю жизнь мечтала о таком джемпере, честное слово, мистер Ричард! Неужели ваша матушка сама его связала?.. О!..

— Да, Мэг, и она же придумала рисунок. Правда, я высказывал свои соображения по поводу размера... в особенности об окружности груди...

Мэг приподняла ладонями свою все еще довольно пышную грудь.

— Это у вас отлично получилось, мистер Ричард!

Все рассмеялись, а Лиззи тем временем развернула свой подарок. Это оказался кардиган из мягкой ангоры.

— Ричард, какая прелесть! — воскликнула Лиззи. — И какой мягкий... О, я должна обязательно позвонить Эдит и поблагодарить ее. Ведь это очень трудоемкая работа!

Ричард улыбнулся.

— Ты бы видела, с каким удовольствием она перебирала спицами... Ну, а как у тебя дела?

Вместо Лиззи ответила Мэг:

— Она расскажет, как ее дела, в гостиной, а я пока принесу чаю, — он уже полчаса как вскипел. А почему вы задержались, мистер Ричард?

— Дело в том, Мэг, что на ближайший автобус я опоздал, поэтому мне пришлось прогуляться от Фуллеровского перекрестка.

— О, понимаю! Тогда горячий чай — это как раз то, что надо! Я сейчас все организую.

Выйдя из кухни, Ричард спросил:

— А где Джефф?

— Он поехал в Дурхем купить кое-что. Должен уже вот-вот вернуться.

В гостиной они некоторое время молчали и, глядя друг на друга, ощущали некоторую неловкость.

Первой заговорила Лиззи.

— Твой глаз... Врачи проделали замечательную работу! И с губой стало гораздо лучше!

Ричард пожал плечами.

— Не знаю, как насчет «замечательно», но, признаюсь, стало действительно немного лучше.

— Немного?! Да что ты, Ричард! Отлично! А тебе... было очень больно?

— Ты знаешь, нет, не очень. В этот раз, во всяком случае. Вот когда делали пересадку кожи, тогда было намного больнее.

Лиззи опустила глаза.

— Ричард, я никогда не спрашивала... У тебя еще есть ранения, кроме этих?

Он помолчал, а потом небрежным тоном бросил:

— Да, задело чуть-чуть, — он показал рукой, — вот здесь, у пояса.

— Твои родители, наверное, рады, что ты... легко отделался?

— Да, похоже на то. Правда, врачи говорят, что вряд ли смогут еще что-то улучшить. Вот только нижнюю губу, может быть... А кожа такой и останется, ну разве слегка обветреет со временем.

— Ну, знаешь, и сейчас не очень заметно!

Ричард грустно улыбнулся.

— Лиззи, ты врешь очень мило.

— Ничего я не вру! — ее голос зазвенел.

— Ладно, ладно, прости, ты просто очень добра ко мне... Да что это мы все про меня! Расскажи о себе.

— Я нормально, вот только стала немного уставать в последнее время... Срок, знаешь ли...

— Я должен тебя вот о чем спросить... Мать настаивала, хотя я сказал, что это глупо... В общем, она спрашивает, не хочешь ли ты приехать к нам на время родов?

У Лиззи болезненно сжалось сердце.

— О Ричард! Я ей так благодарна! При других обстоятельствах это была бы очень неплохая идея, но Джефф... «Вот он, тот самый момент!» — подумала Лиззи и продолжила: — Он все спланировал, организовал... Переделал маленькую спальню под детскую и даже притащил с чердака свою кроватку, Берта хранила ее там все эти годы, представляешь? И он все покрасил, наклеил обои, ну, в общем, он молодец...

— А как его рука?

— Знаешь, уже намного лучше. Это просто удивительно, он вообще сомневался, что она будет действовать.

Своим следующим вопросом Ричард избавил ее от необходимости искать какие-то слова, поставив все разом на свои места:

— Ты собираешься выйти за него замуж, Лиззи?

Прямота и откровенность вопроса застали ее врасплох. Она растерянно заморгала, но ее спасла Мэг, вошедшая в гостиную с большим подносом.

— Что, Лиззи, разрежем рождественский пирог? — спросила она.

— О, нет, Мэг, — шутливо замахал руками Ричард, — на меня, пожалуйста, не рассчитывай, моим зубам сладкое противопоказано. Вот булочки — это с удовольствием!

Мэг поставила поднос на стол и налила всем чай.

— Джон только что пришел, но он решил перекусить на кухне, ему снова надо уходить. Он боится, что эти мошенники опять утащат куропаток. Я ему говорю, оставь их в покое, ну что тебе эта пара-другая дичи? Ведь сезон на них был открыт до начала декабря, кто будет считать, сколько их осталось?

Л он улыбнулся, представляете, и говорит: «Наверное, этих куропаток таскают ребята из лагеря, как их, рекруты!» — Она взглянула на Ричарда. — Сами знаете, как там, в этом лагере... И что, они должны следить за охотничьим календарем? Или, может, какая-нибудь птичка сама им скажет: «Кыш, ребята, сегодня второе декабря, чур, меня не трогать».

— Ну, Мэг, с тобой не поспоришь... — развел руками Ричард.

— А вот с утками дело стало хуже, — продолжила меж тем Мэг. — Эти чертовы фермеры понаделали везде загородок, заборов... Ну, изредка некоторые птички вырываются на волю, и я нахожу там или сям случайное яичко... — Она наклонилась к Ричарду и заговорщицким тоном прошептала: — Я как-нибудь разозлюсь и порву всю эту проволоку.

— Давай, Мэг, — прошептал в ответ Ричард. — Только когда пойдешь на дело, сначала позвони мне, я приду и помогу, я знаю толк в ночных операциях!

— Обязательно, мистер Ричард, обещаю вам! — прыснула от смеха Мэг, выходя из гостиной.

Ричард впился глазами в лицо Лиззи.

— Ты не ответила...

Мысли Лиззи опять заметались. «Господи, — думала она, — ну что стоит просто сказать «да». Ее замешательство заставило Ричарда повторить свой вопрос:

— Ты собираешься выйти замуж за Джеффа?

— Я... не знаю. Думаю, что да...

Рука Ричарда дрогнула, когда он опустил на стол чашку.

— Это было бы разумно, я полагаю, — сухо заметил он.

— К тому же пора подумать о ребенке, — сказала Лиззи и смущенно добавила: — Тогда у него... будет фамилия...

— Лиззи! — во взгляде Ричарда читался укор, он заговорил, с трудом подбирая слова: — Не надо выходить замуж только ради фамилии. Сейчас... на это смотрят совсем по-другому, я имею в виду формальности... Если ты любишь его, тогда другое дело. Я знаю, что ты еще долго будешь вспоминать Эндрю, но впереди у тебя целая жизнь, Лиззи, пожалуйста, пойми меня... Я говорю тебе как друг, которому ты... ну, скажем, совсем не безразлична... Посмотри на меня! — Когда Лиззи подняла глаза, он сказал: — Обещай мне, что ты не выйдешь замуж без любви.

Лиззи долго медлила с ответом.

— Хорошо, Ричард, я обещаю... — наконец произнесла она.

Его следующие слова удивили Лиззи, потому что точь-в-точь совпадали с ее недавними мыслями:

— Мы оба, Лиззи, должны понимать, что, если ты выйдешь замуж, многое изменится. Большинство мужей, особенно с таким характером, как у Джеффа, не одобрили бы нашей дружбы. Ты, верно, уже думала об этом, а Джефф и подавно...

— О Ричард, — глаза Лиззи наполнились слезами.

— Не надо, Лиззи, не расстраивайся! Лучше посмотри фактам в лицо. Мы можем мечтать, фантазировать, но когда речь идет о реальной жизни, все мечты разбиваются вдребезги... Пожалуйста, Лиззи, не плачь! Я не хотел тебя обидеть, ты же знаешь. Я просто подумал, что надо сказать все честно, без всяких там недомолвок.

Лиззи вдруг подалась вперед и порывисто обняла Ричарда, глотая слезы.

— Прости, Ричард, мне очень жаль!..

Он с нежностью погладил ее по волосам.

— Ну что ты, Лиззи, о чем тут жалеть?

В этот момент дверь в гостиную распахнулась, и в комнату вошел Джефф. Лиззи подняла голову и с испугом уставилась на него. Потом она попыталась высвободиться из объятий Ричарда, но он сам отпустил ее и поднялся с дивана. Глядя на хмурое лицо Джеффа, Ричард спокойно сказал:

— Лиззи очень расстроена. Мы говорили об Эндрю...

Пробормотав «извините...», Лиззи поспешно выбежала из комнаты.

Двое мужчин молча смотрели друг на друга.

Джефф нарушил молчание первым. Его голос напоминал глухое рычание:

— Я собираюсь жениться на ней!..

— Я это уже понял.

Тон этого парня взбесил Джеффа. Джефф как будто чувствовал себя капралом, стоящим перед своим командиром. Слова буквально застряли у него в горле.

Тем временем Ричард взял со стола чашку и, допив чай, поставил ее на место.

— Я, пожалуй, пойду. А то еще опоздаю на автобус. Всего доброго! — С этими словами он вышел из комнаты: прямая спина, твердые шаги, солдат всегда остается солдатом...

Джефф сжал зубы. Этот парень никогда ему не нравился. Одно только имя раздражало его. «Капитан Ричард Боунфорд!» Джефф подозревал, что если бы этому Ричарду больше повезло с лицом, то Лиззи, вероятно... Впрочем, с этим вопросом все уже ясно. Пройдет Рождество, Джефф выложит Лиззи все как есть, и, как только ребенок родится, они поженятся. А, собственно, зачем ждать, пока он родится? Если они поженятся прямо сейчас, тогда вообще не будет никаких затруднений. Да и стоит ли ждать Рождества? Хотя, если сейчас подойти к Лиззи с этим делом, может получиться ерунда, она действительно расстроилась, это видно. Решено, он сделает ей предложение накануне Нового года. И тогда на следующий день они смогут начать новую жизнь.

...Потом Джефф будет удивляться своим планам о начале новой жизни и тому, что заставило его подождать с предложением Лиззи до Нового года.

 

2

В сочельник после полудня Джефф отправился в Дурхем. Народу везде было много, особенно в магазинах. Даже в ювелирном у прилавка толпились покупатели. Казалось, что люди стремились потратить деньги на то, о чем дважды, а то и трижды подумали бы еще несколько лет назад. Но что касается подарков, выбор был небольшой.

Когда продавец спросил: «Какой размер кольца, сэр?», — Джефф протянул ему мизинец:

— Пожалуй, вот этот. У нее безымянный палец как раз такой толщины...

— Иногда на глаз можно ошибиться, сэр, — вежливо сказал продавец, — но в любом случае кольцо можно будет поменять или подогнать под размер.

Джефф вышел от ювелира с колечком, обошедшимся ему в пять фунтов, и, поскольку до ближайшего автобуса оставалось почти полтора часа, решил зайти пропустить стаканчик.

Он не часто захаживал в бары, а поскольку из-любленного места у него не было, заглянул в первый попавшийся. Было только шесть часов, и, кто знает, вполне могло случиться так, что завсегдатаи выпили еще не все виски. Джеффу захотелось немного согреться.

После темных и сырых улиц бар показался ему таким ярким и сверкающим, что в первую минуту Джефф стоял у двери, покрытой светомаскировкой, и ждал, пока глаза привыкнут к свету. В дальнем конце вытянутого зала у стойки толпился народ, на скамейках у столиков повсюду сидели люди. Прямо перед Джеффом оказалась еще одна стойка, но и около нее желающих согреться было больше чем достаточно. Рядом со стойкой начинался короткий коридор, который, вероятно, вел в другой зал. Джефф решил поискать счастья там, но тут из коридора появилась женщина в сопровождении двух молодых капралов. Было очевидно, что женщина пытается отделаться от своих изрядно подвыпивших спутников. Когда один из них, громко смеясь, схватил ее за руку, она резко отстранилась. Джефф услышал звенящий от напряжения голос и слегка напрягся.

— Нет, я совершенно не это имела в виду! Вы меня не так поняли, ребята. — Женщина посмотрела прямо на Джеффа, на секунду замедлила шаг, а когда оказалась в каких-то шести футах от него, громко воскликнула: — Ну наконец-то! Что же ты опаздываешь?

Оба солдата остановились и с удивлением уста-вились на неизвестно откуда взявшегося офицера. Один из них усмехнулся и, сделав шаг в сторону, сказал:

— Прошу прощения, мисс! Ошибочка вышла.

Другой же не двинулся с места, пока Джефф строго не осадил его.

— Вам что-то непонятно, капрал?

Голос офицера наконец-то, достигнув солдатских ушей, произвел привычное действие. Капрал что-то пробормотал в свое извинение, вяло козырнул и нехотя присоединился к своему товарищу.

Взглянув на женщину, Джефф спокойно, но со скрытым сарказмом произнес:

— Куда теперь, миссис Боунфорд?

Глядя в пол, Дженис тихо пробормотала:

— Я хочу... поскорее уйти отсюда.

Джефф открыл дверь, пропустил ее вперед и после секундного раздумья шагнул вслед за ней в темноту.

Стоя бок о бок, они долго молчали, пока Джефф, наконец не сказал:

— Кажется, эти парни были не прочь повеселиться.

— Придурки! — презрительно бросила Дженис сквозь сжатые зубы и, повернувшись, зашагала вверх по улице. Джеффу не оставалось ничего другого, как двинуться вслед за ней. — Придурки! — снова повторила Дженис. — Уже который раз пристают...

Джефф с удивлением посмотрел на нее.

— Так ты там работаешь?

— А что в этом странного?

— Хм! Да ничего... Только я не могу представить тебя за стойкой бара...

— Я не в баре работаю. Там сзади есть еще буфет и столовая.

С минуту они шли молча, потом Джефф, словно вспомнив о чем-то, рассмеялся.

— Да, кстати, мы с тобой так и не поздоровались! Давненько не виделись!

Дженис ответила не сразу.

— Я видала тебя несколько раз здесь, в городе, — равнодушно бросила она.

Снова наступило молчание, потом Джефф вежливо поинтересовался:

— Ты идешь на автобус, или тебя ждет машина? А может, лошадь?

— Ни то, ни другое, и даже ни третье. Я теперь живу в городе.

Лицо Джеффа удивленно вытянулось:

— О! Вот как! И далеко ли?

— Нет, мы, вообще-то говоря, уже пришли.

Луч электрического фонарика, которым она

подсвечивала себе дорогу, взметнулся вверх, и Джефф увидел старый обветшалый дом с покосившейся дверью и крохотными окнами.

«Не может быть, что она живет в такомместе, — подумал Джефф. — Для нее это почти трущоба!»

Дженис резко остановилась, и Джефф едва не налател на нее.

— Ты живешь здесь? — не удержался он от вопроса.

— Да, именно здесь! — в ее голосе послышался вызов: «Ну, давай, скажи что-нибудь язвительное по этому поводу!»

«Одна?», — чуть не ляпнул Джефф, но сдержался и, улыбнувшись, сказал:

— Веселого Рождества тебе, Дженис!

— И тебе тоже, — ответила женщина. Порывшись в сумочке, достала ключ, вставила его в замочную скважину и вдруг спросила: — Не хочешь зайти?

Сказано это было таким безразличным, ни к чему не обязывающим тоном, что Джефф решил согласиться.

— Спасибо, с удовольствием, — вежливо поблагодарил он. — У меня еще больше часа до автобуса.

Войдя в дом и очутившись в полной темноте, Джефф почувствовал рядом с собой ее дыхание.

— Не двигайся, я сейчас зажгу свет, а то споткнешься об велосипед, — тихо сказала Дженис.

Тусклая лампочка осветила узкий коридор, почти полностью перегороженный огромным велосипедом. Ее дверь оказалась в самом конце.

— Входи! — пригласила Дженис.

Оказавшись в маленькой, бедно обставленной

комнатке, служившей одновременно кухней и гостиной, Джефф ошеломленно оглянулся.

— Садись, я сейчас зажгу камин, — сказала Дженис, словно не заметив его взгляда.

Он остановился возле круглого стола, накрытого белой кружевной скатертью, чувствуя некоторую неловкость.

Дженис зажгла камин, сняла пальто и шляпу и, бросив их на стул, посоветовала Джеффу сделать то же самое. Досадуя на непослушную левую руку, он медленно снял шинель и положил ее на соседний стул.

— Хочешь чего-нибудь выпить? — спросила Дженис, внимательно наблюдая за ним.

— Зависит от того, что ты можешь предложить!

Сейчас, под светом лампы, без широкополой шляпы и высокого воротника, на Джеффа смотрела совсем не та девушка, которую он запомнил перед своим уходом на фронт, и даже не та женщина, что пришла к ним в дом сообщить о гибели своего брата. Джефф задумался: «Сколько же ей сейчас лет? Примерно двадцать шесть». Невольно проскочила мысль, что он знавал и тридцатишестилетних, выглядевших помоложе...

Дженис открыла дверцу буфета, стоявшего рядом с камином, и Джефф увидел на верхней полке две непочатые бутылки.

Дженис повернула голову.

— Могу предложить пиво или шерри, — и, кивнув в сторону плиты, стоящей в дальнем углу комнаты, добавила: — Может, хочешь чая?

Джефф знал, что за бутылочным пивом приходилось выстаивать длинные очереди, а шерри он никогда особо не любил, поэтому решил остановиться на чае.

— С той поры, как я записался в Армию Спасения, я не пил ничего крепче чая, — весело сказал он.

Но Дженис даже не улыбнулась. Молча кивнув, она направилась к плите.

Джефф осмотрелся. Диван с потертой обивкой и два кресла были явно не из нового гарнитура. Три разномастных стула, буфет, опиравшийся остатком обломанной ножки на деревянный чурбак... Нет, до сих пор он не мог поверить, что Дженис живет здесь. Конечно, комната выглядела чистой и даже уютной, но Джефф представил себе, как сморщила бы нос прислуга из дома Брэдфордов при виде этой убогости. Каково же приходится здесь Дженис, выросшей в окружении роскошных вещей и не знавшей ни в чем отказа.

— Тебе с сахаром? — донеслось из угла.

— О нет, спасибо!

Через минуту Дженис принесла маленький поднос с двумя чашками. Увидев, что Джефф все еще стоит, чуть насмешливо бросила:

— Мы не берем доплату за сидячие места.

Он подождал, пока она поставила поднос на стол и села, а потом последовал ее примеру. Взяв протянутую чашку, вежливо поблагодарил:

— Спасибо!

Несколько минут тянулось молчание, потом Джефф смущенно улыбнулся и пристально посмотрел на Дженис.

— Странные вещи иногда происходят, тебе не кажется?

Дженис медленно помешивала ложечкой чай.

— Мне уже ничего не кажется странным, — не глядя на него, ответила она. — Сейчас, с этой войной, мало кого можно еще хоть чем-то удивить. Ну кто, скажи мне, мог предположить, что Дженис Брэдфорд-Браун, в замужестве миссис Боунфорд, не сможет отделаться от двух тупоголовых капралов? Должна признаться, — тут она улыбнулась, — я уже начала терять терпение, это уже третий раз на неделе... С одним я еще смогла бы справиться, но с двумя — это уже слишком. — Улыбка исчезла с ее лица, как будто ее и не было, и Джефф почувствовал, что Дженис с трудом держит себя в руках. — Сейчас все стали отличаться такими «широкими взглядами», полагая, чего еще можно ожидать от разведенной женщины? — Она махнула рукой. — Нет, я не жалуюсь, и уж во всяком случае, не на Ричарда. Я имею в виду, за то, что он не стал изображать из себя джентльмена и не взял на себя вину в нашем разводе. Нет, мне даже любопытно, почему у некоторых возникают подобные мысли, когда речь идет о разведенной? Ты можешь быть замужем и иметь двоих, даже троих... приятелей, но при известной дозе дипломатии все будет шито-крыто и ты будешь принята в обществе. Но стоит тебе хоть раз проявить беспечность, и о тебе кто-то узнает, — все!

Джефф молча смотрел на нее. Кажется, он понял, что так старило Дженис: горечь! Глубоко спрятанная, но от этого еще более пронзительная.

— Все, больше про меня ни слова! — Дженис криво улыбнулась. — Ну, а как ты? Как дела? Я слышала, что тебе тоже досталось и вроде бы особенно пострадали рука и нога?

— Как видишь, я почти в порядке. Обе конечности присутствуют и даже действуют... Так что я еще счастливо отделался, мне всегда везло!

— Да, похоже на то... Ты собирался сделать карьеру, верно? Получил звездочки... Бог мой, я здорово ошиблась тогда; не представляла себе, что ты можешь стать офицером!

— Да, — жестко ответил Джефф, — это у тебя от недостатка проницательности. — Он отлично помнил словечко «неотесанный», которым она презрительно наградила его.

— Я слышала, что ты... собираешься жениться?

— Что? — Его глаза сузились, а губы превратились в тонкую нитку. — Где же ты это слышала, интересно?

— Люди говорили... Может, эта ваша... эвакуированная, как ее, Мэг... не знаю, а может, Флори Райс, ты ее помнишь, она работала поварихой у нас в доме.

— Ну, я боюсь, что ты слышала не то. Я имею в виду... — он запнулся.

— Так ты собираешься жениться или нет? — усмехнулась Дженис.

Джефф молчал целую минуту, прежде чем ответить:

— Была такая мысль... У Лиззи скоро будет ребенок, ты знаешь?

— Да, я в курсе.

— Значит, ты знаешь, что будешь теткой, а твои родители — дедом и бабкой? Как тебе эта перспектива?

Дженис опустила глаза.

— Я... не хотела бы говорить на эту тему...

— Да я и сам догадываюсь, что мало для твоих родителей значит то, что связано с Эндрю... Они же выгнали его из дома, верно?

— Верно, но не совсем. Они надеялись, что таким путем сумеют образумить его, но когда он погиб, их... как будто что-то сломало. Раньше они еще как-то держались, но теперь, без Эндрю… Может быть, только поэтому я и приезжаю к ним на выходные. Ну а что касается меня! Бог мой! Тебе, наверное, не надо говорить, что я не гожусь на роль героини. Если бы с Ричардом случилось что-нибудь другое, к примеру останься он без ноги, или руки, или парализованным на всю жизнь, я бы выдержала, но его лицо... — Дженис тяжело вздохнула. — Я пыталась! Пыталась заставить себя... но не смогла. Я не могла смотреть на своего мужа! Я видела, как он мучается из-за этого, понимала, что душа у него осталась прежней, но это было сильнее меня... Короче, после развода родители предложили мне убраться. Но сейчас, кажется, они бывают рады меня видеть и даже хотели бы, чтоб я вернулась домой насовсем. Однако если уж ты, как говорится, выскочил из клетки, потом тебе будет достаточно только одного вида прутьев... Но на выходные я приезжаю!

Дженис посмотрела на часы.

— Кстати, о выходных, сегодня отец заедет за мной около восьми. Я собираюсь провести Рождество с ними, но веселым оно не будет, это точно. Я думала даже остаться поработать на праздники...

— Слушай, а почему ты не нашла себе работу где-нибудь в конторе?

— Я собиралась, но у меня оказалось неважное зрение, — она помяла пальцами висок, — вообще-то, мне надо носить очки, но я их терпеть не могу. Вот только когда читаю... Может, еще чашку выпьешь?

— С удовольствием! — Джефф протянул ей чашку, но в этот момент раздался звонок в дверь. Дженис замерла на мгновение и растерянно проговорила:

— Наверное, отец!..

Джефф поднялся.

— Но сейчас только семь! Может, это кто-то из твоих друзей?

— Нет. Я... у меня мало друзей, и я не принимаю их... здесь. — Увидев удивленно поднятые брови Джеффа, она смущенно пробормотала: — Боюсь, ты неправильно меня понял... Слушай, Джефф! — в первый раз за все время Дженис назвала его по имени. — Ты не выйдешь через заднюю дверь?

— Что так?

— Ну... — Дженис нервно передернула плечами, — тебе не стоило спрашивать, но... я могу объяснить. Если отец увидит тебя здесь, это будет... черт знает что! Даже одно твое имя или упоминание о вашей семье бесят его. Он несколько раз грозился, что выгонит твоего отца с работы, но без него отцу не справиться... Ведь в имении почти никого не осталось. Пожалуйста, Джефф!..

Звонок продолжал трещать, и Дженис, схватив Джеффа за руку, потащила к выходу.

— Калитка ведет со двора в переулок...

— Ну, я полагаю, что шинель мне все-таки стоит забрать, — усмехнулся Джефф.

Дженис бросилась обратно, сгребла одежду Джеффа и снова подтолкнула его к двери:

— В другой раз, Джефф, в другой раз... Прошу тебя!

Оказавшись на улице, Джефф с трудом натянул шинель.

— Я была в туалете! Что значит «быстрее»? — услышал он из-за двери голос Дженис.

Джефф быстро нашел калитку, отодвинул засов и, стараясь не шуметь, вышел в переулок.

Направляясь к центру, Джефф поймал себя на том, что время от времени издает какие-то нервные смешки. Он видал в госпитале парней, которые тоже начинали тихо смеяться среди ночи, а потом орали и бились в истерике. В основном это были безногие калеки, лишенные возможности хотя бы выйти погулять...

«Нет, пожалуй, стоит остановиться и перевести дух, — подумал Джефф, чувствуя какую-то опасную легкость в голове, бросившую его назад в прошлое, когда каждая минута его жизни была наполнена мыслями о ней. — С меня хватит!» Он совсем не хотел возвращаться в те времена. И потом, она совсем не стала лучше выглядеть, скорее наоборот. Как говорится, многое повидала... А той девочки, которую он помнил и которая была его и больше ничьей, больше нет. Он был у нее первым, как и она у него... Боже, какими молодыми и наивными были они тогда!

На мосту Джефф остановился. Глядя на темную воду и отражавшиеся в ней звезды, он вдруг подумал: «А почему с Дженис тогда не случилось того, что с Лиззи? Ведь и Джефф, и Дженис были, мягко говоря, неразумными и неосмотрительными и знать ничего не знали о разных средствах профилактики... Может быть, они просто неспособны иметь детей?..»

Мысли Джеффа вернулись к Лиззи. Рука непроизвольно потянулась в карман, где лежала маленькая заветная коробочка. Может быть, он поторопился?.. — звенел в голове вопрос. А что, собственно, изменилось? Хм-м. Многое. А прежде всего сама Дженис. Она сильно постарела и, похоже, погуляла вволю. Но все-таки... остался в ней какой-то магнетизм, притягательность, какое-то особенное немного порочное обаяние...

Сидя в автобусе, Джефф снова и снова спрашивал себя: «Что теперь делать?» Ответ пришел сам собой. Посмотрим! В конце концов, он не связал себя с Лиззи никакими обязательствами или обещаниями! Ведь будь у Лиззи брат, он вел бы себя точно так же. В ее отчаянном положении ей нужен был кто-то, кто заботился бы о ней, оберегал... по-братски. Нет, связанДжефф не был.

Господи! Да что же это с ним происходит? Что он, с ума, что ли, сошел? Вдруг решил, что можно вот так, запросто, взять и зачеркнуть, выбросить из жизни шесть лет и снова вернуться к тому, от чего ушел? Нет, нужно во что бы то ни стало послать к черту все мысли о Дженис. У него есть Лиззи! Она ему нравится, даже больше чем просто нравится. И, кроме того одного-единственного раза... она была чиста! Да, чиста, хотя все-таки...

 

3

Начался январь. Рождество и новогодние праздники прошли тихо, и только Мэг обратила внимание, что Джефф как-то неуловимо изменился. Она даже спросила Лиззи:

— Вы что, поссорились, что ли?

— Мы? Поссорились? С чего ты взяла?

— Просто он тихий какой-то стал. Даже не тихий, а такой... — Мэг умолкла, подбирая слова, — мрачный, шутить совсем перестал...

— Мэг, какие тут шутки? Ты же видишь, в каком состоянии сейчас Джон?

— Во-от, я и говорю! Раньше он постарался бы как-то отвлечь его, ободрить... Ладно! Как ты себя чувствуешь, милочка?

— Чувствую, что уже скоро!.. Да нет, Мэг, — улыбнулась Лиззи, видя, как испугалась Мэг. — Ну не прямо же сейчас! Просто я думаю... время уже пришло.

— У тебя еще остались таблетки? — Мэг подошла к столику и открыла коробочку. — Четыре. Это на один день. Надо сказать Джеффу, чтобы зашел в аптеку и взял еще.

— Может быть, хватит и этих?

— А что доктор велел? Четыре дня, так что... Знаешь, милочка, если ты уж собралась выпустить его на волю, то будь добра, выбери день получше, а то сегодня дождь, завтра снег... Терпеть не могу такой погоды. Вот сегодня «на дело» вышла, так насквозь промокла за пять минут.

— Если уж в такую утиную погоду «на дело» вы-ходишь, так и одевайся как следует!

— Утиную погоду? Это ты точно сказала! Сегодня их там целый выводок был, плескались, будто первый раз в жизни воду увидели! Или в последний... Ну, полдюжины яиц я все-таки нашла.

— О! Если миссис Хобсон узнает!

— «Если б глазки видали, если б ушки слышали», — пропела Мэг строчки известной песенки и неожиданно закончила: — Точно, сошла бы с ума! — и расхохоталась.

Лиззи сидела около камина и размышляла о том, что сказала Мэг. Она и сама видела, что Джефф изменился, но все равно Лиззи чувствовала его тепло и заботу...

Обычно Джефф приветствовал ее по утрам весело и даже игриво, позволяя иногда слегка погладить ее по животу.

— Ну, как поживает постоялец? — шутливо спрашивал он. — Когда думает съезжать? — Но последнюю неделю он ограничивался простым «доброе утро» или «как ты себя чувствуешь?». В этих словах почему-то не чувствовалось теплоты и заботы, которые он проявлял прежде... В чем же причина отчужденности Джеффа?

И тут Лиззи словно кольнуло: Ричард. За последнюю неделю он звонил дважды. Вот в чем дело! Когда, поговорив с Ричардом, она клала трубку, Джефф угрюмо молчал и не задавал никаких вопросов.

Ричард объяснял, что звонит по просьбе матери, беспокоившейся о здоровье Лиззи. Лиззи очень живо представляла себе Эдит, так лучившуюся добротой и заботой. Да, на свете все-таки есть хорошие люди, и ей очень повезло, что она встретила таких. Во-первых, Джефф, который привел ее в этот дом. Во-вторых, Берта и Джон, которые стали для нее за эти годы родными. Ну, и в-третьих, Мэг. О, это была сама доброта. Так почему Лиззи, окруженная со всех сторон заботой и вниманием, не чувствовала радости надвигающегося события? Хотя вопрос этот был излишним: рядом с ней не было того, кто должен был разделить с ней эту радость, с ней не было Эндрю. Ее ребенок никогда не увидит своего отца...

Джефф вошел в комнату, надел шинель и застегнулся.

— Надо еще что-нибудь, кроме таблеток, Лиззи?

— Да, Джефф, пару фунтов бекона, и пожирнее, ты же знаешь, я люблю жирненькое...

— Ладно, — улыбнулся Джефф, — я скажу мяснику. Да, еще остались карточки на сладости, тебе что-нибудь взять?

— Если б у них нашелся кусок шоколада...

— Хорошо, попробую достать тебе шоколадку!

— Не промокни, Джефф, — сказала Лиззи, выглядывая в окно.

— Ничего страшного. Глоток свежего воздуха всегда полезен — мокрого или со снегом!.. Как ты, нормально?

— Да, все в порядке!

— Хорошо. Пока!

— Пока, Джефф.

Вот и сейчас Лиззи почувствовала — что-то не так. Она посмотрела на закрывшуюся дверь. Может быть, отец возражает против их союза? Возможно. Но что бы там ни было, Джефф обеспокоен чем-то еще. И если это будет продолжаться, Лиззи обязательно поговорит с ним откровенно.

Ветер дул Джеффу прямо в лицо, поврежденная нога побаливала, поэтому, дойдя до верхушки холма, он остановился передохнуть. «Если автобус придет вовремя, — думал он, — то я смогу встретить ее после дневной смены».

С того вечера, когда Джеффу пришлось убегать через заднюю дверь, они виделись четыре раза, но всегда через стойку бара. Дженис работала, а Джефф пил одну за другой чашку чая, и они говорили, говорили обо всем на свете. Один раз они заговорили о войне, о том, чего можно ожидать в будущем. Уже вовсю шли разговоры о скором открытии второго фронта. Стало известно, что американское командование договорилось наконец с бомбардировочной авиацией генерала Гарриса о совместных действиях: Королевские ВВС рее с ноября прошлого года регулярно летали бомбить Берлин. Правда, злые языки поговаривали, что эффект от этих налетов был скорее моральный — у немцев все еще было предостаточно зениток...

Иногда в разговор вступали другие посетители, и каждый старался поделиться своими мыслями о стратегии. Некоторые из этих мыслей были столь же краткими, сколь и выразительными: «Да что эти америкашки о себе думают? Вот увидите, когда все кончится, эти умники на каждом углу будут кричать, что это и заслуга».

Оппоненты резонно возражали: «Ну, без этих умников нам бы еще хуже пришлось!»

И так все те четыре раза, что Джефф заходил в буфет выпить чаю. И он, и Дженис прекрасно понимали, что это не может тянуться долго, и сегодня Джефф собирался проводить ее до дома и наконец поговорить начистоту.

Ну, а что потом? Что будет с Лиззи? Господи! Лиззи... Ну зачем он так торопил события? Он же никогда серьезно не думал о Лиззи как о... спутнице жизни. Да, у него была потребность в общении, они прекрасно ладили друг с другом, он был для нее умным и старшим... братом. Видимо, пришло время прояснить все до конца. Но сначала он должен поговорить с Дженис... Господи, ну почему его бросает в дрожь даже от одного ее имени?

Он спускался с холма, когда вдруг налетел дождь со снегом. Еще минуту назад не было ничего, а сейчас на него обрушились тысячи и тысячи острых холодных искр. Джефф попытался спрятать лицо в поднятом воротнике и вдруг внизу у реки увидел краем глаза женскую фигуру. Женщина толкала велосипед, стараясь укрыться от непогоды под деревьями, которые своими тесно сплетенными ветвями образовали нечто вроде длинного навеса, тянувшегося почти до старого амбара...

Джефф с трудом спустился по склону холма.

— Подожди! — крикнул он, но за шумом ветра его не было слышно, и женская фигура с велосипедом скрылась среди деревьев. По скользкой глине Джефф скатился почти до самой воды. Еле удержавшись на ногах, вошел под сплетенные ветви. Здесь было уже относительно тихо, дождь и снег лишь едва пробивались сквозь них.

— Дженис! — снова крикнул он и увидел, как она остановилась, ожидая его. Подойдя ближе, задыхаясь спросил: — Ради Бога, Дженис! Что ты здесь делаешь с велосипедом?

Она вытерла с лица капли дождя и устало ответила:

— С велосипедом я потому, что у меня больше нет лошади...

— При чем здесь лошадь? Я имею в виду, почему ты здесь в такое время?

— Если я скажу тебе, что ищу твоего отца, ты мне поверишь?

— Моего отца? А разве он не на выгоне?

— Нет, я только что оттуда. Наш жеребец повредил ногу, зацепился где-то за колючую проволоку. Отец разозлился, позвонил ветеринару, но тот куда-то отлучился по делам, поэтому отец велел мне разыскать твоего отца.

— Он ушел из дома больше часа назад, наверное, он на дальнем конце. Там, кажется, несколько птиц пропало...

— О, — Дженис махнула рукой, — не надо про птиц! Отец думает, что это дело рук Хонисетта!

— Я слышал об этом, но, думаю, старина Тед здесь ни при чем, это профессионалы работали. Тед не жадный, это все знают, а эти вчера набили мешок бедными птичками, даже потеряли пару тушек около западных ворот!..

Миновав древесный навес, Дженис и Джефф снова вышли на открытое пространство. Перед ними оказался старый, полуразвалившийся амбар, бывший местом их тайных свиданий много лет назад.

Джефф посмотрел на Дженис и только тут заметил, что она одета слишком легко.

— Ты вся промокла. Почему ты без плаща?

— Не было времени одеваться, — тихо ответила Дженис.

— Мы можем переждать дождь там, — Джефф указал рукой на амбар.

Они подошли ближе. Дверь амбара висела на одной петле. Надавив плечом, Джефф распахнул ее и пропустил Дженис вовнутрь, помогая втолкнуть велосипед. Внутри амбара воздух казался еще холоднее, чем снаружи, пахло гнилой травой и сыростью. Крыша с одной стороны провалилась, а по одной из стен, где все еще висели ржавые капканы, вился плющ.

Джефф увидел, как Дженис вздрогнула.

— Тебе холодно? — спросил он.

— Нет, не в этом дело... — Она посмотрела вокруг. — Тут стало так неуютно! Время и непогода сделали свое дело, долго ему не простоять...

— Да, амбар разваливается на глазах...

— Так же, как и я!

Джефф удивленно посмотрел на нее:

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что сказала! Ведь прошло всего несколько лет, шесть, кажется, да? Я была такой молодой!.. Внутри все как будто кипело от восторга, от ожидания чего-то... Все мы пережили вместе с тобой, Джефф... А потом появился Ричард, вскоре началась война и все это... — Дженис обхватила себя руками, несколько раз судорожно вздохнула.

Джефф с трудом удержался, чтобы не обнять ее. Вместо этого он сказал:

— Но ты же сама выбрала свою судьбу, Дженис. Что же было не так, ну, если не считать этого... несчастья с Ричардом?

Когда Дженис повернулась, на ее лице играла циничная улыбка:

— Ты же меня хорошо знал, так зачем задавать глупые вопросы? Ты с самого начала догадывался, что я из тех, кто, как говорится, сам печет свои пирожки и сам ест их. Только я еще не хотела ни с кем делиться... Я, наверное, слишком похожа на свою мать, и когда случилась вся эта история с разводом, скандал и все такое... Я хотела спрятаться за ее респектабельным именем. «Дочь миссис Алисии Силтонвер-Конвей». Звучит! У этой миссис дядя был адмиралом, у нее был знакомый епископ и несколько генералов, которых она могла пригласить и которых, разумеется, пригласила на нашу с Ричардом свадьбу... А я только усугубила все, выбрав себе в приятели лучшего друга Ричарда. И заметь, никто не вспомнил о том, что этот друг не жил со своей женой уже четыре года, а появлялись они вместе только на балах или свадьбах... Короче, если бы мне нужно было поучиться распутству, то она как раз...

— Замолчи! — сквозь зубы процедил Джефф. — Взываешь к моей жалости и сочувствию? Если хочешь излить душу, так отправляйся в город, к церковному исповеднику. А меня уволь...

Губы Дженис затряслись от обиды, по телу пробежала дрожь. Рванувшись, она попыталась схватить руль велосипеда, но дотянуться до него не успела: левой рукой Джефф Дженис за талию, а правой сгреб за плечи и с силой прижал к себе. Их губы встретились почти яростно.

Едва не потеряв равновесие, Джефф сделал пару шагов назад и прислонился к потемневшему от времени столбу, поддерживающему оставшиеся балки. Казалось, поцелуй длился целую вечность. Потом Дженис уронила голову ему на плечо, и Джефф почувствовал, как сковывавшее обоих напряжение постепенно проходит.

— Это все равно должно было произойти, — хрипло произнес он.

— Ноты... ты не можешь думать, как... раньше...

— Нет, конечно! Я думаю теперь по-другому. Только все о том же!

— О, Джефф, глупый! Ты знаешь, я... не могу измениться вот так, сразу...

— Что значит «не могу?» Ты что, по-прежнему собираешься... ходить налево?

Дженис дернулась, словно от удара, пытаясь высвободиться, но ей это не удалось, Джефф по-прежнему крепко держал ее.

— Я... не хожу налево, — в ее голосе послышались обида и возмущение, — я хотела сказать совсем другое...

— Что же? Что пока подыскиваешь себе подходящую партию?

— Да нет же! О Джефф, я вижу, что ты совсем не изменился, ты все такой же... — Дженис снова попробовала отстраниться, и снова безуспешно. — Ты ничего не понял...

— Хорошо, тогда объясни мне.

— Послушай, Джефф! Я могла бы менять мужчин каждый день, а то и два раза в день, это при моей-то работе. Но у меня не было никого с тех пор, как... я развелась. — Дженис запнулась, а потом добавила: — Наверное, я слишком привередливая — если не могу найти себе ровню, то ниже не опущусь...

Джефф так неожиданно резко отпустил ее, что она едва не упала.

— Вот именно! — громко сказал он. — На этом мы и расстались шесть лет назад, помнишь? На этом самом месте ты мне заявила, что я «неотесанный» и тебе не «ровня»! Конечно, это должны быть офицеры, настоящие, а не такие, вроде меня, из «нижних чинов».

— Теперь моя очередь, замолчи! — почти выкрикнула Дженис. — Оказывается, ты такой же сноб, только по-своему! Вспомни тот вечер, когда эти два капрала приставали ко мне... Возможно, в иных условиях они очень даже славные ребята, но война, почему-то считают они, дает им полное право вести себя так с женщиной, особенно если та в разводе или известно, что ее муж калека... Любой городской мерзавец думает, что может рассчитывать на ее... благосклонность. Да и остальные женщины тоже не лучше, некоторые такого могут наговорить!.. Да, я сказала то, что хотела сказать, и не хочу брать свои слова обратно. Я не буду «девочкой на одну ночь», ни для тебя, ни для кого другого.

Дженис снова потянулась к велосипеду, но Джефф снова удержал ее.

— А мы ведь похожи, верно? — сказал он с улыбкой. — И всегда были той еще парочкой, помнишь! — Он опять ощутил, как Дженис начинает вздрагивать, и продолжал, не отпуская ее: — Уверен, что помнишь! Послушай-ка, что я тебе скажу. Забавно, что мы оказались сейчас здесь... Я шел к тебе навстречу, хотел проводить до дома и рассказать обо всем, что у меня накопилось. Наша сегодняшняя встреча должна была состояться, но совсем по-другому, — спокойнее, что ли... Я хотел тебе объяснить, почему решил жениться на Лиззи, но сейчас я твердо уверен, что не смогу этого сделать! Я понял это с той минуты, как увидел тебя там, в баре, перед Рождеством. Мы... могли бы сделать еще одну попытку: ты и я... Мы же очень похожи — там, внутри...

— О нет, Джефф, не заходи так далеко, прошу тебя! Восемь лет назад я тоже чувствовала, как меня тянет к тебе, но ведь с тех пор все так... изменилось! Давай смотреть на вещи реально! У тебя нет работы, ты живешь только на свою военную пенсию. Да, у тебя есть дом, но это дом твоего отца и... этой девочки. — Дженис не могла заставить себя произнести имя Лиззи вслух. — И у нее скоро будет ребенок, и ты, Джефф, в ответе за них за всех. А я... я живу в основном на то, что мне дает отец, — этого хватает только на аренду квартиры и на питание. Ну еще я кое-что зарабатываю. Вот и все, Джефф, так что давай пока оставим все как есть. Я только хочу, чтобы ты знал, я рада, что ты снова появился в моей жизни.

Джефф наклонился, чтобы поцеловать ее, как вдруг до них донесся сигнал приближающегося автомобиля. Дженис замерла. Дорога пролегала совсем рядом, но амбар, стоящий за кустами, не был виден с дороги. Когда машина просигналила еще несколько раз, Дженис наконец вырвалась из рук Джеффа.

— Это отец, — сказала она. — Видимо, он едет в город, я должна идти.

Джефф нежно коснулся ее руки.

— Ты так же боишься его, как и все здесь? — спросил он.

— Нет, — ответила Дженис, — я не боюсь его, я боюсь, что он обнаружит со мной тебя... В последнее время его преследует навязчивая мысль, что он должен отплатить кому-то за гибель Эндрю, и я очень не хочу, чтобы ты попал ему под горячую руку... Увидимся, Джефф!

— Когда? — спросил он, когда Дженис уже была в дверях.

— Моя смена завтра, до двух часов. — Она протестующе протянула к нему руку: — Подожди, не выходи! Он может стоять на холме!

— Он ничего мне не сделает!

— Пожалуйста, Джефф!

— Хорошо, согласен! Иди!

Он смотрел, как она катит велосипед по дороге. Дождь лил не переставая, и из-за его пелены до Джеффа донесся знакомый голос:

— Где ты задержалась?

— Обошла вокруг. Как там твой жеребец?

— Неважно. Мне нужно смотаться в Ньюкасл, а потом вернуться и помочь Фултону, пока не приедет ветеринар. Иди домой и побудь с матерью, пока я не вернусь.

— Но мне нужно сходить...

— Я сказал, будь дома!

Послышалось урчание двигателя, потом наступила тишина, нарушаемая лишь шумом дождя.

Джефф прислонился лбом к столбу и закрыл глаза. Зачем он послушал ее? Почему он не вышел навстречу этому мерзавцу и не спросил, что он, черт возьми, о себе возомнил? Неужели опять все начнется сначала? И все будет так же, как раньше, — встречаться где-то по углам, боясь, что старик застукает их где-нибудь? Нет, с него хватит. Значит, не видеться совсем? Что бы Дженис ни говорила, она боится отца, это ясно как день...

Джефф выпрямился. Заметив на рукаве грязное желто-коричневое пятно, он надел шинель и направился к дому. Надо было переодеться, поскольку его солдатская натура не позволяла появляться на людях иначе, чем в вычищенной до блеска форме. А дома он скажет, что споткнулся и упал, подобное запросто может случиться в такую непогоду.

 

4

Ребенок Лиззи родился во время сильного снегопада, в половине третьего пополудни. После почти двухсуточных мучений на свет появилась девочка, семи с половиной фунтов, со сморщенным личиком и темными, почти черными волосиками. Доктор передал ее акушерке, та — Мэг. Вспотевшая и измотанная, будто рожала сама, Мэг обтерла новорожденную и, завернув ее в мягкую белую пеленку, показала матери.

— Посмотри на нее, милочка! Ничего лучше ты в жизни не увидишь!

Лиззи не отрываясь смотрела на свою дочь и улыбалась. Она хотела взять ее в руки, сказать что-нибудь ласковое, но сил у нее не было.

Доктор наклонился к Лиззи и убрал с ее лба мокрые от пота волосы.

— Ну что, девочка, дождалась? Теперь отдыхай, милая! Ты славно потрудилась! — Голос доктора был мягким, он расслаблял и успокаивал, но в голове звучал ее собственный голос, обращенный к самому дорогому и любимому человеку на свете: «У тебя родилась дочь, Эндрю! Эндрю, у тебя дочь!..»

Доктор отошел от кровати.

— Как насчет кормежки, док? — спросила Мэг.

Доктор покачал головой.

— Боюсь, что Лиззи не сможет кормить девочку сама. У вас, наверное, уже готовы бутылочки? Няня вам расскажет, как и что надо будет делать.

— Ну, как обращаться с младенцами, мне рассказывать не надо! — проворчала Мэг.

Доктор понимающе улыбнулся. Выйдя из спальни, он спустился в холл, где его ожидал Джефф.

— Девочка, — просто сказал он и, помолчав, добавил: — И очень славная. Жаль, конечно, что у нее нет отца... Но в этом доме, я уверен, она в надежных руках. Твоя бедная матушка была бы очень нужна ей сейчас, но пока здесь есть Мэг, я думаю, беспокоиться не о чем. Ну, а ты сам как себя чувствуешь, Джефф?

— О, я нормально, док!

— Похоже, с ногой у тебя куда лучше, чем раньше?

— Да, док, вы правы!

— Тебе, парень, все-таки повезло больше, чем другим. Правда, теперь забот у тебя прибавится: как-никак семья... Ну, счастливо оставаться, мне пора идти, погодка сегодня не самая лучшая. — Доктор замолчал, но потом заговорил снова: — Послушай, Джефф. Меня беспокоит твой отец. Он по-прежнему такой же замкнутый, и похоже, что со временем все больше уходит в себя. Мне это не нравится. Может, ребенок Лиззи как-то повлияет на него... Новая жизнь все-таки... Присматривай за ним! А я, если смогу, загляну завтра.

Проводив доктора, Джефф поднялся в комнату к Лиззи. Дверь открыла улыбающаяся Мэг.

— Ну, заходи, заходи!

Он подошел к кровати, посмотрел на спящую Лиззи. Сестра, поправив одеяло, объяснила:

— Она очень устала, доктор велел ей отдыхать.

Услышав голоса, Лиззи с трудом разлепила глаза, слабо улыбнулась и снова бессильно закрыла их. Джефф молча повернулся к Мэг, и та протянула ему маленький шевелящийся сверток:

— Посмотри! Ну, разве не прелесть? Давай, подержи ее!

Джефф осторожно взял его. Глаза девочки были полуоткрыты, губы шевелились, но никаких особенных чувств Джефф не испытал, кроме, может быть, того, что забот теперь прибавится, а у него их и так немало...

Возвратив девочку Мэг, он услышал требовательное:

— Ну как?

— Она... милая.

Мэг пристально посмотрела на Джеффа и повторила:

— Милая. Да. Я тоже так думаю. — Она положила девочку в люльку. — Пойду посмотрю, где там эти бутылочки.

Когда Джефф вышел вслед за ней из комнаты, Мэг остановилась, обернувшись, спросила:

— Что с тобой происходит в последнее время? Ты здоров?

— О чем ты, Мэг?

— Об этом самом! Что творится у тебя в голове?

— А что у меня там творится?

— Это ты мне должен сказать! — сердито фыркнула старушка.

Направляясь к себе в комнату, Джефф с раздражением пробормотал:

— Любопытная старая курица...

Когда-то Мэг ему нравилась. Ему нравились многие люди раньше, по крайней мере, он ладил с ними... Теперь же все его мысли крутились вокруг одной-единственной особы, которая вытеснила всех остальных. Как быть, что делать в такой ситуации, Джефф не знал.

На следующее утро он снова поднялся в комнату Лиззи. Она не спала, ребенок лежал рядом с ней.

— Как ты? — спросил Джефф.

Лиззи слабо улыбнулась.

— Как солдат, который выиграл битву в одиночку, — едва слышно сказала она.

— Да, я думаю, это была серьезная битва.

Лиззи потянулась и сняла с головы девочки чепчик.

— Ну, разве она не хорошенькая?

— Да, — кивнул Джефф, — очень хорошенькая.

Лиззи в упор посмотрела на Джеффа и прищурилась.

— Джефф, что случилось?

— Случилось? С чего ты взяла?

Лиззи перевела взгляд на дочку и, помедлив минуту, тихо сказала:

— Все как-то по-другому, как будто... ты все время о чем-то думаешь...

Джефф отвернулся.

— Да, есть пара-другая мыслишек... Но сейчас не время, мы поговорим позже.

В этот момент дверь открылась, и на пороге появился Джон. Он медленно подошел к Лиззи, на ее мягкое «привет, па!» что-то коротко буркнул и остановился, молча глядя на девочку.

Лиззи подняла на него глаза.

— Я сегодня все утро вспоминала Берту... Она, — Лиззи кивнула на девочку, — понравилась бы ей, правда?

— Нет, — неожиданно резко ответил Джон, — не понравилась.

Его тон удивил даже Джеффа. Он похлопал отца по руке, пытаясь успокоить.

— Ну что ты, отец?

— Я говорю, что думаю! Берта была очень расстроена всем этим... — Он замолчал и, глядя прямо на перепуганное лицо Лиззи, продолжил: — Она так и не смогла пережить того, что ты сделала! Ты стала для нее огромным разочарованием, впрочем, и для меня тоже... А ведь она столько сделала для тебя. Вырастила и воспитала, как родную дочь!..

— Отец, перестань! — Джефф положил руку отцу на плечо, но тот резко стряхнул ее.

— Я должен был сказать, я давно уже держал в себе все это! — По щекам Лиззи текли слезы, но Джона, похоже, они не трогали. — Поздно плакать, милочка! Ты не маленькая была, понимала, что делала. Ты могла бы и подождать, но, видно, яблоко от яблони...

— Хватит, отец! — Джефф оттеснил старика к двери. — Это уже слишком! Пойдем!

Вошла Мэг и села рядом с Лиззи.

— Не надо, милая, не расстраивайся! — сказала она. — Что он тебе такого наговорил? Не слушай ты его, старик совсем умом тронулся, как Берты не стало! Надо же, ребенком попрекать. Боже ты мой! — Она крепко обняла Лиззи за плечи. — Ну все, девочка моя, не плачь, тебе надо о дочке думать!

Краем своего фартука Мэг вытерла Лиззи щеки и вздохнула: — Что-то в этом доме не так... И не только потому, что Берты не стало. Как будто в воздухе носится что-то такое, — Мэг пожала плечами, — я не могу объяснить... Ну да ладно, думаю, мне здесь недолго осталось...

— О чем ты, Мэг? — голос Лиззи задрожал. — Что значит «недолго»?

— Не надо, милочка, не волнуйся! Дело в том, что я — беженка, ты же знаешь... То есть эвакуированная. Но у меня есть место, куда я могу вернуться. Я тебе не говорила, но на прошлой неделе я ездила в город и была в этом комитете, что занимается распределением жилья. Там работает одна очень милая женщина. Так она мне сказала, что квартиру нужно выхлопотать себе сейчас, потому что потом, когда война кончится и все потянутся обратно, это будет практически невозможно. Она дала мне два адресочка, я посмотрела и выбрала: дом около больницы, ты знаешь это место. На первом этаже три комнаты, кухня, в общем, все как положено. Вот только вода и туалет на улице, ну да ладно... Здесь, конечно, хорошо: туалет в доме, а там опять придется задницу морозить, — Мэг рассмеялась, — фу, какая я грубая. Да? А еще она мне сказала, ну, эта дамочка из комитета, что поможет мне с мебелью и со всяким барахлом... — Слушай, Лиззи! — Мэг легонько шлепнула ее по руке, — а ведь ты можешь поехать со мной! Давай устрой себе каникулы! Съездим на побережье, ну, пока они там все уберут и приведут в порядок... С людьми познакомишься, отдохнешь... Ну хватит, хватит реветь, я еще никуда не уехала! Сегодня в автобусе один старик сказал: «Все мы в руках Господа», — тут ее лицо стало серьезным, — а кондуктор знаешь, что ему ответил? — «Если мы в Его руках, значит, Он и сунул нас в это дерьмо»... И ты знаешь, никто не стал смеяться, потому что если подумать, то в самом деле получается, что это Он устроил эту войну, эту мясорубку. Я никогда не пойму, почему допустил, чтобы разбомбили мой дом, убили близких мне людей... Я хотела в церковь пойти, а потом подумала: зачем? Благодарить за погибших? Одна полоумная старуха сказала мне: «Надо иметь веру!» А во что?.. Ох, что-то я опять начала не то говорить... Смотри, снег перестал! — Мэг погладила Лиззи по щеке и ласково сказала: — Успокойся, милочка, лежи и набирайся сил!

— Зачем? — равнодушно спросила Лиззи.

— Как зачем? — возмущенно воскликнула Мэг, — Чтобы дочку на ноги поднимать.

— Мэг, что происходит? Скажи мне!

— Не знаю, милочка, не знаю! Если я сейчас что-нибудь начну говорить, это может кое-кому не понравится. Только ты верно заметила, что-то не так, неправильно в этом доме, и для этого должны быть какие-то причины, не могут не быть... Знаешь, что я сделаю? Позвоню мистеру Ричарду и его старикам и расскажу им, что у тебя родилась дочка. То— то они обрадуются!

— О Мэг, перестань!

— Ну ладно, ладно! Только все равно помни, что у тебя есть прелестная дочка, есть мистер Ричард, и есть я, наконец. Хвастать тут особенно нечем, — это я про себя! — но, как говорится, в шторм любой порт — радость!

Мэг погрозила Лиззи пальцем и вышла.

Лиззи задумалась: «Почему, говоря о самых близких ей людях, Мэг не упомянула Джеффа?»

 

5 

Тед Хонисетт бросил взгляд налево, потом направо и, не заметив на дороге ничего подозрительного, осторожно перебрался через насыпь, и углубился в заросли кустарника. Шума от его шагов было не больше, чем от скачущего по траве кролика.

Март близился к концу. День был хмурым, а мелкий дождь с порывистым теплым ветром предвещал скорый апрель. Сезон охоты на фазанов давно закончился, но наступило время ловли лосося и форели. Тед отлично знал все эти календарные правила и ограничения, не обращая, впрочем, на них никакого внимания. Но в последнее время ему приходилось держать ухо востро, — появились настоящие, злостные браконьеры, хватавшие подряд все без разбора, — и рыбу, и дичь. Землевладельцы в округе рвали на себе волосы, но Тед никоим образом не собирался впутываться в «большие», как он говорил, дела.

Сегодня вечером он отправился в лес даже без мешка для трофеев. Тед пошел немного пошпионить. Пять минут назад он увидел, как вдоль берега прогуливалась миссис Боунфорд (или мисс Брэдфорд-Браун, кто ее знает?), на этот раз без велосипеда. Тед усмехнулся про себя, потому что знал: на прогулку она вышла напрасно, ибо ее приятель сегодня не пришел. Он лишь оставил записку в дупле старого вяза. Тед уже проверил. Он, правда, никогда не брал записки в руки, но всегда знал, когда их берут другие... Как бы там ни было, эта хорошенькая миссис зря сегодня топтала свои славные ножки. Тед снова усмехнулся. Рано или поздно эта бомба все-таки взорвется, и грохоту будет в округе предостаточно. И еще Тед знал то, чего не знала эта парочка, — старик Брэдфорд выследил их.

Как-то раз, во время очередного шпионского вояжа, Тед здорово удивился, что не один ходит по темному лесу. Он ясно слышал звук осторожных шагов за прибрежным кустарником, и это заставило его замереть и не дышать довольно надолго. Он вовсе не ожидал увидеть в лесу кого-нибудь еще, кроме Джеффа и этой девицы, а тут, когда они вышли из амбара на открытое место, он разглядел фигуру ее отца, прятавшегося за стволом бука. Затаив дыхание, Тед ждал, что тот сейчас выскочит из своей засады и набросится на Джеффа с кулаками. Правда, у Джеффа хоть и одна здоровая рука, но в армии его хорошо научили, как ею пользоваться. В общем, в тот вечер старик Брэдфорд не выдал своего присутствия...

Низко пригнувшись, Тед пробрался вдоль насыпи до того места, где заканчивались кусты и хорошо просматривался угол амбара.

Подложив под себя старый плащ, Тед припал к земле, с интересом ожидая развития событий. Ему было любопытно, что будет делать этот мистер Брэдфорд-как-его-там, когда вместо двоих обнаружит в амбаре только свою дочь.

Приподняв голову, Тед замер и еле сдержался, чтобы не закричать. Там, где кончался лес, за не-высоким холмом в кустах притаилась человеческая фигура. Однако кричать Теду расхотелось, как только он увидел, что на нижнюю ветку куста опирается ствол ружья.

Тед поднялся на колени и пробормотал:

— Господи! Да ведь он собирается подстрелить их, как зайцев!

Он никак не мог сообразить, что ему делать, когда вдруг заметил появившуюся с другой стороны женщину. Она сразу же увидела то, что уже несколько минут наблюдал Тед, потому что бросилась прямо к стрелку, крича на бегу:

— Не двигайся, Джефф!

Стрелок поднялся на ноги, и Тед, к своему изумлению, увидел, как эти двое сцепились друг с другом.

Прогремел выстрел. Тед инстинктивно зажмурился, но в следующий момент уже бросился к холму и тут же остолбенел, наблюдая случившееся. На холме стояла женщина. Зажав рот рукой, широко открытыми глазами она смотрела на распростертое тело мужчины, шея которого была в крови.

— Бог мой, — вскричал Тед, — мисс! Что... что вы наделали?

Женщина, казалось, совсем не удивилась появлению Теда. Она ошарашенно взглянула на него и, глотая слова, сказала:

— Оно... выстрелило. Я хотела... взять его, а оно... Он... хотел... убить... Джеффа. — Она посмотрела на амбар, и на ее лице отразилось удивление. — А где Джефф?

— Его там нет, — сказал Тед. — Он оставил записку.

— Что?

— Записку! Там, в дупле, вы знаете.

— О! Так, значит... — Женщина накручивала на палец распущенный локон и смотрела на Теда так, как будто только что заметила его. — Оно выстрелило, мистер Хонисетт. Оно выстрелило!..

Тед озадаченно посмотрел по сторонам, перевел взгляд на Дженис, а потом уставился на лежащее на земле тело.

— Господи, что же делать? — пробормотала Дженис. — Надо сказать матери...

— Нет! Слушайте, мисс! Я сейчас схожу позову Джеффа, он уже должен был вернуться. Пойдемте, мисс. — Тед взял ее за руку, подвел к амбару и почти втолкнул внутрь. — Побудьте пока здесь, — сказал он, подняв указательный палец, будто разговаривая с неразумным ребенком. — И никуда не выходите. А я приведу Джеффа, он решит, что надо делать. Вы меня слышите, мисс?

— Да, мистер Хонисетт, я вас слышу! — Дженис закрыла глаза и устало кивнула.

Тед выскочил из амбара и бегом бросился вдоль насыпи по направлению к дороге. Он остановился, чтобы перевести дух, и в этот момент из-за угла показался автобус, который затормозил в нескольких ярдах от него. Из автобуса вышли двое — миссис Райбэнк со своей дочерью. Это был Фуллеровский перекресток, и теперь женщинам надо было тащиться еще добрых полторы мили. Кроме того, это означало, что пойдут они не иначе, как мимо дома Фултонов, а это было уже гораздо хуже: они обязательно заметили бы бегущего Теда, а поскольку тот не имел привычки бегать по вечерам, это явно привлекло бы к нему ненужное внимание.

Решив в уме эту несложную задачу, Тед сделал большой круг, приблизился к дому Фултонов со стороны поля и вошел через калитку со двора.

Было уже почти темно. Прежде чем постучать, Тед заглянул в окно, пытаясь понять, дома ли Джефф. Сам факт его появления в такой час уже был подозрительным.

Дверь открыла пожилая женщина, беженка, которая уже давно жила у Фултонов.

— Джефф дома? — спросил Тед.

— Кто это? — женщина подслеповато щурилась, вглядываясь в темноту.

— Это я, Тед Хонисетт! Где Джефф?

В дверях показался Джефф. Он отстранил Мэг и спустился по ступенькам крыльца.

— Ты хотел меня видеть, Тед?

— Да. Джефф. Привет! У тебя есть... пара минут? — Тед старался, чтобы голос не выдал его волнения.

— Думаю, есть. — Джефф махнул рукой Мэг, чтобы она закрыла дверь. — Ну что?

— Пойдем, Джефф. Здесь недалеко... Пойдем... — Тед больше не мог сдерживать нервную дрожь.

— Что случилось, Тед? Что с тобой?

— Случилось, Джефф, случилось! Беда. Она... Она застрелила своего отца.

Повисло тягостное молчание. Джефф в оцепенении уставился на Теда и пытался осознать услышанное.

— Ты понял, что я сказал? — шепотом спросил Тед. — Я не сошел с ума! Я говорю правду, Джефф! Она пристрелила его!

— Господи! Ты хочешь сказать...

— Да, Джефф, да! Как ты думаешь, какого черта я сюда примчался? Я... все видел, Джефф! Она увидела в руках отца ружье и набросилась на него... А ружье было заряжено для тебя!

— Для меня?

— А для кого же еще? Он думал, что ты ждешь ее в амбаре, и она тоже так думала, поскольку не видела записки... Ладно, пошли, я по дороге все тебе объясню. Оденься! И фонарик захвати. Давай, Джефф, пошевеливайся! Она ведь осталась там, в амбаре!..

Джефф скрылся в доме, но через минуту появился снова, застегивая на ходу шинель.

Из-за двери показалась голова Мэг.

— Ты даже не поужинаешь?

— Я ненадолго, Мэг! Поставь еду на плиту.

Выйдя из ворот, они направились к дороге. Тед почти бежал рядом со стремительно шагавшим Джеффом, пытаясь на ходу рассказать ему, что видел полчаса назад.

— Ты понимаешь, я мог ей сказать, что тебя там нет, она ведь не видела записки... Да ладно тебе рычать! Ты знаешь, что я тут все облазил, вдоль и поперек! Ты должен небо благодарить, что я сегодня вечером оказался там... Слушай, но с ним-то что делать? Надо, чтобы это, ну, как несчастный случай... Ты же знаешь про оружие, что там и как... Мое дело — удочки, силки, капканы... Я в том смысле, что ты сообразишь, как устроить, чтобы это выглядело... Ну, что оно само выстрелило... вроде как он споткнулся или... — Тед уже задыхался от быстрой ходьбы.

Они уже дошли до гребня насыпи, когда Джефф вдруг спросил:

— Тед, а почему ты в это ввязался, а? Ты же никогда не любил ни ее, ни его, да никого из них, верно?

— Не любил, это точно. И сейчас не люблю. — Они осторожно спускались по склону холма. — У меня голова работает не хуже, чем руки, а иногда даже быстрее. Я видел, что она... может убежать и бросить его там. Она была в панике! И тогда никто бы ничего не узнал, а ее и в голову никому не пришло бы обвинять. Но спрашивается: за кем старина Брэдфорд-Браун гонялся все эти годы? За мной. А на прошлой неделе мы с ним сцепились из-за дров. Да. Из-за дров! Я возвращался от Хобсонов с полной тележкой дров, а он тут как тут навстречу на своем грузовике, а с ним твой отец и Питер Райс. Ну и спрашивает меня, откуда, мол, дровишки? А я ему отвечаю, что, мол, купил их, заплатил и купил! А он говорит, что, мол, первый раз в жизни слышит, чтобы я за что-то заплатил. Ну, я ему и сказал, что не один такой, только куда мне до некоторых... Я думал, его удар хватит, когда он заорал: «Ну, подожди, скоро я до тебя доберусь!» А я, как последний дурак, ему в ответ: «Если я не доберусь до тебя раньше!..» Так что сам понимаешь, о чем могут подумать, когда найдут его... Кого они первым делом будут искать? То-то! За мной придут, когда я еще пальто не успею снять. Я же соображаю, что к чему. Я знаю, что сержант Уинтерс и констебль Мак-Кейб, сколько помню, всегда закрывали глаза на разные мои... делишки и внакладе не оставались, но когда речь идет об убийстве!.. Нет, приятель, тут уж ничего не попишешь. Да еще этот Райс, да твой отец были свидетелями, как мы с ним... из-за дров... В общем, я думаю, что меня... как это... чувство самосохранения толкнуло вмешаться в эту историю, иначе улетела она бы оттуда, как птичка, и все, а я, Тед Хонисетт, стал бы подозреваемым номер один.

Когда они подошли к амбару, Тед тихо проговорил:

— Это вон там! — Он включил фонарик и осветил лежавшее в нескольких ярдах от них тело. — Я подожду здесь!

Джефф вошел в амбар и тут же увидел Дженис, вцепившуюся обеими руками в деревянную балку. Когда он подошел вплотную, она как будто очнулась и тихо позвала:

— Джефф...

— Не надо, все будет в порядке, успокойся.

— Я... Я убила его! Нет, я... схватилась с ним, потому что он хотел убить тебя... Я думала, что ты... здесь!

Дженис захлебнулась душившими ее рыданиями, и Джефф с силой прижал ее к себе, повторяя:

— Все, Дженис, успокойся, держись! — Взяв ее за руку, Джефф поразился тому, как она холодна. Он снял свою шинель и накинул на плечи Дженис. — Жди меня здесь, ты слышишь? Я скоро вернусь!

Джефф вышел из амбара и, подойдя к Теду, тихо спросил:

— Где это произошло?

Тед махнул рукой куда-то в сторону. Джефф включил фонарь и буквально в пяти шагах увидел скрюченное тело.

Половина лица и шея были залиты кровью. На какую-то секунду Джефф подумал, что человек, может быть, еще жив. Но нет, он видел слишком много убитых, чтобы не распознать еще одного... Пошарив лучом фонарика в траве, Джефф увидел лежавшее футах в шести от тела ружье. На секунду он задумался: если человек споткнулся и его ружье случайно выстрелило, то оно не упадет дальше пары футов... Джеф нарисовал себе примерную картинку того, в каком положении могли лежать ружье и его хозяин, повернулся к Теду и спросил:

— Ты не трогал ружье?

— Я? Господи, нет, конечно! А она трогала, ее отпечатки там по всему стволу должны быть...

— Стой тут, я сейчас, — сказал он Теду и поспешил в амбар.

Дженис все так же стояла, вцепившись в балку, и Джефф, подойдя вплотную, увидел, что ее пустой взгляд устремлен куда-то мимо него.

— Дай-ка я возьму перчатки, — сказал он, но женщина даже не шелохнулась.

Джефф вытащил из шинели перчатки, потом сунул руку во внутренний карман, достал большой носовой платок и снова вышел.

Проходя мимо Теда, Джефф бросил:

— Мне будет нужна твоя помощь.

Потом надел перчатки, поднял с земли ружье и тщательно вытер его носовым платком. Подойдя к убитому, осторожно перевернул его на спину, положил ружье ему на грудь, потом разжал уже начинавшие коченеть ладони и сделал несколько отпечатков пальцев на стволе.

Закончив с этим, сунул фонарик в карман и повернулся к Теду, стоявшему поодаль и с легкой дрожью наблюдавшему за его действиями.

— Помоги мне! Я не могу... Не хватает силы в раненой руке. Надо поднять его на насыпь, где торчат корни. Если он споткнулся, это должно быть там, наверху. А теперь сожми кулаки и втяни руки в рукава, поглубже!

— Что?

— Делай, как я говорю! Сожми кулаки...

— О, я понял, понял!

— Стой! Погоди, — Джефф присел на корточки и, включив фонарик, осмотрел траву вокруг тела: — Похоже, что вся кровь впиталась в воротник... Ладно, давай, Тед, поднимай его, только не хватайся руками за одежду. Я возьму за ноги, тут всего пара ярдов!..

Притронувшись к покойнику, Тед что-то испугано пробормотал.

— Заткнись! — прошипел Джефф. — И делай что велено.

Они подняли тело на гребень насыпи, и Джефф повернул его слегка набок. Потом он взял ружье, и, прикинув расстояние до головы убитого, слегка вдавил приклад в землю там, где он мог бы оказаться после случайного выстрела вверх. Потом осторожно бросил ружье с насыпи... Джефф надеялся, что среди местных детективов нет знатоков баллистики.

Вернувшись на то место, откуда они подняли тело, Джефф еще раз самым придирчивым образом осмотрел с фонариком каждую травинку, а потом, взяв большой ком земли, растер его в руках и присыпал все пятна, показавшиеся ему подозрительными.

— Ты уже делал... такое раньше? — удивленно спросил Тед, наблюдая за манипуляциями Джеффа.

— Нет, но слышал об этом. Погоди, Тед, это еще не все. Если его найдут днем, то на земле увидят кучу следов и догадаются, что здесь был кто-то еще. Я думаю, что «найти» его должны мы с отцом, и желательно ночью, тогда я смогу еще немного потоптаться тут...

— Бог мой! Ну ты, парень, даешь!.. В жизни ничего подобного не видел!..

— Слушай, Тед! — Они остановились на тропинке, ведущей к амбару. Джефф старался говорить тихо и внятно. — На твоем месте я сейчас пошел бы к «Зайцу» и принял стаканчик-другой, если у них, конечно, осталось... Я и сам загляну туда попозже. Знаешь, Тед... не важно, что ты сделал это, чтобы спасти свою шкуру, но я... хочу сказать тебе спасибо за... ее шкуру, да и свою тоже. Сдается мне, что ты знаешь про нас давненько, значит, понимаешь, как у нас все серьезно... и если с ней что случится, то и я тоже... В общем, Тед, спасибо от нас обоих!

— Да ладно тебе, Джефф! Ты — сын своего отца, а он ко мне всегда неплохо относился... и когда мне мою мелюзгу поднимать надо было, помог... Я ведь отдаю долги, как могу. Особенно если не из своего кармана, — Тед подавил смешок. — Нет, Джефф, сегодня не до шуток. Я, ей-богу, не засну, пока не узнаю, что скажут копы, когда найдут его. Если они решат, что это не несчастный случай, бьюсь об заклад, что ко мне придут к первому...

— Не придут, Тед! Это был несчастный случай! Сиди у «Зайца», сколько сможешь, а потом иди домой, лучше с кем-нибудь. К тому времени его уже должны будут хватиться. Главное, держись естественно. Все, давай, двигай!

— Ха, легко сказать, естественно!.. Ну да ладно, постараюсь, куда мне деваться. Пока, Джефф, увидимся!..

В амбаре Джефф застал Дженис все в той же застывшей позе. Он слегка тряханул ее за плечи и, когда увидел, что она начинает приходить в себя, заговорил.

— Слушай, Дженис, слушай меня внимательно Все в порядке, все выглядит как несчастный случай. Он споткнулся о корягу. Когда его найдут, никто ни о чем даже не подумает. Сейчас ты пойдешь домой и постараешься вести себя как ни в чем не бывало, нравится тебе это или нет. Понимаешь? Ты должна!

— Нет, Джефф, я не смогу!

— Тогда какой выход? — Вопрос прозвучал холодно и резко. — Тогда иди домой и скажи матери, что ты убила своего отца потому, что он хотел застрелить меня. И заодно расскажи, почему он хотел убить меня. Потому, что он всегда ненавидел меня. Потому, что не мог вынести того, что его дочь снова... Короче, не важно, как ты будешь доказывать, что пыталась спасти меня, но от твоего имени не останется и следа. Ты говоришь, что тебя и сейчас не очень-то... уважают, но поверь мне, дорогая, что на тебя ополчится весь род людской и ты этого не вынесешь. Придется убираться отсюда... одной! Да, без меня. Потому что нравится тебе это или нет, но у меня есть дом, есть отец, у которого сейчас... не все в порядке с головой. Не забудь еще мою... приемную сестру и ее ребенка. В общем, Дженис, мое место — здесь, и мне некуда уходить. Если захочешь, ты тоже можешь жить здесь, со мной, и, возможно, даже мы будем счастливы, если, конечно, ты не поддашься своей матери. Так что выбор за тобой. Я сейчас доведу тебя до ворот, и на ближайшие несколько часов ты останешься одна. Поговори с Флори Райс, перекинься парой слов с матерью, я думаю, ты знаешь, что делать. А потом ложись спать. Пошли, времени у нас мало!..

Дженис послушно брела рядом, за все время не произнеся ни одного слова. Лишь когда они оказалась у дальних ворот поместья, она на секунду прижалась к Джеффу, и тяжело вздохнула.

— Я... все испортила, Джефф. Всю жизнь я все портила...

— Да. Похоже на то, — сказал Джефф, — но сейчас у тебя появился шанс все исправить. Постарайся, Дженис! Иначе это окажется концом для нас обоих, и тебе будет гораздо хуже, чем мне. Все, иди! — Но вместо того, чтобы оттолкнуть, Джефф прижал ее к себе и крепко, до боли, поцеловал в губы.

Возвращаясь домой, Джефф думал о своей изменчивой судьбе. Почему у него все так получается? Сначала армия, где у него так успешно шли дела, и шли бы дальше, а вместо этого он получил изувеченное тело и душевные муки. Потом Лиззи, с которой он совершенно запутался. А в результате его захлестнули чувства совсем к другой женщине. Чувства, которые не умерли, как он думал, за эти долгие годы... Но обе женщины — и Дженис, и Лиззи — были по-настоящему дороги ему. К тому же Лиззи чем-то напоминала ему мать. Однажды Мэг поделилась с ним философским наблюдением, как всегда, не слишком изысканным: «Мужчина, — сказала она, — ищет для себя не только жену, ему нужны и мать, и домохозяйка, и шлюха, причем желательно в одном лице...»

Мэг встретила его на пороге.

— Где ты был? Все давно остыло, а такая вкусная рыба была! Кстати, поделился с тобой этот Тед лососиной?

— Лососиной? Нет, он хотел, чтобы я помог ему в одном деле... ну, в общем, он кое-где раздобыл виски...

— Виски? Это хорошо! Для меня там пара бутылочек найдется?

— Нет, Мэг, я не стал ввязываться в это дело, что-то оно мне не понравилось, да и бутылки незапечатанные... Видно, кто-то решил сам заняться перегонкой, так что я сказал Теду, что это не для меня... А где Лиззи?

— Где же ей еще быть? Наверху, с девочкой. Других занятий у нее сейчас нету... Проходи, твой ужин на столе!

Джефф с отвращением отодвинул тарелку. Есть совсем не хотелось. В голове у него все еще прокручивались события последних часов. Глядя на огонь, пылающий в камине, Джефф размышлял: как бы безразлично ни относилась миссис Брэдфорд-Браун к своему мужу, она непременно начнет беспокоиться, когда он не появится дома.

Джефф понимал, что спать ему сегодня не придется. Он решил посидеть в гостиной с книгой примерно до полуночи. К тому времени обстановка уже, наверное, прояснится.

Он почти забыл о том грузе, что висел у него на душе, и на который постоянно намекала эта старая лиса Мег — о разговоре с Лиззи. Откладывать его становилось все труднее. «Не все сразу, — подумал Джефф. — Надо сначала дожить до утра...»

Телефон зазвонил в одиннадцать двадцать. Джефф чуть не выпрыгнул из кресла и поспешил в холл. Уняв внезапную дрожь в руке, он снял трубку и сразу узнал взволнованный, но тем не менее, как всегда, высокомерный голос миссис Брэдфорд-Браун:

— Это Джон?

— Нет, это Джефф. Это вы, миссис Брэдфорд?..

— Да, это я. Я... несколько обеспокоена. Мистер Брэдфорд-Браун до сих пор не вернулся. Он, очевидно, собирался выследить браконьеров... Насколько я знаю, он должен был встретиться с Хобсоном и Рэйбенком, а потом отправиться с ними к майору Мюррею и решить, что делать. Я только что звонила майору, но он сказал, что мой муж не появлялся. Он полагает, что у мужа могли появиться какие-то другие дела. Вынуждена признать, что начинаю не на шутку беспокоиться. Джефф, не могли бы вы попросить своего отца пройтись немного по округе и посмотреть, не произошло ли с моим мужем... какой-либо неприятности?..

— Разумеется, миссис Брэдфорд-Браун! Я непременно скажу ему прямо сейчас. Мне, очевидно, следует пойти вместе с ним? Я все равно еще не ложился...

— Благодарю вас.

Джефф положил трубку, мысленно собрался с силами, а затем заторопился наверх. Открыв дверь в спальню, он подошел к отцу и потряс его за плечо:

— Отец! Проснись, отец!

— Что? Что такое? — Джон повернулся на бок и заморгал, глядя на сына.

— Только что звонила миссис Брэдфорд-Браун. Кажется, пропал хозяин.

— Кто пропал? Что значит пропал?

— Он ушел из дома вечером, вроде хотел поймать браконьеров, и до сих пор не вернулся. Алисия сказала, что он собирался зайти к майору Мюррею, но он там не появлялся. Она спрашивает, не можешь ли ты его поискать... Я обещал, что пойду вместе с тобой. Мало ли что...

— А он не мог поехать в Дурхем, в клуб?

— Нет, она об этом ничего не знает. Но если... — Джефф на мгновение задумался, — если он хотел поймать браконьеров, то, наверное, взял с собой ружье... Ты идешь, отец? — Джефф направился к двери.

— Да-да, иду!

Через десять минут оба были уже во дворе, поеживаясь от ночной прохлады.

— Ерундой она занимается, эта миссис, — проворчал Джон. — «Пропал!» Говорят, он в последнее время здорово пить начал. Небось, поехал в Дурхем и уснул в каком-нибудь баре, куда ей и в голову не взбредет заглянуть...

— Может быть, — согласился Джефф. — Это вполне вероятно. Ну да ладно, раз уж пошли, давай посмотрим...

И они отправились на поиски...

«Окровавленное тело Эрнеста Брэдфорд-Брауна, эсквайра, было обнаружено первого апреля сего года в половине второго ночи управляющим Джоном Фултоном и его сыном Джеффом Фултоном. Полицейским расследованием установлено, что потерпевший вел поиск браконьеров-рыболовов и, двигаясь в темное время по пересеченной местности, споткнулся, что повлекло за собой случайный выстрел из ружья. Подозрения на умышленное убийство у полиции отсутствуют. У мистера Брэдфорд-Брауна остались жена и взрослая дочь».

Эта короткая заметка в местной газете не привлекла большого внимания и споров о смерти Эрнеста Брэдфорд-Брауна не вызвала. Плохие новости с фронтовых полей расстраивали людей гораздо больше. Бомбардировочная авиация, например, потеряла накануне 94 самолета из 745, участвовавших в налете на Нюрнберг.

Похороны мистера Брэдфорд-Брауна прошли более чем скромно, поскольку он не пользовался большим уважением среди землевладельцев в округе. Скорее даже наоборот. Если его деньги и могли вызвать зависть, то его самого откровенно презирали за отсутствие качеств, ценимых в светском обществе. Даже связи его жены не помогали. А после развода его дочери многие и вовсе стали морщить нос. Ни одна достойная женщина, считали они, не бросит своего мужа только потому, что вражеский осколок повредил ему лицо. Учитывая все это, трудно было ожидать, что на похоронах будет многолюдно.

Алисия Брэдфорд-Браун, слывшая в обществе известной гордячкой, тяжело переживала отсутствие на похоронах столпов местной деловой элиты. Такое пренебрежительное отношение вызвало, с одной стороны, озлобленность, а с другой — усилило нерешительность и сомнения, которые задолго до гибели мужа не давали ей покоя. Она решила поговорить с дочерью.

Дженис сидела в гостиной, и ее бледное лицо, оттененное черным платьем, казалось пепельно-серым. Она молча смотрела на мать, сидевшую напротив и нервно теребившую в руках маленький батистовый платок.

— Ты сама виновата в том, что он лишил тебя наследства, — говорила Алисия. — Это же случилось не вчера, дорогая, и причина этому — твой развод! Ты не представляешь, как он был потрясен, как тяжело переживал этот... позор. Ты же знала, как ревностно относился к понятию приличия. У него была трудная жизнь, он постоянно боролся зато, чтобы...

Дженис наклонилась вперед, и ее губы искривились в усмешке.

— Перестань, мама! Оставь это лицемерие! «Трудная жизнь... боролся...» Какое значение это имело для тебя? Ты презирала его и даже не старалась скрывать это. У тебя было имя, положение, известность, но, увы, не было денег. Ты вышла за него замуж только потому, что он был богат и умел делать деньги. Тебе надо было рассчитаться с отцовскими долгами и остаться в этом доме. Можешь говорить что угодно, только не делай вид, что скорбишь!

— А кто говорит, что я скорблю? Я просто констатировала факт. Если бы ты позволила мне продолжить, я бы добавила, что твой отец был большим честолюбцем. Он изо всех сил стремился занять положение в обществе, он хотел, чтобы с него брали пример, чтобы его уважали, не знаю, правда, за что. Скорее всего, за его богатство. Да, он за все платил, и я знала об этом. Так что не жди от меня лицемерных рыданий и заламывания рук. Честно говоря, я испытываю большое облегчение. Жаль, конечно, что он так глупо умер, но одна мысль не дает мне покоя. Я постоянно спрашиваю себя: почему он оказался в этом месте, на насыпи, в то время как должен был сидеть у майора Мюррея и обсуждать с ним план поимки браконьеров? Я говорила с ним за несколько минут до того, как он ушел. Он выглядел рассерженным. Я думала, это из-за того, что за последнее время пропало много птиц. — Дженис прикрыла глаза и вдавила локти в подлокотники кресла. А мать меж тем продолжала: — Меня удивляет, дорогая, что ты так переживаешь из-за смерти отца, вы же были в ссоре достаточно долгое время! Только благодаря тому, что я настояла, тебе было позволено приезжать сюда на выходные и праздники. Я тебе даже больше скажу. Ты, видимо, не в курсе того, что отец знал о твоих встречах с этим... сыном Фултонов! — Дженис открыла глаза и ошарашенно уставилась на мать. — Да-да, — кивнула та, — это тебя удивляет, не правда ли? Ты же встречалась с ним! Или, скажешь, нет?

Дженис проглотила комок, застрявший в горле, и с трудом выговорила:

— Да, он... заходил в наш бар.

— И это все?

— Нет, еще он заходил ко мне домой выпить кружечку пива.

Алисия резко встала и, презрительно поджав губы, посмотрела на дочь сверху вниз.

— Боже мой, Дженис! Ну куда еще ниже?.. Да, конечно, его произвели в офицеры, но все равно он остался тем же неотесанным чурбаном, каким был до армии. Впрочем, как ты мне неоднократно заявляла, это твояжизнь, и ты собираешься вести ее по своему усмотрению. Что ж, я могу ответить тебе тем же: я тоже собираюсь вести свою жизнь так, как сочту нужным. Поэтому тебе предлагается выбор. Я продаю поместье, — а оно уже заявлено на продажу, этим занимается мистер Гист, — и уезжаю к своей кузине в Корнуолл. У нее там большой и фактически пустой дом, так что она будет рада, что я составлю ей компанию. Тебе же нужно кое-что решить. Поскольку твой отец не оставил тебе ни гроша, а я не собираюсь выделять твою долю или содержать тебя, ты можешь пожить со мной у тетки до конца войны, а потом переехать со мной в Швейцарию. Выбирай. Ну, а теперь я оставлю тебя, подумай, Дженис!

Дженис посмотрела вслед матери и бессильно уронила руки. Боже милосердный! Она надеялась, что отец хоть что-то ей оставит, ведь доход от разных предприятий, в том числе от шести агентств по недвижимости, приносил ему миллионы. Это не считая стоимости дома и земли. Но она не получила ни фартинга. Отец как-то сказал: «После моей смерти любая денежная помощь тебе остается на усмотрение матери». И что же «усмотрела» ее дорогая мамочка? Чтобы она сопровождала ее к тетке, жила в ее похожем на мавзолей доме в самом мрачном углу Корнуолла? А потом переехала с ней в Швейцарию? Быть постоянно зависимой от этой стареющей, с дурным характером женщины, вообразившей, что она опять стала молодой и начинает новую жизнь? А что будет, когда и она умрет? Свое состояние она, скорее всего, оставит какому-нибудь дальнему родственнику в отместку за то, что Дженис нарушила законы их проклятого общества...

Встав с кресла, Дженис почувствовала, что у нее дрожат колени. Она думала только о том, что ей надо срочно увидеться с Джеффом, поговорить с ним, спросить его... Но о чем?..

— Ты в самом деле собираешься ехать, Мэг?

— Да, милочка. Думаю, так будет лучше. Свои корабли я уже спалила. Вчера Билл Мак-Гурк перевез кое-какие мои пожитки, а тамошняя соседка помогла с уборкой. Она молодец, очень практичная... У нее трое ребятишек, сейчас она отправила их куда-то в деревню к родственникам, там безопасно. Муж у нее — моряк, а сама она работает на фабрике в ночную смену. Днем, говорит, все равно делать нечего, так мы с ней за полчаса порядок навели, все вычистили, вымыли... Она сказала, что я ей напоминаю ее матушку. Я говорю, а почему не бабку? Она смеется, нет, говорит, бабка еще жива... Ну что ты, милая, не расстраивайся. Ведь Шилдс — это совсем рядом, а у меня там три комнаты, приезжай в любое время! Конечно, мне не хочется оставлять тебя здесь, но, сама видишь, не так как-то тут стало, неправильно. Можно, я еще кое-что скажу, не обидишься?

— Разумеется, Мэг, говори!

— Знаешь, Лиззи, я думаю, вам с Джеффом надо поговорить напрямую. И чем раньше, тем лучше.

— Что значит «поговорить», Мэг?

— То и значит. Ты же не слепая, не глупая, видишь, что за эти последние месяцы он стал совсем другим! С самого Нового года. И наверняка этому есть причина...

— А ты знаешь эту причину?

Мэг сняла с плиты чайник, заварила чай и только потом, вздохнув, сказала:

— Послушай меня, девочка, поговори с Джеффом. Тебе нужно подумать о своей жизни, о будущем дочки... Надо решиться, Лиззи, вот и все. Я и так, видно, открыла рот шире, чем нужно, а зря... Слушай, милочка, тебе не кажется, что сегодня очень хороший денек и стоит прогуляться и подышать воздухом? Выпей-ка чаю и отправляйся! — Мэг посмотрела в окно, где во дворе стояла детская коляска. — Как она быстро растет, красавица наша, а? Никогда не верила в эту кормежку из бутылочек, а вот, поди ж ты, убедилась!.. — Мэг протянула Лиззи чашку и снова вздохнула: — Одно жаль, милочка! Тебе придется одной со всем управляться, а дом этот, сама знаешь, не маленький...

— Когда ты уезжаешь, Мэг?

— Я договорилась, что арендная плата пойдет со следующего понедельника.

Лиззи поставила недопитую чашку на стол. Надев пальто, потуже натянула шляпку и вышла. Мэг проводила ее взглядом, сокрушенно качая головой.

Толкая коляску по дорожке вдоль изгороди, Лиззи не могла избавиться от мучившей ее мысли «Мэг права. Надо поговорить с Джеффом. Надо было давно поставить все точки над «и». Одно время Лиззи решила, что причина перемен в Джеффе — другая женщина, но это казалось нереальным. Когда ему с ней видеться? Он же почти все время проводит дома, только иногда выходит прогуляться, чтобы размять ноги. Ну, еще раза три за последние месяцы ездил в госпиталь. В последний раз оставался там дня на два, из-за анализов... Может быть, у него серьезные проблемы со здоровьем и он не хочет ей говорить?

За последнее время, призналась себе Лиззи, они с Джеффом потеряли, что называется, «личный контакт». Еще перед Рождеством Джеффу ничего не стоило положить ей руку на плечо или шутя обнять за талию. Вечерами они часто сидели рядом, разговаривали, и Джефф почти всегда держал ее за руку, особенно когда отец поднимался к себе, а Мэг укладывалась после дневных забот. Много раз Джефф прикасался к ее животу. Чтобы почувствовать, как ребенок, по его выражению, «стучится в дверь». Но после Нового года все это вдруг куда-то подевалось.

Все последнее время Лиззи чувствовала себя страшно одинокой. Несколько раз она собиралась позвонить Ричарду, но в последний момент что-то останавливало ее. Со дня их последнего разговора прошло почти полмесяца, а раньше, в первые недели после рождения дочки, миссис Боунфорд звонила чуть ли не каждый день. Интересовалась, как дела у Лиззи, как поживает малышка. Даже мистер Боунфорд говорил с ней однажды, да так громко, что его голос из трубки разносился по всей комнате.

А отец Джеффа... Странно, но Лиззи все реже и реже называла его «па». С того дня, как он впервые увидел девочку и высказал Лиззи все те горькие и несправедливые упреки, они почти не разговаривали. Когда она сказала Джеффу, что очень расстроена таким отношением отца, он ответил: «Не волнуйся, все образуется. Джон все еще не пришел в себя, очень скучает без матери. Он, к сожалению, однолюб...»

Лиззи то и дело наклонялась, чтобы посмотреть, как девочка смешно моргает своими круглыми голубыми глазками из-под козырька коляски и, причмокивая, что-то бормочет.

Дойдя до того места, где дорога поворачивала к реке, Лиззи подумала с минуту и решила погулять еще. Дорога шла немного под уклон и уходила за границу владения. Никакой ограды по берегу не было, а несколько старых полусгнивших столбиков на склоне с трудом напоминали, что здесь начинаются владения семьи Брэдфордов.

Еще неделю назад Лиззи не осмелилась бы пойти сюда, но сейчас, когда не стало мистера Брэдфорд-Брауна, атмосфера вокруг уже не была такой напряженной, и Лиззи с легким сердцем повернула к реке. Так близко к воде она не подходила с того дня, когда, пытаясь спасти Ричарда, чуть не утонула сама.

Место Лиззи понравилось. По ровной тропинке коляска катилась легко. «Надо почаще сюда приходить», — подумала она. Трава была заметно утоптана, было ясно, что этой дорогой кто-то пользовался, наверное, Джон во время своих обходов. Джефф, тот вряд ли сюда забредал, — спускаться по склону с его ногой было, скорее всего, тяжеловато.

Вспомнив о Джеффе, Лиззи в который раз задала себе вопрос: действительно ли она любит его? Задумавшись, она остановилась, глядя на ярко блестевшую под солнцем поверхность реки. Джефф нравился ей, она жила с ним под одной крышей и считала этот дом общим. Но, может быть, ей суждено иное будущее? Лиззи вздохнула, у нее не было ответа на этот вопрос.

Тронув с места коляску, она посмотрела вперед и немного выше по склону увидела старый амбар.

Лиззи вспомнила, что не была в этом уголке вот уже много лет. Однажды она зашла внутрь амбара, и старинные инструменты и разные приспособления, что висели на стенах, а возможно, висят и сейчас, натолкнули ее тогда на мысль написать школьное сочинение на тему: «История фермерского труда».

Лиззи была ярдах в пятнадцати от амбара, когда услышала приглушенные голоса. Она сделала по инерции еще пару шагов и остановилась, увидев, как из дверного проема появились две фигуры. Мужчина и женщина обхватили друг друга руками, и их объятие было таким же страстным, как и последовавший за ним поцелуй. Лиззи вдруг почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног, а перед глазами поплыли темно-багровые, почти черные круги. Казалось, что-то обожгло ее изнутри.

Первой Лиззи заметила женщина. Она отстранилась от мужчины и что-то сказала ему, кивнув в сторону. Мужчина обернулся и крикнул:

— Лиззи. О Господи! — но не двинулся с места.

А Лиззи рывком повернула коляску и почти бегом бросилась назад по тропинке...

— Не волнуйся, — сказал Джефф и снова обнял Дженис. — Так ты, говоришь, все решила? И заголовки в газетах тебя не пугают?

— Какие заголовки?

— Ну, какие, разные, я полагаю. И не все, боюсь, тебе понравятся... Я хоть и лейтенант, но все же сын Джона Фултона, а он лишь на ступеньку выше работяги-фермера. Одно это захлопнет перед твоим носом те двери, что еще оставались открытыми...

— Джефф, как ты не понимаешь? Судьба дает мне еще один шанс. Как я могу им не воспользоваться? Правда, не знаю, как примет меня твой отец. Да и эта девочка тоже... Сможет ли она пережить мое появление в вашем доме?

— Это ее дело. Если она не... смирится с этим, то я предложу ей, как мы с тобой и решили, переехать в твою квартиру в городе. Ничего, дорогая, теперь все будет хорошо. Ты можешь сказать своей матери, чтобы она катилась подальше со своим Корнуоллом и своей Швейцарией. — Тут Джефф не выдержал и ухмыльнулся. — Только держи ее покрепче, когда будешь говорить, что собираешься замуж за «этого неотесанного Фултона». А как она при этом фыркнет, я услышу даже дома... Одно только знакомство со мной бросает на нее тень, а уж замужество!.. Она сегодня же умчится в этот Корнуолл. Иди, дорогая, и сообщи ей эту приятную новость.

Дженис обхватила руками шею Джеффа и нежно поцеловала его.

— Не думаю, что все будет так легко, но я постараюсь как-нибудь это сгладить.

— Уверен, у тебя получится!

— Еще бы! — Она повернулась, чтобы уйти, но Джефф поймал ее за руку.

— Если встретишь Теда, а он что-то последнее время на глаза не попадается, скажи ему еще раз «спасибо» — от нас обоих, ладно?

Дженис кивнула:

— Конечно, скажу. Послушай, Джефф, а ты уверен, что он будет молчать... о том, что случилось?

— Кто, Тед? Он много чего знает, старина Тед, и умеет держать язык за зубами!

— Когда я тебя снова увижу?

— Сегодня. Вечером я приду к тебе в городе. А пока я собираюсь поговорить с Лиззи, надеюсь, это не займет много времени...

 

6 

— Послушай, Лиззи! — Джефф почти кричал на нее. — Давай смотреть на вещи реально: слово «женитьба» никогда мною не произносилось!

— Да, ты не говорил этого слова, но ты вел себя так, словно человек, собирающийся жениться...

— Ты неправильно все себе представляла. Я только старался помочь тебе, поддержать после смерти Эндрю!

— Ну, уж этого не надо! Я не слепая и много раз замечала, с каким трудом тебе даются эти «братские отношения». Ты думаешь, я дурочка? Это последние месяцы я была дурочкой, — верила в эту чепуху, что ты оставался ночевать в госпитале! Странно, в прошлом году тебе хватало нескольких часов, чтобы съездить туда и обратно!.. Нет, подумать только: жена Ричарда!

— Бывшая жена Ричарда.

— Да, бывшая! Только всем известно, что, еще будучи его женой, она изменяла ему направо и налево! Не смей! Только попробуй поднять на меня руку! Получишь! — Лиззи схватила с подоконника бронзовую статуэтку в добрый фут высотой. — И у тебя хватает совести заявить, что ты собираешься привести ее в дом и еще ждать, что я тоже здесь останусь? В качестве кого? Горничной? Экономки? Или прислуги? Хороший выбор! Или предложишь перебраться в ее убогую городскую квартиру с двумя комнатами и кладовкой?

— Ну, знаешь, ты росла не во дворце!

— Да, не во дворце, но не я в этом виновата. Думаешь, явился, сыграл роль благородного рыцаря и спас меня от падения в греховную жизнь, да? Нет, дорогой, ты ошибся! В тот вечер я защитила бы себя сама и смогла бы это делать и дальше! — Лиззи еще сильнее сжала в кулаке статуэтку. —

И знаешь, что я тебе скажу? Я никогда не стала бы такой, как мисс Дженис Брэдфорд-Браун, и уж подавно не забыла бы о том, что была замужем за Ричардом Боунфордом. Не думай, что я взбесилась от неразделенной любви, мне просто не нравится, что меня использовали. Ты решил заткнуть мною дыру, что эта женщина оставила в твоей душе. Что ж, теперь она тебя получит, а я... да я лучше в работный дом пойду вместе с ребенком, чем останусь здесь или в ее паршивой квартире! Так или иначе, но я уберусь отсюда при первой возможности и буду рада больше не видеть тебя. — Джефф протянул к ней руку, но Лиззи замахнулась на него статуэткой. — Не смей прикасаться ко мне! Не приближайся!.. Я бы, наверное, поняла, если бы ты сказал мне все открыто, признался, что любишь ее так сильно, что хочешь жениться и уехать с ней, но заявить, что ты собираешься привести ее сюда, и поставить меня перед таким выбором... Боже мой, Джефф Фултон!.. Я точно могла бы прибить тебя этим. — Она швырнула статуэтку на диван и бросилась к двери, едва не сбив с ног Мэг.

Когда Мэг поднялась вслед за Лиззи в ее спальню, та уже хлопала дверцами шкафа и выгребала содержимое ящиков.

— Этим должно было кончиться, милочка.

— Не надо, Мэг! Не говори ничего! Не сейчас...

— Ладно... Хочешь, я помогу тебе собрать вещи? Свои я уже упаковала. У меня осталась пара пустых чемоданов. Сейчас принесу.

Вернувшись, Мэг открыла один чемодан и, присев около него, сказала:

— Давай, что там надо укладывать!.. — Лиззи молча повиновалась. Когда оба чемодана были заполнены, оказалось, что вещей еще достаточно много.

— Внизу еще есть коробки, может, принести? — предложила Мэг.

— Мэг!.. — Лиззи с размаху села на край кровати. Закрыв лицо руками, она задрожала, но не от слез, а от злости.

Мэг опустилась рядом.

— Что собираешься делать, девочка моя?

— Я... еще не думала. Не решила...

— А я уже решила, только вот тебе это вряд ли понравится. Я хочу взять тебя к себе, но ты там с ума сойдешь... Нет, не от тесноты. От окружения! Мне-то что, я к такому уже привыкла, мне даже нравится. Вернее, нравилось когда-то, а тебе будет тяжело. Ну да все равно. Я буду рада, если ты согласишься. Нам вдвоем будет легче, вернее, даже втроем!

— Ох, Мэг! Я сейчас думаю, может, было бы лучше, если б я тогда осталась у Минни Кольер? Как-то я встретила ее, после того как... перебралась сюда. И знаешь, что она мне сказала: «Однажды ты пожалеешь!» Вот сейчас ее слова и сбылись... У меня есть сестра, Мидж, мы давно не виделись с ней. В последний раз, когда мы встречались, нам почти не о чем было разговаривать, но она выглядела вполне счастливой, во всяком случае, мне так казалось. Ей тогда исполнился двадцать один год, и я привезла ей подарок. Представляешь себе, крохотный домик, кругом беспорядок, пыль, а она с мужем и его родственниками чувствует себя превосходно, веселится вовсю! Помню, когда я возвращалась, мне было так одиноко... На Рождество, в сорок первом году она прислала мне открытку, и с тех пор больше ни строчки. Впрочем, я тоже не писала... У меня больше никого не осталось Мэг, кроме тебя.

— Не говори глупости, милочка! Есть еще мистер Ричард и его семья!

— Нет, Мэг. Об этом я и думать не могу...

— Ну, хорошо, хорошо... Я сейчас принесу еще коробки, а потом схожу позвоню мисс Тирбл. Из будки позвоню — не хочу, чтобы Джефф слышал, о чем мы говорим. Она должна быть еще в офисе. Хочу узнать, можно ли забрать ключи завтра, не дожидаясь понедельника. А ты, милочка, не вешай нос! Моя покойная матушка говаривала: «Если в одну дверь не пустят, то и другую захлопнут», но только я с ней не согласна!

Мэг зашла в свою комнату, взяла сумочку и, проходя мимо столика в холле, на котором стоял телефон, незаметно написала на клочке бумаги номер из книги, что лежала рядом. Через несколько минут она уже стояла в телефонной будке.

Когда на другом конце линии что-то щелкнуло, Мэг закричала в трубку:

— Это вы, миссис Боунфорд?

— Нет, — ответил женский голос. — Сейчас я ее позову. Кто ее спрашивает?

— Это миссис Прайс. Я... приятельница Лиззи. А не могу я поговорить с мистером Боунфордом? С Ричардом Боунфордом?

— О, боюсь, он вернется только завтра к вечеру... Сейчас я передам трубку миссис Боунфорд.

Прижимая трубку к уху, Мэг лихорадочно соображала: Лиззи говорила, что у горничной сильный шотландский акцент, но у ответившей по телефону женщины акцента не было, да и на горничную ее она не похожа...

— Алло!

— Это миссис Боунфорд?

— Да. Это я!

— Здравствуйте. Это миссис Прайс. Мэг Прайс, приятельница Лиззи.

— О, здравствуйте, миссис Прайс! Помнится, Лиззи много говорила о вас. Как она поживает?

— Не могу сказать, что хорошо, миссис Боунфорд.

— Она не заболела?

— Нет-нет, вполне здорова, но она... попала в такой переплет...

— В переплет? Что вы имеете в виду?

— О, это долго объяснять, миссис Боунфорд... Подождите минутку. Я сейчас брошу монетку в таксофон... — Порывшись в сумочке и накормив автомат парой медяков, Мэг крикнула в трубку: — Вы слушаете?

— Да. Миссис Прайс! Вы сказали, что Лиззи... Что случилось?

— В двух словах, во всем виноват Джефф, сын владельца дома. Неожиданно он решил жениться и поставил Лиззи перед выбором: остаться в доме или переехать в квартиру этой Брэдфорд-Браун в Дурхеме...

— Как вы сказали? Чьюквартиру?

Мэг прикусила губу. Дернуло же ее назвать это имя! Хотя рано или поздно миссис Боунфорд все равно бы узнала. Помедлив секунду, она сказала:

— Я не знаю, как вы к этому отнесетесь, миссис Боунфорд, но это бывшая жена Ричарда, Дженис. Сейчас, после развода, она снова стала мисс Браун.

— Не может быть!..

— К сожалению, это правда, миссис Боунфорд!.. Так что надеюсь, вы понимаете, в каком неприятном положении оказалась Лиззи.

— Боже мой! Надо что-то придумать!

— У меня есть одна мысль, миссис Боунфорд...

— Да? Говорите же, миссис Прайс, говорите!

— Я только что беседовала с Лиззи и предложила ей позвонить вам, но она не захотела... Сказала, что не вправе злоупотреблять вашей дружбой, или что-то в этом роде... Поэтому было бы здорово, если бы вы сами позвонили ей немного погодя и пригласили ее приехать. Я уверена, что она согласится. Понимаете, я... уезжаю, возвращаюсь в свой родной город, у меня там маленькая квартирка... Я с огромным удовольствием забрала бы ее к себе, но, как бы это сказать... это немного не то, к чему Лиззи привыкла.

— Конечно, миссис Прайс. Я так и сделаю! Ричарда сейчас нет дома, но я уверена, что он одобрил бы ваш план! — Голос миссис Боунфорд утратил былую растерянность и зазвучал спокойно и уверенно: — Я постараюсь уговорить Лиззи, а вы, миссис Прайс, пожалуйста, убедите ее в том, что мы очень ждем ее и умираем от желания увидеть ее дочку! Как скоро мне перезвонить? Полагаете, получаса будет достаточно?

— О, да, вполне. Спасибо вам, миссис Боунфорд, огромное вам спасибо!

— Вы приедете вместе с ней, Мэг?

— Я?! О нет, я возвращаюсь к себе, в Шилдс.

— Мы бы очень хотели вас увидеть, Мэг. Лиззи так много говорила о вас, она вас очень любит. Кроме того, дорога к нам неблизкая, и я была бы рада знать, что у Лиззи есть попутчик.

— Очень любезно с вашей стороны, миссис Боунфорд, ноя...

— Значит, договорились, мы ждем вас обеих!

— Подождите, миссис Боунфорд, минутку!..

— Всего доброго, миссис Прайс. Увидимся.

В трубке послушались короткие гудки, и Мэг задумчиво проговорила:

— Я? В Шотландию? К этим господам? Ну нет... Посажу ее в поезд, и все...

Когда зазвонил телефон, Мэг находилась в гостиной. Она не спеша прошла в холл и сняла трубку. Миссис Боунфорд — а это была именно она — вежливо осведомилась, может ли она поговорить с Лиззи.

— Да, миссис Боунфорд, конечно. Сейчас я ее позову!

Мэг поднялась до середины лестницы и громко позвала:

— Лиззи! Тебя к телефону! — Когда Лиззи вышла из спальни и стала потихоньку спускаться, Мэг поторопила ее: — Пошевеливайся, милочка, это миссис Боунфорд! — Однако это сообщение прыти Лиззи не добавило. Взяв трубку, она спокойно сказала: — Здравствуйте, Эдит!

— Здравствуй, Лиззи! — ответила та и без лишних предисловий продолжила: — Слушай меня, девочка. — В ее тоне чувствовалось умение распоряжаться, умение, воспитанное не одним поколением. — Ты должна будешь выехать завтра утренним поездом вместе с миссис Прайс. Ты слышишь меня? Я не намерена дискутировать с тобой на эту тему и просто говорю, что ты должнасделать. Возьми с собой только самое необходимое, остальное можно будет забрать позднее.

— Я... не могу, Эдит! Нет!..

— Послушай меня, Лиззи! Если ты этого не сделаешь, это означает только то, что завтра вечером, когда вернется Ричард, ему придется ехать в Шилдс к миссис Прайс, поскольку она сообщила, что именно туда вы и собираетесь. Поэтому, моя милая, дабы избежать массы лишних хлопот, делай то, что я тебе говорю. Мы ждем вас обеих с нетерпением. Садитесь на тот же поезд, каким ты приехала прошлый раз. Экипаж будет ждать на том же месте. Не будем спорить, дорогая. Какой бы способ ты ни выбрала — приехать самостоятельно или в сопровождении Ричарда — ты отправляешься к нам, это решено.

Лиззи открыла было рот, чтобы ответить, но телефон уже дал отбой. Она с трудом перевела дух. Уронив трубку, Лиззи пулей взлетела к себе по лестнице и, упав на кровать, дала волю слезам.

Мэг медленно поднялась вслед за ней. Но она не стала успокаивать и утешать Лиззи, лишь уселась в ногах кровати, ожидая, пока всхлипывания не прекратятся, и только тогда, положив руку ей на плечо, сказала:

— Ну что, закончила? Тогда давай займемся делом. Разбери все это барахло, возьми только самое нужное, а остальное пришлют потом.

Лиззи подошла к умывальнику, взяла полотенце и вытерла мокрое от слез лицо. Потом повернулась к Мэг.

— Если я еду, то ты едешь вместе со мной!

— О нет, милочка! Я... просто не подхожу для тамошнего общества. Я и здесь-то, знаешь ли, не очень... а тут совсем не господа живут..

— Мэг, но я не смогу без тебя! Ну, хотя бы первое время! Поверь, они замечательные люди, а с тобой... мы так долго жили вместе, что я уже не смогу без тебя. Ты была мне как мать, как первая учительница. Ты все обо мне знала и всегда давала мудрые советы. Если ты со мной не поедешь, я возвращусь с тобой в Шилдс, вот тогда увидишь!.. Мэг, ты нужна мне! Помоги мне прийти в себя, собраться с духом!

— Ну, милочка, — вздохнула Мег, — если ты все так закрутила, видно, придется мне ехать. Но имей в виду, что я не каждому могу прийтись ко двору.

— Ко двору ты придешься!

— Хотела бы я быть такой же уверенной! Ох, сомневаюсь я, Лиззи. Стара я уж меняться и выучиваться новым манерам, у меня и старых-то не густо... Ладно, решили, значит, решили! Тебе, девочка моя, еще надо повидаться с Джоном, послушать, что он скажет, ну а с утра — в дорогу...

То, что Джон собирался сказать, полностью соответствовало его отношению к Лиззи за последние месяцы. Он сидел в своем кресле, смотрел в камин и даже не повернулся, когда вошла Лиззи.

— Я думаю, па, ты уже все знаешь, — сказала она.

Джон набил свою трубку и сухо проговорил:

— Я слышал, что ты собираешься уйти от нас.

— Не совсем так, па. Мне предложили выбрать: или жить в этом доме, когда здесь появится другая женщина, или занять ее квартиру в Дурхеме. Чего бы ты ждал от меня?

Наконец Джон повернулся.

— Учитывая все, что было сделано для тебя за эти годы, я ожидал бы именно этого, Лиззи. А если мой сын хочет на ком-то жениться, что ж, это его дело. Вот как я на это смотрю.

— Даже если эта «кто-то» Дженис Боунфорд?

— Это его дело. Его и ее. Все же это пока что мой дом, и ты вольна оставаться в нем вместе со своим ребенком, но у тебя нет права судить тех, кто сюда приходит.

Голос Лиззи зазвенел от обиды.

— А что бы ты сказал, если бы перед Рождеством твой сын объявил о своем желании жениться на мне?

— Я бы сказал, что это не очень хорошо. Вы слишком разные люди, и ваши характеры не подходят друг другу.

Лиззи тяжело вздохнула и, помедлив, кивнула:

— Не подходят, тут вы совершенно правы, мистер Фултон. — Услышав такое обращение, Джон с удивлением посмотрел на Лиззи. Но Лиззи заставила его удивиться еще больше, сказав: — У меня есть ребенок, но я не шлюха, поэтому ваш сын, безусловно, выбрал себе более подходящую пару. Надеюсь, что вам составит удовольствие знакомство с вашей будущей невесткой.

— Лиззи, как ты смеешь!..

— Да, смею! Я говорю правду, и вы прекрасно это знаете. Я покидаю вас. Завтра утром я уйду из этого дома навсегда. Я должна поблагодарить вас за все годы заботы обо мне, но думаю, что я отработала все, что получила. Кем я была все эти годы? Служанкой. Горничной. Компаньонкой. В этом качестве вы и взяли меня в этот дом, не так ли? Даже когда я училась на курсах машинисток, я должна была делать всю работу по дому вечерами. А когда я начала зарабатывать, то отдавала все до копейки, получая взамен лишь мелочь на карманные расходы. Я не возражала, поскольку понимала, что должна отблагодарить Берту за уроки музыки, и я действительно благодарна ей за это. Еще в самом начале Берта как-то сказала, что будет делать для меня сбережения и, выходя замуж, я получу кое-что в качестве приданого. А когда она умерла, мне отдали только ее наручные часики и больше ничего — видно, в наказание за то, что я согрешила. Одно я поняла точно — у хороших людей может быть злое сердце.

— Как ты смеешь так говорить о моей жене? Неблагодарная тварь! Ты семь лет жила в этом доме, к тебе относились как к дочери! Она любила тебя!..

Лиззи покачала головой и, горько усмехнувшись, сказала:

— Нет, не любила. Иначе она простила бы мне мою ошибку. Вашей жене всегда была нужна ученица. Кто-то, кого она могла поучать и наставлять, но любить — нет. Она любила только одного человека, и это были даже не вы, Джон Фултон, это был ее сын. И я очень надеюсь, что, где бы она сейчас ни была, она порадуется той, кто займет ее место в этом доме!

Джон был слишком зол, чтобы ответить. Лиззи видела, что он готов наброситься на нее с кулаками. Повернувшись, она вышла, прикрыв за собой дверь. Вернувшись к себе, Лиззи быстро закончила паковать вещи, которых оказалось не так уж и много.

 

7

— Нет, ты только посмотри! Я думала, что все хорошие люди живут в Шилдсе, а оказывается, здесь тоже приличный народ попадается! — такими словами Мэг прокомментировала действия кондуктора, который помог закинуть чемоданы на полку. А уж когда какой-то мужчина и сидевший рядом с ним мальчик уступили им с Лиззи свои места, восторгу Мэг не было предела. — Я уже полюбила Шотландию! — громко, так что было слышно на весь салон, крикнула она.

Люди вокруг рассмеялись.

— А вы сами-то откуда будете? — спросил кто-то.

И Мэг с удовольствием ответила:

— Графство Дурхем, слыхали про такое?

— Эка вас занесло! А куда путь держите?

— Нам еще дальше, в горы, если я не путаю, Бексайд-Холл.

— Бексайд?! — Люди в автобусе переглянулись, а один мужчина сказал: — Знаю я это место, далековато будет! И автобус туда не идет...

— Да, я знаю, но нас будут встречать.

Постепенно пассажиров в автобусе оставалось все меньше и меньше. Наконец Лиззи и Мэг дождались своей остановки. Кондуктор помог им вытащить багаж, помахал рукой, и автобус покатил дальше.

Оглядевшись, Лиззи увидела знакомую двуколку, ждавшую их у развилки. Рядом с экипажем стояла молодая женщина. Она помахала им рукой и, приблизившись, сказала:

— Привет! Как раз вовремя! И я только подъехала, — и, посмотрев на Лиззи, добавила: — Меня зовут Джин Мак-Кензи. У Мэтти разыгрался ревматизм, так что я буду за кучера. А Ричард... Эдит, наверное, говорила, что он вернется только к вечеру.

Женщина протянула руку. Лиззи пожала ее и, чуть смутившись, представилась:

— Я — Лиззи, а это, — она кивнула на сверток, который прижимала к себе другой рукой, — это Джейн.

Женщина посмотрела на девочку.

— Какая славная малышка! — сказала она, а затем повернулась к Мэг. — А вы, думаю, Мэг, верно?

— Точно, я — Мэг! — с достоинством ответила та.

— Давайте мне багаж! — Джин Мак-Кензи нагнулась и без видимых усилий подхватила оба чемодана. — Как путешествие? Надеюсь, вам не пришлось стоять? Я, когда добиралась до Портсмута, всю дорогу стояла, ужас!

Пока они садились в повозку, Лиззи уже сделала вывод, что Джин — женщина толковая и практичная. Хотя вблизи она оказалась не столь уж молодой, — лет тридцати, а то и побольше. Высокая, стройная, даже худощавая, с густой гривой светлых волос и темными выразительными глазами на симпатичном лице, Джин оживленно болтала обо всем понемногу, а когда Лиззи ухитрилась вставить: «А Ричард...» — она энергично закивала:

— О, Ричард будет очень рад всех вас видеть. Он мне много рассказывал о вас, Лиззи. Видите ли, мы с ним вместе выросли... — она вдруг рассмеялась. — Выросли — это громко сказано. Росли, пока ему не исполнилось девять, а мне — семь. Потом нас отправили по разным пансионам, так что встречались и хулиганили мы только на каникулах.

Мэг, сидевшая рядом с Джин впереди, обернулась и посмотрела на Лиззи. Лиззи отвела взгляд, как будто не заметив многозначительного выражения в глазах Мэг, и спросила:

— А как Ричард сейчас, как у него... здоровье?

— Прекрасно! Недавно он снова посетил госпиталь, и врачи отлично с ним поработали. Мы так рады за него! А на прошлой неделе мы с ним ездили в город за покупками и он, понимаете, не чувствовал... никакой неловкости, не то что раньше. Чудесно, что он так заметно меняется к лучшему!..

Мэг снова поймала взгляд Лиззи, и обе поняли, что думают об одном и том же: а не прыгнула Лиззи, как говорят в Шилдсе, со сковороды да в камин?

Всю ночь накануне отъезда Лиззи почти не спала. Час проходил за часом, и постепенно ее наполнило странное чувство спокойствия. Случилось то, что должно было случиться. Наконец она поняла разницу между воображением и реальными чувствами, и все встало на свои места. Лиззи вспомнила подслушанные как-то слова Ричарда о том, что он никогда не сделает ей предложение, но это вовсе не означает, что он не любит ее. Может быть, со временем Лиззи смогла бы взять инициативу в свои руки и переломить ситуацию...

Но сегодня, увидев эту женщину, так много рассказывавшую о своей дружбе с Ричардом, Лиззи растерялась... Да, такая не будет ждать, пока Ричард сделает ей предложение, а сама, в своей весело-откровенной манере и поставит вопрос, и добьется положительного ответа. Да, хорошенькое дельце получается! Эта несчастная повозка, кажется, везет Лиззи точно в такую же ситуацию, из которой она убежала всего несколько часов назад...

«Хорошенькое дельце!» — вспомнила Лиззи. Почти то же самое сказал Тед Хонисетт, когда утром, за полчаса до отправления автобуса, они с Мэг притащили на остановку чемоданы и сумки. Мэг осталась охранять багаж, а Лиззи вернулась обратно за дочкой и оставшимися пожитками. Джефф так и не вышел проводить их, а Джон, очевидно, уже отправился на работу. Лиззи даже не задержалась, чтобы в последний раз окинуть взглядом бывшие родными стены, она хотела уйти отсюда как можно скорее. В воротах она столкнулась с Тедом Хонисеттом, катившим свою тележку. Не сказав ни «здравствуй», ни «привет», он спросил самым обычным тоном:

— На автобус спешишь?

— Да, — ответила Лиззи, — на автобус, мистер Хонисетт.

— Давай, клади свои сумки на тележку, я все равно мимо еду.

Лиззи положила сумки и пошла рядом с Тедом. Издали заметив сидящую рядом с чемоданами Мэг, Тед спросил:

— Погулять едете?

— Нет, мистер Хонисетт, мы уезжаем... насовсем.

Тед не выказал удивления, только переспросил:

— Уезжаете? — А потом добавил: — Из-за нее? — Лиззи уставилась на Теда в недоумении. — Да, Лиззи, да! Я тут много чего узнал, гуляя по округе... — Это напомнило Лиззи слова Джона о том, что Тед, дескать, знает много такого, что до добра не доведет. До Лиззи вдруг дошло, что Тед, наверное, все это время был в курсе отношений Джеффа и Дженис.

А Тед тем временем продолжал:

— Он всегда был изрядным шутником, этот Джефф, даже в молодости. Что ни скажешь, все мог обернуть в шутку, но иногда эти шутки слишком далеко заходили. Не могу сказать, что он мне не нравится, но над этой шуткой ему, наверное, придется посмеяться... Что скажешь, милочка?

Лиззи подумала, что Тед далеко не такой простак, каким казался.

— Да, мистер Хонисетт, я тоже надеюсь, что эта шутка заставит его посмеяться... — ответила она с грустной улыбкой.

Дойдя до остановки, Тед сгрузил вещи на землю, поставил их рядом с Мэг, а потом спросил ее:

— Значит, уезжаете?

—Да, мистер Хонисетт, — кивнула Мэг, — уезжаем.

— И куда вы направляетесь?

— В Германию, посетить мистера Гитлера.

Тед ухмыльнулся.

— Задай вопрос в лоб и получишь ответ в глаз! — А потом, уже без улыбки, добавил: — Если увидите его, попросите, чтоб он велел получше обращаться с нашим Билли, ладно? Он уж два года как в плену мается...

Мэг всплеснула руками и запричитала:

— О, простите, ради Бога, мистер Хонисетт, я не знала!..

— Да что вы, Мэг! Откуда вам знать... Вы еще не знаете, что мой второй парень служит на тральщике, а Кэти и Кэрол — в женском вспомогательном корпусе, а Фред — механик в военно-воздушных силах, а Нэнси, младшая, мотается где-то с концертной бригадой, старается развеселить наших ребят. Она покойника может рассмешить, эта Нэнси... Ну, милочка, — сказал он, обращаясь к Лиззи, — куда бы ты ни направлялась, пусть тебе повезет!

— Спасибо вам, мистер Хонисетт, — ответила растроганная Лиззи, — спасибо вам за вашу доброту и... за все!

— Ну, что же я такого особенного сделал для тебя? Так, иногда помогал по мелочи... Счастливо тебе, Лиззи! И вам тоже, миссис Мэг!

— Спасибо, мистер Хонисетт! И... простите меня за мой язык, я сегодня, знаете ли, нервничаю немного...

— Да что вы, Мэг, я понимаю... А можно спросить, вы не в сторону Шилдса направляетесь?

— Нет, немного в другую сторону, и... немного подальше.

— А, ясно... — Тед простодушно посмотрел на Лиззи. — В таком случае передайте от меня привет мистеру Ричарду! Славный он все-таки парень, верно? И совсем не шутник, как некоторые... Счастливо вам! — С этими словами он взялся за ручки своей тележки и зашагал прочь, оставив Лиззи и Мэг в некотором замешательстве.

— Откуда он может знать, — пробормотала Мэг, глядя вслед Теду, — куда мы едем?

Лиззи переложила девочку с одной руки на другую, поправила ей чепчик и сказала:

— Тед умнее, чем люди думают о нем. А если честно, то он умнее многих в этих местах.

— Странно, мне он почему-то не нравился, я всегда его считала хитрецом и пронырой. Оказывается, я его недооценивала... Как он меня поддел, рассказав про своих ребят! Очевидно, он просто воспитан в духе, что хитрость — вторая натура... А почему он сказал про Ричарда, что тот не шутник?

«Вот именно, — подумала Лиззи, — почему? А если окажется, что Ричард тоже... шутник!..» Ей захотелось плакать.

Из воспоминаний ее вырвал голос Джин, говоривший о том, что они надумали устроить небольшую вечеринку на уикенд и пригласить нескольких друзей.

— Я рада, что вы приехали. Уверена, что вам очень понравится!

Присмотревшись и прислушавшись внимательнее, Лиззи поняла, что эта уверенная в себе женщина скрывает за оживленной болтовней сильное волнение и напряженность. Может быть, она почувствовала в лице Лиззи соперницу? «Напрасно, — подумала она — какая я соперница! Поживу здесь несколько дней, а потом уеду вместе с Мэг и будет спокойно жить в Шилдсе».

Лиззи вспомнила, что коляска и три коробки с вещами остались во флигеле. Накануне вечером она позвонила в контору Брэмли и договорилась, что все это перевезут через неделю-другую, когда будет оказия. Ничего, можно будет сделать переадресовку заказа в Шилдс...

— Тетя Эдит и дядя Джеймс очень обрадовались, когда узнали, что вы едете! Они так хотели увидеть вашу малышку.

Так, значит они «тетя Эдит» и «дядя Джеймс». Разумеется, если она знает их с детства, то может их так называть...

Лиззи снова посмотрела на Джин. Гордо поднятая голова, расправленные плечи, прямая спина... Ее легко можно было представить скачущей верхом на фоне красивейших шотландских пейзажей. Да, она явно придется ко дворув Бексайд-Холле, она как будто рождена для этого. «Бог мой, — подумала Лиззи, — не стоило мне сюда приезжать!» Она снова вспомнила слова Теда. Кажется, над ней снова подшутили, и снова очень больно...

Лиззи любила Эндрю, и эта любовь все еще была жива, хотя горечь утраты постепенно проходила. Но она не могла представить, что дружба и теплое чувство благодарности к Ричарду могут вдруг, за одну ночь, превратиться в любовь. Хотя как за одну ночь? Разве не сравнивала она Ричарда с Джеффом? Разве не ждала с замиранием сердца его звонков? Почему, когда они виделись, ее никоим образом не отталкивала его внешность и она могла смотреть на него совершенно спокойно? Лиззи знала, что такое любовь и, глядя на женщину, управлявшую их экипажем, понимала, что она любит, любит так сильно, что будет сражаться за свою любовь. «Ну, меня-то ей нечего бояться», — с грустью подумала Лиззи...

Когда подъехали к дому, Лиззи увидела на крыльце Эдит и Джеймса. Как будто и не уходили с того дня, как провожали Лиззи полгода назад. Первым делом Эдит взяла из рук Лиззи девочку и, приоткрыв ее личико, заохала и заахала, как это сделала бы любая бабушка, впервые увидевшая свою внучку:

— Как мило снова видеть тебя, дорогая, — сказала она, хотя на Лиззи вовсе не смотрела. Наконец Эдит подняла голову и, заметив Мэг, воскликнула: — А это, конечно же, Мэг. Могу я вас так называть? Здравствуйте, моя милая!

— Рада вас видеть, мадам!

Давно уже Мэг никого не называла «мадам», но настоящую «леди» она распознала в один момент, поэтому подобное обращение прозвучало из ее уст вполне естественно. Так же естественно Мэг ответила и Джеймсу, когда тот, схватив ее руку, начал трясти ее изо всех сил, приговаривая:

— Надеюсь, вы хорошо доехали?

— О да, прекрасно, сэр.

Когда церемония приветствий закончилась и все направились в дом, сзади послышался голос Джин Мак-Кензи:

— Я сейчас вернусь, только распрягу и накормлю лошадей!

В холле их встретила Филлис. Она обняла Лиззи и ласково сказала ей:

— Я так рада снова видеть вас, моя дорогая, так рада!..

— И я тоже, Филлис.

— Мэри уже напекла для вас те самыелепешки, и много...

— О, это очень мило! Передайте ей от меня спасибо, а впрочем, я и сама ее скоро увижу.

Джеймс буквально усадил Лиззи в кресло и обернулся к Филлис.

— Ну, что вытаращилась, младенцев, что ли, не видела? Закрой рот, а то напугаешь девочку! Подай лучше чаю, да пошевеливайся!

Мэг, снимавшая в это время шляпу, так и застыла с поднятыми руками, а когда Филлис, проходя мимо нее, пробормотала: «Опять разорался, старый ворчун!» — не смогла сдержать нервный смешок. Все обернулись и через мгновение дружно расхохотались. Эдит похлопала Мэг по руке и сквозь смех объяснила:

— Не обращайте внимания, Мэг! Эти двое постоянно воюют, так что вы скоро привыкнете, и перемирия, похоже, не ожидается!

Сняв пальто и шляпу, Мэг шагнула в гостиную, но застыла в дверях с открытым от изумления ртом. Следующий шаг она сделала только тогда, когда Лиззи слегка подтолкнула ее в спину. В жизни Мэг не видела подобной роскоши! Все, что она позволила себе во время разговора за чаепитием, это вращать глазами, не поворачивая при этом головы, — она хорошо знала, что озираться по сторонам в гостях — дурная манера. Ничего похожего Мэг не видела даже на картинках. А эти двое симпатичных стариков были такими простыми, ну прямо как соседи, что живут за соседней дверью. Такое ощущение, что она знает их уже тысячу лет.

Вошла Джин Мак-Кензи.

— Пойду приведу себя в порядок, — сказала она, показывая на заляпанный чем-то костюм. — Педро опрокинул ведро с кормом. Что-то он нервничает, наверное, соскучился по Мэгги... Никто не звонил?

— Нет, дорогая, пока никто...

Джеймс с Эдит обменялись быстрыми взглядами, и Лиззи почувствовала их обеспокоенность. Ей захотелось сказать им: «Не волнуйтесь, все в порядке, я все понимаю!» Джин, очевидно, ожидала звонка от Ричарда и собиралась его встречать.

— Мы, к сожалению, не успели приготовить комнаты должным образом, — заговорила Эдит, — поэтому сегодня, Мэг, мы разместим вас рядом с Лиззи. А потом, возможно, вам будет удобнее расположиться поближе к Филлис и Мэри, там есть симпатичный маленький флигелек, его только нужно будет проветрить. Ну, к этому мы вернемся позже, а пока, — она кивнула на открывшуюся дверь, — давайте выпьем чаю! Джеймс, ты не поможешь Филлис?

— С чего вдруг? — грубо осведомился Джеймс, но все же поднялся.

Глядя на Мэг, Лиззи думала о том, что та сможет быстро освоиться в этой обстановке. С интересом наблюдая за тем, как хозяин и горничная делают вид, что ругаются друг с другом, Мэг при других обстоятельствах, возможно, и сама вставила бы подходящее словечко, но она еще слишком робела перед всей этой роскошью. К тому же слишком велико было уважение, граничившее с благоговейным страхом перед хозяевами дома, которых Мэг могла назвать только одним словом: господа. А ведь несколько часов назад Лиззи сама пыталась представить, как будет жить с этими людьми, учитьсяу них тем многим вещам, о которых имела весьма поверхностное представление... Ей вдруг снова захотелось плакать. Это желание не оставляло ее до конца чаепития. Позже, когда она уже находилась в своей комнате, к ней зашла Эдит. С трудом сдерживая слезы, Лиззи рассказала ей о том, какая обстановка сложилась в доме Фултонов.

Выслушав Лиззи, Эдит с недоумением сказала:

— Мы были уверены, что мистер Фултон сделал тебе предложение. По крайней мере, Ричард так нам рассказал.

— Нет, Эдит, нет! Он не делал мне предложения, но вел себя так, как будто собирается это сделать. Теперь вы понимаете, что я не могла там больше оставаться?

— Разумеется, дорогая! Как можно? Совершенно невероятная ситуация. И эта женщина!.. Ты знаешь, она всегда была вспыльчивой, эгоистичной и безответственной особой.

Лиззи слабо улыбнулась:

— Когда-то Джефф говорил о ней точно так же, правда, теперь его мнение круто переменилось, и он считает, что я могла бы с ней... ужиться.

— О Боже! Никогда!

— Я так и сказала. В крайнем случае, у Мэг есть квартира в Шилдсе, и она...

— Об этом, дорогая, мы поговорим позже, когда вернется Ричард. А сейчас тебе нужно отдохнуть. Обед будет через час. Я пока скажу Мэри, чтобы она приготовила все необходимое для малышки. Бутылочки и смеси у тебя с собой?

— О, спасибо, Эдит, все есть, не беспокойтесь.

— Мэри будет страшно довольна, что в доме появилась малютка. Она всегда говорила, что готовить еду для детей — сплошное удовольствие. Все, милая, отдыхай! Увидимся за обедом.

Когда дверь за Эдит закрылась, Лиззи тяжело вздохнула. Даже если эта женщина, будучи, замужем за Ричардом, окажется ангелом во плоти, Лиззи все равно не сможет остаться в этом доме.

Узнав о том, что ее приглашают на обед вместе с хозяином и хозяйкой, Мэг украдкой отозвала Лиззи в сторону.

— Милочка, мне будет гораздо удобнее где-нибудь на кухне, с Филлис и Мэри. Устрой это как-нибудь поаккуратнее, чтобы хозяева не обижались, ладно?

Лиззи пообещала.

За обедом она сидела напротив Джин и мечтала о том, чтобы та хоть на минуту прекратила свою нескончаемую болтовню. Она перескакивала с одной темы на другую, вспоминала третью, и ее напряжение становилось все заметнее. Она умолкла только тогда, когда в холле раздался телефонный звонок. Обежав всех взволнованным взглядом, Джин сказала:

— Вы позволите?

— Да, дорогая. Разумеется! Иди!

Лиззи видела, как Джин буквально вылетела из комнаты, и, когда за ней закрылась дверь, заметила, что Эдит тяжело вздохнула. «Вероятно, — подумала Лиззи, — и Эдит она тоже утомила. Каково же ей будет, если Джин станет жить здесь постоянно? Хотя... Эдит любит своего сына и, наверное, со многим смирится, лишь бы он был счастлив».

На несколько минут воцарилось молчание. Наконец дверь распахнулась и на пороге появилась Джин. Ее лицо буквально светилось от счастья. У Лиззи болезненно сжалось сердце. Не говоря ни слова, Джин подошла к своему стулу, крепко схватила руками спинку и стояла так, наверное, целую минуту. Потом она подняла голову, и все увидели, что в ее глазах блестят слезы. Джеймс поднялся со своего места, подошел к ней и обнял за плечи.

— Я говорил тебе! Никто не может потопить Джорджа!

Джин прижалась лицом к его плечу, а потом посмотрела на Эдит, не в силах справиться с волнением.

— Я... говорила с ним. У них все хорошо, все живы. Их обстреляли, но обошлось без потерь. Он сказал... что приедет сюда на выходные. Тетя Эдит, они все живы!

Джин бросилась к ней и порывисто поцеловала в щеку. Эдит взяла ее лицо в ладони и сказала:

— Слава Богу, дорогая! Наконец-то! Я всегда говорила: отсутствие новостей — уже хорошая новость, и я, кажется, опять оказалась права!

Джин повернулась к Лиззи:

— Ты, верно, думала, что я полная идиотка. В самом деле, я болтала как сумасшедшая и не могла остановиться с той минуты, как вы приехали. Но это все нервное, понимаешь? Джордж, мой муж, был на задании в море несколько месяцев. О нем ничего не было слышно все это время, а тут... Два дня назад сообщили, что они должны вернуться... Один его приятель позвонил, и с тех пор я все говорила и говорила...

— Сядь, Джин, успокойся! — Джеймс пододвинул ей стул. — Представляете, какой переполох из-за простого капитана? Я понимаю, будь он адмиралом, или помощником Черчилля, или в крайнем случае заместителем этого американца Эйзенхауэра, а так... Капитан Джордж Мак-Кензи, ничего особенного.

Эта шутка, по мнению Джеймса, должна была хоть немного рассмешить присутствующих, однако всеобщее внимание было приковано к Лиззи. Опустив голову и закрыв лицо руками, Лиззи плакала, но не тихо, как ей еще недавно хотелось, а громко, навзрыд.

Эдит помогла ей подняться из-за стола и усадила в кресло.

— Джеймс, принеси бренди! — требовательно сказала она мужу.

Джин подошла к Лиззи и, положив руки ей на плечи, спросила:

— Лиззи, милая, это я виновата со своей дурацкой болтовней, прости!..

— Ничего, Джин, — ответила вместо Лиззи Эдит, — это просто такая реакция. Ей здорово досталось за последние дни, и еще маленький ребенок... Она тоже пережила... горькие мгновения... Ей надо отдохнуть. Я провожу ее.

— Нет-нет, не нужно! — Лиззи постаралась взять себя в руки. — Все в порядке. Простите. — Она посмотрела на Джин. — Я искренне рада, что ваш муж жив, — и улыбнулась сквозь слезы.

И вряд ли кто-нибудь понял, в чем была истинная причина этих слез.

— Я сейчас... — пробормотала Лиззи. — Извините.

— Нечего извиняться, девочка. Все хорошо, на вот, выпей! — У Лиззи перед носом появился стакан. Отпив глоток чистейшего бренди, она зажмурилась, едва не подавившись этим жидким пламенем.

— Да! — глубокомысленно заметил Джеймс, — что меня всегда удручает, так это то, что женщины не умеют по достоинству оценить этот божественный напиток. Он, видимо, слишком хорош для них.

— Джеймс, замолчи!

— Хорошо, дорогая, я умолкаю.

Он отошел в сторону, а Лиззи, откинувшись на спинку кресла, с трудом сдерживала смех. Ей так же сильно захотелось смеяться, как пятью минутами раньше — плакать. Останавливало лишь то, что ее могут принять за истеричку, а этого ей хотелось меньше всего. Так много навалилось на нее за короткое время! А Ричард... В душе Лиззи снова затеплилась надежда. Оставалось только дождаться его возвращения, дождаться вечера.

Лиззи и Эдит сидели в маленькой гостиной, когда в начале двенадцатого послышался шум подъехавшего грузовика.

— Подожди здесь, — сказала Эдит. — Пусть будет для Ричарда сюрпризом, — и вышла на крыльцо встретить сына.

Эдит потянула Ричарда за рукав и прижала палец к губам.

— Что такое? — с недоуменным видом прошептал он. — Что случилось?

— Снимай пальто и постарайся не шуметь, — строго сказала Эдит.

— Дай мне хотя бы войти. Что случилось, ма?

— О дорогой, много чего случилось. Тебя не было всего тридцать шесть часов, а за это время мир успел перевернуться...

— Джин?! Она узнала, что Джордж?..

— Да, она узнала... Узнала, что он жив-здоров, находится в Портсмуте и приедет сюда на выходные!

— Слава Богу! Наконец она перестанет дергаться от каждого звонка. Ну, а что ...еще?

— Приехала Лиззи.

— Лиззи? — Глаза Ричарда округлились, потом он прищурился и повторил: — Лиззи! С ней что-нибудь случилось?

Эдит подвинула к себе стул и тяжело опустилась на него.

— Все эти волнения, переживания... Я уже испугалась, что до утра не доживу. Я скажу только в двух словах, подробности она сама тебе поведает... В общем, похоже на то, что ее выгнали из дома.

— Что?!

— Подожди, это не все. Твоя бывшая жена снова собралась замуж.

— Ну, это меня не удивляет.

— Тебя удивит другое. Она собралась замуж за человека, который, по твоим словам, хотел взять в жены Лиззи, за Фултона.

— Джеффри Фултон? Не может быть! Но он же сам мне говорил!..

— Теперь это не имеет никакого значения. Этот человек самым бессовестным образом использовал Лиззи. Очевидно, его... знакомство с Дженис длилось еще с тех пор, когда они учились в школе. Ты мог и не знать об этом. Ее отец, по-видимому, о чем-то догадывался, поэтому Джеффу было велено убираться из поместья. Вот почему он пошел в армию... Короче говоря, он вернулся к тому, отчего ушел. Я могу только догадываться, что происходило в том доме все эти месяцы... Но как бы там ни было, она не выглядит убитой горем, — я имею в виду Лиззи! — хотя она и считала этот дом своим. У нее есть ребенок, которого нужно кормить и воспитывать, и сам понимаешь, что другого выхода у нее не было. И потом, — Эдит ткнула пальцем в грудь сына, — учти, никто больше не предлагал ей руку и сердце.

— О ма, ты опять начинаешь!

— Да, Ричард, опять. И я не отступлюсь...

— Нет, я не буду просить ее выйти за меня замуж, но я буду для нее другом и сделаю все, что в моих силах... Неужели ты не можешь понять? Посмотри на нее! Она молодая, красивая, полная жизни!.. Она заслуживает лучшего...

— Да, я с тобой полностью согласна. Она заслуживает, чтобы у нее был хороший муж и хороший дом. Не будь глупцом, Ричард!

Он отвернулся.

— Не надо, ма! Ты должна раз навсегда понять, что я не могу просить у Лиззи руку и сердце.

— Хорошо! Тогда попроси ее жить с тобой в грехе, но только не дай уйти из твоей жизни!.. Все, я иду спать. Сначала Джин с ее нервами, теперь еще ты... Слишком много для одной старой женщины.

— Прости, ма! — Ричард повернулся и порывисто обнял мать.

Эдит с нежностью погладила его по лицу.

— Ричард, дорогой мой. Ну будь ты благоразумным, прошу тебя! — Потом, кивнув в сторону двери, сказала: — Она там, в гостиной. Пожелай ей от меня спокойной ночи!

Лиззи сидела у ярко пылающего камина.

— Привет, Лиззи! Вот уж действительно приятная неожиданность! — Ричард подошел и протянул руки. — Как я рад тебя видеть!

Лиззи вскочила и, чувствуя, как сильно забилось сердце, шагнула ему навстречу.

— Здравствуй, Ричард! Я слышала, что ты ездил покупать скот?

— Да, купил несколько голов, только я опоздал, и самых лучших уже расхватали... Лучше расскажи о себе, как ты, Лиззи?

— Хорошо... Теперь уже хорошо. Эдит рассказала тебе?

Ричард усадил Лиззи на диван, а сам устроился рядом.

— В двух словах. Я толком ничего не понял. Джефф уверял, что собирается жениться на тебе... Не могу поверить, что он оказался таким идиотом и снова связался с Дженис. И это после того, что она сделала. — Ричард покачал головой. — Невероятно. Для тебя, наверное, это было ударом?

— Да, Ричард, мне было больно, но злость была еще сильнее. Я... готова была ударить его!

— Надо было, — усмехнулся Ричард. — И чем-нибудь потяжелее.

Лиззи улыбнулась:

— О, она была очень тяжелая, — и, видя удивление на лице Ричарда, пояснила: — Бронзовая статуэтка.

Ричард громко рассмеялся:

— Не представляю тебя с этой штукой!

Лиззи вновь стала серьезной.

— Ричард, ты не представляешь, как мне было тяжело. Ведь этот дом, в котором родилась моя дочь, я считала своим. И был еще один человек, которого... которого я любила.

— Еще один?

— Да, — Лиззи опустила голову, — но он... не сделал мне предложения...

— Ну, значит, он был полным дураком!

— Нет, я бы так не сказала.

— А он знает о том, в какое положение ты попала?

— Теперь знает.

— И ничего не сделал, чтобы...

— Нет, Ричард, не в этом дело, — перебила его Лиззи, покачав головой. — Видишь ли, однажды я случайно услышала его разговор с матерью. Она пыталась убедить его, чтобы он... сделал мне предложение, но он отказался. — Лиззи подняла глаза. — Сказал, что никогда не осмелится попросить меня об этом. — Лиззи увидела, как Ричард зажмурился, как страдальчески сжались его губы. — Поэтому мне не остается ничего другого, как самой попросить его об этом... Ричард, ты возьмешь меня в жены?

Ричард молчал, опустив голову.

— Ричард! — в голосе Лиззи прозвучала мольба. — Я поняла, как сильно люблю тебя, когда нас встретила Джин. Она все время говорила о тебе, и я решила, что вы собираетесь пожениться... То, что я почувствовала, было таким... огромным, таким обжигающим. Я любила Эндрю, но кем я была? Девчонкой! И эта девчонка будет всегда помнить его, потому что у нее есть его дочь. Но тебя, Ричард, любит взрослая женщина!..

— Лиззи! — Ричард уткнулся лицом в ее шею, и она почувствовала, как он дрожит. Неожиданно Ричард отстранился и, глядя ей прямо в глаза, с исступлением произнес: — Лиззи, посмотри на меня внимательно! Я всегда буду таким, каким ты видишь меня сейчас, и вряд ли изменюсь. Да, врачи поправили мне глаз и губу, обещают сделать приличное ухо, но шрамы, шрамы останутся! Я никогда не смогу взглянуть на тебя широко открытыми глазами. Смотри, Лиззи! Смотри и думай!

— Ричард, не говори глупостей! Я знаю все твои шрамы до единого. Но я так же знаю, что за ними скрыто. Странно, но я не могу представить тебя другим. Я люблю тебя именно таким, Ричард!

— Лиззи! — Ричард зарылся лицом в ее волосы. — Лиззи, милая...

Она обхватила руками его голову и, глядя прямо в глаза, приникла к его губам. Словно почувствовав электрический разряд, Ричард с таким неистовством прижал Лиззи к себе, что она едва не задохнулась.

Когда он наконец оторвался от нее, его руки бессильно упали.

— Прости, Лиззи, — едва слышно проговорил он, — кажется, я потерял голову... Так долго мечтал... так много думал о тебе, что... Прости, я больше не стану вести себя как дикарь.

Но Лиззи и не думала сердиться. Наоборот, ее глаза засветились от счастья.

Ричард нежно обнял ее.

— Не верю, просто не верю! Я боюсь проснуться и узнать, что всего лишь сон! У меня уже бывали такие сны: сначала я видел красивую женщину, а потом начинался кошмар. Я катался по кровати и орал, пока мать или отец не будили меня... Ты готова к таким ночам? Они могут снова вернуться, — я говорю про кошмары, а не про красивых женщин, — Ричард наконец смог улыбнуться.

— Ничего, я справлюсь и с теми, и с другими. Если это будет женщина, ты получишь оплеуху, а для кошмаров я поставлю ведро с холодной водой, чтоб ты не кричал и не будил ребенка.

— О! Ребенок! Прости, я начисто забыл про твою дочку! Как ты ее назвала? Помнится, ты хотела назвать ее в честь своей матери?

— Я хочу крестить ее как Джейн Эдит.

— Прекрасно. Джейн Эдит Боунфорд, потому что с этой минуты она будет моей дочерью. Думаю, Эндрю одобрил бы меня... вернее, нас!

— Спасибо тебе, Ричард! — Лиззи вновь почувствовала, как к глазам подступают слезы.

— Не надо, Лиззи, не благодари меня! Это я до конца своих дней должен благодарить Бога за то, что Он послал мне тебя. Я редко молился, но на этот раз я воздам Ему хвалу за то, что с тобой снова ощутил себя человеком. Я люблю тебя, Лиззи...