Ханна знала, что не сможет скрыть свою осведомленность, сидя за ужином напротив Хамфри: он все прочтет по ее лицу. Накрыв стол на одну персону, она собиралась дождаться мужа и прямо у дверей сообщить ему, что уже поела и собирается ненадолго отлучиться. Хамфри, скорее всего, вежливо полюбопытствует, куда она идет, и Ханна заранее заготовила ответ.

Однако события развернулись не по плану. Из своей комнаты она услышала, как муж отпирает входную дверь, а затем, к вящему ее изумлению, снизу раздался крик:

– Ханна! Ты где, Ханна?

Она медленно спустилась на первый этаж и по коридору прошла в прихожую. Хамфри стоял там, так и не сняв пальто. Его длинное худое лицо горело от возмущения, окрасившего и тон последовавшего вопроса:

– Чего ты рассчитываешь добиться, выставляя меня дураком?

Ханна не ответила, просто замерла, уставившись на Хамфри. Тогда он продолжил:

– Ты все это время исподтишка смеялась надо мной? Отвечай! А когда я передал тебе слова Брауна о том, что у тебя обнаружилась близняшка, расфуфыренная, точно модель из «Вог», ты и тогда потешалась? И потом, когда Браун выходил из церкви Святого Мартина в Полях и встретил ту же красотку под ручку с мужчиной? Он в подробностях расписал, как поздоровался с тобой, а ты с милой улыбкой ответила: «Добрый день, мистер Браун!». Что на это скажешь?

– Ничего. Ты уже все сказал.

– Не смей стоять с таким видом, будто мои слова тебя не касаются!

Муж бросился к Ханне, схватил ее за руку, но тут же с воплем отскочил, когда ее кулачок врезался в его запястье. Ханна закричала, срываясь на визг:

– Не смей меня трогать! Не вздумай приближаться, или в следующий раз я ударю тебя не рукой!

Растирая пальцами ушибленное запястье, Хамфри уставился на нее с открытым ртом. Ханна увидела, что его зубы стучат от страха. Когда муж все-таки заговорил, слова давались ему с видимым усилием.

– Я жду объяснений: ты не сделаешь из меня рогоносца!

– А если я не хочу давать тебе никаких объяснений, во всяком случае, сейчас? В свое время ты их получишь. О да, Хамфри, всему свое время.

– Ты просто сама не своя. Да что на тебя нашло? Я никогда тебя такой не видел.

– Ты сам всему виной, Хамфри, ты и долгие годы одиноких выходных.

– Ты же знаешь причину, – быстро вставил он, – знаешь, как важно для меня навещать стариков. А ты все равно не стала бы ездить со мной: они никогда тебе не нравились, да и сами от тебя не в восторге.

Помолчав с минуту, Ханна спокойно произнесла:

– Возможно, кто-то постарался создать у них неблагоприятное представление обо мне.

– Такое представление создала ты, а не я: являлась к ним, распустив волосы, в короткой юбке… тот еще видок.

– О! Значит, у меня был распущенный вид? Так ты же видел, на ком женился.

– Да, и теперь я понимаю, что совершил ошибку, – кивнул он.

– Ты не одинок, Хамфри, – голос Ханны подернулся ледком. – Но, по твоим словам, ты понял это только сейчас, а я – уже очень-очень давно. Но, как бы то ни было, сейчас я ухожу. Ужин на столе, приятного аппетита.

– Никуда ты не пойдешь! – Хамфри вновь шагнул к ней.– Ты не уйдешь отсюда, пока мы не разберемся.

– Ну, Хамфри, по-моему, на то, чтобы разобраться, потребуется немалое время, может, несколько недель. А я намерена уходить, когда мне вздумается, пока наконец не съеду отсюда окончательно.

– Не смей так со мной разговаривать! Ведешь себя, словно шлюха!

Не успел Хамфри договорить, как отшатнулся к стене, словно ожидая удара – Ханна пронзительно завизжала:

– До тебя, видно, не доходит, что еще чуть-чуть – и я вышибла бы тебе мозги! Размозжила бы башку! Ты снова посмел меня оскорбить, но обещаю: ты получишь по заслугам, причем откуда не ждешь. Неважно, что ты такой здоровенный! А впрочем, это только видимость! Внутри ты – червяк, пустая, дутая, лицемерная пародия на мужчину. Сейчас я уйду, и, пока не остыну, не вздумай со мной заговаривать, или один Бог ведает, что я с тобой сделаю. И, Хамфри, – последнее слово Ханна выплюнула мужу в лицо, – я не шучу. – Теперь она цедила сквозь стиснутые зубы: – Отвечаю за каждое свое слово: если не достану тебя спереди, я зайду с тыла.

Ханна уже пыталась сообразить, что это она сейчас наговорила. О, Господи! Она развернулась и бросилась в свою комнату, охваченная небывалым доселе гневом. Слушая рассказ миссис Дрейтон о том, как все эти годы муж поливал ее грязью, Ханна думала, что хуже ей не будет уже никогда, однако нынешние эмоции превосходили всё, испытанное прежде. Она действительно готова была осуществить свои угрозы и зримо представляла, как ее рука врезается мужу в затылок. Во что же он ее превратил?

Дрожа всем телом, Ханна рылась в гардеробе в поисках жакета. Она должна добраться до Дэвида, а если того не будет дома, наверняка застанет там Питера. Он и поговорит с ней, и выслушает. Питер способен любого успокоить.

Она спустилась в холл. Хамфри еще стоял на прежнем месте, так и не сняв пальто. Он даже не попытался к ней приблизиться, лишь сказал:

– По возвращении ты можешь обнаружить, что дверь заперта.

Ханна ответила, придав голосу как можно больше спокойствия:

– Конечно, запри её. Это поможет мне при подаче заявления на развод.

Парируя угрозу, она открывала дверь и, очутившись на улице, заметила, что Хамфри спешит следом. Поэтому быстро захлопнула дверь и почти побежала прочь.

Дэвид оказался дома и немедленно бросился утешать любимую, но успокоить ее удалось далеко не сразу. Спустя некоторое время Ханна произнесла:

– Уф! Я бы, наверное, с ходу все ему высказала, но меня сдерживало обещание, данное миссис Дрейтон: для нее, кажется, очень важно, чтобы я помалкивала еще несколько дней.

Позже Дэвид настоял на том, чтобы проводить ее до дома на такси. Он ждал в машине, пока она не войдет. Ханна отперла дверь и, обернувшись, махнула ему, показывая, что все в порядке, а затем переступила порог.

В дверях гостиной немедленно нарисовался Хамфри. Не приближаясь к Ханне, он дождался, пока та не проследует мимо него на второй этаж, и примирительным тоном нарушил молчание:

– Ханна, давай поговорим. Я должен... кое-что тебе сказать.

Она, не откликаясь, шагала дальше, и Хамфри перешел на крик:

– Ханна! Мне необходимо с тобой поговорить. Ладно, согласен: это переломный момент, но я… я должен тебе кое-что объяснить.

На полпути она обернулась и, медленно спустившись, оказалась с мужем лицом к лицу.

– Пойдем в гостиную, – предложил Хамфри.

Там она села на стул, а он продолжил стоять, облокотившись на каминную полку. Не глядя в сторону Ханны, муж произнес:

– В общем, это касается развода. Я… я бы дал его тебе хоть завтра. Да, именно так, – повернувшись к ней, он кивнул, будто в подтверждение своих слов, – но, видишь ли, меня останавливает мысль о стариках. Они так решительно настроены против разрыва брачных уз, что, заикнись я только о разводе, ну… это бы… – здесь он прервался, словно не мог подобрать слова, сунул руки в карманы брюк и принялся мерить шагами прикаминный коврик.

Молчание затягивалось, и Ханна спокойно констатировала:

– То есть ты пытаешься сказать, что должен оставаться у стариков на хорошем счету, чтобы тебя не вычеркнули из завещания. Они ведь весьма состоятельные люди, как я поняла.

Хамфри помялся, ущипнул себя за нижнюю губу и произнес:

– Ты чересчур прямолинейна, но посуди сама: кому же еще им оставить нажитое? Понимаешь, будь они обычной парой, без этих дурацких предрассудков… И я действительно много лет за ними ухаживал.

– Что? – вопрос прозвучал так, будто она не расслышала.

– Я за ними ухаживал, – громче повторил Хамфри. – То есть... именно поэтому мне приходилось покидать тебя на выходные.

Слушать эту наглую ложь сидя было выше ее сил. Ханна встала и спросила ровным голосом:

– И это единственная причина, Хамфри?

Тот с горячностью ответил:

– А зачем иначе мне было бросать тебя в одиночестве… почему приходилось оставлять одну? Они ведь очень требовательные. Ты даже не представляешь, как с ними тяжело. За выходные я просто выматываюсь.

Ее реакция на слова мужа была неоднозначной. Сначала Ханне захотелось рассмеяться, перевести всё в шутку с интимным подтекстом, например, сказать что-то вроде: «Готова побиться об заклад, Хамфри, ты выкладываешься до последней капли». Но потом она вновь испытала пугающее желание накинуться на него и вцепиться ногтями в лицо. Нужно было поскорее уйти. Ханна стремительно развернулась и пошла к двери, но остановилась, услышав его крик:

– Ханна! Ханна! Подожди минуту. Все, о чем я тебя прошу, это... это чтобы ты повременила пока... ну, с разводом. Ладно, делай, что тебе заблагорассудится, но не предавай это огласке хотя бы некоторое время. Окажи мне такую любезность.

– И сколько продлится это «некоторое время»? Пока они оба не умрут?

Хамфри хватило такта склонить голову:

– Пожилой человек всегда балансирует на краю, а я… знаю, что тетушка довольно плоха. Недавно у нее нашли рак.

– И ты ждешь не дождешься, когда твои старики сыграют в ящик.

– Не говори так.

– А как еще сказать? Я, значит, должна безропотно терпеть, пока они не умрут, и только потом подать на развод? А какие у меня будут гарантии, Хамфри? Ты ведь можешь и передумать.

– О нет. Я не передумаю, Ханна. Обещаю. Клянусь!

– Но если ты не дашь мне повода подать на развод, то как я его получу?

– Можно развестись полюбовно. О да, не сомневайся. Обещаю, я все устрою, как только их не станет.

– Итак, мне следует дождаться смерти твоих родственников и только потом заняться разводом, я правильно понимаю?

– Прошу, не представляй все в таком свете.

– Я – правильно – понимаю? – с расстановкой повторила она, чеканя каждое слово.

– Ну, полагаю, что так.

– Благодарю. Спокойной ночи.

– Ханна!..

Ханна проигнорировала мольбу мужа и поднялась к себе в комнату. Там, впервые за все время она заперлась, поскольку, учитывая состояние Хамфри, в любой момент можно было ждать его появления и новой попытки утихомирить ее и задобрить.

Однако беспокоилась она зря. Муж не пробовал войти к ней; и на следующее утро, когда она не встала, чтобы позаботиться о завтраке, тоже ничего не сказал.

Тем не менее, не успела за ним закрыться дверь, как Ханна вскочила и торопливо оделась, поскольку понимала, что так больше продолжаться не может. Необходимо повидаться с миссис Дрейтон.

В девять с небольшим она позвонила в дом престарелых. Миссис Дрейтон сразу ответила и очень удивилась совпадению: она сама как раз собиралась набрать номер Ханны, чтобы сообщить, что у нее появились новости. Да, конечно, Ханна может приехать в любое время. Полдвенадцатого? Да, вполне удобно…

* * *

И вот Ханна снова сидит рядом с миссис Дрейтон. Поразительно, как сильно изменилась пожилая дама. Очевидно, с их последней встречи у мистера Дрейтона случилось несколько приступов, поскольку она сказала:

– Не знаю, Ханна, какие новости у тебя, но позволь мне сначала перечислить свои, пока есть время: меня в любую секунду могут вызвать в соседнюю комнату. Сейчас у мужа постоянно дежурит сиделка. Вкратце, после того как обнаружилось двуличие миссис Беггс, я, как тебе известно, связалась со своим поверенным. Я уже упоминала, что один из его сотрудников – отличный сыщик. Джеймс изложил Тому Фринту – так зовут этого парня – все известные нам подробности о поведении Хамфри, и прежде всего, что он ненадолго заглядывает к нам лишь по воскресеньям. В прошлое воскресенье мистер Фринт будто бы «случайно» оказался в наших краях и проследил, как Хамфри сюда идет. Зная, что племянник покидает нас около пяти, Том подождал в парке по соседству, пока Хамфри не вышел, и последовал за ним. Твой муж доехал на автобусе до ближайшего пригорода, сошел и на какое-то время пропал из поля зрения мистера Фринта. Затем Том углядел его на ухабистой дороге, пересекающей фермерские поля, а потом вновь потерял из виду. Мистер Фринт пошел в том же направлении и очутился на ферме, где уже бывал несколько лет назад. В то время фермой владела пожилая чета по фамилии Джонсон. По двору шел какой-то человек, и мистер Фринт спросил, по-прежнему ли ферма принадлежит мистеру Джонсону. Мужчина ответил, что он сам купил ферму у другого владельца, к которому она перешла после смерти мистера Джонсона. Том назвался представителем адвокатской компании Моргана и спросил у фермера, нет ли поблизости родственников Джонсонов, будто бы его фирма наводит о них справки.

Фермер заинтересовался и ответил, что вряд ли, но в четверти мили оттуда в коттедже живет одна супружеская пара, которая может приходиться Джонсонам родней. Фамилия супругов – Беггс, и они довольно молоды, во всяком случае, жена. Ее зовут Дейзи, его – Хамфри. Муж постарше, на вид фермер дал бы ему лет сорок с небольшим. Работает где-то в Сити, домой возвращается лишь на выходные. Недавно у них родился второй малыш, а первенцу сейчас годика полтора. У нынешней молодежи, мол, с этим быстро. Как сама понимаешь, Ханна, мистер Фринт услышал все, что хотел. – Миссис Дрейтон развела руками и, печально глядя на Ханну, сказала: – В это же время на прошлой неделе я... Мне было горько от того, что племянник предал наше доверие, бессовестно лгал нам, но, узнав все, что рассказала тебе сейчас, я по-настоящему разозлилась. Не только за себя, но и за тебя. Ты ведь не единожды давала мужу понять, что хочешь детей, а он все откладывал. Может, ты, как и я, и не смогла бы родить ребенка, но он не дал тебе даже шанса.

Ханна ничего не ответила, охваченная гневом и болью. Ее вновь поразила сила собственных эмоций. Она не предполагала, что способна на такие взрывные чувства, что может так истово любить и так люто ненавидеть.

Миссис Дрейтон успокаивающе положила ладонь на руку Ханны, бессознательно царапавшей ткань пальто указательным пальцем. Голос пожилой леди был мягок:

– Постарайся не принимать это близко к сердцу. Поверь, я хорошо понимаю, что ты чувствуешь. Наверняка тебе хочется предпринять какой-то отчаянный шаг.

Ханна кивнула и ответила:

– Он... остановил меня, когда я хотела выйти вчера вечером, около десяти. Мы поговорили, очень жестко поговорили. Потом я ушла из дома и уже буквально с порога сказала, что хочу развода. Это слово, по всей видимости, повергло Хамфри в ужас. Уверена, что это так, поскольку он тут же заюлил, начал меня успокаивать, предлагать спокойно побеседовать и все такое, а по сути упрашивал…

Она закрыла глаза и отвернулась, не в силах продолжать. Миссис Дрейтон спросила:

– Что, дорогая? Передай мне точно его слова.

– Ну, он просил, чтобы я отложила вопрос о разводе до тех пор, пока…

Вновь Ханна не смогла договорить, но миссис Дрейтон закончила за нее:

– Пока мы оба не умрем, да?

Ханна молчала, не поднимая глаз от сцепленных пальцев.

– Так или иначе, я знаю, что он уже давно этого ждет, – спокойно произнесла миссис Дрейтон. – Еще до того, как раскрылась двойная жизнь Хамфри, его лицемерная забота о нас вызывала у меня странные ощущения. Он сказал тебе правду: мы действительно против разводов, так как убеждены, что супружеские пары должны вместе улаживать разногласия и находить пути к примирению. К тому же он осознает, что, когда дело дойдет до развода, ты непременно во всеуслышание заявишь о пренебрежении мужа к тебе по выходным, и что ему тогда делать? О, он понимает, наш образцовый Хамфри, что загнан в угол, но еще не догадывается, до какой степени. Мы не намерены мириться с тем, чтобы нас использовали, словно старых недоумков, каковыми он нас представляет. Ну уж нет. Такого рода события невольно обращают мысли к прошлому, и я отчетливо помню, как еще в детстве Хамфри не раз попадался мне на лжи. Муж тогда пытался подыскать оправдание своему дорогому мальчику, потому что очень его любил. Этот последний случай подействовал на Джорджа поистине разрушительно, но я всегда стою за справедливость, поэтому должна была все объяснить мужу и выставить Хамфри в истинном свете. Теперь я знаю: сильно урезанные воскресные визиты Хамфри давно уже и мужу казались подозрительными. Хамфри почти всегда уходит в одно и то же время – вскоре после полудня... и в минувшее воскресенье… я просто не знаю, как Джорджу удалось сдержаться, когда Хамфри сказал ему, будто ты… – Она погладила Ханну по руке. – Только не расстраивайся. Так вот, Хамфри сказал, что ты опять купила настолько дорогой наряд, что вы не в состоянии расплатиться по счету…

– О нет!

– Да, моя дорогая, и это, насколько я могу судить, еще раз заставило моего мужа осознать двуличие Хамфри: Джордж ничего не ответил, только посмотрел на этого прохиндея, к которому долгие годы относился как к сыну. Дал ему образование, пытался привить свои принципы. Думаю, теперь Джорджа подтачивает и мысль, что его воспитанник, столько лет проживший в его доме, проявляет явные криминальные наклонности. Хватило бы и того, что Хамфри, как ты знаешь, живет двойной жизнью, но он еще и очерняет тебя в наших глазах, чтобы получить средства на свои выверты. Эта подлость подействовала на Джорджа разрушительнее всего. Наверное, сегодня ты хотела меня увидеть, чтобы я освободила тебя от данного слова и позволила действовать в открытую. Понимаю твои чувства и все-таки прошу: потерпи еще несколько дней, потому что… – голос миссис Дрейтон сорвался, она вынула носовой платок и прижала к губам.

Ханна вскочила со стула и, коснувшись плеча миссис Дрейтон, сказала:

– Прошу вас, утешьтесь! Пожалуйста, я сделаю все, что хотите, только не расстраивайтесь.

Они немного помолчали, и потом пожилая дама сказала:

– Спасибо, моя дорогая. Это… это совсем ненадолго. Есть еще кое-что. Когда мужа не станет, я... я не намерена немедленно извещать Хамфри. Когда бы это не случилось, я подожду до следующего воскресенья. Я и миссис Беггс не собираюсь ничего говорить, потому что она первым делом позвонит Хамфри. Сюда она может заявиться только по моей просьбе, поскольку я ясно дала понять, что ей следует находиться дома, принимать звонки, а потом перезванивать мне. Но большинство друзей уже связываются со мной по здешнему номеру. Знаешь, от такой преданной прислуги, какой Беггс себя выставляет, можно было бы ожидать ежедневных звонков с расспросами о здоровье Джорджа. Но нет; когда ей-таки приходится звонить по какому-нибудь делу, она, конечно, заодно справляется о мистере Дрейтоне, но, формально обозначив заинтересованность, быстро сворачивает разговор: дескать, дома все в порядке, попугайчик абсолютно счастлив, рыбки в садовом пруду целы-невредимы, благодаря сетчатому ограждению для защиты от посягательств окрестных кошек. Каждый раз, слыша голос этой женщины, я вспоминаю о тебе, Ханна, и о Хамфри, который постоянно разглагольствует, какое бесценное сокровище эта Беггс. Что-то не припоминаю, чтобы в молодости он был от нее в таком же восторге: наоборот, пришел в ярость, когда Беггс позволила своей дочери выйти замуж за садовника.

В дверях появилась сиделка и тихо позвала:

– Миссис Дрейтон.

Пожилая дама поспешно встала и, не выпуская руку Ханны, сказала:

– До свидания, моя дорогая. Что бы ни… что бы ни случилось, я тебе позвоню.

Голос Ханны был искренен:

– Мне очень жаль.

– Я знаю, дорогая. А мне жаль, что мы не познакомились поближе раньше. Мой муж тоже сожалеет об этом. Ну, а пока до свидания, моя дорогая.

Ханна задержалась в комнате еще на минуту, пытаясь взять себя в руки. Она не могла избавиться от горечи и гнева, и еще – от глубокого сострадания к этой старой женщине, которая столько лет вызывала у нее стойкую неприязнь по оговору Хамфри.

Домой она не вернулась, а вместо этого навестила Джейни. Когда Ханна поведала сестре о последних событиях, та нахмурилась:

– Пока не стану ничего рассказывать Эдди.

На этот раз Ханна поверила сестре, поскольку, изучив Эдди, подозревала, что тот при поддержке друзей захочет уладить это дело на свой манер. И Джейни подтвердила ее предположение, добавив:

– Я не решусь ему про это рассказать, потому что знаю, на что он способен. Да я и сама сейчас способна на то же самое. Грязный ублюдок! Как бы то ни было, он получит по заслугам, когда твоя свекровь, или кем там она тебе приходится, выложит ему все начистоту. Господи, как бы я хотела при этом присутствовать. Как думаешь, старики совсем выкинут гаденыша из завещания?

– Ни минуты не сомневаюсь, судя по ее настрою. И, как я теперь понимаю, ее муж того же мнения. Подумать только, Хамфри мог избежать всего этого, не позвони мне миссис Дрейтон в то субботнее утро.

– Значит, ты к ней привязалась?

– Удивительно, но да, как и она ко мне. Думаю, и ее муж тоже хорошо ко мне относится. Миссис Дрейтон действительно держалась со мной по-доброму: она даже извинилась за то, как они со мной раньше обращались. Я навестила их всего дважды, но каждая встреча вызвала бурю эмоций. Буквально хотелось зареветь в голос.

– Ну, я, пожалуй, поставлю чайку, а ты пока выкладывай остальное: я еще ничего не слышала про твою нынешнюю жизнь и про твоего книжного червя. Не терпится узнать, как там у вас все складывается.

– Могу сказать только одно – замечательно!

Направляясь на кухню, Джейни воскликнула:

– Эх, хорошо бы снова стать молодой: ни тебе четверых детей, ни благоверного, который способен думать только о фруктах.

Ханна откинулась на спинку стула. Она смеялась над шуточками сестры, но в то же время чувствовала, что по-настоящему сейчас ей хочется только плакать.

* * *

Как всегда после встреч с сестрой, у Ханны немного отлегло от сердца, но чувство облегчения быстро испарилось, как только она вошла в дом, где сам воздух, казалось, был пропитан раздором.

Ощущение противостояния не исчезло ни в среду, ни в четверг. Супруги не обменялись ни единым словом, и даже отправляясь в четверг на свой бридж, Хамфри ничего ей не сказал.

Едва за мужем закрылась дверь, Ханна заказала такси, чтобы отправиться к Дэвиду с большим чемоданом заблаговременно собранных пожитков.

Когда Ханна, снова на такси, вернулась от возлюбленного, часы пробили половину одиннадцатого. Хамфри уже был дома: пальто мужа против обыкновения валялось на спинке стула, что само по себе многое говорило о его настроении. Напряженное безмолвие поначалу не было нарушено, но потом, поднявшись к себе в комнату, Ханна услышала из-за двери голос мужа:

– Мой дядя… он совсем плох.

Она не ответила.

Через несколько секунд Хамфри отошел. Услышав, как муж закрыл дверь своей спальни, Ханна немедленно встала и заперлась изнутри. Но и в этот раз она напрасно опасалась попытки вторжения со стороны Хамфри.

На следующее утро, около десяти, она позвонила в дом престарелых, попросила к телефону миссис Дрейтон и предупредила, что к ним может пожаловать Хамфри: он взял дополнительный выходной, поскольку узнал о плохом самочувствии дяди.

На это миссис Дрейтон ответила неопределенно:

 – Что ж, поживем-увидим, Ханна, поживем-увидим.

Когда Ханна спросила про мистера Дрейтона, последовала пауза. Затем миссис Дрейтон сказала:

– Спокойно спит. Не чувствует боли и вполне осознает, что происходит вокруг. Но он совсем ослаб.

 – Мне очень жаль.

– Уверена, что так, дорогая. До свидания. Буду держать тебя в курсе.

– До свидания.

* * *

Ханна могла остаться в пятницу на ночь у Дэвида, но не стала: она чувствовала, что вот-вот последует известие от миссис Дрейтон. И когда в субботу утром раздался телефонный звонок и в трубке прозвучал голос пожилой дамы, Ханна уже знала, что услышит.

– Муж… скончался в половине четвертого, Ханна. И нет, Хамфри к нам не заглядывал. А поскольку считается, что я не знаю, где он, то, естественно, я не в состоянии сообщить ему о случившемся. Поэтому он ничего не узнает, пока не явится завтра днем. Ханна, могу я просить тебя продолжать хранить молчание, пока не пройдут похороны? Они состоятся утром во вторник.

– Конечно, миссис Дрейтон. Да, конечно. Я сделаю для вас все, что пожелаете.

– Тебе не придется долго ждать: завещание огласят днем, сразу после похорон. И с этого момента все для тебя изменится к лучшему.

– Не беспокойтесь, миссис Дрейтон. Не усугубляйте ваше горе. Я вполне могу еще потерпеть.

– Спасибо, Ханна, спасибо тебе.

Прежде чем выйти из дома, Ханна снова позвонила в дом престарелых и, попросив соединить ее с сестрой, справилась, где состоятся похороны и куда можно послать цветы…

* * *

Примерно в половине третьего Ханна сидела напротив Дэвида за ломберным столиком. Дэвид учил ее играть в шахматы, а Ханна, смеясь, комментировала:

– Нет, я никогда не пойму, в чем тут суть! Почему ты, например, съел эту пешку? Ведь сам же сказал, что мне надо ходить ею.

– Но я ведь не сказал, куда именно ходить, – ответил Дэвид. – А ты поставила свою пешку под бой.

– Сэр… мадам. – Едва не столкнув фигуры из слоновой кости, оба резко повернулись навстречу Питеру, торопливо входившему в комнату. На нем не было сюртука – лишь жилет и рубашка с закатанными рукавами.

– Уверен, сэр, это она… это она.

– Ты о чем? – Дэвид вскочил на ноги.

– Там, на дороге, сэр. Я как раз… – Питер сглотнул. – Я выносил мусор во двор, когда увидел на улице такси. Двое мужчин уже вышли на тротуар и помогали выйти женщине. Это она.

– Кто? Кто?!

– Кэрри, сэр, кто же еще? Ваша жена.

– Боже мой! Только не это. – Дэвид схватился за голову и простонал: – Пилли! Так и знал, что он проговорится! Так и знал!

Потом мужчины разом повернулись к Ханне. Питер вскочил, бросился в спальню, схватил пальто и сумку Ханны и пулей вылетел из комнаты со словами:

– Скорее, мадам! Наверх, пожалуйста, наверх!

Дэвид уже подталкивал Ханну к дверям кухни и умолял ни в коем случае не выходить из укрытия.

Когда Ханна поднялась во владения Питера, тот уже ждал ее там.

– Не запирайтесь на ключ, – посоветовал он, – если вдруг она войдет, я буду ее сопровождать. Притворитесь, будто читаете или что-нибудь в этом роде – я представлю вас как свою кузину… или даже как дочь. Да, да. Можно и так сказать. – С мимолетной улыбкой слуга добавил: – Только постарайтесь не шуметь, чтобы внизу не услышали.

Питер ушел. Ханна, все еще сбитая с толку, хотела было присесть на подобие кресла-качалки, но передумала. Опустилась на устойчивый стул между окном и дверью и стала ждать.

Тем временем внизу Дэвид уже убрал шахматную доску с ломберного столика и осмотрел спальню на предмет следов пребывания Ханны. Схватил тапочки, торчащие из-под кровати, сложил и забросил их на верхнюю полку шкафа. Потом заглянул в ванную. Со стеклянной полки над раковиной забрал флакон духов, снял банный халат с крючка за дверью, вновь подошел к гардеробу и поставил духи в верхний ящик. Халат, в конце концов, можно оставить на виду: он нейтрального цвета и вполне сойдет за его собственный. Покончив с уборкой, Дэвид вернулся в гостиную.

На секунду они с Питером застыли, молча глядя друг на друга. Не успел Дэвид и рта раскрыть, как раздался звонок.

Питер дождался повторного звонка и только тогда пошел открывать. На пороге стояли трое: двое высоких мужчин и атлетически сложенная женщина, ростом не уступавшая спутникам.

– Добрый день, Питер. Признайся, тебя ведь так и тянет ляпнуть: «Господи помилуй! И принесло же вас на нашу голову!»?

– Нет, мадам.

– Хозяин дома?

– Да, мадам, хозяин дома.

Голос доносился из-за двери с правой стороны, и ни гостья, ни сопровождавшие ее мужчины не заметили присутствия Дэвида, пока не оказались в комнате. Новоприбывшая громко воскликнула:

– Это ж надо! Малыш Дэйви собственной персоной! Сколько лет, сколько зим! Так вот, значит, где ты прячешься! Ну-ну!

Она подошла к Дэвиду, остановилась, огляделась по сторонам и, широко разведя руками, произнесла:

– А обстановочка-то с претензией. Никогда не замечала у тебя богемных наклонностей. Ты поменял вкусы? О! – она указала на стену. – Твоя работа? Одна из твоих дурацких розовых крачек? Помню, там, в Усадьбе, все стены были ими покрыты. Знаешь, я замалевала их дёгтем, когда ты уехал. Да, Тони? – обратилась женщина к высокому блондину.

Тот ей не ответил, но, глядя на Дэвида, спокойно поздоровался:

– Здравствуй, Дэвид.

– Здравствуй, Тони.

Теперь заговорил второй:

– Привет, Дэвид. Как дела?

– Все в порядке, Макс, все в порядке. А у тебя?

– О, отлично, – ответил гость с любезной улыбкой. – Три победы за неделю. Разве не здорово?

– Да, конечно, – кивнул Дэвид. – Где это произошло?

– Две во Франции, одна здесь; но в основном, как ты знаешь, мы держим лошадей во Франции, у Алекса.

– Да, конечно, – Дэвид снова кивнул. – Я слышал, Алекс теперь там окончательно обосновался.

– Да. Мы тоже собираемся туда переехать, как только избавимся от Усадьбы.

– Так вы продаете Усадьбу?

– Да, именно так. Когда сойдемся в цене.

– И если я соглашусь уехать, – вставила Кэрри, переводя взгляд с одного брата на другого.

Ей ответил Тони:

– Ну, решай сама. Не поедешь с нами – останешься там в одиночестве. А сейчас давай закроем эту тему. – Он предостерегающе поднял руку. – Мы же просто заехали по пути повидаться с Дэвидом. Поэтому, женщина, я бы попросил!

 – Не хотите ли выпить чего-нибудь? – Дэвид посмотрел на Питера, стоявшего неподалеку, словно в ожидании распоряжений. Братья покачали головами, и Тони сказал:

– Мы недавно пообедали, и тут выдался свободный часок. Представляешь, это ведь Пилли нам доложил, где ты нынче обретаешься, – и со смехом добавил: – Недаром его прозвали к каждой бочке затычкой!

– Правда, он кое о чем умолчал, – снова заговорила Кэрри, глядя на Дэвида. – По его словам, у тебя здесь холостяцкая квартира. Но когда я поинтересовалась, чисто ли холостяцкая, он лишь поахал в ответ. А ты ведь знаешь, Пилли никогда не намекает просто так, правда, Дэвид? Так что – квартира и впрямь холостяцкая?

– Ты что, за дурака Дэвида держишь? – встрял Макс. – Даже если у него кто-то и завелся, ты – последняя, кому он в этом признается. Не глупи, женщина.

Было ясно, что из двоих братьев лишь Макс мог хоть как-то сдерживать сестру, поскольку тон Кэрри сразу изменился. Она светски протянула:

– Ты, помнится, предлагал выпить. Так вот: пусть эти деревенщины говорят за себя, а я бы от виски не отказалась. Питер, большой бокал. Да ты, поди, и сам помнишь мой размерчик.

– Никакого виски ты не получишь, и точка. Я ведь тебя предупреждал, помнишь? Имей в виду! – погрозив сестре пальцем, Макс обратился к Дэвиду: – Прости, Дэйви, ты же знаешь, чем это кончается. Сам сколько раз проходил.

– Ах, ты!.. – теперь Кэрри повернулась к брату. – Такой извиняющийся, такой заботливый. Да что ты вообще знаешь?!

– Достаточно, чтобы настоять: ты не получишь ничего, кроме чая и кофе. Ну, что выбираешь – кофе, чай?

– Да пошел ты со своим чаем и кофе знаешь куда…

– Знаю-знаю, сестра. Ну, а теперь… – Макс посмотрел на часы. – Через полчаса мы должны быть на вокзале, если хотим получить сидячие места. Так что пора выдвигаться. – Он вновь переключился на Дэвида. – Ты не против, если мы снова заедем к тебе, коли окажемся в этих краях – посидим где-нибудь, перекусим?

– Конечно, Макс.

– Сколько у тебя спален? – Кэрри уставилась на Дэвида в упор.

– Одна.

– О, всего одна? А где живет твой верный оруженосец? Неужто отдельно?

– Нет, он живет в этом же доме, в квартире этажом выше.

– Да что ты? Там есть еще квартира? Ну-ка, ну-ка! На это надо взглянуть.

– Обойдешься.

– Да? И кто же меня остановит, Тони?

– Например, я, мадам, – ответил Питер, и все разом повернулись к нему. – Эта квартира – моя частная собственность.

– Думаю, это было бы так лишь в том случае, если ты ее купил. А квартира, скорее всего, принадлежит владельцу дома, да?

– Полагаю, справедливо следующее: мое жилье – часть дома, но вместе с тем и часть моего жалования, гарантия моего права на уединение.

– Не забывайся, Питер. Помни, с кем разговариваешь. Что за право на уединение для прислуги?! А ведь именно ею ты всегда и был – нашей прислугой!

– Мадам, я никогда не был вашим слугой. Я служил хозяину Усадьбы, и оставался там лишь по его личной просьбе.

– Да как ты смеешь разговаривать со мной в таком тоне, Миллер! Ты что, забыл, кто я такая?

– Нет, мадам. За все время нашей беседы я ни на минуту не забывал, кто вы такая.

– Тони, ну скажи хоть что-нибудь!

– А что тут скажешь? Как обычно, ты все уже сказала сама, сестрица. А теперь поторопись – мы уходим. Ты обещала держать себя в рамках, но, похоже, просто понятия не имеешь, как это делается. Прости, Дэвид. Мы никогда не вломились бы к тебе вот так, если бы не…

– Если бы не сгорали от желания разузнать, не завел ли ты женщину. Что, неправда?

Взгляд Кэрри метался с одного брата на второго. Наконец Макс пробормотал, потупившись:

– Сам не пойму, что нам за дело, Дэвид. Мы оба дураки: ведь в один прекрасный день все выяснится само собой.

– Не смей! Как же ты меня бесишь! – стоя напротив брата, Кэрри ударила его в грудь кулаком. Внезапно она разительно изменилась. Рука ее бессильно упала, и она обернулась к Дэвиду, словно за поддержкой. Такого хнычущего, жалобного голоса он не слышал от жены никогда: казалось, перед ним другой человек. Кэрри пролепетала: – Прости меня, Дэвид, но эти двое постоянно действуют мне на нервы. Если бы только братья оставили меня в покое, позволили жить, как хочется! Я и раньше об этом говорила, помнишь? Мне так жаль. Я ведь никогда не хотела тебя расстраивать.

Теперь на ее лице появилась застенчивая улыбка, но Дэвид не улыбнулся в ответ, а просто стоял и смотрел не нее. Кэрри продолжила:

– Конечно, мы думали, что у тебя может появиться женщина. Братья сказали, что, даже если и так, тебя винить не в чем. И знаешь, что я ответила? – Она по-детски подалась лицом к Дэвиду. – То же, что и тебе много лет назад. Я ответила: ладно, пусть его. Пусть заводит столько любовниц, сколько осилит. Но если заикнется о разводе – это совсем другой коленкор. Потому что, Дэвид, ты помнишь, что я тебе тогда пообещала, да? – Он все еще хранил молчание, и Кэрри уже без улыбки хрипло добавила: – Я пообещала, что, если ты попросишь развода, я тебя пристрелю. Я никогда не дам тебе развода, Дэвид. Пока смерть нас не разлучит, так и запомни. Ну, а теперь, – ее голос вновь обрел мягкость, – теперь нам пора. Но мы еще к тебе заскочим. И, может, в следующий раз не застанем тебя в одиночестве.

Питер пошел открывать дверь, и тут, как бы случайно, ее рука резко взметнулась перед ним, да так, что чуть не лишила равновесия. Кэрри развернулась и смерила Питера взглядом, полным такого презрения, что тот едва сдержал уже не раз возникавшее желание врезать ей от души.

Самостоятельно открыв дверь, Кэрри вышла на тротуар и с минуту постояла там, озираясь по сторонам. С Дэвидом она не попрощалась, зато братья разом повернулись к нему, и Макс произнес:

– Да, видно, ума у нас не больше, чем у сестры, раз мы позволяем ей продолжать в том же духе. Но ты же знаешь, каков другой вариант. Для нас невыносима даже мысль об этом.

Дэвид понизил голос:

– Да, понимаю. Значит, улучшений нет?

– Улучшений?! – воскликнул Макс, – Улучшений? Иногда это сущий ад. Алекс хочет, чтобы мы поступили так, как должны были много лет назад, но у нас духу не хватает. Хотя оба врача – и Кларк, и Эйнсворт – готовы хоть сейчас поместить ее в лечебницу, потому что она становится поистине непредсказуемой.

Они разговаривали тихо, однако Кэрри крикнула с тротуара:

– Поторапливайтесь, мальчики! И перестаньте выносить сор из избы, я все прекрасно слышу!

– Ну, все, пока, Дэвид! – мужчины обменялись рукопожатиями. Потом Тони подался вперед и произнес: – Прости, Питер.

Макс, просунув голову в дверь, присоединился к брату:

– И меня, Питер, меня тоже.

– Я все понимаю, сэр. Я понимаю. Ничего страшного.

– Как там насчет такси? – спросил Дэвид.

– Порядок. Таксисту велено подождать, так что он за углом. Мы ведь знали, что надолго не задержимся.

Вместе с шуринами Дэвид спустился на улицу, и тут… Позже он признался, что в тот миг душа у него ушла в пятки. Из-за угла появилась Ханна. Мужчины посторонились с ее пути, а Кэрри не сдвинулась с места, пожирая глазами элегантную красотку с густой гривой золотистых волос, небрежно схваченной на затылке лентой.

Подъехало такси. Макс усмехнулся, взглянув на брата:

– Бьюсь об заклад, она француженка.

Тони расхохотался в ответ:

– Нет-нет! Определенно, итальянка.

Категоричный комментарий Кэрри привлек к себе всеобщее внимание:

– Да шлюха она. Кого эта тварь из себя корчит?

Братья переглянулись. Дэвид по-прежнему молчал, и жена обратилась к нему:

– До свидания, малыш Дэйви. Знаешь, у меня такое чувство, что скоро мы вновь будем вместе. Да-да, вот увидишь.

– Я не был бы так в этом уверен, – ровным голосом ответил Дэвид.

– А почему нет? Почему?! – Кэрри сорвалась на крик. Макс схватил ее за плечи, развернул и затолкал в такси, приговаривая:

– Ну, все! Хватит! А то пропустим поезд. До свидания, Дэйви.

– До свидания, Макс.

Последним, что увидел Дэвид, были глаза Кэрри, яростно сверкавшие за автомобильным стеклом. «Да она безумнее, чем когда-либо», – подумал он.

Дэвид дождался, пока такси не скроется за углом, а потом бросился догонять Ханну.

– Откуда, черт возьми, тебя принесло?'

– Я… – она задыхалась, как от быстрого бега. – Я испугалась, что эта сумасшедшая поднимется наверх. В общем, я боялась с ней встретиться, представила, что вот сейчас она оттолкнет Питера, и… короче, я поскорее накинула пиджак и спустилась по черной лестнице, а в результате напоролась на всю вашу компанию.

– Ну, могу только сказать, что твое появление вызвало немалые толки… в основном по поводу происхождения твоего костюма. Некоторые сочли, что он из Италии, другие – что из Франции. Сошлись на Италии.

Ханна не засмеялась, лишь поежилась:

– Она… она такая большая.

– Да, действительно. Ростом она почти со своих братьев, да и по силе не уступает мужчине, даже в нормальном состоянии. А уж когда на Кэрри накатывает, то и втроем братья с ней едва справляются.

– Я слышала ее голос… – Ханна запнулась и покачала головой, недоумевая, зачем Дэвид вообще женился на этой особе?

Неуместный вопрос: ведь очевидно, что Дэвид вступил в брак с Кэрри, уступив всеобщему давлению. Он сам так сказал.

Когда они вернулись в квартиру, Питер произнес:

– О, мадам, я чуть не умер, когда увидел, как вы к ним подходите. Но мне понятно, отчего вы решили уйти: она действительно могла бы прорваться наверх.

Дэвид усадил Ханну на кушетку со словами:

– Мне очень нравится эта квартира, но с сегодняшнего дня мысль о том, что Кэрри может появиться здесь в любой момент, не даст мне покоя.

– О, сэр, не стоит так беспокоиться на этот счет. Думаю, братья не допустят ее возвращения из Франции, тем более что они уже перевезли туда почти все имущество. А более подходящего места все равно не найти, – с улыбкой добавил Питер, – ни вам, ни мне. Я ведь тоже привязался к своему маленькому гнездышку наверху.

– Но одно я знаю наверняка, – сказал Дэвид, и кивнул в сторону Ханны. – Кэрри непременно тебя узнает, если увидит вновь, а доведись вам встретиться здесь... О, Господи! – он затряс головой. – Страшно представить, что тогда произойдет. Она ведь предупредила, что любовниц я вправе заводить сколько угодно, но не должен и заикаться о разводе, иначе… Но если Кэрри через какое-то время вновь увидит тебя здесь, то уже не примет за одну из моих мимолетных пассий. О, нет. Это обстоятельство тоже надо принять в расчет.

Дэвид взглянул на Питера, и тот кивнул:

– Вы, наверное, правы. Но пока не стоит волноваться. Их поездка может занять несколько недель, а то и месяцев. В общем, сюда они вернутся еще нескоро.

«Конечно, – подумала Ханна, – может, безумная великанша вернется через несколько недель или месяцев. А может, и завтра». Теперь к обуревавшим ее эмоциям примешался страх. Голос Кэрри, доносившийся до нее снизу, свидетельствовал о безудержных порывах, а первый же взгляд на эту женщину внушил ужас, поскольку выглядела та мужеподобно.

Тут Дэвид прервал размышления Ханны, предложив:

– Что выберешь – продолжить партию в шахматы, пойти на прогулку или сидеть здесь, воображая следующий визит этой страхолюдины?

– Я за прогулку.

– Полностью согласен.

Но никакая, сколь угодно долгая, прогулка была не в силах вернуть в душу Ханны покой и легкость, изгнанные нежданными визитерами.