Время существует только у нас в голове. Эти слова произнес в свое время Дэвид. Он где-то это вычитал и восхищался справедливостью такого утверждения. Да, время не существует помимо нас. Теперь и она знала, насколько это верно, ведь для нее времени более не существовало. Время, доступное ее мозгу, скоро совсем исчезнет, но это ее не беспокоило. Она отвергла и время, и все остальное. Ей хотелось одного: чтобы все поскорее кончилось. Конец ее не страшил, она так и сказала священнику. Время от времени к ней возвращался рассудок, и она внятно отвечала на вопросы. Но, когда священник заговорил с ней о Боге, она едва не засмеялась – теперь сама мысль о Боге казалась ей смехотворной. Иногда она удивлялась про себя доверчивости людей, продолжающих верить в Бога, который отвернулся от нее и потому перестал для нее существовать. Рассудком она готова была поверить в Его существование, однако одновременно она представляла Его лишенным души, ведь Он не имеет снисхождения к живым людям. Ее так и подмывало воплотить эти мысли в слова и огорошить ими священника. Однако священник звался отцом Бейли, а от отца Бейли она всегда видела одно добро. Впрочем, он повторял одно и то же, пытаясь спровоцировать ее на ответ:

– Ты должна все рассказать, Сара, – твердил он. – Сегодня же! Это твой последний шанс. Скажи, что он годами тебя шантажировал. Скажи! Ты меня слышишь? Сара? Сара!

Она опускала глаза, смущаясь от его сочувственного взгляда. Он ничего не мог сделать. Как священник, он не мог нарушить тайну исповеди. Но и она ничего не могла поделать. Ведь если бы она решилась говорить, то смогла бы сказать только половину правды. Она бы сказала: «Отчим шантажировал меня, потому что думал, что я была с Джоном, хотя я с ним не была». Но поверят ли ей? Ни за что! Умники в суде скажут: зачем вы, в таком случае, покупали его молчание? Дальше трудности станут нарастать, как снежный ком. Она не сможет убедить их, зачем вообще начала давать ему деньги. Все это было далеко в прошлом. Даже если бы она сумела все связно объяснить, это ничего бы не дало. Ей одной было известно то, что по-настоящему имело значение. То же самое было известно отчиму, но он мертв. Потому и мертв, что создал… это - известное ей одной и подлежащее сокрытию. Это было ложью, беспардонной ложью, однако она была вынуждена скрывать эту ложь, потому что стоит только об этом обмолвиться, как все поверят именно этой лжи. Дыма без огня не бывает. Все вспомнят, что Кэтлин и Пол были неразлучны с раннего детства, что Джон любил Кэтлин, как родную дочь… Впрочем, этого не произойдет, она не пустит гулять эту ложь, хотя ложь подарила бы ей жизнь. Лучше пусть ложь погибнет вместе с ней. Главное, чтобы не пострадала Кэтлин.

Священник удалился, его сменили две надзирательницы. Одна из них была миловидна и говорила ласковым голосом. Она была ровесницей Сары; на лестнице она взяла Сару за руку и сжала ее, пытаясь подбодрить. Потом, когда она сидела рядом с подсудимой, выражение ее лица было холодным и безразличным.

Сара оглядела зал суда, с трудом поворачивая голову. Она сразу увидела Филис, у которой на лице остались одни глаза, полные сострадания. Милая Филис! Рядом с ней сидели Али и Джимми, тоже очень хорошие люди.

Дэн напряженно следил за Сарой. Ее душа потянулась к нему и призвала: «Не плачь, Дэн! Хватит плакать!» Рядом с Дэном сидела Кэтлин. Ее лицо было мучнисто-белым, глаза стали двумя темными озерами, переполненными жалостью. Ее душа потянулась и к дочери, рванулась к ней, призывая: «Милая, милая, не волнуйся, все обойдется…» Дальше сидел Пол, потупив голову и не глядя на нее. Ни разу не взглянул! Ее внутренний голос воззвал к нему: «Посмотри же на меня, Пол, я вовсе не плохая. Пожалуйста, посмотри!» Но Пол отказывался ее слышать. Рядом с Полом сидела Мэй. Мэй не боялась смотреть на Сару. Но что у нее на уме? Никто никогда не знал этого в точности. Рядом с Мэй сидел мужчина, на которого уже сама Сара отказывалась смотреть; она не желала даже мысленно произносить его имя, потому что все случилось именно из-за него: желание, которым исходила его плоть, определила ход всей ее жизни, а теперь он сидел здесь… Увидимся на Страшном суде, на Страшном суде…

Она снова отключилась. До нее смутно донесся голос прокурора, определенно, питавшего к ней ненависть. Он выступал так, словно знал ее с рождения, словно у нее на счету не было ни одного достойного поступка. Почему он так о ней отзывается? Он, судя по всему, ненавидел не только ее, но и симпатичного человека, выступавшего в ее защиту. Он говорил ему неприятные слова, обдавал сарказмом, всегда имевшим отношение и к ней.

В данный момент защитник обращался к судье, испрашивая разрешения пригласить еще одного свидетеля. Через некоторое время на месте для дачи свидетельских показаний появился совершенно незнакомый Саре мужчина. То, что она никогда в жизни его не видела, не вызвало у нее удивления, так как он сказал, что живет в Уоллсенде, а она не знала там ни души. Он назвался Джеймсом Балластом и показал, что его брат однажды сильно поколотил покойного.

– Почему ваш брат это сделал? – спросил симпатичный человек.

Потому что покойный шпионил за влюбленными. Он подглядывал за братом свидетеля, и брат устроил засаду, поймал его и отделал.

– Где сейчас ваш брат? – спросил симпатичный человек.

– Его нет в живых, – был ответ. – Он погиб на войне.

– Зачем все это? – прозвучал холодный вопрос судьи. – Это не имеет никакого отношения к данному делу.

– Я просто пытаюсь показать, ваша честь, – ответил симпатичный, – каким человеком являлся покойный.

– Мы здесь не разбираем характера покойного, – прозвучал холодный ответ, – а выясняем, имело ли место убийство. Зачем вы пригласили такого свидетеля?

– Он сам вызвался выступить свидетелем, ваша честь, полагая, что этим поможет обвиняемой.

– Вы, видимо, тоже так полагали?

– Да, ваша честь.

Люди очень добры. Дэн всегда повторял, что люди добры. Это относилось ко всем, кроме прокурора. Сейчас он стоял перед присяжными, убеждая их в ее порочности. Он даже вспомнил про то, как на следующий день после налета она отказала отцу в крове, кричала на него и порывалась чем-нибудь в него бросить.

У людей хорошая память. Очень хорошую память продемонстрировала, например, Мэй – это она ответила утвердительно на вопрос, случалось ли Саре и раньше поднимать руку на отца. У Мэй оказалось немало общего с прокурором.

Потом к присяжным обратился симпатичный защитник. Он поведал им, через что она прошла в детстве, как боялась покойного, как он избивал ее и сестру… Филис уже рассказала про это все, что могла, проявив полнейшее бесстрашие. Филис никого не боялась. Она откровенно заявила: «Я всегда хотела его убить и много раз обещала, что так и сделаю. Я бы сдержала обещание, если бы выдался случай». Судья велел ей прекратить болтовню, но она разошлась, и он предупредил, что ее выведут из зала суда. Он дважды делал ей предупреждение, потому что она постоянно вскакивала с места.

Потом присяжные удалились в совещательную комнату, а надзирательницы повели Сару вниз, причем добрая надзирательница сочувственно стиснула ей плечо, хоть и промолчала. Ей предложили еду и питье, но она ограничилась чашкой чаю, у которого был совершенно не тот вкус, как у ее домашнего чая.

Она сидела, глядя прямо перед собой, сложив руки на коленях. Шло время. Она полагала, что истекли часы, но не знала, сколько в точности. Всем, кроме нее, не сиделось на месте. С ней пытался разговаривать полицейский, даже самые надутые личности обращались с ней ласково. Потом все разом отошли, чтобы поговорить в коридоре. До нее долетел чей-то голос:

– … Он, кажется, не признал ее умалишенной, хотя очень долго обследовал. Просто она ушла в себя. С ними это бывает. Скорее всего, она такой и останется до самого конца. А может быть, конца не будет…

– Тсс! – прошептал кто-то.

– Ничего, до нее сейчас все равно ничего не доходит.

Внезапно ее опять повели наверх, где все уже расселись по местам, словно не было бесконечного перерыва. Со скамьи присяжных поднялся мужчина и на вопрос судьи ответил:

– Мы признали подсудимую виновной в непредумышленном убийстве, ваша честь. Мы пришли к мнению, что умысел лишить его жизни в ее действиях отсутствовал.

Ее мозг заработал, она стремилась унестись прочь – туда, куда не сможет долететь голос судьи, однако, как только она достигла желаемых далей, голос судьи проник и туда. Она разобрала две фразы. Первая была такая:

– Присяжные признали ваше преступление неумышленным.

Ей почему-то показалось, что сам судья не согласен с этим вердиктом.

Вторая фраза гласила:

– Тем не менее вы убили человека и признаны виновной в непредумышленном убийстве. Посему я приговариваю вас к тюремному заключению сроком на пятнадцать лет.

Она снова обрела способность анализировать происходящее. Значит, ее не ждет смерть. Это сильно ее удивило. Потом в голове застучало: «Пятнадцать лет, пятнадцать лет!» До ее ушей донесся крик Филис:

– Это чудовищно! Какая жестокость! Ему уже давно пора была подохнуть! Свинья! Жаль, что я сама его не прибила! Господи, Сара, Сара! Пятнадцать лет! Боже всемогущий!…

Голос Филис постепенно смолк – ее выволокли из зала.

Перед тем, как ее увели вниз, Сара окинула взглядом всю свою родню. Они стояли в немом оцепенении, за исключением Джона. Наверное, потому, что он не смотрел на нее, она уперлась в него взглядом. Он низко опустил голову и закрыл руками лицо.