(У преддверия в сказку)

Дай мне руку, друг, и мы отправимся в самую-самую удивительную страну… Там правят Зия и Фанта… Феи. Волшебницы. Сестры-близнецы.

Конечно же, ты удивишься, если я скажу тебе, что и сам ты множество раз отправлялся путешествовать в ту страну и неизменно возвращался обратно. Но… Тогда рядом с тобой не было меня — твоего друга. А сейчас мы вместе побываем на чудесном острове Романтии и — я очень хочу в это верить! — ты о многом задумаешься…

Итак, дай мне руку, юный друг, стань моим добрым попутчиком!

Смотри!.. Ты видишь, как высоко-высоко в зените стоит летнее солнце? Море… Оно плещется у низкого берега; волны накатываются на белые камешки и, просочившись сквозь них, исчезают бесследно. Вдалеке, в голубовато-зеленой воде, купаются скалы. Они покрылись мхом и жирными водорослями; их окатывает море днем и ночью, зимой и летом; скалы позеленели даже, но все равно с наслаждением купаются в морской воде.

А на берегу — видишь? — двое мальчишек.

Один из них загорелый до шоколадного цвета, на нем полосатая тельняшка, он что-то мастерит возле рыбачьей лодки. Рядом с ним, чуть слышно шипя, полощутся на ветру рыбачьи сети, и стеклянные шары-поплавки легонько позванивают: «динь-дон, дон-динь…»

И хотя все вокруг очень будничное, самое обыкновенное — всмотрись только и тебе покажутся сказочными и синее небо, и берег моря и рыбачьи сети, и медленно катящаяся на берег волна, и что-то таинственное, может быть, почудится тебе в скрипе старой акации, выбежавшей на пологий берег, чтобы посмотреть в даль моря, на глинобитные домики рыбачьего поселка.

Двое мальчишек на берегу заняты каждый своим делом.

Тот, что в тельняшке и с рыжим хохолком на темени, загорелый до шоколадного цвета — Митя. А тот, что рядом, под черным дождевым зонтиком — Витя. Витя читает. Рядом — еще одна книга, взятая, я думаю, про запас.

Витя совершенно беленький. На нем — в эдакую-то жару! — коротенькая курточка, адидасовские кроссовки и коротенькие штанишки — шортики с иностранной нашлепкой. От напряженной мысли лоб Вити перечеркивают морщинки (Мама называет их «морщинками мудрости»), а на носу Вити — очки с блестящими дужками.

Ну? Познакомились с мальчишками? И хотя они внешне кажутся совершенно разными, если присмотреться — они чем-то похожи. Ровесники. Дальние родственники. И имена у них похожие. Ну посуди сам: стоит переставить всего одну букву и Витя станет Митей… А Митя — наоборот — Витей.

Витя Каблуков приехал сюда к троюродному дяде Макару Самошкину. А Митя, как раз и есть Самошкин-младший, сын Макара Самошкина. В общем-то Витя Каблуков житель городской, папа его кандидат каких-то очень хитрых наук, а Митя все равно недолюбливает ни Каблукова — кандидата, ни Каблукова под зонтиком (Это же надо!.. Забрался под зонтик… Нарочно не придумаешь).

— Эй, слушай. Как там тебя? Витя? — спрашивает Митя и щурится. — Может, сходим с пацанами в море? А? Скумбрия клевать начала. А?

Витя отрывается от книжки, поднимает усталые (это видно даже через очки), задумчивые глаза. Он поднимает глаза, несколько секунд молчит (так поступают очень воспитанные люди) и отвечает:

— Ты, Митя, на меня не сердись… Видишь? Я книгой занят. А ты сходи порыбачь. Я не хочу быть тебе обузой…

— Да ла-а-адно-о, — тянет недовольный Митя. Отец строго-настрого приказал ему не оставлять Витю одного («Еще утопнет… Он же — сам понимаешь, сын, — к морю прибыл первый раз в жизни»). — Читай…

— А ты, если хочешь, возьми тот том…

— Нет уж… Я лодку конопатить буду… Делом займусь. — Немного выждав, Митя интересуется: — А ты, я вижу, решил все книжки перечитать?

— Нет, все книжки перечитать невозможно. Человеческой жизни не хватит. Я лично ориентируюсь на фантастику…

(Слыхали? Во! Как вежливо и по-научному толкует Витя свою точку зрения.) В ответ на такое Митя длинно сплюнул сквозь зубы, произнес многозначительную абракадабру:

— Хо-о! И боле ничего… — это у них в рыбачьем хуторе была такая присказка, что в переводе с русского на русский означало: «Смешно донельзя!..» — Хочешь всю жизнь на одних байках прожить?

— Почему же «на байках»? — вопрошает Витя и вежливо так, даже очень вежливо двумя пальцами за дужку снимает с переносицы очки и, близоруко щурясь, разъясняет Мите: — Видишь ли, фантастика… мечта… Она ведь — не просто так, Митя. Она как бы… разведчица, что ли… Вначале идет мечта, а уж потом, за нею идут дела.

— Хо! И еще шесть раз «хо», «хо», «хо», — выкрикивает Митя. — Мечта-мечтой, но и делать что-то надобно в жизни. Ну, вот ты, что делаешь у себя в городе?

— Как «что»? — пожимает плечами Витя. — Иногда хожу в магазин за хлебом и молоком, например.

— И спорт не уважаешь? — продолжает допытываться Митя.

— Не уважаю, — признается Витя, — каждому свое. Книга — она источник знаний.

— А на кой ляд тебе знания, если ты одной фантазией живешь? Вон, сколько дней, как приехал ты, а все под зонтиком сидишь.

— Потому, что я боюсь солнечного удара… — объяснил Витя (он умеет очень вежливо объяснять все). — А вообще… Я же не сам к вам приехал. Меня твой отец через моего отца пригласил погостить у вас. И если я тебе очень мешаю — ты скажи только, я и уеду…

Митя хотел что-то ответить, но не успел — он увидел…

 

Представь себе, плыла бутылка с засургученным горлышком. Она выплыла из-за скалы, покачиваясь, обмотанная водорослями, зазеленевшая, с налипшими на боках ракушками, — вестник морских приключений, бутылка-послание.

— Смотри!.. Что-то плывет… Я такого еще не видел…

— Что? Где? — сразу же оживился Витя и опустил очки на самый краешек носа, стал всматриваться.

— Туда гляди… Во-о-он…

Витя вскакивает, поднимая над головой зонтик, как знамя, и худыми ножками семенит к воде.

— Бу-бу-бутылка, — от волнения он не может выговорить слово. — Может, она?.. Со времен?.. Жозефа Рыжебородого? Поймай ее!.. Пожалуйста. Очень тебя прошу.

— Хо-о! И боле — ничего… Хочешь — сам полезай.

— А вот и полезу… Пускай простужусь!.. Заболею пускай, а полезу…

— Не простудишься — вода теплая. Может, хоть так тебя в воду загонишь!..

И Витя — смотри! — отважно полез в открытое Черное море.

Вот он тянется к бутылке… вот-вот достанет ее… уже рука рядом с засургученным горлышком. И… Витя окунается до самой макушки.

— Тону-у-у-у… — успевает выкрикнуть Витя, а на поверхности моря плывет вверх ручкой его смешной старенький зонтик.

— Тьфу, ты! — в сердцах длинно сплевывает Митя и, как есть, в тельняшке, кидается в воду. Он легко выталкивает Витю на мелководье, а сам пытается изловить бутылку. А она — зеленая, в водорослях, с прилипшими на бока ракушками — как заорет вдруг человеческим голосом, да еще с пулеметной скороговоркой, с плаксивыми интонациями:

— Ты чего меня трогаешь? Ну, чего лезешь? Я к тебе лезу? Я тебя трогаю? Я себе плыву и ты себе плыви… Я тебя не знаю и ты меня не знаешь. А я вот возьму, да как… взорвусь и-и-и… все…

— Хо! — говорит Митя с совсем новой интонацией, и от удивления глаза его расширились. — Во дает… А ты чего? Волшебная?

— А тебе? Какое? Дело? — плаксиво выкрикивает бутылка.

— А такое, что я сейчас тебя ка-ак изловлю!

— Ты? Меня? Не-а… Не поймаешь. Меня до-о-олжен во-о-он, тот, который в очках, поймать…

— Какая разница?..

— Так по сказке намечено. Меня должен выловить тот, кто прочитал ровно тыща одну сказку к полудню седьмого августа. Сказка. Она. Что? Добрым молодцам урок. А этот, под зонтиком, никаких «уроков» из прочитанного не извлекает… Так… Пусточтец… Ну, чего смотришь? Зови его. Пускай он меня ловит. А то я… — кажется, бутылка вот-вот разрыдается, — я… могу взять и кануть на дно… И — все… Навечно… навсегда.

— Эй, Витя! — кричит Митя. — А бутылка-то заговорила.

— Неужели?! — Витя не удивился даже. Он торжественно, как знамя, поднимает зонтик.

— Тебя требует…

— Иду-у-у… — как зачарованный, выкрикивает Витя и с трудом шагает по острым камешкам к бутылке. Но… Бутылка, как снаряд, сама собой вылетает из моря и целехонькой падает рядом с Витей на прибрежные камешки.

Ну, здесь, как и следовало ожидать, — из бутылки слышится таинственный гул, потом выплывает густо желтый, серный дымок, а потом оттуда, отфыркиваясь дымом, отплевываясь, вылезает человек в тюбетейке, в рубашке «навыпуск», с большим желтым портфелем.

— Фу-ух! — говорит вылезший из зеленой бутылки и выплевывает ядовитое облачко дыма, — ф-у-ух!.. Наконец-то!..

— Вы?.. Джин?.. — очень вежливо с предыханием спрашивает Витя у человека с портфелем и двумя пальцами поправляет дужку очков.

— Ча-во? Какой я те «джин»?! Я же — командировочный… Понимать надо…

— Но вы… дышите дымом…

— А ты сам полезай, посмотри, какая там жилплощадь. А я — человек курящий. Ты лучше скажи, какой сейчас век? А?

— Двадцатый…

— А не врешь?

— Честное пионерское… Последняя десятилетка двадцатого века.

— Фу-ух… — вновь вылетело из командировочного дымное облако. — Тогда еще ничего. Тогда еще можно!.. Ну, отвечайте, кто из вас тут прочел такую пропасть сказок?

— Я.

— Ты? Витя?

— Ага-а-а…

— А он — Митя?

— Точно…

— Фу-у-ух… Тогда забирайте свою посудину. Все!..

— А, что с нею делать?

— «Что делать?», «Что делать?» — зло передразнивает командировочный. — А я почем знаю? Может, оттуда те страницы нужно достать. Ну, которые мне всю командировку испортили…

— Какие… страницы? — счастливо радуется Витя.

— Ну, те самые, что я случайно нашел. Иду, понимаешь, вдоль берега, гляжу — листок. Поднял. Развернул. Посмотрел: чего-то написано. Оторвал, и вдруг — джин. Ого-го! Метров десять в нем. И орет на меня. А я — привычный. На нашего брата, командировочного, все орут. «Чего? — я у него спрашиваю, — чего ты разоряешься?» А он: «Ты, — говорит, — прикоснулся к извечной тайне человечества — узнал пароль страны Романтии. Проси чего хочешь!» А я ему, ради шутки говорю: «Давай — бутылку». Ну, значит, попросил хорошего вина. А джин не понял. И раз — сижу в бутылке. «За что, спрашиваю, меня? Сюда? Командировочного?» — «За насмешку над страной великого чуда… И будешь ты сидеть тут, пока кто-нибудь в полдень не окончит читать одна тысяча одну сказку и не возгорит желанием уплыть на остров Романтию…» Так что теперь забирайте свою посудину… И — все!

Командировочный пихнул ногой сосуд и…

Медленно-медленно звеня и подпрыгивая на камешках, бутылка покатилась в море.

Вместе с дымком, выплыли оттуда две белых странички, похожие на чаек, и закружились в воздухе.

Смотри! Не бойся удивляться, мой друг-попутчик: как только это случилось, все вокруг чудесно преобразилось, все вокруг стало… необыкновенным, что ли, — ярким, разноцветным, хотя все и осталось на своих местах: сети, лодки, как морские чудища, опрокинутые вверх днищами, звенящие поплавки…

…Плывут птицами белые странички в синем небе. Вот одна из них оказалась в руках у Мити, и он прочел на обрывке листка: «ЗИЯ». А второй листок оказался в руках у Вити. На нем значилось: «ФАНТА».

И пока все это происходит, слышно, мой друг, как в синем-синем небе над морем, над скалами звучит:

ОТКУДА БЕРУТСЯ КРАСКИ

ДЛЯ САМОЙ ВОЛШЕБНОЙ СКАЗКИ?

И эхо, отзванивая, будто ледяными сосульками, отвечает разными голосами:

Сильные голоса, звучащие под огромным небом, вновь спрашивают:

ОТКУДА БЕРУТСЯ ПЕСНИ,

КОТОРЫХ НЕТУ ЧУДЕСНЕЙ?

Как и прежде, отзванивая гулким эхом, слышатся разные голоса:

— Хо!.. И более ничего… — произносит Митя и тянет себя за штанину, за полосатую тельняшку, потом за волосы, пожимает плечами. — Как в кино…

— Не «в кино», а «в сказке», — очень вежливо поправляет Витя. Он чувствовал себя счастливым хозяином так чудесно изменившегося мира.

— Ладно!.. — Озабоченно сообщает Митя. — Ты пока сиди себе в своей сказке, а я пойду ребят позову, пусть посмотрят, чего тут делается…

И вдруг над морем, над горами зазвучал женский голос:

— Давай!.. Двигай ножками! Чем дальше — тем лучше… А мы с Витей Каблучковым…

Как и полагается в сказке, из голубой пустоты появляется нежно-голубая фея. Очень красивая, очень юная фея! Только разговаривает она… Ну, как-то странно разговаривает. Правда! Ты улавливаешь, мой друг-попутчик, как говорит волшебница? То зло и насмешливо, с издевкой, то неожиданно по-волшебному, певуче.

— … отправимся в чудесную страну на остров Романтию!.. Видишь? Видишь? Видишь?..

Витя и Митя на мгновение лишаются дара речи! (И ты, окажись с ними, на том морском берегу, повел бы себя так же.) Откуда-то, из сиренево-синей дали, под развернутыми парусами мчится сказочной красоты фрегат с богиней Никой на форштевне, какая может разве что присниться.

Витя, как зачарованный, движется в сторону парусника, говорит, ни к кому не обращаясь:

— Вижу… Фрегат… На форштевне — богиня Ника… Идет крутой бакштенг левого галса. Под бушпритом на блиндарее парус блид. — Говорит он так по-научному и вышагивает навстречу паруснику.

— Что ты говоришь? Опомнись! Пошутил и хватит!.. — волнуется Митя. — Куда же ты? Что я отцу скажу? Погоди! Витя!..

— Не кричи, а то как дам щелбан, — шепотом обещает фея. И тут же иным, «волшебным голосом»:

— Не слушай его, негодника, мой подданный Витя-а! Ты — прирожденный мореплаватель…

Да Витя, впрочем, и не слышал никого — он весь уже был там, где…

 

Да, причалил фрегат… У бортов его, на бом-угле-гаре, у том-фок-мачты, на реях — матросы. Но какие! Смотри, смотри, мой друг-попутчик, какие у этих пиратов ужасные, страшные рожи. Одинаковые бороды. Одинаковые трубки. Одинаковые шапочки. И поют они одинаково хриплыми голосами:

Завидев Витю, пираты радостно вскакивают, кричат: «Приветствуем тебя, новый подданный ее величества Фанты!..»

С корабля, прямо на берег, переброшен трап, и по этому мостику, бог весть куда, уходит, удаляется Витя, чтобы уплыть, может быть, навсегда, навечно…

— Вернись! — отчаянно кричит Митя. Но Витя не возвращается. — Что я дома скажу? Мне ж никто не поверит… — Ну, ладно… Тогда и я с тобой… — решается Митя. — Один ты без меня пропадешь, пусточтец.

— А ты куда лезешь? — зло возражает Фанта — голубая фея. — Достань пропуск. У тебя что значится на талисмане? А? Смотри — смотри — смотри!..

И только теперь Митя замечает, что в руках у него — обрывок листка, на котором начертано: «ЗИЯ».

— Вот и проваливай к своей Зие… Давай-давай-давай!

И Митю вытолкнули на берег.

Что за странная привычка у этой феи! Иногда она, будто буксует на последнем слове. И потом… Нет, вы только подумайте: с виду такая вежливая Фея, совсем голубая-голубая, а как бранится: «проваливай», «куда лезешь»…

Фанта, легко проскользив по каменистому берегу, мимо Мити, вступает на мостик парусника, оборачивается и… Честное слово — она показала Мите «нос», приложив к своему носу растопыренную ладонь. Ах, как невоспитанны нынешние волшебницы! Ну, куда такое годится? А?

— Фанта на корабле! Фанта с нами! — кричит хор счастливых голосов. И один голос: — Фанта приказывает отчалить!..

И тотчас кораблик, которому плыть бы себе по морям — по волнам, взял — да и… полетел, как белое облачко!

Митя, оставшись на берегу, прямо взвился от огорчения! Он кричит:

— Кто-нибудь! Помогите-е!.. Человека украли!

Он быстро шагает вправо и… упирается в невидимое стекло. Колотит в него кулаками. Тщетно! Налево — снова невидимая преграда. Митя ударяет ее тем местом, где кончается спина.

— Эй! Кто-нибудь!.. Как из этой сказки выбраться? Где тут пожарный выход? Тут человека у-украли! Увезли куда-то! Помогите! Я — в милицию пожалуюсь! Люди!

— Не торопись уходить из сказки, — звучит откуда-то глубокий певучий голос другой волшебницы — Зии. — Разве достойно оставлять в плену у Фанты своего друга?

И тут… (Сам понимаешь, все, как в сказке.) И тут опять-таки из прибрежной пустоты выплывает, как две капли воды похожая на Фанту, волшебница Зия. Только… Честное слово! Она совсем даже не походит на волшебницу — обычная спортивная куртка, модная современная прическа, сумочка на длинном ремешке, переброшенном через плечо.

— Хо-о! — в какой уже раз удивляется Митя. — Так вы?.. Вроде же, вы уплыли?

— Ты меня путаешь с Фантой. Да, мы похожи, потому что обе мы дочери одной матери МЕЧТЫ. Но, вместе с тем, мы очень разнимся, Митя. Мои друзья — люди деятельные, умелые, любящие труд. А Фанта берет в плен тех, кто живет пустопорожними сказками, голубыми мечтами, которым никогда не суждено сбыться… Стерегись попасть к ней в плен мальчик!..

— Плен?.. Значит, Витя в плену? Его надо спасать!..

— Ты прав… Но я не смею появляться в городе Голубых Снов. Сумеешь ли ты один выдержать все испытания?

— Сумею! — решительно отвечает Митя.

Зия бьет в ладоши и, — смотри, мой добрый попутчик! — на камешках у самого моря появляется совершенно прозрачный шар с мягким сидением внутри.

— Этот аппарат, построенный на принципе мыльного пузыря, доставит тебя в город Голубых Снов — в страну Романтию… Бери его…

Митя ударяет ладошкой по шарику, отливающему всеми цветами радуги.

— Хо-о! Вот что значит сказка… — радуется мальчишка.

— Не «сказка». Обычная химия — летучий поликрылин. Торопись, Митя… И смотри! Стерегись оказаться в плену у Фанты… Стереги-и-ись!

— Лечу-у-у-у… Но… Как я буду спасать Витю? Погоди-и-и!.. Зия-а-а!..

Но никто уже не слышит Мити; он лети-и-ит в радужном шарике над морем, над скалами, рядом с такими пушистыми, белыми облаками. (Вы никогда не летали в мыльном пузыре? О! Это удивительное чувство раскованности, легкости, какую не испытывают даже птицы, — им ведь надо удерживать себя в потоках воздуха, а шар сам несет тебя, несет… Только научись управлять им…)

А вот и парусник… Он причаливает к острову. Люди в каких-то замысловатых, павлиньих одеждах встречают свою повелительницу торжествующими криками: «Фанта с нами! Фанта с нами!..»

Фанта первой сходит на берег; она радуется, когда к ней подводят серого в яблоках рысака с голубой попоной.

Она отвешивает поклон оркестрантам, и те от восторга перестают даже играть, но, опомнившись, вновь начинают дудеть в свои трубы с неописуемым старанием.

Сходит на берег и счастливый до слез Витя. Его тоже приветствуют восторженные голоса:

— Здравствуй, Витя! Новый подданный ее Величества Фанты!

— Приветствуем нового капитана города Голубых Снов!

Вокруг — бумажные цветы, флажки расцвечивания…

— А теперь, мой верный вассал Каблучков… — говорит Фанта.

— Моя фамилия Каблуков, — несмело возражает Витя волшебнице.

— У мужчин — каблуки: а у женщин, — что? Каблучки. Не так ли?

— О, конечно так!.. — немедленно соглашается охмелевший от счастья Витя. — Я — Каблучков! Каблучков!

— Так вот. Каблучков! Идем! Я покажу тебе мой город Голубых Снов…

И пока происходит торжественный ритуал, посмотрим, дорогой мой попутчик, что делает Митя в этом городе. Ага! Вот он!.. Он вылез из своего поликрылинового шарика и движется той же дорогой, что и процессия во главе с Фантой.

— Смотри! — восседая на коне, величественным жестом обводит свои владения Фанта. — Отныне весь этот город принадлежит тебе, Витя-капитан!

— Ах, какая добрая Фанта! — закричали отовсюду. — Нет предела ее щедрости!..

Давай и мы с тобой, дорогой друг, рассмотрим этот — право слово! — удивительный город. Если признаться — он мне нравится! Очень-очень… Голубые замки, которые чуть заметно колышут плывущие над городом миражи… О! Смотри! Гордо взмахивают прозрачными крыльями грифоны.

Переброшенные через стеклянные реки мосты похожи на выгнутые шеи коней. А здесь? Фонтан… И в центре — оживающая Наяда. Есть здесь даже оловянные солдатики с совершенно бессмысленными глазами, площади с таинственными, бог весть кому сооруженными памятниками, окрашенными в голубой цвет, даже зевающие атланты живут под балконами в этом городе.

И все — дома и мосты, фонтаны и фантастические скульптуры — все наполнено нежно-голубым светом, которому тесно в домах, и он лучится, мерцает и медленно, как северное сияние, исчезает в чистом безоблачном небе.

— Тебе нравится мой город?

— Нравится… — восклицает Витя.

— А этот стеклянный замок у моря — твой. Я дарю его тебе. Дарю-дарю-дарю-у-у-у…

Витя — ой, как мне жаль его! — смотри: он сложил на груди руки, готовый расплакаться от созерцания замка. Кажется замок тоже засиял. Весь. Насквозь.

— Мне для моих подданных ничего не жалко. Бери-и-и. И только одно ты должен соблюдать беспрекословно! — Фанта поднимает руку.

— Запомни!.. Запомни!.. — закричали вокруг.

— … Запомни, — повторила Фанта. — Как только солнце коснется горизонта, ты немедленно должен завязать глаза этой косынкой, — и Фанта вручает Вите голубую тряпицу. — Ты не смеешь покидать своего жилища, пока на городских часах не пробьет рассветное время. Понял? Понял?.. А?

— Солнце близится к горизонту! — закричали отовсюду. — Все! Все! Все! Торопитесь исполнить волю Фанты.

Солнце действительно все быстрей и быстрей падало к горизонту, выбрасывая протуберанцы солнечных лучей. Фанта взяла за руку Витю и повела к стеклянному замку.

Но… Погоди, мой друг! Что-то случилось с Фантой. Как изменилось ее лицо! Куда девалась ее величественная осанка?

Фанта озирается. Ее глаза становятся круглыми, настороженными.

— Смотрите! Что там? Видите?

И тотчас же все оборачиваются туда, куда указывает Фанта.

Мы тоже смотрим на указующий перст волшебницы. Там расступаются люди и мы видим… Митю, сына рыбака.

Сын рыбака кажется одиноким, беззащитным, маленьким.

— Ты?! Как ты смел без моего ведома очутиться в моем городе?! — не то зло, не то ласково, не то предостерегающе говорит Фанта и приближается, приближается к Мите. — Кто тебя просил сюда? Или ты шпионишь по заданию Зии? Сейчас к тебе придут у-ужасы, страхи и ты умрешь-решь-решь, у-у-у…

— Не надо! Я не хочу, чтобы он умирал! — словно опомнился Витя.

— Все зависит от него самого, — поднимает над головой руку Фанта. И к Мите: — Тебе нравится мой город Голубых Снов! Снов-снов-снов?..

— Отчего же — красиво, — пожимает плечами Митя.

— Ему нравится! Нравится! Нра… — вдруг слышится хор голосов.

— Это — хорошо, хорошо, хорошо… Я оставлю тебя жить здесь. И ты узнаешь сладость голубых снов. Ты сможешь летать — хоть в космос, или опускаться мыслью в морские глубины…

— Торопитесь!.. Солнце близится к горизонту… — вдруг звучит чей-то голос над городом.

— Торопитесь! Торопитесь, мои подданные! — волнуется Фанта, и все торопятся закрыть глаза косынками. — И ты тоже закрой глаза… закрой-закрой-закрой… — Фанта будто укачивает Митю. И он действительно закрывает глаза…

— Еще одним подданным больше, — говорит сиплым басом и потирает руки усатый человечек в боцманской фуражке с крабом. — Ого-го!

— Тише. А то… Я и тебя быстро исправлю! — И, повернувшись к Мите, вновь притворно ласково говорит Фанта: — Надень повязку. Вот так!.. Разве что-нибудь изменилось?

— Не-ет… Только… Все-о… Теперь стало-о-о… розовым… — тоже с улыбкой отвечает Митя.

— Вот и хорошо-хорошо-хорошо… — будто убаюкивает Фанта. — Пусть будут розовыми твои сны и надежды. Порезвитесь, мои подданные, пока солнце окончательно не спряталось в океане.

А за спиной волшебницы неторопливо опускается солнце, и все вокруг, преломляя лучи, становится еще более радужным, лучистым.

Митя и Витя приближаются к очень красивому фрегату.

— К нам идет капитан Каблучков! — восторженно кричат матросы парусного фрегата. — Приветствуйте капитана и его верного друга.

— Не Каблучков я… Каблуков… — пытается объяснить Витя.

— Все равно! Веди нас в океан! — гордо говорит усатый боцман с маленькими хитрыми глазами.

— Но я не умею управлять парусником, — очень тихо, почти извиняясь, говорит Витя.

— А этого и не нужно уметь! Ты же — запомни это! — не где-нибудь, а в стране Романтии. Тут сбывается все чего захочешь… Смелее, Витя! — требует усатый боцман.

— Я с вами!.. — улыбается Митя. — Возьмите меня с собой.

И вдруг… откуда-то издалека Митя слышит таинственный голос со звенящими отголосками эха: «Как жаль… А ведь и он становится рабом Фанты… И он!.. Он!.. Динь-дон!..»

Витя идет на корабль. Над фрегатом вздымаются белые паруса.

А тем временем… Тихо, мой друг-попутчик. Если можешь, пожалуйста, затаи дыхание! Ты видишь, что делает Митя? Он… Я боюсь даже произнести эти слова: он снимает повязку… Да, да!.. Вот уже он развязывает узелок… Уже развязал… Снял!

«Бум-м-м! Тум! Тирля-ля-ля-у-у-у…» — разносится вокруг странный звук и Митя видит…

В пух! В прах! В пепел! Разлетается город Голубых Снов — остаются лишь на иссушенной, потрескавшейся, коричневой земле приплюснутые домики. Серое небо. Через грязные ручейки переброшены тонкие жердочки. Куда ни посмотрит Митя — все тут же теряет краски, преображается. Вот мчится лошадь под статным седоком. Раз! И конь превращается в игрушку — палочку, которая оканчивается лошадиной головкой из папье-маше, а всадник — в бородатого старца.

Вот важно вышагивает человек. На нем — красивая одежда. Трах!.. И уже идет он в одних трусиках, величественно переставляя тонкие ножки в прохудившихся ботинках.

Посмотрел Митя на фрегат и… парусник «съежился», превратился в разбитое корыто. Да! Да, мой друг-попутчик: корабль превратился в корыто, а в нем — Витя. И боцман тоже невероятно изменился, он стал крошечным, с отвислым животиком; он брызгает Вите в лицо грязную воду из лужицы, что осталась от прилива на берегу моря.

— Витя! Скорее отсюда! Скорее, пока не поздно… Мы — в ловушке.

— Не мешай! — отвечает Витя. — Я как раз провожу свой корабль у рифовых нагромождений филиппинских островов…

— Сними повязку! Торопись! Витя-а-а!

— … так и есть! В кррюйт-камере — течь… Крепите носовой дейдвуд! — словно в бреду продолжает выкрикивать Витя, а тот, что назывался «боцманом» все сильнее брызжет на мальчика воду, что есть силы, раздувая шарами щеки, дует ему в лицо.

И вдруг… Этого следовало ожидать, мой друг! Рядом вырастает Фанта. Она вытягивается, как голубое облако. Она извивается, как синяя струйка дымка. Слышишь? Она шипит от гнева:

— Ты!.. ты!.. Нарушил! Закон! Моего! Острова! Город Голубых Снов никогда не простит такой коварной измены. Хватайте его!.. Вяжите!.. Казните!.. Топите в котле с горячей смолой! Вешайте!.. Пусть ко всему еще он умрет от страха!.. Трах-трах-траха-а-а… У-у-у…

И Митю схватили! Погоди… Не волнуйся так, мой друг-попутчик. Давай сохраним спокойствие и присутствие духа. Кто знает? Может быть все еще кончится благополучно. Все-таки это — сказка… А вдруг?..

Митю тащат. Он вырывается. Он кричит, что есть силы:

— Опомнитесь, люди-и-и!.. Разве вы не видите? Вас обманывает Фанта. Нет никакого города — все мираж!.. Вы — рабы пустой выдумки… Снимите повязки и постройте себе настоящий город, настоящие мосты!.. Настоящие… Иначе вы проснетесь однажды и увидите, что проспали всю жизнь. А это — страшнее страшного…

— Давай, кричи! Надрывайся. Меня-то не обманешь — твоими устами говорит Зия. А мои подданные спят… Спят! Они живут сладкими снами несбыточных надежд… Они ничего не услышат.

— Отпу-у-усти! Я укусить могу-у! — вопит Митя.

— Тьфу, — совсем уже по-бабьи возмущается Фанта. — Не ори! На мой волшебный слух это знаешь, как дурно действует?

Тем временем Фанта со своими слугами подтаскивают связанного Митю к домику с крылатым грифоном, который сейчас, как простая дворняжка, облизывается и машет хвостиком. Через мгновение Фанта и Митя оказываются в огромном белом зале… Белые стены… Совершенно белые…

— Ну, кто здесь? Почему-у-у? Никого-о? Эй! — злится Фанта.

— Я тут, — появляется перед Фантой маленькая девочка с косичками-растопырками, в огромных башмаках, измятом платьице.

— Моя Золушка, — кивает, указывает на замарашку Фанта. И приказывает: — Сними, наконец-то, мои сапоги! И осторожно! Чулки не порви. Не напасешься с вами бесшовных! Изверги! Все-все-все…

— Бедная золушка, — шмыгает носом Митя.

— Ты лучше себя пожалей. Сейчас тебя начнут казнить страхом.

Митя пожимает плечами.

— Вот тебе сколько лет? Двести? Триста? — вопрошает Фанта.

— Двенад…

— Ага, всего двести? А мне, может, миллион…

— Хо! — хмыкает Митя, что должно означать, наверное, «ври больше».

— А ты не «хокай». Все страхи я людям придумала. Я населила чудищами земли, моря и небо… Я казню провинившихся ужасами… И ты тоже сейчас узнаешь… узнаешь… узнаешь…

Фанта взмахивает голубыми рукавами своего волшебного платья и на стене возникают гигантские фигуры. Фанта и Митя рядом с ними кажутся ничтожно крохотными.

… Огненный Зевс мечет горящие стрелы, целясь прямо в Митино сердце.

… Нептун с грохотом выплескивает в Митю пол-океана.

… Орлы, что клюют Прометееву печень, вдруг оглянулись и бросились к Мите.

— Трясись от страха… Ну? Зови на помощь! Амба тебе!.. Ха-ха-ха!..

— Хо! И еще сто раз «хо», — без улыбки произносит Митя. — Приходите, я вас своим телевизором пугать буду…

— Ах, так?!.. — Извивается и вытягивается Фанта. — Тогда…

Она не успевает окончить фразы — откуда-то, сверху прямо на Митю резко выпрыгивает самый натуральный многоглавый Змей. Он шипит, роняя огненные брызги.

— Эй! Ты меня слышишь, Горыныч? — спрашивает Фанта.

— С-с-с-слыш-ш-шу-у-у… — прямо ужасно рычит Змей.

— Ты там посиди за дверью, а я его сейчас подготовлю и выдам тебе на съедение. — И Мите: — Вот!.. так!.. Твоя песенка спета, спета-спета-т-та-та-а…

— А что я должен делать? — решает схитрить Митя.

— Ну… Можешь всплакнуть… Задрожать весь… Попросить…

— А… чего я должен просить? — морщит лоб Митя.

— Как чего? Помиловать себя… э-э-э, у меня…

— Кого? Чего? Себя-меня?

Фанта хочет понять, что спрашивает Митя и потому морщится, щурится.

— Чего «кого»? Себя? — спрашивает Фанта.

— Не себя… Сначала я сказал «чего». Потом вы сказали «чего». А кого оно «чего»? Не понятно ничего…

— Ага! Ничего не понятно… Знаешь, давай все сначала. Значит, так… Тебя съест Змей… С косточками… Так?

— Не-а, не так. Его-того, — чуть не плачет Митя притворно.

— Ко-го? Его? Чего «того»? — снова пытается вразумиться Фанта.

— Не он меня. А его — того… Муромец прикончит…

— Уже разве? Прикончил? А такой змеюка был… Об сто голов. Жалко его, стоголового…

— Жалко, — хлюпает носом Митя. — И всех волшебников жалко.

— Нас жалко?.. — тоже хлюпает носом Фанта.

— Ага… Так, я пошел, — будто к слову пришлось, говорит Митя и тут же направляется в противоположную сторону огромного зала.

— Давай, иди, дорогой мой… — и Фанта вдруг понимает, что Митя уходит от нее. Она кричит: — Как «пошел»? Куда «пошел»? Сейчас же — обратно! У-у-у!

А Митя — видишь, мой друг-попутчик? — он уже перепрыгивает невидимую грань в стене и оказывается… рядом с Зией.

Фанта тоже бросается к стене (а она прозрачная, как стекло) и колотит в нее кулачками, умоляет:

— Отдай! Он — мой, он — мой, мой-мой-мой… У-у-у!..

— Успокойся, сестра, — вежливо возражает Зия. — У него же мой талисман, — и Зия показывает обрывок листа, на котором значится: «ЗИЯ».

— Ладно, — вдруг без обиды соглашается Фанта. — Зато другой мальчишка останется у меня навсегда!.. Вы уже запомните там: навсегда! Я его никогда не отдам! Не отдам!.. Не отдам!..

Зия и Митя уже шли о чем-то беседуя.

 

— Видишь ли, — говорила Зияя, — мы переступили с тобой не только порог острова, но и двадцатого века… Он остался у нас в прошлом…

— А я так ничего и не заметил, — признается Митя, — Вроде все, как было…

— Тут… понимаешь… не так-то просто во всем разобраться, — как-то несмело объясняет Зия. — Земля она остается землей. Люди останутся людьми. А вот понимать они будут много больше, чем люди, которые были за гранью прошлого века… Они утвердились в мыслях, что Земля одна… Всего одна!.. Что войны — безумие!.. Все вдруг поняли: убивать ближнего равносильно самоубийству… А тех, кого мучила дикая фантазия атомной войны, просто спрятали в резервации…

— Это еще что такое — «резервации»?..

— Ну, знаешь, — возмущается Зия. — Надобно было это изучить, прежде чем сюда пожаловать… Резервация — место, куда убирают больных или неугодных людей… Так вот… Всех этих одержимых атомной горячкой, атомным бредом людей убрали из общества, и началась совсем иная жизнь… Люди договорились, как следует управлять движением своей планеты, научились предугадывать извержение вулканов, спасать от пожаров леса, регулировать климат, подчинять своей воле безбрежные просторы океанов… Слышал ли ты когда-нибудь такое слово «ТОКОМАК»? Нет? А ведь его придумали в последней четверти двадцатого века… Это рукотворное солнце на земле!.. Понимаешь? Из расплавленной плазмы научились получать новый, неиссякаемый источник энергии…

— Научились?

— Конечно же!.. А знаешь ли ты, что топливом для него служит… морская вода? Значит, энергия неисчерпаема! И получили ее, как все мировые достижения, лишь соединив усилия всех ученых планеты Земли…

Митя останавливается, как вкопанный. Даже знакомый холодок пробегает по его спине… Что это? Что?..

Впереди, выше облаков подымается строение, словно бы таинственный скелет какого-то чудища — с трубами, путепроводами, шарами с окнами-иллюминаторами, площадками, прозрачными винтообразными улицами, по которым — это было видно! Видно! — несутся в бешеном ритме какие-то таинственные машины.

— Что это? — невольно вырывается у Мити.

— Обыкновенное здание — город…

— Что? Что?

— Город… Но весь он умещается в одном гигантском здании… Так проще и так удобнее… Но — главное! — остается почти нетронутой Земля… Земля, которую издревле считали «кормилицей». Город должен занимать минимальные площади… Разве это не ясно?

Митя рассматривал гигантские шары, соединенные самодвижущимися тротуарами… Город поразил его! Даже пугал немножко. И только песня, что звучала откуда-то, была ему понятной.

Зия и Митя все шли и шли по такой знакомой и чем-то малознакомой земле… Там и тут поднимались огромные, вечнозеленые деревья… И травы были по пояс — они подступали к узким тропкам… И птицы в небе не боялись людей — они подлетали близко-близко, садились перед Митей и Зией на тропу.

А тем временем откуда-то лилась тихая и проникновенная музыка.

Наконец они подошли к одному дому, который напоминал древнее строение двадцатого века. Только дом был не построен, а как бы соткан из стеклянных волокон.

А Зия все говорила и даже легонько журила Митю:

— Понимаешь, — говорила она, — ты непочтительно вел себя у Фанты…

— Почему?

— Моя сестра живет прошлым. Далеким прошлым. Она хранит в своей памяти утро человеческой фантазии: от парусных фрегатов до каменных домов с грифонами и атлантами, с добрыми духами давно исчезнувших из памяти людей домовых — хранителей домашнего очага… Она наивна и доверчива — Фанта. А это заслуживает сожаления, но не насмешки…

— Но ведь она не обманывает людей! — выкрикивает Митя.

— Фанта всего лишь зеркало человеческих слабостей. Она не выбирает своих подданных — ты это должен понять! Люди сами приходят к ней в город бесплодных снов и сновидений, пустых надежд… Чаще всего это люди ленные… А теперь дальше, Митя, дальше… Войдем в этот дом…

— Вот это да!.. — Митя даже останавливается в нерешительности. — Неужели дом? А где же окна?

— Такие здания — прозрачные, уютные, многоярусные — тоже видят архитекторы в будущем… Заходи, Митя…

— И этот дом — тоже город?

— Да. Дом-город…

Давай, мой друг-попутчик, и мы переступим порог этого гигантского сооружения… Держись ближе. Не потеряйся… Встань на эту ступеньку… Встал?..

— Ага, — выдыхает Митя.

— По-оехали!..

В какую-то долю секунды Митя ощущает невесомость… Лифт останавливается… Эта площадка выше облаков… Видишь? Повсюду журчат фонтаны. Цветут на клумбах невиданные прежде цветы. А если пойти дальше, во-о-он туда, то окажемся… в лесу!.. Да, да! Не удивляйся, мой друг: здесь выращивают искусственные леса, но они ничуть не уступают настоящим…

И вновь — поверь мне — Митю охватывает робость… Он озирается по сторонам и едва-едва волочит ноги за Зией.

— Где мы сейчас? — интересуется Митя.

— Мы с тобою на крыше города-дома. Идем. Не бойся!..

Несколько минут Митя действительно спокойно озирает окрестности. Но вдруг он снова хватает Зию за руку.

— Смотри! Смотри! Они сейчас столкнутся!..

Зия смотрит туда, куда показывает ей Митя — там, друг другу навстречу, несутся два прозрачных шара, а в них — люди.

— Они столкнутся!.. — невольно выкрикивает Митя.

— Ну что ты?! Они никогда не падают, не сталкиваются. А если и случится такое, то летательные шары просто мягко оттолкнутся друг от друга… Они сверхпрочные. Им не нужны крылья, потому что они легче воздуха…

Дорожка ведет дальше… Митя оглядывается на зеленые кроны деревьев.

— А когда зима? На крыше, наверное, очень холодно…

— Нет, Митя. В этом полушарии люди давно забыли о стуже — ты разве не слышал? В твое время созревал у ученых проект: направить к Северному полюсу теплые течения южных океанов… А теперь теплые воды растопили льды Северного Ледовитого океана…

Так говорили они, шагая за облаками по крыше гигантского здания.

Неожиданно впереди появляется космодром: ажурные стартовые каркасы, прозрачные здания космовокзала.

Из голубеющей высоты опускается ракета и слышится голос: «Внимание! На шестую площадку прибывает ракета „КВ-197“ „Луна — Земля“. Встречающих просим…»

— Откуда? — переспрашивает Митя.

— Ты же слышал… Но Луна теперь лишь пересадочная станция на пути к дальним, обитаемым мирам.

… Они входят в огромный зал… Идут вдоль портретов. Жюль Верн… Алексей Толстой… Герберт Уэллс… Сент-Экзюпери…

— Тише… Ты — в великом Пантеоне Почета… Здесь — портреты мечтателей, которые будили любопытство и прокладывали людям дорогу от мечты к реальности.

— Как это? — удивляется Митя.

— Стыдно не знать такого! Прежде чем появился подводный корабль, был «Наутилус» Жюль Верна. Прежде чем луч лазера начал путешествовать во Вселенной, был «гиперболоид инженера Гарина». Уэллс? Он заставил замлян поверить, что они не одиноки в бесконечном океане звезд.

Митя и Зия проходят Пантеон Почета, и оказываются в зале, где одна из стен похожа на щит гигантской электростанции: мигающие огоньки, датчики, незнакомые, и потому таинственные приборы.

— А здесь?.. — почему-то шепотом спрашивает Митя. — Тоже этот… пантеон?

— Нет… Здесь я живу и работаю.

— Работаешь?

— Конечно же… Но… Не мешай…

И тотчас на пульте начинают мигать лампочки, и в огромном окне, которое находится перед таинственным пультом, мы увидим с тобой, мой друг-попутчик, человека, склонившегося над ватманом. Он чем-то встревожен. Его лицо выражает высшую степень напряжения. Руки что-то уверенно чертят на ватмане.

— Кто это? — интересуется Митя.

— Он конструирует новый межпланетный корабль… Но прежде, чем аппарат проложит дорогу в Галактику, я стану разведчицей, — я первой улечу в неведомые дали, и вернусь, чтобы рассказать ему о Вселенной.

А в окне, как на экране — новое изображение.

Танцует балерина. Лицо ее одухотворено; руки, будто крылья; словно хочет она оторваться от земли и подняться в небо.

— Ты помогаешь и ей? — удивляется Митя.

— Конечно… Без меня не напишет своих строчек поэт!.. Не родится музыка!.. Сестра моя обращена в прошлое, а я смотрю и в будущее людей.

Зия скользит по светящемуся паркету, взмахивает руками; ее большие красивые глаза в опушинах светлых ресниц блестят.

— Смотри!.. Это — нотки еще не написанных симфоний…

Несколько ноток плывут в голубоватом воздухе и звучит под высокими сводами никем еще не услышанная музыка…

— А это — музыка еще никем не прочитанных стихов. Поэт отдаст ей свою мудрость, согреет сердцем.

Неожиданно что-то серое, невнятное заволокло все вокруг.

— Зия!.. Я ничего не вижу… Помоги… — просит Митя.

— Это не в моих силах. Пока ты не сможешь увидеть многого, потому что мало знаешь… А настоящая мечта, поиск, открытие вырастают из больших знаний, мой юный друг… Смотри! Не упусти времени, Митя!.. Иначе и ты, как и Витя, можешь оказаться в Городе голубых несбыточных снов…

Митя резко поворачивается к Зие. В глазах его мольба.

— Помогите мне, добрая волшебница, выручить Витю… Без него я не могу вернуться домой…

Зия опускает голову, задумывается. Она идет не поднимая головы, пока не входят они в огромный белый зал. Здесь стоит напряженная тишина. Наконец, Зия поднимает голову, смотрит на Митю.

— К сожалению, я не смогу помочь тебе… Все, что я умею, тотчас же кончается, если речь заходит о пленниках Фанты — людях, плененных беспочвенной мечтой…

— Неужели Митю уже нельзя спасти?!

Зия подходит к белой стене.

— Сейчас мы увидим, чем занят твой друг…

Взмахом руки Зия гасит свет, и на белой стене-экране появляется Витя…

Он все еще сидит в корыте, гордо скрестив на оголенной груди бледные, словно бы и не живые руки. На запястьях его — грязные манжеты. (А куда же подевалась сама рубаха и курточка Вити?) Старик — «боцман» изо всех сил брызжет в лицо мальчика воду из лужицы.

— Что с ним происходит? — удивляется Митя. — Что с ним?

— Ему внушили мысль, что он терпит кораблекрушение у берегов острова под звездою Волопас… — сокрушенно объясняет Зия. — Его корабль топят волны, команде удалось высадиться на берег. Фанта ждала, что и «капитан» бросится в воду — это остудило бы его пыл до утра, но Витя вдруг решил утонуть вместе с фрегатом, как подобает настоящему капитану, и это повергло Фанту в смущение — она не ждала такого поступка от мальчишки, прочитавшего тысячу одну сказку… И вот уже вторые сутки несчастный боцман по имени Каронат вынужден устраивать «бурю» в лужице…

— Послушайте, а ведь Витя лучше, чем я о нем думал. — За такого парня стоит бороться…

— Стоит! — соглашается Зия. — Он чистосердечен, и — сам видишь — парень крепкой души… О! Если ему удастся выбраться, он научится не просто мечтать, лениться и без всякой пользы читать сказки, — он сможет стать настоящим другом… Поверь!.. Он будет трудиться…

— Но что делать? Что?! Как спасти его?

— Пробуди в нем желание к действиям. В этом — только в этом — его спасение…

Митя смотрит на Зию, смотрит и думает, как же ему пробудить у Вити желание действовать? Как?

И пока он думает, морщит лоб, что-то случается: рядом уже нет Зии, а простирается берег моря, видна лужа, в которой плавает изрядно погнутое корыто… Ночь… И только слабая розовая полоска над морем напоминает, что…

 

У лужи-«моря» Митя останавливается, всматривается в лицо приятеля, — оно спокойно и даже величественно, как в час совершения подвига.

Митя оглядывается и шепчет на ухо Вите:

— Слышь? Витя… Каблуков!.. Я пришел, чтобы спасти тебя в страшную минуту бедствия… Ты узнаешь меня, Каблуков?

— Узнаю, — слабым голосом ответствует Витя. — Я тебя узнаю даже после того, как ты превратишься в крысу.

— Я?! Превращусь в крысу?! — возмущается Митя. (Еще бы!.. Он видеть не мог этих животных. И — на тебе! Его сравнивают с крысой). Ах, так?!.. Отправляйся тогда кормить акул… Все!

— Спасите-е-е! — слабым голосом вдруг кричит Витя и делает какие-то судорожные жесты руками. — У меня хотят отнять фрегат!.. Мой!.. Фрегат!..

— Чудак! — Митя едва сдерживает терпение. — На кой ляд нужно мне твое корыто? Я хочу спасти тебя, пока еще не поздно!.. Греби!.. Отталкивайся руками о гальку — и к воде!.. Быстрее!..

— Грести? Работать? Нет уж! Уж лучше пойти ко дну, а работать я не буду…

— Тогда и я не буду спасать тебя… Хватит!.. Приехал на мою голову. И откуда такие берутся?.. Прощай!.. Привет твоей тете Фанте…

Митя намеревается уйти… И верно! Как тут поступишь иначе? Может быть и ты, мой друг-попутчик, поступил бы точно так же?.. И в эту самую минуту, когда Митя поворачивается к Вите спиной, тот вдруг вздрагивает и начинает… отталкиваться. Да, да! Он отталкивается, упираясь слабыми ладонями в гальку, и старенькое корыто скользит, «выруливает» из лужи и катится под откос к морю.

— Ну, вот это — другое дело! — радуется Митя. — Сейчас я тебе помогу!..

Митя упирается в гальку ногами и что есть силы толкает корыто к воде.

Но… Смотри! Смотри, мой друг! Видишь? Из приземистой халупки, увешанной рыбачьими сетями, вдруг выскакивает тот самый боцман по имени Каронат. О! Видишь, как пугается он?.. Как воздевает он руки к небу! Как вопит он хриплым, простуженным голосом:

— Всемогущая Фанта!.. Он начал грести!.. Грести… Он убегает, Фанта!.. Что делать?!

Каронат топчется на одном месте; вислые щеки его дрожат; усы свисают мокрыми веревочками под носом. Но когда старик из сказки замечает Митю, то вдруг преображается, мышцы на его теле напрягаются, словно он решает вступить в решительную кулачную схватку.

— Ах вот в чем дело?! Фанта!.. Великая Фанта!.. Тут воруют твоих подданных! — И Мите: — Теперь тебе не уйти!.. Теперь никто не спасет тебя!.. Не убежать тебе больше из Города голубых снов!..

И — смотри! Смотри! — Каронат бросается к Мите. Он прыгает так, словно танцует на горячей сковороде. Он протягивает руки. Вот-вот он схватит Витю и Митю, но…

В это мгновение над скалистым берегом веером рассыпаются утренние лучи восходящего солнца.

И все исчезает: Каронат… корыто… дальняя избушка, оплетенная сетями, как паутиной.

Витя плывет в море. Неподалеку — знакомые очертания скал. Скалы купаются в зеленовато-синей воде. Они покрылись мхом и жирными водорослями.

Чуть поодаль — рыбачья лодка… И все вокруг очень будничное, самое обыкновенное: открытая книга сказок на берегу… Витин зонтик…

— А ты уже подзагорел малость, — сообщает Митя.

— Правда? — радуется Витя. — Главное, чтобы не получить солнечного удара.

— Так тебе дать зонтик?

— Еще чего не хватало… Спрячь его. Появятся мальчишки — засмеют…

— Засмеют, — соглашается Митя и пристальнее рассматривает приятеля, будто видит его впервые.

— Слушай, Витя, — спрашивает Митя и щурится от солнца, — может, сходим с пацанами в море? Со спиннингами? А? Клев скумбрии начался… А?

— А лишний спиннинг найдется?

— Нет вопроса! — чему-то улыбается во всю физиономию Митя.

Просто улыбается и все.

И нету никаких воспоминаний о том, что приключилось… Словно бы не было ни Фанты, ни Зии, ни Города голубых снов, ни парусных корабликов, ни летающих шаров… Словно всегда было это солнце. И этот берег. И эта акация на высоком берегу, выбежавшая на пологий берег, чтобы посмотреть в даль моря, на глинобитные домики рыбачьего поселка… А может быть, и впрямь ничего этого не было? Но тогда откуда же доносится музыка и слова малознакомой песни о прекрасной и вечной фантазии, о ленных мечтателях и о тех, кому фантазия помогает возносить новые дома, сочинять музыку и стихи?! Ты не знаешь, мой друг-попутчик? Нет? И я не знаю, откуда прилетают к нам хорошие-хорошие умные песни…