«Тик-так-тик-так…» Слышишь? Это стучат часы, отсчитывая ВРЕМЯ… Удивительное наше время! Может быть, даже волшебное время!..

«Тик-так…», — отсчитали положенные часы, и в это самое мгновение солнце подожгло облака и море и скалы красным пламенем — началось утро где-то далеко-далеко в океане…

«Тик-так», — продолжали стучать часы, и пожалуйста! — вылетела из кокона бабочка-однодневка. Она вылетела, чтобы жить один день — целый день. А для нее — бабочки-однодневки — это очень много. Один день — это вся жизнь… (А ты? Ценишь ли ты день жизни? Или бездарно тратишь великое время землевращения на пустяки?)

«Тик-так…», — прозвенел маятник внутри часов, и где-то в космосе промчался спутник. И крохотным росточком проклюнулось пшеничное зерно, чтобы стать Великим Колосом. И взошла на небосклоне новая звезда. И ученый придумал что-то невиданное, прекрасное и полезное людям…

Вот что значат два-три мгновенья!.. Теперь, я думаю, ты понимаешь, как важно для тебя, для меня, для всех живущих время?!

Человек, не уважающий время, кажется мне пленником королевства Ру-Лонии. Впрочем… Не будем зря терять время на рассказ о времени, и сразу же приступим к делу…

Началась эта серьезная история в большом-пребольшом городе… Дома в нем стремились в небо, к самым облакам. По улицам куда-то торопились автомашины, по реке — она протекала в самом центре города — плавали летом прогулочные кораблики, в садах и скверах в это летнее время возилась ребятня, которая по каким-либо причинам не отправилась за город, в пионерские лагеря.

Город этот был южный, зеленый, уютный, с цветами на клумбах. Деревья — все больше колючая акация-глядичия — отцветали весной, а все лето деревья старательно растили твердые коричневые стручки с черными блямками клейких семян.

В этом южном городе в старом-престаром доме и жил Володя Пойманов… Был он похож на многих сверстников, — учился в школе… (вот только — прости, друг, — я не упомню номера этой школы). Дружил он с Вадиком Костиным и Вилей Смагиным, но Вадик и Вилька уехали в пионерский лагерь, а Володя оставался в городе.

И вот однажды… Это было… Точно… Это было в четверг в один час тридцать шесть минут пополудни, Володя спустился в подвал своего старого-престарого коммунального дома — там у них был отгороженный погребок со всяческим хламом. Зачем парнишка проник в погребок сейчас уже и не упомню.

Вовка шарил по углам, что-то выискивал, светил своим электрическим фонариком. В подвале было сыро и жарко, пахло влажным мхом, трухлявой древесиной. Со стен по каплям стекала вода. Может быть, прохудилась труба, а, может быть, влажный и теплый воздух оседал капельками на холодных трубах, проходивших прямо в подвале.

И вдруг Вовка увидел в углу нечто блестящее. Он направил лучик фонаря — там сверкнула медная пластинка. Просто железка, которая еще не успела позеленеть и потерять свой блеск. Вовка тут же добрался до кучи хлама, потянул за пластинку и!.. О-о!.. Раздался звон! треск! хриплый крик!.. Вовка что было сил бросился в противоположный угол и замер в изумлении: там, где прежде сверкала медная пластинка, теперь качалась на длинной пружине… железная кукушка, и в свете брошенного Вовкой на пол фонарика сверкала глазами-бусинками.

— Во-от… тоже! — прошипел Вовка Пойманов. — Напугала…

Он бесстрашно приблизился к брошенному фонарику, подобрал его, и опять — на один виток из хлама вырвалась пружина и кукушка вновь прокричала хриплым голосом: «Ку-ку!..»

Вовка не помнит, как выскочил из погреба на чистый воздух. А во дворе дома, куда выводили ступени из подвала, светило летнее солнце, пахло травой, свежевыстиранным бельем — оно было развешано по всему двору.

Вовка Пойманов намерился уже идти в сквер — там всегда можно было встретить пацанов из соседнего двора, размяться, погонять футбол. Но… Кто не знает силу мальчишеского любопытства? Оно сильнее всего на свете!.. Даже страха сильнее. Оно подступает к самому горлу, и мальчишка, уже не в силах владеть собой, совершает какую-нибудь очередную глупость, чтобы удовлетворить свое любопытство.

Вот и Вовка Пойманов, стоя во дворе, ужасно мучался любопытством: что там сверкало? И откуда выскочила кукушка на длинной пружине? И почему у кукушки — хриплый голос? И кричала она как-то странно — будто просила о помощи. Да, да!.. Именно так понял крик железной птицы Вовка. «Надо бы снова спуститься в подвал, — размышлял он. — Что там припрятали родители в углу под хламом?»

И Вовка решил удовлетворить свое любопытство — спуститься в подвал. Он вновь зажег почти новенький фонарик с двумя батарейками, сбежал по ступеням вниз, открыл дверь погребка и нацелил луч фонарика в угол… Он увидел… Там, как и прежде, возвышалась металлическая птица.

Вовка приблизился; длинным куском проволоки он разбросал хлам, и его взору предстали старые часы в резной деревянной оправе. С одного бока часов выбилась иссиня-черная пружина. Деревянный корпус почти развалился. Из открытого окошка, не мигая, смотрела на Вовку металлическая кукушка, пошатываясь из стороны в сторону, поблескивая крохотными глазами.

Вовке показалось даже, что кукушка что-то порывалась сообщить ему, что-то присоветовать. Но разве ее поймешь? Она ведь железная…

Поразмыслив, Вовка с опаской приблизился к часам, поднял их и… Ничего не случилось. Тогда Вовка решил вынести часы из подвала на солнышко…

Он поднимался вверх по ступеням, нес часы перед собой, на пупке, а на верхней ступени споткнулся и чуть было не выронил часы. И вдруг (простите, что так часто случается это самое «вдруг». Без него — честное слово! — и сказка была бы не сказкой), вдруг Вовке показалось, что кто-то совсем рядом сказал тоненьким голоском: «Осторожно же!.. Так и уронить недолго. Растяпа!..» Вовка оглянулся по сторонам, но ничего подозрительного не заметил.

Таким образом Вовка доставил часы в дом. На счастье, родители были на работе, бабушка Поля уехала к папиной сестре в другой город, и Вовке никто не мешал. Он уселся за стол на кухне, вытер тряпочкой пыль с циферблата, и поближе рассмотрел часы.

Это были удивительные и очень старинные часы с кукушкой. В них все поражало: и циферблат, выполненный из кости, и стрелки из бронзы, и маятник с нарисованными глазами диковинного зверя. Стоило покачать маятник, как тотчас же в окошках маятника начинали бегать и внимательно осматриваться два синих глаза. Все было таким ветхим, что казалось: прикоснись к часам отверткой, и они тут же развалятся. И лишь кукушка в крохотном домике казалась совсем новой. Видимо, она была изготовлена из особого сплава. Крылья ее отливали перламутровой голубизной, глаза сверкали камешками, а тонкий клюв, казалось, готов был вот-вот открыться и издать победный возглас.

«А что если вас отремонтировать? Взять и заставить ходить… — размышлял над часами Вовка. — Вот бы все обрадовались!..»

В школе у них преподавали слесарное дело, и после нескольких уроков, Вовка решил, что уже кое-что умеет…

Едва он произнес эти слова, как кукушка прикрыла глаза и качнула головой в знак согласия. Вовка опешил. Он присмотрелся к железной птице, потрогал ее руками и твердо решил, что это ему показалось.

Через день, вооружившись отверткой, Вовка разобрал часы до последней гаечки и опустил все содержимое в керосин. С этого дня можно считать, что Вовка Пойманов окончательно пропал для дворовых приятелей и, стало быть, для всего человечества.

Он ходил от одного часового мастера к другому, целыми днями просиживал в мастерской отца (свою мастерскую отец оборудовал за ширмой в кухне). Сейчас отец был в длительной командировке и мастерская целиком принадлежала Вовке.

Сидя за ширмой, мальчишка грыз ногти, что являлось признаком напряженной работы мысли, и то собирал, то вновь разбирал злополучные часы — они ни за что не хотели идти! Ни за что!

Так продолжалось долго, может быть даже месяц.

Часы не шли…

В тот памятный день Вовка снова пытался пустить часы. Время клонило к вечеру. Улица была пуста. В открытое окно доносились приглушенные гудки пароходов. На этот раз он начал с того, что открыл дверцу с кукушкой, медленно провел по ней рукой, толкнул ее и попросил:

— Хоть бы ты, кукушка, помогла мне… Видишь? Я все сделал, что мог… А часы не идут… Отнесу я их обратно в подвал.

И тут затрещала, задвигалась пружина, затрепетали металлические крылья Кукушки; строго прогремели три удара, и вслед за ними Кукушка трижды прокричала: «Ку-ку-ку».

— Пошли! Пошли! — закричал Вовка. — Ай да я, молодец, и Кукушка молодец!..

И он запел. У Вовки была такая привычка иногда сочинять песни. Пусть не настоящие, зато всегда по поводу. Сейчас она выходила, примерно такой:

Вот, какую песню сочинил Вовка Пойманов… Он пел. Часы тикали: «Тик-так, тик-так…» В своем домике сидела Кукушка — железная птица — и готовилась в положенный час выскочить и прокричать своим хрипловатым голосом точное время…

Окно их квартиры на кухне было открыто в город, который жил себе как обычно: двигались троллейбусы, автобусы, звенели на поворотах трамваи, шуршали шинами автомашины… Все было, как всегда, и все было уже в преддверии сказки.

Неожиданно взгляд Вовки скользнул в окно, и он увидел там маленькую старушку в цветной шляпке. На тонких голубоватых губах ее играла приветливая улыбка. В руках она держала коробку.

— А я знаю, знаю, тебя зовут Вова Пойманов, — сказала старушка, и поправила шляпку.

— Ну и что из того? Это знают все и в школе и дома, — ответил он.

— Я принесла тебе чудесный, может быть, даже волшебный подарок. Иди сюда, Вова, иди к окну!.. Смотри!

Старушка открыла коробку и стала бить по жестяному дну костлявыми пальчиками. «Тук-так-трах…» И в коробке заходили, задвигались крошечные человечки, смешно вскидывая руки. Там была и девочка в платьице веером, и деревянный солдатик, и тонкий человечек в мантии, расшитой блестками…

«Тук-так-тик!..» — стучали ногти по дну жестяного коробка, и человечки в такт ударам подпрыгивали, плясали, взмахивали руками — вверх-вниз, вверх-вниз…

— Ку-ку!.. Ку-ку! — Раздался хрипловатый и даже отчаянный возглас.

Володя обернулся и… Он даже опешил, онемел от неожиданности… Представь себе: у часов уже стояла благообразная старушка, а пальцы ее — тонкие скрюченные пальцы — тянулись к часам. Глаза зло сверкали. Она пыталась поймать вылетевшую из домика-часов Кукушку, а та отчаянно отбивалась железными крылышками, пыталась дотянуться клювом к пальцам злой старухи и кричала единственное, что умела;

— Ку-ку-ку…

В этом возгласе чудился хрипловатый голос Железной Птицы. Она негодовала, она требовала, звала на помощь. «Что же ты стоишь, Пойманов?! Разве ты не видишь? Не видишь? Сейчас твой труд уничтожит старуха… Спаси меня!..»

Вовка бросился к часам, заслонил собой Кукушку. Он, кажется, закричал и даже топнул ногой.

— Прочь отсюда! Как ты смеешь?!.. Оставь Кукушку в покое!

— Хранта, бетио? Трак-так… Ты еще мне ответишь за эту грубость!.. Да, да, да!.. Ничтожный мальчишка!..

Неожиданно старушка плюхнулась на пол и по ее щекам полились горючие слезы. (Чего только не случается с колдуньями!)

— Ах, сударь Пойманов, человек с живым сердцем! Продай мне Кукушку. Она нужна в королевстве Ру-Лонии, чтобы украсить самую центральную площадь, — плакала старуха и, как маленькая, размазывала по щекам слезы. — Хочешь, я подарю тебе полный табель пятерок. Или — нет! Лучше возьми этих покорных слуг в коробке!.. Ах, Владимир, они будут плясать и даже выполнять твои желания… Хочешь? Да? да? да?..

Старуха так горестно качала головой, так страдальчески морщилась, что Кукушка спряталась за крошечную дверцу, лишь человечки в коробочке продолжали прыгать и прыгать будто заводные. Все это походило на сон, но Вовке не было времени думать об этом. Он мог бы легко отдать Кукушку, если бы старушка просто попросила ее, но она цеплялась за железную птицу так хищно и так щедро обещала разные блага, что призадумаешься… И потом, что это за такое королевство Ру-Лония? Что-то на карте такого города не припомнить? Странно все, очень странно…

— Ну? Что же ты медлишь? — вновь закричала старуха. — Я на двенадцать секунд постарела… Слышишь? Слышишь?

— Нет, не отдам, — несмело ответил Вовка.

— Ах-ха! Пранте, бытие! Трак-так… Запомни… Запомни!..

И старуха, ухватив по пути коробку со смешными прыгающими человечками, мгновенно исчезла в открытом окне.

— Вот так штука… — всего и смог выговорить Вовка.

Но чудеса только начинались. Не успел он опомниться, как дверка часов открылась, Кукушка запорхала на месте, потом — трудно поверить! — перелетела на стол и заговорила человеческим голосом:

— Спасибо, Володя Пойманов. Твое трудолюбие совершило первое чудо — ты дал мне жизнь, ты вновь заставил пойти часы.

С этого и началась сказка…

 

«С этого началась сказка», — сказала Железная Кукушка, и Вовка оглянулся вокруг. Все предметы оставались на своих местах. Так же светило солнце. Тени лежали на полу, и…

— Какая сказка? — рассмеялся Вовка. — Никакой сказки нет…

— Есть, — возразила Кукушка. — Есть удивительное волшебство… Только не все люди понимают его… Не все видят чудо…

— Волшебство? Где оно?

— Вокруг тебя, Вова Пойманов… Вокруг…

— Почему же я не вижу его?

— Потому, что не умеешь видеть…

— Я?! Не умею? Видеть?! Что же, по-твоему, я слепой?

— Нет-нет! Ты меня не понял. Постарайся понять: волшебство и чудеса в руках человеческих… Мастер берет в руки железо, пилит, гнет его и… собирает машину, которая умеет передвигаться по дорогам, по улицам городов. Разве это не чудо? Чудо!.. Люди бросают в борозды семена злаков. Их поливают дожди, их омывают утренние росы. Проходит время и созревает золотой пшеничный колос… Разве в этом ты не угадываешь чудо, мой маленький друг? Вот и с тобой произошло удивительное чудо лишь потому, что ты вложил в почти умершие часы талант своих рук, умение… И часы пошли. Задвигалось время… А время — лютый враг Тор-Мозины…

— Кого-кого?

— Тор-Мозины… Ты с ней уже познакомился… Это она хотела остановить время в моих часах, умертвить меня, потому что я — Железная Птица из царства Ру-Лонии — не смирилась с черными делами Тор-Мозины…

— Погоди-погоди! — наморщил лоб Володя Пойманов. Он стал похожим на испуганного старичка — нос его заострился, уши еще сильней оттопырились. — Я уже запутался, и ничего не могу понять…

— Хорошо!.. Ты — мой спаситель и волшебник… Слушай!.. Когда-то, много-много лет назад, в крохотном королевстве очень маленьком и уютном — его можно спрятать в один пергаментный рулон — королева Тор-Мозина вдруг остановила время… Понимаешь? Королевство Ру-Лония оказалось без времени… И тогда остановилось на небосводе солнце, перестали расти деревья и трава. Жители королевства потеряли дар сострадания, участия, дружбы. Подданные ее величества Тор-Мозины Неподражаемой перестали есть и пить, а значит утратили желание трудиться… Безвременье… Как оно страшно! Только жители королевства не хотели замечать этого и — понятно — Тор-Мозина могла творить с ними все, что хотела, а присмиревшие, обманутые люди жили, как во сне…

— Жили? Разве это жизнь? И что они делают сейчас в таком королевстве? — не выдержал и прервал Кукушку Вовка.

— Танцуют. Предаются воспоминаниям. Поклоняются своей королеве Тор-Мозине Необыкновенной. Сплетничают. И еще поют.

— Поют? И что же они поют?

— У них есть свой Гимн… А в нем есть такие слова:

— И они? Они действительно ничего не делают?

— Ничего… А зачем? Есть им не нужно. Прятаться от дождей тоже не нужно — там не идут дожди. Правда, нередко они устраивают праздники и тогда вытаскивают из подвалов бумажные цветы…

— Бедные люди, — вдруг вздохнул Вовка. — Это ж надо?.. Ни тебе утра, ни вечера, не знаешь, когда идти в школу, когда играть, когда работать? Они живут, будто и не живут вовсе…

— Вот именно! Вот именно!.. — обрадовалась Кукушка. — Как ты точно сказал, Владимир!.. Человек, живущий вне времени, не живет вовсе!.. Лишен радости, воспоминаний… Он не знает, как чуден труд, как пахнут живые цветы…

— Так нужно отправиться туда и разрушить этот глупый мир!..

— Тихо-о-о! — испугалась Кукушка. — Это… Это страшные слова для Тор-Мозины!.. Она внушила своим подданным, что жить вне времени — наслаждение… Всех, кто думал иначе, Тор-Мозина уже умертвила… Правда, там остался один возмутитель спокойствия — кузнец Горновей. Но в одиночку он не сможет разрушить цепи, которыми опутан маятник на Главных Часах Королевства.

— Там есть такие часы?

— Были… Теперь их заковали в цепи, а стережет их никогда не спящая Сова.

Вовка подумал-подумал (а когда Вовка Пойманов думал, на лбу у него собиралось множество морщинок разной величины, курносый нос его чуть-чуть вытягивался, а оттопыренные уши начинали чуть заметно шевелиться, нужно было лишь присмотреться получше) и, наконец, решительно изрек:

— Вот что, Железная Кукушка… Я уверен: ты знаешь дорогу в королевство Ру-Лонию… Веди меня туда!.. Веди!.. Мы освободим всех пленных, мы зажжем в небе живое солнце, мы заставим жить людей и радоваться времени!.. Ссориться, негодовать, плакать, радоваться, играть в футбол…

Голубые искорки метнулись в крохотных глазах Железной птицы, а потом она опустила голову.

— Что же ты умолкла. Кукушка? Испугалась? Да?

— Я? Мне нечего бояться, Володя… Меня просто бросят снова в подвал и снова на сотни лет остановят часы, которые дают мне жизнь, а вот ты… Ты… ты можешь навсегда остаться в стране Ру-Лонии, забыть обо всем, стать такими же, как все, если…

— Что «если»?

— Если Тор-Мозина не велит казнить тебя…

— Все равно, веди!.. Веди меня, Железная Кукушка.

— Хорошо!.. Я вижу, ты смелый человек с живым сердцем. Я согласна!.. В путь! Мы отправляемся в королевство Ру-Лонию!..

И тотчас ударили часы.

«Бо-ом! Бом! Бо-о-ом-м!..»

Приключения продолжались…

 

…Мелодичный звон часов становился все громче и громче. Он креп, нарастал, он сливался в одну протяжную ноту: «У-у-у…»

У ног Кукушки оказался Вовка Пойманов. Нет, нет! Я не оговорился. Именно «у ног». Дело в том, что Кукушка стремительно увеличивалась, росла, плавно покачивая из стороны в сторону черными крыльями.

— Что случилось? — наморщил лоб Вовка. — Ничего не понимаю… Почему ты так быстро растешь. Железная Кукушка?

— Я не расту… Просто ты, Владимир, уменьшаешься до нужной величины.

— Вот те раз… — покачал головой Вовка. — Кажется, и впрямь я угодил в сказку…

Теперь Кукушка казалась ему огромной-огромной Железной Птицей. Перламутровой. Живой. И такой величины, что Володька, глядя на нее, задирал голову, как на телевизионную башню.

— Взбирайся ко мне на спину, Владимир! Жи-иво-о!.. — приказала Кукушка и подставила свое железное крыло. — Взбирайся!..

На жесткой спине птицы Володя уместился не сразу. Но вот железные крылья затрепетали, ветер поднял облака пылинок, которые теперь были для мальчика величиной с хороший булыжник. Птица взмыла в воздух. Секунда — и растаял позади город, дома… Во всю свою необозримую ширь открылось море. Белые кромки волн у берегов, темно-зеленые купы деревьев. Рядом пролетали огромные ласточки. Они почти не взмахивали крыльями, а плавно скользили рядом, провожая Кукушку изумленными восклицаниями, и Володя вдруг стал различать, о чем говорили птицы. «Что за диковинная кукушка? Посмотрите, посмотрите!..» — «Она, по-моему, железная!..» — «Нет, такая далеко не полетит!» — «Ах, малыши мои! — объяснила ласточка побольше. — Ведь это птица из сказки. Она летает выше облаков, куда пошлет ее мечта…»

Кукушка все летала и летала; внизу потянулись желтые, однообразные пески.

— Долго еще лететь? — не выдержал мальчик.

— Мы опустимся, когда стрелки покажут постоянное время Ру-Лонии.

Красное солнце опустилось в море. Володе показалось, что, коснувшись воды, солнце зашипит и вспенится. Но этого не случилось.

Теплая ночь послала из глубины неба первые звезды-разведчицы. Убедившись, что в мире все в порядке, сразу же засверкали тысячи других звезд.

В кромешной тьме опустились они на землю. И показалось Володе, что запахло старым подвалом, где среди ветоши он нашел часы с Кукушкой.

Потом крылья забились о сухой пергамент, и сразу же он почувствовал, что Кукушка, прорвав пергамент, вдруг упала на что-то твердое, каменное.

Вовка вскочил, огляделся… От удивления он даже присвистнул: такого города он не мог себе даже представить!.. Во-он, за высоким рвом — каменные башенки. Их много. Они уходят и теряются где-то у самого неба. А впрочем, небо ли это? Оно казалось бумажным… Да, да!.. Словно бы огромный лист пергамента светился изнутри голубовато-белым светом.

— Где мы? — шепотом спросил Вовка и осмотрелся — Кукушка вновь стала крошечной, величиной с Вовкину ладонь.

— Понятно, где… В королевстве Ру-Лонии…

Голос Железной Кукушки прервали возгласы:

— Тор-ра спит!.. Спи-ит! Все спокойно-о-о!.. — Голос этот прозвучал на одной башенке, и тотчас отозвался на второй… Потом — на третьей, четвертой, пока и вовсе не стих где-то далеко-далеко под пергаментным небом.

— … Все-о спокойно-о-о…

— У них сейчас ночь? — поинтересовался Вовка.

— В Ру-Лонии никогда не меняется время суток, — ответила Кукушка. — Просто тот час, когда спит Тор-Мозина, считается ночью. А проснется она — будут трубить побудку для всех жителей королевства…

— То-о-р-ра спит… — прогремело почти рядом на каменной вышке.

— … Все спо-окойно-о! — отозвалось где-то в стороне и голоса смолкли.

— Торопись, Вова, — сказала Железная Кукушка. — Я знаю — я хорошо знаю порядок в этом королевстве… Скоро узнают, обязательно узнают, что мы проникли в королевство… Нам многое нужно успеть!.. Так много!.. А главное, конечно же, победить недремлющую Сову и завести Главные часы королевства. Но как это сделать? Кто нам поможет сбить стальные цепи с маятника? Я не знаю…

— Но мы дознаемся! — выкрикнул в сердцах Вовка. Он уже был настроен на подвиги, только не знал с чего ему начинать.

Кукушка покачала головой.

— Ку-ку… — сказала она грустно. — Все не так-то просто, мальчик с живым сердцем. — Прежде — я помню! — часы находились в Каменном замке Тор-Мозины. Как ни опасно, но нам нужно добраться именно туда… Пошли… Поторапливайся…

Они двинулись по камням, отполированным до такой степени, что в них можно было видеть свое отражение. Как в зеркале. Железные лапы птицы скользили на камнях и окрест разносилось это царапанье.

Постепенно Вовкины глаза привыкли к темноте, и он уже стал различать предметы не только вблизи, но и подальше.

Всюду был камень — бесцветный, безжизненный. На нем не было ни деревца! Будто смертоносный пожар прошумел когда-то меж скал…

В иссиня-белое небо поднимался выложенный из этих же камней замок. Его контуры напоминали ночную сову.

Но вдруг окна, напоминающие глазницы каменной «совы», зажглись и сразу же гулкий звон покатился окрест… Зазвенел металл, и в этот звон вплелись надрывные, высокие голоса стражников королевства:

— … и кто посмеет сомкнуть глаза, пока бодрствует ее величество Тор-Мозина, будет казнен публично!.. Кто сомкнет глаза! Кто…

— Скорее сюда! Нужно успеть спрятаться… Проснулась Тор-Мозина.

Кукушка указала Володе несколько ступеней, ведущих в подземелье. И когда за ними захлопнулась дверь, Железная Птица облегченно вздохнула.

— Здесь мы в безопасности. Очень давно мне удалось отсюда бежать в Мир Времени, — стала рассказывать Кукушка. — Тор-Мозина очень испугалась. Ведь я одна знаю, как извести ее полуживое королевство. О! Сколько изобретательности применила она, чтобы изловить меня в Ру-Лонии! А когда этого не удалось, ее сиятельство сама отправилась в Мир Времени, хотя для Тор-Мозины это вредно — за пределами своего королевства она стареет, как самые обычные люди. В Мире Времени я значительно слабее, чем здесь, и потому она без труда остановила мой маятник, вырвала у часов пружину и бросила меня в подвал… Она была уверена: живое время поглотит меня навсегда.

Постепенно за дверью убежища все громче и громче звучали голоса. Слышалось ржанье лошадей, шлепанье босых ног по камням.

Вовка влез на подоконник и стал смотреть в крошечное окошко. Вначале он видел мелькавшие перед его лицом босые ноги, потом стал различать фигурки солдатиков, что подгоняли людей на обширную площадь.

И вдруг… Вдруг под самым окном раздался хриплый, шипящий голос:

— Тиш-ш-ше… Ш-ш-ша!.. Я — Лорд Повелитель Времени… Вы узнали меня? — Лорд ужасно шепелявил. — А я узнал вас, мудрец Трехбородый.

— Послушай, Кукушка, — тихо спросил Вовка. — Какой же он «повелитель времени», если времени у них нету вовсе…

— Он по совету Тор-Мозины объявляет день и ночь, лето и зиму, весну и осень… Чтобы придать видимость обычного земного круговращения… Но… Погоди! Молчи и слушай…

— Я узнал вас, Лорд, — ответил другой голос, и Вовка рискованно высунулся в оконце и увидел… О! Это была странная образина — круглая, как луна в полнолуние, вся усеянная родинками и бородавками, из которых торчали по три волоска. — Но я не пойму, что вам нужно от меня? — Я тороплюсь… Вы разве не видите, как я спешу? — Мудрец Трехбородый затопал ногами по камням.

— Я тож-же шпеш-ш-у… Тиш-ше!.. — Повелитель Времени был ужасно длиннонос, ушаст, и худ до такой степени, что, казалось, при надобности он мог сложиться вдвое, как складной перочинный нож. — Только ш-ш-што мне ш-ш-шка-ж-али, ш-ш-ш-то ш-ш-траж-жники обнаруш-ш-шили прорыв в пергаментном небе. К нам проник кто-то…

— К нам?! Пр-роникли-и?! — вскричал толстяк с бородавками.

— Вот именно… Только тиш-ш-ше!.. Меня могут обож-жвать паникером… Я хош-ш-шу знать, уш-ш-шлышать от вас, Мудрец Трехбородый, ш-ш-шовет, как мне быть и какое время года предскаж-ж-ивать?

— Осень, — ответил Мудрец Трехбородый. — Это время самое подходящее для грусти и воздыханий. Запомните, Лорд: осень!

— Жначит шегодня — ошень!..

— И скорее р-р-разбегаемся в разные стороны, — затряс Мудрец бородавчатым лицом. — Не хватало еще, чтобы нас обвинили в заговоре против ее величества Тор-Мозины…

— Упаш-ш-и наш от такого неш-ш-шастья!..

— Тогда — скорее, в разные стороны!..

И тут… Нет! Такая шалость, честное слово, неуместна в королевстве Ру-Лонии, даже глупа, скажу я вам честно. Ну, сами посмотрите, что натворил этот мальчишка. Он просунул руки в окошко и мантии Мудреца и Повелителя Времени связал прочным узлом. Мудрец и Лорд бросились бежать в разные стороны, но вдруг споткнулись, упали и растянулись на глазах у прохожих.

— Ах, это ты, негодяй, привязал мою мантию к своей? — завопил Мудрец, тряся сразу тремя бородами.

— По-по-жвольте, ваша мудрость. Но мантия ваша привязана к моей мантии…

— Нет! Твоя мантия привязана к моей! — кричал Мудрец.

— Шовшем напротив! — начинал возмущаться Лорд.

Вовка смеялся, довольный выдумкой, только Кукушка сокрушенно качала головой.

— Это не смелость, а баловство. А кому же не известно, что баловство смелости не помощник!..

В это время затрубили трубы. Шум голосов на площади стих и слышно было лишь дыхание огромной толпы.

 

— Смотри… запоминай все!.. Сейчас начнется!..

— Что начнется? — поддаваясь какой-то тревоге, переспросил Вовка.

— Тор-Мозина призовет своих подданных уничтожить нас с тобою, а заодно проклянет и Мир Времени, откуда пришли мы.

— Ты все знаешь наперед?

— Слушай… — тихо-тихо сказала Кукушка и взлетела на подоконник зарешеченного окна.

Приблизился к подвальному окну убежища и Вовка. Теперь он видел угол площади, до краев заполненной народом, балкон, увешанный персидскими коврами.

Даже сюда, в подземелье королевства, доносилось дыхание огромной толпы.

И вдруг… Казалось, что вокруг стало еще тише — на балкон порывисто, одним рывком выпрыгнула Тор-Мозина и остановилась.

Вовка сразу же узнал старушку, что приходила к нему в дом и пыталась завладеть Кукушкой.

— Слава Тор-Мозине! — завопила толпа.

— Слава мудрой из мудрейших!..

— Слава ее светлости!..

— Здравствуй долгие годы!..

— Хвала Неподражаемой королеве Тор-Мо-зи-не-е-е…

Тор-Мозина будто окаменела — она стояла опустив голову, словно намеревалась прыгнуть с балкона. Но в последний миг раздумала, вскинула худую костлявую руку и замерла так.

Толпа умолкла.

Теперь Вовка мог повнимательней рассмотреть приходившую к нему старушку. Она была костлява, чуть-чуть сутула, глаза навыкате, а кожа на ее лице поблескивала, лоснилась и, могло показаться, была очень тонкой, едва прикрывавшей череп.

Простояв так недолго и выждав, когда толпа успокоится, Тор-Мозина прокричала низким грудным голосом:

— У меня дурные вести… Лютый враг нашего королевства — Железная Кукушка — ожила… Много столетий назад она пыталась украсть у нас счастье, лишить нас сладостного пребывания вне времени… О-о-о!.. Как это прекрасно — пребывать вне времени!.. Как великолепны бумажные цветы!.. Они никогда не вянут! Как радостно чувствовать бессмертие свое, дети мои!..

— Слава! Тор-Мозине слава!..

— Пусть здравствует Торра долгие годы!..

— Смерть Железной Кукушке!..

И вновь Тор-Мозина вскинула худую руку и вновь все умолкли.

— Время — вот кто наш враг!.. Время… Оно рушит города. Оно убивает все живое!.. Оно сушит даже океаны… Не позволим времени войти в королевство Ру-Лонию!..

— Не позволим! Не позволим! Не поз…

— Тихо!.. — прикрикнула Тор-Мозина. — Как извести Кукушку? Пусть нам ответит Мудрец Трехбородый… Ну? — Обратилась Тор-Мозина к знакомому мудрецу, у которого из бесчисленных родинок торчало по пучку волосков. Он прятал за спину обрывки мантии (потому что кусок ее, как ты помнишь, остался привязанным к мантии Лорда), двигался боком, лишь боком, потряхивая всеми своими тремя бородами.

— Я жду! — прикрикнула Тор-Мозина.

— Мы ждем, — прокричала толпа.

— Я говорю! — прокричал с балкона Мудрец, и на его круглом лице заходили, задвигались родинки и бородавки. — Я даю совет… — Он открыл пухлую папку. — Я разыскал в архивах, что часы с Кукушкой смастерил знаменитый пра-пра-прадед нашего кузнеца Горновея… Да, это Горновей-Старший дал ей железное сердце, крепкие железные лапы, зоркие глаза из полудрагоценных камешков, вдохнул в нее жизнь, и она стала повелевать временем…

— Короче… Что ты придумал. Мудрец Трехбородый? Что? Что? Что?

— Если Горновей-старший смастерил Железную Кукушку, то Горновей-младший, его праправнук, должен разобрать ту Кукушку по частям и разбросать их в разные стороны королевства…

Все ждали, что ответит Тор-Мозина, стоящая над толпой.

— Нам нравится то, что придумал Мудрец Трехбородый, — наконец, изрекла Тор-Мозина. И эхом полетело вокруг:

— Ах, мудрый из мудрейших…

— Ох! Их! А!.. Мудрость его выше неба.

— Разум его беспредельный…

— Тише! — гаркнул старческий голос Тор-Мозины. — Позвать сюда главного кузнеца Горновея. Так повелеваю я в присутствии моих верных слуг.

И снова эхом понеслось над площадью:

— Самых верных…

— Самых щедрых…

— Самых смелых…

— Самых умных…

— Ха-ха-ха! — засмеялась Тор-Мозина, и Вовка ощутил, как холодный озноб пробежал по спине. — Пусть только посмеет он не уничтожить Кукушку… Ага, вот, наконец, ведут этого бездельника… Слушай, Горновей! Нам известно, что ты мастер на все руки… Ты должен изобрести средство и уничтожить врага королевства нашего Кукушку, которая ожила…

— Но ведь она мне ничего дурного не сделала… — возразил Горновей.

Вовка видел высокого кузнеца. Он был выше всех на целую голову. Его грудь, как панцирь, прикрывал груботканный льняной передник. В его глазах не было ни испуга, ни покорности.

— Он возражает, — пронеслось вокруг.

— Он смеет ослушаться…

— Неблагодарный…

— Недостойный…

— Прочь с глаз!

— Мы бы заключили тебя в кандалы и бросили в подземелье, — размышляла вслух Тор-Мозина, — но тогда ты будешь лишен возможности выполнить наш приказ… Прочь!

— Из этого королевства никто не убегает, — с горечью сказала Кукушка…

Но вот над площадью раздался голос:

— О! Ваше неподражаемое преподобие! Дозвольте сообщить неприятнейшую весть.

Каменный солдатик шевельнулся, развел руками, спешенно заморгал глазами.

Сквозь толпу пробирался точно такой же солдат, но без кокарды на фуражке, что, видимо, означало чин пониже.

— Пусть говорит, — разрешила Тор-Мозина с балкона.

— Наши следопыты установили: кроме Кукушки к нам проник из Мира Времени… Ох! Казните или велите миловать!.. Человек с живым сердцем…

— Спасите! — вдруг послышался визг.

— Помогите!..

— Пусть звенят колокола «Беды»!..

На площади стало твориться невообразимое: толпа хлынула сначала вправо, потом влево, потом бросилась врассыпную.

С высокого балкона исчезла и сама Тор-Мозина.

— Нужно прятаться получше… — проговорила Кукушка. — В Ру-Лонии — тревога.

— А может быть, нам воспользоваться паникой? — предложил Вовка. — Нам не мешало бы разведать, где восседает Сова — Хранительница Главных часов.

Кукушка взмахнула крыльями.

— Что ж! Будь по-твоему… — согласилась она. — Только мне нельзя появляться даже в пустом городе — мои лапы будут звенеть о камень. Иди один.

Вовка вышел на площадь и вновь ощутил дурманящий запах тленья. Словно стоял он в глубоком подвале, где когда-то нашел часы.

Площадь была пуста. То тут, то там валялись брошенные в панике шляпы, пояса и даже… У самых каменных ступенек каменного замка лежала вынутая из ножен и почему-то брошенная шпага.

Необычная тишина, какая бывает только в подземельях, стояла под этим бело-синим беззвездным пергаментным небом. И все вокруг было подкрашено этим светом.

Мягко ступая, Вовка подошел к ступеням замка, остроконечная крыша которого исчезала где-то над головой.

Всюду было безмолвно. Но вот откуда-то со стороны послышалось тихое всхлипывание. Вовка обогнул угол и увидел крошечную девочку в платьице веером.

— Здравствуй, девочка! Почему ты плачешь? — очень тихо спросил Вовка, но вопрос его подействовал на незнакомку, как гром. Она вскочила и бросилась бежать. Но убежать ей не удалось: в этом месте стена образовала тупик, и девочка испуганно остановилась, прикрыла лицо руками, заплакала.

— Ты боишься меня? — огорчился Володя и эхо подтянуло: «а-а-а…»

— Конечно боюсь, — призналась она, — если сама Тор-Мозина боится… вас.

— Ну, у той есть причина бояться… А тебе незачем…

Володя приблизился. Девочка с кукольным лицом смотрела на него испытующе, но теперь без страха. Ее большие глаза отражали небо и… Вовка увидел всего себя в этих больших синих глазах.

— Как зовут тебя, девочка?

— Томлина. — И добавила не без гордости: — Я приближенная служанка ее величества Тор-Мозины…

— А почему ты плачешь?

— Разве ты не знаешь, что Тор-Мозина обещала казнить моего дядю Горновея, если тот не сумеет уничтожить Кукушку? Он никому не причинял зла — мой дядя. Он скорее согласится умереть, чем убить ни в чем не повинную птицу…

На секунду глаза Томлины, в которых стояли еще слезы, задержались на Вовке.

— Ты?.. Я догадалась, догадалась! Ты пришел оттуда, где растут живые цветы? Да? Я угадала?

— Угадала. Меня все зовут Вовка… Вова… Володя… Я учусь в двадцать шестой школе.

— У нас тоже есть школа — сказала Томлина. — Но там учат лишь детей высокой знати. О! Там очень мудренно! Они изучают таблицу умножения. Все время учат, что два умноженное на два будет четыре и — представь себе — у них все время выходит четыре. Вот какую премудрую науку изучают дети.

— И ты никогда не училась в школе? — В голосе Вовки прозвучало такое удивление, что Томлина даже вскинула большие, дрожащие ресницы.

— Разве только я одна такая? Наши семьи должны шить одежду, обувь, платить разные подати на содержание двора и стражи ее величества. Она боится врагов и все больше и больше размножает каменных солдатиков, которых нужно одевать. Хорошо еще, что подчиненные не требуют еды…

— Ах, какую страшную сказку придумала Тор-Мозина, — не выдержал Вовка. — Неужели обитатели королевства могут жить без времени? без облаков? без солнца?..

— Солнце? — переспросила девочка и часто-часто заморгала ресничками. — А что это значит — «солнце»? Нам говорят, что мы самые счастливые обитатели самой необыкновенной страны, где не нужно думать, где время остановилось и никто не умирает, если того не захочет сама Тор-Мозина…

— Конечно, вы счастливы, потому что почти никто из вас не знает, как вы несчастны… Вы не знаете, как пахнут на рассвете живые цветы, как шумят дожди и зажигаются между землей и небом радуги…

— Да, да… Радуги… Дожди… Запах цветов… Леса в золоте… Я что-то припоминаю… — Томлина прикрыла глаза, снова вскинула ресницы и посмотрела на Вовку. Сказала: — Ах, зачем ты напомнил мне то, что я забыла давно… А теперь?.. Как я теперь жить буду? — и девочка расплакалась.

— Не плачь, Томлина… Поверь! Мы с Кукушкой все возвратим вам. Нам бы только завести Главные часы королевства…

Томлина задумалась.

— Нет. Я ничего не могу подсказать тебе… Но вот что, смелый мальчик, я могу провести тебя в опочивальню Тор-Мозины. Там я заведу разговор о Главных часах, и ты, быть может, что-либо узнаешь.

В эту минуту со сторожевых башен послышались голоса стражников.

— Обитатели королевства могут быть спокойны! Ее высочество Тор-Мозина поклялась своим левым мизинцем, что через три дня Кукушка будет казнена на площади вместе с незваным пришельцем…

— Слушайте, обитатели королевства! Слушайте! Запоминайте! Веруйте! Ее высочество…

— Решай, мальчик, мне нужно торопиться…

— Я иду с тобою, Томлина… Иду…

Они вошли в дверь, напоминающую пасть какого-то зверя, и побежали по гулким ступеням. Все выше и выше. Сквозь узкие окошки лился синий свет. Он освещал крутые ступени; с каменных стен печально смотрели крохотные человечки, обвитые цепями.

— Смотри, кто это? — спросил Вовка, который снова почувствовал, будто холодные липкие пальцы прикасаются к спине.

— Это же секунды, — просто объяснила Томлина. — Если вдруг пойдут Главные часы, то с первым ударом маятника они оживут. И тогда рухнет замок…

А ступени становились все круче и круче. Уже приходилось карабкаться по скользким камням.

Наконец, на одной из лестничных площадок Томлина остановилась, прислушалась и потянула на себя огромное металлическое кольцо в пасти льва.

— Войдите, — басом прогудел лев.

Они оказались в большом зале. Своды его подпирались столбами. Половина из них были светлыми, другие — темные с блестками.

— Здесь 24 столба, — объяснила Томлина. — Это плененные часы. Тор-Мозина любит потешаться над ними. Подойди сюда, — она провела его в узкий ящик с множеством отверстий и шепнула: — Тебе отсюда будет видно опочивальню и все слышно…

Вовка остался один. Он слышал, как мучительно на одной тоскливой ноте гудели за спиной плененные часы.

— А где Томлина! А?.. — вдруг раздался старческий скрипучий голос Тор-Мозины. — Скорее, скорее! Разве ты не слышишь, противная девчонка, что меня уже ждут мои слуги. У них срочные вести. Я это слышу по тому, как чешет бороду мой верный Мудрец и как топчется от нетерпения Лорд Хранитель Времени…

— Простите меня, сударыня, но я не покидала опочивальни. Я слушала ваше дыхание, — залепетала Томлина. — Сегодня оно было ровным, что означает приятное для вас стечение обстоятельств.

— Ай! — вдруг рявкнула старуха, и Вовка даже присел в своем ящике. — Расчесывая меня, ты опять выдернула волосок. Ты это сделала нарочно! нарочно! нарочно! в отместку за то, что я хочу казнить кузнеца Горновея.

— Простите, — извинилась Томлина. — Я сделала это совсем нечаянно. Я всегда помню, что волосы на вашей царственной голове, как и на головах всех обитателей королевства, не растут, и потому я очень бережно…

— «Бережно» — передразнила Тор-Мозина. — Знаю я это «бережно». Вот я уже чувствую… вот здесь, на макушке пятачок. Как же я буду лысой разговаривать со своими подчиненными? Это может вызвать улыбку по отношению к моей особе.

— А вы не разрешайте подчиненным заглядывать на вашу царственную макушку, тогда никто ни о чем и не догадается.

— Что ж, ты не лишена изобретательности, — похвалила Тор-Мозина. — В благодарность за это я разрешаю… разрешаю…

— Разрешите мне задать вам всего лишь один вопрос.

— Ладно. Так и быть. Задавай свой вопрос.

— Скажите, а почему в нашем королевстве стоят все часы?

Володя видел, как вскочила Тор-Мозина, как в старческих ее глазах засверкала ненависть, а редкие косы упали на плечи.

— Ах, вот что тебя интересует?! Видимо, этому научил тебя Горновей? Погоди же, негодница, я отрублю тебе язык, если еще раз ты задашь мне подобный вопрос. Но… — Тор-Мозина неожиданно изобразила на своем лице подобие улыбки и уже ласковее спросила: — Этот вопрос ты придумала сама или это заинтересовало кого-нибудь из обитателей королевства? А? Знай же, дитя мое: часы остановились для пользы всех…

— А вдруг часы сами пойдут?

— Это уже второй вопрос, и я на него могла бы не отвечать. Но я утешу тебя. Никому не завести Главные часы королевства. Никогда… Пожелавшему совершить такое преступление, нужно проникнуть в Совиную башню. А это ой, как непросто! Потом нужно сразиться с Совой Бессмертной. Убить хранительницу Времени может лишь шпага страха. Но этой шпаги нет. Я велела ее расплавить…

— Ах! — вскрикнула Томлина, и Вовка даже присел. «Неужели все кончено?!»

— Что с тобой? — подозрительно спросила Тор-Мозина.

— Я нечаянно уколола палец о вашу шпильку…

И вдруг рывком распахнулись двери опочивальни и прямо на пол вывалились Мудрец Трехбородый и Лорд Хранитель Времени.

— Как смели?! — закричала Тор-Мозина с дрожью в голосе. — Разве вы не видите, что королевские одежды не прикрывают мою особу?!

— Ох, ах, их! — смешно прохрипел Лорд. — Я вижу, что я ничего не вижу.

— Мы позволим себе забыть о случившемся, — пропищал Мудрец и тут же вскочил.

— Я предсказал.

— Нет, это я первый увидел, — закричал Лорд.

— Нет! Я первый узнал от Совы.

— Нет… Я перу!.. мидван!.. Сова!.. — Они кричали все вместе, и ничего нельзя было понять из того, что они хотели сказать.

— Замолчите! — крикнула Тор-Мозина. — Или я немедленно казню самого болтливого. Ну, говорите по одному. Я слушаю. Что же вы теперь замолчали? Рассказывайте, или я…

— Будер-сов-гла — есть, — забормотали высокопоставленные особы.

— О! злодеи, — прошипела Тор-Мозина. — Говори ты, Лорд Хранитель Времени… Говори же!

— Я шел… Я проверял, надежно ли закованы Главные часы, и услышал шорох. Я обернулся и я увидел…

— Что ты увидел? — посинев, спросила Тор-Мозина.

— Я увидел, — прошипел Лорд.

— Он увидел, — помог ему Мудрец, — что глаза Совы светятся.

— Тогда я прибежал к Мудрецу.

— Да, тогда он прибежал ко мне и мы вместе побежали, поднялись на башню, а потом спустились в подземелье, и волшебная Сова…

— Да, волшебная Шова, — шипел в изнеможении Лорд, — Шказала…

Казалось, что Тор-Мозина лопнет от нетерпения.

— Она сказала, что в наше царство, кроме Кукушки, пришел мальчик по имени Вовка Пойманов…

— Шова укажала мешто, где прячется Железная Кукушка.

— Тогда!.. Что же вы молчите? — Заорала Тор-Мозина. — Скорее изловить! Поймать! Связать! Казнить!

— Мы… Мы… Мы хотели как можно быстрее…

— Нужно вжять полк каменных шолдат, — подсказал Лорд.

— Что же вы стоите? Почему не бежите? Почему не ловите Кукушку и этого маловозрастного разбойника? — кричала Тор-Мозина. — Ах, так?! Вы все — трусы. Я сама изловлю Кукушку, а вас велю казнить. Всех казнить… Всех! Всех! Всех!..

И не успел еще Володя придумать, как помочь Кукушке, а уже трое исчезли за дверью опочивальни, и топот ног отозвался эхом на каменных ступенях.

 

— Они изловят Кукушку!.. Изловят!.. — волновался Вовка, покидая тайник. — Нужно бежать… Скорее! Может быть, мы успеем предупредить Кукушку?..

— Ку-ку! Ку-у!.. — зазвучала песенка Железной Птицы.

— Милая! Дорогая Кукушка! — воскликнула Томлина. — Как мы рады…

— Мы ужасно рады, — поспешил вставить слово и Вовка.

— … что ты жива и невредима. Знаешь ли? Они напали на твой след, Кукушка, — стала объяснять Томлина, часто-часто моргая длинными ресницами.

— Там, где я была, — меня больше нету… И след мой простыл… Я облетела все королевство Ру-Лонию… Я собирала вести по крохам, и теперь мы знаем: шпага страха, способная победить Сову, хранится в опочивальне Тор-Мозины… Где-то здесь! Здесь! Нужно найти ее…

— Ах, милая Кукушка! Там давно уже нету этой шпаги… Тор-Мозина велела расплавить её в огне кузнечного горна…

— Это самая грустная новость, — сказала Кукушка и опустила голову. — Второй такой шпаги нет… Мы не сможем победить Сову и завести Главные часы королевства…

— Да, — согласилась Томлина. — Второй такой шпаги нету… А место, где прежде висела шпага, я вам могу показать… Пойдемте…

Они вошли в просторную опочивальню. Там еще сильнее пахло тленью, ветошью, подвальной сыростью. На стене, неподалеку от огромной кровати был виден четкий отпечаток шпаги — видимо, столетьями на стены оседала пыль, а когда шпагу сняли, на прежнем месте остался четкий отпечаток волшебного оружия.

— Погодите… А что, если?.. — Володя вгляделся в отпечаток шпаги. — А если сделать новую шпагу. Ведь след — смотрите! — так хорошо сохранился…

— Кто же сможет сделать такую волшебную шпагу?! Нет, это невыполнимо, — ответила Кукушка.

— Ее мог бы сделать мой дядя, Горновей, но его не сегодня — завтра посадят в подземелье, казнят, — тихо ответила Томлина.

— Не будем же терять времени! — крикнул Володя, и ему показалось, что прогремело веселое эхо. — Сейчас мы снимем мерку. Вот так!..

Хорошо, что в школе Вова Пойманов проходил черчение. Теперь без особого труда он мог сделать нужные расчеты. Через несколько минут в его руках был чертеж замысловатой шпаги.

— Все готово! — воскликнул Вовка.

— Идем к Горновею! — заволновалась Томлина. — Я покажу дорогу к его дому!..

— К Горновею! — повторила Кукушка, и все они устремились по очень широкой замшелой лестнице вниз, на площадь.

Едва за ними закрылась дверь, как в опочивальню вбежала Тор-Мозина и ее верные слуги — Лорд и Мудрец Трехбородый.

— Смотрите!.. Здесь есть кто-нибудь? Есть? Ищите! Скорее! — кричала Тор-Мозина, заламывая тонкие руки.

Слуги бросились на колени и стали ползать по полу, заглядывая не только под кровать, но и во все уголки обширной опочивальни.

— Здесь никого нет, — наконец устало прошипел Лорд.

— Никого, — подтвердил Мудрец.

— Вот видите? «Никого»… Я что заявила эта выжившая из ума Сова? Она сказала, что Железная Кукушка и мальчишка с живым сердцем находятся в моей опочивальне… Здесь!.. Не-ет. Сова больше не годится в провидицы, и мы ее уберем… Уберем!.. Но где же могут находиться ничтожные пришельцы?! Где, я вас спрашиваю?!

Мудрец и Лорд бросились на колени и затараторили в страхе:

— М-м-ы… н-н-не… з-з-знаем…

Нужно быть справедливым, мой друг: они и впрямь не знали, где были в эти минуты Томлина, Кукушка с железным сердцем, Вовка Пойманов — человек из Мира Времени… А между тем, все трое они прокладывали путь между скользкими камнями, направляясь к кузнице Горновея.

У одного из столбов они задержались — там, впереди, маячил каменный солдат. В его руках устрашающе поблескивала огромная кремневая винтовка (похожую Вовка как-то видел в музее). Он не переставал удивляться. Вот, оказывается, что может случиться, если вдруг остановить время!

В глубоком овраге, скользком и мокром, их настиг приглушенный крик глашатаев: «Ее величество Тор-Мозина изволит сегодня не спать, а посему всем обитателям королевства надлежит следить за дорогами, не смыкая глаз… Награда ждет того…» Голоса глашатаев стихали, как эхо, и уходили все дальше и дальше во все концы Ру-Лонии.

Изрядно усталые путники переступили порог кузницы. Там было темно; запах угольного перегара ударил в нос, и Володя поморщился. Впрочем другие этого не заметили. Томлина прошла в угол, зажгла палочку-лучинку и тогда все увидели в углу спящего на ветоши огромного кузнеца.

— Уже явились? — спросил он сквозь сон, принимая поздних гостей за стражников. — Что ж, подождите, я досмотрю сон о чудесной стране жизни…

Поняв, наконец, кто пришел, он обрадованно стал обнимать Томлину, крепко пожал руку мальчику из удивительного Мира Времени.

Выслушав просьбу, кузнец почесал затылок.

— У меня есть немного железа и угля. Их может хватить, чтобы выковать шпагу. Но тушить горн нельзя. Хорошо, что Тор-Мозина нынче не спит, — нам не будут мешать стражники. Ну, за дело, друзья. Ты будешь помогать мне, — обратился Горновей к Володе. — Ты — сильный паренек и сможешь раздувать меха. А вы, племянница и Кукушка, смотрите за дорогой.

Ах, как счастлив был Володя, что кое-чему научился в школе. Он с радостью взялся за дело.

«Дон-дон-дон!» — запела наковальня. «Динь-дон-динь», — стал подпевать ей маленький молоток в руках кузнеца.

— Бей, тяжелый молот, бей, — приговаривал Гор-новей. — Мы куем погибель ненавистному царству Тор-Мозины. Бей, молот, бей!

«Дон-дон-дон!» — подпевала наковальня…

В минуты короткого отдыха Горновей усаживался и просил:

— Ну, маленький человек из Мира Времени, расскажи мне сказку о летающих домах…

И Володя рассказывал о пароходах, что бороздят океаны, о воздушных лайнерах, об электричестве и радио, и о том, что есть на свете аппарат, который ловит изображение и называется телевизором, и о том, что до Луны уже дотянулись люди… И о том, что Звездный океан вселенной бороздят космические корабли.

— Может быть, это и сказка, — согласился Горновей, — но в ней — сила времени, которая может совершить чудеса.

Эгей, молот! Бей, дружней, так, так!..

— Дядюшка Горновей! Остановись! Сюда бегут Мудрец и Лорд, — прокричала Томлина. — Что делать? Они ведут солдат…

— Работы осталось немного! Пусть приходят. Раздувай меха, Володя! Бей, молот, сильнее! — Выкрикивал Горновей, и меха дышали во всю силу: «Ух — Ии-ии-ух!» — «Дон-дин-дон» — отвечала молоткам наковальня. Кусок железа под ударами молота становился все тоньше, длиннее, похожим на тонкую сверкающую шпагу, какую Вовка Пойманов видел в кино про трех мушкетеров.

— Ну вот, шпага готова, — обрадованно сообщил Горновей и бросил клинок в воду. Белое облако пара вспыхнуло и растаяло почти у самого потолка.

— Открывай двери, предатель! Или ты уже ижловил Кукушку? — послышался за дверьми охрипший голос Лорда. — Выходи, Горновей, пока мы не развалили твою кузницу.

— Мы думали и придумали: мы посадим тебя в темницу, — прокричал вслед за Лордом Мудрец.

— Ах, как жаль, как жаль, — проговорила Кукушка, — что мы не успели пустить Главные часы королевства. Мы — в ловушке. Придется принимать бой. Но я им не дамся живой.

— Слушайте и не возражайте, — приказал Горновей. (А каменные приклады ружей уже стучали в деревянную дверь.) — Томлина отведет вас к Совиной башне, где находятся Главные часы Ру-Лонии, а я задержу этих бездушных каменных солдат. Я постараюсь не оружием, а словом выжечь искру в их остывших сердцах. Вы же делайте то, что может принести счастье народу… Торопитесь!.. Скорее! Если я выживу, то догоню вас.

Голос Горновея был властен. Возражать ему значило обречь на провал все, к чему они стремились…

— За мной! — крикнула Томлина. — Им не одолеть дядюшку… А нам нужно спешить!.. Скорее!..

Оглянувшись в последний раз, Володя увидел, как несколько петель-арканов, брошенных стражниками, упали на широкие и сильные плечи кузнеца Горновея.

 

Да… Кузнеца Горновея схватили каменные солдаты. Они не стали слушать Горновея — они выполняли приказ Тор-Мозины и поступить иначе просто не могли — ведь у них были каменные сердца, а головы набиты приказами, и того, кто ослушается их, ждало суровое наказание.

Когда Горновея доставили на площадь перед замком Тор-Мозины, сюда немедля сбежались жители королевства. Ждали: сейчас свершится казнь!.. Что могло еще так разнообразить жизнь обитателей королевства?

Горновея выставили (на показ и устрашение подданных) под самым балконом, откуда обычно перед жителями королевства являлась Их Светлость. В иное время подданным приходилось долго ждать, пока Тор-Мозина надумает обрадовать их своим появлением. Но в этот раз она явилась немедля и тут же задала вопрос Горновею:

— Эй!.. Послушай! Я готова помиловать тебя! Больше того! Я разрешу тебе смотреть цветные сны… Но скажи!.. Скажи на благо всех моих подданных: где Кукушка? Где мальчик с живым сердцем? Скажи, где они, и я тут же велю снять с тебя цепи… Ну? Говори же! Говори!.. Я жду…

Горновей хорошо знал — путь к Главным часам королевства неблизок, значит, нужно не торопиться с ответом… И он молчал…

Тогда Тор-Мозина обратилась к Мудрецу Трехбородому:

— Ну, придумай что-нибудь! Заставь его говорить. Ведь он единственный из жителей королевства, кто знает, где искать Кукушку…

— Хорошо. Я постараюсь, — изрек Мудрец Трехбородый и стал трясти всеми своими бородами. — У-у-у!.. Ничтожный Горновей!.. Оглядись!.. Ты видишь, тебя окружают люди, которые счастливы своей жизнью, они пребывают в сладостном состоянии безвременья! Ты хочешь лишить их этого? Опомнись! Говори, пока не поздно, говори, куда подевались ненавистная Кукушка с мальчишкой, у которого живое сердце… Ну?! Мы слушаем… Спаси же себя пока не поздно!

И Горновей заговорил. Вначале голос его был хриплым, а слова маловразумительны, но потом его голос окреп и каждое слово стало слышно во всех концах площади.

— Хорошо. Я заговорю. Я открою, где Кукушка и мальчик. Но при одном условии — вы не будете меня перебивать… Тогда слушайте! Слушайте!.. — Толпа умолкла. — Люди! Опомнитесь! Неужели вы хотите, чтобы никогда не взошло солнце над вашими головами? Разве вам сладостно жить в мире без времени? Вы забыли радости настоящего труда, который приносит счастье… Кому нужна эта серая и бесконечная жизнь в Ру-Лонии под пергаментным небом? Вам? Вашим детям? Да! Мы не старимся! Но ведь мы и не растем, не познаем мира прекрасного, не знаем запахов живых цветов… Мы — заживо погребенные…

— Молчать! — завизжала Тор-Мозина. — Палач!.. Казнить его! Немедля! — И шепотом сообщила Мудрецу и Лорду: — Если он разбудит в людях память тут же потеряем власть над ними… Слышите?!

— Замолчи-и-и!.. Убейте его! — прокричал тонким голоском Лорд. — Он покушается на шамое швятое — на жизнь в бежвременьи!

— Растерзайте его!.. Немедля! — посоветовал Мудрец и затряс головой, тремя бородами и всеми бородавками. — Это я вам говорю: Мудрейший из Мудрых!..

— Казните его! — требовала с балкона Тор-Мозина.

Но толпа не шевелилась — наверное, люди вспомнили жизнь, вспомнили цвет озер. И небо. И живые цветы. И деревья… Они, наверное, вспомнили, как зацветают по весне луга, как рождаются первые робкие листья на деревьях, как падают по осени дожди, и лес охватывает желто-красный пожар…

— Пусть движется время! — продолжал выкрикивать Горновей, хотя подоспевшие солдаты уже тянули к нему каменные руки, чтобы растерзать его на части. — Пусть снова растут наши дети! Пусть празднуют свадьбы молодые в положенный час! Пусть все вспомнят, как бесценно время — самое дорогое, что дано людям, и что у вас отняла… отняла… — Горновея уже схватили за руки и за ноги каменные солдаты…

Еще мгновение и Горновея растерзали бы. Но над площадью раздался чей-то изумленный женский крик:

— За что мучают Горновея?.. Не дадим его каменным солдатам!

— Не да-ади-им!..

— Долой Тор-Мозину и ее подпевал!..

— Пусть живет Время!..

— Бейте каменных солдат!..

— Веди, Горновей, нас к Главным Часам королевства…

И толпа сорвала цепи с кузнеца, подняла на руки Горновея.

— О-о-остановитесь! — закричала Тор-Мозина… — Я — ваша повелительница… Вы забыли?

Но говорить уже было некому — люди убегали с площади, спеша к Совиной башне.

А тем временем…

А тем временем (если так можно сказать применительно к Ру-Лонии, где, как известно, не было никакого времени) Володя Пойманов, Кукушка и Томлина ломали старинную, обитую железом дверь, ведущую туда, где под охраной Совы — находились Главные часы Ру-Лонии.

Наконец, им удалось взломать дверь — она упала внутрь подземелья, — туда немедля бросились Володя с Томлиной. Кукушка, затрепетав железными крыльями, влетела в кромешную мглу каменного мешка…

Было сыро, душно… Мгла казалась липкой, и словно бы заползала она под одежды и сковывала движения. Они шли долго. Куда-то спускались. Потом в полной мгле поднимались по мокрым и скользким ступеням. Потом оказались под гулкими сводами… Где-то журчали подземные воды. Где-то падали и разбивались о камни тяжелые капли.

И вдруг… Все вокруг озарилось зеленым светом — могло показаться, что зажглись два зеленых фонаря, осветив бесконечно высокий каменный свод.

— Откуда здесь фонари? — спросил Вовка у Томлины;

— Это вовсе не фонари, — шепотом ответила Томлина. — Это вспыхнули два глаза Совы. Держись подальше!.. Ближе к стене… Сюда не достают когти Совы…

Володя, уже привыкший к чудесам в Ру-Лонии, почти не удивился. Он стал рассматривать короткие перья Совы, огромные костлявые лапы волшебной птицы — они упирались в точно такие же часы, какие недавно отремонтировал Вовка. Только эти часы были много больше; их несколько раз обвивали тяжелые стальные цепи, покрытые толстым слоем ржавчины пыли и грязи.

Под сводами раздался глухой и протяжный звук «А-а-а-м!» Сова шевельнулась, повела головой и заговорила:

— Как чешется мой клюв… Ну, почему не закуют в моем подземелье обыкновенного человечка? Я бы клевала живое сердце, ах-хлоп-джива! Дук-рук… Скучно. Поспать? Может, я увижу во сне живых человечков и хоть во сне исклюю их? А-а-ам!.. И-и-и…

— Тише. Кажется, Сова уснула, — сказала Кукушка. — Ах, как жаль, что мы не взяли молота. Нам одним не управиться.

— А-а-а-м. Какой сон, — услышали они снова глухое ворчание Совы. — Будто прямо к моему клюву подошел живой человечек. Клюнь — и нет его. А что это у него в руках? Шпага… Волшебная шпага?! В-ах! А-м-м!.. Какой неприятный сон. А, может быть, это и не сон? Но тогда откуда же в руках у мальчишки шпага страха… Она настоящая… Мне страшно…

— Это был твой последний сон, злодейка. Узнаешь меня? Да, это я — Кукушка, которую вы с Тор-Мозиной хотели умертвить.

— А-ам! Кром-ка-так-рам! Значит это не сон? Нет? Сейчас я с вами расправлюсь. Дум силум!

И все увидели: Сова расправила огромные крылья; казалось, что в подземелье вспыхнул зеленый огонь.

— Ах-ха-ух-ух! — прокричала Сова.

Взметнулись под своды облака песка, пыли, мелких камешков. — Прощайтесь с жизнью пока не поздно, — выкрикивала волшебная птица.

— Не бойся! Не бойся! — успокаивала Вовку Железная Кукушка.

— Иду на штуррм! — кричал Вовка и пытался концом острой шпаги достать Сову, но та ухала, что-то невнятное кричала и все пыталась достать Вовку твердым, как камень, клювом, разорвать его острыми когтями.

В воздухе трепетали и железные крылья Кукушки; слышались удары клюва о камень, и с каждым ударом подземелье освещалось зеленым пламенем.

— Бейте ее по ногам, — услышали они возглас Кукушки. — Это самое уязвимое место Совы… Спешите!

— Ко мне, Володя! — звала Томлина.

Володя не помнил, сколько продолжалась схватка, когда дверь в подземелье отворилась и сотни людей вбежали под гулкие своды, держа над головами горящие факелы. И от этих факелов закачались и тень Совы, и нагромождения камней, и стены башни и… Стали красными сталактитовые сосульки, свисающие с потолка.

— Мы успели! Успели!.. — кричал Горновей. — Опоздай мы хоть на несколько секунд… Сова бы расправилась с мальчиком!..

— Ам-м! Кар-р-рам-м! — запричитала Сова пронзительно, словно бы в подземелье завыла сирена. — Всех уничтожу-у! У-у-у! Вы все! Останетесь! Здесь навсегда-а-а!.. А-а-а!..

Раздался гром — это с маятника упали цепи.

Горновей поднял Володю высоко-высоко, сказал:

— Не бойся, мальчик. Сейчас Сова уже нам не страшна. Толкни маятник! Тебе хорошо известно, как это делается!..

Вовка хотел ответить, что ему страшно: прямо над его головой нависал костяной клюв Совы, но он постарался не думать об этом. Володя тянулся рукой к заводному механизму и уже хотел было повернуть стрелки, как в подземелье раздался воющий голос Тор-Мозины:

— Останови-итесь!.. Не заводите часов. Не толкайте маятник!.. Я отпущу вас всех… И лишь сама я останусь в этом подземелье… О! А! И-и!

— Эх ты, Тор-Мозина… Тебе удалось затормозить время в сказке. Но ВРЕМЯ нельзя остановить навсегда, ни в жизни, ни в сказке!..

Послышались голоса:

— Маятник свободен!..

— Приготовиться!..

— Завести часы, — повелительно прозвучал голос Горновея.

— Есть завести часы, — ответил Володя Пойманов и стал вращать стрелки. И тут… Конечно же, такое может произойти только в сказке: Сова ухнула в последний раз и… тотчас же исчезла, растворилась в воздухе, как мыльный пузырь.

Он видел, как внизу множество людей отвели в сторону и толкнули огромный маятник.

«БО-ОМ!.. БО-ОМ!.. БО-О-ОМ-М!..» — трижды пробили часы. Володя Пойманов приподнялся на кушетке и увидел отремонтированные им часы. Что это? Все те же три часа дня? И никакого королевства? И все та же Кукушка, поблескивая иссиня-металлическими крыльями, трижды пропела свою однообразную песенку и убралась в оконце над циферблатом, где был ее домик.

А Вовке казалось, что удары часов все еще звучали… звучали в комнате. И откуда-то доносилась песенка, которой он никогда не слышал. Может быть, она звучала из радиоприемника в соседней комнате?

А, может быть, Вовка Пойманов и не слышал этой песенки вовсе? Может быть, она сама собой родилась в его памяти? А? Никто не знает…