Предварительные замечания. Христианство в России до крещения Киевской Руси св. равноапостольным князем Владимиром

1. Сведения о появлении и первых шагах христианства среди славянских племен, населявших территорию России, немногочисленны, часто разнятся, а иногда и просто противоречат друг другу. Поэтому, приступая к описанию истории распространения и утверждения православной веры в Киевской Руси, надлежит, прежде всего, установить точку отсчета.

Большинство историков в качестве такой точки называют середину IX в., ибо к этому периоду относятся три решающих события, произошедших почти одновременно и ставших основой той благотворной прививки, из которой впоследствии выросла могучая ветвь русского Православия.

Во-первых, это было временем появления среди родовых племен восточных славян первых ростков государственности в виде княжеств. Описание события содержится в первом историческом документе Киевской Руси – «Повести временных лет», или, точнее, «Повести минувших лет, откуда пошла Русская земля, кто в Киеве стал первым княжить и как возникла Русская земля», составителем которого принято считать монаха Киево-Печерского монастыря преп. Нестора-летописца, жившего на рубеже XI и XII вв. За неимением более достоверных источников для изложения догосударственного периода славян и Киевской Руси вплоть до начала XII в. воспользуемся «Повестью», а также агиографической, т. е. житийной литературой того времени и некоторыми документами византийского происхождения. Вот как в «Повести» выглядит рассказ о приглашении варягов для княжения над славянскими родами и о положении племен перед этим событием: «…сели славяне по Дунаю, где теперь земля Венгерская и Болгарская. От тех славян разошлись славяне по земле и прозвались племенами своими от мест, на которых сели. Так одни, придя, сели на реке именем Морава и прозвались морава, а другие назвались чехи. А вот еще те же славяне: белые хорваты, и сербы, и хорутане. Когда волохи напали на славян дунайских, и поселились среди них, и притесняли их, то славяне эти пришли и сели на Висле и прозвались ляхами, а от тех ляхов пошли поляки… Также и эти славяне пришли и сели по Днепру и назвались полянами, а другие – древлянами, потому что сели в лесах… Те же славяне, которые сели около озера Ильменя, прозвались своим именем – славянами, и построили город, и назвали его Новгородом. А другие сели по Десне, и по Сейму, и по Суле и назвались северянами. И так разошелся славянский народ, а по его имени и грамота назвалась «славянская»… Поляне же жили в те времена отдельно и управлялись своими родами… И были три брата: один по имени Кий, другой – Щек и третий – Хорив, а сестра их была Лыбедь… И построили городок во имя старшего своего брата и назвали его Киев… Когда же славяне жили на Дунае, пришли от скифов, т. е. от хазар, так называемые болгары, и сели по Дунаю, и были насильники славянам… Вслед за тем, по смерти братьев Кия, Щека и Хорива притесняли полян древляне и иные окрестные люди. И нашли их хазары сидящими на горах этих в лесах и сказали: «Платите дань». Поляне, посовещавшись, дали от дыма по мечу, и отнесли их хазары к своему князю и старейшинам, и сказали им: «Вот, новую дань нашли мы». Те же спросили у них: «Откуда?» Они же ответили: «В лесу на горах над рекою Днепром». «А что дали?» Они же показали меч. И сказали старцы хазарские: «Не добрая дань эта, княже: мы доискались ее оружием, острым только с одной стороны, саблями, а у этих оружие обоюдоострое – мечи. Станут они когда-нибудь собирать дань и с нас и с иных земель». И сбылось сказанное ими, т. к. не по своей воле говорили они, а по Божьему повелению…

В год 852, когда начал царствовать Михаил [Михаил III], стала прозываться Русская земля. Узнали мы об этом потому, что при этом царе приходила Русь на Царьград, как пишется об этом в летописании греческом…

В год 858 царь Михаил отправился с воинами на болгар по берегу и морем. Болгары же, узнав об этом, не смогли противиться им, попросили крестить их и обещали покреститься грекам…

Варяги из заморья взимали дань с чуди, и со славян, и с мери, и со всех кривичей. А хазары брали с полян, и с северян, и с вятичей по серебряной монете и по белке от дыма.

В год 862 изгнали варяг за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: «Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву». И пошли за море к варягам, к Руси; те варяги назывались Русью. Сказали руси чудь, славяне, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами». И избрались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю Русь, и пришли и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, – на Белозере, а третий, Трувор – в Изборске. И от тех варягов прозвалась русская земля… Через два года умерли Синеус и Трувор. И овладел всею властью один Рюрик и стал раздавать мужам своим города, а над теми всеми властвовал один Рюрик. И было у него два мужа, не родственники его, но бояре, и отпросились они в Царьград со своим родом. И отправились по Днепру, и когда плыли мимо, то увидели на горе небольшой город. И спросили: «Чей это городок?» Тамошние же жители ответили: «Были три брата, Кий, Щек и Хорив, которые построили городок этот и сгинули, а мы тут сидим и платим дань хазарам». Аскольд же и Дир остались в этом городе, собрали у себя много варягов и стали владеть землею полян. Рюрик же княжил в Новгороде».

Когда торжественно отмечали тысячелетие основания Российского государства, замечательный русский поэт А.К. Толстой написал сатирическую поэму «История государства Российского от Гостомысла до Тимашева» (Гостомысл – один из первых новгородских посадников, живших в IX в., а А. Е. Тимашев – сначала управляющий III отделением, затем в середине XIX в. – министр внутренних дел). Поэма начинается словами: «Послушайте, ребята, что вам расскажет дед./ Земля наша богата,/ Порядка в ней лишь нет./ А эту правду, детки,/ За тысячу уж лет/ Смекнули наши предки:/ Порядка-де, вишь, нет», – а заканчивается едкой иронией: «Увидя, что все хуже идут у нас дела,/ Зело изрядна мужа/ Господь нам ниспослал./ На утешение наше/ Нам аки свет зари,/ Свой лик яви, Тимашев, – / Порядок водвори…/ Составил от былинок/ Рассказ премудрый сей/ Худой смиренный инок,/ Раб Божий Алексей». Навести порядок в России не удалось до сих пор, скорее наоборот, великую страну в последние десятилетия бесчестные люди окончательно развалили и разграбили. Правда, в результате в России появились новые для нее ценности западной цивилизации, но некоторые из них встречают у большей части народа резкое отторжение и даже враждебность, так что порядком такое состояние страны не назовешь и соответствующие прогнозы строить еще рано. Однако несомненно добрым следствием этой «перестройки» стало возрождение православной Церкви, в течение семидесяти лет подвергавшейся тяжелейшим преследованиям. И хотя возрождение иногда принимает уродливые формы, есть надежда на улучшение ситуации с религиозным образованием и тесно связанным с ним делом церковного строительства, на что надлежит уповать. Теперь вернемся к Киевской Руси IX в.

Апостол Андрей водружает на киевских горах крест.

Миниатюра из «Повести временных лет»

Вторым важным событием в деле возникновения христианства на Руси стал поход первых киевских князей на Византию и так называемое первое крещение. Дату похода по отношению к указанной в «Повести» следует сдвинуть на шесть лет назад, как теперь твердо установлено. Итак, в 860 году «отправились Аскольд и Дир войной на греков и пришли туда на четырнадцатый год царствования Михаила.

Памятник святому Владимиру в Киеве

Царь же был в то время в походе на агарян, дошел уже до Черной реки, когда епарх прислал ему весть, что Русь идет походом на Царьград, и возвратился царь. Эти же вошли внутрь Суда, совершили много убийств христиан и осадили Царьград двумястами кораблей. Царь же с трудом вошел в город и всю ночь молился с патриархом Фотием в церкви Св. Богородицы во Влахерне, и вынесли они с песнями божественную ризу Святой Богородицы и омочили в море ее полу. Была в это время тишина и море было спокойно, но тут внезапно поднялась буря с ветром и великие волны, чтобы разметать корабли язычников русских, и прибило их к берегу и переломало так, что немногим из них удалось избегнуть этой беды и вернуться домой». Существенно дополняют этот рассказ две беседы о нашествии Руси на Константинополь, написанные самим патриархом Фотием по горячим следам события. В первой беседе о Руси говорится: «Откуда разразился над нами этот гиперборейский и страшный удар! Вышло с севера войско, появились племена с крайних пределов земли. Слух не предупредил об их подходе, неожиданно было появление их и причиненные нам страдания». Во второй дана малопривлекательная характеристика руссов во время похода: «Это народ неизвестный, народ, причисленный к рабам, не имевший значения, но получивший известность и прославление от похода на нас, ничтожный и бедный, но достигший высоты и обогатившийся, народ где-то вдали от нас живущий, варварский, находящийся в кочевом быту, надменный своим оружием, беззаботный, упорный, не признающий военной дисциплины; этот-то народ быстро, во мгновение ока, как морская волна, нахлынул на наши пределы». Через несколько лет (в 867 г.) Фотий уже совсем иначе говорит о руссах в своем «Окружном послании к епископам»: «Не только болгаре обратились в христианство, но также и тот пресловутый народ, который всех превосходит грубостью и зверством, т. е. так называемые русы. Этот народ, поработив соседние племена и через то возгордившись, поднял руку и на Ромейскую империю. Но теперь он переменил безбожную веру на чисто христианское учение, вступив в число преданных нам друзей». Как происходило «первое крещение Руси», описано в нескольких византийских источниках того времени. Вот два рассказа об этих событиях: «Испытавши таким образом гнев Божий, по молитвам управляющего в то время церковью Фотия, руссы возвратились в отечество и спустя немного прислали послов в Константинополь просить себе крещения. Их желание было исполнено – к ним послан был епископ». Другой источник продолжает: «Когда епископ прибыл в столицу руссов, царь руссов собрал вече. Тут присутствовало великое множество простого народа, а председательствовал сам царь со своими вельможами, которые по долгой привычке к язычеству более других были к нему привержены. Пригласили архипастыря и спросили его, чему он намерен учить их. Епископ разверз Евангелие и стал благовествовать перед ними о Спасителе и Его чудесах, упоминая вместе о много различных знамениях, совершенных Богом и описанных в Ветхом Завете. Руссы, слушая благовестника, сказали ему: «Если и мы не увидим чего-либо подобного, особенно подобного тому, что, по словам твоим, случилось с тремя отроками в пещи, мы не хотим верить». Не поколебался служитель Божий, а смело отвечал язычникам: «Хотя и не должно искушать Господа, однако, если вы искренно решились обратиться к Нему, просите чего желаете, и Он все исполнит по вашей вере, как мы ни ничтожны перед Его величием». Они просили, чтобы в специально разведенный огонь была повергнута книга Евангелие, давая обет непременно обратиться к христианскому Богу, если она останется в огне невредимою. Тогда епископ, возведя очи и руки свои горе, воззвал велегласно: «Господи, Иисусе Христе, Боже наш! Прослави и ныне святое имя Твое перед очию сего народа», – и вверг священную книгу Завета в пылающий костер. Прошло несколько часов, весь костер сгорел, и на пепелище оказалось Евангелие, совершенно целое и неповрежденное. Видя это, варвары, пораженные величием чуда, начали креститься». Крестившийся тогда князь Аскольд принял имя Николай в честь св. Николая Мирликийского, одного из наиболее чтимых и поныне христианских святых. Вскоре после крещения Аскольд воздвиг первый на Руси христианский храм – церковь Ильи-пророка. Свидетельством обращения Аскольда кроме этих письменных упоминаний является также возведение у его могилы церкви святителя Николая, угодника и чудотворца.

Князь Ярослав Мудрый (978—1054 гг.).

Портрет-реконструкция С. Герасимова

В «Повести временных лет» эпизод с первым крещением отсутствует, что, скорее всего, было вызвано соображениями политическими – летописец всячески старался возвысить факт крещения народа Киевской Руси св. равноапостольным кн. Владимиром в 988 г. Внимательный читатель, возможно, уже обратил внимание на нестыковку дат в приведенных рассказах о походе Аскольда и Дира против Византии и о связанном с ним «первом крещении Руси»: если княжение Аскольда и Дира, как пишет летописец «Повести», началось после 862 г., то их поход на Константинополь не мог состояться в 860 г. Споры по поводу этого несоответствия ведутся до сих пор, но в рамках настоящей книги обсуждать их неуместно. Наиболее привлекательная, с точки зрения автора, версия событий приведена в книге известного историка Церкви и богослова А. В. Карташева «Очерки по истории Русской Церкви». Согласно Карташеву, ряд документов позволяет утверждать, что возникновение русского государства произошло на несколько лет раньше, чем указано в летописи. При этом «862 г. как год якобы основания русского государства оправдывается памятью духовенства и первых русских христиан о том, что в этом году начала историю первая русская епископия, а не династия и не государство… Итак, 862 г. не год начала русского государства, а год начала Русской Церкви с епископом во главе».

Третьим важнейшим событием, с которым неразрывно связано распространение и утверждение христианства в Киевской Руси, явилось изобретение славянской письменности и перевод на славянский язык текстов Св. Писания, а также успешная миссионерская деятельность среди русов создателей этого бесценного духовного богатства свв. равноапостольных братьев Кирилла и Мефодия. Самое раннее из дошедших до нас свидетельств об этом принадлежит монаху Храбру Черноризцу и относится к 887 г. Храбр указывает дату появления славянских письмен – 6363 г. от сотворения мира, т. е. 885 г. н. э., по Константинопольскому летоисчислению – «во времена царя греческого Михаила и матери его Феодоры, утверждавших веру православную и поклонение честным иконам». Речь идет о VII Вселенском Соборе, о котором Храбр говорит как о факте, непосредственно предшествовавшем изобретению славянской письменности. Просветительская деятельность свв. Кирилла и Мефодия и их ближайшего помощника св. Климента была направлена, прежде всего, на южных и западных славян. Их первая встреча со славянами востока связана с участием в византийском посольстве в Хазарию, где они обратили в христианство более двухсот язычников, по-видимому, из многочисленной славянской общины. Хазарский каган, как известно принял иудаизм, но отправил с братьями письмо императору, в котором писал о Константине Философе, т. е. о св. Кирилле: «Ты послал, владыко, такого мужа, что он разъяснил нам веру христианскую словом и делом сущую светлую. И утвердившись, что то вера истинная, повелели мы креститься добровольно». Хотя византийское посольство в Хазарский каганат преследовало политические цели, но Константин Философ нужен был в нем не только как знаток иудейства, но и как славянский миссионер, имевший уже перевод Евангелия и Псалтыри на славянский язык. По дороге свв. солунские братья проповедовали в Северном Причерноморье и в Приазовье. Оттуда они пришли в Херсонес Таврический для обретения мощей одного из первых священномучеников Климента Римского, утопленного вблизи нынешнего Севастополя в конце I века. О хазарской миссии братьев рассказывает епископ Велетрийский Гавдерик в своем сочинении «О перенесении мощей папы Климента»: «После обретения мощей Философ отправился в путь и, прибыв к тому народу, к которому был послан при содействии Искупителя, проповедью и убедительностью своего красноречия отвратил от заблуждений всех тех, кого пленило не-правоверие как сарацин, так и иудеев. Утвержденные в католической вере и наставленные, они с великой радостью благодарили Всемогущего Бога и его служителя Константина Философа. Сверх того они послали императору письмо, благодаря его за старания обратить их к истинной и католической вере и утверждая, что они за это всегда останутся вернейшими подданными его власти. Отпуская Философа с великой честью, они принесли ему драгоценные дары, которые он, как истинный Философ, не принял, а просил вместо всех даров отпустить с ним чужих для них пленников. Это тотчас было исполнено». (Однако слова Гавдерика об обещании хазар быть вернейшими подданными власти византийского императора и об освобождении пленников А. Карташев в своих «Очерках по истории Русской Церкви» считает не соответствующими действительности.) Вверх по Днепру свв. братья, по-видимому, не поднимались, но их переводы стали известны в Киеве, о чем свидетельствует «Повесть». По словам историка Церкви митрополита Макария, язык, которым изложены эти переводы, так называемый старославянский, имеет в своей основе болгарский. Были переведены и дошли до Киевской Руси прежде всего Евангелие и Апостол, Псалтырь, некоторые тексты Ветхого Завета для литургических чтений, а также Служебник с Требником. Никаких сведений о «первом крещении Руси» и о миссии Кирилла и Мефодия в Хазарию в «Повести» почему-то нет, несмотря на достоверность этих событий. А. Карташев считает, что язычник Олег, коварно убивший Аскольда и Дира и занявший их престол, всячески старался скрыть деяния своих предшественников, убрав упоминания о них из исторических документов, особенно когда речь шла о ненавистном ему христианстве. Это – вечный способ недобросовестных правителей возвыситься в глазах потомства, хорошо известный многим из нас по сталинским временам, когда изуверски была переписана вся дореволюционная история страны, а современная безжалостно коверкалась в угоду пропаганде.

О начале деятельности Кирилла и Мефодия «Повесть» пишет: «Когда славяне жили уже крещенными, их князья Ростислав, Святополк (князья Великоморавского государства) и Коцел (князь Блатенского княжества) послали к царю Михаилу, говоря: «Земля наша крещена, но нет у нас учителя, который бы наставил и поучил нас и объяснил святые книги. Ведь не знаем мы ни греческого языка, ни латинского, одни учат нас так, а другие иначе, от этого не знаем мы ни начертания букв, ни их значения. Пошлите нам учителей, которые бы могли нам рассказать о книжных словах и о смысле их». Император внял просьбам славянских князей и послал миссию, которую возглавляли солунские братья. «Когда же братья эти пришли, – продолжает летописец, – начали они составлять славянскую азбуку и перевели Апостол и Евангелие. И рады были славяне, что услышали они о величии Божьем на своем языке. Затем перевели Псалтырь и Октоих и другие книги. Некие же люди стали хулить славянские книги и говорили, что-де «ни одному народу не следует иметь свою азбуку, кроме евреев, греков и латинян, как в надписи Пилата, который на Кресте Господнем написал только на этих языках». Услышав об этом, папа Римский (Адриан II) осудил тех, кто ропщет на славянские книги, сказав так: «Да исполнится слово Писания: «Пусть восхвалят Бога все народы», и другое: «Пусть все народы восхвалят величие Божие, поскольку Дух Святой дал им говорить». Если же кто бранит славянскую грамоту, да будет отлучен от Церкви, пока не исправится. Вы же, дети, послушайте божественного учения и не отверните церковного поучения». Затем Константин отправился с миссией в Болгарию, а Мефодий стал епископом в Паннонии, где первым епископом, по преданию, был один из семидесяти «малых» апостолов Иисуса св. Андроник. Далее в «Повести» идет пассаж, который свидетельствует о симпатиях летописца к идеям панславизма: «До моравов доходил апостол Павел и учил там; там же находится Иллирия, до которой доходил апостол Павел и где первоначально жили славяне. Вот почему учитель славян – апостол Павел, из тех же славян и мы, русь, поэтому и нам, руси, учитель Павел, так как учил славянский народ и поставил по себе для славян епископом и наместником Андроника. А славянский народ и русский един, от варягов ведь прозвались русью, а прежде были славяне, хоть и полянами назывались, но речь была славянской». И здесь надо заметить, что представления о славянских народах, особенно о славянах восточных, живших в IX в., как о народах необразованных и даже диких, весьма преувеличены. Некую письменность, пусть несовершенную, они ко времени деятельности Кирилла и Мефодия уже имели, как и перевод ряда книг Св. Писания. Изобретение первой славянской азбуки предание связывает с именем блаж. Иеронима, жившего на рубеже IV и V вв., великого филолога, давшего Западу блестящий перевод Библии на латинский язык, так называемую Вульгату, которым католическая Церковь пользуется до сих пор. Эта славянская азбука, возможно, явилась предтечей глаголицы и предназначалась южным и западным славянам, но дошла со временем и до восточных. О достаточно высокой степени образованности некоторых восточных славянских племен свидетельствуют, например, находки и расшифровка в последние десятилетия берестяных грамот. Явно тенденциозную позицию в отношении проблемы культурного уровня древних славян занимали со времен Просвещения многие западные ученые, и эта тенденция, к сожалению, заметна и поныне.

2. В этом коротком пункте речь пойдет о важной проблеме христианизации восточных славян до их «первого крещения», т. е. до середины IX в. Сохранившиеся письменные свидетельства по поводу соответствующих событий, как правило, носят характер легенд и поэтому будут приведены практически без комментариев, поскольку не только автор, но и гораздо более компетентные в подобных делах люди не берутся отделить здесь правду от вымысла.

Борис и Глеб. Икона XIV в.

Прежде всего следует рассмотреть знаменитую легенду о посещении территории будущей России апостолом Андреем Первозванным. Достаточно надежные сведения об апостольской миссии Андрея передает «отец церковной истории» св. Евсевий Кесарийский в третьей книге своей «Церковной истории», написанной в начале IV в.: «Святые же апостолы и ученики Спасителя рассеялись по всей земле. Фоме, как повествует предание, выпала по жребию Парфия, Андрею – Скифия… В точности так рассказано у Оригена… «Известно, что после проповеди в северных землях, которыми считались Балканы и Северное Причерноморье, он вернулся в Грецию, где мученически погиб в Патрах по приказанию консула Эгея». Брусья креста, на котором его распяли, были соединены не перпендикулярно, а косо. Такой крест поэтому называют Андреевским, и он впоследствии стал одним из символов христианской России. Легенда о крещении св. Андреем жителей города Византия, на месте которого был построен Константинополь, возникла, скорее всего, в рамках византийской церковной политики для обоснования высокого авторитета Константинопольского патриархата как основанного одним из наиболее приближенных к Спасителю апостолов. Под влиянием этого сказания, вероятно, существует легенда «О хождении ап. Андрея на Русь», после соответствующих дополнений включенная летописцем в «Повесть». Подавляющее большинство ученых этот рассказ из «Повести» относят к разряду красивых легенд, хотя немногие, например митрополит Макарий в своей многотомной «Истории Русской Церкви», описанные там события считают вполне правдоподобными. Вот соответствующий отрывок из «Повести»: «Когда Андрей учил в Синопе и прибыл в Корсунь, узнал он, что недалеко от Корсуни устье Днепра, и захотел отправиться в Рим, и проплыл в устье Днепровское, и оттуда отправился вверх по Днепру. И случилось так, что он пришел и стал под горами на берегу. И утром встал и сказал бывшим с ним ученикам: «Видите эти горы? На этих горах воссияет благодать Божия, будет город великий и воздвигнет Бог много церквей». И взошел на горы эти, благословил их и поставил крест, и помолился Богу, и сошел с горы этой, где впоследствии возник Киев, и отправился по Днепру вверх. И пришел к славянам, где нынче стоит Новгород, и увидел живущих там людей – какой их обычай, и как моются и хлещутся, и удивился им. И отправился в страну варягов, и пришел в Рим, и поведал о том, как учил и что видел… Андрей же побыв в Риме, пришел в Синоп». Основатели Валаамского монастыря утверждали, что по дороге к варягам ап. Андрей посетил также Ладогу и о. Валаам.

В VIII в. в Византии появляется целый ряд житийных повествований об Андрее как апостоле всего православного Востока. Эта легенда была нужна Константинополю для укрепления своей власти над восточным христианством и особенно над постоянно проявлявшей строптивость Церковью Киевской Руси. В русской агиографии широко использовалось житие апостола, составленное в конце VIII в. монахом Епифанием. Сам Епифаний совершил длительное путешествие по местам, где согласно преданию проходил Первозванный; он собирал сказания об апостоле жителей тех мест, вел археологические раскопки и часто говорил о «железном жезле с изображением животворящего креста, на который апостол всегда опирался». Этот жезл фигурирует в русских версиях как один из символов, связанных с ап. Андреем. Правдоподобен рассказ Епифания о том, как апостол со стороны Северного Кавказа переправился через Боспорский (Керченский) пролив в Крым и там в греческих поселениях Пантикапея, Феодосия и Херсонес обратил в христианство много язычников. Известно, что в 90-е годы I в. в Херсонесе существовала христианская община, которую застал сосланный туда св. Климент и которую своими трудами многократно увеличил. О путешествиях Андрея вверх по Днепру византийские источники житийного характера не упоминают. Однако имеется важный документ, свидетельствующий о стараниях Византии поддержать веру христиан Киевской Руси в реальность этого апостольского путешествия. Речь идет о письме, написанном во второй половине XI в. от имени императора Михаила Дуки и адресованном князю Всеволоду Ярославовичу. В нем говорится о брачном союзе брата императора и дочери Всеволода, а для оправдания необходимости более тесных связей двух дворов приводится следующий аргумент: «Духовные книги и достоверные истории научают меня, что оба наши государства имеют один некий источник и корень и что одно и то же спасительное слово распространено в обоих, одни и те же самовидцы божественного таинства и его вестники провозгласили в них слово Евангелия». В память об этих предполагаемых событиях Петр I учредил Андреевский флаг и высшую награду империи – орден Андрея Первозванного, на котором высечена надпись: «Святой Андрей, Покровитель России», а в Киеве в середине XVIII в. архитектор Растрелли возвел в честь Андрея на горе, где, по преданию, стоял апостол, церковь удивительной красоты, как бы парящую над городом и Днепром.

О дальнейшей судьбе крымской общины известно мало – два епископа, посланные на рубеже III и IV вв. иерусалимским патриархом Ермоном в Тавроскифию для миссионерской деятельности, никого из христиан там не застали и начали дело обращения язычников заново, но во время кровавых гонений Диоклетиана мученически погибли, а созданная ими община рассыпалась. Однако после воцарения Константина Великого многие крестились, и уже ко II Вселенскому Собору от христианской епархии Херсонеса на Собор был послан епископ Еферий II. Затем в летописях следует провал – наступила бурная и смутная эпоха переселения народов, и волны этого могучего движения проходили, как правило, по территории юга будущей России, Хазарии и Скифии, а также по некоторым северным областям, после чего в результате интенсивного смешения разных этносов образовалась та картина их распределения, которая описана в «Повести». Известно, например, что в войсках Аттилы и других завоевателей было много славян, часть которых после походов осела преимущественно на Балканах и в восточной Адриатике. В трудах западных историков говорится о том, какое впечатление на население Европы произвели в те времена славяне, однако их характер и описание быта обычно даются небеспристрастно. Так автор капитального «Курса всеобщей истории» Г. Вебер пишет: «Все славянские племена были в близком родстве между собой по языку, нравам и происхождению, но распались на множество больших и мелких народов. Славяне живее и впечатлительнее германцев и обладают многими семейными добродетелями и приятными свойствами в общежитии: веселые, певучие, услужливые, они легко преодолевают заботы и трудности жизни, но в раздражении готовы дойти до мстительности и вероломства. Мгновенная впышка, легкость на подъем, соединенные часто с ловкостью и удалью, – вот существо славянской природы. Гордые своим народом, они склонны пренебрегать всем иноземным, хотя при живой натуре легко усваивают чужие особенности. Без истинной любви к свободе, которая должна быть основана, прежде всего, на самоуважении, они заносчивы с низшими и раболепны перед высшими. В их нравах заметно влияние Востока. Религией славян было идолослужение как благотворным, так и демоническим силам природы, которое часто сопровождалось человеческими жертвами».

При археологических раскопках на территории бывшего Болгарского царства по обе стороны Дуная были обнаружены относящиеся к VII в. остатки каменных сооружений, в том числе христианских храмов с находящимися поблизости обширными захоронениями. Из этих мест христианство уже тогда, по-видимому, начало распространяться на северо-восток в области, о которых пойдет речь в следующем пункте.

3. Вернемся ко времени, когда в Новгороде княжил Рюрик, а в Киеве – Аскольд и Дир. Воцарение Рюрика в Новгороде в 863 г. считается началом Русского государства. Однако, как справедливо утверждает В. О. Ключевский, новгородское княжество не было государством в обычном смысле, а являлось поместным образованием, не ставившим перед собой сколько-нибудь четких и серьезных политических целей. Образование государства произошло несколько позднее, и не в Новгороде, а в Киеве, который был коварно захвачен Олегом, преемником Рюрика на новгородском престоле. Рюрик умер в 879 г., передав власть близкому родственнику (вероятно, племяннику) Олегу и поручив ему опеку над своим малолетним сыном Игорем. В 882 г. Олег с большим войском отправился на юг в сторону Киева. Вот как в «Повести» изложено это важное событие: «Выступил в поход Олег, взяв с собою много воинов: варягов, чудь, славян, мерю, весь, кривичей, и пришел к Смоленску, и принял власть в городе, и посадил в нем своих мужей. Оттуда отправился вниз, и взял Любеч, и также посадил там своих мужей. И пришли к горам Киевским, и узнал Олег, что княжат тут Аскольд и Дир. Спрятал он одних воинов в ладьях, а других оставил позади, и сам отправился к ним вместе с младенцем. И подплыл к Угорской горе, спрятав своих воинов, и послал к Аскольду и Диру, говоря им, что-де «мы купцы, идем к грекам от Олега и княжича Игоря. Придите к нам, родичам своим». Когда же Аскольд и Дир пришли, все спрятанные воины выскочили из ладей, и сказал Олег Аскольду и Диру: «Не князья вы и не княжеского рода, но я княжеского рода», а когда вынесли Игоря, добавил: «Вот он сын Рюрика». И убили Аскольда и Дира, отнесли на гору и погребли: Аскольда – на горе, которая называется ныне Угорской, где теперь Ольмин двор. На той могиле Ольма поставил церковь Св. Николы, а Дирова могила – за церковью Св. Ирины. И сел Олег, княжа в Киеве, и сказал Олег ставить города и установил дани… И властвовал Олег над полянами, и древлянами, и северянами, и радимичами, а с уличами и тиверцами воевал». Олег был собирателем земель, объединителем племен и, по сути, создателем первой формы русского государства – великого княжества Киевского, Киевской Руси. В этом Олегу очень помогло географическое положение Киева, который замыкал с юга цепочку важнейших русских городов по грековаряжской речной линии. Южнее Киева начиналась степь с полноводным Днепром, а по Северному Причерноморью пролегали оживленные торговые пути между Востоком и Западом.

Помимо завоевания новых земель и укрепления внутреннего положения княжества Олег много занимался войнами внешними: он усиленно воевал с Византией и Хазарией. Результатом двух походов на Константинополь, кроме большой добычи, стало заключение в 912 г. договора о мире и сотрудничестве между Византией и Киевской Русью. Там говорилось: «Первыми словами нашего договора помиримся с вами, греки, и станем любить друг друга от всей души и по доброй воле, и не дадим произойти никакому обману или преступлению, поскольку это в нашей власти, но постараемся сохранить с вами в будущие годы и навсегда непревратную и неизменную дружбу… Также и вы, греки, соблюдайте такую же непоколебимую и неизменную дружбу к князьям нашим светлым русским и ко всем, кто находится под рукой нашего светлого князя всегда и во все годы». Далее сформулированы некоторые положения общего уголовного законодательства, например: «Если кто убьет – русский христианина или христианин русского, – да умрет на месте убийства. Если же убийца убежит, а окажется имущим, то ту часть его имущества, которую полагается по закону, пусть возьмет родственник убитого… Если же окажется неимущим, то пусть останется под судом, пока не разыщется, а тогда да умрет». В последних из приведенных фраз договора любопытно противопоставление русского как язычника христианину – греку. Сам Олег был убежденным язычником, можно сказать – воинствующим язычником. Взяв власть в Киеве, он вскоре обезглавил возникшую там после «первого крещения» при Аскольде и Дире довольно многочисленную христианскую общину, отправив в Константинополь присланного оттуда епископа. Поредевшая община подверглась гонениям и вынуждена была уйти «в подполье», подобно первохристианам. Повсюду устанавливались идолы языческих богов. О причинах такого враждебного отношения Олега к христианству сейчас остается только гадать: то ли оно было вызвано ревностным характером личной веры князя, то ли Олег как государственник и политик понимал, что для единства и устойчивости княжества необходима единая древняя религия, и выбрал язычество, многовековую веру предков, подобно тому, как император Диоклетиан за полтысячелетия до Олега, правивший перед Константином Великим, недальновидно предпочел язычество христианству.

Собор Св. Софии в Киеве. Строительство было начато в 1037 г.

Олег умер в 912 г. после тридцатитрехлетнего царствования. Между правлениями Олега и упомянутого выше римского императора рубежа III и IV вв. Диоклетиана можно усмотреть поучительные, с точки зрения автора, параллели. Оба они были выдающимися правителями, потому что всячески стремились укрепить единство своих государств; оба правили непосредственно перед тем, как в их державах государственной религией стало христианство. Однако оба они, несмотря на политическую прозорливость, в своем стремлении к установлению единой религии, предпочли традиционное язычество слабому тогда христианству. Чем это закончилось, известно: вскоре после них, при свв. равноапостольных Константине Великом и Владимире Красное Солнышко христианство восторжествовало в Римской империи и в Киевской Руси соответственно. Олегу законно наследовал сын Рюрика Игорь, который не обладал ни характером, ни политическим талантом своего предшественника. Ко времени своего воцарения Игорь уже был женат. Его избранницей стала простая девушка по имени Ольга из небогатой псковской семьи. Ольга – вариант древнего и весьма распространенного скандинавского имени Хельга (в мемуарах императора Константина VII Порфирородного, согласно русским летописям, собравшегося жениться на овдовевшей Ольге, она названа E\Yva, так что ее род, вероятно, был варяжского происхождения, хотя в позднейшей житийной литературе она фигурирует как природная славянка.

О первых тридцати годах правления Игоря в «Повести» сказано несколько смутных фраз. Вступив на престол, он усмирил древлян, отказавшихся платить дань Киеву после смерти грозного Олега; дань, положенная Игорем, была больше прежней. В это же время в окрестные степи пришел новый кочевой народ, печенеги, с которыми Игорь заключил мир и которых принимал на службу в свое войско.

Подробно описывает летопись лишь два похода Игоря на Константинополь 941-го и 944 г. и приводит текст мирного договора 945 г. между Киевским княжеством и Византией. Содержание этого договора в некоторых пунктах принципиально отличается от соответствующих мест договора Олега с греками, хотя по общему стилю они похожи. Вот выдержки из русского варианта: «Мы – от рода русского послы и купцы (идет перечисление имен), посланные от Игоря, великого князя русского, и от всех людей Русской земли. Послам и купцам поручено возобновить старый мир, нарушенный ненавидящим добро и враждолюбцем дьяволом, и утвердить любовь между греками и русскими.

Великий князь наш Игорь, и бояре его, и все русские люди послали нас к христолюбивым владыкам Роману, Константину и Стефану, к великим царям греческим, заключить союз любви с самими царями, со всем боярством и со всеми людьми греческими на все годы, пока сияет солнце и весь мир стоит. А кто с русской стороны замыслит эту любовь разрушить, то пусть те из них, которые приняли крещение, получат возмездие от Бога Вседержителя и осуждение на погибель в загробной жизни, а те из них, которые не крещены, да не имеют помощи ни от Бога, ни от Перуна». Далее идут пункты договора, носящие юридический характер или регламентирующие торговые операции между государствами. Завершается договор клятвой и проклятиями в адрес ее нарушителей: «Те из нас, кто крещен, клялись в соборной церкви, клялись церковью Св. Илии, в предлежании честного Креста и хартии этой, соблюдать все, что в ней написано, и не нарушать из нее ничего, а если нарушит это кто-либо из нашей страны – князь ли или кто иной, крещенный или некрещенный, – да не получит он помощи от Бога, да будет он рабом в загробной жизни своей и да будет заклан собственным оружием».

В этом договоре есть несколько любопытных моментов, которые заслуживают внимания и имеют непосредственное отношение к предмету книги. Здесь впервые встречается понятие Русская земля в его географическом смысле, что является необходимым признаком самостоятельного государства; до сих пор слово Русь употреблялось преимущественно для обозначения этнической группы пришедших в эту землю варягов, а также приближенных к ним лиц славянского происхождения. Далее в договоре не просто упоминаются крещенные русские, но они ставятся на первое место, а о русских язычниках говорится снисходительно, с плохо скрываемым чувством превосходства, как о неразумных. Вспомним, что в договоре язычника Олега русским противопоставлялись христиане, под которыми подразумевались греки-византийцы. Скорее всего, хотя сам Игорь был язычником, но к христианству относился терпимо, даже сочувственно. Здесь несомненно влияние на слабохарактерного князя его жены, сильной духом и всегда тяготевшей к христианству Ольги. При Игоре значительно выросла численность христианских общин в Киевской Руси, особенно за счет людей образованных. Заканчивается договор клятвой русских церковью Св. Илии, древнейшей церковью Киева, поставленной, возможно, еще во времена Аскольда и Дира. Из текста договора можно сделать вывод, что ко времени договора в Киеве было несколько церквей, поскольку церковь названа соборной.

В 945 г. Игорь и его дружина стали жертвами своей жадности: собрав дань с древлян, они тут же решили вернуться за следующей. Вот рассказ летописца об этом событии: «Игорь с малой частью дружины вернулся, желая большего богатства. Древляне же, услышав, что идет снова, держали совет с князем своим Малом: «Если повадится волк к овцам, то вынесет все стадо, пока не убьют его, так и этот: если не убьем его, то всех нас погубит». И послали к нему, говоря: «Зачем идешь опять? Забрал уже всю дань». И не послушал их Игорь, и древляне убили Игоря и дружину его, т. к. было ее мало». А Кармазин в своей «Истории» так подводит итоги правления Игоря: «Игорь в войне с греками не имел успехов Олега, не имел и великих свойств его, но сохранил целость Российской державы, устроенной Олегом, сохранил честь и выгоды ее в договорах с империей, был язычником, но позволял новообращенным россиянам славити торжественно Бога христианского, и вместе с Олегом оставил наследникам своим пример благоразумной терпимости, достойный самых просвещенных времен. Два случая остались укоризною для его памяти: он дал опасным печенегам утвердиться в соседстве с Россиею… и мстил древлянам за прежний их мятеж, но государь унижается местью долговременной: он наказывает преступника только однажды. Историк, за недостатком преданий, не может сказать ничего более в похвалу или в обвинение Игоря, княжившего 32 года».

Богоматерь Оранта. Мозаика в соборе Св. Софии в Киеве. XI в.

После убийства Игоря править Киевской Русью стала Ольга, став практически регентшей при своем малолетнем сыне Святославе. С ее воцарения начинается новый этап в истории Русской Церкви, поскольку она подготовила почву для крещения Киевской Руси, став первым из обращенных в христианство ее правителей, правда уже после формальной передачи власти Святославу.

Христос-священник.

Мозаика в соборе Св. Софии в Киеве. XI

Святая равноапостольная Ольга, бабка крестившего Русь равноапостольного Владимира Святого, как уже упоминалось, была взята Игорем из простой семьи, подобно тому как из простой семьи происходила святая равноапостольная Елена, мать Константина Великого, также не без ее влияния сделавшего христианство господствующей религией Римской империи. Таких параллелей между событиями, произошедшими в Византии и в России, немало, и они, по мнению автора, не случайны, так что знаменитая формула «Москва – третий Рим», о которой речь пойдет в главе о России XV в., возникла не на пустом месте. Свое правление Ольга начала с того, что жестоко и коварно отомстила древлянам за смерть мужа. Летописец подробно описывает эти события. Сперва она живьем закопала в землю послов древлян, которые пришли к Ольге с предложением выйти замуж за их князя Мала. Затем не знавшим об этом древлянам отправила послание: «Если вправду меня просите, то пришлите лучших мужей, чтобы с великой честью пойти за вашего князя, иначе не пустят меня киевские люди». А когда древляне прислали лучших мужей за Ольгой, повелела им сперва помыться в бане, двери бани заперла снаружи и сожгла их там живьем. Затем Ольга, взяв с собою небольшое число отобранных воинов, пошла в Деревскую землю к могиле Игоря и оплакала его, совершив полагающуюся тризну. «После того сели древляне пить, и приказала Ольга отрокам своим прислуживать им. И сказали древляне Ольге: «Где дружина наша, которую послали за тобой?» Она же ответила: «Идут за мной с дружиною мужа моего». И когда опьянели древляне, велела отрокам своим пить за их честь, а сама отошла прочь и приказала дружине рубить древлян, и иссекли их пять тысяч. А Ольга вернулась в Киев и собрала войско».

Архидиакон Лаврентий.

Мозаика в соборе Св. Софии в Киеве. XI

В 946 г. Ольга с малолетним Святославом и с войском отправилась в Деревскую землю. В первой встрече с древлянами юный Святослав бросил в сторону врага копье; после чего воины сказали: «Князь уже начал, последуем, дружина, за князем». С этого, как написано в «Повести», началось княжение Святослава, сына Игорева. Затворились древляне в городе Искоростене, и в течение лета не смогла Ольга взять город. Тогда она решила осуществить над древлянами последнюю свою казнь-отмщение, самую изощренную и коварную. Она сказала осажденным: «Хочу взять с вас небольшую дань и, заключив с вами мир, уйду прочь… Нет у вас теперь ни меду, ни мехов, поэтому прошу у вас немногого: дайте мне от каждого двора по три голубя да по три воробья». Далее летописец продолжает: «Обрадовались люди в городе. Ольга же раздав воинам – кому по голубю, кому по воробью, приказала привязать каждому голубю и воробью трут. И, когда стало смеркаться, приказала Ольга своим воинам пустить голубей и воробьев. Голуби же и воробьи полетели в свои гнезда: голуби в голубятни, а воробьи под стрехи, и так загорелись – где голубятни, где – клети, где сараи и сеновалы, и не было двора, где бы ни горело, и нельзя было гасить, т. к. сразу загорелись все дворы. И побежали люди из города, и приказала Ольга воинам своим хватать их. И так взяла город и сожгла его, городских же старейшин забрала в плен, а других людей убила, третьих отдала в рабство мужам своим, а остальных оставила платить дань. И возложила на них тяжелую дань: две части дани шли в Киев, а третья в Вышгород Ольге, ибо был Вышгород городом Ольги». Далее, как рачительная хозяйка, отправилась Ольга в другие города Киевской Руси: в Новгород, дальше на север, навела там порядок, а потом, если следовать «Повести», «так, установив все, возвратилась к сыну своему в Киев и там жила с ним в любви».

Далее описано событие, которое, несомненно, явилось переломным в истории русского Православия. «В 955 г. отправилась Ольга в Греческую землю и пришла к Царьграду. И царствовал тогда кесарь Константин, сын Льва, и пришла к нему Ольга, и увидел царь, что она очень красива лицом и разумна, подивился царь ее разуму, беседуя с нею, и сказал ей: «Достойна ты царствовать с нами в столице нашей». Она же, уразумев смысл этого обращения, ответила цезарю: «Я язычница, если хочешь крестить меня, то крести меня сам – иначе не крещусь». И крестил ее царь с патриархом. Просвятившись же, она радовалась душой и телом, и наставил ее патриарх в вере и сказал ей: «Благословенна ты в женах русских, т. к. возлюбила свет и оставила тьму. Благословят тебя русские потомки в грядущих поколениях твоих воинов». И дал ей Заповеди о церковном уставе, и о молитве, и о посте, и о милостыне, и о соблюдении тела в чистоте… И было наречено ей в крещении имя Елена, как и древней царице – матери Константина Великого. И благословил ее патриарх и отпустил». Потом следует малоправдоподобная легенда о сватовстве Константина VII Порфирородного. Во-первых, во время пребывания Ольги в Константинополе он уже имел супругу-императрицу, а во-вторых, Ольге тогда было уже за шестьдесят, и говорить о новом браке и ее красоте по меньшей мере неуместно. Таких нелепостей житийного характера в «Повести» немало, и они в дальнейшем будут, по возможности, прокомментированы. Когда Ольга уже христианкой вернулась в Киев, она получила послание из Константинополя с просьбой прислать обещанные дары, но она ответила: «Если ты так же постоишь у меня в Почайке, как я в Суду, то тогда дам тебе». По этому ответу видно, что сначала приняли ее в Константинополе не очень приветливо, не пуская ее и свиту на берег, и тогда, сразу после крещения, она еще не избавилась от природного своего злопамятства.

Все попытки склонить к крещению Святослава были неудачными – любимый сын огорчал этим мать до ее смерти. Его правлению, вплоть до гибели от печенегов в 972 г., здесь уместно посвятить лишь несколько фраз. Всю жизнь он провел в походах и войнах вместе с языческой дружиной, практически не бывал в Киеве и не занимался делами государства. Более того, он столицу Руси собирался перенести в Переяславец на Дунае и даже начал этот городок отстраивать, но не успел: «В 969 г. сказал Святослав матери своей и боярам своим: «Не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Переяславеце на Дунае – там середина земли моей, туда стекаются все блага…» Отвечала ему Ольга: «Видишь – я больна, куда хочешь уйти от меня? Когда похоронишь меня, отправляйся, куда захочешь». Через три дня Ольга умерла, и плакали по ней плачем великим сын ее, и внуки ее, и все люди, и понесли, и похоронили ее на открытом месте. Ольга же завещала не совершать по ней тризны, т. к. имела при себе священника – тот и похоронил блаженную Ольгу. Была она предвозвестницей христианской земле, как денница (рассвет) перед солнцем, как заря перед светом… Она первая из русских вошла в Царство Небесное, ее и восхваляют сыны русские – свою начинательницу, ибо и по смерти молится она Богу за Русь».

Скончалась Ольга в возрасте более чем 80 лет, отойдя в последние годы от дел государственных. Вела она как православная христианка добродетельную жизнь в Вышгороде, но не затворялась там вовсе, а иногда выезжала в другие города и, как пишет один летописец, «проповедовала Евангелие, как истинная ученица Христова и единоревнительница апостолам, так что многие, дивясь словам ее, которых прежде никогда не слышали, принимали слово Божие из уст ее и крестились». Во время этих миссионерских путешествий, как продолжает тот же свидетель, на тех местах, где прежде стояли языческие кумиры, поставила Ольга кресты, «и от тех крестов многие знамения и чудеса творятся и до сего дня». Летопись Иоакима приписывает Ольге строительство новых церквей: в Киеве она построила деревянную церковь Софии, для которой иконы и иереев будто бы прислал крестивший ее Константинопольский патриарх Полиевкт. А степенная книга повествует, что Ольга послала на свою родину, в Псков, много золота и серебра на строительство там церкви Святой Живоначальной Троицы.

Построив Десятинную церковь, Владимир Святой перенес туда останки Ольги, но при разорении храма во время монгольского нашествия в 1240 г. мощи были, по-видимому, уничтожены. Через четыреста лет ставший тогда киевским митрополитом Петр Могила открыл, по его утверждению, останки Ольги и перезахоронил их. Однако в XVIII в. Синод спрятал эти останки, сомневаясь в их подлинности.

Незадолго до своей гибели в 972 г. Святослав разделил Киевскую Русь между тремя своими сыновьями – Ярополком, Олегом и Владимиром, – создав удельные княжества: Киев он отдал старшему Ярополку, Олегу – землю Древлянскую, а своему сыну от ключницы при Ольге, Малуши, Владимиру – Новгород. Как пишет с горечью Карамзин, единодержавие, не успев начаться как следует, уже пресеклось в государстве, т. к. Ярополк не имел власти над своими братьями. «Скоро открылись пагубные следствия такого раздела, и брат восстал на брата». Вообще раздельное княжение, введенное Святославом сперва в Киевской Руси, а оттуда перешедшее в Московскую, в целом пагубно сказалось на ранней истории России, пока не было заменено самодержавием, хотя некоторые преимущества, связанные с более активным развитием отдаленных от столицы регионов, удельное княжение принесло, но «цветущей сложности» из этой затеи не получилось.

Причащение Апостолов. Мозаика в соборе Св. Софии в Киеве. XI в.

Итак, распри между братьями начались с того, что Ярополк по наущению воеводы Свенельда пошел войной в Древлянскую землю на непокорного брата Олега. Олег бежал, но погиб, упав с моста у ворот города Овруча. Владимир, боясь, что его постигнет участь Олега, бежал из Новгорода за море к варягам, и Ярополк отправил в Новгород своих наместников. Три года пробыл Владимир в отечестве своих предков и в 980 г. собрал большое варяжское войско для похода против Ярополка. Вернувшись на Русь, Владимир первым делом сменил посадников Ярополка в Новгороде, послав их в Киев предупредить о скором своем приходе туда. В Новгороде он пополнил свое войско местными воинами, к нему также присоединились отряды чуди и кривичей. По дороге, в княжестве Полоцком, он посватался к невесте Ярополка, красавице Рогнеде, дочери варяжского князя Рогволода, но она гневно отказала ему как сыну рабыни. Раздраженный таким отказом Владимир разорил Полоцк и, умертвив Рогволода и его двух сыновей, насильно взял в жены Рогнеду, поместив ее в свой многочисленный гарем, иметь который было разрешено язычникам. Киев Владимир взял коварством, подговорив близких Ярополку людей к предательству. Он сказал им: «Он [Ярополк] сам начал братоубийство, а я воротился, спасая свою жизнь». Слабохарактерный Ярополк, узнав о предательстве, бежал в Родню, оставив киевское войско, которое покорилось вместе с городом Владимиру. Из осажденной Родни, где уже начался голод, Ярополк просил у Владимира тот удел, который тот ему предложит. Один из предателей привел Ярополка Владимиру, где старший брат был заколот варяжскими наемниками.

Так Владимир, совершив много злодеяний, овладел Киевской Русью и стал самодержцем, хотя это единое государство сохранялось лишь до его смерти, а затем было раздроблено и дано в уделы его многочисленным сыновьям от разных жен. Сыновья Святослава, несмотря на воспитание, данное им Ольгой во время постоянных отлучек князя, после гибели отца христианами не стали. Ближе всех к обращению, по-видимому, был Ярополк, но два старших брата погибли в борьбе за власть, а Владимир, победитель в этой борьбе, вышел из нее закоренелым язычником. Утвердив свою власть, он соорудил нового огромного идола – Перуна с серебряной головой и установил его на священном холме, а рядом – множество идолов других богов. Туда стекалось множество народа и совершались человеческие жертвоприношения. В «Повести» упоминается один из таких случаев, когда по жребию, брошенному боярами, жертвой должен был стать сын варяга, прибывшего в Киев из Греции и славившегося праведной христианской жизнью. Когда он наотрез отказался выдать сына, говоря, что языческие боги не боги, а деревянные истуканы, народ вытащил на казнь и его; праведный византиец с сыном были убиты и сожжены. Под именами Феодора и Иоанна их считают первыми мучениками России, а Церковь и поныне чтит их память. В Новгороде, куда Владимир послал править своего дядю Добрыню, также были поставлены на берегу Волхова идолы Перуна и других языческих богов. Казалось, язычество в Киевской Руси восторжествовало. Но Святой Дух дышит, где хочет, и Провидение сотворило чудо: победа язычников во главе с князем Владимиром была временной и оказалась бессильной повернуть вспять течение богочеловеческой истории. Как пишет Карташев в своих «Очерках по истории русской Церкви»: «Владимир, благодаря первым победам казавшийся себе великим, вдруг оказался маленьким, ибо неумным. Его подлинное величие заключалось в том, что он это свое заблуждение способен был понять и принять. Владимир сломился. Как это произошло?.. В самой глубине духа это останется навсегда тайной личного обращения, подобной чудесной тайне превращения Савла в ап. Павла».

Что касается рассказа о выборе Владимира христианства после бесед с учеными представителями трех вер – иудаизма, ислама и христианства, – то большинству современных историков он кажется житийной сказкой, в которую невозможно поверить даже из соображений элементарной психологии, не говоря о других причинах: фанатик язычества, обладающий неограниченной властью во многом благодаря сохранению древней отеческой веры, вдруг начинает суетиться и приглашать каких-то советников, рассказчиков, чтобы сменить язычество в Киевской Руси чем-то иным.

Более правдоподобен рассказ из «Повести» о походе Владимира в 988 г. войной в Херсонес Таврический (Корсунь), населенный греками. Осадив город и перекрыв трубы из колодцев, доставлявшие питьевую воду, он заставил жителей сдаться, а затем отправил царям Василию и Константину послание: «Вот взял уже ваш город славный. Слышал же, что имеете сестру девицу, если не отдадите ее за меня, то сделаю столице вашей то же, что и этому городу». Ответили цари: «Не пристало христианам выдавать жен за язычников. Если крестишься, то и ее получишь, и Царство Небесное воспримешь, и с нами единоверен будешь. Иначе не сможем выдать сестру за тебя». Когда Владимир согласился, они с трудом уговорили свою сестру царевну Анну и послали ее к Владимиру в Корсунь вместе с сановниками и пресвитерами. И пришла Анна в Корсунь, и вышли навстречу ей корсунцы, и посадили ее в приготовленных для нее палатах. Далее летописец продолжает: «По божественному Промыслу разболелся в то время Владимир глазами и не видел ничего, и скорбел сильно, и не знал, что сделать. И послала к нему царевна сказать: «Если хочешь избавиться от болезни этой, то крестись поскорее, если же не крестишься, то не избудешь недуга своего». Услышав это, Владимир сказал: «Если вправду исполнится это, то поистине велик Бог христианский». И повелел крестить себя. Епископ же корсунский с попами царевны, огласив, крестил Владимира. И когда возложил руку на него, тотчас же прозрел Владимир. Ощутив внезапное исцеление, восславил Владимир Бога, сказав: «Теперь я узнал истинного Бога». Многие из дружинников, увидев это, крестились. Крестился же он в церкви Св. Василия, а стоит церковь та в Корсуни посреди города. По крещении же Владимира привели царевну для совершения брака. Не знающие же истины говорят, что крестился Владимир в Киеве, иные – в Васильеве, а другие и по-иному скажут». Факт женитьбы Владимира на царевне Анне, как и факт его крещения, несомненны.

Отцы Церкви.

Мозаика алтаря Софийского собора в Киеве. XI в.

Обращение Владимира, по-видимому, лучше всех описал первый великий русский писатель, автор замечательного «Слова о законе и благодати», первого большого литературного памятника Древней Руси, киевский митрополит Иларион, занимавший этот престол в середине XI в., т. е. близкий по времени к таинству крещения князя Владимира. В своем «Слове» он пишет: «Похвалим же мы, по силе нашей великого государя земли нашей Владимира… Наслышан был он о благоверной земле греческой, христолюбивой и сильной верою, как Единого Бога в Троице там чтут и Ему поклоняются, как у них совершаются явления и чудеса, и знамения, как церкви людьми там переполнены, как все грады благоверны, все в молитвах предстают, все пред Богом предстают. И слыша это, возжелал он сердцем, возгорелся духом, чтобы быть ему христианином и Земле его. Так и стало, как Бог изволил о естестве человеческом. И совлек с себя каган наш, вместе с ризами, ветхого человека. Сложил тленное, стряхнул прах неведения. И вошел в святую купель, породился от духа и воды, в Христа крестившись, в Христа облачился, и вышел из купели обеленный, сыном став нетления, сыном воскрешения, имя приняв навечно именитое из рода в род – Василий. Под ним же записан он в книге жизни в Высшем Граде, в нетленном Иерусалиме. Не завершился этим благоверия подвиг, но подвигся более, заповедав по всей земле креститься во имя Отца и Сына и Святого Духа, и ясно, и велегласно во всех городах славить Святую Троицу. И всем быть христианами – малым и великим, рабам и свободным, юным и старым, боярам и простым, богатым и убогим… И в единое время вся земля наша восславила Христа с Отцом и Святым Духом… Как уверовал? Как разгорелся ты любовью Христовой? Какой вселился в тебя разум, выше разума земных мудрецов, чтобы невидимое возлюбить и на небесное подвигнуться? Как взыскал Христа, как предался Ему? Поведай нам, учитель наш! Не видел ты Христа, не ходил ты за Ним – как учеником Его сделался? Иные, видев Его, не уверовали, ты же, не видев, уверовал. Поистине, сбылось на тебе благословение Господа Иисуса, реченное к Фоме: «Блаженны не видевшие и уверовавшие» (Ин 20:29). О, подобный Великому Константину, равноумный, равнохристолюбивый, равночтящий служителей Его! Он царство эллинов и римлян Богу покорил, ты же – Русь. И вот уж не только у них, но и у нас Христос Царем зовется. Он с матерью своею Еленой Крест из Иерусалима принес, по всему миру своему его разнеся, веру утвердил. Ты же с бабкой своей Ольгой, принеся крест из нового Иерусалима, Константина града, по всей земле своей его поставив, утвердил веру, ибо ты подобен ему. С ним единой чести и славы сопричастником сотворил тебе Господь на небесах, по благоверию твоему, что имел ты в жизни своей». Митрополит Макарий в своей «Истории русской Церкви» тоже не без некоторой доли патетики, вполне уместной для описания подобного события, говорит: «Чем глубже и непритворнее казалась приверженность Владимира к древней вере отцов, чем ощутительнее была его нерасположенность к христианам, тем разительнейшею представляется вскоре последовавшая в нем совершенная перемена. Дивный в судьбах своих Промысл определил, чтобы этот великий государь, который, по-видимому, хотел быть восстановителем упадавшего в России язычества, нанес ему последний удар, и чтобы, пленившись святою верою сам, он окончательно утвердил ее и во всех пределах своих обширных владений. Исполнились пламенные молитвы равноапостольной Ольги: Господь помиловал ее род и все царство Русское и достойнейший внук ее, в сердце которого еще в детстве старалась она насадить семена благочестия, достигши лет зрелых, сделался не только истинным христианином, но даже равноапостольным и просветителем России». О крещении Владимиром Киевской Руси и событиях, последовавшими за этим важнейшим этапом истории русского Православия – будет рассказано ниже.

Отцы Церкви.

Мозаика алтаря Софийского собора в Киеве

Здесь же уместно кратко рассказать о славянской мифологии, учитывая своеобразие русского Православия, которое не только укрепило страну единою верою, но и глубоко проникло в быт народа, органично впитав в себя древние традиции языческого прошлого россиян.

4. Возникновение древнеславянской мифологии относится к далеким временам, когда славяне еще не были раздроблены на многочисленные народы, а жили единым племенем, обитая, как полагают, в степях южного Приуралья, к востоку от Волги. В тех же краях кочевало родственное им племя так называемых протоиндоиранцев, которое в начале II тыс. до н. э., разделившись, направилось на юг, к Иранскому нагорью, и на юго-восток – в Индию. Народ, составлявший еще одну ветвь этой большой индоевропейской семьи, предки греков, тогда же двинулся на запад и осел на Балканском полуострове. О славянах в европейских хрониках известно с первых веков нашей эры, когда они появились в районе Карпат, а оттуда расселились от Эльбы до Вислы на севере и вдоль Балкан до Адриатического моря на юго-западе, и вдоль Днепра и верховьев Волги на востоке.

В древнеславянской мифологии нетрудно увидеть следы влияния богатейшей мифологии родственных славянам индоевропейских народов, с которыми они находились в многовековом тесном контакте. Таковы, например, представления о постоянном противоборстве двух начал – добра и зла, света и тьмы, неба и земли, жизни и смерти, – результаты которой определяют ход мировой истории. В славянской мифологии эти начала олицетворяют два главных божества – Перун и Велес. Перун – небесный бог, бог-громовержец, Велес – «скотий бог», покровитель домашних животных, бог, приносящий богатство. Причиной распри между Перуном и Велесом явилось похищение Велесом людей и скота, а в некоторых источниках говорится и о похищении им также жены Перуна. Преследуемый Велес превращается сперва в змею, а затем последовательно в человека, коня, корову. Своими стрелами-молниями Перун в конце концов поражает врага, несмотря на его хитрости и метаморфозы, а в честь победы посылает на землю обильный живительный дождь. Из других верховных богов славянской мифологии следует, прежде всего, назвать древних Сварога – (в индийской мифологии Буаг означает солнце) – родоначальника богов, владыку всей Вселенной, и женское божество Мокошь, которая отождествлялась с Матерью Сырой Землей. Тем не менее, непосредственно влиявшие на повседневную жизнь людей Перун и Велес почитались больше, чем слишком далекие Сварог и даже рожденный им бог Солнца Дажьбог. Перуна и Велеса следует сопоставить с древнеиндийскими Индрой, Митрой и Варуной, а Сварога с Вишну.

После принятия христианства в народе Перуна заменили ветхозаветным пророком Ильей, Мокошь – Св. Параскевой Пятницей. Из высшей антропологической группы богов в число наиболее почитаемых входят также Купало – бог земных плодов и Ярило – бог любви и брака. Купало, празднование которого приходится на 24 июня, т. е. на начало жатвы, славяне-христиане сопоставляют с Иоанном Крестителем, рождество которого празднуют в этот же день; в народе его именуют Иваном Купалой.

К следующей по значимости группе относятся боги, олицетворяющие общие понятия и даже абстракции; таковы Суд, Доля, Лихо, Правда, Кривда, Смерть; они часто фигурируют в качестве сказочных персонажей – примером может служить постоянный персонаж русских народных сказок – Горе-Злосчастье. Один из древнейших богов этого класса – Род, воплощение устойчивости славянского племени, владелец книги, в которую при рождении записывается судьба человека – «что на роду написано, того не миновать» (греческие Мойры).

Низший мифологический класс содержит преимущественно всякую нечисть, которая может быть как антропоморфной, так и представлять собою духов, как правило злых. Это домовые, лешие, кикиморы, водяные, русалки, лихорадки, моры. К этому классу относятся также некоторые животные – медведь, волк, ворон.

В своей мифологизированной ипостаси человек связан со всеми перечисленными классами, в нем присутствуют всевозможные уровни; этим он выделен из остальной природы и возвышается над ней. Такое отношение к человеку характерно для большинства индоевропейских народов, и отсюда проистекает антропоморфность их главных богов.

Практически у всех народов основные персонажи мифологического пантеона входят парами, и славяне здесь не представляют исключения. Это, по-видимому, необходимое следствие антиномичности мира, воспринимаемого так человеческим сознанием, прежде всего если речь идет об атрибутах трансцендентной и вечной реальности.

В мифологии древних славян фигурируют боги, олицетворяющие небо и землю, как Перун и Велес, свет и тьму, добро и зло, жизнь и смерть.

Менее значительные боги представляют собой мифологическое воплощение таких противоположностей, как суша и море, огонь и вода, солнце и луна, правый и левый, весна и зима, молодой и старый, верх и низ, юг и север, белый и черный. Наиболее абстрактными выражениями из всего множества антиномичных пар у древних славян являлись чет и нечет, причем четные числа считались благоприятными и связанными с Перуном, а нечетные, принадлежавшие Мокоши, как полагали, обычно приносят несчастье – таково, например, число тринадцать или Лихо одноглазое, как воплощение нечетности. Несколько однородных по смыслу пар иногда объединялись в одну: так небо и землю естественным образом сопоставляли с верхом и низом. Поэтому князь Владимир в бытность свою язычником идол Перуна установил на холме, а идол Велеса – внизу, на Киевском Подоле.

Характер и интенсивность противоречий между богами внутри основных антагонистичных пар в различных мифологиях различаются и отражают характерные черты создавших их народов, а также уровень общей культуры этих народов. Объяснение подобному феномену содержится, например, в известной схеме, предложенной Дж. Фрэзером: религия – мифология – культура, т. е. первоначальными являются магические и религиозные представления, которые обычно невыразимы словами, и поэтому сколько-нибудь адекватное их описание является образным и требует использование метафор и символов, часто весьма необычных. Мнение, возникшее во времена европейского Просвещения и считавшее мифологические сюжеты и персонажи не более чем сказкой, надо категорически отвергнуть. Предмет мифа – абсолютная реальность, невидимые силы, стоящие за видимым миром и руководящие происходящими в нем событиями. Сказки, легенды и прочая литература лишь используют мифологические сюжеты и фантазии автора, но отнюдь не наоборот. Миф своего рода откровение; более высоким, точнее просвещенным уровнем мифотворчества является богословие и религиозная философия и, в конечном счете, вся остальная культура и наука. Как описание первичных представлений о мире, мифология по необходимости окрашена глубинными слоями психологии народа, «архетипами», как принято их называть сейчас, и может быть использована для косвенного определения некоторых черт его характера. Поэтому славяне, о которых немецкий историк сказал, что они «певучи и легки в общежитии», постарались самосогласовать противоречия внутри пар.

Так, русская пословица (а пословицы и поговорки – несомненные наследники мифов) гласит: «Нет худа без добра», таким образом согласуя добро и зло, Перуна с Велесом, свет с тьмой. Действительно, не существует тьмы без света, а зла без добра; здесь можно вспомнить известную сцену в кабинете гетевского Фауста, где на вопрос хозяина: «Так кто ты, наконец?» Мефистофель отвечает: «Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Эти слова М. Булгаков поставил эпиграфом к роману «Мастер и Маргарита». Еще дальше в объединении тьмы и света, земли и неба пошли китайцы. Главную антиномичную пару их мифологии олицетворяют представители божественного пантеона – Инь и Ян, женское и мужское начала, родившие мир и все, что его составляет. Поэт Лю Ань во II в. до н. э. писал: «В давние времена, когда еще не было ни земли, ни неба и в глубокой тьме блуждали бесформенные образы, из хаоса возникли два божества. Они создали небо и землю, и тогда отделилось мужское начало, светлое Ян, и женское, темное Инь». Этот миф стал основой китайского богословия и древней философии. Здесь, как и у славян, у главных противоборствующих божеств присутствует одновременно «нераздельность и неслиянность» – принцип, выбранный автором в качестве одного из главных смысловых стержней настоящей книги. Для обсуждаемой темы и для всей книги весьма существенной является проблема устойчивости стереотипа языческих ритуалов и его мифологии после принятия христианства; эта устойчивость для разных народов различна, и различия могут оказаться весьма существенными. Для крайних примеров удобно выбрать греков и славян, тем более что православную веру славяне переняли у греков. Греки к моменту возникновения христианства представляли собой народ высокой культуры; их философия задолго до этого разрушила многие наивные политеистические представления язычества и была готова к принятию религии монотеистической, так что процесс «очищения» христианства от неизбежных наслоений язычества там длился недолго. Иначе дело обстояло со славянами, и хотя их письменность, как уже упоминалось, вероятно, появилась еще в IV в. трудами великого философа св. Иеронима, но если и появилась, то у славян южных и западных, а у восточных – лишь за счет редких связей с юго-западными соплеменниками. Широкое распространение письменности и книг Св. Писания у славян началось лишь в IX в. после миссионерской деятельности свв. солунских братьев Кирилла и Мефодия. Резюмируя сказанное, можно привести короткую выдержку из раздела «Православие» книги «История религии»: «Что христианство в нынешних формах не похоже на христианство учеников Христа – это нельзя отрицать. Но мы попробуем доказать, что в Церкви, как она сейчас существует, сохраняется христианство настолько чистым, насколько вообще может сохраняться незамутненным божественное, влитое в земные сосуды. Прежде всего, христианское учение явилось в мир не с тем, чтобы преобразить его немедленно; свобода мира и человека предполагает сама собою, что силы, внесенные в мир Христом, медленно будут растекаться по миру, по мере того, как люди будут принимать их и свободно ими проникаться. При этом каждая страна, народ, принимая Евангелие, принимает его по-своему».

Софийский собор. 1045–1050 гг. Новгород.

Процитированная книга написана Ельчаниновым, Эрном и Флоренским и выпущена в Москве в 1909 г., т. е. незадолго до трагических дней 1917 г., после которых Русская Церковь была разгромлена безбожной советской властью, а один из авторов книги, мученик за веру о. Павел Флоренский, выдающийся ученый и богослов, «русский Леонардо да Винчи», как его называли современники, расстрелян в 1937 г.

Возвращаясь в заключение к вопросу об устойчивости языческих воззрений у восточных славян после крещения Руси Владимиром Святым, надо сказать, что хотя официально языческие культы были запрещены, их остатки прослеживаются вплоть до того же 1917 г. Почитание богов высшего уровня было прекращено довольно быстро, но главные из них, как уже отмечалось выше, по сути, остались в памяти народа, поменяв свои прежние имена на имена пророков и святых: библейский пророк Илья сменил Перуна, св. Василий – Велеса, Георгий Победоносец (Юрий) – Ярилу; однако большинство исчезло бесследно. Гораздо устойчивее оказались боги и силы злые – впоследствии они стали источниками всевозможных суеверий и ересей, порождая в народе двоеверие.

 

Крещение Киевской Руси. Период полного подчинения Русской Церкви Константинопольскому патриархату. Возникновение монашества. Гибельное последствие удельного княжения для Киевской Руси. Перемещение центра княжества на северо-восток. Начало московского периода в истории России и ее Церкви. Нашествие татаро-монголов

1. Из Херсонеса (Корсуни) Владимир, после своего крещения и церковного брака с царевной Анной, вернулся в Киев «новым человеком». Сейчас нет достаточных оснований, и вряд ли они когда-нибудь найдутся, утверждать что-либо определенное по поводу этой перемены в жизни Владимира: совершилось ли чудо обращения, подобное произошедшему с ап. Павлом, как писал митрополит Иларион в своем «Слове», или это был тонкий политический ход умного, расчетливого правителя, решившего ввести свое молодое государство в семью могучих христианских государств Европы? Вот как «Повесть» описывает это событие, несомненно, важнейшее в истории русского Православия: «Взял Владимир царицу, и священников корсуньских с мощами св. Климента и Фива, ученика его, взял и сосуды церковные и иконы, поставил и церковь в Корсуни на горе, которую насыпали посреди города. Корсунь же отдал грекам как вено за царицу, а сам вернулся в Киев. И когда пришел, повелел опрокинуть идолы, одних изрубить, а других сжечь. Перуна же приказал привязать к хвосту коня и волочить его с горы по Боричеву взвозу к Ручью и приставил двенадцать мужей колотить его жезлами для поругания беса, который обманывал людей в этом образе… Затем послал Владимир по всему городу сказать: «Если не придет кто завтра на реку – будь то богатый, или бедный, или нищий, или раб – будет мне врагом». На следующий день вышел Владимир с попами царицыными и корсунскими на Днепр, и сошлось там людей без числа. Вошли в воду, некоторые держали младенцев, попы же совершали молитвы. И была видна радость на небе и на земле по поводу стольких спасенных душ, а дьявол говорил, стеная: «Увы мне! Прогоняют меня отсюда! Здесь думал я обрести себе жилище, ибо здесь не слышно было учения апостольского, не знали здесь Бога. И вот уже побежден я невеждой, а не апостолами и не мучениками, не буду уже царствовать более в этих странах». Владимир же был рад, что познал Бога сам и люди его, посмотрел на небо и сказал: «Христос Бог, сотворивший небо и землю! Взгляни на новых людей этих и дай им, Господи, познать Тебя, истинного Бога, как познали Тебя страны христианские. Утверди в них правую и неуклонную веру, и мне помоги, Господи, прогнав дьявола, да одолею козни его, уповая на Тебя и на силу Твою». Сказав это, приказал рубить церкви и ставить их по тем местам, где прежде стояли кумиры. И поставил церковь во имя св. Василия на холме, где стоял идол Перуна. И по другим городам стали ставить церкви и определять в них попов и приводить людей на крещение по всем городам и селам. Посылал он собирать у лучших людей детей и отдавать их в обучение книжное». Родители отданных в обучение детей оплакивали их, как погибших, считая книжное учение чародейством. Далее «Повесть» заключает: «Так по Божьему устроению и по милости Своей помиловал нас Бог; как сказал пророк: «Помилую, кого хочу». Ибо помилованы мы святым крещением и обновлением по Божьему изволению, а не по делам нашим. Благословен Иисус Христос, возлюбивший землю Русскую и просветивший ее крещением своим!»

Еще при Владимире Святом, ласково названном потому в народе Красным Солнышком, вся Киевская Русь покрылась сетью, пусть не очень многочисленной, крещенных городов и сел: кроме Киева и Новгорода были крещены жители Владимира-Волынского на западе, Чернигова, Белгорода, Турова, Полоцка и Ростова Великого на северо-востоке. В похвальном слове князю Владимиру монах-летописец Иаков в середине XI в. писал: «Крестил он всю землю Русскую от края и до края… и сокрушил идолов, и отверг всю их безбожную прелесть», а митрополит Иларион патетически восклицает: «Труба апостольская и гром евангельский огласили все города, и вся земля наша в одно время стала славить Христа!» Правда, при этом остро чувствовалась нехватка священнослужителей, тем более что с Византией отношения оставались натянутыми. Были приглашены клирики разного ранга из Болгарии, некоторое количество прежде гонимых миссионеров вышли из Киевского подполья, а способные к священству местные христиане наспех рукополагались. Епископ Иоаким, посланный Владимиром в 991 г. в Новгород, не без труда обратил свободолюбивых граждан этого приверженного язычеству города, сбросив, по примеру Владимира, идол Перуна в Волхов. Среди церквей, воздвигнутых в то время в Киеве, Владимир выделял заботой построенный им храм Пресвятой Богородицы, расположенный недалеко от того места, где по преданию водрузил крест ап. Андрей; эта церковь была прозвана Десятинной, поскольку великий князь давал на ее содержание десятую часть своих доходов.

Как повествует предание, после крещения и венчания по православному обряду с царевной Анной в характере и образе жизни Владимира произошли разительные перемены – из жестокого, своевольного, сластолюбивого и мстительного язычника он превратился в добросердечного православного христианина. Он предложил отменить суровые наказания для преступников, заменив их словесными увещеваниями, но вскоре, согласившись с придворными и представителями Церкви, что кара необходима, просто значительно смягчил прежние меры наказания. Он отпустил всех своих многочисленных жен и наложниц, а любимой жене Рогнеде, как пишет Тверская летопись, велел передать: «Я теперь христианин и должен иметь одну жену; ты же, если хочешь, выбери себе мужа между боярами».

Киево-Печерская лавра – первый монастырь на Руси. Основан в XI в.

На что гордая Рогнеда ответила: «Я природная княжна. Ужели тебе одному дорого Царствие Небесное? Я хочу быть невестой Христовою» – и постриглась в монахини под именем Анастасии. Следуя евангельским заповедям сострадания и милосердия, Владимир повелел развозить пищу всем нуждающимся в ней больным, нищим и убогим. Тем из них, кто мог прийти на княжеский двор, кроме еды давали деньги. Для людей придворных – бояр, сотских, посадников и старейшин – устраивал Владимир по воскресеньям общие трапезы, наподобие трапез первохристиан, чтобы склонные к коллективизму славяне почувствовали, что во Христе имеют они «общее сердце и общую душу». Поэтому, когда после смерти князя Константинополь на просьбу русских иерархов канонизировать Владимира ответил, что людям неизвестны чудеса, им сотворимые, иерархи, по словам монаха Иакова, свою просьбу оправдали так: «Не удивляемся, что Владимир по смерти чудес не творит, т. к. многие праведные святые не творили чудес, но святыми были. О том сказал св. Златоуст: «Как узнаем святого человека? От чудес ли или от дел?» И сам отвечает: «От дел познаем, а не от чудес» – так что чудеса не являются единственным критерием святости.

После своего обращения Владимир Святой воевал мало: в 992 г. он совершил короткий и не очень успешный поход против хорватов; остальные же войны были с печенегами, часто нарушавшими границы и грабившими жителей государства. Как пишет «Повесть», летом 1000 г. «преставилась Рогнеда, мать Ярослава», а в 1011 г. – «Владимирова царица Анна». От разных жен у Владимира было двенадцать сыновей, которым он раздал уделы в Киевской Руси, оставаясь великим князем и практически самодержцем. Пока все сыновья беспрекословно подчинялись великому князю, их удельное княжение имело несомненные достоинства. Они, каждый в своем уделе, заботились о его благосостоянии, следили за порядком, возводили храмы, распространяли книжное образование. Однако со временем в некоторых из них проснулось губительное в такой ситуации властолюбие. Последние годы жизни Владимира были омрачены раздором с сыном Рогнеды Ярославом, правившим тогда в Новгороде и отказавшимся платить Киеву установленную дань. Владимир решил идти с войском против непокорного сына, а Ярослав призвал на помощь варягов. Но не суждено было разразиться войне между отцом и сыном – в 1015 г. Владимир заболел и скоропостижно скончался. Умер Владимир в Берестове под Киевом, а в Киеве в это время был Святополк, сын убитого Владимиром Ярополка и гречанки, которую Владимир взял в жены беременной после убийства своего старшего брата. По праву старшинства Святополк стремился к власти над остальными братьями, поэтому смерть Владимира от него скрыли, положив тело великого князя в мраморный гроб и тайно похоронив его в Десятинной церкви. Узнав о смерти Владимира, Святополк, задобрив киевлян подарками, все же сел на великокняжеский престол, хотя всем было известно, что Владимир, не успевший оставить завещание, собрался поставить великим князем любимого им сына Бориса, матерью которого была христианка, родом из Болгарии. Здесь начинается история о страстотерпцах свв. Борисе и Глебе, вероломно убитых в борьбе за великокняжескую власть Святополком, который за свою жестокость и коварство получил прозвище Окаянный. Борис и Глеб стали первыми святыми, прославленными Русской Церковью и не совершившими при жизни никаких подвигов, подобающих этому акту, кроме подвига христианского смирения и самопожертвования.

Святополк решил также убрать всех остальных возможных соперников: сперва он убил Святослава, правившего над древлянами, а затем стал собирать войско против Ярослава, включив в него большой отряд печенегов. В это время Ярослав находился в трудном положении: новгородцы отказались защищать его, поскольку перед тем Ярослав коварно убил многих жителей города за их кровавые стычки с варягами, которых Ярослав призвал в Новгород и всячески опекал. Собрав вече, князь стал слезно умолять граждан города: «Друзья мои! Мой отец скончался, а Святополк овладел престолом и хочет погубить своих братьев» – на что новгородцы великодушно ответили: «Государь! Ты убил наших близких, но мы готовы идти против твоих врагов». Собрав войско в 40000 человек, к которому присоединился отряд варягов, они тут же выступили в поход со словами: «Да окончится злоба нечестивого». Битва произошла на Днепре возле Любеча. Ярослав, не зря прозванный позднее Великим и Мудрым, придумал хитрость и разбил войско Окаянного. Святополк бежал в Польшу к своему тестю королю Болеславу Храброму и уговорил его пойти войной на Киевскую Русь. Поляки с охотой воспользовались предлогом, и в августе 1018 г. Болеслав со Святополком вступили в плохо укрепленный Киев, который не успел оправиться от недавнего большого пожара. Когда Болеслав разослал воинов по городам, коварный Святополк стал плести заговор против своего спасителя, сказав дружине и жителям: «Сколько есть поляков по городам, избивайте их». Узнав о заговоре, Болеслав бежал из Киева. Он унес с собой церковные богатства и другие награбленные сокровища, а также оставил за собой некоторые города Галиции. Новгородцы вторично проявили великодушие по отношению к Ярославу, вновь предложив ему войско и деньги для похода на Киев. Войска встретились в 1019 г. на реке Альте невдалеке от того места, где коварно был убит св. Борис. Здесь Ярослав усердно помолился, а затем со словами: «Кровь невинного брата моего вопиет ко Всевышнему» – дал знак начинать битву. Святополк был разбит и бежал за границу. Об этом событии Карамзин пишет так: «Гонимый Небесным гневом, Святополк в помрачении ума беспрестанно видел за собою грозных неприятелей и трепетал от ужаса. Не дерзнул он вторично прибегнуть к помощи Болеслава; миновал Польшу и закончил гнусную жизнь свою в пустынях Богемских, заслужив проклятие современников и потомства, ибо злодейство есть несчастие».

После разгрома Святополка и изгнания поляков Ярослав, по словам летописца, «сел в Киеве, утер пот с дружиною своею, показав победу и труд великий». Однако сравнительно спокойное самодержавное правление Ярослава длилось недолго – его младший брат Мстислав, правящий в Тмуто-рокани (совр. Керчь) и прозванный за удачи в битвах Удалым, пошел в 1024 г. на Киев и в сражении под Черниговом победил Ярослава, который бежал в Новгород. Ярослава спасло, как это случалось и раньше, великодушие недругов. Как пишет «Повесть временных лет»: «Послал Мстислав за Ярославом, говоря: «Садись в своем Киеве, ты старший брат, а мне пусть будет эта сторона Днепра». Ярослав собрал воинов многих, и пришел в Киев, и заключил мир с братом своим Мстиславом у города. И разделили по Днепру Русскую землю, и начали жить мирно и в братолюбии, и затихли усобица и мятеж, и стала тишина великая в стране».

По этому договору Ярославу достались земли к западу от Днепра, а Мстиславу – к востоку. Ярослав построил много церквей и заложил несколько городов. Победив чудь, он в 1030 г. основал город Юрьев (ныне г. Тарту в Эстонии). Позже Ярослав и Мстислав, объединившись, разгромили польское войско и освободили занятые поляками русские города. В 1036 г. на Киев напали печенеги; из жестокой битвы, которая состоялась у стен города, там, где сейчас храм Софии, Ярослав вышел победителем. В том же 1036 г. во цвете лет скоропостижно умер Мстислав, и на долгие годы Ярослав становится самовластным, по выражению летописца, правителем Руси. Карамзин считал, что до конца XV в. полновластными самодержцами на Руси были только Владимир Святой и Ярослав Мудрый, после которого его многочисленные сыновья, получив свои уделы, сразу же затеяли братоубийственные войны за власть. Княжеское генеалогическое дерево со временем становилось все пышнее, а затем пришла беда – началось татаро-монгольское иго. Все это препятствовало объединению раздробленного на уделы государства.

В 1037 г. Ярослав заложил у стен Киева новый город и в нем – церковь Святой Софии, митрополию. Возвел Золотые ворота, на них – церковь Благовещения Богородицы, затем построил монастыри Св. Георгия и Св. Ирины. Автор «Повести» называет Ярослава христолюбцем и восхваляет его за любовь к мудрости: «И стала при нем вера христианская плодиться и расширяться, и черноризцы стали умножаться, и монастыри появляться. И любил Ярослав церковные уставы, попов любил немало, особенно же черноризцев, и книги любил, читал их часто и ночью и днем. И собрал писцов многих, и переводили они с греческого на славянский язык… Как иные жнут и едят пищу не оскудевающую, – так и этот. Отец ведь его Владимир землю вспахал и размягчил, т. е. крещением просветил. Этот же засеял книжными словами сердца верующих людей, а мы пожинаем, учение принимая книжное… ибо кто часто читает книги, тот беседует с Богом или со святыми мужами… Ярослав любил книги и, много их написав, положил в церкви святой Софии, которую создал сам. Украсил ее золотом, серебром и сосудами церковными, и возносят в ней к Богу положенные песнопения в назначенное время. И другие церкви ставил по городам и по местам… и умножились пресвитеры и люди христианские. И радовался Ярослав, видя множество церквей и людей христианских, а враг сетовал, побеждаемый новыми людьми христианскими». Не считая ряда военных столкновений Ярослава с соседями и кочевниками, обычных для того времени, его самодержавное правление прошло для государства благополучно. Можно упомянуть о неудачном походе Владимира, старшего сына Ярослава, на Константинополь в 1043 г., в результате которого многие воины были взяты в плен и ослеплены, что в отношении к военнопленным было противозаконной жестокостью, и Ярослав этой обиды не забыл. Спасшийся Владимир вернулся в Новгород, где он княжил, и заложил там в 1045 г. второй по значимости в России храм Святой Софии. Ярослав отправил в Константинополь поставленного греками митрополита Феопелита, и в 1051 г. собор русских епископов впервые избрал митрополитом русского; им стал монах Иларион, один из образованнейших людей своего времени, богослов и писатель, автор замечательного памятника древнерусской литературы «Слово о законе и благодати», выдержки из которого были приведены выше.

Богоматерь Печерская (Свенская). Около 1280 гг.

При Ярославе возник крупнейший в России того времени монастырь – Киево-Печерская лавра, на месте, где еще при Владимире молодой Иларион, «муж благочестивый, книжный и постник», выкопал себе тесную пещеру для совершения монашеского подвига. Незадолго до своей смерти Ярослав оставил своим сыновьям такое наставление: «Вот покидаю я мир этот, сыновья мои, имейте же любовь между собой, потому что все вы братья, от одного отца и одной матери. И если будете жить в любви, Бог будет в вас и покорит вам врагов. Если же будете жить в ненависти, в распрях и ссорах, то погибнете сами и погубите землю отцов своих и дедов своих, которые добыли ее трудом великим». Великокняжеский престол он завещал Изяславу, старшему (после скоропостижной смерти в 1052 г. Владимира) из сыновей, со словами: «Если кто захочет обидеть брата своего, помогай тому, кого обижают». В 1054 г. в возрасте семидесяти шести лет св. Ярослав Мудрый скончался и был похоронен в построенном им храме Софии в Киеве, оплакиваемый народом.

Первые годы правления Изяслава, принявшего по праву старшинства великокняжеский престол в Киеве, прошли спокойно. Его двоюродный брат Всеслав княжил в Полоцке, а между четверыми сыновьями Ярослава была поделена остальная часть Руси. При Изяславе продолжалось строительство Киево-Печерской лавры. Датой ее основания считается 1051 г., когда в Киев с Афона вернулся преп. Антоний Печерский; постригший Антония преп. Феоктист, игумен Эсфигменского монастыря на Афоне, напутствовал его словами: «Иди снова на Русь, и да будет на тебе благословение Святой Горы, ибо от тебя многие станут чернецами». Однако возведение знаменитого Успенского собора на территории лавры и строительство первых зданий общежительного монастыря относятся по времени к правлению Изяслава.

С конца 60-х годов XI в. на Руси начинаются жестокие братоубийственные междоусобицы, о чем летописец в «Повести» под годом 1068 написал так: «Наводит Бог, в гневе своем, иноплеменников на землю, и только в горе люди вспоминают о Боге; междоусобная же война бывает от дьявольского соблазна. Бог ведь не хочет зла людям, но блага, а дьявол радуется злому убийству и кровопролитию, разжигая ссоры и зависть, братоненавидение, клевету. Когда же впадает в грех какой-либо народ, казнит Бог его смертью, или голодом, или нашествием поганых, или иными казнями, чтобы мы покаялись, ибо Бог велит нам жить в покаянии». В одном из списков «Повести» этот пассаж продолжен словами: «Небо правосудно! Оно наказывает россиян за их беззакония. Мы именуемся христианами, а живем, как язычники: храмы пусты, а на игрищах толпятся люди». «Нашествие поганых» автор «Повести» описывает несколькими страницами ранее: «В 1061 г. впервые пришли половцы на Русскую землю. То было первое зло от поганых и безбожных врагов». В приведенных выдержках летописец указывает на две главные причины ослабления Киевской Руси, результатом совместного действия которых стало перемещение центра государства на северо-восток и смена киевского периода России московским. В этом процессе, несомненно, – и здесь нельзя не согласиться с автором «Повести» – одну из главных ролей сыграли постоянные нападения половцев на юго-западные и южные области Киевской Руси, разрушавших и грабивших государство в течение двух веков, вплоть до татаро-монгольского нашествия. Половцы, как и печенеги, были народом, принадлежащим тюркоязычной семье, родственным, по-видимому, современным киргизам. В земли Киевской Руси они пришли еще при Владимире Святом и жили там при Ярославе Мудром, но тогда их разбойные набеги удавалось сдерживать. Почувствовав слабость государства при княжении Изяслава, они начали нападать на Русь, коварно нарушая заключенные договоры о перемирии. От печенегов они отличались своим жестоким и диким нравом. Как пишет Карамзин в «Истории государства Российского», мир с такими варварами мог быть только опасным перемирием. Так, например, зимой 1061 г. половцы, нарушив заключенный мир, победили Всеволода, княжившего на территории нынешних Белгородской и Харьковской областей, ограбили эти земли и вернулись на Дон. С середины XIII в., после нашествия татаро-монголов, разгромивших половецкое войско, половцы исчезли с исторической сцены, по-видимому, растворившись в возникшем тогда родственном им конгломерате народов.

С 1067 г. начинается беспорядочная череда братоусобиц: сперва двоюродный брат Ярославичей, полоцкий князь Всеслав, завоевал Новгород, за что против него поднялись Изяслав, Святослав и Всеволод и разгромили Всеслава, а самого князя и его сыновей заточили в темницу; затем войско Ярослава потерпело тяжелое поражение от половцев. В 1073 г., как пишет летописец: «Воздвиг дьявол распрю в братии Ярославичей. И были в той распре Святослав со Всеволодом заодно против Изяслава, и ушел Изяслав из Киева, Святослав же и Всеволод вошли в Киев и сели на столе в Берестовом, преступив отцовское завещание. Святослав же стремился к еще большей власти и сел в Киеве, против брата своего, преступив заповедь отца, а больше всего Божью». Несправедливо изгнанный из Киева, Изяслав отправился в Польшу, рассчитывая нанять там войско и с его помощью возвратить себе великокняжеский престол. Поляки золото взяли, но воинов не дали, а Изяслава с семьей выслали из страны. Да и помощи от германского императора Генриха VI, которого за Изяслава просил его близкий родственник маркграф саксонский, князь не получил. Помог Изяславу, после разделения церквей 1054 г., папа св. Григорий VII, реформатор Церкви, тонкий политик, стремившийся всеми силами подчинить римскому престолу весь христианский мир, о чем говорилось в первой части книги; по ходатайству папы польский князь Болеслав II Смелый послал с Изяславом войско против Всеволода, занявшего великокняжеский престол вместо умершего в 1076 г. Святослава. Всеволод помирился с братом, и Изяслав в 1077 г. по праву старшинства стал княжить в Киеве, однако правил недолго, т. к. в следующем году был убит в очередном сражении. «Повесть» так продолжает эту историю: «Всеволод же сел в Киеве, на столе отца своего и брата своего, приняв власть над всей русской землей. И посадил сына своего Владимира в Чернигове, а Ярополка во Владимире, придав ему еще и Туров». Рассказ об этой борьбе за власть приведен здесь как введение к описанию деяний старшего сына Всеволода, Владимира Мономаха, сумевшего прекратить усобицы, раздиравшие и ослаблявшие государство, и восстановить, пусть лишь на некоторое время, единство и силу Киевской Руси. В начале поучения своим детям Владимир говорит: «Я, худой (недостойный), дедом своим Ярославом, благословенным и славным, нареченный в крещении Василием, а русским именем Владимир, отцом возлюбленным и матерью своею из рода Мономахов». Так что «Мономах» не есть прозвище Владимира, данное за его стремление вновь объединить Русь (μουο – единый), а есть имя, данное при рождении по роду матери, дочери греческого императора. Миролюбивый и мудрый Владимир Мономах после смерти отца в 1093 г. отказался от великокняжеского престола в пользу Святополка, сына Изяслава, не желая повторения новых братоусобиц, заявив: «Отец его был старше и княжил в столице прежде моего отца; не хочу кровопролития и войны междоусобной», и продолжал княжить в Чернигове. Однако при Святополке продолжались несчастья, связанные с борьбой братьев-князей за власть и набегами половцев, и в 1097 г. по инициативе Мономаха в городе Любече собрались князья Святополк, Владимир, Давыд Игоревич, Василько Ростиславич, Давыд Святославич и его брат Олег для «устроения мира». Туда же приехали митрополит св. Николай и вдова Всеволода; митрополит обратился к собранию со словами: «Князья великодушные! Не терзайте отечества своего междоусобием, не веселите врагов его. С каким трудом отцы и деды ваши утверждали величие и безопасность государства! Они приобретали чужие земли, а вы губите собственную». Князья целовали крест и решили: «Если теперь кто-нибудь из нас поднимется на другого, то мы все встанем на зачинщика и крест честной будет на него же», и все повторили: «Крест честной на него и вся земля Русская». После любецкого съезда князей усобицы заметно утихли, но не прекратились вовсе, особенно на Волыни, на западе Руси. В 1110 г. «думою и похотением» Мономаха князья пошли к Дону на половцев войной, сказав друг другу: «Помереть нам здесь; потому станем крепко», и возложили всю надежду на Бога. После жестокой и кровавой битвы превосходящие численностью войска половцев были разбиты. Летописец говорит, что Бог помог русским князьям: перед полком Владимира Мономаха половцы бросились бежать в панике, невидимо поражаемые стрелами, и многие видели, как летели их головы, отсеченные невидимой рукой. Пленные половцы признавались: «Как же нам биться с вами? Ведь другие ездят над вами в светлой броне и помогают вам». Летописец разъясняет, что это были ангелы, посланные Богом помогать христианам, и Бог вложил в сердце Владимиру силу уговорить братьев своих идти походом на грозных иноплеменников. Доверие и любовь народа к Владимиру Мономаху были настолько велики, что после смерти Святополка в 1113 г. он сразу же был призван править государством. Даже Святославичи, дети старшего сына Ярослава, отказались от своих прав в пользу Мономаха, оставшись удельными князьями. Приведем замечательные слова, написанные Мономахом для своих сыновей в его завещании и поучении – в них изложено отношение великого князя к Богу, созданному Им миру и к назначению человека в этом мире: «Приближаясь ко гробу, – пишет он, – благодарю Всевышнего за умножение дней моих. Рука Его довела меня до старости маститой. И вы, дети мои, помните заповеди Божии, ходите по стопам отцов ваших. Страх Божий – основание добродетели. Велик Господь и чудны дела Его. О, дети мои! Всегда хвалите Бога и любите человеков. Не пост, не уединение, не монашество спасут вас; спасут дела добрые. Не забывайте бедных, кормите их и знайте, что всякое достояние принадлежит Богу, а нам дано только на время. Сиротам будьте отцами, не давайте сильным губить вдов и слабых. Не убивайте ни правого, ни виновного; жизнь и душа христианина священны перед Спасителем. Принимайте с любовью благословения пастырей духовных, творите им добро, да молятся за вас Всевышнему. Не имейте гордости в уме, ни в сердце, и думайте постоянно: «Мы тленны, ныне живы, а завтра во гробе». Бойтесь лжи, пьянства и любострастия, равно пагубных для тела и души. В пути, на коне, не имея дела, читайте наизусть молитвы или чаще повторяйте «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного!»

Княжение Владимира Мономаха по сравнению с другими, близкими по времени, было мирным и благополучным. После Владимира Святого и Ярослава Мудрого он, несомненно, был достойнейшим правителем России киевского периода ее истории. Скончался Владимир Мономах в 1125 г. на 70-м году жизни, искренне оплакиваемый всем народом. Наследовал ему благочестивый Мстислав Владимирович, прозванный Великим, который княжил весьма недолго, с 1125-го по 1132 г., но успел оставить после себя много добрых дел. До киевского престола Мстислав правил в Новгороде; когда Святополк собрался послать в Новгород своего сына, новгородские послы сказали ему: «Новгороду нужен Мстислав, его дал нам еще Всеволод, мы вскормили его для себя и любим его, а сына твоего не хотим». Мстислав заботился о делах Церкви: он построил в Новгороде каменные храмы Благовещения на Городище и великолепный собор в честь Николая-чудо-творца, мощи которого незадолго до того были перенесены на юг Италии в город Бари. Во время княжения Мстислава и при участии св. епископа Никиты в Новгороде на правом берегу Волхова был основан общежительный монастырь, древнейший в России после Киево-Печерского. Основателем его считается уроженец Рима, православный монах, Антоний-чудотворец, который, если верить житийному сказанию о нем, был перенесен чудесным образом из египетской пустыни к храму Святой Софии в Новгороде.

Святой Георгий. Икона конца XI – начала

Будучи уже великим князем, Мстислав успешно воевал с половцами, решившими, что после смерти Мономаха им на Руси бояться некого. Однако несмотря на миролюбие Мстислава и справедливый характер его войн, братоусобицы и разбойные нападения кочевников при нем вспыхнули с новой силой, причем в борьбе за власть князья часто использовали половцев как союзников. Отчасти вследствие этих тяжелых неурядиц с середины XII в. центр России начал смещаться в более спокойные северо-восточные области. Интенсивный сдвиг центра произошел при Юрии (Георгии) Долгоруком, одном из сыновей Владимира Мономаха, который вступил на киевский престол в 1155 г. и княжил на нем до 1157 г. Лучшие годы своей жизни он провел во Владимире и Суздале и сделал для этого края очень много доброго, но постоянно тосковал по Киеву. В 1147 г. он основал городок Москва, в 1152 г. – Юрьев-Польский и Переяславль-Залесский, строил много храмов во Владимире, Суздале, на берегу Нерли. При нем значительно выросло число священников, которые в те времена были единственными наставниками в деле книжного образования и благонравия народа. Однако наряду с этим Юрий часто проявлял дурные черты своего характера – властолюбие, беспечность, склонность к предательству, за что и получил полупрезрительное прозвище Долгорукого. Киевляне возненавидели Долгорукого настолько, что в день его смерти разграбили великокняжеский дворец, умертвили некоторых из его бояр, а тело погребли за городом в Берестовской обители Спаса, не желая, чтобы оно лежало рядом с телом Мономаха.

Решающие шаги в процессе перемещения центра государства из Киева на северо-восток Руси, начатом Долгоруким, были сделаны его старшим сыном Андреем по прозвищу Боголюбский. Суздальская земля была его родиной, он любил ее природу, ему близки были характер и нравы живших там людей. Переезжая в 1155 г. на великокняжеский престол в Киев, Юрий взял с собой сына, но Андрей уже через год вернулся во Владимир и тайно увез с собой чудотворную икону Богоматери, присланную его отцу из Константинополя патриархом Лукой Хризовергом и написанную, согласно преданию, евангелистом Лукой. Эта так называемая Владимирская икона Божьей Матери – одна из главных святынь Русской Церкви, – не раз помогала в трудные минуты. По известной легенде, кони, которые везли икону, остановились на берегу Клязьмы возле Владимира и никакая сила не могла сдвинуть их с места. На этом месте Андрей построил храм и перенес туда икону, а близлежащее поселение переименовал в Боголюбово.

Став великим князем в 1157 г. после смерти Юрия Долгорукого, Андрей Боголюбский отказался переезжать в Киев, где до того жили все великие князья, и продолжал жить во Владимире, маленьком провинциальном городке. Этот шаг следует считать поворотным в истории России – столица с великокняжеским престолом отныне перестала связываться с определенным местом и могла переноситься по желанию государя. Продолжая пользоваться примерами из области физики, можно сказать, что приведенная ситуация напоминает процесс бифуркации, т. е. раздвоения; этот процесс возникает в теории катастроф, теории фазовых переходов и в ряде других важных явлений. Бифуркация обычно сопровождается хаотизацией системы в течении некоторого времени, пока выясняется результат конкуренции двух притягивающих центров. Как было видно, процесс перемещения центра Руси из Киева на северо-восток страны сопровождался беспорядочными братоубийственными распрями; кровавые разборки, жертвой которых стал сам Андрей, несколько утихли при его младшем брате Всеволоде III Великом, в правление которого Киев окончательно потерял свою доминирующую роль среди русских городов.

Нововведения Андрея Боголюбского были важной вехой на пути превращения России в единое самодержавное государство. Этому процессу в дальнейшем способствовало также, как ни странно звучит подобное утверждение, татаро-монгольское иго, поскольку оно заставило князей прекратить распри и объединиться для борьбы с завоевателями.

Однако любое серьезное историческое событие, даже если оно в целом благоприятно, неизбежно имеет теневую сторону – так уж устроен наш греховный мир. Перенос центра России на северо-восток удалил ее от просвещенных государств Европы, обладающих глубокими и древними культурными традициями. Это обстоятельство пагубно сказалось на распространении и качестве общего образования россиян и на уровне произведений богословской и светской литературы. Грамотность населения в киевский период была довольно высокой, а такие жемчужины древнерусской литературы, как «Слово о полку Игореве», фольклор XI–XII вв., «Слова» и «Притчи» Кирилла Туровского и «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона, созданные в этот период, для российских книжников надолго остались недосягаемыми образцами. На востоке государства глубже укоренилось язычество, так что широкое распространение христианского вероучения среди простого народа нередко служило источником двоеверия. Разумеется, пространственное удаление от Запада не привело к такому «железному занавесу», который по словам Розанова, «опустился над Россией» после прихода к власти большевиков в 1917 г., но связи Руси с Западом в результате переноса центра на восток стали заметно слабее. Общение же с Римским престолом практически прекратилось после 1204 г., когда войска крестоносцев захватили и разгромили Константинополь, а патриархом поставили католика. Уже тогда впервые на Руси возникли горделивые идеи о ней как законной преемнице византийского Православия в случае окончательного падения слабеющей империи, что через два с половиной столетия вылилось в знаменитую формулу «Москва – третий Рим».

Андрей Боголюбский предпринял преждевременную попытку создать во Владимире новую митрополию, независимую от киевской или ее заменяющую, а в качестве митрополита предложил угодного ему белого женатого священника Феодора, поднаторевшего в Св. Писании и обладавшего способностями проповедника. Эта княжеская затея провалилась, главным образом из-за неудачного выбора кандидатуры нового митрополита: представители киевской митрополии на приеме у Константинопольского патриарха Луки не без оснований охарактеризовали Феодора как человека невоздержанного и склонного к ереси. Разъяренный поведением киевских послов и отказом патриарха утвердить его митрополитом, Феодор стал срывать свою злобу на осуждающих его действия монахах и прихожанах, «очи выжигая и языки вырезая», а однажды запер все владимирские церкви, чтобы «не было ни звона, ни пения по всему городу». В результате Феодор лишился покровительства великого князя и был перевезен в Киев на церковный суд, где митрополит-грек Константин по решению собора епископов «за хулу на Богородицу повелел ему язык урезать, как злодею и еретику, и руку правую отрубить, и глаз лишить».

По мнению современников, Андрей Боголюбский был миролюбив, набожен и склонен к благотворительности, но строг с преступниками, которых сурово наказывал вне зависимости от их положения. В смутное время, которое переживала Россия, эти добрые качества не спасли великого князя от мученической смерти в результате заговора, устроенного его ближайшими придворными. Последними словами благоверного князя были: «Господи! В руки Твои предаю дух мой!» Жители Владимира и окрестностей, которые при жизни государя всячески его восхваляли и, казалось, были ему преданы, в день подлого убийства, забыв о заговорщиках, стали жечь и грабить дома богатых людей.

Владимирская икона Божьей Матери.

Начало XII в. Византийское письмо

В церковной жизни Андрей поддерживал культ Богородицы: главные храмы, построенные им, – соборный храм Успения Богородицы во Владимире, где находилась чудотворная икона Пресвятой Девы, на содержание которого Андрей выделял десятую часть своих доходов, как делал его предок св. равноапостольный Владимир для церкви Десятинной, и жемчужина древнерусской архитектуры очаровательная церковь Покрова Богородицы на Нерли, возведенная в честь победы войска над волжскими болгарами. Андрей считал, что победу над болгарами обеспечило заступничество Богородицы, чудотворную икону которой он взял с собой в поход. В 1165 г. Андрей Боголюбский ввел на Руси Великий православный праздник Покрова Пресвятой Богородицы.

После убийства Андрея Боголюбского в 1174 г. претендентами на великокняжеский престол стали его младшие братья Михаил и Всеволод, сыновья Юрия Долгорукого от византийской принцессы. Во времена жестоких усобиц они со своей матерью были вынуждены некоторое время жить в Константинополе, и эти юношеские годы, проведенные в Византии, наложили заметный отпечаток на характер их правления. Михаил II Георгиевич занимал великокняжеский престол недолго, в 1176 г. он тяжело заболел и скоропостижно скончался. Главным делом, совершенным Михаилом, было возвращение сокровищ соборной Успенской церкви и других церквей, разграбленных после убийства Андрея. Это ему удалось сделать, прежде всего он вернул чудотворную Владимирскую икону Божьей Матери в Успенский собор. Как свидетельствуют летописцы, Михаил казнил убийц своего старшего брата. Украшение заложенных им храмов он поручил греческим иконописцам; был он чрезвычайно набожен и миролюбив.

В 1176 г. великим князем стал младший сын Юрия Долгорукого Всеволод III Георгиевич, прозванный Великим, а также Большим Гнездом, поскольку имел многодетную семью и за свое долгое и сравнительно спокойное правление значительно расширил границы государства, установив в нем твердое единовластие. Всеволод, как и его старшие братья, отличался набожностью; он построил много храмов – следует упомянуть Дмитриевский княжеский собор во Владимире с изумительной каменной резьбой и изящные пристройки к Успенскому собору (в этом виде он сохранился до наших дней).

На период, рассматриваемый в этой главе, приходится основная часть эпохи крестовых походов. И хотя папа Иннокентий III осудил разграбление крестоносцами в 1204 г. Константинополя и его православных храмов во время IV крестового похода, но тем не менее утвердил венецианца Фому Марозини на константинопольском патриаршем престоле, рассчитывая этим распространить свою власть на православную Церковь. Это укрепило Русскую Церковь во мнении о папской власти как о силе, враждебной Православию, и способствовало ослаблению связей с Западом. Крестовые походы оказали и непосредственное воздействие на Россию и ее Церковь. Это произошло во времена правления Всеволода III. Дело в том, что крестовые походы имели своей целью не только освобождение христианских святынь, захваченных мусульманами, хотя эта цель была для них главной. Они устраивались также для борьбы с ересями и христианизации язычников. В 1200 г. такой поход был организован для обращения языческих народов Прибалтики – литовцев и германского племени пруссов. Крестоносцы в 1200 г. основали город Ригу, а в 1202 г. епископ Альберт Рижский возглавил созданный им рыцарский орден меченосцев, иначе – Ливонский орден, взяв устав ордена храмовников. Христианизация Прибалтики сопровождалась активной немецкой колонизацией этих земель. Для России это беспокойное соседство служило в течение ряда веков источником многих войн, в том числе религиозных; особенно страдали от него княжества Новгородское, Псковское и некоторые другие области государства.

После смерти Всеволода III Великого северо-восточная Русь была поделена между двумя его сыновьями: Георгию достались Владимир и Суздаль, а Константину – Ростов и Ярославль. Однако каждый из этих двух из десяти сыновей Всеволода считал себя законным наследником великокняжеского престола – Константин по праву старшинства, а Георгию престол обещал отец перед смертью. В 1216 г. на Липецком поле состоялась битва между войсками братьев, в которой победа досталась Константину, ставшему таким образом единоличным правителем. Старший брат, чувствуя скорую смерть, не стал мстить Георгию, и оставил ему в княжение Суздаль. Скончался Константин в 1219 г., тридцати трех лет от роду, оплакиваемый, как пишет летопись, «боярами, слугами, нищими, монахами».

В Суздальской летописи говорится, что Константин не только любил читать душеспасительные книги, но и жил по указанным в них правилам.

В 1219 г. великим князем стал Георгий II Всеволодович, который затем погиб в битве с татарами в 1238 г. В 1223 г. в России впервые услышали о монголах. В самом начале XIII в. этот народ обитал в забайкальских степях на территории нынешней Монголии и Северного Китая. Их предводитель Темучин, которому, как говорят легенды, было предсказано стать владыкой мира, назвал себя Чингисханом, т. е. Великим ханом, и собрал огромное войско. В 1215 г. он разорил и ограбил Китай, а затем двинулся на запад. Сперва Чингисхан овладел Средней Азией с Бухарой и Самаркандом и частью Персии. Религией жителей этих мест был ислам. Здесь нужно сказать, что отношение Чингисхана к различным религиям было не безразличным, а, скорее, уважительным. В своде созданных им законов, «Книге запретов», или «Ясе», утверждалось равноправие всех конфессий. Согласно «Ясе», каждый человек сам имеет право выбирать способ поклонения Богу в соответствии с требованиями своего народа или собственными склонностями. Среди подданных Чингисхана были буддисты, мусульмане, язычники и даже христиане-несториане, а в покоренных странах он освобождал религиозные учреждения от уплаты дани. Это свидетельствует о том, что монголы не были безграмотной дикой ордой.

Обосновавшись в плодородных областях Средней Азии, Чингисхан в 1223 г. отправил часть своего войска на разведку в сторону Каспийского моря. Обитавшие там половцы были разбиты и бежали вместе с семьями в Россию, умоляя князей помочь им освободить свои земли. Мстислав Галицкий, зять одного из половецких правителей, собрал совет князей южных областей; решено было, не ожидая прихода монголов в Россию, схватиться с ними в половецких степях. Княжеские отряды встретились с полчищами татаро-монгол на реке Калке вблизи нынешнего Мариуполя. Первым в бой бросился отряд Мстислава Удалого, князя торопецкого, до этого не знавшего поражений в междоусобных войнах и битвах с половцами, но был разбит, как и все остальное русское войско. Такой кровавой сечи Русь еще не знала; народ отчаянно молился в храмах. Но монголы внезапно повернули на восток и ушли в Среднюю Азию. В 1227 г. умер Чингисхан, незадолго до смерти разделив свою державу между сыновьями. Его старший сын Джучи получил во владение земли западнее Урала, но Джучи умер еще при жизни отца, и эта территория досталась его сыну, Батыю.

Верховная же власть над монголами после смерти Чингисхана перешла к Угедею. Эти династические перипетии примерно на десятилетие задержали вторжение татаро-монголов на русскую землю, и только в конце 1237 г. полчища Батыя, разгромив войско волжских болгар и разорив их столицу, вступили в южную часть Рязанского княжества. Разорение монголами Руси и последовавшее за этим событием более чем двухвековое татаро-монгольское иго – предмет следующей главы.

В заключение отметим, что переселение при смещении центра Киевской Руси на северо-восток государства проливает свет на важные аспекты сложной проблемы разделения единого славянского племени руссов на русский, украинский и белорусский народы. Эта проблема стала особенно актуальной после распада Советского Союза в 1991 г. Главными причинами начавшегося с середины XII в. перемещения центра Руси и запустения приднепровских земель, как уже говорилось, были постоянные княжеские усобицы и вызванные ими кровавые войны, а также разорительные набеги половцев и других степных орд. Ключевской отмечает некоторые внутренние обстоятельства процесса, среди которых выделяет социальное расслоение общества, начавшееся сразу после христианизации страны, – появление слоя богатых и, как правило, хорошо образованных землевладельцев, уделявших мало внимания ведению своего хозяйства и использовавших неэффективный рабский труд; в XIII и XIV вв., разумеется, надо добавить нашествие татаро-монголов. Миграция беженцев происходила преимущественно в двух противоположных направлениях – на северо-восток и на запад, причем движение в Галицкое и Волынское княжества и юго-восточные области Польши было интенсивнее, чем на восток и север. Примерно через три столетия, в конце XV в., потомки беженцев начали возвращаться в сравнительно спокойные тогда области Приднепровья, принеся с Запада элементы европейской ментальности, культуры и некоторую склонность к католичеству; это обстоятельство сыграло, по-видимому, важную роль при формировании украинской нации. Правда, население Левобережной Украины имеет иное происхождение, особенно Слободской, или Украйны, как ее называли авторитетные историки XIX и начала XX вв.

2. Общинный быт восточных славян был в корне разрушен массовым крещением Киевской Руси равноапостольным князем Владимиром Святым. Это крещение по своему характеру существенно отличалось от описанного в главе 1 первого крещения Киевской Руси в IX в., которое затронуло преимущественно наиболее образованную верхушку общества, просвещенную чтением Священного Писания, и потому акт обращения происходил тогда сознательно и добровольно. Владимир же для крещения Руси использовал свою власть великого князя, нередко применяя насилие, особенно в северо-восточных областях государства, где языческие корни религии местного населения, в большинстве своем неславянского, были особенно сильны. В «Повести временных лет» приведены случаи волнений среди не желавших креститься язычников; их зачинщиками были обычно волхвы; в разделе за 1071 г. записано: «Однажды во времена неурожая в Ростовской области явились два волхва из Ярославля… убивали многих жен, а имущество их забирали себе. И пришли на Белозеро, и было с ними людей триста. В это же время случилось Яню, собирая дань, прийти от князя Святослава, и поведали ему белозерцы, что два кудесника уже убили много жен по Волге и Шексне и пришли сюда… В лесу убили кудесники Янева попа. Янь же сказал белозерцам: «Если не схватите этих волхвов, не уйду от вас весь год». Спросил Янь у захваченных волхвов: «Чего ради погубили столько людей?» Те же сказали: «Если истребим их, будет изобилие»… И сказал Янь гребцам: «У кого из вас кто из родни убит?» Они же ответили: «У меня мать, у того сестра, у другого дочь». Он сказал: «Мстите за своих». Они же, схватив, убили их и повесили на дубе: так отмщение получили они от Бога по правде!… и так погибли они, по напущению бесовскому другим пророчествуя, а своей гибели не предвидя». Под этим же годом в «Повести» приведен рассказ о языческом мятеже в Новгороде: «Такой волхв объявился и при Глебе в Новгороде; говорил многим, притворялся богом, и многих обманул, чуть не весь город, уверяя, будто наперед знает все, что произойдет, и хулил веру христианскую. И был мятеж в городе, и все поверили ему и хотели погубить епископа. Епископ же взял крест в руки и надел облачение, встал и сказал: «Кто хочет верить волхву, пусть идет за ним, кто же верует Богу, пусть ко кресту идет». И разделились люди надвое: князь Глеб и его дружина пошли и стали около епископа, а люди все пошли к волхву. И начался мятеж великий между ними. Глеб же взял топор под плащ, подошел к волхву и спросил: «А знаешь ли, что будет с тобою сегодня?» – «Чудеса великие сотворю», – сказал. Глеб же, вынув топор, разрубил волхва, и пал он мертв, и люди разошлись. Так погиб он телом, а душа предалася дьяволу». Из летописей известно, что один из первых ростовских епископов св. великомученик Леонтий погиб около 1075 г. от рук язычников, поднявших мятеж против массового введения христианства. Это, как сказали бы сейчас, насилие над свободой совести, привело сперва к откровенному двоеверию, а затем, когда язычество постепенно было вытеснено из сознания в сферу бессознательного, оно, смешиваясь с элементами христианства, до основания пронизало быт простого народа, укрепив тем самым новую религию, пусть и ценою некоторых искажений. Такой генезис привел к своеобразию русского Православия, сделав его отличным от Православия, например, греков, хотя литургика и догматика у всех православных общая. Весьма вероятно, что одной из главных причин скорого и неожиданного успеха антирелигиозной пропаганды в Советском Союзе после падения царизма и переворота 1917 г. было, наряду с кровавым преследованием верующих и их пастырей, коренное разрушение всего прежнего быта – цемента русского Православия.

Архангел Гавриил.

Фреска Мирожского монастыря. Начало XII в.

В 1909 г. в московском издательстве «Польза» вышла книга «История религии», составленная группой известных историков религии и богословов; основным автором раздела, посвященного русскому Православию, был П. Флоренский. Там, в частности, говорится: «Русская вера сложилась из взаимодействия трех сил: греческой веры, принесенной нам монахами и священниками Византии, славянского язычества, которое встретило эту новую веру, и русского народного характера, который по-своему принял христианство и переработал его в своем духе». Из Византии в русское Православие перешло, в частности, и консервативное, строгое отношение к церковному обряду, исполнение которого, граничащее со скрупулезностью, нередко считалось важнее следованию нравственным нормам. Такие коренные для христианства понятия, как спасение и грех, отсутствующие в славянском язычестве, были достаточно быстро и основательно усвоены россиянами, заметно изменив характер народа.

Православный принцип «симфонии» в отношениях между церковной и светской властями ни в Византии, ни в России прежде не удавалось реализовать, поскольку государи твердо усвоили известные слова апостола: «нет власти не от Бога… ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро» (Рим 13:1,4). А поскольку для действий Бога не существует регламентирующих норм, они абсолютно свободны, то и для Его наместников на земле, как говорится, закон не писан. И потому князья и цари не желали признавать власть церкви даже в делах духовных. В основных чертах эта ситуация начала складываться еще при Владимире и его ближайших премниках. В России наиболее активной и продуманной попыткой преломить цезаро-папизм стала деятельность патриарха Никона во второй половине XVIII в., однако и она в конце концов окончилась неудачей. Реакцией на подобные притязания церковной власти стало учреждение Петром I Святейшего Синода, превратившего Русскую Церковь, по сути, в один из государственных департаментов. Так идея царя, поставленного на правление Богом, тесно переплелась с русским Православием, породив пресловутую формулу «самодержавие, Православие, народность», которая впоследствии стала лозунгом черносотенцев, а в наше время поддерживает настроения ксенофобии (ξενοζ – чужой, ϕοβοζ —нетерпимость, вражда, боязнь) среди малопривлекательной части общества, преимущественно молодого возраста. Для христианина, по словам апостола, не должно быть «ни эллина, ни иудея», так что само сочетание истинного Православия и народности содержит в себе противоречие, способное соблазнить верующего. Тем не менее, в упомянутой книге «История религии» о. П. Флоренский утверждает, «что христианство в нынешних формах не походит на христианство учеников Иисуса – этого нельзя отрицать. Но… в Церкви, как она сейчас существует, сохраняется христианство настолько чистым, насколько вообще может сохраниться не замутненным божественное, влитое в земные сосуды». Несмотря на указанные трудности, которые осложнялись кровавыми княжескими междоусобицами, можно утверждать, что христианизация Киевской Руси уже с первых своих шагов принесла ощутимые положительные плоды, прежде всего в деле нравственного воспитания народа и повышения уровня его образованности.

Идея спасения как основа христианской религии и связанные с ней понятия греха, покаяния и воздаяния, отсутствовавшие в язычестве славян, глубоко проникли в души верующих. В качестве важных черт русской религиозности следует отметить также склонность к делам милосердия и всепрощения. Уже Владимир Великий дал этому яркие примеры, о чем многократно свидетельствует «Повесть». Сказанное объясняет, отчего главным праздником русского Православия является Пасха – Святое Христово Воскресенье, без которого, по словам апостола, «тщетна вера наша». Как утверждал Гоголь в письме «Светлое Воскресенье» из «Выбранных мест»: «У нас прежде, нежели во всякой другой земле, воспразднуется Светлое Воскресенье Христово!», а Вл. Соловьев в одном из своих «Пасхальных писем» писал с присущим ему блеском: «Если бы Христос не воскрес… мир оказался бы бессмыслицею, царством зла, обмана и смерти. Дело шло не о прекращении чьей-то жизни, а о том, прекратится ли истинная жизнь, жизнь совершенного праведника. Если такая жизнь не могла одолеть врага, то какая же оставалась надежда в будущем? Если бы Христос не воскрес, то кто же мог бы воскреснуть? Христос воскрес!»

А современный историк русской религиозной философии Зеньковский во вступительной главе своего многотомного труда на эту тему писал: «Восприятие мира в лучах пасхальных переживаний лежит в самом центре русского религиозного сознания, – и без этого его не понять». О склонности русского народа к покаянию и милосердию говорит замечательное стихотворение Некрасова «Влас». Кровопийца и разбойник Влас «Брал с родного, брал с убогого,/ Слыл кощеем-мужиком;/ Нрава был крутого, строгого…/ Наконец и грянул гром!/ Власу худо, кличет знахаря, – / Да поможет ли тому,/ Кто снимал рубашку с пахаря,/ Крал у нищего суму?/…Влас увидел тьму кромешную/ И последний дал обет…/ Внял Господь – и душу грешную/ Воротил на вольный свет./ Роздал Влас свое имение,/ Сам остался бос и гол/ И сбирать на построение/ Храма Божьего пошел./ С той поры мужик скитается/ Вот уж скоро тридцать лет,/ Подаянием питается —/ Строго держит свой обет./…Ходит в зимушку студеную,/ Ходит в летние жары,/ Вызывая Русь крещенную/ На посильные дары, – / И дают, дают прохожие…/ Так из лепты трудовой/ Вырастают храмы Божии/ По лицу земли родной…»

Главной задачей молодой церкви в рассматриваемый период, если говорить о ее земных делах, была, несомненно, деятельная забота о сохранении единства государства и мира в отношениях между многочисленными княжествами, на которые тогда разделилась Киевская Русь. С этой задачей Церковь справлялась довольно успешно. Итог двухвекового распространения и укоренения христианства в Киевской Руси можно резюмировать следующим образом: нравственная польза и уровень образованности благодаря принятию христианства существенно выросли за это время; христианство способствовало также уменьшению числа межгосударственных войн в государстве и смягчило их характер, тем самым подготовив достойную встречу тяжелого и долгого испытания – татаро-монгольского ига. Религиозность населения и деятельность православной Церкви помогли России с твердостью выдержать это иго и избавиться от него.

Полноценная жизнь Церкви невозможна без четких правил внутреннего распорядка, поэтому еще Владимир Святой сразу же после крещения Руси принял привезенный из Византии свод церковных законов, так называемый Номоканон (вернее, это были два документа), из которых выбрали для русского варианта то, что иерархи считали нужным. Первый Номоканон был составлен в VI в. антиохийским епископом Иоанном Схоластиком, ставшим впоследствии константинопольским патриархом, а второй был составлен патриархом Фотием, о великих делах которого было много сказано в первом томе. Фотий хорошо понимал необходимость распространения Православия в славянские страны и деятельно этому способствовал. Он был главным организатором миссии равноапостольных святых братьев Кирилла и Мефодия, которые перевели на славянский язык Номоканон Иоанна Схоластика, и этот свод через Болгарию попал в Киевскую Русь, по-видимому, еще до Владимира. Оба Номоканона в первой своей части содержали законы собственно церковные, основанные на Св. Писании и на правилах, утвержденных первыми семью Вселенскими Соборами. Во второй части обоих Номоканонов были перечислены гражданские права, предоставленные светской властью и Церковью, извлеченные преимущественно из указов кодекса Юстиниана по этому поводу. Согласно уставу Владимира, церковный суд распространяется как на служителей Церкви, так и на мирян. Как и в греческом Номоканоне, люди церковные подлежали ведомству и суду только своего непосредственного начальства, митрополитов и других иерархов, и подчинены светской власти. Что касается христиан-мирян, то они предстают перед церковным судом лишь за преступления против веры и Церкви: за исповедание еретических взглядов, святотатство, ограбление мертвых тел, волхование и т. п., а также за преступления против духовной чистоты, к которым относятся дела семейные, противоестественные пороки, отказ матери от незаконнорожденного ребенка, нанесение жене тяжелых побоев, некоторые случаи наследственных тяжб. Церковные деятели иногда приходили к великому князю с просьбой ужесточить или смягчить гражданский кодекс. Так, когда на Руси умножились разбои и грабежи, епископы потребовали от Владимира казнить разбойников, на что князь ответил, что боится греха. Тогда епископы сказали: «Ты поставлен от Бога на милость добрых и на казнь злым, так что разбойников следует казнить, но лишь после испытания другими наказаниями». И Владимир, согласившись, ввел в закон смертную казнь. Особенно внимательно ко мнению Церкви прислушивался, как гласит летопись, сын Владимира Ярослав Мудрый, который «очень любил попов, но более остальных – черноризцев (монахов)». При Ярославе церковная юрисдикция получила дальнейшее развитие. «Русская правда» и церковный устав были составлены Ярославом в конце его жизни совместно с первым митрополитом – русичем Иларионом: «Князь великий Ярослав, сын Владимира, продолжая дело отца своего, вместе с митрополитом Иларионом по грецкому Номоканону решили, как совершать суды по всем областям, где есть христиане».

Макарий в своей «Истории» пишет: «Церковный устав Ярослава, который был продолжением и раскрытием устава Владимира, имел, подобно последнему, общее значение в земле Русской как данный самовластием ее и великим князем. Удельные князья делали частные применения устава в своих княжествах по своему усмотрению, как можно заключить из сохранившихся уставов новгородских князей Всеволода и Святослава». Вклад Владимира и Ярослава в русскую жизнь образно сравнивает один из известных летописцев того времени: «Подобно тому, как если кто-нибудь распахал землю, а другой посеял, а иные за ними стали бы пожинать и есть пищу обильную, так и князь Владимир распахал и умягчил сердца людей, просветивши их Крещением; сын же его Ярослав засеял их книжными словами, а мы пожинаем теперь книжное учение. Велика польза от учения книжного: из книг учимся путем покаяния. В словах книжных обретаем мудрость и воздержание, это – реки, наполняющие вселенную, это – источник мудрости, в них бездонная глубина, ими утешаемся в печали, они – узда воздержания».

Устюжское Благовещение.

Икона. 30-е – 40-е гг. XII в.

Материальных источников существования российской Церкви было несколько: во-первых, установленная при постройке Десятинной церкви десятина. Подобный дар был установлен Ярославом для церкви Бориса и Глеба в Вышгороде, а удельные князья старались подражать в этом великим князьям. Далее следуют так называемые судные пошлины. В уставе Ярослава упомянута система выкупов за судебные постановления, а также пошлины в судах в пользу митрополита и епископов. Третьим источником было жалованье от князя – так Ярослав, по словам летописца, ставя по городам и весям церкви и их служителей, «давал им от имени своего урок». Уже при первых христианских князьях на Руси Церковь стала пользоваться добровольными приношениями прихожан за исполнение церковных треб, как это издавна велось в Восточной Церкви.

Монастыри всегда играли важную роль в жизни Восточной Церкви, но на Руси с момента принятия христианства отношение к ним и к их насельникам-монахам граничило с поклонением. В «Житии Феодосия» Нестор-летописец писал, что «монахи сияют и по смерти, как светила», т. е. в народе еще при жизни их приравнивали к святым.

Сведения о начале русского монашества в сохранившихся летописях отсутствуют, и монастыри упоминаются впервые под 1037 г. Карташев объясняет это странное обстоятельство политическими мотивами – желанием официального Киева показать, что все, связанное с христианством, появилось благодаря Владимиру и Ярославу, так что все документы, свидетельствующие против такого утверждения, подлежали уничтожению. Однако предание упоминает о монастырях, построенных до Владимира, но, конечно, после первого крещения. Митрополит Иларион, рассуждая о водворении на Руси христианства, говорит: «На горах были монастыри и черноризцы явились», а первый киевский митрополит Михаил основал монастырь и деревянную церковь во имя своего ангела, архистратига Михаила. На пирах Владимира, как говорит монах Иаков, «поставлены трапезы митрополиту с епископы и с черноризцы и с попы». Во времена Ярослава, который любил монахов «до излиха», монастыри начали умножаться. Одновременно со строительством Софийского собора Ярослав построил в Киеве два монастыря: первый во имя своего ангела, Георгиевский, а второй – во имя ангела своей жены Ирины. Это были, по-видимому, первые княжеские монастыри, которых впоследствии стало множество. «Многие монастыри – пишет летописец, – от князей и бояр и от их богатства поставлены, но не так, как те, что поставлены слезами, постом, молитвою, бдением». Князья строили монастыри не столько для монахов, сколько для себя, чтобы при жизни и после смерти иметь собственных молитвенников за свою душу и души своих близких.

Первое подробное описание истории и деятельности монастырей в России связано с Киево-Печерской лаврой. Здесь можно назвать раздел «О постановлении монастыря Печерского» Киево-Печерского патерика, «Житие Феодосия Печерского», написанное Нестором-летописцем, подробный рассказ о монахах в «Повести временных лет» и ряд других материалов. Историю этого монастыря обычно начинают с описания того, как преподобный Иларион вырыл себе под Берестовом возле Киева пещеру в горе над Днепром. Эту пещеру после возведения Илариона в сан митрополита занял преподобный Антоний Печерский, пришедший туда с Афона, где игумен монастыря постриг его в монахи с именем Антоний (в честь Антония Великого – отца восточного монашества) и сказал: «Иди снова на Русь и да будет на тебе благословение святой горы, ибо от тебя многие станут чернецами». Вокруг Антония поселилось много монахов, но от игуменства он отказался, не захотев покинуть свою пещеру и жизнь отшельника. Игуменом был назначен Варлаам, а затем – преподобный Феодосий Печерский, который считается основателем монастыря, поскольку дал устав и организовал монашескую жизнь. Сперва монахи жили в пещерах, оттуда пошло название монастыря, а затем Феодосий выстроил церковь и помещения для коллективной жизни насельников. В качестве устава Феодосий взял знаменитый устав Студийского константинопольского монастыря, который был привезен в Киев из Константинополя митрополитом Георгием. «И ввел Феодосий устав в монастыре своем – как петь пения монастырские, и как класть поклоны, и как читать, и как стоять в церкви, и весь распорядок церковный, и на трапезе поведение, и что вкушать и в какие дни – все это по уставу… От того же монастыря переняли все монастыри этот устав, оттого и почитается монастырь Печерский старше всех», – так писал Нестор-летописец в «Повести временных лет». Имеются надежные свидетельства о постройке в домонгольское время в одном только Киеве шестидесяти монастырей. Распространение христианства сопровождалось постройкой монастырей и на периферии государства. Этот процесс стал особенно интенсивным с конца XI – начала XII вв. Прежде всего следует упомянуть Новгород, где число монастырей к XIII в. превысило число киевских. Гораздо меньше в домонгольское время было построено монастырей в северо-восточной Руси – там к XIII в. насчитывалось всего около двух десятков монастырей, преимущественно княжеских. В юго-западных землях Руси, которые к началу XIII в. стали гораздо влиятельнее в политическом отношении, чем киевское княжество, также строились монастыри, но там возникали серьезные проблемы с принятием устава, поскольку значительная часть населения была тесно связана с католичеством.

Здесь уместно кратко охарактеризовать непростые отношения между молодой Русской Церковью домонгольского периода и Западом, а также внутриконфессионные связи Киева с Константинополем. До крещения Владимиром Киевская Русь имела тесные контакты с Западом, которые не ограничивались сношениями торговыми; были, например, нередки браки между русскими и представителями правящих фамилий Европы. Принятие Русью христианства совпало со временем горячих споров, приведших к разделению Церквей, поэтому Русская Церковь, приняв Православие, естественно заняла по отношению к Риму позицию, сходную с византийской, сперва более мягкую, однако со временем заметно ужесточившуюся. Так, согласно летописи, «вера латинская полна погибели, исповедующему ее не видеть жизни вечной и не иметь части со святыми». И еще жестче: «К вере латинской не подобает приобщаться, ни обычая их держать, ни учения их не слушать, всех их обычаев надлежит гнушаться, дочерей за них не выдавать, ни брататься с ними, ни целовать их, ни в едином сосуде есть и пить, а если придется дать пить им в своем сосуде, то затем, помыв его, сотворить молитву». Несмотря на эти строгие указания церковных иерархов, русские по натуре своей были сравнительно веротерпимы – князья брали в свои дружины варягов, исповедующих западный обряд; эти варяги часто брали в жены русских девушек. Владимир Святой продолжал обмениваться посольствами с Римом, строительство православных храмов иногда поручалось европейским мастерам. Однако отношения между Киевом и Римом со временем все более обострялись. После взятия крестоносцами в 1204 г. Константинополя, которое сопровождалось кровавыми злодеяниями и неслыханным святотатством, папа Иннокентий III, поставив, как уже упоминалось, в Константинополе католика в качестве патриарха, решил, что настала пора обратить в католичество русских. Однако его миссия была с позором отправлена назад. В 1207 г. папа повторил миссию, направив в Киев свое послание. Написав стандартное для папских посланий слова о первенстве апостола Петра, Иннокентий в угрожающем тоне продолжает так: «Обратимся к настоящему: теперь Византия с ее Церковью почти вся покорилась апостольскому трону и униженно ждет от него повелений. Ужели часть этой Церкви, Русская Церковь, не последует своему целому? Посему, любезные братья и чада, желая чтобы вы избежали бед временных и вечных, посылаем к вам возлюбленного сына нашего кардинала-пресвитера Виталиса, да возвратит он дочь к матери».

Церковь Св. Петра и Павла на Городянке. 1146 г. Смоленск.

Участь этого посольства была такой же, как и первого. Еще более враждебно к Риму отнеслась северо-восточная ветвь Русской Церкви, к тому времени значительно окрепшая. В 1231 г. попытку обратить Русь в католическую веру, столь же безуспешную, как и предыдущие, предпринял великий папа Григорий IX. В годы, непосредственно предшествующие монгольскому нашествию, даже следы былой близости к Западу исчезают вовсе, практически до нашего времени.

Отношение Русской Церкви к Константинопольскому патриархату, которому она принадлежала юридически, тоже не было в то время однозначным. По-видимому, в домонгольском Киеве были партии, по-разному относящиеся к связям с Византией, а тем более к полному подчинению Русской Церкви константинопольскому патриархату. Тем не менее, киевский период Русской Церкви можно считать византийским – Константинополь направлял своих митрополитов в Киевскую епархию и ревниво следил, чтобы его указания строго выполнялись. Правда, дважды русским удавалось, вопреки воле патриарха, ставить митрополитами своих соотечественников – это были знаменитый Иларион и Климент Смолятич. Хотя Иларион принес Русской Церкви много пользы, престол митрополита он занимал неполных два года, а затем вынужден был уступить его греку. Заметим также, что оба русских митрополита обладали, не в пример большинству присылаемых патриархом иерархов, высочайшей культурой, церковной и светской, они считались образованнейшими людьми своего времени. Несмотря на стремление русских стать независимыми от влияния Константинополя, формальная независимость Церкви пришла в России очень нескоро – собственное русское патриаршество было установлено лишь в конце XVI в.

Возвращаясь к монастырским делам домонгольского периода, следует подчеркнуть, что главной задачей монахов того времени было собственное спасение, для чего они старались держаться подальше от грешного мира. Конечно, в молитвах монахов поминались все христиане, но общение с мирским людом у них было минимальным. О монахах, которые соблазнялись свободой бродить по миру и побираться, строгие насельники говорили: «Многие, ушедшие от мира, возвращаются в мир, как псы на свою блевотину, на мирскую суету: обходят села и богатые дворы подобно льстивым псам, имея при том святительский сан». По мнению людей того времени, те из монахов, кто строго выполняет монашеский подвиг, «способны творить чудеса, изгонять бесов, исцелять больных, пророчествовать; над ними открыто небо, оттуда к подвижникам сходят ангелы». Уже тогда возникали первые способы общения монахов с мирскими христианами. Один из них был реализован так называемыми учительными монахами, ставшими прообразом будущих старцев. Уже тогда в тяжелые времена, несмотря на собственную бедность, монастыри всячески старались помочь нуждающимся, организуя бесплатные столовые и устраивая дешевые распродажи предметов первой необходимости. Несколько подробнее надлежит остановиться на значении древнерусских монастырей как центров культуры и народного просвещения. В Киево-Печерской лавре трудами преимущественно преподобного Феодосия была собрана богатая по тем временам библиотека; студийный устав требовал от иноков в свободное от главных подвигов время «прилежати к божественным писаниям». Правда, пример лавры ни в коей мере нельзя считать типичным, в провинциальных монастырях уровень образования насельников был крайне низким, как и уровень священников местных церквей. Однако именно в киевский период появляются шедевры древнерусской письменности, которые долгое время оставались недосягаемыми. Это уже упоминавшиеся «Слова» и «Поучения» Илариона и Кирилла Туровского, безымянная литературная жемчужина – «Слово о полку Игореве», духовная поэзия, былины и ряд других памятников. О творениях Илариона было достаточно сказано выше, а вот выдержки из «Притч» св. Кирилла Туровского: «Что есть древо жизни? Смиренномудрие, начало которому покаяние… Ствол того корня – благоверие. От того ствола много разных ветвей, как много видов покаяния: слезы, пост, чистая молитва, милостыни, смирение, воздыхание и прочее. Добродетельный плод тех ветвей: любовь, послушание, покорение, нищелюбие, – есть много путей спасения. Не в раю древо жизни, но в изгнании, т. е. в отлучении от сана. Изринул Бог Каина, узнав об убийстве им брата и, показав ему древо жизни, сказал так: «Стенай и содрогайся!», т. е. покайся в злобе, в зависти, в обмане, в убийстве, во лжи, смирись, постись, бодрствуй, лежи на земле. Но так как ты этого упорно не хочешь совершать, то отошел ты от Лица божьего – отсутствием страха Божья в своей душе. Если благих дел нет в нас и нет покаяния в грехах, то в каком бы мы ни были чине, далеко от Бога мы. Только близ сокрушенных сердцем Господь; смиренных духом спасет, желания страшащихся Его – исполнит». А вот еще один короткий отрывок из писаний Кирилла о воскресении: «До второго пришествия Христа нет ни суда, ни мучения никакого человеческой душе, верующей или неверующей. В пророчествах Иезекииля показал нам Бог надежду воскрешения: «Предреки, – написано у пророка, – Сын Человеческий мертвым этим костям, чтобы наросла на них плоть и натянулась кожа, чтобы явился дух от четырех ветров и вошел в этих мертвых – пусть оживут!» Это все сам Творец совершает, не изменяя порядка, первоначальный труд Свой обновляя». К сожалению, из богатейшего литературного наследия св. Кирилла, о котором упоминают современники, называя его «вторым Златоустом», до нашего времени дошли лишь девять «Слов», произнесенных в храме, три статьи, изложенных в виде притч, посланий или наставлений к инокам, а также около двадцати молитв. В заключение рассказа о творениях Кирилла Туровского приводим выдержку из «Слова на светлую Пасху»: «Ныне сугубая радость всем христианам и веселие миру неизреченное… Какая же была скорбь предшествовавшего таинства? Пред вчерашним днем Господь наш Иисус Христос как человек был распинаем, а как Бог помрачил солнце, и тьма была по всей земле; как человек, возопив, испустил дух, а как Бог потряс землю, и распались камни; как человек был прободен в ребра, а как Бог раздрал завесу древнего закона; как агнец источил кровь с водою и принес Собою жертву Богу-Отцу за спасение мира… Сошел Господь во ад, и попрал бесовское царство Крестом, и умертвил смерть, и сидящие во тьме увидели свет. Ныне же воскрес Христос из мертвых и сущим во гробах жизнь даровал, и души святых от ада вселились на небеса».

Святой Георгий. Икона. 30-е – 40-е годы XII в.

Содержание «Слова о полку Игореве» известно большинству читателей, поскольку этот изумительный литературный памятник входил в школьные курсы. Время написания «Слова» известно достаточно точно – это конец XII в. В произведении описан поход новгород-северского князя Игоря против половцев, поражение русских и пленение возглавлявших войско князей. Автор «Слова» – гениальный писатель, поэтому вместо задуманной им повести об описанном в летописях военном походе мы имеем стилистически безупречную поэму, изобилующую тонкими метафорами и яркими поэтическими символами. Трудно преодолеть соблазн процитировать хотя бы небольшой отрывок; итак: «Вступил Игорь-князь в золотое стремя и поехал по чистому полю. Солнце ему тьмой путь преграждало, ночь стенаниями грозными птиц пробудила, свист звериный поднялся… А половцы непроторенными дорогами уже устремились к Дону великому: скрипят телеги в полуночи, словно лебеди встревоженные.

Игорь к Дону войско ведет. Уже гибели его ожидают птицы по дубравам, волки грозу навывают по яругам, орлы клекотом зверей на кости зовут, лисицы брешут на червленные щиты.

О Русская земля! Уже за холмом ты!

Долго темная ночь длилась. Заря свет зажгла, туман поля перекрыл, щекот соловьиный затих, галочий говор проснулся. Русичи широкие поля червленными щитами перегородили, ища себе чести, а князю – славы».

Для автора «Слова» неудачный поход Игоря Святославича стал поводом для глубоких рассуждений о судьбе Русской земли, ее истории и будущем. Довольно точно политический аспект поэмы уловил К. Маркс: «Суть поэмы – призыв русских князей к единению как раз перед нашествием монгольских полчищ». В «Слове» одновременно присутствуют элементы фольклора и изысканная литературная стилистика, причем эти разнородные компоненты органично переплетены, опять же «неслиянно и нераздельно».

Говоря о древнерусской духовной культуре домонгольского периода нельзя обойти религиозную поэзию; ее безымянные авторы обнаружили удивительное владение словом и высокий уровень образованности. Иногда это – переложение гимнов, молитв и проповедей таких корифеев Православия, как Иоанн Златоуст, Василий Великий, которые сами обладали незаурядным поэтическим даром, иногда стихи вполне оригинальные. О знаменитой «Голубиной книге», содержание которой представляет собой ответы наживотрепещущие проблемы христианской веры, уже говорилось выше. Здесь для иллюстрации приведем два коротких стиха из сборников П. Киреевского и Кирши Данилова – «Плач земли» и «Стих о смерти».

«Плач земли»: «Растужилась, расплакалась матушка сыра земля/ Перед Господом Богом:/ «Тяжел-то мне, тяжел, Господи, вольный свет!/ Тяжеле – много грешников, боле беззаконников!»/ Речет же Сам Господь сырой земле:/ «Потерпи же ты, матушка сыра земля!/ Потерпи же ты несколько времечка, сыра земля!/ Не придут ли рабы грешные к Самому Богу/ С чистым покаянием?/ Ежели придут, прибавлю я им света вольного,/ Царство небесное;/ Ежели не придут ко Мне, к Богу,/ Убавлю я им свету вольного,/ Прибавлю я им муки вечныя,/ Поморю я их голодом голодным!»

Дмитрий Солунский. Мозаика Михайловского Золотоверхого собора. XII в.

Вообще, размышления о неизбежной смерти, загробных муках и страшном суде, по утверждению В. Зеньковского, представляют собой «основную точку во всех религиозных и философских построениях русских людей, охраняя их от смешения правды земной и правды небесной, стихий человеческой и божественной». Вот «Стих о смерти»: «Заведу я компанью,/ Я гуляю, веселюся,/ И никого я не боюся./ Я не чую скорой смерти./ Подскочила скора смерть,/ Как упал, словно с травы цвет./ Вы прощайте, друзья, братья,/ Все товарищи мои./ Не приду я боле к вам в компанью/ И не буду боле с вами советати./ Ничто да моей душе да не пособит/ И ничто моей душе да не поможет —/ Ни имение, ни богачество,/ Ни гордость-высокоумие./ Только душе пособит,/ Только ей поможет/ Тайная милостыня,/ Да ночные земные поклоны».

Говоря о древнерусской литературе, нельзя не обратить внимание на странный факт – такой литературный шедевр, как «Слово о полку Игореве», дошел до конца XVIII в. в единственном списке, да и тот с трудом был обнаружен, а литература агиографическая, житийная во все времена, с момента принятия христианства на Руси, читалась не только в монастырях, церквах, но и в домах образованных россиян. Поэтому списков с рассказами о подвигах святых сохранилось множество, хотя их художественный уровень часто невысок, а к исторической достоверности этих произведений следует относиться с большой осторожностью, как в свое время блестяще продемонстрировал Ключевский. Невостребованностью замечательных памятников древнерусской литературы, таких как «Слово о полку Игореве» или «Задонщины», можно объяснить слабое развитие этой важнейшей области духовного творчества с конца XIII в. вплоть до середины XVIII в. Затем последовал небывалый всплеск, сделавший русскую литературу XIX в. одной из величайших мировых литератур.

3. Агиографию рассматриваемого периода естественно было бы начать с житий свв. равноапостольных Ольги и Владимира, но о них уже говорилось достаточно. Поэтому, как принято во многих трудах о Русских святых, начнем с рассказа о первых святых, канонизированных русской Церковью, братьях-страстотерпцах – Борисе и Глебе. Свв. Борис и Глеб были также первыми на Руси молитвенниками «за новые люди христианские», первыми русскими чудотворцами. Житийная литература о Борисе и Глебе огромна; чтение этих произведений, начиная с первых летописей монаха Иакова и Нестора-летописца, почти современников страстотерпцев, всегда было любимым занятием грамотных россиян.

Борис и Глеб были любимыми сыновьями св. Владимира; их мать – христианка родом из Болгарии (правда, некоторые летописи называют матерью Глеба греческую царевну Анну). При крещении Борис был наречен

Романом, а Глеб – Давидом. С детских лет братья были неразлучны; характер у них был мягкий, склонный к религиозности. Старший Борис, рано пристрастившийся к чтению душеспасительных книг, читал их Глебу, при этом оба обливались слезами, когда речь шла о добровольной мученической смерти первохристиан. Преподобный Нестор так описывает их юность: «Много было сынов у Владимира, но между ними, как две светлые звезды посреди ночи, сияли Борис и Глеб. Благоверный князь отпустил всех своих сынов – каждого в его удел. Но Бориса и Глеба удержал при себе. Потому что они были еще юны, особенно Глеб. Блаженный Борис, будучи уже в разуме и исполненный благодати Божей, брал книги и читал, он был научен грамоте. Читал жития и мучения святых и, молясь со слезами, говорил: «Владыко мой, Иисусе Христе! Сподоби меня, как одного из сих святых, и даруй мне по стопам их ходить; Господи Боже мой, да не вознесется мысль моя суетой мира сего, но просвети сердце мое на уразумение Твоих заповедей и даруй мне дар, какой даровал Ты от века угодникам Твоим…» Когда он молился таким образом непрестанно, св. Глеб слушал его, сидя, и не отлучался от блаженного Бориса, но с ним пребывал день и ночь, слушая его. Был же Глеб юн телом, но стар умом, много подавал милостыни нищим, вдовицам и сиротам… И любил их отец, видя на них благодать Божью». Когда братья выросли, Владимир дал им уделы: Борис получил сперва Муром, а затем Ростов Великий; Глеб после Бориса получил Муром.

В 1015 г. св. Владимир тяжело заболел и вызвал Бориса, который явился к нему со словами: «Готов я перед очами твоими свершить, что велит воля сердца твоего». Тогда Владимир дал Борису воинов и послал его в поход против печенегов. Не встретив врага, Борис собрался в обратный путь, но тут вестник поведал ему, что Владимир умер. Старший сын Владимира Святополк решил любой ценой завладеть престолом, для чего ему надо было избавиться от наиболее вероятных преемников Владимира – Бориса, Глеба, Святослава Древлянского. Когда Борис возвращался в Киев, чтобы почтить память умершего отца, Святополк, прозванный потомками Окаянным за коварство и жестокость, подослал к брату убийц. Перед этим воины предлагали Борису выгнать Святополка и стать великим князем, но он отказался со словами: «Не подниму я руки на брата старейшего; умер отец мой, пусть он будет мне вместо отца» – и распустил войско. Поняв, что ему предстоит принять смерть от брата, Борис не противился, повторяя: «Если кровь мою прольет, мученик буду Господу моему» – и горячо молился: «Господи Иисусе Христе, который по Своей воле был распят и принял страдания ради избавления нас от грехов! Сподоби и меня принять страдания ради Слов Твоих. Слава Тебе, что сподобил меня убежать от прелести жизни сей и взять на себя подвиг мученика. Учти, Господи, что не противлюсь и не возражаю». Убийцы настигли Бориса на берегу р. Альты и пронзили копьями Бориса и его слугу, а затем добили их мечами. Тело

Бориса тайно привезли в Киев и похоронили в Вышгороде в церкви Св. Василия. Так же коварно и хладнокровно Святополк убил Глеба, солгав ему, что отец болен и ждет его в Киеве, хотя Владимир был уже мертв. Убийцы, посланные Святополком Окаянным, настигли Глеба на р. Смядыни. Как ни уговаривал князь пощадить его юную жизнь, все было напрасно, тогда он стал молиться так: «Да избавятся от вечных мук любимый отец мой Василий (так нарекли св. Владимира при крещении), и мать, госпожа моя, и ты, брат Борис, – наставник юности моей, и ты, брат и пособник Ярослав. И ты, брат и враг Святополк, и все вы, братья и дружина, пусть все спасутся! Уже не увижу я вас в жизни сей, ибо разлучат меня с вами насильно». Зарезать Глеба заставили его повара, как принесенного в жертву агнца. Последними словами юного князя были: «Это не есть убийство, а – сырорезание». Тело Глеба бросили в лесу, где его нетленные мощи были найдены охотниками почти через пять лет и похоронены рядом с Борисом в церкви Св. Василия. В 1021 г. Ярослав поставит там церковь в честь братьев-мучеников. В день ее открытия собралось множество народа, и во время литургии на глазах у всех хромой, ползавший до этого у раки братьев-страстотерпцев, твердо стал на ноги. Чудеса совершились и в мае 1072 г., когда Изяслав, сын Ярослава, перенес мощи святых в построенную им в честь великомучеников каменную церковь. В рукописи XII в. есть текст службы, которая свершается по случаю перенесения мощей Бориса и Глеба: «Придите восхвалить чудотворцев и мучеников: пострадав, они победили врага и ныне, светло украшенные, радостно предстоят Христу. И мы с любовью прославляем память их песнями, взывая к ним: радуйтесь, заступники вселенной и поборники на врагов; радуйтесь, врачи болящих и прогонители демонов; радуйтесь, любезная чета прекрасных братьев, любимых Христом». Федотов называет чин «страстотерпцев», ведущее свое начало от свв. братьев, самым парадоксальным чином русских святых, не имеющим сколько-нибудь четкого аналога в других Церквах. Конечно, аспект непротивления в их жизни – один из главных, но важнее – «подражание Христу» и святым мученикам. Поэтому подобно Христу, небесному покровителю всего человечества, Борис и Глеб считаются первыми небесными покровителями Руси. Известна легенда о видении Пелгусия, одного из соратников Александра Невского, во время битвы русских со шведами в 1240 г.: на рассвете он увидел плывущее по устью Невы судно, посреди которого в красных одеждах стояли святые мученики Борис и Глеб. Гребцы были словно окутаны мглой. Пелгусий услышал, как Борис громко сказал брату: «Брат Глеб, повели грести быстрее, чтобы успели мы помочь нашему родственнику князю Александру». Пелгусий рассказал о видении Александру и спустя некоторое время вдохновленный обещанной помощью небесных покровителей князь повел свою дружину в бой, в результате которого русские победили, а Александр за эту победу был назван Невским.

Успенский собор. 1158–1185 гг. Владимир

Как уже говорилось, средоточием и оплотом православной веры в Киевской Руси были монастыри, главным из которых следует считать Киево-Печерский. Монастыри на Руси появились до него, но налаженная монастырская жизнь с четким уставом, повторявшим знаменитый студийный, началась в Киево-Печерской лавре стараниями преподобных Антония и Феодосия, о чем упоминалось выше. Антоний был учителем Феодосия, но рассказ о них начинать принято с Феодосия, который внес вклад первостепенной важности в дело монашеского движения на Руси. Феодосий был канонизирован Русской Церковью вскоре после свв. Бориса и Глеба и стал первым ее преподобным. Подобно тому, как Антония Великого считают отцом восточного монашества, хотя у него был учитель – Павел Фивейский, преп. Феодосия можно назвать отцом русского монашества.

Родился св. Феодосий под Киевом, в г. Василькове, но вскоре его семья переехала в Курск. Он рано лишился отца, а его мать была суровой женщиной и нередко била его. С детства он был склонен к размышлениям и молитвам. Юношей он решил убежать в Святую Землю, примкнув к группе странников из Иерусалима, но мать догнала паломников, связала сына и долго держала взаперти. Однако заставить Феодосия заняться мирскими делами она не смогла – ежедневно бывал он в соседней церкви, где занимался выпечкой просфор для причащения. Феодосий попросил кузнеца сковать ему тяжелые цепи и носил их под одеждой. Вскоре он воспользовался удобным случаем и убежал в Киев, чтобы принять там монашеский постриг. Там нашел он пещеру Антония и умолил преподобного разрешить ему стать его учеником. Вскоре мать Феодосия разыскала сына, но все попытки увезти его домой были безрезультатными. Феодосий ей сказал: «Если хочешь часто видеть меня, постригись в одном из киевских монастырей, тогда будешь приходить сюда и видеться со мной и душу свою спасешь. А не поступишь так, никогда больше не увидишь меня» – и долго молился, чтобы мать послушала его. Как написано в «житии Феодосия»: «И услышал Господь молитву угодника своего, и пришла к нему мать со словами: «Чадо, я сделаю, как ты хочешь. Я проведу остаток дней моих в монастыре. Ты научил меня, я поняла, что мир этот кратковременный – ничто». «И послал ее св. Антоний в женский монастырь Св. Николая, где она после пострига прожила еще много лет».

Став игуменом монастыря, Феодосий продолжает аскетические подвиги, даже усложняет их – днем трудится, занимаясь вместе с иноками ремеслом портного и сапожника, работает в поле, перемежая эти мирские занятия продолжительными молитвами. Плоды своих трудов монахи продавали мирянам, а на вырученные деньги покупали зерно для выпечки просфор. Ночью Феодосий почти непрестанно горячо молится, своим поведением вполне оправдывая данное ему при рождении имя (Феодосий – «данный Богу»), целиком посвящая себя Богу.

В 1062 г. на территории монастыря была воздвигнута церковь во имя Пресвятой Богородицы и построены помещения для общежития. Регулярно обходил преподобный келии монахов, чтобы убедиться своими глазами в их усердии. Над Феодосием, а иногда над монастырем видели люди сияние, как через семь с лишним столетий видели сияние над преподобным старцем Серафимом Саровским. Творил св. Феодосий чудеса еще при жизни – так, например, он чудесным образом спас монастырь от разграбления, испугав разбойников пением, исходившим из пустой церкви; много раз, по рассказам келаря, Феодосий своими молитвами спасал монастырь от нужды. Вот как описывает Нестор конец жизни преподобного Феодосия: «Позвал Феодосий иноков и объявил, что настал час отойти ему к Господу. Благословил блаженный Феодосий на игуменство черноризца Стефана, начальника церковного хора, а братии объявил: «В субботу, после восхода солнечного, оставит душа моя тело мое»… Видя великую скорбь братии, утешал их Феодосий, обещая: «Хотя телом отхожу от вас, но душою навсегда останусь с вами. Но знайте, за каждого из вас, кто умрет в монастыре или же будет отослан игуменом, даже если и согрешит он, я отвечу перед Господом. А если кто уйдет по своей воле – до того мне дела нет». А затем лег на одр свой, сложил крестообразно руки и передал святую душу свою в руки Божии. Горько плакала братия над телом его, отнесли Феодосия в пещеру и положили там, запечатав гроб и весь день пребывая без пищи. Умер отец наш Феодосий в год 1074 месяца мая в третий день, в субботу, после восхода солнца». Феодосий был суровым аскетом, но он хорошо понимал, что этот подвиг может выдержать не каждый монах, а излишнее насилие над собой здесь ни к чему. Пещера – «место скорбно и тесно», так что слабый может здесь легко соблазниться, поэтому Феодосий для большинства иноков построил над пещерами кельи, а сам и несколько сильных духом затворников остались в прежнем жилище и продолжили свой аскетичный подвиг. Святой запрещал монахам «печься о завтрашнем дне», считая этот запрет залогом процветания монастыря. Это, как называет подобный порядок Федотов, «расточительное милосердие» противоположно тому хозяйственному началу, которое культивировалось в дальнейшем во многих русских монастырях (достаточно вспомнить устав Иосифа Волоцкого и дела его последователей, иосифлян). Основой монашеской жизни Феодосий считал аскетику, однако при этом он много сил и времени уделял общественному служению, активным контактам с верующими мирянами и светской властью. Необходимость тесных связей с миром, гармонично сочетающихся с аскетическим началом как приматом монашеского подвига, – главный завет преподобного Феодосия русскому монашеству. Закончим рассказ о св. Феодосии выдержкой из книги Федотова «Святые Древней Руси»: «Феодосий не только встречает мир у врат своей обители, но сам идет в мир: мы видим его в Киеве, на пирах, в гостях у бояр. Он умел соединять со своими посещениями кроткое учительство… Однако тихий наставник становился неотступным и твердым, когда речь шла о поруганной правде… Служение правде неизбежно приводит святого в столкновение не только с судьями, но и с князьями. Его борьба с князем Святославом, незаконно захватившим великокняжеский престол, символизирует отношение Церкви к государству в домонгольской Руси… Проявляя немалое смирение, Святослав вынужден приехать в монастырь мириться… Таков Феодосий – далекий от односторонности и радикализма. Живущий целостной полнотой христианской жизни; свет Христов как бы светит из глубины его духа. Таким остался преподобный Феодосий в истории русского подвижничества, как его основоположник и образ». Поэтому неудивительно, что в сознании россиян св. Феодосий заслонил своего учителя преподобного Антония и даже великого митрополита св. Илариона, чья пещера была первой на территории Киево-Печерской лавры и о котором уже говорилось выше.

Киево-Печерская лавра явилась достойным образцом для большинства монастырей на территории Киевской Руси в домонгольскую пору.

Среди устроителей этих монастырей следует прежде всего назвать преподобного Авраамия Смоленского. Имеется подробное и хорошо сохранившееся «Житие и терпение св. Авраамия», составленное его учеником Ефремом, что значительно упрощает задачу автора книги. «Житие» образно рисует яркую и самобытную личность преподобного, которого Федотов считает «страстотерпцем православного гнозиса». Есть основание полагать, что был св. Авраамий первым русским богословом и религиозным учителем, за что страдал всю жизнь от малограмотной монашеской братии. Так, Ефрем пишет: «В чтении божественных книг Св. Писания Авраамий постоянно упражнялся, и отверз ему Господь ум, чтобы уразумел он все темные и неудобовразумительные, таинственные места Писания. Чтобы не только сам понимал, но и другим мог объяснить, преподал благодать устам его… И слово его находило отклик в тех, кто его слушал, а слушать его могли не только иноки, но и мирские люди… Некоторые же черноризцы, завидовавшие ему, укоряли его и досаждали пакостями и озлоблениями, а игумен говорил: “Весь город к себе обратил, гордишься, тщеславлясь, что ты начитан и учишь лучше нас. Прекрати свои поучения, поскольку я за тебя отвечаю перед Богом”».

Родился и воспитывался св. Авраамий в Смоленске в середине XII в. в многодетной семье (у родителей он был тринадцатым ребенком и первым долгожданным сыном). Он получил неплохое образование и с детских лет полюбил церковное пение и службы. Смоленск того времени считался городом духовно просвещенным – старшим современником Авраамия был знаменитый митрополит Климент Смолятич, «книжник и философ, какого в русской земле еще не бывало», второй после Илариона митрополит из русских. Авраамий смолоду готовил себя к монашескому служению, и потому категорически отказался от брака, несмотря на уговоры родителей. После их смерти Авраамий раздал немалое свое наследство церквам, монастырям и нищим, а сам «облекся в худые одежды и стал похожим на нищих, уподобился юродивым, насмехаясь над миром и прелестями его». Это юродство, возможно, было данью юношескому максимализму, а возможно, имело более глубокие корни; во всяком случае, он может считаться одним из первых среди многочисленных юродивых, сыгравших в XIV–XVII вв. значительную роль в истории русского Православия. Вскоре Авраамий постригся в иноки в Богородицком Селищенском монастыре под Смоленском. Более всего преподобный любил чтение душеполезных книг, среди которых выделял творения Антония Великого, Иоанна Златоуста, Ефрема Сирина, а также Печерских угодников Антония и Феодосия. Проведя в обители почти 30 лет простым монахом, Авраамий в 1198 г. по настоянию игумена принял сан священника. Однако вскоре кознями некоторых монахов, о чем уже говорилось, преподобный был изгнан из своего монастыря. В 1203 г. Авраамий поселился в смоленском Крестовоздви-женском монастыре и здесь история его гонений повторилась, но приняла гораздо более жесткие формы. Игумен и черноризцы говорили: «Откуда этот новый святой и учитель явился к нам. Лицеприятием и лже-словием своим всех обольстил». Далее в «Житии» читаем: «Сговорились они между собою и пришли на двор к епископу Игнатию (случилось же тогда и князю быть у епископа), и клеветали на Авраамия: иные говорили, что он еретик и волхв, иные же, что он скверный грешник и во многих беззакониях повинен и смертной казни достоин. Епископ и князь прислали слуг привести Авраамия, те пошли и, найдя преподобного в келии на молитве стоявшего, словно злодея, вели его, ругаясь над ним, толкая и словами хульными его осыпая… После многих разбирательств судьи не нашли никакой вины, но только клевету. Святой же стоял, словно агнец среди волков, одного только свидетеля своей невиновности имея – Бога и, молясь ему о своих клеветниках, повторял слова первомученника: «Господи, не вмени им греха сего!»… Епископ, чтобы усмирить мятеж клеветников, отправил преподобного в тот монастырь, где он принял постриг, запретив ему служить литургию».

За несправедливость к своему угоднику послал Бог на Смоленск великую засуху. Тогда призвал епископ к себе Авраамия и просил у него прощения, говоря: «Прости меня, раб Христов, в неведении совершившего против тебя! Прости граждан, которые послушали клеветников! Помолись за нас Богу, да помилует нас дождем». Услышал Господь молитву святого и послал обильный дождь. Вскоре после этого епископ Игнатий выстроил храм во имя Пресвятой Богородицы и монастырь при нем, а Авраамия пригласил в него игуменом и архимандритом. В нем преподобный прожил оставшиеся годы своей жизни, руководя монастырем и наставляя верующих ко спасению. Федотов справедливо замечает, что в XII в. богословствующему христианину нетрудно было уклониться от православного учения. Так, в соседней Болгарии в это время распространилось богохульная ересь, включавшая элементы манихейского дуализма. Недруги обвиняли Авраамия, и, возможно, не без основания, говоря, что он «голубинные (или «глубинные») книги почитает», – здесь, по-видимому, имеются в виду книги эсхатологического содержания, пророчествующие о конце света и, как правило, апокрифические. Для более четких соображений о богословских взглядах преподобного у современных исследователей нет достаточных оснований. Вообще же св. Авраамий обладал разносторонними талантами – он писал иконы для монастырских храмов, ему принадлежат «Слова», свидетельствующие о его незаурядном церковном красноречии.

Говоря о литературных шедеврах домонгольской Руси, имеют в виду прежде всего «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона, «Слово о полку Игореве» и творения св. Кирилла Туровского. О св. Кирилле упоминались ранее, приведем здесь лишь некоторые биографические подробности и краткие выдержки из его произведений в добавление к тому, что уже было сказано в предыдущем пункте.

Церковь Покрова на Нерли. 1158–1165 гг. Владимирская область.

Родился св. Кирилл в г. Турове, на реке Припяти, в богатой семье и получил хорошее образование под руководством, по-видимому, учителя-грека, которых немало тогда проживало в Киевской Руси. Об этом свидетельствуют характер и стиль его литературных трудов. Отказавшись от наследства, Кирилл принял монашество в туровском Борисоглебском монастыре. Кирилл с юношеских лет был склонен к аскетическим подвигам; не довольствуясь общей монашеской аскетикой, он по примеру великих столпников Востока, первым из русских начал подвизаться на столпе. Правда, архиепископ Филарет и Федотов в своих книгах пишут, что Кирилл «заключился в столпе», т. е. «затворился» в башенной келии, а не столпе, как принято в восточном столпничестве. Это предположение вероятно, если учесть суровость русского климата; хотя известен еще один русский столпник, живший также в XII в., – переяславский чудотворец Никита. Благочестие Кирилла, его образованность и смиренное поведение привлекли внимание князя и горожан, которые уговорили митрополита поставить его епископом туровским. Этот святительский сан преподобный занимал до 1180 г., после чего удалился в монастырь для уединенной молитвы и любимых им литературных занятий. Точная дата смерти святого не установлена. Известно только, что скончался он после 1183 г.

Литературное наследие преподобного Кирилла весьма обширно, о чем говорилось выше. Некоторые «Слова» и «Каноны» вошли в послания Андрею Боголюбскому и были написаны по просьбе великого князя. Блестящий стиль и богословская глубина сочинений св. Кирилла снискали ему славу «русского Златоуста, пресветлым учением своим осветившего все концы Руси, как солнце мрак и темноту, и просветившего их богоразумием».

Вот начало «Кирилла-монаха притчи о человеческой душе, и о теле. И о нарушении Божьих заповедей, и о воскресении тела человеческого, и о страшном суде, и о мучениях»: «Хорошо, братья, и полезно понимать нам смысл Св. Писания: это и душу делает целомудренной, и на смирение направляет ум, и сердце на стремление к добродетели заостряет, и самого человека делает благодарным, и на небеса к Божьим заветам мысль устремляет, и к духовным трудам тело укрепляет, и пренебрежение к этой земной жизни, и к богатству, и к славе дает, и все житейского мира печали отводит. Поэтому и прошу вас прилежно читать святые книги; давайте же не просто поговорим языком, написанное произнося, но, с рассуждением вчитавшись, постараемся делом исполнить это. Ибо сладко – медвяный сот, хорошо – сахар, обоих же лучше книжное знание, потому что оно – сокровище вечной жизни. Нашедший сокровище священных книг, а также пророческих, и псаломских, и апостольских, и самого Спасителя Христа сохраненных речей, ум истинный, размышляющий, – уже не себе самому на спасение, но и многим другим, внимающим ему».

Эта «Притча» была написана преподобным для Андрея Боголюбского, чтобы обличить его любимца женатого белого попа Феодора (Феодорца), человека авторитарного, пожелавшего основать новую Ростово-Суздальскую митрополию, независимую от Киевской, а самому получить в ней сан митрополита. «Слово на Вознесение Господне» св. Кирилла поражает высоким пафосом и взлетом фантазии; нарисованная им картина местами переходит границу допустимого Церковью: «Пойдем, братие, на гору Елеонскую и мысленно посмотрим на совершившиеся там преславные события. На ту гору пришел ныне Сам Господь Бог наш и там собрались чины всех святых: соборы праотцев, множество патриархов, полки пророческие, лики апостольские и толпы верных с семидесятью учениками Христовыми… Там же ныне ангельские силы и архангельские воинства: одни крыльями ветренными приносят облака для взятия от земли Христа, Бога нашего, другие готовят херувимский престол. Бог Отец ждет Того, кого от века имел с Собою в лоне Своем; Дух же Святой повелевает всем ангелам: «Возьмите врата небесные, да внидет Царь славы». Небеса веселятся, украшая свои светила, да удостоятся они благословения от своего Творца, возносимого с плотию на облаках сквозь врата небесные; земля радуется, видя на себе Бога, явственно ходящего, и вся тварь красуется, просвещаясь от горы Елеонской. Патриархи начинают песнь: «Это Бог наш возносится, соединив воедино земное с небесным»…

Потому и мы, братие, возрадуемся Господу, вознесшемуся на небеса; поклонимся сидящему одесную Отца; помолимся принявшему всякую власть на небе и на земле… Ибо ныне Христос всем раздает свои дары: Отцу дает принесенную им в жертву плоть, апостолам посылает Святого Духа, души святых пророков вводит в Царство небесное, угодникам Своим разделяет обители града горнего, праведникам отверзает рай, страдавших за Него мучеников венчает, святителям дает душе полезные прошения, благоверным князьям нашим посылает здравие телесное и душевное и врагов одоление. Придем и мы, братие, во светлую Церковь, возвеличим Христа, Бога нашего, вместе вознесем Имя Его, да ниспошлет Он и нам Своего Пресвятого Духа». Хотя у автора большой соблазн продолжать знакомить читателя с замечательными литературными трудами преподобного Кирилла, но здесь пора поставить точку.

В заключение приведем житие четы свв. чудотворцев Петра и Февронии, которые, подобно свв. Борису и Глебу, не совершили, на первый взгляд, впечатляющих подвигов, но высоко почитаемы русской православной Церковью как чудотворцы и яркий образец истинной любви и самопожертвования. В изложении жития будем следовать шедевру средневековой русской литературы «Повести о житии новых муромских святых чудотворцев, благоверного и преподобного, достойного похвалы князя Петра, названного во иночестве Давидом, и супруги его, благоверной и преподобной, достойной похвалы княгини Февронии, названной в иночестве Ефросинией. Благослови, Отче».

«Повесть» принадлежит перу замечательного писателя, публициста и общественного деятеля середины XVI в. Ермолая-Еразма, который создал новый жанр – житие, содержащее элементы сказки и новеллы; эти элементы удивительно хороши, но в настоящем издании их придется опустить. По некоторым сведениям, житие Петра и Февронии заказал Еразму митрополит Макарий, поскольку на Соборе 1547 г. они были канонизированы (отсюда в названии «Повести» слова «новые муромские святые»). В предисловии Еразм так пишет об угодниках Божьих: «Ими Господь землю просветил и украсил ее, как небо звездами, почтил их даром чудо творения – одних ради молитв, и покаяния, и трудов их, других же – твердости их ради и смирения, как и тех святых прославил, о которых будет наша повесть».

Золотые ворота во Владимире (с надвратной церковью). 1164 г.

Петр родился в Муроме и был вторым сыном князя Юрия Владимировича Муромского. Во время княжения старшего сына Владимира поститла Петра тяжелая болезнь, наподобие проказы, – все тело его покрылось струпьями. Многие врачи лечили его, но безрезультатно. Прослышал молодой князь, что в Рязани живет девушка, по имени Феврония, дочь бортника, т. е. лесника и пчеловода, которая может его вылечить. Слуге Петра, посланному узнать, какую награду желает получить Феврония за лечение, она ответила: «Я хочу его вылечить, но награды никакой от него не требую. Вот к нему слово мое: если не стану я супругой ему, то не подобает и лечить мне его». Петр согласился, получил мазь, которая его вылечила, но затем от женитьбы отказался. Когда болезнь вернулась, Петр поклялся, что возьмет Февронию себе в жены, и на этот раз обещание выполнил. Вскоре скончался князь Павел, старший брат Петра, и Петр с Февронией стали княжить в Муроме. Как говорится в «Повести»: «Бояре по наущению жен своих не любили Февронию потому, что стала она княгиней не по происхождению своему; Бог же прославил ее ради доброго ее жития… Однажды пришли к князю бояре его во гневе и говорят: «Княже, готовы мы все верно служить тебе, но не хотим, чтобы княгиня Феврония повелевала женами нашими. Пусть она, взяв богатства сколько пожелает, уходит, а у тебя будет другая княгиня… Но блаженный князь Петр не захотел нарушить Божьих заповедей ради царствования в жизни этой. Ведь сказано, что если кто прогонит жену свою, не обвиненную в прелюбодеянии, и женится на другой, тот прелюбодействует». Уплыли Петр и Феврония со своими домочадцами по р. Ока в другие края. И жили там в бедности, но счастливо. В это время в Муроме начались жестокие раздоры и кровопролития в борьбе за освободившийся княжеский престол. Тогда послали к Петру и Февронии посольство из муромских вельмож, которые слезно просили их вернуться княжить, говоря: «Мы вместе со всем народом молим тебя: господин наш князь, хотя и прогневали и обидели мы тебя, но теперь, со всеми домочадцами своими, мы – рабы ваши, и любим вас, и молим, чтобы не оставили вы нас, рабов своих!» Так блаженный князь Петр и блаженная княгиня Феврония возвратились в город свой, и правили они в городе том безупречно, молясь беспрестанно и милостыню творя всем людям, находившимся под их властью, как человеколюбивые отец и мать. А городом своим управляли со справедливостью и кротостью: странников принимали, голодных насыщали, нагих одевали, больных от напастей избавляли». Заботились Петр и Феврония о монастырях и церквах, об их насельниках и служителях, сами вели жизнь постническую и целомудренную. Незадолго до смерти они приняли монашество – Петр под именем Давида, а Феврония под именем Ефросинии – и облачились в одежды иноческие. И заказали они из одного камня два гроба с тонкой перегородкой между ними, и молили они Бога, чтобы умереть одновременно, и услышал Бог их молитвы. Однажды, когда преподобная Феврония вышивала лик святых для соборного храма Пречистой Богородицы, пришел гонец от Петра со словами: «О, сестра Ефросиния! Пришло время кончины, но жду тебя, чтобы вместе отойти к Богу». Она ответила: «Подожди, господин, пока дошью воздух во святую церковь», и послала сказать Петру, что умирает вместе с ним. Это было 25 июня 1228 г. Решили жители Мурома, вопреки завещанию преподобных, похоронить их в разных церквах: Петра – в соборной церкви Пречистой Богородицы, а Февронию – в Крестовоздвиженской церкви загородного женского монастыря, однако наутро чудом они оказались вместе в приготовленном ими гробе. Много чудес произошло от мощей свв. Петра и Февронии – больные исцелялись, а несчастные и убогие получали радость. «Повесть» завершается словами: «Мы молим вас, преблаженные супруги, да помолитесь и вы о нас, с верою чтущих вашу память! Помяните же и меня, прегрешного, написавшего все то, что я слышал о вас. Хотел вам ради вашего кроткого правления и праведной жизни сплести венки похвальные после преставления вашего, но по-настоящему еще не коснулся этого. Ибо прославлены и увенчаны вы на небесах истинными нетленными венками общим Владыкой нашим Христом. Ему же подобает вместе с безначальным Его Отцом и с пресвятым, благим и животворящим Духом всякая слава, честь и поклонение и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».

 

Русская Церковь во время татаро-монгольского ига. Куликовская битва

Мы начинаем с рассказа о монгольском нашествии на Киевскую Русь и о роли так называемого татаро-монгольского ига в истории русской Церкви. Оценки этого события полярны: одни исследователи утверждают, что разрушение в первые годы нашествия большинства городов, сопровождавшееся убийством множества русских, с последующим игом надолго задержали развитие государства, другие, не отрицая очевидного факта тяжести и пагубности начального периода, считают, что монгольское владычество послужило делу объединения и укрепления Руси, до того крайне ослабленной и раздираемой княжескими междоусобицами. Действительно, через два с половиной столетия после начала нашествия мы видим мощное, богатое и единое государство со столицей Москвой, претендующей на то, чтобы стать «третьим Римом». Скорее всего, частично правильны обе точки зрения, как обычно бывает в такой ситуации, но на подробное обсуждение этой сложной и запутанной проблемы в настоящей книге нет места, так что перейдем непосредственно к истории периода.

1. После победы над русскими князьями на р. Калке в 1223 г. татары ушли на восток и пятнадцать лет не тревожили Русь. Как писалось в летописи, «татары неизвестно откуда пришли и куда подевались». А ушли они к Чингисхану, который к тому времени покорил северный Китай, и его сыну Джучи, основавшему свое ханство в районе южного Урала и севера нынешней Средней Азии. В 1227 г. Чингисхан умер, разделив перед тем свою огромную империю между сыновьями и внуками. Европейская часть досталась внуку Чингисхана, Батыю, сыну Джучи. Ему в 1236 г. верховный хан Угедей поручил идти с 300-тысячной армией на запад, в Европу. Осенью 1236 г. татары взяли столицу Камско-Болгарского царства, а в 1237-м и в 1238 г. разрушили и сожгли Рязань, Владимир, Ярославль и земли Ростово-Суздальского княжества. Дойдя до Новгорода, татары вынуждены были повернуть назад из-за многочисленных болот и топей и разлива рек в окрестностях города. Зимой 1239 г. Батый опустошил южную часть Киевской Руси и в 1240 г. подошел к Киеву. Видя издали красоту города и зная о богатстве его жителей, Батый отправил в Киев послов, чтобы склонить киевлян к подданству, обещая, что никого не тронет и ничего не разрушит, но послы были убиты. Тогда Киев был окружен и вскоре взят, поскольку число защитников города было невелико. Как говорилось, к началу XIII в. области Киевской Руси, граничащие с Днепром, были опустошены по ряду причин экономического и политического характера – часть населения ушла на северо-восток, а часть – на юго-запад. Киев был взят быстрее, чем, например, маленький Козельск, который за долгое и упорное сопротивление был назван татарами «злым городом». Несколько дней монголы грабили, разрушали, жгли Киев и убивали его жителей. Как пишет Карамзин: «Древний Киев исчез, и навеки, ибо сия, некогда знаменитая столица, мать городов Русских, в XIV и XV вв. еще представляла собой развалины, да и в наше время существует лишь тень ее прежнего величия. Напрасно любопытный путешественник будет искать там памятники, священные для всех россиян: где гроб Ольги? Где кости Владимира Святого?.. Первое величественное здание греческого зодчества в России – храм Десятинный – был сокрушен до основания, лавру Печерскую постигла та же участь». Надо, однако, подчеркнуть, и это обстоятельство важно иметь в виду при чтении дальнейшего текста параграфа, что татары относились с уважением к религиям и религиозным святыням других народов. Такая религиозная толерантность монголов прежде всего относилась к христианству, и это было связано, вероятно, с тем, что представители народа уйгуров, которые благодаря своей образованности занимали в ханстве многие руководящие должности, были несторианами. Перед ханским шатром стояла небольшая часовня с колоколом, где христиане могли молиться. Францисканский монах Рубруквис, посланный королем Людовиком Святым в 1263 г. к татарам в качестве миссионера, писал, что «у хана в обычае, чтобы в те дни, в которые его шаманы назначают быть праздникам, или на которые, как на праздники, укажут ему священники несторианские, приходили к нему сначала священники христианские в своем облачении и молились за него и благословляли его кубок. А по удалении их приходили муллы сарацинские и делали то же, после них приходили жрецы языческие и делали опять то же… В день Пасхи, – продолжает Рубруквис, – хан повелевает христианам являться к нему с Евангелием; окурив эту книгу ладаном, он благоговейно ее целует. То же соблюдает он в праздники сарацин, иудеев и язычников. На вопрос, почему он так поступает, хан ответил: «Есть четыре пророка, почитаемых и обожаемых четырьмя различными племенами мира: христиане почитают Иисуса Христа, сарацины – Мухаммеда, иудеи – Моисея, а у язычников самый высший бог – Согоном-баркан, а я почитаю всех четверых и молю о помощи себе того, кто в самом деле выше всех из них». Такое отношение к религиям установил для своей империи Чингисхан; соответствующий указ был зачитан на курултае 1206 г., где Чингисхан был избран верховным правителем. Написанная вскоре книга, где эти установления были подробно изложены, названа монголами Тунджин (арабы и персы называли ее Яса-Наме, иначе говоря, книга запретов и законов). Этих правил неукоснительно придерживались также все преемники Чингисхана. Этот религиозный индифферентизм во время татарского ига был на руку Русской Церкви, т. к. священников не трогали, а церковную власть не заставляли платить дань, обязательную для властей светских.

Сарай – столицу своего государства, Золотой Орды, – Батый основал на Волге. Туда к нему регулярно должны были приезжать русские князья, а дань с завоеванных земель собирали баскаки (так называли сборщиков налогов).

Вернемся ненадолго в области Руси, которые не пострадали от татар, – Новгородскую и Псковскую. В то время в Новгороде княжил Александр Ярославич, прозванный Невским за победу над шведами на Неве в 1240 г., о чем говорилось в предыдущей главе. Вскоре после этой битвы на Новгород напали рыцари Ливонского ордена, который являлся частью знаменитого ордена Святой Марии Иерусалимской, основанного еще во времена крестовых походов и утвержденного папой в 1191 г. В 1242 г. Александр встретил рыцарей на льду Чудского озера, был апрель, но лед был еще достаточно крепок, хотя под тяжестью рыцарей, одетых в тяжелые доспехи, и их коней начал ломаться. Более 400 рыцарей погибло от русских мечей, пятьдесят были взяты в плен. Погибло множество чуди, которые выступили вместе с немцами против Александра. Эта битва, известная под именем Ледового побоища, заставила папу на время отложить свои планы по заключению унии с Россией. Еще одну свою знаменитую победу Александр одержал над Литвой в 1245 г., а общее число его побед превышает двадцать.

После смерти великого князя Ярослава Всеволодовича, отца Александра Невского, начались династические перестановки. И тут гордому Александру пришлось переломить себя и с братом Андреем явиться на поклон в Орду. Батый отправил к нему послов со словами: «Князь новгородский! Тебе известно, что Бог покорил мне множество народов. Ты ли один будешь независимым? Если хочешь властвовать спокойно, явись немедленно в мой шатер, и познаешь славу и величие Моголов». Опасаясь, что его отказ вызовет гнев хана и новые разорения городов Руси, Александр с Андреем в 1247 г. отправились в стан Батыя, где были встречены с почетом. Батый затем говорил своим вельможам, что молва его не обманывала и Александр действительно человек необыкновенный. Затем братья совершили путешествие в глубину Татарии к великому хану, который отдал св. Александру престол Киевский и всю южную Русь, а Андрею – Владимир. На обратном пути во Владимире великого князя торжественно встречали митрополит св. Кирилл II, духовенство, бояре и весь народ. Св. Кирилл II, возглавлявший митрополию с 1243 г. по 1280 гг., иногда именуется Кириллом III, поскольку в некоторых списках под 1050 г. стоит некий митрополит Кирилл I, позже, с 1224 г. по 1233, престол занимал Кирилл II, а с 1243 г. – Кирилл III. Из названных трех Кириллов канонизирован один. Вскоре к св. Александру прибыло посольство от папы Иннокентия с новым предложением унии, но послы получили резкий ответ: «Мы знаем истинное учение Церкви, а вашего не приемлем и знать не хотим».

Дмитриевский собор. 1194–1197 гг. Владимир.

В 1263 г. св. Александр Невский внезапно скончался на обратном пути из Орды, где ему удалось договориться с ханом о некоторых льготах для русичей, в частности, освободить их от обязанности воевать за татар. Прожил он 45 лет и перед смертью принял схиму.

Тело святого было похоронено во владимирской церкви Рождества Богородицы. «Зашло солнце земли русской», – сказал о кончине Александра Невского св. митрополит Кирилл II. Русская Церковь заслуженно включила св. Александра Невского в число своих небесных заступников, а Петр I в начале XVIII в. перенес останки великого князя в новую свою столицу, чтоб тем самым обеспечить ей достойное будущее. Церковный канон так восхваляет память благоверного князя: «Драгоценная отрасль священного корня, блаженный Александр, тебя явил Христос земле Русской как божественное сокровище, как нового чудотворца, преславного и богоприятного. Ты невидимо посещаешь людей христовых и щедро подаешь исцеление всем приходящим к тебе и вопиющим: радуйся, столп пресветлый, просвещающий нас светлостию чудес! Радуйся, победивший помощью Божией гордого короля! Радуйся, освободивший город Псков от неверных! Радуйся, презревший догматы латинян и вменивший в ничто все их обольщения! Радуйся, облако росы, орошающее мысли верных! Радуйся, покоритель темных страстей! Радуйся, заступник русской земли! Моли Господа, даровавшего тебе благодать, сделать державу сродников твоих богоугодною и сынам России даровать спасение». Батый, относившийся к Александру Невскому с уважением и симпатией, не стал подвергать его испытаниям, противным христианской вере, зная заранее, что князь ни за что не изменит Православию. Князья же, отказавшиеся поклоняться идолам или, например, почтить память Чингисхана как божьего посланника, подвергались за свою твердость в вере мучительной смерти. Так, в 1246 г., когда князь Черниговский Михаил Всеволодович и его боярин Феодор были вызваны в Орду, от них потребовали пройти сквозь огонь и поклониться идолам, стоящим перед ханским шатром, на что Михаил сказал: «Я готов поклониться царю, т. к. ему вручил Бог судьбу царств земных, но я христианин и не могу поклоняться тому, чему поклоняются жрецы». В ответ на эти слова татарские палачи растянули Михаила за руки и за ноги, жестоко избили, а затем отрезали голову. Такую же мученическую смерть претерпел боярин Феодор. В 1270 г. мученическую смерть за христианскую веру претерпел блаженный князь Роман Рязанский, внук знаменитого Олега Игоревича, который на предложение Батыя служить у него ответил: «С врагом христиан не могу быть в приязни», за что был тут же изрублен на куски. На Романа один из сборщиков податей донес, что тот поносит веру татар. Вызванный в Орду, князь отказался принять язычество: «Покорный воле Божьей, – сказал Роман, – я повинуюсь власти хана, но никто не заставит меня изменить святой моей вере». Мучили непокорного князя с неслыханной жестокостью: ему отрезали язык, затем ослепили, отрезали уши и губы, отсекли руки и ноги, содрали с головы кожу, а затем отрезанную голову водрузили на копье. Память Романа как мученика чтится Русской Церковью. Можно привести целый ряд подобных примеров стойкости русичей в вере перед лицом грозящей смерти.

Во второй половине XIII в. жизнь на Руси начинает постепенно налаживаться – поднимаются разрушенные города, строятся новые церкви и монастыри, восстанавливаются пострадавшие в первые годы нашествия. Хотя православная вера по-прежнему жила в сердцах русичей, церковное устройство в результате перипетий, вызванных нашествием татар, было серьезно нарушено. Чтобы возродить нормальную жизнь Церкви, митрополит Кирилл созвал во Владимире в 1274 г. собор Русской Церкви. Напомнив отцам собора о долге священнослужителей строго исполнять церковные законы, блаженный Кирилл сказал: «Что получили мы за нарушение божественных правил? Не рассеял ли нас Бог по миру всей земли? Не взяты ли были города наши? Не пали ли сильные наши от острых мечей? Не уведены ли в плен дети наши? Не запустели ли Божьи церкви? Не томят ли нас ежедневно безбожные и нечестивые люди? И это все за то, что не хранили мы правил святых отцов наших». Канонические определения собора были направлены на исправление беспорядков в Церкви, которые умножились за время ига. Так, епископам собор воспретил брать плату с посвящаемых – замеченные в этом мздоимстве должны быть извергнуты из сана. Избираемый священнослужитель должен пройти строгое испытание перед избранием. «Пусть лучше будет один достойный служитель Церкви, – решили отцы собора, – нежели тысяча беззаконных». Особое внимание собор обратил на совершение таинств, т. к. в этих важнейших церковных священнодействиях было отмечено множество нарушений. В том же 1274 г. папа Григорий X созвал собор в Лионе, на котором была заключена уния. О подготовке этого мероприятия Кирилл знал заранее, поскольку император Михаил VIII Палеолог еще в 1267 г. обещал папе Клименту IV поддержать унию, опасаясь новых крестовых походов и надеясь на военную помощь Запада против турецких нападений. Св. Кирилл был горячим противником подобных договоров с Римом, а тем более унии, которая не только подчиняла православную Церковь Риму, но и требовала изменить догматику, прибавив, например, к символу веры знаменитое Шюдие. Правда, говоря об исхождении Св. Духа от Отца и от Сына, Рим позволял добавить слова об Их единосущности, что должно было свидетельствовать о единстве источника. Однако Лионскую унию отвергли влиятельные церковные круги в Константинополе, так что она фактически перестала существовать со смертью Михаила в 1282 г., поскольку его сын и преемник Андроник II был приверженцем строгого Православия.

Богоматерь Умиление. Икона XII в.

Хотя четких свидетельств тому нет, но тема взаимоотношений Русской Церкви с Римом и Константинополем несомненно обсуждалась на Владимирском соборе 1274 г. Время проведения собора пришлось на пик несчастий, обрушившихся на русскую землю сразу после татарских завоеваний. Князья привлекали татар для участия в междоусобицах, прельщая их возможностью пограбить обнищавшее в последние годы население. Число княжеских потомков, претендующих на княжеский престол, росло, Русь дробилась и погибала. Церковь тоже переживала тяжелые времена – поведение многих ее служителей оставляло желать лучшего, о чем много говорилось на соборе и по поводу чего был принят ряд жестких постановлений. Однако попытки церковных иерархов остановить процесс дробления государства и безобразий, творившихся в нем и в Церкви, серьезных результатов не принесли. Св. митрополит Кирилл привез на собор из Киева архимандрита Печерского монастыря, блаженного Серапиона, ученого монаха и пастыря, который, по словам современников, был «мучительный и сильный в Священном Писании». На соборе Серапион был посвящен в сан епископа Владимирского и Нижегородского, но этой паствой он управлял недолго, ибо в 1275 г. скончался. Сохранилось несколько «Слов» и «Поучений» преподобного Серапиона, одно из которых можно назвать плачем по Русской земле: «Дети! Я чувствую в сердце своем великую скорбь, ибо вовсе не вижу вашего отвращения от дел беззаконных. Многократно беседовал я с вами, желая отвратить вас от худых навыков, но не вижу в вас перемен. Разбойники ли кто из вас – не отстает от разбоя; имеет ли кто ненависть к ближнему – не имеет покоя от вражды; обижает ли кто другого и захватывает чужое – не насыщается грабительством, сквернословец и пьяница не отстают от своей дурной привычки. Чем мне утешиться, видя, что вы отступили от Бога? Всегда сею я на ниве сердец ваших семя божественное, но не вижу, чтобы оно принесло плод. Умоляю вас, братья и дети, исправьтесь, обновитесь добрым обновлением, перестаньте делать зло, убойтесь Бога, сотворившего нас, вострепещите суда Его страшного! Куда идем? К кому приближаемся, отходя от сей жизни? Чего мы только не навлекли на себя? Каких не понесли наказаний от Бога? Не была ли пленена земля наша? Не были ли взяты города наши? Не в короткое ли время отцы и братья наши пали мертвыми на землю? Не отведены ли в плен жены и дети наши? А мы, оставшиеся, не порабощены ли горьким рабством от иноплеменников? Вот уже сорок лет томление и мука и тяжкие налоги давят нас, не прекращаются также голод и мор нашего скота. От воздыханий и печали сохнут кости наши. Что же довело нас до этого? Наши беззакония и наши грехи, наше непослушание, наше нераскаянность. Прибегните к покаянию, и гнев Божий прекратится, и милость Господняя излиется на нас, и наследуем Царствие Небесное, для которого Господом мы созданы. Ибо Господь сотворил нас великими, а мы, непослушные, сделались малыми. Не погубим же, братья, своего величия. Ежели в чем согрешим, опять прибегнем к покаянию, прольем слезы, будем по мере сил давать нищим милостыню, имея возможность помогать бедствующим. Если не будем таковыми, то продолжится гнев Божий на нас».

Свою богословскую образованность Серапион ярко продемонстрировал в одном из «Слов», где аргументированно осудил распространившиеся тогда убийства людей, уличенных в волховстве. Эти убийства обычно совершались без должного разбора и без каких-либо серьезных оснований. В это же время в Европе полыхали костры инквизиции, на которых гибло множество людей, обвиняемых в ересях и колдовстве, связях с дьяволом, чаще всего это были женщины, которые, как считалось, легче поддаются дьявольским соблазнам.

В конце 1280 г. во время инспекторской поездки по северным епархиям скончался митрополит Кирилл. Его тело сперва было перевезено во Владимир, а затем похоронено в Софийском соборе Киева. Он возглавлял Русскую Церковь почти сорок лет, в самые тяжелые годы ига, сменив сбежавшего из осажденного татарами Киева грека Иосифа. Константинополь тогда без проволочек утвердил Кирилла митрополитом, опасаясь посылать в разоренную и разграбленную Русь своего ставленника. Однако через сорок лет, когда следы первых разрушений несколько сгладились, а отношение татар к христианской религии и ее иерархам оказалось благожелательным, Константинополь, освободившись в 1261 г. от владычества латинян и не желая упускать из-под своего контроля Русь, прислал в 1285 г. в Киев нового митрополита – грека Максима, хотя своей успешной деятельностью Кирилл убедительно продемонстрировал Константинополю, что Русская Церковь может обходиться без патриаршей опеки. В своей «Истории Русской Церкви» митрополит Макарий называет период, начавшийся при Кирилле и длившийся до св. митрополита Ионы (середина XV в.), переходным от времени практически полной зависимости Русской Церкви от Византии до фактической независимости от нее.

Сразу после прибытия в Киев митрополит Максим отправился на переговоры в Золотую орду, а по возвращению оттуда в 1286 г. собрал собор всех русских епископов, где, по-видимому, сообщил, что со смертью Михаила Палеолога в 1282 г., отлученного от православной Церкви, Лионская уния бесславно и бесследно прекратила свое существование, а также что сын Михаила, новый император Андроник II, привержен Православию. В Киеве Максим бывал редко и недолго – он постоянно объезжал свои епархии, главным образом северо-восточные, изредка – галицко-волынские. Как пишет летопись, «он по обычаю своему ходил по всей земле Русской, поучая, наказывая и управляя». В конце концов он окончательно перенес свою резиденцию из Киева во Владимир, формально оставив кафедру в Киеве. Летопись так описывает это важное событие: «Митрополит Максим, не терпя татарского насилия, сбежал из Киева, оставив митрополию. Весь Киев разбежался, а митрополит пошел к Брянску, а оттуда в Суздальскую землю, со всем своим житьем и клиросом». Киевская епархия была передана в управление наместникам. Около 1305 г. св. митрополит Максим скончался и был погребен уже не в Киеве, а в Успенском соборе Владимира.

Сразу после смерти Максима великий князь Владимирский Михаил Ярославич отправил в Константинополь своего ставленника в митрополиты игумена Геронтия для утверждения патриархом. С этим практически единоличным решением князя многие иерархи и князья были несогласны, зная склонность Геронтия к самовластию и другие скверные черты его характера. Для несогласия были и другие причины, не связанные с личностью претендента на престол митрополита. Как бы то ни было, в ответ на этот шаг Михаила волынский князь Юрий Львович послал в Константинополь игумена Ратьского (недалеко от Львова) монастыря Петра с письмом к патриарху, в котором содержалась просьба утвердить Петра митрополитом Киевским. Итак, в Константинополь одновременно явились два претендента на престол главы Русской Церкви. И хотя император Андроник II и патриарх Афанасий незадолго до этого разделили русскую митрополию на две, и естественно было бы оделить каждого из приехавших своим престолом, решение было иным: вновь сделать русскую митрополию единой и во главе ее поставить Петра. Возможно, такое решение было вызвано происходившим в это время тяжелым расколом в Константинопольском патриархате, и Афанасий с Андроником II хотели показать православному миру, что они против всяких разделений устоявшихся церковных образований. Что касается места резиденции митрополита всея Руси, то его выбор не вызвал в то время сомнений, хотя Петр в качестве митрополита был нежелательным гостем для Михаила Ярославича Тверского.

Что касается биографии преподобного митрополита Петра, то она неплохо известна благодаря двум пространным и хорошо сохранившимся его «Житиям». Он родился на Волыни у состоятельных и благочестивых родителей. Обучившись грамоте, св. Петр поступил в монастырь, где, несмотря на молодость, проявил себя как инок кроткий, смиренный, склонный к посту и молитвам. К тому же он обладал несомненным талантом к иконному письму: «и был иконник чуден», а написанные иконы раздавал братии и посетителям монастыря, а также продавал, чтобы на вырученные деньги творить милостыню нищим. Он рано был возведен в сан диакона, а затем пресвитера. По благословению своего наставника св. Петр построил церковь на р. Рате и основал там монастырь, став его игуменом. В Константинополь Петр отправился позже Геронтия, но прибыл туда раньше, т. к. Геронтия надолго задержала сильная буря, а Петру удалось ее избежать. Патриарх Афанасий утвердил Петра Митрополитом Киевским и всея Руси в начале 1308 г.

Спас Нерукотворный. Икона XII в.

Примерно в это же время важные и благоприятные события происходили не только в церковной жизни Руси, но и в светской, и митрополит Петр принимал в них деятельное участие. У святого благоверного князя Александра Невского было четверо сыновей: Василий, который в юности княжил в Новгороде, затем получил Кострому, где и умер; Дмитрий и Андрей вели долгий и кровавый спор за великокняжеский трон, а четвертому, Даниилу, рожденному, по-видимому, от княгини Вассы во втором браке, в год смерти Александра, случившейся в 1263 г., было всего два года, и ему досталась Москва, тогда самый незначительный из уделов. Восемнадцатилетнее правление старшего князя Дмитрия (1276–1294 гг.) сопровождалось беспрерывной междоусобной борьбой с братом Андреем, который в этой борьбе не брезговал никакими средствами, будучи обуян поистине дьявольской гордыней и властолюбием. В 1282 г. татары, приведенные на Русь Андреем, опустошили города и села, сожгли многие монастыри и церкви, заставив вспомнить нашествие Батыя. Дмитрий, уступив брату Владимир, был вынужден бежать к берегам Черного моря, где в то время располагалась Ногайская Орда, враждебная Золотой, Волжской. Повелитель этой орды, князь Ногай, незадолго до того отделился от Золотой Орды после нескольких лет соперничества с ее ханом. Ногай с честью принял Дмитрия и помог ему вернуть великокняжеский престол, выгнав Андрея из Владимира. Второй раз Андрей призвал татар в 1294 г., заставив Дмитрия вновь отречься от престола в его пользу и отдав старшему брату только Переяславль. Но и в Переяславль Дмитрию приехать из Пскова, куда он бежал от татар, не удалось – он умер по дороге туда, в Волоке, приняв перед смертью схиму. Его сын Иван стал княжить в Переяславе, который этот кроткий и набожный князь передал по наследству (собственных детей у него не было) своему младшему дяде Даниилу Московскому. Этот акт можно считать началом процесса воссоединения русских княжеств в единое государство с центром в Москве. Даниил построил на берегу р. Москвы деревянную церковь в честь своего заступника преподобного Даниила Столпника и основал при ней Данилов монастырь, где ныне находиться центр Московского патриархата. Скончался блаженный князь Даниил в 1303 г., приняв схиму пророка Даниила; похоронить себя князь завещал не в храме, а на общем кладбище основанной им обители. Существует легенда, согласно которой могилу Даниила обнаружил царь Иван III во второй половине XV в.: во время одного из выездов царя конь под сопровождавшим его слугой споткнулся и перед ним явился неведомый человек благородного вида, сказав: «Я хозяин месту сему, князь Даниил Московский, здесь положенный. Передай великому князю Ивану: ты сам себя утешаешь, а меня забыл». С тех пор московские князья начали совершать панихиды по своему предку, а Иван III Васильевич на месте основанного Даниилом монастыря поставил новый, каменный. Мощи князя Даниила были прославлены при царе Алексее Михайловиче Романове. Вот что пишет о князе Данииле «Степенная книга»: «Праведное семя его возлюбил Бог и благоволил царствовать ему в роды и роды».

Церковь Спаса на Нередице. 1198 г. Новгород

Великий князь Андрей Александрович умер в 1304 г., после чего главных претендентов на великокняжеский престол оказалось два: двоюродный брат Андрея тверской князь Михаил Ярославич и московский князь Юрий Данилович. С этого момента начинается жестокая борьба за первенство между Тверью и Москвой.

Судьба великого князя Михаила Тверского оказалась ужасной. Его оговорили перед великим ханом Узбеком князь Юрий Московский и враждовавший с Михаилом хан Кавгадай. Михаил был вызван на суд в Орду, заранее зная, что ему готовится смертный приговор. Сыновья Михаила предлагали отцу поехать вместо него, но великий князь ответил: «Царь требует меня, а не вас; за мое ослушание падет множество голов христианских, и я сам не избегу смерти. Не лучше ли теперь положить душу свою за братию?» Он написал завещание, распределив между сыновьями уделы, и отправился в Орду, взяв с собой игумена и двух священников. На площадь к шатру, где молился Михаил, Юрий и Кавгадай привели палачей, княжеских людей разогнали, оставив Михаила в одиночестве. Убийцы повалили князя на землю, нещадно мучили его, а затем один из них вырезал у него сердце. Тело страстотерпца лежало нагое, в то время как народ грабил его имущество. Даже Кавгадай сказал Юрию: «Он же твой дядя, оставишь ли труп его на поругание?» Только тогда Юрий дал слуге свои одежды, чтобы прикрыть тело Михаила. Произошло это подлое убийство в конце 1319 г. Память о мужественном защитнике народа была, как пишет Карамзин, «священна для современников и потомства, и князь сей, столь великодушный в бедствии, заслужил славное имя отечестволюбца». Виновников убийства невиновного князя вскоре постигло справедливое возмездие: через несколько месяцев внезапно погиб Кавгадай, а Дмитрий, старший сын св. Михаила, встретив в Орде Юрия, перед глазами хана вонзил меч в сердце убийцы своего отца, за что сам был жестоко казнен. После этого великое княжение было дано Александру Михайловичу Тверскому, а затем, после избиения татар в Твери, внуку Александра Невского и второму сыну Даниила св. Иоанну Даниловичу Московскому, великому собирателю русских земель. Произошло это переломное для истории России событие в 1328 г. С воцарением Иоанна Даниловича, прозванного Калитой, поскольку он не расставался с денежным мешком для раздачи милостыни нищим, на многострадальную Русь наконец пришли мир и тишина.

Еще до воцарения на великокняжеском престоле Иван Калита начал расширять свое княжество и его центр – городок Москву. Он обнес дубовой стеной посад за пределами Кремля и поощрял устройство поселений вблизи города. Он переманивал к себе бояр и служилых людей из соседних княжеств. В Москве стали селиться даже иностранцы, на постоянное жительство в Москву приходили татары. (Из татарских выходцев был мурза Чет, родоначальник семьи Годуновых, один из которых стал русским царем Борисом Годуновым.) Вокруг Москвы организовывались ярмарки, так, на знаменитую тогда моложскую ярмарку приезжали купцы из разных стран, как восточных, так и западных. Иван был беспощаден к разбойникам и ворам – их прилюдно казнили на площадях.

Важнейшим шагом, предпринятым этим князем, стал перевод кафедры митрополита из Владимира в Москву. Здесь не последнюю роль сыграла любовь к Москве митрополита Петра. Святитель много сделал для утверждения авторитета Русской Церкви. В 1313 г. он был в Орде с великим князем Михаилом и получил от великого хана льготную грамоту, так называемый ярлык, в которой Узбек так подтвердил права Церкви и ее служителей: «Вешнего и бессмертного Бога волей и силой, величеством и милостью Узбеково слово ко всем князьям, великим, средним и нижним, воеводам, книжникам, баскакам, писцам и другому люду во всех улусах и странах, где Бога бессмертного силою наша власть держит и слово наше владеет. Да никто не обидит в Руси Церковь соборную, Петра митрополита и людей его, архимандритов, игуменов, попов и проч. Их волости, села, земли, ловли, леса, луга, винограды, сады, мельницы, хуторы свободны от всякой дани и пошлины, ибо все то есть Божие, ибо люди сия молитвой своей блюдут нас и наше воинство укрепляют. Да будут они подсудны единому митрополиту, согласно с их древним законом и грамотами царей ордынских. Да пребывает митрополит в тихом и кротком житии и правым сердцем и без печали молит Бога за нас и детей наших. Кто возьмет что-нибудь у духовных, заплатит втрое, кто дерзнет порицать веру русскую, кто обидит церковь, монастырь, часовню, да умрет!»

Во время своих поездок по епархиям митрополит Петр часто заезжал в Москву, поскольку полюбил этот город и его князя Ивана Даниловича. Здесь митрополит подолгу жил и очень заботился о постройке храмов и других церковных сооружений, в чем находил поддержку у князя и бояр. Так, в 1325 г. была заложена первая каменная церковь Успения Богородицы (Успенская церковь Кремля). Вблизи того места в церкви, где должен стоять алтарь, Петр собственноручно построил себе гроб. Здесь произнес он в адрес Ивана Калиты пророческие слова: «Бог благословит тебя и поставит выше всех других князей, и распространит город этот более всех других городов русских, и будет род твой обладать местом сим многие века. И руки его поразят врагов ваших, и будут жить в нем святители, и кости мои здесь положены будут».

Скончался св. митрополит Петр в конце 1326 г. и был похоронен, согласно завещанию, в церкви Успения Богородицы, которую заложил вместе с московским князем Иваном Калитой. В 1328 г. из Константинополя в Россию был прислан новый митрополит – грек Феогност. Сперва он побывал в Киеве, где находилась первосвятительная кафедра, затем – во Владимире, но не остался в этих престольных городах, а поселился в Москве в доме своего предшественника св. Петра. В этом же году на великокняжеский престол был поставлен Иван Калита Московский, так что появилась формальная возможность перенести в Москву кафедру русского митрополита. С воцарением Калиты Россия, наконец, могла облегченно вздохнуть после тяжелейшего столетнего гнета – новый великий князь договорился в Орде, где к нему относились с почтением, что грабительские набеги татар на Русь отныне прекращаются, а взаимоотношения между государствами ограничатся данью и покорностью со стороны России. Отпуская Калиту из Орды в 1329 г., хан Узбек обязал его и бывших там новгородских послов послать на суд в Орду тверского князя Александра Михайловича. Узнав об этом решении, грозившем ему смертью, Александр укрылся в Пскове. Военная угроза со стороны Москвы и Новгорода на псковичей не подействовала – уговорить их выдать Александра удалось только митрополиту Феогносту. Однако Александр сбежал в Литву, а псковичи послали Ивану грамоту: «Князь Александр уехал, весь Псков кланяется тебе, князю великому, от мала до велика: и попы, и чернецы, и сироты, и жены, и малые дети». Это смиренное изъявление покорности означало, по сути, согласие на присоединение Пскова к Москве. Константин, управляющий Тверскою землей, также старался угодить Ивану Калите из страха, что разорение его княжества повторится. Подручниками Ивана стали все князья ростовосуздальской земли, одну свою дочь Калита отдал за Василия Ярославского, а вторую – за Константина Ростовского, и распоряжался землями зятьев по своему усмотрению. В 1337 г. Александр Михайлович Тверской получил благословение митрополита Феогноста на поездку к хану Узбеку в Орду. Эта поездка оказалась для него благополучной – Узбек простил Александра, заявив окружавшим хана вельможам: «Видите, как князь Александр смиренною мудростью избавил себя от смерти».

Дмитрий Солунский. Икона конца XII в.

Возвращение прощенного ханом Александра в Тверь в качестве князя было ударом для Калиты – он отправился в Орду и хитростью добился для Александра смертного приговора. Александр был снова вызван в Орду, и причина внезапного вызова не была для него секретом. «Если я пойду в Орду, – решил он, – то буду предан жестокой смерти, а если не пойду, то придет татарская рать и много христиан будет убито и взято в плен, и вина за это падет на меня – лучше мне одному принять смерть». Эти слова буквально совпадают с теми, которые сказал перед своей последней поездкой в Орду его отец Михаил Тверской. Взяв с собой сына Федора, Александр отправился в свой последний путь, везя с собой богатые дары. Через месяц им сообщили, что казнь состоится через три дня – это время отец с сыном использовали для горячей молитвы. Наконец, пришли палачи во главе с ханским вельможей Тавлубегом. Александра с Федором повалили на землю, долго били, а затем отрубили им головы. Похоронили страстотерпцев в Твери рядом с могилами князей, прежде убитых в Орде.

Поход Ивана Калиты на Смоленск в 1340 г. оказался неудачным. По возвращении в Москву великий князь тяжело заболел и внезапно скончался, приняв перед смертью схиму. Похоронен св. Иван был в построенной им церкви Архангела Михаила. Своим потомкам он оставил завещание всеми силами заботиться о возвышении Москвы и о благоденствии России под властью любимого им города. Основой политики св. Ивана Даниловича Калиты были трезвый расчет и хитрость, трусом его назвать нельзя, хотя и храбрым – тоже. Все эти черты характера своего предка унаследовал через полтора столетия царь Иван III, который, как и Калита, стал великим собирателем русских земель, а также избавителем от татарского ига. Спокойные годы второй половины XIV в., обеспеченные мудрой политикой Калиты, которую старались продолжить его сыновья и внуки, правда не всегда успешно, оказались благотворными для возрождения России, духовная основа которой была разрушена в первое столетие татаро-монгольского ига – простой народ и духовенство заметно одичали, живя в сожженных городах с оскверненными и опустошенными церквами и монастырями. Как считает Ключевский, «в эти спокойные годы успели народиться и вырасти целые два поколения, к нервам которых впечатления детства не привили безотчетного ужаса отцов и дедов перед татарином: они и вышли на Куликово поле».

Первостепенную роль в деле возвышения Москвы среди других русских городов, более древних и многолюдных, сыграло окончательное перенесение в Москву кафедры митрополита, осуществленное при Феогносте, таким образом, Москва стала церковной столицей еще до того, как стала столицей политической. Об этом у Ключевского написано: «Русское церковное общество стало сочувственно относиться к князю, действовавшему об руку с высшим пастырем Русской Церкви. Это сочувствие церковного общества, быть может, всего более помогло московскому князю укрепить за собою национальное и нравственное значение в северной Руси». В замечательном памятнике древнерусской литературы XV в. есть такой рассказ: к Калите подходит нищий и получает из знаменитого денежного мешка великого князя подаяние, затем нищий подходит к князю еще раз, и еще. «На, возьми, несытые зенки!» – говорит с сердцем князь. «Сам ты несытые зенки, – возразил нищий: – и здесь царствуешь, и на том свете царствовать хочешь», т. е. своим поведением князь старается заработать себе Царство Небесное. Рассказчик считает, что нищий послан Господом, чтобы искусить Ивана и сказать ему, что «любо Богу дело, которое творит».

Требования времени были услышаны Провидением: во второй половине XIV в. Его трудами изголодавшееся по духовности русское общество получило двух великих святителей – митрополита Алексия и преподобного Сергия Радонежского, чьи подвиги во многом предопределили развитие России в последующие века.

Основавшись в Москве, митрополит Феогност стал активным помощником великого князя в деле строительства там каменных церковных сооружений – это было необходимо, чтобы новая столица не казалась провинцией по сравнению, скажем, с Владимиром. Уже в 1329 г. были воздвигнуты внушительные по размерам каменные церкви: в честь Иоанна Листвичника и в честь апостола Петра, в 1330 г. – церковь Святого Спаса (на Бору), а в 1333 г. – Архангела Михаила (нынешний Архангельский собор). Гордостью Москвы были чудодейственные мощи св. митрополита Петра; в 1339 г. патриарх Иоанн Калека дал согласие на канонизацию святителя-чудотворца. После смерти Ивана Калиты великокняжеский престол занял его старший сын Симеон. Для прохождения необходимой процедуры утверждения Симеон вместе с Феогностом отправился в Орду на поклон к новому хану Джанибеку, сыну и преемнику Узбека. Мусульмане, составляющие к тому времени большинство в Орде, потребовали отменить ярлык, выданный Узбеком митрополиту Петру с тем, чтобы Русская Церковь платила татарам подать. Феогност был тверд в своем отказе подписать соответствующее соглашение, за что был посажен в темницу и подвергнут пыткам. Не добившись от митрополита своего, татары отпустили его, взяв богатые дары вместо постоянных налогов. Погиб св. Феогност в 1353 г. от страшной моровой язвы, которая тогда свирепствовала на Руси, унеся множество жизней (это была, по-видимому, чума, которая в те годы обошла все страны Европы и часть восточной Азии). Еще до эпидемии митрополит избрал в качестве преемника славившегося уже тогда своей праведностью и ученостью епископа Владимирского Алексия и перед смертью послал в Константинополь посольство – просить патриарха утвердить это свое решение. От чумы скончался и великий князь Симеон Иванович, прозванный за строгость правления Гордым. В своем завещании братьям он писал: «Худых людей не слушайте, а если кто станет ссорить вас, слушайте отца вашего, владыку Алексия». После смерти Симеона на великокняжеский престол вступил его брат Иван Иванович Московский, прозванный за мягкость характера Кротким, человек слабый и миролюбивый, что по тем суровым временам было недопустимо для великого князя. Вскоре после его смерти на великокняжеский престол был поставлен сын Ивана Кроткого, двенадцатилетний Дмитрий, ученик митрополита Алексия, будущий Дмитрий Донской. Учеником св. Алексия считал себя также преподобный Сергий Радонежский, величайший из святых земли русской, ее небесный покровитель.

Во времена митрополита Алексия в отношениях между Русью и татарами царили относительные мир и спокойствие. В «Житии» преподобного есть рассказ о посещении Алексием Орды и о чудесном излечении им ослепшей жены хана Джанибека Тайдулы. Хан отправил великому князю Ивану Ивановичу послание: «Мы слышали, что есть у вас служитель Божий Алексий, которого Бог слушает, когда он о чем попросит. Отпустите его к нам – если его молитвами исцелеет моя царица, то дарю вам мир, если же не отпустите его, пойду опустошать вашу землю». Святого одолевали сомнения, но судьба России были для него важнее всего: «Прошение и дело превышают мои слабые силы, – ответил он князю, – но я верю, что Тот, Кто даровал прозрение слепому, не оставит без внимания мои молитвы». Перед отъездом Алексий долго и горячо молился у чудотворной раки святого Петра и перед чудотворной иконой Богоматери. В Орде Алексий окропил глаза Тайдулы святой водой, и больная прозрела. Алексию хан выдал новый ярлык с подтверждением прав русского духовенства.

«Ты даришь нас жизнью мирною» – этими словами, согласно «Житию», встретил возвратившегося святителя восьмилетний Дмитрий, будущий великий князь и победитель татар. Поучая юного Дмитрия, св. Алексий внушал ему необходимую тогда для процветания Руси идею, реализацию которой в Москве начал Иван Калита и его сын Симеон Гордый. Сравнительное спокойствие Московской Руси изредка нарушали набеги на западные области государства литовского князя Ольгерда, женатого на сестре смертельного врага Москвы тверского князя Михаила Александровича. Более того, Ольгерд постоянно посылал жалобы на Дмитрия патриарху Филофею с просьбой учредить отдельную от московской митрополию литовскую, которая бы включала в себя также русские области, недовольные московским князем, и потому прибегавшие под покровительство Литвы: «Мы зовем митрополита к себе, а он не идет к нам. И ни к нам не приходит, ни в Киев не отправляется. Дай нам другого митрополита на Киев, на Смоленск, на Тверь, на Малую Россию, на Нижний Новгород». Ольгерда активно поддержал польский король Казимир, послав патриарху грамоту с серьезной угрозой заставить своих подданных православной веры перейти в католическую, если не будет учреждена новая митрополия во главе со ставленником Казимира епископом одной из южнорусских областей Антонием: «Ради Бога, ради нас и святых Церквей рукоположите Антония в митрополиты, дабы закон руссов не погиб. А не будет милости Божией и благословения вашего сему человеку, не сетуйте на нас после, если придет нужда крестить руссов в веру латинов, т. к. нет митрополита в Малой России, а земля не может быть без закона». Опасаясь за участь живущих в Польше православных, патриарх утвердил в 1371 г. Антония митрополитом западных областей, а в свое оправдание написал Алексию, которого любил и высоко ценил: «Вынужденные обстоятельствами, мы рукоположили того, кого прислал Казимир. Мы отдали в митрополию Галич, а в епископства – Владимир Волынский, Перемышль и Холм, которые находятся под властью короля польского. Больше мы не дали ему ничего, ни Луцка, ни чего-либо другого. Знаю, впрочем, что священство твое должно опечалиться, что так мы поступили, но не было никакой возможности поступить иначе. Как мы могли оставить дело неоконченным, когда ты допустил важный проступок, покинув тамошних христиан на столько времени без наставления? По крайней мере, нами сделано так, и тебе не следует печалиться, потому что ты сам тому виною». В 1373 г. патриарх Филофей отправил в Россию своего посла, инока Кирилла из Сербии (сербом Кирилл назван в летописях; новые исследования показали, что он, вероятно, был родом из Тырнова в Болгарии), чтобы тот разобрал жалобы Ольгерда и Алексия и постарался их помирить. Однако вместо того, чтобы выполнить это важное задание, Кирилл начал строить козни против св. Алексия, имея тайное желание занять место московского митрополита. В этом черном деле Кирилл постарался развязать себе руки, отправив в Константинополь посланных с ним помощников. Поверив ложным обвинениям, выдвинутым против Алексия, патриарх в конце 1375 г. рукоположил Кирилла митрополитом Киевским и Литовским с правом после Алексия стать митрополитом всей России. Так в России одновременно существовали три митрополита: в Москве, в Киеве и в Галиче. Мало того, в 1376 г. появился еще один серьезный претендент на кафедру московского митрополита – любимец великого князя Дмитрия Ивановича, священник из села Коломенского Михаил, или Митяй, как его называли. Митяй был начитан, неплохо владел ораторским искусством, обладал хорошей памятью, отличался богатырским ростом и благообразием. За эти достоинства великий князь выбрал Митяя себе в духовники. После пострижения Митяй стал архимандритом княжеского Спасского монастыря в Москве. Когда св. Алексий почувствовал приближение кончины и выбирал себе преемника, Дмитрий Иванович и бояре стали уговаривать его благословить на митрополию Митяя. Вынужденный как-то отреагировать на эти уговоры, святитель сказал уклончиво: «Я не имею права благословить его, но да будет он митрополитом, если изволит на то Бог, и Пресвятая Богородица, и патриарх со своим собором». Известно, что Алексий считал лучшим митрополитом для России преп. Сергия Радонежского, но тот категорически отказывался. В начале 1378 г. угодник Божий Алексий скончался и был похоронен в Москве в Чудовом монастыре, построенном в честь «чуда архистратига Михаила».

Спасо-Преображенский Мирожский монастырь. Основан в середине XII в. Пек

Следующие десять лет истории обычно называют смутным временем Русской Церкви. Возникновение смуты связывают с внезапной смертью Митяя по дороге в Константинополь в 1379 г. В посольстве Митяя, направившегося в Константинополь на предмет получения сана митрополита, было три архимандрита: Пимен – Горицкого монастыря в Переяславе; Иоанн – Петровского монастыря в Москве и Мартиниан – одного из коломенских монастырей. Архимандриты, не спросив совета у великого князя и церковных властей, решили разыграть между собой освободившееся место претендента на руководство русской митрополией. Спор решился в пользу Пимена, после чего начинается запутанная, почти детективная история. В одну из хартий, данных Митяю князем Дмитрием, архимандриты вписали имя Пимена, и патриарх в 1380 г. поставил его митрополитом «Киевским и всея Руси», хотя был прекрасно осведомлен о действительной ситуации и ждал для посвящения Митяя. Патриарх мог отвергнуть посольство и поставить митрополитом грека или прежнего своего ставленника серба (болгарина?) Кирилла, но Москва захотела видеть русского в этом сане. Правда, узнав про грубый обман, Дмитрий сразу же по возвращении Пимена заточил его в Чухлому, а затем в Тверь, а призванного им же Киприана изгнал, поскольку тот покинул Москву во время нашествия хана Тохтамыша, хотя сам Дмитрий тогда тоже бежал от надвигавшихся полчищ татар. Патриарх продолжал вплоть до 1385 г. поддерживать Пимена и относился к нему как к митрополиту, пока его послы не сочли очевидные обвинения против Пимена правильными. Тогда патриарх лишил обманщика сана, и на престол митрополита, вопреки желаниям Дмитрия, был вновь поставлен св. Киприан. Пимен несколько раз безуспешно пытался оспорить решение Константинополя, пока в 1389 г. в Халкидоне не настигла его смерть. В том же году скончался благоверный князь Дмитрий Иванович Донской, и его преемник, великий князь Василий Дмитриевич охотно согласился принять Киприана в качестве митрополита. На этом церковная смута, продолжавшаяся около десятилетия, благополучно закончилась. В начальный, самый сложный период смуты, великий князь Дмитрий был занят приготовлениями к битве с татарами, а затем – самой Куликовской битвой и последовавшей через два года попыткой остановить хана Тохтамыша, занявшего и разрушившего Москву и ее окрестности, поэтому ему было не до дел церковных, что значительно усложнило процесс.

О Куликовской битве следует рассказать подробнее, поскольку это событие обычно считают судьбоносным для дальнейшей истории России. Ключевский не без основания утверждал, что национальное государство Московское «родилось на Куликовом поле, а не в скопидомном сундуке Ивана Калиты». Во время правления Калиты и его сыновей великокняжеский престол находился в Москве, прежде всего благодаря тесной и верноподданной связи этих князей с Ордой, иначе говоря – силой татар, но, укрепившись в спокойные годы, Москва смогла при великом князе и талантливом полководце Дмитрии Донском «показать зубы», одержав победу в Куликовской битве. Правда, сам Дмитрий вряд ли осмелился бы на такой опасный шаг, как битва с татарскими полчищами. Получив еще в детстве титул великого князя только потому, что был наследственным князем московским, Дмитрий привык во всем слушать своих бояр и духовенство, среди которых, несомненно, главным советником князя выступал его учитель и великий святитель митрополит Алексий. Этой склонностью слушать советы окружающих, этой несамостоятельностью, о которой говорится даже в его «Житиях», можно объяснить, по словам Костомарова, «те противоречия в его жизни, которые бросаются в глаза, то смешение отваги с нерешительностью, храбрости с трусостью, ума с бестактностью, прямодушия с коварством». Судьба была благосклонна к Дмитрию, но князь, к сожалению, далеко не всегда разумно пользовался ее дарами.

Прежде чем описывать Куликовскую битву, которую справедливо называют Мамаевым побоищем, т. к. в ней погибло несметное число воинов, и русских, и татар, кратко упомянем о двух предшествовавших ей сражениях с участием Дмитрия Донского, тем более что одно из них, тоже с татарами, послужило непосредственной причиной Куликовской битвы и прологом к ней. Первая была завершающей в многолетней борьбе Москвы и Твери за великокняжеский престол и произошла в 1375 г. Началось все со смерти московского тысяцкого Василия Вельяминова, после чего Дмитрий решил не выбирать нового, а его должность упразднить. Это был откровенно авторитарный шаг, направленный на расширение самодержавной власти князя. Дело в том, что в выборах тысяцкого князю не полагалось участвовать, тысяцкий не подчинялся князю и был предводителем земского войска, институт тысяцких и их команды являлся отголоском древнего вечевого строя славян. Бояре поддержали князя, поскольку хотели быть единственными его советниками, не подвластными народной воле. У умершего тысяцкого был сын Иван – претендент на освободившуюся должность, – недовольный решением князя; он вместе с младшим братом убежал в Тверь, где они, по словам летописца, «милой ложью» уговорили тверского князя Михаила Александровича бороться за великокняжеский престол, обещая помочь получить поддержку этому плану со стороны Литвы и Орды. Вскоре младший Вельяминов привез тверскому князю из Орды ярлык на великое княжение, а Иван – обещание Ольгерда прийти с литовским войском. Тогда Михаил, уверенный, что помощь с Востока и Запада будет, объявил войну Дмитрию Ивановичу. Однако обещанные войска не приходили, а Дмитрий тем временем двинулся к Твери. Испуганный Михаил послал навстречу великому князю посольство – епископа Евфимия и высших своих бояр, которым удалось выпросить мир на следующих условиях: «По благословению владыки нашего, митрополита всея Руси Алексия, ты, князь Тверской, дай клятву за себя и за наследников своих признавать меня старейшим братом, никогда не искать великого княжения Владимирского, нашей отчизны, и не принимать его от ханов, также и Новгорода Великого, а мы обещаем не отнимать у тебя наследственной тверской области… С татарами поступай согласно с нами: решимся ли воевать, и ты враг их, решимся ли платить дань, и ты плати. Когда я и брат мой, князь Владимир Андреевич, сядем на коней, будь нам товарищ в поле, когда пошлем воевод, пусть соединятся с ними и твои».

Однако Михаил, ненавидевший Дмитрия и Москву, несмотря на договор был ненадежным союзником, поэтому большинство историков считают, что здесь великий князь проявил нерешительность – Тверь следовало уже тогда присоединить к Москве, чтобы в дальнейшем избавить государство от многих неприятностей.

Николай Чудотворец. Икона XII в. из Новодевичьего монастыря в Москве

Первая битва с татарами произошла летом 1378 г. К тому времени Золотая Орда распалась на три ханства, одним из которых фактически повелевал темник Мамай, его распоряжения хан Абдула выполнял беспрекословно. В 1378 г. Абдула послал на великого князя большое ополчение под командой мурзы Бегича за разорение мордовской земли, которая находилась под властью хана.

Когда татары вступили на рязанскую землю, их уже ждал там Дмитрий, предупрежденный об этом нападении заранее. Битва произошла на берегу реки Вожи и закончилась безоговорочной победой русских – татары в панике бежали через реку, и когда на следующее утро войско Дмитрия переправилось на другой берег, то неприятеля там уже не было, только в беспорядке валялись на траве телеги, кибитки, юрты и поклажа. Это была первая победа русских над татарами, которую Карамзин охарактеризовал словами Библии: «Отступило время от них: Господь же с нами!» Мамай, который к тому времени провозгласил себя ханом всей Орды, стал собирать войско, чтобы отомстить русским за поражение татар в Вожской битве. Сперва он сделал короткий набег на рязанскую землю, где происходила битва, а после разрушений и грабежей собрался на Москву, не предполагая, что Дмитрий решится выступить против огромного войска татар. Однако Мамай ошибся – Дмитрий знал, что Орда ослаблена внутренними распрями. Ярким свидетельством этой слабости был факт уменьшения ежегодной дани татарам, о чем русским князьям удалось договориться с ханом. Великий князь назначил время сбора всех отрядов своего войска на 15 августа, а сам отправился в Троицкую обитель к святителю Сергию Радонежскому. Сергий благословил Дмитрия на войну, предсказал победу и отправил с ним двух своих иноков – Александра Пересвета и Андрея Ослябю. Тем временем в Коломне собралась огромная рать в сто пятьдесят тысяч воинов – все с нетерпением ждали битвы с ненавистными татарами, полтора века терзавшими русскую землю. Мамай сперва решил кончить дело миром, сказав, что уйдет в Орду, если Дмитрий согласится платить такую дань, которая была при хане Узбеке, но Дмитрий отверг это предложение. 6 сентября русские войска вышли к Дону, недалеко от устья реки Непрядвы.

Архангел Гавриил (Ангел Золотые Власы).

Около 1200 г.

Здесь великого князя ждала грамота от преподобного Сергия, письменное благословение от святого без страха идти на татар: «Иди, иди смело, князь, да поможет тебе Бог и Святая Богородица». Подробное описание Куликовской битвы имеется во многих летописях и в курсах русской истории, повторять его здесь ни к чему. Когда Мамай с холма увидел, что русские побеждают, он со своей знатью обратился в бегство, татар гнали до реки Мечи и овладели всем их имуществом.

Дмитрия нашли под недавно срубленным деревом в помятом панцире, но серьезных ран на его теле не было. Потери были огромны – в живых осталось не более сорока тысяч. В сказании о Мамаевом побоище говорится: «Была на Руси радость великая, но и была печаль большая по убитым Мамаем на Дону; оскудела вся земля Русская воеводами и слугами и всяким воинством, и от этого был страх большой по всей земле Русской». Мамай, вернувшись в Орду, стал собирать новое войско, чтобы снова идти на Москву, но на него напал Тахтамыш, хан той части Орды, что расположилась вблизи Аральского моря и у реки Яик (ныне р. Урал). Он разбил остатки войска Мамая у реки Калки, после чего тот бежал в Крым, где вскоре был убит генуэзцами. Тохтамыш, овладев всей Золотой Ордой, разослал русским князьям грамоты о своем воцарении и потребовал от них большой дани. Однако въехать в Москву татарским послам помешал страх, который они испытали после поражения в Куликовской битве. Чтобы этот страх развеять, Тохтамыш решил с большим войском внезапно напасть на Москву. Шел к Москве Тохтамыш скрытно и поспешно, чтобы застать россиян врасплох, эта новая тактика татар означала, что после Куликовской битвы татары стали проявлять осторожность и неуверенность при нападении на Русь, что обнаруживает слабость Орды. Узнав о приближении татар, Дмитрий уехал в Кострому, чтобы там собрать войско; покинул Москву и митрополит Киприан, о чем уже говорилось выше. Три дня татары, окружившие город, не могли проникнуть внутрь крепости и взяли Москву хитростью, пообещав никого не трогать. Город сдался 26 августа 1382 г. и был беспощадно уничтожен вместе со всеми защитниками и священнослужителями, церкви и княжеская казна разграблены, дома сожжены, в пожаре погибли бесценные рукописи, хранившиеся в Кремле. На жителей России была наложена непомерная дань.

В мае 1389 г. великий князь св. Дмитрий Донской скоропостижно скончался, едва достигнув сорокалетия. Чувствуя скорую смерть, князь призвал супругу, детей и приближенных. Боярам он сказал: «С вами я царствовал и побеждал врагов для счастия России; с вами веселился в благоденствии и скорбел в злополучиях, любил вас искренне и награждал по достоинству; вы были не боярами, а князьями земли русской. Так служите теперь верно моей супруге и юным сыновьям». Он представил боярам семнадцатилетнего Василия Дмитриевича как будущего великого князя и благословил его; обнял Евдокию, каждого из сыновей и со словами «Бог мира да будет с вами!» скончался. Похоронен Дмитрий был в церкви Архангела Михаила. Обряд погребения совершил св. Сергий Радонежский с гостившим тогда в Москве трапезундским митрополитом Феогностом и некоторыми епископами. Дмитрий славился своей набожностью – он часто и подолгу посещал церкви, носил на теле грубую власяницу, но при этом все же не пожелал по примеру своих предков перед кончиной принять иноческое пострижение.

Спектр оценок деятельности Дмитрия как великого князя очень широк: от безудержных восхвалений до тяжких обвинений в неспособности предотвратить несчастья, обрушившиеся на Русь во времена его правления. Дмитрию постоянно ставят в укор якобы счастливые годы княжения его деда и дяди. Автор же не берется судить, кто прав в этом споре, – скорее всего, надо, как обычно, искать истину где-то между полярными точками зрения, но несомненно одно: победы св. Дмитрия Донского сыграли важную роль в истории России, дав толчок к пониманию того, что сейчас принято называть русской идеей, и в чем, кстати, остро нуждается самосознание современных россиян.

2. В первое, самое тяжелое столетие монгольского ига множество монастырей и церквей были разрушены, сожжены и разграблены, что вынудило монахов и священников покинуть места своего служения. Однако в течение последующих десятилетий ситуация изменилась к лучшему, и хотя время от времени опустошительные набеги татар продолжались, захватчики не только не вмешивались в церковные дела, но в соответствии с правилами своей религии даже поощряли восстановление разрушенных монастырей и церквей и строительство новых, поскольку надеялись, что «русский Бог» поможет им в этой и в будущей жизни. Возрождение церковных сооружений шло быстрыми темпами благодаря энтузиазму населения, всеми силами стремившегося восстановить полноценную христианскую жизнь. Наиболее распространенным был следующий нехитрый сценарий: инок, чей монастырь был разрушен, уходил в пустыню или в лес, где строил себе келью или копал пещеру. Вскоре о нем узнавали в соседних селениях, к нему приходили за советом или с просьбой построить поблизости келью для себя. Местные жители возводили на свои скудные средства церковь и сооружали кельи для монахов – так возникал новый монастырь. Умножению монастырей, распространению и укреплению монашеского духа в России XIV в. более всего способствовали такие великие святители, как митрополиты Петр и Алексий, преподобный Сергий Радонежский и его ученики, св. Кирилл Белозерский, Стефан Пермский, Авраамий Галичский и другие. К концу XV в., т. е. ко времени завершения татаро-монгольского ига, число монастырей в России стало, несмотря на все разрушения, вдвое больше, чем было до нашествия монголов. Конечно, большинство церковных сооружений были возведены в последний, сравнительно спокойный период ига, но, тем не менее, цифры впечатляют. К сожалению, сохранилось немного сведений относительно церковной жизни юго-западной части Киевской Руси, которая со времени нашествия стала постепенно отделяться от северо-восточной, пока не вошла в состав Литвы и Польши. Известно, что галицкий князь Даниил, направляясь в 1247 г. на поклон к Батыю, заехал в Киево-Выдубицкий монастырь, где нашел игумена и братию и отслужил молебен. Но подавляющее большинство монастырей и церквей тогда лежали в развалинах. Прежде всего речь идет о Киево-Печерской обители, иноки которой жили не в самой обители, а в пещерах и в окружающих лесах. В летописях конца XIII в. упоминается архимандрит лавры Серапион и игумен Агапит, значит, жизнь монастыря начала налаживаться. С 1320 г., когда Киев и окрестные области перешли под власть Литвы, положение с восстановлением там монастырей и церквей улучшилось. В 1340 г. значительная часть Галицко-Волынского княжества была включена в состав Польши, затем ею попеременно владели князья венгерские, литовские, опять поляки. Поскольку подавляющее большинство населения этих стран были католиками, то положение православных и православных обителей оказалось достаточно сложным. Тем не менее, в летописях того времени встречаются названия новых православных монастырей. Польский король Владислав Ягайло утвердил за перемышльским епископом Афанасием такие монастыри: Николаевский, Святого Спаса, Грушевич, Сусанны, Смольницкий, Лавров, Онуфриев и «все другие монастыри, подвластные владыке», как записано в соответствующей грамоте. В восточных областях, подвергшихся наибольшим разрушениям в начале нашествия, уже с середины XIII в. начались активные работы по восстановлению монастырей и церквей и постройке новых. В монастыре Рождества Богородицы во Владимире в 1263 г. был погребен Александр Невский, а в Успенском женском – обе его супруги и дочь. В Суздале в 1239 г. епископом Кириллом была освящена каменная церковь на территории Борисоглебского монастыря. Там же продолжал существовать Ризоположенский женский монастырь, чудом уцелевший при нашествии. Александром Невским в Суздале возведен Александровский женский монастырь, который служил местом погребения суздальских княгинь. В Ростове в XIII в. существовали Богоявленский, Петровский, Спасский и Иоанновский монастыри.

В Москве в самом начале XIV в. был возведен, как уже говорилось, Данилов монастырь, построенный князем Даниилом Александровичем, и Богоявленский, возведенный Иваном Калитой. Самым знаменитым среди московских монастырей, несомненно, является Свято-Троицкий Сергиев, основанный преподобным Сергием Радонежским. Это – благодатное зерно, из которого выросло пышное дерево монастырей русского севера и северо-востока. Св. Сергием и его учениками, самым известным из которых стал св. Кирилл Белозерский, было построено множество монастырей и церквей, перечислять которые – места не хватит. Читателя, желающего ознакомиться с этим длинным списком, относящимся к рассматриваемому периоду, можно адресовать, например, к четвертому тому «Истории Русской Церкви» митрополита Макария. Здесь можно лишь добавить, что на дальнем северо-востоке, в Пермской области, первая церковь во имя Благовещения Пресвятой Богородицы была поставлена в середине XIV в. стараниями апостола и просветителя упорных язычников зырян преподобного Стефана Пермского, которого с некоторой натяжкой можно включить в число друзей и учеников св. Сергия. Первый монастырь на Пермской земле на р. Печоре был поставлен учениками св. Стефана и назван Троицким.

После шока, вызванного кровавым началом монгольского нашествия, религиозная жизнь в России рубежа XIII и XIV вв. стала понемногу налаживаться; яркое свидетельство тому – ее разнообразие. Так, например, в конце XIII в. появляются на Руси первые юродивые Христа ради, целиком посвятившие себя этому трудному виду подвига (о более ранних кратковременных и недостаточно последовательных опытах юродства говорилось выше). В те годы наиболее известным юродивым был св. Прокопий Устюжский. Раздав богатое имение нуждающимся, Прокопий ходил по Великому Устюгу, со смирением претерпевая насмешки, брань и даже побои. В жестокие северные морозы он не менял изорванной одежды, спал на камне или на голой земле, ночи проводил в горячей молитве. Подаяние брал только у людей бедных и богобоязненных, а у неправедно обогатившихся брать отказывался. В конце XIV в. в Новгороде двое угодников Божих подвизались в юродстве – Феодор и Николай. Жили они по разные стороны р. Волхов и говорили друг другу: «Не ходи, юродивый, на мою сторону, а живи на своей». Босыми и в рваной одежде переносили они зимние морозы, оба обладали пророческим даром и бесстрашно обличали правителей Новгорода.

Юродство как высокий подвиг христианского служения возникло еще в первые века н. э. Так, например, в XI в. во время нашествия сельджуков на Византию св. Андрею Юродивому в константинопольском Влахернском храме явилась Матерь Божия, окруженная святыми и распространившая свой покров над жителями города. Вдохновленные этим видением греки отразили нападение врагов. В честь этого события был учрежден праздник Покрова Пресвятой Богородицы, высоко чтимый и на Руси. Но в России XV–XVI вв. юродство стало явлением массовым (только за эти два века можно насчитать свыше 25 юродивых, прославленных Церковью) и по характеру своему несколько отличным от подобного служения в древней Восточной Церкви, поэтому в дальнейшем для изложений иногда будем использовать термин «русское юродство».

Святой равноапостольный князь Александр Невский

Икона второй половины XVIII в.

Подобно тому, как живому организму присущи недомогания и болезни, признаками живой Церкви могут служить возникающие время от времени ереси. Первой из известных ересей в Русской Церкви стала так называемая ересь стригольников. Возникла она в Новгороде или Пскове, по-видимому, в начале XIV в., хотя первое упоминание о ней в летописях относится к 1376 г, но тогда еретиков уже жестоко преследовали: «Того же лета побили в Новгороде еретиков стриголовников, дьяконов Никиту и Карпа, и третьего человека с ними, свергнув их с моста, развратителей святой веры Христовой». Свое название секта стригольников получила от обычая выстригать волосы на темени у всех, вступивших в это братство. Священников, замешанных в симонии, т. е. в рукоположении за деньги, «поставлении на мзде», стригольники считали недостойными служения. Надо сказать, что еще в самом начале XIV в. тверской епископ Андрей упрекал в симонии св. митрополита Петра, написав соответствующее послание в Константинополь патриарху Афанасию. Своими строгими требованиями к нравственному уровню священнослужителей и прихожан стригольники напоминали древних донатистов из Карфагена, учение которых одно время разделял блаж. Августин. В 1382 г. патриарх Нил отправил грамоты в Новгород и Псков, где предлагал стригольникам мирно воссоединиться с православной Церковью. В посланиях говорится: «Называю еще всех вас чадами и сынами, хотя некоторые из вас и отделились от соборной Церкви верующих и отстали от общества христианского. Мы узнали, что некоторые из вас под предлогом большего благоговения, думая сохранить точность священных канонов, отлучились от вселенской и апостольской Церкви Христовой. Называют еретиками всех – и архиереев, и иереев, и клириков, и народ как рукополагающих и рукополагаемых за деньги, прочих же как общающихся с ними; одних себя они почитают православными». Более жесткую грамоту, адресованную стригольникам, послал в 1394 г. патриарх Антоний: «Как дерзнули вы, – пишет патриарх, – уничижать святителей за церковные поборы? Или кто насаждает виноград и от плода его не ест? Или кто пасет стадо и от молока его не ест? Если недостоин патриарх и недостойны митрополиты, то, по-вашему, нет ныне на земле ни одного священника. Если бы Христос ни от кого не принимал подаяния, то за что ученики его ходили бы в град самаритянский купить хлеба? И какое серебро носил Иуда? Если скажете, что духовные люди много собирают, то не вам судить их – да судятся от Бога и от большего святителя. Вы считаете себя праведниками, хвалитесь постом и воздержанием… таковы были и фарисеи. И однако же мытари и грешники пришли с покаянием ко Христу, и спаслись, а фарисеям Христос сказал: «Горе вам книжникам, фарисеи и лицемеры!» Таковы были и все еретики: потники, молельщики и лицемеры перед людьми». Однако секта просуществовала еще довольно долго. В 1416 г. митрополит Фотий получил из Пскова известие о стригольниках и ответил так: «Благословляю вас, детей моих, учить таковых и восстанавливать в благоразумие. Если же они не исправятся, то вы, священники, не принимайте от них никакого приношения к церквам Божим и отлучайте их, как гнилых членов, от здорового тела церкви Христовой, а вы, миряне, не сообщайтесь с ними, пока не покаются, ни в пище, ни в питии, да не осквернитесь». Вскоре псковитяне написали митрополиту, что они стриголовников «обыскали и показнили». Фотий поблагодарил верующих и священников за ревность и призвал обращать еретиков «казнями, только не смертными, а заточением». После такого благословения владыки всех стригольников схватили и заточили в темницы, и таким образом ересь была окончательно искоренена, хотя идеи стригольников в несколько измененных формах сохранились, по-видимому, до настоящего времени. По словам митрополита Макария, эта секта являлась «произведением русской почвы», а сравнительно долгая ее жизнь вызвана тем, что злоупотребления и недостатки в среде духовенства действительно существовали и, добавим – к сожалению, существуют поныне, и потому лжеучение стригольников в том или ином виде находит достаточно широкое сочувствие в среде верующих.

3. О митрополитах Петре, Феогносте и Алексии, а также о преподобных Сергии Радонежском, Кирилле Белозерском и Стефане Пермском уже упоминалось выше, но речь о них шла лишь в связи с историей государства и Церкви, т. е. в контексте предыдущих пунктов параграфа, поэтому настоящий заключительный пункт будет посвящен более обстоятельному рассказу о жизни и деятельности этих святителей, вернее их «житию», как оно представлено в имеющихся источниках.

Святых митрополитов Петра, Феогноста и Алексия объединяет их решающая роль в становлении и укреплении Московского государства, объединившего многие княжества и явившегося ядром будущей России. Родиной св. митрополита Петра была Волынь, однако, вернувшись из Константинополя в роли митрополита Киевского и всея Руси, он сразу же отправился во Владимир. Этот край, его людей и природу Петр полюбил и за время своего пребывания на престоле в Киеве практически не появлялся. Особенно по душе пришлась ему Москва, небольшой городок в ста пятидесяти километрах к западу от Владимира, здесь он подолгу жил, вместе с князем Иваном Калитой основал здесь церковь Пресвятой Богородицы. Одновременно с Петром в качестве претендента на место митрополита в Константинополь прибыл ставленник тверского князя Михаила Ярославича некий игумен Геронтий, однако патриарх Афанасий его отверг. Михаил Тверской встретил митрополита Петра враждебно и сразу же стал строить ему козни, для чего привлек тверского епископа Андрея: они составили послание патриарху, в котором обвиняли нового митрополита в серьезных нарушениях церковного законодательства. Прибывший в Россию в 1311 г. представитель патриарха созвал в Переяславле-Залесском собор русских епископов. Содержание обвинений нам неизвестны, но, судя по косвенным сообщениям летописей, речь, главным образом, шла о поставлении священников за плату, т. е. о так называемой симонии, однако выяснилось, что бралась лишь та сумма, которая была необходима для процедуры посвящения в сан – и ничего сверх того. Такая плата Церковью допускается, так что Петр был полностью оправдан. Правда, на соборе, который проходил очень бурно, были противники всяких плат за посвящение. Таким ярым противником был тверской монах Акиндин, предваряя возникшую через некоторое время и упоминавшуюся выше ересь стригольников. Этим собором тверской князь только повредил себе в разгоравшейся тогда борьбе Твери с Москвой. Возможно, любовь Петра к Москве и ее князьям отчасти была вызвана поддержкой оправдательного приговора москвичами – как церковными властями, так и светскими. Митрополит Петр обладал даром пророчества и чудодействия. Однажды Иван Калита попросил святителя объяснить ему сон – князю приснилась высокая гора со снегом на вершине, но вдруг снег начал таять. Петр сказал: «Высокая гора – это ты, князь, а снег – это я, смиренный. Таяние снега означает, что мне прежде тебя должно отойти в жизнь вечную».

Деисус. Начало XIII в.

Вскоре митрополит действительно почувствовал приближение кончины. Так как князя в это время не было в Москве, Петр призвал к себе тысяцкого Вельяминова и сказал ему: «Чадо, я отхожу от жизни сей; оставляю сыну моему, возлюбленному князю Ивану, милость, мир и благословение от Бога ему и семени его до века. За то, что сын мой успокоил меня в старости, воздаст ему Господь сторицею в мире этом и дарует ему жизнь вечную, и не оскудеют обладающие местом его от семени его, и память его прославится». Это было первое пророчество о Москве и ее правителях. После этого святитель предоставил свои планы по строительству в Москве соборной церкви, простился со всеми и начал тихо петь вечерню. Во время пения с молитвою на устах св. Петр скончался, это произошло в конце 1326 г. Чудеса от его мощей начали совершаться сразу же после погребения. В полной мере сбылись и его пророчества о возвышении Москвы. В 1328 г. хан Узбек утвердил Ивана Калиту великим князем, и в этом же году из Константинополя в Россию прибыл преемник св. Петра на престол митрополита, грек Феогност, который, как и Петр, сразу же полюбил Москву и вскоре сделал ее городом престольным, перенеся сюда свою кафедру. В одном из церковных песнопений св. Петр прославляется так: «Ты явился новым чудотворцем, богоносный Петр, подавая исцеление всем, притекающим к тебе с верой, и невидимо посещая людей христовых, ты просвещаешь землю нашу, и мы единодушно взываем к тебе: радуйся, жилище света бесстрастного! Радуйся, прогонитель страстей темных! Радуйся, высота чистого боговедения и глубина смирения! Радуйся, пастырь и учитель земли Русской! Радуйся, возвеличивший державу князей наших! Радуйся, преславный источник чудо творений! Радуйся, утверждение града нашего! Светло ликуй, преславный град Москва, имея в себе святителя Петра – зарю солнечную, озаряющую чудесами всю землю Русскую: радуйся, иерарх Бога Вышнего, через тебя посещающего паству твою!»

Митрополит Феогност был прислан из Византии, но Русь стала для него по-настоящему родной. Св. Феогност и Иван Калита были как будто созданы друг для друга: оба обладали обостренным чувством ответственности за ниспосланные им судьбой великие дела, государственные и церковные; оба успешно умножали порученное им имущество, чем очень укрепили и княжество и Церковь. Феогност имел влияние на патриарха Иоанна Калеку, в 1339 г. ему удалось получить из Константинополя утвердительную грамоту для канонизации митрополита Петра как великого московского чудотворца. Таким образом Петр оказался первым русским митрополитом, причисленным к лику святых. Для Москвы этот факт был чрезвычайно важен, т. к. отныне гробница св. Петра стала залогом славы и величия молодой столицы. Феогност поневоле стал участником политических интриг, затеваемых Калитой, так, ему пришлось отлучить от Церкви тверского князя Александра Михайловича после того, как тот отказался ехать на верную смерть в Орду и бежал в Псков. Когда псковичи отказались по требованию великого князя (должность, которую тогда только что получил в Орде Калита) выдать князя Александра, Феогност закрыл во Пскове все церкви. После этих актов тверской князь сказал на вече: «Да не будет проклятия на друзьях и братьях моих ради меня» – и покинул Псков. В качестве митрополита св. Феогност лишь однажды посетил родную Византию – в 1333 г., в трудное для православной Церкви время, когда греческое духовенство было занято исихастскими спорами между св. Григорием Паламой и его оппонентами, монахами Варламом и Акиндином. Об этом подробно говорилось в первой книге, здесь можно напомнить, что исихазм представляет собою учение, содержащее как религиозную метафизику, мистическое богословие, так и мистику практическую – совокупность технических приемов, – напоминающую во многом приемы медитации индийских йогов. Богословие исихазма связано, в первую очередь, с важнейшей проблемой Фаворского света и сущности божественной благодати. Исихазм, священнобезмолвие, оказался близким по духу русскому Православию, поэтому вскоре, уже при митрополите Алексие, он проник в среду русского монашества и его церковного окружения. Скончался митрополит Феогност в 1353 г. в одно время с великим князем Симеоном Ивановичем: оба погибли от свирепствовавшей тогда чумы.

Преемником св. Феогноста решено было выдвинуть инока Алексия, которого всего за три месяца до своей кончины митрополит Феогност поставил на епископство во Владимирскую епархию. Один из наиболее значительных святителей Русской Церкви, св. Алексий, родился в самом конце XIII в. (некоторые источники говорят о начале XIV в.) в Москве, куда незадолго до рождения первенца перебрался из Чернигова знатный боярин

Федор Бяконта с женой Марией. Вскоре Федор занял одно из первых мест при дворе князя – известно, что крестным отцом Алексия, названного при крещении Симеоном, был Иван Калита. Симеон получил достаточно обширное по тем временам образование и в двадцать лет, несмотря на протесты родителей, постригся в монахи Богоявленского монастыря, получив имя Алексий. Митрополит Феогност полюбил молодого, но уже прославившегося аскетическими подвигами инока и переселил его из обители в дом митрополита, сделав его своим наместником по различным делам, преимущественно связанными с церковным судопроизводством. После смерти митрополита в Константинополь было отправлено посольство с грамотами, в которых на освободившийся престол рекомендовался епископ Владимирский Алексий. Надо отметить, что это ходатайство перед патриархом было единодушно одобрено великим князем и всеми иерархами Русской Церкви. Согласие императора и патриарха было получено летом 1353 г., и Алексий без промедления отправился в путь, однако его утверждение затянулось почти на год. Причин тому было несколько, но главная из них – нежелание патриарха уже в который раз ставить русского митрополита, тем самым позволяя Руси проявлять самостоятельность в церковных делах и отдаляться от Константинополя. Кроме того, обедневшая в тяжелейшие для империи годы патриархия была непрочь поживиться за счет русской казны, о чем она регулярно в течение этого года писала великому князю, выдвигая все новые требования и претензии. Наконец, летом 1354 г. Алексию была выдана грамота, подписанная патриархом Филофеем, в которой, в частности, говорилось: «Извещаем о поставлении Алексия митрополитом Киевским и всея Руси собор Церкви боголюбезнейших епископов и великого князя Ивана и прочих благородных князей, а также тамошний клир и весь живущий там христианский народ Божий. Увещеваем отечески, чтобы все приняли его с радостью и все оказывали бы ему всякую честь и благопокорность в том, что он будет убеждать их для пользы их душ и утверждения благочестивых и православных догматов Божией Церкви». Согласившись утвердить русского на престоле митрополита, патриарх все же дал Алексию в качестве помощников группу греков, назначив их на важные церковные должности.

О некоторых важных делах, совершенных св. митрополитом Алекисем уже говорилось выше; своей удачной поездкой в Орду для излечения супруги хана Узбека Алексию удалось надолго избавить государство от разорительных набегов татар, он был главным советчиком у великого князя Ивана Ивановича, которому его старший брат Симеон Гордый, умирая, завещал: «Слушай отца нашего владыку Алексия». Алексий был одним из тех, кто направлял деятельность Дмитрия Донского, получившего великокняжеский престол еще в детстве. Большое влияние св. Алексий оказал и на преподобного Сергия Радонежского. В 1378 г. великий святитель земли Русской скончался.

Приступая к рассказу о св. Сергии Радонежском, автор невольно испытывает благоговейные чувства перед этой самой значительной фигурой в Русской Церкви. В тяжелые времена Сергий не только сумел возродить былую религиозность народа, но и проложить новые пути развития, сделавшие Русскую Церковь одной из крупнейших в христианском мире. Во времена преп. Сергия русская религиозная культура, по словам о. Г. Флоровского, «переживала новый подъем Византийского воздействия». В конце XIV в. Русская Церковь приняла установленный Константинополем праздник, посвященный св. Григорию Паламе, апологету только что упомянутого исихазма. Крепли связи с Афоном; афонский инок Исайя по поручению Русской Церкви переводит корпус Ареопагитик с комментариями св. Максима Исповедника. Как пишет Фловорский, «на Руси было кому читать эти мистико-аскетические книги. XIV в. был временем отшельнического и монастырского возрождения – это век преп. Сергия Радонежского… Но Византийское воздействие было кануном кризиса и разрыва. Правда, этот кризис назревал и разрыв подготовлялся не в культурном самосознании. Прежде всего, это был национально-государственный процесс, связанный с потребностью в церковно-политической независимости от Константинополя».

Теперь подробнее о биографии преподобного. Недалеко от Ростова Великого жил благочестивый боярин Кирилл с женой Мариею и тремя сыновьями: Стефаном, Петром и Варфоломеем. Младший сын Варфоломей, будущий преп. Сергий Радонежский, родился в 1314 г. (по другим источникам – в 1322 г.); еще до рождения, по словам летописца, он был посвящен Пресвятой Троице – однажды, когда беременная Мария слушала литургию, младенец трижды шевельнулся. Таинственный странник, повстречавший в лесу юного Варфоломея, благословляет его на строительство церкви во имя Пресвятой Троицы. Кроме того, старец даровал юноше способность к книжному учению. Эта способность, связанная с благодатью, важнее природных дарований, которых у Варфоломея, как говорит летописец, было предостаточно. Вскоре после переселения семейства в Радонеж, что недалеко от Москвы, родители Варфоломея и его старший брат постриглись в Хатьковском монастыре, а Варфоломей, оставив имение брату Петру, нашел себе место для пустынножительства, называвшееся Маковец, поскольку возвышалось оно посреди густого леса. Здесь он вместе с братом Стефаном построил небольшую церковь во имя Живоначальной Троицы. Вскоре Стефан ушел в Московский Богоявленский монастырь, а Варфоломей от игумена Митрофана принял постриг с именем Сергий, было ему тогда 24 года. Более двух лет Сергий пребывал в полном одиночестве, только изредка приходил медведь, с которым преподобный делился своею скудной пищей. Как это обычно бывало в России тех лет, пустынножитель, известный своими подвигами, в конце концов становился игуменом монастыря, монахами которого делались люди, поселившиеся вблизи отшельника. Так произошло и с Сергием, хотя он всячески отказывался стать пресвитером или игуменом. «Желаю, – отвечал он братии, – лучше повиноваться, чем начальствовать, но страшусь суда Божьего и предаю себя в волю Господню». Сергий просил Афанасия, епископа Переяславля-Залесского, замещавшего уехавшего в то время митрополита Алексия, назначить для новой обители игумена. «Я слышал о тебе, – сказал епископ, – тебя избрал Господь». Возвратившись в 1354 г. из Константинополя, митрополит Алексий призвал к себе нового игумена, и с тех пор двух великих святителей земли Русской связала дружба и любовь. О духовных подвигах св. Сергия узнали в Константинополе, патриарх Филофей с делегацией, отправленной в Россию, передал Сергию крест, схиму и послание. «Не к кому ли другому вы посланы?» – спросил у греков смиренный игумен.

Монахам Троицкой обители было запрещено называть что-либо своим – собственность в монастыре была общей. Почувствовав приближение кончины, митрополит Алексий решил посвятить Сергия в сан епископа и назначить его своим преемником. Но преподобный был неумолим: «Владыка святой! – сказал он митрополиту, – если не хочешь прогнать нищету мою от своей святыни, не говори о таком тяжком бремени моему недостоинству». Митрополиту пришлось, не добившись своего, отпустить игумена в его обитель. Хотя Сергий считается основоположником новых путей для русского монашества, он не пренебрегал заветами преп. Феодосия Печерского: отсюда, например, его «худые ризы», смирение, привычка обходить по вечерам кельи иноков. Как и Феодосий, преп. Сергий во время голода обещал скорую помощь, уповая на Бога, и помощь неизменно приходила. Неизменной была и благотворительность в монастырях, основанных Сергием и его учениками. Автор лучшего из «Житий» (оно написано монахом Епифанием), хорошо знавший Сергия, приводит его слова: «Держу в уме жизни великих ангелоподобных святителей, Антония Великого, Евфимия Великого, Савву Освященного, Пахомия Ангеловидного, Феодосия Общежителя и прочих, – и удивляюсь, как, существуя во плоти, они победили врага невидимого, бесплотного».

Но по сравнению с этими знаменитыми подвижниками Сергий обладал и иными, чисто русскими чертами. Секрет влияния св. Сергия на людей, о котором пишут все его биографы, кроется, прежде всего, в силе и обаянии его личности; невозможно сколько-нибудь детально описать словами характер этого влияния. В «Житиях» проведены многочисленные чудеса и видения, связанные со святым. Так, например, у Епифания есть рассказ о том, как в одном из видений преподобному Сергию явилась Богородица. Явление произошло после горячей молитвы и благодарственного канона Божьей Матери, пропетого Сергием. Затем святитель сказал бывшему рядом своему ученику Михею: «Трезвись и бодрствуй, ибо чудное и ужасное посещение готовится нам сейчас». Тут же раздался голос: «Се Пречистая грядет», и святого осенил яркий свет, «паче солнца сияющий», и явилась Богородица с двумя апостолами, Петром и Иоанном.

Успение. Икона начала XIII в. Новгород

От ослепительного света Сергий прикрыл глаза и пал ниц, но Пречистая коснулась святителя своими руками и произнесла: «Не ужасайся, избранник мой, я пришла посетить тебя. Твоя молитва об учениках услышана и об обители твоей тоже. Не скорби – отныне она будет всем изобиловать, а не только при жизни твоей, но и по отшествию твоему к Господу неотлучна буду Я от обители твоей, подавая потребное и покрывая ее». Сказав это, Богородица стала невидимой, а святый был объят великим страхом, всю ночь он не мог уснуть, размышляя о неизреченном видении. Еще одно видение самому Сергию таково: ночью в своей келье святитель услышал голос, зовущий его. Открыв окно, он увидел необычный свет, множество прекрасных птиц и услышал голос: «Сколько видел ты птиц, так умножится стадо твоих учеников, и число их не оскудеет, если будут идти по стопам твоим». Федотов, говоря о Сергии, отмечает родственность его духовной жизни движению исихастов и заканчивает свой рассказ о святителе такими словами: «В его завершенной святости, по-видимому, не было места для тяжелых конфликтов – или они остались скрыты для нас. Преподобный Сергий в большей степени, чем Феодосий, представляется нам гармоническим выразителем русского идеала святости, несмотря на заострение обоих полярных концов ее: мистического и политического. Мистик и политик, отшельник и киновит совместились в его благодатной полноте. Но в следующий век пути разойдутся: ученики преподобного Сергия направятся в разные стороны». Таким образом, по мнению современного богослова, в характере и поступках св. Сергия Радонежского были совмещены противоположные тенденции, совмещены гармонично, как во всякой великой личности, – «неслиянно и нераздельно».

Скончался преподобный в 1392 г. и был похоронен в основанной им Троицкой лавре, которая поныне носит и его имя. Кроме Троице-Сергиевой лавры св. Сергий основал ряд других монастырей. Как писал Б. Зайцев: «Сергий основал не только свой монастырь и не из него одного действовал. Если келии Лавры он рубил собственноручно, если сам построил Благовещенский монастырь на Киржаче (возле Владимира), то бесчисленны обители, возникшие по его благословению, основанные его учениками и проникнутые его духом». О деятельности учеников св. Сергия и учеников его учеников, построивших множество монастырей по всей Северо-Восточной Руси, будет рассказано дальше. Здесь лишь кратко упомянем одного из ближайших и любимейших учеников преподобного Сергия св. Кирилла Белозерского, монаха, а затем игумена Симонова монастыря.

Он родился в Москве в 1337 г. Рано оставшись сиротой, Кирилл воспитывался у знатного и богатого родственника, боярина Тимофея Вельяминова. Юноша обладал острым умом и преуспевал в учении, поэтому Тимофей готовил Кирилла к светской карьере, однако преп. Стефан Махрицкий уговорил боярина отдать его в монастырь, т. к. Кирилл был склонен к иноческой жизни. Пострижение состоялось в Симоновой обители, куда часто заходил Сергий Радонежский. Там он встретил Кирилла и полюбил его, их беседы длились много часов. Однажды ночью, когда Кирилл пел акафист Богородице, он услышал голос, исходивший от ее иконы: «Иди на Белое озеро – там тебе место». Он открыл оконце кельи и увидел на севере свет, освещавший прекрасный пейзаж. Не теряя времени, Кирилл вместе со своим духовным братом Ферапонтом отправился пешком в далекий путь, взяв с собой икону Богоматери Одигитрии. Вблизи горы Мауры на берегу Сиверского озера преподобный увидел то место, которое указала ему в видении Богородица. Здесь он водрузил крест и срубил церковь во имя Успения Богоматери. Ферапонт вскоре пошел дальше и недалеко от нынешнего города Кириллова основал общежительный Белозерский Ферапонтов монастырь. Кириллов монастырь называли «градом иноков», и для северных земель России он стал тем, чем была для средней полосы Троице-Сергиева лавра. Св. Кирилл обладал даром пророчества и совершил много чудес; скончался он в глубокой старости в 1427 г и был похоронен в Кирилло-Белозерском монастыре.

В книге «Святые древней Руси» Федотов так начинает рассказ о Стефане Пермском: «Стефан Пермский занимает особое место в сонме русских святых, стоя несколько особняком от широкой исторической традиции, но означая новые, быть может, еще не вполне раскрытые возможности в русском Православии. Святитель Стефан – миссионер, отдавший свою жизнь на обращение языческого народа. Православные люди нередко уступают западным исповедникам миссионерское служение, как «внешнее дело», занятие для деятельной Марфы и не представляющее интереса для православной Марии. Всей своей жизнью св. Стефан опровергает такое понимание Православия». Действительно, в важном деле распространения христианского вероучения русское Православие всегда отставало от других конфессий – католической и протестантской, поэтому пример св. Стефана Пермского, соответствующим образом модернизированный, актуален и в настоящее время для православной Церкви.

Св. Стефан родился около 1340 г. в Великом Устюге у благочестивых родителей. В одном из «Житий» Прокопия Устюжского, Христа ради юродивого, говорится, что св. юродивый, обладавший пророческим даром, предсказал отцу Стефана, сельскому дьяку Симеону, что у его жены Марии родится необыкновенный сын, просветитель пермского народа. Способности мальчика проявились очень рано – Стефан, как пишет автор его «Жития», «научился в граде Устюге всей грамматической хитрости и книжной силе». Юношей он до тонкостей освоил язык зырян, на котором в Устюге говорили многие жители. В Ростове, куда переехал молодой Стефан, он постригся в монастыре св. Григория Богослова, выбрав эту обитель не случайно – монастырь славился своей библиотекой. Вообще, научное призвание преподобного несомненно, читал он по-гречески свободно и поэтому мог изучать многие писания в оригинале. Однако уже тогда он напряженно готовился к деятельности апостольской – составил азбуку зырян, воспользовавшись для нее не русскими или греческими образцами, а местными рунами, знаками для письменных зарубок на деревьях. С помощью созданной им зырянской письменности св. Стефан начал перевод книг Священного Писания. Получив благословение епископа Коломенского, Стефан отправился в дикую страну, полную опасностей, «как овца посреди волков». Однако мягкий и доброжелательный характер святого покорил сердца местных жителей. В первом же зырянском поселении, Котласе в устье Вычегды, он крестил многих жителей и основал там храм.

Богоматерь Оранта Великая Панагия. Ок. 1218 г. Ярославль

Двигаясь дальше, св. Стефан с помощью крещенных им жителей воздвиг церковь Благовещения и срубил предмет особого поклонения язычников, «прокудливую» березу – дерево громадной величины и толщины, – за что местные волхвы покушались его убить. На месте этого дерева был построен храм Архистратига Михаила, победителя духов тьмы. В «Житии» святого описаны многие победы апостола над кудесниками и волхвами, но людям, собиравшимся убить после его разоблачений главного кудесника Пама-Сотника, не позволил этого сделать, говоря: «Христос послал меня учить, а не убивать людей. Если Пам не хочет принять спасительную веру Христову, пусть накажет его Бог, а не я». После этого Пам со своими волхвами был изгнан из пермской земли. В Москве, куда отправился св. Стефан, он получил охранную грамоту от великого князя Дмитрия Донского и благословение митрополита Алексия. В 1383 г. Стефан был поставлен епископом пермского края. В 1390 г. святитель снова посетил Москву, заботясь о нуждах своей паствы. Есть легенда, согласно которой он остановился в 9 верстах от Троицкого монастыря, сотворил молитву и произнес: «Мир тебе, духовный брат». В это время св. Сергий сидел в трапезной, он встал, поклонился и ответил: «Радуйся и ты, Христов пастырь; Мир Божий да пребудет с тобою». С тех пор в Троице-Сергиевской лавре стало традицией подниматься во время еды. В Москве Стефан был ласково принят митрополитом Киприаном и великим князем Василием Дмитриевичем. Еще через пять лет Стефан посетил столицу, но к своей пастве уже вернуться не успел. Скончался апостол зырян в 1339 г. в Москве и похоронен в Спасской обители Кремля.

 

От пришествия Тохтамыша и церковной смуты до учреждения патриаршества

1. Предмет этого раздела – история России в XV и XVI вв. Это, прежде всего, история освобождения государства и Церкви от различного рода внешних давлений: в XV в. – от татаро-монгольского ига, а также установление фактической независимости Русской Церкви от патриархата Константинопольского; в XVI в. – учреждение патриархата, что означало юридическую самостоятельность Русской Церкви; кроме того, в этом веке были завоеваны и присоедины к России остатки прежней Орды, приволжские ханства Казанское и Астраханское. Все это вызвало в русском обществе мощный прилив энтузиазма и новых сил, что позволило на весь мир горделиво заявить: «Москва – третий Рим».

Вскоре после разорения Москвы ханом Тохтамышем в 1382 г. Русь подверглась нападению еще более грозного врага, чем приволжские татары, готового, подобно Батыю, превратить ее земли в пепелище. Несметные полчища монголов, легко разбив войско Тохтамыша, в 1385 г. перешли границу Руси и двинулись на север. Их предводитель – великий полководец Тамерлан (что значит «хромой Тимур») сумел в короткое время создать державу со столицей в Самарканде, которая простиралась от восточных берегов Каспийского моря до Маньчжурии. Тамерлан разрушил Елец, смерчем прошел по землям рязанским, но внезапно, по-видимому, не пожелав воевать дождливой осенью и суровой русской зимой, повернул назад в Среднюю Азию. В это время русские войска под командой великого князя Василия Дмитриевича, сына Дмитрия Донского, стояли на берегу Оки близ Коломны. А церкви Москвы и окрестных городов были переполнены молящимися, взывавшими к Богородице, прося у нее защиты: «Матерь Божия! Спаси землю русскую!» Уезжая на битву, великий князь просил митрополита Киприана послать во Владимир группу священнослужителей за знаменитой чудотворной иконой Владимирской Божьей Матери, написанной, согласно преданию, самим апостолом Лукой. Толпа москвичей во главе с митрополитом, епископами и другими церковными иерархами в торжественном облачении встретили икону на Кучковом поле, где вскоре был основан Сретенский монастырь, икону установили в Успенском соборе Кремля. Как пишут летописцы, в этот самый час войско Тамерлана внезапно остановилось у берегов Дона и поспешно ушло в свои земли, разрушая все на своем пути. «Не наши воеводы изгнали врага, – продолжают они, – не наши рати устрашили его; войска его были неисчислимыми. Сила невидимая послала на него страх, и он бежал, Богом гонимый». В честь этого события Русская Церковь установила праздник Сретения Богоматери. После этих страшных тревог на Руси воцарилось спокойствие, правда ненадолго.

В 1402 г. блаженный Киприан получил от великого князя Василия Дмитриевича важную грамоту (в то время митрополиты уже не ездили в Орду за ярлыками), в которой подтверждались древние уставы Владимира и Ярослава о церковных судах, а также положение о правах Церкви на земельные угодья и расположенные на них строения. Для себя Киприан выбрал село Голенищево близ Москвы, где проводил много времени, «перелагая святые книги с греческого языка на русский», составил ряд житийных произведений, написал много посланий и духовное завещание. Вот две выдержки из его сочинений: «Горе нам, что мы оставили путь правый. Все хотим повелевать, все быть учителями, не побывав прежде учениками. Особенно скорблю и плачу о лжи, господствующей между людьми. Ни Бога не боясь, ни людей не стыдясь, сплетаем мы ложь на ближнего, увлекаемые завистью. Лютый недуг – зависть: много убийств совершено в мире, много стран опустошено ею… Самого Господа распяли по зависти… Приобретем братолюбие и сострадание. Нет иного пути ко спасению, кроме любви, хотя бы кто измождал тело свое подвигами, – так говорит великий учитель Павел. Кто достиг любви, достиг Бога и в нем почивает». И еще – горький плач по гибнущему человечеству: «Род людей земнородных! Оплачем общую нашу долю. Как унизилось высокое создание Божие, образ и подобие Творца! Как пропала мудрость, замолкло слово, распалось двойственное естество!.. Земля – состав наш, земля – покров, хотя земля же и восстанет. Нагим младенцем вышел я для плача, нагим и отхожу. К чему же трубы? К чему заботы, когда знаем такой конец свой? Выходили из тьмы в свет и отходим из света во тьму. С плачем выходим из чрева материнского в этот мир, с плачем и отходим из мира печального во гроб. И начало и конец – слезы. Что же в середине? Сон, мечты, тени – таковы блага жизни! Жизнь исчезает, как цвет, как прах, как тень». Кроме этих литературных трудов святитель начал составлять Степенную книгу, описал деяния русских соборов и принялся за летопись, которую, к сожалению, не успел закончить. Возвратясь в 1406 г. из поездки в западные епархии, которые ему удалось воссоединить с московской митрополией, св. Киприан скончался в своем любимом Голенищево.

Восстановление единства русской митрополии, длившееся, правда, недолго, после присоединения к ней Волыни и Галичины произошло при сменившем Киприана митрополите Фотии, греке, поставленном на русский престол в 1409 г. патриархом Матфеем. Уроженец г. Мопемвасии на юге Греции, св. Фотий с юности подвизался в пустыне под руководством известного старца Акакия, был горячим приверженцем священнобезмолвия и «умной молитвы» исихастов, поэтому неохотно отправился в далекую страну, чуждую ему по языку и климату. В письме Фотию от его друга, монаха Иосифа, говорится об учености и аскетических подвигах преподобного, а также есть слова о достоинствах митрополии, которую получил Фотий: «Все мы радуемся величию твоего сана и изобилию богатства и широте власти и многочисленности народа, предстоятельство над которым тебе вверено; ты получил изобильное средство показать свою человеколюбивую настроенность. Приветствуем блаженного и властительнейшего митрополита России, священнейшего Фотия».

Перед приездом в Моску Фотий более полугода провел в юго-западных епархиях, живя преимущественно в Киеве. Там он наладил неплохие отношения с литовским князем Витовтом, который в то время враждовал с великим князем Василием Дмитриевичем. Начало церковного правления Фотия в Москве было для митрополита тяжелым: в 1408 г. на Москву напал хан Едигей, и хотя саму Москву ему взять даже после долгой осады так и не удалось, окрестные города и земли были опустошены и сожжены. Во время этого нашествия великий князь с семейством бежал в Кострому, надеясь там собрать войско против татар, а в Москве в это время воцарилась анархия. Первым делом были разграблены церковные богатства, в грабежах участвовали бояре и прочие светские власти, и прибывшему в конце 1409 г. в Москву Фотию с помощью князя пришлось возвращать церковное имущество силой. «Митрополит Фотий, – говорит летопись, – начал обновлять церковное богатство и доходы, а что исчезло, начал разыскивать, у князей и бояр или от иных лихоимцев отбирать похищенные села, власти и доходы и пошлины Христову дому и Пречистой Богородице и св. великим чудотворцам Петру и Алексею». В делах возвращения Церкви ее исконного богатства Фотий вел себя жестко. Неудивительно, что действия нового митрополита вызвали со стороны святотатцев поток злобной клеветы. Клеветникам удалось испортить отношения между церковными и светскими властями, а Фотия рассорили с князем Витовтом. Собрав в 1414 г. литовских епископов, Витовт предложил им выступить перед патриархом с ходатайством дать для Литвы своего митрополита. Ставленником князя на этом престоле был некий Григорий Цамблак, болгарин родом из Тырново. Но послов литовских в Константинополь опередили послы Фотия, и предложение Витовта не было принято патриархом, а Григория предали отлучению за устроенную им церковную смуту. Литовские епископы были вынуждены в свое оправдание отправить патриарху покаянную грамоту, а Фотий вскоре отправился в Киев и пробыл там более года, чтобы восстановить полное единство Русской Церкви. В это время епископы юго-западных епархий по наущению Витовта позволили себе отправить недопустимый по своей резкости акт отречения Фотия: «Бывшему до сих пор митрополиту Киевскому и всея Руси Фотию мы, епископы Киевской митрополии, пишем по благодати Св. Духа: с тех пор, как ты пришел, видели мы, что многое делаешь ты не по правилам апостольским и греческим, а мы терпим тебя как своего митрополита и ждали от тебя исправления». Дальше следует грязная клевета, которая заставила оскорбленного митрополита в ответном послании использовать по отношению к клеветникам бранные эпитеты вроде «гнусные, скверные, смрадные, окаянные, безбожные» и т. п. В прекращении мятежа юго-западных епископов Фотию помогали патриархи – в 1415 г. патриарх Ефимий предал извержению и проклятию самочинно поставленного и не желающего уходить Цамблака. Сменивший Евфимия патриарх Иосиф повторил проклятие, и Цамблак вынужден был покинуть кафедру. К этому времени вражда Витовта с Москвой улеглась, а отношения с Польшей обострились, так что литовский князь решил подчиниться решениям патриархата и передать Фотию литовские епархии.

Внутренняя деятельность св. Фотия была многообразна и плодотворна, так, в значительной мере его трудами была прекращена ересь стригольников. Его грамоты к псковичам по поводу разгоревшейся в их городе ереси содержат такие слова: «Если же они не обратятся на путь истинный, то отжените их от своей православной веры, да не будут посреди вас, как плевелы среди пшеницы». И в следующем послании: «Благословляю вас, детей моих, не сообщайтесь с ними ни в пище, ни в житии, да не осквернитесь, пока не покаются. А я, руководствуясь правилами Божественными, сотворю над ними суд и осуждение». Псковичам удалось к 1427 г. полностью искоренить ересь.

Богоматерь Белозерская. Икона XIII в.

В 1431 г. св. Фотий скончался, сумев объединить Русскую Церковь под властью единого митрополита. В завещательной грамоте он с тоской вспоминает о любезной ему монашеской жизни в Греции и о внезапном избрании на престол митрополита всея Руси, о церковных мятежах, которые он тяжело переживал, испрашивает себе прощение у всех и всех прощает, благодарит тех, кто содействовал воссоединению Церквей, поручает молиться о своей душе и благословляет истинно верующих.

В 1425 г. скончался великий князь Василий Дмитриевич, оставив свой престол десятилетнему сыну Василию, хотя по праву старшинства его должен был занять брат почившего, князь Звенигородский и Галичский Юрий Дмитриевич. Москва требовала от Юрия полного отречения от своих претензий, а когда тот не пожелал подчиняться, послала в Галич митрополита Фотия с грамотами. Переговоры не дали результата, и рассерженный Фотий лишил князя и жителей его княжества благословения. Тут, по рассказу летописца, в ход вступили явления сверхъестественные: в Галиче начался страшный мор, и галичане, обещая покорность Москве, умолили Фотия вернуться и помолиться за них. Молитва святителя прекратила мор, и договор на условиях Москвы был заключен. В 1432 г., уже после смерти Фотия, Василий Васильевич отправился в Орду для своего утверждения на великокняжеском престоле. По его возвращении стал вопрос о преемнике Фотия. Москва в это время уже была достаточно сильна, чтобы диктовать свои условия стремительно движущемуся к своей гибели Константинополю.

В 1432 г. литовский князь Свидригайло послал к патриарху Константинопольскому смоленского епископа Герасима на предмет утверждения его митрополитом Киевским и всея Руси. Правда, уже в 1435 г. Свидригайло умертвил своего ставленника по подозрению в измене. Борьба великого князя Василия Васильевича со своим дядей Юрием Дмитриевичем продолжалась до смерти последнего в 1434 г., поэтому своего претендента на пост главы Русской Церкви, рязанского епископа Иону, ему удалось отправить лишь в начале 1436 г.: русское посольство опоздало – на русскую митрополию уже был поставлен грек Исидор. Патриарх торопился отдать кафедру своему человеку, поскольку готовился принять участие в готовящемся соборе в Ферраре, посвященном объединению Церквей. Император Иоанн Палеолог торопил церковных иерархов, надеясь, что положительное решение собора, касающееся унии, поможет Византии получить военную помощь Запада против турков-сельджуков, одолевающих слабую империю. Новый митрополит Исидор и епископ Иона одновременно прибыли в Москву весной 1437 г. Раздосадованный решением патриарха, великий князь отправил в Константинополь послание, в котором говорил о своей готовности на этот раз покориться, но недвусмысленно давал понять, что больше такого не повторится, и следующие митрополиты будут избираться из русских претендентов. Милостиво принятый великим князем, Исидор тут же должен был собираться в Феррару на Вселенский Собор, работа которого началась в 1438 г. Очень скоро стало понятно, что догматические споры между католиками и православными зашли в тупик. А тут в Ферраре вспыхнула эпидемия чумы, и собор пришлось перенести во Флоренцию, где наиболее податливых греков приглашали для разговоров с папой, откуда они обычно возвращались поборниками соединения. Как говорят, в ход были пущены даже подкупы. Отступление греков от принципов своего вероучения началось с никейского митрополита Виссариона и нашего Исидора. Они склонили на уступки императора и умирающего патриарха, в результате все иерархи поставили свои подписи, кроме стойкого Марка Ефесского, под документом о принятии унии – «со стенанием и плачем в глубине сердца». Правда, Исидор, в отличие от остальных, к своей подписи добавил слова «подписываюсь с любовью и одобрением», т. е. роль его в этом насильственном акте была самой неблаговидной. Авраамий Суздальский, сопровождавший Исидора, сперва отказался подписывать это, по словам многих, предательство, но после недельного заключения в темнице смирился. Первая уступка со стороны православных иерархов, участвовавших в работе собора, заключалась в признании, что «Дух Святой исходит от Отца через Сына», т. е. в принятии смягченной редакции filiogue. Далее было принято учение о чистилище, о том, что евхаристия может совершаться как на квасном хлебе, так и на опресноках, и наконец, главная уступка, ради которой Рим затеял униатские дела, – в признании папы верховным первосвященником, а места же четырех восточных патриархов шли непосредственно после папы. После долгого пребывания в Литве митрополит Исидор появился в Москве, где с латинским крестом проследовал в Успенский собор для богослужения, во время которого на первом месте – перед патриархом – упомянул папу Евгения IV. После литургии митрополит дал своему дьякону прочесть с амвона соборный акт от 5 июля 1439 г. об унии. Напор, с которым Исидор все это совершил, обескуражил князя, бояр и епископов. Как пишет летописец: «Смолчали бояре и многие другие, смолчали и все епископы русские». На четвертый день, придя в себя, Василий Васильевич после короткого совещания объявил Исидора еретиком и приказал арестовать его. Тогда «все русские епископы возбудились, и князья, и вельможи, и бояре, и множество христиан, вспомнив прежние греческие законы, начали звать Исидора еретиком». Митрополита-униата поместили в Чудов монастырь, оттуда ему удалось бежать, к радости великого князя, который не знал, что ему делать в подобном случае. Из Москвы Исидор через Тверь и Литву добрался до Рима. Из Рима изгнанный митрополит вернулся в Константинополь, где император и патриарх были униатами, и искал способа вернуть свою власть над Русской Церковью, а если не удастся, то хотя бы над ее юго-западной частью, таким образом, вновь возникала опасность раскола. Поэтому, пренебрегая мнением патриарха Митрофана, собор русских епископов, состоявшийся в конце 1448 г., постановил назначить «митрополитом на всю Русь» рязанского епископа Иону, которого еще до Исидора прочили в митрополиты. На полноценную автократию Русской Церкви собор в то время еще не решился, но первый шаг к этому был сделан.

Св. митрополит Иона родился возле Солигалича и уже в двенадцатилетнем возрасте был пострижен в одном из галичских монастырей. Затем перешел в знаменитую московскую Симоновскую обитель, которая славилась строгостью жизни и аскетическими подвигами своих насельников. В 1430 г. Иона был посвящен в сан рязанского епископа, а после кончины митрополита Фотия назначен управляющим делами митрополии. Во время деятельности Ионы на посту митрополита – 1448–1461 гг. – в мире и на Руси произошли важнейшие для Русской Церкви события: во-первых, в 1453 г. от московской митрополии отделились юго-западные, литовские епархии; в Москве шла кровавая борьба за великокняжеский престол между двоюродными братьями – Василием Васильевичем и сыновьями умершего князя Юрия Дмитриевича, Василием Косым и Дмитрием Шемякой; третий сын Юрия в междоусобицах участия не принимал. Еще в 1445 г. Дмитрий Шемяка вероломно захватил великокняжеский престол, захватив и ослепив великого князя Василия Васильевича в Угличе. В 1447 г. Василий Васильевич Темный, при существенной поддержке св. Ионы, вновь занял великокняжеский стол, заключив мирный договор с Шемякой. Однако Шемяка продолжал организовывать в государстве новые смуты, и тогда собор русских епископов обратился к нему с обличительным посланием: «Враг рода человеческого возбудил тебя на междоусобную войну. Презирая святость крестных обетов, ты, второй Каин и Святополк в братоубийстве, разбоем схватил своего старшего брата, великого князя, и злодейски его истерзал. Искал ты большего, но сгубил свое меньшее. Великий князь вновь на престоле, ибо данного Богом никто отнять не может.

Илья Пророк с житием. Клейма. Икона псковской школы. Конец XIII – начало XIV в.

Одно милосердие государя спасло тебя – он поверил клятве твоей и опять видит измену. Принеси покаяние перед Богом и примирись с великим князем, а он готов, по нашему ходатайству, жаловать тебя и держать как брата. Если же не раскаешься, то чужд будешь Богу и Церкви Божией и православной вере, не будет тебе чести с верными, не будет на тебе милости Божей и силы животворящего креста, который ты клятвенно целовал. Ты будешь проклят и погибнешь навеки». Однако Шемяка вновь стал готовить междоусобие, за что потерял свой Галичский удел, бежал в Новгород, а там, отлученный от Церкви, был отравлен.

В те времена ислам отличался относительной веротерпимостью, во всяком случае к «людям Книги», т. е. к христианам и иудеям. Поэтому после падения Константинополя православный патриархат продолжал существовать, хотя, конечно, в другом качестве, чем раньше. Поэтому, учитывая это обстоятельство и униатскую приверженность патриарха, Русская Церковь решила стать фактически независимой от Константинополя, не оформляя акт автокефалии юридически. Независимость, пусть даже не оформленная формально, Русской Церкви от патриархата константинопольского позволила Литве отделить принадлежавшие ей юго-западные епархии от России, подчинив их исключительно Константинополю. Так в 1458 г. произошел окончательный раскол Русской Церкви, длившийся два века и заметно преобразивший характер Православия в юго-западных епархиях по сравнению с русским Православием. Церковь Украины и ее народ до сих пор ощущают последствия этого длительного раскола.

В 1461 г. произошло важное для жизни Русской Церкви событие: на 40-й день после кончины митрополита Ионы, последовавшей 31 марта 1461 г., собор русских епископов посвятил в митрополиты Феодосия, не испросив благословения и утверждения нового предстоятеля у Константинопольского патриарха. Этот дерзкий поступок явился началом фактической независимости Русской Церкви, хотя формально она еще долго продолжала числиться за Константинополем. Важнейшим основанием для этого события послужило падение Константинополя и отсутствие отныне у Византии императора. В подтверждение значимости проведенной процедуры было представлено письмо патриарха Антония IV великому князю Василию Дмитриевичу, направленное в Москву в 1393 г.: «Невозможно христианам, – писал патриарх, – иметь Церковь, но не иметь царя, ибо царство и Церковь находятся в тесном союзе и общении между собою и невозможно отделить их друг от друга… Светлый царь занимает в Церкви высокое место, что иные поместные князья. Цари с самого начала упрочили и утвердили благочестие во вселенной: цари собирали Вселенские Соборы, они же своими законами повелели соблюдать святые догматы и правила жизни христианской, боролись с ересями».

Укором византийского патриарха воспользовались потомки Василия Дмитриевича: они согласились с тем, что нужен «единый царь во вселенной», и этим царем после падения Константинополя должен стать повелитель московский. Кроме прочих аргументов в пользу такой точки зрения имелся следующий: после Ивана III, женившегося на Софье Палеолог, московские цари сделались также законными наследниками византийского престола, потомками императоров. Уже Иван III именовал себя державным великим князем, его сын, Василий, был государем, а Иван IV Грозный венчался на царство. Таким образом наступило время, когда начали активно формироваться первые два члена печально известной триады: «Православие – самодержавие – народность».

Тем не менее такой резкий разрыв с патриархатом кажется странным. Митрополит Макарий в своей «Истории русской Церкви» пишет, что вроде бы существовала патриаршия грамота, посланная в Москву после падения Константинополя, в которой дается право русским епископам отныне ставить у себя митрополита без каких-либо согласований с патриархом. Правда, эту грамоту и даже следов ее никто из исследователей не видел.

До своего вступления на кафедру митрополит Феодосий был сперва архимандритом Чудова монастыря в Москве, а с 1454 г. – архиепископом Ростовским. Избрание Феодосия было необычным не только потому, что патриарх и Византия даже не упоминались во время обсуждений, епископам, приехавшим на собор, были выданы копии грамоты, написанной перед смертью св. Ионой на имя Феодосия, в которой митрополит благословляет его как своего преемника. Этот документ, скрепленный печатью и подписью, был положен на престол Успенского собора, о чем приближавшийся к смерти Иона оповестил великого князя и нескольких епископов. Замысел блаженного святителя достиг поставленной цели – грамота предотвратила возможные жестокие споры по поводу кандидатуры нового митрополита.

За время своего недолгого правления Феодосий попытался, правда без большого успеха, навести порядок в епархиях, где многие священники не были подготовлены к священному званию, некоторые открыто содержали любовниц. Необразованных священников митрополит заставил учиться, а вдовых постригал в монахи. Это вызвало поток клеветы со стороны тех, кто считал себя обиженным, и митрополит, не имевший сил бороться с клеветниками, оставив престол в 1464 г., удалился в келью Чудова монастыря и скончался через одиннадцать лет в Троице-Сергиевой лавре, куда перешел в конце жизни. Ко времени деятельности Феодосия на престоле относится интересный документ, предвосхитивший известные сочинения на тему «Москва – третий Рим». Составлен он иноком суздальского монастыря Симоном с целью оправдать возникавший в России новый церковный порядок, его название «Слово, составленное из священных Писаний, о восьмом латинском соборе и о постановлении в русской земле митрополитов, а также содержащее похвалу благоверному великому князю Василию Васильевичу всея Руси». Основанием для написания «Слова» послужили, как указывает Карташев, «следующие, пока еще не разно выраженные идеи: а) русское Православие есть большее и высшее, чем греческое; б) русский народ призван занять первенствующее положение в православном мире вместо греков; в) русский государь должен заступить в православной Церкви место византийского императора».

После смерти в 1462 г. Василия Темного на великокняжеский престол был возведен его старший сын Иван, с долгим правлением которого связан важнейший этап российской государственности. Иван III Васильевич с юных лет был соправителем лишенного зрения отца и поэтому в двадцать два года, получив престол, был уже достаточно зрелым политиком. Во время его правления территория московского государства расширилась почти вдвое – к Москве были присоединены Новгород, Ярославль, Тверь, Вятка, Пермь, Чернигов и другие менее значительные княжества. При его участии Церковь вела успешную борьбу с распространившейся в конце XV в. ересью жидовствующих, при нем в 1497 г. составлен обширный Судебник, а в больших городах, особенно в Москве, было начато интенсивное строительство светских и церковных сооружений. Своим правлением Иван III значительно поднял международный авторитет России, а после его женитьбе на Софье Палеолог у него появилось много влиятельных родственников по всей Европе. Но об одном важнейшем событии, произошедшем во время правления Ивана III, – окончательном избавлении России от татаро-монгольского ига, – следует рассказать подробнее.

Памятник Святому Даниилу Московскому (1261–1303)

Хан Золотой Орды Ахмат отправил в Москву посольство с требованием новой дани. Иван взял у них так называемую басму, на которой был изображен хан, разломал ее и долго топтал ногами, затем приказал умертвить всех послов, кроме одного, которого отправил назад, велев передать хану следующее: «Скажи царю виденное тобою, и то, что я сделал с басмой и послами, то будет с ним, если он не оставит меня в покое». Ахмат был в ярости от поступка, как он считал, своего раба, князя Московского, и стал собирать войско. Время, казалось бы, благоприятствовало татарам – у Ивана III началась распря с братьями. Прежде всего, великий князь отправил своего верного союзника Менгли-Гирея с войском в Литву, чтобы не дать возможность Казимиру соединиться с Ахматом, затем сам с большим войском, готовым к битве, подошел к Оке, а сыну и брату велел стать на берегу Угры у Калуги. Во время краткого посещения Москвы, вызвавшего у жителей столицы панику, Иван получил благословение Церкви. «Иди смело на врага!» – единодушно сказали ему духовенство и бояре. В Москве он помирился с братьями, обещал им новые волости и льготы за помощь в битве. Услышав о том, что силы неприятельские велики, осторожный Иван решил уклониться от войны с Ахматом и послал к нему послов в дарами. Но хан дары отверг, сказав, что пришел наказать непокорного раба, который уже девять лет не платит дани. На предложение хана явиться к нему на поклон Иван ответил отказом, зная коварство татар. Этим мирные переговоры закончились. Всеми почитаемый старец Вассиан писал великому князю: «Наше дело говорить царям истину: что я прежде сказал тебе на словах, главнейшему из владык земных, о том ныне пишу, желая утвердить твою душу и державу… Ахмат губит христианство, грозит тебе и отечеству, а ты уклоняешься, молишь о мире и шлешь к нему послов, а нечестивый дышит гневом и презирает твои моления. Каким советам внимаешь? Людей, недостойных имени христианского. И что советуют? Повергнуть щиты и обратиться в бегство? Предать землю русскую огню и мечу, церкви – разорению, тьмы людей – гибели. Куда бежать? Где воцариться, погубив данное тебе Богом стадо? Смертным ли бояться смерти? Судьбы Божии неизбежны. Отложи страх и возмогай о Господе в державе крепости Его. Не забудь слова Евангельского: претерпевший до конца спасен будет. Благословение нашего смирения на тебе, на твоем сыне, на всех боярах и воеводах, на всем христианском воинстве… Аминь». Прочитав это письмо, Иван, по словам летописца, «исполнился веселия, мужества и крепости». Вскоре прибыли к нему братья с дружинами. Две недели россияне и татары смотрели друг на друга через Угру, не предпринимая никаких действий. Наконец, когда наступили морозы и река стала покрываться льдом, Иван решил отступить к удобным для боя Боровским полям на случай, если конница татар перейдет Угру. Но тут произошло чудо: татары стали уходить, решив, что великий князь заманивает их в ловушку. Хан, объятый непонятным страхом, бежал в степи, ограбив предварительно несколько литовских городов, чтобы отомстить Казимиру, так и не пришедшему ему на помощь. Так без жертв со стороны россиян закончилось последнее нашествие Золотой Орды на Русь, так в 1480 г. был положен конец татаро-монгольскому игу, длившемуся два с половиной столетия. Одновременно с этим событием Иван III уничтожил княжеские уделы и водворил в России самодержавие. Как уже говорилось, рано овдовевший Иван III женился вторым браком на Софье Палеолог, племяннице последнего византийского императора Константина Палеолога.

Свято-Данилов мужской монастырь. Основан в 1282 г. Москва.

Воспитывалась царевна в Риме при дворе папы Павла II, который выбрал ей женихом великого князя Московского, надеясь тем самым возобновить действия, связанные с унией. Однако надеждам папы не суждено было сбыться – царевна после переезда в Россию строго придерживалась всех предписаний православной веры. Она родила Ивану несколько дочерей, а после горячих молитв в Троице-Сергиевской обители – сына, будущего российского государя Василия Ивановича.

Для решения важных церковных дел Иван III после совещания с митрополитом созывал соборы епископов и высшего духовенства, такие соборы при нем собирались чаще, чем когда-либо в другое время. Иногда во время обсуждения поднятых на соборе вопросов возникали более глубокие проблемы богословского толка. Так было, например, на соборе 1503 г., где речь шла о церковных вотчинах, отобранных у новгородской епархии после покорения города. Иван предложил отобрать в казну часть имущества прочих монастырей государства. Его поддержали «нестяжатели» во главе с преп. Нилом Сорским и заволжскими старцами. Против был ученик Пафнутия Боровского и основатель Волоколамского монастыря преп. Иосиф Волоцкий, который, скопив значительные богатства, занимался широкой благотворительностью. Святители рассудили, что ни в Византии, ни в Киевской Руси не было для церквей и монастырей запретов на владение имуществом, даже ханы признавали собственность Церкви, поэтому собор решил так: «Не смеем отдать церковного стяжания – оно принадлежит Богу и неприкосновенно». Государь вынужден был подчиниться, хотя остался недоволен результатами обсуждения. В действительности спор между «нестяжателями» и «осифлянами», как называли приверженцев Иосифа Волоцкого, имеет очень глубокие корни в христианском вероучении. Как пишет преп. Флоровский, здесь столкнулись две правды: христианство социально направленное и христианство, проповедующее бегство от мира. Обе точки зрения в рассматриваемое время остро переживались: создание единого государства требовало от христианства поддержки социальной политики или, как сказано у Флоровского, религиозно-земской службы, в то же время священнобезмолвие, исихазм, был весьма распространенной идеологией монастырского большинства. Желательным в такой ситуации было бы «неслиянное и нераздельное» объединение этих направлений в Православии, но задачу подобного рода, как известно, решить чрезвычайно трудно, а до конца и невозможно. Если «нестяжательство» имеет основу в афонском монашестве, то позиция Иосифа Волоцкого имеет много новых черт, не укладывающихся в идеологию византизма.

После короткого теоретического отступления вернемся к делам историческим. Упоминавшегося выше митрополита Феодосия сменил в 1464 г. Филипп I, личность бесцветная, о котором, несмотря на почти десятилетнее правление Русской Церковью, сказать нечего, разве что при нем началось строительство всероссийской святыни – грандиозного каменного Успенского собора, возведенного при Филиппе примерно до половины. Вскоре после кончины митрополита в 1473 г. постройка рухнула, и собор был построен в его нынешнем виде уже во время правления его преемника Геронтия, поставленного на престол из епископов коломенских. Приглашенный из Италии архитектор закончил строительство к 1479 г. При освящении собора произошла одна из многочисленных стычек митрополита Геронтия с великим князем, которому доложили недоброжелатели Геронтия, что крестный ход был совершен неверно – «не по солнечному всходу». Спор по этому поводу в конце концов закончился в пользу святителя, но перед тем Геронтий в знак протеста против вмешательства князя в детали церковных дел удалился в Симонов монастырь, и Ивану III пришлось ехать с просьбой простить его и с обещанием сыновьего послушания в дальнейшем. Геронтий вместе с преп. Вассианом укорял великого князя за нерешительность в войне с Ахматом и благословил его на поход против татар. Митрополит Геронтий скончался в 1489 г.; преемника ему выбирали в течение целого года. Им стал архимандрит Симоновского монастыря Зосима. Такая проволочка была в значительной степени связана с распространившейся на Руси в те годы ересью жидовствующих, тайным последователем которой был сам Зосима. Правда, на соборе, его избравшем, он был вынужден произнести осуждение в адрес еретиков. Однако вскоре стала известна его склонность к этой серьезной ереси, и Зосима в 1494 г. был низложен и отправлен в монастырь. На его место в 1495 г. собор поставил игумена Троице-Сергиевской лавры Симона. При его активной поддержке Иван III первым из русских князей стал именовать себя самодержцем, а в грамотах начинает использовать формулу «Божиею милостью царь всея Руси» или «государь, великий царь всея Руси», это соответствует титулу византийских императоров. Вообще, идея Москвы как третьего Рима после падения Константинополя приобретает все более определенные черты. Даже государственным гербом России становится двуглавый орел – герб Восточной Римской империи. По сути, о Москве как третьем Риме писал еще митрополит Зосима в пасхалии на 1492 г. – 7000 год со дня сотворения мира (1492 + 5508): «Прославь нынче, Боже, в Православии просиявшего, благоверного и христолюбивого великого князя Ивана Васильевича, государя и самодержца всея Руси, нового царя Константина новому граду Константинову – Москве». В то же время в «Повести о белом клобуке» посольский переводчик и книжник Дмитрий Герасимов писал: «Ветхий Рим отпал от славы и от веры Христовой гордостью и своеволием, в новом Риме, Константинополе, христианская вера также погибнет насилием агарян. В третьем же Риме, который стоит на русской земле, воссияет благодать Св. Духа». Так что послания старца Филофея Василию III, где идея третьего Рима сформулирована четко и пространно, возникли не на пустом месте.

Как уже говорилось, Иван III часто устраивал церковные соборы для обсуждения важных текущих дел. Через год после собора 1403 г. – о церковных вотчинах и имуществе – был созван собор, который в очередной раз сурово осудил ересь жидовствующих и принял меры для ее пресечения, не уступавшие по жестокости расправам инквизиции. Об этой ереси следует рассказать подробнее.

Ересь жидовствующих впервые объявилась в Новгороде, который после присоединения юго-западных территорий России к Литве и Польше стал основным и, по сути, единственным для России «окном в Европу». В рассматриваемое время наиболее образованные новгородцы не были чужды гуманистическим веяниям европейского Возрождения с его склонностью к критическому осмыслению основ религии. Во второй половине XV в. в Европе начались интенсивные религиозные брожения, предшествовавшие Реформации. В 1470 г. в правление митрополита Филиппа в Новгород был приглашен православный киевский князь Александр Михайлович Олелькович. В свите князя были люди, знакомые с последними модными идеями Запада, среди них был лейб-медик князя еврей Схария. Он и еще два или три приехавших с ним еврея, по-видимому, принадлежали к одному из распространившихся тогда модернистских течений в иудаизме, близких к христианству. Как пишет Карташев, «историческая случайность подсунула застоявшимся в монотонности русским книжникам проблемы свободомыслия под еврейским соусом». Вокруг Схарии собрался небольшой кружок, состоявший в основном из новгородских священников и членов их семей. По словам Иосифа Волоцкого, главного, вместе с архиепископом новгородским Геннадием, обвинителя жидовствующих, написавшего об этом движении трактат под названием «Просветитель»: «Схария был научен всякому изобретению злодейства, чародейству и чернокнижию, звездозаконию и астрологии. Сначала он прельстил попа Дионисия, а Дионисий привел к нему попа Алексия». Надо иметь в виду, что в пылу борьбы Иосиф, а он был настоящим бойцом, для большей убедительности своих обвинений сильно сгущал краски, описывая сущность ереси и поведение еретиков. Собрания кружка держались в строгой тайне, подобно собраниям масонов, что придавало им дополнительную привлекательность. Когда принявшие ересь решили совершить обряд обрезания, Схария сказал: «Держите жидовство в тайне, а явно будьте христианами». Вскоре ересь распространилась за пределы Новгорода: приехавший в Новгород великий князь Иван III прельстился рассказами Дионисия и Алексия и взял их с собой в Москву: Алексия протопопом в Успенский собор, а Дионисия – священником в Архангельский. Отсюда ересь начала распространяться по Москве и другим городам. Среди московских слушателей были Федор Курицын с братом Иваном Волком, имевшие свободный вход к Ивану III.

Первым с ересью начал активно бороться архиепископ новгородский Геннадий. Он был одним из инициаторов созыва первого собора, осудившего ересь. Собор состоялся в Москве в 1490 г. – еретики были преданы церковному проклятию, одних заточили, других сослали, «иные устремились в Литву, иные в немцы и в другие грады». Приговор, по мнению Геннадия, был слишком мягким, его самого на собор не пригласили, поскольку организацией занимался будущий митрополит Зосима, тайно сочувствующий жидовствующим. Несмотря на решение собора, ересь продолжала распространяться. Тогда за дело ее искоренения взялся пламенный ревнитель Православия Иосиф Волоцкий. Он и Геннадий добились открытия в 1503 г. нового собора по этому важному вопросу. Главным соборным обвинителем выступил Иосиф Волоцкий – он потребовал для еретиков смертной казни. Влиятельные заволжские старцы во главе с Нилом Сорским были противниками жестоких казней. Но собор поддержал Иосифа. Летопись называет немногие имена казненных, но, по-видимому, их было много: «Той же зимой великий князь Иван Васильевич и его сын Василий Иванович с Симоном митрополитом и с епископами и со всем собором велели лихих еретиков смертной казнью казнить.

Троице-Сергиева лавра. Основана в 1337 г. Сергиев Посад

И сожгли в клетке дьяка Волка Курицына, и Митю Коноплева, и Иванку Максимова, а Некрасу Руковову повелели язык урезать, а в Новгороде сожгли его. Той же зимы архимандрита Кассиана Юрьевского сожгли и брата его Иванку Черного и иных многих еретиков сожгли, а иных в заточение послали, а иных по монастырям». Большинство еретиков начали слезно каяться, и некоторые были прощены, хотя Иосиф утверждал, что покаяние это притворно и вина кающихся тяжелее вины тех, кто каяться отказался. Саму ересь жидовствующих Иосиф справедливо квалифицировал не как ересь, а как полное отступничество от христианской веры, переход в иудаизм под прикрытием христианства. Идеология ереси жидовствующих эклектична – в ней намешаны разнородные элементы древних христианских ересей, таких как маркианство и мессалианство, ересь богомолов и, наконец, ряд утверждений в силе иудаизма. Выделение иудаизма как основы ереси связано, скорее всего, с желанием упростить ситуацию и использовать популярную во все времена и среди достаточно широких, к сожалению, слоев населения формулу: «Во всем виноваты евреи». По словам Иосифа Волоцкого, жидовствующие утверждали прежде всего абсолютное единство Бога, у которого нет единосущных и сопрестольных Ему Сына и Св. Духа. Поэтому Христос – обычный праведный человек, который был казнен, но не воскрес, так что Матерь Христа не есть Богородица. Жидовствующие отрицали почитание икон, крестов, а вино и хлеб в евхаристии, по их мнению, являются лишь символами крови и тела; они считали вредным институт монашества, соблюдение поста, праздников и других ритуальных установлений христианства.

Хотя ересь жидовствующих была жестоко подавлена и в дальнейшем о ней почти не вспоминали, она стимулировала появление новых ересей и новых споров, важнейшим из которых стал спор «нестяжателей» и «осифлян».

Иван III, сделавший за время своего правления очень много для государства, которое он значительно расширил и укрепил, и для Церкви, с кончался осенью 1505 г. и был похоронен в церкви Архистратига Михаила. Можно сказать, что время его правления было переломным для русского государства – Ивану III удалось дать мощный толчок для дальнейшего развития России, завершив при этом важные направления деятельности предыдущих поколений. Кармазин пишет, что европейские историки XVI в. дали ему имя Великий, а в XVIII в. сравнивали с его деятельностью дела Петра I. Правда, характер и методы реализации реформ, проводимых этими правителями, различны: Иван III старался сделать так, чтобы новшества, полезные для государства и Церкви, были предложены другими – такой видимой приверженностью к старине он сохранял любовь народа; а как грубо и бесцеремонно ломал обычаи и нравы Петр, общеизвестно. Судебник Ивана III – одно из важных его достижений – во многом повторяет и развивает Судебник Ярослава Мудрого. При этом Ивана III первого в России назвали Грозным, и он действительно вел себя жестоко, если видел в делах подчиненных непослушание и противодействие его самодержавной власти. Описывая последние годы царствования Ивана III, Костомаров заметил, что великий князь, «привыкший так долго повелевать и приучивший так долго и многообразно всех повиноваться себе, превратился окончательно в восточного властелина: одно его появление наводило трепет. Женщины, говорят современники, падали в обморок от его гневного взгляда; придворные, со страхом за свою жизнь, должны были в часы досуга забавлять его». Хладнокровие и расчет сочетались в нем с нерешительностью и даже трусостью – если Иван чувствовал, что враг сильнее его, он поспешно покидал поле боя.

Сын Ивана III Василий Иванович воцарился на престоле в 1505 г. без пышных церемоний, которые могли бы народу напомнить происходившее за семь лет до того венчание внука Ивана III по линии первого брака, Дмитрия, который вскоре после того впал в немилость у деда и был заточен в тюрьму, где умер в 1509 г., а похороны его, устроенные Василием в храме св. Михаила возле гроба родителей, были пышными. Прежде чем переходить к описанию княжения Василия III, коротко расскажем эту поучительную историю. Против Софьи Палеолог, игравшей заметную роль в государственных делах, в начале 90-х годов XV в. сформировалась сильная партия, во главе которой стояли князья Патрикеев и Раполовский, доверенные и любимые в то время Иваном III люди. Они стремились сделать наследником престола пятнадцатилетнего Дмитрия, внука великого князя и сына его первой невестки Елены и рано умершего старшего сына Ивана. Сторонники Софьи стали пугать Василия, в результате чего был составлен заговор. В 1497 г. заговор раскрылся и рассвирепевший Иван отказался видеться с женой, взял под стражу Василия и велел жестоко казнить заговорщиков. Затем он в 1498 г. в Успенском соборе торжественно венчал на царство Дмитрия, возложив на него шапку Мономаха, – это было первое коронование на Руси. Однако через год Иван помирился с Софьей и Василием, сменив гнев на милость, примирение сопровождалось новыми казнями, на этот раз сторонников Елены и нового наследника. Кроме всего прочего выяснилось, что Елена сочувствовала и помогала еретикам – жидовствующим, о чем Ивану доложили духовные лица. Елена умерла в тюрьме через четыре года, а ее сын Дмитрий по воле своего деда Василия еще некоторое время томился в заключении. Об этих событиях Костомаров писал так: «События с Дмитрием и Василием были проявлением самого крайнего, небывалого еще на Руси самовластия; семейный произвол соединялся вместе с произволом правительственным. Ничем не стеснялся тот, кто был в данное время государем; не существовало право наследия; кого государь захочет, того и облечет властью, тому и передаст свой сан; венчанный сегодня преемник завтра томился в тюрьме, другой, сидевший в заключении, возводился в сан государя; подвластные земли делились и соединялись по произволу властелина».

Вот в такой обстановке пришел к власти Василий III Иванович, который всячески старался продолжить дела и стиль правления своего отца. Самовластие при нем приняло еще более гипертрофированный характер, чем при Иване III, причем это касалось и церковной политики – после скончавшегося в 1511 г. митрополита Симона на престол волей Василия, даже не собравшего для этого собор, был поставлен архимандрит Симонова монастыря Варлаам. Об этом говорит Герберштейн, неоднократно посещавший Москву при Василии III: «Митрополиты, а также архиепископы и епископы избирались некогда собором всех архиепископов, епископов, архимандритов и игуменов монастырей; изыскивали по монастырям и пустыням мужа наиболее светлой жизни и избирали; но о нынешнем государе говорят, что он имеет обычай призывать к себе некоторых и из их числа назначает одного по своему усмотрению». Хотя Варлаам был избран митрополитом по воле Василия, он в конце концов оказался неугодным государю. В церковных вопросах Варлаам содействовал движению «нестяжателей» и выражал определенные симпатии бывшему в опале изложенному Вассиану Патрикееву, а также поддерживал открыто критиковавшего власть Максима Грека, о котором речь пойдет дольше.

Суздаль. Спасо-Ефимьевский монастырь. Основан в 1352 г.

Согласно Карамзину, «Варлаам был человек твердый и не льстец великому князю ни в каких делах, противных совести». В результате Василий III в 1521 г. сместил митрополита и сослал его в Каменный монастырь на Кубенское озеро, хотя Иван III в свое время не решился лишить кафедры неугодного ему митрополита Геронтия. На место Варлаама Василий поставил угодного для себя игумена Волоколамского монастыря осифлянина Даниила. Угодничество Даниила проявилось, кроме всего прочего, в очень важном государственном деле: он, нарушая все церковные правила, незаконно благословил второй брак Василия III, разведя его с немолодой супругой Соломонией Сабуровой. Посланный Даниилом запрос восточным патриархам и афонским старцам имел резко отрицательный ответ; после этого митрополит, несмотря на такой ответ, все же исполнил волю государя и акт развода выполнил. Он насильно постриг Соломонию в монахини, отослав ее в заточение в суздальский Покровский монастырь. Меньше чем через два месяца после развода, в январе 1526 г., Даниил венчал Василия III с Еленой Глинской, от которой в 1530 г. после долгих ее поездок по монастырям и молитв родился будущий царь Иван IV Грозный. Поступок митрополита произвел в обществе самое неблагоприятное впечатление и даже некое брожение, поскольку такой брак приравнивается Церковью к прелюбодеянию, и Даниил вынужден был в свое оправдание написать три малоубедительных трактата, говоря о возможности отступления от церковных правил в случае острой государственной необходимости. По Москве ходил анекдот: «Встречаются двое. “Не знаю, есть ли митрополит в Москве?” – спрашивает один. “Как это нет митрополита, – иронически отвечает другой, – митрополитом на Москве Даниил”». Даниил известен также другими своими некрасивыми делами, например, он организовал соборный суд, наказавший Максима Грека и Вассиана Патрикеева за их проповедь нестяжательства. Уже после смерти Василия митрополит Даниил показал себя гнусным предателем своих лучших друзей, стараясь спасти свою шкуру. Его участие в боярской думе имело, как всегда, чисто церемониальный характер. Даниил зазвал на верную казнь в Москву брата Василия III и своего благодетеля князя Андрея Ивановича Старицкого, обещая помощь, которую не собирался оказывать. Во время смертельной болезни Василия III в 1533 г. митрополит Даниил постриг государя под именем Варлаама. Уже во время правления малолетнего Ивана IV Васильевича и после смерти в 1538 г. великой княгини Елены, которая покровительствовала Даниилу, положение митрополита стало катастрофическим, и в 1539 г. князь Иван Шуйский, лидер боярской думы, опекавший царя после смерти матери, согнал Даниила с кафедры и отправил его в Волоколамский монастырь, где тот скончался в 1547 г. Чтобы оправдать противозаконный акт ссылки митрополита, Шуйский заставил Даниила написать отречение, в котором тот говорит о своей неспособности далее продолжать достойное исполнение должности митрополита. Изгнав Даниила, Шуйский в 1539 г. поставил на кафедру митрополита игумена Троицкого монастыря Иоасафа, при этом формально присутствовали избранные для процедуры епископы. Надо отметить, что впервые после разрыва Русской Церкви с Константинополем в 1478 г. Иоасаф не отрекся публично от патриарха, как это делалось до него. Более того, он заявил, что во всем намерен следовать решениям всесвятейшего вселенского патриарха, который сохраняет непорочной истинную христианскую веру. Это – замечательный факт, свидетельствующий о том, что все эти годы Русская Церковь искала достойный повод к примирению, повод проявить свое христианское смирение, но с сохранением своей независимости. Иоасаф правил Русской Церковью менее трех лет и был вынужден покинуть престол по воле того же Шуйского, поскольку ходатайствовал перед государем об освобождении из заключения злейшего врага Шуйского Вельского. Чтобы не пасть в Москве от рук заговорщиков, митрополит бежал в Троицкое подворье, но вскоре был отстранен от власти и заточен в Белозерский монастырь, затем он был переведен в Троице-Сергиев монастырь, где и скончался в 1555 г. Такое небывалое по дерзости изгнание митрополитов послужило в дальнейшем для царской власти поводом не слишком церемониться с властью церковной.

Сменил Иоасафа выдающийся деятель Русской Церкви, который сумел, несмотря на все трудности времени, не только сохранить сан в течение двадцати лет, до своей смерти, но и укрепить пошатнувшийся авторитет первосвятителя. Этим деятелем стал новгородский архиепископ Макарий, создатель первых Великих Миней Четьих, т. е. сборников житий святых православной Церкви, расположенных в календарном порядке. Основная деятельность Макария относится к эпохе Ивана Грозного. Митрополит упорядочил деятельность монастырей, введя всюду общежительный устав вместо келейного. Отложив на время рассказ о св. Макарии, вернемся к началу правления государя Василия III. Он успешно продолжил дело своего отца по расширению территории русского государства: в 1510 г. к Москве был присоединен Псков с областью, в 1514 г. – отвоевано у Литвы княжество Смоленское, в 1521 г. – княжества Черниговское и Северское. Это значительное расширение России при Василии III оказало влияние на международный авторитет государства. Население этих обширных земель образовало новую народность – великорусскую, которая до конца XV в. была раздроблена и не имела политического значения. Теперь единство национальное утвердилось единством государственным. Ключевский так представляет этот важнейший факт: «Завершение территориального собирания северо-восточной Руси Москвой превратило Московское княжество в национальное великорусское государство». Теперь настало время четко сформулировать идею Москвы как третьего Рима, что было впервые сделано в послании Василию III старца псковского Елеазаровского монастыря Филофея: «Церковь старого Рима пала по неверию ереси Аполлинария, второго же Рима, града Константинова, церковные двери внуки агарян секирами и оскордами рассекли. И вот теперь третьего нового Рима, державного царства твоего святая соборная апостольская Церковь во всех концах вселенной в православной христианской вере по всей поднебесной больше солнца светится… и если хорошо урядить свое царство – будешь сыном света и жителем горного Иерусалима, и как выше тебе написал, так и теперь говорю: храни и внимай, благочестивый царь, тому, что все христианские царства сошлись в одно твое, что два Рима пали, а третий стоит, четвертому не бывать… Пусть же Бог миром, любовью, многолетием и здоровьем, молитвами Пречистой Богоматери и святых чудотворцев и всех святых преисполнит твое державное царствование!»

Более подробные и аргументированные рассуждения в пользу этой теории Филофей приводит в третьем послании дьяку Михаилу Мунехину, написанном им в 1528 г., незадолго до своей смерти. В отличие от приводившихся выше туманных утверждений митрополита Зосимы на эту тему здесь нет эсхатологических пророчеств, предсказывающих близкий конец света (тогда, в 1492 г., на исходе седьмого тысячелетия от сотворения мира, подобные пророчества не были редкостью в христианском мире). Приведем отрывок из этого послания, по сути повторяющий приведенные слова Филофея из послания Василию III, но несколько более четкий: «Скажем несколько слов о нынешнем преславном царствовании пресветлейшего и высокопрестольнейшего государя нашего, который во всей поднебесной единый есть христианам царь и сохранитель святых Божиих престолов святой вселенской апостольской Церкви, возникшей вместо Римской и Константинопольской и существующей в богоспасенном граде Москве, церкви святого и славного Успения Пречистой Богородицы, где она во вселенной краше солнца светится. Так знай, боголюбец и христолюбец, что все христианские царства пришли к концу и сошлись в едином царстве нашего государя, согласно пророческим книгам, и это – Российское государство: ибо два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не бывать».

В области церковной жизни годы правления Василия III небогаты событиями. В 1525 г. был созван собор, осудивший преп. Максима Грека за мнимую ересь – искажение книг Священного Писания при их переписке. В действительности причина осуждения носила политический, а не богословский характер: приехав с Афона по приглашению государя, Максим также стал откровенно критиковать «нестроения» московского быта, противоречащие христианским принципам общежития. Кроме того, он горячо поддерживал нелюбимых князем нестяжателей, в частности своего единомышленника и ученика инока-князя Вассиана Патрикеева. Максим также открыто высказывал сомнения, касающиеся автокефалии Русской Церкви. Его заточили в монастырскую темницу «обращения ради и покаяния и исправления» и запретили заниматься литературным трудом. Все попытки освободить Максима успеха не принесли.

Из внешних церковных событий можно упомянуть о православном соборе в Литве в 1509 г., в работе которого русское духовенство не принимало участия. На соборе были приняты строгие законы, касающиеся праведности священников, а также постановление о недопустимости вмешательства светских властей в дела церковные. Наконец, нельзя не упомянуть, что во время княжения Василия III произошло важнейшее событие в истории всей христианской церкви – 31 октября 1517 г. монах Мартин Лютер прибил к дверям Замковой церкви в немецком городе Виттенберге свои знаменитые «95 тезисов», с чего в Европе началось могучее движение церковной Реформации.

Через три года после рождения наследника Ивана государь Василий III тяжело заболел и вскоре умер, приняв перед смертью, как уже говорилось, монашество с именем Варлаам и благословив младенца-сына на царство тем самым крестом, которым митрополит Петр благословил Ивана Калиту. Люди рыдали, оплакивая скоропостижно ушедшего царя: они не любили мать нового государя Елену Глинскую и не зря страшились правления малолетнего Ивана, плода законопреступного брака, как будто предчувствовали реки невинной крови, пролитой им.

О результатах правления Ивана III и послушного продолжателя его дела Василия III можно сказать словами Костомарова: они «в области умственных потребностей ничем не были выше своей среды. Они создали государство, завели дипломатические отношения, но это государство, без задатков самоулучшения, без способов и твердого стремления к прочному народному благосостоянию, не могло двигаться вперед на поприще культуры, простояло два века, верное созданному образу, хотя и дополняемое новыми формами в том же духе, но застылое и закаменелое в своих главных основаниях, представлявших смесь азиатского деспотизма с византийскими, пережившими свое время преданиями. И ничего не могло произвести оно, пока могучий ум истинно великого человека – Петра, не начал переделывать его в новое государство уже на иных культурных началах». Автор не может полностью согласиться с почтенным историком – преобразование государства на новых началах следует связать с отцом Петра I, Алексеем Михайловичем, который делал это неторопливо и спокойно, не «поднимая Россию на дыбы».

Рассказ о деятельности царя Ивана IV Грозного историки, как правило, начинают с пространных рассуждений о его несчастном детстве сироты, о том, что посторонние люди, не любившие его, озлобили мальчика и тем самым стали причиной кровавых зверств, совершенных им в зрелые годы. Автор не согласен с таким объяснением; он считает, что великие злодеи, а Иван Грозный, несомненно, был таковым, наряду, например, с римским императором Нероном и нашим Сталиным, появляются не в результате воспитания или природных качеств. Они, как и истинные гении, вызваны к жизни иными силами: гении – Богом, а злодеи – дьяволом, поэтому, по-видимому, прав Пушкин, дважды повторивший в драме «Моцарт и Сальери» известную фразу: «Гений и злодейство – две вещи несовместные», хотя гений может иметь очень дурной характер, а злодей обладать творческими способностями и даже талантами. Грозный, как и Сталин, несомненно обладал литературным талантом, а также способностями политика и актера. Не зря Сталин поручил крупнейшему советскому кинорежиссеру Эйзенштейну создать фильм о Грозном, сказав ему о своих симпатиях к Ивану IV как к правителю. Первая серия фильма вышла в 1945 г., а вторая уже после смерти Сталина. В ней режиссер в силу присущей ему честности творца не смог показать царя таким, как пожелал увидеть его на экране диктатор. Иван IV позволил себе бесконтрольно следовать своим злодейским наклонностям, поскольку без достаточных на то оснований увидел, как пишет Ключевский, «в себе царя в настоящем библейском смысле, помазанника Божия. Это было для него политическим откровением, и с той поры его царственное «я» сделалось для него предметом набожного поклонения.

Церковь Спаса Преображения на Ильине улице. 1374 г. Новгород.

Он сам для себя стал святыней и в помыслах своих создал целое богословие политического самообожения в виде ученой теории своей царской власти. Тоном вдохновенного свыше и с обычной иронией писал он врагу своему Стефану Баторию, коля ему глаза его избирательной властью: «Мы, смиренный Иоанн, царь и великий князь всея Руси по Божию изъявлению, а не по многомятежному человеческому хотению». Однако из всех этих усилий ума и воображения царь вынес только простую, голую идею царской власти без практических выводов, каких требует всякая идея… Без этой прагматической разработки его возвышенная теория верховной власти превратилась в каприз личного самовластия, исказилась в орудие личной злобы, безотчетного произвола». Продолжая параллели с советскими временами, можно сказать, что теоретическая идея божественной власти, воспринятая Грозным, у Сталина была заменена коммунистической утопией – в обоих случаях эти иллюзорные идеи развязывали руки порочным правителям, позволяя им следовать своим дьявольским побуждениям.

Иван рано решил избавиться от ненавистной ему опеки: не достигнув семнадцатилетия, он после долгого совещания наедине с митрополитом Макарием созвал бояр и других сановников и объявил им, что желает венчаться на царство и вступить в брак. В январе 1547 г. в Успенском соборе митрополит совершил над Иваном торжественный обряд царского венчания, возложив на него венец, бармы и животворящий крест, а уже в феврале того же года боговенчанный царь сочетался браком с Анастасией, взятой им из дома Романовых-Захаровых. В июле 1547 г. в Москве вспыхнул страшный пожар, который был воспринят молодым царем как наказание за его грехи. Для покаяния он собрал на лобном месте представителей разных областей государства и, обратившись прежде всего к митрополиту Макарию, сказал: «Молю тебя, святой владыка, будь мне помощником и наставителем в любви; я знаю, что ты поборник добрых дел и любви». С тех пор ближайшим советником царя, кроме митрополита, становится протопоп Сильвестр, переведенный Макарием из Новгорода в Москву, и окольничий Адашев. Особенное влияние на царя многие годы оказывал именно Сильвестр, пока государь, к несчастью России, не пожелал вовсе избавиться от советников.

В 1550 г. царь созвал первый на Руси общеземский собор из представителей всех русских городов, чтобы изложить программу своих реформ. В том же году при непосредственном участии Ивана IV был переработан судебник Ивана III, который государь дополнил своими любимыми идеями о богоизбранности царской власти. Если общеземский собор был призван решить дела государственные, то созванный уже в следующем году так называемый Стоглавый собор занимался делами Церкви. Как записано в соборной книге: «Державный самодержец, прекроткий царь Иван, осененный благодатью Св. Духа, подвигся теплым желанием не только о устроении земском, но и об исправлении многоразличных дел церковных. Он возвестил о том отцу своему, митрополиту Макарию, и повелел составить Собор. Когда повеление царское услышали архиереи земли Русской, они объяты были невыразимой радостью и поспешили в Москву, и чудно было видеть царствующий град, красовавшийся пришествием отцов». Согласно идее христианского государства, реализация которой была начата еще при Константине Великом, царская власть существует прежде всего для служения делу охраны и укрепления Церкви. Эта идея с подачи митрополита пронизывает многие решения Стоглавого собора, и для ее утверждения Макарий предпринял два важных шага: он начал собирать в Москве все известные на Руси произведения церковной литературы и подготовил канонизацию еще официально не прославленных русских святых. В результате этих предприятий через несколько лет появились знаменитые Великие Макариевские Четьи Минеи. Стоглавый собор открылся чтением послания царя, сам Иван был тут же, восседая на престоле в соборной церкви Успения Пресвятой Богородицы. В послании, как пересказывает его в «Истории» митрополит Макарий: «Иван именем Триипостасного Бога, Пресвятой Девы Богородицы и всех святых, особенно отечественных, призвал собравшихся пастырей потрудиться для утверждения веры Христовой, для исправления церковных недостатков и царских законов, а также для улучшения земских дел. Он призывал не только людей духовных, но и князей, бояр, воинов и всех православных христиан покаяться вместе с ним и обратиться на путь добродетели, указывая на примеры страшных казней Божих за грехи. Со слезами вспоминал он о смерти своего отца, своей матери, об умерщвлении своих детей, о своеволии и злоупотреблениях бояр, правивших царством, о своем сиротстве и отрочестве, проведенном в небрежении, без всякого научения и в пороках, о казнях Божиих, постигших Россию за беззакония, и в особенности о великих московских пожарах. «Тогда, – продолжал государь, – страх вошел в мою душу и трепет в мои кости, и смирился дух мой, и я умилился и познал мои согрешения, и прибег к своей Церкви, и испросил у вас, святителей, благословения и прощения моих злых дел, а по вашему благословению простил бояр, злоумышлявших против меня, и начал по вашему благому совету устроять врученное мне Богом царство и управлять им». Вот такое трогательное и не лишенное театральности послание собору молодого царя-изверга. Затем царь перешел к собственно церковным делам – он предложил собору сперва 37 вопросов, а затем еще 32.

В первом говорилось: «Отец мой Макарий, митрополит всея Руси, и все архимандриты и епископы! Воззрите на свои паствы, врученные вам от Бога, и помыслите о святых Божих церквах, и о честных иконах, и о всяком церковном строении, чтобы по святым церквам звонили и пели по Божественному уставу и по священным правилам». Ответы на эти и на некоторые другие возникшие в ходе работы вопросы в окончательной редакции составляют сто глав, откуда и название собора. Главное новшество этого собора – роль в нем царя, определяющего и направляющего деятельность высшего церковного собрания. Здесь в неприкрытом виде появился «цезаропапизм» в отношениях между русским государством и Церковью, даже превосходящий византийский по своим масштабам.

За четверть века до Стоглавого собора была разгромлена ересь жидовствующих, но семена этой ереси ввиду близости некоторых ее положений с лютеранством стали прорастать особенно интенсивно после того, как в Россию из Европы начали приезжать протестанты. С подобным влиянием связана ересь Башкина и Косого, по поводу которой в 1553 г. был созван собор. На этом соборе судили только Башкина, человека малообразованного и путавшегося в богословских рассуждениях, а Косой появился на следующем соборе, уже после показаний на него Башкина. Косой был монахом Кирилло-Белозерского монастыря, он сочувствовал протестантским веяниям, некоторые из них сочетал с наименее уклоняющимися от христианства элементами ереси жидовствующих. Основные утверждения этой ереси таковы: Бог един в строгом смысле, т. е. не имеет единосущных Сына и Св. Духа; Иисус Христос послан Богом для исправления нравов человечества, но Сам не есть Бог. Храмы – кумирницы, иконы – идолы, а священнослужители – идоловские жрецы; причащение – обычные хлеб и вино; покаяние – самообман; избавиться от греха можно, лишь перестав грешить. Учителями Башкина, по его признанию, были литовские протестанты – аптекари Матвей и Андрей.

Христос Пантократор.

Фреска в куполе Спасо-Преображенского собора в Новгороде. Феофан Грек. 1378 г.

Как записано в соборных документах: «А злое учение принял он от литвина Матюшки аптекаря и от Андрюшки Хотеева, латинников». Известно, что протестанты-антитринитарии братья Сонины, изгнанные из Германии, нашли прибежище в Польше. В числе своих сторонников Башкин указал на высокообразованного монаха Артемия, отказавшегося перед тем от должности игумена Троице-Сергиевой лавры. На Артемия на соборе указали и другие доносители, так что есть основания полагать, что Башкина заставили назвать Артемия. Артемий был убежденным «нестяжателем», против которых тогда боролась власть и некоторые церковные иерархи, «осифляне».

Троица.

Фреска Спасо-Преображенского собора в Новгороде. Феофан Грек. 1378 г.

Арестовали отказавшегося от имущества Артемия в Заволжье у старцев, а вместе с ним и других «нестяжателей»: архимандрита Евфимиева монастыря апостола лопарей Феодорита, соловецкого монаха Белобаева, бывшего старцем в рязанском монастыре, епископа Кассиана и других известных святителей. Феодорита заключили в Кирилов монастырь, у Кассиана во время суда случился удар, его парализовало, так что занимать епископский престол он уже не мог, и был отправлен в монастырь. Главное внимание суд сосредоточил на Артемии, который не был виноват ни в какой ереси; однако во лжесвидетелях, необходимых «осифлянам», недостатка не было. Артемий был сослан в Соловки, откуда бежал в Литву. Туда же от гнева Грозного через некоторое время бежал и Андрей Курбский. Они познакомились и, как пишет Карташев, «оба нашли здесь исход для их русской и православной энергии в служении своему родному народу и родимому Православию в новой обстановке. Уровень их общей и богословской пользы был значительно выше уровня православного сознания русских масс в Литве, и оба они начали работать на поприще церковного просвещения. Курбский в своих отзывах об Артемии, узнав его только теперь, уже внутренне созревшего и преображенного, утверждает его полную невиновность и объясняет гонение на Артемия одной клеветой и злобой стяжателей».

Еще одна ересь, рассмотренная на соборе 1554 г., связана с критикой нового иконописания, т. е. с проблемами обряда и культа. Началось все с восстановления иконостаса придворного Благовещенского собора Кремля живописцами из Новгорода и Пскова, где еще были живы традиции великих мастеров XV в. Новые иконы поражали непривычной для старой Москвы вычурностью и отчасти тематикой изображений. По этому поводу «возопил», как выражается летописец, думный дьяк Висковатый, обвиняя иконописцев в неправославной новизне, ссылаясь на постановления VII Вселенского Собора: «В правилах святого VII Собора, – говорил и писал Висноватый, – разрешается писать плотский вид Господа, в жизни и на кресте, образы Пресвятой Богородицы и св. Угодников, а иных образов не писать и не мудрствовать по этому поводу». Подобные ограничения в постановлениях Собора можно оправдать борьбой с иконоборчеством, хотя в его решениях можно найти и менее жесткие формулировки. Так, например, ничего противного Православию нет в знаменитой «Троице» Рублева, где изображены три посетивших Авраама странника, символизирующие Триединство Бога. Свои претензии Висковатый озвучил на соборе 1553 г., связывая их с еретическими измышлениями Башкина и виня в том заразы, проникающие на Русь с Запада. Митрополит Макарий получил согласие царя на соборное обсуждение записки Висноватого. На соборе 1554 г. ереси Висковатого было посвящено два заседания; при этом некоторые замечания были признаны справедливыми, например его критика излишне реалистического изображения образа Спасителя и сцен Его распятия, что было присуще западным мастерам, но в основном рассуждения Висковатого были признаны ересью и способом «смутить народ». Он был осужден на трехлетнюю покаянную епитимию: год стоять вне церкви во время службы; второй – внутри, но на положении оглашенного; третий – присутствовать на литургии верных, но без причастия. В то время эти малозначительные ереси не нарушали единство Церкви, народ на них практически не реагировал, но вскоре, во время смуты и брожений, церковные богословские споры стали нередко приводить к массовым церковным распрям.

В 50-е годы XVI в. произошли очень важные события, послужившие в дальнейшем в глазах народа оправданием страшных казней Грозного: в 1552 г. было покорено Казанское ханство, а в 1556-м – Астраханское. Взятие Казани сопровождалось освобождением 60 тысяч пленных христиан. Иван собственноручно водрузил крест в центре покоренного города и заложил церковь Благовещения. По решению собора 1555 г. в Казани была учреждена архиепископия, которая, кроме городов бывшего ханства, включала также Вятскую землю. В Москве победителю устроили торжественную встречу – митрополит Макарий и высшее духовенство стояли на том самом месте, где его предшественник митрополит Киприан держал икону Владимирской Божей Матери во время чудесного спасения Москвы от орд Тамерлана. В проникновенной речи царь все свои победы смиренно признал следствием молитв святителей и простерся перед собором; ему последовали Макарий с духовенством и огромными толпами народа. В Кремле царя ждала еще одна радость – встреча с Анастасией, родившей ему сына Дмитрия во время царского похода. Вскоре, однако, царь тяжело заболел, и врачи сочли болезнь смертельной. Тут на глазах Ивана среди приближенных ко двору бояр началась возня, связанная с выбором претендента на престол, на котором многие хотели видеть двоюродного брата царя князя Владимира Андреевича. Царь выздоровел, но увиденного и услышанного во время болезни не забыл. Взяв царицу и малолетнего Дмитрия, Иван отправился на богомолье в Кирилло-Белозерский монастырь. По дороге он посетил друга Василия III, бывшего коломенского епископа Вассиана, который ненавидел бояр и советников царя за то, что они в свое время лишили его епархии, обнаружив в ней всевозможные злоупотребления. «Если хочешь быть истинным самодержцем, – подстрекал царя Вассиан, – то не имей советников мудрее себя; держись правила, что ты должен учить, а не учиться, повелевать, а не повиноваться. Тогда будешь тверд на царстве – советник мудрее государя неминуемо им овладевает». Слова эти, к сожалению, нашли горячий отклик в сердце Ивана, поцеловав руку Вассиана, он воскликнул: «Сам отец не дал бы мне лучшего совета!» Во время обратной дороги неожиданно умер царевич Дмитрий, а вскоре, родив сыновей Ивана и Федора, скончалась любимая народом за благочестие и кротость царица Анастасия. В 1561 г. царь женился вторично на дочери черкесского князя Темрюка, которая при крещении была названа Марией.

Никольский собор. XIV в. Изборск.

Правление Грозного историки обычно делят на два периода, границей между которыми считают смерть царицы Анастасии. Это отчасти основано на словах самого Ивана из его письма конца 70-х годов Курбскому: «Зачем вы разлучили меня с моей женой? Только бы у меня не отняли юницы моей, кроновых жертв (т. е. кровавых казней) не было бы». Первый период прошел сравнительно благополучно, во втором царь, как сейчас говорят, «отвязался»: начались казни, полились потоки крови, Иван IV предавался дикому разврату, окружив себя убийцами – опричниками. В 1565 г. царь объявил о своем желании учредить для укрепления безопасности государства и своей собственной так называемую опричнину (слово это ранее означало участки земли, которыми наделяли княжеских вдов) – команду преданных царю людей, которым отдали многие, выбранные им самим, города вблизи Москвы и дома в самой столице, отселив жителей в другие места. Эти люди подчинялись только царю, обладали практически неограниченными правами и представляли собой его «двор» (как тут не вспомнить ЧК, НКВД и КГБ, которые создавались, возможно, по этому же образцу). Таким образом, государство делилось на опричнину, собственность только царя, его двор и земщину, которая включала все остальное, т. е. то, что принадлежало князьям, боярам и другим служилым людям. Среди представителей опричнины были новые любимцы царя Алексей Басманов с сыном Федором, князь Афанасий Вяземский, Малюта Скуратов, Василий Грязнов, Вельский и др.

Прежде всего опричники взялись за партию бывшего князя Владимира. Однажды в первый год опричнины боярин Овчина-Оболенский в споре упрекнул Федора Басманова в гомосексуальной связи с царем: «Ты служишь царю гнусным делом содомским, а я, происходя из знатного рода, как и предки мои, служу государю на славу и пользу отечеству». Федор доложил Грозному, который пригласил боярина к себе, ласково принял, а затем отдал опричникам, которые отвели его в погреб, сказав, что там есть хорошее вино, а там задушили. Царь, как ни в чем не бывало, на следующий день послал в дом Овчины приглашать его к себе, а затем умертвил его родных и домашних. Но это были еще цветочки. В качестве яркого примера зверств Грозного расскажем кратко о страшных казнях в Новгороде. Царь ненавидел Новгород за его вольнолюбие и демократизм, за приверженность древним вечевым традициям. Управлялся город группой влиятельных бояр, не одобрявших политики Ивана. Создание опричнины было вызвано желанием Грозного установить в России абсолютное самодержавие, заменив правление бояр более гибкой и послушной организацией дворовых людей, дворянством. Для реализации этого желания в силу характера царя были использованы кровавые методы, так что затея не удалась, но ее возродили введением крепостного права такие мудрые правители, как царь Алексей Михайлович и Екатерина II. Итак, в конце 1569 г. Иван, взяв с собой опричников и небольшое войско, возглавляемое приближенными к нему боярами, двинулся к Новгороду. Перед тем Грозный вывел из Новгорода и Пскова множество семей для помещения там одного из «филиалов» опричнины. Походу предшествовал такой случай: один волынец, которого чем-то обидели новгородцы, решил им жестоко отомстить, составив подложную грамоту, якобы написанную архиепископом новгородским Пименом к правящим боярам и содержащую просьбу к польскому королю помочь освободить Новгород от владычества московского князя. Как только грамота попала к Ивану, остальное было делом времени, тем более что поход с целью наказать Новгород был задуман им заранее, и грамота была лишь удобным предлогом. Еще до прибытия Ивана в Новгород к городу подошел передовой полк и окружил его, чтобы никто из жителей не смог убежать. Приехав в Городище под Новгородом, царь приказал казнить множество окрестных жителей и насельников монастырей. В Городище созвали семьи влиятельных новгородцев, заковали их в кандалы, а имущество конфисковали. В воскресенье царь передал архиепископу Пимену, что приедет к обедне в храм Св. Софии. По древнему обычаю Пимен со всем собором, с крестами и иконами встречал царя на Волховском мосту у часовни Чудного креста. Грозный появился вместе со старшим сыном Иваном, но креста в руках архиепископа не поцеловал, сказав: «Ты, злочестивец, в руках держишь не крест животворящий, а оружие; ты со своими соумышленниками, жителями сего города, хочешь этим оружием уязвить наше царское сердце, вы хотите отчину нашей державы, Великий Новгород, отдать иноплеменнику польскому королю Жигмонту-Августу; с этих пор ты уже не зовешься пастырем и сопрестольником Св. Софии, а назовешься ты волк, хищник, губитель, изменник нашему царскому венцу». Затем, так и не подойдя к кресту, Иван приказал служить обедню. Во время обеда по указу царя опричники схватили Пимена и священников, ограбили казну и вернулись в Городище. На следующий день в Городище пригнали бояр, городских выборных, богатых торговцев, с ними привели их жен и детей. Иван приказал опричникам раздеть их и терзать, как говорит современник, «муками неисповедимыми», поджигать их каким-то горючим составом, который царь называл поджаром. Потом измученные и опаленные жертвы были привязаны к саням и волоком по замерзшей земле привезены к Волхову, где их бросали с моста в реку, а выживших добивали баграми и топорами. Летописец говорит, что эта кровавая вакханалия длилась пять недель, после чего началась «прогулка» по монастырям. В Антониевом монастыре царь прослушал обедню, а придя в трапезную, приказал уничтожить все живое. В Псковской летописи говорится, что число казненных превысило шестьдесят тысяч, а в Новгородской «повести» записано так: «В день царь топил по тысяче человек и в редкие дни – по пятисот». Собрав оставшихся в живых новгородцев, со страхом ждавших своей смерти, царь ласково сказал: «Жители великого Новгорода, молите всемилостивого, всещедрого и человеколюбивого Бога о нашем благочестивом царском державстве, о детях наших и о всем христолюбивом нашем воинстве, чтобы Господь подаровал нам свыше победу и одоление видимых и невидимых врагов наших! Судит Бог изменнику моему и вашему архиепископу Пимену и его злым советникам и единомышленникам – на них взыщется вся пролитая кровь, а вы об этом не скорбите: живите в городе этом с благодарностью; оставляю вам наместником князя Пронского». Пимен был в оковах отправлен в Москву и предан там поруганию, после чего его заключили в монастырь, где он постоянно жил под страхом смерти.

Рассказывать обо всех многочисленных казнях царя-изверга места не хватит. Если можно так выразиться, митрополиту Макарию повезло – он скончался в 1563 г., в самом начале этого страшного времени, столкновений с царем у святителя практически не было из-за тактичного поведения митрополита и глубокого уважения к нему Грозного, однако такие столкновения сразу же начались при преемниках св. Макария. В начале 1564 г. митрополитом был избран бывший духовник царя, протопоп Благовещенского собора Афанасий. Именно в это время Иван, как было сказано выше, задумал учредить опричнину, но ему надо было убедиться в преданности народа и приближенных, для этого царь решился на весьма рискованный ход, предложив некое театрализованное действо. В конце 1564 г. он внезапно исчез из Москвы, взяв с собой семейство, придворных бояр, телохранителей и дворцовую казну, остановившись за Троице-Сергиевой лаврой в Александровской слободе. Отсюда митрополиту была отправлена грамота, а которой, обвинив бояр и духовенство в измене государю, царь объявил о своем решении «оставить свое государство и поселиться там, где его, государя, Бог поставит». Народ всполошился и стал умолять царя вернуться, поскольку до того царь не был слишком жесток. Иван согласился вновь принять власть, но с непременным условием, чтобы духовенство не ходатайствовало за изменников и не протестовало против их казней. Когда условие было принято, Иван начал создавать опричнину. Когда начались массовые казни, митрополит Афанасий добровольно покинул кафедру и удалился в Чудов монастырь. На несколько месяцев его заменил казанский архиепископ Герман, известный своими миссионерскими подвигами и благочестием. Выбор не удовлетворил царя, поскольку митрополит сразу же начал увещевать его оставить жестокости и распустить опричнину. Иван прогнал митрополита с кафедры со словами: «Ты еще и на митрополита не возведен, а уже связываешь меня неволею».

На место Германа стал соловецкий игумен священномученик Филипп, знакомый Ивану с детства и некогда любимый им. Происходил Филипп из древнего и знаменитого боярского рода Колычевых, он получил прекрасное по тем временам образование. На тридцатом году жизни, во время литургии Филипп явственно услышал евангельские слова: «Никто не может служить двум господам одновременно», после чего тайно удалился в Соловецкую обитель. Царь надеялся увидеть в Филиппе, старом монахе, союзника в деле установления в государстве ничем не ограниченного самодержавия. Филипп долго не соглашался, говоря: «Не могу принять на себя дело, превышающее мои силы; отпусти меня Бога ради – зачем мою ладью нагружать тяжестью великой?» Затем Филипп приехал в Москву и, обласканный царем, решился поставить в качестве условия принятия престола роспуск опричнины. Иван разгневался, но в конце концов не стал прогонять Филиппа, а поставил встречное условие: «чтобы он в опричнину и в царский домовой порядок не вмешивался и после поставления не оставлял бы митрополии из-за того, что царь не отменил опричнину». Священнослужители уговорили Филиппа принять это условие, после чего летом 1566 г. он был торжественно посвящен в сан. Но после страшных казней 1567 г. митрополит отправился в Александровскую слободу для разговора с царем. Разговор был жестким: «Державный царь, – сказал митрополит, – облеченный саном самым высоким, ты должен более всех чтить Бога, от которого принял державу и венец; ты – образ Божий, но вместе и прах. Властелин тот, кто владеет собою, не служит низким похотям и не волнует самозабвенно собственную державу». Разгневанный Иван ответил грубо: «Что тебе, чернецу, до наших царских дел?» Святитель продолжил: «По благодати Св. Духа, по избранию священным собором и по твоему изволению я – пастырь Христовой Церкви. Мы с тобою обязаны заботиться о благочестии и покое православного христианского царства». – «Молчи, Филипп, – сказал Иван, – не прекословь державе нашей, чтобы не постиг тебя мой гнев, или оставь митрополию». «Я не посылал, – отвечал митрополит, – ни просьб, ни ходатаев и не наполнял ничьих рук деньгами, чтобы получить святительский сан. Ты лишил меня пустыни моей, а теперь твори, как хочешь».

К святителю, вернувшемуся в Москву, приходили толпы людей, молящих Филиппа защитить их от произвола и казней со стороны опричников. Однажды царь вместе с опричниками пришел в соборный храм, одеты они были в черные одежды и бряцали оружием. Иван подошел к митрополиту в ожидании благословения, но Филипп смотрел на образ Спасителя и безмолвствовал. «Владыко! – недоумевали опричники, – Перед тобой государь, благослови его». – «Государь! – сказал Филипп, – зачем принял ты такой вид, исказив благолепие твоего сана? Ни в одежде, ни в делах не видно царя. Даже у язычников и татар есть закон и правда, а на Руси нет правды; в целом мире уважают милосердие, а на Руси нет сострадания даже для невинных и правых. Убойся, государь, суда Божия. Мы здесь приносим бескровную жертву Богу, а за алтарем льется невинная кровь христиан. Грабежи и убийства совершаются именем царя». – «Филипп! – в гневе произнес Иван, – ужели думаешь переменить нашу волю? Не лучше ли тебе быть с нами заодно». – «К чему же тогда вера наша? – спокойно ответил святитель, – не жалею я тех, кто пострадал невинно, – они мученики Божии, но скорблю за твою душу». Тут Иван пришел в неистовство: «Нам ли противишься ты? Увидим твердость твою!» – «Я пришелец на земле, – продолжал митрополит, – и готов страдать за истину». Царь с опричниками, вне себя от злобы, быстро покинул храм.

Был созван собор, для которого с трудом удалось найти клеветников, которые свидетельствовали против митрополита. Филипп решил сложить с себя сан, но царь не позволил этого сделать и велел отслужить литургию. Во время службы в Успенском соборном храме туда ворвались опричники во главе с Басмановым, который при народе прочел акт об осуждении Филиппа, после чего опричники прямо в алтаре сорвали со святителя облачение, одели в рубище и, посадив на дровни, повезли в Богоявленский монастырь, а оттуда – в заточение в Тверской Отроч монастырь. Примерно через год, когда царь двинулся казнить Новгород по дороге через Тверь, в монастырь, где находился Филипп, пришел Малюта Скуратов и в келье задушил святого подушкой, сказав монахам, что бывший митрополит задохнулся от угара. В кондаке святому Филиппу говорится: «Восхвалим Филиппа премудрого, наставника Православия, провозвестника истины, ревнителя Златоустого, светильника земли Русской. Вооружив себя бронею духовного мужества, ты бестрепетно обличил не послушавших тебя. Тобою украсил Бог храм Матери Своей и нетленное тело твое, в изгнании пострадавшее, много лет в земле сокровенное, возвратил престолу твоему, к радости и веселию паствы твоей». Нетленные мощи св. Филиппа были в 1591 г. перенесены из Тверского Отроча монастыря на Соловки и положены в церкви Свв. Зосимы и Савватия, а затем в 1652 г. царь Алексей Михайлович принес покаяние и распорядился перенести мощи в Москву, где они были положены в серебряную раку в Успенском соборе Кремля.

После Филиппа на пост митрополита был возведен архимандрит Троицкий Кирилл IV, во всем послушный воле царя и его приближенных. Этот калейдоскоп митрополитов продолжил в 1572 г. полоцкий архиепископ Антоний, которого сменил в 1581 г. архимандрит Хутынский Дионисий. При нем Иван Грозный умер и венчался на царство Федор Иванович. Дионисий был смещен в 1587 г. Борисом Годуновым, всесильным шурином Федора, за то, что уговорил царя развестись с немолодой супругой Ириной, сестрой Бориса. Затем митрополитом стал любимец Годунова ростовский архиепископ Иов, который в январе 1598 г. стал первым русским патриархом, но об этом важном для Русской Церкви событии разговор будет в начале следующей главы.

Последнее пятилетие царствования Грозного для России были сравнительно спокойными, если не считать войны с Польшей и взятие Стефаном Баторием Пскова. В 1580 г. Иван венчался в пятый раз – его избранницей стала Мария Нагая, родившая ему сына Дмитрия, однако вскоре после этой женитьбы пятидесятилетний царь стал думать о следующей. В 1581 г. Грозный перенес страшное семейное горе – в порыве гнева он жезлом убил своего старшего сына Ивана, главного претендента на царский престол, поскольку младший Федор по своему характеру был неспособен руководить государством. Сам Иван ненадолго пережил убитого им сына – в 1584 г. у него обнаружилась странная и мучительная болезнь: внутренности начали гнить заживо, а снаружи возникли опухоли, издававшие резкое зловоние.

Преображение. Феофан Грек

Врачи не смогли его вылечить, и царь стал готовиться к скорой смерти. Он призвал Федора, убеждая его царствовать благочестиво, избегать войн с христианскими государствами, уменьшить налоги, обращаться со своим народом с любовью и милостью. Забываясь, он все звал сына Ивана. В марте 1584 г. митрополит Дионисий постриг царя с именем Иона. Похоронен царь Иван IV Грозный был в Архангельском соборе рядом с погубленным им Иваном. Историк С. Соловьев так резюмирует правление Грозного: «Что сделал Иван? Человек плоти и крови, он не сознал нравственных, духовных средств для установления правды и наряда; или, что еще хуже, сознавши, забыл о них; вместо целения он усилил болезнь, приучил еще более к пыткам, кострам и плахам; он сеял страшными семенами, и страшна была жатва: собственноручное убийство старшего сына, убиение младшего в Угличе, самозванство, ужасы смутного времени! Не произнесет историк слово оправдания такому человеку; он может произнести только слово сожаления, если, вглядываясь внимательно в страшный образ, под мрачными чертами мучителя подметит скорбные черты жертвы».

Рассказ о царствовании Федора Ивановича Карамзин начинает словами римского историка Тацита: «Первые дни после смерти тирана бывают счастливейшими для народов» – и продолжает своим комментарием: «Но царствование жестокое часто готовит царствование слабое – на громоносном престоле свирепого мучителя Россия увидела постника и молчальника, рожденного больше для кельи и пещеры, чем для власти державной, как говорил сам Грозный, оплакивая смерть любимого старшего сына». В 1584 г. в Москве вспыхнул мятеж – народ решил, что честолюбивые придворные, стоящие у власти, строят козни против нового царя, желая его смерти. После мятежа управлять страной фактически стал Борис Годунов, брат горячо любимой Федором супруги Ирины, человек энергичный и способный, хотя излишне властолюбивый и тщеславный.

Первым делом Годунов отправил в заключение главных возмутителей московской черни, народ при этом славил царское правосудие. Затем, по окончании шестинедельного траура и молений об усопшем царе, начались приготовления к царскому венчанию Федора, которое состоялось в мае 1584 г. В кремлевский храм Успения духовник нового царя нес шапку Мономаха, животворящий крест и бармы, а за ним шел Годунов со скипетром. В храме уже расположились царь, митрополит Дионисий и высшее духовенство. Среди воцарившейся тишины Федор, обращаясь к митрополиту, произнес: «Владыко! Родитель наш, самодержец Иван Васильевич, оставил земное царство, приняв ангельский образ, отошел в Царствие Небесное, а меня благословил державою и всеми хоругвями государства; велел мне, согласно с древним уставом, помазаться и венчаться царским венцом, диадемой и святыми бармами – завещание его известно духовенству, боярам и народу. Итак, по воле Божией и по благословению отца моего, совершив обряд священный, да буду я царь и помазанник!» Митрополит, осенив Федора крестом, отвечал: «…данного нам благодатью от Св. Духа помазуем и венчаем тебя, да именуешься самодержцем России!» Дионисий продолжил: «Цари нам вместо Бога, Господь вверяет им судьбу рода человеческого, да блюдут не только себя, но и других от зла; да спасают мир от треволнений, и да боятся серпа Небесного!»

В конце 1584 г. Годунов распустил так называемую пентархию, верховную думу из пяти вельмож, учрежденную умирающим Иваном Грозным, из членов пентархии знатностью рода обладал только князь Мстиславский. Осталась только древняя дума, где Шуйский, Юрьев, Мстиславский правили наряду с другими боярами, но действительным правителем в думе был Годунов, а дума была «карманной». Он имел советников, но не имел ни товарищей, ни соратников. Годунов усмирил Казань и черемисский бунт, продолжил завоевание Сибири. Ему приписывают убийство в Угличе в 1591 г. юного царевича Дмитрия Ивановича, сыгравшее роковую роль в дальнейшей судьбе России. По-видимому, с подачи Годунова Марию Нагую вместе с малолетним царевичем выслали в Углич в 1584 г., опасаясь претензий Дмитрия на царский престол.

Дмитрий Донской у Сергия Радонежского.

Миниатюра из лицевого «Жития Сергия Радонежского». XVI в.

О важном деле для России, завоевании Сибири, следует рассказать немного подробнее. Но сперва о тех, кто это дело выполнял, о казаках. Слово «казак» татарского происхождения и означало сперва вольного бездомного бродягу, а затем – воина из таких бродяг. В России XVI в. это были так называемые гулящие люди, не принадлежащие ни к служивым (воины или приказные), ни к неслуживым (крестьяне, ремесленники, купцы). К середине XVI в. казаки стали объединяться в организации военного типа, в некие братства, для выполнения тех или иных задач. Так возникли Запорожская Сечь и донское казачество. На Волге и в северо-восточной Руси казаки нередко создавали разбойничьи шайки, с которыми государство стало бороться, правда без большого успеха. Так среди покорителей Сибири был атаман разбойничьей шайки Кольцо, приговоренный заочно царем в 1579 г. к смерти, но его власти не смогли поймать. Кольцо вместе с Ермаком и другими лихими атаманами после этого объявился в стране пермяков, у северного Урала, и был завербован известной в тех местах семьей купцов Строгановых. Эта семья владела многими землями в Прикамье до р. Чусовой, где на их предприятиях добывалась соль, селитра и другие полезные ископаемые. Ее работники часто переходили Уральский хребет к р. Оби и ее притоку Иртышу, на берегах которых расположилось царство, носившее название Сибирь. Здесь обитали многие небольшие народы, родственные татарам. Один из местных ханов, Едигер, после завоевания Иваном IV Казани и Астрахани подчинился московскому царю в надежде, что тот оградит его от нападений со стороны соседей. Однако вскоре Едигер был убит воинственным киргиз-кайсацким ханом Кучумом. Кучум стал единовластным царем Сибири, где насильно обращал жителей в ислам.

Дмитрий Донской перед войском.

Миниатюра из лицевого «Жития Сергия Радонежского». XVI в.

В 1547 г. царь передал Строгановым грамоту, в которой предлагал их отрядам перейти Уральский хребет и строить там крепости и города. Вот тогда-то и понадобились услуги казаков, во главе которых был поставлен атаман Ермак Тимофеевич. Казаки в 1582 г. спустились вниз по р. Тобол к Иртышу, пугая жителей ружейной стрельбой. Кучум собрал против Ермака огромное войско – летописцы говорят, что на одного казака приходилось тридцать сибиряков. Однако ружья и пушки сыграли свою роль – армия Кучума была разбита и бежала. В конце октября Ермак вступил в столицу Сибирского ханства. Ермак отправил Ивана Кольцо к царю, чтобы известить его о присоединении Сибири к России и просил прислать войско для укрепления позиций и основания крепостей. Иван Грозный принял Кольцо ласково, простил ему прежние преступления и отправил с ним двух воевод с большим отрядом. Переданная царем в дар Ермаку кольчуга стала причиной гибели атамана. Весной 1583 г. Кучум хитростью и обманом уничтожил значительную часть войска Ермака, но освободить столицу ему не удалось. Осенью на берегу Иртыша татары напали на отряд Ермака, атаман бросился в воду, чтобы доплыть до своего струга, но кольчуга, подаренная царем, потянула его на дно. Остатки его войска покинули Сибирь. Однако Ермак выполнил задачу – присланные затем войска разбили отряды Кучума. В 1586 г. на реке Туре был основан город Тюмень, а вблизи столицы сибирского ханства был заложен город Тобольск. В 1598 г. Кучум, потерпев еще одно поражение, бежал к ногайцам и был там убит. В конце XVI и в начале XVII в. русские первопроходцы двинулись дальше на восток, где основали город Томск и многие города и крепости. Так в результате покорения сибирской земли была значительно расширена территория России. Огромные природные богатства, сосредоточенные на необъятных просторах Сибири, до сих пор являются основой экономического благополучия российского государства.

Здесь следует отметить, что рассматриваемый период был временем интенсивной миссионерской деятельности Русской Церкви, распространявшей православную веру среди народов севера и северо-востока России.

2. Для русского монашества XV в. был центральным пунктом его истории. Г. Федотов, следуя Ключевскому, называл монастыри, возникшие в это время, северной Фиваидой, сравнивая деятельность монахов, вышедших из «гнезда Сергеева», с деятельностью отшельников первых веков христианства в пустынях Египта. «Птенцы гнезда Сергиева» – ученики преп. Сергия Радонежского и ученики его учеников. О самом св. Сергии и его любимом ученике св. Кирилле Белозерском уже говорилось ранее; теперь речь пойдет преимущественно об их последователях. Здесь уместно вспомнить приведенный выше рассказ о том, как после горячей молитвы о своих учениках преп. Сергий увидел множество птиц и услышал голос, говоривший: «Сергий! Господь услышал молитву твою о чадах твоих! Так умножится число учеников твоих, и после тебя не оскудеет число твоих последователей». Благодаря этому видению выражение «птенцы гнезда св. Сергия» становится не просто общепринятой метафорой, а приобретает смысл сбывшегося благодатного предсказания. Чтобы дать читателю представление о масштабах монастырского строительства в конце XV в. и в XVI в., приведем некоторые цифры: за более чем двухвековой период монгольского ига в России было основано менее трехсот монастырей, а за последующий век – около пятисот, причем в последней цифре не учтены монастыри, построенные в юго-западных епархиях, поскольку эти области тогда не относились к московской митрополии.

Рассказ о монастырях, основанных в рассматриваемое время, естественно начать с «гнезда» – Троице-Сергиевой лавры, основанной Сергием Радонежским в 1335 г. После его смерти в 1392 г. игуменом монастыря стал его ученик преп. Никон, которого Сергий перед смертью назначил своим преемником. Никон пришел в лавру из Юрьева-Поволжского, но был отослан в серпуховский Высоцкий монастырь к ученику Сергия Афанасию. Там Никон преуспел в иноческой деятельности и через два года стал священником. Вскоре Сергий, узнав об успехах молодого монаха, принял его в лавру и велел жить в его келье. Здесь, по словам «Жития», Никон «обрел высшее училище духовного любомудрия в беседах с Сергием и новое поощрение к подвигам и добродетелям, подкрепление и утешение в его сильной молитве и ограждение от искушений в его руководстве. Так почил на

Никоне дух Сергия, который сперва возложил на него часть своих попечений о братии под своим наблюдением, а за шесть месяцев до своего преставления передал ему начальство над своей лаврой». Устав от административной деятельности, св. Никон попросил братию отпустить его в пустыню, где шесть лет провел в безмолвии. Затем по неотступным просьбам насельников монастыря Никон был вынужден вернуться к обязанностям игумена, но с условием, что будет ему позволено по несколько часов ежедневно посвящать «умной молитве» и священнобезмолвию. Однажды в начале 1408 г. после долгой ночной молитвы преподобный задремал, и тут явились ему великие святители и чудотворцы Петр, Алексей и Сергий. «Угодно Богу, – произнес Сергий, – чтобы нашествие иноплеменников коснулось этой обители. Но не следует скорбеть и смущаться – искушение будет недолгим и лавра моя не запустеет, но после распространится еще более». Вскоре хан Едигей появился у московских стен, а его воины в поисках пропитания грабили и жгли окрестности столицы. Тогда была опустошена и сожжена Троице-Сергиевая лавра. Когда татары были вынуждены вернуться в свои степи, преп. Никон на пепелище возвел новые строения с деревянным храмом Св. Троицы, который в 1422 г. был заменен каменным, для чего великий князь позволил монахам брать камень, дерево и другие строительные материалы бесплатно. В этом храме были захоронены обретенные мощи св. Сергия Радонежского, а в 1426 г. возле храма похоронили скончавшегося св. Никона, многолетнего игумена Троице-Сергиевой лавры.

На протяжении XV в. монахами из лавры были основаны 27 пустынных и 8 городских монастырей. Этими обителями были намечены дальнейшие направления монастырской колонизации XV и XVI вв. Говоря о географии этого интенсивного процесса, Ключевской пишет: «Если вы проведете от Троице-Сергиевого монастыря две линии, – одну по реке Костроме на реку Вычегду, другую по Шексне на Белозеро, – то этими линиями будет очерчено пространство, куда с конца XIV в. усиленно направлялась монастырская колонизация из монастырей центрального междуречья Оки – Волги и их колоний. Небольшие местные речки были унизаны десятками монастырей, основатели которых выходили из Троице-Сергиевой обители, из Ростова (св. Стефан Пермский), из монастырей Каменного на Кубенском озере и Кириллова Белозерского. Водораздел Костромы и Сухоны, покрытый тогда дремучим Комельским лесом, стал русской заволжской Фиваидой. Во второй половине XV в. монастырская колонизация перешла из Белозерского края в бассейн реки Онеги; постриженик Кирилова монастыря преп. Александр Ошевнев основал Ошевенский монастырь к северу от Каргополя, получив пособие из Новгорода, а еще в 1429 г. более ранний постриженик того же монастыря, Савватий, поставил первую келью на Соловецком острове, где после его смерти новгородец Зосима устроил знаменитый беломорский монастырь. Так дело продолжилось и в XVI в. Основанный в конце XV в. на реке Нурме монастырь преп. Корнелия Карельского, выходца из обители преп. Кирилла Белозерского, в XVI в. выдвинул основателей шести новых монастырей, а инок Пахомий, вероятно, в самом начале XVI в. далеко оставил за собой Шексну и по Онеге продвинулся за Каргополь, поставив к северу от него монастырь на реке Кене, а постриженик пахомцев двинский крестьянин Антоний передвинулся на Двину под Холмогоры и среди озер основал в 1520 г. Сийский монастырь».

Кроме очевидного религиозного аспекта основание монастырей выполняло важную хозяйственную задачу. Насельники активно осваивали окрестные земли – расчищали лес, сушили болота, пахали, косили, разводили огороды. Вблизи монастырей возникали села и города, миссионеры обращали нехристианское население. Часто монастыри в отдаленных местах севера возникали в расчете на дальнейшую миссионерскую деятельность. Основание монастырей в рассматриваемый период становится для постриженников своего рода модой: каждый инок мечтает удалиться в пустыню и основать там келью и часовню или церковь – зерно будущего монастыря. Однако основание наиболее знаменитых монастырей, таких как Троице-Сергиевский, Кириллов, Ферапонтов, Волоколамский, Соловецкий, Валаамский, не имело в виду веяние моды – их основатели ставили перед собой и иноками единственную цель – воспитание личного благочестия, залога спасения и жизни вечной. Конечно, эта цель, как всякий идеал, при реализации размывалась социальными и иными проблемами, помешать этому были призваны новые уставы, строго соблюдавшиеся в большинстве обителей. Идеологией уставов, их стержнем является независимость монашества от мира. Однако, как указывает Федотов, «обычная суровость и смирение монастырских подвижников не мешает им выступать обличителями, когда грешником является кто-нибудь из сильных мира сего… Впрочем, эти столкновения с миром, как и всякий выход в мир, редки и исключительны. Северный подвижник жаждет прежде всего безмолвия… Тем не менее мистическое самоуглубление, бегство в пустыню не мешает северным подвижникам постоянно прославлять любовь как «главизну добродетелей» и излучать ее при всяком соприкосновении с людьми. И контекст, и разъяснения книжных документов не оставляют сомнений в том, что эта любовь направлена не только к Богу, но и к человеку».

Упомянутые уставы общежития, позволявшие поддерживать строгую дисциплину в нелегкой монашеской жизни, все сходны между собой в основных пунктах. До нашего времени дошло пять уставов, написанных в рассматриваемый период. Самым ранним является составленный в середине XV в. преп. Ефросином Псковским для основанной им обители. О характере документа дает представление следующий отрывок из устава: «Вот я, грешный инок Фросин пишу вам, братия мои: со времени построения нашей церкви да будет у вас монастырь общий. Монахи не должны иметь ничего своего, но все свое должны отдать во власть монастыря. Не должно ни есть, ни пить как только в трапезе, кроме случаев тяжелой болезни. В игумена изберите себе человека благоразумного, духовного, который бы желал служить единственно Богу и святой Церкви, а не заботился иметь что-либо лишнее против братии. Игумен пусть будет не только учителем, но и образцом для своего стада по святости жизни. Игумену предавайтесь и покоряйте свою волю: послушание есть вторая лестница на небо и выше поста и пустынного подвига; ни в чем не ленитесь. Женщины да не входят никогда в нашу обитель. Равно не принимайте в обитель и детей под предлогом учить их книгам или иметь своими прислужниками, а трудитесь сами. Бани вовсе не должно быть в обители, чтобы никто из иноков, кроме болезни и нужды, не обнажал своего тела. Если кто начнет противоречить игумену и воздвигать свары, такого запереть в темницу, пока не покается. А непокорливого мниха изгонять вон из обители и не отдавать ему ничего, что было внесено в обитель… О прочем же, – заключал устав Фросин, – смотрите в уставах Василия Великого – равностоятеля апостолов, Афанасия святого – Божия жилища, Григория Богослова – непобедимого воина Христова и в преданиях многих других благостных отцов нашему иноческому чину».

Другой общежительный устав написан преп. Иосифом Волоколамским и назван им «Духовною грамотою». Это – обширное сочинение, содержащее 14 глав, состоит из трех отдельных уставов: первый – общий для всей братии, второй – только для настоятеля и, наконец, третий – соборные наставления старейшим братиям, старцам, которые в отсутствие игумена могут управлять монастырем. Преп. Нил Сорский написал устав для скитского типа монашеской жизни, издавна практиковавшейся на Афоне. В скиту инок живет с двумя или тремя монахами; у них общая пища, одежда и труд. Это в широком смысле – средний путь между общежительным и строгим отшельничеством, его св. Нил назвал царским путем и реализовал с помощью своего устава. В первых четырех из одиннадцати глав устава преп. Нил говорит о сущности внутреннего подвижничества – об «умном делании» и о священнобезмолвии. В пятой главе он показывает, как внутренней борьбой победить восемь основных греховных помыслов и страстей, из которых рождаются все прочие. В остальных шести главах подробно описаны средства духовной борьбы. Большая часть устава содержит пространные выписки из творений св. Отцов, касающиеся методов аскетики. Св. Нил не отвергал внешнее делание, которое считал весьма важным, однако его основная мысль заключалась в утверждении, что ограничиваться внешним деланием нельзя, одно оно не может служить залогом личного спасения, более того, в этом процессе главным является подвиг делания внутреннего. «Кто молится только устами, – записано в уставе, – а об уме небрежет, тот молится воздуху; Бог уму внимает». Уставы св. Нила широко использовались также во многих общежительных монастырях с идеологией «нестяжания».

Тихвинская икона Божьей Матери. Обретена в 1382 г.

Кроме монастырей мужских и монастырей женских имелись смешанные, а также женские, которыми управляли игумены-мужчины. Правда, собор 1503 г. по этому поводу постановил: «Впредь чернецам и черницам в одних монастырях не жить; если в каком монастыре начнут жить черницы, там служить игумену, а черницам в том монастыре не жить; если же в каком монастыре начнут жить чернецы, там служить попам-бельцам, а чернецам в том монастыре не жить». Стоглавый собор 1555 г. еще раз подтвердил решение собора 1503 г., однако в 1583 г. еще существовали смешанные монастыри; известны два – в Новгородской и Обонежской епархиях.

Кроме монастырей, подчинявшихся непосредственно митрополиту, издавна существовали обители под патронажем князей и богатых боярских родов. Сами патроны и их семьи обладали рядом прав и обязанностей по отношению к своим монастырям: так, например, на службах монахи должны были поминать родителей своих «инвесторов», «доколе монастырь стоит»; патроны участвовали в выборе руководства своей обители и т. п., но в свою очередь были обязаны оказывать помощь в монастырских строительных работах, оплачивали покупку церковной утвари, поставляли продукты питания для иноков.

Монастырское движение распространялось не только на север и восток от Москвы, но и на юг и запад, хотя менее интенсивно. Кроме различий в географии здесь, начиная со второй половины XV в., существовали различия идеологического характера – заволжский северо-восток был в основном связан с течением «нестяжателей», в то время как юго-запад – с «осифлянами», но об этом подробнее будет рассказано далее.

3. В основе идеи нестяжания лежит древняя традиция восточного христианства, традиция византийская, афонская. В России первым серьезным продолжателем этой идеи был св. Нил Сорский. В некотором роде противоположной была деятельность вождя осифлян св. Иосифа Волоцкого, который пытался в рамках Православия решать проблемы государственные, социальные. Как уже говорилось, противоположность этих подходов в значительной степени видимая. Это – две правды, несколько гипертрофированные в каждом из течений. Их реализация содержит оба упомянутых аспекта: нестяжатели не пренебрегают решением социальных проблем, а осифлене не чужды аскетическим подвигам. Тем не менее, борьба между течениями была очень острой. И победу в ней одержали осифляне отчасти благодаря бойцовскому характеру Иосифа, но главной причиной такого результата была привычность для русского народа и его правительства тех ценностей, которые защищались осифлянами. Не лишне здесь отметить, что пик этой борьбы совпал по времени с рядом важных мировых событий разного рода: 1) религиозным брожением в Западной Европе перед появлением Реформации; 2) сменой креста на куполе храма Св. Софии в Константинополе полумесяцем Ислама; 3) открытием Колумбом Америки.

Преподобный Нил Сорский родился в 1433 г., он происходил из дворянского рода Майковых. Свою иноческую жизнь начал в Кирилло-Белозерском монастыре под руководством известного старца Паисия Ярославова. Оттуда Нил со своим учеником Иннокентием отправился на Афон, где провел несколько лет, изучив греческий язык и прочитав в подлиннике творения св. Отцов и другие произведения духовной литературы. Вернувшись в Россию, он основал вблизи Кириллова монастыря небольшую обитель, скит, на р. Соре, где вместе с немногими учениками придерживался строгого отшельничества. «Мир, – говорил он им, – ласкает нас сладкими вещами, после которых бывает горько. Блага мира только кажутся благами, а внутри исполнены зла. Те, которые искали мирских наслаждений, все потеряли: богатство, славу, честь – все минет, все опадет, как цвет. Лишь того Бог возлюбил, кого изъял из мира». Но он считал, что бегство от мира не поможет тому, кто не занят постоянно внутренним «преображением во Христе»: «Напрасно думают, что доброе дело выполняет тот, кто соблюдает пост, бдения, воображая, что все это угодно Богу. Чтение молитв и всякое прилежное богослужение не ведет само по себе к спасению без внутреннего желания. Тот может стяжать благодать, кто оставит всякие псалмопения, каноны и тропари и все свое внимание обращает на умную молитву». Из сказанного ясно, что св. Нил привез с Афона семена исихазма и усердно распространял их в России. Преподобный требовал от своих учеников постоянного обращения к Священному Писанию и к творениям Отцов Церкви. «Ничего не твори без свидетельства Писания, – говорил он князю Вассиану Патрикееву, любимому своему последователю и другу, – так и я, когда хочу что делать, то прежде прочту в божественных писаниях, и если не найду согласия моему разуму в начинаемом деле, то облачаю его до тех пор, пока найду, а когда найду, то с благодатью Божиею смею приступать к делу; сам собою я ничего не смею творить – я невежда и поселянин». Однако строгое отшельничество могли выдержать немногие, большинство русских монастырей были общественными, и это часто приводило к таким злоупотреблениям, с которыми Нил смириться не мог и смело обличал, вызывая злобу большинства монахов. Отрицание им всякой роскоши было таким категоричным, что, согласно преданию, он отказался от дара царя на постройку в его пустыне каменной церкви, а взял лишь на скромную деревянную. Неудивительна поэтому его вражда со сторонниками Иосифа Волоцкого, осифлянами, стремившимся к умножению церковных и монастырских богатств. В 1503 г. преп. Нил предложил отобрать у монастырей все недвижимое имущество, и по этому поводу был созван собор. Оппонентом выступил Иосиф, который в вину Нилу поставил также его мягкое отношение к разросшейся тогда ереси жидовствующих. Как уже говорилось, победу на соборе одержал сильный в спорах Иосиф, тем более что его поддержал Иван III и подавляющее большинство иерархов Церкви.

В 1508 г. преп. Нил Сорский скончался; после него борьбу с осифлянами продолжил инок Вассиан Патрикеев. Вассиан, внук сестры великого князя Василия Дмитриевича, был насильно пострижен Иваном III и заключен в Кирилло-Белозерский монастырь, где познакомился с Нилом и стал горячим сторонником его учения. После смерти св. Нила Вассиан восстановил против себя осифлян тем, что в древнем Номоканоне нашел положения, по которым монастырям не позволялось иметь угодья и недвижимое имущество, а великого князя Василия III уговаривал не разводиться без серьезных оснований, что очень рассердило государя, хотя тот совета инока, в конце концов, не послушал. Неприязнь Василия Ивановича к Вассиану усилилась после рождения долгожданного сына Ивана, в чем, по словам осифлян, ему помогла чудотворная сила Пафнутия Боровского, в монастыре которого принял постриг Иосиф Волоцкий и где он некоторое время был преемником Пафнутия. В 1531 г. Вассиан был предан соборному суду вместе со своим единомышленником, великим деятелем русской православной культуры Максимом Греком, и осужден на заточение в Волоколамский монастырь – центр осифлянского движения. Курбский пишет, что монахи-осифляне по повелению великого князя вскоре довели его до смерти.

Преп. Нил понимал, что идеи афонского исихазма встретят жесткий отпор со стороны русских книжников-начетчиков, привыкших некритично относиться ко всему написанному. «Писаний много, – писал Нил, – но не все они божественны. Ты же, испытав истину чтением Священного Писания, ее держись». Это откровенный призыв к критическому разбору церковных документов, что противоречило отношению к ним Иосифа Волоцкого, который запрещаел монахам иметь собственное мнение: «Всем страстям мать, – поучает он, – мнение. Мнение – второе падение». Все это привело к тому, что канонизация Нила состоялась лишь в либеральном XVII в., когда в России управлял Синод. Духовным завещанием Нила Сорского могут служить его слова: «Выбирай, или печься об истине и быть готовым умереть за нее – тогда жив будешь во веки, или угождать людям и быть ими любим, Богом же при этом быть ненавидим».

Архангел Гавриил из деисусного чина.

1385 г.

Жизнь Иосифа Волоцкого известна лучше, чем любого из русских святых, – о нем написано несколько подробных «Житий», а его собственные многочисленные произведения позволяют лучше понять его духовный облик. Родился Иосиф в 1439 г. в Волоке-Ламском и происходил из дворянской семьи Сагиных. Ревностный ученик преп. Пафнутия Боровского, чудотворца, он после смерти учителя стал игуменом Боровского монастыря, где установил строжайшие правила общежития. Братия вскоре взбунтовалась от требования беспрекословного послушания, и Иосиф ушел на Белое озеро в Кириллов монастырь. Порядок в монастыре пришелся Иосифу по душе – «Не словом общий, – писал Иосиф об обители Кирилла, – а делом». Помимо строгости общежития его поразила чинность и благоговение иноков во время службы в трапезной. Однажды во время службы Иосифу поручили чтение и все были потрясены: «Была у Иосифа, – говорили они, – в языке чистота, в очах быстрость, в гласе сладость и в чтении умиление; никто в наши времена таким не был». Изумленный игумен послал сказать великому князю, чтобы он не выпускал из тверской земли такого «досужа». Однако вскоре Иосифу удалось вернуться в Боровск к общей радости монахов, считавших его погибшим, а затем в родные места для того, чтобы основать там свой общежительный монастырь. Князь Борис Волоцкий с почтением встретил известного игумена и выделил ему землю для строительства недалеко от Волоколамска. Сам князь и его бояре на своих плечах носили бревна для постройки первой деревянной церкви.

Иосифо-Волоколамский монастырь был основан в 1479 г.; в качестве образца для подражания св. Иосиф выбрал Кирилло-Белозерскую обитель. Иосиф как игумен должен был подавать монахам пример аскетической жизни – он облачился в «худые и плаченные ряски». Однако современники рисуют Иосифа иначе: это был красавец с длинными русыми волосами и округлой бородой, любивший внешнюю бытовую красоту и особенно красоту и пышность церковного обряда. Если пользоваться терминологией современной психологии, то надо отметить, что у Иосифа превалировали черты экстравертные, в то время как преп. Нил был, несомненно, интровертом. Иосиф обладал умом критическим и имел талант рачительного хозяина. Он любил и умел собирать богатства, которые, по его словам, необходимы для «церковных вещей, св. икон и сосудов, для покупки книг, риз; надобно братство кормить, а нищим, странникам и мимо ходящим людям деньги давать и кормить их». В основе этих социальных забот Иосифа лежит, в первую очередь, забота о человеческой душе, единой во Христе, «ее же весь мир не стоит». Его общественное служение проистекало из сознания христианского долга более, чем из сострадания. То место, что у преп. Нила занимает «умное делание» и стремление внутренне преобразиться, у св. Иосифа отдано внешним аскетическим подвигам и широкой общественной деятельности. При этом своих врагов и просто тех, кто ему перечил, Иосиф преследовал беспощадно. Так, архиепископ Серапион, отлучивший Иосифа от церкви за каноническое правонарушение, кознями игумена был извергнут из сана и сослан в Троице-Сергиеву лавру, а в посланиях он не только отказывался признавать себя виновным, как того требовали многие его друзья, но и постоянно обливал грязью опального святителя. Автор «Жития Иосифа» пишет об их примирении, но в «Житии» Серапиона говорится лишь о том, что преп. Иосиф простил своего гонителя. Такое поведение Иосифа разрушало заветы, данные русскому монашеству св. Сергием Радонежским, но импонировало московским правителям, чьи интересы Иосиф рьяно отстаивал. Он со своими учениками любил повторять слова, которые приписывал Константину Великому: «Царь естеством своим подобен всем человекам, властью же подобен Всевышнему Богу». Поэтому канонизирован Русской Церковью Иосиф был уже в 1579 г., т. е. сравнительно быстро после смерти. Скончался преп. Иосиф в 1515 г., сказав на прощание своей братии: «Вот вам знамение, если я получу некое дерзновение и милость у Господа, это святое место не оскудеет, и обитель распространится».

В заключение подпункта упомянем некоторых основателей монастырей в XV–XVI вв. – их было так много, что о полноте приводимого списка и говорить нечего. Заволжское монастырское движение имело несколько основных центров. Друг и сподвижник св. Кирилла Белозерского св. Ферапонт основал свой монастырь вблизи Кириллова. Вторым игуменом Ферапонтовна монастыря был св. Мартиниан, любимый ученик и келейник св. Кирилла; он долгое время был игуменом и Троице-Сергиевой лавры. Ферапонтов монастырь и поныне является жемчужиной монастырской архитектуры Древней Руси, его церкви расписаны гениальным мастером иконописи Дионисием. Вокруг монастыря были многочисленные скиты, где насельники обители предавались священнобезмолвию и «умной молитве». Ученики св. Кирилла распространили обители на запад и север: св. Александр Ошевенский основал монастыри в Каргопольском крае, а св. Савватий – знаменитый Соловецкий монастырь. Соловецкий монастырь стал форпостом христианства на дальнем Поморье, в «люти дикой», через который проходили пути русской колонизации Севера. Вторым из святых основателей Соловецкого монастыря был Зосима, который перед тем подвизался на Валааме и который по стилю близок новгородской традиции. В условия сурового климата св. Зосима наладил в монастыре хозяйство, позволившее монастырю просуществовать до нашего времени.

Важным центром заволжского подвижничества был Комельский лес на юге Вологодского края. Здесь свои монастыри поставили Павел Обнорский и Сергий Муромский, ученики преп. Сергия. Павел Обнорский, именовавший священнобезмолвие матерью всех добродетелей, много лет жил в дупле большого дуба. Сергий Муромский, его сосед, однажды застал Павла за кормлением огромного медведя, на плечах и голове святого сидели птицы.

Еще одним центром стал Спасо-Каменный монастырь на Кубенском озере, которое связывает Вологодский и Белозерский края. Первый игумен этого монастыря св. Дионисий во времена Дмитрия Донского пришел с Афона, его ученики св. Дионисий Глушницкий и св. Александр Пуштский тоже основали свои обители на берегах озера. Из Покровской лавры Дионисия Глушницкого вышло более семи основателей монастырей в Кубенском крае. В середине XV в. настоятелем Спасо-Каменного монастыря становится кирилловский игумен Кассиан, ученик самого Кирилла, а его известным учеником был князь Заозерский Андрей – великий молитвенник, мистик и нестяжатель. Имеются обширные материалы к биографии преп. Дионисия Глушницкого. Родился он в Вологде в 1363 г. и постригся в Спасо-Каменном монастыре. С благословения игумена монастыря, тоже Дионисия, Дионисий Глушницкий соорудил на берегу Кубенского озера церковь св. Николая, здесь же в 1396 г. архиепископ ростовский Григорий рукоположил его в иеромонахи. Вскоре, оставив обитель Пахомию, одному из монахов, Дионисий поселился на берегу р. Глушницы, где в 1402 г. был возведен храм во имя Пресвятой Богородицы в основанном им монастыре. В 1412 г. Дионисий строит еще одну церковь, украсив ее своими работами. Недалеко от Глушницкой обители св. Дионисий основал еще два монастыря – мужской и женский. За семь лет до своей смерти Дионисий выкопал себе могилу и часто приходил сюда молиться и размышлять о жизни загробной. В 1437 г. св. Дионисий скончался, и при его гробе стало происходить много чудес. Мощи св. Дионисия находятся невдалеке от Глушницы в основанном им Сосновском монастыре. Преподобный любил повторять ученикам: «Сотвори ум твой Единого Бога искать и прилежать к молитве».

Имя Максима Грека упоминалось выше в связи с именем последователя и ученика преп. Нила Сорского князя Вассиана Патрикеева. Вассиан Патрикеев и Максим Грек вместе пострадали за то, что посмели осудить второй церковный брак Василия III.

Максим Грек привнес новый и глубокий взгляд на болезненную для Русской Церкви антиномию: нестяжатели или осифляне, исихазм или социальное служение. Родился Максим в 1480 г. в албанском городе Арте в семье высокопоставленного чиновника Мануила. Получил хорошее образование и углублять его поехал в Италию. Там Максим познакомился с видными деятелями Возрождения и слушал проповеди Савонаролы, которые произвели на него неизгладимое впечатление. В 1507 г. он отправился на Афон, где постригся в Ватопедском монастыре, который славился богатой библиотекой и где он смог получить новые знания. В это время в Москве происходили горячие споры, продолжавшие выяснение вопроса о церковных имениях и другом имуществе. Когда же обратились к греческой «Толковой Псалтыри», оказалось, что тонких знатоков греческого языка на Руси нет.

Спасо-Яковлевский монастырь. Основан в 1389 г. Ростов

Тогда митрополит Варлаам и великий князь Василий III послали с богатой милостыней на Афон делегацию с просьбой прислать хорошего переводчика. Так Максим Грек оказался в Москве. В сопроводительных рекомендациях афонский Протат – правительство монастырского полуострова – писало о талантах и учености посылаемого монаха, добавляя: «Надеемся, что и русскому языку быстро научится», имея в виду его способности лингвиста, уже знавшего много языков. Поместили гостя в придворном Чудовом монастыре. К монахам была приставлена команда переводчиков и каллиграфов. Работали напряженно, и «Толковая Псалтырь» была переведена за полтора года, после чего помощников Максима, приехавших с ним, отпустили домой, а его самого задержали для другой работы. Грек не предполагал тогда, что вся его последующая жизнь будет связана с Россией. Церковь засыпала талантливого и образованного посланника с Афона градом вопросов. Им был написан ряд статей на русском языке, в которых, кроме прочего, обсуждалась актуальная тогда проблема соединения Церквей. Максим писал, что соединение с Римской Церковью если и возможно, то при непременном условии отказа католиков от filiogue, от опресноков и от учения о чистилище. Грек пытался активно бороться с распространившейся тогда астрологией, он писал, что верить в новый всемирный потоп – элементарное невежество, т. к. Бог дал Ною четкое обещание, что больше такого потопа не будет. Что касается болезненного вопроса о церковной собственности, то Максим считал, что если мирянам она нужна, пусть они сами о ней заботятся, а духовенство и монахи призваны всю свою волю и ревность направить на спасение своих душ и душ верующих, которые находятся под их опекой. На многие скользкие вопросы Максим отвечал прямо, без лукавства, с присущей ему пророческой искренностью, чем и вызвал, как говорит Карташев, «угли на свою голову». Московский быт, особенно быт правящей верхушки, часто противоречил христианскому идеалу, и Максим эти порочные проявления смело обличал.

В 1525 г. были созваны соборы для суда над Максимом, его обвинили в ряде церковных преступлений и сослали во враждебный его взглядам Волоколамский монастырь. В 1531 г. организовали новый суд над преподобным и отправили его в заточение в печально известный тверской Отроч-монастырь, где Максим провел более двадцати тяжелейших лет. Его освобождения и возвращения на Родину тщетно требовали патриархи Константинопольский и Антиохийский от имени целого собора и патриарха Иерусалимского, а также братия святогорская. Безуспешны были прошения самого Максима к царю Ивану IV Грозному освободить его из заточения. Митрополит Макарий, сочувствующий Греку, отвечал: «Оковы твои целуем, как одного из святых, помочь же тебе возможности не имеем». Причина его заточения была очевидна – царь опасался разоблачений со стороны честного и бескомпромиссного монаха. В последние годы жизни участь дряхлого старца государь решил смягчить – ему сперва разрешили посещать церковь и приобщаться, участвуя в литургии, а затем, в 1553 г., перевели в Троице-Сергиеву лавру. Однажды, отправляясь на богомолье, царь посетил опального Максима и имел с ним беседу, во время которой Грек посоветовал Грозному вместо богомолья заняться гораздо более богоугодным делом – позаботиться о семьях павших в войне с Казанью. В 1554 г. Максим был приглашен в качестве эксперта на суд над Башкиным, но отказался, поскольку был хорошо знаком с русским правосудием и опасался новых гонений.

Не считая трудов лингвистических, сочинения Максима Грека можно разделить на три части: 1) нравственно-обличительные; 2) полемико-богословские; 3) экзегетические, т. е. содержащие толкования всевозможных священных текстов. Для истории Русской Церкви наиболее интересны первые два раздела – в соответствующих работах он внес в русскую культуру, не только церковную, новый элемент – научный подход к обсуждаемым проблемам. Это делает Максима одним из основателей русского богословия и русской культуры в целом. Как написано в книге М. Толстого по истории Русской Церкви: «Преподобный Максим, хотя и не родился в России, но по великим подвигам своим вполне принадлежит Русской Церкви, для которой он был светильником при жизни и остался светильником по смерти в своих сочинениях». Всю свою жизнь после пострига Максим оставался смиренным иноком, что помогало ему переносить тяжелые испытания, выпавшие на его долю. Он писал: «Возлюби, душа моя, худые одежды, худую пищу, благочестивое бдение, обуздай наглость языка своего, возлюби молчание, проводи бессонные ночи над богодухновенными книгами. Огорчай плоть свою суровым житьем, гнушайся всего, что услаждает ее… Не забывай, душа, что ты привязана к лютому зверю, который лает на тебя; укрощай его душетлительное устремление постом и крайнею нищетою. Убегай вкусных напитков и сладких яств, мягкой постели, долговременного сна. Иноческое житье подобно полю пшеницы, требующему трудолюбия; трезвись и трудись, если хочешь принести Господу твоему обильный плод, а не терние и не сорную траву». Преподобный Максим Грек скончался в 1556 г. в Троице-Сергиевой лавре и там же был похоронен.

С начала XIV в. в русской религиозной жизни появляется новый вид святости – юродство. Его расцвет приходится на XVI в., а в XVIII в. юродство полностью исчезает. Федотов приводит следующие цифры прославленных Церковью святых из числа юродивых: XIV в. – 4; XV – 11; XVI – 14; XVII – 7. В XVIII в. святейший Синод практически прекратил канонизацию юродивых. Не случайно расцвет этой новой формы религиозного подвига в России совпадает по времени с эпохой усиления великокняжеской власти и прославления самодержавия такими влиятельными личностями, как Иосиф Волоцкий. Воинствующие осифляне с начала XVI в. стали громить заволжские скиты нестяжателей-исихастов. Все это в среде верующих привело к падению уровня духовности, а в качестве замены им было предложено «обрядовое исповедничество», уставное благочестие. Юродство было призвано восстановить утраченную духовность хотя бы частично, т. к. решить такую задачу в полной мере юродство было не в состоянии. Длинный ряд московских юродивых начинается с блаженного Максима. Он голодал и ходил без одежды в жестокие морозы. «Хоть люта зима, – говорил он, – да сладок рай». Он жил в начале XV в., в тяжелое время – постоянные набеги татар, эпидемии, засуха и голод. Своим терпением и веселостью он учил народ не унывать: «Не все по шерсти, бывает и против. Не плачь битый, плачь небитый». Умер святой юродивый в 1434 г. и был канонизирован на соборе 1547 г.

В начале XV в. в Новгороде юродствовал некий Михаил, хотя юродивым в обычном смысле его назвать все же нельзя. Однажды в Клопской обители иеромонах обнаружил в своей келье человека в монашеской одежде, который что-то сосредоточенно писал. На вопросы игумена и остальных монахов пришелец отвечал повторением слов, ими сказанных, изображая из себя юродивого. Незнакомец поселился в монастыре, участвовал в богослужениях и причащался наравне со всеми. Ел он один раз в неделю сухой хлеб, запивая водой, спал на голом полу и не имел теплой одежды. Однажды князь Константин Дмитриевич посетил Клопский монастырь и, увидев Михаила, сказал игумену: «Это наш родственник Михаил Максимович, из княжеского рода». Михаил Клопский обладал даром предвидения – в 1440 г. он начал звонить в колокола, объявив архиепископу Евфимию: «Сейчас в Москве радость: у великого князя родился сын Иван (Иван III). Он будет великим князем и грозой для соседей, покорит Новгород, отберет у вас золото и изменит ваши обычаи». Однажды преподобный без страха объявил злодею Шемяке: «Довольно бед натворил ты в русской земле к радости ее врагов. Слышу, князь, земля простонала три раза и зовет тебя к себе». Вскоре Шемяка был отравлен. Скончался св. Михаил в 1454 году, прожив в Клопском монастыре более 45 лет.

Самым же знаменитым московским юродивым времен Ивана Грозного был блаженный Василий. Он в ранней молодости оставил родительский дом и без крова ходил по Москве в одной и той же набедренной повязке и зимой и летом, на ночь ложился на паперти церкви и почти беспрестанно молился. Изредка ночевал у одной боярской вдовы, других знакомых у него не было – дружбу и даже знакомства он считал для себя непозволительной роскошью. Как записано в «Житии», Василий швырял камни в дома добродетельных людей и целовал «углы» домов, где творились непотребства – у первых, по его словам, снаружи «виснут» изгнанные молитвою бесы, а у стен вторых плачут ангелы, горюя о погибших душах. Данное царем золото он отдавал не нищим, а купцу, который потерял все свое состояние, но не смог решиться, даже голодая, просить милостыню. Он разбил чудотворный образ Богородицы у Варварских ворот, потому что под окладом иконы, как оказалось, был изображен дьявол. Он постоянно обличал власть имущих и не боялся даже Грозного, которого, согласно легенде, после очередных казней, устроенных царем, угощал сырым мясом с кровью. Скончался св. Василий в 1557 г. и был похоронен в Покровском соборе на Красной площади; именно в честь своего любимца москвичи переименовали этот собор в храм Василия Блаженного. В этом же соборе был погребен другой московский юродивый по прозвищу Большой Колпак. Во время похорон этого святого по Москве пронеслась страшная буря с грозой, повредившая множество строений. Побывавший в России конца XVI в. английский путешественник Флетчер писал: «Кроме монахов русский народ особенно чтит юродивых, и вот почему: эти блаженные, подобно пасквилям, указывают на недостатки знатных людей, о которых никто другой такого говорить не смеет». О Василии Блаженном Флетчер говорил, что «он даже решался упрекать Грозного царя в жестокости». Как отражение юродства в русской литературе появился знаменитый персонаж – Иванушка-дурачок, а Иван-царевич при этом символизировал доброго князя. На деле Иванушка-дурачок, как правило, оказывается умнее и Ивана-царевича и других героев сказаний.

Говоря о Русской Церкви, нельзя обойти молчанием имена великих иконописцев Феофана Грека, Андрея Рублева и Дионисия, чьи работы до сих пор восхищают знатоков и любителей церковной живописи во всем христианском мире. Творчество этих мастеров русский религиозный философ Е.Трубецкой очень точно определил как «умозрение в красках», а искусствовед Алпатов, с которым автор согласен далеко не во всем, писал: «В Древней Руси многие, может быть, большинство, видели в иконах предметы почитания, способные дать человеку исцеление от бед и земные блага. Были любители иконописи, которые ценили в ней соблюдение канонических правил, традиций, а также искусное, порой виртуозное исполнение. Что же касается таких шедевров, как «Троица» Рублева или «Распятие» Дионисия, то они создавались ради художественного созерцания, для «замедленного чтения», о котором современному зрителю бывает трудно составить себе представление».

Биографические сведения об этих художниках крайне скудны, их биографии – иконы и фрески, написанные ими.

Родился Феофан Грек в 30-е годы XIV в. Византии, где успел приобщиться к широко распространенному там учению исихастов. До приезда на Русь Феофан работал в Константинополе, Халкидоне, Галате и Кафе (ныне Феодосия). Любопытная характеристика мастера и метода его работы содержится в послании современника Грека Епифания Премудрого: Феофан – «дивный и знаменитый муж, преславный художник книги и среди иконописцев отменный живописец», и далее: «Никто никогда не видел его взирающим на образцы, как делают некоторые наши иконописцы, которые постоянно в них всматриваются, глядя туда и сюда, и не столько пишут красками, сколько смотрят на образцы. Он же казалось, руками писал роспись, беспрестанно расхаживал, беседуя с приходящими, а умом обдумывал отвлеченное и духовное, ибо видел духовную красоту чувственными очами ума». Авторство Феофана Грека документально подтверждено лишь в двух из сохранившихся его работ – фресках церкви Спаса Преображения в Новгороде и части икон иконостаса Благовещенского собора Кремля, писанных в 1378 г. и 1405 г. соответственно. По свидетельству же Епифания, Феофан расписал более сорока церквей. Приехав в Новгород, Грек был потрясен фресками XII в. в храме Спаса Надежды. Эта живопись, нарушавшая строгие византийские каноны, захватывала зрителя чистотой веры, искренностью и простодушием, граничившим с наивностью. С этих пор Феофан стремится гармонично совместить византийскую строгость со светом исихазма и с душевной глубиной русских икон. Художнику было предложено расписать храм Спаса Преображения, построенного незадолго до приезда Феофана в Новгород. Прежде всего был оформлен купол с огромной фреской Христа Пантократора. Потом, в Троицком приделе храма он написал своих знаменитых отшельников, и затем – «Троицу». В «Троице» Грека, в отличие от Рублевской, фигурируют Авраам и Сарра – как дань византийским канонам.

Горицкий монастырь. Основан в начале XIV в. Переславль-Залесский.

После Новгорода Феофан Грек переехал для работы в Нижний Новгород, а затем в Москву, где мастер расписал церковь Рождества Богородицы, Архангельского и Благовещенского соборов Кремля. Умер Феофан Грек предположительно в 10-е годы XV в., оставив многих учеников, среди которых, несомненно, наиболее замечательным был преп. Андрей Рублев, во многом превзошедший своего учителя. Стиль и манера этих двух гениев являют собой полную противоположность: достаточно сказать, что Феофан предпочитал прямые линии и насыщенный, иногда даже мрачноватый колорит, а Рублев – закругленные линии и мягкий колорит с преобладанием светлых тонов. Вместе с тем Рублев взял очень много у своего учителя, и, как пишет Алпатов, «можно сказать, что Рублев не стал бы Рублевым, если бы он не встретился с Феофаном, который в глазах Рублева был тем светом, который помогал ему выразить свое понимание».

Андрей Рублев родился около 1360 г. Начало творчества художника-монаха связано с московским Андронниковым и Троице-Сергиевым монастырями. В «Сказании о святых иконописцах» говорится: «Преподобный Андрей, радонежский иконописец прозванием Рублев, писал многие святые иконы, весьма чудесные и украшенные. Прежде Андрей был послушником у преподобного Никона Радонежского, и тот повелел ему написать образ Пресвятой Троицы в похвалу отцу своему св. Сергию, чудотворцу». Андрей, вероятно, застал в живых преп. Сергия, чья личность не могла не запечатлеться в его душе. У Епифания Премудрого есть строки: «Андрей иконописец преизрядный и превосходящий всех в мудрости». Рублев часто работал с другими мастерами – с Прохором из Городца и Даниилом Черным, с последним он создал артель. Со старцем Прохором Рублев работал в 1405 г. над росписью Благовещенского собора в Москве. Фрески Рублева украшают также Успенский собор во Владимире и Андронников монастырь в Москве. О знаменитой «Троице», написанной в 1425 г., Е. Трубецкой сказал так: «Это – престольная икона Троицкого собора Троицко-Сергиевой лавры – образ живоначальной Троицы, написанный знаменитым Андреем Рублевым в «похвалу» преподобному Сергию, всего через семнадцать лет после его кончины, по приказанию ученика его – преподобного Никона. В иконе выражена основная мысль иноческого служения преподобного. Он молится, чтобы этот разделенный ненавистью мир преисполнился той любовью, которая царствует в предвечном совете живоначальной Троицы. А Андрей Рублев явил в красках эту молитву, выразившую и печаль, и надежды св. Сергия о России».

В творчестве Рублева достигнут, насколько такое возможно, исихастский идеал – гармония ума и сердца, его иконы и фрески – «умное делание», которое пронизано тишиной молитвы и созерцания. Стоглавый собор призвал иконописцев следовать манере преподобного Андрея. Умер Рублев в Москве в 1430 г., а канонизирован был собором Русской православной Церкви в 1988 г.

Третий из троицы гениев русской средневековой иконописи, Дионисий, жил через столетие после Феофана Грека. Родился он примерно в 30-е годы XV в. В 1481 г. ростовский архиепископ Вассиан Рыло поручил Дионисию создать иконы для главного храма Кремля – Успенского собора. А в 1482 г. он пишет кремлевскую икону «Богоматерь Одигитрия» вместо сгоревшей незадолго до того древней иконы. В эти же годы появляются житийные иконы Дионисия, посвященные свв. митрополитам Петру и Алексию. В 1485 г. Дионисия приглашает в свой монастырь Иосиф Волоцкий. В его «Житии» Дионисий назван «лучшим и искуснейшим в русской земле живописцем». Дионисий с учениками расписали храм Успения Богородицы в Иосифо-Волоколамском монастыре. Последняя из известных монументальных работ Дионисия – иконы и фрески Ферапонтова монастыря. Над северной дверью Рождественского собора в Ферапонтовом монастыре есть надпись: «Эта роспись была выполнена при благоверном великом князе Иване Васильевиче всея Руси, а писал Дионисий – иконник со своими чадами». Знаменитая икона Дионисия «Распятие» была написана в 1500 г. для праздничного ряда иконостаса Троицкого собора Павлова Обнорского монастыря. В связи с этой иконой Алпатов цитирует средневековое немецкое стихотворение: «Его вершина обращена к небу./ Рукава во все концы земли./ Средний стан, на котором висит мертвое тело,/ Стоит на преходящей земле./ Верьте мне: в этом заключен/ Великий смысл». В иконе царит торжественная тишина и неподвижность. Удлиненные и несколько вычурные тела (особенно Иисуса) заставляют вспомнить картины современника Дионисия итальянца Боттичелли. И здесь, и там – привкус наступающего декаданса, т. е. упадничества, понятный у Дионисия, если вспомнить упоминавшуюся выше деградацию духовности в России XVI в. Умер Дионисий в первое десятилетие XVI в. После Дионисия русская иконопись уже не смогла достичь тех вершин, которые видны в творчестве Феофана, Рублева и Дионисия. Здесь невольно напрашивается рискованная аналогия с поразительным взлетом греческой трагедии ровно за два тысячелетия до описываемых времен: суровый и иногда трагичный Эсхил, гармоничный Софокл как вершина жанра и, наконец, психологичный с признаками декадентского излома Еврипид. Ничего подобного мировая литература после них уже не имела.

 

Православная Церковь юго-западных областей: от разделения Русской митрополии до Брестской унии и введения патриаршества

В XIV–XVI вв., когда на территории московской Руси укреплялась самодержавная власть и Православие было единой религией народа, а другие христианские конфессии считались подозрительными и даже враждебными, в юго-западных областях ситуация была в корне иной: здесь царили междоусобные войны, княжества время от времени переходили под власть соседних государств; Православие подвергалось постоянному давлению со стороны Рима, а с середины XVI в. начали появляться протестантские проповедники. Политические и церковные неурядицы в юго-западных областях начались еще до татарского нашествия и были связаны с массовым оттоком населения из приднепровских земель: часть ушла на северо-восток, а часть – в юго-западные области Киевской Руси и дальше – в Польшу, Венгрию, Румынию и Болгарию. К началу XIV в. относится процесс возвращения западных переселенцев в родные места, однако жизнь в других краях на протяжении нескольких поколений оставила глубокий след в их душах, изменив ментальность, как теперь принято говорить, и повлияв на характер религиозной веры. Последнее было связано с окружением как в католической Польше, а также с деятельностью Рима, настоятельно предлагавшего православным, не желавшим переходить в католическую веру, принять унию, т. е. подчиниться папе, сохранив православные обряды. Борьба с этими поползновениями римского престола составляет основную часть церковной истории юго-западных епархий в рассматриваемый период.

Похвала Богоматери с Акафистом в клеймах. Икона конца XIV в.

В конце XII – начале XIII вв. в Галиции и Волыни, окруженных иноплеменными и иноверными народами, княжил Роман Мстиславович Галицкий, человек властолюбивый, умный, о котором летописец писал: «Роман соединял в себе мудрость Соломонову, дерзость львиную, быстроту орлиную, ревность Мономахову». Он был тверд в православной вере, поэтому послу, который привез из Рима обещание папы сделать Романа великим королем с помощью меча Петрова, если примет унию, князь показав на свой меч, ответил: «Такой ли у папы? Доколе ношу его при бедре, но не нуждаюсь в чужом мече и кровью покупаю города по примеру дедов моих, возвеличивших землю Русскую». В начале XIII в. политику Романа по отношению к унии продолжал его сын Данила Галицкий. Через столетие, в 1320 г., земли белорусские, волынские и галицкие завоевал литовский князь Гедимин; вскоре он овладел Киевом и Переяславлем с прилегающими к ним областями. При разделении этих земель князем Галицким и волынским стал прямой потомок Данила Галицкого Юрий II Тройденович, крещенный как католик, но затем перешедший в православие. Юрий по восшествии на престол возобновил свои прежние связи с крестоносцами и их сановниками мазовецкими князьями; при нем в Галиции и Волыни стали возводиться католические церкви, учреждаться римо-католические традиции, приезжать делегации от папы. После смерти Юрия на княжеский престол был поставлен католик Болеслав Мазовецкий, потомок Данила Галицкого по женской линии. Тут местное население взбунтовалось, и Болеслав был отравлен. В ответ на этот переворот польский король Казимир овладел Львовом и галицкой землей, оправдывая перед западным миром и папой эту агрессию желанием «отомстить за смерть родственника, который погиб от рук схизматиков за свою католическую веру»; схизматиками после раскола Церкви в 1054 г. католики стали называть православных. Борцом против засилья поляков стал князь Данила Острожский, потомок Романа Галицкого; на свою сторону он призвал татар, и в результате кровопролитной войны за поляками осталась лишь небольшая часть Волыни, и эти земли навсегда остались в составе Польши. Литва продолжала оставаться преимущественно русской, пока князь литовский Ягайло не женился в 1386 г. на польской королеве Ядвиге. После женитьбы Ягайло принял католичество и начал насильно распространять свою новую веру в принадлежащих ему землях; католики при нем и его преемнике пользовались серьезным преимуществом – с них были сняты многие налоги, которые оставались обязательными для православных. В 1413 г. состоялось первое объединение Литвы с Польшей, но среди княжеской литовской верхушки оставались люди, стремящиеся к созданию русско-литовского государства с православной верой в качестве господствующей. Возглавил борьбу с Польшей князь Свидригайло, женатый на тверской княжне Иулиании; после почти полувековых войн полякам удалось свергнуть Свидригайло, ставшего за это время великим князем литовским, и поставить вместо него католика Сигизмунда, сразу же признавшего ленную зависимость Литвы от Польши. Вместе со Свидригайло, которому в конце концов остался один Луцк, с поляками боролся русский князь Федор Острожский, потомок Данилы. С воцарением в Польше Владислава Ягайло на завоеванных русских землях строились костелы, католики получали имения, отобранные у православных, возникали новые города, населенные преимущественно поляками и немцами; только эти города получили право на европейский характер самоуправления; в них проходило, опять же по примеру Западной Европы, разделение городских ремесленников на цехи в соответствии с их профессиями. Русские, перешедшие в католичество, становились полноценными поляками, православные оставались русскими. Так в те годы формировались нации: польская, белорусская, украинская. Межконфессиональная борьба в польско-литовском государстве практически прекратилась после того, как преемник Владислава Ягайло, Владислав II, в 1443 г. своей грамотой уравнял в правах православную Церковь и русское духовенство с римско-католическими. Тогда же формировались новые языки, украинский и белорусский, возникшие на основе старославянского с долей местных наречий и польского. В начале XV в. юго-западные православные епархии были недовольны митрополитом всея Руси Фотием, который не уделял им должного внимания; жалобы епископов патриарху Евфимию II помогали мало, хотя патриарх слал Фотию осуждающие письма. В 1415 г. в Новогрудке-Литовском был созван собор западнорусских епископов, который решил выбрать независимого от Москвы митрополита, не получив благословения патриарха. Им оказался склонный к унии болгарин Григорий Цамблак. На соборе было принято постановление, в котором для оправдания действий, не согласованных с патриархом и императором, говорилось: «Мы храним правила святых отцов, клянем ереси, чтим патриарха Константинопольского и других патриархов и имеем с ними одну веру, но отвергаем беззаконную в церковных делах власть, присвоенную царями греческими». Митрополит Фотий отправил на собор резкое послание, в котором всю вину за противоправные действия возложил на Григория Цамблака и избравших его епископов и призывал православный мир прекратить всякое общение с нарушителями древнего церковного порядка. Епископам Фотий напоминал, что они давали перед алтарем господним обещание принимать только того митрополита, который поставлен Константинополем. После смерти Цамблака в 1420 г. литовский князь Витовт согласился признать Фотия митрополитом всея Руси, т. е. юго-западные епархии вновь соединились с московскими, а митрополит сразу же отправился в возвращенные под его эгиду области, чтобы встретиться со своей паствой. После смерти митрополита Фотия юго-западные области вновь отделились от Москвы, и в 1433 г. туда был послан в качестве митрополита, с согласия патриарха, смоленский епископ Герасим. Флорентийская уния 1439 г. была принята литовским правительством, однако ни в Литве, ни в других епархиях православного мира следовать ее положениям не стали. В 1458 г. бывший константинопольский патриарх Григорий Мамма, который был низложен за то, что принял Флорентийскую унию, посвятил в западнорусские митрополиты Григория Болгарина. Его назначение утвердил папа Пий II, несмотря на протесты со стороны великого князя Василия II и московского митрополита Исидора. Литовское правительство и восемь литовских епископов признали назначение Григория; так юго-западная митрополия почти на два века отделилась от московской. Сам Григорий Болгарин в конце своей жизни полностью подчинился константинопольскому патриарху и умер православным в 1447 г.; его имя было занесено в православные диптихи. Так исчезла на время униатская Церковь в юго-западных епархиях России; если в Литве конца XV в. и были приверженцы унии, то было их немного; основная часть населения оставалась православной.

Историю юго-западной митрополии от разделения до введения в России патриаршества митрополит Макарий разделяет на четыре периода: 1. Борьба Православия с латинством и неудачные попытки введения унии (1458–1503 гг.); 2. Спокойное состояние Православия, лишь изредка нарушавшееся борьбой с латинством, без попыток ввести унию (1503–1555 гг.); 3. Борьба Православия с Протестантством и иезуитами и новые, усиленные попытки ввести унию (1555–1589 гг.); 4. Уния (1589–1596).

Первые десять лет деятельности Григория Болгарина в качестве митрополита юго-западных епархий были годами разгула унии в этих областях. Григорий отделился не только от московской митрополии, но и от константинопольского патриархата, подчинившись патриархам униатам, жившим в Риме и со времени Григория Маммы назначившимся папой. Называл себя Григорий не иначе как митрополитом Киевским и всея Руси, а обрадованный папа Пий II писал литовскому князю Казимиру послания, в которых называл его «наимилейшим во Христе сыном» и своей волей требовал отнять находящиеся в литовских землях православные епархии «у отщепенца и нашего противника злочестивого чернеца Ионы, митрополита московского». В письме папе в 1468 г. Казимир жалуется, что в Литве много схизматиков и число их растет. Чтобы защитить католиков и унию от этого процесса роста популярности Православия в стране Казимир основал в Вильно монастырь бернардинов с послушниками, приехавшими специально для этого из Кракова. В 1480 г. Казимир запретил строить в Литве православные церкви и чинить старые; в результате притеснений православного населения со стороны великокняжеской власти от Литвы отделились северские княжества и присоединились к Москве. Запрет на строительство церквей распространился лишь на королевские земли, а поскольку паны считались «патронами» своих владений, то православные хозяева на этот запретительный указ Казимира не обращали внимания. Так поступал, прежде всего, Константин Иванович Острожский, правнук упоминавшегося выше Федора Острожского, Рюриковича, прославившегося своей борьбой за независимость Руси, постригшегося затем в Киево-Печерской лавре и похороненного внутри ее соборной церкви. Константин Иванович был верным слугой польского короля, разбил московские войска под Оршей и попал в плен к Ивану III. Все это не мешало ему твердо придерживаться православной веры и в период гонений строить в своих многочисленных поместьях православные церкви, создавать при них школы для детей и всячески способствовать развитию русского просвещения в литовском княжестве. Противостояли унии также организованные в 60-е годы XV в. во Львове и Вильно так называемые братства. Эта самоотверженная стойкость народного Православия заставили Григория Болгарина изменить свое отношение к унии и Католицизму – он подчинился константинопольскому патриарху. Сменивший Григория в 1475 г. митрополит Мисаил, в прошлом епископ смоленский, сперва дружил с Москвой и поддерживал Православие, но вскоре соблазнился привилегиями, которые ему обещали в случае перехода в унию папа и Казимир, и вместе с несколькими епископами литовских епархий отправил тайное послание а Рим, где, в частности, говорилось: «Мы молим твое человеколюбие, владыко, будь милостив к нам, живущим в светлом городе Российской чреды, под уставом восточной Церкви, содержащим семь святых Вселенских Соборов, к ним уже нужно и восьмой, Флорентийский». Далее говорится о частичном признании Шюдие: «Духа же Святого, равно купно исходящего от Отца прежде, также и Сына, единым дуновением изливающегося на всякую плоть обильно Господом нашим Иисусом Христом». Они просят также прислать в Литву двух епископов, «одного грека, а другого от Западной Церкви, хорошо знающих закон и соблюдающих обряды обеих Церквей и постановление Флорентийского собора». Однако все попытки церковных иерархов ввести унию в юго-западных епархиях не увенчались успехом. Оплотом Православия в эти годы были братства, число которых выросло, а также твердо державшиеся веры отцов русские паны. Их трудами была восстановлена православная кафедра в Галиции, упраздненная в 1414 г., и первым епископом во Львове стал Макарий Тучанский, имевший титул «епископа Львовского и Каменецкого и наместника митрополии Галицкой». После смерти Мисаила митрополитами юго-восточных епархий становятся последовательно Симон, Иона Глезна и архимандрит Виленского Свято-Троицкого монастыря Макарий. При последнем из них в 1495 г. произошло важное событие во взаимоотношениях России и Литвы – брак великого князя литовского Александра Казимировича с Еленой, дочерью Ивана III и Софьи Палеолог. Церковные власти Москвы попытались воспользоваться этим событием и возвести в Вильно православный храм, но Александр воспротивился, ссылаясь на закон: «Церквей греческих не ставить». Боясь распространения Православия в связи с приходом княгини из России, католики предприняли новые попытки к установлению в Литве унии. Пользовались они испытанными в этом деле методами – убирают, провокационно убив, митрополита Макария, и делают в 1497 г. митрополитом литовским своего ставленника Иосифа I Болгариновича, родственника окатоличенного русского Ивана Сапеги, который в свое время отдал Иосифа на обучение к римо-католическому епископу Альберту Табору.

Иосиф сразу же отправил папе Александру VI письмо, в котором говорил о своей поддержке Флорентийской унии и отдавал себя и свою Церковь под покровительство папы. Ответ папы был категоричным: «Если Иосиф действительно согласен принять определения Флорентийского собора, и признать другие Вселенские соборы и не разниться ни в чем от католической веры, удерживая только греческую обрядность, дозволенную Церковью на Вселенских соборах, если он обещает и будет содействовать, чтобы весь русский народ принял Флорентийский собор и отрекся от своих заблуждений, осужденных Вселенскими соборами, тогда мы утвердим его или сами, или через константинопольского патриарха Иоанна в достоинстве митрополита». Начавшаяся в 1500 г. война Литвы с Россией и последовавшая вскоре смерть Иосифа I Болгариновича сорвали замыслы; правда, давление на великую княжну Елену со стороны католиков продолжалось, несмотря на обещания Александра не принуждать жену в делах веры, данные им Ивану III. Война вскоре закончилась внушительной победой русских и взятием ряда литовских городов; был взят в плен великий гетман и русский князь Константин Иванович Острожский.

Рождество-Богородицкий монастырь.

1390 г. Солотча, Рязанская область.

После окончания войны в 1503 г. попытки ввести в Литве унию прекратились на полвека и преемником Иосифа на престоле митрополита стал духовник великой княжны Елены православный монах Иона II. В это время Александр Казимирович стал королем польским и великим князем литовским одновременно. После его смерти в 1506 г. тот же титул стал носить сменивший его на престоле Сигизмунд I, который продолжил мирную по отношению к Православию политику брата. Сигизмунд не только строго соблюдал привилегии Елены в делах религиозной веры, но и расширял ее владения, пожаловав ей замок бежавшего в Москву князя Вельского. Елена же, в свою очередь, как могла, содействовала миру королевства с Москвой. Княгиня-королева скончалась в 1513 г. и была похоронена в Виленском Пречистенском соборе. В этот период, относительно спокойный для Православия в юго-западных областях, развернулась деятельность замечательного защитника Православия и выдающегося культуртрегера Константина Константиновича Острожского, сына умершего в 1530 г. Константина Ивановича. Князья Острожские были прямыми потомками Владимира Святого и старались сохранить введенную им на Руси православную веру во всей ее чистоте. При этом К. К. был крайне веротерпим: иезуитов, приехавших для укрепления Католичества в королевстве, он пустил в свои владения; сочинения одного из них, Мотовина, он отправил своему брату князю Курбскому, на что тот реагировал болезненно: «О, государь мой превозлюбленный, – отвечал ему Курбский, – зачем ты прислал ко мне книгу, написанную неприятелем Христа, помощником антихриста и верным его слугой? С кем ты дружишься, с кем сообщаешься, кого на помощь призываешь? Прими от меня, слуги твоего верного, совет с кротостью: перестань дружиться с этими супостатами, лукавыми и лживыми, будь подобен праотцам твоим по ревности благочестия». Эта переписка относится к третьему периоду по классификации Макария. В конце этого периода К. К. поддался влиянию протестантов, появившихся в Литве во второй половине XVI в. В одном из писем своему внуку, Радзивиллу, он советовал ему не ходить в костел, а посещать собрания кальвинистов, называя их последователями истинного закона Христова. Острожскому импонировало уважительное отношение протестантов к печатному слову и к народному образованию, в Литве они строили типографии и общеобразовательные школы. Сам К. К. всегда был верен Православию и для его укрепления активно занимался просветительской деятельностью: «Наши единоверцы, – писал он, – не в состоянии постоять за Божью Церковь: нет учителей, нет проповедников Божьего Слова, поэтому часто отступничество. Хочется повторить за пророком: «Кто даст воду главе моей и источник слез очам моим!» Острожского можно назвать главным подвижником умственно-религиозного возрождения в польской Руси. Зародыши этого благотворного движения появились здесь еще в начале XVI в. Полочанин Скорина в те годы перевел на русский язык Библию и напечатал ее в пражской типографии, поскольку на Руси типографий еще не было. Во второй половине века литовский гетман Григорий Александрович Хоткевич построил в своем имении Заблудове типографию, где москвичи Иван Федоров и Петр Мстиславец напечатали в 1569 г. толковое Евангелие с комментариями Максима Грека. Наследники Григория Хоткевича после его смерти разорили типографию, а Иван Федоров перешел сперва во Львов, а затем в Острог, где была основана типография, положившая основу книгопечатному делу в России. В 1580 г. при поддержке К. К. здесь была напечатана Библия с предисловием Острожского, в котором он оправдывал свое пристрастие к печатанию книг Св. Писания и не только их. Эта первая печатная Библия начинает эпоху в истории русского религиозного образования. В острожской типографим были отпечатаны книги Василия Великого, Иоанна Златоуста и другая литература духовного содержания. К. К. основал в своих владениях несколько школ. Ректором острожской школы, родоначальницы русских высших учебных заведений, был ученый грек Кирилл Лука, впоследствии ставший константинопольским патриархом. Кроме Острога русская типография была учреждена на территории Дерманского монастыря. Свои типографии и школы, вслед за К. К., стали основывать православные братства, число которых к концу XVI в. заметно возросло; братства организовывали приюты для бедных и сирот, а также больницы. В школах дети получали довольно широкое, по тем временам, образование – кроме Св. Писания в них обучали грамматике и другим светским дисциплинам. В 80-е годы деятельность Рима по введению унии в юго-западные православные епархии значительно активизируется, подбираются подходящие для этого кадры. Наиболее яркой фигурой в этой кампании стал Адам Потей, истинный вдохновитель приближавшейся Брестской унии, сыгравшей роковую роль в отношениях между польско-литовским королевством и Россией.

Родился Потей в 1541 г. в православной семье. Образование Адам получил сперва в кальвинистской коллегии князей Радзивиллов, а затем – в Краковской Академии. Получил звание сенатора и женился на родственнице князей Острожских. В 1574 г. вернулся в Православие, но в 1588 г. принял секретное предложение от папы, касающееся внедрения унии в православные епархии. Своими широкими познаниями Адам покорил К. К., который к тому времени стал твердым защитником Православия, решительно порвав со своими давнишними друзьями из протестантов и иезуитов. Острожский рекомендовал Потея королю как подходящего кандидата на епископскую кафедру Владимира-Волынского; с именем Игнатия Потей принимает эту кафедру в 1593 г. Начало тайных действий Рима совпало с приездом в 1588 г. в юго-западные епархии константинопольского патриарха Иеремии. Патриарх навел порядок среди православных иерархов, возвысил роль братств, сместил киевского митрополита Онисифора Девочку и поставил на его место минского архимандрита Михаила Рогозу, известного своими симпатиями к Католичеству. Наблюдать за его деятельностью патриарх поставил луцкого епископа Кирилла Терлецкого, которому предоставил право церковного суда. Ряд иерархов были недовольны делами патриарха, чем не преминули воспользоваться иезуиты и протестанты, указывая православным на своевольные действия константинопольского предстоятеля. В 1595 г. львовский епископ Гедеон Балабан созвал в своей епархии собор, на котором обсуждался вопрос о принятии унии; основанием для этого, кроме всего прочего, послужило преследование православных со стороны правительства, усилившееся после визита патриарха. Терлецкий и Потей уговорили подписать решение собора митрополита Михаила. В конце 1595 г. Терлейкий и Потей отправились в Рим, где изъявили полную покорность папе Клименту VIII и согласились принять все католические догмы, оставив Православию лишь внешнюю обрядность, т. е. поддержав унию в ее предельном варианте.

Иоанн Златоуст и Василий Великий. Царские врата. XIV в.

В 1596 г. в Бресте был созван собор для окончательного решения проблемы унии. В соборе участвовали экзархи от константинопольского и александрийского патриархов, много епископов и высокопоставленных мирян. Участники сразу разделились на два враждебных лагеря, православный и униатский; численный перевес оказался на стороне православных, но униатов это не смутило. Заседали униаты в городском соборе, а для заседаний православной «секции» были закрыты все церкви, так что они вынуждены были собираться в частных домах. Приглашенные на заседания православных митрополит Михаил и четыре униатских епископа проигнорировали приглашение, после чего православный собор лишил их сана и предал проклятию. Униаты ответили тем же, и с этого времени между ними началась непримиримая борьба. Сразу после собора были обнародованы две резолюции, подписанные всеми православными его участниками. В первой говорилось: «Мы даем обет веры, совести и чести за себя и своих потомков – не слушать осужденных соборным приговором митрополита и владык, не повиноваться им, не допускать их власти над нами. Напротив, сколько возможно противиться их распоряжениям и стоять твердо в нашей святой вере и при истинных пастырях нашей святой Церкви, особенно при наших патриархах. Объявляем об этом торжественно, прежде всего перед Господом Богом, потом и всему свету и, в особенности, всем обитателям Короны, областей великого княжества Литовского, к Короне принадлежащих». Вот выдержка из второй резолюции: «Мы, сенаторы, сановники, чиновники и рыцарство, а также духовные лица греческой веры, сыны восточной Церкви, узнали от вельможных панов, посланных на собор Его Королевской милостью, что они с митрополитом и несколькими владыками, отступили от греческой Церкви, составили и обнародовали без нашего ведома и против нашей воли и всякой справедливости унию между Церквами восточной и западной. Мы протестуем против всех этих лиц и их неправедного деяния и обещаем не только не подчиняться, но с Божьей помощью всеми силами сопротивляться им». Конечно, православные не надеялись на поддержку этих обращений королем и, как и ожидалось, послы к королю от православной части собора получили отказ. Король своим указом от 15 октября 1596 г. утвердил решение униатского собора, поддержав отлучение православных иерархов, т. е. православные епископы должны были оставить свои кафедры, а на их места король назначил униатов. С этого начался мученический период в истории православной Церкви Польско-Литовского государства. Более полувека длились гражданские религиозные войны, в которых активную роль на стороне Православия играло казачество. Все это привело в середине XVII в. к присоединению Украины к России, о чем речь пойдет в следующей главе.

 

От учреждения Московского патриархата до присоединения к нему юго-западных епархий

1. Рассказ о введении патриаршества в России следует начать с приезда в Москву летом 1586 г. патриарха Иоакима Антиохийского, совершавшего путешествие через Галицию, где он устроил несколько церковных братств. Из Смоленска патриарх испросил у царя Федора Иоановича разрешение приехать в Москву, на что тот с радостью согласился. Дело в том, что обедневшие под властью ислама восточные патриархаты время от времени посылали своих посланцев в Москву за милостыней, и русские цари щедро одаривали приезжавших. Получение подарков было, по-видимому, главной целью приезда в Россию антиохийского патриарха. Тогда у московской власти возникла мысль просить Иоакима учредить патриаршество в России, а затем задним числом утвердить это учреждение на соборе остальных патриархов. Мысль иметь в Москве своего патриарха, обеспечив тем самым как фактическую, так и формальную независимость Русской Церкви, не нова – ей к тому времени было по крайней мере сто лет. Провозглашение Москвы третьим Римом несомненно предполагало реализацию такого акта, однако ряд причин отодвигали это событие. Так случилось и теперь – понадобилось шесть лет, пока правомочный собор с участием всех патриархов решил поставить патриаршество в Москве. Среди причин задержки следует назвать нежелание константинопольского патриарха лишиться такого богатого и сильного подопечного, а также мнение представителей древних патриархов, считавших Москву в церковном отношении выскочкой. Хорошо зная все это, антиохийский патриарх решил и «невинность соблюсти, и капитал приобрести», сказав, что он поддерживает стремление Русской Церкви о постановке в ней патриарха, но должен обсудить ситуацию с остальными патриархами, поскольку «то дело великое, всего собора, а мне то дело учинить без этого собора никак не возможно». Переговоры закончились ничем, и патриарх, получив некую сумму, вряд ли покрывающую весь долг антиохийской кафедры, о котором было сказано в письме к царю Федору от патриархов константинопольского и александрийского, отправился домой, посетив перед тем монастыри Чудов и Троице-Сергиев, где получил богатые подарки. Следующий шаг в деле установления патриаршества был сделан спустя год, в 1587 г., когда в Москву явился посланец из Константинополя, грек Николай, с устным посланием к московскому царю от константинопольского и антиохийского патриархов, в котором патриархи Константинополя и Антиохии сообщали, что они, посовещавшись, велели быть в Константинополе патриархам Александрии и Иерусалима с тем, чтобы решить вопрос о патриархате в России. В это самое время турецкий султан сместил константинопольского патриарха Феолипта, человека, склонного к интригам и крайне корыстолюбивого, и вернул из ссылки прежнего патриарха Иеремию II. Во время правления Феолипта патриархия была разорена и ее казна к приходу Иеремии была пуста. Поэтому Иеремия решил обратиться за помощью к Москве, хотя понимал, что там прежде всего речь пойдет о неугодном ему московском патриаршестве. Из Смоленска Иеремия послал царю Федору письмо с просьбой о милостыне, но в нем не было ни слова о патриаршестве, хотя после посещения Николая для Москвы такое поведение владыки было загадочно. Тем не менее встретили патриарха с пышностью – навстречу ему были высланы два архиепископа, два епископа, почетные бояре, архимандриты, игумены, священники и множество всякого люда. Патриарх при встрече этой процессии поднялся, долго молился и благодарил царя, затем благословил всех и «с торжеством и великою честию» въехал в Москву «за милостыней и ради долгов, которые наделали наши предшественники», а о патриаршестве не сказал ничего, к огорчению царя Федора и особенно Бориса Годунова, который страстно хотел оформить государство патриархатом. На прямые вопросы о патриаршестве Иеремия отвечал уклончиво, то говоря о необходимости для этого решения собора всех патриархов, то предлагал некую ограниченную автокефалию, которая тогда существовала в ряде православных митрополий. Тогда Иеремии предложили, по совету Годунова, остаться в России, на что патриарх дал свое согласие, однако сразу же после этого ему сказали, что жить он будет во Владимире, а в Москве, рядом с царем, будет по-прежнему митрополит Иова. Это было похоже на предложение почетной ссылки, т. к. уже в то время Владимир был провинцией; Иеремия отказался от такого варианта. Вот как эти события вспоминает в своих записках Иерофей Мопенвасийский, друг Иеремии, сопровождавший его в Москву: «Когда русские увидели, что Иеремия не ставит им патриарха, а сам хочет остаться у них, то говорят ему: владыко, если ты хочешь остаться, то и мы этого хотим, Но древняя кафедра России во Владимире, туда и благоволишь отправиться на жительство. Но предупрежденный некоторыми христианами, патриарх сказал: и не говорите мне об этом – я этого не сделаю. Тогда говорят ему: решение царя таково, чтобы ты поставил патриарха. Иеремия сказал, что он не уполномочен епископами и что это незаконно. Но, наконец и нехотя, рукоположил для России патриарха». В январе 1589 г. началась процедура избрания патриарха. Наряду с митрополитом Иовом, ставленником Бориса Годунова, для проформы баллотировались архиепископы Александр Новгородский и Варлаам Ростовский; из этих трех кандидатов царь без колебаний избрал на патриаршество митрополита Иова. Через несколько дней состоялась торжественная процедура посвящения патриарха. В Успенском соборе Иов, поклонившись царю и патриарху, прочел исповедание веры и присягу; патриарх встал и благословил Иова со словами: «Благодать Пресвятого Духа нашим смирением имеет тебя патриархом богоспасаемого и царствующего града Москвы и всея великой России». Затем Иеремия снова благословил Иова, сказав: «Благодать Пресвятого Духа да будет с тобою»; они облобызались. Иов поднялся на возвышенное место рядом с царем; оба патриарха отслужили литургию, а царь произнес речь: «Всемогущая и Животворящая Св. Троица, дарующая всея Руси самодержавство, подает тебе сей великий престол чудотворца Петра для патриаршества московского и всего российского царствия рукоположением и освящением вселенского патриарха Иеремии Цареградского». При этом царь вручил Иову подлинный посох митрополита Петра, украшенный парадным одеянием. С наступлением Великого Поста Иеремия попросил отпустить его домой, однако Годунов, сославшись на весеннюю распутицу, оставил делегацию в Москве до подписания документа, подтверждавшего исполнение процедуры установления московского патриаршества. В документе, кроме всего прочего, говорится о способе поставления русских патриархов после избрания их собором и утверждения царем с извещением константинопольского патриарха как патриарха вселенского об избрании. Грамоту долго не хотел подписывать митрополит Иерофей, ярый противник идеи «третьего Рима». Он опасался, «как бы не разделилась Церковь Божия и не появилась бы в ней другая глава и не произошла бы великая схизма».

Чудотворная икона Донской Богоматери.

Феофан Грек. 1392 г.

В мае 1590 г. был созван собор по русскому вопросу. Однако собор получился не полным – незадолго до него скончался патриарх Сильвестр Александрийский, а его заместитель Мелетий Пич на собор не явился, считая действия Иеремии незаконными. Постановление собора гласило: «Во-первых, признаем и утверждаем поставление в царствующем граде Москве патриарха Иова да почитается и именуется он и впредь с нами, патриархами, и будет чин ему в молитвах после иерусалимского (т. е. на пятом месте), а во главе и начале держать ему апостольский престол Константинополя, как и другие патриархи держат; во-вторых, патриаршее имя и честь даны и утверждены ныне не одному только Иову, но произволяем, чтобы и после него патриархи в России поставлялись по правилам, как началось во Св. Духе для возлюбленного брата нашего Иова». Грамоту подписали патриархи константинопольский, антиохийский и иерусалимский, а также присутствующие на соборе митрополиты, архиепископы и епископы. Москва осталась недовольна, т. к. в качестве «третьего Рима» готова была пропустить перед собой Константинополь и Александрию, патриарх которой считался «судьей вселенной и тринадцатым апостолом», но не более того – пятое место ее не удовлетворяло никак. Она потребовала созыва нового, полного собора, который бы удовлетворил ее претензии. Такой собор был созван в 1593 г. в Константинополе и председательствовал на нем Мелетий Александрийский. Он произнес речь, в которой напомнил, что русскому патриарху подобает честь, «равная чином и достоинством с прочими патриархами», но порядок патриарших кафедр, установленный правилами Вселенских соборов, он как «судия вселенной» менять не считает возможным», так что чаемое Москвой третье место утверждено собором не было. В Москве соборный акт 1593 г. решили не принимать и поминать своего патриарха на службах на третьем месте, но со временем смирились с решением собора, так что пятое место осталось для московской патриархии и поныне. Таким образом автокефалия Русской Церкви была подтверждена формально, а ее межцерковная честь поднята до уровня других патриархов. Как уже говорилось, главным инициатором установления московского патриаршества был Борис Годунов, который, судя по всему, уже тогда готовил российский царский престол для своей фамилии, поскольку знал, что болезненный и слабоумный царь Федор Иванович долго не протянет, а об устранении претендентов он позаботился сам. Послушный ему новоизбранный патриарх Иов мог бы значительно упрочить царскую власть, к которой он неуклонно стремился. Что касается возможных претендентов на царский престол, то ко времени кончины царя Федора Ивановича и воцарения Бориса Годунова дело обстояло следующим образом. Непосредственными потомками царской династии Рюриковичей были сын Ивана Грозного царевич Дмитрий и дочь Владимира Андреевича Мария, вдова короля Магнуса, с малолетней дочерью Евфимией. Прежде всего, Борис смиренно пригласил Марию с дочерью переехать из Риги в Москву и обещал в России наделить ее богатыми вотчинами и достойным содержанием. Королева убежала из Риги и вернулась в Москву на почтовых лошадях, поставленных на дороге по приказу Бориса. Здесь первое время беглецам было хорошо, но вскоре Марию насильно разлучили с дочерью и постригли в Пятницком монастыре, а в 1589 г. ее дочь внезапно умерла и была похоронена с королевскими почестями. В народе говорили, что ее умертвил Борис. Наибольшую опасность для честолюбивых притязаний Годунова представлял живший с матерью в Угличе царевич Дмитрий, куда Борис отправил своих людей, дьяка Битеговского с сыном и племянником Качаловым, для наблюдений над делами земства и над домашним обиходом царицы Марии и ее братьев, бояр Нагих. Годунов подкупил мамку царевича Василису Волохову и ее сына. 15 мая 1591 г. нянька и кормилица Ирина Жданова вывели царевича во двор, где его уже поджидали убийцы, Битяговский, Качалов и Волохов. Мамку и кормилицу оглушили поленом, а восьмилетнему царевичу перерезали горло. Пономарь соборной колокольни видел все это и зазвонил в колокол; на звон сбежались мать царевича и ее братья, двор наполнился народом. Возмущенные угличане тут же убили подозреваемых и еще несколько человек, а мамку не тронули, оставив ее для дачи показаний. Следствие и суд напоминает то, что происходит в России до сих пор, – осмотра тела не сделали, царицу и кормилицу не допросили, а нянька и подставные свидетели показали, что царевич зарезал себя сам в припадке падучей болезни. Тело царевича похоронили в церкви Спаса в Угличе; вскоре бояр Нагих сослали в отдаленные города и заключили в тюрьму, а царицу Марию насильно постригли в захолустном монастыре под именем Марфа. Тела Битяговского и Качалова вынули из ямы, куда их кинули, и с честью похоронили, а их убийцу жестоко казнили – многих казнили, многих выслали, так что город Углич после этого важного для истории России события опустел и с того времени стал глухой провинцией. После убийства царевича Дмитрия возможными претендентами на царский престол остались двоюродные братья царя Федора бояре Романовы – их было пятеро. Четверых по подозрению в заговоре против царя заключили в отдаленные тюрьмы, а младшего, Федора, будущего патриарха Филарета и отца первого царя из династии Романовых, насильно постригли в монастыре Антония Бийского под именем Филарет.

Затем сослали их родственников Пушкиных, Репниных, Карповых и других. В 1598 г. на сорок первом году жизни скончался царь Федор Иванович. Давно уже фактически вершивший все дела государства Борис Годунов после смерти Федора объявил, что царь, умирая, передал свою державу царице Ирине, «строить свою душу» поручил патриарху Иову, а главным советником сделал Бориса Годунова. Через девять дней Ирина постриглась в Новодевичьем монастыре под именем Александры и государство осталось без царя. Иов и часть бояр, поддержавших Годунова, предложили просить Бориса сесть на царский престол, но он, несмотря на благословение, полученное от бывшей царицы, делал вид, что этого не хочет, и не считает себя достойным этой высочайшей чести. Патриарх приводил многочисленные примеры из Ветхого Завета и истории Византии, когда лица, не принадлежавшие к царскому роду, сев на престол, прославили свое государство, но Борис по-прежнему отказывался; он начал говорить, что заботится более о спасении души, чем о царском величии. К началу Масленицы в Москву съехались выборные люди, привезенные сторонниками Годунова. На собор съехалось 474 человека, из которых подавляющее большинство составляли духовенство и преданные Борису служилые люди и небогатые помещики. Сторонники Годунова наперебой стали восхвалять его добродетели, а обязанный Борису патриарх заявил, что тот, кто осмелится голосовать против и будет предлагать иного государя, будет предан проклятию и судим гражданским судом. После этого никто не осмелился перечить воле патриарха. Уговаривать Бориса стать царем отправились всем миром к Новодевичьему монастырю, где Годунов был у сестры, инокини Александры. Под звон колоколов процессия подошла к монастырю, Борис вышел навстречу и поклонился до земли, затем приложился к чудотворной иконе. «Не мы сотворили сей подвиг, – сказал патриарх, – а Пречистая Богородица с Предвечным младенцем и святыми чудотворцами изволила прийти напомнить тебе волю Сына Своего, Бога нашего: повинись Его светлой воле, не наведи на себя своим ослушанием гнева Божия». Годунов с патриархом ушли в келью к царице-инокине, которая стала слезно уговаривать брата не отказываться занять царский престол. Наконец Борис со слезами произнес: «Господи Боже мой, я раб Твой, да будет воля Твоя!» Патриарх благословил Бориса, а затем, выйдя к народу, провозгласил: «Борис Федорович нас пожаловал – хочет быть на великом российском царствии». При венчании на царство Годунов громко заявил патриарху: «Бог свидетель, отче, в моем царстве не будет нищих и бедных». Однако выполнить это обещание, как и многие другие, Годунов не смог. Вообще роль царя ему не подходила – он мог быть неплохим советчиком царю, да и то не всегда, а для царских поступков Борису недоставало того, что называется харизмой, благодатью, и связанной с ней творческой энергией.

Вскоре после воцарения Бориса в стране наступил голод; народ все больше ненавидел нового царя и его род, считая его восшествие на престол беззаконным. В это время прошел слух, что царевич Дмитрий не был убит и живет в Польше, а вместо Дмитрия похоронен поповский сынок. В смерти сына стала сомневаться и его мать, инокиня Марфа, которую Борис с тех пор изолировал от людей. Борис с патриархом, посовещавшись, решили, что этот Лжедмитрий – бежавший из России в 1602 г. дьяк Григорий Отрепьев. Он был родом из галицких бояр и, постригшись в Чудовом монастыре, некоторое время служил у патриарха Иова. Такой слух Борис пустил в народ, но ему тогда поверили немногие. В начале 1604 г. Лжедмитрий с войском, состоящим из поляков и казаков, перешел границу с Россией, и хотя первое столкновение с войсками царя закончилось для него неудачей, продолжал двигаться к Москве, не без основания надеясь на поддержку народа. Тут произошло неожиданное – еще недавно здоровый царь внезапно тяжело заболел и в апреле 1605 г. скоропостижно умер; перед смертью Бориса постригли с именем Боголепа. Годунова погребли в Архангельском соборе между другими властителями московского государства. Патриарх объявил волю покойного: престол передать царице Марии и сыну Федору. Присягнули шестнадцатилетнему Федору без серьезных протестов, но многие говорили при этом: «Недолго царствовать Борисовым детям – вот Дмитрий Иванович идет в Москву». Вскоре пришло известие о переходе войска на сторону Лжедмитрия. В Москву привезли грамоту от самозванца, которую зачитали с лобного места при огромном скоплении народа; сторонники Годуновых попытались разогнать людей, но тщетно. Толпа потребовала привести Василия Шуйского; он поднялся на помост и сказал: «Борис послал убить Дмитрия, но царевича спасли». Тогда народ бросился в Кремль; царицу и Федора удавили, а лишившуюся чувств царевну Ксению оставили в живых. Из Архангельского собора выкинули гроб Бориса Годунова и зарыли его в одном из самых убогих московских монастырей, Варсонофьевском. Патриарха Иова как послушного сторонника Годунова свели с патриаршего престола и отправили в Старицкий Богородский монастырь, при этом он с трудом избежал смерти. От Москвы к Лжедмитрию было отправлено посольство с грамотой, приглашавшей его стать русским царем.

Кирилло-Белозерский монастырь. Основан в 1397 г.

Говоря о Смутном времени в России, как принято называть восьмилетний период от 1605 г. до 1613 г., историки, как правило, уделяют недостаточное внимание главной причине происходивших тогда событий: речь идет об извечном стремлении Рима подчинить себе православную Церковь. Юношей Лжедмитрий постригся, по-видимому, в Киеве, откуда пришел в город Гощ на Волыни; здесь он учился в школе, учителями которой были ариане. В 1603 г. Лжедмитрий поступил в услужение к князю Адаму Вишневецкому, где познакомился с воеводой Юрием Мнишеком и его семейством и страстно влюбился в одну из его дочерей Марину, сестру княгини Вишневецкой. Лжедмитрий сказал Марине, что он не тот, за кого его принимают, а царевич Дмитрий Иванович, главный претендент на русский престол. Ему охотно поверили, и началась активная подготовка к захвату власти в Москве; в подготовке важную роль играли папа и польский король Сигизмунд III, который находился под сильным влиянием иезуитов. В конце 1604 г. Лжедмитрия отправили в польскую столицу, где он был ласково принят королем, а иезуиты всячески старались внушить ему преимущества католической веры; в Кракове Лжедмитрий перешел в Католичество и дал папскому нунцию в Польше письменное обязательство впредь эту веру пропагандировать и распространять. Сигизмунд напутствовал Лжедмитрия словами: «Да поможет вам Бог, московский князь Дмитрий. Мы, выслушав и рассмотрев ваши свидетельства, не сомневаемся в том, что вы сын царя Ивана IV, а в доказательство нашего искреннего благоволения определяем вам ежегодно на содержание и всякие издержки 40 ООО злотых. Как истинный наш друг, вы вольны общаться с нашими панами и пользоваться их расположением и помощью». Нунций поблагодарил короля от имени папы, а Лжедмитрию предложил действовать немедленно. О дальнейшем, вплоть до его выезда в Москву, уже говорилось выше. На Лобном месте самозванца встречал весь собор митрополитов, архиепископов и епископов, разумеется без смещенного и увезенного из Москвы патриарха Иова. На площади церковное пение заглушалось звуками военных оркестров литовских музыкантов, сопровождавших Лжедмитрия. Сойдя с коня, самозванец прошел в Кремль, в Успенский и Архангельский соборы, куда за ним последовали поляки и венгры. Это явное кощунство не осуждали православные иерархи в силу традиционной для России пассивности церковных деятелей в делах государства. Один Феодосий Астраханский заявил в лицо Лжедмитрию: «Знаю, что называешься царем, но имя твое Бог весть какое. Настоящий Дмитрий – царевич убит в Угличе и мощи его там». В ответ Лжедмитрий повел себя в этой обстановке сдержанно и разумно – он приказал Феодосия арестовать, но не пытать и не убивать его. Первым делом новый царь возвел на патриарший престол покорного ему во всем архиепископа рязанского Игнатия, который учился в Риме и там принял унию, хотя по другим свидетельствам в Москву он прибыл с Афона. В Россию Игнатий приехал в 1584 г. на коронацию Федора Ивановича в качестве представителя александрийского патриарха, да так здесь и остался; ничего латинского в нем тогда москвичи не заметили.

Во время венчания Лжедмитрия на царство, совершенное новым митрополитом Игнатием, всех смутило появление в церкви с приветственной речью польского иезуита Николая Черниковского; речь была произнесена на латыни. Дальше – больше: самозванец глумился над православными церковными обычаями, называя их суеверием, не позволял креститься перед святыми иконами, лучшие здания в ограде Кремля отдавал иезуитам. «Вы видите благочестие только в том, – говорил он духовным лицам и мирянам, – что сохраняете посты, поклоняетесь мощам, почитаете иконы, а о существе веры не имеете понятия. Почему вы презираете иноверцев? Что такое веры латинская, лютеранская? Они такие же христианские, как и греческая, так же верят в Христа. Если было семь соборов, то отчего не может быть восьмого, десятого и более? Пусть всякий верит по своей совести. Я хочу, чтобы в моем государстве все отправляли богослужение по своему обряду». Такая религиозная индифферентность в устах царя для России была неприемлема, и народ начал волноваться. Этим воспользовались некоторые бояре во главе с Василием Шуйским, хотя именно он был одним из первых, кто призывал народ свергнуть Годуновых и поставить на царство Лжедмитрия. Они составили заговор против Лжедмитрия и подключили к нему недовольных стрельцов. Среди церковных деятелей к заговору присоединились противники какого-либо общения с иноверцами; такими деятелями, прежде всего, были казанский митрополит Гермоген и коломенский епископ Иосиф. А в Риме и Кракове тем временем праздновали победу. После коронации папа Павел V писал Лжедмитрию: «Мы уверены, что католическая религия будет предметом твоей горячей заботы, потому что только по нашему обряду люди могут поклоняться Господу и снискать Его помощь. Убеждаем и умоляем тебя стараться всеми силами о том, чтобы народ твой принял римское учение, и в этом деле обещаем тебе нашу деятельную помощь. Посылаем монахов, а если будет тебе угодно, то пошлем и епископов… Верь, что ты предназначен от Бога к совершению этого спасительного дела, причем большим вспоможением будет для тебя твой благородный брак». Папа торопил Лжедмитрия обручиться с убежденной католичкой Мариной Мнишек и поручил обвенчать их тайно во время Великого Поста. Успех вскружил голову самозванцу: он приказал сделать себе трон из чистого золота с кистями из бриллиантов и жемчуга, на коне в богатых польских одеждах он подъезжал к входу Успенского собора. Лжедмитрий очень любил хорошую музыку и щедро оплачивал своих польских музыкантов; его капелла впервые в России стала исполнять симфоническую музыку. Уже повенчанная с Лжедмитрием тайно, Марина Мнишек торжественно въехала в Москву для прилюдного венчания и была помещена в Вознесенский монастырь, где обычно селились царские невесты перед свадьбой. Рядом с ее кельей поселили мнимую мать жениха Марию Нагую, инокиню Марфу. С актом принятия православной веры Марина играла комедию: было решено одновременно, единым целованием креста, принять Православие, короноваться и оформить брак. Руководил патриарх Игнатий. Это было 8 мая 1606 г., а 17 мая под руководством Василия Шуйского началось народное восстание, во время которого, как во время всякого русского бунта, было множество жертв, среди них – три кардинала, четыре ксендза, иезуиты и поляки. Самозванец был убит, а его обнаженный и обезображенный труп таскали по улицам Москвы четыре дня, после чего тело было сожжено, а прах развеян. Марину пощадили, не ведая, сколько бедствий для России будет связано с ней впоследствии. На следующий день после убийства Лжедмитрия патриарх Игнатий был без суда и следствия низложен и заточен в Чудовом монастыре. В 1620 г. патриарх Филарет перед собором, подводя итоги Смутному времени и патриаршеству Игнатия, говорил: «Патриарх Игнатий, угождая еретикам латинской веры, в соборную церковь Пресвятой Владычицы нашей Богородицы ввел католичку Маринку, святым крещением по христианским законам ее не крестил, а только миром помазал, а затем венчал ее с расстригой, и обоим врагам Божиим, расстриге и Маринке, подал Пречистое Тело Христово и Святую Кровь пить. За такую вину священники Русской Церкви изринули Игнатия от престола и от святительства как презревшего правила святых апостолов и святых отцов». Игнатий провел в монастыре пять лет, пока при царевиче Владиславе в 1611 г. на короткий срок вновь не был возвращен на патриарший престол. Сразу после переворота на царский престол был возведен предводитель восстания, последний представитель дома Владимира Святого князь Василий Иванович Шуйский, названный в манифесте «поборителем по Церкви Божией и по православной вере». Коронация прошла через неделю в Успенском соборе, руководил действом митрополит Исидор Новгородский. Царь Василий тут же послал в Старицу к сосланному патриарху Иову с предложением вернуться на патриаршество, но престарелый и слепой Иов отказался, указав как на преемника на митрополита Гермогена (некоторые историки называют его Ермоген) Казанского.

Покров Пресвятой Богородицы.

Икона из Зверина монастыря в Новгороде. 1399 г.

Вскоре из Углича в Москву были перенесены останки царевича Дмитрия, чтобы помешать повторению самозванства. За мощами страстотерпца послали его родственника митрополита ростовского Филарета Никитича Романова и архиепископа Феодосия Астраханского, которого Лжедмитрий отправил в тюрьму за мужественную откровенность святителя. Мощи оказались нетленными и вызвали ряд чудесных исцелений. В Архангельском соборе перед гробом сына инокиня Марфа принесла всенародное покаяние за ту роль, которую ей пришлось играть при Лжедмитрии. Царь объявил царице прощение «ради святых мощей сына» и просил святителей молить Бога за инокиню Марфу. За два дня было зарегистрировано 25 исцелений, поэтому собор оформил канонизацию, признав Лжедмитрия новым угодником Божиим. Затем Василий велел с почестями похоронить царя Бориса, царицу Марию и их сына Федора в Троице-Сергиевой лавре, не оказав им чести покоиться рядом с убитым Борисом царевичем Дмитрием. Народ вспоминал первые годы правления Бориса Годунова как счастливое для России время. Однако начавшуюся с Лжедмитрия смуту погасить не удалось – волнения были вызваны тем, что Василий был избран одной Москвой, а также слухами о появлении нового царевича Дмитрия. Тогда решили принести всенародное покаяние, для чего был созван в 1607 г. собор, на который привезли бывшего патриарха Иова. Как писал один из историков Русской Церкви, «Иов стоял у патриаршего места в одежде простого инока, но возвышаемый в глазах многочисленных зрителей памятью его знаменитости и страданий за истину, смирением и святостью, отшельник, вызванный почти из гроба примирить Россию с небом». В грамоте Иова, зачитанной на соборе, были описаны измены и бедствия государства и Церкви, допущенные народом и его правителями. Далее говорилось: «Вы знаете, что самозванец убит и что не осталось на земле даже мерзкого тела его, а злодеи продолжают уверять вас, что он жив и есть настоящий Дмитрий. Велики грехи наши перед Богом «в сии лета последния», когда вымыслы нелепые, когда сволочь гнусная, тати, разбойники, беглые холопы могут столь ужасно возмущать отечество». В заключение Иов именем небесного милосердия, своим и всего православного духовенства объявил народу разрешение от грехов и прощение в надежде, что он не изменит слова царю законному и, умилостивив Всевышнего, вернет государству мир и покой. Эти призывы, к сожалению, не были услышаны – народ продолжал волноваться. На короткое время люди доверились блестящему полководцу и общественному деятелю князю Михаилу Скопину-Шуйскому, но он в совсем молодые годы внезапно скончался. Правление царя Василия стремительно двигалось к своему концу, народ неудержимо стремился к имени Дмитрия как к символу истинной царской власти, к символу устойчивости государства и его благополучия, лишь немногие бояре и приближенные ко двору люди поддерживали Шуйского. Под Калугой начался мятеж Болотникова, взявшего под свое командование царское войско из почти двадцати тысяч солдат. В Литве отыскался новый Лжедмитрий, который с польским войском во главе с генералами Лисовским и Сапегой двинулся к Москве и летом 1608 г. устроил ставку возле столицы в Тушине. Марина Мнишек признала его своим мужем, а новый самозванец получил прозвище «тушинского вора». Отряды и посольства из Тушина рассылались по всей России. Осенью 1608 г. войско Сапеги подступило к Ростову и, захватив город, увезло в плен митрополита Филарета. Шестнадцать месяцев, с сентября 1608 г. и по январь 1610 г., поляки с казаками пытались захватить Троице-Сергиеву лавру. Врагов было в шесть раз больше, чем монахов и других защитников лавры, которым многократно с поддержкой являлся в видениях св. Сергий, моливший Бога не допустить разграбления русской святыни. Когда подошедший на помощь Скопин-Шуйский прогнал банды осаждавших лавру, там из двух с половиной тысяч защитников осталось меньше двухсот. Первая открытая попытка свергнуть Василия Шуйского была предпринята осенью 1609 г.; тогда на Лобное место к народу вышли царь и патриарх. Гермогену удалось уговорить мятежников оставаться верными крестному целованию, данному Василию при его воцарении. Тушинцы продолжали приходить в столицу и агитировать москвичей подчиниться тушинскому вору. Против всевозможных врагов Шуйский заключил унизительный договор со шведским королем Карлом IX, возбудив этим ярость со стороны враждующего со шведами польского короля Сигизмунда III. Воюя со Швецией, поляки объявили войну России и осенью 1609 г. осадили Смоленск, который всегда считался для Литвы и Польши «стратегическим ключом Руси». Теперь вместо тушинцев, ослабевших после блестящих побед отрядов Скопина-Шуйского, на арену борьбы с Москвой выступили поляки. Их задачей было занять Москву и посадить на царский престол сына Сигизмунда королевича Владислава, однако вскоре Сигизмунд захотел править Россией самостоятельно, введя в этой ненавидимой им стране унию. Сперва поляки заняли Китай-город и разоружили русские отряды; в московских церквах начались католические богослужения, а Сигизмунд слал в Москву свои указы и награды за удачно проведенные операции. Среди русской церковной верхушки наиболее твердым защитником Православия оставался патриарх Гермоген. На капитуляционное письмо, принесенное ему боярами в декабре 1610 г., патриарх ответил так: «Пусть король выведет своих людей из Москвы и даст на русский престол своего сына Владислава. И чтобы Владислав оставил латинскую веру и принял греческую веру, – только к такой грамоте я приложу руку и вас на то благословляю. А писать так, что мы все полагаемся на королевскую волю, и чтобы наши послы положились на волю короля, того я и прочие власти не сделаем и вам не повелеваю. А если не послушаете, наложу на вас клятву». Однако, невзирая на угрозы патриарха, боярская партия отвезла свою капитуляцию, но постоянное посольство при ставке, во главе которого стоял Филарет, не признало привезенный текст, поскольку он не был подписан патриархом. «Изначально у нас в русском государстве, – сказал он, – так велось: если начнутся великие государственные или земские дела, то государи наши призывали к себе на собор патриархов, митрополитов, архиепископов и с ними советовались и без их совета ничего не приговаривали. Теперь, когда мы стали безгосударны, патриарх у нас – человек начальный. Без патриарха о таком великом деле решать негоже». Этой стойкостью, а также своим пленом и страданиями Филарет принес покаяние за мягкое отношение, временами переходящее в сочувствие к самозванцам. Летом 1610 г. заговорщики против Шуйского колокольным звоном созвали народ на Красную площадь. Приехали патриарх и бояре. Говорили так: «Вот четвертый год сидит Василий Шуйский на царстве – неправдою сел, не по выбору всей земли, и нет на нем благословения Божия, нет счастья нашей земле. Собирайтесь в совет, как нам Шуйского отставить, и иного выбрать всей землею». Один из руководителей заговора Захар Ляпунов, брат Прокопия, который в то время успешно очищал города от тушинцев, подговорил чудовских иеромонахов. Те пришли в дом к Шуйскому, увезли его жену в Вознесенский монастырь и объявили, что Василий должен постричься в монахи, а когда тот отказался наотрез, постригли его насильно. Через три дня после пострижения царя Василия в Москву с большим польским войском прибыл гетман Жолкевский. Пришлось согласиться на избрание Владислава русским царем. Патриарх Гермоген сперва активно противился против воцарения иноземца, но затем тоже, вместе с боярами, смирился при условии, что новый царь примет Православие и крестится по православному обряду. Это условие, разумеется, не было принято. В поведении Москвы в то время произошел перелом, который отчасти был связан с убийством в самом конце 1610 г. тушинского вора и стал сигналом к собиранию по всей России людей под лозунгом объединения и очищения страны от иноземцев и иноверцев. Началась интенсивная переписка между городами по этому поводу. Из Смоленска в Москву писали, что «нельзя верить полякам и их королю. Во всех городах и уездах, где им поверили, православная вера разорена, церкви разграблены, а жители переведены в латинство». Москвичи отвечали: «Ради Бога, будьте с нами заодно против врагов наших и ваших общих. У нас корень царства: здесь образ Богоматери, вечной заступницы христиан, писанный евангелистом Лукою, здесь великие светильники и хранители – Петр, Алексей и Иона, чудотворцы. Да первопрестольник апостольской Церкви, святейший Гермоген патриарх, прям, как сам Пастырь, душу свою полагает за веру христианскую, а за ним следуют все православные». Поляки и группа бояр, поддерживавших поляков, были испуганы этим освободительным движением. Салтыков явился к Гермогену, требуя подписать письма в мятежные города, но патриарх был тверд: «Подпишу, – сказал он, – чтобы возвратились по домам, но с условием, если ты и все изменники и люди короля уйдете из Москвы. Если нет, то я благословляю всех, чтобы дело было доведено до конца». За это патриарх был взят под домашний арест, а в его палатах дежурил польский караул. На вербное воскресенье 1611 г. патриарх был отпущен для богослужения, а в страстной вторник стотысячное русское ополчение подошло к Москве. Под угрозой голодной смерти Салтыков и Гонсевский пытались заставить Гермогена потребовать от осаждающих отойти от столицы. Патриарх ответил: «Не угрожайте, боюсь я только Бога. Если поляки и вы, изменники, покинете Москву, я благословлю ополчение отступить, а если останетесь, то благословлю всех стоять против вас твердо и умереть за православную веру». Тем временем в русском войске начались раздоры. Вождь казаков Заруцкий предложил сделать царем малолетнего сына Марины, на что Гермоген ответил посланием, в котором потребовал от россиян не поддерживать подобных действий врагов Православия и Русского государства. Это были последние распоряжения святителя – патриарха в феврале 1612 г. уморили голодом в Чудовом монастыре. Однако движение, начатое погибшими Гермогеном и Ляпуновым, сторонники польского владычества уже не могли остановить. В Нижнем Новгороде земский староста Козьма Минин-Сухорук объявил на сходке, что во время молитвы явился ему небесный покровитель России чудотворец Радонежский и повелел собирать казну и бесстрашно идти спасать государство. «Православные люди, – обратился он к народу, – не пожалеем животов наших, и не только животов – дворы свои продадим, жен и детей заморим, и будем бить челом, чтобы кто-нибудь стал во главе войска. Дело то великое, и мы совершим его с Божией помощью. Как только мы подвинемся, многие города к нам пристанут и мы избавимся от иноплеменников». По совету Минина решили просили стать предводителем войска стольника и воеводу князя Дмитрия Пожарского. Но Пожарский сперва сказал, что он намерен целовать крест Владиславу, которого в Москве избрали царем. Вскоре всем стало ясно, что поляки не собираются поддерживать избрание царем Владислава, а намерены овладеть Русским государством, присоединив его к Польше и Литве. Тогда Пожарский согласился, взяв в помощники князя Трубецкого и Минина. После ряда перипетий войско, собранное в разных городах, вошло в Москву и окружило Кремль и Китай-город, где засели поляки. В октябре 1612 г. поляки сдались на милость победителя, а их имущество Минина раздал казакам. В это время на Москву двинулся король Сигизмунд III, но теперь россияне отказались признать Владислава своим царем. Король попытался по дороге взять Волоколамск, но, потерпев неудачу, вернулся с сыном в Польшу. В конце декабря 1612 г. было объявлено об окончательном освобождении России от иноземцев, а в феврале 1613 г. в первое воскресенье Великого Поста, в неделю Православия, состоялся собор, на котором единодушно предложили избрать русским царем Михаила Федоровича Романова, и когда собравшийся на Красной площади народ заявил: «Хотим в цари Михаила Романова», Авраамий Палицын сказал: «Быть тому по усмотрению Всевышнего Бога!» В Кострому, где в Ипатьевском монастыре жил шестнадцатилетний Михаил Романов и его мать, инокиня Марфа, была направлена делегация «челобитчиков» из иерархов Церкви и бояр с тем, чтобы получить согласие Михаила венчаться на царство.

Монастырь в Московской Руси XIV в. Художник А. Васнецов.

В церкви послы передали Михаилу и его матери грамоты от собора, но несовершеннолетний претендент категорически отказался возглавить государство, находившееся в столь плачевном состоянии, а его мать сказала, что воцарение неопытного в делах управления сына может стать гибельным и для ее семейства, глава которого, митрополит Филарет, находился в плену у литовцев и мог оказаться заложником враждебной политики между странами. Тогда священники с поднятыми крестами и чудотворными иконами подошли к Михаилу со словами: «Не противься воле Божией. Не мы предприняли этот подвиг, но Пречистая Божия Матерь возлюбила тебя – устыдись Ее пришествия». Растроганная Марфа сказала: «Божие это дело, а не разума человеческого» и уговорила сына подчиниться судьбе. Тут же возложили на Михаила животворный крест, поднесли царский жезл и усадили на царский стул. Затем отслужили литургию и торжественный молебен, а по окончанию службы возгласили «многая лета» и принесли поздравления. Так 14 марта 1613 г. произошло воцарение династии Романовых на русском престоле, которое длилось три века вплоть до трагических событий 1917 г. Время воцарения было крайне тяжелым – с запада и севера грозили поляки и шведы, с юго-востока атаман Заруцкий старался поставить на русский престол Марину Мнишек с ее малолетним сыном, а сам Михаил был мягкосердечным, неопытным в государственных делах юношей, возле которого в первое время не было людей с доброй волей и твердым умом, таких, например, как находившийся в плену его отец Филарет. Однако большинство россиян поддерживали молодого царя и готовы были отдать за него жизнь. Примером тому может служить совершенный в эти годы известный подвиг Ивана Сусанина, который погиб, но не сказал казакам и полякам, где в окрестностях Костромы находился тогда будущий царь. Царское венчание Михаила в столице произошло 11 июля в Успенском соборе Кремля; обряд совершил казанский митрополит Ефрем. В первые годы правления Михаила Романова смута в стране продолжалась – Россия была разорена и разграблена, повсюду бродили шайки разбойников, забирая последнее у обедневших россиян, казне остро недоставало денег, а по краям государства войска соседних стран время от времени и без большого труда завоевывали себе новые территории. Постепенный перелом в положении страны начался в 1619 г., когда в результате тяжелого для России перемирия с Литвой и Польшей на родину вернулся Филарет, который сразу же занял пустовавшую почти восемь лет патриаршую кафедру. Последний раз перед этим, в 1612 г., вместо мученически погибшего патриарха Гермогена поляки вернули на престол отлученного от звания и сана Игнатия, однако он, чувствуя фальшивость своего положения, через несколько месяцев бежал в Литву, где жил в поместье, пожалованном ему за позорные услуги Сигизмундом III. В 1616 г. во время неудачного похода на Москву Владислав взял с собой Игнатия, но он тогда не понадобился, как, впрочем, и потом. Умер Игнатий в 1640 г. и был похоронен в Троицком монастыре в Вильно. Заняв патриарший престол, Филарет стал активно заниматься также делами государства. В России возник своеобразный семейный тандем, отца и сына, патриарха и царя, в котором главную роль играл Филарет. Роль патриарха как соправителя царя отмечалась в государственных указах: так в циркуляре о злоупотреблениях в области прямого обложения, указанном в июле 1619 г., царь сообщает, что об этом деле у него были консультации с собором архиереев и с самим «Великим Государем, святейшим патриархом Филаретом». Такого титула впоследствии был удостоен лишь патриарх Никон, да и то ненадолго. По инициативе Филарета стали часто заседать земские соборы, в которых участвовали избранные народом представители духовенства, дворянства и посадских людей, чтобы, как оправдал это полезное мероприятие царь, «нам и отцу нашему богомольцу Филарету Никитину, Божией милостью патриарху московскому и всея Руси, всякие их нужды и всякие недостатки были ведомы. А мы, великий государь, с отцом своим и богомольцем посовещавшись и прося у Бога милости, начнем в московском государстве промышлять, чтобы все поправить как лучше». В результате было решено посылать во все области России писцов и дозорщиков, чтобы лучше знать положение дел на местах. Во избежание обмана и коррупции писцы и дозорщики целовали крест, обязуясь «поступать по правде», однако эта мера не помогла – коррупция процветала, как процветала она во все времена в России: с богатых брали взятки, уменьшая им налоги, а бедных нещадно разоряли вконец. Михаил и Филарет старались продолжить важные и полезные для России дела, начатые Иваном Грозным, – это относится, прежде всего, к книгопечатанию и основанию школ при типографиях, а также к дальнейшему освоению сибирских земель и обращению их жителей в христианскую веру. Необходимость образования народа, а значит и книжного дела, было связано с пониманием того, что в безграмотной и необразованной стране нельзя построить «третий Рим», к чему все русские цари неизменно стремились с середины XV в. Строительство типографий началось еще до приезда в Москву Филарета – в 1616 г. царским указом было поручено группе священнослужителей во главе с архимандритом Троице-Сергиевой лавры Дионисием следить за печатанием церковных книг и исправлять найденные в них описки и опечатки; начали с печатания и исправления Требника. При этом произошли события, послужившие прологом к будущему расколу и появлению старообрядчества: консервативный до предела православный клир и большинство верующих не пожелали каких бы то ни было изменений в книгах, которыми они привыкли пользоваться, несмотря даже на явную нелепость фигурировавших в них неточностей. В качестве примера можно привести историю с неизвестно откуда появившуюся в старом издании Требника невежественную добавку «и огнем» к процедуре водоосвящения. Дионисий и его группа эту добавку к молитве праздника Крещения Господнего убрали, за что были сурово наказаны, несмотря на убедительные доводы с их стороны в пользу своих действий. Их объявили еретиками, а собор 1618 г. решил так: «Архимандрит Дионисий писал по своему изволу. И за то архимандрита Дионисия да попа Ивана от Церкви Божией и литургии служити отлучаем, да не священствуют». Дионисия обвинили в том, что «имя Святой Троицы велел в книгах марать и Духа Святого не исповедует, который есть огонь». Дионисий и другие исправители книг были заключены в тюрьмы и находились там, пока приехавший в Москву патриарх Феофан Иерусалимский не указал на законность их исправлений. Однако осторожный Филарет попросил Феофана испросить мнение других патриархов, и только когда пришел от них письменный положительный ответ, Филарет особым указом запретил чтение слов «и огнем» и потребовал вычеркнуть их из Требника.

В 1620 г. патриарх поставил архиепископа в Тобольске, послав туда для этой цели хутынского игумена Киприана, а с ним – группу миссионеров. Вскоре в Тобольске и окрестностях были возведены новые церкви и монастыри. В это время о помощи попросил царя Михаила кахетинский царь Теймураз I, земли которого разорил персидский шах Аббас. На общем соборе духовенства и земских лиц было решено принять в подданство российского царя Кахетию, Картлию и Имеретию; в Грузию «для исправления христианской веры» были посланы архимандрит, два священника с дьяконами, два иконописца и столяр с материалами. Шах Аббас, чтобы не портить отношений с Россией, преподнес в подарок царю и патриарху ризу Господню в золотом ковчеге, украшенном драгоценными камнями. Эта святыня была похищена из Михетского храма во время нашествия

Рождество. Андрей Рублев. 1405 г.

Персии на Грузию; согласно легенде, ризу в Грузию привез один из воинов грузинского происхождения, присутствовавших при крестной смерти Спасителя и получивший часть ризы при дележе Его одежды. В 1633 г. скончался св. патриарх Филарет и был погребен в Успенском соборе Кремля. Его преемником на патриаршем престоле стал псковский архепископ Иоасаф I, которого перед смертью выбрал сам Филарет. Как записано об этом событии в летописи: «В лето 7142 (1634 г.) был поставлен в патриархи на великий престол московского государства по изволению царя Михаила Федоровича и по благословению патриарха Филарета архиепископ Пскова и Великих Лук Иоасаф; во нравах и житии был добродетелен, а ко царю недерзновенен». Выбор Филарета был связан, скорее всего, именно с этой «недерзновенностью ко царю» Иоасафа, поскольку он не хотел, чтобы у его окрепшего в делах государства сына был серьезный оппонент. Положение Иоасафа в качестве патриарха было несравнимым с тем, которое имел Филарет, – так, исчез титул «Великого Государя», вместо него, и то не всегда, патриарх стал именоваться «Великим Господином». В царских бумагах рядом с именем царя имя патриарха уже не упоминалось, и хотя по принятой теократической традиции царь иногда советовался с Иоасафом, но серьезных замечаний от него не получал. В ведении патриархии находились типографии, число которых неуклонно росло, и школы при них. За годы правления Иоасафа вышло 23 новых книги, что по тем временам было очень много, причем кроме книг церковного содержания стали печататься светские, такие как «Грамматика» Смотрицкого, «Считание удобное», т. е. таблицы умножения, «Учение и хитрость ратного строя» Вальтхаузена и др. В это же время в Москве была открыта специальная школа, где педагоги, преимущественно из юго-западных епархий, преподавали славянский и греческий языки, латынь. Большое внимание Филарет уделял развитию Заиконоспасской духовной Академии, организованной при Чудовом монастыре.

Патриарх Иоасаф скончался в конце 1640 г. Больше года у него не было заместителя, поскольку в Церкви готовилась большая реформа, связанная с экономической деятельностью монастырей, и поэтому новый патриарх, в отличие от предыдущего, должен был обладать достаточной энергией и самостоятельностью, чтобы эту реформу твердо совершить. Выбор пал на архимандрита Симонова монастыря Иосифа, который после соответствующей процедуры был возведен на патриарший престол в марте 1642 г. При нем, но уже при новом царе Алексее Михайловиче в 1649 г. было издано знаменитое «Уложение», в котором проводилась идея об использовании церковных владений в общегосударственных интересах. Впоследствии патриарх Иосиф стал одним из знамен русского старообрядчества – для них он был последним перед ненавидимым ими патриархом Никоном истинно православным первосвятителем на Руси. Действительно, патриарх внимательно следил, чтобы никакие веяния с Запада не проникали в богослужение Русской Церкви. Иосиф был человеком деятельным, стараясь в меру своих возможностей развивать образование, церковные обряды он старался упорядочить, хотя и не разрешал трогать их существо, много внимания патриарх уделял исправлению нравов духовенства. Эта бурная деятельность подорвала слабые силы старика, и Иосиф в 1652 г. скончался, пережив на семь лет царя Михаила. Михаил умер в 1645 г.; перед смертью, будучи в ясном сознании, он призвал царицу, шестнадцатилетнего сына Алексея, боярина Бориса Морозова и патриарха. Затем благословил сына на царство, простился с царицей и сказал Морозову: «Тебе, боярину нашему, поручаю сына и со слезами прошу: как нам ты служил и работал с великим веселием и радостью, оставя дом, имение и покой, пекся о здоровье нашего сына и о научении страху Божию и всякой премудрости, жил в нашем доме безотступно в терпении и беспокойстве тридцать лет и соблюл его как зеницу ока – так и теперь служи». Результаты совместной деятельности царя Михаила и патриарха Филарета нельзя назвать успешными; это относится, прежде всего, к событиям внешней политики. Шведам удалось захватить ряд русских городов еще в Смутное время; среди них был Новгород. В первые годы своего правления Михаил попытался отвоевать их, но потерпел поражение в войне со Швецией, и в результате заключенного мира Россия потеряла побережье Балтийского моря и окрестности Ладожского и Онежского озер. Так был перекрыт доступ к морю, и только внук Михаила Петр Великий, разбив шведов, смог снова «пробить окно в Европу», присоединив к России прибрежные территории. Польское войско оккупировало Смоленск и близлежащие города и было остановлено на пути в Москву. В 1616 году была сделана неудачная попытка осадить Смоленск, после которой между Россией и Польшей был заключен мир на 15 лет. Во время переговоров литовский канцлер Лев Сапега попытался уговорить послов поставить на московский престол сына короля Сигизмунда Владислава, но получил такой ответ: «Не дали вы нам королевича тогда, когда мы все его хотели и долго ждали; потом много крови было пролито, и мы другого государя себе выбрали, крест ему целовали, венчан он уже венцом царским, и мы не можем от него отступить; хотим заключить перемирие между государями, если вы уступите нам Смоленск, Рославль, Дорогобуж, Вязьму, Козельск и Белую». Подобные претензии русских выглядели в создавшейся ситуации нелепыми, так что для заключения перемирия России пришлось отдать Польше еще несколько городов и заплатить большую контрибуцию. Срок перемирия с Польшей истекал в 1631 г., и российское правительство стало готовиться к войне, а весной 1632 г. скончался польский король Сигизмунд. Был созван земский собор, на котором было решено отомстить полякам за прежние поражения и нанесенные обиды, и отобрать захваченные ими у России города. Начавшаяся война окончилась ничем, и между Москвой и Польшей был заключен «вечный мир». В конце царствования Михаила произошли еще два безрезультатных события. Донские казаки захватили Азов и выход к южным морям, однако их просьбы к царю о военной помощи остались без положительного ответа – нерешительный Михаил испугался возможной войны с Турцией и крымскими татарами, приказав казакам покинуть занятые ими важные территории. Весной 1642 г. царь Михаил отправил в Данию послов с предложением брака его дочери Ирины с королевичем Вольдемаром, которому были обещаны несколько русских городов и 300 ООО рублей в качестве приданого. Приехавшему в 1644 г. королевичу царь предложил принять православную веру, от чего тот категорически отказался и попросил отпустить его домой. Патриарх предложил по этому поводу устроить диспут о христианских верованиях, но королевич был непреклонен. Ни Вольдемара, ни его свиту не отпускали из Москвы, надеясь в конце концов уговорить его. Скоропостижная смерть Михаила позволила датчанам благополучно покинуть Россию. Такой религиозной нетерпимости до Филарета и Михаила в России не было – цари и великие князья со времен Киевской Руси смотрели на подобные ситуации спокойнее и шире: Иван III отдал свою дочь за польского короля католика Александра; известны многочисленные случаи браков между русскими невестами царского рода и иностранцами и иноверными западными правителями.

Как уже говорилось, при царе Михаиле и патриархе Филарете книжное дело в России интенсивно развивалось – строились типографии и школы при них. Многие из книг – перепечатки изданий, вышедших в киевских типографиях. Здесь «Лествица» Иоанна Лествичника, письма Ефрема Сирина, «Толкование на четвероевангелие» Феофиланта Болгарского, «Книга о вере единой, святой, соборной и апостольской Церкви», изданная в 1619 г. в Киеве против лютеран архимандритом Киево-Печерской лавры Захарием. Одной из любимейших книг старообрядцев стала другая «Книга о вере», изданная уже при патриархе Иосифе и царе Алексее Михайловиче в 1648 г.; ее издал известный киевский книжник, игумен Михайловского монастыря Нафанаил. Как он пишет в предисловии, «потрудился я ради моих прегрешений, которыми чуть не прельстился, обучаясь в латинских иезуитских школах; этим малым трудом постараюсь их исправить». В 1640 г. знаменитый киевский митрополит Петр Могила предложил царю Михаилу основать в Москве школу «для обучения грамоте греческой и славянской детей бояр и простого чину». Однако подозрительный ко всему, что шло с Запада, Михаил отказался. Такая школа, переросшая в Академию наподобие Киево-Могилянской, появилась в Москве уже при более толерантном царе Алексее Михайловиче. Наступило время правления «тишайшего» царя и патриарха Никона, составившее важнейшую эпоху в истории Русского государства и Русской Церкви и подготовившее эпоху царя преобразователя Петра Великого. Вот как описывает Ключевский характер и деятельность нового царя: «Царь Алексей Михайлович принял в преобразовательном движении позу, соответствующую такому взгляду на дело: одной ногой он еще крепко упирался в родную православную старину, а другую уже занес было за ее черту, да так и остался в этом нерешительном переходном положении». Решительные шаги в преобразовательном движении были предприняты Петром I, сыном Алексея. Далее Ключевский продолжает: «Царю Алексею пришлось стоять в потоке самых важных внутренних и внешних движений. Разносторонние отношения, старинные и недавние, шведские, польские, крымские, турецкие, западнорусские, социальные, церковные, как нарочно, в это царство обострились, встретились и перепутались, превратились в неотложные вопросы и требовали решения, не соблюдая своей исторической очереди, и над всеми ними как общий ключ к их решению стоял основной вопрос: оставаться ли верным родной старине, или брать уроки у чужих? Царь Алексей разрешил этот вопрос по-своему: чтобы не выбирать между стариной и новшествами, не разрывал с первой и не отворачивался от последних». Надо признать эту позицию очень мудрой, находящейся в русле все того же «неслиянного и нераздельного» одновременно. Первые годы правления Алексея оказались нелегкими. Боярин Морозов, которому, умирая, Михаил поручил опекать молодого царя, был человек хитрый и корыстолюбивый; народ его не любил. Последней каплей, вызвавшей мятеж, стало повышение налогов – в Москве народ убил нескольких ненавистных ему чиновников, а Морозов с помощью царя бежал в Кирилло-Белозерский монастырь; его дом был разграблен. Через несколько лет вернувшийся в Москву Морозов повел себя иначе, и народ его простил и даже полюбил.

Патриарх Иосиф был слабым человеком, во всем покорным царю; нужна была твердая рука советника и друга, чтобы проводить назревшие реформы. И вот Провидение одарило Россию сильной личностью, сыгравшей исключительную роль в истории Русской Церкви и государства; ею оказался патриарх Никон. Он родился в 1605 г. в окрестностях Нижнего Новгорода в крестьянской семье; при крещении Никон был назван Никитой. В 12 лет Никита убежал в монастырь, где с этого возраста упражнялся в аскетических подвигах. Читать он научился еще дома, и очень полюбил житийную литературу. Родня вернула его домой и заставила жениться. В 21 год Никита – священник одного из нижегородских сел, однако вскоре он, убедив жену постричься, удалился на Анзерский остров, недалеко от Соловков. Там игуменом скита, в котором стал жить Никита, был известный отшельник преподобный Елезар, предсказавший Михаилу рождение сына Алексея. У Елизара Никита принял постриг с именем Никона. После ряда жизненных перипетий Никон оказался в Москве, где вскоре привлек внимание и любовь царя Алексея, поставившего его митрополитом новгородским. В 1650 г. во время голода новгородцы взбунтовались, и только твердость и мужество Никона, пострадавшего при этом, укротили мятеж.

Спас в силах. Андрей Рублев. 10-е годы XV в.

Царь часто вызывал Никона, с которым подружился, в Москву для советов по делам государства, а в 1652 г. после смерти патриарха Иосифа вопреки воле бояр, которым не по душе был твердый характер и крутой нрав Никона, он был царем возведен в патриархи. Принял этот сан Никон лишь после того, как бояре при огромном стечении народа в Успенском соборе клятвенно обязались повиноваться своему пастырю в делах Церкви и совести. В течение шести лет, до 1658 г. ни одно государственное дело не решалось без участия Никона; патриарх часто и благотворно общался с царскими детьми. Согласие Никона занять патриарший престол было вызвано отнюдь не властолюбием, а желанием воссоздать в России «симфонию» государственной и церковной властей, теократию византийского образца, но без подчинения церковной власти государственной, а, скорее, наоборот, во всяком случае в делах, касающиеся веры и совести. Царь до поры до времени поддерживал соответствующие действия патриарха, но однажды, в 1658 г., поддавшись наущению противников Никона, заявил через боярина Ромодановского: «Царское величество гневается на тебя, потому и к заутрени не пришел, не велел его ждать и к литургии. Ты пренебрег царское величество и пишешься Великим Государем, а у нас один Великий Государь – царь. Царское величество почтил тебя как отца и пастыря, но ты не уразумел. И ныне царское величество повелел сказать тебе, чтобы впредь ты не писался и не назывался Великим Государем, и почитать тебя впредь не будет». Сказать такое человеку с темпераментом Никона значило объявить войну; рушилась его голубая мечта, которой он посвятил годы своего патриаршества, – установление в России теократии с элементами папизма. В такие моменты Никон был склонен действовать твердо и прямолинейно. Он распорядился принести в Успенский собор перед литургией простое монашеское одеяние. Отслужил литургию, причастился и написал письмо царю, не открывая царских врат. Затем с амвона обратился к народу со словами: «Ленив я был учить вас… От лени я окоростовел и вы, видя мое к вам неучение, окоростовели от меня. От сего времени не буду вам патриархом». Перед заволновавшимся народом Никон стал разоблачаться, чтобы надеть приготовленную для этого рясу, но друзья не дали ему сделать такой неуклюжий демарш. Перед попытавшимся уйти патриархом были закрыты двери, и вскоре в собор явился князь Трубецкой со словами царя: «Почему Никон патриаршество оставляет, не посоветовавшись с государем; требую, чтобы он патриаршества не оставлял». На это требование Никон ответил царю: «Патриаршество я оставил самостоятельно, и о том прежде бил челом и извещал государя, что мне больше трех лет на патриаршестве не быть» – и вручил посланцу письмо для царя Алексея. Трубецкой вскоре вернулся от царя с нераспечатанным письмом Никона и с повторной просьбой не оставлять патриаршества, но патриарх твердо заявил: «Слова своего не переменю» – и вышел из собора к Спасским воротам, которые были заперты. Сел Никон, как бедный странник, пока не пришло царское распоряжение – отворить ворота и выпустить странника. Через трое суток Никон из своего московского подворья выехал в построенный им Воскресенский Новоиерусалимский монастырь. Так началось смутное междупатриаршество, длившееся почти десять дет, до 1667 г., когда большой московский собор с участием восточных патриархов осудил Никона и низложил его. Приговор о низложении патриарха был написан на двух языках – греческом и русском, – а зачитали его на общем собрании приехавших на собор архиереев в Чудовом монастыре 12 декабря 1667 г.

Царь на это заседание явиться не соизволил. После прочтения приговора патриархи велели Никону снять с себя патриарший клобук, на что получили отказ. Тогда александрийский патриарх как судья вселенский подошел к Никону и сменил на его голове клобук на простой монашеский. Мантии и посоха у Никона не отобрали, «страха ради всенародного», и отправили в Ферапонтов Белозерский монастырь. Выйдя из церкви, где проходил суд, Никон сказал столпившемуся народу: «Погибла ты, правда, господствует ложь. Не следовало тебе, Никон, так смело говорить правду царю и боярам, а льстить бы им и угождать, и ты не дожил бы до такого осуждения». Через некоторое время выяснилось, что восточных патриархов ввели в заблуждение, добиваясь обвинительного приговора для Никона. Константинопольский патриарх Парфений, не принимавший участие в соборе, писал в 1668 г. царю Алексею: «Будь царем совершеннейшим, справедливым, тебя зовут милостивым, так окажи эту милость требующим, из них есть один много пренебрегаемый Никон; довольно для него такого изгнания, молим тебя, возврати его в монастырь свой, для наказания ему достаточно одной ссылки, не обременяй его большим, оставляя такого достойного человека в таком великом пренебрежении, возврати из ссылки крестившего твою благословенную отрасль, не медли, царь, молю тебя как можно скорее дать освобождение Никону, чтобы возвратился в монастырь свой, да радуется и вся вселенная, скорбящая о нем». Однако окружение Алексея, которое Никон беспощадно клеймил за воровство, ложь и другие прегрешения, не допустило выполнить эту просьбу. После смерти царя Алексея в 1676 г. нападки на Никона и клевета в его адрес возобновились с новой силой; в результате патриарх Иоаким распорядился перевести его в Кирилло-Белозерский монастырь под строжайшее наблюдение двух старцев, которым было приказано не допускать никого к заключенному Никону. Причиной такого распоряжения, как решил суд, было суровое наказание Никоном молодого монаха за воровство – он прибил его палкой. При дворе молодого Федора Алексеевича у Никона была заступница – сестра покойного царя Татьяна Михайловна, которая глубоко чтила осужденного патриарха. Она уговорила царя вернуть Никона в его Воскресенский Новоиерусалимский монастырь, однако тут воспротивился Иоаким, ярый противник Никона. Он сказал: «Дело учинилось не нами, а великим собором и волею святейших вселенских патриархов; не снесясь с ними, мы не можем этого сделать». И только перед самой смертью Никона царь умолил патриарха и собор согласиться на его возвращение. Однако до своего монастыря Никон не доехал – он скончался в дороге; это произошло в 1681 г. Царская карета, посланная навстречу, уже не застала Никона в живых. Похоронен низложенный патриарх был в церкви Иоанна Предтечи; при погребении Никона помянули патриархом, хотя патриарх Иоаким наотрез отказался поминать покойного так. На письмо царя Федора вселенским патриархам была получена грамота, разрешавшая причислить Никона к лицу прочих московских патриархов и велевшая поминать его вечно под этим титулом. Грамота не застала царя Федора, умершего весной 1682 г., в живых, но патриарх Иоаким после прочтения грамоты был вынужден подчиниться и поминать Никона патриархом, как поминает его Русская Церковь и поныне.

Архангел Михаил. Андрей Рублев

В годы, когда Никон был действующим патриархом и ближайшим советником царя, в истории Церкви и государства произошли события, которые он в значительной степени инициировал. Так, при нем началось объединение юго-западных епархий с московскими.

Спас Вседержитель.

Андрей Рублев. 1410–1420 гг.

После решений Переяславской рады в 1654 г. о присоединении Украины к России объединение их Церквей, разделенных на два столетия, стало вопросом времени; правда, этот процесс растянулся на три с лишним десятилетия. Никон первым начал именоваться патриархом «московским и всея Великая, и Малые, и Белыя России». Самим Никоном была предпринята смелая для России попытка отстоять независимость Церкви от государственной власти, создать «симфонию» в их отношениях. Теоретические рассуждения о соотношении «царства» и «священства» изложены им в сочинении «Возрождение или разорение смиренного Никона, Божиею милостью патриарха, против вопросов боярина Симеона Салтыкова». Ссылаясь на обрядовую практику и на примеры из Библии, а также принятое уподобление Церкви Солнцу, а духовного – жизни небесной, Никон оправдывает свое стремление быть первым в «премудрой двоице»: «Господь Бог, когда небо и землю сотворил, тогда и два светила появились – Солнце и Луна, по небу движущиеся; им Он повелел освещать Землю: Солнце показывает нам власть архиерейскую, а Луна – царскую, т. к. Солнце светит днем, как архиерей душам, меньшее же светило – ночью, что нужно телу, и поэтому священство всюду пречестнейшее есть царства». Понятно, что в России с ее глубокими цезарепапистскими традициями подобные рассуждения не могли быть одобрены власть придержащими, поэтому попытка патриарха играть первую скрипку в созданном его воображением «симфоническом оркестре» оказалась неудачной, а для самого Никона окончилась трагически. Наконец, по его инициативе началось необходимое исправление церковных книг от накопившихся в них веками ошибок и описок, а также изменение некоторых обрядов. Эти решительные действия вызвали в консервативной России церковный раскол, следы которого тянутся до настоящего времени. Как пишет Макарий в своей «Истории русской Церкви», «Никон, с его необыкновенным умом и характером и с его необыкновенною судьбою, представляет собою такое лицо, которое резко выделяется в ряду других наших патриархов и всех когда-либо бывших в нашей Церкви первосвятителей».

Если Никон был великим русским патриархом, то царь Алексей Михайлович был, несомненно, великим правителем России. Хотя он звался «тишайшим», во время его правления происходили весьма громкие события. Так, Соборное уложение 1649 г. оформило крепостное право, а в 1654 г. благодаря активным действиям знаменитого гетмана Богдана Хмельницкого и царя Алексея к России была присоединена Украина. Был освобожден от поляков Смоленск и окрестные города, а от шведов – Новгород. Алексей поощрял дальние путешествия русских первопроходцев и давал большие деньги на эти мероприятия. Русские дошли до Якутии и Колымы на северо-востоке, а на Дальнем Востоке и юго-востоке – до Байкала и Амура, и даже заходили в Китай. При царе Алексее были начаты реформы, завершить которые довелось уже его великому сыну. Царская власть при Алексее по сравнению со времени Михаила значительно укрепилась. Недолгие годы правления царя Федора Алексеевича и царевны Софьи небогаты событиями, заслуживающими внимания. Тем не менее о них следует рассказать. Федор Алексеевич был возведен на царский престол в четырнадцатилетием возрасте; он уже тогда был поражен неизлечимой болезнью. Его юность и болезненность делали власть царя номинальной – всем правило окружение. В царской семье царил раздор, поскольку дети от первого брака Алексея ненавидели мачеху, Наталью Нарышкину, мать Петра, и всю ее родню.

В первые годы царствования Федора Москва ожидала нападения турков, отношения с которыми испортились после присоединения Украины. Волнения в народе, связанные с расколом, не утихали, а разрастались все больше. В отдаленных монашеских пустынях все чаще происходили самосожжения; фанатичные староверы предрекали последние времена и приход антихриста, уговаривали верующих не ходить в церковь, где крестятся тремя перстами и служат по исправленным книгам.

В 1681 г. был созван церковный собор, на котором было решено увеличить число епархий. Противодействовать расколу собор поручил светской власти, поскольку у Церкви не было для этого реальной возможности. В том же году вышел царский указ о созыве собора служилых людей, главной темой которого стало упразднение местничества, т. е. получение льгот от государства за заслуги предков. Духовенство и патриарх признали местничество обычаем антихристианским, после чего было приказано сжечь все документы, служившие основанием для местнических притязаний.

Весной 1682 г. царь Федор Алексеевич скончался в двадцатилетием возрасте. Умер Федор бездетным; его единственный сын Илья прожил всего несколько месяцев. Сразу после смерти царя вспыхнул стрелецкий бунт. Первоначальной причиной была задержка в выплате жалования; когда жалование заплатили, стрельцы взялись за дела государственные – они потребовали провозгласить первым царем Ивана Алексеевича, слабоумного и тяжело больного, а вторым – юного Петра Алексеевича; их опекуншей должна была стать Софья Алексеевна.

В мае 1682 г. произошло соответствующее венчание на царство, поскольку стрельцы и солдаты некоторое время были хозяевами положения в Москве; они захватили Кремль, казнили многих бояр и приказных, разгромили холопий и судный приказы и овладели хранившимся в Кремле вооружением. Восставшие стрельцы и солдаты поддержали раскольников, но это было следствием активной деятельности агитаторов-староверов. Таким образом на престоле впервые в русской истории оказалась женщина. Софья была умна и властолюбива; еще при жизни Федора она проявила себя способной разумно решать государственные дела.

Вскоре после венчания на царство молодых царевичей противники Нарышкиных пустили слух, что старший царевич Иван задушен Иваном Нарышкиным. По тревоге стрельцы взялись за оружие и пришли с толпой народа в Кремль. Хотя Наталья вывела обоих царевичей, целых и невредимых, на крыльцо, возбужденные стрельцы закричали: «Пусть молодой царь отдаст корону старшему брату. Выдайте Нарышкиных – мы истребим весь их корень, а царица Наталья пусть идет в монастырь». К стрельцам вышел патриарх Иоаким, призывая к спокойствию и рассудительности, но мятежники заявили: «Не требуем совета ни от кого; пришло время разобрать, кто надобен нам». Эта сцена вызвала шок у десятилетнего впечатлительного Петра и стала одной из главных причин жестокой расправы над стрельцами сразу же после его восшествия на престол. Софья именовала стрельцов своей «надворной пехотой» и поставила над ними начальником князя Хованского. Так начался недолгий период стрелецкого разгула, названный «хованщиной». При этом законным царем был Петр, поскольку земский собор, заседавший в те дни, когда скончался царь Федор, сразу же после его смерти высказался за Петра. Дело было так: патриарх Иоаким спросил тогда у выборных людей: «Изволением и судьбами Божиими, великий государь царь Федор Алексеевич всея Великия, и Малыя, и Белыя России, оставя земное царство, переселился в вечный покой. После него остались братья, государевы чада, – великие князья Петр Алексеевич и Иван Алексеевич. Кому из них быть преемником? Или обоим вместе царствовать?» Все чины московского государства, приехавшие отовсюду для участия в соборе, зная слабоумие Ивана, ответили патриарху: «Да будет единый царь и самодержец всея Великия, и Малыя, и Белыя России царевич Петр Алексеевич». Однако распоряжавшиеся тогда Москвой стрельцы и солдаты решили иначе, и на престоле по их требованию воцарилась Софья. Чтобы придать этому акту видимость законности, выборные стрельцы по наущению Хованского принесли Софье челобитную, написанную «от многих чинов московского государства», в которой высказывалось желание, чтобы на престоле царствовали оба брата под опекой Софьи, но старшинство братьев предоставить Ивану. В разосланной по всей стране грамоте говорилось, что Софья «согласно прошению своих братьев, великих государей, склоняясь к благословению святейшего патриарха и всего священного собора, а также милостиво откликнувшись на челобитные бояр, думных людей и всего всенародного множества людей всяких чинов московского государства, изволила восприять правление». На волне стрелецкого бунта подняли голову раскольники. Вот что писал современник событий: «Неучи – мужики и бабы, не знающие складов, толпами собирались тогда на Красной площади и совещались, как утвердить им старую веру, а чуть кто скажет против этого слово, на того сейчас же нападут и всенародно прибьют, воображая, что этим они старую веру обороняют». Руководил движением в Москве известный деятель раннего старообрядчества Никита Пустосвят. Накануне венчания царей, собрав толпу раскольников, к которой присоединились сочувствующие движению люди, Никита с православным крестом, два монаха – Сергий и Савватий – с Евангелием и иконой Страшного Суда двинулись в Кремль, но Хованский уговорил их разойтись. Тем не менее, через неделю шествие повторилось и сопровождалось драками и убийствами. Софья была испугана размахом движения и решила избавиться от руководителей, включая Хованского, которому была обязана своим возвышением. Проще всего было расправиться со старообрядцами. Стрельцов спросили, почему они поддерживают раскольников, на что те ответили: «Мы, государственные, не стоим за старую веру. Это дело патриарха и всего освященного собора». После такого ответа было нетрудно расправиться со староверами – Никиту и его приближенных обезглавили, а движение в отсутствие руководителей вскоре распалось. Труднее было справиться с Хованским, пользовавшимся среди стрельцов и армии непререкаемым авторитетом. Поэтому был пущен слух, что во время крестного хода стрельцы хотят перебить всю царскую семью и близких ей бояр, а на царство поставить Хованского. Затем к воротам в Коломенском, где жила царская семья, было прилеплено письмо, в котором говорилось, что Хованский собирается убить обоих государей, царицу Наталью, царевну Софью, патриарха и архиереев, перебить всех бояр, которые не любят старой веры, возмутить народ, а затем взойти на престол и выбрать такого патриарха и иереев, которые бы поддерживали старообрядцев. «Хованский, – было сказано в письме, – призывал к себе посадских и стрельцов, давал им деньги, поручая волновать народ, обещал стрельцам отдать имущество и вотчины убитых людей».

Троица. Андрей Рублев. 1422–1427 гг.

На письмо Софья отреагировала грамотой, которую разослала по всем городам. «Помните Господа Бога и свое обещания, – говорилось в грамоте, – послужите нам, великим государям, для очищения царствующего града Москвы от воров и изменников». После этого, накануне дня рождения Софьи, царская семья переехала в село Воздвиженское.

По завершении обедни перед множеством людей, собравшихся на торжестве, Софья зачитала письмо. Озлобленные против Хованского думные люди приговорили Хованского к смерти. Приехавших Хованских, отца и сына, взяли под стражу и тут же отрубили им головы. Стрельцы не стали мстить за своего «батюшку», и с тех пор Софья почти семь лет управляла сравнительно спокойным государством.

Самым важным событием во время правления Софьи было заключение в 1681 г. мира с Польшей, положившего конец многолетней распре за владение Украиной; этот «вечный мир» между Россией и Польшей был подписан в Бахчисарае. В церковной жизни России была, наконец, поставлена точка в деле официального присоединения киевской митрополии к московской. В 1681 г. начались усиленные переговоры с константинопольским патриархом Дионисием о легализации присоединения, но переговоры затягивались, и Москва, не дожидаясь согласия восточных патриархов, поставила в 1685 г. митрополитом киевским настроенного промосковски князя Гедеона Четвертинского. Только в 1687 г. константинопольский патриарх с согласия остальных патриархов прислал грамоту, которая это объединение утвердила и формально прекратила более чем двухсотлетнее разделение единой Русской Церкви на две отдельные. На территории Польши продолжала существовать униатская Русская Церковь, возродившаяся в последнее время на территории Украины.

В начале 1689 г. шестнадцатилетний Петр женился на Евдокии Лопухиной, и по русским понятиям стал совершеннолетним; теперь он был вправе избавиться от опеки властолюбивой сестры, что он не преминул сделать, отправив ее в Новодевичий монастырь, где она скончалась в 1704 г.

С этого времени началась самостоятельная деятельность Петра I как царя, а с ним – новая эпоха в истории России и Русской Церкви, о чем будет рассказано в третьем параграфе настоящей главы.

2. Учреждение патриаршества подняло авторитет Русской Церкви в православном мире и наполнило новым содержанием идею «Москва – третий Рим», поскольку реализовало необходимый для нее тандем «патриарх – царь». Первый патриарх Иов вел себя с подобающим патриарху достоинством, но при этом был покорен поставившему его Борису Годунову. Он был яркой и артистичной личностью, о чем говорит его биограф: «Был он прекрасен в пении и во чтении, как дивная труба, веселя всех и услаждая». Он наизусть читал богослужебные тексты, в нужных местах плакал и заставлял плакать всю церковь. Биограф добавляет: «В его дни не было подобному ему человека ни правом, ни гласом, ни чином, ни похождением, ни вопросом, ни ответом», был натурой щедрой, нестяжательной – после его смерти осталось наследство всего на 15 рублей. Иов был консервативен по натуре и не выдвигал собственных идей и планов для нуждавшейся в них Русской Церкви. Он был инициатором канонизации многих святителей – Василия Блаженного, Иосифа Волоколамского, преп. Корнилия Комельского и др. При нем были сделаны первые шаги к присоединению киевской митрополии к московскому патриархату, взята под крыло грузинская церковь, что стало основой для присоединения Грузии к России. В связи со введением патриаршества было решено увеличить число епархий – кроме патриаршей области учреждалось четыре митрополии, шесть архиепископий и восемь епископий. Однако с наступлением Смутного времени число епархий уменьшилось, а в некоторых даже не было архиереев.

Вместо свергнутого Лжедмитрием Иова на патриарший престол был возведен в 1605 г. принявший унию грек Игнатий, однако уже через год при воцарении Шуйского он был заменен казанским митрополитом Гермогеном из рода князей Голицыных, твердый защитник Православия и законно избранных царей. После свержения Шуйского в 1610 г. и убийства тушинского вора многие города России поднялись против поляков, вдохновенные призывом патриарха Гермогена и многих святителей стоять до конца против иноверцев. Ярославцы писали казанцам: «Мы все отчаялись, ибо в Москве люди предались на сторону поляков и не было нам заступника. Но, видно, не до конца прогневался на нас Господь: Гермоген стал за веру и Православие и нам всем велел до конца стоять. Ежели бы он не сделал этого досточудного дела – погибло бы все». Так Церковь активно участвовала в освободительном движении. Это встревожило польскую партию; не желавший выступать против народного восстания. Гермоген был взят под стражу и окружен польским караулом. Во время изгнания поляков из Москвы патриарх Гермоген скончался. По свидетельству современников, «Гермоген был весьма украшен премудростью и в книжном учении изящен, и в чистоте жизни известен, против врагов крепким и непоколебимым стоятелем, твердым адамантом, поборником истинной православной веры, новым исповедником, вторым великим Златоустом, исполняющим бесстрашно слова Христа, обличителем предателей и разорителей христианской веры». Известны многочисленные подвиги, совершенные духовенством в Смутное время. Так, например, затворник Борисоглебского монастыря преп. Иринарх на вопрос польского военачальника Микульского, кого он признает царем, ответил: «Я живу на Руси и знаю русского царя, а других не знаю, вере своей не изменю и от русского царя не отвергнусь. Вашего меча тленного я не боюсь, а у моего живого Бога есть такой меч, что всех вас погубит и ввергнет в геенну огненную». Иринарха поляки пощадили, но многих святителей убили. Архимандрит Иоасаф, один из главных участников защиты Троице-Сергиевой лавры, после окончания осады удалился в Пафнутиев монастырь. Поляки, взявшие монастырь, умертвили преп. Иоасафа и многих живших там иноков.

Соловецкая крепость. Основана в 1429 г.

Современник пишет, что в Кремле и в Китай-городе, где жили поляки, «многие Божии церкви и монастыри осквернили и разорили, раки чудотворных мощей рассекли и чудотворные мощи поругали, и во всех Божиих церквах лошадей поставили, в монастырях стали жить и многие убийства и поругания и осквернение иноческому чину учинили». Церковные ценности были отданы войскам как жалование. После Смутного времени разоренная и дезорганизованная Русская Церковь семь лет оставалась без патриарха, вплоть до возвращения из польского плена в 1619 г. Филарета, отца царя Михаила. Поскольку Филарет «со-царствовал» своему сыну, то делам государственным, находившимся в тяжелом состоянии, он уделял больше внимания, чем делам церковным. По натуре он был человеком светским, которого, как уже говорилось, насильно постригли. Он много сделал для развития книжного дела в России и народного образования, но в церковном управлении и суде при нем не произошло практически никаких перемен по сравнению с временами московской митрополии. Его власть совпадала с властью бывшего ранее митрополита. Ведомству церковного управления и суда подлежали, как и прежде, не только лица белого и черного духовенства, т. е. священники и монахи, но и все миряне по делам духовным и недуховным, кроме дел, связанных с разбоем и убийствами.

У архиереев в подчинении были служебные лица, управлявшие мирскими делами и церковным судом и собиравшие всякого рода пошлины, как с церквей и монастырей, так и с лиц духовного и светского состояния. При Филарете стали появляться новые церкви и монастыри, число которых заметно уменьшилось в Смутное время, но расцвет церковного строительства приходится на его преемников, особенно при царе Алексее Михайловиче, когда, например, только вблизи основанного в середине XVII в. Харькова за вторую половину века было построено 13 монастырей. В середине XVII в., в период патриаршества Никона, произошло важное для истории Русской Церкви событие – церковный раскол, главной причиной которого стало обновление Никоном некоторых, по его мнению, устаревших обрядов и исправление источников и опечаток в старопечатных богослужебных книгах. Вождями раскольников, не принимавших этих нововведений, стали прежние близкие друзья и земляки патриарха протопопы Аввакум и Иван Неронов. Здесь, как говорят, «нашла коса на камень»: Никон был крайне властолюбив и тверд и непреклонен в отстаивании своих принципов, а Аввакум – прирожденный борец и лидер с бурным темпераментом, гениальный писатель, один из зачинателей великой русской литературы. На соборе 1654 г., осудившем и сославшем Неронова по представлению патриарха, протопоп бросил в лицо Никону обвинение политического характера – Никон, по словам Аввакума, сказал: «Царской помощи не хочу и не требую, да и на царскую власть плюю и сморкаю». К царю Аввакум относился с почтением и сочувствием: «Царь был человек добрый, но его прельстил Никон, омрачил, ум отнял, напоил вином своей ереси, и царь пьян стал, не проспится». При этом он остается покорным царской власти: «Нам, государь, как прикажешь, так мы в церкви и поем, во всем тебе не противны. Хоть медведя дай нам в алтарь, и мы рады тебя, государя, тешить».

Родился Аввакум в 1620 г. в селе Григорове Нижегородской области в семье сельского священника Петра. Аввакум рано женился на односельчанке Настасье Марковне, явившей собой яркий пример беззаветно преданной мужу русской женщины, – она с детьми сопровождала Аввакума в его ссылках и заключениях до его смерти. В 1643 г. Аввакум был поставлен в священники, а в 1652 г. – протопопом в Юрьевец, правда ненадолго, поскольку его огненные проповеди смущали прихожан и заставляли церковное начальство относиться к Аввакуму с подозрением. В 1653 г. после выхода первой новопечатной книги и распоряжений против двуперстия начинается активная деятельность Аввакума как раскольника и вождя староверов. Он был отправлен в ссылку сперва в Тобольск, а затем за р. Лену с экспедицией, покорявшей Восточную Сибирь. В 1662 г. его милостиво возвращают в Москву, где бояре, не любившие Никона, встречают протопопа «аки ангела». Все уговоры царя и церковных иерархов разбивались о твердость Аввакума и его фанатично настроенной жены. После собора 1667 г. главари упорной старообрядческой оппозиции были сосланы в заключение в северопечорский край, в так называемый Пустоозерский острог. Из сосланных, кроме Аввакума, следует упомянуть дьякона Федора и инока Епифания. К Аввакуму продолжали стекаться массы верующих как к пророку и чудотворцу. Под влиянием раскольников часть верующих перестала пользоваться церковными услугами священников; так возникло внутри массы старообрядцев течение беспоповщины. Отсюда – один шаг до эсхатологических спекуляций; так, многие старообрядцы стали считать, что в 1666 г. «духовный змей», антихрист, вошел в души окаянной двоицы – патриарха и царя. Надо отдать должное Аввакуму, к таким мыслям он отношения не имел, более того, говорил: «Не соблазняйтесь о последнем антихристе. Он еще не бывал, нынешние бояре, его слуги, путь ему подстилают и имя Господне выгоняют». И советовал верующим: «Ежели никониане затащат тебя в церковь, то молитву Исусову, воздыхая, говори, а пения их не слушай». Группа раскольников-максималистов подбивала народ на восстание, считая, что в этих междоусобицах должно проявиться небесное возмездие царской и церковной властям за их действия, «твориться праведный суд Божий». Аввакум к этой группе не принадлежал, называя восстания и смуты «пагубой», приносящей стране одни опустошения и кровопролития. Много раскольников принимало участие в войне 1670 г. под предводительством Степана Разина. Это стало толчком к жестоким репрессиям со стороны правительства по отношению к староверам – их беспощадно казнили.

В ожидании конца света раскольники считали, что спастись, избежав служения власти антихриста, можно самоубийством. В последней четверти XVII в. участились случаи массовых самосожжений, «гарей». В 1687 г. в Палеостовском монастыре в таком самосожжении погибло 2700 человек. Самосожжения продолжались и позже, несмотря на то, что тайный собор старообрядцев, собравшийся в 1691 г., строго осудил подобные действия, выпустив постановление «Отразительное писание инока Евфросина о новоизобретенном пути самоубийственных смертей».

Аввакум видел в самосожжениях проявление религиозного мужества и поддерживал это изуверское течение. Весной 1681 г. Аввакум со своими «соузниками» был сожжен в Пустозерске; эта «огненная казнь», принесенная с запада, совершилась, согласно указу, «за великие на царский дом хулы». Казнимых загнали в деревянный сруб, вокруг собралось множество народа. Аввакум, непрерывно крестясь двумя перстами, пророчествовал своим громовым голосом: «Будете этим крестом молиться – вовек не погибнете, а оставите его – городок ваш погибнет, песком занесет. А погибнет городок, настанет и свету конец». Вскоре на месте казни появился большой крест, названный Аввакумовым, который власти не решились тронуть. Лик Аввакума изображен на многочисленных старообрядческих иконах, а сам он был причислен раскольниками к лику святых.

В XVII в. для Русской Церкви, по существу, закончилась эпоха многочисленных православных святых, длившаяся семь столетий. Никон во времена своего патриаршества попытался возродить ее постройкой монастырей. Им сооружен в заливе Белого моря Крестовый монастырь, на месте, где Никон в свое время водрузил крест, когда переезжал на материк из Анзерского монастыря. Другой монастырь Никон построил в живописном месте у Валдайского озера; он был задуман патриархом в то время, когда он был новгородским митрополитом. И наконец, главный монастырь был основан Никоном в окрестностях Москвы и назван новым Иерусалимом. Для этого патриархат купил земли вблизи села Воскресенского и начал строительство грандиозного храма наподобие иерусалимского храма Гроба Господнего. Близлежащая гора была названа Элеоном; места вблизи реки Истры получили наименование священных мест Палестины. Любимец царя Алексея окольничий Федор Ртищев близ Москвы построил Андреевский монастырь и школу, куда созвал ученую братию из киевских и других малороссийских обителей, связав свою школу со знаменитой греко-латинской академией, учрежденной патриархом Филаретом. Поэтому последняя треть XVII в. может быть названа гранью между «старой» и «новой» Россией и ее Церковью, кануном петровских преобразований и синодального периода.

 

Процесс присоединения юго-западных епархий к Московскому патриархату

После Брестской унии положение православной Церкви в юго-западных епархиях значительно ухудшилось. Это было связано, прежде всего, с религиозной политикой польского короля, шведского принца Сигизмунда III. Помимо его приверженности папскому престолу и желанию угодить Риму, он стремился к возможно более тесному объединению ПОЛЯКОВ и русских в своей стране и надеялся, что уния этому поможет. Также отсутствовали какие-либо надежды на деятельную поддержку со стороны константинопольского патриархата, к которому относилась юго-западная митрополия, поскольку положение патриархата было плачевным – он находился под властью турецких султанов и не имел достаточных средств к существованию. Началась уния с обоюдных анафем, но если отлучение униатов от православной Церкви было законным, то отлучение от Церкви православных являлось актом нелепым, поскольку непонятно, от какой церкви и за какие прегрешения их можно было отлучить. Тем не менее, Сигизмунд поддержал униатов, и над всеми юго-западными епархиями был поставлен униатский митрополит Михаил Рагоза; так, с 1596 г. юго-западная православная Церковь четверть века не имела своего митрополита и была вынуждена бороться с решениями церковных властей. Защитниками православной веры стали многочисленные братства с типографиями и школами при них, а также некоторые богатые польские паны православной ориентации, с которыми польским властям трудно было бороться; об одном из них, князе Константине Острожском уже говорилось в предыдущем параграфе.

Святая Анастасия. Икона начала XV в.

Самые многочисленные братства обосновались во Львове, в Вильно, Киеве, Луцке и некоторых других крупных городах; в Вильно братству принадлежал Троицкий монастырь и монастырь возле Свято-Духовной церкви; в Киеве был Киево-братский училищный монастырь, предшественник знаменитого коллегиума Петра Могилы. Униатские власти начали свою деятельность с присвоения православных церквей и монастырей и жестокого давления на оставшихся. Митрополит Рагоза был довольно пассивен и не настаивал на жестких репрессиях по отношению к православным, хотя при нем были приняты королевские указы о привилегиях, предоставляемых униатским общинам, которые были по сути приравнены к католическим. Сравнительно спокойная жизнь православных закончилась после смерти Рагозы в 1599 г. и восшествию на престол униатского митрополита Игнатия Потея, человека жесткого, непримиримого, истинного творца унии. Потей был горячим поклонником иезуитских методов обращения и даже создал свой орден базилиан, который формально следовал правилам Василия Великого, написанным святым для православных монастырей, но фактически старался привлечь верующих в унию или даже в католичество. Своим помощником Потей сделал Иосифа Рутского, сына убитого в Москве воеводы Вельяминова, о котором говорилось выше. Рутский в свое время учился в школе иезуитов и там принял католическую веру, он был возведен в звание генерала и возглавил орден базилиан. После смерти в 1613 г. Потея митрополитом стал Рутский и пробыл в этой должности почти четверть века. Потей и Рутский в качестве митрополитов беспощадно громили православные церкви и монастыри, забирая в пользу униатов их имущество и помещения. При Рутском в составе членов ордена базилиан появились католики и даже протестанты в качестве школьных учителей, призванные соответствующим образом обучать своих воспитанников. Этот беспредел по отношению к православной Церкви длился для юго-западных епархий до 1620 г., когда произошло важное событие – иерусалимский патриарх Феофан на обратном пути из Москвы, где виделся с царем Михаилом Федоровичем и получил от него богатые подарки, направился через Путивль в Киев. Здесь его встретили казаки, которые тоже много претерпели от власти униатов; в Киеве возле Богоявленского братства, где остановился патриарх, казаки устроили настоящую охрану; по словам летописца, они «как пчелы матку свою, так святейшего отца и пастыря овцы его от волков противника стерегли». Ситуация усложнялась и тем обстоятельством, что Турция, подданным которой был Феофан, находилась в то время в состоянии вражды с Польшей. Патриарх посетил киевские церкви и Киево-Печерскую лавру, на которую «положил глаз» митрополит Рутский. В первой изданной грамоте Феофан объявил свое благословение «всем в Православии сияющим, которые обитают в Малой России, более же всего обывателям киевским». Феофан привез от константинопольского патриарха Тимофея грамоту, согласно которой приехавший патриарх имел полномочие совершать всякие архиерейские священнодействия и распоряжения в пределах киевской митрополии; в подтверждении этих полномочий Тимофей отправил с Феофаном своего экзарха архимандрита Арсения. Данной ему властью Феофан поставил православным митрополитом «Киевским, и Галицким, и всея Руси» Иова Борецкого, игумена Киево-Михайловского монастыря и ректора Киевской братской школы, а также ряд епископов и других архиереев. После отъезда Феофана на родину в сопровождении казаков король Сигизмунд III объявил его турецким шпионом, а униатский митрополит Рутский назвал поставленных патриархом иерархов лжеепископами и предал их церковному проклятию. Папа Урбан VIII прислал королю требование «подвергнуть русских лжеепископов, возбуждающих мятежи, заслуженной каре». Так, защищенным казаками оказался один митрополит Иов, живший в Киеве; другие православные архиереи жили тайно в различных монастырях или в домах поддерживавших Православие польских панов. Опорой православной веры в юго-западных епархиях с 1620 г. стали казаки; они представляли собой реальную силу, с которой считалось правительство. Так, на сейме 1621 г. православные добились прекращения откровенных гонений; это решение было принято со скрипом и то лишь потому, что в случае его непринятия казаки грозили отказаться идти на войну с Турцией. Однако вскоре произошло событие, помешавшее мирному урегулированию проблемы взаимоотношений униатов с православными. После того как полоцким епископом патриарх Феофан поставил Мелетия Смотрицкого, униатский полоцкий епископ Иосаф Кунцевич стал громить православные церкви, не обращая внимания на уговоры Рутского прекратить погромы и убийства. При посещении Витебска Иосаф выгнал православных верующих из церквей и даже разрушил шалаши вне города, предназначенные для богослужений. В ответ толпа убила Иоасафа и бросила его тело в Двину. Рим потребовал жестко наказать виновных в убийстве – в результате некоторые горожане Витебска были казнены, а город лишен Магдебургского права. Иоасаф стал религиозным мучеником, и его именем начали твориться новые беззакония по отношению к православным. Поставленный патриархом митрополит Иов хорошо понимал, что его борьба с униатами, которых активно поддерживает правительство Польши, – занятие безнадежное, и потому обратил взоры к соседней Москве. Сразу же после избрания он отправил тайные письма царю Михаилу и патриарху Филарету с просьбой о помощи и о своем желании объединиться с Москвой, хотя решения сеймов 1621 и 1623 гг. были внешне доброжелательными по отношению к Православию. В ответ государь пожаловал Иову соболей на триста рублей, а патриарх послал ему образ Пресвятой Богородицы в позолоченном окладе с драгоценными камнями. На сейм

1626 г. казаки и православные иерархи представили грамоту с просьбой к королю успокоить нападения униатов на Православие, но эта просьба, как и многочисленные предыдущие, осталась без ответа. В 1631 г. на сейме король Сигизмунд III объявил: «Хотя мы всегда того желаем, чтобы люди, разрозненные между собой в вере православной, могли быть примирены, но поскольку на нынешнем сейме достигнуть этого было невозможно, то мы откладываем дело до будущего сейма». Будущего сейма для Сигизмунда уже не было – он умер в 1632 г., и польский престол наследовал его сын Владислав IV, которого в Смутное время прочили на русский престол. Владислав был человеком религиозно толерантным и продолжать политику отца по искоренению в государстве православной веры не собирался.

На выборный сейм от православного духовенства, братств, цехов, православной шляхты и казаков были посланы грамоты, в которых новому правительству предлагалось прекратить преследование православной веры, отменить привилегии для униатов, вернуть хотя бы частично похищенное церковное имущество и помещения. Сейм принял эти условия, несмотря на возражения депутатов-униатов и некоторых католиков, после чего православные проголосовали за Владислава. В это же время произошло важное событие – на престол киевского митрополита был выдвинут Петр Могила – выдающаяся личность, сыгравшая заметную роль в культурном возрождении России. Он был единодушно избран после отстранения от сана Исайи Копинского, избранного после смерти в 1631 г. митрополита Иова. Могила был угоден не только православным, но и польским властям.

Происходил Могила из богатого рода молдавских государей, переселившихся в начале XVII в. в Польшу. Петр учился в православной школе братства во Львове, затем окончил польскую Академию в Замостье. Принадлежа к аристократии, он по принятой традиции закончил образование за границей в Голландии и в Париже. Там он понял, что широкое образование требует знания латыни, и впоследствии всячески насаждал латынь в основанных им школах. Могила был участником войны Польши с Турцией, но рано понял, что военная карьера ему не подходит. В возрасте 30 лет он в 1627 г. после пострига назначается архимандритом Киево-Печерской лавры. Русско-шляхетские круги всячески пекутся о его продвижении – в 1629 г. Могила становится экзархом константинопольского патриархата; эта должность была утверждена патриархом Кириллом Лукарем. Согласно слухам тех времен, Сигизмунд III назначил Могилу архимандритом в обмен на обещание молодого честолюбивого Петра всячески поддерживать унию, и впоследствии Могила не без успеха старался примирить православных с униатами. В конце 1632 г. Петр Могила избирается православным митрополитом юго-западных епархий России. Первым делом он стремится вернуть православным отобранные униатами церкви и монастыри; в Киеве это, в первую очередь, относилось к Софийскому собору и Выдубецкому монастырю. Стараниями Могилы была восстановлена старинная церковь Св. Владимира, Спаса на Берестове, а также церковь трех святителей, которую он отдал братскому монастырю. В 1635 г. была расчищена и частично восстановлена Десятинная церковь. Его главное детище – Киево-Могилянский коллегиум, переименованный впоследствии в Академию. По примеру иезиутских школ обучение в коллегиуме делилось на три ступени: низшую, среднюю и высшую с временными сроками соответственно в 4, 3 и 3 года. Учебные руководства и авторитеты тоже были западные; основными считались труды Аристотеля и Фомы Аквинского. Главное внимание уделялось латинскому языку, греческий преподавался слабо. Этот стиль католических и протестантских школ был перенесен и в московские школы и продержался почти до 1917 г. Надо сказать, что во времена Могилы вселенский патриарх Кирилл Лукари был известен своей склонностью к западному богословию, исповедуя, пусть не в такой категоричной форме, знаменитый протестантский принцип sola fide – оправдание одной верой. Петр Могила был плодотворным писателем – им созданы многочисленные труды богословского и агиографического характера; в последнем он предвосхитил известные «Жития святых» Дмитрия Ростовского. Наиболее известны его «Евхологион, или молитвослов» и «Катехизис» для всех православных христиан. В 1640 г. Могила созвал православный собор, решения которого призваны были улучшить отношения между православными и униатами. Скончался Петр Могила в 1647 г., написав перед смертью обширное духовное завещание, где, в частности, говорится: «Лишь только Господь Бог сподобил меня сделаться архипастырем Киевской митрополии, а еще прежде архимандритом Печерской лавры, я, видя, что упадок веры и благочестия в русском народе происходит от недостатка у него просвещения и школ, дал обет Богу моему – все мое имущество, доставшееся от родителей, и все, что будет оставаться от доходов имений, принадлежащих вверенным мне по моему служению св. местам, обращать частью на восстановление разрушенных храмов Божиих, от которых остались жалкие развалины, частью на основание школ в Киеве и утверждение прав и вольностей для народа русского!» Сменивший Петра на посту ректора Киево-Могилянского коллегиума Лазарь Баранович написал такой панегирик: «Могила скрыла от нас нашего Могилу. При этом пастыре принялась у нас добрая нива. Не можем достаточно оплакать Могилу: был он нам отец и пастырь любезный. Любезного любезно приняли на небе, а нам бы надобен был второй Могила… Мы плачем, ты же утешен при Господе – пекись же о нас, пастырь. Пусть, сея слезами, пожнем радостью, но без твоих молитв мы этого не достигнем». Сразу же после смерти Петра Могилы в судьбе Киевской митрополии произошли важные перемены – в 1648 г. казацким гетманом был избран Богдан Хмельницкий, ратными трудами которого юго-западные земли были присоединены к России, а еще спустя некоторое время к Московской патриархии официально присоединилась митрополия киевская. И хотя мотивы, вызвавшие ненависть Хмельницкого к польской шляхте, носили, в основном, личный характер, для результатов его борьбы с Польшей это не играет роли. Собрав большое войско и заключив договор с татарским ханом, Хмельницкий потребовал у польского короля Яна Казимира предоставить независимость тем землям, где проживали казаки. Получив отказ, Хмельницкий разгромил поляков под Зборовом, и королю пришлось подписать соответствующий договор с условием утвердить его на сейме. Сейм договор не утвердил, а попытка казаков пойти войной на Польшу окончилась неудачей, так что Зборовский договор был заменен в 1651 г. Белоцерковским. Сторону короля принял православный митрополит Сильвестр Коссов, известный своими симпатиями к унии; кроме того, митрополит не поддерживал стремления Хмельницкого объединить Украину с Россией, считая это объединение гибельным для развития украинской церковной и светской культуры.

Тем временем Хмельницкий собрал новое войско, заключив договор не только с Крымом, но и с Венгрией. Начавшаяся война закончилась полным поражением поляков, после чего Зборовский договор 1649 г. был утвержден сеймом. Однако теперь Хмельницкому этого было мало, и в 1654 г. в Переяславле был подписан пакт с Россией о присоединении к ней юго-западных областей, и казачество приняло присягу на верность московскому царю. После этой знаментой Переяславской Рады царь Алексей и патриарх Никон потребовали покорности и в области церковной, т. е. выхода киевской митрополии из константинопольского патриархата и присоединения ее к патриархату московскому, чему всячески противился митрополит Сильвестр. Константинопольский патриархат тоже, естественно, был против лишения его обширной митрополии, но все понимали, что соединение киевской Церкви с Москвой – дело времени, и поэтому церковные и светские власти России не стали в такой ситуации прибегать к насилию и торопить события.

Свято-Троицкий Ипатьевский монастырь.

Впервые упоминается в летописи в 1432 г. Кострома.

В 1658 г. скончались Хмельницкий и митрополит Сильвестр – их заменили митрополит Дионисий Болобан и гетман Иван Выговский; оба они тяготели к Польше и к унии в церковных делах, так что присягу Москве принесли вынужденно. С присоединением Украины к России сами собой отпали некоторые проекты иерархов юго-западной церкви по изменению ее статуса – так, например, теперь стало невозможным учреждение в Киеве своего патриархата с униатской ориентацией. Под влиянием усисливавшего давления Рима, укрепившего свои позиции в Польше, три епархии правобережной Украины и Белоруссии перешли в унию. После того как гетман Выговский порвал с Москвой и подписал с Польшей Гадячский договор, митрополит Дионисий покинул Киев и переехал в Чигирин. Таким образом, православные епархии левобережной Украины оказались без митрополита, и для них в 1659 г. Москва назначила местоблюстителем черниговского епископа Лазаря Барановича, что положило начало церковному двоевластию. Московский собор 1667 г., на котором присутствовал епископ Лазарь, собирался рассмотреть вопрос о подчинении киевской митрополии московскому патриарху, но восточные патриархи Александрии и Антиохии отказались обсуждать это предложение в отсутствие патриарха константинопольского. Тем не менее Лазарь Баранович был на соборе возведен в сан архиепископа. Важную роль в церковных делах сыграло подписание в 1667 г. Андрусовского договора между Россией и Польшей. Согласно этому договору между странами было заключено перемирие на 13 лет и достигнуто соглашение о передаче России левобережной Украины с Киевом и его окрестностями; казаки по договору должны были бороться с врагами обоих государств. В 1681 г. мир между Россией и Польшей был продолжен бахчисарайским договором, а в 1686 г. страны подписали так называемый «вечный мир» с тем, чтобы навсегда включить восточную Малороссию с Киевом в состав России. Поляки обязались у себя в государстве дать свободу православной вере и вернуть захваченные униатами церкви и монастыри их законным владельцам. Православным возвращались епархии Луцкая, Львовская, Могилевская и Перемышльская с переводом оттуда униатских архиереев в другие города.

В 1683 г. между гетманом Самойловичем и московским патриархом Иоакимом началась оживленная переписка о постановке в Киеве нового митрополита. Наиболее подходящей кандидатурой оказался Луцкий и Острожский епископ Гедеон, князь Четвертинский; он был представителем древней фамилии, ведущий свой род от Ярослава Мудрого. Епископ Гедеон строго придерживался православной веры и был известен своей борьбой с унией; он высказывал свое расположение к церковным властям Москвы. Митрополита утвердил собор, созванный в Москве в 1685 г. в помещении Успенского собора; утверждение происходило в торжественной обстановке. Однако собор, созванный вскоре в Киеве, высказал протест против избрания Гедеона, поскольку митрополита в Киеве должен утверждать константинопольский патриарх. Чтобы придать законность акту избрания, гетман Самойлович и Гедеон Четвертинский послали в Москву просьбу царю и патриарху отправить к константинопольскому патриарху посольство с тем, чтобы получить его согласие на подчинение киевской митрополии московскому патриархату; при этом они просили оставить Киеву принадлежавшие ему привилегии. В 1687 г. константинопольский патриарх с согласия других восточных патриархов прислал грамоту, утверждающую новый порядок. Так официально закончилось двухвековое разделение единой Русской Церкви; до раздела Польши в конце XVIII в. там осталась Русская Церковь в двух видах: православная и униатская, и у каждой из них была своя драматическая история. В 1688 г. особым указом киевскому митрополиту было запрещено именоваться митрополитом «всея Руси». После смерти митрополита Гедеона Четверинского в 1690 г. его преемником стал Варлаам Ясинский, законно избранный и утвержденный уже в Москве.

 

История Русской Церкви от присоединения киевской митрополии к московской до начала синодального периода

В XV и XVI вв. культурная жизнь России находилась в состоянии глубокого сна. Ее убаюкивали рассказы о Москве как третьем Риме и о том, что после падения Константинополя сохранить чистоту Православия предназначено России. В это время в Западной Европе происходил бурный переход от позднего средневековья к Возрождению. Он сопровождался коренными преобразованиями в области государственной, церковной и культурной; по словам нашего историка С. Соловьева, это был переход «из одного возраста в другой, из возраста, где господствует чувство, в возраст, где господствует мысль». Правда, маятник истории обычно заносит по инерции слишком далеко в ту или иную сторону, что приводит к явлениям уродливым, поскольку, как известно, дерево жизни не есть древо познания. Поэтому консервативность православия Церкви содержит свою правоту, но тоже далеко не всю; плохо, если религиозные организации поощряют невежество и суеверия; здесь необходимо равновесие, выражаемое основополагающим принципом «неслиянно и нераздельно». По поводу высказанных соображений С. Соловьев, вспоминая события франко-прусской войны XIX в. с одной стороны и войны, где участвовала Жанна д’Арк, с другой, говорит: «Горе народу, который равнодушно смотрит, как разрушают алтари и убивают их служителей; наука со всеми ее чудесами не спасла этого народа, а было время, когда этот же самый народ в подобных же обстоятельствах был спасен простою крестьянкой, действовавшей с религиозным одушевлением». Упомянутое «по-взросление» западной цивилизации сопровождалось появлением целой плеяды гениальных творцов. Среди них, несомненно, фигурирует живший в XV в. кардинал Николай Кузанский – великий философ, богослов и математик. Впитав многие достижения античности и средневековья, он создал направления, по которым двигалась философия и наука нового времени. Его рассуждения о бесконечности Вселенной и относительности движения находящихся в ней тел послужили основой для трудов Коперника, Кеплера, Галилея и Бруно, а формулировка богословских проблем в понятиях физико-математических предвосхитили некоторые открытия создателей математики и физики нового времени Ньютона и Лейбница. Фрэнсис Бэкон утвердил решающую роль эксперимента в естественных науках, а философ и математик Рене Декарт сделал ряд выдающихся открытий в области математики и считается основателем новой европейской философии. Принято считать, что Церковь отправила на костер Джордано Бруно за его упорное нежелание признать, что Солнце движется вокруг Земли, а не наоборот. В действительности это не так – Галилея освободили сразу после того, как он признал правильным птолемеевское описание движения планет и Солнца; в этом признании он не действовал против своей научной совести – оба описания, и коперниковское, и птолемеевское, верны, отличаются они лишь выбором системы координат – коперниковская связывает начало системы с центром Солнца, а птолемеевская – с центром Земли; первое описание удобнее, естественнее и нагляднее. Об этом Галилей наверняка знал, и Бруно – тоже; Бруно сожгли за его резкие выпады против Церкви, за его борьбу с ней. В истории Русской Церкви есть аналог этому печальному событию, за которое католическая Церковь недавно покаялась. Однажды старовер-раскольник беседовал с патриархом: «Что за ересь и хула двумя перстами креститься? – спросил у патриарха раскольник, – за что тут жечь и пытать?» Патриарх ответил так: «Мы за крест и молитву не жжем и не пытаем, жжем за то, что нас еретиками называют и не повинуются святой Церкви, а креститесь, как хотите». Тем не менее, православная Церковь, самая консервативная среди христианских конфессий, надолго, почти на два века, задержала проникновение в Россию и распространение в ней западных наук. Главным тормозом для культурного и научного развития России служило жесткое религиозное и государственное единство, сильное в XV–XVII вв. Однако уже Иван Грозный осознал необходимость просвещения для процветания страны; при нем развилось типографское дело и связанное с ним школьное образование. Эту деятельность Грозного продолжил Борис Годунов, но его правление длилось недолго, и развернуться он не успел. Необходимость культурных связей с Западом и серьезных реформ в России хорошо видели царь Алексей Михайлович и патриарх Никон, но оба они опасались влияния на Русскую Церковь со стороны Католичества и Протестантства. При них в Москве появился церковный деятель и писатель Симеон Полоцкий. Он учился в Киево-Могилянском коллегиуме, а затем принял монашество и стал руководителем братской школы в Полоцке. После переезда в Москву в 1664 г. он стал обучать подъячих Тайного приказа в Спасском монастыре, что за Иконным рядом. С тех пор Заиконоспасский монастырь становится центром московского образования. Вскоре царь поручил Симеону воспитание своих детей, для которых Полоцкий написал ряд поучительных книг. Тогда же началась его плодотворная литературная деятельность. Роль Симеона в истории Русской Церкви связана, главным образом, с возрожденной им живой проповедью, давно в Москве не практиковавшейся. Его проповеди собирали огромные толпы верующих, но церковная иерархия отнеслась к этому враждебно, поскольку привыкла во время служб ограничиваться чтением святоотеческих поучений.

Полоцкий основал в Москве литературно-научную школу, известным представителем которой стал Сильвестр Медведев. Скончался Симеон в 1680 г. и был похоронен в Заиконоспасском монастыре. Его труды неоднократно переиздавались.

Последним трудом Симеона Полоцкого стала грамота для новой Академии – высшего училища, которое решил устроить царь Федор. Эта Академия управлялась советом профессоров под председательством избираемого из их среды ректора; им было позволено приобретать всякого рода имущество в полную и безотчетную собственность. Аттестат Академии давал право на занятие высших государственных должностей, даже если получивший его происходил из низших сословий. Академии было поручено заведование всей системой народного образования – без разрешения академии нельзя было открывать новые училища и даже приглашать домашних учителей.

Иностранные ученые, приезжавшие в Россию, должны были выдержать соответствующий экзамен, и только после этого им позволяли жить в государстве.

Вход Господень в Иерусалим.

Тверская икона. Середина – вторая половина

Академическая конференция являлась одновременно судом по делам веры и благочестия. Сотрудники Академии давали присягу твердо сохранять православную веру. Расположилась Академия на территории Заиконноспасского монастыря; для содержания училища к монастырю были приписаны еще семь вместе с их вотчинами. В качестве учебного пособия царь предоставил академии свою библиотеку. Смерть царя и последовавшие за ней волнения и бунты не позволили в полной мере изложить задуманные Федором просветительские мероприятия. Патриарх Иоаким относился к деятельности академии неодобрительно – он не без основания считал, что обучение ведется там в духе уважения к латинству, поэтому попросил восточных патриархов прислать в Москву учителей, твердых в православной вере. Весной 1685 г. в Россию прибыли два брата – греки иеромонахи Иоанникий и Софроний Лихуды, происходившие из древнего византийского рода. Богословию и философии они учились сперва в Венеции, а затем в Падуанской академии. Вернувшись в Константинополь, они до выезда в Москву успешно проповедовали в кафедральной церкви. Школа Лихудов обосновалась в Богоявленском монастыре, затем для них были отстроены специальные помещения в Заиконоспасском монастыре, где они открыли курс сразу на двух языках – греческом и латинском. Преподавали в школе грамматику, риторику, логику, пиитику и физику. Однако через несколько лет успешной деятельности на Лихудов поступила жалоба от иеромонаха Сильвестра Медведева, настоятеля Заиконоспасского монастыря. В ней ученик Симеона Полоцкого уличал греческих учителей в неправильном истолковании смысла евхаристии. В 1693 г. иерусалимский патриарх Досифей отправил в Москву послание, в котором говорил, что Лихуды не сдержали обещания преподавать в России только на греческом языке и грозил им за обучение на латыни отлучением. Тогда братьев заточили в Ипатьевский монастырь, а их место заняли ученики, которые стали преподавать только на греческом и русском. В 1697 г. новгородский митрополит Иов выпросил у царя Петра I Лихудов для учреждения в Новгороде двух училищ – греколатинского и славянского. Ученики этих заведений впоследствии основали по уездным городам и монастырям епархии четырнадцать школ. В 1690 г. скончался патриарх Иоаким; его сменил казанский митрополит Адриан, последний московский патриарх перед основанием Святейшего Синода.

Как уже говорилось, необходимость для России серьезных реформ хорошо понимал Алексей Михайлович, но «тишайший» царь не обладал достаточной для этого дела твердостью характера и энергией, чтобы растормошить полусонную страну с консервативной Церковью. Это сделал его сын-реформатор Петр Великий; как писал С. Соловьев: «Необходимость движения на новый путь была осознана, обязанности при этом определились; народ поднялся и собрался в дорогу, но кого-то ждали; ждали вождя, и вот вождь явился». События детства оставили тяжелый отпечаток на характере Петра; кровавая борьба между семействами двух жен царя Алексея, стрелецкие бунты, выступления раскольников. Крестовый поход раскольников на Кремль в 1682 г., поддержанный стрельцами, когда на глазах впечатлительного ребенка были зверски растерзаны два его дяди, Алексей и Иван Нарышкины, привел к конвульсивному тику лица и вызвал сохранившееся на всю жизнь отвращение царя к невежественному фанатизму. Борьбу с ним Петр вел под знаменем европейского просвещения и гуманизма. Женившись против своей воли в 17 лет, Петр получил право на царский престол. Софья, не желая отказываться от власти, возбудила стрельцов против младшего брата и мачехи. Однажды ночью пришло известие о бунте, и Петр в состоянии крайнего испуга ускакал в Троицк, бросив беременную жену и мать. Тревога оказалась ложной, а Петр еще долго стыдился своей слабости. Софью заключили в монастырь. Уже будучи царем, Петр не перестал ездить в Немецкую слободу, где у него были друзья и где он научился рационально смотреть на мир и на религию, что присуще немецким протестантам. Тогда возникли у него первые мысли о реформах государственной власти и Церкви. Его детские военные потехи к 20 годам превратились в серьезное дело. Так, в результате походов на кораблях, построенных во время потех в Воронеже, был взят в 1696 г. Азов, важный порт на Азовском море.

В 1697 г. Петр, наконец, увидел Западную Европу, о которой ему много рассказывали немецкие друзья, учился в качестве подмастерья на верфях Голландии и Англии, под именем Петра Михайлова ездил с посольством по европейским столицам. Получив сообщение о новом стрелецком восстании, поднятом Софьей, Петр поспешил в Россию. Расправа с бунтовщиками была страшной: застенки Преображенского постоянно наполнялись новыми жертвами; один из главных палачей князь Ромодановский, по его словам, «непрестанно кровью умывался»; Петр собственноручно рубил стрельцам головы. В это же время началась Северная война, длившаяся более двадцати лет и окончившаяся блестящей победой России. Ни в работе, ни на войне Петр не отсиживался в стороне от событий – он все любил делать сам, так до конца жизни не оставлял он кипучей деятельности, был «вечным работником на троне», по словам Пушкина: «Самодержавною рукой/ Он смело сеял просвещенье,/ Не презирал страны родной:/ Он знал ее предназначенье./ То академик, то герой,/ То мореплаватель, то плотник,/ Он всеобъемлющей душой/ На троне вечный был работник». Преобразовательная деятельность Петра не могла не коснуться проблем церковной организации, поскольку царь хорошо знал, какую огромную роль играло Православие в жизни его народа. Осенью 1700 г. умер патриарх Адриан. Он резко высказывался против нововведений Петра, но вскоре понял бесплодность своих выступлений и уехал из Москвы в свой Перервинский монастырь. Государю было мало безмолвия патриарха – ему требовался первосвятитель, который бы его деятельно поддерживал. Незадолго до смерти патриарха в Москве появился постриженник Киево-Печерской лавры Стефан Яворский, личность яркая и деятельная. Он родился в 1658 г. в волынском местечке Яворове, которое после Андрусовского мира перешло к Польше. Его семья принадлежала дворянскому сословию и исповедовала православную веру, поэтому во время гонений со стороны унии семья переселилась в левобережную Украину. Образование Стефан получил в Киево-Могилянском коллегиуме, дальнейшее обучение его происходило в высших школах Польши, для чего Стефан вынужден был перейти в католичество. Вернувшись в 1687 г. в Киев, Стефан принес покаяние за измену вере и был вновь принят в лоно Церкви православной. В 1689 г. он постригся в монахи и начал свою плодотворную педагогическую и литературную деятельность: в Киево-Могилянском коллегиуме, где Стефана назначили префектом, он преподавал философию, богословие, пиитику и риторику. В 1697 г. Стефан стал игуменом Свято-Никольского Пустынного монастыря и ближайшим помощником киевского митрополита Варлаама в сношениях митрополии с Москвой. В 1700 г. Стефан был отправлен с очередным поручением и случайное событие свело его с царем. Петру он очень понравился, и он указал на него патриарху Адриану и предложил перевести Стефана поближе к Москве. Стефан был поставлен митрополитом Рязанским и Муромским, но в том же году после смерти Адриана, когда Петр решил не выбирать нового патриарха, Яворский был назначен местоблюстителем патриаршего престола, точнее, «экзархом святейшего патриаршего престола, блюстителем и администратором».

Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь. Основан в 1473 г. Печора.

Эта блистательная карьера Стефана была следствием его глубокой западной образованности, что Петр очень ценил и не видел ее в московском духовенстве. Поэтому его приверженцы с самого начала повели яростную борьбу с местоблюстелем, к ним присоединились восточные патриархи. В угоду царю Стефан ставил в архиреи чужеземцев, получивших образование на Западе, а московскую Академию реформировал, введя курсы «латинские», такие, например, как схоластику. Права местоблюстителя были существенно урезаны Петром по сравнению с правами патриарха. Вместо патриаршего приказа был учрежден монастырский, который управлялся светскими лицами. В церковных делах местоблюститель должен был согласовывать свои действия с собором епископов. Стало ясно, что Петр не намерен восстанавливать патриаршество, а свое отношение к церковной иерархии он ярко выразил в шутовских пародиях на религиозные церемонии. В это же время, около 1715 г., все теснее становятся связи царя с протестантизмом, с которым все годы яростно боролся Стефан. Яворский начал открыть критиковать церковную политику царя, но, осознав свою неспособность к серьезной борьбе со светской властью, он начал просить об отставке, которая принята не была. Безрезультатной была борьба Стефана с учреждением фискальной службы в церковных судах. Окончательно разошелся Стефан с царем после того, как назвал царевича Алексея «единой надеждой» государства; после этого последовало запрещение проповедовать. В 1718 г. во время процесса над царевичем Стефана вызвали в ненавистный ему Петербург и насильно держали там, лишив его даже той небольшой власти, которой он как местоблюститель обладал. В это время на российском церковном небосклоне появилась новая яркая звезда – Феофан Прокопович, блестящая личность с откровенной протестантской позицией. Стефан поэтому протестовал против поставления Феофана епископом, но Петр этим протестом пренебрег, более того, по требованию царя Стефан должен был по этому поводу принести свои извинения. К подготовке церковной реформы, задуманной Петром, Стефана не допустили: «Духовный регламент» писался без его участия, управление Церковью также осуществлялось другими людьми; даже управление рязанской епархией было передано крутицкому архиепископу.

В 1720 г. Петр подтвердил свое желание видеть Стефана в Петербурге, заключив письмо словами о необходимости учреждения церковной коллегии: «Для лучшего впредь управления должно быть коллегии, дабы удобнее впредь такое великое дело управлять было возможно». Весной 1720 г. устав духовной коллегии был утвержден, а через год открыт Святейший Синод. Президентом Синода царь назначил Стефана, который возражал против создания этого учреждения. Назначение Стефана было нужно Петру, чтобы придать видимость легитимности Синода. За время пребывания в Синоде Стефан отказывался подписывать его протоколы и редко появлялся на заседаниях. Осенью 1722 г. Стефан Яворский умер. Проповеди Стефана и его литературные и богословские труды неоднократно переиздавались, а на сочинение «Знамения пришествия антихристова и кончины века» ссылались раскольники в подтверждение известной идеи о Петре-антихристе. Здесь время поговорить о других знаменитых святителях, живших в рассматриваемое время.

Современником Стефана Яворского был его друг с юношеских лет св. Дмитрий Ростовский. Родился он вблизи Киева в 1651 г. в семье сотника Саввы Туптало. Одиннадцати лет способный мальчик был взят в Киево-Могилянский коллегиум, где в короткий срок получил начальное образование. Поэзии и риторике Дмитрий учился у богослова Галятовского. В 17 лет Дмитрий Туптало принял постриг в Киево-Кирилловском монастыре. Спустя несколько лет митрополит Лазарь Барановский сделал его иеромонахом и проповедником в соборе Чернигова, далее он проповедовал в Слуцком православном монастыре. В 1694 г. архимандрит Киево-Печерской лавры предложил Дмитрию собрать и исправить «Жития святых»; с этого времени начался основной труд его жизни. В 1700 г. Петр поручил киевскому митрополиту Варлааму Ясинскому «поискать из архимандритов и игуменов или других иноков доброго и ученого и непорочного жития, которому бы в Тобольске быть митрополитом, и мог бы Божиею милостью в Китае и в Сибири в слепоте идолослужения и других невежествах закоснелых человек приводить в познание и служение и поклонение истинного живого Бога». По этому требованию Дмитрий весной 1701 г. был посвящен в митрополиты Сибири, однако по пути туда, в Москве, он тяжело заболел, и посетивший его Петр оставил его в Москве для деятельности проповедника, а в 1702 г. Дмитрий был определен на ростовскую кафедру. Подвиг просветителя и пастыря Сибири достался блаженному митрополиту Филофею Лещинскому, в монашестве Федору. Он закончил киевский коллегиум, где учился со Стефаном Яворским, который и посвятил его в сан сибирского митрополита. Он заботился также о распространении православия в Китае, посылая проповедников в Пекин; он сам бывал в Иркутске, плавал по Ангаре, Тунгуске и Амуру. Для остяков, вогулов, татар, тунгусов и других обитавших там многочисленных народов Федор поставил 37 церквей и много монастырей. Оставшись в Ростове, св. Дмитрий вплотную занялся составлением своих знаменитых Четьих-Миней, жития святых, память которых празднует православная Церковь. Скончался Дмитрий Ростовский в 1709 г. и был отпет в Иаковлевском монастыре. Месяц тело святителя не было погребено до приезда его друга Стефана Яворского, который вторично его отпел и похоронил в юго-западном углу Зачатейской церкви, согласно завещанию покойного.

Примерно с 1710 г. главным помощником и советником Петра в деле задуманной царем церковной реформы стал Феофан Прокопович. Феофан – ровесник Петра; он родился в 1681 г. в Киеве в купеческой семье. Рано лишившись отца, Феофан был воспитан дядей, иеромонахом Феофаном Прокоповичем, который тогда был ректором коллегиума. Феофан поступил в Киево-Могилянский коллегиум, по окончании которого уехал продолжать образование в Рим, где прослушал полный курс в иезуитской коллегии св. Афанасия. Он перешел в Католицизм и во время учебы своими успехами обратил на себя внимание папы. Феофан отказался остаться в Риме и в 1704 г. вернулся в Киев. Вернувшись в православную Церковь, он стал преподавать в коллегиуме и по ряду предметов оставил руководства, которыми еще долго пользовались в Киеве и в Москве. В своих литературных сочинениях Феофан высмеивал суеверия и невежество церковных деятелей и стал горячим сторонником петровских реформ. Петр заметил Феофана после победоносной полтавской битвы в 1709 г.; при богослужении на самом поле битвы Феофан произнес блестящую речь. Он связал день победы с днем памяти библейского богатыря Самсона, избившего тьму филистимлян и победившего льва – лев был изображен на знамени Карла XII. Отправляясь в поход в 1711 г. Петр взял Феофана в качестве руководителя воинского духовенства и убедился, что не ошибся в выборе. Он назначил Прокоповича игуменом Киево-братского монастыря, профессором богословия и ректором Академии. Академическая профессура всполошилась и начала писать доносы, уличая Феофана в пристрастии к протестантизму. Но Петр уже решил возвысить нового проповедника – в 1716 г. он вызывает Феофана в Петербург, что было первым шагом к архиерейству. К борьбе с Прокоповичем подключился достаточно инертный к тому времени Стефан Яворский. Петр выждал пару лет, и в 1718 г. настоятельно предложил собору поставить Феофана псковским архиепископом с резиденцией в Петербурге. Наконец, после ряда неудачных попыток Петр нашел для управления Церковью подходящего человека. Образовалась двоица – царь и Феофан, – которая блестяще осуществила церковную реформу со всеми ее достоинствами и недостатками. Для этой цели Феофан в 1720 г. составил «Духовный регламент». Вскоре он становится новгородским архиепископом, а в 1721 г. после учреждения Святейшего Синода – одним из главных деятелей этой организации. В 1721 г. был подписан Ништадтский мир, заключивший многолетнюю Северную войну. В результате Россия получила доступ к Балтийскому морю – тем самым Петр «прорубил окно в Европу». В этом же году Петру был присвоен титул императора. О многочисленных реформах Петра в области гражданского управления можно говорить либо много, либо предельно кратко. Здесь, естественно, следует выбрать второй вариант, рассказав подробно только о реформах церковных.

К реформаторской деятельности царь приступил сразу после полтавской битвы 1709 г. Петр воевал постоянно, и Ключевский считает, что его реформы и война тесно связаны; как выразился историк, война была для Петра движущим рычагом реформ. Реформы коснулись, прежде всего, органов государственного управления: был создан Сенат, многочисленные коллегии, органы государственного контроля и политического сыска, преобразована и упорядочена внешняя торговля. Преобразована промышленность – были созданы мануфактуры, металлургические заводы, горнорудные предприятия, верфи, порты. Для реализации этих преобразований требовались образованные люди. Поэтому при Петре строятся новые школы, высшие учебные заведения, организуется Академия наук, наиболее способные юноши отправляются обучаться за границу. Петр способствовал укреплению экономического и политического положения дворянства. Его борьба с проявлениями патриархальной старины была бесцеремонной и грубой, что вызвало недовольство значительной части населения и даже волнения: он заставил брить бороды, а борода, по мнению многих, придавала сходство со Спасителем, сменить традиционные русские наряды на иностранные; 20 декабря 1699 г. Петр издал указ, согласно которому Новый Год с 1 сентября был перенесен на 1 января, как было принято в западных странах. Многие из этих реформ, как уже говорилось, были задуманы царем Алексеем Михайловичем и патриархом Никоном, однако дела двигались медленно, и довести их до конца не удалось.

Успенский собор (1475–1479) Московского Кремля.

Исторически – главный храм России, в котором венчались на царство все русские цари

По этому поводу интересен разговор Петра со своими сановниками о делах отца. Государь спросил об этом у князя Долгорукого, который не боялся спорить с царем в Сенате, и князь ответил так: «На вопрос твой нельзя ответить кратко, потому что у тебя с отцом дела разные: в одном ты больше заслуживаешь хвалы и благодарности, в другом – твой отец. Три главных дела у царей: первое – внутренняя расправа и правосудие. Для этого у твоего отца было больше досуга, а у тебя еще и времени подумать о том не было, и потому в этом твой отец больше тебя сделал.

Успенский собор Московского Кремля.

Фреска над входом

Но когда ты займешься этим, может быть, и больше отцова сделаешь. Да и пора уж тебе о том подумать. Другое дело – военное. Этим делом отец твой много хвалы заслужил и великую пользу государству принес, устройством регулярных войск тебе путь показан, но после него неразумные люди все его начинания расстроили, так что ты почти все вновь начинал и в лучшее состояние привел. Однако еще не знаю, кому из вас в этом деле предпочтение отдать: конец войны (Северной) прямо нам это покажет.

Третье дело – устройство флота, внешние союзы, отношение к иностранным государствам. В этом ты гораздо больше пользы государству принес и себе чести заслужил, нежели твой отец, с чем, надеюсь, и сам согласишься». О характере реформаторской деятельности Петра Ключевский пишет так: «Петр был честный и искренний человек, строгий и взыскательный к себе, справедливый и доброжелательный к другим, но по направлению своей деятельности он больше привык обращаться с вещами, с рабочими орудиями, чем с людьми, а поэтому и с людьми обращался, как с рабочими орудиями, умел пользоваться ими, быстро угадывал, кто на что годен, но не умел и не любил входить в их положение, беречь их силы, не отличался нравственной отзывчивостью своего отца… Петр был великий хозяин, всего лучше понимавший экономические интересы, всего более чуткий к источникам государственного богатства. Подобными хозяевами были и его предшественники, цари старой и новой династии, но те были хозяева – сидни, белоручки, привыкшие хозяйничать чужими руками, а из Петра вышел подвижный хозяин – чернорабочий, самоучка, царь-мастеровой». К церковным реформам Петр подходил с осторожностью, понимая, что в этом важнейшем для России деле рубить с плеча опасно. Тем не менее, положение духовенства при Петре заметно ухудшилось. Началось это с учреждения монастырского Приказа и утверждения законодательства о монастырях. На монахов Петр смотрел как на людей, которые «поедают чужие труды» и распространяют «забобоны, ереси и суеверия»; отсюда указы о сокращении числа монастырей и живущих в них монахов. Еще с 1701 г. монастырский Приказ начал перепись, после чего было распоряжение штаты не увеличивать, а постригать монахов только на свободные места. Новые монастыри Петр поставил в новой столице; при нем возникла Александро-Невская лавра, куда из Владимира были перенесены мощи святого князя. В лавру были набраны ученые монахи; Петр старался этот пример перенести на другие монастыри, издав указ: «Во всех монастырях Российской империи, переписав молодых ниже 30 лет монахов, собрать их для учения в славяно-латинские школы». Положение церквей и белого духовенства было еще печальнее – для улучшения их материального положения правительство предприняло заметное сокращение числа церквей и церковнослужителей. Угодья церквей были обложены оброком. Неудивительно, что при таком жалком положении Церкви усиливался раскол; Петр терпел раскольников при условии, чтобы они были добрыми гражданами государства – он объявил выгорецким раскольникам, что позволяет им молиться по-старому, если они добросовестно будут трудиться на металлургических предприятиях. Однако стать законопослушными членами общества были согласны лишь немногие староверы – большинство продолжало пророчествовать о приходе антихриста и конце света, устраивать массовые самосожжения, толпами бежать в леса и пустыни, лишая государство необходимых рабочих рук и отказываясь от воинской повинности. Петр решил переменить тон общения с раскольниками; для общения со староверами им был выбран игумен Переяславского Никольского монастыря Питирим, который сам ранее был раскольником и потому хорошо знал эту среду. Им был устроен диспут с учителями керженцев дьяконами Варсонофием и Александром, после чего расколоучители и многие их ученики присоединились к православной Церкви. Диспут был записан и отпечатан в виде книжки под названием «Пращица», которая была разослана по церквам и общинам староверов. Для искоренения подобных явлений необходимо было наладить духовное просвещение, Петр это хорошо понимал, и потому всячески опекал церковные учебные заведения. Так, он переименовал Киево-Могилянский коллегиум в академию, равную по привилегиям «иным академиям иных государствах иноземных», а ведущим преподавателям назначил царское жалование, хотя и весьма скромное. Ученики академии в царской грамоте названы студентами; они не должны были подчиняться никому, кроме своего непосредственного начальства. Стефан Яворский, учившийся на Западе, сочувствовал этим преобразованиям царя и устроил Московскую академию по образцу Киево-Могилянской. Главная церковная реформа, проведенная Петром, касалась замены патриаршества на Святейший Синод. Царь вряд ли действовал бы в этом деле так уверенно, если бы не главный вдохновитель реформы Феофан Прокопович, составивший «Духовный регламент», где наметил основные положения реформы. В 1720 г. был созван Собор высших иерархов Русской Церкви; председательствовал на соборе Петр. Было решено предложить управление Церковью коллегии пастырей, собору, а патриаршество упразднить. Целесообразность этого акта оправдывалась следующим образом: 1) Тогда как правление одного лица могут прерываться его болезнью или смертью, собор ведет свои дела безостановочно; 2) решать сложные проблемы легче собору, чем одному лицу; 3) государственной власти труднее будет влиять на решение собора, чем на решение одного лица. Эти причины не лишены лукавства – в действительности Петр был намерен превратить собор – синод в одно из многочисленных государственных учреждений – коллегий и командовать им по своему усмотрению. Собор был назван духовной коллегией, а затем «Святейшим Правительствующим Всероссийским Синодом». Незадолго до реформы Петр высказался достаточно откровенно: «Богу изволившу исправлять мне гражданство и духовенство, я им обое – государь и патриарх. Они забыли, что в самой древности сие было совокупно». А Феофан в одном из своих писем говорит: «Царь всему духовному чину есть судья и повелитель, а они, всякий чин, и сам патриарх, царю подвластны и подсудны, как прочие подданные». Таковы идейные предпосылки реформы церковного управления, предпринятой Петром и Феофаном. Правда еще в 1711 г. Лейбниц предложил Петру проект девяти коллегий, где фигурирует коллегия по делам религии. После трагического процесса 1718 г. над царевичем Алексеем и роли в нем местоблюстителя патриаршего престола Стефана Яворского, защищавшего царевича, у Петра появилась дерзкая мысль – учредить коллегию для дел церковных наподобие государственных коллегий – министерств. До собора 1720 г. планы государя держались в строжайшей тайне от Церкви и ее иерархов. В первоначальном варианте «Регламента» были написаны слова недвусмысленно протестантского толка о том, что в духовной коллегии кроме лиц духовных будут также «лица мирского чина, честные и благоразумные». Перед открытием новой государственной коллегии были опубликованы манифест и присяга. В манифесте Петр прямо заявляет о своем праве исправлять «нестроения чина духовного» на тех же основаниях, что и чина воинского и гражданского, не упоминая об обещании действовать через церковные соборы. Кроме государя духовная коллегия должна быть, как и прочие коллегии, подчинена Сенату. Это впоследствии послужило причиной борьбы Синода с Сенатом за свои права. Еще более оскорбительно звучит присяга для членов духовной коллегии. Члены коллегии обязуются в этой присяге верно служить членам царской династии, соблюдая интересы государства, а также «благовременно объявлять», иначе говоря, доносить «об ущербе интересов Его Величества, о вреде и убытках».

Эта позорная присяга просуществовала почти два столетия, пока в 1901 г. Победоносцев не получил согласия Николая II ее отменить.

14 февраля 1721 г. было назначено торжество открытия новой государственной коллегии. В Троицком соборе был отслужен молебен, после чего началось первое заседание. Удовлетворенный послушностью иерархов, Петр великодушно согласился рассмотреть некоторые их замечания. Так, например, здесь же духовная коллегия была переименована в Святейший Правительствующий Синод. Петр по просьбе собравшихся исключил из ведения Сената и иностранной коллегии прежние полномочия, касавшиеся религиозных дел, и передал их в ведение Синода, так что Синод добился признания его равным в делах духовных с Сенатом. Правда, Петр, отлучаясь из столицы, распорядился, чтобы важные дела Синод решал совместно с Сенатом. Теперь перед Петром и Феофаном стала задача получить благословение восточных патриархов своим действиям по созданию Синода. Кстати, уже на первом заседании Синода возник вопрос – нужно ли поминать на литургиях имена четырех восточных патриархов, как это всегда делалось в России. Софист Феофан в ответ провел политическую аналогию, не имеющую серьезного отношения к делу: в актах государя фигурирует только его имя, а не упоминаются имена глав дружественных государств. Неправомерность подобной аналогии связана с тем, что возношение имен восточных патриархов не есть признак подчинения, это – символ православного братства и единства Православия в мире.

Летом 1721 г. Феофан подготовил послание к восточным патриархам, в котором Петр и Синод просят утвердить на соборе произошедшие в России изменения формы церковного управления, однако Петр заменил это развязное послание, написанное на латыни, смиренным обращением к константинопольскому патриарху Иеремии, в котором император от своего лица просит признать новое учреждение и впредь обращаться к Синоду по делам Церкви. Там, в частности, говорится: «По многому здравому рассуждению и совету как с духовными, так и с мирскими чинами нашего государства мы заблагорассудили уставить со властью равнопатриаршескою Духовный Синод, т. е. Высшее Духовное Соборное Правительство для управления нашей Церковью. Оному же Духовному Святейшему Синоду определили мы, чтобы Святой Церковью управляли во всем по догматам Святой Православной Кафолической Церкви греческого исповедания, в чем присягою в Святой Соборной Церкви и целованием святого креста и подписанием саморучным себя обязали. И уповаем, что Ваше Всевятейшество, как первый архиерей Православной Кафолической Восточной Церкви, сие наше учреждение за благо признать изволите и о том прочим Блаженнейшим – Александрийскому, Антиохийскому и Иерусалимскому – патриархам сообщение учините». В этом обращении, как нетрудно увидеть даже из небольшого отрывка, имеется ряд дипломатических утверждений, не соответствующих действительности. Ответ пришел только через два года, в 1723 г., текст грамоты константинопольского патриарха почти дословно продублирован антиохийским патриархом Афанасием. Письмо патриарха Иеремии извещало, что александрийская кафедра в то время пустует, а иерусалимский патриарх тяжело болен.

Поклонение волхвов. Фреска Ферапонтова монастыря. Дионисий. 1481 г.

В грамоте сказано: «Мерность наша по благодати и власти Всесвятого, Оживотворящего и Священноначальствующего Духа утверждает, закрепляет и объявляет, что учрежденный благочестивейшим самодержцем, святым царем всей Московии, Малой и Белой России и всех северных, восточных, западных и многих иных стран Государем-властителем, императором, во Святом Духе возлюбленным и превожделенным нам братом, Синод в Российском Святом Великом государстве есть и называется нашим во Христе братом. Он имеет право совершать и установлять то же, что и четверо апостольских святейших патриарших престола». По получению грамот Синод распорядился немедленно разослать их по епархиям с тем, чтобы архиереи читали их в церквах. Так откровенно неканоническая церковная реформа Петра была легализована решениями восточных патриархов и стала формально законной. Теперь настало время для Синода по примеру Сената иметь своего обер-прокурора, о чем Петр распорядился в 1722 г. В записке «О древней и новой России» Карамзин церковную реформу Петра оценил так: «Церковь Российская искони имела главу сперва в митрополите, наконец, в патриархе. Петр объявил себя главою Церкви, уничтожив патриаршество, как опасное для самодержавия неограниченного. Со времен Петровых упало духовенство в России. Первосвятители наши были угодниками царей, а с кафедр произносили им слова похвальные. Но для похвал имеем мы стихотворцев и придворных, а главная задача духовенства – учить народ добродетели, и чтобы сии наставления были действенными, надобно уважать оное. Если же государь председательствует там, где заседают главные сановники Церкви, то Церковь подчиняется мирской власти и теряет свой священный характер, усердие к ней слабеет, а с ним и вера». Тем не менее Русская Церковь, искалеченная синодальными преобразованиями, сумела сохранить в себе дух Православия. Московский митрополит Филарет, живший в XIX в., как-то сказал: «Промысл Божий и церковный дух сумели обратить Петровскую коллегию в Святейший Синод».

Через неполных четыре года после учреждения Синода, Петра не стало. Над гробом императора Феофан Прокопович произнес известный панегирик: «Что се есть? До чего дожили мы, о россияне! Что видим? Что делаем? Петра Великого погребаем!» Проповедь длилась около часа, т. к. прерывалась плачем и воплями слушателей. В утешение Феофан сказал: «Не весьма же, россияне! изнемогаем от печали и жалости: не весьма бо и оставил нас сей великий монарх и отец наш. Оставил нас, но не нищих и убогих, безмерное богатство силы и славы его, которое его делами окончилось, при нас есть. Оставляя нас разрушением тела своего, дух свой оставил нам». Несомненна также правда, выраженная староверами в рассуждениях о Петре как царе-антихристе. О садистских, а значит антихристианских, наклонностях императора свидетельствует небольшой эпизод 1724 г., т. е. произошедший незадолго до смерти Петра. Безосновательно приревновав Екатерину I к своему другу Вильямсу Монсу, брату его бывшей любовницы Анны Моне, Петр приказал его казнить. Обвинив Монса в казнокрадстве, суд приговорил его к смерти. Монса обезглавили, а его голову Петр воткнул на кол, который поставил у окон императрицы. В связи с этими чертами характера императора современный поэт Чичибабин написал пронзительное стихотворение «Проклятие Петру»: «Будь проклят, император Петр,/ Стеливший душу, как солому!/ За боль текущего былому/ Пора устроить пересмотр…/ Сам брады стриг? Сам главы сек!/ Будь проклят, царь-христоубийца,/ За то, что кровию упиться/ Ни разу досыта не смог!../ Будь проклят, ратник сатаны,/ Смотритель каменной мертвецкой,/ Кто от нелепицы стрелецкой/ Натряс в немецкие штаны…/ Будь проклят тот, кто проклял Русь —/ Сию морозную Элладу!/ Руби мне голову в награду/ За то, что с ней не покорюсь!» По мнению автора, лучшим памятником Петру Великому мог бы стать памятник, созданный скульптором Эрнстом Неизвестным по другому поводу, – одна половина памятника белая, другая – черная, и – никаких полутонов.

 

От учреждения святейшего синода до начала царствования императора александра I

1. Первые полтора десятилетия существования Святейшего Синода его деятельность теснейшим образом была связана с именем одного из главных его создателей Феофана Прокоповича. Еще при жизни Петра Великого, в 1724 г., Феофан составил указ об устроении монашества в Российском государстве, согласно которому иноческое житье не должно быть бесполезным для общества, а приносить пользу подобно служащим других государственных учреждений. Когда Петр скончался и встал вопрос о престолонаследии, Феофан способствовал введению на престол Екатерины I, утверждая, что хотя император не оставил письменного завещания, он говорил во время коронования Екатерины о своем желании видеть ее во главе государства после его смерти. По предложению Феофана акт провозглашения Екатерины императрицей решили назвать не избранием, а объявлением, т. к. еще при жизни Петра она его волей была избрана править Россией. После смерти Петра Феофан значительную часть своего времени и энергии посвящал борьбе со своими недоброжелателями, имя которым был легион. Таким, например, было дело с архимандритом Маркеллом Родышевским, в прошлом другом Феофана. Маркелл сообщил Феофану, что готовится народный мятеж с целью убийства духовных лиц, изменивших Православию и поруганию святых икон. Во время расследования этого доноса Маркелла поместили в Преображенский приказ, где он сразу же стал обвинять Феофана в том, что тот дурно отзывался об императрице и говорил, что христианин может спастись только верою, что было принято в протестантизме, а не делами с верою; Феофан-де не признает творений святых Отцов, не почитает святые иконы, называет суеверием христианские таинства, держит у себя в доме светскую музыку, говоря, что хорошо было бы ее ввести в церквах. С падением Меньшикова, поддерживавшего Маркелла, Феофан стал резко опровергать утверждения Родышевского, который к тому времени жил в Невском монастыре. В 1728 г. Маркелл был по распоряжению Феофана доставлен в Синод, а оттуда снова был взят под караул и препровожден в Преображенский приказ. К этому времени двор переехал в Москву, где совершилась коронация Петра II Алексеевича, малолетнего и тяжело больного сына царевича Алексея, казненного Петром за измену. В 1730 г. пятнадцатилетний царь Петр II скончался, и на русский престол была призвана Анна Ивановна, которой Феофан пришелся по душе.

Здесь надо вернуться на несколько лет назад, ко времени правления Екатерины I, чтобы рассказать о новом учреждении, возникшем в России в 1726 г. Названо оно было Верховным Тайным Советом, а необходимость его учреждения Сенат мотивировал таким образом: «Старейшие и заслуженнейшие сенаторы и первые министры часто имеют тайные советы о политических и других важных государственных делах, поэтому за благо мы почитаем при Дворе нашем, как для внешних, так и для внутренних государственных дел, учредить Верховный Тайный Совет». Из сенаторов в этот совет вошли: князь Меньшиков, граф Апраксин, граф Толстой, граф Головнин, князь Голицын и барон Остерман. В документе об учреждении говорится, что созданный совет не является особой коллегией, а призван «служить только к облегчению Ее Величества в тяжком бремени правления». Синод сразу понял, что новый совет будет неизбежно посягать на его права, и потому протестовал против его учреждения. Однако в Тайном совете была большая группа противников церковных реформ Петра, поэтому его создание способствовало «одуховлению и оцерковлению» жизни Русской Церкви. Однако сделать что-нибудь существенное для русского Православия члены Тайного совета не смогли, хотя старались. Так, они отменили указ, по которому члены Синода должны были уйти из своих епархий, отменили унизительные титулы, присвоенные во время реформы епископам, – асессоры, президенты, советники, оставили в Синоде шесть членов: Феофана Прокоповича, псковского архиепископа Феодосия, новгородского митрополита Феофилакта, рязанского митрополита Георгия Дашкова, коломенского митрополита Игнатия и ростовского митрополита Феодосия.

С воцарением Анны петровские реформы продолжились, что воспел в высокопарной оде Феофан: «Прочь, уступай прочь, печальная ночь! Солнце восходит, свет возводит. Прочь, уступай прочь, печальная ночь. Коликий у нас мрак был и ужас! Солнце – Анна воссияла, светлый день нам даровала». В 1780 г. особым манифестом императрицы Верховный Тайный Совет был упразднен. Роль Синода и возглавлявшего его Феофана Прокоповича при Анне возросли. В 1732 г. Феофан заточил Маркелла Родышевского без объяснения причин в Кирилло-Белозерский монастырь, в том же году низложил своего злейшего врага митрополита Дашкова, активного защитника в Синоде православной старины, сослал в Свияжский монастырь другого члена Синода и противника церковных реформ коломенского митрополита Игнатия – после решительного отказа от своих взглядов Игнатий был отправлен в Никольский карельский монастырь под крепкую стражу. Вновь избранные члены Синода, не подчинявшиеся воле Феофана, беспощадно карались. Но доносы не прекращались – в одном из писем Феофан обвинялся в склонности к папизму, но автора письма найти не удалось.

В 1736 г. Феофан скончался. Последними его словами были «О главо, главо, разуму упившись, куда себе преклонишь». Тело Прокоповича было погребено в новгородском Софийском соборе. Большого богатства Феофан не накопил: после его смерти остались дома в Петербурге и Москве, богатая библиотека и много ценных антикварных вещей и картин. Из мирного ученого и советника времен Петра Феофан в последние годы жизни превратился в жестокого тирана, не выбиравшего средств для расправы над своими врагами.

Богоматерь Одигитрия. Дионисий. 1482 г.

Здесь можно коротко рассказать о положении в государстве старообрядцев. Как говорилось выше, еще Петр позволил членам выгорецкой общины молиться так, как они хотят, но при этом требовал от них добросовестной работы на пользу империи. Льготы, которые Петр предоставил общине, позволили ей в короткий срок добиться значительных хозяйственных успехов. Эта поморская община старообрядцев-беспоповцев стала притягивающим центром для определенной части раскольников. Было организовано обширное женское отделение на реке Лексе. В 1723 г. в выгорецкой общине числилось 300 лиц мужского пола, а в 1729 г. – 12 ООО. Экспедиция православной Церкви к выгорецким раскольникам, отправленная Феофаном в 1722 г., устроила дискуссию, во время которой на вопросы иеромонаха Неофита, руководителя экспедиции, отвечали братья Денисовы, основатели общины. Эти ответы составили обширное сочинение, названное «Поморскими ответами» и долгое время признававшееся в среде беспоповцев догматическим. Там, в частности, говорилось: «Новостей от никоновых лет опасаемся, но судом облагать ваше учительство мы, последние скитяне, не дерзаем». Царь Петр не только не объявлен там антихристом, как в старых старообрядческих книгах, но считается «богопоставленным самодержавцем». При этом выгоречцы полностью одобряют гражданскую и военную деятельность Петра. На основе отношения к властям, светским и церковным, произошло разделение старообрядцев на различные толки. Наиболее отчетливо этот раскол внутри раскола обнаруживался во время «выгонок» – вооруженных нападений на старообрядцев со стороны правительства и официальной Церкви. Во время карательной экспедиции 1738 г. многие обитатели выгорецкой общины были арестованы, но выражали полную покорность властям. Другие группы вели себя иначе – они или давали вооруженный отпор пришельцам, или устраивали массовые самосожжения в знак протеста. Выгорецкая община и многие общины раскольников поморского севера были беспоповцами. Серьезные проблемы возникли у поповцев – можно ли брать в общины священников, посвященных в сан «никонианской» Церковью. «Древлеправославных архиереев» было недостаточно, в то время как община поповцев не могла оставаться без пастыря. Восточная церковь делила еретиков на три разряда – над первыми перед их приходом в православную общину надлежало повторять обряд крещения, над еретиками второго разряда следовало повторять только миропомазание, от еретиков третьего разряда требовалось лишь словесное проклятие ереси. В XVII в. никоновская «ересь» относилась старообрядцами к первому разряду, и тут возникал серьезный вопрос – не пропадает ли при перекрещивании благодать священства. Чтобы избежать этих трудностей, прибегали к нехитрым уловкам – священников либо крестили в полном облачении, либо вовсе не погружали в воду. Каноничности в подобных уловках не было, но ситуация требовала какого-либо разрешения, пусть даже не слишком законного. В XVIII в. раскольники перевели официальную Русскую Церковь в число ересей второго разряда, что для поповцев упростило привлечение священников-никониан в общины. Чтобы избежать недоразумений, связанных со вторичным миропомазанием, наиболее умеренные общины поповцев произвели «никонских» в третий чин, требуя от них лишь проклятий на нововведения. Для «перемазывания» нужно было иметь правильно освещенное миро, используемый рецепт которого признавался далеко не всеми старообрядцами – для обсуждения этого вопроса ими в 1779 г. был собран специальный собор. На соборе был утвержден рецепт мироварения и отклонено предложение перевести «никоновскую» ересь в третий разряд – она осталась во втором. На соборе говорилось о необходимости примирительного диалога с господствующей церковью, но холодное, хотя и терпимое отношение Екатерины II к старообрядцам затянуло это разумное предложение до самого конца XVIII в. Так, в старообрядческой Церкви поповцев восстанавливались иерархические принципы, хотя требуемого ими у господствующей Церкви епископа они не получили. К этому времени многие старообрядцы бежали за границу и основали там свои колонии. Они договорились с константинопольским патриархатом о выделении им епископа из числа тех, кто не имел места. Поставленный Константинополем епископ обосновался на юго-западе России в Белой Кринице, завершив построение полной иерархии для поповской старообрядческой Церкви. Следующий этап жизни старообрядцев приходится на XIX в., и поэтому разговор о нем будет в следующем параграфе.

Вернемся к описанию церковной жизни государства во времена царствования Анны Ивановны. Воцарение на русском престоле было для курляндской герцогини неожиданным. Дело в том, что после смерти Петра II было обнаружено завещание, в котором Петр якобы завещал трон своей невесте княгине Долгорукой. На заседании Верховного Тайного Совета и ряда высокопоставленных вельмож, на котором решался вопрос о престолонаследии, было выяснено, что завещание подложное; кроме того, невеста царя не могла претендовать на престол. Тогда возникла кандидатура Анны Ивановны, которая была поддержана большинством; это решение одобрил отсутствовавший на совещании вице-канцлер барон Остерман, которого очень ценили за его ум и проницательность. При этом заседавшие решили заранее оговорить некоторые условия к императрице, ограничивающие ее самодержавную власть: «Государыня обещает, – говорилось в документе, – сохранить Верховный Тайный Совет в числе восьми человек и обязуется без согласия с ним не начинать войны и не заключать мира, не отягощать подданных новыми налогами, не производить в чины служащих выше полковничьего ранга, не определять никого к важным делам, не жаловать вотчин, не отнимать без суда живота, имущества и чести у шляхетства и не употреблять в расходы государственные доходы». Однако члены совета недооценили характер Анны Ивановны – взойдя на престол, она первым делом разорвала бумагу с условиями, а вскоре особым указом распустила Тайный Совет. Таким образом, царствование Анны началось с объявления самодержавия, к чему она сама не была готова. На престоле оказалась обычная русская барыня с ее любовью к развлечениям и нарядам. Так, она распорядилась построить на Неве ледяной дом, где устроила свадьбу князя Голицына с одной из своих многочисленных шутих в наказание за то, что князь в Италии женился на итальянке и перешел в Католицизм. В России Анна этот брак расстроила и заставила Голицына вернуться в Православие. Этот эпизод послужил основой для книги Лажечникова «Ледяной дом». Однако Анна широко пользовалась услугами серьезных советников, среди которых был ее знаменитый фаворит курляндский герцог Бирон, а также барон Остерман, фельдмаршал Миних и Феофан Прокопович. Эти люди, кроме Феофана, входили в кабинет министров, которому было предоставлено управление государством. С отменой Тайного Совета были восстановлены прежние права Сената. Он был разделен на пять департаментов: 1) духовных дел, близких к мирским; 2) военных и морских сил; 3) доходов и расходов; 4) юстиции; 5) мануфактур и торговли. Были выбраны генерал-прокурор и обер-прокурор – должности, которые пустовали со времени Петра I; учреждена тайных розыскных дел канцелярия. В делах Церкви Анна Ивановна продолжала придерживаться курса своего дяди, тем более что главными советниками ее были немцы-лютеране и протестантствующий Прокопович; эта политика проводилась под видом борьбы с ханжеством в православной Церкви. Главным советником Анны в делах церковных оставался до своей смерти в 1736 г. Феофан Прокопович, а в делах государственных – Остерман, оба «птенцы гнезда Петрова», продолжавшие линию Петра I. Миних был талантливым военачальником – он провел ряд успешных операций, среди которых была война с Турцей. Западные страны, особенно Франция и Австрия, не хотели возвышения России, боялись, что Россия овладеет Балканами, поэтому всячески через дипломатические каналы старались уговорить императрицу и Остермана прекратить войну и заключить мир. Союзники России в 1739 г. прекратили военные действия, но Миних считал, что и без них можно обойтись, но в конце этого года он получил строгое предписание из Петербурга заключить мир и вывести войска с завоеванных территорий. Мир с Турцией нельзя назвать выгодным для России, но эта война показала, что с турками можно воевать и побеждать их. Тогда в религиозных кругах появилась устойчивая идея отвоевать у Турции «второй Рим» – Константинополь, которая была жива и на протяжении всего XIX в. Сам Миних, несмотря на пышное торжество по поводу победы над турками, было недоволен и упрекал правительство в том, что оно не позволило ему довести дело до желанного конца. Четвертый советник Бирон, понимая свою неспособность участвовать в серьезных государственных делах, занимался всевозможными интригами, в которых преуспел благодаря поддержке со стороны императрицы. Он способствовал разделению основных государственных учреждений на враждующие группы, устраивал преследования и казни по своему усмотрению. С подачи Бирона, как пишет Ключевский, «немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забрались на все доходные места в управлении». Он ненавидел непонятную ему Россию и ее народ, и народ России отвечал ему тем же, назвав время правления Анны Ивановны «бироновщиной». В делах, связанных с Церковью, странную политику в последние годы своей жизни вел Феофан Прокопович. Он жестоко преследовал неугодных ему иерархов, не выбирая средств, в результате чего церковные круги почти целиком устроили Феофану оппозицию, и он оказался в полном одиночестве. От обиженных Феофаном императрица получила подметное письмо, в котором он выставлен как жалобщик папе на «утеснение Российской Церкви от еретиков», а папа в своем ответе якобы называет Феофана «наимилейшим сыном нашим».

О некоторых делах, спровоцированных Феофаном в последние годы его жизни, уже говорилось. Добавим к ним важное дело тверского епископа Феофилакта, которого сперва сделали святителем в суде над иеромонахом Иосифом Решиловым. Он вышел из раскола и состоял при Синоде консультантом по делам староверов. Во время суда были зачитаны показания Решилова о том, что многие считают Феофана лютеранским защитником, а Феофилакта – «стоиком церковным непоколебимым». Это вызвало ярость Феофана, и процесс преследования Феофилакта начался. Феофилакт был заключен в тюрьму, несмотря на произнесенную им в церкви присягу: «Я, нижеподписавшийся, клянусь Богом Живым, что на поданные мне допросы ответствовал по сущей истине, ничего не утаивая, по столько, сколько знал я и знаю, произнося, и что с бывшим иеромонахом Иосифом, что ныне растрига Решилов, и с кем другим, в словесных и письменных на Ее Императорское Величество нареканиях не имел согласия и сообщества». Феофилакт пережил своего мучителя Феофана, но это обстоятельство ему не помогло. В конце 1738 г. началось кровавое преследование, развязанное Тайной Канцелярией и связанное с антиправительственным заговором Долгоруких и Волынского, и Феофилакт был незаслуженно приобщен к этому делу. Приговор был очень суров: «За важные вины подлежит лишить Феофилакта архиерейства и всего священного и монашеского чина и с караулом послать его в Выборг и содержать там до смерти его, никуда неисходно, под крепким караулом, не допуская к нему никого, також бумаг и чернил ни для чего ему отнюдь давано бы не было». С воцарением в 1740 г. младенца Ивана VI Антоновича с регентшей Анной Леопольдовной Брауншвейгской бироновский террор последних лет прекратился и наступила амнистия для жертв немецкого периода. Полуживого архиепископа Феофилакта освободили из крепости Выборга и привезли с почетом в Петербург. Новгородский митрополит Амвросий явился к бывшему узнику, чтобы сообщить решение Синода восстановить Феофилакта в архиерейском сане. Со слезами возложил Амвросий на Феофилакта монашеские и архиерейские одежды. Сам пострадавший также много плакал. Затем посетила его цесаревна голштинская Елизавета Петровна, дочь Петра I. Феофилакт лежал в кровати и говорил с трудом. Когда Елизавета спросила святителя, знает ли он ее, Феофилакт ответил: «Знаю, что ты – искра Петра Великого». Через пять месяцев Феофилакт скончался и был похоронен в Александро-Невской лавре.

Анна Ивановна, следуя стилю Петра I, приказала вылавливать юродивых, пророков и даже паломников и судить их как бездельников, не приносящих пользы государству. Чаще всего их отправляли в монастыри и заставляли трудиться, как остальных монахов. Очень строго судили тех, кто выдавал себя за волшебников, «вызывающих порчу людей», – их сжигали живьем, ссылали на каторгу, вырвав ноздри. Многие ревностные служители Церкви требовали для таких людей еще более жестоких наказаний, но императрица и Синод на это не шли. Так, на жалобу рязанского архиерея о том, что его донимают раскольники, а ему трудно с ними вести споры, так что нельзя ли их наказывать плетьми, Синод ответил так: «Нужно раскольников наставлять по-пастырски, словом учительским, и за трудность оного не почитать, ибо всякое дело труду подлежательно, а более всего надлежит приложить труд свой о человеке, гибнущем душою, к чему его преосвященство призван». Поняв, что бороться с невежеством лишь устрашающими мерами нельзя, правительство обратилось к улучшению образования в стране. В 1738 г. при Троице-Сергиевском монастыре была основана духовная семинария для обучения подготовленных студентов языкам, в числе которых был даже древнееврейский, и разным наукам. В 1739 г. вышел указ об основании духовных семинарий во всех епархиях государства, однако подходящих учителей катастрофически не хватало. Появилась традиция, сохранившаяся впоследствии на многие годы, удерживать детей духовных лиц в звании их отцов. Для этого разрешалось вместо детей священников посылать служить в армию наемных рекрутов. Эта традиция устраивала из лиц священнического сана некую касту, пробиться в которую людям гражданского происхождения было чрезвычайно трудно. Исключение составляли некоторые области Малой и Белой Руси и Сибирь.

Все монастыри были подчинены епархиальному начальству. Исключение составляли Киево-Печерский, Троицко-Сергиев, Александро-Невский и Межигорский, которые управлялись непосредственно Синодом. Все монастырские вотчины находились в ведении правительственного учреждения под названием «коллегия экономии». Сперва она находилась в Москве, затем в Петербурге, а с 1739 г. – снова в Москве, поскольку большая часть монастырей была в этих областях. При коллегии экономии существовала контора по делам раскольников. Число мужских монастырей в те годы было более семисот, а женских – 240.

После неожиданной смерти Анны Ивановны в 1740 г. решили по инерции придерживаться линии, идущей не от Петра I, а от его хилого брата Ивана. У Петра после казни царевича Алексея, как и у Ивана, были только дочери, которые были выданы замуж за немецких принцев при условии сохранения ими православной веры, также православными они обязались делать своих детей мужского пола. Сама Анна назначила своим преемником родившегося незадолго до ее смерти правнука царя Ивана Алексеевича, принца брауншвейгского Ивана VI Антоновича. Поэтому она держала эту семью при себе в Петербурге.

Благовещенский собор Московского Кремля.

1484–1489 гг.

Племянница Анны принцесса брауншвейгская Анна Леопольдовна была назначена регентшей наследника престола. Реакция православного духовенства России на падение режима бироновщины была бурной и имела характер борьбы с немецким засильем. Так, ректор Московской Духовной Академии Кирилл Флоринский писал: «Доселе дремавши, а ныне увидевши, что Остерман и Миних со своим сонмищем влезли в Россию, как эмиссары дьявольские. Они по обету сатане, и под видом министерств и верного услужения государству правоверие и благочестие стремятся до корня истребить». В результате военного переворота 1741 г. к власти в России пришла Елизавета Петровна, дочь Петра Великого. Елизавета родилась в 1709 г. в Коломенском в торжественный день – Петр въезжал в Москву после победоносной полтавской битвы, ведя за собой колонну шведских пленных. Узнав о рождении дочери, царь заявил: «Отложим празднество победы и поспешим поздравить с восшествием в мир дочь мою – счастливое предзнаменование вожделенного мира». Елизавета была очень хороша собой, но многочисленные брачные договоры, начиная с попытки Петра I отдать дочь за французского короля Людовика XV, кончались неудачно. Во время своего короткого регентства Бирон собирался женить на Елизавете своего сына, но Бирон был свергнут и правление перешло к регентше Ивана Антоновича, его матери Анне Леопольдовне, в котором деятельное участие принимал ее муж принц брауншвейгский Антон. Гвардейцы не любили Антона, они кричали: «Когда низвержен был Бирон, мы думали, что немецкому господству приходит конец, а оно и до сих пор продолжается, хотя с другими особами».

В России образовалась партия, желавшая убрать брауншвейгскую династию и вывести на престол Елизавету. Принц заметил, что гвардейские офицеры смотрят на него «как-то исподлобья» и оказывают уважение и любовь к Елизавете, а солдаты называют ее «матушкой», но Анна Леопольдовна, уверенная в своей дружбе с Елизаветой, посчитала все эти разговоры пустыми сплетнями. В этой ситуации граф Головнин уговорил Анну Леопольдовну прилюдно объявить себя императрицей и даже был для этого назначен день – начало 1742 г. В конце 1741 г. приближенные к Елизавете люди принесли ей два рисунка: на одном цесаревна была изображена с короной на голове, на другом – в монашеской рясе с орудиями казни вокруг. «Желаете ли, – спросили они, – быть на престоле самодержавною императрицею или сидеть в монашеской келье, а друзей и приверженцев ваших видеть на плахах?» После этого Елизавета согласилась стать императрицей, заявив: «Если уж ничего не остается, как приступить к крайним и последним мерам, то я покажу всему свету, что я – дочь Петра Великого». Солдаты с радостью поддержали ее, после их присяги в Преображенских казармах Елизавета, подняв крест, произнесла: «Клянусь умирать за вас, а вы обещайте за меня умирать, но не проливать кровь напрасно». Анну Леопольдовну разбудили и зачитали ей акт о свержении; в своих домах арестовали Остермана, Миниха, Головнина, принца брауншвейгского Людвига, брата Антона, и многих других приверженцев бауншвейгской династии в России; всех их отправили в крепость. Через три недели после переворота был издан указ, в котором Синод амнистировал всех лиц православного исповедания, пострадавших во время церковных процессов времени Анны Ивановны. Брауншвейгской фамилии: Антону – Ульриху, его супруге Анне Леопольдовне и малолетнему императору Ивану VI Антоновичу – была обещана полная свобода и отпуск за границу. Более всех пострадали Остерман и Миних – Остермана осуждали за то, что он якобы сочинил и отдал на подпись умирающей Анне Ивановне грамоту о престолонаследии, а Миниха – за большие потери людей во время веденных им войн. Остермана суд приговорил к колесованию, а Миниха – к четвертованию; прочих подсудимых отправили на вечное заточение в тюрьмы Сибири. Однако Остерману и Миниху уже на эшафоте объявили пощаду и отправили в Березов, в место заточения Меньшикова. Из ссылки вернули Бирона, приказав жить ему в Ярославле. Коронование новой императрицы было назначено на февраль 1742 г. в соборах московского Кремля. Весь 1742 г. императрица в милой ее сердцу Москве, где прошли лучшие годы ее молодости. В это время вспыхнула война России со Швецией за Финляндию, в которой шведы были разбиты, а финны прислали посольство с просьбой принять их страну в подданство России. Отношение Елизаветы к Православной Церкви было мягче и душевнее, чем у ее предшественников на престоле за последние полвека. Характерна резолюция императрицы на докладе Сената о допущении евреев на ярмарки в Россию: «От врагов Христовых прибыли не желаю». Члены Синода могли заходить к Елизавете без доклада. На ее отношение к Церкви, несомненно, повлияло отношение к Православию ее фаворита Алексея Разумовского, вышедшего с ее подачи из простых певчих в графы. По словам историка, «Разумовский, призренный в детстве духовенством, выросший под его крылом, смотрел на слушателей православной Церкви с чувствами самой искренней и глубокой благодарности и был предан им всем своим честным и любящим сердцем». После тайного бракосочетания его с Елизаветой, влияние Разумовского на дела императрицы возросло. Правда, он не любил вмешиваться в дела государственные, но «было два вопроса, которые задевали его за живое. На первом месте для него стояла проблема жизни Церкви и православного духовенства, ради которого Разумовский забывал природную лень и смело выступал вперед, не опасаясь докучать государыне». При Елизавете наметился знаменательный перелом в церковной жизни: во времена Петра I и Анны Ивановны епископские кафедры занимались, как правило, выходцами из юго-западных епархий ввиду их образованности и более свободного отношения к культу. Ко времени Елизаветы благодаря основанным в Москве, Петербурге и других крупных городах России духовным училищам и Академиям появилась группа широко образованных людей, не связанных с юго-западом. Поэтому иерархи начали поставляться из центральной России, несмотря на попытку Разумовского сохранить прежний порядок. Правда, роль юго-западных епархий по-прежнему оставалась существенной. В качестве примера можно привести жившего в начальный период царствования Елизаветы Арсения Мациевича. Он был сыном священника Владимиро-Волынской епархии, тогда еще подвластной Польше. Учился в Львовской школе, затем в Киево-Печерской академии. При воцарении Елизаветы он был архимандритом при архиепископе новгородском Амвросии, который очень ценил молодого архимандрита за образованность и твердость в вере. Его твердость проявлялась и в отношении к делам государства; так, он отказался присягнуть Анне Леопольдовне в качестве регентши при младенце Иване Антоновиче, спас его от расправы переворот. Став президентом Синода в 1740 г., Амвросий сделал Арсения митрополитом тобольским. Приехав на коронацию в Москву, Арсений был представлен Елизавете, которая подписала ему назначение в митрополиты Ростова и в члены Синода. Однако вскоре произошел скандал – в своей архиерейской присяге, позорном документе, сочиненном Петром и Феофаном, Арсений «некую приписку сочинил». Он протестовал против слов «крайний судия», фигурировавших в присяге, по отношению к монарху, считая, что эти слова могут быть приложены только ко Христу. Стандартную присягу Арсений так и не произнес, но Елизавета милостиво отпустила упрямца в его ростовскую епархию. С подачи Арсения первоприсутствующий член Синода Амвросий решил изменить слова присяги о крайнем судии на «исповедую же с клятвой Крайнего Судию и Законоположителя духовного Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, полномочного Главу Церкви, надо всеми владычествующего и всем имущего посудити – живым и мертвым», однако Елизавета эту поправку не приняла. Когда в 1743 г. покровитель Арсения Амвросий умер, началось в Синоде дело о неподписании присяги Арсением. Мациевич отвечал, что, по его мнению, эта присяга несогласна «с верой в Главу Церкви Христа и более подобает присяге римскому папе». Тогда лист с припиской было велено сжечь, но сожжение состоялось много позднее, уже при Екатерине II, а Арсений пока не пострадал.

При Елизавете в полном объеме была возрождена должность обер-прокурора Синода, хотя всемогущим «оком государевым» эта должность стала лишь в XIX в. Елизавета была человеком глубоко религиозным и поэтому пыталась, хотя не всегда успешно, восстановить былую роль Православия в России после довольно бесцветной и вялой церковной жизни во времена Петра и первых его преемников. Она заботилась о распространении Православия среди многочисленных народов страны, исповедовавших иную веру. По ее распоряжению много миссионеров и проповедников было послано к калмыкам, мордве, татарам с указанием крестить, не прибегая к насилию. Однако так получалось не всегда, поэтому императрица и Синод получали многочисленные жалобы на давление, оказываемое миссионерами на иноверцев. Тем не менее, процесс обращения двигался неплохо, отчасти благодаря тем льготам, которые предоставлялись новокрещенным.

Успение (деталь). Около 1497 г. Московская школа

Особой опекой императрицы пользовались монастыри; наибольшую любовь она испытывала к Троице-Сергиевому монастырю, который переименовала в лавру. Все его многочисленные подворья освобождались от повинностей хозяйственного и полицейского характера, правда с оговоркой, что эти привилегии пожалованы только Троице-Сергиевской лавре. Ею были основаны в Петербурге два женских монастыря – Смольный и Воскресенский, в Москве был восстановлен Ивановский монастырь для вдов и дочерей заслуженных людей. Был отменен закон Петра, согласно которому молодые люди, способные принести пользу государству, не имели права на монашеский постриг.

Успение (деталь). Около 1497 г. Московская школа

По распоряжению императрицы было отпечатано новое издание Библии, исправленное от опечаток и искажений большой группой специально отобранных ученых богословов. Для хозяйственной жизни монастырей был важен указ, согласно которому хозяйственные работы проводились преимущественно не монахами, а отставными офицерами, а доходы от этих работ частично использовались для учреждения разного рода приютов и инвалидных домов. Елизавета и Синод ее времени были нетерпимы к раскольникам и прочим сектантам, но, как это обычно бывает, именно при Елизавете сектанство широко распространилось по стране. Один церковный писатель удачно сравнил секты с омутами, заводями и плавнями, которые образуются по течению больших рек. Они – как частичные и искаженные отражения великих религий в осколках разбитого зеркала. Члены сект считают, что только они знают, как спастись, и потому только они спасутся. Из наиболее многочисленных сект в России рассматриваемого времени назовем три – хлыстовство, скопчество и духоборство (о старообрядцах уже говорилось выше).

Хлысты называют себя «людьми Божиими»; эта секта возникла еще в конце XVII в. в центральных губерниях России. В Москве происходили тайные собрания под руководством Ивана Суслова при участии многих стариц московских монастырей. По словам сектантов, к этому времени иссякла среди русских людей вера, и вот лучшие из них собрались и «Поднимать стали руки на небо,/ Созывать Бога с неба на Землю:/ Господи, Господи, явися нам, Господи,/ В кресте или в образе,/ Было бы чему молиться нам и верить». В ответ на эту горячую молитву сошел с неба сам Бог и вселился в тело крестьянина из Костромской губернии Данилы Филипыча. Этот человек вел праведную жизнь, много читал, но затем решил, что спасение не в них, поэтому утопил книги в Волге и стал проповедовать людям, что для спасения нужна одна книга: «Книга золотая, книга животная, книга голубиная, Сам сударь Дух Святой». (Здесь «живот» – истинная жизнь, а голубь – символ Святого Духа). Данила окружил себя апостолами и организовал собрания – молитвы, названные «радениями», которые сопровождались плясками с «хождением в духе» и легким самобичеванием, отчего секта и получила свое название. Суслов стал главным его помощником; он провозгласил себя Христом и проповедовал по Оке и Волге, собрав большую группу последователей. Умер Суслов в начале XVIII в. С тех пор хлыстовство распространилось по России, привлекая к себе представителей самых разных общественных слоев. Источниками вероучения хлыстов являются священные книги и откровения, получаемые через своих пророков и христов. С Библией хлысты обращаются произвольно – смысл написанного толкуется в соответствии со своим учением. Руководители хлыстовских «кораблей» были нередко людьми образованными, а основная масса руководствуется словами их богородицы Авдотьи: «Ангелы небесные ничего не читают, Господь наш Саваоф тоже ничего не читает, все святые, праведники, апостолы и пророки ничего не читали и не писали», так что основным источником духовных знаний для них являются откровения их руководителей. Главным пунктом учения хлыстов является теория о мистическом возрождении человека, для чего нужно отречься от всего мирского, отказаться от желаний, страстей, брака. Тогда человек воскресает для новой жизни, становится «духовным». Все поведение хлыстов направлено на получение Духа Святого и сохранение полученной благодати; для этого следует не пить вина, не раздражаться, соблюдать умеренность в еде, чаще молиться и оставить брачную жизнь. В «духовного» человека может вселиться Христос, и тогда он сам становится христом. Управляется община такими христами, богородицами, пророками и вообще людьми, способными получать откровения. Таким образом, люди Божии – «Братья, секреты духовные,/ Духовные, Богом любовные,/ Святым Духом избранные,/ Сыном Божьим порожденные». Ритуал хлыстов имеет много христианских элементов: они пользуются иконами, крестным знамением, у них есть подобия таинства причащения, они произносят христианские молитвы, особенно молитву Иисусову, поют церковные песнопения. Некоторые христы и пророки советуют «детушкам» посещать православную церковь, относится с почтением к священникам, хотя основная масса хлыстов враждебна официальному Православию. Радения хлыстов происходит в глубокой тайне; ходят слухи, что в некоторых «кораблях» радения заканчиваются оргиями. Пространное описание таких радений дано в последней части трилогии Мережковского «Христос и Антихрист» – «Петр и Алексей». Чтобы исключить возможность нарушения полового целомудрия в среде хлыстов возникла секта скопцов.

Основание скопчества относится ко второй половине XVIII в.; его основателем считается Кондратий Селиванов. Императрицу Елизавету Петровну скопцы почитают богородицей, молятся ее изображениям как иконам, слагают ей вдохновенные гимны.

По словам скопцов, Елизавета восприняла благодать Святого Духа, помолилась Богу Саваофу и затрубила в золотые трубы; тогда отворилась ее утроба и явилось на свет дитя – Христос Селиванов: «Рожала я, рожала я, рожала я, да не мучилась; была девой, была девой, породя девой осталась». Оправданием их учения скопцы считают слова Матфея: «Есть скопцы, которые из чрева матернего родились так, и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царствия Небесного» (Мф 19:12). Теоретические представления скопцов и их культ повторяют богословие и радения людей Божиих. В домашней жизни скопцы обычно отличаются трудолюбием. В Сибири, куда их ссылали за сектантство, они благотворно влияли на окружающее население. Ведут себя скопцы скромно, часто накапливают немалые богатства. Вырождение людей Божиих в скопчество лишний раз подчеркивает опасность сектантства. Селиванов ввел в скопчество политический аспект, назвав себя Петром III и пообещав своим последователям водворить в Петербурге свое земное царство.

Интерес хлыстов и скопцов к дарам Святого Духа, к духовному христианству нашел свое развитие и распространение в секте духоборов. Происхождение секты до сих пор остается неясным. Имеются сведения, что в середине XVIII в. прусский унтер-офицер, живший в Харьковской губернии, распространил среди местных жителей учение, которое современники иногда называли квакерским. Квакеры (от англ. quake – трястись, дрожать) – протестантская секта, возникшая в Англии в XVII в. Этимология названия секты, возможно, связана с какими-то элементами ритуала. Основная идея квакерства – в том, что истинная вера проявляется не в церковном учении, а в акте озарения Святым Духом. Испытавший это благодатное озарение видит путь к нравственному совершенствованию. В молитвенных помещениях сектантов отсутствуют религиозные атрибуты – иконы, алтари; у квакеров нет духовенства, а проповедь может прочесть любой член общины, в которой царит полное равноправие. Квакеры отличаются аскетической жизнью и строгими нравственными принципами. В настоящее время квакерские общины есть в Англии, США, Канаде и некоторых других странах. Духоборческое движение в России XVIII в. быстро распространилось на юг и север от Харькова, однако местный стиль существенно повлиял на характер секты. Так, тамбовские духоборы, зародившись в хлыстовской среде, имели проповедником некоего Иллариона, который представлял себя сыном Бога и окружил себя двенадцатью архангелами для суда над вселенной. Патриарх екатеринославских духоборов, Силуан, был человек начитанный, знакомый с учениями западных мистиков, так что его понимание предназначения секты было иным, более метафизическим. Здесь надо упомянуть преподавателя Харьковского коллегиума, а затем свободного странника и проповедника, первого русского философа в общепринятом значении этого слова Григория Сковороду, жившего во времена Елизаветы и Екатерины II. Сковороду некоторые авторы называют одним из основателей секты духоборов, но серьезных подтверждений этому нет. Известно, что духоборы распевали песни и гимны, сочиненные Сковородой, читали его богословские трактаты и философские диалоги. Подробно об этой замечательной личности будет сказано ниже. По своему учению духоборы, как это ясно из рассказа о квакерах, очень близки к хлыстам. Кроме отрицания церковных ритуалов духоборы крестились двумя перстами, считая троеперстное крещение печатью антихриста. Близость духоборов к хлыстам подтверждается, кроме всего прочего, и тем, что один из главных их учителей Сапожников прежде был учителем у хлыстов.

Много внимания уделяла Елизавета образованию. Это был переломный период, когда просвещение было уделом духовных лиц, остальные «учились понемногу» и кое-как. Петр I создал Академию наук и ряд учебных заведений при ней, где могли обучаться представители широких слоев населения и где фигурировали также дисциплины естественнонаучные, но этот почин был сведен на нет его ближайшими преемниками. Сотрудниками Академии был подан императрице проект регламента, по которому Академия подразделялась на департаменты по различным наукам. Директорами департаментов должны быть профессора, а президент должен избираться из профессоров на их собрании. Елизавета одобрила проект кроме пункта об избрании президента, поскольку уже выбрала на это место брата своего фаворита, Кирилла Разумовского, который в детстве был пастухом, а затем, после возвышения брата, отправился за границу для обучения. В 1746 г. он был назначен президентом Академии, имея лишь 19 лет от роду. В 1747 г. был издан регламент Академии наук, которую тогда соединили с Академией художеств и университетом. Согласно регламенту Академия разделялась на три класса: 1) астрономов и географов; 2) физиков, к которым были присоединены химики, геологи и ботаники; 3) физико-математический. Студентами университета могли стать молодые люди всякого происхождения; поступив в университет, они получали небольшое содержание и квартиру в общежитии. Студенты, как и профессора, могли принадлежать к разным вероисповеданиям, но каждую субботу ученый православный иеромонах преподавал им катехизис. В 1746 г. в число членов Академии был избран Вольтер, который в это время собирался писать историю Петра Великого. Из деятелей Академии своими талантами и образованием в то время резко выделялась пара: Ломоносов и историк Миллер.

Ломоносов был первым русским ученым-естествоиспытателем мирового уровня. Он аргументированно критиковал распространенную тогда теорию теплорода, сделал ряд работ по молекулярной теории вещества, заложил основы физической химии, организовал первую химическую лабораторию, создал ряд оптических приборов и сформулировал теорию цвета, открыл атмосферу на планете Венера, опубликовал работы по металлургии и по геологии Сибири. В области истории он был противником норманской теории возникновения России и русского народа. Очень значительны его работы в области филологии, он был одним из основоположников силлаботонического стихосложения, писал философские и хвалебные оды, сатиры, возродил искусство мозаики. Родился Ломоносов в 1711 г. в селе Денисовка в семье помора. Учился сначала в Москве в Славяно-греко-латинской академии, затем в Петербургском университете, а в 1736–1741 гг. – в Германии. Первый русский академик петербургской Академии наук; по его инициативе в Москве в 1755 г. был основан первый российский университет. При университете были две подготовительных гимназии. В указе об организации Московского университета говорилось: «Петр Великий погруженную в глубину невежества Россию к познанию истинного благополучия приводил, и по тому же пути желает следовать его дочь, императрица Елизавета Петровна».

Покров Пресвятыя Богородицы (деталь).

Конец XV в. Новгород

Университет был разделен на три факультета: юридический, медицинский и философский. В учрежденных при университете подготовительных гимназиях было четыре трехклассных школы: российская, латинская и главнейших европейских языков, которыми считались немецкий и французский.

В 1758 г. гимназии для дворян и разночинцев были организованы в Казани.

В 1756 г. Елизавета учредила новое заведение просветительского характера – русский театр для представления трагедий и комедий.

Миллер начал свою научную деятельность еще при Анне Ивановне. Он пробыл десять лет в Сибири, где собрал уникальные материалы по истории и географии этого края.

В самые последние годы своей жизни Елизавета Петровна несколько изменила проводимой ею прежде церковной политике – она указом провела секуляризацию монастырских земель. Тем самым идея неприкосновенности имущества, принадлежащего Церкви, была серьезно поколеблена. Однако подобная реформа давно назрела, поскольку огромные земельные угодья при монастырях использовались неэффективно. В 1766 г. Сенат образовал особую комиссию для разбора крестьянских жалоб на хозяйство духовных владельцев.

Под конец жизни здоровье Елизаветы расстроилось – участились припадки и кровавые рвоты; она хотела переселиться в конце 1761 г. в Зимний дворец, но архитектор Растрелли для быстрого окончания строительства запросил суммы, которых в казне не было. Перед Новым 1762 г. императрица скончалась, оставив завещание возвести на престол после ее смерти племянника, внука Петра Великого и сестры Карла XII одновременно, Петра III Федоровича, сына герцога Шлезвиг-Голштинского; он в детстве звался Карл-Петр-Ульрих и воспитывался в лютеранстве. Его любимой игрой была игра в солдатики, а кумиром – прусский король Фридрих Великий. Осиротев, Петр вернулся в Россию, выучил язык и перешел в Православие. Елизавета рано женила племянника, его невестой стала умная и образованная дочь принца Ангальт-Цербского, генерала прусской службы, София-Августа-Фредерика. Императрица перевела ее в православную веру и назвала Екатериной Алексеевной. Однако ее брак с ограниченным и плохо воспитанным Петром не мог быть прочным и долголетним. Став императором, Петр III первым делом издал указ о полной секуляризации церковной недвижимости с передачей ее в ведение коллегии экономии, т. е. в ведомство Сената. Обрабатываемые монастырские земли передавались этим указом в собственность крестьянам, которые должны были платить налог в государственную казну. Обобранным церковным владельцам в указе не без издевки были приведены евангельские слова о птицах небесных и полевых лилиях. Крестьяне, почувствовав поддержку правительства, начали хищнический грабеж – леса вырубались, скот угонялся, из прудов вылавливали рыбу. Пруссия опасалась за судьбу глупого молодого императора. Свергшая мужа Екатерина II отменила этот указ и все остальные, которые Петр III успел издать за время недолгого своего правления. Правда, договор с Пруссией, который свел на нет победы русских в Семилетней войне, отменить не удалось. Это был случай, когда дворцовый переворот стал благодетельным для государства. Петра III заключили во дворец под Гатчиной под присмотром фаворита Екатерины Алексея Орлова, где через три месяца он «неожиданно» скончался. Отпет и погребен свергнутый император был в Александро-Невской лавре, а не в Петропавловской крепости, где хоронили императоров и императриц.

После отмены указа Петра III о полной секуляризации церковных земель Екатерина II стала для духовенства избавительницей от новой бироновщины. Однако эти надежды были преждевременными – Екатерина II в первый период своего правления относилась к православной Церкви и вообще к религии довольно прохладно, но, будучи хорошим политиком, она не хотела после не слишком законного воцарения возбудить против себя такую силу, как Церковь. Впоследствии, правда, Екатерина писала: «Я водворена была на престол для обороны православного закона. Мне приходилось иметь дело с народом благочестивым, с духовенством, которому не были возвращены его имения и которое вследствие такой дурно продуманной меры не знало, чем ему пробавляться». Не имея в виду вовсе отменить секуляризацию церковных земель, Екатерина писала в указе

1762 г., вскоре после переворота: «Мы не имеем намерения и желания присвоить себе церковные имения, но имеем данную нам от Бога власть предписывать законы о лучшем их употреблении на славу Божию и пользу отечества». Все это выглядело правдоподобно, и многие священнослужители восхваляли приход Екатерины, ожидая от нее возвращения допетровского церковно-помещичьего быта. Однако дело было гораздо сложнее – крестьяне уже поделили между собой монастырские вотчины, начали их обрабатывать и не были намерены возвращать свои уделы церковникам. Назревал бунт; по словам самой Екатерины, более 100 тысяч крестьян стали «под ружье». Императрица оказалась в сложном положении, поэтому ходатайство иерархов о возвращении им земельных вотчин, поданное после заявлений Екатерины по этому поводу, императрица направила в Сенат, поручив ему «иметь рассуждение о духовенстве, как ему учинить удовольствие к его содержанию», не указав четко, что она имеет в виду. Поэтому в государстве началась сумятица и в Сенате, и на конференции Сената с Синодом, и среди членов Синода. Вернуться к патриархально-помещичьему укладу потребовали представители юго-западных епархий, в то время как представители центральной России были согласны получать средства на свои расходы из централизованного казенного источника, поняв, что повернуть время вспять невозможно. В конце 1762 г. Екатерина подписала указ об учреждении государственной комиссии по этому вопросу, но, как ей поступать в этой ситуации, не знала и потому тут же отправила графу Бестужеву-Рюмину пакет с просьбой: «Батюшка Алексей Петрович, прошу приложенные бумаги рассмотреть и мнение ваше написать в таком деле: комиссию ли учинить, не отдав ныне деревень духовенству, или отдать сейчас, а комиссию сделать потом? Пожалуй, помогай советами!» Бестужев к этому времени изменил свой взгляд на дело и склонялся к секуляризации земель, поэтому и Екатерина очень осторожно и постепенно двигалась в этом же направлении, стараясь максимально погасить недовольство сторон.

По своей натуре Екатерина была человеком рассудка и интеллекта и пользовалась ими весьма рационально; мистические переживания не затрагивали ее душу. Она много читала; любимыми ее книгами были сочинения деятелей европейского Просвещения, особенно его французских представителей – энциклопедистов. Она застала в живых Вольтера и переписывалась с ним, писала Дидро и д’Аламберу. После воцарения она настоятельно приглашала в Петербург и Москву, осыпала милостями, за что те умножали славу «просвещенной русской императрицы» в Европе. Она купила библиотеку Вольтера с условием забрать ее только после его смерти, выплачивала ему жалование, на что старый циник, принимая подарки, восклицал: «В какое время мы живем! Французы преследуют философию, а скифы ей покровительствуют!» Дидро посетил Петербург только в 1787 г., когда Екатерина не только охладела к теориям энциклопедистов, но и относилась к ним со значительной долей враждебности. На рассуждения Дидро о разумном устройстве государства императрица ответила не без иронии: «Мсье Дидро! Я с большим удовольствием выслушала все, что внушает Вам Ваш блестящий ум. Но Вашими высокими идеями хорошо наполнять книги, действовать же по ним плохо. Составляя планы равных преобразований, Вы забываете разницу в наших положениях. Вы трудитесь на бумаге, которая все терпит. Она гладка, мягка и не представляет затруднений ни воображению, ни Вашему перу. Между тем как я, несчастная императрица, тружусь для простых смертных, которые чрезвычайно чувствительны и щекотливы». Это трезвое понимание долга «просвещенного монарха» перед его народом Екатерина перенесла на свои отношения с Церковью.

Распятие. Икона иконостаса Троицкого собора Павло-Обнорского монастыря. Дионисий. 1500 г.

Еще в начале своего правления она писала, что следует «уважать веру, но никак не давать ей влияния на дела государства». В трактате «О повреждении нравов» князь Щербатов рассуждает о религиозности Екатерины: «Имеет ли она веру к Закону Божиему? Но – несть! Упоена чтением новых писателей. Закон христианский ни за что почитает, хотя довольно набожной быть притворяется… Она, конечно, знает, до наших мест власть духовная должна простираться и из пределов ее не выпустит. Но я впредь не ручаюсь, чтобы духовный чин, найдя удобный случай, не распростер свою власть». Показное благочестие Екатерина демонстрировала постоянно: она пешком ходила на богомолье в Троице-Сергиеву лавру, ездила в Киев к печерским угодникам. Узнав в 1763 г. о предпринятом митрополитом Арсением Мациевичем переносе мощей святителя Димитрия в новую раку, она распорядилась перенести церемонию до ее прибытия. Она поручила обучение Павла Закону Божиему ректору Троицкой семинарии иеромонаху Платону Левшину. Так дипломатично и с видимой смиренностью начали развиваться нелегкие отношения императрицы с православной Церковью, отношения, основанные на долге монарха перед верой народа, а не на внутренней религиозности. Многие это понимали и ценили приверженность Екатерины к разумному чувству ответственности.

По делам задуманной секуляризации церковного имущества была учреждена особая комиссия и издан указ императрицы, написанный в стиле распоряжений Петра I: «Божественное Писание предписывает мне как блюстительнице Церкви святой учреждать все порядки и законы, подкрепляющие Православие так, чтобы совесть блюстительницы не была отягощена сокрушением при виде существующих в этом чину нестроений».

Алексий митрополит с жителем. Дионисий. Конец V – начало VI в.

В состав комиссии вошли лица духовные и светские. Осенью 1762 г. сразу после коронации императрицы двор, Сенат и Синод собрались в Москве для принятия решений по предстоящей секуляризации и разработке плана действий особой комиссии. Ввиду начавшихся крестьянских волнений комиссия потребовала от высших органов власти создания исполнительной ветви. Для практических действий через несколько лет, в 1769 г., была воскрешена коллегия экономии, но уже без участия духовенства, а как чисто государственное учреждение. В юго-западных епархиях протест против секуляризации земель был так силен, что проведение реформы там правительство отсрочило до 1786 г. Согласно реформе, все духовенство, и монастырское, и церковное, было переведено на жалование, поступавшее непосредственно из государственного казначейства.

Среди наиболее яростных противников реформы выступил уже упоминавшийся выше архиепископ ростовский непримиримый борец за дела Церкви Арсений Мациевич. В поздравительном послании императрице 1763 г. он мечет анафемы на тех, кто посягает на церковное имущество: «Если кто восстанет на Церкви Божии, на храмы и места святые, да будут прокляты!» Это был прямой выпад против императрицы, и Екатерину он привел в ярость. С тех пор Арсений был обречен, но не понимал ситуации и продолжал писать письма во все инстанции. Он не мог понять, как можно церковные доходы употреблять на нужды нецерковные. Кроме того, его заботили дела, связанные с просвещением, – на какие средства будут строиться и содержаться необходимые для народного образования школы и академии. При этом он не щадил священническую братию, которая, по его словам, «как псы немые, не лая, смотрит» на процесс разрушения православной Церкви, в результате чего государство станет «или раскольничьим, или лютеранским, или атеистическим». На доносы императрице о посланиях Арсения она ответила: «Святейший Синод! В поданном мне Вашем докладе представлено, что архиепископ ростовский Арсений прислал доношение в Синод, в котором все что ни есть написано, следует к оскорблению Величества императорского, за что он подлежит осуждению». Получив эту бумагу, Синод приказал арестовать Арсения и привезти в Москву. Как раз в это время Арсений написал «Доношение» в Синод, в котором возмущался начавшейся описью церковного имущества, в том числе храмового, иконного и амбарного, производившейся армейскими офицерами. Чтобы продемонстрировать свою милостивость и отсутствие мстительности, Екатерина написала Синоду: «Сан митрополита и священства с Арсения снять, а если правила святые и другие церковные законы дозволяют, то для покаяния преступнику, по старости его лет, оставить только чин монашеский, от гражданского же суда и истязаний мы, по человеколюбию, его освобождаем, повелевая нашему Синоду послать его в отдаленный монастырь под надзор разумного начальника с таким определением, чтобы там невозможно было ему развращать ни письменно, ни словесно слабых и простых людей!» Синод назначил местом ссылки Арсения Ферапонтов монастырь, где в свое время отбывал наказание патриарх Никон. День снятия сана не удалось утаить – огромные толпы народа собрались у Синодского двора в Кремле. В церкви Арсению не дали сесть, как и патриарху Никону во время подобной процедуры. Как и Никон, он бесстрашно громил тех, кто участвовал в церкви при расправе снятия сана, слал им проклятия и предсказания о скорой мучительной смерти. Эти предсказания исполнились с поразительной точностью – Дмитрию Сеченову он предрек: «Ты задохнешься от собственного языка», и через четыре года Дмитрий внезапно скончался от апоплексического удара; Гедеону Пековскому Арсений сказал: «Ты не увидишь больше своей епархии», и молодой еще Гедеон скончался по дороге в Псков; своему земляку и бывшему другу Амвросию предсказал: «Ты, как вол, ножом зарезан будешь», что вскоре случилось в Москве во время холерного бунта. Народ воспринимал Арсения как мученика за веру, особенно после того, как через два месяца после осуждения Арсения внезапно рухнула церковь Трех Святителей, стоявшая рядом с Крестовой палатой, где его расстригали.

Святой воин.

Из храма Рождества Богородицы Ферапонтова монастыря. Дионисий. 1500–1502 гг.

Из Крестовой палаты Арсения в монашеской одежде повезли в Ферапонтов монастырь, но по дополнительному указу его отправили еще дальше – в архангельский Никольский монастырь. Однако и в Корело-Никольской обители неугомонный Арсений продолжал обличать императрицу и ее церковные реформы. Тогда в архангельскую канцелярию поступило распоряжение отправить Арсения в ревельскую крепость на вечное и безысходное поселение под неусыпный надзор; при этом, лишив монашеского звания, переименовать в Андрея Враля, бумаги и чернил не давать, не допускать к нему ни под каким видом никого. В Ревеле Арсений был фактически погребен – его крошечную камеру в подвале заложили кирпичами, оставив окошко за решеткой, в которое ему подавали еду. Вскоре и в еде, и в одежде ему стали отказывать; в 1772 г. мученик Арсений скончался и был похоронен у северной стены маленькой деревянной Никольской церкви. Монахи и богомольцы после смерти Арсения стали приходить к его жилью и могиле и молиться там, как на месте святом. Арсений Мациевич был канонизирован Русской Церковью уже в наше время. Распространились легенды о том, что Арсений жив и увезен в Сибирь. Известный сенатор екатерининских времен Лопухин, масон-мартинист, восхваляя императрицу, заметил: «Из дела Арсения видно, до чего и Великая Екатерина могла быть на гнев подвигнута».

Для помощи в продолжении церковных реформ императрица выбрала себе в 1765 г. нового обер-прокурора Синода бывшего ректора Московского университета Ивана Мелиссино; товарищем обер-прокурора чиновника особых поручений камер-юнкера Григория Потемкина. Из незначительной фигуры времен Петра I обер-прокурор при Екатерине становится «оком государевым», взявшим под контроль весь административный аппарат Церкви. Свою деятельность Мелиссино начал с попытки перевести в государственную собственность церковное имущество Украины, прежде всего Слободской ее части – губерний Харьковской, Воронежской, Екатеринославской и Курской. Однако осуществление реформы затянулось до 1788 г., и проведена она была не в полной мере. Мелиссино проявлял завидную активность – он представил Сенату ряд своих предложений и проектов: в 1767 г. он переслал в Синод 13 пунктов для проекта Нового Уложения, которые депутаты должны выполнять. В комиссию по подготовке Нового Уложения вошли в основном представители государственных учреждений, а от Церкви и духовенства только один депутат – член Синода. Пункты, представленные Мелиссино, позволяли иностранцам свободно исповедовать свою веру, раскольникам – публично совершать богослужения, предлагали исправить богослужебные православные книги, очистить Церковь от суеверий, касающихся отношения «непросвещенного народа» к мощам и иконам, прекратить содержание монахам, которые не приносят ощутимой пользы государству, отменить обрядовые обычаи поминовения усопших. На Мелиссино посыпались жалобы, и он был в 1768 г. уволен, а на его место Екатерина назначила бригадира Чебышева, известного как образованного безбожника; кроме того, он оказался казнокрадом. В XIX в. Филарет Московский писал по этому поводу: «Когда открылась растрата казенных денег, Чебышев с отчаяния кинулся в воду, да всплыл и, обсушившись, побрел по членам Синода с повинной». В 1774 г. на место Чебышева стал статский советник Акчурин, человек твердый и благочестивый. В это время кончалась пора вольнодумства императрицы, для которой тяжелым шоком явилось крестьянское восстание Пугачева.

Яркой личностью среди церковных иерархов екатерининского времени был московский митрополит Платон, сын дьячка подмосковного села. Успешно окончив московскую Академию, Платон стал учителем Троице-Сергиевой семинарии, а вскоре был назначен ее ректором. Когда Екатерина посетила лавру, Платон произнес блестящую приветственную речь, после чего императрица решила взять талантливого учителя и оратора воспитателем к сыну Павлу Петровичу, а затем – к его первой супруге принцессе Гессен-Дармштадтской Вильгельмине. В 1768 г. Платон возведен в епископы и в 1770 г. поставлен на тверскую кафедру. После победы русских над турецким флотом в Чесменском бою Платон произнес в Петропавловском соборе знаменитую речь. Спустившись к гробнице Петра I, он патетически воскликнул: «Но встань теперь, Великий Монарх, отечества нашего отец! Восстань и воззри на любезное изобретение твое. Оно не истлело от времени и слава его не помрачилась. Восстань и насладись плодами трудов твоих. Флот, тобою устроенный, уже не на море Балтийском, не на океане Северном. Он – в странах восточных, близ стен Константинопольских, т. е. в тех местах, куда ты нередко обращал око свое. Мы тебе как живому вещаем, слыши: флот твой близ берегов Азийских до конца истребил Оттоманский флот. Российские высокопарные орлы, торжествуя, именем твоим наполняют Восток и стремятся предстать пред стенами Византийскими!» Во время этой необычной речи, которую Екатерина тут же распорядилась перевести на ряд языков и переправить европейским правителям, Кирилл Разумовский шептал соседу: «Зачем он его зовет? Как встанет, так всех нас достанет!» Екатерина гордилась Платоном и познакомила его с приехавшим в Петербург Дидро. Между ними, по рассказам, состоялась такая беседа: «—Известно ли вам, святой отче, что философ Дидро утверждает, что Бога нет? – Об этом говорили гораздо раньше. – Когда же и кем? – Еще Давид сказал: Рече безумец в сердце своем – Бога нет». Во время управления московской епархией Платон, пользуясь благоволением императрицы, улучшил положение низшего слоя приходского духовенства, построил новые богословские школы и скит Вифании. Платон хорошо видел разрушительные для Церкви стороны секуляризации; он писал казанскому архиепископу Амвросию: «Все, кажется, идет к худшему. Не удивляюсь жалкому положению духовенства, зная, что привлечены светские начала, от чего проистекает все зло, именно им вверена вся власть. Нас ставят ни во что и не только хотят подчинить себе, но уже считают подчиненными. Боже Благий! Сколь тяжкий гнев твой мы привлекли на себе!» Последний период жизни Платона приходится уже на царствование Павла I и Александра I.

Секулярные реформы Церкви, предпринятые Екатериной, усложнили быт приходского духовенства. Ревизионная перепись, которая практически завершилась к 1768 г., сократила штаты приходов, а самые слабые из них вовсе закрыла. При этом, естественно, появились бродячие попы, которые «шатались праздно и в непристойные духовному чину поступки впадали». Часть потерявших место священнослужителей запасалась грамотами своих архиереев для облегчения поисков работы. Некоторые из них кормились физическим трудом, иные за плату распевали псалмы и выполняли простые церковные требы. Острее всего проблема секуляризации стояла в юго-западном крае после упразднения здесь в 1783 г. церковных учреждений и установления наместничества. Борьба с проводимыми властью реформами, в том числе с реформой Церкви, выливалась в народные волнения, среди которых во времена Екатерины самым крупным и жестоким был бунт 1773–1774 гг. под руководством Пугачева. Священники, которые отказывались благословить действия «Пугача», беспощадно убивались. Некоторые священники, спасая свою жизнь и жизнь своих семей, сотрудничали с бунтовщиками. По этому поводу Синодом был выпущен указ, угрожавший таким священнослужителям лишением сана и другими наказаниями, однако впоследствии он был значительно смягчен, хотя только в тамбовском и пензенском краях лишены сана и монашества были 129 человек.

В конце царствования Екатерины обер-прокурором Синода был назначен близкий ко двору граф Мусин-Пушкин. Личная близость прокурора к императрице позволила выхлопотать для Церкви и Синода дополнительные ассигнования, делать личные доклады Екатерине и получать от нее устные указания. С воцарением в 1796 г. Павла I приближенность ко двору синодских иерархов стала более тесной. Павел был гораздо религиознее своей матери. Екатерина много лет готовила сына к принятию трона, но в конце концов разочаровалась в его способностях руководить государством. Она решила передать империю своему любимому внуку Александру Павловичу и даже начала готовить соответствующие документы, но внезапная смерть прервала эти планы. Правление Павла I большинство литераторов описывает как стремление ввести в России прусские порядки, а в армии – ту же прусскую жестокую муштру. Однако некоторые серьезные историки, и в первую очередь Ключевский, считают иначе. Он писал: «Император Павел I был первый царь, в некоторых актах которого проглянуло новое направление, новые идеи… Это царствование органически связано как протест – с прошлым, а как первый, правда, неудачный опыт новой политики, как назидательный урок для преемников – с будущим. Инстинкт порядка, дисциплины и равенства был руководящим побуждением деятельности этого императора, борьба с сословными привилегиями – его главной задачей. Т. к. исключительное положение, приобретенное одним сословием, имело свой источник в отсутствии основных законов, то император Павел начал создание этих законов!» Издание новых законов Павел начал в 1797 г. законом о престолонаследии; он был необходим, т. к. действовавший закон Петра I давал неограниченное право действующему государю.

Следующие указы Павла касались привилегий, данных Екатериной дворянству, которое занимало руководящие должности в органах управления. С этих указов началось усиленное развитие бюрократии в России. Павел I отменил соответствующие грамоты Екатерины от 1775 г. и 1785 г.; он хотел заменить дворянство чиновниками, отменил дворянские собрания и выборы, ввел телесные наказания для дворян наряду с другими сословиями. Психологически такие действия императора были предприняты, чтобы разрушить побольше из того, что было сделано Екатериной. В не меньшей степени дворяне-помещики были задеты указами, в которых были сделаны первые шаги к отмене крепостного права: помещик не мог требовать от крестьянина больше трех дней работы на него; воспрещалось обезземеление крестьян. Все эти полезные мероприятия власти носили четкий отпечаток вражды Павла к нелюбимой и нелюбившей его матери, и это нарушало последовательность и твердость, необходимые для устойчивости преобразований, как это произошло с раскрепощением крестьян. В конце концов могучие силы государства – дворянство и армия, которую он беспощадно муштровал, – составили заговор против императора. Александр знал о готовящемся перевороте, но требовал, чтобы заговорщики не покушались на жизнь его отца, а лишь заставили его подписать бумагу об отречении от власти. Однако Павел вел себя так буйно, громко зовя охрану и верных подданных, что в результате был убит. Александру доложили, что у Павла перед подписанием отречения случился приступ, но искалеченное тело императора свидетельствовало об ином. Так на русском престоле оказался отцеубийца Александр I Павлович.

Несколько слов следует сказать о расширении территории России во второй половине XVIII в. Еще в 1739 г. владения на юго-востоке дошли до Кубани и Терека и подошли вплотную к Кавказскому хребту. В 1783 г. теснимый Персией грузинский царь Ираклий отдался под покровительство России, но со смертью Екатерины русские войска вернулись домой, вскоре персы опустошили Грузию, и Павел I был вынужден поддержать преемника Ираклия Георгия XII, завещавшего в 1801 г. свою страну русскому императору, который освободил ее от персов и турок. Заодно русские войска отвоевали зависимые от Персии ханства – Бакинское, Нахичеванское и Эриванское. В то же время необходимость охраны южных границ Западной Сибири привела к столкновениям с ханствами Туркестана – Бухарой, Хивой и Кокандом. Их завоевание относится к XIX в. Религиозные и племенные связи России с южными славянами заставили действовать против Турции, которая южных славян жестоко притесняла. Тогда началась тесная дружба России с Сербией, продолжающаяся до сих пор. Уже в то время внешняя русская политика стала развиваться как противовес национально-политическому объединению Западной Европы.

Собор Св. Архистратига Михаила (Архангельский собор) Московского Кремля. 1505–1508 гг.

Времена Екатерины II и Павла I выдвинули выдающихся полководцев: Суворова, адмирала Ушакова, Потемкина. О кратком периоде правления Павла I Герцен писал: «Часы пробили двенадцать и вместо нелепости жирной масленицы настает противоположная нелепость сурового поста. Дворец превращается в смирительный дом, везде дребезжит барабан, везде бьют палкой, бьют кнутом, тройки летят в Сибирь, император марширует, учит, все безумно, бесчеловечно, неблагородно; народ по-прежнему оттерт, смят, ограблен, дикое своеволие наверху, рабство, дисциплина, молчание и высочайшие приказы», но все это не причина для отчаяния, и Герцен продолжает: «Медленно идет наше развитие – срывается с дороги, проводники плохи: давят народ, топчут нивы, а как остановишься, оботрешь пот с лица, а иной раз и слезы, да посмотришь назад – а пути-то сделано много!» На этой ноте трагического оптимизма можно поставить точку в рассказе об истории государства и вернуться к истории церковной.

XVIII век был временем резкого разделения Империи и Пустыни, как назвал государство и Церковь Флоровский, которые до этого шли в одной упряжке, помогая друг другу. Реформы Петра I, превратившего Церковь в государственное учреждение, процессы секуляризации церковного имущества в значительной степени разрушили основные церковные структуры, быт Церкви и быт русского народа, который всегда жил и питался религией.

XVIII в. был временем решающего столкновения Империи и Пустыни; в результате этой жестокой борьбы Церковь вышла обновленной – возродились аскетические основы монашества, возникло чисто русское духовное движение, преобразовавшее стиль Церкви в XIX в. – так называемое старчество. Старчество обеспечивало живую связь народа с Православием, оно сыграло неоценимую роль в создании великой русской культуры XIX в. Центрами возникающего старчества в конце XVIII в. становятся Саровская пустынь и Оптина пустынь, но об этом – в следующем параграфе. Предвестниками этого возрождения Русской Церкви стали замечательные личности, жившие в XVIII в., – Тихон Задонский и Паисий Величковский, о которых следует рассказать подробнее.

2. Святитель Тихон, епископ Воронежский, Задонский чудотворец, родился в 1724 г. в семье дьячка села Короцко Новгородской епархии. Он был крещен в храме Николая Угодника и назван Тимофеем (Тихон – его монашеское имя). Тимофей рано осиротел и его воспитание взял на себя старший брат, занявший место отца после его смерти. В 1737 г. были изданы указы императрицы Анны Ивановны, предписывающие молодым людям духовного происхождения поступать на службу в армию. Чтобы избежать этого, старший брат отдал Тимофея в славянскую школу при новгородском архиерейском доме, пообещав поддерживать его материально. Вскоре он перешел в духовную семинарию, где еще до ее окончания ввиду выдающихся успехов был поставлен преподавателем греческого языка. Тимофей был склонен к созерцательной монашеской жизни. При этом он не высказывал равнодушия к жизни как таковой, а лишь демонстрировал свободу духа от прелестей здешнего бытия. В это время он пишет сочинение «Сокровище духовное, от мира собираемое», где проводит мысль о символичности и мистичности всего, что в мире происходит. Человек не должен отворачиваться от мира, но не должен пленяться им, он призван духовно преодолеть мир. «Его пьянство, – пишет св. Тихон, – не от вина, а от упоения соблазнами мира, суетными мыслями». Не утверждение жизни, а ее преображение в душе человека – вот основная идея нового религиозного сознания, которую последовательно проводит святитель. Это уход от теократических идей и пышных фраз о Москве как о третьем Риме к проповеди личного преображения во Христе, здесь – сущность перелома в церковном сознании, начавшемся во второй половине XVIII в. и успешно продолженном в XIX в. Тяжелым и нежеланным бременем легло на святителя Тихона назначение на воронежскую кафедру в 1763 г., тем более что здоровье его резко ухудшилось. Несмотря на это, к руководству епархией Тихон относился добросовестно. В 1764 г. он пишет прошение в Синод с просьбой разрешить в Воронеже строительство храма во имя Архистратига Божия Михаила и прочих бесплотных сил; были найдены средства с помощью частных пожертвований, и в 1767 г. собор был построен. Много внимания святитель уделял воспитанию достойных пастырей. Один священник, удаленный от чтения проповедей за безнравственный поступок попросил Тихона разрешить ему вернуться в церковь по причине тяжелого материального положения семьи. Тихон отказал ему в этом, но оказал денежную помощь, а на прошение наложил резолюцию: «Пусть учится и познает, что есть священство. А оно есть не хлеб искать только и кормиться, но пасти Христово стадо, а не соблазнять и других в грех приводить». Очень заботился Тихон о духовном образовании вверенного ему стада Христова – он организовал в Воронеже и области несколько церковных школ и семинарий. В 1767 г. после двух прошений об уходе на покой, оставшихся не удовлетворенными, Тихон направил письмо непосредственно на имя императрицы. В конце года Тихон получил указ Синода об увольнении от управления епархией с правом жить в любом монастыре Воронежской области. Местом уединения святитель сперва выбрал самый глухой Спасо-Преображенский Толшевский монастырь. Укрепив здоровье, Тихон решил вернуться на кафедру и написал об этом архиепископу Гавриилу, первому члену Святейшего Синода. Вскоре Тихону передали слова старца Аарона: «Матерь Божия не велит Тихону выезжать»; святитель решил покориться судьбе, и с тех пор посвятил оставшиеся годы литературным трудам и общению с приходившими к нему людьми. Последние годы жизни Тихон провел в Задонском монастыре, возвращаясь изредка в Толшевский монастырь. В 1782 г. Тихон составил духовное завещание и в этом же году скончался. Похоронен св. Тихон в Задонском монастыре в особом склепе под алтарем соборного храма в честь Божией Матери Владимирской. Канонизирован Тихон Задонский был в конце XIX в. после обретения его нетленных мощей.

Основателем русского старчества считается св. Паисий Величковский. Родился Петр (Паисий – монашеское имя) в 1722 г. в семье потомственного священнослужителя, настоятеля одного из храмов Полтавы. Учился в Киевской духовной академии, которую оставил, не закончив курса, чтобы стать иноком. Он жил недолго в Киево-Печерской лавре, оттуда перебрался в Валахию, а затем – на Афон. Здесь он принял окончательный постриг с именем Паисий. На Афоне он ведет образ жизни пустынника и старца – число его учеников первоначально составляло двенадцать подвижников. В 1758 г. Паисий принял священнический сан и основал монашескую общину на основе скита св. Илии В 1763 г. Паисий с 64 монахами переселился в Валахию по просьбе тамошнего господаря «для лучшего устройства монашеской жизни» и сделан игуменом монастыря Драгомирны. Когда Драгомирна перешла в руки Австрии, Паисию был отдан Секульский монастырь; оттуда в 1790 г. он переселился в Нямецкий монастырь, где в 1794 г. скончался.

На Афоне Паисий приобщился к мистической традиции исихазма, последователем которого он стал на всю последующую жизнь. Там же он познакомился со сборником «Филокалия», т. е. «Добротолюбие», составленным афонскими монахами из трудов святых подвижников православной Церкви. После переезда в Россию Паисий перевел этот замечательный сборник, которым пользовались и пользуются многие поколения верующих. Паисий активно в соответствии с основными положениями исихазма активно пропагандировал «умную» молитву, более всего – молитву Иисусову, правда, считал, что это помогает только избранным. Он писал: «Умно – сердечная молитва – для преуспевающих, для средних – пение, а для новоначальников – послушание и труд». Им были переведены с греческого творения многих отцов Церкви. Старчество Паисия проявлялось в воспитании большого числа учеников-подвижников. Его ученики и последователи, ученики его учеников в конце XVIII и в XIX вв. разошлись по монастырям России в роли старцев – его трудами было создано знаменитое старчество в Оптиной пустыне, расположенной на берегу р. Жиздры вблизи г. Козельска. Оптинское движение есть знаменательное проявление сдвига церковного сознания на рубеже XVIII–XIX вв., переход от идеологии «священного царства» к делу внутреннего обновления во Христе каждого верующего. Этот переход проповедовал, как уже говорилось, св. Тихон Задонский, современник Паисия, так что подобные идеи тогда «витали в воздухе» и воспринимались наиболее чувствительными к веяниям времени религиозными деятелями России.

В статье, посвященной 250-летию со дня рождения Паисия, говорится: «Простирая духовный взор к смиренномудрому старцу Паисию, наш современник может извлечь из размышления над его необычной личностью столько для своей духовной пользы, сколько может дать только хороший учебник благочестия. Этот человек был лампадой перед Лицом Божиим, и при свете этой лампады можно читать книгу Православия в том мраке, в который погрузилась русская церковная жизнь в XVIII в.».

Канонизирован Паисий был в 1988 г. на поместном соборе Русской православной Церкви, созванном по случаю тысячелетия крещения Руси князем Владимиром Святым. В материалах, представленных собору, говорится: «Преподобный Паисий предлагается к канонизации за святую, подвижническую жизнь, как молитвенник, совершитель и учитель умной Иисусовой молитвы, как духовный писатель, оставивший в своих трудах назидательный пример для восхождения чад церковных на пути духовного совершенствования». На эти пути духовного преображения звал русских людей замечательный религиозный философ и странник, первый философ России в общепринятом смысле этого понятия Григорий Сковорода.

Временные рамки жизни Сковороды в точности совпадают с таковыми у Паисия Величковского: оба родились в 1722 г., оба скончались в 1794 г. Будучи глубоко верующим человеком, Сковорода сумел сохранить в течение жизни удивительную внутреннюю свободу, органически объединив веру и разум, он – мистик в лучшем смысле этого понятия. Хотя его жизнь тесно связана с Украиной, точнее с Украйной, т. е. с Украиной Слободской, расположенной впритык к России, его деятельность созвучна общерусской духовной жизни. Его иногда называют русским Сократом, и он сам так считал: «Замыслил умом и пожелал волею быть Сократом на Руси».

Родился Сковорода в Полтавской губернии в казачьей семье. С юных лет Григорий проявлял религиозность и охоту к обучению. В 16 лет он поступил в Киевскую академию, но закончить курс ему не удалось – императрица вызвала юношу с хорошим голосом в Петербург для участия в концертах придворной капеллы. Через два года Сковорода вернулся в Киев для продолжения образования в академии. По окончании учебы Сковорода отправляется за границу с генералом Вишневецким; он посещает Австрию, Германию, Италию, Венгрию и Польшу, часто странствуя пешком. Посещая зарубежные университеты, Сковорода изучил греческий и древнееврейский изыки, владел латинским и немецким. Его знакомство с античными авторами было, по словам автора монографии о нем, «совершенно исключительным для России XVIII в.» Сковорода хорошо знал Платона, Аристотеля, Эпикура, Филона, Плутарха, Сенеку, изучил творения Отцов Церкви. Возвратившись в Россию, Сковорода побывал в Троице-Сергиевой лавре, где ему предлагали место преподавателя в Духовной академии, но его тянуло в родные места. С 1759 г. Григорий преподает в Харьковском коллегиуме; здесь он написал сборник стихов «Сад божественных песней», «Басни харьковские», учебное пособие «Начальная дверь ко христианскому добронравию» и ряд других произведений. Форма его философских произведений обычно диалогична в подражание «Диалогам» Платона. В 1765 г. Сковорода навсегда оставляет службу и становится странником. Путешествовал он с мешком, где была Библия на еврейском языке, вязаная свитка и дудочка.

Иоанн Богослов с учеником Прохором и его житие.

Икона начала XVI в. Московская школа

Скончался Сковорода в имении своих друзей (ныне – село Сковородиновка, вблизи г. Богодухов в Харьковской обл.), заранее выбрав себе место для могилы, и завещал написать на надгробном камне эпитафию, которую сам для себя сочинил: «Мир ловил меня, но не поймал». Сковороду следует назвать свободным религиозным мыслителем, остро ощущавшим свое членство в православной Церкви, но при этом не стеснявшим свободного полета мысли, основанного на Священном Писании. Он никогда не отрывался от Библии, в которой он видел несколько слоев: исторический, этический и мистический. Библия для Сковороды – весь мир, но искать в ней надлежит скрытый смысл, смысл глубоко символический; здесь он следует идеям Филона Алексадрийского. В письме к своему воспитаннику и другу Ковалинскому Сковорода пишет: «Многие спрашивают, что делает Сковорода? Я о Господе радуюсь, веселюсь о Боге, Спасителе моем. Вечная мать-святыня питает мою старость». Сковорода глубоко чувствует тайную печаль мира, его тайные слезы: «Мир сей являет вид благолепный,/ Но в нем таится червь неусыпный./ Горе ты, мире! Смех мне являешь,/ Внутри же душой тайно рыдаешь». Сковорода учит «видеть все вдвое, – так, есть тело земляное и есть тело духовное, тайное, сокровенное, вечное». Двойственен наш мир: «О, Отче мой! – пишет Григорий. – Трудно вырвать сердце из клейкой стихийности мира». Это связано с реальным существованием зла в лице – дьявол соблазнами привязывает человека к материальному миру, к его прелестям. Нераздельность добра и зла Сковорода демонстрирует на примере змея: «Знаешь, что есть змей – знай, что он же и Бог есть» и дальше: «Змей только тогда вреден, когда по земле ползет». Эту связь и даже тождество добра и зла Сковорода описывает так: «Сии две половины составляют едино; Господь сотворил жизнь и смерть, добро и зло, нищету и богатство и слепил их воедино». В этике Сковороды важную роль играет понятие «сродности»; в результате самоизучения человек должен выяснить, к какому делу он склонен, каких должен выбрать друзей, еду, и стремиться реализовать эту склонность. В песне, сочиненной Сковородой, которую распевали духоборы, говорится: «Всякому городу нрав и права,/ Всяка имеет свой ум голова,/ Всякому сердцу своя есть любовь,/ Всякому горлу свой есть вкус каков…/ А мне одна только в свете дума,/ Как бы умерти мне не без ума./ Смерте страшна, замашная косо!/ Ты не щадишь и царских волосов,/ Ты не глядишь, где мужик, а где царь, – / Все жерет так, как солому пожар./ Кто ж на ее плюет острую сталь?/ Тот, чья совесть, как чистый хрусталь».

Учение Сковороды – философия мистицизма, основанная на твердом убеждении, что сущность бытия находится за пределами чувственного мира, и в этой мистической сфере снимаются противоречия эмпирических антиномий. В религиозной философии Сковороды впервые с такой четкостью проявился факт внутридуховной секуляризации мысли в России XVIII в.; эти его идеи активно развивались светским богословием и религиозной философией в XIX и начале XX вв. В философию Сковорода идет через христианство, к нему применим знаменитый августиновский тезис: «Верую, чтобы знать». Закончить рассказ о милом сердцу автора Григории Сковороде можно замечательным отрывком из «Преддверия» к его трактату «Начальная дверь по христианскому добронравию», написанному в 1766 г. для молодого шляхетства Харьковского коллегиума: «Благодарение блаженному Богу, за то, что нужное сделал нетрудным, а трудное ненужным. Нет слаще для человека и нет нужнее, чем счастье, нет же ничего легче сего. Благодарение блаженному Богу. Царствие Божие внутри нас. Счастье в сердце, сердце любви, любовь же в Законе Вечного. Одно только для тебя нужное, одно же только и благое и легкое, а прочее все труд и болезнь. Что же есть оное Едино? Бог. Вся тварь есть рухлядь, смесь, сволочь, сечь, лом, крушь, стечь, вздор, сплочь, и плоть, и плетки. А то, что любезное и потребное, есть Едино везде и всегда. Но сие Едино все горстию своею и прах плоти твоей содержит».

 

Русская Церковь от начала правления Александра I Павловича до восстановления патриаршества и октябрьского переворота 1917 г

1. Изменения в отношениях Империи и Пустыни произошли во время правления Павла I и затем продолжились на рассматриваемый в настоящем параграфе период. Секуляризация Церкви, настойчиво проводившаяся от Петра I до Екатерины I включительно, серьезно нарушила сложившийся на протяжении веков церковный порядок, изменила структуру Церкви. В первую очередь реформа затронула монастыри и небольшие церковные приходы. К началу XIX в. ситуация стала меняться к лучшему. Религиозный и склонный к мистицизму Павел I, отменив ряд церковных указов Екатерины II, начал осыпать Церковь и ее иерархов царскими милостями: его указ 1797 г. повысил общую сумму жалования духовенства более чем вдвое, были значительно увеличены земельные наделы архиерейских домов, а монастырей в зависимости от их класса – от трех до пяти раз. О классификации монастырей следует коротко рассказать. В XVIII в. было введено разделение монастырей на штатные и заштатные; первые получали пособие от казны, вторые жили за счет собственных доходов. В свою очередь, штатные монастыри делились на три класса – первоклассные и второклассные имели в качестве настоятеля архимандрита, монастыри третьего класса – игумена; настоятельницами женских монастырей были игуменьи. Особое положение среди первоклассных монастырей занимали лавры: Киево-Печерская, Троице-Сергиева и Александро-Невская; в 1833 г. к ним добавилась Почаевская после того, как униаты присоединились к Православию. В непосредственном ведении Синода были московские монастыри Новоспасский, Симонов, Донской и Заиконоспасский, а также Новоиерусалимский Воскресенский под Москвой, Соловецкий и Спасо-Яковлевский в Ростове. Все прочие монастыри подчинялись епархиальному управлению. Юридический статус православных монастырей определялся «Сводом законов Российской империи». Склонность Павла I к разного рода государственным наградам привела к учреждению орденов для духовенства, дарственных крестов и митр. Противник подобного рода наград для церковных иерархов митрополит московский Платон, воспитатель и учитель Павла, даже рассорился по этому поводу со своим бывшим учеником. Мистицизм Павла, а люди такого склада обычно не очень разделяют христианство на различные конфессии, был причиной того, что император принял титул великого магистра Мальтийского ордена, одного из католических военно-монашеских орденов. Правда, как пишет один историк: «Здесь речь не шла об измене Православию или переходе в Католицизм – для Павла разница Церквей была делом второстепенным, малосущественным на фоне общей теократической идеи». Катастрофический процесс значительного уменьшения числа монастырей в XVIII в. в начале

XIX в. остановился; в первой четверти XIX в. появилось 12 новых обителей. Этот рост интенсивно продолжался в течение первой половины XIX в. Укрепление Церкви, начатое при Павле I, было продолжено Александром I Павловичем. В 1803 г. обер-прокурор Синода получил дополнительные права и стал подчиняться непосредственно императору. Назначенный на эту должность друг детских лет царя Голицын, человек глубоко религиозный и мистически настроенный, в течение 20 лет осуществлял церковную политику государства. Преобразования, проведенные Александром в области управления государством, коснулись многих, практически всех, областей общественной жизни России. При вступлении на престол император столкнулся с необходимостью ряда реформ. Ключевский называет четыре вопроса, которые не терпели отлагательства: во-первых, социально-политический, состоявший в установлении в государстве новых отношений между общественными классами, организация управления с участием общества; затем, связанный с первым, вопрос кодификации, упорядочение и изменение законодательства; в-третьих, вопрос педагогический, связанный с улучшением системы народного образования и, наконец, вопрос финансовый, состоявший в новом устройстве государственного хозяйства. Эти реформы затруднялись тем брожением идей, которые были связаны с событиями рубежа веков и отразились на общественных настроениях в Западной Европе и в России. XVIII в. – век Просвещения, век свободных идей и связанных с ними утопий – разрешился кровавой французской революцией, поэтому первая половина XIX в. стала периодом разочарований в этих идеях, временем реакции. Александр взошел на престол с мыслью возводить благоденствие в управляемом народе, но не имел понятия, как это реализовать, поэтому в первые годы его правления были изданы новые указы и законы, но делалось это бессистемно, хаотически, хотя иногда небесполезно. Для рассмотрения и обсуждения государственных дел и постановлений был организован «Непременный совет», состоявший из 12 высших сановников, отобранных на скорую руку, без серьезного плана. Были преобразованы петровские коллегии – их заменили восемь министерств. С начала своего правления Александр приступил к решению щекотливого вопроса о крепостном праве, что серьезно затрагивало интересы дворян и помещиков. В конце 1801 г. был выпущен указ, разрешающий лицам всех свободных состояний приобретать внегородскую недвижимость без крестьян. Этим были нарушена многолетняя землевладельческая монополия дворян на покупку земли в личную собственность. В 1803 г. правительство приняло указ о свободных хлебопашцах, согласно которому помещики могли заключать договор со своими крестьянами, отпуская их вместе с землей.

В это время произошло серьезное событие – роль «Непременного совета», который толком не знал, что ему делать, занял один человек – выдающийся государственный деятель Сперанский. Закончив Петербургскую духовную академию и получив степень магистра богословия, 25-летний Сперанский становится титулярным советником в канцелярии генерал-прокурора. В «Непременном совете», куда его взял Александр, он управлял экспедиционными делами гражданских и духовных лиц. Многие проекты законов, изданных с 1802 г., редактировались Сперанским, который стал управляющим департаментом министерства внутренних дел. Император взял с собой Сперанского, отправляясь на важную встречу с Наполеоном в 1808 г. Однажды Александр спросил у Сперанского, как ему нравится Европа по сравнению с отечеством, на что получил ответ: «Мне кажется, что за границей лучше установления, а у нас – люди лучше». Этот ответ справедлив, по мнению автора, и поныне. Вернувшись в Россию, Сперанский вместе с императором начал работу над общим планом государственных реформ. Ключевский называет Сперанского Вольтером в православно-богословской оболочке, однако кроме философских способностей наш Вольтер обладал твердым практическим умом.

В 1810 г. был открыт Государственный совет, план которого был разработан Сперанским и в котором, как говорится в выпущенном ко дню открытия манифесте, «все части управления в их главном отношении к законодательству сообразуются и через него восходят к верховной власти». Таким образом, Государственный совет – не сама законодательная власть, а ее главное орудие, и, по докладу Сперанского императору по этому поводу, «совет учрежден для того, чтобы власти законодательной, дотоле рассеянной и разбросанной, дать новое начертание постоянства и единообразия». Последнее слово в принятии закона принадлежит верховной власти, но определение характера закона и законодательных норм есть дело совета. В 1811 г. были преобразованы министерства и начата подготовка к преобразованию Сената, но эта деятельность была приостановлена, т. к. Сперанский впал в немилость и уволен весной 1812 г.

Колокольня Ивана Великого (1505–1508, 1600) и звонница (1532–1543)

Московского Кремля

Причиной этому послужило, в первую очередь, недовольство всех слоев населения разработанной Сперанским налоговой системой. Далее наступил длительный перерыв в реформаторской деятельности правительства и во всех внутренних делах, поскольку началась Отечественная война 1812 г. против полчищ Наполеона, вторгшихся в пределы России. После победы в этой войне и входа русских войск в Париж российское общество необычайно оживилось, поскольку успешно участвовало в великих событиях мирового уровня. Возбуждение в обществе не успокоилось и после возвращения армии из-за границы. На торжественных заседаниях произносились речи о политической свободе как о прекраснейшем даре Божиим. В офицерских кругах образовывались разного рода общества, пышно расцвело масонство, проникшее в Россию в конце XVIII в.; оно жестоко преследовалось Екатериной II, сославшей за это Новикова и Радищева, но при Павле I и Александре I преследование масонов прекратились. Недовольство действиями правительства в делах внутренних привело в образованных слоях общества к организации тайных союзов и обществ, что в конце концов разрешилось событиями 14 декабря 1825 г.

Колокольня Ивана Великого.

Купол и 7-метровый крест

В манифесте, выпущенном по случаю победы русских войск над Наполеоном и написанном в стиле патетической проповеди, написано: «Как бы крылатые российские воины из-под стен Москвы с оком Провидения на груди и с крестом в сердце явились под стены злосчастного Парижа, в гнездо мятежа, разврата и пагубы народной, и законный король в залог мира и тишины по желанию народа возводится на прародительский престол».

В 1812 г. в России было образовано библейское общество, которое за первые десять лет своего существования осуществило 130 изданий текстов Священного Писания на многих языках; эти издания должны были помочь Русской православной Церкви вести миссионерскую деятельность. В 1817 г. было организовано новое министерство духовных дел и народного просвещения. Руководить ведомством было поручено князю Голицыну, который в это время занимал должность управляющего духовными делами неправославных исповеданий. Через год последовал манифест, в котором Голицыну было предписано руководить народным просвещением и духовными делами всех вероисповеданий, в том числе и православного. Голицын, который, по словам современников, «по уши влез в мистицизм», во вверенном ему департаменте просвещения старался дать преподаванию церковное направление. Так, ректор Казанского университета Магницкий распорядился читать все дисциплины, естественно-научные в том числе, «не изменяя религиозно-богословскому духу». Некоторые педагоги были уволены за лекции, «противоречащие истинам христианства». Такого откровенного мракобесия в России еще не было.

В 1817 г. Александр издал странный для русского государя указ, запрещавший православному духовенству «воздавать ему хвалу» во время богослужений: «Поколику я убежден в глубине сердца моего в христианской истине, что только через единого Господа и Спасителя Иисуса Христа проистекает всякое добро и что человек, каким бы он ни был, без Христа есть одно зло, следовательно, приписывать мне славу в успехах, где рука Божия столь явна была целому свету, – было бы отдавать человеку то, что принадлежит всемогущему Богу». Вскоре сложное министерство, руководимое Голицыным, прекратило свое существование, а министр уволен. Толчком к этой давно назревшей акции стала жалоба митрополита новгородского и петербургского Серафима, с которой он пришел к царю. Там, в частности, говорилось о незаконном печатании в стенах министерства брошюр мистического содержания без ведома Синода. Министерство по делам народного просвещения и религий распалось в 1824 г. на два отдельных. К этому времени Церковь значительно окрепла – в ней насчитывалось 36 епархий и четыре епархии грузинского экзархата. Кроме того, действовало управление придворного духовенства во главе с духовником императора и управление военного духовенства во главе с обер-священником армии и флота. Число мужских монастырей достигло 400, а женских – 100. Александр I реализовал неосуществленный проект Екатерины II о создании широкой сети средних и низших школ; были также организованы гимназии и приходские школы. За время правления Александра I в России появились три новых университета – Харьковский, Казанский и Петербургский. Для воспитания учителей в новые учебные заведения в 1819 г. в Петербурге был основан педагогический институт. Руководство просвещением было возложено на главное управление училищ.

Из сказанного видно, что после ухода Сперанского и войны с Наполеоном реформаторская деятельность императора становится бессистемной и вялой; чувствуется усталость и желание Александра I по возможности удалиться от дел. Вообще, правление Александра довольно четко разделяется на два периода – до Отечественной войны 1812 г. и после нее. Некоторые реформы первого периода постепенно угасают; правительство и общество все больше отдаляются друг от друга, что способствует неуспеху ранее предпринятых реформ; в обществе чувствовалась растерянность от сложившегося положения. Как пишет Ключевский, «на место бесцельно и бестолково вольнодумствующих отцов и матерей теперь явились отцы и матери, искавшие какого-то неопределенного, не то православного, не то католического Бога. Многие молодые люди большого света получили воспитание под руководством иезуитов, сменивших прежних гувернеров-вольнодумцев. Подрастая, это поколение вследствие успехов иезуитской пропаганды должно было спросить себя: долго ли русский ум будет жертвой чужих влияний?» Время после 1815 г. было временем пробуждения национальных движений, вызванное желанием активной части общества сбросить с себя иго французской мысли. С. Аксаков пишет в это время: «Мы подражания устыдимся и к обычаю, языку родному обратимся», и далее: «С рукой победной, но в рабстве мы умами, клянем французов мы французскими словами». На этом историческом фоне нетрудно было возникнуть движению декабристов. По словам Ключевского: «Веселая космополитическая сентиментальность отцов превратилась теперь в детях в патриотическую скорбь. Отцы были русскими, которым страстно хотелось стать французами; сыновья по воспитанию были французы, которым страстно хотелось вновь стать русскими». А Кюхельбекер, один из немногих гражданских участников декабрьского восстания, на допросе признавался, что главной причиной, заставившей его вступить в тайное общество и пойти против власти, была деградация русского народа как следствие его угнетения: «Взирая на блистательные качества, которыми Бог одарил русский народ, единственный на свете по славе и могуществу, по сильному и мощному языку, которому нет подобного в Европе, по радушию, мягкосердечию, я скорбел душой, что все это задавлено, вянет и, быть может, скоро падет, не принесши никакого плода в мире». И все же выступления декабристов под революционными знаменами могло бы не произойти, если бы не скоропостижная смерть Александра I от тифозной горячки, произошедшая в ноябре 1825 г. в Таганроге. Эта смерть вызвала замешательство в обществе и волнение, поскольку Александр I был бездетен, а великий князь Константин Павлович, очень популярный в армии, был женат на католичке. В 1823 г. Александр назначил своим наследником младшего брата Николая. Однако содержание манифеста о престолонаследии с надписью государя «вскрыть после моей смерти» не было известно оставшимся братьям, поэтому они стали присягать друг другу, пока Николай не согласился принять престол. Присяга войск и обществу была назначена на 14 декабря. Выступление декабристов напоминало аналогичные выступления во время дворцовых переворотов XVIII в., но имело гораздо более широкий резонанс, чем предыдущие. Как пишет Ключевский: «Движение 14 декабря было последним гвардейским дворцовым переворотом; им кончается политическая роль русского дворянства… В следующих царствованиях дворянство не могло иметь прежнего значения уже потому, что оскудело силами после катастрофы 14 декабря». Закончить рассказ о царствовании Александра I можно любопытной легендой, которая до сих пор волнует умы некоторых историков. Известно, что в последние свои годы, уставший от государственных дел Александр I серьезно думал об отречении и передаче престола кому-нибудь из своих братьев; сам он, по его словам, готовился к жизни отшельника. Об этих своих планах император много говорил; так, в интимной беседе с братом Николаем и его женой он заявил, что рад успехам брата в военных делах, т. к. видит в нем своего преемника. «Что касается меня, – продолжал Александр, – то я решил сложить с себя мои обязанности и удалиться от мира. Европа более чем когда-либо нуждается в монархах молодых и в расцвете сил и энергии; я уже не тот, каким был, и считаю своим долгом удалиться вовремя». О подобных желаниях Александр сказал и великому князю Константину. Согласно легенде, Александр I после тяжелой болезни выздоровел и затем скрылся, а вместо него родным было выдано умершего в таганрогской больнице некоего Маскова, внешне похожего на императора. Потомки Маскова еще в XX в. были убеждены, что их предок погребен в соборе Петропавловского собора вместо Александра I. Сам Александр якобы добрался до Сибири, где еще много лет жил под именем старца Федора Кузьмича. Старец поражал окружавших знанием иностранных языков, общей образованностью и тем, что мог в подробностях рассказывать о придворной жизни времен Александра I. На эту тему существует большая литература; так, например, в 1923 г. вышла книга проф. Кудряшова «Александр I и тайна Федора Козьмича». Вероятность того, что приведенная легенда правдива, невелика, но настроение и устремления императора незадолго до его смерти она передает верно.

Воцарившийся на русском престоле Николай I Павлович был по своему характеру натурой в некотором смысле противоположной старшему брату. В нем не было глубокой религиозности Александра, не говоря уже о его мистицизме; это был человек трезвого практического ума; многие из предпринятых им реформ не обладали глобальностью замыслов Александра, но зато были доведены до конца и работали. Перед своей коронацией в 1826 г. он закрыл библейское общество, поскольку не без основания считал его рассадником протестантских идей. В своих отношениях с Церковью он был прагматичен, стараясь удовлетворить общественное мнение. Вмешательство в церковные дела Николай начал с попытки укрепить упавший авторитет священнослужителей всех рангов. Эти действия власти горячо поддержал митрополит Серафим, уволивший игумена одного из монастырей за пляски в пьяном виде в компании купцов. Одним из первых законодательных актов императора в области церковного права было «разъяснительное определение» 1826 г., согласно которому все жалобы мирян на поборы со стороны священников должны рассматриваться не гражданскими судами, как прежде, а духовными. Этот жест получил одобрение приходских священников. Очень важно, что в качестве своего советника по церковным делам Николай I выбрал одну из наиболее ярких личностей в истории русского Православия XIX в. Филарета, которого в день своей коронации сделал митрополитом московским.

Церковь Вознесения. 1532 г. Коломенское

Система управления Церковью, сложившаяся при Николае I, просуществовала с незначительными изменениями до 1917 г. Во главе православной Церкви стоял царь, поскольку по православной традиции Бог создал на земле царей по образу своего небесного единодержавия. Главе Церкви непосредственно подчинялся обер-прокурор, его помощники и пленум синода. Обер-прокурор и Синод имели свои отдельные канцелярии, но синодская была подотчетна прокурорской. Канцелярии обер-прокурора были подчинены духовные консистории, которые ведали делами Церкви и всех священнослужителей. Канцелярии Синода подчинялись епархиальные епископы, викарии и епархиальные дома. Духовенство разделялось на две группы – «черное», монашествующее, и «белое», церковное. Должность духовника императорской семьи занимал священник, избираемый самим царем; в церковной иерархии он занимал место сразу после епископов. В 1836 г. обер-прокурором был назначен граф Протасов, который выполнял эти обязанности 20 лет и способствовал повышению роли обер-прокурора в системе церковного управления за счет роли Синода, сделавшись «оком государевым». Протасову удалось добиться значительного увеличения средств на содержание Церкви – к 1847 г. соответствующая сумма выросла более чем в три раза по сравнению с 1832 г.; в это же время заметно увеличилось число епархий. Протасов решил сложную и крайне важную проблему униатской Церкви – в 1839 г. униаты влились в число православных, а формула этого воссоединения звучала так: «Отторгнутые насилием соединены любовью». Большое внимание Николай как глава Церкви уделял миссионерской деятельности – он поощрял пришедших в Православие, наделяя новокрещенных землей и освобождал их от рекрутской повинности; известно, что каждый иудей, принявший православие, получал из казны 20 рублей.

В 1830 г. была учреждена Алтайская миссия для обращения калмыков и татар. Во главе миссии стал архимандрит Макарий, переведший на языки инородцев Евангелие и молитвы. В 1830 г. миссионер американских областей архимандрит Иннокентий был поставлен епископом Камчатским, Курильским и Алеутским. Изучив якутский язык, Иннокентий перевел книги Священного Писания на этот язык, в результате чего сотни тысяч якутов крестились. Им были созданы две викарные кафедры в Якутске и Новоархангельске. Его трудами были отправлены православные миссии в Китай. Скончался преподобный Иннокентий в 1879 г. в сане митрополита московского.

Ведущими фигурами в Синоде были митрополиты Серафим и Филарет, которые не очень ладили между собой. Св. Филарет был фигурой, несомненно, более глубокой и яркой, чем Серафим; и о нем следует рассказать подробнее. Святитель Филарет (в миру Василий Михайлович Дроздов) родился в 1782 г. в подмосковной Коломне в семье пресвитера местной церкви. После коломенской духовной семинарии Василий собрался поступать в Славяно-греко-латинскую академию, но отец убедил его поехать на учебу в Троице-Сергиеву лавру. Лавра на всю жизнь осталась для преподобного вторым домом. По окончании курса в 1803 г. Филарет и один из его соучеников получили отзыв ректора семинарии: «И по прилежанию, и по остроте ума как в других науках, так и преимущественно в поэзии они, безусловно, лучше всех», и ему было предложено с согласия митрополита московского Платона преподавать греческий и еврейский языки и поэзию; одновременно Платон поставил понравившегося ему Филарета лаврским проповедником. В 1808 г. Василий принял монашеский постриг с именем Филарет в честь святого праведного Филарета Милостивого, а через несколько дней после этого события митрополит Платон в Свято-Духовской церкви рукоположил его в иеродиакона. В это время в Петербурге открылась новая, реформированная духовная академия, а старая была преобразована в семинарию. Митрополит новгородский и петербургский Амвросий пригласил Филарета в столицу как преподавателя семинарии и академии, и на Пасху 1809 г. сделал его иеромонахом. С 1810 г. Филарет начал вести в академии курсы богословских наук и церковной истории; его проповеди были хорошо приняты избалованной столичной публикой. В 1812 г. Синод назначил Филарета ректором духовной академии и профессором богословия. Уже после победоносной войны с Наполеоном, в 1814 г. состоялся первый выпуск петербургской академии. Во время торжеств Филарет призвал выпускников не останавливаться на достигнутом: «Здания, сооружаемые из стихийного вещества, созидаются единожды и потом дают покой трудившимся, – сказал он, – но то, что зиждется из камений живых, требует, по совершении первоначального созидания, утверждения, возвышения, расширения, украшения по размерам возрастающего внутреннего совершенства». Филарет много пишет на самые разные церковные темы, Синод предложил Филарету возглавить комиссию по переводу Библии на русский язык; это стало делом всей его жизни. Сам он перевел Евангелие от Иоанна. В 1819 г. Филарет становится архиепископом тверским и членом Святейшего Синода. Не прерывая своего участия в заседаниях Синода, преподобный в течение 1822 г. в Петербурге написал одну из самых известных своих книг – «Христианский катехизис православной кафолической восточной греко-российской Церкви». Книга мгновенно была раскуплена и вскоре переведена на греческий, английский и другие языки. Во время венчания на царство Николая I в Успенском соборе Кремля Филарет был возведен в сан московского митрополита. Воспользовавшись во время этого торжества приездом в Москву большинства епископов государства, Филарет попытался реализовать свою давнюю мечту – созвать поместный собор Русской Церкви. На совещании епископов, устроенном Филаретом, говорилось о необходимости увеличить число епархий, поскольку некоторые разрослись до недопустимых размеров. Филарет был введен в состав комиссии по униатским делам и принял деятельное участие в процессе воссоединения униатов с православной Церковью. Уже при Александре II Филарет был одним из организаторов реформы 1861 г., освободившей крестьян от крепостной зависимости; по просьбе государя он составил по этому случаю «Манифест». В 1828 г. ко дню своего рождения Пушкин написал известное стихотворение «Дар напрасный, дар случайный,/ Жизнь, зачем ты мне дана?/ Иль зачем судьбою тайной/ Ты на казнь осуждена…/ Цели нет передо мною:/ Сердце пусто, празден ум,/ И томит меня тоскою/ Однозвучный жизни шум». Этот стих послужил поводом для поэтической переписки двух великих людей – Филарет ответил на слова поэта о бессмысленности жизни своим стихотворением: «Не напрасно, не случайно/ Жизнь от Бога мне дана;/ Не без Бога воли тайной/ И на казнь осуждена./ Сам я своенравной властью/ Зло из темных бездн воззвал,/ Сам наполнил душу страстью/ Ум сомненьем взволновал./ Вспомнись мне, забвенный мною!/ Просияй сквозь сумрак дум,/ И созиждется Тобою/ Сердце чисто, светел ум». Ответом Пушкина на это христианское нравоучение стал стих, исполненный чувства искренней благодарности: «В часы забав иль праздной скуки,/ Бывало, лире я моей/ Вверял изнеженные звуки/ Безумства, лени и страстей…/ Я лил потоки слез нежданных,/ И ранам совести моей/ Твоих речей благоуханных/ Отраден чистый был елей./ И ныне с высоты духовной/ Мне руку простираешь ты,/ И силой кроткой и любовной/ Смиряешь буйные мечты». В августе 1867 г. исполнилось пятьдесят лет архиерейского служения митрополита. Юбилей Филарета стал событием в церковной и общественной жизни России. Повсюду совершались праздничные богослужения; даже на православном востоке его имя возносилось во время литургий. В конце 1867 г. св. Филарет скончался и был похоронен в церкви Сошествия Святого Духа в Троице-Сергиевой лавре.

Св. Георгий Победоносец. Икона XVI в. Новгород

Решением архиерейского собора Русской православной Церкви 1994 г. митрополит московский Филарет был причислен к лику святых, а с 2004 г. его мощи покоятся в храме Христа Спасителя. Кондак в его честь звучит так: «Как истинный подражатель преподобного Сергия, ты добродетель с детства возлюбил, богоблаженный Филарет. Как пастырь праведный и исповедник непорочный, от безбожных поругание и поношение принял, Бог же знаменьями и чудесами тебя прославил и явил в тебе заступника Церкви». На царствование Александра I и Николая I приходится основная подвижническая деятельность одного из наиболее почитаемых святых Русской Церкви старца Серафима Саровского. О его жизни и подвигах будет рассказано в следующем пункте. Свою деятельность в области государственного управления Николай I решил начать с создания четкого свода законов, причем законов действующих, а не являющихся плодом отвлеченной мысли. Для этой цели он решил привлечь Сперанского, отправленного в отставку при Александре I. Это был удачный выбор – уже к 1830 г. был готов сборник под названием «Полное собрание законов Российской империи», содержащий 45 объемистых томов. В этот сборник вошли все указы и законы, начиная с Уложения 1649 г. и заканчивая последним указом Александра I. На основании этого собрания Сперанский составил «Свод законов Российской империи» в 15 томах, который действовал практически без изменений вплоть до 1917 г. Руководящей идеей при составлении «Свода законов» была мысль, лежащая в основе царствования Николая I: по возможности не вводить ничего нового, а только чинить и приводить в порядок старое. Стараясь лично вникать во все государственные дела, монарх создал «Собственно Его Величества канцелярию», которая состояла из четырех отделений: первое готовило бумаги для доклада императору и следило за исполнением его повелений; второе занималось модификацией законов и управлялось Сперанским до его смерти в 1839 г.; третье управлялось шефом жандармов и занималось делами полицейскими; четвертое – ведомство императрицы Марии – заведовало благотворительными воспитательными заведениями. Поскольку управление государством велось фактически без участия общества, то Николай I с самого начала царствования испытывал недостаток в чиновниках разного рода, поэтому его правление было временем резкого роста чиновничьего аппарата и установления табеля о рангах, т. е. временем расцвета государственной бюрократии; содержание этой армии чиновников очень дорого обходилось и казне, и населению. Николай I как-то с горечью сказал, что империей правит столоначальник, поскольку бюрократия толковала законы так, как ей было выгодно. Так, по воле чиновников закон о праве крестьян приобретать недвижимость практически не работал.

В период правления Николая I Россия участвовала в ряде войн. Войну с Персией, еще во время Александра I, она закончила внушительной победой, и в результате Россия укрепилась на Кавказе и получила западное побережье Каспийского моря. Затем, уже при Николае I, в Тегеране персы напали на русское посольство и убили посла, писателя Грибоедова; после этого русская армия разгромила армию шаха. Войны с Персией прекратились, но русские войска стали подвергаться нападениям горских племен Кавказа. После турецкой резни в Греции Россия разгромила армию султана, и в 1829 г. в Адрианополе был подписан мирный договор, давший автономию Сербии, Валахии и Молдавии, а также независимость Греции. Турки также вернули православным ключи от Вифлеемской церкви, которая до этого находилась в руках католиков. Однако в 1853 г. по требованию Франции эта церковь была вновь передана католикам, что вызвало беспорядки в Иерусалиме. Россия потребовала от Турции выполнения данных обещаний, но Турция, тайно сговорившись с Францией, Англией и Австрией, объявила России войну. После разгрома русскими войсками турецкого флота в Синопе тайные союзники открыто выступили на стороне Турции. В результате началась жестокая война, переросшая в Крымскую 1854–1855 гг., в которой русские моряки под командованием контр-адмирала Корнилова и Ушакова продемонстрировали чудеса героизма при обороне Севастополя. Парижский архиепископ Сибур во время вступления в эту войну европейских государств произнес такую речь: «Война, в которую вступили Франция с Россией, не есть война политическая, но война священная. Это не есть война одного государства с другим, народа с народом, а есть война религиозная. Истинная причина этого события, угодная Богу, есть необходимость обогнать ересь Фотия, укротить, сокрушить ее. Такова цель этого нового крестового похода и такова же была скрытая цель всех прежних крестовых походов, хотя участвовавшие в них и не признавались в этом».

Период правления Александра I и Николая I был временем возникновения великой русской духовной культуры. Сперва, по словам Флоровского, пробудилось сердце, чувство, а уже затем – мысль. Как писал Розанов, в «Письмах русского путешественника» Карамзина, относящихся к концу XVIII в., «впервые склонилась, плакала, любила и понимала русская душа чудный мир Западной Европы, тогда как раньше, в течение века, она смотрела на него тусклыми, ничего не фиксирующими глазами». Вслед за западничеством в начале века на волне общественного подъема после войны 1812 г. возникли националистические течения, предшественники славянофильства. Сперва оба эти течения существовали «неслиянно и нераздельно», но после восстания декабристов нераздельность ослабела – нить расплелась, хотя общий корень сохранился, и это ощущалось даже во время противостояний западников и славянофилов. О мистических настроениях в русском обществе рассматриваемого периода уже говорилось. Эта религиозность глубоко отразилась на возникавшей тогда светской культуре: литературе, искусстве, философии. Вл. Соловьев об этом писал: «Лучшие наши писатели под влиянием религиозных стремлений, говоривших в них сильнее эстетического призвания, покидали слишком тесную для них область художественной литературы, чтобы с большим или меньшим успехом выступить в качестве моралистов и реформаторов, апостолов или пророков. Преждевременная смерть Пушкина не дает нам возможности судить о том, было ли религиозное настроение, заметное в наиболее совершенных его произведениях, достаточно глубоким, чтобы стать со временем его главной мыслью и заставить его покинуть область чистой поэзии, как то случилось с Гоголем, Достоевским и Л. Толстым. По-видимому, русский гений не находит в поэтическом творчестве своей окончательной задачи и подходящего материала для воплощения своих по существу религиозных идеалов». В середине XIX в., наряду со школьным богословием, т. е. богословием, официально признанном православной Церковь, и основанном на творениях отцов Церкви и решениях семи Вселенских Соборов, в России возникает светское богословие, свободное «богоискательство», составившее важнейшую часть русской религиозной культуры. Одним из первых серьезных светских богословов считается идеолог славянофильства Хомяков. Основным предметом теологии Хомякова является выяснение идеи Церкви как живого организма любви и истины: «Церковь – не в более или менее значительном числе верующих и даже не в видимом собрании верующих, но в той духовной связи, которая их объединяет». При этом истинная Церковь есть собрание людей, обладающих реальной свободой воли; членом Церкви должно быть предоставлено право полной свободы богословских исследований. Одно Православие, согласно Хомякову, осталось верным духу христианства, являясь гармоническим сочетанием единства, точнее соборности, и свободы. Католичество в папстве отвергло соборное начало и прониклось светским рационализмом; Протестантизм есть обратная сторона католического рационализма; он ведет к индивидуализму, анархии и, в конечном счете, к атеизму. Хомяков приводит высказанное в 1848 г. утверждение восточных патриархов папе Пию IX по поводу папской непогрешимости: «Непогрешимость почиет единственно во вселенской Церкви, объединенной взаимной любовью. Неизменяемость догмата, равно как и чистота обряда, вверены охране не одной только иерархии, но и всего народа церковного, который есть Тело Христово». Вместо любви, лежащей в основе соборности, Запад проявил гордыню индивидуального разума, исказив тем самым сущность христианства. Эти идеи Хомяков выразил в трех брошюрах, выпущенных под общим названием «Несколько слов православного христианина о западных вероисповеданиях». Известно его определение Святой Троицы: «Один Бог в трех Лицах. Одно Лицо, Отец, которое и источником, и сущностью, и основою действия может называться, одно, Сын, – вечное как бы поприще действия, одно, Святой Дух, – вечное действие, которое из первоисточника исходит и на поприще воссиявает, но не в том смысле исходит, что без первоисточника существовать и без поприща проявиться не может. Это и от Отца исхождение и в Сыне необходимое укоренение Святого Духа; и поприще и действие не собственно место или действие, но только Лица. Это учение мне кажется истинным и наиболее сообразным с Православием». Хомяков был неплохим поэтом, но его поэзия, как и поэзия жившего на полвека позже Вл. Соловьева, являлась преимущественно иллюстрацией к их богословским и религиозно-философским построениям.

Храм Василия Блаженного (Покровский собор). 1555–1560 гг. Москва

Стихотворением Хомякова начинает свою замечательную книгу «Свет невечерний» о. Сергий Булгаков: «Господи! Путь наш меж камней и терний,/ Путь наш во мраке. Ты, Свет Невечерний,/ Нас осияй!» Или знаменитый стих Хомякова, написанный им незадолго до смерти: «Подвиг есть и в сраженье,/ Подвиг есть и в борьбе,/ Высший подвиг – в терпенье,/ Любви и мольбе./ Если сердце заныло/ Перед злобой людской,/ Иль насилье схватило/ Тебя цепью стальной,/ Если скорби земные/ Жалом в душу впились, – / С верой доброй и смелой/ Ты за подвиг берись./ Есть у подвига крылья,/ И взлетишь ты на них/ Без труда, без усилья/ Выше мраков земных,/ Выше крыши темницы,/ Выше злобы слепой,/ Выше воплей и криков/ Гордой черни людской». Богословие Хомякова недостаточно исторично. В нем практически отсутствует время и тот связанный с ним Богочеловеческий процесс, который определяет эволюцию земной Церкви. Эти вопросы стали центральными в религиозно-философском творчестве старшего современника Хомякова, друга Пушкина Чаадаева. В 1829 г. он пишет Пушкину: «Мое пламеннейшее желание, друг мой, – видеть вас посвященным в тайну времени. Нет более огорчительного зрелища в мире нравственном, чем зрелище гениального человека, не понимающего свой век и свое призвание».

Василий Блаженный и Артемий Веркольский.

Икона XVII в.

История и христианство у Чаадаева неразрывны – христианство раскрывается лишь в истории, но и историческое бытие не может быть понято вне христианства. Отсюда понимание Чаадаевым времени как поля деятельности божественного Провидения, поэтому понятна ирония Чаадаева по отношению к модной в его время теории непрерывного прогресса, связанного с деятельностью человеческого разума. Согласно Чаадаеву, Царствие Божие творится на земле в процессе истории, его не следует понимать, как нечто потустороннее; единство истории предполагает единство самой Церкви, поскольку через нее божественная сила проникает в историческое бытие.

Интерьер Покровского собора

В отличие от Хомякова Чаадаев был убежденным западником. При общей высокой оценке западного христианства Чаадаев приводит резкую критику протестантизма, основанную на его историософских принципах. Страстные обличения России, которая «заблудилась на Земле», поскольку «Провидение как бы отказалось вмешиваться в русские дела», содержатся в его «Философских письмах». Они послужили предлогом для нелепого объявления властями Чаадаева «сумасшедшим». Нападки на Россию, которая якобы стоит вне мирового исторического процесса, и потому не внесла ничего существенного в мировую цивилизацию, были в действительности вызваны острым желанием Чаадаева «разбудить, растормошить» русское общество, были основаны на его горячей любви к Родине, как бы ни пытались доказать обратное его противники. Молодой, еще радикально настроенный Пушкин писал Чаадаеву в хрестоматийном стихотворении: «Товарищ, верь: взойдет она,/ Звезда пленительного счастья,/ Россия вспрянет ото сна,/ И на обломках самовластья/ Напишут наши имена», а в эпиграмме, посвященной другу, Пушкин оценил Чаадаева, вспоминая его офицерское прошлое: «Он вышней волею небес/ Рожден в оковах службы царской;/ Он в Риме был бы Брут, в Афинах Периклес,/ А здесь он – офицер гусарский». Много писал Чаадаев о поврежденности человеческой природы эгоизмом, который порожден иллюзией существования отдельного бытия. Индивидуальный дух имеет корни не в себе самом, а в мировом сознании, поэтому разрыв с этим мировым сознанием приводит к появлению «пагубного» “я”», оторванного от своего духовного лона. Лишь отказ от «пагубного» “я”» и безусловное подчинение высшему сознанию позволяют человеку найти свой истинный путь. Но борьба Чаадаева с человеческим эгоизмом не означает принятие им коллективизма в том смысле, в каком мы обычно его понимаем. После упомянутой реакции правительства на первое «Философское письмо» Чаадаев безвыездно прожил в Москве еще 20 лет и там же умер в 1856 г.

В 1855 г. скончался Николай I и на российский престол взошел его сын, царь-реформатор Александр II Николаевич. Государство, доставшееся Александру II в наследство от отца, находилось в тяжелом положении. Последние годы царствования Николая I были омрачены засильем коррумпированных чиновников, полицейским режимом, жестокой цензурой во всех областях общественной жизни; так, по причинам неблагонадежности во многих университетах были закрыты кафедры философии. Современник этих событий Герцен писал: «Казарма и канцелярия стали главной опорой николаевской политической науки. Слепая и лишенная здравого смысла дисциплина в сочетании с бездушным формализмом чиновников – таковы пружины знаменитого механизма сильной власти в России… Это самая простая и самая грубая форма деспотизма. Добавим к сему и графа Бенкендорфа, шефа корпуса жандармов – этой вооруженной инквизиции, полицейского масонства, имевшего во всех уголках империи своих братьев слушающих и подслушивающих, – начальника III отделения канцелярии Его Величества, который судит все, отменяет решения судов и во все вмешивается». Эта душная атмосфера в обществе способствовала появлению многочисленных движений, организаций, обществ, тайных и легальных, самых разных толков; их спектр простирался от революционно настроенного левого края, идеологией которого часто был нигилистический атеизм, до консервативного правого с националистическими тенденциями. Внимание общества было приковано к настоящему и к надеждам на светлое будущее, которое по-разному представлялось разным группам. О второй половине XIX в. Ключевский пишет, что в это время «стороннему наблюдателю Россия представлялась большим кораблем, который несется на всех парусах, но без карт и компаса… От всех этих порывов, колебаний из стороны в сторону, преемственных подъемов и понижений народного духа в общественном сознании отложилось только одно историческое представление, что русская жизнь сошла со своих прежних основ и пробует стать на новые». Правда, какими будут эти новые основы, никто не знал, отсюда эти шатания и бесконечные попытки разных групп общества что-то сделать. В результате образованное общество и консервативная государственная власть стремительно отдалялись друг от друга. Основная масса народа во всей этой свистопляске не участвовала, и потому пропасть между образованной частью общества и простым народом все углублялась. Были попытки эту пропасть преодолеть, чем занимались разного рода народники, почвенники, но результаты их деятельности были ничтожны. Реакцией Александра II и его правительства на эти брожения в государстве было издание ряда важнейших реформ; некоторые из них несколько запоздали, некоторые обогнали свое время. Главная из реформ – отмена крепостного права, освобождение крестьян от обязательного подневольного труда на помещиков с наделением их землей. Весной 1856 г., вскоре после заключения парижского мира, Александр II отправился в Москву, где принял губернского предводителя дворянства и заявил ему следующее: «Между вами распространился слух, что я хочу отменить крепостное право; я не имею намерения сделать это незамедлительно, но вы сами понимаете, что существующий порядок владения душами не может остаться неизменным. Скажите это своим дворянам, чтобы они подумали, как это лучше сделать». Во время коронации это намерение государя было сообщено другим предводителям дворянства, губернским и уездным. На государственном уровне был создан секретный комитет по крестьянским делам под личным председательством императора. К моменту оглашения реформы в феврале 1861 г. было выработано сложное законодательство, разрешившее один из самых трудных вопросов русской истории. Общие положения закона начинаются объявлением крепостных крестьян свободными без всякого выкупа. Вместе со свободой крестьяне получили наделы земли в личное пользование; о размерах этих наделов крестьяне должны договориться с землевладельцами. За это освобождение крестьяне должны заплатить оброк или нести барщину, т. е. отработать полученное. Для выплаты оброка правительство выделило определенные ссуды. С выкупом прекращаются все обязательства крестьян по отношению к землевладельцу.

Филипп Колычев у стен Соловецкой обители.

Миниатюра конца XVII в.

Кроме отмены крепостного права Александр II провел ряд других важных реформ, таких как земская, судебная, военная. Все эти реформы способствовали затянувшемуся переходу России от феодализма к капитализму западного типа, однако сбыться этому переходу не было суждено из-за революции 1917 г. Правление Александра II знаменуется также небывалой тягой к образованию всех слоев населения. Уже в 1855 г. начались серьезные изменения в системе высшего образования – были отменены стеснительные меры, введенные Николаем I, ректоры и деканы начали выбираться, а не назначаться; за пределами университетов студенты перестали подчиняться власти инспекторов, появились закрытые ранее кафедры философии и общественных наук. Была проведена в 1864 г. реформа средней и начальной школ, в результате которой число этих заведений выросло в несколько раз. Правда, хороших педагогов катастрофически не хватало, так что обучение в школах было бессистемным и преподавание, как правило, проходило на низком уровне, как у Пушкина: «Мы все учились понемногу/ Чему-нибудь и как-нибудь». Неизбежным результатом такого образования стало падение религиозности, поскольку, по верному утверждению Ф. Бэкона, «малое знание уводит от Бога, а большое – возвращает к Нему». Это, конечно, было замечено правительством и Синодом, по поводу чего в конце 1873 г. был выпущен высочайший рескрипт, в котором говорилось: «Народные школы, вместо служения истинному просвещению молодых поколений, могут быть обращены в орудие растления народа, к чему уже имеются попытки». Обер-прокурор Синода с 1880 г. Победоносцев сразу же после воцарения Александра III, своего воспитанника, подал государю проект средней школы, где «люди низшего класса могли бы получить нехитрое, но солидное образование, нужное для жизни, но для этого необходимо искать главной опоры в духовенстве и в Церкви в деле народного первоначального образования». Для этого правительство решило поднять уровень церковно-приходских школ до уровня земских и резко увеличить их число. В 1884 г. были утверждены «Правила о церковно-приходских школах»; по поводу выхода проекта император написал резолюцию: «Надеюсь, что приходское духовенство окажется достойным своего высокого призвания в этом важном деле». В «Правилах» была поставлена задача «утверждать в народе православное учение веры и нравственности христианской и сообщать первоначальные полезные знания». С 1887-го по 1905 г. число церковно-приходских школ увеличилось в восемь раз и составило почти половину всех начальных школ России. Согласно «Правилам» церковно-приходские школы были одноклассные с двухлетним сроком обучения и двухклассные – с четырехлетним. В первых детей обучали молитвам, священной истории, краткому катехизису, церковному пению, письму и начальным арифметическим действиям. В двухклассных кроме перечисленных дисциплин преподавалась история Церкви и государства. Преподавателями были священники, иногда уроки вели светские учителя, но под наблюдением священников и по утверждению их епархиальным архиереем. В докладной записке Александру III Победоносцев отмечал, что эти школы становятся «оплотом борьбы против вторгающихся извне в темную крестьянскую среду различных лжеучений». Большими тиражами издавалась учебная литература для церковно-приходских школ. С подачи Победоносцева клерикализация коснулась средней и высшей школ, а также многих областей общественной жизни. Этот процесс сопровождался различного рода перегибами, о чем так писал Блок: «Победоносцев над Россией/ Простер совиные крыла». Однако все эти действия власти не остановили роста антицерковных настроений в обществе. Барометром таких настроений стало творчество и общественная деятельность Л. Толстого, в то время как Достоевский в «Дневнике писателя» и других произведениях горячо ратовал за укрепление позиций православной Церкви. Таким образом, общество резко раскололось – наряду с нигилистами, народниками, откровенными атеистами стали появляться группы религиозных философов и богоискателей.

Основателем мистической философии в России еще в 1870-х годах стал молодой Вл. Соловьев. Он родился в семье знаменитого историка и ректора московского университета С. Соловьева в 1853 г. Его дедом по отцовской линии был сельский священник. Мать Вл. Соловьева происходила из казацкого рода, к которому принадлежал упоминавшийся выше странник и философ Григорий Сковорода. Окончив первым учеником гимназию, Владимир поступил на физико-математический факультет Московского университета, но со второго курса перешел на историко-филологический. Одновременно он слушал лекции в Московской духовной академии. По окончании университета Соловьев был оставлен для написания магистерской диссертации. Диссертацию под названием «Кризис западной философии» он блестяще защитил в Петербурге в 1874 г. Об этом событии в одном из своих писем вспоминает известный историк академик Бестужев-Рюмин: «Был вчера диспут Соловьева… Такого диспута я не помню и никогда мне не случалось встречать такую умственную силу лицом к лицу… Если будущая деятельность оправдает надежды, возбужденные этим днем, Россию можно поздравить с гениальным человеком».

В 1877 г. молодой ученый переезжает в Петербург в качестве члена ученого комитета министерства народного просвещения и в переполненной аудитории Соляного Городка читает свои знаменитые лекции, которые были вскоре напечатаны под названием «Чтения о Богочеловечестве». К нему с обожанием относились славянофилы и близкие к ним мыслители – Аксаков, Катков, Леонтьев; правда, через некоторое время они, не уставая, обличали Соловьева за его пристрастие к ценностям западной Церкви. Профессорская карьера Соловьева была резко прервана правительством после того, как он в 1881 г. на лекциях призвал нового государя помиловать убийц Александра II. Дальнейшая деятельность философа будет описана позже.

Во время правления Александра II было осуществлено несколько успешных миссий. Так, в 1870 г. были основаны православные храмы в Токио, Нагасаки и других городах Японии. В этом же году «Православное миссионерское общество» расширило область своих проповедей в американских землях; новому епископу, утвержденному в Сан-Франциско, был присвоен титул «Алеутского и Аляскинского» и отданы семь больших приходов. В 1871 г. особая миссия была отправлена в Туркестан и поставленный там епископ Софроний, кафедра которого находилась в г. Верном, стал называться епископом Туркестанским и Ташкентским.

В 1881 г. был убит народовольцами царь-реформатор Александр II. Организация «Народная воля» была создана в 1870-х годах и сразу же стала одним из самых крупных в России революционных обществ; ее ячейки были разбросаны по всей стране. Целью организации было свержение самодержавия и установления демократического режима; главным средством осуществления этой задачи стал террор. Незадолго до убийства императора на него был совершен народовольцами ряд неудавшихся покушений. Пришедший на смену Александру II его сын Александр III был консерватором. Его можно назвать контрреформатором, поскольку ряд реформ своего отца он старался «заморозить». Александр III старался «подморозить» Россию, чтобы ослабить революционные брожения в обществе, усилившиеся при Александре II. Главным помощником императора в этом деле стал обер-прокурор Синода Победоносцев, который пользовался огромным влиянием на Александра III. На посту обер-прокурора Победоносцев пробыл более четверти века; за это время роль его и его помощников значительно выросла; он стал одним из первых лиц государства. При Победоносцеве значительно усилилась борьба Церкви с разного рода сектантством; Л. Толстого он называл ересиархом и писал гневные статьи против его учения. Победоносцев был основным автором манифеста «О незыблемости самодержавия», обнародованного при восшествии на престол Александра III; им горячо поддерживалась известная николаевская триада: «Православие, самодержавие, народность».

Родился Победоносцев в 1827 г. После окончания училища правоведения поступил на службу в Сенат и с 1860 г. занимал кафедру гражданского права в Московском университете. В это же время он был приглашен ко двору в качестве воспитателя юного наследника будущего императора Александра III, что послужило началом его карьеры как государственного деятеля. В 1868 г. Победоносцев становится сенатором, в 1872 г. – членом Государственного совета, а в 1880 г. – обер-прокурором Святейшего Синода, и в этой последней должности он был до смерти в 1907 г. Он всегда с верой относился к простому русскому народу как к народу глубоко религиозному, в сердце которого воздвигнут алтарь «неведомому Богу». «То, что народ наш невежда в своей вере, – писал он, – исполнен суеверий, страдает от дурных и порочных привычек, что наше духовенство грубо, невежественно, бездеятельно, – все эти явления в действительности несущественны». Число церковных школ во время правления Александра III продолжало расти; расширялась миссионерская деятельность Церкви: при нем была открыта первая православная церковь в Южной Америке – для нее был сделан иконостас, перевезенный в Буэнос-Айрес в 1889 г. К России присоединилась часть Сирийской Церкви, куда из России была отправлена православная миссия. С просьбой о присоединении к Русской Церкви обратились православные Индии, однако просьба не была удовлетворена по причине большого числа подвизавшихся в общине несторианцев. Отношения Русской Церкви с папским престолом при Александре III улучшились по сравнению с предшествующим временем. На коронации императора присутствовал представитель Рима. В 1882 г. папа Лев XIII назначил 12 новых епископов в польские епархии. В своих посланиях Александру III папа Лев XIII неоднократно подчеркивал необходимость политического и религиозного сближения Русской Церкви и государственной власти с римским престолом для активного противодействия нарастающим в мире атеистическим течениям.

Благовещенский собор Казанского кремля. 1562 г.

Наконец, при Александре III было закончено начатое при Николае I строительство главного храма России – храма Христа Спасителя в Москве, возведенного в честь победы в Отечественной войне 1812 г. Деньги на строительство собирались по всей России; это была истинно народная стройка – не отказывались даже от медных пятаков простого люда. Храм был варварски разрушен большевиками в 1931 г., золото ушло в казну, иконы сожжены, а мраморные плиты с выбитыми именами героев войны и другие каменные украшения были использованы при строительстве московского метрополитена. На месте разрушенного храма советское правительство решило построить Дворец Советов с колоссальной фигурой Ленина сверху. Однако строительству что-то все время странным образом мешало – то рухнула часть первоначальной постройки, то начались неприятности с фундаментом. В конце концов на месте храма сделали плавательный бассейн. В конце XX в., после перестройки, соорудили копию храма, но кроме внешнего сходства она не имеет ничего общего с разрушенным благолепием прежнего.

Вторая половина XIX в. была временем расцвета монастырей и возникшего в них важнейшего для русского Православия института старчества. Особенно знаменитыми центрами старчества стали Оптина пустынь, Саровская пустынь, Троице-Сергиева лавра, северные Валаамский и Соловецкий монастыри. В тяжелые для Церкви годы рубежа XIX и XX вв., когда все выше поднимали голову различные богоборческие течения, старчество стало православным духовным центром для всего русского народа – от простых людей, толпами стекавшихся в монастыри, чтобы приобщиться к мудрости преподобных старцев, до религиозно настроенной культурной элиты общества. В Оптиной пустыне у знаменитого старца Амвросия и его предшественников побывали Гоголь, Л. Толстой, Достоевский; здесь поселился в последние годы своей жизни религиозный философ Леонтьев, которого уже в наше время подняли на щит националисты, используя его труды не всегда добросовестным образом.

О Леонтьеве следует сказать несколько слов. Он родился в 1831 г. Закончил медицинский факультет Московского университета и в качестве врача участвовал в Крымской войне. Несколько лет прожил среди афонских монахов. Одной из центральных мыслей Леонтьева является отрицание якобы христианского положения о всеобщем равенстве; он считает, что истинное христианство проповедует «цветущую сложность», и только при таком понимании христианство жизнеспособно. Его историософские настроения биологичны – сменяющие друг друга цивилизации Леонтьев рассматривает как живые организмы, проходящие стадии детства, зрелости и старости перед тем, как смениться новыми. Эти идеи он частично позаимствовал у социолога и историка Н. Данилевского, изложившего их в книге «Россия и Европа», где утверждается, что Россия призвана сменить на мировой арене дряхлую Европу. Такие известные западные историки XX в. как Шпенглер и Тойнби широко используют подобную идеологию в своих трудах. Согласно Леонтьеву, чтобы сохранить Россию, необходимо жестко противодействовать либеральным и демократическим тенденциям в обществе. Основной чертой русской ментальности Леонтьев считал примат государства в отличие от примата личности – основы западной цивилизации. В свою очередь, крепкое государство не есть самоцель; оно должно в своих действиях подчиняться целям религиозным, православным. Стремление западной цивилизации ко всеобщему равенству и максимальной свободе каждого Леонтьев считает проявлением мещанства, свидетельством исторической дряхлости Европы. Скончался Леонтьев в 1891 г.

Свидетельством оживления церковной деятельности в России в конце XIX в. стал созыв ряда соборов в период царствования Александра III. В 1884 г. в Киеве прошел собор 11 юго-западных архиереев, решавший вопрос о борьбе с сектантством и принявший «Пастырское послание иерархов Западных епархий к своим паствам» с призывом остерегаться штундистской ереси, распространившейся в те годы на Украине. Собор в Петербурге занимался делами церковно-приходских школ; сибирские архиереи в 1885 г. собрались в Иркутске для выработки действий против раскола; в 1888 г. в Киеве заседал великий собор. Однако, несмотря на все эти охранительные меры, проницательные наблюдатели отмечали неуклонное скатывание государства и Церкви к катастрофе. Это стало особенно заметно после смерти Александра III в 1894 г. и воцарения его сына Николая II Александровича. Об этом событии в Британской энциклопедии написано так: «Бесшумно совершилась коренная перемена в способах проведения законов и министерских циркуляров. Походя на своего отца многими чертами характера, молодой царь имел более мягкие, гуманные наклонности и был в меньшей степени доктринером. Сочувствуя планам своего отца – создание из Святой Руси однородной империи, – он не одобрял тех действий, которые предпринимались для реализации этих планов, таких, например, как репрессии против сектантов, раскольников и евреев, и он дал понять без формального приказа, что применявшиеся ранее суровые меры не встретят его одобрения». Для западного историка, автора статьи, личность Николая II как императора была весьма привлекательной, но Россия тех времен нуждалась в ином правителе. Коронация Николая II была омрачена кровавой ходынской трагедией в мае 1896 г. На ходынском поле, где собралось более полумиллиона человек в ожидании обычных в таких случаях царских подарков, началась давка и паника, в результате чего более тысячи человек погибли и множество было ранено. И хотя вины государя в этом несчастьи не было, революционная пропаганда использовала трагическое событие в своих целях. Весной 1896 г. был заключен долгосрочный мир между Россией и Болгарией по случаю перехода наследника болгарского престола князя Бориса в православную веру; в Петербург приехала большая болгарская делегация во главе с митрополитом Климентом. Осенью этого года Николай II посетил Киев, где присутствовал на освящении Владимирского собора, выдающегося памятника церковной архитектуры и живописи. В 1897 г. правительство провело важное мероприятие – всеобщую перепись населения. Как оказалось, из 126 миллионов жителей России (не считая Финляндии) 70 % исповедовало Православие. Оплотом веры была деревня, быт которой традиционно был пронизан религией. Однако к концу XIX в. туда стали проникать анархические и революционные настроения; это не могло серьезно не беспокоить Церковь. «Будем надеяться, – писал митрополит волынский Антоний в начале XX в., – что наша твердость в вере мало-помалу воспитает России новые поколения людей, которые опять вознесут на высоту православный обычай жития, исполненный молитв, воздержания и смирения, так что теперешний растленный дух, в котором пребывают жители городов, предастся забвению, и наша Русь, возродившись от простого народа, снова от верху до низу станет по-истине Русью Святою, какою она была в прежние века… Будем же, братие, хвалиться Христом, а духом века сего пренебрегать». Тем временем промышленные города стали центрами волнений и забастовок рабочих. В 1903 г. было основано общество фабрично-заводских рабочих во главе с печально известным о. Талоном, священником петербургской церкви при пересыльной тюрьме. После падения в декабре 1904 г. Порт-Артура, вызвавшего тяжелую реакцию в обществе, Гапон решил устроить поход рабочих к Зимнему дворцу. Несмотря на запреты правительства, 9 января 1905 г. демонстрация состоялась и имела трагические последствия: в результате столкновения демонстрантов с войсками погибло почти полтораста человек и несколько сот были ранены. Это событие, а также разгром японцами русского флота в Цусимском проливе привели к резкому всплеску революционного движения в России. Этим движением была затронута армия и флот: летом 1905 г. на самом новом броненосце Черноморского флота «Потемкин Таврический» вспыхнуло восстание. Матросы убили большинство офицеров во главе с капитаном и, подняв красный флаг, корабль двинулся на Одессу, где в то время проходили рабочие забастовки. В гавани и порту начались пожары и грабежи. Мятеж не был поддержан командами других судов, и революционные вожди были вынуждены отправиться в румынский порт Констанца, где сдались властям.

В конце 1904 г. правительство разработало ряд либеральных реформ: новый закон о печати, предполагающий ослабление цензуры, а также закон о правах национальных меньшинств и о свободе вероисповеданий. В ответ церковные круги во главе с митрополитом петербургским Антонием выдвинули проект преобразований, предоставляющий Церкви большую независимость от государства. В «Церковном вестнике» появилось открытое письмо группы иерархов к Николаю II и Синоду, в котором говорилось: «Только свободно самоуправляющаяся Церковь может обладать голосом, от которого горели бы сердца человеческие. Что же будет, если свободою религиозной жизни, исповедывания и проповедования будут пользоваться все виды большего или меньшего религиозного заблуждения, все религиозные общества и союзы, и только православная Церковь, хранительница подлинной Христовой истины, одна будет оставаться лишенною равной и одинаковой с ними свободы?» Письмо заканчивалось предложением созвать по этому поводу поместный собор Русской православной Церкви. Независимость Церкви от государства поддерживали далеко не все православные иерархи. Так, еще в 1902 г. замечательный проповедник, провидец и чудотворец о. Иоанн Кронштадтский, сторонник крепкого самодержавия и «симфонически» связанной с ним Церкви, сказал в речи по случаю дня рождения императора: «Через посредство державных лиц Господь блюдет благо мира Церкви Своей, не допуская безбожным учениям, ересям и расколам обуревать ее, и величайший злодей мира, который явится в последние времена, антихрист, не сможет появиться среди нас по причине самодержавной власти, сдерживающей беззаконное шатание и нелепое учение безбожников».

Вологодский кремль. Соборная горка. 1567 г.

Продолжая эту же мысль, о. Иоанн в тяжелое время 1905 г. активно возражал против принятия конституции и расширения прав парламента: «Царство русское колеблется, шатается, близко к падению. Если в России так пойдут дела и безбожники и анархисты-безумцы не будут подвержены праведной каре закона и если Россия не очистится от множества плевел, то она опустеет, как древние царства и города, стертые правосудием Божиим с лица земли за свое безбожие и за свои беззакония. Бедное отечество, когда ты будешь благоденствовать? Только тогда, когда будешь всем сердцем держаться Бога, Церкви, любви к царю и отечеству и чистоты нравов… Чем бы мы стали, россияне без царя? Враги наши скоро постарались бы уничтожить и самое имя России, т. к. носитель и хранитель России после Бога есть государь России, царь самодержавный, без него Россия – не Россия. Умолкните же вы, мечтательные конституционалисты и парламентариев… Не вам распоряжаться престолами царей земных. Прочь, дерзновенные, не умеющие управлять и сами собой, но препирающиеся друг с другом и ничего существенного, полезного для России не сделавшие». В одном почти все иерархи были согласны друг с другом – в необходимости восстановить патриаршее управление для православной Церкви.

Синод единогласно высказался за учреждение патриаршества и за созыв в Москве всероссийского собора для выборов патриарха, каковым предполагалось сделать петербургского митрополита Антония. Согласно принятому решению, Синод должен был сохраниться и после выбора патриарха, став при нем совещательным органом. Правда, провинция отнеслась к этим решениям сдержанно – там многие священники были сторонниками приходского самоуправления. В подобной ситуации император решил выступить в роли дипломата, и наложил на доклад Синода резолюцию: «Признаю невозможным совершить в переживаемое ныне тревожное время столь великое дело, требующее спокойствия и обдуманности, каково созвание поместного собора. Представляю себе, когда наступит благоприятное для этого время, по древним примерам православных императоров, дать делу движение и созвать собор всероссийской Церкви для канонического обсуждения предметов веры и церковного управления». Реформа, обеспечивающая в государстве веротерпимость, была обнародована на Пасху 1905 г. Противник этой реформы Победоносцев, хотя и оставался обер-прокурором Синода, к тому времени практически отошел от дел. Согласно этой реформе, каждый совершеннолетний гражданин государства получал право исповедовать любое христианское вероучение. Старообрядцам и сектантам были возвращены их молитвенные дома; в юго-западных епархиях резко увеличилось число униатов.

Тяжелейшее положение в государстве, связанное с непрекращающимся ростом разного рода волнений, заставило Николая II выпустить манифест. Он был подписан императором и премьер-министром Витте 17 октября 1905 г. и гласил: «Смуты и волнения в столице и во многих местностях империи великой и тяжкой скорбью наполняют наше сердце. От возникших ныне волнений может явиться глубокое нестроение народное и угроза целости и единства нашей державы… Для успешного умиротворения государственной жизни мы признали необходимым объединить деятельность высшего правительства. На правительство мы возлагаем выполнение нашей воли: 1. Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов; 2. Не останавливая предназначенных выборов в Государственную Думу, привлечь теперь же к участию в Думе, по мере возможности, связанной с краткостью остающегося до созыва Думы срока, те классы населения, которые сейчас совсем лишены избирательных прав, утвердив в дальнейшем развитие начал общего избирательного права и

3. Установить, как незыблемое правило, чтобы никакой Закон не имел бы силы без одобрения Государственной Думой и чтобы выборным от народа была бы обеспечена возможность действительного участия в надзоре за законностью действий поставленных от нас властей. Призываем всех верных сынов России вспомнить свой долг перед родиной, помочь прекращению этой неслыханной смуты и вместе с нами напрячь все силы к восстановлению тишины и мира на родной земле». Результатом манифеста стало расслоение общества на два лагеря: в одном праздновали царскую милость, в другом сочли манифест капитуляцией и торжествовали победу над властью. По стране прокатилась волна погромов и кровавых боев, которая, к счастью, быстро затихла. Однако расчеты правительства на полное спокойствие не оправдались, что стоило Витте карьеры. Отставка премьера была предрешена и произошла весной 1906 г.; вместе с ним покинули свои посты его министры. В июле 1906 г. был выпущен манифест о роспуске первой Государственной Думы, и сразу вслед за этим актом премьер-министром Государь назначил выдающегося государственного деятеля, бывшего министра внутренних дел Столыпина, которому удалось в течение пяти лет, вплоть до своей гибели, заметно сдерживать революционное движение в стране и реализовать ряд важнейших реформ, главной из которых была земельная. Первый циркуляр Столыпина звучал так: «Открытые беспорядки должны встречать жесткий отпор. Революционные замыслы должны пресекаться всеми законными средствами. Борьба ведется не против общества, а против врагов общества, поэтому огульные репрессии не будут одобряться. Намерения Государя неизменны; старый строй получит обновление, а порядок должен быть охранен в полной мере». В адрес революционеров он произнес известные слова: «Вам нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия». Незадолго до этих событий император принял трех митрополитов и беседовал с ними о созыве церковного собора, затем он обратился с рескриптом на эту тему к петербургскому митрополиту Антонию. Император писал: «Ныне я признаю вполне своевременным произвести некоторые преобразования в строе нашей отечественной Церкви. Предлагаю вам определить время созыва этого собора». Была создана предсоборная комиссия из пятидесяти человек под председательством Антония. Участие в ней принимал обер-прокурор Синода кн. Оболенский.

Печать и подпись первого патриарха Иова

В начале 1907 г. была открыта вторая Государственная Дума, просуществовавшая полгода; ее интеллектуальный уровень был заметно ниже первой – в ней значительное число членов составляли полуграмотные крестьяне и недоучившиеся интеллигенты, ее называли поэтому «Думой народного невежества». В октябре 1907 г. прошли выборы в третью Государственную думу, которую те же острословы окрестили «Думой народного просвещения»; думское большинство состояло из октябристов и правых. К 1909 г. во всех областях народного хозяйства наблюдался небывалый подъем. В одном из своих выступлений Столыпин сказал: «Дайте государству двадцать лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России». Но Провидение распорядилось иначе.

В переломные годы конца XIX и начала XX вв. русская интеллигенция расслоилась по своим интересам. Некоторые стали марксистами и последователями Чернышевского, Добролюбова и Писарева, другие организовали ряд религиозно-философских обществ с явной тягой к мистицизму. Как легко понять, это разделение связано с различным отношением к религии. Признанным главой мистических течений в философии стал Вл. Соловьев, о раннем периоде жизни которого говорилось выше. Ближайшими последователями Соловьева были его близкие друзья князья Сергей и Евгений Трубецкие. Со временем ряды религиозных философов пополнились за счет представителей марксистских течений; так, видный экономист Булгаков, на работы которого ссылался Ленин, занялся сперва религиозной философией хозяйства, а затем православным богословием, став, как и его отец, священником. В этот же лагерь из лагеря марксистов перешел Бердяев; свое обращение он описал в книге «Самопознание». Здесь можно упомянуть «русского Леонардо» Флоренского, физика и математика, принявшего сан и написавшего в Троице-Сергиевой лавре замечательный труд «Столп и утверждение Истины», и, наконец, одного из немногих создателей оригинальной русской системы религиозной философии Франка, тоже начавшего с марксизма.

Митра патриарха Иова. 1595 г.

Теперь продолжим рассказ о Вл. Соловьеве, о его жизни и трудах зрелого периода. По словам Булгакова, религиозная философия Соловьева есть «самый полнозвучный аккорд». Действительно, в его системе нашли место практически все важные аспекты религиозно-философской и богословской мысли. Основные интуиции в творчестве Соловьева связаны с христианскими понятиями всеединства и Богочеловечества. Его построения не всегда укладываются в традиционное православное богословие, поэтому некоторые книги, не пропущенные русской цензурой, Соловьеву пришлось печатать во Франции – это, в частности, капитальный труд «Россия и вселенская Церковь» и книга «Русская идея». Идея всеединства у него расширена настолько, что его построения некоторые критики относят к пантеизму. Яркие рассуждения Соловьева связаны с Софией Премудростью Божией. София, как известно, глубоко почиталась еще в Древней Руси, ей были посвящены первые великие храмы – в Киеве и Новгороде. София – главная «художница» при сотворении мира. Соловьев и его последователи – «софиологи» – настолько тесно связывали Софию с Богом, что православные богословы обвиняли Соловьева за то, что он якобы из Пресвятой Троицы соорудил за счет Софии Четверицу. Идея Богочеловечества, согласно Соловьеву, – основа исторического процесса. Замечательна этика Соловьева, которой он посвятил фундаментальный труд «Оправдание добра». Глубокие и оригинальные мысли вложил философ в свои работы по эстетике и литературоведению. Соловьев был хорошим поэтом – его стихи часто иллюстрируют его философское творчество; русские поэты-символисты считали

Соловьева основоположником их течения, но он в ответ зло над ними смеялся. В заключение краткого рассказа об этой удивительной личности, оставившей заметный след в культурной жизни России конца XIX в. и начала XX в., приведем одно из характерных его стихотворений: «Бедный друг! истомил тебя путь,/ Темен взор, и венок твой измят,/ Ты войди же ко мне отдохнуть,/ Потускнел, догорая закат./ Где была и откуда идешь,/ Бедный друг не спрошу я любя;/ Только имя мое назовешь —/ Молча к сердцу прижму я тебя./ Смерть и Время царят на земле, – / Ты владыками их не зови,/ Все, кружась, исчезает во мгле,/ Неподвижно лишь солнце любви».

Умер Вл. Соловьев летом 1900 г. под Москвой в имении своего друга и ученика князя С. Трубецкого; похоронен на Новодевичьем кладбище рядом с могилой своего отца-историка. Многочисленные ученики и последователи Вл. Соловьева, члены «Религиозно-философского общества им. Вл. Соловьева» в большинстве своем закончили свои дни за границей, куда их в 1922 г. отправил Ленин на так называемом «философском пароходе»; оставшиеся на родине, как правило, попали в сталинские лагеря.

Здесь уместно сказать несколько слов об оригинальном религиозном мыслителе второй половины XIX в., которого Вл. Соловьев в письме назвал своим «учителем и отцом духовным», и о котором Л. Толстой говорил: «Я горжусь, что живу в одно время с подобным человеком». Речь идет о Федорове – христианском философе, основные идеи которого выходят за пределы христианских принципов. Николай Федоров – незаконнорожденный сын князя Гагарина и пленной турчанки, родился в 1828 г. Учился в Ришельевском лицее в Одессе, затем преподавал историю и географию в уездных училищах. С 1867-го и до смерти в 1903 г. Федоров жил в Москве, где работал в библиотеках – сперва в Чертковской, а с 1874 г. более четверти века – в библиотеке Румянцевского музея (в советское время – имени Ленина). Он составил первый каталог книг Румянцевского музея и организовал международный книгообмен. Федоров вел аскетический образ жизни, хотя аскетом себя не считал. «Не гордись, тряпка, завтра будешь ветошью», – любил повторять он. Свою скромную зарплату он почти целиком раздавал нищим, приходившим к нему за «стипендией». Его энциклопедические познания не заглушали в нем тяги и способности к живому и оригинальному творчеству. При жизни Федоров печатался мало – ему не нравилось, что за плоды его мысли люди вынуждены платить деньги. Его главный труд «Философия общего дела» был опубликован уже после смерти автора. По мнению Федорова, философия как чистое созерцание и умозрение ставит себя в рабское положение по отношению к миру. «Чтобы сделаться знанием конкретным и живым, – писал он, – философия должна стать знанием не только того, что есть, но и того, что должно быть, т. е. она должна из пассивного умозрительного объяснения сущего стать активным проектом долженствующего быть, проектом всеобщего дела». Какое же дело Федоров считал всеобщим? Грубо говоря, его рассуждения таковы: всякая специализация разделяет людей на группы по специальностям и интересам, часто враждующие между собой. Однако есть проблема, одинаково близкая всем – это воскресение умерших предков, как бы дико, на первый взгляд, подобное дело ни выглядело. Именно его Федоров назвал общим и предложил ряд проектов по его реализации, используя достижения естественных наук. Эти проекты фантастичны, но основная идея глубоко христианская. Федоров считает, что в деле спасения «человечество призвано быть орудием Божиим», а не ждать пассивно Второго Пришествия. По Федорову, после Христа наше спасение целиком зависит от нас самих. Как он пишет: «Если первородный грех осудил нас на знание без действия, обратив древо познания в древо крестное, то древо крестное объединяет всех в стремлении превратить знание в дело». Этим нам всем открывается «возможность и способность сделаться орудием Божественного плана». Зеньковский говорит, что два пронзительных чувства, глубоко проникшие в душу философа, определили его мысли и построения: первое – чувство людской разобщенности и отсутствия истинно братских отношений в человеческом обществе, а второе – невозможность забыть о том, кто уже ушел из жизни. Эти чувства содержат осуждение тех, кто замкнулся в себе самом, кто равнодушен к живым и мертвым. Свои проекты Федоров считает новым шагом к возвещенной в Евангелии победе над смертью. Он с редкой остротой пережил христианские положения о смерти как предельном зле и неправде и о грядущем воскресении как желанной правде и своими слабыми человеческими силами стремился эту правду приблизить.

Заметным событием в жизни общества был выход в 1909 г. сборника «Вехи», где в статьях религиозных философов, правоведов, литературоведов, большинство которых прошло через увлечение марксизмом, была дана жесткая переоценка взглядов на интеллигенцию. Булгаков писал: «Нет интеллигенции более атеистической, чем нынешняя русская… Некоторая образованность, просвещенность есть в глазах нашей интеллигенции синоним религиозного индифферентизма». Богоборчеству этой интеллигенции Булгаков противопоставил смирение русских святых и подвижников. Гершензон отмечал оторванность интеллигенции от народа: «Мы сонмище больных, изолированных в родной стране – вот что такое русская интеллигенция… Каковы мы есть, нам не только нельзя даже мечтать о слиянии с народом – бояться мы его должны, пуще всех казней власти, и благословлять эту власть, которая своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной». Одному из составителей и авторов сборника Струве сочувственное письмо написал архиепископ Антоний Волынский: «Мы не знаем, чем больше восхищаться: научностью ли, разумностью ли ваших доводов или примиренным любящим голосом вашего обращения к инакомыслящим, или вашею верою в силу человеческой совести даже у тех, кто ее отрицает в теории, и на практике, или, наконец, вашей суворовской храбростью, вашим восторженным мужеством, с которым вы, подобно уверовавшему Савлу, обращаетесь к своим собратьям по былому ложному увлечению». Идеи веховцев получили распространение среди учащейся молодежи.

Теперь после короткого отступления в область религиозной философии пора вернуться к делам государства и Церкви в первые годы XX в. Трагическим событием для страны стало убийство в 1911 г. Столыпина эсером и агентом охранки Богровым. Убийство произошло на глазах у Николая II в киевском оперном театре во время спектакля «Жизнь за царя» («Иван Сусанин»). Найти достойную замену этому замечательному политику и сильной личности уже не удалось. Тем не менее три года после убийства Столыпина прошли сравнительно спокойно, хотя брожения в разных слоях общества продолжались. Эти брожения затронули и Церковь, особенно после издания указа 1905 г. о свободе вероисповеданий и последующего за ним манифеста. Речь, прежде всего, идет о так называемом обновленческом движении, в котором принимали участие как церковнослужители, так и светские люди, близкие к Церкви; они считали, что Русская православная Церковь давно и остро нуждается во внутреннем переустройстве. Это движение организовали искренне верующие люди, и оно не имеет ничего общего, кроме названия, с обновленческой Церковью, которая была создана при поддержке большевистских властей после революции 1917 г. Обновленческое движение, громко заявившее о себе после январских событий 1905 г., было предметом обсуждения в обществе на протяжении всего XIX в. Еще в 1868 г. молодой Ключевский писал в своем дневнике: «В православном обществе есть класс людей, занимающих странное положение относительно Церкви. Эти люди – истые дети своей Церкви. От нее научились они проводить строгое различие между словом Божиим, Откровенной Истиной, спасшей мир, и теми формами и формулами, в которые облекла ее человеческая мудрость или человеческое творчество, чтобы приблизить ее к людскому разумению, сделать из нее узел и основу человеческого общества. Они привыкли помнить, что слово Божие вечно и неизменно, а те формы и формулы проникнуты духом места и времени… В глазах этих людей церковная жизнь и формулы церковного вероучения стали бессмысленными, по преданию, по привычке установившимся переворачиванием великого содержания, завернутого в износившуюся оболочку, ленивым повторением изо дня в день раз затвержденных азов из религиозной азбуки без движения вперед. Им смутно чувствуется что-то кощунственное в этой неподвижной правильности церковного порядка, и настоятельная необходимость обновления сознается яснее и яснее». С осени 1905 г. в печати стали появляться статьи о необходимости обновления Церкви, составленные 32 петербургскими священниками. Был организован союз ревнителей церковного обновления. Филиалы петербургского союза возникли в Москве, Харькове и других крупных городах России. Накануне выборов в I Думу союз опубликовал пространную записку, в которой, в частности, призывал всех граждан «поддерживать в народе веру в лучшее будущее, требуя от него оставить всякое насилие и идти путем мира, доброго согласия, взаимной уступчивости и уважения друг к другу». Достаточно многочисленным было возникшее в то же время движение так называемых свободных, или внецерковных христиан, а также христианских социалистов. В число свободных христиан входили толстовцы и их идейные противники, организовавшие «Христианское братство борьбы». Профессор Петербургской духовной академии архимандрит Михаил, тоже не признававший толстовского непротивления злу насилием, писал: «Разрушь злую заповедь терпения, потому что эта антихристова заповедь есть дважды душегубство: по отношению к тем, кто слишком терпелив, потому что их души сгибаются вместе с их согнутыми шеями, и по отношению к тем, чье зло терпят, т. к. им безнаказно позволяют быть убийцами и хищниками». Против свободы вероисповеданий и связанных с ней шатаний внутри Церкви резко выступали многие иерархи и особенно пользующийся при дворе большим влиянием Победоносцев, которому в течение четверти века удавалось сдерживать царей от издания соответствующего указа. Он считал не без основания, как показало будущее, что указ о веротерпимости опасен не только для самой Церкви, он способен расшатать не слишком устойчивое здание самодержавного государства. Но стоило Победоносцеву в качестве обер-прокурора уйти от дел, как указ о веротерпимости сразу же был подписан. Император в очередной раз отклонил просьбу Церкви о созыве поместного собора, поскольку большинство священнослужителей были намерены прекратить синодальный период и восстановить в России патриаршество, к чему Николай II не был готов. Этот собор удалось созвать лишь в 1917 г. после падения самодержавия. Вместо собора правительство и Синод решили организовать несколько церковных съездов с узкой тематикой, которые не обладали правом решать кардинальные проблемы Церкви.

О тебе радуемся (деталь). Московская школа.

Мастерская Дионисия. Начало XVI в.

Летом 1909 г. в Троице-Сергиевой лавре открылся монашеский съезд. Один из главных вопросов съезда касался развития монастырского старчества. В старчестве Церковь видела мощное средство оздоровления и укрепления монастырской жизни, воспитания нового поколения иноков и, что, по-видимому, было основным, поднятия авторитета монастырей и превращения их в религиозные центры Православия в стране. Как было написано в заключительном документе, «забота об этом деле должна быть первейшею заботою как настоятелей, так и старшей братии и самих епископов». Кроме того, съезд принял решение о повсеместном введении в монастырях общежительного строя. В одном из пунктов программы съезда отмечалось, что «больным местом в монастырской жизни является вопрос о том, что делать с теми иноками, которые изменили своим обетам, живут зазорно, монастырской дисциплине подчиняются лишь настолько, чтобы иметь возможность пользоваться кельей и столом бесплатно». По этому поводу Синод предложил способ упрощения процедуры снятия монашеского сана. Для поднятия образовательного уровня монахов было решено увеличить число специальных курсов для послушников.

О тебе радуемся (деталь). Московская школа.

Мастерская Дионисия. Начало XVI в.

В 1910 г. в печати впервые промелькнуло имя «старца» Григория Распутина. Это была воистину дьявольская личность; он сыграл роковую роль в жизни предреволюционной России, обладая огромным влиянием на императорскую семью, особенно на императрицу, поскольку успешно лечил больного гемофилией наследника-цесаревича Алексея.

Распутин назначал и снимал министров, устраивал во дворце оргии с участием высокопоставленных дам двора и всеми своими поступками серьезно компрометировал в глазах общества государственную власть и императорскую семью. Григорий обладал мощной гипнотической способностью влиять на людей, был по нынешней терминологии экстрасенсом самого высокого уровня. Родом Распутин был из крестьян Тобольской губернии, а погиб от пуль заговорщиков в самом конце 1916 г.

Богатым на события оказался 1913 г., последний предвоенный год. Осенью этого года в киевском суде рассматривали дело Бейлиса, всколыхнувшее массы людей в России и за границей. Весной 1911 г. в Киеве было найдено тело двенадцатилетнего мальчика Андрея Ющинского, обезображенное и со множеством ножевых ран. Определенные круги пустили слух, что мальчик убит евреями в ритуальных целях – его кровь якобы использовали для приготовления мацы к еврейской Пасхе. Это был дикий отголосок распространенных в средневековой Европе процессов, связанных с так называемыми «кровавыми наветами». Хотя полицейские указывали на некую воровскую шайку, совершившую это убийство, прокурор судебной палаты старался оправдать версию о ритуальном убийстве, совершенном служащим кирпичного завода Менделем Бейлисом. Правые газеты, такие как «Новое Время», поддерживали прокурора. Несмотря на давление со стороны правых союзов и правой прессы, суд вынес Бейлису оправдательный приговор. Это было торжество русского правосудия, продемонстрировавшего свою независимость и высокий профессионализм.

В начале 1913 г. исполнилось 300 лет дому Романовых; этот юбилей был пышно отпразднован. В высочайшем манифесте говорилось: «Совокупными трудами венценосных предшественников наших на престоле российском и всех верных сынов России создалось и крепло Русское государство. Неоднократно подвергалось наше отечество испытаниям, но народ русский, твердый в вере православной и сильный горячей любовью к родине и самоотверженной преданностью своим государям, преодолевал невзгоды, выходя из них обновленным и окрепшим. Тесные пределы московской Руси раздвинулись, и Российская империя стала ныне в ряду первых держав мира». Действительно, к началу рокового 1914 г. Россия испытала подъем во всех сферах жизни. Небывалого уровня достигло хозяйство, интенсивно развивалась культура, наука, образование; естественный прирост населения составлял три миллиона в год, резко повысился уровень благосостояния народа. Влиятельная французская газета, изучив по поручению своего правительства положение в России, писала: «Если дела европейских наций будут идти дальше так же, как шли до сих пор, то к середине текущего века Россия будет господствовать в Европе как в политическом, так и в экономическом и финансовом отношении». К сожалению, этим прогнозам не суждено было сбыться. В середине 1914 г. в столице Боснии Сараево был убит наследник австрийского престола Франц-Фердинанд, что послужило поводом к началу Первой мировой войны. Со времени вступления в войну России, страна начала стремительно скатываться в бездну, к катастрофе октябрьского переворота 1917 г. Об этом страшном времени и о церковном соборе, который наконец был созван летом 1917 г., будет рассказано в третьем пункте, заключающем настоящую главу.

2. К началу войны оживилась церковная жизнь в России. Духовными центрами этой жизни были монастыри со значительно расширившимся институтом старчества. Монастыри много занимались благотворительностью: так, с 1881-го по 1914 г. число монастырских больниц и мест в них выросло более чем вдвое; больницы обслуживали не столько своих иноков, сколько паломников и всех нуждающихся в медицинской помощи. Таким образом, монастыри стали тем недостающим мостом, который связывал Русскую Церковь с населением страны. Монастыри и жившие в них старцы играли важную роль в духовной жизни государства на протяжении всего XIX и в начале XX вв. О самых знаменитых и почитаемых старцах этого времени, преподобных Серафиме Саровском и Амвросии Оптинском, и о монастырях, в которых они совершали свой подвиг, следует рассказать подробнее.

Местность, где расположена Саровская пустынь, издавна была заселена мордвой; в XIII в. татары построили здесь город Сараклыч, который к XVI в. пришел в полное запустение. В 1664 г. здесь поставил келью пензенский инок Феодосий, а за ним – инок Герасим. Оба они были свидетелями удивительных знамений – Феодосий по ночам видел яркий свет с неба, освещавший всю гору, а Герасим слышал такой сильный звон, что гора, казалось, качалась от него. Для них и окрестных жителей видения означали, что место это свято. Человеком, заселившим Саров, построившим церковь и устроившим там общежительный монастырь, был первоначальник пустыни иеромонах Иоанн. В 1766 г., собрав всех иноков, Иоанн объявил: «В сей Сатисо-градо-саровской пустыни, у святой церкви Пресвятой Богородицы быть общежительному пребыванию монахов». Он написал строгий устав, согласно которому для братии была исключена всякая частная собственность и запрещено есть вне общей трапезы; число монахов в те годы превышало 30. По ложному доносу Иоанн был доставлен в Петербург и заключен в тюрьму, где пробыл до своей смерти почти четыре года. Перед смертью он поручил духовнику передать в Саровскую пустынь письмо с заветом братии – твердо хранить устав, держать мир и любовь между собой и безропотно нести подвиг послушания.

Из преемников о. Иоанна наиболее известен строитель Ефрем, который был в переписке со святителем Тихоном Задонским; он построил на территории пустыни обширный храм в честь Успения Богородицы.

Св. Серафим Саровский, до пострига Прохор Мошкин, родился в 1759 г. в г. Курске, родине отца русского иночества преподобного Феодосия Печерского. Его отец был богатый и именитый купец Исидор Мошкин, известный своей благотворительной деятельностью. На его пожертвования в Курске был воздвигнут по проекту Растрелли храм во имя Сергия Радонежского. Семилетний Прохор однажды упал с колокольни, но остался целым и невредимым. Юношей отправился он в Киев, где старец Досифей-затворник, обладавший даром прозорливости, указал ему на Саров: «Гряди, чадо Божие, и останься там. Это место будет тебе во спасение, с помощью Господа. Там завершишь ты свое земное странствие. В Сарове настоятелем Пахомий, человек богоугодной жизни. Он последователь наших Антония и Феодосия». В 1778 г. накануне праздника введения во храм Богоматери девятнадцатилетний Прохор пришел в Саров. В 1786 г. Прохор был пострижен в иночество с именем Серафим, т. е. пламенный, а в 1793 г. – в иеромонахи. Настоятель Пахомий, принявший Серафима в число послушников, благословил его на пустынножительство. Эта жизнь была ему по душе, и он несколько раз отклонял предложения быть настоятелем в близлежащих монастырях. После нескольких лет молчальничества и затворничества Серафим начал принимать монахов и паломников, которых было множество. Он творил чудеса, пророчествовал и исцелял. Как и преподобный Сергий Радонежский, Серафим воплощал в себе образ удивительно доброго, мирного и радостного подвижника. К его келье, как и к Сергию, приходили звери; паломников часто пугал огромный медведь, которого Серафим кормил и который ложился у ног святого. Он поучал своих духовных детей: «Веселость не грех, она отгоняет усталость, а от усталости бывает уныние, хуже которого ничего нет… Нет нам дороги унывать, потому что Христос все поделил, Адама воскресил, Еву освободил, смерть умертвил… Радость моя, стяжи себе мирный дух, и тысячи вокруг тебя спасутся». В стяжании благодати Духа Святого Серафим видел главную цель человеческой жизни. Когда его ученик и духовный сын Мотовилов спросил святого, как определить, находишься ли ты в Духе Божием, Серафим взял его за плечи, помолился и сказал: «Господи, удостой его ясно и телесными глазами видеть то сошествие Духа Твоего, которым Ты одариваешь рабов Своих, когда благоволишь являться во свете славы Своей». Мотовилов вспоминал: «Я взглянул после этих слов в лицо его, и попал на меня благоговейный ужас. Представьте себе, в середине Солнца, в самой блистательной яркости его полуденных лучей, лицо человека с вами разговаривающего. – Что чувствуете вы теперь? – спросил меня о. Серафим. – Чувствую я такую тишину и мир в душе моей, что никакими словами выразить не могу». В начале 1833 г. преподобный Серафим Саровский скончался; его мощи были открыты в 1903 г., и в этом же году он был причислен Русской православной Церковью к лику святых. На торжествах по случаю канонизации в Саровск приехал Николай II с семьей. В советское время Саровская обитель и находившийся вблизи Дивеевский женский монастырь, который был под опекой св. Серафима, оказались на территории центра ядерных исследований Арзамас-16, но в последние годы сохранившиеся церковные строения были возвращены верующим. Мощи св. Серафима после революции 1917 г. исчезли, но в 1991 г. чудесным образом обретены и похоронены в незадолго перед тем возрожденной Дивеевской обители, где к ним приходят тысячи верующих для утешения и исцеления. После преподобного Сергия Радонежского святого Серафима Саровского можно считать наиболее чтимым русским святым.

В заключение подпункта приведем одно из впечатляющих пророчеств преподобного Серафима, которое слышала от него княгина Урусова: «До рождения антихриста произойдет великая продолжительная война и страшная революция в России, превышающая всякое воображение человеческое, ибо кровопролитие будет ужаснейшее. Произойдет гибель множества верных отечеству людей, разграбление церковного имущества и монастырей, осквернение церквей Господних, уничтожение и разграбление богатства добрых людей; реки крови русской прольются. Но Господь помилует Россию и приведет ее путем страданий к великой славе».

Введенская Оптина пустынь находится в Калужской области, на берегу реки Жиздры вблизи г. Козельска. Первые четкие сведения об Оптиной пустыне появляются только в начале XVII в.; в летописи сказано, что царь Михаил Федорович, совершая богомолье, пожертвовал средства на нужды пустыни, расположенной вблизи Козельска, а в «Списке иерархов Русской Церкви», изданном в 1625 г., значится игумен Оптиной Введенской Макарьевской пустыни Сергий. Согласно указу Петра I о закрытии малобратственных монастырей, Оптина пустынь была упразднена в 1724 г.

Кафедральный собор Успения Пресвятой Богородицы. 1609–1611 гг. Смоленск

После смерти Петра I Оптина пустынь возобновила свою деятельность и с воцарения Анны Ивановны ее положение стало несколько улучшаться; средствами к содержанию монастыря оставались труд иноков и милостыня. В 1796 г. митрополит Платон посетил пустынь и нашел ее положение удобным для учреждения здесь монастырского общежития. Вскоре в Оптину пустынь прибыл новый настоятель о. Авраамий, который нашел ее в крайне тяжелом положении. В начале XIX в. на частные пожертвования и другие средства в обители начали возводить новые каменные строения. Доброта и мягкость характера о. Авраамия привлекли в обитель многих верующих; при нем резко увеличилось число монахов. В 1819 г. Калужской епархией стал управлять преосвященный Филарет, который много сделал для устроения и расширения Оптиной пустыни. При нем настоятелем обители был назначен о. Моисей, давший монастырю подробный устав. В 1829 г. с пятью учениками в Оптину пустынь пришел первый из знаменитых Оптинских старцев о. Леонид. С появлением старца Леонида и его учеников в монастыре началась напряженная духовная жизнь. В его келью ежедневно стекались толпы монахов и паломников, чтобы получить от преподобного наставления и благословение. В 1834 г. в монастырь прибыл иеромонах

Макарий, чтобы трудиться под руководством старца Леонида. Отношения между двумя старцами были необычны, ведь о. Макарий более семи лет был духовником Севского Девичьего монастыря и был там наставником многих иноков, которые учились на его советах. Тем не менее, к руководству со стороны о. Леонида он относился с христианским смирением. Такое же смирение в отношениях с о. Макарием проявлял Леонид. После смерти в 1841 г. преподобного Леонида главным старцем обители стал о. Макарий. Преподобный Макарий был человеком широкого образования; он написал ряд богословских статей и задался мыслью издать подборку святоотеческих книг, снабдив их своими комментариями. Для осуществления этих планов он ездил за советом к братьям Киреевским, известным славянофилам, имение которых находилось недалеко от пустыни. В 1847 г. была издана книга «Житие и писания молдавского старца Паисия Величковского». Издательская деятельность о. Макария не ограничивалась книгами русских авторов. Макарий ввел в монастыре различные рукоделия, всемирно поддерживал в братстве мир, любовь и единодушие. Скончался старец в 1860 г. Самым знаменитым учеником старца Макария, его преемником, был преподобный Амвросий Оптинский, который своим подвигом прославил обитель.

Старец Амвросий родился на тамбовщине в семье сельского пономаря и получил имя Александр. Закончив тамбовскую семинарию в числе первых учеников, Александр получил место учителя липецкого духовного училища. Тяжело заболев, он дал обет в случае полного выздоровления постричься в монахи. «После выздоровления, – писал преподобный Амвросий впоследствии, – я целых четыре года все жался, не решался покончить с миром… Бывало, думаешь про себя: отныне буду молчать, не буду рассеиваться, а тут глянешь – зазовет кто-нибудь к себе в гости, и опять наболтаешься». Повторившаяся болезнь заставила Александра обратиться к известному в тех краях старцу Илариону, который посоветовал ему «итти прямо в Оптину. Можно бы поступить и в саровскую пустынь, но там уже нет таких мудрых старцев, какие были прежде», имея в виду о. Серафима. В Оптиной пустыне Александр, глубоко знавший богословие и владевший пятью языками, отрекся от своей воли и подчинил себя руководству опытных старцев. В 1842 г. Александр был пострижен в монахи с именем Амвросий и определен в число братии. В 1841 г. скончался старец Леонид и его преемник, о. Макарий, перевел Амвросия из кухни, где тот совершал послушание, к себе для письмоводства. Письма Макария, касавшиеся богословских вопросов, писал Амвросий, но их окончательная редакция принадлежала Макарию. Преподобному Амвросию принадлежал перевод «Лествицы», изданной под названием: «Святого Иоанна Лествичника, перевод Оптиной пустыни». При отъезде о. Макария по делам он передавал своих духовных детей о. Амвросию; он также поручил Амвросию во время своего отсутствия дело назидания братии и богомольцев. С 1860 г., года смерти о. Макария, св. Амвросий руководил делами старчества в обители. Одна из богомолок писала об о. Амвросии: «Я увидела его возле скита в старенькой накидке. Он шел легко и имел вид совсем не такой, как другие монахи, он шел, казалось мне, не касаясь земли. Я была сзади его, но он вдруг обратился в нашу сторону и благословил меня. Впечатление моего сердца было такое, что это, должно быть, дух ангела во плоти». Первая встреча с о. Амвросием поражала людей, которые ожидали увидеть дряхлого, строгого, молчаливого старца. На его сухоньком, старческом лице всегда отражалась какая-то светлость и беспредельная доброта. «Когда человек весь бывает внутренне соединен и растворен любовью Божией, тогда и по наружному своему виде на теле своем изъявляет светлость души своей», – так говорит Лествичник. С утра до позднего вечера к келье о. Амвросия стекались толпы людей, монахи и мирские люди. Слава об о. Амвросии распространилась не только по России, но и заграницей. К нему приезжали католики и протестанты; некоторые из них впоследствии приняли Православие. Филарет Московский прислал Амвросию в благословение образ Спасителя; у него подолгу гостили обер-прокурор Синода граф Толстой, великий князь Константин. Возле старца жил Леонтьев, в 1891 г. принявший от Амвросия тайный постриг. Увидеть старца и поговорить с ним приезжали в Оптину пустынь А. К. Толстой, Л. Толстой, Достоевский с молодым Вл. Соловьевым. Сестра Л. Толстого перешла из Белевского монастыря в Шамординскую общину, чтобы находиться под руководством о. Амвросия. Л. Толстой писал: «Этот о. Амвросий совсем святой человек. Поговорил с ним и как-то легко и отрадно стало у меня на душе. Вот когда с таким человеком говоришь, то чувствуешь близость Бога». Беседа с Л. Толстым утомила преподобного; «Горд очень», – сказал он. После кончины о. Макария важное дело издания святоотеческой литературы перешло к о. Амвросию. По достоверным свидетельствам преподобный кроме дара целительства имел дар провидческий. Последние месяцы своей жизни до своей смерти осенью 1891 г. св. Амвросий провел в уединении в основанном им Шамординском женском монастыре. Похоронен он был в Оптиной пустыне рядом со своим наставником старцем Макарием; его святые останки были обретены в 1988 г. и в этом же году юбилейный поместный собор Русской православной Церкви причислил оптинского старца Амвросия к лику святых, одновременно с глубоко почитаемым им основателем русского старчества Паисием Величковским.

Иван Ильич Сергиев, прославившийся впоследствии в православном мире как протоирей Иоанн Кронштадтский, родился в 1829 г. в селе Суре Архангельской губернии. Его отец был псаломщиком местной церкви, дед – священником. В своем роду за триста лет он насчитал множество священнослужителей. «С самого раннего детства, – писал о. Иоанн, – как только я помню себя, лет четырех или пяти, а может быть и менее, родители приучили меня к молитве и своим религиозным примером сделали из меня религиозно настроенного мальчика». Научившись грамоте, он постоянно читал Евангелие, в 1839 г. мальчика отдали в архангельское приходское училище. На первых порах учение шло туго, в классе он был в числе последних. «Вот тут, – вспоминал о. Иоанн, – обратился я за помощью к Вседержителю, и во мне произошла перемена. Я упал на колени и стал горячо молиться, и вдруг точно завеса спала с глаз, как будто раскрылся ум в голове.

Преображение Господне. Икона XVII в.

В короткое время я подвинулся настолько, что перестал быть последним учеником. Чем больше, тем лучше я успевал, и окончил курс первым учеником, а в 1851 г. был послан в петербургскую академию на казенный счет». Поступив в академию, он узнал о смерти отца. Чтобы иметь возможность помогать семье, о. Иоанн был вынужден подрабатывать писарем в канцелярии. В академии он пережил духовный кризис, сопровождавшийся приступами тяжелой тоски, с которым ему удалось справиться покаянными молитвами. Закончив академию в 1853 г. и получив степень кандидата богословия, о. Иоанн оставил свою давнюю мечту стать миссионером среди язычников, поскольку понял, что в христианском просвещении нуждается его народ. В 1855 г. состоялось его рукоположение в дьяконы, а затем – в иереи. В первой своей проповеди в кронштадтском Андреевском соборе о. Иоанн сказал: «Знаю, что сделать меня более или менее достойным сана священника может лишь любовь ко Христу и ко всем. Любовь – великая сила, она и немощного делает сильным, а малого великим… Да даст и мне любвеобильный Господь искры этой любви, да воспламенит ее во мне Духом Своим Святым». Беднякам, которые сопровождали его толпами, он раздавал деньги и покупал продукты. Это вызывало насмешки в обществе, но он продолжал следовать своим путем, отвечая тем, кто называл его юродивым: «Ну что же, пусть юродивый», а своей жене говорил: «Счастливых семей, Лиза, и без нас довольно. А мы посвятим себя служению Богу». О. Иоанн настойчиво призывал «все кронштадтское общество образовать из себя попечительство и соединенными силами заботиться о приискании для нищих общего жилья, рабочего дома и ремесленного училища». В 1881 г. состоялась закладка здания, так называемого дома трудолюбия; при доме был открыт храм во имя св. князя Александра Невского. Через дом была организована выдача пособий, была построена бесплатная столовая, бесплатная амбулатория и больница. По примеру Кронштадта подобные учреждения возникли в других городах России. О. Иоанн основал несколько монастырей – Иоанновский женский монастырь на Каменном острове в Петербурге, Пюхтицкую женскую обитель в Польше и ряд других монастырей и церквей. Пастырское служение о. Иоанна производило на слушателей неизгладимое впечатление, о чем имеется множество свидетельств. Несколько сот человек постоянно исповедовались и причащались у него. Протоирей Четвериков вспоминал: «Меня поразила необычная огненная вдохновенность о. Иоанна. Такого пламенного служения я не видел ни раньше, ни после. Сослужившие ему священники и даже наш вдохновенный отец ректор Антоний Храповицкий в сравнении с ним казались вялыми, безжизненными, деревянными… Лицо о. Иоанна все время обливалось слезами…» Иоанн любил проповедническую деятельность и ставил ее очень высоко. В дневнике он так писал о литургии: «Это истинно небесное служение Божие на земле, при котором чувствуешь блаженство и мир. Оно питает ум, веселит сердце, вызывает слезы умиления, благоговения, благодарности, подвигает к самоотверженным подвигам любви, веселит надеждами воскресения и бессмертия». Негодование определенных слоев интеллигенции вызывали проповеди о. Иоанна против учения Л. Толстого, которого он называл опасным ересиархом современности. Эту опасность он видел в том, что адресована толстовская проповедь была всем слоям населения, отчего так успешно распространялась по всему миру. Отвержение таинств и активная пропаганда антихристианского учения не могли оставить равнодушным такого ревнителя Православия, каким был о. Иоанн; он считал, что Л. Толстой своим учением участвует в разрушении России наряду с анархистами и нигилистами. Недаром Ленин называл Л. Толстого «зеркалом русской революции». О. Иоанн резко выступал, как и полагается истинно православному священнику, против революционных движений, за что подвергался клевете и оскорблениям, доходившим до угроз расправиться с ним физически. Вплоть до своей последней болезни, приведшей его к смерти, семидесятидевятилетний святитель принимал верующих, исцелял больных. В начале 1908 г. он писал в дневнике: «По моей старости каждый день есть особенная милость Божия, каждый час и каждая минута: сила моя физическая истощилась, зато дух мой бодр и горит возлюбленному моему Жениху, Господу Иисусу Христу». В декабре 1908 г. святитель Иоанн Кронштадтский скончался и был погребен в храме Иоанновского женского монастыря в Петербурге. В 1990 г. поместный собор Русской православной Церкви причислил о. Иоанна Кронштадтского к лику святых; он был первым святым из простых священников. Св. Иоанн оставил после себя богатое и разнообразное литературное наследие. Наиболее известны несколько его книг, объединенных под названием «Моя жизнь во Христе».

Очень важным и характерным течением в русском Православии, как уже говорилось, было «юродство Христа ради», пик которого приходится на XV–XVII вв. Петр I по недоразумению запретил этот вид подвижничества, приравняв юродивых к бездельникам и возмутителям спокойствия; их начали вылавливать и заключать в монастыри и тюрьмы. В конце XVIII и в XIX вв. запрет на юродство был отменен, но течение не возобновилось, хотя были отдельные личности, поведение которых можно назвать юродством. Среди них следует выделить канонизированную недавно св. Ксению Петербургскую. Имеющиеся сведения о ее жизни исследователи считают недостаточно достоверными. Родилась она около 1730 г. и вышла замуж за полковника Андрея Петрова, бывшего тогда певчим придворного хора. Умер он скоропостижно без покаяния и елеосвящения. «Потрясенная этим страшным событием, – написано в ее «Житии», – 26-летняя вдова решила начать труднейший христианский подвиг: казаться безумною, дабы, принеся в жертву Богу самое ценное, что есть у человека, разум, умолить Создателя о помиловании скончавшегося супруга». Она раздала все свое имущество, отказалась от дворянского звания и даже от своего имени, взяв имя покойного мужа. В день похорон она надела на себя одежду Андрея: камзол, кафтан, штаны и картуз, и в таком виде провожала его на кладбище. Родные Андрея были недовольны потерей имущества и устроили медицинское освидетельствование Ксении, но врачи нашли ее психически здоровой и весьма разумной. Ксения обладала даром прозорливости: она предсказала смерть императрицы Елизаветы Петровны и правнука Петра I императора Ивана Антоновича. Было замечено, как сказано в «Житии», «что если Ксения брала что-либо у хозяина лавки, то торговля у угостившего ее купца становилась удачней». Первое упоминание в печати о юродивой появились в 1844 г. в очерке Е. Гребенки «Петербургская сторона». После этого в церковной газете появилась заметка о почитаемой верующими могиле Ксении на Смоленском кладбище, невдалеке от кладбищенского храма. Многие приходили к могиле в ожидании чудес и исцеления; некоторые паломники утверждали, что получили здесь исцеление. Достоверные сведения о массовом паломничестве на могилу Ксении относятся ко второй половине XIX в. На надгробии юродивой стоит надпись: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. На сем месте погребено тело рабы Божией Ксении Григорьевны, жены придворного певчего Андрея Федоровича, в ранге полковника, осталась после мужа 26 лет, странствовала 45 лет; всего жития ее было 71 год; называлась «Андрей Федорович». Кто меня знал, да помянет душу мою для спасения своей души. Аминь». За рубежом создан специальный «Фонд блаженной Ксении» со штаб-квартирой в Нью-Йорке. В 1978 г. Русская православная Церковь за рубежом решением своего архиерейского собора канонизировала блаженную Ксению Петербургскую, а юбилейный поместный собор Русской православной Церкви в 1988 г. причислил Ксению к лику святых и, как говорится в соборном «Деянии», «ради спасения и любви к ближнему она взяла на себя подвиг казаться безумною». В последнем ее «Житии» написано: «Чудеса, творимые блаженной, не прекратились и после ее смерти. Со дня кончины блаженной Ксении прошло около двух веков, однако творимые по молитвам угодницы чудеса не иссякают, и народная память о ней не исчезает».

Еще летом 1913 г. после неудач русской политики на Балканах германский император Вильгельм писал: «Борьбы между славянами и германцами более не избежать. Она, несомненно, придет. Когда? Время покажет». Поводом к войне, переросшей в мировую, послужило, как уже говорилось в конце первого пункта, убийство в середине 1914 г. в Сараево наследника австрийского престола эрцгерцога Франца-Фердинанда. Он считался сторонником образования германо-венгро-славянского государства, которое включало бы Балканы и даже часть России. Хотя среди задержанных участников убийства были австрийские подданные, в его организации была обвинена Сербия. Начались аресты сербов, толпы громили сербские магазины. 11 июля министерство иностранных дел России получило из Белграда телеграмму – накануне Австрия предъявила Сербии ультиматум, несовместимый с независимостью сербского государства. В ответ сербскому королевичу Александру на его мольбы о военной помощи Николай II заявил: «Пока есть надежда избежать кровопролития, все наши усилия должны быть направлены к этой цели. Ваше Высочество может быть уверенным в том, что ни в коем случае Россия не останется равнодушной к участи Сербии». Эта телеграмма императора пришла одновременно с объявлением Австрией войны Сербии. В Петербурге состоялись уличные манифестации с призывом защищать православных братьев-славян; толпа скандировала: «Да здравствует война! Да здравствует армия!» Была объявлена всеобщая мобилизация, на что германское правительство в ультимативной форме потребовало немедленно ее приостановить. Ультиматум, естественно, принят не был, и 19 июля Германия объявила войну России. Война, казалось бы, начиналась при благоприятных для России условиях: к России и Сербии сразу же присоединились Франция, Англия со своей союзницей Японией, тогда как Германия и Австро-Венгрия не смогли привлечь на свою сторону Италию, Румынию и Швецию, на помощь которых противники России рассчитывали. Патриотический подъем и уверенность в скорой победе всколыхнули все слои общества, все партии; пораженческих настроений не было нигде, и только Ленин, вопреки мнению большинства своих соратников, среди которых был и Троцкий, писал в «тезисах по поводу настоящей войны»: «С точки зрения рабочего класса и трудовых масс России, наименьшим злом было бы поражение царской монархии и ее войск». Надо признать, что Ленин был политиком трезвым и проницательным. Рассказывать в рамках этой книги о всех перипетиях Первой мировой войны неуместно. Молниеносной победы не получилось; война затянулась и шла с переменным успехом. Первые сражения в Восточной Пруссии закончились для России неудачно, но зато на юго-западе русская армия перешла в наступление. После первого года все явственнее проявлялась неподготовленность России к войне – катастрофическая нехватка оружия и снарядов, плохая организация армии; результатом явились огромные потери, часто неоправданные. Появились пораженческие настроения, подняла голову оппозиция, утверждавшая, что правительство ведет тайные переговоры с Германией. В записке, составленной летом 1915 г. военной комиссией Думы, говорилось: «Мы узнали, что доблестная наша армия, истекая кровью и потеряв уже свыше четырех миллионов убитыми, ранеными и пленными, не только отступает сейчас, но, быть может, будет еще отступать». Союзники не торопились вести активные боевые действия; их помощь России оружием была крайне скудной. В обществе горько шутили: «Англия и Франция будут сражаться до последнего русского солдата». Осенью 1915 г. австро-германская армия начала наступление на Сербию; болгары ударили сербам в тыл. Высадка союзников в Салониках оказалась недостаточной и запоздалой и в течение трех месяцев Сербия и Черногория были взяты противником. Внутреннее состояние России было крайне неустойчивым. В дела государственной власти и Церкви все наглее вмешивался Распутин и его ставленники, что не могло не сказаться на авторитете Синода, Думы и правительства. Чувства верующих были задеты столкновением между архиепископом Варнавой и Синодом по поводу причисления к лику святых архиепископа Иоанна Тобольского. Незадолго до того Варнава был простым невежественным монахом в Покровском монастыре близ Тобольска. Он был земляком и другом детства Распутина, и потому Григорий вздумал сделать его архиереем. Это ему удалось, и Варнава, чтобы завоевать уважение паствы, решил с помощью Распутина, канонизировать местного праведника Иоанна Максимовича, умершего в 1715 г. Синод воспротивился этому, но Варнава сделал это, испросив непосредственно согласия Николая II, что необходимо при всяком прославлении. Император уступил, выполняя просьбу императрицы и Распутина, и подписал телеграмму Варнаве с высочайшим согласием. Когда Синод решил не допускать подобного нарушения церковных правил, новоиспеченный архиепископ отказался отменить канонизацию, заявив: «Все, что скажет или будет думать по этому делу Святейший Синод, мне безразлично. Мне достаточно телеграммы с согласием императора». Попытка Синода подействовать на Николая II оказалась безрезультатной; ответ императора обер-прокурору Синода Самарину был таков: «Телеграмма моя, возможно, была недостаточно корректной. Но что сделано, то сделано, и я заставлю всякого уважать мою волю». Через неделю Самарина заменил на посту обер-прокурор Волжин, ставленник Распутина, а председатель Синода митрополит Владимир вынужден был уступить свою должность архиепископу владикавказскому Питириму, тоже человеку Распутина. Вскоре был отстранен от должности премьер-министра престарелый Горемыкин; он был заменен потакавшим действиям Распутина членом Государственного Совета, церемониймейстером двора Штюрмером. Он же одновременно взял на себя обязанности министра внутренних дел, уволив Хвостова, который активно боролся с Распутиным и даже, как говорят, собирался убить его руками своего агента. Получив высокие церковные должности, митрополит Питирим, архиепископы Варнава и Исидор почувствовали себя на вершине иерархии; они открыто заявляли о предстоящей чистке высшего духовенства и даже демонстрировали списки с указанием мест ссылок. Известный министр Кривошеин писал: «Никогда не падал Синод так низко. Если кто-нибудь хотел бы уничтожить в народе всякое уважение к религии, всякую веру, он лучше не мог бы сделать. Что вскоре останется от православной Церкви? Когда царизм, почуяв опасность, захочет на нее опереться, вместо Церкви останется пустое место. Право, я сам порой начинаю верить, что Распутин антихрист». В начале 1916 г. Питирим был назначен петроградским митрополитом, после чего Распутин стал распоряжаться важнейшими церковными делами по своему усмотрению; с делами государственными происходило то же самое, поскольку Штюрмер, ставший к середине года еще и министром иностранных дел, в добавление к своему премьерству, выполнял все пожелания «святого старца». Но самым невыносимым для общества стало то обстоятельство, что императрица, имея огромное влияние на мужа, возомнила, что ей суждено спасти святую православную Русь, и сделать это она должна вместе с Распутиным. В конце года на заседании Думы лидер правой партии Пуришкевич неожиданно произнес с трибуны: «Надо, чтобы впредь недостаточно было рекомендации Распутина для назначения гнуснейших лиц на самые высокие посты. В настоящее время Распутин опаснее, чем некогда был Лжедмитрий. Господа министры! Если вы истинные патриоты, поезжайте в Ставку, бросьтесь к ногам царя и имейте мужество заявить ему, что так не может дальше длиться, что слышен гул народного гнева, что грядет революция, и темный мужик не должен больше управлять Россией». Через месяц после этой речи в результате заговора Распутин был убит; заговорщиками были молодой князь Юсупов, великий князь Дмитрий и Пуришкевич. Распутина травили лошадиной дозой цианистого калия, в него стреляли в упор, в том числе в затылок, но когда через несколько дней его тело нашли во льдах Малой Невки, оказалось, что после этого он еще некоторое время был живым. Тело Распутина было тайно похоронено в Царском Селе; в гроб императрица положила письмо: «Мой дорогой мученик, дай мне твое благословение, чтобы оно постоянно было со мной на скорбном пути, который остается мне пройти здесь на земле. И помяни нас на небесах в твоих святых молитвах. Александра». После падения самодержавия тело «старца» выкопали и сожгли. Однако убийство Распутина не достигло ожидаемой цели – он свое дело уже успел сделать, «мавр сделал свое дело». Приближалась февральская революция 1917 г. и последовавшее за ней отречение императора от самодержавной власти. В конце февраля по столице прошли манифестации. Демонстранты пели Марсельезу и несли красные знамена с надписями: «Долой правительство», «Долой войну», «Долой немку». Вскоре войска, посланные для усмирения народа, присоединились к демонстрантам. В это время на фронте солдаты, подстрекаемые большевиками, стали убивать офицеров и возвращаться домой. Среди царящей повсюду анархии в столице заседали три различных комитета. «Исполнительный комитет Думы» под председательством Родзянко заседал в Таврическом дворце; под шум и угрозы толпы он старался выработать реформы, чтобы спасти режим. «Совет рабочих и солдатских депутатов» заседал у Финляндского вокзала, их предложения – создание социалистической республики и прекращение войны. Так называемая «Главная квартира войск» заседала в Петропавловской крепости; эта группа старалась командовать первыми двумя, грозя в случае неподчинения ввести в Петроград войска. Первые два комитета составили единый план, который включал отречение императора, объявление императором цесаревича Алексея, назначение регентом великого князя Михаила, избрание Учредительного собрания путем всеобщего голосования и объявление равноправия всех национальностей. Николай II отрекся от престола 2 марта 1917 г., подписав акт об отречении в пользу великого князя Михаила Александровича; в дневнике он написал: «Кругом измена, и трусость, и обман». Через два дня от власти отрекся Михаил. Среди присутствовавших при отречении Михаила были Керенский, будущий глава Временного правительства, и Гучков. Керенский воспринял отречение с восторгом, воскликнув: «– Ваше высочество, вы – благороднейший из людей!», а Гучков мрачно заметил: «– Господа, вы ведете Россию к гибели, и я не хочу следовать за вами на этом гибельном пути».

Собор Успения Пресвятой Богородицы на Соборном Дворище.

Между 1619 и 1659 гг. Великий Устюг

Падение самодержавия тяжело отразилось и на положении Русской Церкви: в диаде «Православие – самодержавие» исчезло одно «крыло», что нарушило равновесие этой когда-то устойчивой конструкции. Правящим государственным органом в России со 2 марта стало Временное правительство, просуществовавшее до октябрьского переворота. Сперва главой правительства был избран князь Львов, а после его ухода с этого поста – Керенский. В течение почти всего июня в Таврическом дворце заседал первый Всероссийский съезд советов. Его преобладающее большинство составляли эсеры и меньшевики; большевиков было сравнительно немного, процентов пятнадцать, но вели они себя активнее остальных. Съезд принял решение участвовать в государственной власти в коалиции с буржуазией, с чем большевики решительно не соглашались – их лозунгом был «Долой буржуазное Временное правительство!» В результате дальнейших событий власть в государстве оказалась, образно выражаясь, брошенной на дорогу. Подобрать ее никто не решался, и только Ленин, вопреки протестам подавляющей части ЦК партии большевиков, 25 октября 1917 г. взял эту опасную штуку в свои руки.

В истории России и ее Церкви началась новая эра, поскольку большевистская власть была решительно настроена не только против царизма и буржуазии; ее руководители были воинствующими атеистами. Сразу же заработал лозунг «Грабь награбленное», последовали грабежи и убийства. В замечательной книге «Апокалипсис нашего времени» Розанов писал: «С лязгом, скрипом, визгом опускается над русскою историей железный занавес. “– Представление окончилось”. Публика встала. “– Пора одевать шубы и возвращаться домой”. Оглянулись. Но ни шуб, ни домов не оказалось».

Патриарх Филарет. Миниатюра XVII в.

Начался трагический период – значительная часть из тех, кто составлял цвет нации, покинули Россию. Некоторые уехали сами, некоторых заставили уехать новые хозяева страны. Так, выдающихся деятелей культуры и науки Ленин в 1922 г. насильно выслал за границу; оставшиеся, как правило, прошли лагеря и тюрьмы. «Русский Леонардо», богослов и физик о. Флоренский, не был выслан только потому, что участвовал в работе ГОЭЛРО – комиссии по электрификации России, созданной Лениным. Флоренского, который не захотел отречься от сана священника, в 30-е годы отправили в лагерь, а затем расстреляли. Бунин, замечательный русский писатель и поэт, лауреат Нобелевской премии, в самом начале своей эмиграции написал пронзительные строки: «О, слез невыплаканных яд!/ О, тщетной ненависти пламень!/ Блажен, кто раздробит о камень/ Твоих, блудница, новых чад./ Рожденных в лютые мгновенья/ Твоих утех, а наших мук,/ Блажен тебя разящий лук/ Господнего Святаго мщенья». Восхищение вызывает мужество тех, которые, несмотря ни на что, не захотели оставлять родину в это тяжелейшее время. Вскоре после большевистского переворота в одной из петроградских газет появилось стихотворение Ахматовой: «Когда в тоске самоубийства/ Народ гостей немецких ждал,/ И дух высокий византийства/ От русской Церкви отлетал,/ Когда приневская столица,/ Забыв величие свое,/ Как опьяневшая блудница,/ Не знала, кто берет ее, – / Мне голос был./ Он звал утешно./ Он говорил: «Иди сюда,/ Оставь свой край глухой и грешный,/ Оставь Россию навсегда./ Я кровь от рук твоих отмою,/ Из сердца выну черный стыд,/ Я новым именем покрою/ Боль поражений и обид»./ Но равнодушно и спокойно/ Руками я замкнула слух,/ Чтоб этой речью недостойной/ Не осквернился скорбный дух». В советское время это стихотворение печаталось без первых четверостиший; тем самым цензоры исказили смысл стихотворения, сделав его из трагического нравоучительным, что никогда не было свойственно поэзии Ахматовой.

Печать патриарха Филарета. 1628 г.

В последний предреволюционный год Русская Церковь и все российское общество находились в состоянии растерянности. Уже говорилось выше, какую роль в этом играл Распутин и его компания во главе с императрицей; но дело, конечно, было не в этом. До отречения Николая II Церковь тщетно пыталась удержать самодержавие от падения. При Временном правительстве ничто не мешало созвать давно задуманный поместный собор Русской православной Церкви, чему с 1905 г. всячески противился Николай II, опасавшийся серьезных перемен в религиозной политике. Собор был открыт 15 августа 1917 г. в Успенском соборе Кремля, но незадолго до этого как правительство, так и духовенство провели ряд мероприятий, касавшихся церковных дел. В июле Временное правительство отменило должность обер-прокурора, а вместо него учредило министерство исповеданий с отделением для иноверцев, возглавлять которое назначили Карташова. В Государственной Думе еще до 1917 г. оппозиция защищала идею отделения Церкви от государства, отделение школы от Церкви и полной свободы совести вплоть до признания законным внеисповедного состояния. В июле Временное правительство издало закон, в котором декларировалась неограниченная религиозная свобода; за духовенством было оставлены лишь регистрация рождений и освящение браков. Следующий закон передал в ведомство министерства народного просвещения церковно-приходские школы. В течение июля в Бизюковском монастыре на Херсонщине проходила работа пятого миссионерского съезда. Прежде всего, съезд занялся важной проблемой организации борьбы с «небывалой пропагандой сектантства»; от государства Церковь никакой поддержки в этом деле получить не могла. Поддерживая лозунг о войне до победного конца, съезд предложил создать в армии особые братства ревнителей православной веры, для чего следует «пополнить ряды военного духовенства наиболее работоспособными лицами». В резолюции съезда подчеркивалось, что для борьбы с «оскудением» веры среди молодежи полезно организовать союзы родителей, которых необходимо убедить заняться внешкольным религиозным воспитанием детей, следует создавать «союзы учащейся христианской молодежи и детей». Проповедь против неверия должна вестись не только в церквах и школах, но и на площадях, улицах, в частных домах.

Первые дни работы поместного собора имели по большей части политическую окраску; это было естественно в создавшейся тревожной обстановке. «От собора ждут содействия в устройстве государственной жизни», – заявил московский митрополит Тихон. Об этом же много говорили от имени разлагающейся армии присутствовавшие на соборе генералы и офицеры. Политикой отчасти было окрашено и обсуждение проблемы восстановления патриаршества в России. Соответствующее предложение комиссия собора приняла далеко не единодушно; оно вызвало ожесточенные прения в среде священнослужителей. Необходимость в патриархе объяснялась тем, что «государство ныне хочет быть внеконфессиональным, открыто разрывая свой союз с Церковью, поэтому Церковь должна стать воинствующей и иметь духовного вождя». Противники введения патриаршества говорили, что после падения самодержавия патриаршество потеряло смысл; в демократическом государстве оно ни к чему. Разумным аргументом против введения патриаршества стала боязнь церковного разделения. Одновременно с Октябрьской революцией под грохот боев 28 октября 1917 г. поместный собор вынес постановление о восстановлении в России патриаршества. Документ выглядел так: «1. В православной российской Церкви высшая власть – законодательная, административная, судебная и контролирующая – принадлежит поместному собору, периодически созываемому, в составе епископов, клириков и мирян. 2. Восстанавливается патриаршество, и церковное управление возглавляется патриархом. 3. Патриарх является первым среди равных ему епископов. 4. Патриарх вместе с органами церковного управления подотчетен собору». Через неделю должны были состояться выборы патриарха. В отличие от предыдущих поместных соборов на соборе 1917–1918 гг. преобладали миряне и пресвитеры, в то время как от епископата присутствовало только 80 архиереев. Среди участников собора было необычно мало монахов – 20 человек, половину из которых составляли преподаватели духовных учебных заведений. Широкое представительство мирян и пресвитеров можно объяснить либеральными и демократическими веяниями в государстве, затронувшими отчасти жизнь церковную. С самого начала работы собор стал мишенью для журналистов из левого лагеря; епископат обвинялся в монархических пристрастиях; а архиепископов харьковского Антония и новгородского Арсения прямо называли черносотенцами. На соборе возник серьезный вопрос об отношении Церкви к предстоящим выборам в Учредительное собрание. По поводу участия Церкви в предвыборной агитации мнения разделились. В конце концов возобладал средний путь, предложенный князем Е. Трубецким: «Обратиться с воззванием к народу, не опираясь ни на какую политическую партию, и определенно сказать, что следует избирать людей, преданных родине и Церкви». Соответствующее послание ко всероссийской пастве было составлено и утверждено.

В эти дни по стране прокатилась очередная волна смуты и грабежей, были случаи убийства сельских священников. По предложению харьковского архиепископа Антония Храповицкого собор обратился к народу с воззванием: «Опомнитесь, православные христиане! Гнев Божий уже открылся над страной нашей, его меч занесен над нашим народом: война, разорение и голод угнетают жителей городов и сел. Поспешите принести покаяние в наших грехах, в нашем нерадении, развращении и в тех позорных грабежах, которыми осквернена священная земля русская в настоящем году».

В дни, когда собор выбирал патриарха, революционные события переместились из Петрограда в Москву. Верные Временному правительству офицеры, казаки и студенты защищали Кремль; остальной город находился в руках красных войск. Собор направил делегацию для переговоров с военно-революционным комитетом, но эта попытка остановить братоубийственную войну закончилась безрезультатно.

Церковь Ильи Пророка. 1647–1650 гг. Ярославль

Своих убитых большевики хоронили у кремлевской стены под революционные песни, без христианской службы. В Москве говорили, что у Кремля по ночам слышны стоны лишенных церковного отпевания душ. Собор обратился к народу с воззванием: «Люди, забывшие Бога, как голодные волки бросаются друг на друга. Русские пушки, поражая святыни кремлевские, ранили народные сердца, горящие православною верою. Но никакое земное царство не может держаться на безбожии – оно неизбежно гибнет от внутренней распри и партийных раздоров. На наших глазах совершается праведный суд Божий над народом, утратившим святыню».

А тем временем поместный собор выбирал патриарха. 30 октября был проведен первый тур тайного голосования, в результате которого подавляющее число голосов получил харьковский архиепископ Антоний. На следующий день был сделан окончательный выбор из первых трех кандидатов; в результате патриархом избрали московского митрополита Тихона. По этому случаю в храмах Москвы весь день звонили колокола. Посреди кровавой междоусобицы и раздора православные христиане праздновали церковное торжество. На соборе было решено, что Священный Синод должен состоять из патриарха как председателя и 12 членов. 9 декабря закончилась первая сессия поместного собора Русской православной Церкви.

Вторая сессия поместного собора открылась 20 января 1918 г. Из-за войны и смуты не все члены собора смогли приехать в Москву к началу заседаний, но открыть сессию решено было вовремя.

В ответ на аресты, пытки и казни служителей Церкви собор своим постановлением решил поминать при богослужениях новых мучеников. Разорение церквей и конфискация церковного имущества шли полным ходом; в январе в Петрограде были конфискованы помещения Святейшего синода. Важной темой второй сессии было устройство епархиального управления; собор принял новый «Приходский устав» – главной своей целью он поставил сплочение прихожан вокруг Церкви в это трудное время. Собор утвердил постановление, касающееся расторжения брака гражданской властью, что тогда стало распространенным явлением: «Брак, освященный Церковью, не может быть расторгнут гражданской властью. Такое расторжение Церковь не признает действительным. Совершающие расторжение церковного брака простым заявлением у светской власти повинны в поругании таинства брака». В связи с этим было принято «Определение о поводах к расторжению брачного союза, освященного Церковью». 20 апреля решено было закончить вторую сессию поместного собора; третья сессия открылась 2 июля 1918 г. Здание Московской духовной семинарии, в которой предполагалось продолжить работу собора, за три дня до открытия сессии было занято комендантом Кремля на основании ордера, выданного ВЦИК’ом. Заседания было решено проводить в частных помещениях. Собор вынес определение о признании недействительным лишения сана священнослужителей по мотивам политического характера. Были приняты также следующие определения: «О монастырях и монашествующих», «О привлечении женщин к участию в церковном служении» и «О временном высшем управлении православной Церковью на Украине». Последнее определение утверждало автономный статус украинской Церкви, однако предполагало для нее обязательное выполнение решений всероссийских церковных соборов и указаний патриарха. Заседания третьей сессии были прерваны конфискацией всех помещений, где они проходили или могли бы проходить. Очередной поместный собор постановили созвать весной 1921 г. Для Русской православной Церкви началась полоса кровавых преследований, каких еще не знала история христианства в России.