Ситуация с московской Олимпиадой была особенная. И требует отдельного осмысления.

Оргкомитет московской Олимпиады возглавлял Игнатий Трофимович Новиков, руководитель Госстроя СССР, близкий друг Брежнева. И Брежнев, прекрасно понимая, что Олимпиада потребует колоссальных усилий, прежде всего в области строительства, бросил его на этот участок, считая, что только он сможет его вытянуть. Кстати, Госстрой Новиков возглавлял с 1962 по 1983 год. А Оргкомитет – с 1975 по 1980. Вообще-то он должен был за Олимпиаду получить вторую Звезду Героя Социалистического труда, и это было вполне заслуженно. Мог претендовать на Звезду и Павлов – результат-то был потрясающий. Но американский бойкот все испортил.

Практически во всех странах, где проводится Олимпиада, в какой-то момент Оргкомитет выходит на главные роли, а организация, руководящая спортом, уходит как бы в тень. И тогда между руководителями двух ведомств возникает своеобразная ревность. И у нас была такая же ситуация. Игнатий Новиков решал множество вопросов, его заместитель Виталий Смирнов, тогда уже член МОК, постоянно был на виду. Павлов не подавал виду, что это хоть в какой-то степени его задевает, но…

Новиков был личным другом Брежнева, и все руководители это знали, а потому и держались с ним соответствующе. Он мог позвонить по аппарату ВЧ и спросить: «Николай, ты чем занят?» Министр отвечал, что проводит коллегию. «Пусть дальше ее твой заместитель проводит, а сам приезжай сейчас ко мне. Дело есть». И министр внутренних дел мчался к Новикову.

И вот, как это обычно случается при всяких «дворах», кто-то заметил, что между руководителями Спорткомитета и Оргкомитета наметились какие-то трения. И довольно быстро «подкатились» доброжелатели с предложением к Новикову: а не убрать ли Павлова, куда-нибудь его «передвинуть». «Мы можем организовать лучшую Олимпиаду, можем построить лучшие сооружения, но, если мы проиграем, нам никто этого не простит, – мудро ответил Игнатий Трофимович. – Чтобы ни одного волоса с головы Павлова не упало…»

Эти слова вспомнил Александр Козловский, который был помощником Новикова, а помощники порой бывают ближе к «шефу», чем даже первые заместители.

И вопрос о «передвижке» Павлова был закрыт сразу и окончательно. На тот момент…

Личное знакомство Козловского с Павловым состоялось при самых необычных обстоятельствах – в сауне, на спортбазе в Эшерах, в 1976 году. Сразу после Олимпиады в Монреале там было назначено совещание министров спорта социалистических стран. Козловский завершил свою карьеру в ЦК ВЛКСМ и был рекомендован на работу в Оргкомитет московской Олимпиады, которая должна была состояться в 1980 году. Так что приглашение на то совещание было вполне естественным. «Наставником» Козловского был Виталий Смирнов.

В сауне, где все, естественно, были в костюмах Адама, Смирнов, который даже в такой ситуации всегда называл Павлова только Сергей Павлович, вдруг говорит ему: «А чего думать-то, спросите у Александра Александровича, он вам погадает…» Тот поинтересовался – с чего бы это он такое может? «А он – цыган».

У Козловского отец действительно был цыганом и до пятнадцати лет жил в таборе. Затем закончил военное училище, потом академию и погиб капитаном первого ранга в последние дни блокады Ленинграда. И хотя Александр Александрович сам в таборе не был и отца своего практически не знал, по молодости, ухаживая за девушками, эксплуатировал свои «корни». Как сейчас говорят, такой у него «прикол» был – гадать.

Возвращается после бани Козловский в свой номер, а там сидит Павлов и ждет его.

– Александр Александрович, это правда, что вы – цыган?

– Да.

– И погадать можете?

Отступать некуда, хотя и прекрасно знаешь, с кем имеешь дело.

– Понимаете, карт у меня нет, так что могу только по руке…

«Смотрю левую руку, – рассказывал Козловский, – правая у него была рабочая, а потому можно смотреть по левой. И начинаю говорить, что будет. А выходило, как в опере Мусоргского «Хованщина», там Марфа в сцене гадания поет: тебя ожидает опала и удаление в дальнем краю. Ему я сказал: все, мол, будет хорошо, это будет почетно, достойно, но вам будет тесно, скучно, будет полная смена обстановки, но это будет не ваше… Он так грустно на меня посмотрел, я ему сказал, что за гадание ничего не говорят, ни спасибо, ни вопросов не задают… Услышали – и все… И хотя это был гигант, познавший и взлеты и падения, бывший на краю, на острие, в нем вдруг открылась абсолютно человеческая, детская непосредственность».

«Павлов был, не хочу употреблять затертое ныне слово «великий», – рассказывала многократная олимпийская чемпионка Галина Горохова, – большой, настоящий государственный деятель. А когда он после комсомола пришел в спорт, то стал именно государственно-спортивным деятелем, сделал спорт делом государственным. Именно при нем окончательно сформировалась и укрепилась в спорте система, которая позволила нашему спорту подняться и многие годы оставаться на высоте. Практически со всем миром боролась одна команда. Он многое сделал как раз и для развития физической культуры, и для спорта высших достижений.

Для Павлова все-таки на первом месте была работа, при этом на равной позиции был результат. Но результат давали люди, и он их ценил прежде всего за целеустремленность, за работу. И это, справедливо говоря, было абсолютно правильным подходом».

Если для достижения результата возникало препятствие, то он активно вмешивался, чтобы его устранить. Сейчас Марк Ракита возглавляет российское отделение общества «Маккаби». Для самого Ракиты никогда не было вопроса, с кем, со спортсменом какой национальности он находится рядом, живет, тренируется, выступает в одной команде. Не секрет, что в разные годы в различных сферах пресловутый «пятый пункт» был серьезным препятствием в карьере. И, когда мы говорили о системе Спорткомитета во времена Сергея Павлова, я спросил напрямую: «Тогда были проблемы с «пятым пунктом?»

«Когда выступал, не было. При Павлове об этом и речи не могло быть. А вот потом приходилось сталкиваться. И невыездным был, это сейчас молодежь не знает, что это такое – не иметь загранпаспорта и возможности ездить по белому свету. Чувствовал это и в «наградной ситуации». У меня были два ученика – в фехтовании так принято говорить – Виктор Кровопусков и Михаил Бурцев. Они выигрывали все, что можно, а потому и были представлены к правительственным наградам – достижения у них были действительно выдающиеся. Кровопусков получил орден Ленина, а по тогдашней практике тренер должен был получить на ступеньку ниже. Это означало – орден Октябрьской революции. Мне очень хотелось сравняться с моим отцом, у которого он был, но в итоге я получил «Знак Почета». Вопрос государственных наград решался в другой организации. «Знак Почета» – тоже хорошо, тем более что премиальные, а они были в ведении Спорткомитета, выдали без каких-то ущемлений.

…Рычаги воздействия тогда были иные, чем сейчас, – рассказывал Ракита. – Это сейчас все сводится к деньгам и только. А тогда была масса ценностей, которые учитывались и нами, спортсменами, и многими другими. На первом месте была Родина, общество, государственные награды, ну а потом, конечно, и деньги. И Павлов умело манипулировал своими возможностями. Он учитывал все варианты, начиная с морального стимулирования и кончая возможностью, скажем, купить машину. Тогда это весьма ценилось. Не говоря уже о том, чтобы получить жилье».

После выигрыша очередного чемпионата мира Борис Михайлов решился на необычный шаг. Он узнал, что команду предполагают наградить. А после выигрыша чемпионата мира обычно Спорткомитет выделял квоту на приобретение «сборниками» автомашин. Михайлов узнал, что и ему выделили «Волгу», и он решился попросить тренера Бориса Кулагина и тогдашнего «зампреда» Валентина Сыча сходить к Павлову и попросить его помочь улучшить жилищные условия – они жили вчетвером в двухкомнатной квартире, а от машины он отказывается. Сыч отнесся к этому с пониманием и отправился к Павлову – тогда такие вопросы можно было решать только с привлечением главных сил. Условно говоря, по такому вопросу к председателю Моссовета мог обратиться только председатель Спорткомитета. И хотя Павлов не любил «одалживаться», вопрос надо было решать. Чемпионат завершился то ли в конце апреля, то ли в начале мая, но в начале августа Михайлову уже предложили поехать посмотреть трехкомнатную квартиру. Свою старую квартиру он, разумеется, сдал.

Такое было время – семидесятые годы прошлого столетия. Впрочем, и сейчас многие звезды не отказались бы от такой помощи со стороны властей.

Кстати, об отношении к людям, которое сумел привить своим сотрудникам Павлов, говорит ситуация с телеграммой в Москву после знаменитого выигрыша Кубка Канады в 1981 году. Сыч, руководивший делегацией, поехал в Оттаву, чтобы из посольства отправить телеграмму-рапорт на имя Леонида Брежнева. Такая телеграмма обычно шифровалась и посылалась не только адресату, но и во много других организаций, начиная от всех членов Политбюро и руководства Совета министров. Сейчас это вызывает улыбку, но не спешите смеяться. Тогда было такое время.

Посол СССР в Канаде Александр Яковлев, который позже стал «правой рукой» руководителя перестройки, начал было возражать – зачем отправлять такую телеграмму, это уже не модно. Сыч парировал просто – а как нам в Москве «выбивать» для ребят, которые здесь бились, нормальные условия для жизни, те же квартиры, машины… Из Канады многое виделось иначе, до отъезда в Северную Америку Яковлев был «номенклатурой» ЦК КПСС и жил не в таких условиях, как остальные граждане. Да и вернувшись, не с «нуля» начал новую жизнь. Он, как всегда, руководил.

Спортсмены – люди довольно чувствительные и быстро ориентирующиеся в любых обстоятельствах. При Павлове они быстро почувствовали, что их дело, их работа нужны стране. Они стали настоящими профессионалами, но все равно была и система контроля за работой в сборных командах. Все было на виду, в спорте поощрялся широкий обмен мнениями среди специалистов.

Все было нацелено на результат. И ради него порой тренерам приходилось идти на всякие ухищрения… В период подготовки к московской Олимпиаде Ракита всегда играл с Кровопусковым и Бурцевым в преферанс. Конечно, это непедагогично – тренеру играть с учениками, но… Он делал это в субботу и в воскресенье, чтобы они в эти дни не ходили к кому-то выпивать. «Дружков-то много. А при мне они пить не могли, да и играть им было настолько интересно, что оторваться не могли. Заканчивалась игра в одиннадцать вечера – тогда уже пойти выпить было некуда, да и вообще некуда податься – ночных клубов не было. Так что они ложились спать, а все это способствовало лучшей подготовке».

Павлов понимал, что своими делами доказал – ему можно доверить большие государственные проекты, но «наверху» было тесно, всем мест не хватало, да и «суслятина» на него зуб точила, и других недоброжелателей хватало, а порой и друзья оказывались на поверку с гнильцой. Увы, количество святых осталось прежним, население на Земле растет, а потому и святые встречаются теперь все реже. Так же, к сожалению, обстоит дело и с порядочными людьми.

«По своему уровню, по позициям, которые он занимал, по уровню мышления, не говоря уже о человечности, он был, конечно, выше того же Суслова, – считает Галина Горохова. – Он мог с ним в каких-то вещах не соглашаться. Так что по сумме поступков он выходил из-под контроля. А такое не прощают».

Еще одним «доброжелателем» был секретарь МГК КПСС, член Политбюро Виктор Гришин, с которым отношения были натянутыми еще в «комсомольский период». Теперь столкновение произошло из-за футбольного «Спартака». Любимая партийным боссом московская команда в 1976 году вылетела из высшей лиги в первую из-за низких результатов. Все честно, по спортивному принципу, по спортивному закону. И вот Гришин написал «записку», чтобы «Спартак» оставили в высшей лиге, у команды, мол, были огромные заслуги и т. д. Некоторые члены Политбюро, которым, по большому счету, «Спартак» был безразличен, решили все-таки поддержать Гришина. Так сказать, корпоративная солидарность.

Вызвали на заседание Павлова. Материалы для Сергея Павловича готовили несколько человек, в число которых входил и Вячеслав Иванович Колосков, он и рассказал мне, как было дело. Дали слово Павлову, и он со своим красноречием, с прекрасно подготовленным материалом начал доказывать, что ни в коем случае нельзя соглашаться с этой «запиской». Нельзя создавать в спорте прецедент нарушения закона. Если на следующий год вылетит из-за плохой игры «Динамо», то, по прецеденту, мы должны будем оставить и этот клуб, также имеющий огромные заслуги. И у ЦСКА не меньшие заслуги. В общем, в резкой, даже можно сказать, в категоричной форме, он выступил против могущественного члена Политбюро. Доказал правоту спортивного принципа. Некоторое время спустя и это ему припомнили.

Лидер, конечно, должен обладать харизмой, но она складывается из суммы талантов. У Павлова, помимо организаторских способностей, был талант сохранять искренность в отношениях с любыми людьми. Разумеется, у него и возможности были иные, но он умел ими пользоваться во благо общего дела. Сначала с семьей Ади Дасслера, основателя знаменитого “ADIDAS”, у него были чисто деловые отношения – нам требовалось оборудование высокого качества, которое выпускала фирма, а затем уже завязалась настоящая дружба. Павлов подружился с президентом НОК Лихтенштейна, членом МОК бароном Эдуардом Фальц-Файном, президентом НОК Германии Вилли Дауме, немецким предпринимателем Бертольдом Байтцем, возглавлявшим фирму «Крупп», послом Испании в СССР Хуаном-Антонио Самаранчем, ставшим затем президентом МОК. Причем эти добрые человеческие отношения продолжались и после его ухода из спорта и отправки на пенсию.

«Я могу сказать, что при Павлове была диктатура в спорте, – рассуждал Борис Михайлов. – То, что говорил руководитель Спорткомитета, спускалось вниз. То же самое в команде: слово тренера – закон. И руководитель Спорткомитета поддерживал такую дисциплину… С анархией ничего не добьешься. А разумная диктатура помогает достичь высоких целей. Без дисциплины ничего не будет, какие бы мастера ни были в команде. Сегодня, если нет дисциплины, то нет и выполнения задач, решение которых возложено на каждого игрока. Просто так мы ничего не добьемся».

Что такое демократия, Борис Михайлов увидел в 1972 году, когда приехал на знаменитую Суперсерию. Тогда в моде были демонстрации против Советского Союза в связи с пражскими событиями, после которых прошло уже четыре года. Возле гостиницы в Монреале ходили демонстранты в полосатых пижамах, они прошли и на стадион, кто-то купил им билеты. Галдели они громко и справа и слева, но полицейские были спокойны, поскольку никто из демонстрантов в подтрибунный коридор не совался. Они знали, что там полицейские могут отчехвостить так, что как маму зовут, забудешь. Вот там сразу стало ясно, что демократия – это строжайший порядок. Вот здесь – галди, делай что хочешь, а вот здесь – ни-ни. И все становится на свои места.

Павлов понимал спортсменов, всячески старался им помогать. А чем тогда можно было помочь? Те же премиальные устанавливал Минфин по своему усмотрению. А «усмотрение» у него было своеобразным. Так, во время турне по Канаде и США нашей хоккейной сборной против клубов НХЛ можно было каждого, в случае успеха в матче, премировать 200 долларов США, но в сумме – не больше 800 долларов?! Играть-то ездили на шесть матчей. Выигрывали серию обычно 4:2. Больше не требовалось. А вот почему максимум был в 800 долларов? Очень просто – никто из советских граждан не имел права получать больше… посла. А у того зарплата была 900 долларов.

«Спортсмены Сергея Павловича очень любили, причем искренне, – вспоминала Елена Вайцеховская. – Я с ним впервые лично столкнулась на Олимпиаде-76 в Монреале. Часа за четыре до начала парада мы оказались на каком-то пространстве, и за первый час я дико стерла ноги. Стала спрашивать, нельзя ли с этого мероприятия уйти, а в ответ – ни в коем случае, это совершенно невозможно. Только по распоряжению Павлова. Я сняла свои новые форменные туфли и босиком подошла к Павлову, он был вместе с нами. Сказала ему, что даже просто стоять в них не могу. Реакция была молниеносной – быстро в Олимпийскую деревню, никакого парада. Он понимал вообще всех спортсменов и разбирался в ситуации молниеносно».

В то время все выдающиеся тренеры были ненормальными с общепринятой точки зрения. Ради результата они были готовы пожертвовать, чем угодно. Для них главным был результат. К счастью, и по сей день есть тренеры «той» закалки, для которых также важен результат, пусть и не любой ценой.

Особым патриотизмом отличалась сборная пловцов. Так, у них первых появилось свое знамя, как раз перед матчем с ГДР. Просил Павлова об этом Вайцеховский, чтобы на старт шли как в последний, решающий бой. Павлов поинтересовался: а если проиграете? «Тогда я застрелюсь». Павлов приехал в команду, сам вручил знамя. И ведь выиграли! По нынешним временам это выглядит для кого-то смешно. Но тогда это воспринималось органично, и все действительно чувствовали себя той самой командой, которая не может отступить, которая создана, чтобы выигрывать.