Когда речь зашла о друзьях Павлова, то Борис Майоров задумался и произнес слова, которые обычно говорят об отношениях тренера с игроками. «В Спорткомитете у него не могло быть друзей, могли быть деловые отношения, доверительные, но, если начинается дружба в настоящем смысле этого слова, то это уже идет в ущерб работе».

В первом кругу близких Павлову людей в Спорткомитете следует назвать Валентина Сыча, который пришел вместе с ним из ЦК ВЛКСМ, Виталия Смирнова, Айдара Валиахметова и Владимира Коваля, также пришедших из ЦК ВЛКСМ, Дмитрия Прохорова, Михаила Мзареулова, Вячеслава Колоскова, Бориса Майорова. Это была его «команда», на которую он опирался, с которой принимал важные решения. Постепенно получилось так, что на первые позиции вышли четыре Управления – футбола, хоккея, легкой атлетики и международное. Конечно, огромное внимание уделялось, как говорят, медалеемким видам, которые приносили большое количество наград на чемпионатах мира, Европы и Олимпийских играх.

«С моей точки зрения, жизнь часто сама определяет, на своем ты месте или нет, – делился своими впечатлениями незадолго до своего восьмидесятилетия выдающийся хоккейный тренер Виктор Тихонов. – Разумеется, бывают случаи, когда человека назначают на какую-то должность, не обращая внимания, прошел ли он необходимые ступени роста. Иные справляются с таким назначением. Но это случается только с талантливыми руководителями. Вот сейчас некоторые менеджеры признаются: думали, закончили академию, закончили какой-то американский университет, все знаем, а управлять не можем. Без практики не получается. Больше того, нельзя отрицать все, что было до тебя. Для Павлова работа в комсомоле была той самой практикой руководства. Конечно, были какие-то завихрения по молодости. Так у кого их не было… Но ведь до сих пор мы пользуемся тем, что было построено в Советском Союзе. Разумнее этим надо было пользоваться. Павлов, кстати, когда пришел в Спорткомитет, не стал все сметать… Появилось много молодых ребят, комсомольцев, но они учились у стариков. В хоккее у нас был авторитетнейший человек – Андрей Старовойтов. Так это было имя, имя и в судействе, и в международных делах, его голос везде имел значение. В легкой атлетике авторитетом мирового масштаба был Леонид Хоменков. Много имен можно назвать».

У Павлова было множество товарищей, много довольно близких в идеологическом отношении людей, коллег. Он охотно общался со всеми, но близко к себе мало кого подпускал. В результате так получилось, что друзей у него было немного. Да и вообще, друзей много не бывает, друзья – это особо близкие люди, проверенные временем, делами, вместе преодоленными трудностями. И эти отношения абсолютно неконъюнктурны, они идут не от разума, а от души.

Павлов был прекрасным другом, а с Гагариным, с его семьей у него были особенно близкие, трогательные отношения, которые не прервались и после гибели первого космонавта в марте 1968 года, явившейся для Сергея Павловича одним из самых страшных ударов. Теплые человеческие чувства связывали его с Германом Титовым, Алексеем Леоновым, Валентиной Терешковой – это были члены первого отряда космонавтов. Павлов очень дружил с Робертом Рождественским, и часто вместе они были первыми слушателями песен Александры Пахмутовой. Кстати, многих своих товарищей он вовлек в спорт, они стали президентами федераций, причем не свадебными генералами, а действительно решали многие вопросы. И в этом у них не было корысти. Леонов возглавил федерацию развития массовой физкультуры и ГТО. Тут никаких заграничных поездок, тут только «пахать» нужно было. Гагарин возглавил воднолыжников – они с Павловым очень любили этот совсем не олимпийский вид, быстро сами стали хорошими мастерами, вот только без значков, поскольку в соревнованиях не участвовали. «Это Павлов поставил сначала папу, а потом и маму на водные лыжи, – вспоминала Галина Гагарина. – Они оба были в хорошей спортивной форме и часами могли ходить за катером. Павлов вообще часто был заводилой в компании».

«В такого человека можно влюбиться в любом возрасте, независимо от того, сколько женщине лет. Он умел в себя влюблять безоговорочно, – искренне говорила Елена Вайцеховская. – Это такой тип мужчины, что вот подходишь к нему в первый раз, он на тебя смотрит, а ты чувствуешь, что ты женщина. Трудно сопротивляться, когда мужчина умеет так смотреть, так разговаривать, так себя вести, так подавать пальто, что чувствуешь от кончиков пальцев до кончиков волос, что ты – женщина. И я подозреваю, что все женщины, которые с ним работали, были в него влюблены. Я не удивилась бы, узнав, что это так.

– Но ведь он этим пользовался, в смысле эксплуатировал их…

– Это все мелочи. Если мужчина нравится, если женщина его уважает, если она смотрит на него немножко или множко влюбленными глазами, то она готова горы свернуть. И если он этим пользовался, то я могу сказать одно – молодец».

То, что у него не было друзей из числа сотрудников Спорткомитета, по мнению многих, умудренных жизненным опытом людей, характеризует его как очень сильного руководителя. Возможно, и были какие-то попытки завязать дружбу, но скорее всего их даже и не было. Он прекрасно понимал, что любые дружеские отношения с сотрудниками могут в любой момент осложнить работу. Он был очень правильным руководителем. Прекрасные отношения – да, но никакой дружбы. Он не допускал никаких слабостей там, где работал, где руководил. Иначе любая налаженная структура может очень быстро рухнуть. Если ты одному человеку по дружбе что-то там простил, или не заметил, или позволил больше, чем другим, то все, крах системы неизбежен. Тут же начинается в королевстве буча.

«Правой рукой у него был Валентин Лукич Сыч, он ему абсолютно доверял, хотя по штатному расписанию не он был у Павлова первым замом, – вспоминал Борис Майоров. – Но насколько я помню, без Сыча ни одно крупное решение не принималось. А вот что касается дружеских отношений, то даже с Сычом они вряд ли были у Сергея Павловича. И то, что он не подпускал к себе никого слишком близко, так правильно делал. Потому что, когда руководитель к себе сотрудника как-то по-семейному приближает, это потом может отразиться на работе».

С Ельченко у него произошел курьезный случай. Юрий Никифорович был у него в гостях, засиделись. И тут Юрий говорит: мне надо торопиться, на поезд опаздываю… А Сергей Павлович: покажи билет, когда он уходит? Тот достал билет, картонный такой прямоугольник. Павлов посмотрел на билет, покрутил в руках и… съел его. «Все, говорит, нет билета, нет проблем». И Ельченко остался до утра.

То, что происходило с Павловым после его ухода с поста фактически министра спорта, выглядело как сведение счетов. Кто это делал – не суть важно, скорее всего, это была «группа товарищей». Из членов ЦК партии он стал членом ревизионной комиссии, не было его в «разнарядке» на избрание депутатом Верховного Совета СССР. Новый руководитель комсомола постарался в Кремлевском Дворце съездов пройти бочком, «скромненько», чтобы на виду не подать ему руки. Но, к счастью, не все были конъюнктурщиками, многие обратили внимание на то, что Юрий Ельченко, занимавший в то время пост секретаря ЦК КП Украины, демонстративно ходил в обнимку с Павловым.

В восьмидесятые годы Павлов был сначала послом в Монголии (с 1984 года), что приравнивалось к ссылке и забвению. Многие проводили параллель с В. М. Молотовым, которого отправил туда послом Н. С. Хрущев, избавляясь от сильного «аппаратчика». Кстати, Молотов в свое время так до Улан-Батора и не доехал. Сергей Павлович и в этих условиях сумел проявить себя как энергичный дипломат, активно интересовался страной, изучал возможности расширения сотрудничества. Так что в силу своих способностей поднялся на успешную волну и теперь уже в МИДе вышел в число лидеров, стал заметной фигурой. Из Улан-Батора он следил за тем, как идут дела в спорте, переживал, когда начались сбои. После окончания работы в Монголии его направили в 1985 году послом в Бирму – снова подальше от Москвы, чтобы не выплыл на политическую поверхность известный лидер, который мог бы «задвинуть» многих новоиспеченных деятелей. Там он встретил в 1989 году свое шестидесятилетие. Из Москвы пришла правительственная телеграмма – в связи с достижением пенсионного возраста сдайте дела в установленном порядке… Кстати, правительство Бирмы просило не спешить с отзывом посла, но на это в нашем МИДе попросту не обратили внимания – что там «какая-то Бирма», нам виднее, с кем что делать и куда кого посылать.

Вернувшись в МИД, Павлов записался на прием к бывшему другу еще по комсомолу Эдуарду Шеварднадзе, ставшему в 1985 году министром. Они вместе были в руководстве комсомолом, Шеварднадзе был первым секретарем ЦК ЛКСМ Грузии, членом ЦК ВЛКСМ, вместе избирались в Верховный Совет СССР, поднимались вверх по партийной лестнице… При этом Шеварднадзе даже считался некоторое время «выдвиженцем Павлова». Правда, в начале перестройки держался «на дистанции» – кто знает, не вышло бы боком такое сотрудничество, хотя и можно было бы списать на «грехи молодости». Став министром, он четко определился в новой ситуации, прежде всего в том, с кем поддерживать отношения и какие. Так что теперь у новоявленного «демократа» не нашлось времени для разговора со старым другом. И стало ясно, что на протяжении многих, может быть, самых ярких лет молодой жизни рядом был заурядный лицемер, а в сущности, как показали последующие годы, банальный мерзавец. Остались только какие-то письма, в которых Эдик писал: «Как восход солнца над горами был твой приезд в Грузию…» Быстро солнце закатилось.

Умер Сергей Павлович после тяжелой болезни 7 октября 1993 года, когда новая демократия расстреливала из танков Белый дом. Что будет дальше со страной, которой он служил верой и правдой, Павлов уже не узнал.

Прощались с Сергеем Павловичем Павловым в большом траурном зале известной кунцевской больницы, было море цветов, пришла масса людей – в основном те, кто знал его по комсомолу и по спорту. Они и держались вместе. Теплые слова сказал Юрий Ельченко, последний верный друг. Новые сослуживцы не сказали ни слова – нечего им было сказать при тогдашних своих руководителях.

Ему было всего шестьдесят четыре года, из которых почти сорок лет он провел на тяжелой работе вместе с сотнями тысяч людей, многие из которых вспоминали его добрым словом, прежде всего за понимание сути, смысла человеческой жизни…

Сергей Павлович крайне не любил разочаровываться в людях, это «било» его больше всего. К счастью, порядочных людей все-таки больше… Поэтому, кстати, и стала возможной эта книга.