Кадровые изменения в Спорткомитете происходили постоянно, причем не только на уровне «большого руководства», но и в низших звеньях. При этом новички знали, что у них возможен рост, движение по служебной лестнице. Павлов вместе с тем умел поддерживать «баланс сил». «Стариканы» чувствовали себя спокойно – их опыт был востребован, они были серьезными советниками, консультантами, входили в состав руководства различных международных федераций. Валентин Гранаткин, Николай Никифоров-Денисов, Игорь Новиков, Леонид Хоменков, Андрей Старовойтов – без них в международных федерациях ни один серьезный вопрос не решался. Так что никакие манипуляции с правилами в любом виде спорта были невозможны.

Павлов пригласил в Спорткомитет «ребят» из Комитета молодежных организаций, который называли еще «молодежным МИДом». Система была выстроена – в КМО работали молодые кадры, не исключено, что было немало и сотрудников различных подразделений КГБ, но это были «растущие и перспективные кадры». Довольно быстро сориентировавшись, Павлов выделил как одно из основных направлений работу с «друзьями-соперниками» из тогдашних социалистических стран. Этим странам также требовалось заявлять о себе на международной арене, в первую очередь – ГДР. И был сформирован отдел социалистических стран во главе с Дмитрием Прохоровым. Позже он стал начальником Управления международных связей, координировавшим нашу деятельность в международных спортивных федерациях. Вместе с ним работали Александра Ивушкина, Дина Смирнова, Владимир Коваль, Виктор Хоточкин.

Стали регулярно проводиться совещания руководителей спортивных организаций социалистических стран, формировалась общая позиция по многим вопросам. В том числе и для голосования по выборам кандидатуры Москвы на право проведения Олимпиады-80. Другое дело, что не раскрывали секретов своей фармакологии немецкие коллеги… Но у них это были государственные секреты, гостайна. Так что и Павлову секреты не раскрывали, а однажды над ним даже подшутили – дали какую-то таблетку, вроде как из тех, которые принимают спортсмены, а оказалось, что это был обычный кальций. Сергей Павлович на Манфреда Эвальда, который возглавлял тогда спорт в ГДР, серьезно обиделся. КГБ к этому не подключали, таблетки все-таки не атомная бомба или крылатая ракета.

Правда, сами спортсмены частенько друг от друга секретов не скрывали. Так, Александр Тимошинин, двукратный олимпийский чемпион по академической гребле в двойке парной, знал, что под Берлином в городке Копенике есть лаборатории, чуть не подземные, в которых разрабатывают стероидные препараты. У наших спортсменов были только напитки на основе черной смородины и какие-то препараты, типа оротата калия – восстановителя калия в организме. Кое-что, более серьезное, прежде всего витамины, получали из институтов, занимавшихся «космической медициной», в том числе и проблемами питания.

Через некоторое время Павлов сделал «ход конем» – пригласил в качестве своего заместителя инструктора сектора отдела пропаганды ЦК КПСС Виктора Ивонина. Курировать он стал шахматы, и главная его задача состояла в том, чтобы шахматная корона была у советского шахматиста. Павлов хотя и хорошо относился к шахматам, но все-таки недолюбливал их из-за вечных тяжб. Борис Спасский проиграл Бобби Фишеру, надо было найти новую звезду и вести ее к победе. Новой звездой стал Анатолий Карпов, уроженец уральского Златоуста, из скромной семьи инженера, худенький, явно не атлет, но очень талантливый шахматист. Начала работать «павловская» идея обеспечения результата. Потенциальному чемпиону были созданы необходимые условия, дело дошло до того, что к нему прикрепили персонального тренера по физической подготовке, не говоря уже о прикомандировании шахматной бригады. Разумеется, шахматная жизнь в стране шла своим чередом, соревнования проводились, массовость росла, молодежь получала помощь, но специальные условия создавались для Карпова. И эта тактика себя оправдала – Анатолий Евгеньевич, его так называли все, даже те, кто был на пару десятков лет старше, шел вперед, и результаты его не вызывали сомнений. Правда, проигравшие иной раз сетовали, что на Карпова работают такие большие силы, начиная с Михаила Таля… Но за доской-то результата он добивался сам.

Ивонина его коллега Константин Рогульский называл «ночным директором». Был в шестидесятые годы хороший фильм «Семья Журбиных». Один из его персонажей – старый мастер Матвей Журбин, уже будучи пенсионером, дежурил в кабинете директора завода и в случайном позднем телефонном разговоре с министром представился как «ночной директор». Когда Павлов уезжал в командировку, Ивонин оставался «на хозяйстве», но практически никогда решений не принимал, все записывал и докладывал или по телефону, или дожидался возвращения «СП». Таким образом, Павлов был уверен, что за время его отсутствия ничего особенного не произойдет, что ему не придется распутывать какие-то новые «узелки».

Помимо шахмат Ивонин курировал и международную деятельность Спорткомитета.

Надо сказать, что наша активность в международном плане сковывалась внешними обстоятельствами и политическими догмами. Существовал «железный занавес», шла «холодная война», контакты с иностранцами были весьма ограничены и не приветствовались. И когда нам надо было в каких-то дисциплинах догонять тех же американцев или немцев, то требовались огромные усилия. У нас существовала своя система развития спорта, но она была разработана в сороковые-пятидесятые годы, и именно ее взяли за основу руководители спорта Китая и ГДР. Павлов понимал, что нужно вкладывать немало средств, чтобы вырабатывать свои новые методики, порой даже изобретать велосипед. А тогда возможность послать кого-то из тренеров на стажировку, отправить спортсмена к иностранному тренеру исключалась в принципе. Сказать, что, к примеру, в плавании мы не можем добиться серьезных успехов из-за пробелов в методике подготовки, а потому надо ехать учиться у американцев, было невозможно. Но Ивонин хорошо изучил коридоры ЦК КПСС и знал, с кем надо «посоветоваться», чтобы получить то или иное «одобрение». Так что председатель Спорткомитета мог быть спокоен за этот «участок», но всегда был готов подключиться, когда требовалось пустить в ход «тяжелую артиллерию».