Зимой 1972 года состоялась Олимпиада в Саппоро, вполне успешная для наших спортсменов. Однако не обошлось без неприятностей. Детали этой истории неизвестны, но… после Олимпиады возник конфликт с тренерами хоккейной сборной – Аркадием Чернышевым и Анатолием Тарасовым. Один из близких людей к миру хоккея рассказал мне, что тренеры затребовали себе иных наград, чем должны были получить. Павлов не мог принять их условий, даже если речь шла о выдающихся тренерах. В результате они подали в отставку, заявив, что устали, плохо себя чувствуют… Расчет был прост – традиционно после Олимпиады наша хоккейная команда, эмоционально опустошенная, чемпионат мира проигрывала. Вот, мол, проиграют и вернутся к нам с поклоном. Причем эта идея исходила от Тарасова. Несколько лет спустя Чернышев однажды обмолвился: и зачем я Тольку тогда послушал…

По другой версии, они хотели действительно отдохнуть и уйти непобежденными, а как там дальше сложится, их уже не волновало. Чернышеву и дома говорили: ну отдохни, куда гнаться, выиграл и так все, что можно, больше тебя никто не выигрывал.

«Конфликт Павлова с Анатолием Владимировичем Тарасовым был неизбежен, – вспоминал Владимир Юрзинов. – Павлов был настоящим лидером, он должен был вести за собой. И у него это прекрасно получалось. Тарасов же, при своем характере, никогда не мог согласиться на роль «исполнителя». Приход Павлова в Спорткомитет вызвал у него весьма негативную реакцию».

«Будут еще нами «комсомолята» руководить, да не бывать такому», – говорил Тарасов, полагая, что ему все-таки удастся перебороть сравнительно молодого председателя Комитета. Но в том-то и дело, что Тарасов был человеком ЦСКА и прямых контактов у них с Павловым не было, разве что когда дело касалось сборной. Но и в сборной главным тренером был Аркадий Иванович Чернышев. Павлов отвечал за все сборные СССР, и то, что творилось в ЦСКА, его не касалось. Хотя, конечно, он все знал. Так что Тарасова он, разумеется, принимал, выслушивал его доводы, но вел свою линию. Тарасову стало ясно, что подчинить себе Павлова ему не удалось и диктовать политику в области хоккея не получится. Уход Чернышева и Тарасова после Олимпиады в Саппоро в 1972 году Павлов воспринял спокойно, «отдав» сборную Всеволоду Михайловичу Боброву. Олимпиаду-72 выиграла команда Чернышева – Тарасова, а Бобров вместе с Николаем Пучковым через несколько месяцев был вторым на чемпионате мира в Праге. Никаких «оргвыводов» не последовало, разве что вторым тренером сборной вместо Пучкова стал Борис Кулагин. Бобров остался руководить сборной и начал готовить ее к встрече с канадскими звездами. Кстати, Аркадий Чернышев перед этой Суперсерией-72 ездил в Канаду в качестве «разведчика».

Весной, а вернее в мае, состоялся секретариат ЦК КПСС, на котором Павлов должен был докладывать о подготовке советских спортсменов к мюнхенской Олимпиаде. К этому времени уже работала настоящая научная бригада, которая следила за ситуацией, и по их выкладкам получалось, что на этот раз в неофициальном зачете наша команда должна Олимпиаду выиграть. Хотя возможны и сюрпризы.

На этом же секретариате Павлов доложил о предстоящей суперсерии по хоккею, которая должна начаться во время Олимпиады. Сейчас все результаты ее известны, а тогда… Самым ярым врагом серии оказался Суслов, ссылавшийся на свои источники – вот, мол, канадцы считают, что они выиграют все восемь матчей, так что серия закончится с сухим счетом. Павлов возразил: мало ли что канадцы пишут, наши хоккеисты выступят достойно. Брежнев, который был фанатом хоккея, болельщиком № 1, относился к этому проекту спокойно, но при всех членах Политбюро конфликтовать с Сусловым побаивался. Дело дошло до того, что Суслов потребовал, чтобы Павлов написал расписку, что все матчи наши не проиграют. Павлов взял и написал. Суслов пообещал, что в случае проигрыша хоккеистов Павлов «вылетит из партии, со всех постов и даже дворником в Москве не устроится». Надо сказать, что отвратительные качества Суслова хорошо знали многие руководители – иезуит по характеру, ортодокс до мозга костей, человек весьма одиозный. Он сломал немало судеб, многие его ненавидели, но связываться с ним побаивались. Чуть что – он кидался к Брежневу и жужжал ему в ухо своим нудным голосом привычные наветы, опираясь на откуда-то высосанные постулаты классиков марксизма-ленинизма.

И вот с таким «напутствием» от влиятельного члена Политбюро руководителю советского спорта предстояло через несколько месяцев отправляться на Олимпиаду.

Летом Тарасов пришел к Павлову и, естественно, был принят. Знаменитый тренер доказывал, что лучше послать под его руководством команду ЦСКА, она, мол, сыграет лучше. Устроили контрольный матч, и «сборная Боброва» одержала более чем убедительную победу. Вопрос был решен окончательно.

Олимпийцы получили традиционные напутствия и улетели в Мюнхен. Хоккеистов, тем не менее, перед отлетом в Канаду не «накачивали».

Олимпиада началась достаточно успешно, но ждали новостей из Монреаля, как пройдет первая игра. О выигрыше не мечтали, главное, чтобы выглядели достойно. Павлов, Валентин Сыч, возглавлявший Управление игровых видов спорта, и еще несколько человек отправились в телевизионный пресс-центр, куда должны были завести из Москвы сигнал, получаемый из Канады. Виталий Смирнов вспоминал, что по пути в телецентр Павлов поделился с ним своими опасениями. «Знаешь, чего я боюсь? Проиграем там 2:4 или 3:5 – ничего страшного, только не 20:0 в их пользу или чего-то подобного…»

И ведь при этом у него была информация, основанная на мнении настоящих специалистов, разбиравшихся в хоккее лучше многих. Но реальной силы профессионалов он все-таки не представлял…

И вот зазвучал голос Николая Николаевича Озерова… Дальнейшее уже известно и описано не раз. После окончания трансляции все, кто находились в просмотровой Гостелерадио, выпили на радостях, в возбужденно-приподнятом состоянии вернулись в Олимпийскую деревню. Счастью всей команды не было предела. Судьба Павлова и многих его единомышленников была спасена – главный партийный инквизитор лишился аргументов в борьбе с комсомольским выходцем.

Постепенно Сергею Павловичу удалось добиться того, чтобы Комитет был выведен из-под мелочной опеки. Правда, случались и курьезные ситуации.

«Кажется, в 1974 году, в конце апреля, начался чемпионат мира по хоккею, – вспоминал Смирнов. – В субботу утром я приехал в Комитет по каким-то текущим делам и потом собирался сразу отправиться на охоту на глухаря, у меня уже и путевка была. Охотники поймут мои чувства… И тут меня вызывает к себе Павлов. Когда я вошел, он по «вертушке» разговаривал, стало ясно, что с секретарем ЦК Демичевым, который нас курировал. А наша команда накануне крупно проиграла чехословацкой сборной (1:7). Разговор сводился к следующему:

– Вы понимаете, что вывели из строя все Политбюро? Леонид Ильич всю ночь из-за этого не спал, – возмущался Демичев. – Вы отдаете себе отчет в том, что произошло? Кто у вас там находится?

– Валентин Сыч, начальник Управления.

– А вы, почему вы не там?

– Наш сектор (имелся в виду сектор ЦК. – В. К.) не считает нужным, чтобы председатель Комитета выезжал на чемпионаты мира.

– Хотя бы ваш заместитель там?

– Нет.

– Немедленно пошли заместителя, который курирует хоккей».

В результате вместо охоты на глухаря Смирнов поздним вечером поездом отправился в Хельсинки. Естественно, никакого «разгона» не было, все и так хорошо понимали ситуацию. Виталий Георгиевич регулярно созванивался с Павловым, у них было полное взаимопонимание в вопросах управления командой – ни в коем случае не доводить дело до того, чтобы команда «перегорела». Чемпионат тот завершился благополучно, выиграли в итоге у всех, в том числе и у сборной Чехословакии в повторном матче (играли тогда в два круга).

В 1977 году, после двух подряд неудач на чемпионатах мира, было решено сменить тренеров сборной хоккеистов. Как шел подбор кандидатов, неизвестно, но весной 1977 года в Ригу приехал на встречу с болельщиками, которую организовывало местное «Динамо», Николай Николаевич Озеров и поздравил всех с тем, что тренер клуба назначен на пост тренера сборной страны. Без согласования с Павловым и, естественно, с ЦК КПСС такое назначение вряд ли могло состояться, но после этого Тихонова вызвали сначала в ЦСКА и он отказался от этого клуба, а затем пришлось ехать на Лубянку к председателю КГБ. А он и там начал отказываться. В общем, завершилось это через некоторое время в кабинете Андропова: «Хотел я тебя перевести в «Динамо», но Леонид Ильич сказал, что ты должен быть в ЦСКА».

«Вызывали каждые два-три месяца в ЦК, докладывал, как готовимся, к каким турнирам, – вспоминал Тихонов. – Но отношение ко мне лично было очень хорошее, доброе… А к Павлову вызвали после того, как мы проиграли в тот же год крупно в Москве на «Призе «Известий». После Павлова вызвали к Андропову – речь шла о том, кто у меня будет помощником. Я предлагал Бориса Майорова, мы с ним сработались. То он был главным тренером во второй сборной, то я. У нас сложились хорошие отношения. А как насчет Юрзинова? В общем, долго обсуждали, говорили о просьбе руководства «Динамо». В итоге – будете работать втроем. Таким было его решение… Но это еще не все. Скоро меня снова вызвал Павлов, у него в кабинете сидел Анатолий Владимирович Тарасов. И вот Павлов к нему обращается: Анатолий Владимирович, чемпионат мира будет в Праге, помогите Виктору Васильевичу на первых порах, он с первой сборной все-таки не работал. После долгой паузы Тарасов посмотрел в окно и сказал: я буду помогать только после Праги. Сергей Павлович сказал, что разговор окончен, и попросил его из кабинета выйти…»

Это казалось невероятным, но чемпионат мира 1978 года в Праге сборная СССР с главным тренером-новичком выиграла. Обстановка «за кулисами» была напряженная – в тот год исполнялось десять лет с момента ввода войск стран Варшавского договора в Чехословакию. В Праге действовало свое подполье, и готовились различные демонстрации в течение всего года. Ключевым моментом должен был стать финал чемпионата мира по хоккею. Чехословацкая сборная была очень сильна, и болельщики не сомневались, что она завоюет «золото». Были заготовлены плакаты «Шайбы сильнее танков» и какие-то другие. Хотя надо сказать, что сами пражане в большинстве своем относились к советским хоккеистам с уважением, а к ветеранам – таким, как Александр Рагулин или Виталий Давыдов, – с симпатией. Ветераны приехали как туристы и разъезжали по городу на трамваях. Естественно, в Прагу приехали и сотрудники спецслужб, которые контактировали между собой. Наших больше беспокоило, чтобы не было предпринято никаких враждебных действий, прежде всего против хоккеистов.

Матч транслировался по телевидению в СССР и, конечно, вызвал огромный интерес у всех. Выиграла наша сборная, причем с тем преимуществом, которое было как раз необходимо. На следующее утро состоялся секретариат ЦК КПСС, и Брежнев, войдя в кабинет, обратился к участникам: поздравляю вас с большим успехом… Некоторые, не поняв, в чем дело, стали интересоваться – с каким, собственно? Посевная прошла успешно или еще что? Леонид Ильич объяснил, что выигрыш чемпионата мира по хоккею в Праге имеет огромное значение, и распорядился подготовить документы на награждение команды.

С этого началась карьера Тихонова на чемпионатах мира.

«Потом, через какое-то время вызывает меня снова Сергей Павлович, и опять у него в кабинете Тарасов, – вспоминал Тихонов. – «Вот Тарасов говорит, что Юрзинов вам не помощник, вам нужен другой помощник». Я ему ответил, что так нельзя, мы работаем нормально, есть успехи, а если взять кого-то другого, так мне, только чтобы притереться к нему, потребуется год. А если другой будет не очень хороший?» Больше с Тарасовым в кабинете Павлова мы не встречались…

После того как мы проиграли на Олимпиаде-80, Павлов меня не принял, с несколькими игроками встретился, а мне в приеме отказал. Критика в адрес сборной и тренера была оглушительной, мол, студентам проиграли. А на то, что эти «студенты» обыграли команды Швеции, Финляндии, Чехословакии, никто и внимания не обратил. Разумную мысль высказал Аркадий Аркадьев, выдающийся тренер фехтовальщиков. Он отметил, что я опоздал со сменой состава. Когда это необходимо делать, точно никто не скажет. Бывает или рано, или поздно. Где середина – неизвестно. После Олимпиады мы поехали в Швецию, и я сменил шесть или семь ведущих игроков. Вот тут шум и начался. А я не взял Валеру Васильева. И понял, что или я выстою, или меня сломают. К Павлову не вызвали, но я чувствовал, что напряжение нарастает. Накануне отъезда приехал Андрей Васильевич Старовойтов и сказал: отбой дали, но учти, твоя голова на плахе. Турнир мы выиграли, и вдруг вызывают меня на совещание в ЦК, а там «разносили» футбол. Вел совещание секретарь ЦК Михаил Зимянин. Вдруг он говорит: «Вот здесь сидит наш хоккейный тренер Виктор Тихонов. Вы знаете, впервые такое случилось, не подчинился указанию ЦК партии. – Он выдержал паузу и добавил: – Правильно сделал, только так можно выиграть». У меня отлегло, я понял, что не только моя голова была на плахе…»

А в 1979 году Валентин Сыч, который возглавлял Управление хоккея, разыграл своего шефа. История эта широко известна, но не могу ее не привести.

«Кубок Вызова» в Нью-Йорке состоял из трех матчей – первый выиграла сборная НХЛ, второй – сборная СССР. После третьего матча в час ночи в номере Сыча раздался телефонный звонок из Москвы, и Валентин «убитым» голосом сказал: «Да, Сергей Павлович, шесть: ноль». А через мгновение, поняв, что Павлов по «вертушке» разговаривает с кем-то из секретарей ЦК КПСС, тут же закричал: «Мы выиграли, мы». Потом Павлов разъяснил своему верному помощнику, кто, когда и кого имеет право разыгрывать.

В 1981 году команда поехала на Кубок Канады, и этот турнир складывался для сборной очень тяжело. Сначала команду догнало сообщение, что погиб Валерий Харламов, потом проиграли канадцам 3:7. С трудом выиграли у чешской сборной в полуфинале, и теперь предстоял финал. Он закончился с невероятным счетом – 8:1. Причем не в пользу хозяев льда в монреальском «Форуме», а в пользу гостей. И вот в час ночи – в Москве было девять утра – Сыч, возглавлявший делегацию, звонит в Москву Павлову и, не удержавшись, опять-таки не слишком радостным голосом говорит: восемь: один. Павлов в ответ огорченно вздохнул: что же вы так, не могли как-то поприличней сыграть. «Да мы выиграли! Мы!» – прокричал Сыч. У Павлова камень с души свалился. «Ну, молодцы! Большое спасибо всем».

У этой истории было продолжение.

«Мы вернулись в Москву, надо бы как-то ребят премировать, – вспоминал Майоров, – а не можем. Тогда существовали специальные нормы – за чемпионат мира можно заплатить премию, за Олимпиаду можно, за что-то еще – можно, а за Кубок Канады – нельзя. И Сергей Павлович написал письмо напрямую Леониду Ильичу Брежневу с просьбой разрешить премировать игроков. Получил положительную резолюцию, игрокам выдали премии. Все хорошо. А через два года, когда Сергей Павлович уже не работал в Спорткомитете, начали стряпать дело, что он без разрешения растратил деньги, мол, нет нигде разрешающих документов. А сумма была немаленькая. Но, к счастью, тогда в архивах был порядок, и нашли соответствующее решение. А иначе новая «команда» накинулась бы и на Сыча, и на меня, да и на Павлова».

Впрочем, она и так накинулась.

В 1972 году, во время Олимпиады в Мюнхене в одном из разговоров Павлов обмолвился: а члены МОК не такие уж и дураки, что не дали нам Олимпиаду-76. Мы бы никак не смогли подготовиться, построить эту махину… А ведь в 1970 году, раздосадованный тем, что кандидатуру Москвы «прокатили», он дал команду «громить МОК». И газета «Советский спорт» чуть не ежедневно печатала очередной «разоблачизм» МОК. Но настал день, когда все это прекратилось. Произошла «смена вектора», было решено сотрудничать с МОК, это будет продуктивнее. И ведь правильное решение оказалось.

В качестве представителя МОК для СССР, так именовался этот титул, был выдвинут Виталий Смирнов. Себе Павлов никаких мест не выторговывал. Помимо всего прочего, Смирнов еще и немного говорил по-английски, а без знания языка в МОК делать нечего.

При этом у Павлова были нормальные рабочие отношения со всеми иностранными партнерами. Международное Управление было не слишком многочисленным, но Дмитрий Прохоров сумел организовать дело так, что у руководства была полная информация, кто чем дышит. А Павлов от природы был великолепным дипломатом и очень тонким политиком. Конечно, он не был плюшевым мишкой, который всех любил и всем помогал. Он был сложным человеком и прекрасно понимал, что он делает, как это нужно делать, чтобы прийти к цели кратчайшим путем. Сергей Павлович сформировал «свою команду», и этим людям он доверял, часто давал им поручения, а не кидался все делать сам. Ему докладывали об исполнении, и с ним обсуждались следующие шаги. И эта система работала четко.

В 1980 году во время Олимпиады в Москве проходила очередная сессия МОК, на которой предстояло избрать нового Президента. Основных кандидатов было двое – Вилли Дауме из тогдашней Западной Германии и Хуан-Антонио Самаранч – посол Испании в СССР. Международное управление работало в усиленном режиме и готовило документы не только для своего непосредственного руководителя, но и для более широкого круга. Прохорову пришлось работать практически на два «фронта» – и для Спорткомитета и для Оргкомитета, к делу подключились и сотрудники ЦК КПСС. И хотя у спортивного руководства СССР были хорошие отношения с обоими претендентами, положение Дауме было, как говорят шахматисты, оценивая позицию, «хуже». Дело в том, что, уступая давлению администрации США, олимпийский комитет ФРГ вынужден был отказаться от участия в московской Олимпиаде. Это был решающий удар по кандидатуре Дауме.

Через некоторое время после выборов Самаранч поделился с Павловым своей идеей – он хотел сделать членами МОК «по должности» президентов национальных олимпийских комитетов СССР, США, Франции, Италии и нескольких других. Павлов отказался, заявив честно, что делает это по этическим соображениям. «В Уставе МОК записано, что члены МОК не могут публично высказывать свои несогласия с положениями комитета, а я не согласен с некоторыми моментами и должен буду критиковать решения. А значит, и вас. Вы-то меня поймете, но это может быть негативно воспринято членами МОК». Такая позиция – честная и принципиальная – тогда была понятна. Боюсь, что с приходом новых руководителей Олимпийского комитета СССР она была бы просто поднята на смех. А ведь скажи Павлов «да», многое было бы иначе, но это уже из области сослагательного наклонения. А в истории его не бывает. Кстати, член МОК Виталий Смирнов не написал книги своих воспоминаний, в которой речь шла бы о его жизни в МОК. Как говорится, «старая закалка».

Павлов очень переживал, что его отправляли на дипломатическую службу. Он не скрывал своих чувств от друзей, от семьи Гагариных. В принципе, в стране были так называемые «карьерные дипломаты» – специалисты высокого класса, которые знали дело и считались лучшими в мире. Вместе с тем послами назначали секретарей обкомов, которые или проштрафились, или просто кадровики в ЦК КПСС не знали, куда их девать, так как хозяйственниками они были никудышными, а вот дружбу народов испортить не могли. К тому же в каждом посольстве был и первый секретарь, и пресс-атташе, которые, собственно, и вели дела.

Но Павлов привык работать сам, он был человеком дела и решал задачи в интересах государства. Для него дипслужба стала не «отбытием номера», способом дотянуть до пенсии, а возможностью принести пользу. Вот только, по большому счету, многим это не было нужно. У державы-то не спросишь, нужно спрашивать у «государей», а у тех в восьмидесятые-девяностые годы прошлого столетия были другие интересы, которые стояли выше государственных. И Павлов в этой среде был «инородным» телом, он-то оказался закоренелым «государственником».

После успеха на Олимпиаде-72 требовались новые победы. Но руководство Спорткомитета помимо того, что было озадачено необходимостью добиваться высоких результатов, решило как-то приблизить спортивных звезд к… народу. И вместе с ЦК ВЛКСМ были сформированы специальные «бригады» чемпионов, которые ездили на ударные комсомольские стройки. Сейчас об этом говорят с улыбкой, но тогда… Я сам помню встречу с Александром Мальцевым, который с неподдельным восторгом, при всей своей немногословности, говорил о красоте Сибири. Естественно, были у спортсменов и розыгрыши, которые со временем превратились в легенды, причем героями были не кто-либо, а выдающиеся олимпийские чемпионы Валерий Борзов и Валерий Харламов.

«Все ведь зависит от личности, а не от того, спортсмен ты или слесарь, – вспоминал Ракита. – И интересы у всех были разные – у одних широкие, а другие ограничивались одним стаканом. Люди же бывают разного калибра. И компании у спортсменов были разные. Одна, скажем, для шахмат и преферанса, другая – чтобы к девушкам ходить, а третья – чтобы выпивать и разговаривать».

В девяностые годы прошлого столетия слово «патриотизм» то ли по недомыслию, то ли умышленно новоявленные идеологи постарались вытравить. Но чувство-то, к счастью, у многих осталось…

«Когда мы выступали на любых соревнованиях, то меньше всего думали о деньгах, – говорил Александр Тимошинин. – У нас был флаг, была Родина, была, наконец, в том же спорте классная идеология. Мы знали, что в спорте надо выигрывать, что того, кто рядом с тобой на старте, надо порвать на дистанции. И с соперниками у меня были при этом великолепные отношения, мы в обход всяких инструкций все-таки встречались, общались. Но на старте для меня ничего не существовало, кроме дистанции, которую надо пройти. И тут заканчивалась всякая дружба. Дело есть дело. Это было мое дело, которое я очень любил. И я очень любил выигрывать… Получая награды на пьедестале, мы испытывали чувство гордости, гордости за страну. А деньги… после первой Олимпиады премия была 1624 рубля, после второй – в Мюнхене вручили 960 марок ФРГ, а в Москве – 2750 рублей. Мой сын как-то недавно сказал: «Не в то время ты, папа, родился… Сейчас бы с такими результатами на «Лексусе» ездил…»

В 1976 году предстояли две Олимпиады – зимняя в австрийском Инсбруке и летняя в Монреале. А зимняя Олимпиада особенная – здесь каждая медаль на особом счету. И вот Павлову докладывают, что выдающийся тренер, который готовит запланированных чемпионов, Станислав Жук, «вошел в пике» и несколько дней его не могут найти.

Молодой тогда сотрудник отдела хоккея Игорь Тузик был вызван в кабинет к председателю для разговора о подготовке хоккеистов. Обсуждались какие-то мелкие вопросы, шло обычное рутинное совещание, и вдруг – стук в дверь, она мгновенно открывается и появляется… Жук. Вид у него, мягко говоря, был несколько помятый. А в тот период уже была установка – «дать бой зеленому Змею Горынычу».

«Павлов встал из-за стола и пошел навстречу Жуку, так, мол, и так, Станислав Алексеевич, все-таки мы готовимся к Олимпиаде, – вспоминал Тузик о том разговоре, – а у тебя что-то не в порядке, вроде бы и со здоровьем. «Сергей Павлович, в чем проблема? – спросил Жук. – Вас беспокоит подготовка и в какой я форме?» И тут Жук с места, как был в брюках и какой-то тужурке, вдруг сделал… переднее сальто. Если бы он сделал заднее сальто, то это было бы так, ничего особенного. Но переднее сальто, даже будучи в хорошей форме, без «пике» в пол немногие могут исполнить. А Жук еще и притопнул, и руками исполнил какой-то элемент из цыганочки.

Сергей Павлович смотрел на это несколько ошеломленно и ничего не смог сказать, только рукой махнул – ладно, но чтобы это было в последний раз. Все, к Олимпиаде готовимся… «Не беспокойтесь, Сергей Павлович, будут у нас медали», – заявил Станислав Алексеевич и после этих слов был отпущен без всяких нотаций или внушений».

Медали, кстати, действительно были, в том числе и у учеников Жука.

Станислав был яркой личностью, но у него были проблемы в борьбе с «зеленым». И Смирнов, как первый заместитель, писал бумагу примерно такого содержания: «Я, как коммунист, ручаюсь, что такой-то и такой-то будет вести себя за границей достойно, политического убежища не попросит». Станиславу он такую бумагу показывал – вот, ручаюсь, не подведи. Жук держался, его ученики выигрывали медали, он привез Смирнову на память какой-то галстук с обезьянами и пальмами.

Почти такая же история была с Валентином Манкиным, на которого кто-то написал донос, что он собирается после Игр остаться в Израиле. Валентин выиграл на трех Олимпиадах «золото», а мог бы стать невыездным и сидеть в Киеве и, в лучшем случае, тренировать мальчишек на Днепре.

А вообще, чтобы завоевать расположение, доверие Павлова, нужно было дать, в первую очередь, результат, быть наверху. Если председатель видел, что ты действительно работаешь, а не просто плывешь по течению, тебе не просто везет, то можешь рассчитывать на его поддержку. Человек, который с пониманием, творчески относится к своей работе, пытается что-то новое внести в системы подготовки, корректирует свою деятельность, становился для него уважаемым человеком. Очень уважаемыми людьми в спорте были для него тренеры.

Павлов реально смотрел на положение вещей, не требовал от спортсменов, более высоких результатов, чем они могли показать. Он не казнил людей за неудачи, никогда не распекал спортсмена. Он мог спросить с других, почему так случилось. А к спортсменам относился уважительно, и те его любили, просто обожали. В том числе и за то, что он им помогал. Кстати, перед стартами он не ходил в раздевалки в отличие от некоторых коллег, которые считали, что похлопыванием по плечу они всерьез ободряют спортсмена. Спортсмены потом шутили, что от таких доброжелателей плечо болит. Зато в случае успеха он был первым на пороге раздевалки после награждения. И радовался абсолютно искренне. Спортсмены для него были настоящими героями.

Виталий Смирнов вспомнил историю Юрия Власова, который после великолепной спортивной карьеры перешел на литературные хлеба. А литература – дело не очень-то прибыльное, и заработков быстрых здесь не бывает. Павлов сумел добиться для него ставки, высшей ставки спортсмена, рублей пятьсот, министр получал столько. Юрий Петрович всегда говорил: никогда не забуду Сергея Павловича, если бы не он, не смог бы я стать писателем… Вообще не припоминаются имена спортсменов, которые были бы Павловым обижены… Принимал он спортсменов не формально, а по-человечески. Да, он был членом ЦК КПСС, был депутатом Верховного Совета СССР, а школу общения с людьми прошел в комсомоле.

Для него спортсмены были такими же представителями народа, как парни, поехавшие на БАМ. Другое дело, что серьезной системы подготовки спортсменов к жизни после спорта, скажем, переподготовки, до Павлова попросту не существовало. При Павлове спортсмены обязательно должны были учиться в высших учебных заведениях. Разумеется, учеба шла у всех по-разному, но у каждого была определенная сумма знаний, которая все-таки позволяла смотреть в будущее. Но на восемьдесят процентов это была еще та учеба. Тот же Анатолий Тарасов говаривал: «Если учеба мешает спорту, то брось ее». Часто спортсмены и в самом деле учились лишь формально. Создание школ тренеров не было открытием Павлова, они существовали и до войны, закончил такую школу и Анатолий Тарасов. Но теперь бывшие спортсмены сидели ежедневно по 6–8 часов за партой и за два года по-настоящему проходили тот курс, за который они уже имели «зачеты». Правда, теперь это уже было иное качество знаний.

В 1979 году по распоряжению Сергея Павлова был создан первый компьютерный центр, который работал во время чемпионата мира по хоккею в Москве. Его «крестными отцами» были Борис Майоров, возглавлявший Управление хоккея в Спорткомитете, и его друг, знаменитый академик Станислав Шаталин, поклонник футбола и хоккея. Был связан с этим проектом и Павел Павлов – сын председателя, который остался в инфизкульте в аспирантуре.

Бывало ли, что кто-то попадал к Сергею Павловичу «на ковер»? В общем, случалось. Это было, мягко говоря, очень неприятно. Как только он нахмурит брови, сразу становилось не по себе. Какого-то мата, истерики никогда у него, естественно, не было, но голос становился жестким, суровая манера была. Но он быстро отходил. Вторая половина беседы уже шла в ином ключе – а как ты считаешь, в чем дело, почему проиграли, что нужно исправить и прочее, прочее. Ему важно было вместе с собеседником дойти до причины поражения или неудачи.

«Иногда он впадал в гнев, но вел себя даже в такой ситуации как нормальный, цивилизованный человек, – вспоминал Смирнов. – Мог повысить голос, даже стукнуть кулаком по столу, но никогда не матерился. По крайней мере публично. Как любой русский человек, наверное, обладал в этом отношении большим словарным запасом, но держал себя в рамках. А уж тем более, никогда не унижал, не оскорблял людей».

После церемонии открытия зимней Олимпиады в Лейк-Плэсиде ему пришлось вызывать к себе на разговор Александра Тихонова – выдающегося биатлониста, который нес флаг СССР на параде.

«Нести флаг – очень высокая честь, и я был по-настоящему горд этим доверием, – вспоминал Тихонов. – Нас, знаменосцев, собрали на специальный инструктаж, объяснили, что и как будет происходить, выдали такую специальную штуку, в которую нужно вставлять древко, в руках нести все-таки тяжело. Ну и сказали, что, поравнявшись с главной – президентской – трибуной, надо будет наклонить флаг вниз, так сказать, сделать «поклон». Но одно дело, если бы он предназначался только руководству МОК, а тут – перед американскими руководителями, которые без остановки выступали с антисоветскими заявлениями, в том числе и на сессии МОК… Вышли мы на маршрут, рядом две ассистентки – наши выдающиеся тренеры Елена Чайковская и Татьяна Тарасова, сзади руководство, все как положено. Но уже на дорожке я вынул флаг из этой самой подставки, вспомнив, как несли флаг великие наши чемпионы прошлых лет. Мне сзади кричат: флаг наклони. А я, не наклоняя полотнища, прошел впереди делегации. Потом со мной устроили собеседование».

Ну, а Павлов – к тому времени он был уже главой НОК СССР – только посоветовал Тихонову думать о предстоящих стартах. Никаких замечаний, никаких выговоров – многократный чемпион мира и Олимпийских игр в конце концов имеет право на проявление своих эмоций. Тем более что он был в том самом самолете, который подвергался опасности катастрофы при заходе на посадку в аэропорт Нью-Йорка. Тогда из-за раздутой антисоветской кампании якобы забастовали работники аэропорта. На мой взгляд, можно выражать по-всякому свои эмоции, но подвергать опасности жизнь людей – это переходит всякие границы. Так что состояние не только Тихонова, но и всех остальных спортсменов сборной СССР можно было понять.

Специального законченного спортивного образования у Павлова, когда он пришел в Спорткомитет, не было. Сам был спортсменом, пусть и не высокого уровня, но пороха нюхнул. Однако не это главное – он прошел основную школу в комсомоле, в ЦК комсомола. А на высокие должности шли люди разносторонне подготовленные, настоящие политические государственные деятели. В спорт он пришел уже сложившимся политиком и государственным деятелем. За годы общения с коллегами по спорту он многому научился и отличить правильное направление работы от неправильного мог практически безошибочно. Однако решение кадровых вопросов оставлял всегда за тренером.

«Тогдашние школы, те же институты, пусть и физкультуры, давали такую подготовку для руководителя, что нынешние школы МВА по сравнению со школами комсомольского актива выглядят, как техникумы, – с улыбкой вспоминал двукратный олимпийский чемпион по фехтованию Марк Ракита. – Сама работа в комсомоле давала блестящую подготовку в области менеджмента. И Павлов был как раз великолепным «управленцем», к тому же государственником. А это уже высшая ступень для менеджера, не каждому президенту самой большой фирмы дается талант мыслить в масштабах такой огромной страны».

В 1974 году энергичного преподавателя института физкультуры, а по совместительству и консультанта хоккейной команды «Крылья Советов» по методической научной деятельности, Вячеслава Колоскова, который готовил кандидатскую диссертацию, вызвали в Спорткомитет. Речь шла о работе в отделе хоккея на должности тренера-методиста. Естественно, представили новичка председателю Комитета, тот пожелал удачи, сказал, на какую отдачу от него рассчитывает, и знакомство на этом закончилось. До поры до времени. А потом начался рост молодого сотрудника, судили по результатам. С подачи Павлова он стал начальником Управления хоккея. Но встречались они ежедневно с Валентином Сычом, которому Павлов доверял безоговорочно. С председателем встречи были обычно накануне или после серьезных международных соревнований. Он не вмешивался в работу – спрашивал, как идет подготовка, нужна ли какая-то помощь. Именно Павлов сумел «пробить» такую революционную меру, как материальное вознаграждение спортсменам.

В семидесятые годы шкала ценностей была иной. Моральные ценности все-таки выходили на первый план. Но при этом они как-то сочетались с прочими. Руководство Спорткомитета, и прежде всего Павлов, жило на земле и понимало, что спортсмен должен быть уверен в своем будущем и после ухода из спорта. Молодой человек был счастлив, имея твидовый пиджак, а на лацкане – значок «Мастер спорта». Причем о значке тогда мечтали больше, чем о пиджаке. А что говорить о знаке «Заслуженный мастер спорта»! Это означало, что ты относишься к суперэлите. Но жить-то надо, у всех семьи, различные бытовые проблемы, и Павлов делал все возможное, чтобы они решались. Кстати, именно по его инициативе появились высшие школы тренеров, где бывшие спортсмены могли получить образование, имея вполне приличные стипендии. Обычно ведущие спортсмены еще год после ухода из спорта получали спортивную стипендию, что позволяло им встать на ноги.

«Насколько я помню, – рассказывал Валерий Борзов, – председатель оказывал постоянное внимание известным спортсменам, привлекая их к общественной жизни, а не только к спортивным мероприятиям. В спортсменах он видел и будущих лидеров, и руководителей. После окончания карьеры обычно еще год держали на стипендии, если спортсмен обращался с каким-то конкретным вопросом, если у него хватало головы, разума и опыта, чтобы работать, то ему оказывалась конкретная помощь. Довольно много бывших спортсменов стали незаурядными функционерами».

«Руководители бывают разные, – рассуждал Александр Горшков, первый в истории спорта олимпийский чемпион в танцах на льду. – Бывают умные, бывают не слишком умные, бывают чудаки с другой буквы, бывают расчетливые. Павлов, а нам приходилось встречаться неоднократно, был мудрым руководителем. Он принимал решения быстро, казалось даже, на интуитивном уровне, но они оказывались, в итоге, единственно правильными. К этому надо добавить, что Сергей Павлович был весьма эмоциональным человеком, но эмоции не влияли на принятие решений».

После Олимпиады 1976 года, когда была выиграна первая в истории золотая медаль в танцах на льду, Александр и Людмила решили, как говорят, «повесить коньки на гвоздь». Естественно, что о своем решении они должны были сообщить председателю Спорткомитета – хотя бы из приличия, все-таки он сделал для них очень многое. Реакция Павлова была быстрая и не допускала «вариантов» – Александр, будешь работать у меня в Спорткомитете. Уговаривать их остаться на льду не имело смысла, они сделали все, что могли, потратили на спорт столько лет своей жизни, что их нужно было понять. С другой стороны, Сергей Павлович обратил ситуацию в свою пользу: в Комитет все равно требуется молодое пополнение, такими ценными кадрами разбрасываться не стоит, такие как раз и нужны. Людмила стала тренером и знала, что в любой момент можно рассчитывать на помощь не только мужа, но и столь влиятельного руководителя.

Александр пошел по «чиновничьей» линии, стал одним из руководителей мирового фигурного катания.

Волею судеб выдающаяся гимнастка Людмила Турищева, уроженка Грозного, оказалась после развала Союза на Украине. Но ее самые яркие воспоминания о спортивной жизни пришлись на семидесятые годы прошлого столетия.

«Для меня было ясно, что Олимпиада-76 будет последней в моей спортивной карьере, все-таки три Олимпиады – это достаточно много. Так что я все с тренерами просчитала, – рассказывала Турищева, когда мы встретились в Киеве. – И по пути на Олимпиаду я отправилась в Лондон в 1975 году на первый Кубок мира по гимнастике, который оказался и последним. Выиграть его для меня было важно еще и потому, что это было бы заявкой на награду в Монреале. До Кубка мира на чемпионате Европы блестяще выступила Надя Команэчи из Румынии. А у меня случился сбой на брусьях, нога соскочила, нет, я не упала, но получила 9,3 балла, а в итоге – четвертое место. Так что в Лондоне надо было показать, что это был просто «сбой», как последствие травмы. Надя в Лондон не приехала, и я ее понимала».

Брусья были предпоследним снарядом для Турищевой. Завершать выступление предстояло на бревне. Бревно известно как один из самых коварных снарядов, но срыв-то в апреле был на брусьях. И, естественно, гимнастка волновалась, но не случайно Людмилу знали как очень волевую спортсменку. Как она сама вспоминала, подходя к снаряду, подумала: или я, или брусья. А когда выполнила соскок, то оказалось, что не выдержали брусья. На самом деле уже в конце упражнения она почувствовала, что с брусьями что-то не то, но прервать выступление не имела права, только финальный соскок сделала не такой сложный, как задумали.

Когда Турищева приземлялась и за ее спиной рухнули… брусья, многотысячный зал ахнул. Президент федерации гимнастики Юрий Титов, сам многократный чемпион мира и Олимпийских игр, подал апелляцию. Так, на всякий случай. Оценка была 9,8 балла. Организаторы представили объяснение – разогнулся крюк, к которому крепились растяжки. А крюк был сделан в… Германии. А вот три английских все выдержали. Словом, достоевщина какая-то…

«Но у нас была очень сильная волевая подготовка, мы общались со всеми людьми в Советском Союзе, с населением от мала до велика, – вспоминала Турищева. – Я чувствовала огромную ответственность даже перед своими одноклассниками, которые отправляли меня на тренировку, сами оставаясь работать на приусадебном участке в школе. Нас стимулировала честь флага, гимна. У меня настольной была книга «Как закалялась сталь». Сейчас это все раскручивают в обратную сторону, но у меня эта книга была. И я иногда думала – он смог, а почему я не могу? Мне нужно было все перебороть, и морально, и физически. Это был огромный, тяжелый труд, и делать все надо было профессионально».

Каждый вид спорта имеет свою специфику. Та же гимнастика требует сочетания талантов. Талантливый мальчик или девочка могут «погибнуть», если с ними рядом не будет талантливого тренера. Заурядный тренер с талантом не справится, ученик будет опережать его, наставник не будет знать, что делать. Для достижения успеха требуется совпадение талантливого спортсмена, талантливого тренера и… соответствующей обстановки. И вот объединить все это вместе должны были «оргработники».

Полагаю, что сотрудники Спорткомитета принимали участие и в подготовке Конституции СССР 1977 года, когда впервые были закреплены цели и задачи развития физического воспитания, физической культуры, спорта и туризма. Основной закон в то время рассматривал развитие физического воспитания как дело государственной важности, при этом ставилась задача обеспечения занятиями спортом в любом возрасте на государственных спортивных сооружениях. При этом массовость и доступность были признаны одним из основных условий физического воспитания. Самое главное, что и сегодня это актуально. Разумеется, это были благие намерения, но спортивным функционерам приходилось выполнять «поставленные задачи».

Команда молодости нашей – хоккейная сборная СССР-78 после награждения в Кремле.

В рабочем кабинете, за рабочим столом.

Награждение олимпийцев в Кремле.

Главный спортивный парад.

С немецкими руководителями.

Советскому спорту было кем гордиться.

С. Павлов и Х.-А. Самаранч в гостях у сборной.

Аудиенция у Папы Римского для всех была памятным событием.

После тенниса – Семен Белиц-Гейман, Виталий Смирнов, Сергей Павлов, Виктор Голенко.

Два друга – Юрий Ельченко и Сергей Павлов. Дома.

Стадион в Лужниках был родным.

С руководителями МОК.

Всех олимпийцев он знал по именам.

Людмила Турищева.

Марк Ракита.

Александр Тихонов.

Валерий Борзов.

Елена Чайковская.

Галина Горохова.

Станислав Жук.

Сергей Вайцеховский.

Владимир Коваль, Виталий Смирнов, Сергей Павлов.

Николай Русак, Виталий Смирнов, Сергей Павлов.

Президент МОК лорд Килланин, Председатель ВС СССР Н. Подгорный, председатель Оргкомитета Олимпиады-80 И. Новиков, президент НОК СССР С. Павлов.

Встреча с президентом МОК.

Президент МОК лорд Килланин объявляет с балкона Колонного зала в Москве об избрании маркиза Самаранча новым президентом МОК.

Последний парад. Открытие Московской Олимпиады.

С. Павлов вместе с Х.-А. Самаранчем в ДЮСШ Москвы.

Х. А. Самаранч и С. Павлов вручают олимпийский орден Елене Мухиной.

Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР Сергей Павлович Павлов.