Отложив в сторону газету, Александр откинулся на полку-диванчик и поглядел за окно своего купе, в подступающий сумрак первой майской ночи. Ничего не высмотрел, и с легким вздохом закрыл глаза, в очередной раз прокручивая в памяти недавнюю беседу с Менделеевым.

"Какие в России трудноуговариваемые ученые попадаются, ну просто ужас. Прямо семь потов сошло, пока убедил Дмитрия свет Ивановича взять патент на свой пироколлодий. Да и то, все вылилось в банальную бартерную сделку"

Он вспомнил сам процесс уговаривания и фыркнул. Чтобы не выдумывать правдоподобные объяснения своим так внезапно прорезавшимся талантам в химии, он выдал ещё более правдоподобную ложь о своей коммерческой разведке — дескать, приносят иногда кой чего в клювике, да не всегда понятно, что именно и насколько это может быть полезно. Такое заявление было принято вполне благосклонно (Менделеев и сам не так давно занимался во Франции похожим делом), как и короткое рекомендательное письмо от Калачева. Ознакомившись с его содержимым, профессор заинтересовался и стал выяснять, что конкретно князю Агреневу от него надобно — и чем больше тот говорил о своих нуждах, тем дружелюбнее становился хозяин небольшой квартирки на Васильевском острове.

— Должен заметить, князь, у вас очень широкий круг интересов. Да-с… Я еще могу понять вашу заинтересованность в моем порохе и организации производства тринитротолуола — слухи о некоей сестрорецкой оружейной фабрике добрались и до меня, правда, касались они в большей степени вашей стали… с очень замечательными и полезными для химической промышленности свойствами. Но вот ваши вопросы насчет остального… вы и вправду хотите всем этим заниматься, или же вами движет обычное любопытство?

Уверив своего собеседника в крайней серьезности намерений, Александр совершенно неожиданно узнал, что разговаривает не только с всемирно известным ученым, но еще и с живым и очень подробным справочником на тему — кто есть кто в ученом мире Российской империи (впрочем, и за ее пределами тоже). На любой вопрос фабриканта Менделеев практически без задержки давал совет, при этом звучали не только имена будущих сотрудников князя, но и их адреса, небольшие характеристики и еще куча попутной информации. К примеру, Александр поинтересовался насчет производства фенол-формальдегидных смол — уже через пять минут после своего вопроса фабрикант точно знал, как звать-величать нужного ему химика, как далеко он продвинулся в своих исследованиях, чем его можно заинтересовать (разумеется, деньгами и возможностью дальнейших исследований) и даже его семейное положение. Исписав свой верный блокнот до последней странички, гость потихоньку перевел разговор на самого хозяина и его пироколлодий. И впервые за всю беседу столкнулся с непониманием. Дмитрий Иванович не то что не желал брать патент, он даже и не задумывался о такой возможности, искренне считая что — раз он работает по заказу военного ведомства, то все права на рецептуру и технологию изготовления автоматом принадлежат этому самому ведомству. Мысль в чем-то может и правильная… но в Российском государстве ее военные чиновники привыкли покупать новинки за границей, не считая своих изобретателей годными на что-то стоящее. И не только военные — Мальцев как-то рассказал своему юному другу, с чего начался закат его империи. С того, что правительство кинуло клич крупным промышленникам, предлагая большой контракт на изготовление целой серии паровозов и вагонов. Сергей Иванович согласился, и даже получил некие гарантии. Но пока он готовил свои заводы к крупным заказам, расширял и обновлял станочный парк — новый главноуправляющий путей сообщения граф Бобринский решил, что заказывать паровозы в России глупо, и разместил весь заказ на заводах Германии и Англии. А у Мальцева, который вложил два миллиона рублей в модернизацию заводов, начались первые неприятности… которые затем и привели его к потере всего, чем тот жил последние сорок лет. Перепробовав все возможные аргументы и уже начиная отчаиваться, фабрикант решил испробовать последнее оставшееся у него средство — прямой подкуп ученого. Не деньгами, конечно, а знаниями и возможностью научной работы.

— Дмитрий Иванович, как вы смотрите на то, чтобы заключить со мной небольшое соглашение?

— Нда? И о чем же, позвольте полюбопытствовать?

— О сотрудничестве, конечно. Дело в том, что совершенно случайно мне доставили некие сведения… очень надежные и из проверенного источника. Суть же их в том, что в САСШ один химик по фамилии Габер разработал процесс синтеза аммиака прямо из атмосферного азота.

— О!??? Сведения верные?

— Да. К сожалению, этот процесс был не до конца отработан и… одним словом, он трагически погиб, как и все его записи. Почти все — общее описание у меня есть, и я уверен, такому эксперту как вы их будет вполне достаточно.

— Так-так, звучит интригующе. Скажите, Александр Яковлевич, а вы меня не мистифицируете? Об успехе такого уровня я бы непременно знал… да и не только я, весь научный мир тоже.

— Что вы, разве бы я посмел так глупо шутить. Впрочем, все это вы сможете проверить сами, и не только это — мои сотрудники отслеживают еще несколько очень перспективных исследований…

Окончательно растаяло суровое и недоверчивое (как и полагается известному химику-практику) сердце профессора, после небольшого пожелания фабриканта — исполняя скромные пожелания и еще более скромные просьбы оружейного магната, по возможности использовать отечественное сырье. Сам того не зная, молодой человек угодил прямо в яблочко и сломил тем самым последние сомнения старого ученого, убедив таки его запатентовать рецептуру и все прочее, связанное с пироколлодием. Вернее, не так. Теперь, помимо капитана Мосина, компания Р.О.К. представляла интересы и господина Менделеева, обеспечивая того не только по юридической части, но всем, что только потребуется для плодотворной работы. А ее предстояло много — достигнув таких впечатляющих результатов всего за один вечер, князь потерял последний стыд и вывалил на химика столь большой ворох заказов, что у того непроизвольно округлились глаза. Пользуясь тем, что профессор находился в легком ошеломлении от проявленного молодым собеседником напора, фабрикант быстро подсунул под список своих пожеланий сложенный вдвое чек, как обеспечение будущих исследований и поспешил откланяться, твердо пообещав напоследок, что вскоре передаст уважаемому Дмитрию Ивановичу все материалы о синтезе аммиака.

"Ага, вот только нарисую их, и сразу передам. Черт, придется как-то выкручиваться…"

***

Специалист по прецизионным станкам, господин Лазорев, еле вытерпел, пока его сопровождавший скроется за углом фабричной управы и опасливо-удивленно покачал головой, одновременно здороваясь с давнишним приятелем.

— Ну и порядки тут у вас, Иммануил Викторович! Прямо не завод, а монетный двор какой-то, охрана на каждом шагу.

— Да? А я уже как-то привык и просто не обращаю на это внимания. На самом деле это очень разумный подход к организации работы на предприятии, дорогой мой Аркадий Никитич — никаких тебе посторонних, все заняты своим делом. Кстати, пока его сиятельство занят с инженерами Тиссена, у нас есть немного свободного времени — не желаете ли развлечься небольшой экскурсией, по моему хозяйству?

— С превеликим удовольствием, Иммануил Викторович. Признаюсь честно, ваши письма пробудили во мне определенные надежды, а так же разожгли немалое любопытство… вы и вправду ведете дюжину новых разработок одновременно?

Герт непритворно (ну почти, все же некоторая доля сурового мужского кокетства присутствовала) закручинился.

— Если бы дюжину! Пожалуй, все две, ежели не больше. Мне пришлось изрядно освежить знания по пневмосистемам и гидравлике, что бы только понять, с чего начинать некоторые прожекты. Да-с. Так, ну на обычном производстве ничего нового вы не увидите, а вот на опытно-экспериментальном, пожалуй, все же найдется чем вас удивить.

Не замедляя шага, он махнул перед охранником чем-то вроде небольшой кожаной визитницы в раскрытом виде, и провел гостя в первый из своих цехов. Первое, что бросилось давнему приятелю Герта — чистота и порядок, царивший на рабочих местах, а так же обилие света. Затем его внимание привлекла группа мастеровых, самым натуральным образом водившая хороводы вокруг непонятной конструкции, закрепленной на… стенде?

— Вот здесь у нас, так сказать, работа по заявкам инженера Луцкого.

— А что именно?

— Двигатель на жидком топливе. Если я все правильно помню, то Борис Григорьевич пытается приспособить его под отходы производства керосина — бензин или мазут. А может все же керосин, только дурного качества… признаться, я в такие тонкости особо не вникал, своих забот хватает.

— Хм, это любопытно. Скажите, Иммануил Викторович, а вон те слесаря, чем это они у вас заняты?

Картина действительно была интересной: на первый взгляд казалось, что двое мастеровых решили вспомнить детство и попрыгать, только делали они это по очереди, и приземлялись исключительно на крышку т-образной конструкции, состоящей из куска чугунной станины четырехдюймовой толщины, мощной пружины и вставленной в нее несуразно тонкой составной трубы из стали. Все бы ничего, но этот импровизированный батут под весом (причем достаточно солидным) рабочих достаточно плавно опускался, а когда те спрыгивали на пол, быстро возвращался в исходное положение.

— Позвольте? Ах, это. Одну минуту, я сейчас.

Вернувшись к приятелю буквально через пару мгновений, улыбающийся станкостроитель заметил.

— Рационализаторы! Лебедкой с грузом им поработать лень, а прыгать значит не лень. И ведь какое обоснование подвели! Проверяют, видите ли, на качество выделки…

— Признаюсь честно, Иммануил Викторович, я так ничего и не понял.

— О! Прошу меня простить, не заметил, как отвлекся. Это вы видели, если можно так сказать, импровизированные испытания гидравлического гасителя колебаний. Кстати, на него уже выстроилась целая очередь из заказчиков — редкий случай на моей памяти.

За следующие полчаса кандидат в работники успел побывать еще в одном цехе, покрутить в руках детальки от будущего пневмоинструмента и дать несколько довольно ценных советов. Поковыряться во внутренностях пары гвоздильных станков (с большим скрипом и крайне медленно переделываемых под выпуск каленых саморезов), споткнуться о стопку заготовок-ламелей на рольставни и вызвать недовольство охраны, своими частыми вопросами.

— А что там дальше?

— Простите, Аркадий Никитич, туда даже я вас провести не смогу — все, так или иначе связанное с военным делом, закрыто от посторонних. Надеюсь, уже сегодня вы перестанете им быть, и…

Договорить главный станкостроитель не успел, увидев что-то, незаметное его гостю.

— Вот и провожатый за вами пожаловал. Удачи!

Спустя полтора часа Лазорев вернулся, и еще издали утвердительно кивнул на немой вопрос своего старого приятеля. Вид он имел изрядно воодушевленный, и при этом слегка озадаченный, и первым же делом попенял Герту на то, что тот запамятовал упомянуть в письме о возрасте князя Агренева.

— А что, это для вас так важно?

— Скорее неожиданно. Признаюсь, я ожидал более зрелого возраста… впрочем, теперь это уже неважно. Кстати, а откуда его сиятельство так хорошо разбирается в вопросах точного машиностроения?

Иммануил Викторович, понизив голос, предупредил своего коллегу о нежелательности подобных разговоров и вопросов. В ответ Лазорев понятливо кивнул, и чтобы перевести разговор на другую тему, поинтересовался — покажут ли ему третий экспериментальный цех?

— А вам уже выдали удостоверение-пропуск? Позвольте освидетельствовать… к моему глубочайшему сожалению, Аркадий Никитич, пока это невозможно. Быть может, несколько позднее, когда у вас закончится испытательный срок — и поверьте, я буду ждать этого так же, как и вы. А пока, не хотите ли пройтись по фабрике, в ознакомительных целях?

— Не откажусь. Ах да, вы не растолкуете мне, что значат эти цветные полоски на… гм, как вы сказали?

— Пропуск-удостоверение. А растолкую охотно. Все цеха на фабрике имеют свое цветовое обозначение… вон, видите на стене рядом с входом красный квадрат и цифру три? Цвет означает, что доступ строго ограничен, ну а три — номер цеха. У вас четыре полосы: синяя, зеленая и штрих-пунктир из красной и черной. Первые две означают свободный доступ на обычное производство и опытно-экспериментальное. Красный — на оружейное, с сопровождающим и с предварительным оформлением разового пропуска. Черный цвет означает, что охрана ограничено вам подчиняется. М-да, я бы сказал — очень ограниченно. Как видите, все просто, и действует такой документ на всех предприятиях его сиятельства.

— А все же я был неправ насчет монетного двора. Там, пожалуй, такой строгости нет. Скажите, и у мастеровых все так же?

— Нет, что вы! Там все гораздо проще. Обычный пропуск мастерового позволяет попасть на фабрику и в свой цех, не более того. Выше — пропуск технического специалиста, сменного мастера и начальника цеха, у них обычно две полосы. Три полосы и один штрих-пунктир… это я, господин Сонин, и господин Греве. Четыре полных у господина Долгина. На этом, собственно и все.

— Оригинальная система. То есть я теперь?..

— Ну… почти, Аркадий Никитич. Вот когда у вас красный штрих-пунктир станет сплошной линией — тогда да, будет полный доступ.

Тройной и очень пронзительный гудок заставил двух станкостроителей прервать свою беседу и отойти немного в сторонку, уступая место заполонившим дорожки мастеровым. Поглядев на проходящую мимо них бодрую толпу оголодавших работяг, и немного посовещавшись на предмет дальнейших планов, они и сами двинулись в столовую, вернее в ее отделение для инженерно-технических работников — какая разница, с чего начинать знакомство с фабрикой?

***

Ррдаум-ррдаум…

Плавный шаг влево, и тело словно само собой разворачивает в сторону негромкого шороха.

Ррдаум-ррдаум…

Быстрый рывок, переходящий в долгое падение-перекат, и от очередной мишени летят мелкие щепки.

Ррдаум-ррдаум…

Пули полетели, но мишень была "мирной", а следовательно стрелок только что "убил" нарисованную на ней девушку. Еще шаг, второй, третий… до места последнего упражнения он дошел в тишине. Так же тихо поменял магазины в Рокотах, глубоко вздохнул и скомандовал.

— Начали!

Всего через две минуты, заполненные постоянным движением в пределах метрового круга и частыми хлопками выстрелов, князь Агренев понял, что он опять потерпел неудачу. Что в трансе, что без него — у него так и не получалось отработать по всем нужным мишеням, и злило это его просто неимоверно, иногда до дрожжи в руках и зубовного скрежета. Как стрелок он уже давно состоялся, и в любом состоянии даже не целился, вгоняя пули именно туда, куда и хотел. Просто — знал, куда пойдет маленький, но такой смертоносный кусочек свинца, и стрелял, стрелял из любого положения и оружия, в движении, лежа и стоя, навскидку с разворота и с двух рук… Но выполнить самолично придуманное упражнение это ему никак не помогало. Вот и сегодня, совершив очередную попытку, Александр угрюмо смотрел перед собой, совершенно машинально разбирая пистолеты для чистки-смазки, и пытался понять — что, ну что он делает не так?..

***

Май в 1891 году удался на славу: с самого начала установилась отменно теплая погода, земля быстро подсыхала и как-то одномоментно — зазеленела трава и появились еще редкая и молодая листва на деревьях. Вечером еще не было, а утром люди пошли на работу, и разом заметили так радующую после хмурого апреля зелень кустарников и газонов… а днем в воздухе носился такой сладкий и дурманящий запах наступающего лета, что многие улыбались без видимой причины. Когда же зацвели сирень с яблоней, и вовсе — причин появилось видимо-невидимо, у фабричного начальства и батюшек близлежащих церквей вообще появилось полная уверенность в том, что одна половина рабочего поселка при фабрике твердо решила жениться на другой. Ну, или как минимум треть — и уж за эти-то цифры они готовы были ручаться. А для фабриканта одна из недель этого месяца прошла несколько по другому, если можно так выразиться — под знаком Герта, Иммануила Викторовича. Едва князь приехал на фабрику, как начальник станкостроительного завода тут же организовал для беседы опытного металлурга с простой русской фамилией Грум-Гржимайло (самое то, проверять степень опьянения у подчиненных). Специалистом тот действительно оказался отменным, имел готовые наработки по многим сталям, в частности хром-молибденовой для оружейных стволов, и Александр с удовольствием принял его на работу. Тем более, что для организации "карманного" исследовательского института… вернее лаборатории, денег требовалось до смешного мало, а польза ожидалась, даже по самым скромным прикидкам просто бешеная. Если Владимир Ефимович, как и обещал, в разумные сроки доведет до ума свою ствольную сталь — а потом, чем черт не шутит, организует и производство вольфрамовых сплавов-"быстрорезов", девятый вал заказов для Русской оружейной компании гарантирован, причем как минимум на ближайшие двадцать лет. В такую перспективу вкладываться однозначно стоило… Только-только фабрикант отошел от первой встречи, как к нему на собеседование пожаловал господин Лазорев, оказавшийся даже не фанатом, а скорее маньяком — по части прецизионных станков и точного приборостроения. Аркадий Никитич почти всю свою жизнь посвятил этому вопросу, стажировался везде где только можно: в Германии, Швейцарии, Голландии, САСШ — и впечатление производил самое что ни на есть благоприятное. Впрочем, это дело было взаимным — как только инженер услышал вопрос, справится ли он с организацией производства станков прецизионной точности в родном отечестве, он понял, что наконец-то нашел свое счастье. Контракт инженер подписал, так толком и не прочитав, и немедля засел за составление списка первоочередных покупок и мероприятий. Не успел хозяин фабрики облегченно вздохнуть и помечтать о свободном времени — опять появился Герт, только на этот раз в качестве посредника-сводника на коммерческих переговорах. Его давнишний (уже третий по счету, и всего за одну неделю) приятель, отставной флотский лейтенант господин Яковлев, решил организовать небольшой машиностроительный заводик. А производить на нем хотел двигатели внутреннего сгорания, правда в качестве топлива для них он видел только и исключительно нефть… но уже задумывался о бензине. Но не двигателями едиными хотел зарабатывать на икру с буженинкой Евгений Александрович — были у него планы наладить выпуск всяких дельных и статусно-дорогих вещей из нержавейки, для яхт и прочего водоплавающего транспорта. Каких вещей, Александр так и не понял. Хоть и говорил бывший мореман на русском языке — да звучало это для фабриканта сплошной тарабарщиной: талрепы, коушы, рымы… зато стали понятны истоки появления "малого боцманского загиба"

— На прежнем месте службы Иммануила Викторовича меня приняли весьма холодно, и по поводу небольшой рассрочки даже и слышать ничего не хотели… к счастью, его нынешний адрес мне все же удалось раздобыть. Да-с, вот список необходимого мне оборудования, и я бы попросил рассмотреть мой вопрос в кратчайшие сроки.

Даже не заглядывая в предложенный ему документ, фабрикант утвердительно кивнул, и продублировал свое решение голосом.

— Мы беремся. А по поводу рассрочки — скажите, Евгений Александрович, а вы компаньонов в ваше дело принимаете?

Яковлев ненадолго задумался, а потом настороженно осведомился: на каких условиях князь Агренев хочет получить кусочек его еще не построенного завода?

— Исключительно на партнерских. Мой взнос будет состоять в станках, их обслуживании, поставке потребных материалов, если понадобятся деньги — организую беспроцентную ссуду. В управление вмешиваться не буду, так как своих забот хватает. Стоит это сорока девяти процентов паев?

На таких условиях Евгений Александрович партнерством заинтересовался, и только отсутствие в пределах досягаемости надежного юриста, помешало тут же оформить все надлежащим образом. Но выход быстро нашелся — князь написал письмо-поручение в контору Лунева, а передать попросил своего почти компаньона, что тот с готовностью и пообещал. На следующий день Герт начал интересоваться у работодателя, нет ли на фабрике вакансии для очень, ну очень хорошего электротехника-гальванера, и Александр понял — станкостроитель не успокоится, пока не перетащит в его компанию всех своих знакомых. А еще он понял, что спокойной жизни на фабрике ему не дадут и надо или самому уехать, или немедля организовать командировку подчиненному.

— Иммануил Викторович, а управляющий этот вопрос решить не сможет? Так сказать, в рабочем порядке? Вот и хорошо. Задержитесь, пожалуйста, мне надо обсудить с вами небольшое дело. Вы помните, я вас спрашивал про организацию собственного порохового производства?

— Александр Яковлевич, так я вам еще тогда сказал, что не справлюсь, у меня несколько другая специализация.

— На Охтинском пороховом заводе служит человек как раз с подходящими знаниями… и возможностями. Очень опытный и дельный специалист, Калачев Захар Владимирович. Я договорился с ним о небольшом сотрудничестве: он поможет нам с документальной частью, а мы, в качестве благодарности, подарим заводу пресс и еще какую-нибудь мелочь.

Намек был понят правильно, и инженер тут же спросил, когда ему отправляться в служебную командировку. Вот только рано князь радовался, уехал Герт — приехал Греве…

***

Было самое начало вечера, и двое приятелей сидели в кабинете на третьем этаже, наслаждаясь тишиной и чтением — Григорий перелистывал "Петербургские ведомости", а фабрикант сортировал внушительную стопку ежедневной корреспонденции. Что-то шло в специальную папочку, что-то — в корзину для мусора, но некоторые послания хозяин кабинета откладывал в сторонку, для последующего обдумывания, или просто на память.

— Все никак не успокоятся…

— Ты о чем, командир?

— Да вот бельгийцы интересуются, не хочу ли я продать часть паев компании. Хорошую цену предлагают. Как они считают, даже очень хорошую — и ведь ни на одно такое письмо не ответил, а все угомониться не могут. Как и французы. Да и все прочие от них не отстают.

Еще минут пять в кабинете стояло молчание, и звучал тихий шелест газетных страниц, изредка дополняемый треском очередного вскрываемого конверта. Теперь молчание нарушил Долгин.

— Молодая особа ищет достойного ее красоты господина, писать на адрес газеты, литера двадцать семь. Целая страница таким вот заполнена! Как только такие объявления в газету принимают, ни стыда, ни совести у людей.

— Ты мне это уже раз пять или семь говорил. А читать все одно не перестаешь… подыскиваешь себе кого?

Гриша на мгновение замялся и вроде даже слегка покраснел.

— Да нет, просто любопытствую.

— А, понятно. Вон, видишь толстая такая укладка, неподписанная? Вот в ней полюбопытствуй, мне подобные письма каждую неделю приходят. С фотокарточками, так что тебе понравится.

Примерно с полчаса Александр трудился в полной тишине, время от времени поглядывая на розовеющего румянцем друга — фотографии там были действительно первый класс, скромные девицы зачастую очень буквально понимали смысл выражения "представить товар лицом". Хватало и просто очень красивых изображений, были и в стиле а ля натурщица… короче, кандидатки в содержанки старались, как могли.

Когда фабрикант решил сделать небольшой перерыв, отвлекся от самодельного мужского журнала и его друг.

— Ну и как оно?

— Хороши, чертовки. Прямо даже и не знаю… как думаешь?

— Да на здоровье, причем во всех смыслах. Возьми с собой и насладись перед сном нелегким выбором.

— Ага. Это. А сам?

— А мне такое не подходит. Им ведь светской жизни хочется, внимания постоянного, опять же по театрам-ресторанам водить… а когда, если мне иногда и на сон времени не хватает? Пока все бумаги и корреспонденцию просмотришь, планы составишь, отчеты проглядишь — глядь, а уже часа три как полночь миновала. А утром, то ты вместо будильника — ни свет ни заря, то Сонин. А не он так Герт, или еще кто из допущенных в дом, и всем вам срочно мое решение или подпись подавай.

— Так что, ни одна не понравилась?

— Ну, ты уж совсем меня за каменного истукана держишь. Уделил внимание парочке девиц, не без того.

— Хе-хе, скорее десятку-другому? Понял, не мое дело… только зря ты такие сложности разводишь, командир. Эвон, горничные твои, так тебя глазами и едят, да и улыбаются очень даже завлекательно. Особенно та, которая повыше и пофигуристее — уж мог бы и обратить внимание.

— Натальей ее зовут. Может и обращу… и все на этом.

— Ага. Как Валентин Иванович съездил? Удачно?

— Судя по толщине отчета, что он мне накатал, даже очень. Теперь только на чтение всех бумаг день убить придется… кстати насчет убить. Ты больше присяжных поверенных и всяких там юристов на глазах у посторонних не бей, даже если эти посторонние служат в фабричной охране. Хочешь оскорбить действием — выбери укромный уголок и отводи душеньку сколько угодно, а публичность в таких вопросах ведет к штрафам или тюремному заключению. До полутора лет. Понял?

— Как не понять. Так он что, в судебную часть жалобу на меня накатает?

— Уже. Полицмейстер не поленился лично зайти да предупредить — то ли в друзья-приятели набивается, то ли собирается сам о чем-то попросить. В любом случае, этому твоему Вардугину ничего не светит — в то время, когда ты так душевно с ним прощался, охрана пережила кратковременный приступ слепоты и глухоты… я ничего не путаю?

— Да вроде нет.

— Смотри, чтобы и они не путались. Так вот, нет свидетелей, нет и доказательств…

Последние слова фабрикант договаривал уже несколько отстраненно, и явно потеряв интерес к дальнейшему продолжению разговора — его гораздо больше интересовало содержимое конверта, украшенного большим штемпелем военного ведомства. Развернув похрустывающий лист гербовой бумаги, и прочитав лаконичное послание-приказ, Александр задал своему другу совершенно неожиданный вопрос.

— Скажи, а ты бы хотел посмотреть на государя-императора вблизи?