В Берлине не оказалось ни *Венского двора*, ни *Парижского…*. Ну, или как вариант — князю попадались не знающие города извозчики. Пришлось вселяться в отель со скромным и коротким названием *Королевский*. В девять часов утра он уже подходил к берлинскому особняку *стального барона*, сильно надеясь, что он застанет его хозяина. Потому как добираться до фамильного замка всех Круппов — виллы *Хюгель*, ему ну очень не хотелось. Молодой секретарь с обильно набриолиненными волосами и щегольскими тонкими усиками, осведомился с явным сомнением в голосе, небрежно вертя при этом в руках визитку посетителя.

— Вам назначено?

— Нет. Вот его письмо, с приглашением на переговоры, в любое время.

— По какому делу?

Под взглядом князя секретарь немного побледнел и отступил на шаг назад.

— Прошу прощения, Ваше Сиятельство, я немедленно извещу господина Круппа…

Кабинет Фридриха Альфреда Круппа из династии Круппов производил впечатление. Множество книг-справочников на дубовых полках позади стола, слева — большое окно, а справа все было уставлено моделями кораблей, пушек и паровозов, пара картин на стене…

— Итак, я вас слушаю?

Александр поудобнее уселся в кресле, настраиваясь на долгий разговор, и приступил:

— Я планирую вскоре приобрести небольшой металлургический завод, и хотел бы заказать вам его полную модернизацию. Так же, я бы желал приобрести ряд некоторого оборудования: вот примерный список, прошу…

— Гм. Бумагодельное производство с малой типографией, ткацкая и швейная фабрика, консервный завод, десять малых пекарен, коптильни… Кхе. Список действительно… э… примерный.

— Там указано годовая производительность станков, для расчётов этого вполне достаточно.

— Несомненно. Что-то ещё?

— Да. Вот список моих патентов…

— О! так вы и есть изобретатель новых бутылочных крышек… Кронк, если я не ошибаюсь?

— Всё верно. А ещё я изобрёл рецептуру стали, которая не ржавеет.

Хозяин перестал приветливо улыбаться и с недоумением уставился на своего гостя.

— Вы серьёзно?

— Более чем. Пока всё в стадии окончательных испытаний, но примерно через полгода…

— Кхм! Кому другому я бы, пожалуй, и не поверил… Вы не похожи на шутника, гм-гм…

— Если мы договоримся — то, во первых: у вас будет лицензия на этот мой патент… вернее патенты, рецептов несколько. Во вторых: я приму на себя обязательства и в дальнейшем размещать все профильные заказы только у вас.

— Прошу прощения, э… а Ваше Сиятельство располагает необходимыми суммами?

Для вас, герр Крупп, просто — Александр Яковлевич. Располагаю. Но! Есть некоторые сложности…

'Готовь уши под лапшу, Фридрих'

— Капитал, которым я распоряжаюсь, не совсем мой… вернее двадцать процентов мои, остальное принадлежит моему… компаньону. Он очень высокопоставленное лицо, и категорически против любого упоминания его имени… вы меня понимаете?

Фридрих Крупп заметно удивился и заинтересовался, а потом просто кивал — с пониманием. Его собеседник предлагал очень… необычный, но насквозь понятный договор. Для всех и официально, компания Круппа предоставит товарно-денежный кредит, молодой, но многообещающей компании из России — до пяти миллионов марок включительно. Станки, оснастка, кое-какие материалы, проведение работ по модернизации, помощь специалистами для обучения новым методам производства и управления… Взамен, тоже официально — погашение этого кредита в течении десяти лет, сырьём и деньгами, по низким ценам. Это для широкой общественности. А для узкой — то есть в лице заказчика и исполнителя, всё было по другому. Все поставки оплачивались по факту, именными чеками, в качестве бонуса — в недалёком будущем, Фридрих становился единственным в Европе обладателем лицензии на производство нержавеющей стали.

— … таким образом, вы ничем не рискуете!

— Ээ… да. Интересное предложение. Кха. Вы обмолвились о возможных заказах… э… нельзя ли уточнить?

— Ну… почему бы и нет? Большой металлургический комбинат, два специализированных станкостроительных завода, оборудование для производства паровозов, колёсных пар и железнодорожных цистерн, ещё одна бумагодельная и ткацкая фабрики, деревообрабатывающие станки, малые мельницы… список довольно большой.

— Да… Вы очень… амбициозный молодой человек, вам этого не говорили?

— Раз деньги есть, то они не должны лежать мёртвым грузом. Мой… компаньон очень небедный человек.

Один день Фридрих Альфред Крупп попросил на обдумывание, и князь, разумеется, пошёл ему на встречу. С утра до позднего вечера Александр гулял по городу, осматривал памятники и старые здания, посетил несколько пивных, где досыта наелся колбасок и вдоволь надегустировался тёмного портера… даже в оперу забрёл, и с удовольствием поглазел на красивое представление (заодно и туалет посетил). Если бы ещё и в театр можно было без фрака! В конце дня он жалел только об одном — что у него нет цифрового фотоаппарата… Двенадцать часов спустя он опять сидел в кресле напротив Круппа.

— Я всё обдумал и… я готов заключить соглашение!

То, что промышленник согласится, князь практически не сомневался: американский рынок для того закрылся окончательно, доходы стали непозволительно низки, заказов мало… Он и время на обдумывание брал только для того, что бы соблюсти приличия: нельзя же сразу соглашаться, не так поймут… Но торговался Фридрих упорно, и в результате жарких словесных баталий, высокие договаривающиеся стороны постановили, что:

Для Р.О.К. кредит будет беспроцентным — поставки оборудования по весьма умеренным ценам, бесплатная наладка и обучение десятка слесарей. При каждой оплате — составляется официальный акт о взаимозачёте. Так как компания Круппа не производит некоторого оборудования — например швейного, он обязуется от своего имени заказать его. Взамен господин Фридрих Альфред Крупп получал стабильные долговременные заказы и оплату в пропорции пятьдесят на пятьдесят. Половина — *чёрным налом*, половина — легальными перечислениями. Вопрос с нержавейкой пока отложили в сторону — до получения германским промышленником вещественных доказательств её существования (рецептуру князь передавать отказался, категорически). Придя к окончательному соглашению по всем пунктам и подписав договор о намерениях, Александр и Фридрих скрепили его крепким рукопожатием.

— К сожалению, я не смогу надолго задержатся в Берлине, поэтому… как вам удобнее, герр Крупп — вы пришлёте ко мне своего юриста с бумагами, или я к вам, своего?

— С вашего позволения, князь, пусть будет мой…

— Тогда… вот, прошу — мои полные реквизиты. Буду ждать, и с нетерпением.

— Кхм… позвольте один нескромный вопрос? Благодарю. Ваш компаньон… нет-нет, я никоим образом не выпытываю ничего касательно его личности… но всё же, развейте моё недоумение? Даже если он один из Великих князей — зачем ему конфидециальность? Ведь развитие вашей промышленности… это есть очень хорошее дело…

— Гм. Всё, что я могу сказать вам — это то, что мой компаньон является товарищем одного из министров. Теперь вы меня понимаете?

— О! Вы не услышите от меня более ни одного вопроса на эту тему, князь.

'Обрадовался… Думаешь, компромат заимел? Ну-ну'

— Надеюсь, что наше сотрудничество будет долгим и взаимовыгодным. Всего наилучшего, герр Крупп…

Всю обратную дорогу (на этот раз более короткую, потому как не через Вену), Александр прокручивал в памяти все свои действия в Вене, в поиске *слабых* мест. И кое-что, всё же, нашёл: если венские жандармы пройдутся по столичным банкам и устроят опрос на тему недавних крупных вложений… Но ведь он был в другом облике и пару раз случайно *проговорился* о важных документах? А второе — это если какой нибудь очень сообразительный сыщик, навроде Шерлока ибн Холмса, возьмёт и сопоставит даты ограбления и прибытия-убытия молодого одинокого аристократа из Российской Империи. Но, опять же — весьма сомнительно, он ведь не один аристократ в главном городе двуединой монархии, и уж очень большой объём статистики надо будет переворошить. В газетах о *Венском ограблении* писали все, кому не лень — и ничего правдивого. Предположения и версии были — на любой вкус: от банды польских повстанцев до бомбистов-террористов. В промежутке между двумя этими вариантами попадались: уголовные версии, версии о причастности работников самого банка… чего только не попадалось. Полиция клялась и грозилась поймать всех грабителей и хвалилась успехами в этом деле — а заодно заверяла всех, что нипочём не допустит подобного впредь!

'Значит, Ёсю всё же отловили. Он хоть успел насладиться честно заработанными? Судя по некоторым деталям и рассуждениям газетчиков, мои заявления в банке не остались незамеченными и *польский след* — основная версия… Нда. Не о том думаю. Впереди испытание, посложней и поопасней венского дела… Тётя своего племянника как облупленного знает…'

В Рязань поезд прибыл поздней ночью. Настолько поздней, что через три часа уже и солнышко должно было взойти.

' Поместье тёти в Иванеево… нет, в Ивантеево. От Рязани… двадцать вёрст. Изрядно…'

С рассветом, привокзальная площадь оживилась: появились первые торговцы-коробейщики, вкусно запахло из пары едален и небольшого бистро, образовалась небольшая очередь у билетных касс… И экипажей побольше стало. Выбрав, на вид, самую резвую конягу, Александр молча уселся, на скрипнувшее кожаное сидение подрессоренного фаэтона.

— Куда изволите?

— В Ивантеевку.

— Э… далековато будет, вашество…

— Пять рублей устроит?

Вместо ответа, обрадованный таксист залихватски свистнул, понукая своего жеребца. Сначала кончился город, потом пригороды… пассажира на солнце немного разморило, и он едва не уснул: тёплый ветер с запахом свежескошенной травы, мерная качка повозки и ритмичный стук подков по грунтовке — действовали как хорошее снотворное.

— Ваше Благородие!

— А! Приехали?

— Энто… Куды далее править?

— К усадьбе и правь, голубчик. Далеко ещё?

— Та не… Эвон, крыша дома господского ужо показалося.

Пока подъезжали к двухэтажному деревянному дому, Александр напрягал и расслаблял тело, стряхивая сонную одурь, заодно слегка погримасничал, готовясь много и радостно улыбаться.

'Господи, только бы обошлось…'

ТАК он не волновался уже давно. Но… вместо тёти на крыльце показалась… э…?

' Тёте пятьдесят лет, сестре двадцать… недавно исполнилось, вроде. Тогда кто?'

— Батюшки святы, Александр Яковлевич пожаловали!

Кто бы она не была, но гостя узнала сразу и безошибочно, и моментально обрадовались.

— Сенька!

Появившийся на крик коренастый мужичок, молча ухватил чемодан и исчез с ним, в глубине дома.

— Вытянулися то как! Вот Татьяна Львовна с Анной Петровной обрадуются, они вас так ждали…

— Кхе. А где же сама тётушка?

— Так оне с час назад к Харокиным с визитом отправилися, но к полудню непременно назад…

— Понятно. Может?

Александр кивнул на дом, вопросительно поглядев, на свою безымянную (пока!), собеседницу.

— Ой! Что же это я… Милости просим!

Проводив поручика до его личной (о как!) комнаты, женщина побежала — распорядиться и организовать *чего нибудь к чаю*.

' Мою домохозяйку напоминает…'

Комната была какая-то… нежилая, что ли? Узкая кровать с горкой подушек и толстой периной, два тройных бронзовых подсвечника с короткими обрубками свечей, у дальнем углу помесь письменного стола и шкафа — и столешница есть, и множество шкафчиков и полочек, над и под ней. Керосиновая лампа на подоконнике, стены затянуты в светло-синюю ткань, на полу — тонкая войлочная дорожка. Кресло, обтянутое гобеленовой тканью, очень удобное даже на вид, графинчик с водой…

'И ночной горшок под кроватью… какая прелесть! Словно в сказке очутился… наверное тут и не спал никто, после того как племянник убыл в Павловское поступать'

На дверном косяке обнаружились аккуратные царапины, а рядом с ними — цифры. Десять, одиннадцать, тринадцать… Ещё, очень много было вязанных кружевных салфеток и кисейных платков — накидушек: на спинке стула, на подоконнике, на подушках, на одеяле. И цветы — везде. Лёгкий перекус во время *чаепития* окончательно добил Александра, и тот задремал прямо в кресле, успев только слегка расстегнуть китель и ослабить портупею.

Свет. Яркий, ослепительный — но не обжигающий, скорее ласково-тёплый. Пронзительная синева неба, тихий шелест, волнующейся под ветром травы, и смех — беззаботно-счастливый. Его смех… Тонкие руки сестры… Ани… Он иногда звал её — Анечкой, а она его, по детски ещё шепеляво, Шашей, отчего он постоянно хихикал…

Из сна его выкинуло резко, ударом лютой боли в виски. Она всё нарастала и нарастала, буквально иссушая разум, и даже транс не помогал — ЭТА боль с лёгкостью проламывала лёд безразличия и отстранённости, пульсируя уже по всему телу, пока… пока он не понял. Боли больше не будет — никогда. Последний кусочек чужой памяти растворился в нём, последний привет от бедного юнкера Агренева… Теперь стали вполне понятны, необъяснимые прежде приступы боли. Это чужая память, последние следы старого хозяина тела, *усваивались* его разумом… Размышления резко оборвались, стоило только услышать, сквозь неплотно прикрытую дверь, негромкие женские голоса:

— И ты молчала!!!

— Так ведь с дороги же, утомилси…

— А… ну да. Ты… иди проверь, только тихонько, не разбуди.

'К чему оттягивать неизбежное…'

Утренняя знакомая, так душевно встретившая гостя на крыльце, только коротко ойкнула и подалась в сторону, пропуская Александра.

— Тётушка!

Теперь уже оторопела хозяйка дома: таким она своего племянника не видела никогда! В последнее их свидание он был такой же, как и всегда — застенчивый, часто краснеющий юноша, всегда смущающийся открыто выражать свои чувства, с вечными чернильными пятнами на указательных пальцах рук, худенький… А к ней подходил — уверенный в себе, сильный и спокойный, загорелый офицер. И глаза… больше Татьяне Львовне рассмотреть не удалось — её мягко и осторожно обняли, поцеловали, и напоследок слегка поцарапали наградами.

— А где же Аня?

— Ну здравствуй, племянничек. Хорош гусь! За столько времени — и ни одного письма. А ну!!! Повернись, дай тебя рассмотрю… ой, вымахал-то как… да телеса какие себе отрастил… Хорош!!! Все соседи с зависти помрут, как есть!

Александр не совсем понял, как он связан с будущей эпидемией соседских смертей, но уточнять не стал. Вместо этого — засыпал свою тётушку градом вопросов: как жизнь, как урожай, чего нового в округе, как прошла помолвка? Что самое интересное — было действительно очень интересно слушать её ответы. Пользуясь тем, что дочка приводит себя в порядок после долгой и утомительной поездки (аж три версты, в крытой бричке), тётя беззастенчиво резала всю правду матку. Жених — из-за невеликого своего чина и почти пятнадцатилетней разницы в возрасте, ей не глянулся, но раз уж у Анны Петровны приключилась лубофф с большой буквы, то мешать высоким чюйствам она не будет, урожай в этом году вышел на славу, а соседи… Племянник молча слушал, и улыбался. Татьяна Львовна очень сильно напоминала ему подружку мамы. ТОЙ мамы, одной-единственной, и неповторимой… Тётя Люда, тоже была женщиной сильной и мудрой, а главное — энергичной и неунывающей.

'А ведь когда у Татьяны Львовны умер муж… даже не помню, кем он был, она в золоте не купалась, скорее наоборот. Однако — без малейших колебаний забрала к себе единственного сына сестры, и растила, как своего'

— … так я и отписала Амалии Федоровне, ты же помнишь, в каких чинах её супруг ходит? И месяца не прошло — ответила, отписала про адрес твой, да кое-какие подробности. О том, что служишь исправно, у командиров на хорошем счету, награды уже имеешь… вот похвастайся тётке, за что Анну навесили?

— А! Пустое. С контрабандистами в перестрелке побывал, мне это в подвиг зачли.

— Как был скромным, так и остался!

Осуждающе-довольно констатировала Татьяна Львовна. Вспомнив о подарках, Александр заговорщицки подмигнул и на минуту исчез в своей комнате, появившись уже с изящной узкой шкатулкой в руках.

— Ох! Да ты с ума сошёл, Сашенька, такие деньги на… Пелагея! Где ты там… зеркало подай… а там что?

— Анне, подвеска и серьги. На помолвку…

— Красота какая… а кольца?

— Ну тётя! Вас двое, колец двое, чего уж тут гадать…

— Вот дай-ка я тебя расцелую!

К тому моменту, когда в гостиную изволила пожаловать боярышня Анна Петровна, там уже вовсю шло веселье: племянник рассказывал тёте очередной смешной случай из нелёгкой жизни *несунов*, а Татьяна Львовна и ключница, она же — гувернантка, она же — младшая подруга по имени (наконец-то!) Пелагея, заливисто хохотали, повторяя понравившиеся фразы. Потому и не сразу услышали её недоумевающий голос:

— Рада вас видеть, Александр?!

Князь досадливо поморщился (и это не укрылось от зоркого взгляда тёти), плавно встал и коротко кивнул-поклонился.

— И я рад приветствовать вас, Анна.

Сел обратно, и как ни в чём не бывало, продолжил рассказывать историю, краем глаза рассматривая свою двоюродную сестру. Немного манерная, *городская* девушка, с сложной причёской и нервными пальцами. Чужая ему, в отличие от тётушки… Переждав, пока утихнет смех, и отпив глоток душистого чая, задумчиво интересовался:

— Тётя, а кто сейчас распоряжается в МОЁМ поместье?

Едва не поперхнувшись от такого плавного поворота в беседе, хозяйка ненадолго задумалась.

— Э… ну… да ведь оно в закладе уж лет пять. Так что в управлении банка… Последний владелец, Тихон Иулинович, хозяйствовал неважно, вот и… Усадьба то сама обветшала сильно, да отсырела, земли неустроенны… разве что где арендаторы есть, да сено косят по сёлам.

— Печально… ежели это возможно, то я бы хотел съездить, осмотреть…

'А заодно узнать потихоньку, где могила матушки *донора*'

— Коли есть желание, так почему бы и не навестить поместье? Поутру, после завтрака, и устроим всё.

— А когда планируете свадьбу?

Теперь уже поперхнулась Анна. Немного заалев, она всё же открыла страшную тайну.

— Через год, в августе… Виктору Дмитриевичу обещано место и чин коллежского секретаря, вот после…

— Гм. Может удастся отпуск испросить, по такому случаю не откажут…

Вообщем… Можно было с уверенностью утверждать — вечер удался. Тётя достаточно спокойно приняла все изменения в своём племяннике, и когда все расходились по комнатам по причине позднего времени, сама подошла и ещё раз расцеловала, дрогнувшим голосом пробормотав напоследок:

— Вот бы Верочка порадовалась…

На следующий день они в полном составе навестили родовое поместье князя Агренева, полюбовавшись вблизи на заросшие травой и сорняками поля, одичавшие кусты смородины и малинника рядом с дорогой, а сама усадьба… если коротко — набор сырых и гнилых дров.

— Нда… Это что же — банк не следит за своей собственностью??

— Хм, таких поместий с десяток по округе наберётся, ежели не поболее будет… Ранее следили да землям пустовать не давали, да вот как-то…

На обратном пути они сделали изрядный крюк и заехали в приходскую церковь — вернее на кладбище при нёй, поклониться могиле Веры Львовны, княгини Агреневой. Всё это время, Александр ждал хоть какого нибудь проблеска-воспоминания — но увы и ах, не дождался ничего. В родовом поместье, на кладбище, и даже при взгляде на памятник-крест на могиле — приходилось изображать приличествующие моменту эмоции, полностью гася настоящие, и это не прибавляло ему хорошего настроения.

'И обманывать плохо, и правду сказать нельзя… скорей бы всё закончилось'

Узнав о том, что к помещице Лыковой приехал в отпуск её племянник (и вроде как даже и холостой, вернее не помолвленный ни с кем), тут же зашебуршились соседи, у которых были дочери подходящего возраста. Словно сам собой организовался большой приём на свежем воздухе, на котором были представлены все сливки местного светского общества — десяток семейств разного возраста. Слава богу, что вместе с дамами прибыли и их… кха, кавалеры: они с лёгкостью согласились поделиться с молодым поручиком, своим боевым прошлым. Вернее согласился один — остальные слушали без интереса (и наверняка не в первый раз), как когда то воевал, в горах Кавказа, почтенный Исидор Карпыч. Тема разговора петляла, как след зайца на снегу, и вскоре про диких горцев забыли, переключившись на извивы Грандполитик — чем и воспользовались кружащие невдалеке гостьи.

'Вот и верь после этого, что сельские девушки милы, скромны и до невозможности застенчивы. Или это им мамаши накачку сделали? И сам дураком оказался. Подарки сделал, а о последствиях позабыл. Подарки дорогие — значит богатый, а богатый и молодой аристократ — знатная добыча и трофей для любой решительной охотницы. Тётя просто цветёт от счастья…'

В бой пошла тяжёлая артиллерия — величаво подплыв поближе, одна из недавно представленных ему помещиц, осведомилась с утвердительной интонацией:

— Князь, приглашаю вас завтра к нам, на обед!

— Почту за честь…

'Вот и определилась самая решительная маман…'

Вскоре определилась и самая умная или хитрая девица. Она попросту напросилась на тот же обед, и в компании своих подружек, причём — словно бы и не хотела, но раз уж пригласили… Послушав прелестное щебетание юных (иногда весьма и весьма условно) девиц, поручик страстно захотел обратно, на заставу, к таким родным *контрабасам*. Какая тоска этот светский флирт… Тем более, что НИ ОДНА не была в его вкусе: или стройная до невозможности (невозможности обнаружить грудь, например), или слишком фигуриста, примерно полторы Софьи сразу, как минимум. Вдобавок, бледные, как поганки — и это в конце августа месяца! Нет, понятно, что загорают только крестьянки и мещанки — но надо же и меру знать…

— Что-то ты невесел, мой мальчик?

Подошедшая тётушка просто лучилась радостью: у неё в гостях собралось такие господа! Вернее, сударыни.

— Неужели тебя никто не заинтересовал? Вот, хотя бы, дочка помещицы Фёдоровой — чудо как хороша, прямо кровь с молоком!

— Благодарю, но свои сердечные дела я устрою сам.

— Ну, Сашенька, не сердись… Ты же знаешь, я желаю тебе только хорошее…

— Ну что вы, тётушка, как я могу на вас сердиться. Просто… я ещё не готов к серьёзным отношениям…

'Иначе замучают досмерти! Хм… Я ведь ещё и на фабрику успею заглянуть! Или не успею? Мм… ежели послезавтра отправиться, и не ночевать в Сестрорецке — вполне успеваю'

— Тётя, я бы хотел просить вашего совета.

— Я слушаю тебя, мой мальчик?

— Мне бы хотелось знать, возможно ли выкупить Агренево, и какую сумму выставит банк… но сам я с этим управится не смогу, попросту не достанет времени. Возможно, вы?

— Сколько долгу я тебе и сама скажу… дай бог памяти… Тихон Иулинович ведь говорил мне как то… вспомнила! Две закладных, на сумму сорок тысяч… почти сорок, точно всё же не помню. Но на выкуп надо поменее: всё порушено да заброшенно, земля сорняком взялась, поместье, поди, и сгнило уже совсем…

— А долго ли всё оформлять?

— Вот чего не знаю — того не скажу. Тебе же не к спеху, да и денег таких нет. Расспрошу знакомых, может они что посоветуют, банк какой с низким процентом…

— Кхе! Э… я уж как нибудь без кредита обойдусь, своими силами. Нам… премии хорошие дают, за перехваченную контрабанду. Я вот ещё о чём хотел справиться…

Такая новость была для Татьяны Львовны полной неожиданностью. Нет, она конечно знала, что офицеры в пограничных бригадах живут получше, чем в обычных пехотных полках, но что бы настолько!

— У вас там что — и золото через границу таскают?

— Тётя! У меня солдаты, в взводе, за последний год по полторы тысячи премии заимели, это самое малое. А я ими командую.

— Сдаётся мне, племянник, ты что-то недоговариваешь…

Разговор, принимающий явно нежелательное направление, вовремя прекратила одна из соседок тётушки.

— Князь, позвольте пригласить вас к нам на обед.

— К моему величайшему сожалению, вынужден отказаться, потому как послезавтра отбываю…

— Как!

И соседка и тётушка произнесли это одновременно, только интонации разнились: первая досадовала, а вторая неподдельно огорчилась.

— Тогда, может на завтра?

— Увы, я уже приглашён на обед госпожой… Замятиной, ежели мне не изменяет память.

Недовольно поджав губы, помещица отошла прочь.

— Вот и зря, Саша, дочка у… молчу-молчу, не сердись на свою старую тётку.

— Ну что вы, тётя, я ведь даже и не сказал ничего. Ах, да — мы ведь приглашены на обед вместе, не так ли? Иначе я просто помру от скуки…

На званый обед Татьяна Львовна не поленилась одеть все подарки своего племянника, да ещё и не позабыла небрежно упомянуть про подвеску с серьгами, как о мелком подарке на помолвку. Сам Александр старался больше молчать и слушать, открывая рот только для очередной похвалы: хозяйки, дочки хозяйки и так далее — по списку. Причём предпочтение явно отдавал (невинно и в рамках приличий) той самой, хитрой и умной (а в данный момент, томно-загадочной) девице, чем немало нервировал хлебосольных хозяев. С трудом отказавшись, от предложения помузицировать или спеть несколько романсов, поручик славно отдохнул и развеялся — обсуждая с почтенным главой семейства всякую ерунду, вроде последних столичных новостей. Примерно через час он отвлёкся и незаметно огляделся, после чего вежливо и слегка торопливо откланялся — а то вроде уже и танцы намечались, под рояль. Тётушка решила остаться и продолжить общение, в результате — обратно племянник возвращался со всем комфортом, неспешно любуясь проплывающими мимо пейзажами. И вспоминал. Когда он ехал осматривать поместье своего отца… бывшее поместье, то видел несколько сёл и одну деревню. Заезжать и останавливаться, разумеется, не стали, проскочили не сбавляя скорости но… даже и так удалось понять, что живут люди очень небогато. Жизнь крестьянина-общинника в веке девятнадцатом, почти ничем не отличалась от жизни его деда-прадеда — разве что теперь за говорящий скот не считали. Землю пахали прадедовой сохой, про сеялки и веялки все слышали, но редко кто видел, наделы всё больше и больше истощались… в отличие от налогов и повинностей — вот тут была полная стабильность. Современная сельхозтехника, как и агрокультура землепользования, применялась только помещиками, да и то, не всеми, а только достаточно богатыми. Плуг-то оказывается — вещь недешёвая, как и услуги хорошего агронома… Урожай на корню скупали приказчики *хлебных* дельцов, правда некоторые помещики предпочитали сами торговать, на хлебной бирже, получая заметно большую прибыль.

' Вот так. Страна, где пахарей больше всего в мире, одновременно — страна, где пахари беднее всех… Это я ещё летом заехал. А зимой… зимой просто побоюсь, что опять увижу мёртвого пятилетнего мальчика, умершего от голода. В прошлый раз едва с ума не сошёл, вспоминая его улыбку. Как же тяжко на душе…'

На следующий день, у тёти с племянником случилась первая размолвка. Александр очень хотел оставить тёте немного денег: свадьба ведь дело такое — чем больше денег, тем спокойнее на душе у её устроителя… А Татьяна Львовна упёрлась и ни в какую не желала принимать помощь. Отчего и почему — оставалось тайной за семью замками, но желание хоть как-то, но подсунуть ей деньги росло с каждой минутой, заставляя искать обходные пути и возможности. Собственно, и искать-то долго не пришлось…

— Пелагея… Васильевна, можно вас на минутку? Мне требуется ваша помощь…

— Так сей момент всё устроим, Александр Яковлевич. В чём нужда возникла?

— Тётушка обиделась на меня немного, за быстрый отъезд… вот, как остынет, передайте ей моё письмо с объяснениями и извинениями…

'А заодно и чек на десять тысяч'

Провожало его всё семейство, три женщины разного возраста: обнявшись с двумя и поцеловав руку сестре Анне, он клятвенно пообещал прибыть на свадьбу. Татьяна Львовна напоследок перекрестила его и сурово напутствовала, скрывая своё огорчение от разлуки.

— Ты… понапрасну не храбрись там, хоть бы и офицер… да не забывай про письма!

— Ну! К чему такая грусть, тётя? Да я, за последний месяц-полтора, контрабандистов всего три раза и видел, и то — издали. Всего самого лучшего, тётушка…

Место службы и название бригады изменил. 14 Ченстоховская бригада, Олькушский отряд. Потому как — в Ратае граница проходит по реке Висла, в остальных местах кустов и деревьев маловато.