– Куда прикажете, вашсиясь?

– На Сергиевскую, дом тридцать. Да поживее, опаздываю.

Вместо ответа кучер что-то неразборчиво (но явно утвердительно) прогудел себе в бороду. После чего отвернулся и звонко прищелкнул языком, дополнив звуковой сигнал легким шлепком вожжами по крупу, намекая тем самым своему четвероногому напарнику, что надо бы уже и начинать отрабатывать корм. Второго намека не потребовалось – пассажира тут же слегка вжало в кожаную обивку сиденья, а сама пролетка плавно закачалась на «дутиках» и рессорах, мягко входя в повороты и время от времени обгоняя аналогичные экипажи. Поняв, что стараниями извозчика он все же успеет вовремя на первую встречу-знакомство со своими будущими компаньонами по Мальцевскому товариществу, Александр успокоенно прикрыл глаза и постарался вспомнить все, что его стряпчий смог разузнать. Вспоминалось откровенно плохо – мысли то и дело перескакивали на недавний разговор с будущим изобретателем радиоприемника, господином Поповым. А перескакивали они по той причине, что и разговор, и состоявшееся в его ходе знакомство с Александром Степановичем изрядно разочаровали князя Агренева. И не в последнюю очередь потому, что он привык к другому типу инженеров или даже изобретателей-ученых – не только теоретиков, но еще и замечательных практиков, способных не только к серьезным конструкторским работам, но и к управлению профильным предприятием и к организации нового производства чуть ли не с нуля. И много еще к чему, вплоть до полностью самостоятельной работы. Да его фабричные инженеры при желании даже дизайнерами могут поработать! Ну в пределах своей компетенции, разумеется. А тут…

«Н-да, теоретик – и этим все сказано. Нет, он, конечно, и в практической стороне вопроса «волокет» – эвон как с ходу выдал свои прикидки по финансированию и какие ему приборы нужны для полного и окончательного счастья. Но для меня этого все же маловато. А вот его ассистенты, капитан Троицкий и студент Рыбкин, в этом плане куда как более перспективны, особенно последний. По глазам видно – очередной фанатик своего дела. Ладно, будем надеяться на лучшее и готовиться к худшему».

Под худшим аристократ подразумевал то, что аналогичные исследования велись и за границей, причем сразу в двух местах – в Англии и САСШ. Так что список иностранных ученых, о коих следовало позаботиться, дополнился сразу двумя фамилиями: к господину Парсонсу, работающему над усовершенствованием своих паровых турбин, добавился сэр Оливер Лодж, а в САСШ над проблемами радиотехники трудился не кто иной, как Тесла. Ну и Маркони, можно сказать, что цель номер один. Также под вопросом, и совсем по другой теме, была дальнейшая судьба не сильно известного пока Рудольфа Дизеля – если он не согласится на сотрудничество, конечно.

– Сергиевская, вашсиясь, приехали.

Ловко поймав полтинник, извозчик огляделся и почти моментально замер в неподвижности – немного сгорбился, застыл, и только бдительный взгляд, наподобие локатора обшаривающий улицу в поисках очередного клиента, не давал принять его за живую статую. У прислуги будущего компаньона князя Агренева, по всей видимости, тоже было что-то такое с глазами – во всяком случае, дернуть за ручку звонка Александр так и не успел, дверь особняка открылась гораздо раньше.

– Как прикажете доложить?

Узнав, что к хозяину на огонек завалился князь Агренев, солидный и очень неторопливый в движениях лакей тут же пригласил следовать за собой, но перед этим принял перчатки и шляпу. Хотел было покуситься на трость, но взглянул на Александра и передумал – гость на нее действительно опирался, а не легкомысленно вертел в руках. Недолгое путешествие по мраморной лестнице, проходным залам и широкому коридору, и на Александра взглянули шесть мужчин. Хозяин дома, господин Нечаев-Мальцев, сухопарый человек лет шестидесяти, лысый, с седой козлиной бородкой и подозрительно ласковыми голубыми глазами, тут же двинулся к гостю – с целью представиться самому (с помощью спешащего на помощь Сергея Ивановича) и представить остальных гостей: молодого графа Игнатьева, безусого широколицего брюнета (и к тому же очень похожего на студента); изрядно пожилого и философски-спокойного князя Юсупова; не менее пожилого и чем-то озабоченного банкира и купца Губонина, в глубокой задумчивости наглаживающего свою седую бороду; и еще одного Нечаева – по возрасту чуть старше новоприбывшего князя, представительного (и отчасти похожего своим обличьем как на Нечаева-Мальцева, так и на царствующего государя-императора), уже начинающего полнеть и лысеть брюнета с довольно-таки тяжелым взглядом серо-голубых глаз. И тростью – массивной, увенчанной изогнутой ручкой из слоновой кости, всем своим видом навевающей вполне обоснованные подозрения о наличии в ней остро заточенного клинка. А что? У самого Александра, к примеру, именно такая.

– Ну что же, господа, все в сборе! Пожалуй, можно приступать к тому, ради чего мы все и собрались.

Мальцев устроился в кресле так, чтобы лишний раз не ворочать головой при оглядывании своей аудитории, и продолжил начальную политинформацию. На правах недавнего владельца товарищества имени себя, а также основного инициатора нынешней встречи деловых людей он рассказал о текущем состоянии дел в своей бывшей вотчине – и если коротко, то дела были как-то не очень. И не только рассказал, но еще и доказал это будущим акционерам с помощью подробнейшего отчета инженера Норпе. То есть как доказал – попросту раздал каждому по персональному экземпляру. Отчет же этот был составлен по просьбе конкурсного управляющего господина Беллюстина – и то, что он был именно подробнейшим, становилось ясно при одном только взгляде на толщину укладки.

«Как она только не лопнула, бедная! Столько бумаги напихали в стандартную канцелярскую картонку, что прямо-таки удивительно. Так… Юсупов слушает с умеренным интересом, граф едва не зевает, а купец-банкир чего-то насупился. Гостеприимный хозяин как заведенный кивает на все слова Сергей Ваныча, а последний компаньон… последний компаньон делает вид, что ему не очень-то и интересно. Но слушает весьма внимательно».

– Теперь о предполагаемом распределении паев. Простите, оговорился – акций, конечно же акций. Итак, мои предложения состоят в следующем…

Вот тут все стали внимательными и собранными – как-никак речь шла о миллионах рублей, пусть и не золотом, а ассигнациями. Князьям Юсупову и Агреневу, господам Губонину и Нечаеву-Мальцеву предлагалось «взять на грудь» по двадцать два процента акций каждому. Оставшаяся мелочь в виде двенадцати процентов делилась напополам между окончательно проснувшимся графом Игнатьевым и господином Нечаевым. Мальцеву доставалось почетное и слегка декоративное место председателя обновленного товарищества и все прилагающиеся к этому ответственному посту пряники и проблемы. Будущие акционеры ненадолго задумались, еще раз (на всякий случай и для собственного спокойствия) переводя прозвучавшее предложение в конкретные цифры и суммы.

«Значит, полтора миллиона сразу и сколько-то потом, на развитие и реконструкцию. Скорее всего, не очень много – как я погляжу, все присутствующие не горят желанием сильно вкладываться в новое дело, особенно живыми деньгами. Значит, часть активов пойдет на продажу. Вроде нормально? Учитывая, сколько я оттуда уже народа переманил и еще переманю, вообще хорошо».

– Возражений нет? Вижу, что все согласны. Тогда слово Петру Ионовичу.

Достойнейший представитель купеческой династии еще разок огладил свою бороду, слегка кашлянул и отличным баритоном начал вещать. Поглядывая на Александра и «студента» графских кровей, он очень доступно и не менее подробно расписал порядок и сроки поступления озвученных Мальцевым сумм. После чего напористо и с немалой убедительностью предложил возложить тяжесть ведения всех финансовых операций по товариществу на широченные плечи Волжско-Камского банка. А ведение не существующего пока реестра акционеров и вовсе по умолчанию осталось за Петром Ионовичем – в том плане, что все присутствующие с этим молча согласились.

– Заведение это надежное, солидное. Опять же проверенное временем и очень хорошее. Так что, решено?

«Еще бы оно было плохое, он там в главных акционерах числится. Но на фоне остальных действительно очень даже ничего. Пожалуй, кое в чем получше Русско-Азиатского будет».

Слух у прислуги в особняке Нечаева-Мальцева был, по всей видимости, просто замечательный и ничуть не уступал выдающемуся зрению. Не успел Губонин подвести итоги и объявить о том, что следующее и уже вполне официальное собрание господ акционеров состоится в декабре месяце и будет проходить в Людинове, как двери неслышно распахнулись, пропуская вино и хрустальную посуду на витой ножке к нему. И разумеется, лакея, который и нес все это хозяйство на гигантском подносе. Неслышно ступая и являясь в некоторой степени для всех присутствующих невидимкой, он быстро и с заметным изяществом избавился от своей ноши и скользнул обратно к выходу. Отметив дружным поднятием бокалов все достигнутые договоренности и общее хорошее настроение (даже Петр Ионович соизволили довольно кивнуть), присутствующие разбились по интересам: к Александру подошел князю Юсупов, рядом с хозяином особняка стояли Мальцев и «студент» графских кровей, а господин председатель плотно сел на уши купцу-банкиру.

– Князь, я слышал, вы не любите бывать в светском обществе?

– У меня на это просто недостает времени… князь.

Юсупов верно истолковал намек-паузу в словах своего юного (особенно с высоты прожитых лет) собеседника и охотно пошел тому навстречу:

– Вот как? Понимаю, любое дело требует присмотра. Но все же, Александр Яковлевич, нельзя жить таким затворником, в обществе не поймут.

– Ну почему же сразу затворником, Николай Борисович? Бывают и у меня гости, да и сам я с большим удовольствием наношу визиты.

– Да-да, например, в Гатчину – поохотиться, отдохнуть. Наслышан, как же.

Старый, но очень влиятельный аристократ поставил свой бокал обратно на столик и жестом предложил присесть на удобнейшую софу. Еще с полчаса они развлекали друг друга пустыми с виду разговорами – с массой намеков и завуалированных вопросов (и таких же ответов), попутно князь Юсупов рассказал немало смешных историй о жизни по-настоящему ВЫСШЕГО света. Императрицы, ее фрейлин, министров, великих князей. Вообще, образно выражаясь, если молодой князь свел недавнее и еще не очень прочное знакомство с молодой порослью дома Романовых, то князь старый уже давно и прочно дружил с не менее старыми представителями этого же древа – их отцами и даже дедами.

Общее впечатление от разговора у обоих мужчин осталось весьма и весьма хорошее: один был искренне рад очередному полезному знакомству и неплохой разминке для ума, а другой уже прикидывал, что и как расскажет на вопросы старых приятелей о князе Агреневе. Да и без того было кому рассказать – старшая дочь тоже интересовалась самым молодым оружейным магнатом в мире, известным изобретателем и все такое прочее, так как питала непреодолимую страсть ко всему необычному и загадочному. Собственно, это она и упросила отца пригласить аристократа-промышленника посетить их дом, вполне справедливо полагая, что от такого знакомства тот не откажется.

– Рад нашей беседе, Александр Яковлевич. И все же жаль, что вы так заняты, определенно жаль.

Теперь уже пришла очередь Александра правильно понимать намеки.

– Для меня честь быть принятым у вас, Николай Борисович. Месяц или даже два меня в Петербурге не будет, но по возвращении первый визит именно к вам.

– Буду ждать, Александр Яковлевич.

Перекинувшись парой-тройкой фраз с гостеприимным хозяином и возбужденным от перспективы возрождения своего товарищества Мальцевым (все ж таки дело его жизни, надо понимать!), князь Агренев вежливо откланялся и покинул истинных представителей так называемых сливок общества. Впрочем, он и сам к ним относился, к этим самым сливкам – как по факту принадлежности «донора» к аристократической (хоть и обнищавшей до последней крайности) фамилии, так и по факту уже именно своего финансового состояния. Особенно последнее – Мальцев во время последнего своего визита на фабрику как-то нечаянно обронил, что на генерала от финансов и торговли (имеющего к тому же вполне официальный чин тайного советника и полдюжины разных орденов и медалей) больше всего произвел впечатление один-единственный факт, связанный с тем, что изначально чахнущее товарищество имени бывшего владельца Александр собирался приобретать в гордом одиночестве.

На улице его встретил неспешно накрапывающий летний дождик, вернее будет сказать, мелкая, но ничуть не противная морось. А вот извозчик своего недавнего пассажира не дождался. Александр поглядел вправо-влево, непроизвольно удивился полнейшему отсутствию свободных экипажей (довольно-таки редкая картина на улицах столицы) и недолго думая отправился к конторе господина Лунева на своих двоих, неспешно постукивая кончиком трости по серому граниту булыжной мостовой и почти незаметно прихрамывая на правую ногу.

«Чем-то меня Вениамин Ильич порадует?»

– Эмик, ты уже выбрал, в чем ты будешь принимать солнечные ванны?

Эмик, он же Иммануил Викторович, в очередной раз оторвался от изучения небольшого заказа на новые станки, страдальчески наморщился и в очередной же раз терпеливо ответил жене:

– Да, дорогая.

После чего попытался опять сосредоточиться на служебном документе. Зря попытался, к нему на колени с пыхтением и всей возможной старательностью стала забираться самая младшая из четырех дочерей, Лилечка. Видит Бог, как мечтал Иммануил Викторович о наследнике! Нет, он конечно же не роптал и продолжал надеяться. И не только, ибо сказано – на Бога хоть и уповай, но и сам старайся. Вот только итогом всех его трудов были пока исключительно девочки.

Семейную идиллию нарушил негромкий звон колокольчика при входной двери. Не дожидаясь, пока его позовут, глава семьи поцеловал дочку и без особой спешки спустился на первый этаж своего жилища, в прихожую.

– Владислав Егорович? Рад, определенно рад вашему приезду. Какими судьбами?

Нежданный гость со всем возможным почтением приложился к ручке хозяйки, не менее почтительно поздоровался с хозяином и, осторожно покосившись на молчаливого сопровождающего за своей спиной, слегка недоуменно поднял брови.

– Ах да. Все в порядке, этот господин приехал ко мне в гости.

Так и не проронивший ни одного слова мужчина коротко кивнул, еще раз внимательно оглядел визитера (от сквозившего в его взгляде дружелюбия невольно холодели руки) и спокойно вышел прочь. Только бывший подчиненный Иммануила Викторовича открыл рот, как по лестнице сбежала старшая дочка Герта со своей подружкой, торопливо поздоровалась и просительно протянула, глядя на родителей и покачивая в руке небольшим мольбертом:

– Мы сходим в лес, на этюды?

– В четыре обедаем, не опоздайте.

Гость еще два раза открывал рот и те же два раза закрывал его, так и не проронив ни одного слова: вначале он узнал, что тоже участвует в обеде, а потом увидел в окно, как уже знакомый мужчина с очень плохим взглядом подал знак, и складную снасть для рисования подхватил на руки другой мужчина, еще более подозрительной наружности. Такого в лесу встретишь, за три сажени обойдешь да испариной покроешься – от радости, что жив остался. Девицы же своего сопровождающего почти и не замечали, оживленно переговариваясь между собой о своих девичьих делах и заботах. Задать вопрос гость так и не успел, поскольку его пригласили пройти в кабинет, попутно извиняясь за небольшой переполох в доме:

– Мы, знаете ли, решили всем семейством отдохнуть за границей, вот теперь собираемся.

Говоря все это, хозяин непроизвольно притронулся к правому боку и самую малость нахмурился, но тут же опомнился и спросил, чем обязан чести такого визита. Ну в смысле – как здоровье супруги и детей, как дела на службе и все такое прочее, о чем по негласному этикету полагается говорить в первые пятнадцать минут любого разговора.

– Благодарю, все отменно-с. А вот по службе тем же похвалиться не могу, увы-с.

– Вот как? А что такое, неужели какие-то неприятности?

– Как, вы не знаете? Ах да, что же я! На господина Бунаева, не далее как день назад, прямо перед заводоуправлением напали неизвестные личности. Говорят, что синяков ему понаставили весьма изрядно.

Начальник станкостроительного производства, как и полагается всякому культурному человеку, сочувствующе покивал и сделал соответствующее моменту выражение лица. А про себя немного позлорадствовал – совсем немного, зато от всей души.

– Н-да-с, теперь он с полмесяца на завод ни ногой. Но я, собственно, не за этим, почтеннейший Иммануил Викторович.

– Я вас слушаю.

– После того как вы изволили оставить должность… гм. Дела на «Илис-Блитц» пошли не лучшим образом, особенно в последнее время. Да-с. Особенно в последнее время. И я вспомнил ваше приглашение – собственно, даже и не я один, просто так совпало, и раз уж такой случай?.. Да-с! Только прошу вас понять меня правильно и не думать ничего дурного!

Представитель технической интеллигенции замялся, не зная, как наиболее точно выразить то, что ему хотелось донести до собеседника.

– Ну что вы, я вас прекрасно понимаю. И приглашение мое по сию пору в силе, так что, как говорится, милости просим. Кстати, о ком конкретно идет речь?

Слушая Владислава Егоровича, Герт удивленно покачивал головой – сменить место работы возжелали почти все грамотные специалисты и мастеровые «Илис-Блитц».

– Неужели у вас там все настолько плохо?

– Ну я бы так не сказал. Заказы есть, и, несмотря на некоторые временные сложности, они все же выполняются, хотя, надо признать, с изрядным скрипом и проволочками. Дело скорее в другом, Иммануил Викторович. Все мы уже изрядно наслышаны о порядках, царящих на вашей фабрике. Весьма и весьма хороших, ежели только меня не ввели в заблуждение. Да и постоянная спешка с криками тоже надоели.

Хозяин дома тут же начал прикидывать – а не получится ли с таким пополнением ввести вторую смену? И если да, то чем эту вторую смену загрузить. Потом его мысли потекли немного в другом направлении: раз уж питерский станкостроительный не справляется с работой, не может ли все эти заказы переработать аналогичный завод в Сестрорецке? Конечно, это потребует изрядной беготни по всем знакомым ему заказчикам, немалого красноречия и убедительности, но возможный результат того определенно стоил, особенно для него – в финансовом смысле. Да и некоторое моральное удовлетворение тоже не стоило сбрасывать со счетов: если после такой «помощи» «Илис-Блитц» и не загнется как предприятие, то прежние позиции уже никогда не вернет.

– Давайте поступим следующим образом, Владислав Егорович: я прямо сейчас переговорю с его сиятельством по интересующему вас вопросу, и если получится, то сегодня же мы все и решим.

Гость такой оперативности был только рад, так что уже через четверть часа Герт поднимался на заветный третий этаж. Вот только князя в его кабинете не оказалось, как и вообще в Сестрорецке – неизвестно чем недовольный и изрядно угрюмый главный инспектор Долгин отложил в сторону изучаемые документы и поведал, что самое главное начальство еще утром уехало в столицу по делам. Может, на день. А может, и на два, как получится.

– Вот незадача!

– А что, образовалось что-то срочное? Может, я могу чем-то помочь?

Выслушав новость про возможное пополнение фабрики новым, весьма высококвалифицированным персоналом, Григорий Дмитриевич довольно-таки равнодушно ответил:

– Насколько я знаю, компании постоянно не хватает таких мастеровых, так что Александр Яковлевич будет только рад. Если для них не найдется работы на фабрике, в чем я сильно сомневаюсь, отправим их в Москву, там как раз начали строить новые заводы. Кстати, станки для этих заводов наверняка будете делать тоже вы, так что работать они будут все же под вашим началом.

Услышав о том, что для быстрейшего решения вопроса очень желательно присутствие Герта в Питере, сидящий за столом хозяина компании мужчина все так же равнодушно кивнул, посоветовав лишь взять с собой Спиридона. Сбитый с толку Иммануил Викторович только и смог, что поинтересоваться – а что, он может и отказаться от персонального сторожа?

– Уже можете. Но лучше бы вам привыкнуть к такому сопровождению – оно для вашей пользы и безопасности.

– Уже?

Инженер вспомнил кое-какие слухи про охрану и персонально господина Долгина и то, что кто-то недавно избил управляющего «Илис-Блитц». После чего понятливо кивнул. Немного подумал и все же решил не отказываться от общества плечистого Спиридона, одним только внушительным видом обеспечивающего душевный покой своему подопечному. Обрадовав столичного гостя положительным решением всех его вопросов (и вкусным обедом тоже) и кое-как уговорив недовольную супругу немного повременить с отъездом на заграничные юга, в тот же день Герт отбыл в Санкт-Петербург, где и провел в очень плодотворной беготне и многочисленных визитах целых три дня, между делом переманив себе под крыло еще с дюжину лекальщиков и просто очень хороших слесарей. Одного там, другого сям, третьего вообще по рекомендации первых двух нашел и уговорил – а в результате как-то незаметно и набралась приличная толпа. И главное, что никто вроде и не в обиде – «щипал» он достаточно крупные заводы, и потеря одного-двух специалистов была для них не очень болезненной. Растратив все деньги, что сумел прихватить с собой, на авансы и подъемные и насобирав целую уйму заказов для родимого производства, Иммануил Викторович с триумфом вернулся в Сестрорецк. Где незамедлительно был обласкан начальством и даже получил небольшую премию за своевременную инициативу. А вот жена устроила ему головомойку вкупе с небольшой истерикой – мало того что ей не терпелось начать отдых, так еще и в день его отъезда в том самом тупичке, где его некогда побили, обнаружили троих мертвых мужчин. Понятное дело, о чем, вернее, о ком она подумала в первую очередь!

Больше всего супругу обижал один-единственный факт: после того как ее муженек узнал про тройное убийство, ему вдруг как-то резко стало не до переживаний своей драгоценной половинки. Поначалу он все выспрашивал, как их убили, и выпытывал у нее всякие несущественные подробности. Узнав же, что двоих из них просто забили насмерть, а третьего жутко изрезали ножом, – вообще замолчал. Так и уехал в растерянно-задумчивом состоянии, не в силах для себя решить – правильно ли будет злорадствовать и по этому поводу? Ведь как добрый христианин он должен был бы понять и простить своих обидчиков. Даже если они очень сильно пинали его ногами и за малым не убили. Или все же нет?

Когда Александр уезжал из Санкт-Петербурга, погода там замерла в шатком равновесии между мелким грибным дождичком и ясным солнечным небом. Но стоило выехать за пределы города Петра, все тут же переменилась – от легкого ненастья к полноценному затяжному ливню, и, как оказалось, тот же ливень гостил и в Сестрорецке, причем дополненный резким и очень своенравным ветром. Выйдя из сухого и теплого вагона на мокрый перрон, он тут же угодил в обширную лужу, а его одежда стала стремительно набирать в себя влагу – причем со всех сторон одновременно, ибо ветер бросал упругие нитки дождя так, как только ему заблагорассудится, начисто игнорируя хлипкую защиту зонта. Кожаное сиденье в пролетке тоже было не совсем сухим, поэтому к своему коттеджу фабрикант подъехал озябшим и в непонятном даже самому себе настроении. Все, что он планировал сделать и обсудить, было успешно выполнено, и можно было бы и радоваться, но серое небо и непрекращающийся поток (практически потоп) воды нагоняли странную тоску и сильное желание сесть перед камином и ничего не делать. Вернее – бездумно любоваться извечным танцем языков пламени и багровым переливом угольков.

– С возвращением, Александр Яковлевич!

– Благодарствую на добром слове, Глафира Несторовна.

Оценив хмурое выражение лица своего работодателя и падающие с его шляпы и одежды капельки воды, домоправительница погнала горничных готовить для хозяина сауну (правда, сама она ее обзывала на привычный лад). Подождав, пока тот переоденется в сухое, она неслышно подкатила к расположившемуся у камина фабриканту небольшой сервировочный столик и низким грудным голосом доложилась:

– Александр Яковлевич, баня скоро будет готова, а пока вот, извольте горяченького.

Согревающее было представлено графинчиком холодной водки с долькой лимончика и горкой зернистой черной икры на вазочке – в качестве закуски, бокалом подогретого и очень ароматного вина с медом и пряностями и большой кружкой чая, исходящей невесомым паром, – как говорится, в ассортименте. Проигнорировав первое и последнее, фабрикант с удовольствием принялся за вино, не забыв поблагодарить за проявленную заботу. А через полчаса он уже с наслаждением вдыхал горячий запах липы, попутно растекаясь по лавке рядом с небольшой каменкой и старательно покрываясь положенной в таких случаях испариной. Сухой и ароматный жар накатывал волнами тепла и вымывал из тела накопившуюся усталость и холод, вот только легкий зуд под повязкой не давал полностью впасть в нирвану. А еще воспоминания…

На полшага назад, почти незаметный поворот корпусом, и небольшая, но смертельно опасная полоска стали в очередной раз пролетает мимо. Еще одно скользящее движение, небрежно-легкий с виду взмах руки – и золингеновский клинок с потрясающей легкостью распахал Семинаристу правое запястье, на последних миллиметрах движения дотянувшись еще и до кости. Ни вскрика, ни стона, только тихое звяканье упавшего ножа и короткий полувсхлип-полурык от очередной боли. Пальцы целой руки скребнули по камню пола, подбирая с него обещанную возможность на… В то, что он уйдет отсюда живым, Сема Семинарист не верил с самого начала, но до последнего надеялся прихватить за собой на тот свет этого гладко выбритого и аккуратно причесанного хлыща из господ.

– Ну? Отдохнул? Вот и славно.

Чистый, словно и не он только что располосовал своей «кукле» всю грудь, предплечья и половину лба, аристократ коротко шевельнул кистью, меняя хват на более удобный, и приглашающе повел рукой, не прекращая при этом приветливо улыбаться. В качестве ответа его противник харкнул ему в лицо и в очередной раз попытался насадить на нож – уже без оглядки на собственную защиту и новые рывки боли, лишь бы достать, дотянуться и стереть наконец с ненавистного лица эту улыбочку!!! Взмах, другой, третий… И странное онемение в груди, отдающее в правую руку. Противник застыл на месте и уже не уклоняется, спокойно перехватив руку с ножом и позволяя остальному телу медленно оседать себе под ноги. Последняя вспышка сил, последний рывок – и усмешка, навеки застывшая на губах Семинариста, стала свидетельством того, что он все же дотянулся!

Разомлевший на жесткой лавочке мужчина открыл глаза и несколько мгновений непонимающе таращился на промокшую насквозь простыню. Потряс головой и окончательно пришел в себя, тут же услышав непонятное шуршание и легкие шаги за дверью.

– Александр Яковлевич?

В дверку легонько поскреблись, но князь и так уже понял – в сауне он подзадержался. Жар уже был не тот, да и на виски давило порядочно – вдобавок кожа горела, как на пожаре. Не обращая внимания на доброжелательницу в юбке, он без особого изящества плюхнулся в небольшой бассейн и довольно зафыркал, только после этого обратив внимание на нездоровый багровый румянец, заливший щечки, ушки и даже шею горничной Дарьи. Провожая взглядом ее быстрое отступление (практически паническое бегство) за пределы комнаты отдыха, Александр как-то отстраненно вспомнил, что, когда хромал мимо нее, был слегка не одет. Даже повязка – и то не тянула на гордое звание набедренной, так как прикрывала только правую ногу – причем очень малую ее часть.

«Можно подумать, она у меня что-то новое могла увидеть! Эх, на ее бы место Наталью, вот та бы не растерялась. Черт, накаркал».

Любопытствующая мордашка второй горничной осторожно огляделась по сторонам и, с некоторым разочарованием не обнаружив ничего непристойного, тут же дополнилась остальными фигуристыми подробностями. Не подходя слишком близко к высокому бортику бассейна и целомудренно отводя в сторону глаза, красавица-горняшка очень сексапильным голосом поинтересовалась, чем она может услужить хозяину – может быть, принести чего? Или? Получив указание сию же минуту метнуться за холодным пивом и всем к нему полагающимся, понятливо кивнула, белозубо улыбнулась и исчезла.

– Не помешаю, командир?

Вместо горничной пиво доставил главный (и пока единственный) инспектор условий труда. А также хозяин неплохой недвижимости в Первопрестольной (только он пока был не совсем в курсе), будущий пайщик заводов в Москве и Кыштыме (а вот это знал) и крупный специалист-«ходок» по женской части (пять или шесть работниц швейного цеха могли подтвердить этот факт лично). Вдобавок потомственный уральский казак, ну и просто очень хороший человек Григорий Долгин.

– Чего это Наталья так расцвела? А Дарья прямо дикой кошкой шипит. Поди, расстроилась, что ты не ее выбрал?

– Я же тебе говорил, что спать с ними не буду. Чего опять начал?

Григорий понимающе усмехнулся и напомнил:

– Так ведь не зарекался же, а наоборот – сказал, что подумаешь. Я уж было и решил. А если не спал, тогда с чего это Наталья такая довольная?

– Вот у нее и спроси.

– Значит, ничего не было?

Александр понял, что так просто приятель не отвяжется, и признался, положа руку на кусочек острого соленого сыра:

– Поцеловал разок – не удержался.

– И что?!!

– И ничего. На меня потом Глафира дня два смотрела этак понимающе-снисходительно, когда думала, что я это не вижу. А если бы я ее в постель уложил? На следующий же день вся фабрика обсуждала бы последние новости из хозяйского коттеджа – у моей горничной что на уме, то и на лице. Что, скажешь, не так?

– Ну, может, и так. Только это еще не повод, чтобы отказывать себе в маленьких радостях жизни. Гм, ладно, тебе виднее.

Последнее замечание относилось не к обсуждению легкодоступной (для фабриканта) красавицы, а к багрово-синему следу глубокого укуса на правой ноге – сняв прикрывающую его мокрую тряпицу, князь осторожно почесал зудевшее место и после недолгого осмотра удовлетворенно кивнул. Заметив краем глаза осуждающую мину на лице друга, ответил на молчаливый укор короткой фразой:

– От укусов ты меня защищаться не учил.

Тут уже не выдержал и Григорий:

– Ну и стоило оно того?

– Стоило. Я теперь точно знаю причину своих неудач на тренировках.

– Это каких же таких неудач? Саблей играешь как казак, на кулачках мы с тобой давно уже в одного идем, а на стрельбище я половину твоих штучек и повторить-то не могу.

Александр пренебрежительно махнул рукой, едва не снеся при этом высокую пивную кружку.

– Не то, все не то. Помнишь, я рассказывал тебе про партию эсеров и их боевую организацию?

Долгин едва заметно подобрался и сосредоточенно кивнул.

– Уже появились, окаянные?

Увидев отрицательный жест, расслабился, но интереса не утратил, превратившись в одно большое ухо.

– Чтобы защититься от них и всех им подобных, я должен научиться чувствовать угрозу заранее. Иначе… Сам понимаешь, без вариантов. Вот Сема Семинарист и помог мне понять, куда надо двигаться дальше.

– Так что теперь, с «куклами» работать? Как-то оно сомнительно выходит.

– Поэтому и оставим это на крайний случай. Я заказал Браунингу пневматические копии «рокота» и «орла» под пятимиллиметровую пулю – вот с ними да против «экспедиторов» и попробую. Надо только защиту для лица и рук подобрать. Ну это я еще обдумаю.

– Ну даст Бог, и получится что-то из твоей задумки. Кстати! Вот.

Перед расслабленным князем легли две половинки одного целого, бывшие некогда прекрасным клинком золингенской стали. До той самой поры, пока им не попытались разжать намертво (в самом буквальном смысле этого слова) сжатую челюсть бывшего студента духовной семинарии.

– Валентин Иванович сказал – никак. Проще и быстрее сделать еще один такой же, чем с этим мучиться. Собственно, он и пообещал все это дело устроить, и грозился, что новый будет даже лучше старого.

Аристократ расстроенно вздохнул и провел рукой по останкам своего любимого ножа, а Григорий как ни в чем не бывало вернулся к волнующей его теме:

– Ну а вторая – Дашка? Чем она тебе не сподобилась? И мордашка хорошенькая, и прочее хозяйство очень даже ничего. Молчунья опять же.

Увидев, как досадливо поморщился командир, Долгин сделал последнюю попытку устроить его личную жизнь. Не сказать, чтобы тот совсем уж пропадал – не все письма с фотокарточками оставались без ответа, далеко не все, но одно дело – снимать дачу под Питером для редких встреч, и совсем другое – иметь постоянную симпатию. Как Григорий, например, тот давно уже симпатизировал всему незамужнему персоналу швейного цеха. Правда, с некоторого времени (и после легкого внушения от князя) обходился исключительно платоническими чувствами, растрачивая весь свой пыл и горячую страсть на тщательно подобранную содержанку, поскольку на территории фабрики все его ухаживания могли быть восприняты очень неоднозначно, да и многочисленных ухажеров из охраны обижать не хотелось.

– Взял бы да отправил одну из своих горничных в гостевую квартиру компании.

Опытный ловелас в расстегнутой до половины груди рубашке многозначительно поиграл бровями и подмигнул приятелю:

– Заодно и за жильем бы приглядывала.

Расхохотавшись, Александр покачал головой, пробормотав что-то вроде: горбатого могила исправит. Или жена со скалкой.

– Подумаю. Честно. А пока – что у тебя с наставлением для пулеметчиков?

– Насчет обслуживания и изготовки к стрельбе все готово, а вот с остальным пока не очень – стрельбище у нас маленькое, не развернуться.

– Так в чем дело, обратись к соседям на казенный завод: у них на стрельбище не то что пулеметы – пушки можно испытывать.

Главный инспектор замер с открытым ртом, а потом хлопнул рукой по собственному колену, откровенно досадуя – вот нет бы раньше догадаться, да самому!

– Да, надо было раньше у тебя спросить. Это… мне бы еще кого, чтобы во всякой там баллистике и прочих премудростях разбирался, чтобы все по-научному устроить да записать. У «соседей», поди, только по винтовкам опыт имеется, а пулеметы дело новое, иного подхода требуют. Или нет?

Теперь уже задумался фабрикант, перебирая своих уже достаточно многочисленных знакомых.

– Есть такой человек. Ты мне завтра напомни, я тебе небольшое рекомендательное письмо напишу.

– К кому?

– Заведующему механической мастерской Санкт-Петербургского арсенала, князю Гагарину, Андрею Григорьевичу.

– О как! А он со мной вообще разговаривать-то будет, этот князь?

– Будет, после того как прочтет мое письмо. Да и без того совершенно не чванливый человек, наверняка заинтересуется и захочет помочь. Уникальнейший, скажу я тебе, специалист, причем не только в своей области, а еще и в полудюжине смежных наук. Ты знаешь, я иногда просто поражаюсь, сколько в России талантливых людей.

Председатель приемной комиссии Императорского Тульского оружейного завода, гвардии полковник Мосин вздохнул и прикрыл уставшие глаза. Принимая давно уже заслуженное повышение в должности и чинах, он даже не предполагал, сколько новых обязанностей и забот принесет ему его нынешнее место. К тому же на него взвалили подготовку к валовому производству новой армейской винтовки, то есть разработку технологического процесса, согласование чертежей, контроль над своевременной и правильной выделкой всех нужных лекал.

– Сергей, с этим надо что-то делать!

С силой проведя руками по лицу, полковник открыл глаза и вопросительно посмотрел на брата Митрофана (боевого в прошлом офицера), трудившегося под его же началом все в той же приемной комиссии.

– Полковник Сокерин совершенно ничего не понимает в деле установки нового производства! Только и может торопить да требовать. Я ему тысячу раз говорил, что все сроки взяты не с потолка и их совершенно невозможно уменьшить, но этот болван только и знает, что твердить свое – медленно, быстрее, еще быстрее!

Сергей Иванович тяжело вздохнул и опять прикрыл глаза – вчера он до поздней ночи засиделся над своими расчетами. Только что упомянутого полковника он оценил с первого же знакомства – пустой человек, рьяный карьерист и совершенно ничтожная личность. И зачем его только прислали на завод? Кстати, надо сказать, что их «любовь» была взаимной: первое, что сделал Сокерин, – это приказал привести все документы в должный порядок. То есть убрать с рабочих чертежей любое упоминание о винтовке МАг, вместо него вписав высочайше утвержденное название. Сколько лишней, крайне несвоевременной и никому не нужной работы! А столичный надсмотрщик и потом не забывал о председателе приемной комиссии, пользуясь любой возможностью досадить или показать свою значимость и всеобъемлющую компетентность. Про таких еще говорят – в каждой бочке затычка.

Ответить брату Мосин не успел: помешала открывшаяся без стука дверь, впустившая шум завода и незваного посетителя – крепкого молодого мужчину в партикулярной одежде (что само по себе удивительно, так как на заводе ходили или в мундирах, или в немудреной спецодежде), прямо с порога извинившегося за свое вторжение, но и не подумавшего затем представиться.

– Кто вы такой и как сюда попали?

– Курьер Российской оружейной компании, ваше высокоблагородие. А попал просто – дал трешку, меня к вам и привели.

Митрофан Иванович вскинулся было и даже уже открыл рот, дабы заявить что-то гневное и весьма подходящее к случаю, но увидел, как старший брат просветлел лицом, и решил немного погодить.

– Не думал, что Александр Яковлевич настолько быстро все устроит. Я так понимаю, у вас есть что-то для меня?

– Так точно, ваше высокоблагородие. Основное уже доставлено по месту вашего проживания, а это приказано лично в руки.

Вскрыв деревянным ножом-лопаточкой внешнюю упаковку и обнаружившийся под ней небольшой конверт, Сергей Иванович с ясно видимым нетерпением заглянул внутрь, после чего вытряхнул себе на ладонь что-то вроде небольшого цилиндрика на серебряной цепочке. Следом на стол упала очень тонкая книжица и сложенная вдвое записка. Повертев в руках как первое, так и второе, полковник развернул третье и с растущим интересом вчитался в куцые строчки личного послания князя Агренева. Курьер же, дождавшись, пока адресат поднимет на него глаза, вежливо попросил поставить на обертке нынешнее число и свою подпись, после чего аккуратно прибрал получившийся документ во внутренний карман, молодцевато вытянулся и осведомился, может ли он быть свободен.

– Благодарю за служ… гм, да, голубчик, ступайте.

Выждав несколько минут и выглянув после этого за дверь, Митрофан Иванович озадаченно покачал головой и обратился к старшему брату с мучившим его вопросом:

– Прямо как фельдъегерь какой-то. Кстати, ты заметил, как курточка интересно топорщилась? Я думаю, у него там что-то было.

– Все может быть, Митя.

Мосин даже не сомневался, что курьеры оружейной компании пользуются ее продукцией, особенно при исполнении своих служебных обязанностей, – какие могут быть сомнения после того, что он видел и слышал на фабрике князя? Странно только, что курьер был один. Впрочем, он ведь не миллионы перевозил, а обычнейшие документы.

– Вот что, собери завтра к вечеру всех моих мастеров, есть у меня для них новая задачка.

Под «своими» Сергей Иванович понимал восемь мастеровых-туляков самых разных специальностей, помогавших ему во всех его конструкторских работах и начинаниях. Причем они настолько хорошо это делали, что по возвращении из Петербурга он из собственного невеликого вознаграждения выделил каждому из них по солидной премии – да и до этого помогал всем, чем только мог. И Митрофана тоже отметил, тем более что тот не протирал штаны на своем месте, а действительно работал, успевая при этом и брату помочь, и для завода постараться. В общем, двадцать пять тысяч награды немного усохли после всех премий и выплат, опять же – они с Варенькой переехали в новый дом, просторнее и удобнее прежнего, накупили обновок для детей и себя, новую мебель. Деньги получить трудно, а вот потратить гораздо легче, увы. Остаток в девятнадцать тысяч лег на недавно открытый полковником счет в банке, а сам он стал размышлять – где бы раздобыть еще тридцать тысяч, вернее, тридцать одну. Большие надежды были на обещанный молодым аристократом заказ, гонорара с которого хватило бы и на получение долгожданного согласия на развод от мерзавца Арсеньева, и на обеспечение достойной жизни обожаемой Вареньке и любимым больше родных сыновей пасынкам.

– И сам обязательно приходи – посидим, обсудим.

– Это ладно – и позову, и сам приду. Ты мне другое скажи – что делать с Сокериным? Может, поговоришь с кем из ГАУ?

Настроение, поднявшееся было от таких хороших новостей, опять стало падать вниз, и заметивший это Митрофан Иванович неслышно вздохнул. Сам уже понял, что как не было у брата высоких покровителей, так и не появилось, а просить что-то у знакомых генералов он не станет – гордый! Значит, придется и дальше терпеть общество и распоряжения человека, мало разбирающегося в оружейном производстве.

Оставшись в одиночестве, гвардейской артиллерии полковник стал обдумывать недавно появившуюся у него идею – почему бы не попробовать получить Большую Михайловскую премию? Все условия для этого у него есть: учился он в Петербургском Михайловском артиллерийском училище, винтовка конкурс выиграла. Попробовать, что ли? Эти мысли и занимали его до самого дома, зайдя в который он сразу удивился: Варвара Николаевна счастливо улыбалась, детей нигде не было видно (а обычно они втроем выбегали поздороваться со своим отчимом), а на столе топорщился и блестел каплями воды на листьях шикарнейший букет пышных хризантем. Не успел он скинуть китель, как жена потянула его за собой к детской, заговорщицки приложив при этом пальчик к губам.

– А я тебя из пушек – бах, и ты умер.

– Не, я успел отступить за гору.

– А вот и нет!

– А вот и да!!!

На полу рядами и шеренгами стояли (а часть и лежала) оловянные фигурки пехотинцев, за ними грозились саблями оловянные же уланы с гусарами, а напротив них держали оборону сразу три батареи орудий, эскадрон драгун и совсем немного гренадер. Посреди всего этого великолепия ожесточенно спорили между собой два великих полководца восьми и девяти лет от роду, а их двенадцатилетний брат, как самый взрослый, увлеченно листал детский журнал с лубками, положив ноги на большущие коробки с ярко-синими надписями на немецком языке и красочно отрисованными фигурками солдат и артиллерии. Тихонечко прикрыв дверь, умиленный Сергей Иванович только и смог что вскинуть брови в негласном вопросе, хотя уже вполне догадался, кто первопричина всех этих приятных неожиданностей.

– Сказали – от его сиятельства князя Агренева. Ты не сердишься?

– Ну что ты такое говоришь, могу ли я на тебя сердиться?

Быстро поцеловав супруга, Варвара Николаевна уточнила, что ей кроме букета еще достались вкусные шоколадные трюфеля, а в его кабинете на столе лежит очень красивый чемоданчик.

– Ты знаешь, коробок с игрушками было не три, а четыре. И еще три куклы.

Супруг только покачал головой – от такой прямо пугающей осведомленности одного оружейного магната в его семейных и родственных связях.

– Это Митрофану, для его Феденьки и Настюши.

Вернув поцелуй (с большими процентами), глава семьи отправился переодеваться, а затем и в кабинет, напевая себе под нос недавно услышанный в Офицерском собрании романс. Внимательно осмотрев нежданный подарок, он поставил портфель-переросток (до чемодана или даже чемоданчика презент все же недотягивал) вертикально, озадаченно хмыкнув при этом от его нежданной тяжести, и стал крутить небольшие колесики с цифрами, выставляя год своего рождения. Выставил, удивился еще раз, не услышав ожидаемого щелчка замочка, и потянулся за инструкцией. Но вовремя вспомнил о ключе-цилиндрике, и его рука изменила направление, вместо одного кармана бриджей нырнув в другой.

– Забавно, и к чему это городить такие сложности?

Вставил ключ, провернул на половину оборота, с легким усилием вогнал еще глубже и опять повернул, наконец-то услышав, как сработал механизм замка.

– Ну-с, что тут у нас?

Откинув крышку, Мосин хмыкнул еще раз, теперь уже понимающе, постучал пальцами по боковине переносного сейфа и уважительно кивнул – удобная вещь. И для документов место есть, и для канцелярских принадлежностей. Кстати о них. Сергей Иванович раскрыл небольшой футлярчик, достал длинную и очень удобно лежащую в руках чернильную ручку и медленно прочитал ее название:

– «Паркер».

Отложил ручку в сторону и стал потрошить большой пакет, занимающий большую часть внутреннего объема стального портфеля-чемоданчика. Взгляд оружейника то и дело останавливался на довольно-таки небрежных эскизах и поясняющих надписях к ним, но в общем и целом знакомство с будущей работой заняло от силы полчаса. И надо сказать, что потраченного времени было совсем не жаль, скорее наоборот – полковник был весьма доволен. Заказ очень интересный, тем более что он приступит к работе не с нуля – его соавтор уже приложил свою талантливую руку, выработав общую концепцию будущего карабина и даже отдельных его частей, а также предложил схему работы автоматики и кое-какие собственные наработки.

– Сереженька, через пять минут садимся ужинать.

Еще раз получив сладкий поцелуй от любимой жены, супруг с новой силой замурлыкал романс и потянулся к трем конвертам, лежавшим на самом дне. Первый был лаконично подписан: «На конструкторские работы», и в нем обнаружилась приятно-толстая пачка десятирублевых банкнот, обернутая банковским чеком. Надпись на втором очень интриговала: «Надеюсь, вы не против?» Внутри оказалось извещение – о том, что заявка на соискание Большой Михайловской премии от гвардии полковника Мосина принята к рассмотрению, результат станет известен после ближайшего заседания Артиллерийского комитета. Третий конверт был украшен совсем непонятным: «Поздравляю, желаю счастья, а также всех и всяческих благ».

Когда потерявшая терпение Варвара Николаевна зашла в кабинет мужа с целью утащить его от пыльных бумажек к семейному столу, то тут же встревожилась – ее супруг словно окаменел в своем кресле, уставившись невидящим взором куда-то в окно.

– Сережа?

Резко вскинув голову, мужчина за столом счастливо и нежно улыбнулся, а затем как пушинку подхватил жену на руки. Прижал к себе и, не слушая несвязные вопросы и тихие просьбы поставить ее обратно, громогласно заявил:

– Венчаемся. Завтра!