10. СТЕКЛО
Андрей смотрел на Григория в упор и молчал.
— Почему вы не отвечаете на мой вопрос, — повторил Бантиков, — что вы можете сказать об этом?
— А что тут теперь говорить? — ответил Андрей, — все и так понятно. Документы, которые вы привезли из Смоленска, и бумаги взятые в архиве вполне очевидно указывают на виновника случившейся катастрофы. Вопрос в другом — что теперь делать?
— Общественность хочет знать правду, — сказал Григорий, — и это ее право, — Григорий закашлялся.
— Гриппуете? — осведомился Андрей.
— Да нет, боюсь что ангина начинается, — отмахнулся собеседник, — просквозило в экспрессе.
— А–а–а, — протянул Андрей, — берегите горло. Оно вам понадобится.
— Постараюсь. Я поеду писать отчет о проделанной работе, попрошу вас сделать то же самое. Встретимся вечером.
— Снова здесь?
— Нет, — отрезал Григорий, — давайте в прокуратуре, на Площади Гагарина. Я закажу вам пропуск. Подъезжайте к пяти часам вечера.
Андрей вернулся домой, включил компьютер и уставился в монитор. Теперь ему нужно было свести все сведения которые он подсунул Бантикову, не ляпнуть лишнего, распечатать, подписать и отвезти в прокуратуру. И тогда дело будет закрыто. Скорее всего придется появиться на пресс–конференции, но это его особо не пугало — ему не привыкать к встречам с журналистами, — особенно после крушения, когда первое время вся пресса делала из Андрея чуть ли не антигероя. Потом уже, когда он взялся за расследование мнение поменялось и его имя оказалось рядом с фамилиями спасателя Бантикова. Текст отчета получался на удивление легко и Андрей не заметил, как закончил его. Перечитав его несколько раз он снова удостоверился, что не написал ничего лишнего. После двух проверок он распечатал и подписал семистраничный документ, после чего приколол к нему некоторые документы, которые можно было предать огласке и довольный содеянным уселся на велотренажер. Он снова вспомнил Марка и ту сцену которую он застал, когда последний раз приходил к нему.
Держись, дружище, — думал он, — даст бог, когда буря уляжется мы выведем тебя из этого клинча и все будет как прежде. Найдешь себе новую Василису, нарожаешь с ней детей, вернешься в департамент. Жизнь успеет наладиться и мы забудем эту историю как страшный сон…
Незаметно подкрался вечер и пришло время ехать в прокуратуру. За 45 минут Андрей доехал до Площади Гагарина и без пяти пять вечера уже был на крыльце городской прокуратуры — высокого ультрасовременного здания, построенного по проекту одного европейского архитектора. Андрей очень любил это здание, так как этот дом ругали все подряд за то что он уродовал облик одной из центральных площадей города. Он подошел к вахте и сказал:
— К Бантикову на пять часов, он обещал заказать пропуск.
— А Бантикова нет в здании, — ответил милиционер, дежуривший у входа.
— Как?
— Его увезли на скорой, у него случилась остановка дыхания.
— Что? — Андрей ужаснулся, — в какой он больнице?
— В Центральной, у Университета культуры, — ответил милиционер.
Андрей выбежал из прокуратуры и помчался к остановке маршруток — на метро до университетского городка добираться в это время слишком долго. На бегу он задел какую–то бабку:
— Бегают тут! — разворчалась старуха.
— Извините! — крикнул ей Андрей и рванул дальше, а старуха еще минут десять стояла и возмущалась о неуважении к пенсионерам. Увидев что ее никто не слушает, она развернулась и пошла своей дорогой.
Андрей успел вовремя — через минуту «Газель» уже мчалась на юго–запад — в сторону Центральной больницы. Осведомившись в приемном покое о состоянии Григория Бантикова, Андрей побежал наверх. Через 10 минут он уже был в палате. Григорий был в сознании:
— Я принес свой отчет, — сказал Андрей, — как вы?
— Нормально, — ответил Бантиков, хотя по его виду было видно, что все очень плохо.
— Вы успели подписать свой отчет?
— Да. Давайте сюда ваш, я подпишу его…
Григорий взял отчет Андрея, пролистал его и поставил свою подпись:
— А теперь идите в приемный покой и найдите там Виктора Петрова, это мой ассистент. Он уже созвал пресс–конференцию. Вы выступите вместо меня, — он зашелся в приступе кашля.
— Но…Я…
— Вы справитесь, — боролся с кашлем Бантиков, — я уверен, вы справитесь.
Андрей вышел из палаты и прошел по коридору. К нему подошел высокий стройный блондин в форме:
— Вы, Андрей?
— Да, — ответил архитектор, — я так понимаю — вы — Виктор.
— Совершенно верно, — улыбнулся блондин и пожал Андрею руку, — через сорок минут в конференц–зале, в старом корпусе больницы.
— Вы созвали пресс–конференцию в больничном зале?
— Не было достаточно времени подготовиться, — ответил Андрею Виктор.
— Понятно, я пойду тогда в кафе, соберусь с мыслями…
— Хорошо.
Виктор проводил Андрея взглядом и подумал — как же ему тяжело в такой ситуации, ведь он потерял всех в этом крушении. Вдобавок его первоначально обвинили в катастрофе, как потом оказалось, несправедливо. Он глубоко несчастный человек…
* * *
Света пришла этим вечером составить компанию дяде Стасику. Влюбленные ощущали себя на седьмом небе от счастья и ловили невероятный кайф от того, что судьба предоставила им возможность любить друг друга, не взирая на разницу в возрасте и прочие придуманные ханжами предрассудки.
Они сидели на диване и пили ликер из тонких фужеров. В работающем телевизоре замелькали кадры городских новостей. Света с интересом отвлеклась от дяди Стасика и оба услышали следующее:
— Сегодня в центральной городской больнице была созвана пресс–конференция по итогам расследования причин крушения здания департамента градостроительства, произошедшего 25 декабря прошлого года.
— Что? — удивилась Света, — они все расследовали так быстро?
Дядя Стасик впился глазами в экран — его ничего не волновало больше.
На экране появился Андрей. За кадром продолжал вещать комментатор:
— На первом этапе общественность и средства массовой информации обвинили в крушении архитектора здания Андрея Ковалева и инженера проекта, ныне покойного Леонида Лыча. Однако вскоре выяснилось, что крушение произошло совсем по другой причине.
Включился звук в конференц зале. Ее начал Виктор:
— Добрый вечер, мы собрались здесь для оглашения результатов расследования крушения, которое поразило нас своими масштабами и человеческими потерями. Сегодня мы узнаем правду о случившемся. Я передаю слово Андрею Ковалеву, архитектору.
Кадр зафиксировал Андрея. Выражение его лица было спокойным.
— В первую очередь, я хочу сказать, что вместо меня должен был выступить человек, с которым мы бок о бок провели это расследование, но он не смог прийти сюда по состоянию здоровья. Я говорю о Григории Бантикове, брате покойного спасателя Ивана Бантикова. Мне очень тяжело будет рассказать вам правду о случившемся, тем более, что первое время, в этом преступлении обвинили меня. Сейчас я точно могу воссоздать картину произошедшего. Как мы все знаем, департамент был построен в болотистой местности, однако экспертиза показала, что объемы воды не препятствуют установке свай в этом месте. Как выяснилось, это было не так. К сожалению, руководитель гидрологической службы департамента Феликс Лопатин, проигнорировал тот факт, что, согласно разведке недр, объемы воды превышали допустимые в 10 раз. Была сооружена насосная станция, которая откачивала воду из под здания. Однако зимой, в целях экономии электроэнергии нагрузка была снижена. Расчет делался на то, что из–за морозов вода будет поступать в фундамент в меньших объемах. Это был просчет. Ночью 25 декабря, как вы помните, установилась неестественная для наших климатических условий температура воздуха. Подмороженная на зиму плита воды начала таять, насосная станция не справилась с нагрузкой, так как 75 % ее ресурсов были перекрыты. Вода прорвалась в подвальные помещения, выбила часть опорных конструкций. В следующий момент насосная станция отключилась и вода начала поступать в подвал с большей силой. После этого начались волнения поверхности, были пробиты канализационные тоннели, вода пошла под здание. Сваи пошли вниз и здание рухнуло…
Андрей замолчал.
— Я вынужден сказать, что единственным виновником крушения здания был старший гидролог департамента, Феликс Лопатин, погибший в автокатастрофе. К сожалению, это была преступная халатность. Если у вас есть вопросы я могу на них ответить.
— Скажите пожалуйста, — раздался голос из зала, — а с чем связан выброс странного вещества, который повлек такое количество человеческих жертв?
— Вещество содержалось в конструкциях здания. Вынужден признать, что нам не удалось выяснить где именно добывался песок, который был использован при строительстве здания. Большая часть бумаг была похищена Лопатиным из архива и они не подлежат восстановлению. Сейчас можно сказать что в песке содержалась урановая пыль. Уран очень быстрого периода полного распада. Потому зону выброса открыли очень быстро — через месяц на месте крушения ни осталось ни одной частицы вещества…
Телевизор погас:
— Дядя Стасик! — возмутилась Света, — зачем?
— Не хочу больше ничего слышать! Этот Лопатин даже после смерти смог сломать жизнь моей девочки!
— Что? Как это?
— Очень просто! Лопатин ухлестывал за Василисой! Он хотел отбить ее у Марка. Да и самого Марка он изводил до сумасшествия. От такого начальника можно легко свихнуться!
— Господи, так что же это получается? — испугалась Света.
— Он ушел в могилу, но унес ее с собой, причем очень необычным образом. В жизни не поверю что это была халатность. Никогда в жизни не поверю в эту сказку! Да сам Ковалев не верит в это — по лицу видно! — возмущался дядя Стасик, — Света, прости меня, но… мне нужно побыть одному.
— Как скажешь, — не скрывала своего разочарования Света, — может мне лучше остаться?
— Нет, — отрезал дядя Стасик, — я сейчас чересчур взвинчен.
Света отправилась в прихожую, оделась и посмотрела на себя в зеркало. Ну и пусть — в конце концов, сегодня не конец света. Отошел от гибели племянницы, значит и от этого легко отойдет!
— Я сама захлопну дверь, — махнула на прощание Света, — Я люблю тебя.
Дядя Стасик остался в комнате. Он пил ликер и смотрел в одну точку.
* * *
Мы снова возвращаемся в квартиру Марка. Там собрались на праздничной вечеринке Аврора и Василиса. Обе не могли нарадоваться на малыша Ванечку — так он был прекрасен. Дети всегда радуют родителей — особенно когда это долгожданный ребенок. Материнство поглотило Василису и увлекло как какой–нибудь хороший роман. Она с завидным удовольствием вставала покормить ребенка ночью, качала его, бегала по магазинам, скупала всевозможные пеленочки, бутылочки — одних только сосок пустышек в доме у нее насчитывалось десятка три. А приходившие в гости друзья приносили еще и еще. Казалось концу этим пустышкам не будет — какие только государства не были представлены в этой коллекции сосок. К гордости Василисы Ванечка предпочитал те пустышки которые купила его дорогая мамочка.
В этот момент ребенок уснул. Василиса уложила его в роскошную кроватку, поцеловала и вернулась к Авроре:
— Материнство тебя изменило, — сказала Кудрявцева, — ты преобразилась до неузнаваемости! У меня такое ощущение что у тебя крылья выросли!
— И правда, — довольно отреагировала Василиса, — я за эти три недели как будто переродилась. Я обожаю моего ребенка, как будто сама его родила.
— Не вспоминай.
— На самом деле меня успокаивает то, что у меня есть ребенок, — сказала Василиса, — а вспоминать то как Марк держал за руку эту гадину и успокаивал ее… Мне легче думать что он просто хороший актер.
— Он сильно изменился за это время. Стал замкнут, резковат, — произнесла Аврора пригубив вино, — вроде курить бросил…
— Да, мы бросили курить, чтобы Ванечке было лучше. Никакого табачного дыма в квартире, — властно выдала Василиса, — и никаких отрицательных эмоций. Последняя отрицательная эмоция со мной была в больнице, когда я вогнала этой дуре в вену наш маленький секрет.
— У меня родился тост, — вдруг оживилась Аврора, — выпьем за проблему, которая нас больше никогда не побеспокоит!
— Салют! — ответила Василиса, — и я ничуть не сожалею что убила эту дрянь…
Они чокнулись.
Обрывок последней фразы слышал вернувшийся Марк. Он застыл в прихожей и поначалу пытался переварить услышанное. Как такое возможно? Его Василиса? Она убила Лизу? Нет, может он ошибся, ему послышалось… Ему вспомнился разговор, который произошел с ним буквально двадцать минут назад.
У подъезда он столкнулся с Анастасией, которая сидела на скамейке и молилась. Поначалу он хотел пройти мимо, но потом, сам для себя неожиданно сказал:
— Настя, тебе людей не надоело своей верой пугать? Ты же в старуху на глазах превращаешься.
Анастасия не отреагировала.
— И Павлу ты в таком виде совершенно не нужна…
Он провоцировал ее так еще минут пять пока она не удержалась и вскочила со скамьи, засыпав Марка упреками. Но все, в итоге, свелось к совершенно неожиданному исходу. Настю пробило на сантименты и она зарыдала. Марк ей только сказал в напутствие:
— Посмотри что с тобой сделала твоя религия — выбери — семья или братья по вере.
После этих слов он скрылся в подъезде…
Теперь он снова перестроил себя и преднамеренно грохнул ботинком.
— О, кажется муж пришел, — сказала Василиса радостно и пошла в прихожую, — Привет! Где тебя носило?
— Держи, — подал жене Марк сумку с фруктами, — мой вклад в ваш скромный стол. Да вот, всяких религиозных дев наставлял на путь истинный!
— Ты видел Настю? — спросила подошедшая Аврора.
— Да, видел. Она у подъезда молилась. Сказал ей пару ласковых — она сначала про веру бред несла, а потом ее как будто прорвало. Вот. В общем может сегодня у Павла будет первая брачная ночь.
— Слушай, — кокетливо сказала Аврора, — где ты был раньше? Тебе надо открывать на дому психологическую помощь!!!
— Скажешь тоже, — возмутился Марк, — как поживает наш наследник?
— Наследник нажрался и спит довольный, — ответила Василиса.
— Смотри не переусердствуй! — сказал Марк, — что пьем?
— Ну мы пьем полусладкое вино, — сказала Аврора, — но тебе лично я принесла «Вана Таллинн».
— Где ты его откопала? — удивился Марк.
— Подруга из Эстонии привезла, так что у тебя будет сегодня праздник гурмана.
Вскоре трое уже сидели за столом и вели дружескую беседу. Марк успел позабыть случайный обрывок фразы Василисы, который так больно его ранил. Его душевную рану явно залечил эстонский ликер.
— Вот я думаю, — сказала Аврора, — мне тоже надо забеременеть! Просто экстренно. А то гляди, Кудрявцев найдет себе еще одну Лизоньку! Он у меня такой тип!
— А разве у него было что то с ней? — осведомилась Василиса.
— Он утверждает что нет, и я склонна верить ему, — сказала Аврора.
Раздался звонок в дверь.
— А это кто? — удивилась Василиса и посмотрела на Аврору, — ты же сказала что Леша только к семи подъедет!
— Сейчас узнаем, — загадочно сказал Марк и пошел открывать.
— Ага, — сказала Аврора, — это Павел пришел морду тебе бить, за то что его женушке мозги прочистил.
Но это оказалась Виола. Она быстро повесила плащ, разулась и прошла в комнату:
— Привет! — сказала она всем, — я только что из прокуратуры.
— Ты очень странно весела, — сказала Василиса, — это не к добру.
— Дык, к такой ситуации лучше с иронией относиться — я Андрея послала к черту.
— В который раз! — с сомнением сказала Аврора.
— В тринадцатый, — ответила Виола, присев на кушетку, — но на сей раз точно навсегда. Василиса, налей мне вина.
— А тебя ликер не устроит? — осведомился Марк.
— Твое эстонское зверство, дико сладкое при этом, пей сам, — сказала Виола, — я лучше вина.
Василиса налила вина Виоле.
— Ну так что же такое произошло на сей раз в вашем непрочном союзе? — спросила, сгорая от любопытства Аврора, — и почему на сей раз так категорично то, мол, навсегда.
— Все очень просто, — ответила Виола, оглядев коллег, — Андрей виноват в крушении здания департамента, а я не могу спать с человеком, на совести которого столько смертей.
Повисла пауза. Все определенно были шокированы сказанным Виолой.
* * *
Андрей шел по больничному коридору в сторону отделения, где лежал Бантиков. Его нагнал Виктор:
— Телевизионщики просят интервью.
— Позже, — ответил Андрей, — я хочу увидеть Григория и сказать что я все сделал так как он хотел.
— Тоже дело, но телевизионщики настаивают, — не унимался Виктор.
— Позже, Вить, позже!
— Хорошо, хорошо, — устранился он.
Андрей вошел в холл отделения и подошел к стойке:
— Я могу пройти к Григорию Бантикову, — спросил он у медсестры.
— К сожалению, нет, — ответила медсестра.
К стойке подошла симпатичная девушка, она стояла за Андреем и ей тоже нужно было что–то спросить. Вид ее был усталый. Архитектор бросил на нее взгляд и спросил:
— А почему не могу?
— Понимаете, Григорий Бантиков десять минут назад скончался, — неловко пожала плечами медсестра, — мне очень жаль.
— О… боже…
Андрей отошел от стойки. Господи — и он тоже ушел. Что же это такое — почему все так быстро уходят от этой проклятой заразы… Завтра же надо навестить Марка, подумал Андрей и пошел к выходу.
Симпатичная девушка, кстати это была Вика, посмотрела на медсестру и спросила:
— Это друг того следователя, который умер?
— Да. Кажется это Ковалев, архитектор той башни. Он вместе с покойным расследовал причину крушения.
— Понятно, — ответила Вика и пошла назад — в палату к сыну. Там ее ждал сюрприз. Денис пришел в себя. Взгляд его был бодрый и довольный. Вика была счастлива, что небеса сжалились к ее горю. Но в следующий момент вся радость была испорчена появлением свекрови и мужа:
— О! — раздался голос Елизаветы, — наш главный больной пришел в себя! Теперь мама сможет вернуться на работу!
Вика обомлела от наглости свекрови, но тут все испортил Денис:
— Мам, и правда, чего ты со мной как с лялечкой маленькой сидишь, сходи в школу, хоть от больницы отдохнешь, развеешься! А со мной папа посидит.
— И бабушка! — гордо завершил семейный совет Александр.
— Ну… у бабушки тоже дел выше крыши, хотя мысль здравая, — улыбнулась Елизавета.
Препирательство было окончательно сломлено и решили, что завтра Вика пойдет на работу.
Ночью Вике приснился кошмар: она шла по ночному городу по Смоленскому шоссе. Вокруг не было ни души. В стороне от нее она видела крушение башни департамента и то как поднялось пылевое облако, а от грохота стояло эхо и был слышен гул, и он не прекращался. Иллюминация над шоссе моргала — она то включалась, то выключалась погружая всю округу в темноту. Ноги плохо слушались Вику — ей подсознательно хотелось бежать. Вдруг она увидела того архитектора, с которым столкнулась в приемном покое. Он сказал ей голосом Изольды:
— Очень скоро твоя жизнь изменится, но это будет напоминать сделку с Сатаной, — внезапно его взгляд стал очень страшным, а сам он оскалился и громко расхохотался, так что эхо заглушало гул от рухнувшей башни. Глаза архитектора налились кровью и он зарычал, — и ты сама не будешь знать этого милочка, это будет для тебя как смерть заживо!!!
Архитектор растворился, осталось только эхо от хохота. В следующий момент Вика увидела мост через железную дорогу — по нему шли Елизавета, Александр и Денис. Денис посмотрел на нее и сказал:
— Я больше не могу, мама…
Свекровь и муж схватили его и бросили с моста под проезжавшую электричку. Вика громко закричала и бросилась к мосту. Последнее что она видела это то как Елизавета и Александр, взявшись за руки прыгнули под следующий поезд. Вика бежала по шоссе и ноги по прежнему плохо ее слушались, будто они были ватные. Добежав до рельсов она увидела останки своей семьи, выбежав на середину пути она увидела поезд. Он шел ей навстречу, и в тот момент когда он должен был раздавить ее — исчез, а Вика оказалась на кладбище. Она стояла на плите. Вика посмотрела под ноги и увидела что надгробной плите высечено ее имя. В этот момент она проснулась. За окном стояла темнота. Вика повернулась на другой бок и постаралась снова уснуть, но подступивший к ней кошмар не хотел отпускать ее и стал более масштабным. Она снова видела себя в другом облике, другом городе,… Но это была она…
…Снег. Первое что увидела Вика — был снег. Он был белый–белый. Как на картинках. Дорогие зимние сапоги взрывали рыхлый снег и он разлетался в разные стороны, прилипая к различным частям тротуара, который уже давно слился с проезжей частью и превратился в одно общее жидкостно–снежное месиво. А они бежали и продолжали разбрасывать снег в разные стороны. Это было не то ликование обувных мастеров над непогодой, не то странное поражение стихии над стройными дамскими ножками. Естественно ножки были запихнуты в те самые сапожки, а к ножкам прирастало не менее стройное тело студентки Жени, которая опаздывала на троллейбус и потому неслась со скоростью гепарда к остановке, от которой уже собирался отходить троллейбус. Но в самый долгожданный момент, когда до задней двери транспортного средства оставалось каких–то шагов пять двери безжалостно захлопнулись. Троллейбус отъехал. Вика чертыхнулась, собралась было затормозить — это оказалось делом нелегким. Она пронеслась еще метра два, а потом споткнулась о бордюр и совершила немыслимое сальто на глазах у восхищенных пассажиров, таких же неудачников как она сама.
Вика больно ударилась копчиком. Ее приземление вызвало мощный взрыв снега. Когда она упала, то поняла, что снег проник везде — от сумочки и карманов дорогой дубленки, до, естественно, по закону подлости — шиворота. Она поднялась и, провожаемая взглядами проследовала под навес остановки. Там она встряхнулась.
— Вы хорошо рухнули, — раздался из глубины павильона скрипучий старческий голос, — где вы учились так изящно падать?
— А вам не все ли равно, — огрызнулась Вика, это была вполне логичная реакция. Задним зрением она попыталась изучить ТОГО кто завел с ней беседу, но в прозрачном павильоне, именно в том углу было темно и силуэт говорившего еле угадывался. Она видела только перчатки. Дорогие перчатки. И сигарету. Тоже из недешевых.
— Хотите сигарету? — спросил мужчина.
— Нет, спасибо. Достаточно того, что я доставила вам удовольствие своим шедевральным падением, — ответила Вика в надежде, что на этом разговор закончится.
— О каком падении вы говорите, — спросил мужчина, — я не мог видеть как вы падали.
Тут Вика обратила внимание, что стенка павильона, которая вроде бы была прозрачной — она была, а точнее стала непрозрачной. Такое случается с оргстеклом и оно заплывает, становится цвета сгущенного молока.
— Но ведь вы только что сказали, что я хорошо…
— Хорошо что, — проскрипел мужчина.
— Хорошо рухнула, — процитировала Вика, совершенно не понимая того, что именно происходит.
— Я только предложил вам сигарету, — спокойно процедил мужчина.
Жене стало интересно, что какой–то неизвестный тип просто играет с ней. Что ж, мы принимаем игру.
— Давайте свою сигарету! — решилась Вика.
Тут она увидела как в полумраке оскалились в улыбке белые зубы — теперь она видела силуэт и улыбку. Пауза тянулась секунд десять.
— Какую сигарету? — спросил мужчина, — я не курю.
— Вот идиот, — подумала про себя Вика и увидела подъезжающий троллейбус. Стоп! Она снова видела через прозрачное стекло павильона. Девушка не обернулась в сторону странного мужчины и побежала к подъезжающему троллейбусу…
…Вика открыла дверь и вошла в прихожую. Быстро сняла сапоги и забралась в домашние тапочки. Открыла дверь в комнату. Подошла к окну и распахнула шторы. Потом развернулась и включила свет. Выключатель не сработал. Вика снова щелкнула два раза — безрезультатно. Тихонько прошла в коридор и выглянула в глазок. Света не было и в подъезде — все счетчики встали. Вика вернулась к окну и посмотрела на улицу — освещения не было и там — не горели уличные фонари. Не было машин. Город был мертв.
Вика отвернулась и посмотрела снова — ей показалось что все это галлюцинация. Однако все оказалось сложнее — стекло перестало быть прозрачным, оно приняло мягкий коричневый оттенок и рисунок, подобный рисунку агата медленно сворачивался по центру.
— Что это такое? — удивилась про себя Вика.
Моргнула люстра. Дом задрожал. Люстра моргнула еще раз. Рисунок на стекле продолжал сворачиваться к центру и тут оно лопнуло и тысяча осколков впились в ее лицо. Она видела как ее глаза вытекают. Как лицо превращается в кровавый гуляш. Прекрасный дубовый паркет вмиг оказывается заляпанным кровью. Тюль тоже в крови. Люстра снова моргнула и качнулась. Вика упала на пол и отключилась…
В окно под порывом ветра стукнулась голая ветка рябины с остатками листвы. От удара распахнулась форточка. Зазвонил будильник. 7 утра. Вика протянула руку к будильнику и стала шарить по стулу — зря — будильник стоял на стеллаже. Из–под одеяла высунулась сонная голова, с не наведенным макияжем. Вика вскочила к зеркалу. С ее лицом было все в порядке. Она не помнила как она добралась до кровати и как она переоделась в ночную рубашку, но на ее лице не осталось следов вчерашнего взрыва стекла. Вика подошла к окну — никаких следов экстремальных снежных заносов. Обычное осеннее утро. Вот странности то — подумала Вика и пошла приводить себя в норму…
…Потом был монотонный путь на работу. Но по законам сна Вика ехала вместо метро на троллейбусе. Она висела на поручне и старалась не заснуть, как могла. Тут она услышала разговор — беседовали странная женщина — очень толстая и неповоротливая, с ребенком на руках, и старушка:
— Вы бы видели, как эта бедненькая девочка рухнула через этот бордюр, — я сотни раз ругалась, чтобы там сделали пандус, а они говорят для пандуса нужно обоснование. Вот сломала бы эта девочка шею себе вчера. Ведь при таком снеге бордюра не видно.
— Вот, блин, — подумала Вика, — надо подальше от этой бабули пройти, а то сейчас пандус попросит поставить.
Она прошла в начало салона и протиснулась к передней двери. Тут она заметила, что боковое стекло троллейбуса непрозрачно, а на переднем сидении сидит мужчина, держит в перчатке сигарету. Его лица она не видела. В этот момент она выскочила из троллейбуса в открывшуюся дверь. Странный транспорт уехал, а Вика стала ждать следующий. Вскоре подошел новый троллейбус. Вика с надеждой, что в нем не едет ни один свидетель ее вчерашнего падения…
На работе ее ожидало открытие.
— От вчерашнего снега я чуть с ума не сошла, — рухнула на остановке, копчик отбила.
— Какого снега, — изумилась Бэлла.
— Как это какого снега? Вчера же был сумасшедший снегопад.
— Кто–то вчера перепил, и, кажется, это была ты, — заявила Марфа Игнатьевна.
От такого Вика чуть не села. Но отвечать не решилась.
Вечером выпал снег. Но на этот раз она не опоздала на троллейбус и не рухнула на остановке. В троллейбусе, Вика как обычно отметилась перед кондуктором своим проездным и прошла вперед по салону. И тут ей снова в слух врезался разговор двух старушек:
— Она падала красиво, но я подумала, что если она свернет шею, то на этом месте сделают съезд или пандус. Знаешь, так падать надо уметь! Как она падала…
Вика открыла дверь и оказалась в прихожей. Лампочка под потолком зажглась и качнулась — с нее соскочила нахальная муха. Толстая жирная муха. Она пролетела в комнату и скрылась где–то там… Сапоги, измазанные свежим снегом повисли на изогнутой батарее в ванной комнате, а сама Вика прошла в гостиную. Бросила сумку на письменный стол. И пошла к окну.
Когда до подоконника оставался ровно метр погас свет. Вика метнулась к окну — ее глазам предстала темная бездна. Все в точности как в прошлый раз. Та же темная неосвещенная улица, ни одной машины и безмолвные дома вокруг. Жуткое зрелище. Проверять освещенность подъезда Вика не рискнула, но развернулась лицом в комнату. Дом задрожал. Девушка обернулась назад и увидела, что стекло снова приобрело коричневый оттенок и оно скручивалось к центру. Раздался гром, за окном сверкнуло — но это было видно только по тому что за окном, за коричневыми разводами неожиданно появился и пропал свет от вспышки…Вика сместилась вглубь комнаты.
Комнату озарил свет качавшейся люстры. Она моргнула два раза. Дрожание дома и гром нарастал. В дверях раздался звук ключей. Кто–то открывал дверь своим ключом. Дверь, к которой не существовало второго ключа. Через время в проеме выхода из прихожей в комнату появился силуэт. Люстра моргнула. Вика не разглядела лица, закрытого шляпой, но увидела перчатки и сигарету. Те самые перчатки и сигарету. И эта самая улыбка засветилась в темноте, как будто зубы вошедшего были натерты фосфором. К Вике вернулся дар речи:
— Что вы здесь делаете?
В темноте стали различимы контуры глаз — они тоже светились. Лицо улыбалось доброжелательно, но от этой доброжелательности бросало в дрожь. Контур подскочил к Вике и схватил ее. Она закричала. Он держал ее голову под мышкой и носился по комнате с бешеной скоростью. Он кружил и кружил. Вика тряслась от страха и рыдала:
— Спасите! Помогите!
А Незнакомец молчал и на его лице выражение доброжелательности не изменялось.
Тут Вика ощутила, что ЕГО руки коснулись ее ляжки:
— Нет, только не это.
В темноте раздался треск рвущегося белья.
— Нет, помогите.
Все произошло моментально. Через мгновение пол был залит кровью. Все было кончено. Силуэт остановился у шкафа. Вика лежала на полу. Рисунок на стекле начал застывать и стекло взорвалось. Незнакомец схватил Вику и свернул ей шею. Хрустнул позвонок. Тело шлепнулось на кровать. И тут она увидела, что у него лицо Изольды Конисевич…
В окно под порывом ветра стукнулась голая ветка рябины с остатками листвы. От удара распахнулась форточка. Зазвонил будильник. 7 утра. Вика подскочила на кровати и посмотрела перед собой. Что за черт? Это повторяется? Опять осень и первый снег еще не выпал? Она посмотрела на календарь — она не ходит по кругу — сегодня 15 октября. А падала она 13‑го. Тут что–то не так… Но, черт побери, надо идти работать! Вика вскочила с постели и побежала приводить себя в норму.
Она вбежала в ванную комнату и встала напротив зеркала. Начала причесывать свои длинные русые волосы и тут. По телу пробежал холодок — ее шею пересекал страшный шрам. Рукой Вика начала ощупывать шею и позвоночник. У нее не было верхнего позвонка — он болтался чуть ниже.
Расческа упала с туалетного столика в раковину. Следующим ударом Вика разбила туалетный столик и зеркало. Осколки посыпались на пол. Некоторыми она умудрилась поранить ноги.
Окровавленная Вика вышла на улицу в ночной рубашке. А на улице никого не было. Стояла ночь. Нигде не горел свет — и Вика пошла наощупь в сторону троллейбусной остановки. Ударил гром. Уличное освещение моргнуло. Так она добралась до остановки. Здесь тоже никого не было — но отсюда был виден ее дом и ее окно. Она посмотрела в том направлении. Ударила молния и грянул гром. В окне своей квартиры она увидела…Себя! Вторая Вика смотрела в окно и в ее взгляде было видно что она озабочена. И тут сзади второй себя Вика увидела Незнакомца — очертания его улыбки и линии глаз смазанных фосфором. А потом и лицо Изольды, которое теперь перемигивалось с лицом Елизаветы.
— Нет, — закричала Вика.
Окно внезапно окрасилось в светло–коричневый цвет и скрутилось в рисунке. Со следующим ударом молнии и вспышкой огней уличного освещения Вика увидела, как стекло лопнуло и из окна вылетела Вторая Она. Тело летело вниз как в замедленной съемке. Но не долетев до земли испарилось. А окно ее квартиры при следующей вспышке фонарей было целым и нормальным. К остановке подъехал троллейбус. Двери открылись и Вика вошла вовнутрь. Троллейбус был пуст. Не было даже кондуктора.
Транспорт набрал скорость. Вика села. И тут она увидела, что стекла троллейбуса начинают закручиваться в светло–коричневом рисунке, а с потолка начали раскачиваться небольшие серые шторы. Скорость троллейбуса начала увеличиваться. Отъехала дверь кабины водителя и из нее вышел незнакомец. На лице была все та же фосфорная улыбка, но она уже не отличалась доброжелательностью. Он быстро подскочил к Вике и в этот момент она рассмотрела его лицо — на сей раз это не было лицом Изольды. Это нельзя было назвать лицом.
Глаз у Незнакомца не было. Вместо них вокруг фосфорной подводки болтались два огрызка мышц, с которых капала кровь. Из носа выпирали аденоиды — их явно не удалили в детском возрасте. Аденоиды шевелились подобно щупальцам. Присмотревшись, Вика поняла, что на концах щупалец есть маленькие глаза. Изо рта Незнакомца выскочил язык — тонкий и черный, с раздвоением на конце — как у змеи. Вика закричала, подпрыгнула со своего места и выпала в проход. Свет в троллейбусе моргнул. И тут — спасение — остановка. Вика в один прыжок выскочила. Двери закрылись — троллейбус уехал. Она очнулась в тени высоченной сосны. Сияло солнце и температура воздуха была явно не осенней. Вика поднялась на ноги. Это был настоящий сосновый лес. Вокруг все сверкало и сияло. Вика пошла вперед — навстречу солнцу. Она шла по лесной аллее пока не вышла к озеру. Она взглянула на свое отражение и увидела, что шрама нет, а она одета! И не в ночнушку. Ее раны на ногах не кровоточили. Это тоже не удивлять не могло. Итак, она в лесу, шрамов нет и ее шея в порядке. Вика разделась и спустилась в воду. Она поплыла от берега, медленно и плавно. Это доставляло ей удовольствие. Удовольствие придало ей сил и она переплыла большое озеро. Она вышла на берег и, к своему удивлению, нашла на его берегу свою одежду. Дальше она пошла по тропинке. Шла она около часа, пока не углубилась в чащу. Вскоре на тропинке она увидела круг, вычерченный мелом. Тропинка превратилась в асфальт, а она стояла на остановке с которой ушла два часа назад. Вика встала в круг.
Вика сидела в ночной рубашке на сидении троллейбуса с заплывшими стеклами. Из будки водителя Незнакомец не появился. Скорость троллейбуса продолжала увеличиваться. Вика слышала как визжат колеса. Она прошла по салону к кабине водителя. В ней никого не было. Свет моргнул. Вика увидела двух бабушек:
— Если бы она сломала шею, то можно было поставить пандус. Я так давно уговаривала этих из управы, чтобы они установили пандус.
Старухи исчезли.
Вика развернулась к кабине и дернула ручку. Раздался грохот — токоприемники сорвало с проводов. Колеса завизжали. Вика увидела, что перед носом у троллейбуса разлетелась в разные стороны ограда.
Транспорт выбил ограждение и воспарил над городом. Он летел долю секунды. Вика зажмурилась. Ее глаза выпали, а в носоглотке выросли аденоиды, которые сразу же заполонили нос и вылезли через ноздри. Но ими она могла видеть!
Троллейбус рухнул на асфальт и разлетелся…
Вика стояла на краю дороги и смотрела на небо. Шел снег. Первый снег и она радовалась ему. Она радовалась первому снегу. ОН спустился с небес чтобы благословить ее. И даже аденоиды в носу не мешали ей дышать…
— Говорила я управе, что когда–нибудь на этом бордюре кто–нибудь шею свернет, — возмущалась старушка, наблюдая за тем, как дворники расчищают место, где только что поскользнулась и разбилась насмерть, свернув себе шею молодая девушка.
Тучная женщина с ребенком на руках беседовала с милиционером:
— Она опаздывала на автобус, — говорила она, всхлипывая, — но опоздала, и вероятно, сбросить скорость решила, — сапоги то осенние. Ну вот у бордюра она забуксовала и рухнула…
Тут они оба повернулись к павильону цвет прозрачного стекла которого стал вдруг светло–коричневым и в нем начал скручиваться рисунок. Тучная женщина, старуха и милиционер застыли и смотрели как зачарованные на это зрелище. Рисунок скрутился и на нем стали проступать буквы.
— Вика, будь осторожна, — прочитала Тучная женщина.
Стекло взорвалось и рассыпалось на тысячи кусков…
Вика с криками проснулась.
Всю дорогу в метро она думала о том, что видела во сне, и эти странные картинки и символы никак не давали ей покоя. С одной стороны ей давно снились кошмары и похуже, но в этом сне явно было что–то не так. Надо найти этого архитектора, подумала Вика, — ведь он один в первом сне не имел ко мне никакого отношения по крайней мере до вчерашнего вечера, когда мы столкнулись в больнице. А еще поговорить с Бэллой и Марфой. Они были во втором сне и, в отличие от Изольды, я знаю что могу поделиться с ними этим. Если держать страхи в себе, то они будут расти и множиться с невероятной скоростью. Но почему я должна быть осторожной и кого мне сейчас опасаться в первую очередь?
С этими мыслями она прошла по школьному коридору и открыла дверь в свой класс, навстречу новой беде…
— О господи, — закричала Вика.
Прямо на полу перед входом в класс в луже крови лежало тело Изольды Конисевич. На лбу красовалось пулевое отверстие. В кабинете еще стоял запах пороха…