Корсарова вывела на манеж спарку лошадей. Раздалось её громкое: «Алле-й!», и тут же щёлкнул шамбарьер. Захарыч вспыхнул:

– Да не надо лишний раз дёргать обученных животных! Сколько раз тебе говорить! Вообще забудь о кнутах, работай только пряниками! Зачем ты его посылаешь? Стандарт толком ещё и на манеж не вышел! Вот чего он сейчас должен понять, что сделал не так? Конь сейчас запсихует, собьёт работу себе и Салюту – вот цена бестолковому обращению с шамбарьером!

Захарыч на удивление самому себе и другим всё чаще стал раздражаться с Корсаровой. Кременецкий, который, задерживаясь после представления, всё чаще стал бывать на их репетициях, только качал головой, поражаясь терпению старого берейтора.

– Запомни! Этот инструмент для физического контакта только в крайних ситуациях! В основном только показывай: или притормозить, или подогнать. В первом случае – веди чуть впереди плеча – притормозит, во втором – чуть сзади, чтобы шамбарьер ушёл из поля зрения – лошадь прибавит. Научись работать голыми руками, корпусом, голосом. Короче – работай головой! Вот, упрямая, блин, хомут тебе в дышло!..

Светлана втянула голову в плечи. Захарыча она привыкла видеть в основном доброжелательным и улыбающимся. А тут, в который раз…

– Чего съёжилась? – глаза Стрельцова потеплели. В них сверкнули синие зайчики, усиленные светом репетиционных прожекторов.

– Строго так!..

– Да-а… – Захарыч в сердцах коротко махнул рукой в сторону Корсаровой. Та резким обиженным голосом отдавала команды лошадям. – Прислали на мою голову бездарность, да ещё бездушную. Ни хрена она не любит животных и не понимает их! Чувствую, расстанемся! Сил моих больше нет! – Захарыч откинулся на дерматиновую спинку кресла первого ряда, сложил крестом руки на груди и со страдальческим выражением лица продолжил наблюдать за репетицией. После каждой нелепой ошибки Корсаровой он поднимал глаза к куполу, тяжело вздыхал, ёрзал и покусывал губы.