– Сердечный тебе рахмат, дорогой! – Венька поставил на стол пустую кружку с выпитой холодной минералкой и по-восточному приложил руку к груди.

– И тебе рахмати калон бародар!

– Ни фига себе! – поразился Грошев. – О, чешет! Откуда такие познания вражеского языка?

– Ну, насчёт «чешет» и знания языка ты, конечно, того… Так, несколько слов и пару предложений ещё помню. В отличие от некоторых, которые всю службу по спецсвязи болтали, – Пашка с намёком приподнял бровь, – другие почти год плотно общались с местным населением. Кое-какие специальные выражения пришлось вызубрить по службе. А потом, почему вражеского? На персидском, или, иначе, на фарси-дари, не только «духи» в Афгане разговаривали. Это, скажем, язык таджиков. Нам пару раз лекции читали. Оказывается, есть куча разных диалектов, но тебя всё равно поймут в Иране, Пакистане, в некоторых районах Узбекистана, в странах Персидского залива. Это, по сути, древний универсальный язык Ближнего Востока. На нём писали свои стихи Омар Хайям, Низами, Фирдоуси и многие другие.

Венька было оробел от Пашкиной эрудиции, потом хитро прикрыл глаза и поинтересовался:

– Это кто, полевые командиры моджахедов?

– Ну, типа того… в мировой литературе…

На конюшне послышались возбуждённые голоса. Пашка с Венькой поспешили туда.

– Ты чего привёз, хомут тебе в дышло! – ярился не на шутку разгневанный Захарыч. – Ты сам эту прошлогоднюю гниль есть будешь? А почему считаешь, что этим можно животных кормить? Жжу-лик! – Стрельцов в сердцах пнул ящик с порченной морковкой. – Я уж молчу о сене, которое ты нам подсовываешь каждый раз – сплошные палки, проволока и колючки! Мы замучились выбирать! Что, трудно с каким-нибудь колхозом договор заключить? Лето на дворе! Их вон рядом полным-полно, всё травой заросло! Они рады будут любому прибытку! Задницу свою толстую только оторви от стула, да в карман суй поменьше! Ей богу дождёшься! Или посадим, или морду набьём!

Подошёл Монастырский, играя желваками и сжимая тяжёлые кулаки.

– А мы, Захарыч, сделаем и то, и другое. Не знаю, как ты, а я, если ещё раз повторится, церемониться не стану – скормлю медведям, не найдут потом! Слышь, ты, упырь! Догадываешься, куда я тебе сейчас эту свёклу засуну!..

Завпост дёргался, крутился на месте, пытаясь сбежать.

– Ну, не знаю я, где нормальные овощи найти, не знаю! На рынке толком пока ещё нет ничего или не подступишься, а денег выделили – кот наплакал!

– Воровать надо меньше, Иуда! – Монастырский сжал кулаки.

Раздался голос Веньки Грошева:

– Я знаю где! У меня брат в совхозе живёт, работает зоотехником. Здесь недалеко. Машину выделите? На своей не довезу, развалится.

Завпост радостно засуетился.

– Вон, бортовая стоит во дворе, бери! Путёвку выпишем.

– Точка! Со мной поедешь? – Венька взглянул на Свету и тут же торопливо отвёл взгляд.

– Когда?

– Сейчас! У меня всё равно выходной.

Света радостно закивала.

– Никита Захарович! Один справитесь?

Стрельцов приподнял брови, мол, какой разговор.

– Венька! Дай я тебя поцелую! – Света чмокнула Грошева в щёку. – Через две минуты я твоя! – Точка исчезла за фанерной выгородкой.

Венька смущённо покряхтел, поиграл лицом, дёрнул кепку за козырёк и выразительно посмотрел на улыбающегося Захарыча. Света вскоре вернулась и всплеснула руками:

– Совсем забыла! Ты же меня не на танцы пригласил, а я, глупая, давай переодеваться, там же наверняка работать придётся! Так что, извини, я без помады и в повседневном.

Через полчаса они уехали в область…

Репетиция не клеилась. Пашка не мог сосредоточиться. Жонглёрские предметы летали на автопилоте и бесконтрольно падали. Пашка отвлекался. Все мысли были о Веньке со Светой…

Когда Захарыч сказал, куда и зачем они уехали, Пашка даже обрадовался. «Молодец, Червонец, настоящий мужик!» – подумал он с гордостью о своём друге. Потом его вдруг накрыла какая-то непонятно откуда взявшаяся чёрная туча. Начали приходить на ум мысли, одна гаже другой. Как Пашка не пытался их отогнать от себя, они продолжали лезть в мозг и душу, словно тараканы из щелей, когда их травят. Для подобных размышлений причины, конечно, были. Последнее время он всё чаще стал замечать, как его приятель посматривает на Свету. Делал это Венька украдкой, но Пашка не единожды перехватывал этот непростой взгляд. Точка явно нравилась Червонцу…

Вернулись они к вечеру уставшие, пыльные, но чрезвычайно довольные. Кузов машины был забит под завязку мешками с овсом, ячменём, отрубями, отборным пакетированным сеном, овощами из хранилища, которые были как с грядки. Хорошо сохранившиеся яблоки прошлогоднего урожая светились красными сочными боками, как новогодние игрушки. Отдельной копной лежала свежескошенная трава с заливных лугов. Это богатство распорядился выдать директор совхоза, который услышал, что приезжий цирк в нужде. Взамен попросил всего пару десятков билетов для своих тружеников и их детей. Хваткий завпост цирка созвонился с директором передвижки, который тут же, в порядке шефского обмена, выделил директору совхоза целый сектор в зрительном зале для его людей на ближайшие представления.

Это был Венькин триумф! Захарыч с Монастырским трясли ему руки, директор обещал для него самые лучшие места в цирке на любое представление, Света в очередной раз при всех его расцеловала. Он был заметно горд, посверкивал фиксой и от всеобщего внимания чуть тушевался. Грошев в это час был по-мужски красив и выразителен.

Пашка подошёл, пожал руку своему другу, выдавив из себя улыбку. Своё состояние он отчаянно прятал, вдруг почувствовав, как очередная горячая волна ревности ошпарила его, когда Света целовала Веньку. Их долгое отсутствие Пашку истомило и измучило. Против воли его сердце снова затревожилось, затрепетало и минорно скукожилось…