Венька, проезжая мимо своего таксопарка. сообщил Пашке:

– Надо Михалычу пригласительные билеты в цирк отдать. Заскочим на минуту! – Грошев крутанул руль, и они подъехали к воротам автопредприятия, где тот работал. Машину оставили тут же, чтобы не крутиться.

Венька шёл размашисто, то и дело пожимая руки и отвечая на приветствия. Пашка отметил светлые, улыбающиеся лица людей, встречавшихся по пути – его друга тут явно уважали и были ему рады. Вдруг Грошев потемнел лицом.

– Здорово, Чирик! – молодой невысокого роста плотный парень, вытирая ветошью руки, как-то подобострастно, но с сокрытым вызовом раскланялся с Венькой. – Давненько не виделись, не заболел?

– За «Чирика» сейчас нос сломаю! – Грошев угрожающе двинулся к здоровавшемуся.

– Чего ты сразу! Ну, Червонец – Чирик, какая разница – красивое погоняло, на десять рублей похоже.

– Погоняло у тебя под нарами будет, в «петушатнике», а у меня прозвище – запомни, Крысов! Ещё раз – и ты без челюсти! Я предупредил. – Венька цыкнул слюной сквозь передние зубы, сверкнул фиксой и шагнул назад к Пашке.

– Я – Мышкин. Мышкины мы! – с наивностью в голосе отозвался провинившийся и попробовал улыбнуться.

– Ну и валите вы, Мышкины, на … – Венька не моргнув глазом, грубо и подчёркнуто откровенно послал куда подальше коллегу по автохозяйству. – Ещё раз, сучара, скрысятничаешь, выхлопную трубу вставлю в ж…, опущу по полной программе, как на зоне. Пошёл на… говорю! Бего-ом! – рявкнул Венька так, что Пашка аж вздрогнул. Он первый раз слышал его, говорившего в таком тоне. Обычно Венька обходился без крепких выражений.

Когда Мышкин ретировался, Пашка посмотрел на своего товарища.

– Понимаешь, не люблю гадов! Он ещё в школе был гнилым, то и дело получал по роже. Любил стучать на пацанов, склочничал, втихую стравливал. У нас поселковые ребята простые, чуть что – в глаз, и все разговоры. С ним толком никто не общался. А теперь вот в такси пошёл, деньги любит. Ну и тут то пьяного пассажира, говорят, обчистит – потом пойди докажи, то клиента перебьёт у ребят, то вот с новой машиной подсуетился у начальства. А она должна была достаться Михалычу. Тот в такси уже двадцать лет – заслужил, а этот гад… – Венька ещё раз сплюнул. – На неделе как-то прихожу, глядь, а у меня датчика давления нет – заглушка стоит. И так машина на ладан дышит. Пацаны подсказали, чья работа. Этот урод недоделанный скрутил, в загашник, видите ли! Я к нему. А тот и в ус не дует. Оправдывается, мол, машина всё равно скоро на ремзавод пойдёт, там всё новое поставят. А то, что мне ещё работать, – ему хрен по деревне. Ну, смазал я ему разок…

– А почему Червонец? Давно хотел спросить. – Пашка вопросительно посмотрел на взъерошенного Веньку.

– С этим всё просто. Когда-то, в последних классах школы, занимался радиохулиганством. Помнишь, было повальное увлечение выходить в эфир на средних волнах? Музыку там покрутить, базары-вокзалы между собой, у кого мощнее передатчик. Я начинал, как все, с приставки на лампе 6П3С. Потом у меня был передатчик аж на двух ГУ-50. Это мечта любого радиолюбителя. Что-то похожее в посёлке, но чуть послабее, было только у Лёхи Рекламы и Серёги Секунды. Это позволяло связываться даже с соседними областями. Нас уважали. У всех были позывные, по которым знали друг друга. Они же со временем становились именами. Моя фамилия Грошев, ну я себе прибавил денежного номиналу, стал «Червонцем». Так и покатило по жизни. Иногда даже имя своё забывал – тут редко, кого величали, как папа с мамой назвали, всё больше по кликухам…

Венька, разговаривая, немного отошёл от неприятной встречи. Настроение прибавили эмоции Михалыча, который долго тряс им руки, и особенно Пашке за приглашение в цирк на представление. Потом с детским любопытством рассматривал его, впервые видя артиста «живьём»…