Режиссёр, у которого снимался Смыков, приехал по своим неотложным кинематографическим делам в Москву. По пути он зашёл на Пушечную к руководству «Союзгосцирк». В двух словах рассказал там о сложившейся ситуации в цирке, где гастролировал Смыков и о самодурстве нового директора. Напомнил о заключённом финансово-творческом договоре между его киностудией и московским руководством. Говорил он неторопливо, спокойно, без эмоций, как бы не заинтересовано. Его там внимательно и уважительно слушали — в искусстве тот был не последним человеком.

Через несколько дней специальная «конфликтная» комиссия, состоящая из представителей художествнного отдела, парткома, профкома и ещё двух авторитетных народных артистов выехали в тот город, где сняли с программы клоуна Смыкова. Самоуправство в Главке не приветствовалось: «карать» или «миловать» Москва, как всегда, оставляла право только за собой…

…Смыков подвёл Кралю к форгангу. Через пару минут ей предстоял дебют как артистки. Все, кто был свободен в эту минуту в цирке, рванули в боковые проходы зрительного зала смотреть новую репризу.

Днём, незадолго до представления, Смыков с ассистентом что-то «колдовали» на манеже. И это «колдовство» они решили сегодня же вечером показать.

Всего одна репетиция и на манеж?! Это вызывало недоумение у артистов! Все знали — хорошую репризу за одну репетицию не сделаешь, тем более с животным. Да ещё со свиньёй! Это тебе не собачка!..

Цирковые перешёптывались, но интерес только рос.

Все знали, что сегодня сидят в директорской ложе сидят и смотрят программу люди из Главка, специально приехавшие из Москвы. Тем более было рисковано выпускать на манеж необкатанную репризу — можно было крепко облажаться, тем самым дав «карт-бланш» местному директору. Но Смыкову, как говорится, было видней…

Представление началось и первая же его реприза взорвала зал!

С возвращением Смыкова в программу всё покатило как по маслу. Некогда отлаженный механизм сложившегося представления, мгновенно «воскрес», обрёл темпо-ритм и какую-то солнечную радость.

Вторая реприза клоуна «Бокс» зал, в прямом смысле, согнула напополам. Те, кто подглядывали в щёлку занавеса, передавали стоявшим за спиной:

— Главковские ржут как кони! Штаны будут менять в антракте…

Один директор цирка сидел среди столичных гостей чернее тучи. Накануне его «штрейкбрехеры» «Арлекины» провалились с треском. Приехавшие из Главка москвичи вчера вот так же сидели и смотрели вечернее представление в директорской ложе. Они после каждой репризы этого театрального коллектива поворачивались к директору и вопрошали:

— Это кто?.. Это что, по — вашему, — клоуны? Как вы говорите, «Арлекины XX века»? Я бы их оставил в девятнадцатом! Мм-да-а, Эдуард Андреевич, наломали вы дров, заварили кашу, не проглотишь без валидола и коньяка…

Директор понял это, как подсказку к званному ужину и после представление накрыл «поляну», но гости под разными предлогами деликатно отказались. В данной ситуации они приехали решать вопросы, а не усугублять и без того сложное положение. Они вроде должны были, в знак солидарности, как управленцы, поддержать директора. Но тот мало того, что на ровном месте создал глупейший конфликт, чуть не сорвав подписанный договор с киностудией, так ещё достал всех кляузными телеграммами и звонками. Каждый раз в разговоре с руководством, словно незаметно шантажируя, хитро вплетал «политические подоплёки». Самое страшное для работников Главка было то, что этот директор абсолютно ничего не понимал в цирковом искусстве. Но это была министерская «номенклатура» — приходилось терпеть. Последнее время они и не такое встречали. В Костроме, например, было дело, директором поставили бывшего начальника банно-прачечного комбината, в Иркутске — вообще начальника тюрьмы…

…На манеже появился ассистент Смыкова Евгений с пюпитром и гитарой в руках.

— Сейчас скажет — «романс!» — подумал директор цирка, скучая в ложе. Он уже знал репертуар наизусть. — Чего смешного тут? Взрослые люди кривляются, идиотничают, жиром оплыли, а всем весело! Не понимаю!..

— Романс! — сказал партнёр клоуна и провёл по струнам…

Директор хмыкнул и наклонился к уху заместителя художественного отдела Главка.

— Насколько я знаю, спущен приказ вашего отдела, чтобы в репертуаре клоунов была хотя бы одна реприза на политическую тему. Так?

— Ну, так, — не отрываясь от манежа, ответил тот и невольно напрягся — опять этот «тошнотик» ищет «политическую подоплёку». Достал!..

— А у Смыкова такой репризы нет! Все репризы — пустяшные, какое-то мелкотемье, глупость!..

— Можно я посмотрю? — попросил работник Главка, — Потом обсудим…

Евгений, ассистент Смыкова, аккомпанируя себе на гитаре, запел хорошо поставленным голосом известный романс.

— Я встре-е-ти-ил ва-ас и всё-ё…

Тут из-за кулис выскочил с задорно хрюкающей свиньёй Смыков.

— И всё!.. — как бы подытожил несостоявшееся пение партнёр клоуна. — Это что? — спросил исполнитель романса, показывая на свинью.

— Единственная в мире свинья — акробат!

Внимание! Сейчас она покажет прыжок смерти — сальто-мортале! Прыжок исполняется в первый и… — Смыков смешно задёргал подбородком, словно собираясь зарыдать — последний раз… Алле! Ап! — скомандовал он хрюшке. Но та вместо сальто, просто легла на манеж и сделала пирует, первернувшись через спину. При этом успела в воздухе смешно дрыгнуть ногами. Краля тут же вскочила и весело захрюкала, повизгивая, предвкушая угощение, как это было на репетициях. Смыков незаметно подкормил животное, поощряя работу.

— Да нет же, свинка, не пируэт, а сальто. Приготовились: Але! Ап! — Краля снова сделала пируэт и легла на манеж, задрав ноги кверху и стала активно тереться хребтом о ковёр манежа, почёсывая спину. В этот момент она громко и блаженно повизгивала, дрыгая ногами. Было полное ощущение, что свинья, как человек, валяется, помирая от хохота. Этот трюк, а точнее, как говорят в цирке, «корючка» однажды получилась сама собой. Краля это делала постоянно и с большим удовольствием. А чтобы она это исполняла в нужное время, Смыков закрепил рефлекс прикормкой.

— Нет, мало того, что ты мне при всех «свинью подкладываешь», так ещё хохочешь тут! — Зрители тоже захохотали, аплодируя. Никто из них никогда не видел, чтобы так уморительно смеялась свинья.

В ложе тоже прыснули: «Ну, Смыков!..» Директор цирка напрягся — этой репризы он раньше не видел!..

— Она у тебя никогда в жизни не прыгнет! — констатировал Евгений.

— Это почему же? Она тебе сказала? — Смыков указал на хрюшку.

— Нет! Просто у вас на двоих лишних килограммов пятьдесят!

В боковых проходах артисты буквально взвыли от неожиданности и восторга! Своими аплодисментами они едва не погубили всё дело. Те, кто смотрели, мгновенно догадались на какую тему будет реприза. Смыков сделал неуловимый знак в проходы, чтобы те не мешали.

— Слышь, подруга, это в животноводстве хорошо с таким весом, а ты ведь артистка! Как тебе не стыдно выходить на манеж в таком виде? Тебе надо срочно худеть! — Смыков откровенно посмотрел в ложу.

Директор побагровел и зло засопел. Он тоже всё понял. Это был вызов!

— Ну-ну, фигляр! Ты у меня попрыгаешь! Ты у меня вместо свиньи прыгнешь! — прошипел он, кусая согнутый палец.

Краля потянулась к Смыкову и завертела пятачком, призывно повизгивая, словно собираясь тому что-то сказать.

— Ты что-то хочешь мне сказать? Ну говори!.. — Смыков сделал вид, что подставил свинье ухо, а сам незаметно дал ей подкормку. Краля жевала и создавалось полное ощущение, что она действительно что-то шепчет.

— Она говорит, что мне тоже не помешало бы похудеть! С таким весом, мол, попробуй прыгнуть сам! Хм, каждая свинья мне будет указывать худеть мне или нет! — Смыков вновь красноречиво посмотрел в сторону ложи. — Надо будет — прыгну!..

Хрюшка вновь потянулась якобы что-то «сказать».

— Ну, чего ещё?.. Хм, она говорит, что у директора местного мясокомбината вообще лишних тридцать килограммов на одного! Тот уже допрыгался!..

Смех из проходов поддержал взрыв хохота зрительного зала, который едва не обвалил потолок. Ни приезжим из главка, ни артистам, стоящим в проходах и за кулисами, было невдомёк, что директора местного городского мясокомбината действительно днями посадили за хищения. Когда того арестовывали, в багажнике его машины нашли тридцать килограммов колбасных деликатесов. И это в то время, когда в магазинах города было «шаром покати». Это происшествие среди местных жителей было «бестселлером». Злободневней репризы и придумать было трудно. Смыков об этой истории где-то узнал и увязал со своей.

— У него, я слышал, диабет? — поинтересовался Евгений. И тоже попал в точку. Зал снова взорвался смехом и аплодисментами. В газетах писали, что защитник на суде просил о снисхождении к подсудимому, у того, видите ли — диабет.

Директор цирка тоже знал всю эту нашумевшую историю с показательным судом, но у него складывалось ощущение, что вся эта клоунская сатира про него и смеются над ним, и только над ним. Недаром все артисты и билетёры смотрели в ложу, высунувшись из боковых проходов!..

Краля носом быстро раскатала скрученный коврик, где было написано крупными буквами: «У меня — обед!» и побежала с манежа за кулисы.

— Ну что ж, — констатировал Евгений, — каждой свинье своё: кому обед, а кому-то диабет плюс восемь лет!..

Зрительный зал в очередной раз отреагировал рукоплесканием на злободневную сатиру с манежа.

Директор сидел в ложе зелёный от злости. Приезжие из Главка тоже догадались об истином смысле репризы и втайне восхищались умом и талантом этого клоуна. Последний раз так шутил на манежах цирков Анатолий Дуров до революции…

— Ну, Анатолий, что будем делать? — Евгений посмотрел на Смыкова.

— Что-что? Прыгать! Пора в этой свинской истории ставить точку! Маэстро, тыр-р, тыр-р, тыр-р!.. — клоун обратился к дирижёру.

В оркестре раздался сухой треск барабанной дроби, Евгений скомандовал: Алле! Ап! и… Смыков, вдруг, с его комплекцией, сделал высоченное заднее сальто!.. Никто из находящихся сегодня в зале не ожидал, что имея такие габариты, можно так легко оторваться от манежа и так же приземлиться. Это было — чудо, фокус!

В этой программе никто кроме Котовой не знал об акробатическом прошлом Смыкова. Когда-то это был акробат экстра класса. Последний раз он прыгал лет двадцать тому назад. Он всегда был склонен к полноте, но ему это не мешало выигрывать споры «кто выше?» у худых и поджарых акробатов. Смыков давно не прыгал, но, как говорится, мастерство не ржавеет. Сегодня он вложил в свой прыжок всю свою обиду, все свои надежды на справедливость и светлое будущее. Клоун рванул с места вверх так, что аж хрустнуло где-то в затылке. Сальто получилось на загляденье, как в лучшие годы. «Ничего себе! — пронеслось в мозгу, — неплохо, Смыков, неплохо! Надо же, не рассыпался!..»

Что тут началось! С боковых проходов неслось: «Браво-о!», в директорской ложе встали, зал бесновался от увиденного. Вроде ничего особенного и не произошло. Вроде и реприза действительно пустяшная, по сути ни о чём — о каком-то воришке, которых в этом мире не счесть. Но общая энергетика, единство стремлений артистов и желаний зрителей иногда творят чудеса! Сегодня был тот самый случай.

— Смотри, Пашка, и запоминай, какого мастера тебе довелось увидеть в своей жизни на манеже! Потом будет что рассказать! — Захарыч, стоя за спиной своего помощника, от восторга и волнения, несильно постукивал тому по плечу свои «нехилым» кулаком.

У Пашки слегка кружилась голова от всеобщего возбуждения, от сопричастности к происходящему, и от ощущения вселенского счастья, что он попал в этот удивительный мир цирка…

Оркестр играл на уход что-то бравурное! Зал перешёл на скандирование. Смыков с партнёром, подняв руки в цирковом комплименте, пытались покинуть манеж, но улыбающийся инспектор манежа вновь и вновь возвращал триумфаторов на поклон.

— А вы говорите нет политической репризы! — повернулся к директору цирка замначальника художественного отдела. — А это что по вашему?..

Смыкова встретили за кулисами радостными возгласами, аплодисментами и пожатием рук.

— Ну, шо, Толя, — вспомнила свои молодые одесские годы Котова. — есть ещё порох в пороховницах? — Она улыбнулась и нежно обняла клоуна.

— Есть, Люся, есть! Как и ягоды в ягодицах!.. — в тон ей ответил Смыков.

— Ну, всё, Толя, теперь тебя, как твоего тёзку Дурова в пятнадцатом году в Одессе, вышлют из города в двадцать четыре часа.

— Это мы, Люся, ещё таки, будем посмотреть! — Смыков подмигнул своей приятельнице. — Ви хочете песен? Их есть у меня!.. — сказал он и пошёл готовиться к очередной «пустяшной» репризе «Одиннадцать пальцев»…