Подарил старый Жонглёр молодому, мячик волшебный, да блюдечко чудесное, что манежем зовётся.
Катится мячик по блюдечку, показывает города земли родной, моря чужеземные, страны заморские. И отправляется молодой Жонглёр в путь-дорогу нелёгкую, странствия дальние, вслед за мячиком быстрым. Мячик скор, только поспевай…
Катится мячик по блюдечку, мелькают вешки пути, шуршат листки календаря. Ни пурга лютая, ни распутица осенняя, ни суховеи летний не могут остановить мячика круглого.
Катится мячик меж гор высоких, через реки быстрые, сквозь леса дремучие. Горы ему не помеха, топкие болота не преграда. Мячик-то не простой – цирковой, волшебный.
Катится мячик по шпалам сосновым, по рельсам железным. А то вдруг взмоет в поднебесье и летит выше птиц перелётных, выше облаков перистых, чтобы поскорее вновь упасть на манеж-блюдечко волшебное, в руки Жонглёра тёплые.
Мячик не простой – всё может.
Кружит, всё быстрее бегает по блюдечку. Чудеса земные показывает…
Утомится Жонглёр, поспеваючи за мячиком, отдыху запросит. А мячику на одном месте не лежится. Скачет он нетерпеливо из руки в руку Жонглёра. Попрыгает невысоко и вновь зовёт в пути-дороги земные да заоблачные…
Скоро сказка сказывается, да не скоро дороги кончаются.
Долго кататься мячику по блюдечку. Целых двадцать лет и зим. По окончании срока наречённого, должен Жонглёр мячик чудесный передать другому, младшему своему собрату. Завет такой. Если не передаст – потеряет мячик силу волшебную. Будет пылиться бесполезно за краем блюдечка чудесного…
Коли выполнит Жонглёр завет обещанный – вновь оживёт мячик. Станет кататься-бегать по блюдечку-манежу, страны заморские, моря чужеземные показывать, да города земли родной, с народом славным.
Катится мячик, катится, конца пути не видно. Земля-то, матушка наша, – круглая, как мячик волшебный…
Дороги тебе ровной, мячик быстрый.
Судьбы тебе доброй, Жонглёр молодой.
Конца счастливого тебе, сказка старая…
Рабочая неделя закончилась. Три вчерашних представления-спектакля, по три часа каждый, где ты ежесекундно был нервом, энергией, смыслом – растворились в тебе, отравив каждую молекулу организма. Выходной…
Усталость навалилась неподъёмным спудом. Она оглушила, раздавила. Лишив сил, желаний, воли. Вязкая, как смола. Как зыбучие пески, из плена которых не вырваться. Только вниз, в пустоту…
Руки не в состоянии поправить сползшее одеяло. Толчки пульса во всем теле. Один толчок за другим. Один за другим… Пульсирующие всплески жизни в спине, в веках, в кончиках пальцев.
Прислушиваюсь к толчкам, с вялым, равнодушным любопытством. Пытаюсь считать. Сбиваюсь… Нету "вчера". Нет "завтра". Есть только звенящее тишиной "здесь и сейчас". Безразмерное, бесформенное. Бесконечное. Навалившееся всей тяжестью гравитации.
Лежать, лежать… Исчезнув в складках постели, словно меня тут нет. Закрыв глаза. Отбросив мысли. Отключив сознание. Минута за минутой. Минута за минутой. Час, другой. Бесцельно, бесполезно, бессмысленно. Не сдерживая утекающего драгоценного Времени. Толчками, по капле. Из настоящего в прошлое. Как столетнее коллекционное вино в песок. Как кровь из вспоротой аорты…
За окном, из небесной раны вытекает бесцветный дождь… День вылинял, потерял краски. Только мокро-серое…
Толчки, толчки… Минута за минутой. Час за часом… Полдня, полжизни позади. Впереди – мокрый бесцветный день.
Выходной…
Час назад тебе рукоплескали ложи, партер, галёрка. Крики "браво!" перекрывали медь оркестра. В ответ ты искрилась, светилась изнутри, затмевая прожектора и софиты цирка. Глядя на тебя, у всех вырывалось:
– Принцесса!..
А сейчас ты стоишь у шипящей электроплитки, спрятанной от администрации гостиницы, и колдуешь над ужином. Простая смертная принцесса, в передничке, с засученными рукавами моей рубашки. Ты в ней как в балахоне Пьеро – всё висит. Щека выпачкана мукой, тоже как у Пьеро.
Ты то и дело поправляешь спадающую прядь золотистых волос и с улыбкой смотришь на меня. Взгляд дерзкий, вызывающий. Ласковая, многозначительная дуэль глазами:
Любишь?..
Угу…
Теперь уже вслух:
– Любишь?..
– Угу…
– …пельмени!
– Ах, ты! Ну, держись!..
Господи! Какие же у тебя сладкие губы…
– Ну, вот! Ты теперь как Пьеро!
(Украла мои мысли…)
– А ты – моя верная Коломбина!..
Давай свои вкуснющие пельмени. И выпьем чаю за наш семейный цирковой театр…
Звезда моя цирковая, как ты сейчас далеко!..
Нас разделяет межзвёздное пространство в пять световых… минут.
Ты паришь под куполом и сияешь своим недосягаемым совершенством.
Улыбнись мне, слышишь! Взгляни на галёрку, где я сижу. И жду.
Ты так недоступно далека. Ты улыбаешься всем. И тебя сейчас любят все. Но ведь ты – моя!..
Я мчался к тебе в другой город, в холодной плацкарте, чтобы согреться под твоими колючими лучами, капризная моя Звезда…
Среди аплодирующей толпы на галёрке мне одиноко и тоскливо. Я люблю тебя. Мне хочется кричать об этом на весь цирк!..
Сейчас ты принадлежишь всем. Ревную тебя к партеру и галёрке, ложам и ярусам. К твоей трепещущей трапеции, к цветам, аплодисментам. Ревную к твоему костюму, искрящемуся мириадами звёзд. Он так плотно прижимается к совершенному, такому горячему, знакомому телу….
Зрители аплодируют и кричат. Они продлевают мою боль на миллионы световых мгновений. Ты для них – звезда!..
Я тороплюсь за кулисы, боясь потерять тебя в этом бесконечном космосе под названием Жизнь…
Париж. Танго-ночь…
Длинный стебель чайной розы коварно поранил изящный палец. Алая капелька крови подчёркнуто медленно слизана полуоткрытыми губами. Чёрный диск винила с лёгким шипением приглушённо выкрикивает скрипичное глиссандо аргентинского танго. За упавшими портьерами танцуют полуночные звёзды…
Танго-ночь…
Томится горячее Chateau Latour в тонких бокалах, как разогретая кровь виноградной лозы, изнеженная ласками солнца. Колдовская влага Bordeaux мерцает звёздами неизведанного. Призывные всполохи космических глубин из-под томно прикрытых ресниц. Отблески рубиновых капель на влажных губах…
Танго-ночь…
Вращающийся диск с летящими в заоблачные октавы скрипками. Ритмичный перезвон обнявшихся бокалов. Ураган цветущего жасмина французских духов. Улыбающийся бутон павшей на пол розы. Острый маникюр лакированных ногтей, оставляющий на теле извилистый узор переживаний…
Танго-ночь…
Бархат трепетных ладоней обещает сладкий обморок иллюзий. Чёрный космос ночи породил вселенский взрыв сотворения грешных страстей. Он извергся из точки тайных помыслов в межзвёздное пространство безумства прикосновений. Время исчезло. Оно замерло, притаилось, напряглось. Чтобы взорваться бешеным ритмом междометий. Вибрациями потревоженных связок, трепещущих гласными созвучиями. Есть только всё затмевающие пульсары желаний, порождающие новые желания… Танго-ночь…
Скачущие тени пожирают розовую темноту стен и потолков. Бесформенные призраки мечутся по комнате. Им вторят в огненном танце потрескивающие языки пламени свечей. Стеарин жаркими потоками истекает по мельхиору подсвечников…
Танго-ночь…
Монотонно вращающийся безмолвный диск. Перезвон первого парижского трамвая. Увядшая на полу чайная роза. Остывшая клякса пролитого вина. Два дымящихся обгоревших фитиля. Два конуса оплывшего стеарина. Два потухших вулкана…
Танго-ночь. Париж…
Сторона чужая, земля нерусская, край не родной…
Туман. Бесконечный, тяжёлый. Мутный, как деревенский самогон. Такой же оглушающий, сбивающий ориентиры, и забубённый.
За туманом ничего не видно. Словно там ничего нет. Где-то шипит, колдует морская волна. Туман заманивает, тянет, засасывает на погибель…
Ещё месяц!..
Добровольный плен – что гастролями зовётся. Пять месяцев позади. Карманный календарик в зачёркнутых квадратах прожитого. Сто пятьдесят траурных рамок сожжённых дней. Без дома. Без тебя. Без России…
Туман. Как холодная мокрая простыня на пылающий лоб. Нет мочи…
Нет житья без края чернозёмного, без лугов заливных, без запаха разнотравного. Без неба звёздного, без вётел тихих, что вдоль Дона склонились. Без объятий твоих, без слов пьянящих. Без неба степного, без воздуха, которым не надышаться. Без воды ключевой, которую пить и не напиться…
Без песен грустных в деревнях воронежских, на скамейках, под вечер, в закате догорающем. Там ветер в поле рожь тревожит. Там кони стреноженные, фыркая от удовольствия, трепетными губами целуются с клевером. Душа летит и возвращается, как эхо от косогоров придонских…
Остров туманный посреди океана атлантического. Автобусы двухэтажные. Будки красные телефонные. Речь мудрёная, непонятная. Небо далёкое, солнце не греющее, глаза ослепшие…
Где ты, Россия? Где ты, любовь моя, что Богом дадена? Где ты, земля православная, что Родиной зовётся?..
Туман…
Ночь. Холодно и неуютно в стенах цирковой гостиницы. Не спится.
Всё перепуталось в голове: сценарии будущих номеров, гастрольные города, новые лица, имена, привязанности. Зарождающаяся любовь…
Мысли переплелись, как переваренные макароны в холостяцкой кастрюле. Разбитая кровать подозрительно потрескивает, отгоняя и без того зыбкий сон. Кутаюсь в тонкое казённое одеяло. Надо бы завтра попросить ещё одно…
Скоро придёт Он…
Он приходит ко мне по ночам, реже – днём. Он всегда приходит, этот "Умник", когда хочется остаться один на один с тишиной. Когда впитываешь в себя звуки ночи, давая отдых рукам, уставшим за день от репетиций и работы. Когда хочется прислушаться к своему сердцу и чувствам.
Он приходит и начинает меня изводить умными речами, нравоучениями:
– Зачем?.. Почему?.. Как ты мог!..
От него не спрятаться, не уйти в отпуск, не взять больничный. Он – потрясающий зануда. Правда, иногда веселит своей наивностью. Но чаще – откровенно бесит! Редко мы с ним на дружеской ноте.
Вот… Уже чувствую его. Он где-то рядом. Сейчас постучит!
Я, конечно, не открою. Но этот бесцеремонный нахал всё равно будет здесь. Пролезет под дверью или в замочную скважину. Он ухищрённый малый – всегда что-нибудь придумает.
Приходит и, как всегда, молчит. Садится рядом, глядя на меня своим немигающим взглядом. Терпеливо ждёт.
Первым никогда не начинает, даже если пауза неприлично затягивается. Даже если он видит, что ты только делаешь вид, что спишь…
Редкий день Умник уходит ни с чем. Ему же надо меня поучить, повоспитывать.
Ну, вот и он…
О-о! Не-ет!..
– Явился? – хитро улыбаюсь. – Ну, что молчишь? Вроде предмета для "задушевной" беседы нет…
– Не ври себе, приятель! – вздохнув, трагически тянет Умник, словно прочитав мои сомнения. – Зачем она к тебе приходила?..
– Не твоё дело!
– Возможно. Но разумно ли то, что ты делаешь?..
Вот оно, началось…
– Послушай, старина! Ты же умный малый. Ну, хочешь откровенно? Я не в силах остановить эту лавину. Не могу управлять процессом. Что-то родилось из ничего, – оно ещё трепетное, как огонёк свечи. Такое же материальное и беззащитное.
Я боюсь пожара. Ты же знаешь сколько раз я обжигался, сдирая потом кожу. Но и не хочу, чтобы этот огонёк потух. Понимаешь?..
– Не философствуй! – бесцеремонно прерывает он меня. – Разум! – поднимает восклицательным знаком указательный палец. – Давай разложим всё по полочкам и во всём трезво разберёмся.
– Пошёл к чёрту!!! – ору я ему прямо в ухо. – Не нужны мне твои рассудительность и благоразумность!
Всё для ума! Всё для ума! А что для души, для сердца?!..
– А что будет с ней, когда ты уедешь?.. – охлаждает мой пыл ночной гость.
Противно тикают часы. Кровать сегодня точно развалится. Одеяло тяну на нос. Нет, так тоже не уснёшь! Кровать со стоном и скрипом выдержала ещё один мой пируэт. Едва сдерживаюсь от крепких слов. Три часа ночи!..
Этажом выше, в номере моего приятеля воздушного гимнаста, раздаётся заливистый женский смех. Стоп! Что-то знакомое…
– Вот это да-а!..
Ну, и где ты, умник! Где твоя мораль? О чём теперь поговорим?..
Сна сегодня не будет. Иду в ночь, бродить по улицам. Тушить, так и не состоявшийся, пожар. Встречать рассвет. Разговаривать с "умным человеком". Пытаться сохранить трепетный огонёк доверия и Любви…
Вот мы и встретились с тобой… Таким я тебя и представлял по её рассказам.
Двое мужчин. Два соперника. Два союзника в этом молчаливом вечере.
Она сидит между нами как эпоха, разделяя нас на прошлое и настоящее.
– Сигарету хочешь?..
Ты схватился за неё, как за надежду, пряча свою боль. Красивые, длинные пальцы выдали тебя. Ты волнуешься, не зная как себя вести. Долго разминаешь похрустывающий табак, нюхаешь. Сигарета… Как вовремя я тебе её предложил!
Короткий благодарный взгляд чистых близоруких глаз согрел меня. Мы будем сегодня союзниками. Я дам тебе возможность уйти красиво и независимо. Ты сегодня, увы, проигравший. Это – жизнь…
Ты смотришь на меня, явно сравнивая. В твоих глазах не видно ненависти и зла. В них есть любопытство, вопрос и досада, помноженная на мужскую ревность.
Я стараюсь быть самим собой. Ситуация напрягает и меня. Глупо как-то. Ты явно согласился быть проигравшим.
Эх, ты! Большой, красивый, умный ребёнок! Ты даже не догадываешься, что проигравший – я…
Мы с тобой актёры, коллеги по ремеслу. Ты талантливее меня, но… Видимо, сегодня я играю лучше…
Ты унесёшь в ночь свою тихую саднящую боль. Догорающее прошлое, пылавшее костром эти годы, о которое ты грел своё доброе сердце.
Я унесу складки помятой одежды и сладкий привкус ей губ, некогда осыпавших ТВОЁ тело горячими каплями женской ласки. Ты же помнишь её…
Уноси, мой проигравший друг, своё Большое Прошлое. Я увезу в другой город своё маленькое настоящее. Ей мы оставим главное – будущее…
Ты ушёл как мужчина – гордо и легко. Я дал тебе шанс.
Ты ничего не сказал мне, но я почти услышал, прочитав это в твоём прощальном взгляде: "Спасибо! Ты поступил по-мужски…"
Да, мой уходящий, только что приобретённый и навсегда потерянный друг. Я боялся увидеть твою боль, слабость, беспомощность. Ты ушёл достойно, подарив достоинство и мне…
Ночь не вечна. Через пару часов спасительный рассвет…
Я не ухожу, я – бегу! От неё, от себя…
Заблудиться бы в этих остатках бездонной осенней ночи!..
Шаги лужами разлетаются в звонкой тишине провинциального города. Петляю как вор. Куда бреду в этой вязкой черноте? Чего потерял? Себя…
Ночь – размазня…
– Люди! Где вы?!..
Кажется, весь мир уснул. Сердце вторит моим аритмичным шагам: "Тут-тут…" Ошибаешься, милое: "Там-там" никого нет…
Стоило воровать, чтобы ничего не приобрести? С таким же успехом можно было собирать утренний туман в чужом саду и, крадучись, перетаскивать его в свой…
Как она была сегодня близка! И как стала безнадёжно далека…
Хочется найти моего сегодняшнего визави, положить ему руку на плечо, признаться в своём поражении…
Одноглазый светофор монотонно подмигивает жёлтой Луне. Ветер толкает в спину как конвоир, ведущий на допрос. Из-за угла сквозняк швыряет в лицо горсть холодного дождя:
– Умойся!..
Умыться действительно хочется. Смыть сегодняшний день. Её поцелуи, горящие у меня на губах, неловкость вечера, и её нелепую ошибку…
Остановись! Зачем все эти рассказы о твоём прошлом? Я не хочу исповеди, где звучат другие имена. Мне нужна только ты!..
Мне нет дела, что ты принадлежала кому-то час назад, день, год. Это – прошлое! Сейчас ты принадлежишь только мне!..
Моя точка отсчёта – с твоего тихого стона, глубокого вздоха, начала страстного дыхания. Ты – моя!..
Нежные руки, полураскрытые в сладостном упоении губы, уносят меня из реальности в мир грёз и неизведанных ощущений. Я ещё летаю. Не разрушай придуманную сказку!..
Зачем показываешь эти фотографии? Опомнись! На них твоя прошлая жизнь…
– У тебя красивое тело… – Всё, что я смог пролепетать, собрав в тугой комок выдержку, волю, боль. Чтобы не закричать, не порвать в клочья этих маленьких глянцевых негодяев, которые без жалости и стыда предлагали мне твою обнажённую плоть… в его объятиях.
Опомнись! Мгновение назад МОИ губы тебя согревали. МОИ руки дарили тебе нежность и откровение. Сердце ещё прыгает в груди от твоего огненного танца. Что ты делаешь!..
Капли дождя маленькими дробинками стучатся в гостиничное окно. Входите, не заперто. Поздравьте проигравшего победителя…
Он тихо и грустно сказал ей:
– Не надо так со мной. Я – художник. Я – скрипка, которую ты терзаешь безжалостными пальцами.
Она рассмеялась:
– Какой же ты художник, если у тебя нет красок? К тому же ты не умеешь рисовать. Какая же ты скрипка, если я не слышу музыки?
Она была очень умной и мудрой, эта девушка.
Он вздохнул, нежно посмотрел в её непроницаемые глаза. И ушёл. Навсегда.
Привычное небо вдруг стало серым. Цветы и солнце монотонно-блёклыми. Море свинцовым. Акварельный закат неожиданно погас, оставив после себя рваную розовую рану на небе…
Звуки исчезли. Только нескончаемый гул автомобилей и шуршание колёс по мокрому асфальту…
Она всё поняла. Потом…
Она была очень умной и мудрой, эта девушка.