Лори долго не мог заснуть в эту ночь. В его мыслях путались нелепые ситуации. Вот он видит себя президентом страны, милостиво дарующим свободу всем заключённым. Он сам прибывает в тюрьму Сто первого, огромным ключом открывает дверь Деду — его ждёт молодая, красивая Клара. Он снимает петлю с шеи смертника в тот момент, когда трап уже готов был открыться. Он разрешает Рибару уехать домой, поскольку нежелание воевать уже не преступление: он, президент, отменил все войны, вернул всех солдат из дальних стран домой. Затем он подходит к камере, где сидит Гелиор, Но тут его мысли спотыкались. Ему очень хотелось быть президентом, тем более таким великодушным, каким он себя представлял, и в то же время он бы мечтал быть на месте Гелиора. Вот это да! Уж такому-то не страшны какие-то жалкие истории с конкурсом. Такому ничего не страшно. Живёт в тюрьме так, как ему, Лори никогда, наверное, не доведётся жить на свободе. Да и сидит он так, для развлечения. Не такой уж Лори дурак, чтоб не понять, что к чему. Просрочил разрешение на револьвер! Ха! Ха! Нет, такому ничего не страшно. У него всё есть и всё, что захочет, будет.

Где-то на этом месте, в напряжённой борьбе между желанием стать президентом и Гелиором, Лори наконец заснул. Однако спал он беспокойно. Ему снились тяжёлые двери, виселицы, деды-гномы, заковывающие его в наручники, решётки, бетонные стены — словом, всякие жуткие вещи. Арк пришёл поздно, поговорить они не успели, и лишь за завтраком Лори торопливо поделился своими впечатлениями о тюрьме.

— Богопротивное место, — неодобрительно заметил Арк, уничтожая яичницу.

— Да дело не в месте. Дело в том, кто там сидит.

— Отступники божьи, — твёрдо сказал Арк. — Грешили, зло приносили человекам, потому в узилище и ввергнуты! Для них ад уже на земле.

— Знаешь, Арк, — Лори с жалостью посмотрел на своего Друга, — удивляюсь я тебе иногда. Порешь какую-то чепуху, а ещё граф! Ты бы посмотрел сам. Для кого ад — вот для этого Рибара, например. Он там из карцера не вылезает. А Гелиор как в раю живёт, только что винопровод к нему ещё не провели. Так что я в такой ад не прочь бы попасть.

— А всюду так, — неожиданно согласился Арк, — вся земля и есть для кого ад, для кого рай, а для кого и чистилище. Для тебя, например.

— Почему это для меня? — вскинулся Лори. — А для тебя? Но от второго вопроса Арк отмахнулся.

— Потому что ты ещё ничего ни хорошего, ни плохого не сделал. Ещё топчешься. Богу неизвестно ещё, куда тебя девать: то ли в рай, то ли в ад.

— Ну знаешь! — Лори был искренне возмущён. — Это тебя неизвестно куда девать: то ли в сумасшедший дом, то ли в…

Но Арк не дал ему закончить:

— Иди, иди, опаздываешь! Меня уже дели. А вот ты подумай о путях своих.

Докончить спор Лори не удалось, он действительно опаздывал.

Когда он прибыл в телецентр, Лукач оттащил его в сторону и, испуганно вытаращив глаза, зашептал:

Слушай, парень, что они от тебя хотят? Неужели этот конкурс проклятый? Сейчас звонила секретарша от самого. Спрашивала твой год рождения. Я тонко постарался выведать, в чём дело, «Зачем?» — говорю» Она сразу и проболталась. «Для полиции», — говорит.

Лори сел на скамейку. В голове у него зашумело. О господи! Когда это всё кончится? Ведь сказал же господин Леви, что выручит. Неужели не может? Конечно, Лори не Гелиор, его сгребут и засадят в одну минуту, но если господи и Леви захочет, его не тронут. Сказал, что даёт какое-то поручение, что выручит. Может, теперь это дело провалилось, или он посчитал, что Лори не подходит, или вообще забыл о нём…

Лори был в отчаянии. Теперь он уже не сомневался, что скоро будет за решёткой. Он уже прикидывал, не поможет ли ему знакомство с заместителем директора тюрьмы. Может, камеру получше даст, в карцер сажать не станет…

Настроение Лори в течение всего дня было настолько мрачным, что всё у него валилось из рук, Он даже не пошёл в кафетерий. Кенни сегодня работала утром, они увидит его физиономию, сразу поймёт, что что-то неладно, начнёт приставать с вопросами… Нет, у Лори не было сил ей отвечать. Пусть всё пройдёт мимо неё. Пусть она узнает, когда Лори уже будет «там». Она зарыдает, побежит к нему, её не пустят… Пройдут годы, Кенни выйдет замуж. У неё будут дети. Однажды, гуляя в парке, она встретит вышедшего на свободу Лори. Он будет красивый, весь седой. Кенни бросится и нему, но он лишь окинет её презрительным… нет, лучше горьким взглядом, Взглядом с невыразимым упрёком. Да! Так лучше. И уйдёт. И она уже никогда в жизни больше не будет счастлива.

У Лори даже повлажнели глаза.

Нет, так не годится. Кенни — хорошая девушка, ей надо жить не в аду, а в раю. Лучше пусть она, как Клара, ждёт его всю жизнь, в тюрьме они повенчаются… Только вот на что она будет жить? Если так, как Клара…

Невесёлые, смутные мысли бродили и тот день у Лори в голове. Они вполне соответствовали погоде: мелкий дождь навис над городом серо-белой пеленой. Порой налетал ветер и швырял ледяные капли в лица прохожих. Низкие тёмные тучи без толку болтались по небу, гонимые капризным ветром то туда, то сюда.

Лори не захватил своего прозрачного плаща и теперь по дороге к автобусной остановке и в ожидании основательно промок Арк задерживался, в комнате было темно, холодно и неуютно. Был его день дежурства, но зная, что Арк задерживается он ничего не купил и теперь испытывал тягучее чувство голода. Всё было не так, всё противно, всё как-то неудачно.

А на следующий день — так бывает лишь в сказках — всё перевернулось.

Арк подал на завтрак подаренный ему кем-то ананас. Солнце палило вовсю, цветы и сквере благоухали. Автобус подошёл, как раз когда Лори явился на остановку, был, против ожидания, почти пустой, и он смог сидеть всю дорогу. У входа в телецентр он встретил ту самую смешливую секретаршу господина Леви. Она прикатила на мотороллере (не то что Лори, который в будни не пользовался своим, экономя на бензине). Лори не мог надеяться, что она помнит его и вообще заметит.

Но она неожиданно заулыбалась, подмигнула ему и сказала:

— Ну что? Можно поздравить?

— С чем? — растерялся Лори.

— Как с чем? С прибавкой.

— С какой прибавкой?

— А ты ещё ничего не знаешь? Ну ладно, когда узнаешь, не забудь принести шоколадку. — Она звонко рассмеялась и исчезла, оставив Лори в полном недоумении.

Впрочем, недоумение длилось недолго. Как всегда, Гермесом, носителем известий, оказался Лукач.

Слушай, Рой, — он широко улыбался, — невероятные дела творятся на свете. Вчера тобой полиция интересовалась, а сегодня тебе жалованье увеличили. И не как-нибудь, на двадцать процентов! А? Что скажешь? Это за вашу тюремную передачу. Я, как вчера мне секретарша насчёт полиции позвонила, решил, грешным делом, что придётся тебе тюремные передачи носить, а окапывается, передача, да не та! — Он долго и с удовольствием смеялся своей незамысловатой шутке. — Распоряжение прямо на стене повесили — Лему и тебе «за великолепно сделанный материал». Так и написано. Сам господин Леви подписал, А ты небось вчера перепугался? — И он опять засмеялся.

«Это неслучайно, — размышлял Лори. — Я понимаю, в чём дело. Это продолжение разговора с господином Леви. Смотри, мол, Рой: хочу — упеку, хочу — озолочу. Скорей бы уж всё это кончилось». Потом Лори корил себя — придумывает всякую ерунду! Делать господину Леви больше нечего, как играть с каким-то подсобником. Уж больно много Лори о себе вообразил. Про него и забыли давно, просто хорошо сделали передачу — вот и наградили. И вообще давно пора бы прибавить жалованье, Тут мысли Лори приняли новое направление. Что делать с прибавкой? Не сыграть ли?

Странное дело: в этом городе, где игорных автоматов было больше, чем деревьев в лесу, где чуть не каждый второй дом — игорный клуб, местные жители почти не играли. Так, иногда опустят монетку в автомат. Играли приезжие. А местные слишком многого навидались. Они прекрасно знали, что никто ещё на этих картах, костях, рулетках не разбогател, зато могли привести множество примеров, когда люди теряли всё, что у них было, разорялись, становились нищими или жалкими «игроманами» (как их называли но аналогии с наркоманами) — рабами зелёного сукна, с утра до вечера толкавшимися в шумных залах, с липкими ладонями, лихорадочно блестящими глазами, пересохшими губами.

Нет, местные жители знали, что фортуна — дама не серьёзная, с ней лучше не иметь дела, а вот владельцы игорных домов, наоборот, люди весьма серьёзные и с ними иметь дело тем более не следует. Ничего хорошего из этого не получится.

Куда же всё-таки девать прибавку? Так этого важного вопроса он в тот день и не решил. Было некогда. Подумав, что лишние деньги дают ему право пользоваться теперь мотороллером и в будни, он, закончив смену, заехал за Кенни.

— Ты что это раскутился? — поинтересовалась девушка, — Опять миллионером стал или делали передачу с заправочной станции?

— А ты распоряжение видела? Висит в главном холле. Нет?

— Я туда не хожу, — фыркнула Кенни, — Я ведь полезной работы не делаю, только бифштексы подаю!

— Ладно, не ворчи, — сказал Лори, небрежно заводя роллер. — Прибавку мне дали. Не знаю, куда деньги девать. Вот решил бензин покупать.

— Прибавку? Так что ж ты молчишь? Вот здорово! Лори, я так рада за тебя…

— Я и сам рад, — не выдержал Лори и широко улыбнулся. — Говорят, мы с Лемом хороший материал сделали, вот и дали.

Но тут всё же Лори понял, что перегнул, а с Кенни, бескомпромиссно честной и прямой, этого делать но следовало, и добавил:

— Ну, сама понимаешь, я-то сбоку припёку, а Лем молодец… Но вот видишь, и мне перепало, наверное, хорошо прожектора держал.

Но Кенни не смеялась. И тот день она была в лирическом настроении. Оголив свои красивые ноги, что вызывало неизменный восторженный свист всех встречных автомобилистов, обняв Лори за талию, она положила голову ему на спину и вся отдалась убаюкивающему ритму быстрой езды. Так они мчались по шоссе долго-долго, а прямые, цвета спелой ржи волосы Кенни развевались сзади, как кормовой флаг корабля.

Остановились в загородной молочной, чтоб съесть бутерброды и выпить пол-литровые кружки молока.

— Ты меня очень любишь? — неожиданно спросила Кенни, наклонясь к Лори через стол.

Молочная представляла собой стеклянный куб с расставленным в нём десятком столиков. Солнце пронизывало её насквозь. Золотистая пыль висела в воздухе. До боли в глазах сверкали грани стаканов. Стеклянные стены не мешали виду, и казалось, что сидишь посреди зелёных холмов, под голубым небом, что стоит протянуть руку — и можно коснуться невысоких кустов, высоких трав.

Влево от шоссе, извиваясь тяжёлой белой лентой, уходила вдаль старая дорога. Когда-то по ней брели тысячи бородатых людей, скрипели фуры, кричали дети. Люди брели в погоне за золотом. Теперь старая дорога была заброшена. Лишь изредка проносились по ней, поднимая тучи мучной пыли, машины какой-нибудь киностудии в погоне за экзотическим пейзажем или уже совсем ошалевшие и пресытившиеся номенклатурными достопримечательностями туристы сворачивали посмотреть: а что там?

Было в бесполезно уходящей вдаль дороге что-то печальное, жалкое и тоскливое, словно в древнем, отслужившем своё шарабане или в доживающей век слепой лошади.

К чему она, эта дорога, когда в мире столько красивого, интересного, радостного — например, любовь?

Ни для Лори, ни для Кенни, ни даже для добродушного Лукача не было секретом, что они любили друг друга, как любят в восемнадцать лет. Они частенько целовались украдкой. Да и не украдкой тоже. А вот само это слово «любишь» прозвучало сейчас впервые.

Кенни смотрела на него настойчиво, требовательно, она перегнулась через стол, и её серые глаза казались так близко просто огромными

Лори молчал, он немного растерялся и смутился.

— Конечно… очень.

— Что очень?

— Люблю очень…

— Кого любишь? Отвечай полной фразой, — строго потребовала Кенни.

Тебя люблю очень! — чуть не закричал Лори и испуганно оглянулся. — Чего это ты? — Он овладел собой. — Чего ты спрашиваешь? Ты что, не знаешь?

— Мало ли что я знаю. — Кенни стала поправлять причёску. — Я хочу, чтоб ты сделал официальное признание. А то вдруг потом откажешься? Имей в виду, у меня в клипсе магнитофон.

Она опять была весёлой и насмешливой. Лирический порыв миновал.

Потом они вышли из молочной и пешком пошли по сворачивавшей влево от шоссе старой белой дороге. Они брели долго, не торопясь, сняв туфли и погружая ноги в мягкую белую пыль, срывая и теребя зубами высокие степные травы, вдыхая запах жаркого песка, аромат степи, заглатывая свежий колючий ветерок.

У одного из холмов дорога раздваивалась. Остановились на развилке. Куда идти? Левая ветка уходила вверх на холм, она была каменистой и совсем запущенной. Правая — спускалась в лощину, по ней иногда ездили. «Ещё бы, — подумал Лори, — спускаться всегда легче, чем карабкаться вверх».

Куда же идти? Так вот и в жизни. Остановишься на перепутье, а дальше?.. В конце концов они повернули назад. Это был самый лёгкий выбор. На дороге так можно сделать.

Дошли до молочной, выпили ещё по стакану, сели на мотороллер и поехали обратно. В ту минуту их ничего не интересовало, кроме них самих. Весь мир уменьшился до этого мчавшегося по шоссе мотороллера. Мотороллер превратился сейчас в земной шар, летевший в безграничном космическом пространстве. Весь мир сейчас сосредоточился для них в их внутреннем мире… Для них.

Для всех остальных огромная и сложная жизнь продолжала существовать. Больше того, в ней происходили события, которые, к сожалению, имели непосредственное отношение к дальнейшей судьбе Кенни и Лори.

После скандала с конкурсами на крупнейших телецентрах страны независимая радиостанция Сто первого «Правдивые вести» начала кампанию по разоблачению аналогичных конкурсов, устраиваемых «Западом-III». «Правдолюбцы», как называли в журналистских кругах работников этой радиостанции, откопали кельнера из ресторана, который признался, что Усач заранее сообщил ему все вопросы и ответы. Он написал подробные показания. Но потом отказался от них.

Тогда они разыскали ещё одного и почти уговорили его. Но накануне того дня, когда он должен был выступить по радио, его сбила машина.

Репортёры «Правдивых вестей» продолжали поиски свидетелей, документов, но ничего определённого сообщить не могли. Ограничивались общими туманными намёками. Они знали: только скажи неосторожно фразу, и адвокаты Леви немедленно начнут процесс о диффамации, затаскают их по судам, разорят, а то и вообще прикроют радиостанцию, самих же «правдолюбцев» упекут в тюрьму. Судьи, прокуроры, губернатор — все будут на стороне Леви. Им не раз доставалось от «Правдивых вестей», и закрыть радиостанцию, торчавшую, как заноза, в благообразном и надёжном теле Сто первого, было тайной мечтой всех «отцов» города.

Так что приходилось соблюдать большую осторожность.

Найти бы честного человека, которого нельзя было запугать или купить, который мог бы представить надёжные доказательства, выступить, разоблачить дельцов «Запада-III». Но пока такого человека не находилось. Единственно, чего добились «правдолюбцы», это ареста Усача. Но он и в тюрьме молчал как рыба.

Тогда они потянули за другую нить, лишь временно оставленную ими. Стали раскапывать историю с самоубийством налогового инспектора Ритона.

А была эта история весьма таинственной и вызвала немало толков, правда, лишь среди узкого круга посвящённых, так как для широкой публики её быстро погасили газеты и «Запад-III».

Господин Латерн, главный редактор «Правдивых вестей», выяснил следующее.

Налоговый инспектор Ритон был человеком редкой в наше время честности и принципиальности. Трудно сказать, как при подобных качествах он мог столь долго продержаться на своём посту, но факт оставался фактом — много лет Ритон служил в налоговом ведомстве, правда никуда не продвигаясь. Его всё время перебрасывали из города в город. Однако он был большим специалистом, великолепно знал своё дело, поймать его ни на чём не удавалось. Так он и служил, беспощадно сдирая налоги с тех, кто пытался их скрыть. Финансисты, склонные в этой области к некоторой забывчивости, ничего не могли поделать: к взяткам Ритон оставался равнодушен. Очутившись в Сто первом, он так же ревниво и дотошно, как обычно, взялся за дело. Поскольку из крупнейших богачей города в его ведение входил господин Леви, он и начал с него. Он быстро раскопал в делах Леви немало подозрительного, хотя на первый взгляд и мелкого.

За незначительными открытиями потянулись более серьёзные, и тогда Ритон затребовал счётные книги ряда предприятий Леви, его декларации о заработанном капитале, ведомости на уплату налогов и другие документы за последние несколько

лет.

Далее сведения, которыми располагал Латерн, становились более отрывочными. Было ясно, что Ритон вскрыл грандиозные дела. Несколько раз к нему домой заезжали доверенные люди Леви, а однажды даже приехал он сам. Соседи слышали негодующие восклицания Ритона. Как-то, выпроводив «гостей», он вышел на улицу и встретил живущего по соседству инженера. Как сообщил инженер Латерну, Ритон был вне себя от возмущения. «Подлецы, они думают, что всех можно купить, были бы деньги! Так вот — не всех! Ритона купить нельзя!» Инженер попытался выяснить побольше, но Ритон замолчал, он чувствовал, что и так сказал лишнее.

Когда стало ясным, что подкупом ничего не сделаешь, видимо, последовали угрозы. Во всяком случае, Латерн точно установил, что за месяц до своей смерти налоговый инспектор купил револьвер и зарегистрировал его в полиции…

Всё говорило о том, что Ритон был убит. Делали дело профессионалы. Его, скорей всего, задушили, а потом инсценировали самоубийство.

Отдельные попытки дотошных репортёров, в частности старого опытного хроникёра Руго, докопаться до истины были быстро пресечены полицией. Дело было закончено. Следователь установил самоубийство. Всё.

Латерн заинтересовался одной деталью. Убийцы перевернули комнату вверх дном. Они что-то искали. Что именно, Латерн знал — документы, разоблачающие махинации Леви, Но вот нашли ли они эти документы? Или налоговый инспектор сумел их так надёжно спрятать, что поиски оказались тщетными? А может быть, он их хранил вне дома, в банковском сейфе, например, или переслал кому-нибудь, или, наконец, отдал на хранение надёжному человеку.

Латерн понимал, что окажись эти документы у него в руках, с Леви будет покончено. Он не только будет отвечать за неуплату налогов (этого правительство не прощает даже миллионерам). Наверняка вскроется дело и с убийством Ритона, а быть может, и другие дела.

Но это понимал и Леви. Он, конечно, ничего не жалел, чтобы разыскать документы, висевшие над ним как дамоклов меч.

Надо было найти их раньше.

Вскоре Латерн установил, что дома Ритон документов не держал. Как-то на шутливый вопрос одного из сослуживцев, не боится ли он хранить досье, которые, как говорят, он всегда заводит на нерадивых налогоплательщиков, Ритон так же шутя ответил: «Ну, если б я такие документы держал дома, меня бы грабили каждую неделю».

Значит, не дома. Тогда где? Латерн убедился, что ни в одном банке у Ритона сейфов не было, что на службе после него ничего интересного не нашли, что по почте он за последние месяцы никуда ничего не посылал.

Оставалось одно; Ритон кому-то, очень надёжному, так как был человеком недоверчивым, передал документы на хранение.

Но кому? И Латерн начал устанавливать, с кем дружил и встречался Ритон.

Сделать это было нелегко. Ритон — холостяк, приехал из другого города, в Сто первом друзей завести, наверное, не успел. Да и характер у него был необщительный, даже подозрительный. Разумеется, к нему заходили изредка сослуживцы, соседи, но всё это в счёт не шло. И всё же упорные труды Латерна увенчались, наконец, некоторым успехом. Небольшим, правда, но всё же.

Совершенно случайно ему удалось выяснить с помощью весьма наблюдательного старого паралитика, жившего напротив дома Ритона и целые дни торчавшего в кресле у окна, что к Ритону, всегда поздно вечером, наведывался последнее время человек, старавшийся скрыть свою внешность. Человек этот носил чёрные очки, был, судя по походке, немолод, бедно одет. Он надвигал на глаза шляпу и поднимал воротник пальто, с которым не расставался даже в самые жаркие вечера.

В последние перед убийством дни человек заходил чуть не каждый вечер.

За день до роковой ночи Ритон вернулся к себе часов в десять, с большой кожаной папкой под мышкой. Правую руку он не вынимал из кармана и всё время пугливо озирался. Около полуночи к нему пришёл тот неизвестный человек и через час вышел с кожаной папкой, которую паралитик видел незадолго перед этим в руках Ритона.

Человек, поминутно оглядываясь, быстро исчез в темноте. На следующую ночь он явился опять, но до Ритона не дошёл. Что-то спугнуло его. Он долго стоял у паралитика под окном, спрятавшись за деревом, да так и не решился зайти к налоговому инспектору.

Теперь картина прояснилась ещё больше. Скорее всего, Ритон договорился с кем-то о передаче документов, принёс их из неизвестного хранилища домой, через два часа у него их забрал незнакомец. Когда на следующий день тот пришёл на очередное свидание, он был настороже. Он ожидал, что в любое время на Ритона может быть совершено нападение. И не ошибся. Во всяком случае, на его счастье, он заметил убийц раньше, чем они его. Выходили ли они из дома налогового инспектора после совершения преступления, или, наоборот, входили в него, так или иначе неизвестный обнаружил их и скрылся.

Из всего этого следовало: документы Леви захватить не смог. Они у кого-то хранились. Можно было предполагать, что всё, что смог установить Латерн, знал в какой-то степени и Леви. Наверняка и он разыскивал неизвестного.

Отдел хроники «Правдивых вестей» превратился в детективное агентство. Репортёры без конца ходили по домам, барам, клубам, наводили справки, искали…

Паралитик, оказавшийся поистине непревзойдённым наблюдателем, заметил, что однажды неизвестный слегка покачивался. Другой раз, выйдя от Ритона, он остановился возле уличного фонаря, достал из заднего кармана брюк бутылочку в форме фляги и сделал из горлышка несколько глотков.

Был сделан вывод, что неизвестный — пьяница. Это было странно, так как становилось непонятным, как такой осторожный человек, как Ритон, мог довериться алкоголику, И всё же репортёры теперь усиленно посещали бары и кабачки, разыскивая таинственного человека.

Тут выяснилось неприятное обстоятельство. В процессе опросов установили, что кто-то идёт по тому же пути. Кое-кто из опрошенных официанток, владельцев баров, музыкантов сообщил, что к ним уже приходили И задавали те же вопросы. Причём не из полиции.

Вероятно, журналисты «Правдивых вестей» и люди Леви шли по одной дороге.

Вот какие события происходили в большом мире, во всяком случае, в Сто мерном городе страны, пока Лори и Кенни безмятежно целовались В кино или мчались навстречу ветру на мотороллере.

Лори начал уже успокаиваться и забывать о всех треволнениях, связанных со злополучными конкурсами, когда в один добрый (или недобрый) день прибежал рассыльный и, ко всеобщему изумлению, сообщил, что его вновь срочно вызывает господин Леви.

На этот раз Лори волновался меньше; судя по всему, господин Леви сдержал своё обещание и выручил его. Всё же, когда он вошёл в комнату, где сидели весёлые секретарши, лицо его выражало страх и почтение.

Господин Леви показался Лори ещё грознее, чем в прошлый раз, глаза из-под густых бровей смотрели ещё более проницательно и беспощадно. Лори сделалось не по себе.

Господин Леви не любил терять время даром, он сразу приступил к делу:

— Садись, Рой, я тебя спас, да ещё жалованье прибавил, теперь пришло время расплачиваться по векселям.

Таким образом господин Леви сразу напомнил Лори о всех своих благодеяниях и потребовал расплаты.

— Конечно, господин Леви… Я готов… Спасибо за прибавку.

Некоторое время владелец «Запада-III» внимательно рассматривал Лори, словно оценивая препятствие. Так спортсмен смотрит перед прыжком на планку.

— Ты знаешь радиостанцию «Правдивые вести»? Слышал когда-нибудь их передачи?

Лори, как и все, был достаточно осведомлён об отношениях своего начальника с этой радиостанцией. Поэтому он тут же изобразил на лице крайнюю степень пренебрежения и фыркнул:

— Это «правдолюбцы» — то? Слышал. Но слушать их глупости мне некогда.

Реакция господина Леви была, однако, весьма неожиданной. Он недовольно сжал губы.

— А они не глупости передают. У них каждый репортёр трёх моих стоит. Они в сто раз бедней, чем я, и у них работает в десять раз меньше народу, но они умеют делать передачи. Может быть, потому, что работают не за деньги, — добавил он словно про себя. Так вот, именно потому, что они так ловко пропагандируют свои идеи, а идеи эти вредоносны, их надо… Словом, честь и хвала тому, кто сможет избавить нас от этих «правдолюбцев». Он сделает доброе дело. Ты можешь в этом деле участвовать. Готов?

— Готов, — поспешно согласился Лори.

— Сегодня у нас среда… В пятницу пойдёшь к ним наниматься на работу.

Если б господин Леви сказал Лори, что его приговорили к пожизненному тюремному заключению или что он делает его своим первым заместителем, он был бы менее поражён. У Лори просто отнялся язык. Молча взирал он на господина Леви.

Но потом стал соображать. Здесь у него интересная работа с Лемом, приличный заработок, здесь он ежедневно видит Кенни, Лукач к нему хорошо относится. А там? Новые люди. Как ещё они его примут? Жалованье там наверняка меньше. Потом, они враги. И вообще, если верить газетам, «Западу-III», это смутьяны, бандиты, для которых нет ничего святого, которые только и делают, что стараются всем напакостить. А уж ему, Лори, пришедшему из вражеского лагеря, тем более. Зачем он им?

Тут в его душе вспыхнула надежда: всё это предприятие никуда не годится, они просто не возьмут его.

Но господин Леви словно читал его мысли.

— Не беспокойся, на работу они тебя возьмут. Возьмут, потому что ты скажешь, что тебя отсюда выгнали, постарались отделаться из-за конкурсов. Мол, ты участвовал в них, скомпрометирован… Схватят с руками и ногами. Начнут расспрашивать. Ты молчи. Скажи, что лучше будешь голодать, чем доставишь неприятности человеку, который тебе сделал добро, — Усачу. Ясно? Не деньги, не страх тебя держат. Только совесть! Они таких ценят. И начнут тебя агитировать, чтоб рассказал, что знаешь. Что так будет «честно», «благородно», «на благо общества» и всякую такую ерунду… Ты постепенно уступай. Скажи: кое-кто у тебя здесь остался из друзей. Можешь их повидать. Достать разные материалы. Ну, это я тебе потом объясню. Кстати, когда станешь приходить сюда к «друзьям», я тебе буду давать все указания. Ясно?

— Ясно, — упавшим голосом прошептал Лори.

— Теперь так. Денег они тебе будут платить мало. Но своё жалованье у нас, вместе с недавней прибавкой, будешь по-прежнему получать. Конечно, тайно. Ты ведь остаёшься нашим работником. Когда это осиное гнездо прикроют, вернёшься сюда официально, и я подыщу тебе должность получше. Пойми, Рой ты сейчас как смелый агент в тылу врага. Агент маскируется, подделывается под противника, не отказывается ни от какой работы, чтобы выполнить своё благородное задание. Ты теперь Джемс Бонд. Ясно? Твоя задача — бить врага изнутри. А потом ты вернёшься домой. Дом твой — это «Запад-III». Могу тебе обещать, что, если ты справишься с заданием, тебя у нас ждёт хорошая перспектива, бедняком не будешь. Иди. Подумай обо всём этом. А завтра сам заходи ко мне, секретаршам я скажу. И не вздумай сказать кому-нибудь о нашем разговоре… Понял? Для тайного агента болтливость — это гибель. Никому ни слова, даже твоей Кенни…

«Господи, — подумал Лори, — и это знает. Он всё знает». Забыв попрощаться, Лори вышел из кабинета.

К счастью, работы сегодня не было, и, забравшись в солнечный уголок во дворе он мог спокойно поразмышлять. Сначала мысли его приняли невесёлое направление. Всё так хорошо устраивалось, а тут перемены. Тревожные, неопределённые. Риск. Но, с другой стороны, как жить, не рискуя. Без риска ничего не добьёшься. А как же тайные агенты, шпионы, разведчики, от которых без ума женщины, которым всё удаётся, которые из любого положения выходят победителями? Господин Леви так и сказал, что он, Лори, — Джемс Бонд. Лори представил себе, как он ночью остаётся в помещении радиостанции «Правдивые вести». Бьёт полночь. В чёрных перчатках, в маске, с пистолетом в одной руке, с фонариком в другой он крадётся по коридорам и лестницам. Вдруг на его пути фигура — это ночной сторож. Короткий удар, приём каратэ — и человек падает мёртвым. Нет. Так не годится. Лори становится жалко сторожа. Старик небось… Пусть лучше собака. Да, собака в бешеном прыжке устремляется к его горлу. Но молниеносно следует выстрел из бесшумного пистолета, и огромный зверь падает мёртвым. А сторож? Ну, сторожа можно усыпить хлороформом.

Потом Лори вскрывает сейф с помощью специального приспособления. Вот и тайные документы. Готовится заговор с целью убить президента… Это он, пожалуй, перехватил! С целью убийства мэра Сто первого. Да, так будет лучше. Заговор разоблачён. Это сделал Лори. Его награждают. Нет, тайный агент — это здорово! Только бы не проговориться Кенни. Она как посмотрит своими ясными глазищами — ничего не скроешь. Поверит ли она в предлог, выдуманный господином Леви?

Потом Лори начинает мечтать о вещах менее фантастических, но не менее приятных. Значит, теперь он будет получать, если считать с прибавкой, пятьдесят монет на «Западе-III» да ещё в «Правдивых вестях», может, тридцать в неделю. Это совcем неплохо. А если он хорошо выполнит задание, так господин Леви ещё раскошелится. И должность получше обещал. Потом он накопит деньжат и откроет… сыскное агентство. У него опыт… будет опыт. А сыщики, если верить журналу «Детектив», здорово зарабатывают. Только надо кончить заочные курсы этого журнала…

Короче говоря, когда Лори пошёл в кафетерий на обед, настроение его было прекрасным. Но когда к столику подошла Кенни, оно опять испортилось. Как ей сказать?

Наконец он решил действовать, как господин Леви, — сразу.

— Слушай, Кенни, — сказал он, когда, воспользовавшись минутой затишья, девушка задержалась у его столика, — я ухожу из «Запада— III».

— Уходишь? Кенни побледнела. — Как — уходишь? Почему, Лори?

— Меня опять вызывал господин Леви, сказал, что у него из-за этих конкурсов неприятности, намекнул, что лучше мне уйти. Обещал за два месяца вперёд жалованье заплатить, тоже, наверное, не хочет, чтоб я насчёт этих конкурсов болтал.

— А что ты можешь болтать? — сразу насторожилась. Кен ни. — Другие, может быть, жулики, но у тебя-то всё было честно. Верно?

— Конечно! — Лори проклинал себя за неудачную фразу. — Но он, может, думает, что я нарочно мстить ему буду. Откуда я знаю!

— Ну, а куда ж ты? — упавшим голосом спросила Кенни, — Ведь с работой так трудно. Я спрошу, но не знаю…

— Пожалуйста, не надо, — поспешил успокоить её Лори, — я тут уже кое-что наметил, кое с кем поговорил…

— Когда ж ты успел? — удивилась Кенни.

Вот чёрт! Никак её не проведёшь. Всё замечает.

Лори рассердился:

— Ладно, Кенни, это моё дело. Я мужчина, уж как-нибудь без твоей помощи обойдусь!

Кенни вспыхнула.

Конечно, ты мужчина! Ты уже один раз обошёлся без моей помощи. — Она повернулась и ушла.

Лори досадливо поморщился. Что ни скажет сегодня, всё пальцем в небо. Ведь действительно сюда-то, в «Запад-III», его устроила Кенни. Ну ладно, заедет за ней после работы, помирятся. Всё устроится.

По ничего просто не устроилось. Неожиданно у Лори оказалось множество друзей. Лукач тут же взялся звонить брату в другой город, не возьмут ли там Лори боем в отель. Лем заявил, что сейчас же пойдёт к господину Леви и потребует, чтоб Лори не трогали. Арк сообщил, что, кажется, освободилось место истопника в церкви, но придётся ходить к обедне. Нашлись ребята из его же осветительной группы, рабочие, всякая мелкая сошка. Все норовили ему помочь: терял работу такой же, как они, бедняк, их товарищ, на месте которого в любую минуту мог оказаться любой из них. Надо было помочь, и они старались сделать это как могли. Лори понял, что надо срочно устраиваться на «Правдивые вести».

Он имел ещё одну беседу с господином Леви, который дал ему последние подробные инструкции.

И однажды утром он явился в лагерь «противника».

Радиостанция «Правдивые вести» помещалась на окраине города, в старом двухэтажном большом доме, над которым возвышалась ажурная мачта и ещё куча каких-то мачт, антенн, шпилей и спиралей. Дом был окружён забором. На пыльном дворе не росло ни единого деревца.

У ворот сидел пожилой сторож с пистолетом на боку (это ему Лори даровал жизнь).

Когда Лори проник в здание, то понял разницу между «Западом-III» и «Правдивыми вестями». На телецентре всё было ультрасовременно: мебель, пластик в коридорах, пробковые стены в студиях, кондиционированный воздух, бесшумные лифты. Всё сверкало, блестело, впечатляло посетителя. Здесь же были давно не ремонтированные помещения, облезлые диваны, тёмная столовая с баром на первом этаже. Унынием и бедностью веяло от этого дома.

Лори принял сам господин Латерн — главный редактор «Правдивых вестей». Так здесь повелось: любого работника, даже самого маленького, принимал Главный, как с подлинным уважением называли господина Латерна сотрудники радиостанции. Приёмная Главного мало чем отличалась от приёмной господина Леви, она была только поменьше и скромнее обставлена, Но сидели в ней и дробно стучали на машинках такие же молоденькие, весёлые секретарши.

Зато кабинет был А совсем другим. Он представлял собой небольшую уютную комнату с обтянутыми зелёной кожей стенами. Мягкие, тоже обтянутые зелёной кожей кресла были придвинуты к круглому массивному столу. Этот круглый стол и был служебным столом Главного. Просто перед одним из кресел возвышался чернильный прибор, изображавший сцену из быта золотоискателей, стояло три телефона и лежала стопка бумаги, А в самом кресле сидел господин Латерн, главный редактор, создатель, душа и мозг независимой радиостанции «Правдивые вести», единственной сумевшей сохранить в этой части страны свою самостоятельность. Господин Латерн был немолод; на вид ему можно было дать лет шестьдесят, но высокий рост и весёлые глаза молодили его. Казалось странным, что главный редактор лично принимает людей, приходящих устраиваться на работу. В действительности же в этом не было ничего удивительного — таких посетителей насчитывались единицы. Радиостанция «Правдивые вести» не особенно привлекала. Газеты травили её, влиятельные и богатые горожане ненавидели, платили гам мало, а уйдя оттуда, невозможно было устроиться в другое место.

Поэтому работали там или люди принципиальные, идейные, понимавшие, что делают честное большое дело, и шедшие ради этого на всё, или на второстепенных должностях неудачники — те, кто уже никуда не мог устроиться.

Вот почему творческих сотрудников радиостанция насчитывала немного) но это были настоящие люди, надёжные, верные, на которых Латерн мог положиться.

— Вы насчёт работы? — спросил Главный, указав Лори на одно из кресел.

— Да, — Лори продолжал стоять. — Я потерял работу, и мне сказали, что, может быть, у вас что найдётся.

— А что вы умеете делать? Да вы садитесь.

— Я работал разносчиком газет, подсобником, осветителем, могу быть рассыльным, вожу машину и мотоцикл. В общем-то, я ещё не успел многому научиться…

— Да, наверное. — Главный улыбнулся. — А где вы работали последнее время?

— На «Западе-III», — ответил Лори тихо, опуская глаза.

Когда он поднял их, то увидел, что лицо Главного не изменило выражения, он по-прежнему смотрел на Лори внимательно и доброжелательно.

— Ну, а почему вы потеряли там работу? — задал Главный новый вопрос.

— Из-за конкурсов, — ещё тише ответил Лори.

— Из-за конкурсов? — переспросил господин Латерн; на этот раз в его голосе прозвучало любопытство, — При чём же тут конкурсы?

— Ну, я участвовал в одном, — нехотя отвечал Лори, — а потом… когда всё это… всё это провалилось… и арестовали Усача… тогда решили отделаться и от меня… может, я что знаю, решили. Словом, уволили.

— Что ж ты можешь знать? — спросил Главный. — Ну, участвовал, ну, заранее всё знал, так ведь не ты же все эти махинации устраивал.

Лори молчал.

— Что ж, они боялись, что ты в полицию пойдёшь?

— Да нет…

— Почему — нет?

— Ну так… Они знают, что я ничего не скажу… я товарищей не выдаю… Что я, доносчик?

Лори посмотрел Главному прямо в глаза.

— Вот, значит, какой ты, — сказал Главный, сделав вид, что не заметил, как Лори своим ответом выдал себя. — А почему ты пришёл к нам? Ты, наверное, знаешь, что у нас не лучшие отношения с твоим бывшим хозяином.

— Потому и пришёл… — Лори запнулся. — А куда идти-то? Я подумал: раз они выгнали, может, вы возьмёте, другие-то наверняка теперь не возьмут…

Последовало долгое молчание.

— Так что ж эти конкурсы, — небрежно спросил господин Латерн, — действительно были сплошь липой или всё-таки кое-кто честно выступал?

Лори молча пожал плечами.

— Вот ты, например. Ты такой большой специалист, что взялся выступать?

— Я один раз участвовал, в юношеском. Бокс я знаю, думал, что смогу выступить…

— И как же? Никто тебе ничего не говорил заранее, не готовил вопросы?

Лори встал и направился к двери. Обернувшись, он сказал: — Я думал, вы тут… про вас говорят, что здесь всё честно… Я ведь не в полицию пришёл… Простите, господин главный редактор, что побеспокоил. — Он взялся за ручку двери.

— Погоди ты, — остановил его Главный, вставая, — ишь ты какой ершистый! Не хочешь — не отвечай. — Он подошёл к Лори, положил руку ему на плечо. — Вот что. Есть у нас место развозчика почты. Надо водить «пикап», загружать пакеты и письма, отвозить адресатам. Машина такая у нас всего одна, а почты бывает немало. Гарантировать тебе восьмичасовой рабочий день не могу. И зарплата у нас невысокая. Так что смотри. Решай сам.

— А мне решать нечего. — Лори снова пожал плечами, — Есть-то всё равно надо. Когда можно приступить к работе?

— Хоть завтра. — Главный быстро написал записочку начальнику отдела кадров и вручил её Лори.

Поблагодарив и взяв записку, Лори покинул кабинет.

Он был доволен собой. Джемс Бонд ловко проник в стан врага. Свою роль он сыграл мастерски. Господин Леви не дурак, он всё предусмотрел. Его хитрый план оказался безошибочным. Наверняка через какое-то время Лори начнут обрабатывать, чтоб он выдал «тайны» конкурсов. Но он-то, он-то! Каков молодец! Как заправский актёр держался. Не агентство сыскное ему открывать, а сниматься в кино надо.

И всё же что-то мешало Лори испытывать полную радость. В глубине души ему было как-то стыдно. И так у них тут дела неважнецкие, вон стены все обшарпанные, и получают ребята гроши, а когда их с его, Лори, помощью прикроют, так куда они все денутся? Хорошо ему — его ждёт тёпленькое местечко на «Западе-III», он и сейчас там будет дополнительно кормиться, а им каково?

Он испытывал чувство, словно, получив хлеб для раздачи товарищам, по дороге из пекарни отломил себе тайно ломоть, а при дележе благородно отказывается от большого куска, беря маленький.

И потом, этот господин Латерн, Главный, как его тут называли… Какой-то он… порядочный, что ли… Лори не мог определить, почему испытывает к этому человеку симпатию, но что-то отличало его от других, с кем он привык иметь дело в «Утренней почте» и на «Западе-III».

Он затруднялся сказать, что именно, но это чувство мешало ему безраздельно радоваться своему успеху.

Впрочем, когда он под предлогом расчёта побывал на телестудии и незаметно зашёл в кабинет к господину Леви, куда его сразу же провела секретарша, хорошее настроение вернулось к нему.

— Молодец, Рой! — Господин Леви впервые за все их встречи улыбнулся, обнажив ровный ряд золотых зубов. — Молодец! Если так пойдёт дальше, я в долгу не останусь. Только не перегибай палку. Пусть всё идёт постепенно, естественно. Пусть они над тобой попыхтят, сразу не сдавайся. Учти: там сидят люди умные и опытные. Чуть что не так, они сразу всё смекнут, Так что будь внимателен. А теперь иди, возьми жалованье за эту неделю у секретарши. В кассу не ходи. Получать будешь прямо у неё.

Лори поблагодарил, вышел из кабинета и подошёл к весёлой секретарше. Но на этот раз она даже не улыбнулась. Как-то странно посмотрев на Лори, она молча протянула ему запечатанный конверт и бланк расписки.

Лори спрятал приятно толстенький конверт в карман и расписался.

— Не забудьте поставить число.

Лори поставил число. Он подмигнул секретарше:

— Сейчас пойду куплю шоколадку. Я ведь должник…

— Благодарю, не надо, — сухо ответила девушка и застучала на машинке.

Лори пожал плечами и вышел.

Он зашёл в кафетерий. Кенни тоже неплохой предлог, чтобы ходить на телестудию. Скоро в «Правдивых вестях» узнают, что у него там работает подруга, он сам ненароком скажет об этом. Что ж особенного, если он иногда ходит навещать её?

Кенни сразу же подбежала к нему:

— Ну?

— Что «ну»? — небрежно ответил Лори. — Взяли. И, между прочим, на неплохую работу — шофёром-курьером, письма развозить. Уж не хуже, чем подсобник!

— А сколько будут платить? — озабоченно спросила Кенни.

— Сказали — тридцать пять монет. Не то, что здесь, но лучше, чем ничего.

— Слушай, Лори… — Кенни запнулась.

— Что?

Она молчала.

— Ну что ты хотела сказать?

— Слушай, Лори, — начала она снова, отводя глаза, — у тебя теперь меньше денег. Давай я буду платить за бензин… Да погоди, не кипятись! Ну погоди! Ведь ты только по воскресеньям свой роллер выводишь, верно? А в воскресенье мы всегда вдвоём ездим. Почему я не могу свою долю…

— Ты что? — Лори весь покраснел от возмущения. — Как тебе не стыдно! Я что, девчонка, что ли? Не волнуйся, денег хватит. Чего придумала — чтоб свои тратить!

— Да не кричи ты! Вон народ оборачивается. Я же просто так, как лучше. Когда ты опять будешь хорошо зарабатывать, то один будешь платить. Экая обида — уволили, как раз когда прибавку дали. — Кенни сокрушённо покачала головой. — Ну ладно, Лори, не ворчи, я ведь люблю тебя. — Бросив вокруг быстрый взгляд, она торопливо погладила его по щеке.

— Я тебя тоже, — смущённо сказал Лори.

Кенни позвали к другим столикам.

«Чёрт, вот её я бы ни за что не хотел обманывать, — думал Лори. — «Правдолюбцев», чёрт с ними. Ну, Арк — ладно, бог мне простит, а вот её — нет, её не могу». Но сказать ей ничего нельзя. Это исключено. Она просто бросит его. Ничего не поймёт. Она никогда не поймёт, что можно кого-то обманывать даже ради важных целей. Да и цели эти она не поймёт. Она уж не раз довольно сочувственно высказывалась в адрес «Правдивых вестей». Если она узнает, что он тайный агент (Лори не без удовольствия мысленно называл себя так), она его прогонит. Нет, её надо держать подальше от этих вещей. «Она такая чистая, такая честная. — Лори с нежностью подумал о своей подруге. — Она не должна знать суровых сторон жизни. Это мужское дело». Он будет нести на себе тяготы, которые налагает на него жизнь. Сражаться, преодолевать препятствия, отбиваться от врагов, пробиваться всё выше и выше, а для этого хитрить, обманывать, не брезговать никакими средствами — как Джемс Бонд — это его дело! Этим он сумеет отвоевать для себя и Кенни Удобную, радостную жизнь, добиться для неё всего, о чём она мечтает.