В небольшой комнатке, огражденной от остальной жилой части однокомнатной квартиры куском гипсокартона, за огромным письменным столом спиной к входу сидел мужчина. Коротко стриженные темные волосы всклокочены, нервно запускаемыми в них пальцами. На тонком античном носу сидели аккуратные очки в металлической оправе, сквозь которые на зажатый в левой руке розовый лист бумаги, испещренный мелким убористым почерком, взирали темно-карие холодные глаза, в глубине которых волнами плескался гнев. Тонкие губы его сжались в тонкую линию, придавая треугольному худому лицу неприятное хищное выражение.

Правой рукой он раздраженно поправляет, съехавшие с переносицы, очки и, прищурившись, еще раз внимательно перечитывает письмо, которое тут же поспешно комкает в маленький шарик и бросает в мусорную корзину. Избавление от мерзкой бумажки ни на толику не улучшило настроение, которое опустилось на отметку минус единица, когда Грон преподнес ему ярко-розовый конверт, на котором красовались гербовая печать семьи Фаэтон, распростершая крылья птица, длинная витиеватая подпись адресата и имя адресанта, его имя.

Атцла в своем репертуаре! Как и двадцать три года назад, когда он был еще ребенком, она прислала подобный конверт проигравшемуся в покер отцу, в котором как победившая сторона, приказывала ему жениться на ее старшей дочери, так и сейчас на том треклятом розовом клочке бумажки был написан ультиматум: или он женится на ее младшей внучке и оставшиеся земли Темной империи перейдут во владение матриарха, или небольшое Темное княжество будет поглощено войной, которая начнется незамедлительно после отказа от выдвинутых условий.

По здравому размышлению, ни один нормальный мужчина, будучи в своем уме и при светлой памяти, не свяжется с мужеподобными женщинами народа эсхилл. Но так как представителей мужского пола, которые бы соответствовали вкусам, в их рядах нет, мнения других они не спрашивают, подводя их к какой-либо непростой дилемме. Довольно часто, брутальные красавицы прибегают к особой врожденной магии, с помощью которой могут творить все, что заблагорассудится. И лидирует у них в этом — матриарх.

Только что утилизированное письмо написала экс-матриарх, мать нынешней и блондинка до мозга костей. Она всегда использует ультимативные письма, написанные на розовой надушенной бумаге, но это только в том случае, если у получателя данного письма есть перед ней должок. И как раз князь Ахрон Темный, владыка небольшого клочка земли, оставшегося от некогда обширной Темной империи, носящего название Темного княжества, по воле своего отца-раздолбая, оказался в числе должников.

— Кром, — успокоившись, взывает к потолку Ахрон. На зов, позади него, в проеме выхода из импровизированного кабинета, в воздухе появляется лицо, синие всполохи пламени, обрамляющего его, придает полупрозрачной коже голубоватый оттенок. Холодные бледно-голубые глаза внимательно смотрят на вызвавшего его.

Обернувшись, Ахрон внутренне содрогается от увиденного, но предельно спокойным голосом произносит:

— Открой портал, мы возвращаемся, — секунду помолчав, он продолжает: — и перестань появляться в таком виде — это чертовски пугает. Лучше бы уж полностью перенесся.

Левая бровь парящего лица поднимается вверх, придавая ему недоумевающее выражение.

— Но, повелитель, тогда бы я не смог открыть портал с той стороны. Там совсем нет магических потоков.

Тяжко вздыхая, Темный тянет:

— Ты как никогда прав… И, пожалуйста, хватит называть меня повелителем. В виду сложившихся обстоятельств это звучит смешно. Да и ты не в Зале Приемов находишься, а в Чертоге Порталов — самом изолированном ото всех месте. Тем более скоро у вас у всех будет новая повелительница, друг мой, — и, понизив голос до шепота, продолжает: — со всей своей ордой.

Парящее лицо Крома искажается гримасой ужаса:

— Письмецо?..

— Да, известного тебе содержания.

— И мне вот интересно стало, какую из трех дочерей они решили впарить тебе? Первая эталон их народности, будущая матриарх, настоящая баба-мужик. Вторая… про эту долго распространяться не буду, но если их выбор падет на нее, тебе останется жить не так уж и долго. А третья в свои восемнадцать выглядит как мелкий пацан, плоская как доска…

— Там вроде указывалась третья, — бормочет Ахрон, невидящим взглядом смотря перед собой.

— В некоторой степени тебе повезло, если бы это была вторая — жил бы ты недолго и не слишком счастливо. Вторые дочери искусные убийцы, идеальные исполнители. Но благодаря третьей в династии Темных появится еще один носитель глумливого прозвища…

— Хватит при всяком удобном случае напоминать мне, что моего отца называли Ардором Мужеложцем!

— Ладно-ладно, не буду, — парящее лицо Крома принимает невинное выражение.

— Отправляйся готовить портал к открытию, иначе, если еще что-нибудь скажешь по поводу случившегося, тебе придется сдавать здесь за меня сессию, а потом и к диплому готовиться.

— Э нет, я в медицине не сведущ, обратись с этим к Трону, — отвечает Кром и исчезает.

— Грооон! — жалобно воет Ахрон.

Спустя несколько минут в проеме показывается Трон, отличающийся от Ахрона глубоко посаженными под сурово сдвинутыми бровями колючими голубыми глазами и кривым, несколько раз сломанным, носом.

— Чего тебе? — привычно грубовато спрашивает он: — если хочешь поговорить о том, чтобы я остался здесь? С удовольствием останусь.

Удивлению Ахрона нет предела. Не любящий долго находиться в индустриальном мире, Грон вдруг с легкостью соглашается остаться на неопределенный срок. Счастливую улыбку с лица Темного стирают следующие слова друга:

— Тебе же нужно решать проблему с эсхиллками, Ахрон Растлитель Малолетних, — он усмехается: — главное, чтобы не добавили — Мальчиков.

— Ты это о чем? — в глазах Ахрона появляется настороженность, от волнений у него из головы вылетело все то, что говорил до этого Кром.

— Тьяцле из рода Фаэтонов всего восемнадцать. Кром же, вроде, тебе говорил! Да и выглядит она как парень, — и как бы невзначай, давя смешок, Грон добавляет: — идеальное сочетание для еще одного чудного прозвища повелителя-извращенца.

Подойдя ближе к Ахрону, он ободряюще хлопает его по плечу. Тот, в этот момент, представляет собой жалкое зрелище: поникшая голова, скорбное выражение лица, руки обессилено свешиваются вдоль боков.

— Откуда вы двое столько о них знаете? — бесцветным голосом спрашивает Темный.

— Нужно знать не только о делах друзей, но и о том, что на досуге творят враги, — поучительным тоном отвечает Грон: — а ты даже не интересуешься кто наши соседи.

— И кто же наши соседи? — обреченно спрашивает Ахрон, в глубине души подозревая, каков будет ответ.

— Семейка Фаэтонов, — отвечает его друг.

И как будто в подтверждение его слов за стеной раздается крик на языке эсхилл, звуки ударов и звон разбивающейся посуды. Снова крик и, в довершении всего, громкий хлопок двери, от которого в углу от потолка вниз идет небольшая трещина. Тишина.

— По-моему мы сейчас слышали ответ Тьяцлы на предложенную Атцлой идею, — спустя некоторое время произносит Грон и выходит из кабинета.

Раздосадованный всеми произошедшими событиями, Ахрон аккуратно по стопочкам раскладывает документы, конспекты и листочки с заметками, ставит на полочку книгу. Встав со стула, он окидывает взглядом комнатку, возможно он не скоро сюда вернется, и выходит. К этому времени портал был открыт и стена, напротив входа в комнатушку, была подернута рябью, как вода.

Темный в три больших шага преодолевает расстояние отделявшее его от стены, что-то невнятно бурчит на прощание другу и скрывается за заволновавшейся поверхностью. Стена тут же принимает первоначальный вид.

Тьяцла стоит возле окна и, прислонившись лбом к холодному стеклу, наблюдает за снующими внизу людьми. С высоты пятнадцатого этажа они кажутся мелкими, как муравьи.

Сегодня она проснулась раньше представителей, так называемой, семьи, к которым она себя не причисляет уже одиннадцать лет. с тех пор как ей перекрыли канал к магическому источнику. Обычная процедура, которой подвергаются только третьи дочери матриарха. И в ней есть, как во всем остальном, свои плюсы и минусы. К плюсам, несомненно, относится исправление врожденных дефектов внешности, но на это необходимо время. У Тьяцлы этот процесс длится уже одиннадцать лет, до полного сглаживания всех видимых недочетов остается год. Минусом всего этого являются странные процессы, происходящие в организме, в следствии которых волосы становятся металлической проволокой и, если их в один прекрасный день обрезать, расти они уже не будут…

Но это ничто, по сравнению с тем, чему подвергается вторая дочь матриарха. Ее зомбируют. Создают идеального исполнителя, который без сомнений выполнит любой приказ. В повседневной жизни она кажется обычной эсхилл, без каких-либо отклонений.

А наследнице — обрубают мизинцы…

Нить размышлений была разорвана шумом.

Тьяцла отстраняется от стекла и оборачивается, при этом ощутимо поцарапав кожу на плече тонкой металлической проволокой. От движения волосы шуршат, издавая неприятный звенящий звук.

На кровати в углу комнаты снова шевелится массивная фигура Амуцлы. Слышится хриплый спросонья бас:

— Иди бренчи своими железяками в другом месте. Не мешайся.

Равнодушно пожав плечами, Тьяцла перевязывает металлические волосы лентой и выходит из комнаты. Чего она добьется, если будет закатывать истерику каждый раз, когда ее оскорбляет кто-то из этой четверки? Ничего, совершенно. Для них она посторонняя, низшее существо, с сего дня вольное делать все, что душе угодно. И первым пунктом ее планов было избавиться от общества помешанных на власти мужеподобных женщин.

Для этого ее придется пройти весь лабиринт коридоров замка Флиос. Там блуждали даже самые отважные искатели приключений, пока не испускали дух. Хорошо ориентируются там слуги, да мамуля Тьяцлы с бабулей за компанию.

Выйдя в прихожую, девушка идет на кухню. Оттуда, преодолев заторы из многочисленной, не к месту составленной, мебели, выходит на балкон, чтобы продолжить созерцание снующих внизу людей до самого отправления в родной мир.

Она подходит к окну и, облокотившись о высокий узкий подоконник, прислоняется лбом к стеклу, которое приятно охлаждает кожу. Тихая девушка всегда любила такие минуты, когда, отстраняясь от обыденности, можно обдумать что-нибудь или просто, как сейчас, понаблюдать за людьми, пока они даже не подозревают, что о них могут придумывать в данный момент разнообразные небылицы.

Когда Тьяцла окончательно погружается в грезы, раздается громкий хлопок, который заставляет девушку вздрогнуть от неожиданности. Ей на макушку падает что-то, из-за чего раздается металлический шорох. Отстранившись от стекла, она ловит соскользнувший с макушки розовый конверт, дурно пахнущий бабулиными духами. Чувствуя некий подвох, Тьяцла вскрывает его, достает ароматизированный — читай, удушающе воняющий — такой же розовый, как и конверт, лист бумаги, разворачивает его и наспех пробегает взглядом, не вдаваясь в подробности. Ничего не поняв в чересчур витиеватом почерке Атцлы, она повторно читает его и впадает в ступор.

Она, конечно, знает, что то, что считается семьей придерживается древних традиций, но вдаваться в такую седую старину и выдавать ее, Тьяцлу, замуж против воли? Да никогда в жизни! Она им еще покажет.

Девушка лихорадочно пытается соображать. Она уже сегодня вольна делать что хочет, но так почему же они продолжают придумывать для нее поводы оставаться под их бдительным взглядом? Она мотает головой. Раздается звон. Она вздрагивает, поняв в чем проблема. Ее волосы. Они не хотят далеко отпускать золотую жилу.

Черное золото — очень редкий металл. Настолько редкий, что его можно увидеть только в древних ювелирных изделиях в музеях. Ведь его выплавляют при высоких температурах из волос третьих дочерей матриархов.

Тьяцла горько усмехается и обреченно прислоняется лбом к стеклу. Она уже мечтает о том, как избавится от гнета родственничков, а тут такое… В таком случае, необходимо избавиться от этих отвратительных, мешающих жить, проволок. Но придется ждать до возвращения домой. Все же этот мир для нее чужой. И если она сбежит, то возвращения в Фиорин ей не видать, как своих ушей.

Она тяжело вздыхает, смотря вдаль. Мириться с таким положением вещей она не собирается.

Девушка прислушивается, ловя себя на мысли, что с нетерпением ждет, когда проснуться Атцла с Арицлой. Неизвестно почему, она радостно улыбается, когда слышит, что из комнаты бабули с мамулей раздаются голоса. Тьяцла не прислушивается к ним, а резко развернувшись, выходит с балкона и идет в комнату старших. Это не позволительно, но что ей уже терять, если она буквально упустила свободу из под носа. И все из-за этих двоих.

Она, решительно шагая, подходит к двери и стучится. Позволения зайти она ждала довольно долго. В конце концов она слышит:

— Войдите. — произнесенное немного хриплым голосом.

С каких пор в комнату приглашает Атцла, а не Арицла? Девушка не секунду задумывается. Тут обычно все по возрасту строится, если ты самая младшая, то должна подчиняться остальным, если старшая — соответственно, главенствуешь. А тут что-то невообразимое случилось, на стук отвечает бабуля.

Тьяцла отвлекается от размышлений, открывает дверь и входит в комнату. Очень мрачную комнату, убранную в черно-белые тона, которые предпочитает Атцла.

Мамуля вальяжно развалилась на широком диване, а бабуля примостилась в кресле, которое своими циклопическими размерами поражало девушку. Ведь в него могли уместиться пять такие же худеньких как она, а Атцла занимала его целиком. Не оставалось ни одного свободного сантиметра и это при том, что у нее нет ни грамма жира. Пример одного из самых неприятных последствий врожденной магии

— чересчур развитая мускулатура. Тьяцла была рада, что, еще в раннем возрасте, ее избавили от этого и теперь она могла стать полностью нормальной.

Девушка останавливается на пороге. Получив разрешение войти, но не располагаться здесь как хочет, она не имеет право углубляться в комнату старших дальше пространства возле двери.

— Ты что-то хотела узнать, дочь моя? — спрашивает та, которая сидит на диване. Она пытается держать серьезный вид, но сквозь показную серьезность все равно прорывается улыбка. Ведь она прекрасно знает по какому вопросу пришла ее третья дочь.

— Матушка, я хотела бы спросить, что это такое? — отвечает вопросом на вопрос Тьяцла и показывает матери помятый розовый листок.

— Ах, это… Ты просто обязана это сделать, дочь моя. Иначе та земля так и будет принадлежать недостойному существу, — отвечает Арицла, снисходительно смотря на дочь.

— Но ты обещала, что по исполнению двадцати одного года, я буду в праве выбирать свой путь… — негодует девушка, шокированная таким поворотом событий.

— Я в праве давать обещания, и в праве отменять их, дитя…

Это становится последней каплей в чаше терпения Тьяцлы. Она судорожно осматривает пространство вокруг себя и замечает тумбу, стоящую прямо около двери, на которой стояла дорогая китайская ваза. Девушка хватает хрупкий предмет и с криком:

— Да пропадите вы со своими обещаниями!.. — швыряет вазу в стену.

Она выбегает из комнаты. Пробегает по коридору ко входной двери и, со всей силы хлопнув ею, останавливается на лестничной клетке.

Что же ей теперь делать? Неужели придется просить помощи у Крома? А согласится ли он вообще на такую авантюру? Нужно попробовать…

Через некоторое время Тьяцла успокаивается и возвращается в квартиру.

Приближалось время возвращения в Фиорин.

— Ты уверена, что она не доставит нам проблем, Арицла? — косится на осколки Атцла. — Она своевольна. Ты совсем не занималась воспитанием третьей дочери.

— Как же тут воспитаешь ее, если она с самого детства не воспринимала меня ни как мать, ни как матриарха, — раздраженно фыркает женщина с угольно-черной шевелюрой. — Докажи такой, что она должна беспрекословно тебе подчиняться.

— Ты должна это сделать. Иначе весь план пойдет прахом, — платиновая блондинка отводит взгляд от того, что совсем недавно было дорогой китайской вазой, и смотрит на Арицлу. — Мне нужны эти земли, а они под защитой охранного щита этого придворного мага.

— Но мы же уже решили, что делать с ним!..

— Это не поможет снять щит, — прерывает разглагольствования дочери Атцла. — Он сделал привязку на ком-то стороннем. Если он лишится жизни — это ни к чему не приведет.

— Ну так давай узнаем у него…

— И это меня кличут Блондинкой? — усмехается женщина и продолжает серьезным тоном: — кажется мне, он не скажет этого даже Фьяцле, которая скоро войдет в его семью.

— Я не блондинка, — обиженно надувает губы матриарх. — Откуда мне знать: скажет он или нет…

— Думать надо. Зря наверное я тебе так рано отдала титул матриарха, — произносит Атцла, встает с кресла и идет к двери. — Тебе еще нужно многому научиться, дочь моя. И не забудь, скоро открываем портал.

Сказав это, она выходит из помещения.

Арицла остается наедине со своими мыслями. Она была слишком послушной в свое время.