От прохладных этих виноградин Снова становлюсь я озорным — Мальчиком, не видевшим развалин, Не вдыхавшим ядовитый дым. Может статься, предок мой с любовью Так же брал налившуюся гроздь. Сколько с той поры воды и крови В землю виноградника влилось! Виноград не стал другим нимало, Хоть на склонах и вершинах гор Множество пожаров бушевало И мелькало молний с этих пор. Но лоза из — нужных и ненужных — Всех огней, метавшихся вокруг, Приняла лишь пламя полдней южных И тепло трудолюбивых рук.

Путь мой был труднее с каждым днем В той дороге трудной к цели дальней, Был я и железом и огнем, Был и молотом и наковальней. Был я дичью, крался по лесам, Был стрелком — и кем я только не был, Птицею был в клетке я и сам Птицу выпускал из клетки в небо. Чем дремучей край, чем больше кладь, Тем труднее путь землепроходца. Лишь слепые могут полагать. Будто зрячим все легко дается.

Порой и туры чахнут и болеют В своих горах, достигнувших небес. Порой и реки шумные мелеют И молнии испепеляют лес. И нас на свете жизнь не только греет, А шлет нам молнии своих невзгод. Но мы не проклинаем, а мудреем, Приемля все, что жизнь нам ни пошлет.

Издревле люди в страхе и смятенье Рычанье тигра слышали вдали И радовались, слыша птичье пенье, Когда по рощам вечером брели. Огромный зверь неистовствует, злится Уже не первый раз, не первый год, Но слышат люди: маленькая птица На ветке в роще радостно поет.