Тонкий звон бубенцов и ухарское гиканье хлопцев известили собравшихся около церкви о прибытии молодых. Пан Хилькевич по случаю венчания Прохора для пущей помпезности предложил даже свою бричку с бубенцами. Хотя жених и невеста настоятельно просили Семёна Игнатьевича не выделять их из остальной массы крепостных по известной причине, но тот и слушать об этом не хотел.

Деревенский люд никогда не упустит возможности поглазеть на важные события сельской жизни, будь то свадьба, крестины иль похороны. И чем значимее событие, тем больше зевак.

О скороспешной свадьбе Прохора и Марыльки знали все, и по этому поводу ходило множество различных домыслов и пересудов. Хотя истинную причину тоже все знали, но многим такое простое объяснение, как любовь и приказание пана Хилькевича казалось уж слишком неинтересным. Зато в воображении селян рождались догадки поистине соответствующие странной скороспелой свадьбе. В основном знатоками в этом деле были самые склочные бабы.

– Забрюхатила, знамо, девка, вот и спешка такая, – стоя под церковью среди зевак, выдвинула своё предположение одна из таких баб. – Ещё и пан Хилькевич срам такой покрывает.

– Не-а, некогда им было. А хоть бы и получилось что, то так быстро не спохватились бы, – возразила другая, видимо, с молодости знавшая всю подноготную в таких делах.

– Ага, вот тольки вашего дозволу и не спросили! Вспомните, як сами замуж повыскакивали. То-то уж люди языками попочесали, – сделав строгий вид, приструнил сплетниц вездесущий дед Лявон.

– О, а мы уж думали, что без тебя тут всё пройдет. Ага, щас же! Где это видано, чтоб Лявон пропустил хоть одно такое событие, – обернувшись и увидев Лявона, насмешливо съязвила одна из баб с непомерно большим носом. – Или ты шаферам тут будешь? На этой чудной свадьбе и такое может быть.

– Шаферам не шаферам, а вот ты бы свой нос в чужие дела не совала, а уж в храм и подавно тебе нечего заходить. Батюшка при твоём появлении каждый раз теряется и крестится, думает, что черти в церковь лезут.

– Тьфу на тебя, пень старый, – не решившись дальше вступать с дедом в перепалку, баба с гордым видом отвернулась к своей собеседнице. – Если люди говорят, что негоже так веселье править, значит, так оно и есть.

Подслушав, о чем велась речь, в разговор вмешалась ещё одна почти беззубая баба в истрепанном до лохмотьев рубище:

– А можа, Хима тут вштряла. Они ж оба имели дело ш етой ведьмой. Ох, чует моё шерце: не шпрошта вшё ето.

Две первые бабы замолкли и с удивлением глянули на ещё одну «провидицу». Затем медленно перевели взгляды друг на друга и прыснули со смеху.

В селе никто всерьёз не воспринимал местную блаженную. На самом же деле эта придурковатая баба глупостей говорила не больше других, а иногда в её речах здравого смысла звучало гораздо больше, чем у тех, кто считал себя умнее и хитрее её. Просто временами находило на эту странную селянку непонятно что: то ли затмение, то ли прозрение, и её поступки и речи не всегда были подвластны мужицкому складу ума.

– Ешли б Хима вштряла, то это была б не швадьба, а похороны. Понятно тебе, дурья твоя башка?! – передразнили собеседницы дурочку, хотя каждая про себя подумала, что очень даже может и права непутёвая.

Но вот убранная лентами и цветами панская бричка первая вкатила на церковный двор. В ней восседали Прохор, сват Мирон, панич Андрей Семенович и первый дружок Игнат. Все нарядные. Даже у кучера к картузу был прикреплён яркий цветок. Следом на легком возку – Марыля, свидетельница Любаша и ещё две подружки. Ещё на трёх подводах теснилась остальная дружина молодых и многочисленные братья, свояки, сёстры и прочая родня.

Как и полагается, молодые встали по отдельности в притворе церкви. Прохор – справа, Марыля – слева. Вошли в храм.

У батюшки всё было готово. К таким обрядам готовятся заранее, тем более что за эту пару замолвил словечко сам Семён Игнатьевич.

И вот священник выходит из алтаря, торжественно неся Крест и Евангелия. Обряд начался.

Столпившийся в церкви люд внимательно следил за происходящим, не забывая осенять себя крестным знамением и киванием головы в сторону иконостаса, означающим поклоны. Некоторые перешептывались, обсуждая убранство невесты, поведение жениха и завистливые взгляды девок на выданье. От людского глаза ничего не ускользало. Каждая мелочь замечалась и с пристрастием обговаривалась.

Вот батюшка соединяет руки молодых епитрахилью и, трижды благословив, вручает им зажжённые свечи. Эти свечи должны гореть на протяжении всего обряда. Каждый этап обручения проходит строго по церковным канонам, чинно и торжественно, под неусыпным вниманием тихонько сгрудившихся вокруг односельчан.

К началу обручения Прохор, чувствовавший себя до этого уверенно и радостно, вдруг начал проникаться необъяснимой тревогой. Украдкой бросив взгляд на Марыльку, он отметил, что она держится молодцом: довольна и счастлива. Это положительным образом подействовало и на него. Наверное, просто сказывалось волнение от торжества момента. И, уже отводя взгляд, Прохору в последний миг вдруг показалось, что в глазах его невесты играл какой-то странный блеск. Никогда раньше он не замечал такого выражения в милых сердцу очах. Но это не так уж и важно; жених не придал этому значения. Видимо, в день венчания у многих девушек глаза горят совсем не заурядным огоньком.

Когда священник заканчивал великую ектенью и уже хотел было торжественно произносить: «Обручается раб Божий…», присутствовавшие на венчании внезапно разом заахали и загудели: свеча Прохора по непонятной причине вдруг погасла. Это был дурной знак. Очень дурной!

В народе существует множество всяких суеверий на различные странные случаи, особенно если они происходят в самые ответственные моменты жизни. Так при венчании считается, у чьей свечи останется меньший огарок, тот раньше уйдёт из жизни. Если же свечи горят с потрескиванием, вступающие в брак будут часто браниться. Ну, а уж если свеча и вовсе вдруг погасла, то тут уже выдвигались самые жуткие предположения. И считалось, что такой брак всё-таки лучше отложить, хотя бы на время…

Прохор ошеломлённо смотрел на погасшую свечу. Марылька, словно ища помощи, бросала испуганные взгляды то на батюшку, то на своего жениха.

Первым нашёлся рассудительный и статно выглядевший сват Мирон:

– Ничего страшного – сквозняк! – громко объявил он для всех и, обратившись к Прохору, всё так же во всеуслышание посоветовал: – Зажги от Марылькиной свечи.

– Это будет символом вашей взаимовыручки, – поддержал Андрей Семёнович.

Батюшка, обрадовавшись, что так удачно нашёлся выход из скверного положения, ещё громогласней завёл:

– Обручается раб Божий Прохор рабе Божьей Марыле!

Надев на безымянный палец молодого колечко, священник повторял те же действия и с невестой. Всё шло хорошо. Но когда батюшка надевал кольцо на девичий палец, оно неожиданно выскользнуло. В церкви враз все замерли. В установившейся абсолютной тишине, весело подпрыгивая и катясь по дубовым половицам, медное колечко звонко отстукивало беду. Теперь уж сомнений ни у кого не было: брак будет несчастливым.

Настроение у венчающихся окончательно испортилось.

Кто-то из прихожан суетливо подал Марыльке кольцо. Подержав в руке и о чём-то поразмыслив, девушка обречённо сама надела его на палец. Глазами, полными слёз, она виновато взглянула на Прохора. «Господи, почему он молчит, почему не утешит, не поддержит?» – подумала Марылька, и слеза отчаяния обожгла её бледную щеку. Но, встретившись с враждебным взглядом жениха, девушка и вовсе содрогнулась: «Что он так смотрит на меня?!»

А Прохор ничего не мог понять. Взглянув на свою возлюбленную, он встретился совсем с другими глазами: чужими и в то же время знакомыми. Терзаться в догадках ему не пришлось! На него опять смотрели те же глаза, что и в купальскую ночь. И только сейчас он вдруг вспомнил, что именно с этими глазами намеревался сегодня встретиться. Именно этим глазам обещал, что будет ждать у старой берёзы. За суматошной суетой последних дней он совсем позабыл о своём обещании. Да хоть бы и помнил, всё равно никуда бы не пошёл!

Волной нахлынувшие мысли и воспоминания на время унесли Прохора от реальных событий. Наконец, тряхнув головой и скинув с себя бремя воспоминаний и не сдержанных обещаний, он опомнился.

Перед ним вся в слезах стояла его Марылька. Скромная, поникшая и любимая Марылька! Прохору до глубины души вдруг стало жалко девушку. Жалко от того, что это из-за него она подверглась таким испытаниям. Жалко, что уже с самого начала не смог оградить свою суженую от колдовских козней, а то, что здесь замешано именно колдовство он уже был уверен полностью. И Прохору до комка в горле было жалко Марыльку просто потому, что по щекам любимой текли безутешные слёзы.

Уж сколько лет священник обручает и венчает своих прихожан, но с такими конфузами ему пришлось столкнуться впервые. Он растерялся и не знал, как поступить, как сгладить неприятность.

Прохор же сразу догадался, чьи это проделки, кто хочет испортить им праздник. Не оставалось большим секретом это и для всех остальных. «Главное не поддаться панике и не потерять веру в себя и в Бога! Есть сила тайная, при встрече с которой, человек теряется и сам себя убеждает в неотвратимости беды», – Прохор опять вспомнил наставления деда Чигиря и, взглянув на растерянного священника, твёрдо произнёс:

– Батюшка, продолжайте. Нашему счастью никто и ничто не помешает.

– Да, батюшка, правьте службу. В церкви не место суевериям, – поддержал Прохора Андрей Семенович.

Священник молча кивнул головой и под пение «Слава Тебе Боже наш, слава Тебе!» подвёл молодых к аналою, перед которым на полу расстелили кусок полотна. Молодым предстояло встать на это подножие. Считалось, что кто первым ступит на него, тот и будет главенствовать в семье. Но так как в крестьянских семьях главенство беспрекословно принадлежало мужчинам, первым на подножии по праву оказался до блеска начищенный сапог Прохора.

Венчание продолжалось. Все видели, что батюшка слишком суетится и торопится скорее завершить обряд, но никто его за это не осуждал. Чем дольше будет продолжаться венчание, тем большая вероятность ещё какого-нибудь досадного конфуза.

Опросив молодых, по своей ли воле вступают в брак, и получив утвердительные ответы, священник взял с аналоя венец. Осеняя крестообразно жениха, он торжественно произнёс:

– Венчается раб Божий Прохор рабе Божьей Марыле. Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

С этими словами батюшки жених поцеловал образ Христа на своём венце.

Подобным образом была благословлена и невеста. После возглашения, что раба Божья Марыля венчается с рабом Божьим Прохором, Марылька поцеловала на своём венце образ Богоматери.

Ещё трижды попросив Бога венчать молодых, священник произнёс слова из послания святого апостола Павла, в котором брак называется великой тайной.

Апогей таинства венчания наступает с возложением венцов. Трижды благословив жениха и невесту, батюшка возложил венцы на их покорные головы.

И вот наконец уже оба молодожёна красуются в начищенных до золотого блеска сверкающих венцах. С этого момента они стали для Церкви мужем и женой. Облегчённо вздохнув, Прохор и Марылька бросили друг на друга тёплые взгляды. В них отражалась нежность и преданность, готовность преодолеть вместе любые лишения и тяготы мирской жизни. А то, что их будет непомерное множество, они уже знали точно.

И опять, уже отводя взгляд, Прохор отметил в облике невесты неуловимую странность, какую-то мелькнувшую тень на лице. Да-а, вдоволь досталось не свадебных переживаний бедной девушке!

– Марылька, как ты? – тихонько, взволнованным шепотом справился он.

– Добре, – глядя на батюшку, незаметно, одними лишь губами ответила девушка.

Венчание подходило к концу. Все присутствовавшие на церемонии с волнением ожидали благополучного завершения обряда. Особенно тревожно было на сердце молодых. Только бы ничего больше не произошло! Но, вроде бы, Бог миловал! Пока.

Сердце Марыльки трепетало, как у пойманной птички. Эх, если б не эти неприятности! Она стояла б сейчас под венцом и чувствовала бы себя настоящей сказочной принцессой. Но, видимо, селянская девушка, как, впрочем, и всё Полесье, была настолько подвержена суевериям, что считала дурные приметы неотвратимым уделом. Если уж перебежала чёрная кошка дорогу, непременно должно не повезти!

Вот дошла очередь и до чаши с красным вином, которая являлась для новоиспеченных супругов символом общей судьбы. Муж и жена должны отпить по три глотка из этой чаши.

Пан Хилькевич по этому случаю специально вручил Прохору бутылку хорошего полусладкого вина, настоящего красного хереса. Семён Игнатьевич очень дорожил этим вином, имевшим цвет красного дерева и обладавшим вкусом изюма. Всего лишь несколько бутылок этого креплёного напитка он привёз из-за границы, где ему довелось побывать лишь однажды. Пан Хилькевич берёг красный херес исключительно для значимых торжеств, но, помня, чем обязан Прохору, он без всякого сожаления расстался с частью драгоценного напитка. Крестьяне же обычно использовали на венчании вишнёвую наливку.

Первым три глотка сделал Прохор. Бережно передав чашу Марыльке, он ободряюще улыбнулся, всем видом показывая, что вино вкусное, и он не против был бы выпить всю чашу. Эта шутливая выходка немножко развеселила невесту.

Марылька видела, что Прохор всячески старался поддержать её, отвлечь от тревожных мыслей. И ему это удавалось. Она уже и сама пыталась утешить себя: «Подумаешь, колечко упало! Мало ли что валится из рук! А сквозняк не только свечу может задуть, а и рясу вон с батюшки сорвать! Ой, куда это меня понесло?» – спохватившись, почти задорно подумала Марылька.

Настроение постепенно улучшилось и произошедшие неприятности не казались уже такими ужасными. Хотя осадок на душе всё равно оставался и змеиным ядом отравлял лучший день в жизни молодожёнов.

«Ну, вот сейчас вина испробую – и вовсе на душе легко станет!» – старалась не падать духом Марылька.

В чаше оставалось совсем немного креплёного напитка. Его можно было бы и одним глотком выпить, но полагалось сделать три маленькие. То ли от чрезмерной осторожности, то ли сказалось нервное напряжение, но с последним глотком Марылька с ужасом почувствовала, что кисло-сладкая креплёная жидкость пошла не туда. Стиснув зубы, она с трудом сдерживала кашель, который рвался из легких. Видимо, несколько терпких капель всё же попали не в то горло. С неимоверным усилием продолжая сдерживать давящий кашель, Марыля быстро протянула пустую чашу и даже не увидела, кто её взял.

От натуги глаза невесты покраснели и снова набрякли слезами. В горле уже просто невыносимо драло. Лёгкие яростно хотели избавиться от едких непрошеных капель вина. Нестерпимо хотелось откашляться и вздохнуть полной грудью. От позывов удушья и кашля плечи невесты начали непроизвольно вздрагивать. Так долго продолжаться не могло!

Если бы Марылька, поперхнувшись, сразу легонько откашлялась, возможно, всё прошло бы естественно, легко и незаметно. Но невесте очень уж не хотелось опять давать повод для испытания судьбы и людских пересудов.

Не замечая удручающего состояния Марыльки, священник продолжал обряд. Он начал соединять руки новобрачных, чтобы, взяв своей рукой, трижды обвести их вокруг аналоя, на котором лежали Крест и Евангелие. В венчальном обряде такое действие означает, что с этого момента муж и жена отправляются в совместное вечное шествие.

Взяв руку Марыльки, батюшка тут же вздрогнул от испуга. В храме тоже все с ужасом встрепенулись: невеста вдруг зашлась в громком мучительном кашле. Это был даже не кашель, а надрывное выворачивание нутра. Согнувшись вдвое и не в силах сдерживаться, девушка просто рычала, стараясь избавиться от душившего её кашля. И вдруг поняв, какое сейчас зрелище она представляет для обескураженных односельчан, Марылька стыдливо закрыла лицо руками и выбежала вон в притвор.

Многие из зевак, крестясь и испуганно бросая косые взгляды на молодых, в спешке начали покидать церковь, как говорится, от беды подальше. Хотя это и была церковь, но все уверовали, что тут сейчас происходит что-то нечистое, и каждый боялся, чтобы, не дай бог, лихо не коснулось и его.

Прохор, Игнат и Любаша кинулись вслед за Марылькой. Панич остался с батюшкой. Сват Мирон потоптался в растерянности, не зная куда податься, но быстро сообразил, что молодым лучше не мешать.

Прохор первый выскочил в притвор.

– Марылька, милая, ну что же это опять? – обняв вздрагивавшие плечи любимой, он тщетно пытался добиться, что же случилось на этот раз.

Девушка не могла говорить. Душивший кашель хоть и ослабил свою хватку, но вздохнуть свободно ещё не давал.

Но вот Любаш догадалась, что произошло. Став позади подружки, она ладошкой начала стучать ей по спине. Когда Марылька в знак одобрения лишь кивнула головой, то всем остальным тоже стало понятно: невеста всего лишь поперхнулась.

Прошло ещё несколько минут. Кашель отступил, и, чуть переведя дух, Марылька зашлась в рыданиях. Теперь её давило отчаяние и горькая обида. Самый светлый день в её жизни превратился в какую-то жестокую пытку. И срам-то какой?! Что люди теперь скажут?!

Большинство людей, особенно в сельской местности, испытывали настоящий трепет перед возможностью оказаться причиной пересудов и сплетен. Иногда, совершив неблаговидный поступок, люди меньше боялись кары божьей, чем всеобщего осуждения знакомых и соседей. Так и сейчас: хотя Марылька ни в чём и невиновата, но имя её, да и Прохора тоже, долго ещё будет на языке у всей округи. А не особо бойкую девушку даже мысли об этом очень пугали.

Любаша не отходила от подруги, жалела и успокаивала.

– Ну что ты, глупенькая, эка беда – поперхнулась! У меня прошлый год так вообще рыбья кость в горле застряла. Мать веретеном еле вытянула. Вот где страху натерпелась! – приговаривала Любаша, хотя сама прекрасно понимала, что это всё не то.

– Марылька, успокойся, милая. Всё у нас образуется. Не надо слепо верить всяким бабским забабонам, – говорил Прохор, нежно прижимая суженую к своей груди.

На женихе всё ещё красовался венец. Марылькин слетел где-то в храме. Заметив это, Любаша покрыла голову подруги платком и кинулась назад за венцом.

Священник и Андрей Семенович стояли и о чём-то разговаривали. Вид у обоих был подавленный. В руках батюшка держал венец невесты. Когда Любаша приблизилась к ним, панич коротко бросил:

– Как она?

– Рыдает, – ответила девушка. – Я за венцом.

Батюшка молча протянул свидетельнице венец и, когда она пошла назад, сказал вдогонку:

– Подойдёте потом все сюда.

Словно совершив тяжкое преступление и придя на покаяние, молодые предстали перед священником, понуро опустив головы. Марылька всё ещё изредка всхлипывала и шмыгала носом. Прохор угрюмо молчал. Свидетели и сват выжидающе поглядывали то на батюшку, то на панича, как будто судьба молодых сейчас была в их руках.

Заметно поредевшая толпа зевак продолжала с интересом наблюдать за дальнейшим развитием событий. Остались самые смелые, самые близкие и, конечно же, самые любопытные. На них-то и ляжет «тяжкое бремя» разнести и приукрасить по всей округе слухи о злополучном венчании.

– Дети мои, не надо падать духом, – грустно начал священник. – Какие бы испытания и препоны не встали на вашем пути, вы теперь перед Богом муж и жена. Ну, а коли на ваше венчание выпали странные знамения, то и это ещё не беда. Сейчас я совершу отпуст и попрошу святых взять вас под своё покровительство. Вы же, дети мои, тоже помолитесь, и господь Бог отметёт от вас все обавания и потворы недругов ваших, коли таковы имеются.

В храме всё так же горели свечи, всё так же красочно пестрела церковная утварь, всё так же лики святых готовы были внять и ниспослать прощение.

Прохор и Марылька никого вокруг не замечали. Всё их внимание в молитвах обращено к местнопочитаемому Николаю Чудотворцу. Батюшка, тоже усердно молясь, просил святых взять под свою опеку новую семью.

Из церкви молодые ехали уже вместе в бричке пана Хилькевича. Из молодёжи рядом был только Андрей и Игнат. Ехали молча, говорить не хотелось. Прохор нежно обнимал свою молодую жену, а она, уткнувшись ему в плечо, тихонько плакала. Нет, не о таком венчании мечтают девушки!

Прохор это прекрасно осознавал и чувствовал себя виноватым. Всё из-за него! Он догадывался, что старуха-ведьма была осведомлена о сегодняшнем венчании и, несомненно, приложила немало усилий, чтобы испортить ему праздник. А для создания самых вредоносных козней такие моменты тёмные людишки никогда не упускают. От таких скверных мыслей Прохор тяжко вздохнул и мрачно подумал: «Вот и началась месть проклятой старухи! И выбрала ж, гадина, день…»