Отчаяние переполняло Янинку. Вот уж около года прошло, как она с 1 матерью по воле злого рока опять оказалась изгнанной из обжитых мест. Серафима заверяла дочку, что это ненадолго, надо лишь переждать смутное для них время. Но это же время с каждым днём всё больше и больше искореняло надежду на возвращение к нормальной жизни. Словно воск, эта надежда таяла и слезами исходила, оплакивая лучшую пору жизни, которую девушка проводит в этой глухомани. Вокруг только лес и уныние, болота и тоска. А сколько ещё рассветов предстоит ей встретить здесь в одиночестве?
Янинка знала, из-за чего они оказались в этой глуши. Знала и не могла простить. Между ней и матерью всё чаще возникали ссоры и размолвки. Девушка едва ли не каждую ночь проливала горькие слёзы. Серафима становилась всё более озлобленной и раздражительной.
Янине иногда даже казалось, что мать вымещает на ней злобу за свою неудавшуюся жизнь. А то, что злой рок преследует Серафиму, так дочка на это уже давно ей сказала: «Кара божья за твои дела грешные!»
Сколько девушка себя помнит, столько и приключались с ними всякие гонения, вернее, гонения матери, а заодно, естественно, доставалось и дочке. Мать не любила рассказывать о значимых эпизодах своей жизни, потому что хвалиться было нечем. А всё, что случалось поганое, Серафима всегда преподносила это Янине совсем в ином свете, дабы обелить себя и свои деяния. Вот только первый и самый страшный случай был из-за деда. Янина тогда была маленькой и очень смутно всё припоминала, но отдельные моменты всё же так врезались в память, что она будет их помнить до конца дней.
Серафима всё время на расспросы дочки об участи деда рассказывала ей целую сказку-страшилку о зверстве и жестокости неотёсанных мужиков, напавших тогда на их хутор. Но Янинка подрастала, видела, чем занимается мать, и знала, чем занимался дед. Впоследствии у неё сложилось своё представление о том ужасном дне…
Давно это было. Жили тогда они на каком-то хуторе. Жили вчетвером: дед, Серафима с мужем и их маленькая Янинка. Батьку Янинка помнила смутно, но обрывочные воспоминания о нём остались самые светлые. Потом, как поняла она уже позже, батька, узнав, что тесть колдун, да такая же и женка, оставил их. Дед, и до этого не отличавшийся мягкостью характера, после ухода зятя совсем взбеленился. От злости старика доставалось почти всем, кому доводилось иметь с ним какое-либо дело. Крестьяне едкого старика побаивались и всячески старались избегать ненужных встреч с ним. Дочку и внучку старый ведьмак не то чтобы любил, но относился к ним терпимо, даже, можно сказать, с крестьянской заботой: обоим находил работу.
И вот однажды в один из знойных летних дней дед Янины возвращался из местечка пешком. Был базарный день. Старую лошадь, да ещё и с изъяном дед удачно продал – он знал, как это сделать – и в добром расположении накупил домой всякой всячины. Да не рассчитал маленько! Лошади-то уже не было.
Хоть и крепок был ещё старик, но уж больно тяжко давалась в тот день дорога. Добрый десяток вёрст ещё впереди, а в котомке за плечами под пуд ноши, да над головой полуденное солнце нещадно палило. Очень трудно было старику в тот час. Но через некоторое время, на счастье старика, нагнала его подвода, а на ней три знакомых мужика из соседней деревни. Приостановили лошадь, чтобы путника подвезти, а когда увидели, что это за путник, отпихнули его, да коня в галоп пустили, чтоб отъехать быстрее и как можно дальше. Испугались козней колдовских. Думали на задрипанном конике уйти, чтоб, не дай бог, неприятность какую не нажить. Ан, нет! Наоборот вышло. Как раз и нарвались на неприятности.
Ярости старика не было предела. Весь путь проклинал мужиков на чём свет стоит и особенно того, кто лошадью правил; от злости аж кипел весь! Зато дорогу преодолел незаметно. Причинённая ему обида не давала уснуть до глубокой ночи. И всё это время ведьмак слал на обидчиков самые страшные проклятия, которые не заставили себя долго ждать.
То ли это было совпадение, то ли и в самом деле проклятия сбываются, но буквально на следующий день лошадь, на которой ехали мужики, околела. Правда, она уже и так совсем старенькая была, весной соху с трудом еле тягала. А тут её по жаре порядком прогнали, да не уследили, чтобы воды сразу после этого не пила. Вволю из дежки напилась, а это для любого живого существа в большую тягость. Вот и не выдержала лошадка. Кого винить? Знамо кого – ведьмак приделал. Голосили мужик с бабой по издохшему конику, а тут и другая баба заявляется. Хозяин её, что вчера тоже ехал на возку, ходить не может: ногу подвернул. Полез стреху подправить, да и кувыркнулся с лестницы. Тут уж дураком надобно быть, чтоб не догадаться, что не спроста всё это. Таких совпадений почти и не бывает! Побежали все вместе к третьему вчерашнему попутчику. Не успели добежать, а уже гвалт на полдеревни услышали, и дым валит из-за хлева у того мужика. Сначала, как увидели сполохи дымные, решили: хлев горит. Но, слава богу, оказалось, что детишки подпалили копну сена за хлевом.
Летом селяне печку топили, только чтоб хлеб испечь или щей каких сварить. Вот детки и умудрились незаметно вытянуть угольков. Начали играться с огнём, прячась от взрослых за стожком сена, а как в руки припекло, так и упали угольки в сухую траву. Хорошо, что хоть одно сено сгорело: стожок стоял поодаль от хлева. Опять же вопрос: кого винить? Вроде-то сами за детишками не доглядели. Так не-е-е! Лучше свалить вину на кого-то! Вот и выходило: не доглядели, потому что бес вмешался. А откуда он взялся? Тут тоже всё понятно: ведьмак наслал. И это уж не впервой такое происходило, когда ни с того ни с сего на людей лихо сваливалось. А в последнее время так и вообще неприятности сыпались как из рога изобилия.
И переполнилась людская чаша страха и терпения. Поднялись селяне всёй деревней да на хутор к колдуну ринулись. А когда валит народ толпой неуправляемой да многолюдной, тогда уж не только колдуна не испугается, а и сам чёрт нипочём будет. Разве что урядник смог бы попробовать остановить такую ораву. И то вряд ли.
– На огонь его!
– Всех спалить!
– Всё отродье бесово на огонь!
– Натерпелись лиха! Хватит! – из людской лавины неслись злобные выкрики, ещё больше распаляя ярость в толпе и придавая решимости даже самым суеверным селянам.
Гудела земля под грозной поступью людей; замолкали птицы, разбегались звери, напуганные вырвавшейся на волю злобой человеческой. Бабы голосили и визжали, мужики хрипели и ухали. И с каждым выкриком толпа зверела ещё больше. С тяжёлым надрывным свистом вырывался воздух из лёгких тех, кто молча спешил на расправу; их угрюмый и решительный вид навел бы ужас на любого постороннего человека. Безумием горели глаза каждого в отдельности, но в намерениях все были едины. Разъярённая толпа была одним целым! И эта дикая массовая ярость сравнима была лишь, может быть, с беспощадным стихийным бедствием.
Самые решительные мужики потрясали над головой вилами, топорами, кольями. В грязных жилистых руках в нетерпении пылали головешки и факелы, начавшие уже подымливать на исходе сил. Казалось, каждый ещё живой сполох пламени, теряя искры, подгонял толпу, спешил. Ведь каждая маленькая искорка просто мечтала породить исполинское детище. И, похоже, эти догорающие малютки все же успеют внести главную лепту в общее безумие…
Глянув случайно в окно, Серафима тогда первая заметила плывущую по полю чёрную людскую волну. Представшая взору картина внушала страх и ужас перед необузданной толпой. Мать Янины сразу сообразила: быть беде. От испуга подкашивались ноги. Глухо ойкнув, она опустилась на лавку. Но рассиживаться было некогда. Преодолевая противную слабость, Серафима выскочила из хаты и позвала деда, возившегося в хлеве.
Старый ведьмак тоже быстро смекнул, что к чему. Вывод ясен как день божий: толпе нужен он! Страх сковал тело и разум лишь на несколько мгновений.
– Быстро забирай Янинку, необходимые вещи и утекайте в лес! – трясущимися губами приказал старик, а сам бросился в избу к запертому сундуку.
Янине хорошо запомнился тот момент, когда мать бегала по хате, собирая лучшее из одежды, а дед стоял на коленках и в спешке пытался открыть замок непослушными от волнения руками. Сама же перепуганная Янинка стояла в то время посреди избы и тихо ревела. Она тогда не боялась каких-то там приближающихся чужих людей. Её пугало растерянно-суматошливое поведение матери и деда и особенно их страшное выражение лиц.
Наконец, сбросив в постилку все собранные вещи, Серафима схватила за руку маленькую Янинку и, окинув напоследок прощальным взглядом избу, ринулась к двери.
Янина до сих пор не может понять, почему тогда она боялась громко плакать. Ведь ей насчёт этого никто ничего не говорил, не приказывал. Но какое-то шестое чувство заставляло ребёнка сдерживать громкие рыдания, чтобы не накликать ещё большей беды.
Они уже выбегали за хлев, когда их догнал дед и отдал Серафиме какие-то вещи. У Янины в памяти запечатлелись лишь шкатулка и старая потрепанная книга в диковинных обложках. Дед тогда сказал матери:
– Береги это, дочка. С этим вы не пропадёте. И утекайте! Бегите вообще из этих мест. А я их задержу… Образумить попробую…
Как они бежали в лес, Янина не помнит. Но в памяти ещё один момент отложился довольно отчётливо.
Они с матерью, добравшись до леса и схоронившись в зарослях, издали наблюдали за своим хутором. Наблюдали за своей родной хатой, за последними минутами уходящего мира, в котором до сих пор жили и в который возврата уже не будет.
Что сталось с дедом, маленькая Янинка тогда не видела. Лишь спустя многие годы она поняла, какая участь постигла его. А тогда, стоя за густой листвой и чуть раздвинув ветви, они издали глядели, как люди, словно муравьи, заполонили их подворье. Дед, видимо, пытался образумить разъярённую толпу, что-то кричал и вскидывал к небу руки. Девочка с матерью не могли слышать, что он выкрикивал, но увидели, что это ещё больше взбесило людей. К несчастному сразу бросилось несколько мужиков с вилами. В этот момент ладонь матери легла на глаза маленькой Янинки…
Когда Серафима потянула за собой дочку, та всё же успела оглянуться. Над их хутором плясали огромные языки пламени. Клубы черного дыма, похожие на извивающееся чудовище, ползли ввысь, закрывая собой полнеба. Это ужасное зрелище сильно тогда напугало Янинку, и было последним, что врезалось на всю жизнь в память маленькой девочки…
Серафима, уходя подальше от опасности, брела с дочкой по дорогам и трактам белорусского Полесья. Ей до сих пор не верилось в то, что случилось. Ведя маленькую дочку за руку, она часто нервно вздрагивала и оглядывалась. Сказывалось неимоверное потрясение, и от этого Серафиме часто чудились зловещие голоса и крики настигающей их погони. Но чем дальше она уводила дочку от места ужасной расправы, тем спокойнее становилось у неё на душе.
Серафима шла, сама ещё точно не ведая куда. Только бы подальше! Питались в скитании как придётся и чем придётся. Иногда, жалея молодицу с девочкой, их подбирали попутные крестьянские возы. Несколько дней мучительных скитаний, десятки пройденных верст – и они добрались до местечка Мазыр, где, оглядевшись и устав от трудностей дорог, Серафима решилась наконец остановиться.
Найдя приют у одинокой вдовы и проведя в местечке около месяца, мать Янины окончательно убедилась в правильности своего выбора. Ей приглянулось это местечко, разбросанное на живописных холмах. Полноводная Припять несла свои воды прямо у подножья возвышенности, на которой стояла хата вдовы. Никогда раньше Серафима не видела такой большой реки; она была несказанно поражена природным величием и красотой этих мест.
Мизерная плата за жильё тоже сыграла важную роль в решении Серафимы. О себе она всем рассказывала почти правду: хата сгорела, родных, кроме дочки, никого нет. Возможно, вдова просто пожалела несчастных погорельцев и приютила их, чтобы и самой веселее было, да ещё и какую-то копейку на этом заработать.
В Мазыры Серафима сначала затаилась, вела себя неприметно, но в то же время с интересом присматривалась, как и чем живёт местечковый люд. Немного освоившись и пообвыкнув на новом месте, она с осторожностью взялась за своё ремесло. Встречаясь и разговаривая с соседями, она как бы между делом начинала намекать, что может помочь в излечении многих недугов, болячек и прочих напастей. «Если обученные лекари не могут дать рады в снятии простого испуга, что уж тогда говорить о более серьёзных недугах. Я вот не раз помогала людям избавиться от хворей, супротив которых доктора лишь руками разводили», – при каждом удобном случае Серафима вставляла в разговор примерно такие слова.
И вскоре стратегия Серафимы начала приносить результаты. С различными недугами к ней потихоньку потянулся простой люд, у которого не хватало средств на настоящего лекаря. Люди рассчитывались за свои визиты в основном продуктами, реже вещами и совсем редко – деньгами. Давали кто что мог, и она брала всё, что ей приносили.
Маленькой Янинке на новом месте очень даже понравилось. Она подружилась с местной детворой, и у неё начался один из лучших периодов жизни. Беззаботное детство лучилось яркими впечатлениями от весёлых походов на реку, где всей ватагой затевали интересные игры и забавы. Часто бывало, что, заигравшись, дети целый день не показывались дома. Спохватившись только к вечеру, многие из них боялись возвращаться к строгим родителям, ибо там непослушных детей уже ждала порка. За долгое отсутствие иногда доставалось и Янинке; всё-таки у Серафимы она была единственной дочкой, и мать сильно волновалась за неё.
Так шли дни за днями. Проходили месяцы. Годы незаметно скрадывались неумолимым ходом временем. Из маленькой девочки Янинка превращалась в настоящую девушку-красавицу, на которую даже мужчины постарше начали бросать заинтересованные взгляды.
Серафима же заметно постарела, но в ремесле своём стала более мастита и уверенна. У неё появились свои постоянные клиенты, и она давно уже бралась больше за помощь в тёмных делах. Для неё такие услуги обходились меньшим расходом сил, а оплачивались более щедро. Сама не зная почему, но ей черная магия давалась легче, а действия доставляли даже своеобразное удовлетворение. Наверное, дух дьявола был сродни её сущности. И чем больше Серафима занималась чёрным ведьмовским ремеслом, тем больше её затягивало в зависимость от такого занятия. Если к ней долгое время никто не обращался с просьбой навести порчу на недруга, на скотину или сделать ещё что-нибудь такое, то Серафима испытывала зудящую потребность в свершении таких колдовских действий. Со временем этот зуд перерастал уже в мучительные страдания, и она готова была сделать что угодно и против кого угодно – неважно, будь то чужой человек или близкий. А из близких у Серафимы только Янина. Но всё же она не настолько теряла голову, чтобы причинять вред своей дочери! У неё хватало силы и умения, чтобы жертвой мог стать просто незнакомый прохожий. Для этого Серафиме достаточно было только глянуть в глаза встречному, прикоснуться или обмолвиться несколькими словами, а остальное – по накатанной дорожке. И у несчастного вскоре начинались неприятности, приводившие ведьму в состояние эйфории от сладкого чувства тайной власти.
Но ремесло, коим Серафима так усердно занималась, не проходило бесследно и для неё самой. Хотя по годам она была не совсем ещё старой женщиной, но на лице появились глубокие морщины и складки, придававшие ей вид измождённой старухи. И все же, несмотря на то, что Серафима сильно внешне сдала, физической и внутренней жизненной силы у неё было ещё предостаточно. Вот только становилась она всё более раздражительной и злобной, особенно если её вынуждали быть таковой.
Вскоре отошла в мир иной хозяйка старенькой избы, в которой проживали постоялица с дочкой. Померла бабка внезапно: днём ходила, разговаривала, ни на что не жаловалась, вечером, перекрестившись, спать легла, а на утро уже и не встала. Одни завидовали: смерть лёгкую приняла. Другие шептались, что помогла ведьма, чтоб хатой завладеть, да самой всем распоряжаться. Ведь не раз замечали люди, что Серафима в последнее время всячески притесняла старушку-хозяйку.
В любом случае вопрос с избой надо было решать в местечковой управе. Но Серафима никуда не пошла и лишний раз мозолить глаза панству не хотела: о ней и так уже давно ходили нездоровые слухи. Никто из управы не трогал – и ей нечего самой туда соваться.
Но всё же после этого Серафиму начал сильно тревожить излишний интерес нового урядника. То зайдёт поинтересоваться, всё ли чинно у неё, то людишек расспрашивает о них: кто такие, да откуда здесь появились, а главное, чем занимаются и на что живут? И это спустя многие годы, проведенные в Мазыры, после которых уже сама Серафима по праву считала себя мазырянкой.
У колдуньи всё же была маленькая надежда на то, что молодой урядник интересуется её дочкой-красавицей, вот и ходит кругами тут, словно мартовский кот.
Но в последний раз урядник очень уж подозрительные вопросики задавал Серафиме. Спрашивал, не объявлялись ли какие родственники умершей хозяйки? Не приходил ли в хату кто-либо незнакомый, представившись родственником? И даже поинтересовался, не знает ли Серафима причину, по которой владелица хаты внезапно отошла в мир иной. От всех этих расспросов за версту несло неприятностями. А тут и сам пристав однажды вызвал к себе в участок Серафиму. И её особенно насторожил интерес пристава к незнакомцу, с которым колдунья, на свою беду, однажды встречалась.
Нутром почувствовав неладное, прозорливая Серафима на время притихла со своей колдовской деятельностью, решила выждать. Но покоя душа не находила, и всё это время колдунья сидела как на иголках. Народ не зря говорит, что знает кошка, чьё мясо съела. Так и Серафима догадывалась наверняка, почему к её особе проявлялся такой интерес. И умершая вдова вовсе не была тому причиной, да и красавица дочка тоже. А настоящая причина, таилась за событием полуторамесячной давности и за странным незнакомцем, о котором осторожно выпытывал урядник.
Явился как-то раз к ней человечек, прилично одет, чисто выбрит, словом, из невеличких панов. Но уж больно нервный такой, боязливый. Всё оглядывался да шепотом загадочно говорил. Нет, кабы сразу просьбу свою изложить внятно, так сначала вокруг да около всё речь вёл. Прощупывал, не ошибиться бы. Да колдунья таких людей насквозь видит и знает, чем дышат. Небось замыслил дельце подленькое, а смелости не хватает самому исполнить. Потом догадка Серафимы полностью подтвердилась.
Начал посетитель ныть да жаловаться, что начальник жизни не даёт, а затем и выложил с чем пришёл.
– Накинь мороку на него… Бумажку надобно нынче важную подписать. Пройдёт два-три дня – поздно будет. А ещё лучше, если после подписи он и вовсе сляжет. Великую выгоду от этого иметь будешь, – с жаром говорил посетитель, боясь получить отказ.
Серафима и в самом деле сначала не хотела браться за этот странный заказ. Ей ещё батька, обучая тонкостям колдовского ремесла, говорил: «Дочка, старайся не встревать в дела казённые. На нашем поле хватит работы и с людишками попроще. Главное, чтоб работа результат давала и душу радовала».
– Дане, панок, не хочется мне с людьми государевыми связываться. Как бы боком самой не вышло. Ты уж не серчай на нерешительную бабу. Не помощница я тебе в этом деле, – спокойно тогда ответила отказом Серафима.
Её слова возымели действие на посетителя, словно того окатили ушатом холодной воды. Человек присел на лаву и, не веря в отказ, застыл с открытым ртом. Наконец, всё осмыслив, он сокрушённо произнес:
– Ты не нерешительная баба. Ты просто дура. Двадцать целковых на дороге не валяются. Ладно, о нашем разговоре забудь.
Странный человечек уже встал и шагнул к двери, собираясь покинуть несговорчивую бабу. По его виду было видно, что он уже сожалел о том, что пришёл сюда. Вернее, сожалел о том, что раскрыл свою тайну, в которой, видимо, был замешан ещё кто-то.
Теперь Серафима стояла в растерянности. Она никак не ожидала услышать такую сумму за свои услуги. Чтобы заработать такие деньги, ей понадобиться не меньше года присушивать сердца рябых хлопцев к любящим прыщавым барышням, наводить порчу и проклятия, снимать сглазы и заниматься прочей ерундой. А здесь, видать, дело серьёзное, раз такую награду сулит этот человек. И Серафима решилась.
– Постой… Тебя, мил человек, кто направил ко мне?
Человек в черной свитке замер на пороге. Всё еще держась за дверную дужку, он оглянулся и пристально посмотрел на колдунью. Его суетливая настороженность пропала, глазки не бегали. На Серафиму смотрел суровый и решительный взгляд.
– Я знал, что ты согласишься, – спокойно произнес человек.
От такой разительной перемены в облике посетителя Серафима аж обмерла. Она считала себя непревзойденным знатоком человеческих душ и характеров. И тут такой конфуз: трусливое ничтожество, по её определению, смотрело сейчас коварным взглядом хищника.
– Я хотела спросить…
– Да брось ты… Вот тебе задаток. Сделаешь дело – получишь остальное.
Незнакомец назвал чин, фамилию и имя человека, на которого необходимо воздействовать, не оставив Серафиме никакого шанса на отступление.
– Да, чуть не забыл. Вот тебе ещё и это… для пущего результата, – с этими словами человек бросил на стол платок со следами крови. Ещё раз «одарив» растерянную Серафиму колючим взглядом, он спокойно добавил:
– Это его платок… Кровь носом шла. Тебе всё понятно?
Растерянная Серафима смогла лишь утвердительно кивнуть головой.
– Тогда и у меня всё, – с оттенком раздумья сказал мужчина, но вдруг будто что-то вспомнив, он жестко добавил: – И не вздумай дурить, «нерешительная баба»!
Последние слова незнакомца прозвучали с нескрываемым презрением. От былой неуверенности у него не осталось и следа. Решив, что говорить больше не о чем, посетитель круто развернулся и уверенно шагнул к выходу.
Немного опомнившись, Серафима тогда ещё раздражённо подумала вслед: «Может и этому пану устроить жизнь весёлую, чтоб свет не мил стал. Пусть знает, как с ведуньями обращаться!»
И тут же, приостановившись в дверях, посетитель обернулся. Его пристальный взгляд прямо-таки буравил совсем растерявшуюся Серафиму. И снова её душа затрепетала в тревоге, которая и не замедлила прозвучать.
– Если что-то пойдёт не так, ты и твоя дочка будете в Припяти, – очень тихо сказал незнакомец, но тихо прозвучавшие слова только подтверждали, насколько реальна была угроза. – Раки любят человечину… и место у нас уже прикормлено… Так что не дури и займись-ка лучше делом.
У Серафимы в ногах появилась дрожь, и они начали подкашиваться. Чтобы не рухнуть на пол, колдунья схватилась за край стола. Незнакомец, конечно же, заметил испуг Серафимы и хищно ухмыльнулся.
Не назвавший своего имени мужчина ушёл, а ведьма ещё долго стояла посреди хаты с трясущимися руками и губами. «Как бы и в самом деле не нырнуть в темные воды с камнем на шее…» – с ужасом подумала она и по «дружескому» совету начала готовиться к делу.
Серафима очень старалась в ту ночь. От напряжения внутренних сил рубаха на спине стала влажной. В тот раз ей пришлось проявить всё своё колдовское мастерство не только из-за хороших денег, но и из-за возникшей угрозы со стороны таинственного визитёра.
Имя человека, на которого Серафима наговаривала заклятие, было знакомо почти каждому жителю местечка. Это был важный чин из управы.
Колдунья с заказом справилась блестяще. И это благодаря платку чиновника. Ведь на крови получаются самые сильные наговоры и заклятия, против которых редкий человек мог устоять.
Оставшуюся часть платы за свою работу ведьма ждала со страхом. В мыслях она готова была уже отказаться от остальной половины денег, только бы не встречаться опять с заказчиком. Но дело сделано и деньги принесли. К великому облегчению Серафимы, их принёс какой-то беспризорный мальчишка.
При помощи колдовства необходимые бумаги были подписаны, в результате чего выгодный государственный заказ получил один из панов, ранее часто уличавшийся в неблаговидных делах и афёрах. Получив немалый кредит из казны, проходимец был таков. Началось разбирательство этого дела, явно шитого белыми нитками. Внезапно слегший чиновник, ничего толком сообщить ревизорам и следствию не мог. Он даже не понимал, о каком документе его спрашивают, и вообще ничего по этому делу вспомнить и прояснить тоже был не в состоянии. Всё это выглядело более чем странно.
Может для Серафимы всё и обошлось бы просто волнениями из-за слухов о каком-то скандале в управе, но кому-то из панов вдруг пришло в голову обратиться к знахарю. Многим идея пришлась по душе. Некоторые даже советовали обратиться к Серафиме, но у того, кто подал идею, были сомнения именно на её счёт. И даже больше! Высказывалось мнение о непосредственном причастии колдуньи к этому делу. Не откладывая, власти тут же приступили к осуществлению задуманного. Вскоре нашли нужного человека.
Знахарь оказался калачом тёртым; он долго и с явным притворством напрягал какие-то, «одному ему присущие» сверхъестественные способности. Попыхтев на целый червонец казённых денег, он в конце концов всё же выдал свой ответ, полностью подтвердивший подозрения комиссии: «Приделано. Ищите пришлую ведьму. Да глядите, изворотливая баба, и сила колдовская у неё большая. Как бы чего худого опять не вышло». Видимо, и в самом деле не зря пыхтел знахарь над заказом панства. А вот помочь ничем не смог! Мало того, так и честно сознался, что это не в его силах. Что ж, подозрения подтвердились, но их-то к делу не пришьёшь.
После этого полиция и начала наводить справки о Серафиме. И сразу же, как только Серафима попала в поле зрения местных властей и полиции, в один из вечеров, ближе к ночи, к ней как снег на голову опять явился тот странный клиент.
Колдунья не на шутку встревожилась неожиданному визиту, а тут ещё незнакомец без всяких объяснений холодно сказал:
– Велено избавиться от тебя… но будет лучше, если ты немедля покинешь местечко. Не хочу лишний грех на душу брать… да и пригодишься, думаю, ещё. Собирайся. Тебя и дочку перед рассветом будет ждать лодка. Переправитесь на тот берег, там вас встретят и проводят в надёжное место. Будете жить пока в охотничьей избушке. Схорониться хотя бы на время надобно, а там поглядим.
У Серафимы не хватило смелости ослушаться незнакомца. Уж лучше в охотничью избушку, чем в холодную воду с камнем на шее. Да и всё, что сказал таинственный незнакомец – резонно. Колдунья чувствовала это и сама. Ей надо опять спасаться бегством.
Пока Янины не было дома – по вечерам она уже часто и допоздна задерживалась, – Серафима собрала весь необходимый скарб. Сейчас, конечно, не было такой опасности и спешки, как двенадцать лет назад на хуторе, но всё равно она пребывала в состоянии близком к панике. Серафиме очень не хотелось опять срываться с обжитого угла и идти в неизвестность, хотя это и был единственный выход, чтобы избежать серьёзных неприятностей.
Около полуночи прибежала радостная Янинка, но, узнав ужасную новость, она впала в истерику. Ещё бы! Здесь в местечке много молодёжи и на её молодость и красоту уже многие смотрели с восхищением. Она и её подружка всегда были в центре внимания на молодёжных сходках.
Янина осознавала, что она более привлекательна, чем её подружка, но репутация матери многих ухажеров отпугивала. Девушка тогда даже подумала, что это может и к лучшему. Она достойна сказочного принца, красивого и смелого. Для себя Янина решила, что будет дружить только с тем кавалером, который не дрогнет, узнав, чья она дочь. И вот сегодня её провожал домой Михалко – парень, на которого заглядывались все девчата. Янинке он тоже нравился, хотя особого, волнующего трепета она не испытывала. Просто ей льстило, что такой видный хлопец из огромного числа девчат выбрал именно её. Девушка уже грезила романтическим будущим, а вместо этого – избушка в глухом лесу.
– Я никуда не пойду! – со слезами кричала она, мечась по хате.
– Пойдёшь, дочка. Не со мной, так в острог. Будут тебе там и хлопцы, и гулянки… Всего испробуешь, – грубо уговаривала Серафима воспротивившуюся дочь.
И в этот момент Янинка возненавидела то, чем занималась мать и к чему пыталась приобщить и её. Ей хотелось быть такой, как все, и жить такою жизнью, чтобы люди не указывали пальцем и не шептали вслед: «Вона пошла дочка ведьмы. Ишь, и пригожести себе наворожила…»
По воле случая семья Янинкиной подружки вела чересчур набожную жизнь, которая была полной противоположностью жизни Серафимы, ни разу не посетившей церковь. Подружку такая набожная строгость сильно тяготила, а вот Янине было невероятно интересно познавать отрывочные сведения из законов божьих и библейских заповедей. Её просто очаровывали истории жития святых. Девушка втайне от матери однажды даже заходила с подружкой в церковь. Ей было там страшновато и непривычно, но в то же время она была поражена великолепием церковного убранства и сверкающей утвари. Но особое впечатление на девушку произвели строгие лики святых. Янина долго не могла оторвать взгляд от одной из икон, и ей даже показалось, что изображенный лик хочет что-то ей поведать. И глаза на иконе уже вовсе не строгие! А если пристально вглядеться, то лучились они, как показалось девушке, пониманием и прощением. И Янинка тогда вдруг поймала себя на мысли, что в глубине души она искренне завидовала людям, свободно и открыто приходящим сюда.
Об этом своём тайном интересе девушка не посмела сказать матери, побоялась. Слишком велико было влияние Серафимы на дочь. Вот и в тот поздний час мать-ведьма быстро сломала ещё не окрепшую волю своей дочери.
В ту же ночь, под утро, Серафима и Янинка покинули местечко Мазыр. Как и обещал загадочный человек, их переправили на другой берег Припяти. Там их встретил молчаливый дедок и проводил до Каленкович. За всю дорогу он обмолвился лишь двумя-тремя фразами. На все расспросы пожимал плечами. В лучшем случае мог проворчать: «Скоро сами побачите». Или недовольно буркнуть: «Узнаете, всему своё время». Ну а от Каленкович и до самой избушки их привез уже другой мужик на подводе.
Вот так и появилась колдунья Серафима вместе с дочкой-красавицей в заброшенной охотничьей избушке, от которой до ближайшего селения Черемшицы аккурат вёрст пять-шесть наберётся.
Обживаясь на новом месте, Серафима часто погружалась в непонятное беспокойство. Хотя она и считала себя непревзойдённой в колдовском ремесле, но временами ей казалось, что она находится под пристальным вниманием более могущественного соперника, от всевидящего ока которого ничего не утаить. А в последние дни ей и вовсе не давало покоя неотвязное предчувствие: над ней сгущались грозовые тучи надвигающихся событий.