Г. Саралидзе: Поговорим о венгерских событиях 1956 года. В историографии и особенно в журналистике оценивают их очень по-разному. Кто-то говорит, что это выступление народных масс.
Д. Куликов: Широких.
Г. Саралидзе: Да, широких народных масс. Чуть ли не демократическое восстание. С другого политического края есть мнение, что это выступление фашистских недобитков и хорошо спланированная акция ЦРУ, даже известно название этой операции – «Фокус». Давайте попробуем разобраться, что же происходило в 1956 году в Венгрии, что этому предшествовало и как развивались события. А событий, происходящих Армен, с твоей точки зрения, что послужило причиной выступлений, какие были политические предпосылки, чтобы это произошло?
А. Гаспарян: Все было закономерно. Никакой особой любви венгры к нам не испытывали. Я думаю, все знают о том, что они воевали на стороне Третьего рейха. Их кровавый путь достаточно легко проследить: это теперь уже независимая Белоруссия и часть территории РСФСР. Проводили они карательную политику, ни в чем не уступая немцам, а в некоторых эпизодах даже значительно их превосходя. Поэтому и настроения в Венгрии были соответствующие. На первых выборах ведь, как известно, коммунистическая партия получила критически малый процент голосов -17 %, что, естественно, не удовлетворяло ни местных деятелей левого движения, ни уж тем более Советский Союз. Плюс к тому надо учитывать, что вся сила компартии базировалась на наших войсках. Наша группировка там находилась по причине того, что была договоренность: союзники стоят в Австрии, а мы в Венгрии. В результате компартия осталась единственным легальным игроком на политическом поле.
Г. Саралидзе: То есть там присутствовала и внутриполитическая борьба?
А. Гаспарян: В начале 1950-х годов она обострилась, потому что внутри компартии не было единства. Тогдашние партийные лидеры пытались воспроизвести советскую модель со всеми вытекающими последствиями. Усиление деятельности спецслужб – там, по-моему, на 674 тысячи человек, включая стариков и детей, составили досье. Усиленная коллективизация, усиленная индустриализация – все это наслаивалось на то, что Венгрия как страна, воевавшая на стороне Третьего рейха, должна была выплачивать денежные компенсации, в том числе Советскому Союзу. Очевидно, что в таких условиях экономического продвижения в принципе быть не может.
События 1956-го трактуют по-разному: от хорошо подготовленного контрреволюционного мятежа до стихийного восстания трудящихся масс. Где-то посередине находится мнение о том, что это хорошо подготовленная операция ЦРУ. В годы советской власти еще говорили – с участием недобитой русской эмиграции, потому что действительно НТС принял самое деятельное участие во всех событиях. Я даже лично знал людей, которые принимали участие в мятеже.
Г. Саралидзе: И кроме того, все происходило на фоне определенных международных событий.
Д. Куликов: Строительство социалистического лагеря не могло не сопровождаться серьезной борьбой вплоть до такой, которая могла быть интерпретирована как гражданская война. Венгрия относится к странам, в которых довоенное социалистическое и коммунистическое движение было фактически зачищено, так же как в Польше, например. Создание социалистического лагеря, во-первых, определялось огромным авторитетом Советского Союза, страны-победительницы. Между прочим, со всеми социальными концепциями, которые у нас были, начиная с защиты труда и заканчивая всевозможным равенством, СССР пользовался невероятной популярностью. Не нужно забывать и о международно-правовом аспекте. Действительно, в Ялте и Потсдаме договорились о разделении Европы, о зонах влияния. В той или иной степени жестко это влияние осуществлялось, например, Германия была поделена – и обе части были лишены суверенитета. Существовал геополитический и даже международно-правовой разлом.
Во-вторых, была коммунистическая мечта, символом которой являлся Советский Союз. В-третьих, до войны в этих странах у власти стояли националистические диктатуры. Прибалтика, Польша, Венгрия, Румыния – это все один и тот же тип социальной организации, которая, между прочим, в качестве своей миссии в межвоенный период называла борьбу с коммунизмом. И когда этот букет условий, или рамок, начал реализовываться на конкретной территории, они не могли определиться: либо жесткая линия – вырезать всех к чертовой матери, либо мягкая – перевоспитать. Они спорили об этом, кстати. Сам мятеж в Венгрии во многом был порожден тем, что венгерская компартия не могла сказать, а что, собственно, она собирается делать, потому что они между собой, образно говоря, подушками дрались. В целом это невероятно сложная история. Ну и, конечно, холодная война была в разгаре. Она в Корее проявлялась. В Польше, между прочим, тоже свое восстание было примерно тогда же. Не такое значительное, правда. Польша решала сходные проблемы.
А. Гаспарян: И кстати, венгры говорили, что Польша катализатор их настроения. Они (особенно молодежь) посмотрели на Польшу, которая в тот же самый социалистический блок входила – вот, пожалуйста, у вас пример перед глазами. А потом, что интересно, в Чехословакии в 68-м году скажут, что они посмотрели на Венгрию.
Д. Куликов: Конечно, спецслужбы американские там работали. В принципе, западный свободный мир подавление венгерского восстания воспринял как должное. В том смысле, что СССР имел право.
Г. Саралидзе: То есть тогда эти механизмы еще работали.
Д. Куликов: Да, существовали определенные договоренности. Потому что если бы не признали, то Советский Союз мог бы по-другому начать во Франции или в Италии действовать. Между прочим, а что произошло в Греции и что британцы делали с греческими коммунистами? Их расстреливали, убивали, разгоняли, арестовывали. Британцы тоже считали, что имели право, потому что Греция была их территорией и там коммунистов не должно было быть.
Г. Саралидзе: Армен, я бы хотел тебя спросить: повлияло ли развенчание культа личности Сталина на те события, которые произошли в Венгрии?
А. Гаспарян: Конечно. Хрущев нанес этим очень серьезный удар по международному престижу Советского Союза. Дело в том, что, как известно, текст доклада Хрущева изначально опубликован был только на Западе, а в Советском Союзе его никто не видел, кроме делегатов съезда, которые его слушали.
Д. Куликов: Кстати, с этой части заседания удалили все иностранные делегации. Это был закрытый доклад. Даже нашим побратимам по соцлагерю не разрешили присутствовать.
А. Гаспарян: И потом агитаторы получили условно два абзаца, где говорилось, что надо осудить и принять меры. Но западный мир, разумеется, понимал, что произошел некий перелом в сознании советского общества. И конечно, сразу после событий в Польше этот доклад стал особенно активно тиражироваться. В частности, в Мюнхене существовала целая типография, которая печатала его на различных европейских языках. Известно, что текст доклада имелся у поляков во время событий 1956 года. И конечно, не секрет, что текст был у тех самых венгерских студентов, которые стали зачинщиками восстания. В одном из протоколов допроса говорится, что, прочитав текст доклада, они поняли, что страну ведут в тупик. Они вышли из местного аналога ВЛКСМ и воссоздали организацию студентов, которая существовала до 1945 года. Вот это прямой результат доклада Хрущева.
Если вам говорят о том, что надо ускоренными темпами проводить политику, как это делал великий вождь всех трудящихся мира товарищ Сталин, а после рассказывают, что, оказывается, товарищ Сталин перебил столько людей, что является преступником номер два в мире, то как ты должен на это реагировать? При том что Венгрия была в значительной степени подвержена буржуазному влиянию, эти семена упали на благодатную почву. Телеграмма будущего генсека Юрия Владимировича Андропова (он тогда был послом в Венгрии), по сути, говорит, что контрреволюционный буржуазный элемент начинает выходить на улицу. А почему? Да потому что люди вдруг узнали, что не совсем все хорошо в красном проекте. И в довершение всего они начинают понимать, что все экономические трудности, которые испытывала Венгрия, это закономерный результат той политики, которая проводилась коммунистической партией. Все, круг замкнулся. Большой привет Никите Сергеевичу Хрущеву. Но он, естественно, о подобном не думал. Да и не только он.
Никто из ЦК не отслеживал, с какими гигантскими сложностями столкнулся Советский Союз из-за этого доклада. Ведь существовали помимо прочего листовки русской эмиграции для венгров (на венгерском языке) и, что гораздо хуже, для военнослужащих Советской армии (на русском). В листовках делался акцент на выступление Хрущева. Теперь представьте: гарнизон стоит в Венгрии, никакой информации о том, что произошло на XX съезде, у него нет, и тут им подробно рассказывают, что деятели Политбюро (на тот момент и Ворошилов, и Микоян, и Молотов, и Каганович еще никуда не делись из руководства страны), оказывается, преступники, залившие страну кровью и собирающиеся залить еще и Европу. Вот, пожалуйста, результат. Кто за это понес потом ответственность? Никто. Зато этот козырь использовали Центральное разведывательное управление и вообще вся западная печать. Они сказали: «Видели доклад Хрущева? Сделал Советский Союз какие-то выводы? Нет. Значит, дело не в культе личности одного отдельно взятого человека, а во всей системе, которая является преступной». То есть все вернулось на исходные позиции. Я напоминаю, что эта методология использовалась до 1941 года. Потом, конечно, Советский Союз – победитель нацизма, многое забылось. А тут опять поехали.
Г. Саралидзе: Вообще, если проанализировать действия СССР во время венгерских событий и почитать воспоминания участников тех событий, то понимаешь, что никто не знал, как действовать. Сначала ввели войска в Будапешт, потом вывели, затем консультации последовали, в том числе, кстати, с США… Очень интересное есть свидетельство министра обороны Федеративной Республики Германии Штрауса, который говорит, что американцы с помощью различных политических…
Д. Куликов:…разожгли, а потом смылись…
Г. Саралидзе: А подавление венгерского народного восстания Красной армией фактически не рассматривалось как акция, затрагивающая интересы НАТО. То есть они умыли руки. Тем более в это время на международной арене много чего происходило – вокруг Египта, Израиля и так далее. Жестко подавлять восстание, как иногда это преподносится, не собирались.
Д. Куликов: Просто не было такой цели. Удержать ситуацию – цель была, а расстреливать и уничтожать людей – не было.
Ты прав, действительно не знали, что делать. Потому что никто не собирался заливать Венгрию кровью и вводить там наше правление. Вопрос был в том, как организовать ситуацию, чтобы венгры сами могли успокоиться и найти какое-то решение. Но, конечно, Советский Союз не мог допустить, чтобы власть была захвачена американскими марионетками, и американцы с этим согласились. Обстановка была очень сложная. Параллельно кризис вокруг Суэцкого канала происходил. Ситуаций предельно жестких хватало.
Г. Саралидзе: Любопытно, что проводились консультации с другими странами социалистического блока: и с ГДР, и с Чехословакией, и с Болгарией, и, кстати, с Китаем. После чего было принято решение проводить военную операцию. И все его поддержали.
А. Гаспарян: Это тоже было, вне всякого сомнения. Но давайте не будем забывать, что, конечно, главную скрипку играл Советский Союз.
Г. Саралидзе: Даже спорить не буду.
А. Гаспарян: Остальные могли выступать в прениях по этому вопросу. Не факт, что их драгоценное мнение учитывалось. Надо понимать, что у Советского Союза на тот момент был накоплен гигантский опыт по подавлению контрреволюционных буржуазных восстаний. Причем речь идет даже не о событиях Гражданской войны, а о конце 20-х – начале 30-х годов или, о чем у нас вообще категорически не любят вспоминать, о событиях 40-х годов… Сейчас новая тенденция: мы почему-то искренне считаем, что у нас помимо лесных братьев в Прибалтике и недобитого оуновского охвостья больше ничего не было. На самом деле в некоторых российских регионах – в том числе Орле, Брянске существовали откровенно бандитские группировки, которые надо было подавлять. Это было сделано. Соответственно, опыт по подавлению имелся.
Каким образом еще советская власть должна была реагировать на события в Венгрии? Тогда же не было Михаила Сергеевича Горбачева, который попытался бы всех понять и простить. У людей накоплен опыт совершенно определенный: если вы видите перед собой врага, враг должен быть уничтожен. Ну хорошо, тут вопрос международный, давайте спросим остальных деятелей социалистического движения. А что они вам другого скажут? Вспомните, кто вошел в состав руководства ГДР. Это люди с гигантским опытом подпольной работы в 20-х и в 30-х годах, отсидевшие в концлагерях за свои убеждения. Они что, испытывали хоть какие-то трепетные чувства по отношению к недобитому буржуазному элементу, который поднял голову в Венгрии? Ничего подобного. И в Чехии, и в Польше были коммунисты, которые говорили: да, надо жестоко подавлять. Советская власть имеет свой опыт, остальные говорят: конечно, именно так и надо действовать. Все, пазл сложился. А на Запад уже можем привычно обратить внимание, все равно это ваша зона. А что на Западе? А в Австрии – что, коммунистов не гоняли в конце 40-х – начале 50-х годов? Если открыть советские газеты, там же постоянные стенания, что кого-то опять арестовали за подрывную деятельность, потому что он готовил какую-то там всеобщую забастовку.
Д. Куликов: В Соединенных Штатах вообще вовсю гоняли.
А. Гаспарян: Про это вообще молчим.
Д. Куликов: Это же происходило во всей Европе на фоне разгорающегося маккартизма и охоты на ведьм. Есть еще один момент – на нашей стороне была культурно-этическая правда: «Что вы к нам пришли?» И румыны, и венгры, и много кто еще приходили и убивали. Например, на Украине до сих пор считают румын гораздо более страшными, и подлыми, и зверскими оккупантами, чем даже немцев.
Г. Саралидзе: В других частях Советского Союза как раз венгров считали…
Д. Куликов: Была некоторая культурно-историческая правда на нашей стороне, или морально-историческая, морально-этическая, как хочешь. На Украине, например, румынских оккупантов считают более страшными, даже чем немцев. А в Белоруссии венгры отличились. Это все в памяти народа осталось. И вообще, ведь создание советского блока во многом мотивировалось фразой «Никогда больше!» Никогда больше мы не допустим, чтобы на наших границах вырастали такие националистические диктатуры, которые потом приходили бы на нашу территорию и творили зверства. Это было общее настроение. Поэтому фактически дело даже не столько в социализме и коммунизме, а в том, что мы не можем и не должны больше этого позволить.
Г. Саралидзе: Когда начиналась операция «Вихрь», был издан приказ главнокомандующего объединенными вооруженными силами № 1 от 4 ноября 1956 года. В его тексте все время повторяется: «братский венгерский народ», «оказывать помощь органам местного самоуправления», «высоко нести честь» и так далее. Я понимаю, откуда такой текст. Потому что для многих, кто служил в то время (кстати, один мой родственник принимал участие в этих событиях, а до этого воевал и прекрасно знал, кто такие мадьяры и какова их роль во Второй мировой войне), это были враги, которые еще две недели назад на улицах Будапешта принародно вешали тех, кто был за Советский Союз. И получается, с одной стороны, вроде как надо им оказывать помощь, с другой – многие солдаты и офицеры понимают, что это враги.
А. Гаспарян: Это традиция советской власти. Она тянется еще со времен ярославского восстания 1918 года, когда у тебя захваченный город, где убивают коммунистов, и, с одной стороны, воззвание к гарнизону, что это враги, которых надо давить как клопов, а с другой – следует воззвание, что это все-таки пролетариат и надо как-то культурно к нему отнестись (а то вдруг он проникнется буржуазными настроениями). И дальше без остановок: в Кронштадте, в Тамбове восстания. Крестьянские волнения конца 20-х – начала 30-х годов – то же самое. Я больше скажу. Если посмотреть внимательно на принципы построения советской агитации на оккупированных территориях – агитации для партизанских отрядов, – увидишь ровно то же самое: есть элемент, который надо уничтожить, но при всем том это народ пролетарской родины со всеми вытекающими последствиями. Модель замечательным образом была отработана. Смерть товарища Щербакова вовсе никак не повлияла на принципы построения советской пропаганды. Никакой другой у нас не было и быть не могло.
Другой вопрос, что теперь уже было поколение фронтовиков, которые видели, что творилось на оккупированных территориях, не тешили себя иллюзиями по поводу тех доктрин, которые у нас существовали в 20-30-х годах, о том, что обязательно появится восставший пролетариат, который нас поддержит и на который мы будем опираться. Все прекрасно понимали, что в этих странах главенствующую роль играет буржуазия, то есть чуждый нам социальный элемент. Но когда Красная армия пришла в Европу в конце 1944 года, последовали очень жесткие установки агитпропа по поводу того, что надо очень четко разделять врага и просто человека, который по недоразумению попал в ряды противников советской власти.
С этой точки зрения тот приказ по Венгрии выдержан абсолютно в соответствии с традицией советского государства. Я не понимаю причин недовольства им, если честно. А вы что там ожидали увидеть? Это же все-таки советские войска, а не айнзац-группа, у которой есть установка уничтожить 50 тысяч евреев, обнаруженных в этой местности. Нормальный абсолютно приказ с точки зрения нашей армии, ничего экстраординарного в этом не было.
Г. Саралидзе: Я бы вот еще на что обратил внимание. Изначальный план был жестче. В какой-то момент советское командование отменило воздушную бомбардировку Будапешта, чтобы избежать многочисленных жертв среди мирного населения. И это стоило жизни нашим солдатам, между прочим. Понятно, что после таких бомбардировок погибло бы мирное население Будапешта. Но, с другой стороны, тогда потери советских войск были бы меньше.
Д. Куликов: При этом, обратите внимание, большинство солдат венгерской армии не подчинились приказу Имре Надя о том, что нужно воевать с советскими войсками, остались в казармах, а часть генералов подала в отставку. Это, как бы там ни было, показатель. Да, была группа, в том числе военных, которая собиралась удерживать Будапешт.
С жертвами пришлось этот Будапешт зачистить.
Г. Саралидзе: Если посмотреть на потери венгерской армии в этих событиях, то все сразу становится ясно. По официальным данным, она потеряла 53 человека убитыми и 289 ранеными. Вот, собственно, и ответ.
А. Гаспарян: Вы хотите мне сказать, что это карательная операция – 53 убитых?
Г. Саралидзе: Тогда понятно, почему все переворачивают и говорят о народном восстании.
Д. Куликов: Два слово скажу: народное восстание началось с того, что эти «народные восставшие» сидели на крышах и оттуда стреляли по советским войскам.
Г. Саралидзе: После чего появились первые жертвы. Сейчас разные историки и в Венгрии, и за ее пределами говорят о том, что это были спецагенты какие-то. Но если это была все-таки провокация, тогда непонятно, зачем надо было…
Д. Куликов:…отводить войска.
Г. Саралидзе: Да. После провокации обычно говорят: вот вы по нам стреляете, а мы вас сейчас тут зачистим. Так нет же, пытались договориться. Как-то нелогично, прямо скажем.
Я хотел бы затронуть вопрос о том, как сейчас интерпретируются события 56-го года в Венгрии. Кто что доказывает? Когда критики всего советского прошлого рассуждают о венгерских событиях, они говорят, что было народное выступление, и вот вам, пожалуйста, – современные венгерские данные приводятся. Не буду сейчас подвергать их сомнению, какие есть, такие и зачитаю. Большинство жертв со стороны повстанцев – это рабочие, 46 с лишним процентов, военные и полицейские составляют всего 16 процентов, представители интеллигенции – 9,4, студенты – 7,4. Там есть еще крестьяне, ремесленники, пенсионеры и так далее. Погибли со стороны венгерских повстанцев 2652 человека, 348 считаются мирными жителями, которые случайно там оказались… Понятно, что при стрельбе в городе погибали и от шальных пуль. Жизнь каждого человека бесценна, но на кровавую расправу, учиненную одной из лучших армий мира, не тянет, на мой взгляд.
Д. Куликов: Если вспомнить, что происходило чуть раньше (с 1944-го по 1949 год) в Греции, как там действовали англичане, то в принципе понимаешь: относительно спокойное отношение натовцев и американцев к подавлению венгерского восстания было связано с тем, что они делали то же самое, может быть, даже гораздо жестче. Еще раз повторю: мы в своем праве находились с точки зрения заключенных соглашений и мы не могли допустить возрождения хоть какого-нибудь в жесткой формулировке – неофашистского, в мягкой формулировке – нацистско-националистического буржуазного правительства в Венгрии всего лишь через 10 лет после окончания войны. Это было невозможно. Советские люди этого бы не поняли. Вот представим себе невозможное: Советский Союз вывел войска из Венгрии, хортистская военная власть там бы восстановилась…
Г. Саралидзе:…они бы всех своих политических противников…
Д. Куликов: Возник бы вопрос: а ради чего мы вообще все это делали? Чтобы опять появилось вот это? А ничего другого там появиться не могло в принципе.
Нельзя абстрагироваться от объективного содержания происходящего. Объективное содержание заключалось в том, что ничего другого, кроме националистической или нацистской диктатуры, Венгрия в качестве альтернативы социализму воспроизвести не могла. Кстати, посмотри: после 90-х годов Польша что воспроизводит? Каков в этом градус национализма? Разве, освободившись от советского проекта, Польша стала невероятной сверхтолерантной демократией? Нет. А если бы это происходило сразу, когда были живы все деятели и сторонники националистических диктатур? Что тогда бы там возникло? Эльфийское демократическое царство? Нет, была бы жесточайшая нацистская диктатура и в Венгрии, и в Польше.
Г. Саралидзе: Ар мен, чуть поподробнее расскажи об эмиграции, которая принимала участие в этих событиях.
А. Гаспарян: Это известный всем в то время Народно-трудовой союз, тот самый НТС, находившийся, вне всякого сомнения, в теснейшей спайке с Центральным разведывательным управлением и проводивший диверсионную работу на территории СССР. И тут им за один 1956 год выпадает сразу столько козырей. К событиям в Польше не очень успели, правда, подготовиться, а вот к Венгрии уже более-менее были готовы. Занимались этим люди, прошедшие всю Вторую мировую войну, и вовсе не в кабинетах где-то на Принц-Альбрехт-штрассе или других замечательных улочках столицы Третьего рейха, а зачастую на оккупированных территориях. Как вести пропаганду против ненавистной им советской власти, они знали. Самое главное, они понимали, как это можно будет потом использовать. Ведь ни для кого не является секретом, что рассчитывать на то, что эта восставшая народная стихия сметет советскую власть в Венгрии, мог только человек чрезвычайно наивный. Было понятно, что подавят. Но надо было использовать полученный результат в своих целях, и Западу был продемонстрирован полный набор аргументации про кровавый преступный режим.
Погибли мирные люди. Никто не стал разбираться, в результате чего они погибли и по какой причине оказались на улице. Заговорили о кровавой поступи тоталитарных советских органов – имелись в виду и Советская армия, и главные венгерские силовики, которые потом будут наводить порядок. Было изготовлено умопомрачительное число листовок, обращений к международному сообществу. Словом, мы тогда в полном объеме увидели – просто раньше не знали об этом – весь потенциал, который будет отточен во время событий 1968 года, а кульминацией его использования станет война в Афганистане. Вот там уже все работало как часы. Венгрия, конечно, с этой точки зрения во многом импровизация. Неслучайно – даже если посмотреть воспоминания людей, которые принимали в этом участие, – событиям в Венгрии уделяются две-три страницы максимум. Прага, 1968 год и Афганистан – это центры борьбы. А Венгрия в некотором роде – проба пера в изменившихся условиях.
Д. Куликов: Изменившиеся условия – это важно. Вот я вспоминал все время Грецию. Сталин принял решение свернуть поддержку греческих коммунистов. Югославия в какой-то момент просто перекрыла границу, перестав помогать греческим партизанам, которые контролировали север страны. Но я думаю, что один из главных мотивов такой политики заключался в том, что в 1949 году Америка была значительно сильнее, у нее уже имелась ядерная бомба. А в 1956-м ядерная бомба была и у нас. Понимаешь, насколько это важно!
Г. Саралидзе: Да. Вообще события в Венгрии 1956 года позволяют провести немало параллелей с сегодняшним днем. Было принято несколько резолюций ООН, которые не поддерживались Советским Союзом, и все на этом заканчивалось. В знак протеста против действий Советского Союза в Венгрии три страны Испания, Нидерланды и Швейцария – отказались участвовать в XVI летних Олимпийских играх в Мельбурне. Почему отказались? Потому что там была прекрасная сборная СССР, которая всех победила. Я думаю, что Испания, Нидерланды и Швейцария вряд ли нанесли нам серьезный урон… Но обратите внимание на методы, набор инструментов, которые потом будут использоваться во внешней политике. Журнал Time в 1956 году назвал венгерского борца за свободу – такой собирательный образ – человеком года. Отличился французский философ Альбер Камю: с одной стороны, он разочаровался (как он говорил) в Советском Союзе, а с другой – ругал страны Запада за то, что они не вмешались, и сравнивал это с невмешательством в гражданскую войну в Испании.
Армен, если говорить о последствиях событий 56-го года, что самое важное?
А. Гаспарян: Что у нас эта тема не изучена, что мы о ней толком ничего не знаем. У нас выпустили один сборник документов тиражом в тысячу экземпляров, и на этом все закончилось. Ни одной книги, ни монографии, ничего. Сравните это с тем, что существует по событиям в Чехословакии 1968 года, и удивитесь. Я ожидал, что на волне интереса к Юрию Владимировичу Андропову появятся какие-то материалы. К сожалению, ничего нет, тема неинтересна. Мол, было и было.
Г. Саралидзе: Наши вороги-то говорят: «Это потому, что вы не хотите о тех событиях вспоминать, вам стыдно».
А. Гаспарян: В Венгрии действительно что-то есть, а в мире – нет, в мире все будет крутиться вокруг Чехии.
Д. Куликов: «Вам стыдно» – это глупая позиция по отношению к историческим исследованиям. Абсолютно бессмысленная. Еще раз повторю то, что для меня важно: действовали мы в рамках существующего международного права и пользовались огромным авторитетом, который у нас тогда был. Вот мое отношение к тем событиям. А вывод следующий: в принципе, ни один протекторат не дает возможности автоматического его самовоспроизведения. Как только протекторат снимается, например после крушения Советского Союза, воспроизводятся все те предыдущие формы социальной организации, которые были заложены до него.