Ушёл дядька Михайла. Фролка-кузнец поманил Демидку пальцем:
— Что в избе увидишь иль услышишь — молчок. И что едим, и что пьём — про то тоже языком не болтай. Завистливы ноне люди стали. Злы. Так и норовят близкого утопить. Понял?
— Угу! — поспешно отозвался Демидка.
— Матрёна! — на весь двор закричал Фролка. — Ма-трё-на!
Вышла из избы баба. Демидка глаза вытаращил. Ладная. Щёки горят. Глаза — ровно два угля. Чёрные, отродясь таких не видел.
— Чего орёшь? — зевнула.
— Гляди-ка… — кивнул кузнец на Демидку.
— Ну и что?
— Учеником будет…
Приметно оживилась тётка Матрёна.
— Слава те господи… А то всё одна да одна. Замаялась…
— Оно и видать… — усмехнулся Фролка-кузнец. — Один шкилет остался…
— Как звать? — Тётка Матрёна на мужнины слова внимания не обратила.
— Федькой! — ответил Демидка.
— А ну-ка, Федька, ноги в руки — воды из колодца натаскай, поросёнку пойла приготовь и задай, огород прополи…
Смотрит Демидка на румяную красавицу и думает про себя: не иначе шутит тётка Матрёна — невозможно одному человеку такую гору работы своротить. Улыбнуться попробовал. А тётка Матрёна:
— Ты мне зубы не показывай, быстро сосчитаю…
Завертелся Демидка, словно щепка в половодье. Тётка Матрёна подгоняет:
— Шевелись, окаянный! Двигаешься, ровно неживой…
К обеду устал Демидка — ноги не держат. А тётка Матрёна и тут покрикивает: то принеси, это унеси.
Одному подивился Демидка. Сели за стол, посередине деревянное блюдо и в том блюде нарезан, почитай, целый каравай хлеба.
Все взяли по куску. Демидка покосился на хозяев, однако тоже взял. Принесла тётка Матрёна чугунок, из него такой дух — Демидку до самых печёнок пробрало. Мясом пахнет и ещё чем-то вкусным, не поймёшь.
Таскает Демидка большой деревянной ложкой похлёбку из общей глиняной миски, а у самого от голода и усталости руки трясутся. И боязно: как бы не показалось хозяевам, что ест много.
Покосился вновь на тётку Матрёну, а она на Демидку смотрит и глаза подолом утирает. Поперхнулся Демидка. Всхлипнула тётка Матрёна:
— Господи, изголодался-то… Да ты ешь, ешь… Ровно волчонок, не озирайся, не отнимут у тебя…
И Демидку мягкой ладонью по голове погладила.
Защекотало у Демидки в носу, и слёзы сами собой кап-кап на стол. Совестно Демидке, а совладать с собой не может. И улыбается, и плачет разом.
Фролка и тот крякнул, ложкой по столу постучал:
— Ну вы, мокрое племя, сырость не разводите…
Наелся Демидка, того гляди, лопнет. А тётка Матрёна второй чугунок несёт. С кашей гречневой и с мясом опять. И хоть места в животе у Демидки вовсе не осталось, тянется рука с ложкой к вкусному блюду. Но когда тётка Матрёна киселя принесла — отказался Демидка:
— Не могу больше…
После обеда все спать повалились. Демидка как на лавку лёг, словно в мягкую чёрную яму ухнул. Сразу уснул.
Недолго, однако, блаженствовал. Проснулся — за плечи кто-то трясёт. Глянул — перед ним сердитые спросонья глаза тётки Матрёны.
— Нешто не слышишь?! Дитя в люльке надрывается! Сядь да покачай!
Качает Демидка плетёную корзинку с младенцем, сам носом клюёт.
Так и пошла Демидкина жизнь. За столом сытно, грех жаловаться, а из-за стола вылез — успевай поворачиваться. И тётку Матрёну не поймёшь: то Демидкино сиротство оплакивает, то так за пустячную вину по затылку треснет — летит кувырком Демидка.
— Не с той ноги встала нынче хозяйка… — пошучивает Фролка-кузнец, а сам норовит со двора уйти.
А Демидке куда деться? Находится в полной власти у тётки Матрёны.
Однажды сказал Демидка просительно Фролке-кузнецу:
— Дядька Фрол, когда работать буду?
Недобрую минуту выбрал Демидка. Крикнул Фролка-кузнец:
— Матрёна! Слышь, Федька на тебя жалуется…
Вышла из избы хозяйка, руки в боки, брови сдвинуты:
— Ещё чего выдумал?!
— Я ж про кузню… — испуганно зашептал Демидка хозяину. — В кузню хочу…
Фролка на Демидку не глянул:
— Слышь, Матрёна, парень жалуется, работы ему мало…
— Он по одной работе мастер — за столом ложкой. Изленился на хозяйских харчах!
Обидно стало Демидке за такую несправедливость. Целый день на ногах. Передохнуть некогда. В бабки аль какие другие игры, кажись, сто лет не игрывал.
А тётка Матрёна не унимается:
— Иль не видишь, как другие ученики живут?! К другим хозяевам захотел? Может, тебя к Силу Михайлову отдать?!
— Спаси бог! — закричал Демидка.
Вспомнил Демидка Фролова соседа кузнеца Силу Михайлова — мурашки по спине побежали. Мужик хмурый, злой, на руку тяжёлый.
Свёл Демидка дружбу с его учеником Санькой и такого наслушался, аж не верится. В первый раз, как встретились Демидка с Санькой, поразился Демидка — до чего тот худ телом да одёжей драный. Поднял Демидка руку затылок почесать, завертелся Санька, зайцем подшибленным на землю упал. Перепугался Демидка.
— Ты что? Иль припадочный?!
Санька снизу жалобно смотрит, трясётся:
— Не бей… Христа ради, не бей…
Удивился Демидка:
— Да за что ж я тебя бить буду?
— А я почём знаю… Руку-то зачем поднял?
— Руку-то? — не сразу сообразил Демидка. — Затылок почесать…
— Не врёшь?
— Чего мне врать?
Поднялся боязливо Санька.
— Думал, зашибить хочешь… Меня все бьют. Пуще всего хозяин с хозяйкой и дети ихние, чтоб они сгорели, злыдни! Видал? — задрал рубашку Санька.
Глянул Демидка: спина, словно болячка большущая, исполосована вдоль и поперёк.
— Тут пощупай…
Взял Санька Демидкину руку и к боку приложил. А там вместо рёбер, как у всех людей, — вмятина.
— Хозяин прошлым летом молотком… Помру, думал…
— За что так?!
— И не помню. Я у них завсегда виноватый…
Представилось Демидке всё это, когда стоял он перед тёткой Матрёной, ноги подкосились.
— Разве я чего плохое… Я только в кузню… Разве когда от работы отказываюсь…
— То-то! — строго сказал Фролка. — Как в кузне потребуешься — сам позову. А пока Матрёну слушайся.
И пошла по-прежнему Демидкина жизнь. Только после того ещё старательней стал. Знал, получше других кузнецких учеников выпала ему доля. Хоть и работает до упаду, а сыт. А коли бьют, всё ж не калечат.