Проснулся Демидка — спал подле чужой бани на соломе, — гудят московские колокола тревожно, часто. Не слышал никогда такого звона. Через плетень перемахнул — мужики бегут, бабы, ребятишки малые.
Пустился Демидка вместе со всеми. У мальчишки-погодка спросил:
— Что стряслось?
— Тятька говорит, ночью листы по Москве развесили. Про боярскую измену, про воровство и обман в денежных делах… Айда быстрее!..
— Айда…
Добежали до Лубянки. Народу там — видимо-невидимо!
Петька, новый Демидкин знакомый, — промеж людей ужом. Демидка за ним. Где толкнут, где и по затылку треснут, а пробрались вперёд.
На столбе, и верно, белый лист приклеен. Возле листа — мужик в стрелецком кафтане, лицо красное, разгорячённое.
— Ух ты! — Петька в бок Демидку толкнул. — Дядька Кузьма Нагаев…
— «Бояре Милославский да другие, гость Василий Шорин медными деньгами обогатели…» — вычитывал громким голосом стрелец.
Заволновалась вдруг толпа, зашумела. Глянул Демидка, куда все глядят, — врезались в толпу верхом на лошадях люди: видать, важные.
— Эва, — кто-то заметил, — дворянин Ларионов да дьяк Башмаков пожаловали!
— Разойдись! Пропусти! — покрикивают царёвы слуги.
Расступился народ — того гляди, лошадиными копытами затопчут.
Ладно всё было сделано. Мужики рты пораскрывали, а лист у царёвых слуг уже в руках, и повернули они обратно.
Первым Кузёмка Нагаев опомнился:
— Куда?!
Через плечо ему Ларионов бросил:
— К государю, он рассудит!
— Стой! — закричал что есть мочи Кузёмка. — Люди добрые! Народ православный! Обманут вас! Отдадут тот лист боярину Илье Даниловичу Милославскому, и тем дело изойдёт! Толку не будет!
Схватили чьи-то руки Ларионову лошадь за узду, другие руки к седоку потянулись. Под Башмаковым лошадь взвилась, чуть дьяка наземь не сбросила.
— Стой! — закричал что есть мочи Кузёмка. — Люди добрые! Народ православный! Обманут вас!
Вырвал кто-то заветный лист.
Закричали, заулюлюкали мужики. Кинулись за царёвыми слугами. Едва укрылись те за Спасскими кремлёвскими воротами.
— Будет бумажки читать! — рявкнул во всё горло кряжистый мужик. — Пошли с ненавистными людьми посчитаемся — двор-то Васьки Шорина, чай, недалече!
Знакомо Демидке имя купца Василия Шорина. Богат был, а как стал денежными сборами ведать — ещё богаче сделался. Невзлюбил его народ московский за алчность и бессердечие.
Подхватили многие голоса:
— Пошли!
— Разочтёмся за всё разом!
Понесло Демидку людской волной, потерял недолгого своего приятеля Петьку.
Крепок, добротен дом знатного купца. Ворота и забор дубовые.
Кряжистый мужик, впереди других шедший, крикнул:
— Ломай, чего глядеть!
Затрещали ворота. Подались нехотя.
Ввалилась толпа во двор. Мужик перепуганную бабу остановил:
— Где хозяин?!
— Дома нету… Куда делся, не знаем…
— Ищи, братцы! Может, и найдётся! — крикнул мужик. — Да Васькиного добра, нажитого, делами тёмными, не жалей!
Возле дома кипит водоворот людской. Много добра накопил Василий Шорин — всё мужики из кладовых да чуланов повыкидывали. Кто кафтан нарядный примеряет. Кто шубу соболью на плечи накинул. А иной мешок муки тащит, детишкам для прокормления.
Один из Шориновых слуг вступился было за хозяйское добро, сказали ему наставительно:
— Всё это — пот наш и наша кровь… Своё берём… Отойди от греха!
Точно ураган на улице бушует. Бегут люди. Неподалёку ещё чьи-то ворота трещат. Колокола набатом трезвонят.
Жутко и весело Демидке!
Два мужика скорым шагом прошли. Поймал Демидка обрывок разговора.
— …нешто не в Кремле царь?
— Нет, в селе своём подмосковном Коломенском.
— Успеем? Говорят, спозаранку народ туда пошёл.
— Коли не мешкать, авось в пору попадём…
У Демидки дух захватило. Вот оно! Самый случай выходит. Может, и ему удастся сказать царю своё слово. И про тятьку, что безвинно пострадал. И про Фролку. И про боярина Милославского, который ему, Демидке, в своих делах фальшивомонетных, почитай, прямо признался…
Шагает Демидка за мужиками. Чем дальше, тем народу вокруг больше. С разных сторон словно ручейки в одну реку сливаются. Идут торговцы, что победней, и ремесленники. Рядом с ними солдаты с оружием. Им бы против мятежников быть, да нет никакой мочи жить на государево жалованье. То здесь, то там стрелецкий кафтан мелькнёт. Жизнь тоже нелёгкая у стрельцов. Холопы тут же, крестьяне, другой московский люд.
Иной мужик прикрикнет на Демидку:
— А ну, живо домой!
Демидка шнырь в толпу — поминай как звали! Чуть было на дядьку Михайлу не налетел. Обрадовался, да тут же сообразил: первым делом станет дядька Михайла про Фролку-кузнеца расспрашивать, а Демидке про то вспоминать — нож острый.
Другой знакомец Демидкин сам от него отказался.
Завидел Демидка мужика, которого прежде будто встречал. Поначалу подумал: мало ли кто возле лавки на Пожаре толкался. А потом вспомнил, подбежал:
— Дяденька атаман! А дяденька атаман!
Шагает мужик, словно не его кличут.
Забежал Демидка вперёд: не ошибся ли? Нет, точно он, вожак лесных разбойников.
«Может, плохо слышать стал?» — подумал. Закричал что есть силы:
— Дяденька атаман! А ведь я признал тебя!
Все, кто поблизости шли, обернулись. Мужик оглядел Демидку неприветливо.
— Обознался, малый!
— Нет! — горячо возразил Демидка. — Я тебя хорошо запомнил. Ты у нас с тятькой в лесу лошадь отобрал да съестное всё…
Засмеялись вокруг:
— Эва, какого приятеля встретил!
А мужик вовсе сердито:
— Портки спущу сейчас…
Обиделся Демидка.
Отстал.
На обочину дороги вышел. Глядь, впереди словно жёлтый дым стелется. Присмотрелся, навстречу, видать из Коломенского, — толпа.
Смешались два потока.
Те, что из Коломенского, рассказывают:
— Царь листы и челобитную взял. Обещал решение по нашим жалобам принять…
А те, что из Москвы:
— Вы и поверили? Нешто не помните, что про Морозова царь сулил? Мы дворы купцов Шорина и Задорина погромили в Москве да и многие другие тоже. Сына Василия Шорина поймали — бежать хотел… Разом кончать надо. Пускай царь Милославских да иных выдаст…
Уговаривать долго не пришлось — двинулись тоже в Коломенское.