24 февраля 1945 г., г. Смоленск
Оперативно-розыскной отдел контрразведки «Смерш»
1
Генерал Громов. Полковник Горобец
– Как же, прекрасно помню, товарищ генерал!
Начальник отдела полковник Горобец встал из-за письменного стола и быстро пересек просторный кабинет. Щелкнув замком массивного сейфа в углу, достал с нижней полки объемистую папку:
– Вот оно, то самое «Дело»…
– «Парашютисты», если не изменяет память, – уточнил Громов.
– Так точно, Василий Петрович! Не забыли – хотя почти полгода прошло.
– Вижу, ты тоже не забыл, Юрий Иванович: вон, папочку до сих пор держишь, в архив сдавать не собираешься…
– Интуиция. Я был уверен: рано или поздно мы вновь столкнемся с этим Яковлевым.
– Что ж, ты оказался прав, полковник. Интуиция в нашей службе дело не последнее. Молодец, «растешь»!
Коренастый, несколько полноватый Горобец внешне казался полной противоположностью высокому худощавому Громову – к тому же был старше того на десять лет. Однако их объединяла фантастическая преданность своему делу – несмотря на то, что, в отличие от генерала, чекиста еще с двадцатых годов, бывший парторг Горобец оказался в «органах» лишь в начале войны. Не одну «шишку набил», пока по праву не стал считаться высокопрофессиональным розыскником – похвала легендарного Громова дорогого стоила…
Взглянув на часы-маятник над письменным столом, рядом с портретом Сталина, полковник поднял плотные светомаскировочные шторы и щелкнул выключателем настольной лампы. Было начало девятого: в высокие окна по обе стороны стола робко заглядывали первые утренние лучи.
– Весна скоро… – мечтательно произнес генерал.
Он встал с кресла и подошел к окну; зажмурившись, подставил скупому февральскому солнцу бледное лицо – усталым голосом негромко добавил:
– Победная весна!..
– Думаете, добьем фашиста до лета?
– Уверен!
Громов повернулся к стоящему рядом коллеге:
– Скажу тебе по большому секрету: готовится решающее наступление на Берлин.
– Скорее бы… Как насчет чайку, Василий Петрович?
– Вообще-то, я перекусил час назад в самолете.
– Но чайку мы все-таки выпьем, не пожалеете! Мне тут недавно посылочку домашние из Москвы прислали – малиновое варенье пальчики оближешь! Жена сама варила.
– Ладно, уговорил, – улыбнулся генерал. – И вот что, Юрий Иванович, мы с тобой сколько знакомы?
– Около двух лет, – удивленно посмотрел на начальника Горобец.
– Да… Немало уже. Думаю, вполне достаточно, чтобы перейти на «ты» – тем более я и так тебе тыкаю, хоть и помладше буду. Что скажешь, полковник?
– Даже не знаю, товарищ генерал…
– Зато я знаю: сейчас выпьем чаю на брудершафт – за неимением шампанского – и впредь попрошу не «выкать»!
Произнеся эту фразу, обычно сдержанный Громов рассмеялся: это было так на него не похоже, что Горобец лишь рассеянно кивнул. Затем он направился в угловой закуток, отгороженный шкафом. Там, за простенькой ситцевой занавеской стояла узкая койка, покрытая синим казенным одеялом, и небольшой столик с электроплиткой – на ней большой пятилитровый чайник «под парами». Свою знаменитую на весь отдел крепкую «бодрящую» заварку полковник приготовлял исключительно сам, не доверяя сию процедуру даже ординарцу – многоопытному немолодому хохлу по фамилии Галушко, с которым не расставался вот уже два с половиной года.
В полуразрушенном после немецкой оккупации Смоленске было крайне трудно с жильем (гражданское население ютилось даже в землянках); тем не менее интендантская служба, несмотря на протесты самого Горобца, сумела подобрать ему вполне приличную квартиру в «частном секторе». На этом категорически настоял начальник окружного Управления контрразведки генерал-майор Орлов. «Негоже руководителю твоего уровня не иметь внеслужебного жилья. Несолидно!» – заметил он год назад, в очередной раз застав полковника, ночующим в кабинетном «закутке». С тех пор, шутил Юрий Петрович, он жил «на два дома»: частенько засиживаясь в кабинете допоздна, ночевал тут же; иногда вызывал служебную «эмку» и ехал на квартиру, где его всегда с нетерпением поджидала одинокая старушка – милейшая (как он ее называл) Евлампия Ивановна.
Что касается основной части офицерского состава «оперативно-розыскного» отдела – все они проживали в расположенном неподалеку общежитии НКВД…
Пока Горобец «колдовал» над заварным чайником, генерал неспешно прохаживался по кабинету, вполголоса напевая известный довоенный шлягер из «Веселых ребят». Темно-зеленый мундир, как обычно, сидел на нем безукоризненно – ни единой складочки; над орденскими планками отсвечивала Золотая Звезда Героя. Хромовые сапоги блестели, как на параде, несмотря на то, что Громов совсем недавно прибыл с полевого аэродрома под Смоленском, куда военный «транспортник» доставил его из столицы. Генерал пребывал в приподнятом расположении духа: уже вторые сутки его не мучила застарелая язва желудка – а то, хоть караул кричи! Это было похоже на чудо: знакомый военврач привез из командировки в Иран какую-то особенную восточную травку с труднопроизносимым названием, Громов без всякой надежды начал пить специальный отвар – и вот, пожалуйте! Через неделю полегчало, а сейчас боль практически исчезла! «Тьфу три раза через левое плечо, чтоб не сглазить…» Главное, он снова был в строю, а то врачи уже госпитализацией грозились.
Этого генерал допустить не мог – особенно сейчас, когда оперативная разработка вступила в главную, если не решающую, фазу!
– Василий Петрович, прошу к столу! – послышалось из «закутка», который ближайшие сотрудники Горобца не без иронии окрестили «чайной комнатой».
По случаю приезда московского начальства Юрий Иванович позаимствовал у своей милейшей домохозяйки чудом уцелевший в военное лихолетье фарфоровый сервиз, распорядился постелить новую белоснежную скатерть – так что, с учетом вкуснейшего домашнего варенья, чаепитие удалось на славу!
Позже офицеры разместились в потертых кожаных креслах, стоящих друг против друга перед письменным столом. Горобец, как и гость, был в отутюженном парадном кителе (в обычные дни он предпочитал полевую гимнастерку). Оба не курили, поэтому Громов сразу приступил к делу:
– Будем считать неофициальную часть законченной! Надеюсь, ты догадываешься о цели моего приезда?
– Так точно! Спецсообщение и дополнительную шифровку по операции «Тетрадь» мы получили.
– Какие будут соображения?
– Я тут проанализировал прежний материал по Яковлеву, – полковник задумчиво кивнул на пухлое «Дело» на столе. – Что тебе сказать, Василий Петрович?..
– Давай, полковник, не тяни!
– Сначала разрешите вопрос: судя по сообщениям нашего источника, Яковлев уже вполне может быть на нашей стороне – так?
– Не исключено.
– При этом никаких спецсообщений по поводу Крота от фронтовых Управлений «Смерша» мы пока не получали, а это значит…
– Сам знаю, что это может значить! – досадливо поморщился Громов. – Наш план «Заслон», скорее всего, не сработал, и Яковлев благополучно «просочился» через прифронтовую полосу.
Реплика подчиненного, по-видимому, задела генерала: он встал с кресла и в волнении начал «мерить» красную ковровую дорожку – от дверей к письменному столу и обратно.
– Примерно три часа назад, перед вылетом из Москвы, я имел беседу с генерал-полковником Абакумовым. Представь себе, он высказал ту же мысль: диверсант этот хренов, похоже, уже «у нас»! Да еще добавил парочку крепких выражений – как это он умеет! А попробуй-ка перехватить этого матерого волчару, если не известен ни точный способ заброски, ни маршрут – только приблизительное время перехода.
– Насчет перехода – тоже не факт. Немцы вполне могли выбросить его с парашютом где-нибудь в брянских лесах.
– От чего нам не легче! – чертыхнулся Громов.
Во время беседы офицеров никто не тревожил, даже телефоны были переключены на дежурного – так приказал Горобец: не каждый день его кабинет посещает помощник начальника Главного управления контрразведки! Лишь один раз сработал аппарат спецсвязи.
– Генерал Орлов, – прошептал Горобец, передавая трубку. – Вас, Василий Петрович…
– Здравия желаю, Юрий Сергеевич, – отчеканил Громов. – Да. Так точно, прибыл самолетом час тому назад. К вам? Разумеется. До встречи!
Генерал бережно опустил трубку на рычаги и некоторое время молчал, словно что-то обдумывая.
– План оперативно-розыскных мероприятий по Яковлеву у тебя готов? – обратился он к подчиненному.
– Готов, товарищ генерал! Как получили шифровку, трудились почти всю ночь – с привлечением лучших оперативников отдела.
– Прекрасно. В одиннадцать утра Орлов проводит расширенное совещание – там все подробно доложишь. А пока обсудим общие соображения. С чего думаешь начать розыск?
Горобец встал и, одернув китель, подошел к свисающей на стене крупномасштабной карте Смоленской области:
– Согласно полученной информации, ждать Яковлева надо в Москве или у нас – в Смоленской области. Конкретно: в областном центре или Энске.
– Наши аналитики проанализировали все передвижения и поездки профессора Зайцева за полгода до ареста, – вмешался Громов. – По показаниям его супруги, вернее, теперь уже вдовы, еще за два месяца до ареста та самая тетрадь была у них на квартире в Энске. Далее Зайцев выезжал в Москву, к брату, сюда в Смоленск – в служебную командировку в Главк. Потом его арестовали. Обыски у него на квартире, у брата в Москве и здесь, где он останавливался у дальних родственников, – ничего не дали. Тетрадь исчезла.
– Тем не менее ее наиболее вероятное место нахождения: Москва, Смоленск или Энск?
– Логично. В столице поисками занимаются оперативник МВО. Ты, Юрий Иванович, по территориальной принадлежности возьмешь на себя Смоленскую область – непосредственно Смоленск и Энск. Докладывай, что уже предпринято и собираешься предпринять в ближайшие сутки. Учти, в нашем распоряжении времени почти нет: не сегодня завтра Яковлев может появиться в одном из вышеназванных городов или их окрестностях.
– Товарищ генерал, – Горобец пригладил изрядно поредевшие волосы, – я убежден: наш единственный шанс заполучить тетрадь – это выйти на Яковлева! Обнаружим Яковлева, выйдем и на тайник.
– Тут ты, пожалуй, прав! Сам знаешь, как осуществляются подобные закладки: контейнер может быть закопан в парке под деревом, спрятан в лесу в старое дупло, засунут под половицу в каком-нибудь полуразрушенном доме – в общем, искать-не-переискать – даже если закладку осуществил такой дилетант, как Зайцев.
– Василий Петрович, а может, этот профессоришка никакой не дилетант? Не был ли он связан с немцами уже тогда, в 37-м?
– Исключено. Мы проверяли. В конце концов, ничто не мешало ему передать свои записи уже тогда, и абверу не пришлось бы посылать Крота сейчас – в феврале 45-го.
– Но зачем он вообще спрятал эту тетрадь?
– Ты помнишь, полковник, те ежовские времена. Зайцев же, по отзывам коллег, был фанатом физики. Эта тетрадь, возможно, была целью его жизни. Теперь представь: начались аресты, обыски – возможно, вот-вот придут и за ним. А как у нас порой проводят обыски, ты знаешь не хуже меня: какой-нибудь полуграмотный бывший вертухай втопчет тетрадочку в грязь немытыми сапожищами – а потом свезут и уничтожат с грудой другой «макулатуры».
– Пожалуй, ты прав, Василий Петрович.
– Однако, полковник, мы несколько отвлеклись. Ну, так как же ты собираешься выйти на Яковлева? Учти, он прекрасно меняет внешность, экипировку, наверняка имеет превосходные фиктивные документы.
– Есть у меня, товарищ генерал, одна мыслишка…
– Свои мыслишки выскажешь позже. А пока вот, почитай: то, что ты сейчас узнаешь, является важнейшей государственной тайной. Учти.
Генерал поставил на стол коричневый портфель из прекрасной хромированной кожи, достал из него бордовую папку с грифом «Совершенно секретно!» и молча протянул Горобцу.
По мере чтения, полковник все чаще кидал на генерала удивленные взгляды – тот же молча стоял у окна, с безучастным видом наблюдая какую-то уличную сценку.
Дочитав, Горобец снял очки и, вернув генералу папку, с напускным безразличием спросил:
– Абакумов в курсе?
– Зная характер генерал-полковника, уверен: он наверняка получил санкции самого Верховного.
Полковник неожиданно резко поднялся из-за письменного стола и, подойдя к шефу, эмоционально воскликнул:
– А о себе ты подумал?! В случае провала этой твоей сомнительной разработки отвечать придется не только погонами! И не Абакумову – тебе!! Фактически ты раскрыл перед Яковлевым нашего разведчика!
– Не забывай, что Крот у нас «на крючке», да еще каком! Убийство гаупштурмфюрера и латышских полицейских; помощь в побеге капитана Дубовцева – такое гестапо не прощает! И еще не забывай его восьмимесячного ребенка и престарелую мать!
– Да все я понимаю! Только не верю всей этой «перекрестившейся» сволочи!
– Придется поверить. Выхода у нас нет. На, читай! Получили от нашего агента из Берлина. Срочная радиограмма от полковника абвера под агентурной кличкой «Фишер»:
«Из достоверных источников стало известно, что группа немецких ученых под руководством профессора Гейзенберга приступила к окончательной сборке критического ядерного реактора под кодовым названием В-VIII. Точное место реактора установить не удалось.
Фишер».
– Тот же Фишер сообщает, – продолжал Громов, – что для окончательного ввода в строй VIII серии Гейзенбергу не хватает каких-то расчетов из тетради профессора Зайцева.
– Так это что же получается: Гитлер на пороге создания атомной бомбы?!
– Верно понимаешь, полковник! Поэтому тетрадь должна быть в наших руках любой ценой! Любой! В наших – но не у немцев, – иначе последствия могут быть непредсказуемы!
– Да что ты меня агитируешь, словно гимназистку! Сам все понимаю!
В это время в очередной раз зазвонил телефон. На этот раз трубку взял сам Громов. Разговор продолжался минут пятнадцать, после чего генерал устало опустился в кресло.
– Ну вот, чего и следовало ожидать… Звонил по «ВЧ» сам Абакумов. Если в течение двух суток тетрадь не будет найдена, объявят «чрезвычайный розыск» – со всеми вытекающими последствиями. В первую очередь для нас. Меня назначили руководителем группы поиска – тебя моим заместителем.
В кабинете повисла тревожная тишина. Первым ее нарушил Горобец:
– Ты говорил, что сообщил через Дубовцева свой телефон. Как думаешь, позвонит?
– Яковлев-то? А черт его знает! По крайней мере, мы не можем пассивно сидеть и ждать: позвонит – не позвонит! Через час нам к генералу Орлову. Так о каком запасном варианте ты собирался мне доложить?