– Нет, Сема, я все-таки не пойму, ты часом не закончил заочно медицинский?

Сема звякнул горлышком о щербатый край видавшей виды железной кружки и вопросительно уставился на меня:

– Это ты к чему?

– Да к тому, гражданин майор, что ты меня, кажется, решил немного полечить! Нет, я понимаю, когда так по ушам ездят тупым школьникам в военкомате, чтобы развести их на поступление в военное училище. Но я-то наши вооруженные силы изучил за десять лет вдоль и поперек, причем ты об этом прекрасно осведомлен, поскольку семь из этих десяти мы с тобой вместе их изучали. Кроме того, ты великолепно осведомлен и о том, как я оттуда уходил. Или это новая армейская мулька, которая нам, тупым гражданским, недоступна?

– Е-мое, Виталик, я поражаюсь! Офицер, участник боевых действий, и вдруг – «лечить», «разводить», «мулька»... Где ты нахватался этой блатной музыки? Да и потом, скажешь тоже – «гражданский»... Мы же не бываем бывшими. Ты об этом знаешь, поэтому не выделывайся!

– Где нахватался? А ты со мной одну смену постой в нашем кабаке! Потом с любым вором в законе на равных перетирать будешь!

– А ты не думал, что как-то неправильно это? Что место твое все-таки не в охране этого шалмана? Что не к этому ты стремился?

– А я тебе даже точно скажу, Сема, к чему я стремился. Стремился я Родине служить, той самой, ридной и незалежной! Только вот оказалось, что если ты не позволяешь ребят своих безнаказанно убивать, то ты – чмо болотное, позор для армии и далее по тексту. Ну хоть не закрыли, и на этом спасибо! А то изучал бы феню не заочно, а на дневном!

Семен опустил глаза, поставил бутылку на стол и понимающе выдохнул в свои усищи а-ля «Песняры». Я выплеснул все, что накопилось в душе, уже раз в пятый за этот вечер. Пару секунд мы, как завороженные, смотрели на медленно опускающийся на дно угловатой поллитровки маленький перчик. Принесенная им родная польская «Зубровка» приказала долго жить, и мы, выполняя приказ, перешли на мой честно притыренный с работы «Немирофф».

– Ты на все сто прав, братишка. – Сема виртуозно повертел пальцами мою зажигалку, сделанную в свое время рукастым пулеметчиком Степой Мельником из винтовочного патрона. – И за то, что ты сделал, я тебя всю жизнь уважать буду. Не каждый, к сожалению, сейчас способен ради других людей наплевать на деньги и карьеру. А ты поступил как офицер. И как мужик!

– Ладно! Погнали!

Не знает майор Семен Гавриленко, что мое согласие давно у него в кармане. Ну, может быть, догадывается. А вообще он психолог тонкий. Если штабная работа его не расслабила, то, может, и настроение мое уже почуял. Все же интересно, зачем он так меня обрабатывает. Или вправду, место это блатное, а он решил старого кореша подтянуть. А может быть, наоборот – кадровые и с хорошим послужным бегут оттуда, поэтому и задумали «штрафбатом» дыры заткнуть? Хотя Сема никогда не забывал меня – звонил, иногда в гости захаживал.

В любом случае я наконец-то, впервые за три года, почувствую себя человеком. Взглянув в зеркало, вновь увижу на каждом плече по четыре маленькие звездочки, которые так нелегко мне достались и которые так легко были с меня сорваны. Ну и сюда же до кучи избавление от скандальной соседки по коммуналке, от навязчивых в последнее время звонков из банка («У вас, Виталий Петрович, задолженность по кредиту в настоящее время составляет восемь тысяч пятьсот сорок гривен»), от наглых морд бандюков и мажоров на работе («Ну ты че, да ты знаешь, кто я?»). Значит – полк оцепления. Значит – Зона. Много слухов, много легенд и ничего достоверного. Пока. Благодаря Семиной протекции мне теперь выпадает шанс узнать о Зоне практически все.

Через час Сема богатырски храпел на софе. Я же смотрел, лежа на диванчике, в расплывчатый от алкоголя потолок и копался в старых воспоминаниях, которые Семин приезд вырвал из запыленных архивов памяти капитана запаса Кривенчука (из моих то бишь).

Рация надрывалась уже двадцать минут:

– We need help!.. Duke-seven, Duke-seven... А, курва!..

Поляки находились на своем маршруте патрулирования и почти миновали площадь в трехстах метрах от нашего блока, когда из подвала в борт головному БТРу ударил гранатомет. Наши часовые вздрогнули от гулкого выстрела, слившегося с разрывом гранаты. Над двухэтажными домиками взвился в жаркое небо города-героя Басры маслянистый столб дыма. Застучали «АК-47», им в ответ разрозненным треском огрызались польские «бериллы». Сразу же в эфир ворвался перепуганный голос комбата:

– Круг-77, занять позиции, вести наблюдение!

Затем традиционное:

– Огонь не открывать, на провокации не поддаваться!

Все складывалось, как и полгода назад, когда я только приехал сюда. В аналогичной ситуации оказались ооновцы, а затем и британский патрульный «Уорриор», бросившийся им на выручку. Отбили их потом американцы. После этого каждый англичанин, проезжая мимо украинского блокпоста, считал своим долгом показать нам средний палец. К сожалению, армия Украины переняла болезнь армии советской – многие начальники до ужаса боялись отвечать за принятые решения и отданные команды.

Из-за домов донеслось гулкое «ду-ду-ду-ду» крупнокалиберного пулемета. Эта штука пробивает любую броню, кроме танка, навылет (а польские БТРы и обычный пулемет проштампует на ура). А также развалит все низенькие заборчики из кирпича, за которыми могли укрыться на площади поляки. Действовать надо немедленно!

– Орлан-10, я – Камин-14, понял! – ору я в радейку, затем зажимаю пальцем тангенту, чтобы не слышал никто комбатовских воплей, которые сейчас последуют. – Отделение, к машине, по местам (это уже голосом)!

Солярная копоть вырывается из выхлопных труб БТРа, парни взлетают на раскаленную броню. Каждый знает, где сесть, куда смотреть, как докладывать об обстановке командиру. Леша Силаев ныряет в дышащее жаром стальное нутро машины и снимает со стопоров пулеметы.

Быстро объясняю водиле, Олегу, как поедем. Не зря заставлял изучать все окрестные улочки, а потом изощренно экзаменовал на этот счет – все понял сразу.

Духи давным-давно привыкли, что «салоеды» носа не кажут со своих блоков. Поэтому и наглыми такими стали, что засады устраивают прямо у нас под носом. По той же причине и не ожидали, что мы такую прыть покажем. Машина с крупнокалиберным, как нарочно, стояла именно в том переулочке, через который мы на площадь вылетели. Пулеметчик Антоха Матвейчук с бедра разрядил по ней четверть коробки из своего «ПКМа». Бойцы четко, как на учениях, посыпались с брони, сбились по боевым двойкам, и пошла работа. Гулко забарабанил крупнокалиберный пулемет Силая. Олежек мастерски поставил БТР за изрешеченной Антоном машиной, которая немедленно поймала дырявым бортом арабскую «Муху». От основательно продырявленного польского джипа потянулась ниточка из сплошных трассеров в сторону старой водонапорки. Перевожу взгляд туда. Ай да Вовка, снайперюга наш, ай да молодец – он уже успел всадить пулю в сидящего на крыше пулеметчика.

Комбат орал знатно. Как говорят завсегдатаи кабака, где я работал до сегодняшнего дня, «как потерпевший». Не ожидал я только, что эта гнида рапорток напишет наверх. Причем он умолчал о том, зачем я покинул блок. Типа в самоход ушел, по бабам, наверное. Да еще на БТРе, да еще весь личный состав второго отделения с собой увел.

Борт из Багдада был через пять дней, а колонна до столицы – через два. Эти два дня я вливал в себя сначала вискарь, который притащили американцы (от поляков, мои ребята подсказали, кому надо сей дар вручать), затем «салимовку» – термоядерный местный самогон, который, презрев Коран, гнал местный лавочник Салим. Комбат все это время усиленно старался не попадаться мне на глаза. Автомат у меня ребята к тому моменту незаметно изъяли, а зам по вооружению быстренько оформил документально его сдачу.

За последующие три года я потерял жену, переехал в коммуналку, нанес горилкой мощнейший удар по своей печени и приобрел хроническую апатию ко всему происходящему. Пожалуй, только намертво вбитая еще покойным батей любовь к спорту не позволяла броситься в объятия «зеленого змия».

* * *

Потрепанный жизнью автобус из учебки привез меня и еще одного офицера к штабу 2-го ПОц (полк оцепления, если кто не понял, не надо хихикать, военные тоже в свое время прикалывались постоянно над этим штабным перлом, но сейчас уже надоело). Через дорогу виднелись казармы 106-го полка спецназа.

Со мной в полк из учебки прибыл старший лейтенант Серега Юркевич. Особо близко мы с ним сдружиться не успели, но в дороге он мило развлекал меня колоритными одесскими байками.

Командир полка, высокий мужик небогатырского телосложения, что-то среднее между «тощий» и «бухенвальдский крепыш», сухо поздоровался с нами и ушуршал в сопровождении каких-то двух в штатском, оставив нас на растерзание двум майорам. Одному достался Серега. Другой, соответственно, занялся мной.

– Ну что, Виталий Петрович, куда попал, наверное, представляешь? О Зоне, думается мне, читал в прессе раньше, ну и в учебке кое о чем рассказали. Короче, Виталий Петрович, с сегодняшнего дня ты – командир 17-й сторожевой заставы, то бишь блокпоста. Принимай блок, размещайся и организуй службу. Ты мужик опытный, что к чему – разберешься.

Мой новый комбат на секунду о чем-то задумался, затем добавил:

– И, главное, запомни – в Зоне лучше подстрелить того, кого не следовало, чем не подстрелить того, в кого действительно надо было стрелять. Ну, там на блоке сейчас спецназеры, они тебе подетальнее все объяснят.

«Уазик» нервно громыхал расшатанным кузовом на стыках аэродромных плит. Чем дальше, тем лучше. Значит, бойцы у меня тоже нулевые. А я-то надеялся, что в первое время меня сможет проконсультировать какой-нибудь бывалый сержантюга. Ладно, допустим, что это ротация. Почему на обычном периметровом блоке сейчас сидит спецназ? «Рексы» могли там оказаться в качестве подкрепления или мобильного резерва. Могли. Но тогда на блоке должен быть и основной гарнизон. Если только... Н-да, похоже, Кривенчук, не все так просто в этом царстве мутировавших сусликов. Если нет на блоке никого, кроме примчавшегося туда спецназа, значит, личный состав 17-го блока уже можно снимать с довольствия и готовить им дембельский вагон-холодильник. А ты, капитан, сейчас возьмешь на взлетке два десятка бойчил неизвестной квалификации и примешь у спецназеров эту вахту памяти.

Солдат у меня оказалось двадцать шесть. Подъезжая к вертушке, я увидел всю эту братию, забившуюся в куцую полуденную тень от стоящего рядом «Ми-8». На солнце возвышалась камуфлированная гора из вещмешков, спальников, одеял, защитных костюмов в чехлах. Рядом немаленьким зеленым кубиком застыл штабель ящиков с боеприпасами. Картину «Запорожская Сечь» завершало уложенное аккуратным рядком оружие. От такого образцово-показательного порядка меня аж скупая мужская слеза прошибла. Значит, у меня в подразделении есть сержант, которого слушаются, причем и в отсутствие офицеров. Отрадно.

Все подтвердилось. Стоило мне сойти на грешную землю, вернее, на грешный бетон, ко мне четким строевым шагом подлетел приземистый крепыш. Судя по его лицу, в детстве его били лопатой по носу, чтобы он не воровал варенье из буфета. Такому даже я подчинился бы без звука.

Сержант набрал в легкие воздуха, и я понял, что если он сейчас гаркнет доклад, то легкая контузия мне будет гарантирована. Поэтому сыграл на опережение:

– Вольно! Давай сразу к делу. Личный состав, имущество, оружие?

Оказалось, что мой новоиспеченный зам может не только орать на грани инфразвука, но и довольно толково все документирует. Он протянул мне несколько аккуратно заполненных листочков, которые содержали данные, абсолютно идентичные тем, что были записаны в выданных комбатом бумажках. Все посчитано, проверено и аккуратно расписано.

– Вопросов нет, загружаемся.

Звуковой удар я все-таки получил:

– ВЗВОД! В КОЛОННУ ПО ДВА ФРОНТОМ НА ВЫШКУ – СТАНОВИСЬ!!!

* * *

Солдаты затаскивали тяжеленные ящики за обрамленные колючкой ворота. За процедурой, мрачно покуривая и сплевывая на потрескавшийся асфальт, наблюдали четверо спецназеров в навороченных защитных костюмах. Накладки явно из броневой керамики или композитов, куча датчиков, приборов и приборчиков, баллоны, позволяющие, судя по объему, с полчаса дышать автономно. Мой-то попроще будет раз в десять. Про те, что у солдат, я вообще промолчу. Один из «рексов», явно старший, вразвалочку подошел ко мне и протянул листочек с обгоревшими краями:

– Держи, капитан. Тут карта минных полей.

– Да у меня есть на карте.

– На карте у тебя те, о которых в штабе знают. А тут те, что в жизни. Ну, не все, конечно. Когда атака была, немало сталкерюг подорвалось. Так что проверишь. Изменения нанесешь, подправишь, где надо.

– А это кто был-то?

– Да хрен его знает! Сработали грамотно: отвлекающий удар из Зоны, подельники с Большой земли в спину ударили. Да еще подгадали, чтобы после Выброса напасть – настройки в аппаратуре во всей сбиты, помощь не вызовешь, только на свои силы полагайся. Видать, хабар некислый выносили, и деньги им хорошие отмусолили за него.

– Так все сталкеры такие борзые?

– Да нет, вольные, во-первых, в такие стаи не сбиваются, а во-вторых, так не рискуют, они втихаря выносят или барыгам прямо в Зоне сдают. Свободники тоже. Долговцы сами сдают ученым. Вероятно, бандосы. Но такие группировки, серьезные и многочисленные, редко у них бывают. Сюда-то не меньше трех десятков шло, и с тыла не меньше дюжины поперло.

Блок меня впечатлил. Обглоданные пулями бетонные стены, копоть на окнах, на земле – причудливые россыпи гильз. Больше всего, конечно, родимых наших 5,45, кое-где пулеметные, а вот – автоматные 7,62. Это, видимо, уже бандюки – в ПОце таких автоматов нет, а у спецназеров – девятимиллиметровые «Грозы». Далее гильзы-стопарики от автоматических гранатометов, расплющенные пластиковые цилиндры охотничьих патронов, разнообразная пистолетная мелочь. Два солдатика уже наломали веток и начали сметать все это великолепие в одну кучу.

В укрытиях для техники – причудливый букет пороховой гари, солярных паров и сладковатой вони горелой плоти. Знакомо, в Ираке насмотрелся на такое. Следы волочения, обломки и россыпь ржавых от пламени траков – сгоревшие машины отсюда увезли за два дня до нашего прилета.

* * *

Жизнь на блоке все больше и больше приближалась к желанной рутине. Был обустроен быт, подправлены мины и сигналка. В закопченных капонирах заняли свои места прибывшие на третий день машины. Нам дали три БТРа. Жаль, раньше, судя по обломкам, пост был вооружен бээмпэшками, они все же помощнее во всех отношениях (хотя предшественникам нашим от этого ни тепло ни холодно). Я инструктировал патрули, часовых, наблюдателей. Николай Заворотнюк, так звали моего зама-крепыша, рулил бытом. Оказывается, я был знаком с его дядей. Когда я учился в Харьковском танковом училище, там была команда гражданских-сантехников, которых курсанты окрестили «команда Кусто». Дядя был у них вроде как бригадиром, и, однажды увидев, забыть его было невозможно. Мне тогда впервые после третьего класса снились кошмары. Так я понял, что кинг-конговская физиономия – это у них семейное.

Состоялось мое первое реальное знакомство с мутантами. Это были «плоти» – пример того, до чего можно довести колхозную хавронью, если ее мало кормить и много облучать. От исходной хрюшки нынешние унаследовали разве что прожорливость и дикое «у-и-и-и-и» в момент расставания с жизнью. На блок вылетела стайка из пяти особей. Наблюдатель дико заорал и скатился по лестнице в бункер. Часовые резанули длинными очередями (идиоты, ведь говорил – беглым ОДИНОЧНЫМ огнем!) и каким-то чудом зацепили одну свинку. Оставшиеся четыре рванулись в сторону от подраненной подружки, после чего их стало трое – одна попала в «трамплин» (аномалия такая занятная) и, вращаясь вокруг своей оси со скоростью коленвала танкового дизеля, приземлилась в виде тела в находящееся метрах в семидесяти болото.

Рядом уже нарисовался Заворотнюк с автоматом. Это была хорошая охота, и для многих она чуть было не стала последней. Зам шустренько загнал в подствольник серебристый цилиндрик гранаты и навскидку выпустил его в поредевшую стаю отчаянно визжащих порождений Зоны. Они как раз успели добежать до следующего «трамплина», который отправил в страну Мальборо третью свинку, а заворотнюковскую гранату – в район входной двери в бункер командира блокпоста. Я в этот момент находился на полпути от двери до моего боевого зама, то есть где-то метрах в пяти от обоих. Получив дырку в камуфляже, кратковременное заикание и заряд положительных эмоций, я снял с плеча автомат, перехватил его за ствол и неспешной походочкой двинулся к Заворотнюку, который уже осознал всю тяжесть содеянного. Картина Репина – «Перепуганный Годзилла». Даже звонко опустившийся на его каску приклад Заворотнюк перенес беспрекословно, кротко опустив небесного цвета глаза в истоптанную берцами землю.

Из учебного курса 201-го особого учебного центра для младшего офицерского состава:

Применение оружия в Зоне имеет свои особенности. Помимо соблюдения обычных правил стрельбы, необходимо учитывать влияние аномалий. В лучшем случае попавшие в «трамплин», «карусель» или «мясорубку» пули и снаряды могут уйти мимо цели. В худшем аномалия может отправить их к своим же. Именно по этой причине артиллерия в Зоне практически не применяется. Та же картина и с авиацией. Наименее всего мешают стрельбе аномалии типа «кисель», «электра», «ведьмин студень» и некоторые другие. Но тут тоже есть нюансы – например, «электра» может вызвать подрыв снарядов с электрическими взрывателями.

К тому времени еще одна свинушка пала жертвой твердой руки и меткого глаза пулеметчика Руслана Бондаря.

Последняя успела пробежать еще метров двадцать, как вдруг из-под ее переднего правого копытца с раскатистым грохотом вырвалось пламя с густым облачком тротиловой гари. «Противопехотная фугасная мина ПМН», – автоматически отметил мой вымуштрованный мозг. Затем моя челюсть потихоньку отпадает – вспоминаю, что через эту полянку я с Сашкой Андриановым и Серегой Безюком вчера тянул провода для управляемой мины, которую установили чуть дальше. Я стоял практически на этом же месте, курил и давал ценные указания, а Андрианов с Безюком, сосредоточенно пыхтя, разматывали кабель и прикапывали его. Вчера у меня был отличный шанс побывать на месте этой хрюшки. С минуту мы так и стояли: я – с отвисшей челюстью, а Заворотнюк – с деятельным раскаянием в глазах, пока кровожадный Руслан добивал, мастерски отсекая на пулемете одиночные выстрелы, верещащую «плоть».

* * *

– Контроль-17, Контроль-17, я – Центральный, прием! – Рация оторвала от увлекательного процесса поедания содержимого банки с надписью «Яловичина козацька».

– Центральный, я Контроль-17, на приеме, – степенным голосом проинформировал я начальство о своей готовности принимать и осмысливать информацию.

– Семнадцатый, тебе – Исход-333, как понял, прием?

– Я – Семнадцатый, Исход-333 понял. Направление?

– Со стороны ориентира второго, из леса. Подготовь заградогонь по опушке, прием.

– Там аномалия на аномалии, Центральный.

– Я понял, Семнадцатый, понял. Постарайся по максимуму отработать по опушке, где сможешь. Артиллерию задействовать не получится – они точно не смогут между аномалиями попасть, сейчас вертушки подойдут, попытаются аккуратно работать стрелковым. Этот Исход – особо важный, как понял, прием?

– Понял вас, Центральный. Там все аномалии постоянные, кочующих почти нет. Постараюсь отработать в промежутки между «трамплинами».

– Работай, Семнадцатый! И еще – резервную группу приготовь, если припрет – пойдете их вытаскивать. Этот Исход надо вытащить любой ценой, как понял?

– Понял, Центральный, понял.

– Вот что, Семнадцатый, с группой иди сам, действуй по обстановке. Ожидаемые силы противника – около пятидесяти человек, стрелковое, возможно РПГ. Запомни, главное – вытащить Исход, прием.

– Я – Семнадцатый, вас понял. Ждем Исход, готовность через ноль-четыре, на приеме!

Библейским кодом Исход-333 у нас обозначается выход из Зоны спецгруппы, ну экспедиция там какая, продавшийся эсбэушникам сталкер, наша сталкерская группа. Вход их в Зону – соответственно Тоннель-444 (хоть хватило у штабных ума не обозвать этот сигнал Приходом). Вот только все они выходят тихо, и самая большая для них проблема – чтобы мы с перепугу их не перестреляли. Это что же «сыны израилевы» из сегодняшнего Исхода-333 такое учинили или что такое сперли у несчастных сталкеров, что за ними несется сломя голову через рощицу, где аномалий – как контрафакта на Привозе, толпа правдоискателей в пятьдесят рыл да еще с гранатометами? И почему они раньше на связь не вышли, чтобы эту полусотню обиженных спокойно наши «двадцатьчетверки» раскатали где-нибудь, где их можно было раскатать без риска для исходников? Ладно, Кривенчук, рассуждать, конечно, штука увлекательная, но через «ноль-четыре», то бишь через четыре минуты, бойцы должны разбежаться по ячейкам, расчеты «Утесов» и автоматических станковых гранатометов должны быть готовы обрушить лавину огня на немногочисленные свободные от аномалий участки злополучной рощи, а ты сам должен будешь приземлить задницу на кресло от «ЛАЗа», заботливо хранимое водителем командирского БТРа Мишей Феденко для того, чтобы командиру было уютно восседать поверх брони при объезде своей зоны ответственности. Хотя нет, надо сказать хлопцам, чтобы повыкидывали свои эрзац-седушки – сегодня нам предстоит воевать по-взрослому. А пулеметчикам с БТРов, Коле Шитикову и Матвею Яковенко, нельзя ничем ограничивать ни обзор, ни сектора стрельбы.

– Заворотнюк! Что с расчетами АГС и «Утесов»?

– На местах, пан капитан! Боеприпасы загружены!

Заворотнюк рапортовал бойко и орал на бойцов истово, несмотря на далеко не цветущий внешний вид. Вчера он решил достать из заначки и употребить баночку паштета из сухпая, забыв, что заначка лежит на жаре уже больше недели, а паштет, даже военный, на такие краш-тесты не рассчитан.

Резервная группа уже оседлала броню. Я решил не рисковать и оставил на блоке только один БТР.

– Коробочки-1,2, я – Хорек-23, доклад о готовности!

– Первый к бою готов!

– Второй к бою готов!

Всё, ждем наших библейских гостей.

Вон он, ориентир второй. До него метров восемьсот. Полуразрушенная будка дежурного по железнодорожному переезду. Железка выходит из леса, потом вздыбливается под воздействием неслабых размеров «карусели» (здесь, на границе Зоны, такие сильные аномалии – большая редкость), затем идет непосредственно переезд. Черт, я ведь не знаю даже, с какой стороны от путей они пойдут! Заворотнюк наизусть заучил, где находятся постоянные аномалии и каких они типов. Управлять огнем он тоже умеет, и вообще парень он головастый, несмотря на внешность и далеко не столичное происхождение. Не подведи, Колюсик. Даже я в таких передрягах еще не бывал, а пацаны и подавно.

* * *

Треск очередей раздался в глубине лесочка. Встрепенулись солдаты, стволы пулеметов хищно зашевелились, выискивая на опушке свои будущие жертвы.

Слева от будки из леса выскочили четверо. Навожу бинокль – костюмы «Флюгер-м», двое вооружены «Грозами», у двух других – «АКСы». Армейские сталкеры. Это все? Перебежав через небольшой овражек, добираются до будки и занимают позиции внутри.

Стрельба в лесу не стихает. Значит, там еще наши. В многоголосой автоматной симфонии начинаю различать отдельные голоса. «АК», «Грозы», а вот и «М-16» застучала. Хотя не факт, оружия под такие патроны тьма-тьмущая. Ладно, ждем оставшихся, а потом накрываем опушку из всех стволов.

Оставшиеся ждать себя не заставили. Эта группа была уже более разношерстной: еще пяток армейских сталкеров, потом двое с похожей экипировкой, но костюмы темно-серого цвета, я такие раньше даже не видел. С ними какой-то хмырь в непонятном облачении то ли грязно-серого, то ли коричневого цвета. Один сталкер и один «серый» волокут хмыря под руки.

Вся эта процессия доковыляла до овражка и скатилась в него. Из леса к ним потянулись ниточки трассеров. Все, можно вступать в игру:

– «Утесы» и «АГС», работаем!

«Ду-ду-ду-ду-ду». Оба крупнокалиберных пулемета начали методично шерстить опушку на пятьдесят метров вправо и влево от залегшей группы, старательно обходя «трамплины». Засверкали в двух местах яркие голубоватые вспышки – пули пролетали через аномалии «электра». Для «Утеса» это не помеха, для «АГС» – тоже, разряды на полет пуль и обычных гранат сильно не повлияют, а вот, например, эрпэгэшные гранаты сдетонируют – у них пьезоэлектрические взрыватели.

С востока послышался нарастающий гул. Вертушки! Ну, сейчас сделаем все, как в учебнике. Жалко, что ракетами они поработать не смогут – на опушке с десяток «трамплинов», и если ракета попадет в него, он может отправить ее куда угодно, например, в будочку, где засели наши исходники, или в овражек. По этой же причине молчит артиллерия. Ничего, на каждой «двадцатьчетверке» стоит пулемет «ЯКБ», который этот лесок срежет, как газонокосилка с ядерным двигателем.

Вертушек оказалось две. Нормально, если больше, то только мешать друг другу будут. Они спикировали к будочке и ушли на новый заход, ознакомившись с местом предстоящей работы.

Мои агээсники тем временем пристрелялись по опушке. Пара гранат в «трамплины» все же залетела. Аккуратнее, ребята, аккуратнее.

Снова подходят вертушки. Заворотнюк зычным голосом орет, чтобы гранатометы прекратили стрельбу – гранаты летят по высокой траектории и могут зацепить вертолеты. Пацаны, пользуясь моментом, начинают цеплять к «АГСам» полные коробки.

Вертушкам работать довольно сложно. Поле боя окаймлено аккуратным полукругом тополей, где-то метров триста в радиусе. Нам они практически не мешают – расстояния между деревьями большие, кроны находятся высоко. А вот вертушкам обзор перекрыт очень сильно.

Ситуация изменилась абсолютно неожиданно. Вначале я не придал значения светло-серому дымку, появившемуся в нескольких местах чуть подальше тополей. Потом дыма становилось все больше и больше, и количество его источников также возросло.

«Дымовые гранаты!» – осенило меня. Черт возьми, там явно не обычная сталкерская банда, не бандюки и не доморощенные Че Гевары из «Свободы». Там хорошо обученное подразделение, причем с грамотным командиром во главе. Выпустили по десятку гранат в два захода. Рукой ни один Шварценеггер на четыреста метров гранату не кинет. Получается, что как минимум у десятка из них есть подствольники. Как в сказке – чем дальше, тем страшнее. Все правильно – они прекрасно знают, что наугад по площадям мы стрелять не можем. Блокпосту они обзор перекрыли. Вертушки смогут работать, только пикируя сверху, причем больше одного прохода среди аномалий каждая из них за один заход не обстреляет. И тогда тем, из леса, останется только задавить огнем исходников и подойти на расстояние броска гранаты...

– Резервная группа, приготовиться к бою! – Ребята сами все поняли и давно готовы, но так крикнуть положено. – Заворотнюк, за старшего! Олег, давай к будочке, спешиваемся у километрового столба!

БТРы срываются с места. Бойцы держатся за все выступы, главное – не слететь с брони. От километрового столба до будки где-то метров семьдесят, но, чтобы подъехать вплотную, БТРам придется огибать канаву, а значит, развернуться к врагу бортом. Зная о наличии у них «РПГ», я этого делать не собирался.

Проскакиваем дымовую завесу, во рту появляется сладковатый привкус антроцена. Солдаты одиночными простреливают опушку. Специально попасть в кого-то с трясущейся на ухабах брони тяжело, но охладить боевой пыл супостата это поможет.

Перед столбом БТРы притормаживают, и мы сыпемся с брони. Забарабанили крупнокалиберные «КПВТ», слаженно застучали автоматы. Натаскали парней в учебке на совесть. Руслан, отыскав позицию за расщепленным кочующей «каруселью» деревом, установил на сошки свой «ПКМ» и с нескольких очередей заставил заткнуться своего коллегу-пулеметчика с противоборствующей стороны.

Нашей целью был небольшой кювет, начинавшийся от поворота, по которому можно было доползти до будки.

– Броня-1,2, Броня-1,2, Прикрывайте!

Это я в рацию. Далее голосом:

– Так, парни, выдвигаемся к будке. Бондарь, Стыцевич, остаетесь здесь, прикрываете броню от «РПГ». Остальные – со мной. Работаем!

Солдаты перебежками рванулись к кювету. Пять быстрых шагов, упал, перекатился, пара коротких очередей. И потом по новой. Если все делать организованно, то получается непрерывный огневой ливень в сочетании с постоянным движением. Мои парни делали все как надо. Кювета мы достигли за пару минут. Вдруг, хрипло вдохнув, повалился на бок Сергей Шуляк. Саша Немченко стащил его в кювет и начал рыться в разгрузке в поисках перевязочного пакета. Первая потеря с нашей стороны. А ля гер, ком а ля гер – на войне, как на войне...

Метрах в двадцати от нас с гулким хлопком расцвел черный султанчик разрыва от подствольника. Ерунда, дальность предельная, точно гранату положить практически невозможно. Миша Привалов закинул на плечо «РПГ» и отправил по адресу первую гранату. И почему нам выдают только противотанковые «морковки»? Брони у сталкеров нет по определению, а по людям они действуют плохо – тонкий алюминиевый корпус дает очень мало осколков. Из леса ответили «Мухой». Не по Мише, естественно – БТРы для них сейчас более важная цель. Промазали. Из «Мухи» только метров на двести можно уверенно бить, но все равно – знак тревожный. Другая «Муха» с грохотом вгрызается в стену будки. Ничего, там метр сплошного кирпича, выдержит и не такое, а окошки маленькие, в них попасть тяжело.

Из будки огрызаются огнем. В овражке тоже отстреливаются, но почти вслепую – им, несмотря на все наши старания, буквально голову высунуть не дают. Вертушки падают с неба, немного причесывают опушку из пулеметов и снова уходят. Из леса опять ударяют несколько подствольников – молодцы, не забывают, что надо дымовую завесу обновлять, следят. За ними вылетает «РПГ», рядом с БТРом, но не попал – наш плотный огонь не дает нормально прицелиться. Бондарь со Стыцевичем с двух стволов пытаются нащупать супостата.

Первым до будки добрался Саша Войтенко. Одновременно с этим знаменательным событием я получаю сильный удар в спину и лечу мордой в грязь. В голове гудит, пытаюсь пошевелить руками-ногами, вроде получается. Обернувшись, вижу позади себя замершего в неестественной позе Саню Андрианова и держащегося за окровавленный живот Славу Вешняковича. Изловчился все-таки какой-то гад и всадил из подствольника прямо в кювет. Безюк, закинув за спину автомат, пытается тащить меня в сторону будки. Отталкиваю его и ползу самостоятельно, не забывая обрабатывать огнем подозрительные тени в лесу. Получается плохо – руки трясутся.

Вокруг будки довольно много укрытий: крыльцо, канавы, забор с солидными кирпичными столбами. Есть где занять позиции, а главное – полная свобода перемещения. Выбивать нас отсюда можно годами. Но у нас задача не оборону стойко держать, а вытащить отсюда злополучный «Исход». Это уже посложнее будет.

Приходят в движение БТРы – Олег отыскал более выгодную позицию и перемещается туда. Замечаю вылетающие из брони искры. Мама дорогая, у них есть крупнокалиберная снайперка, что-то типа американского «Баррета». В броню вгрызаются еще две пули, оставив сквозные дыры. Пытаюсь определить, откуда он может стрелять. Руслан делает то же самое, яростно простреливая из пулемета заросли можжевельника. После пятого выстрела с той стороны «КПВТ» на машине Олега замолкает – снайпер все-таки достал через броню наводчика Колю Шитикова. С БТРом Миши Феденко такой фокус не пройдет – он заехал в заболоченную низинку за дорогой, и теперь врагу видна только башня.

Вновь заходят вертушки, и вновь без видимых результатов.

Залетаю в будку. Двое сталкеров методично простреливают местность, один сидит в углу, откинув назад забинтованную кое-как голову. Рядом с ним, набивая патронами магазин «Грозы», сидит четвертый, он явно у них за старшего:

– Ребус-313, капитан, Ребус-313, понял меня?

– Да понял, чего же тут непонятного?

«Ребус-313» – это кодовое слово, по которому мое подразделение переходит в подчинение командира сталкерской группы. В данном случае – в подчинение этого чернявого старшего лейтенанта, который по возрасту вполне мог бы потянуть на майора. Впрочем, чья бы корова мычала, Кривенчук. Как там поется? «А ты и в сорок все капитанишь...»

– Раз понял, тогда слушай! Мы тащим с собой особо важного пассажира. Его надо доставить живым. ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ! При нем рюкзак с записями, флешками и прочей хренью, но самое главное – у него в башке. Поэтому башка вместе с телом, причем не остывшим, должна быть доставлена на Большую землю! Мы должны были занять позицию здесь и держать ублюдков, пока клиент с остальными не доберется до твоего блока. Но получилось так, как получилось. Еще силы на блоке есть?

– У меня там одиннадцать человек – мой зам, расчеты «АГС» и «Утесов» и экипаж третьего БТРа.

– Помимо твоих, есть кто рядом?

– Да нам о вас сообщили за пять минут до начала боя! Спецназ скорее всего подняли, но они стоят далеко, пока соберутся, пока загрузятся, пока долетят. Раньше, чем через сорок, их можно не ждать!

За окном ухнули с небольшим интервалом два взрыва.

– Мать твою! – прервал нас один из его подчиненных. – Один БТР обнулили!

Подожгли БТР Олега. После гибели Коли он сам и маневрировал, и стрелял. Во время маневра, естественно, кроме одинокого руслановского пулемета, прикрывать его никто не мог – Стыцевич успел поймать пулю. При смене позиции ему «морковку» в борт и всадили.

– Связь с вертушками, капитан!

– Есть проблема – моя радейка разбита. Осталась только одна, которая на БТРе, но у них тоже с ней какие-то проблемы. Еще есть у снайпера. Но у него только на прием.

– Екарный бабай! Ладно, пассажира надо вытаскивать. Бери у снайперюги приемник и слушай летунов. Может, сумеем взаимодействовать.

В лесу с гулким эхом легла цепочка агээсовских разрывов. Нет, Заворотнюк, ты все-таки молодчина! Выберусь живым – с меня кабак, по-любому! Смекнул, что если по опушке нельзя вслепую бить, то хотя бы в глубине леса причесать можно. Может, сумеет этого чертова «барретовца» под наши пули выгнать. Или, что еще лучше, удастся их командира накрыть. Мне успешная работа этого тактического гения уже действует на нервы.

Высовываюсь из домика и благим матом ору:

– Шевченко! Ко мне бегом!

Через полминуты запыхавшийся, вымазанный грязью, но, к счастью, целый и невредимый снайпер стоял передо мной:

– Пан капитан...

– На плацу рапортовать будешь, радейку мне давай, мухой!

Отправив снайпера обратно, я надел гарнитуру и вернулся к управлению боем:

– Артем! Два пальца вправо от камышей! Там двое промелькнули!

– Всем сосредоточенным! Даю трассу!

– Безюк, Самсоненко, Свиридов! Подствольниками дальше и правее средней «электры»!

В наушниках раздались голоса летунов:

– Контроль-Семнадцатый, я – Канюк-22, у вас есть связь с резервной группой?

– Канюк-22, я – Семнадцатый, связи с ними нет, обрабатываем «АГСами» глубину леса. Может быть, они нас слышат – в группе кроме рации есть несколько приемников, прием, – отвечал им Заворотнюк.

– Оставайтесь на приеме, Семнадцатый. Хорек, если слышишь меня – дай ракету!

Покопавшись в разгрузке, извлекаю на свет божий ракету, скручиваю колпачок и, направив ее в небо, выдергиваю шнур. В небе зависает дрожащая красная звездочка.

– Понял тебя, Хорек! Убери всех эрпэгэшников с опушки, прижми их! Повторяю, обязательно убери их «РПГ». Мы их причешем основательно. Приготовьтесь атаковать! Главное «РПГ»! «РПГ»! Контроль-17, быть в готовности прекратить огонь по нашему сигналу, прием.

– Канюк, я – Семнадцатый, понял вас!

Кажется, я их понял. Летуны, видимо, хотят пройти дымовую завесу и из зависания работать пулеметами. Пожалуй, единственный для них вариант, чтобы реально повлиять на ход боя. А для нас – единственный шанс вытащить VIP-дяденьку из оврага живым. Есть только одна проблема – от завесы до противника метров четыреста. Поэтому, с учетом безопасной дистанции от деревьев, летуны должны неподвижно зависнуть метрах в трехстах от противника. То есть в них нельзя будет попасть разве что из пистолета. Огромный риск! Надеюсь, что дяденька этого стоит.

Влетаю в будку:

– Старшой, тут такое дело! Летуны, видимо, решили из зависа прочесать пулеметами лесок. Просят прикрыть на подходе от эрпэгэшек.

– Понял! Значит, сейчас – шквал огня по их команде. После того как начнут работать – атакуем. Второй БТР на ходу?

– Да вроде бы. Пулеметами работает, ездит, но на связь ни с блоком, ни с летунами не выходил. Может, у них радейка накрылась?

– Тогда давай бойца к ним, пусть объяснит, что делать, когда в атаку пойдем. Доберемся до оврага – пассажира – в БТР, сами прикрываем его отход. Вплоть до вызова огня на себя, понял? Действуй, капитан!

Отправив Безюка к БТРу, и, дав команду на прикрытие его огнем, я вновь услышал летунов:

– Семнадцатый, я – Канюк, прекратить огонь! Хорек, начинайте работать!

– Я – Семнадцатый, вас понял!

Пускаю оставшуюся ракету, показывая, что тоже понял. Вставляю магазин, в котором одни трассеры – давать целеуказания.

– Группа, беглым по опушке! Особое внимание на «РПГ»! Огонь!

Стрекот вертушек совсем близко. А вот и они, наши! Немного разогнав винтами дымовую завесу, оба «Ми-24» медленно выплыли из-за верхушек тополей.

Бортовые четырехствольные «ЯКБ» зашлись яростным ревом. При скорострельности в 4000 выстрелов в минуту отдельных выстрелов не слышно. Лес валился, как трава на сенокосе.

Из будки выбежал старший сталкеров:

– Группа! В атаку – вперед!

– Вперед! – дублирую я.

Бойцы выскакивают из укрытий и, растянувшись в цепь, перебежками мчатся вперед, прикрывая друг друга.

– Командир! Противник справа!

Молодец снайпер. Но и враги оказались не пальцем деланными. До них – метров четыреста пятьдесят. Раньше Шевченко их все равно бы не заметил – они только-только из леса вынырнули. И гранатометчик у них был классный – до ближайшего вертолета от него все шестьсот. А он, паскуда, попал! Аккурат в кабину летчика-оператора, который в этот момент сосредоточенно крошил из пулемета его боевых товарищей в лесочке. Положение сразу же серьезно усугубилось тем, что подбитая вертушка, повернувшись боком, пролетела метрах в двадцати над нашими головами и рухнула практически строго между нами и оврагом. Вторая «двадцатьчетверка» довернулась вправо и превратила гранатометчика со товарищи в груду фарша, но это был первый и последний приятный момент в сложившейся ситуации.

Те, кто в овражке, фактически остались один на один с врагом, хотя и изрядно поредевшим. К тому же в овраге тоже наверняка не без потерь. Хорошо, если наш VIP еще жив. Дым от подбитого «Ми» почти полностью скрыл от нас происходящее. Даже оставшаяся вертушка практически ослепла. Сталкерский старлей решение принял мгновенно:

– Группа, бегом марш! Приготовить гранаты!

Спотыкаясь на кочках, несемся вперед. Эти двести метров мы, кажется, бежали целую вечность. Когда до пелены дыма оставалось метров пятнадцать, звуки стрельбы у оврага вдруг превратились в сплошной рев. Не менее полутора десятков стволов били длинными очередями, почти синхронно взорвались несколько гранат. Тут я увидел лицо старшого. На нем отразилась ярость и бессилие. Он наверняка много дней бежал под пулями преследователей через смертоносную Зону, через стаи мутантов и опаснейшие аномалии. Он терял своих товарищей. И все это ради непонятного мужика в грязном комбинезоне. Но это был приказ, а приказ для нас – это нечто большее, чем просто «надо», «должен» или «обязан». А сейчас с почти стопроцентной уверенностью можно сказать, что погиб и пассажир, и те его ребята, которые шли с ним. Длинные очереди и взрывы гранат говорят только об одном – противники сошлись в ближнем бою, где у предоставленных самим себе сталкеров нет ни единого шанса.

Вот пелена дыма закончилась. Враги не идиоты – прекрасно понимали, откуда и через сколько мы должны здесь появиться. Навскидку луплю одиночными по обступившим овраг серо-зеленым фигурам. Один упал, остальные рассыпались и залегли. Двое или трое рванулись в лес. Старшой, опустошая магазин «Грозы», орет мне:

– Они уносят его рюкзак!

Затем орет бойцам:

– Гранатой огонь!

Они и так сообразили, что делать, – половина достала эргэдэшки еще по ту сторону дымовой пелены. Несинхронные взмахи рук – и по траве у оврага запрыгали зеленоватые мячики гранат. Ожидание разрывов кажется бесконечно долгим. Безюк, выронив автомат, покатился по земле. Снайпер схватился за живот и рухнул на колени.

«Ду-дум!», «Ду-ду-дум!». Перед врагом выросла черная дымная стена разрывов.

– Вперед!

Со стороны противника вылетают две «Ф-1». Одна скатывается в маленькую канавку и взрывается, не причинив нам вреда. Осколки второй скашивают Самсоненко, Свиридова и одного из сталкеров. Мишка Привалов выпускает по врагу метров с тридцати последнюю «морковку», бросает ставший бесполезным «РПГ» и, продолжая бежать, пытается вытащить из тугой кобуры свой «форт».

Мы у овражка. Из живых там только один «серо-зеленый». Сидит на пятой точке, обхватив руками голову. Кажется, сильная контузия. Прерываю его мучения парой выстрелов в грудь. Зеленая броневая пластина, которая у него на груди, не спасает от автоматной пули в упор. Замечаю на рукаве шеврон со стилизованным изображением кристалла. МОНОЛИТ? Так вот кого наши сталкеры растревожили!

БТР выдает по лесу пару очередей и замирает, поравнявшись со мной. Оглядываюсь. В строю у меня осталось трое – Миша Привалов, Руслан Бондарь и Саша Немченко. Плюс бэтээрщики. Ищу взглядом командира сталкеров. Нашел его в овражке: упав на колени перед трупом пассажира, он в бессильной злобе бил пудовым кулачищем по взрыхленной осколками земле:

– Сука! Ну почему, блин?! Почему?!

Неожиданно он резко прервался и вскочил на ноги:

– Так, ладно, капитан! Они его рюкзачок утащили, кровь из носу надо вернуть. Через здешний лес БТР не пройдет, давай всех своих, кто пешком идти может, и шнеллер за ними!

– Привалов, Бондарь, Немченко... Немченко! Что с тобой? Ранен, что ли?

Саша смотрел куда-то вдаль пустым немигающим взглядом. Внезапно его автомат взлетел к плечу, и Привалов с Бондарем рухнули, скошенные длинной очередью.

– Контролер! – заорал старшой, одновременно разнеся Сашину голову девятимиллиметровой пулей. Второй сталкер опустил забрало шлема и, пробежавшись пальцами по наручному пульту, включил детектор:

– Контролер на десять часов, дальность семьдесят!

Три ствола, включая мой, за пару секунд начинили свинцом еле заметную на фоне пожухлых кустарников сгорбленную фигурку. Впервые видел контролера. Вот как, оказывается, эта сволочь работает!

– Все, капитан, оставляй здесь водилу, пусть занимается ранеными. Мы все плюс пулеметчик с БТРа – за рюкзачком!

Матвей выскочил из боковой двери БТРа.

– Они пошли той же дорогой, что и сюда. За лесом у них должен быть транспорт.

Лес был и правда знатный. Партизанить тут было бы любо-дорого – любая зондеркоманда ногу сломит. Но когда туда-сюда прошлись около шестидесяти человек, даже в таком буреломе останется «слоновья тропа». К тому же направление неплохо указывали следы крови, россыпи гильз и пустые магазины, в изобилии оставленные обеими сторонами конфликта. Несколько раз мы наткнулись на трупы – шестеро монолитовцев и четверо армейских сталкеров.

Когда мы вышли из леса, враг уже грузился в машины. Помогло то, что они несли еще и раненых, иначе догнать их было бы проблематично. За опушкой метров сто открытого пространства, за которым шло шоссе, уходящее на север. На обочине стояла целая автоколонна: три «уазика», синяя «Нива» и «шишига». На них вряд ли могли приехать больше сорока бойцов. Остальные, видимо, сели нашим сталкерам на хвост гораздо раньше.

Тем монолитовцам, которые остались в живых, вполне хватило сейчас «уазика» и «шишиги». Последняя, впрочем, не была заполнена целиком. По моим подсчетам, их осталось около полутора десятка, часть раненые.

– Что делать, старшой?

– Так, солдат! – вместо ответа обратился тот к Матвею. – Ставишь пулемет здесь! Как начнется стрельба – долби все машины, они не должны уйти. Главное – «уазик», «шишигу» мы на любом из оставшегося транспорта догоним. Капитан, Рыжий, мы втроем – тихо, но в хорошем темпе выдвигаемся к дороге. Подойдем настолько близко, насколько они позволят, и атакуем. Зубами их грызите, если надо будет, но рюкзак мы должны вытащить!

Скрытно преодолеть сто метров практически голой земли довольно затруднительно, особенно если враг в курсе, что ты где-то рядом. Но дуракам везет. Внезапно на дороге раздались тревожные крики, лязг затворов. А затем с другой стороны дороги послышался визгливый многоголосый лай.

– Слепые псы! – удивленно вскрикнул вполголоса старшой. – Впервые в жизни рад этим ублюдками!

Лай и скулеж переросли в злобное рычание. Прогремели первые очереди, бабахнула граната. «Уазик», который заняли монолитовцы, покатился задним ходом к «шишиге». Автоматчик с переднего сиденья, высунувшись в окно, поливал огнем наседавших мутантов. Несколько стремительных поджарых фигурок избежали гибели, и, обежав «УАЗ», набросились на лежащего на асфальте раненого. Его товарищ, стоящий рядом, суетливо пытался вставить магазин в свою «М-16». Наконец ему это удалось, но одна из собак уже вцепилась ему в ногу. Бросив автомат, он начал, крича от боли, рубить тварь выхваченной из-за ремня лопаткой. Из кузова «шишиги» наперебой загрохотали два «АК», выкосившие оставшихся псин.

К тому времени мы уже подобрались метров на сорок. Черт! «Уазик», продолжая сдавать назад, заехал за «шишигу». Теперь Матвей его не увидит, пока они не тронутся. Ладно, попробуем накрыть его сами. Водила «уазика» что-то громко объясняет своему коллеге из «ГАЗа». Старшой поднимает руку ладонью вверх: «Встаем!» На всех парах летим к машинам, доставая на ходу гранаты. Сейчас нам важен каждый метр, каждый шаг. Если не успеем забить «уазик», то он стартует. До машин метров двадцать...

– Тревога! Противник!

Кричит совсем молодой, судя по голосу, монолитовец, стоящий в кузове «шишиги». Вскидывает автомат. Рыжий его опережает, выпустив с одной руки короткую очередь. Одновременным движением швыряем гранаты и продолжаем бежать. Дорога чуть выше нас, и поэтому осколков можно не бояться. Среди машин взлетают в небо черно-огненные кучеряшки разрывов. Из-за спины слышу пулемет Матвея. Ниточки трассеров навылет проклевывают тент, кузов и кабину «шишиги». «Уазик» скрыт от нас облаком пыли пополам с тротиловой гарью, но, судя по реву движка, водитель жив и разворачивает машину, чтобы скрыться. Рыжий первым взлетает по склону и тут же падает навзничь. Из «уазика», явно наугад, лупит пулемет. Скрежет переключаемой передачи, и машина рвет с места. Мы со старшим залегаем под свинцовым ливнем и стреляем ему вслед. Матвей с опушки пытался нащупать его пулеметом, пока «уазик» не скрылся от него за кустарником.

– Капитан! Быстро по машинам, и смотри, где есть ключи!

Ключи нашлись в «уазике» с погнутым бампером и облезлым кенгурятником. Пока старшой бежит ко мне, завожу машину и разворачиваюсь.

Открывая дверцу, старшой обернулся в сторону опушки и помахал Матвею: «Сюда!» Вопросительно смотрю на него – если ждать Яковенко, мы еще минимум минуту потеряем. Запрыгнув в машину, он пояснил:

– Пусть Рыжего заберет. У него плечо и бедро. Крови много потерял, но выживет.

Выжимал я из моего «козла» все, что только было возможно. Все равно больше семидесяти пяти он делать не хотел. Прямой участок дороги километра в полтора. А вот и наш красавец! Все время его сносит вправо. Значит, или ранен, или колеса осколками посекло.

Впереди какое-то скопище аномалий – машина монолитовцев притормаживает почти до нуля и начинает осторожно лавировать по шоссе. Старшой выглядывает в окно и дает очередь по «уазику». Безрезультатно – сейчас между нами «трамплин» внушительных размеров. Одна пуля каким-то чудом цепляет стекло на задней правой дверце, рассыпав по асфальту блестящие бисеринки осколков. Повторяю все маневры монолитовца, а он уже вновь начинает набирать скорость. Матерюсь, на чем свет стоит. Старшой не отстает.

Сейчас он опять скроется за поворотом. Вдруг над головой с басовитым грохотом проплывает вертушка.

– Хорек! Я – Канюк! Цель вижу, отработаю пулеметом. Извините, ребята, это все, что могу. Ухожу, горючка на исходе! – Я и забыл, что у меня приемник еще работает.

За неимением ракет старшой выпускает длинную очередь в небо из моего автомата с трассерами, подтверждая, что мы его поняли. «Двадцатьчетверка» ныряет вниз, слышится якабэшный «фррррух», затем вертушка вновь взмывает в небо и отваливает на юг. Все, отъездился наш Шумахер!

Проходим поворот. Вот он, голубь сизокрылый! Летуны отработали ювелирно – то ли знали, что груз нам нужен целым, то ли сообразили. Очередь отсекла моторный отсек «уазика», отчего тот перевернулся и, снеся знак ограничения скорости (здесь, оказывается, больше сорока нельзя!), ушел в кювет, где и замер, завалившись на бок. Не фиг лихачить, державна автоинспекция предупреждала!

Тормоза моего нового боевого коня жалобно скрипнули и заставили машину замереть рядом с основательно разукомплектованным объектом погони. Старшой выскочил так, как будто увидел сидящего на заднем сиденье велоцераптора. В три прыжка преодолевает расстояние до машины и, оторвав покореженную дверцу, запрыгивает внутрь. Неспешно вылезаю, забираю автомат и вдруг слышу полный боли крик старшого, затем яростный мат, обвиняющий монолитовца в близких отношениях с кристаллом, которому он поклоняется, а затем пистолетный выстрел, после которого наступает гнетущая тишина.

Выставив ствол, начинаю обходить машину. Внутри слышатся неясные шевеления. Тут тент над пассажирскими сиденьями разрезается, и в дыру сначала вылетает средних размеров рюкзак цвета хаки, а после вываливается держащийся за бедро старшой с «фортом» в одной руке и ножом в другой.

– Сука! Вот тварь! Козел! Свинота внематочная! Сумел напоследок! Ведь сдох почти уже, ну чего ему не умиралось мирно! Блин, фанатики хреновы!

Оттаскиваю его от «УАЗа» и усаживаю на траву.

– Черт, в сустав прямо пером своим долбаным попал! И ведь угадал, мерзавец, четко между подсумком и накладкой набедренной!

Вытаскиваю перевязочный пакет и рву его зубами. Как еще накладывать – непонятно. Костюм снимать – это целая история, а резать вообще нереально. Это проколоть ножом легко получилось, а на разрез он сто процентов очень прочен. Старшой видит мои терзания:

– Хрен с ним, давай прямо поверх!

Для достойного завершения процедуры пытаюсь вколоть ему промедол. Отказывается. Закончив оказание первой помощи, начинаю вносить предложения на извечную тему «Что делать?» («Кто виноват» – и так понятно):

– Ну что, старшой, предлагаю беготню на этом прекратить. Вертушка запомнила, где отстрелялась, так что можем смело оставаться здесь и через часок дождемся своего голубого вертолета с целым взводом волшебников на борту.

Старшой откинул забрало, выудил из разгрузки сигариллу и, щелкнув зажигалкой, сладко затянулся:

– Совет, в принципе, дельный и не лишен здравого смысла, капитан. Одно уточнение – ты слышал, как вертушка выходила на связь, координаты наши передавала?

– Не слышал, но это не значит, что такого не было. Мой приемник берет от силы километра на полтора, а для вертушки – это пара секунд лёта.

– На полтора он мог брать твою ротную радейку, а на вертушке сигнал помощнее будет.

– Да мужики только после боя, взяли и не сразу передали, а через минуту!

– Я с тебя фигею, капитан! В этом рюкзачке – их боевая задача, и пока он в штабе Сил Контроля не оказался – задача не выполнена. Никем! Ни ими, ни мной, ни тобой! Мы и так ее наполовину завалили!

– А я не догадался бы об этом, если бы не твое ценное напоминание!

– Все! Прекратить разговоры! Значит, так, пока на нас с указаниями по эвакуации не вышли, выдвигаемся к периметру самостоятельно. Мы углубились в Зону километров на двадцать. Сейчас нужно повторить все в обратном порядке.

Он извлек из разгрузки ДжиПиЭс, посмотрел на разбитый экран, сплюнул и, вздохнув, зашуршал картой:

– Короче, мы сейчас у этого поворота... Стоп! – Он опустил забрало, видимо, сверяясь с компасом.

– Так, водонапорка на сто сорок пять градусов. Мы – здесь! – Палец в зеленой защитной перчатке ткнулся в карту.

Не спорю.

– До этого места, где остановка автобусная, поедем по шоссе, дальше свернешь на эту просеку, где ЛЭП. Там через лес километров восемь до параллельной дороги, которая ведет к деревне, далее вдоль железки. Выйти должны аккурат к твоему блоку. Если вертушки будут нас искать – везде, кроме леса, мы на виду. Не делай такое лицо недовольное, капитан. Я все понимаю, но медлить нельзя. Опять же фон растет – боюсь, Выброса можем дождаться. Сегодня, конечно, вряд ли, да и завтра тоже, но чем черт не шутит.

Поддерживая старшого, начинаю не спеша двигаться к нашей машине. Ключ в замке зажигания я крутил долго и упорно. И каждый раз – с нулевым результатом. Достаю из багажника «кривой стартер» и через минуту получаю то, что хотел, – убитый Зоной и погонями движок, покряхтев, заурчал на холостых оборотах.

Дорогу надо было скрасить разговором, да и любопытно мне было, ради кого сегодня я пятнадцать ребят своих потерял:

– Ряд вопросов есть, командир. Как насчет задушевного разговора, способного скрасить тяготы и лишения воинской службы?

– По поводу того, кто мы, что мы, откуда мы и каким боком монолитовцам на хвост наступить сумели?

– Ну, в принципе так, хотя, в силу секретности всего мероприятия, на деятельное раскаяние и помощь следствию, естественно, не рассчитываю.

– Рассчитывать действительно не стоит, капитан. Кстати, звать-то тебя как?

– Виталием. Если хочешь официоза – то Петрович по батюшке.

– Погоняла, само собой, нет? У ПОцев это, насколько я знаю, не практикуется?

– Мы все-таки не на зоне с маленькой буквы и не салабоны-срочники, чтобы этим баловаться.

– Не в том дело, Виталь! Традиция Зоны (с большой буквы) такая. Давно это появилось, что в Зоне каждый получает новое имя. Вроде как жизнь новую начал, все прежнее за спиной оставив. Опять же, криминала тут немало всегда было, тоже повлияло. Да и сказать кликуха о человеке может гораздо больше, нежели фамилия. Ну ладно, продолжаем прерванный процесс знакомства. Водолаз! Звать Серегой.

– А почему Водолаз, если не секрет?

– Да потому что по молодости в Зону лазил через дренажную трубу. Хабар тоже через нее волок, туристов даже иногда проводил, кто хотел как истинный сталкер, а не на блоках проход проплачивать.

– Погоди, а чего же ты тихарился-то? Вроде бы военным сталкерам и без таких шифров в Зону попадать можно?

Старшой снисходительно усмехнулся сквозь густую щетину:

– А с чего ты, Виталик, взял, что я ВОЕННЫМ сталкером был всю дорогу?

– Так ты...?

– Ну молодчина, догадался! Как Зона до деревни моей добралась, как про артефакты в мире прознали – такое началось, мама не горюй! Народ в Зону валом валит. Блоки бабло гребут лопатой, а еще чаще – отстреливают этих искателей хабара и приключений. Кто-то не заморачивался – бомбил одиночек, шедших с добычей, но это не для меня. Воспитание не то, да и уважал я людей, которых Зона приняла. Проводником заделался, для первоходов в основном. Опытные сталкерюги и сами в Зону пройти могли запросто. Ни мины, ни заборы, ни сигналка их не останавливали. А новички и «туристы» – этим без меня никуда! И нашел я дорожку – часа полтора ползком через две трубы и три канавы дренажных. В дерьме по уши, зато живой! Когда сталкерить на Силы Контроля предложили, даже не задумывался. Даже интересно стало. – Старшой выкинул окурок сигариллы в окно и прикрыл глаза.

До деревни, по моим расчетам, оставалось километра три, когда среди сосняка с грохотом выросло облачко сизо-белого дыма, а наш «козел», вильнув вправо и влетев правым передним колесом в небольшой «кисель» (а в учебке говорили, что эти аномалии преимущественно в строениях возникают!), замер, перекосившись. Старшой виртуозно отматерился, отпер дверцу и, чудом не влетев в «кисель», распластался на земле. Я пополз по сиденьям, следуя его примеру. В сосняке щелкнули два пистолетных выстрела, осыпавших на меня сверкающим дождем лобовое стекло. Через секунду мы уже сидели рядышком и доставали из кобур «форты» – автомат так и остался лежать между сиденьями, а рукоятка Серегиной «Грозы» была заляпана брызгами «киселя», поэтому воспользоваться ею мог только самоубийца.

– Опаньки! Ну че, мальчики-пионерчики? Так в гости рвались, и вдруг шкериться начали? Никак пацанов огорчить хотите, а?

Старшой исступленно откинул голову назад:

– Мать твою, бандосы. А может, просто мародеры из ближайшей деревни.

– Да мне, Водолаз, если честно, фиолетово, кто они. Минимум их двое, ружье и пистолет.

– Вряд ли двое – уж больно нагло ведут себя. А ведь знают, что мы тоже не без железок.

В водительскую дверь «уазика» влетел новый заряд картечи:

– Ну че притихли, фраера?! Волыны – на дорогу и с поднятыми выходим!

– Отползаем!

Бандиты наш маневр разгадали и выпустили наугад еще несколько пуль. Так, с пистолетами двое – у одного «ПМ», у другого «тэшка».

– Рюкзак остался внутри! – Он подергал заднюю дверцу, глухо. – Я свяжу их боем, а ты попытайся обойти с фланга.

По-моему, старшой вообще никогда не терял самообладания и способности мыслить тактически.

Я ползу через заросли полыни к кустарникам позади и правее нас. Пытаюсь незаметно, но не выходит. Заряд картечи срезает растительность неподалеку от меня. Старшой отвечает из «форта», в ответ – матюки и звонкие шлепки тэтэшных выстрелов.

– Вешайтесь, фраерня! Сами приговор себе подписали!

Черт, как раньше-то в голову не пришло?! У меня же еще один дым остался! Быстренько вынимаю из разгрузки картонный цилиндр эргэдэшки и, чиркнув теркой-колечком по головке запала, швыряю его между противником и собой.

– Фишка, пацаны! «Черемуха»!

– Да не «Черемуха» это, Вельвет, воняет не так! Кажись, дымовуха обычная!

«Бах-бах-бах» – прервал диалог Водолазов «форт».

– А, сучара! В плечо, кажись, кость не задел!

– Уроем падлу!

Задымлено уже порядочно, можно и к активным действиям переходить, а то скоро в дыму скроется все. Вскакиваю на ноги и, выставив пистолет вперед, начинаю осторожными прыжками двигаться на голоса. Пару раз спотыкаюсь, но противника пока не вижу. Блин, главное в «кисель» сейчас не влететь.

Опять ухнуло ружье. В ответ резко огрызается «форт». Подключаются «ПМ» с тэтэшником.

– Опаньки! Тут у них «калаш»!

Они открыли машину! Не таясь, бегу на звуки. Впереди из антроценового тумана вынырнула спина в кожанке. Не задумываясь, всаживаю под левую лопатку пулю. Спина резко уходит вниз. Еще пару раз бабахнул «форт».

– Все, валим!

Дважды стреляю по голосам. Мне отвечают одним тэтэшным выстрелом.

Выскочив из тумана, вижу только потревоженные ветви кустов, которые мирно колышатся впереди. Ко мне, хромая, вываливается матерящийся Водолаз:

– Ты чего тут устроил, урод мамин?! Ты охренел совсем?! Какого ты эту хреновину зажег?! Пиротехник, мля! Рюкзак – у них! Ты понял, дебилушка, чего ты натворил?! Они в дыму подобрались и рюкзак вынули из тачки! И автомат твой до кучи!

Да, действительно, натворил я дел... Хотел как лучше, а получилось как всегда! Когда дым от моей эргэдэшки накрыл машину, бандюки без проблем сумели подобраться к «уазику» и изъять оттуда рюкзачок вместе с моим «АКСом». Старшой прав на все сто – я действительно поступил как полный дебил.

Водолаз обессиленно присел на траву между колеями:

– Что делать будем, герой?

– Сухари сушить! – неумело пытаюсь острить я.

– Перспектива этого гораздо реальнее, чем тебе кажется, капитан, – осаживает меня старшой.

– Ладно, Водолаз, планчик не бог весть какой, но все же есть.

– Я слушаю внимательно, уважаемый!

– Для начала скажи, как внешне выглядит то, что в рюкзачке находится?

– Несколько тетрадей с записями, флешки, одна или две, фотик цифровой.

– То есть того, что простой и незамутненный пацан может сдать барыге вне Зоны за нормальные бабки, там нет?

– Ну, в принципе, нет.

– Ну, стало быть, они его обшмонают, да и выкинут за ненадобностью. За фотик ручаться не могу, а все остальное точно оставят. Главное, чтобы тетрадки на костер не извели.

– Стало быть, надо ноги в руки и бегом за ними! Особо далеко они не побегут – у них раненый. А его перевязать надо, вколоть чего-нибудь, если есть. Делаем так, Виталь. Ты прямо сейчас подрываешься и летишь в погоню. Трава примятая, ветки сломанные, кровь – следов будет море. Зубами их грызи, но чудо-сумочку отними! А я следом поковыляю. Давай, капитан, труба зовет!

Кивнув ему, срываюсь с места. Но для начала надо обыскать «кожаного». Улов небогатый – ружье «Моссберг-500» и пара десятков патронов в охотничьем патронташе, пополам жакан с картечью. Ну ладно, на пожаре, как говорится, и хрен насос. Лучше, чем на автомат с одним пистолетом лезть.

Следы братков мне удавалось находить практически без труда – они ломились через лес, как стадо мамонтов. Как в аномалию не загремели? За пять минут пути я обогнул три «мясорубки» и небольшую «карусель», да еще чуть не влетел в смертоносные нити «жгучего пуха».

И все-таки я опоздал. На полянке, которая открылась моему взору, я нашел только три бычка, разорванную упаковку от перевязочного пакета и пустую «чекушку». Все, приплыли. Обошел полянку с четырех сторон, и тоже безрезультатно. Уходили бандюки с нее уже неспешно, соблюдая все правила маскировки. Надо Водолаза дожидаться, только он сможет отыскать следы. С его-то опытом.

Вдали басовито проплыла вертушка. А толку? На связь с ними мне не выйти, ракет нет. Сомневаюсь, что они и машину-то нашу найдут на просеке – цвет у нее неброский, а травы там немерено.

Водолаз подтянулся минут через десять. И сразу все понял:

– Вставай, Макар-следопыт! Сейчас полянку обойдем и отыщем бандосиков наших!

– И сколько нам за ними по Зоне бегать? Пока собаки не сожрут? А если рюкзачок они просто в кусты выкинут по дороге?

– Если сейчас не выкинули, то вряд ли. Хотя им и сам по себе он мог приглянуться. Но мыслю я – дело тут в другом. Могли допереть они, что неспроста мы так за бумажки эти бьемся. Значит, инфа там ценная. А инфу ценную и барыге впарить можно. Причем лучше местному, на Большой земле еще не всякий возьмет. Да и попалиться с ней проще там будет.

– А барыги, они что, инфой тоже не брезгуют?

– Да ты чего, Виталик? Не артефактами едиными, как говорится... Барыги и инфу, и зонды потерянные скупают, да и трупами редких монстров заинтересоваться могут. Ладно, вот сюда наши лиходеи направились. Пошли, капитан.

Водолаз зашагал на северо-запад со всей бодростью, которая была возможна в его положении.

– Так, если они пошли до барыги этой дорогой, то, скорее всего, к Славику Мойше идут!

– Чего за Славик?

– Да барыга ж, говорю! Нам-то оно даже сподручнее будет – Мойша и радейку свою имеет, и в СБУ барабанит, как дятел по весне.

– Неплохо, сознательный барыга!

– Жить спокойно охота, вот и сознательный.

– Я фигею, Водолаз. На воле менты барыг крышуют, а здесь, значит, эсбэушники?

– Да понимаешь, капитан, всех-то не переловишь, не перестреляешь. Это ж Зона. Да и пользы от него такого больше, чем от мертвого. Он-то в свое время нам тех четырех пиндосов и слил!

– Американцы? А они каким боком к этому всему относятся?

– Да тут кто только не шастает! Все хотят, чтобы Зона им ключи от мира вручила. Пассажир-то наш не на ридну Украину сталкерил ведь. Ему эти проплатили, «серые», ну ты их видел во время боя у блока. Звали пассажира Леня Шплинт. Старлерюга экстра-класса! Перед ним что Драный, что я – все равно что душара-первогодок с твоего блока. И смастерил как-то раз Шплинт одну хреновину интересную. Он же инженером-электронщиком был в прошлой жизни, да к тому же не последним. А хреновина та позволила ему за Барьер ходить!

– К монолитовцам?

– К ним, к уродам.

– И что там?

– Да кто ж знает? Спроси у Шплинта, если жмуриков оживлять мастер. Решил он слить свое открытие америкосам. Сообразил, видимо, что от эсбэушников он только грамоту почетную получит. Что ему пиндосы пообещали – не знаю, но подписался он еще раз за Барьер слетать, замеры какие-то сделать, фоток нащелкать, записать кое-что. Так вот, комплектик-то для прохода у него всего один был. Он еще боялся, что гости его грохнут, прибор заберут, а потом у себя их наделают и сами к ЧАЭС полезут. Даже самоликвидатор соорудил, который взрывал аппарат, если у него с башки его снять. Порешили они, что Шплинт лезет один, а они его у Барьера ждут. А то хоть и мастер, да монолитовцев на хвосте все же притащил. Бойня пошла, амеров выкосило наполовину. Тут они по радейке и завопили, мол, спасайте. Ни кто, ни что – не сказали. Группой ученых прикидывались. У них даже оформлено все было, типа траву и кузнечиков зоновских изучать приехали. Там ни один из них микроскоп от вантуза отличить не мог, зато стреляли навскидку белке в глаз. А группа моя площадку под лабораторию мобильную готовила, ну не моя, конечно, а Пети Стилета, майора Бондаренко, покойного ныне. Мы и рванули к ним, думали, мелочь какая, типа собачек, на них напала. А там, мама дорогая! С полсотни монолитовцев их обложило. Тех пятерых наших, что к ним прибежали, положили всех. Но зато Шплинт со товарищи к нам прорвались. Знали бы, что там такое, вертушки бы вызвали. А тут вся кодла на плечах этих янки к нам в расположение ворвалась. До рукопашки дошло. Вот там-то радейке моей кирдык и настал. Отбились, смотрим – еще столько же валит. И начались скачки: мы – от них, они – за нами. И гнали, суки, в такую сторону, где и сталкеры-то ходить не любят. Половину людей, включая командира, по дороге в аномалиях да от зверья потеряли. А потом увидели мы километрах в двух каких-то очкариков отмороженных, которые одни, без охраны, зонды свои чертовы запускали. Я бойца одного, Митю Бидона, к ним и отправил, чтобы помощь с Большой земли вызвал, а сами снова к Периметру рванулись. А к монолитовцам еще и подмога приехала. Значит, дошел Бидон, да хранит его Господь. Только пока все зашевелились, мы, во-первых, сами к Периметру вышли, а во-вторых, монолитовцы нас догнали-таки. Ну а что потом, ты и сам знаешь.

– Так, а что такого Шплинт там нарыл?

– Ты сам-то еще не допер? Он узнал ВСЕ! Что такое Зона, почему Зона, зачем Зона. Все Шплинтяра разузнал! Потому и рвали мы к Периметру, потому и людей не жалели. Потому пиндосы и тихарились так. Шплинт живым нужен был обязательно. Записи записями, а его башку ничто заменить не могло. Но записи – это тоже немало. Я знаешь, чего боюсь, капитан? Боюсь, как бы там не оказалось такого, из-за чего Мойша решил бы положить на хозяев.

– Ты думаешь, такое возможно?

– Да легче легкого! Это тварь редкостная, еще по старым временам помню. Барыга, одно слово. Погоняло за особо высокий уровень хитрости получил. А ведь следы как раз к нему и ведут! Дальше по этому направлению, кроме Мойши, никого!

Лес меж тем начал понемногу редеть, переходя в низкорослый березняк. Обойдя небольшую «мясорубку», мы увидели метрах в двухстах шиферные крыши маленькой деревни.

В зарослях у самой околицы Водолаз жестом остановил меня.

– Значит, так, капитан, – зашептал он мне на ухо. – На время придется забыть о принадлежности к славной украинской армии, а именно – снять знаки различия и прочую хрень, которая засветит нашу ведомственную принадлежность. Сталкеры вояк не жалуют, сам понимаешь. Про себя вообще умолчу, с военным сталкером и разговаривать не станут. Даже те, кто знает по прежним временам и нормально относится, когда один на один.

– Да понял, не дурак.

Мы оперативно отпороли ножами жовто-блакитные шевроны, сняли фальшпогоны, ласково именуемые в армейской среде «гондончиками». Я, кроме того, спрятал в кустах приемник и запихнул в левый берец удостоверение офицера и личный жетон на случай поверхностного шмона. У Водолаза ксивы не было по определению – военные сталкеры, как и спецназ, уходят «работать» без документов.

Деревенька оказалась достаточно обитаемой, несмотря на наличие нескольких аномалий и фон, который был далек от идеального, хотя и высоким назвать его было нельзя. В наиболее крепких и хорошо сохранившихся домах были видны признаки жизни. Другие, с покосившимися стенами и обвалившимися крышами, смотрели на нас пустыми глазницами черных окон.

Водолаз уверенно сворачивает на тропинку, уходящую в запущенный яблоневый сад. Сразу за ним и стоит водонапорка, а рядом с ней – приземистое здание коровника. Стены из белого кирпича местами укреплены камнями и свежим бетоном – здание явно активно используется. Для чего? Скоро узнаем.

Пройдя мимо притаившейся в кустах «Нивы», подходим к двери. То есть раньше здесь были ворота, но сейчас они заложены причудливой мешаниной из старых кирпичей и бетонных блоков. Оставлен только метровый проходик с железной дверью без вывески. Водолаз уверенно открыл ее и шагнул внутрь.

Внутри я увидел довольно большое и неплохо обустроенное помещение, залитое тусклым электрическим светом. Барная стойка, десяток разнокалиберных столов, за которыми обосновались люди в самом невероятнейшем одеянии – от спортивных костюмов до экспериментальных защитных скафандров. Это была первая половина коровника. Другая отделена солидной стеной из тех же кирпичей-блоков, какими заложен вход. Попасть туда можно через небольшую дверь, охраняемую косматым бородачом с «узи» на пивном животике. В стороне от остальных о чем-то шепотом совещалась четверка подтянутых хлопцев в черных комбинезонах, украшенных шевронами с красными крестами. Ого, долговцы?! Впервые вижу этих ребят. Другой контингент представлял из себя нечто среднее между сельской шпаной и спецназом «морские котики» – огромный разброс в типах снаряжения и еще больший в части вооруженности. У некоторых пальцы покрыты замысловатой синей блатной «росписью», а в жестах видна характерная лагерная дерганость. Да, контингент тот еще! Как, интересно, им удается сидеть здесь и не перестрелять друг друга. Дело тут явно не в долговцах – мало их, да и не долговская это территория. Видимо, Славик Мойша, кроме того что он эсбэушный стукач, еще и сильный и авторитетный человек в здешних местах, если сумел построить эту братию. А нам с ним придется вести не очень приятный разговор на тему «Скупка совсекретной информации, жизненно необходимой для национальной безопасности».

Мы с Водолазом, сопровождаемые подозрительными, а иногда и откровенно враждебными взглядами, доковыляли до бородача. Улыбнулся нам только долговязый парень в углу – то ли давно знал Водолаза, то ли тоже был барабаном. Бородач, когда мы приблизились метра на три, медленно приоткрыл глаза и красноречиво положил большой палец правой руки на предохранитель «узи».

– Хлопчики, здесь свободных столиков нет. А стойка – два метра влево!

– А мы в курсе, родной, где здесь что! – сообщил ему Водолаз, радостно щерясь. – Ты бы Мойше просемафорил, что Водолаз пожаловал. Он, думаю, по такому случаю и кабинетик отдельный нам замутит!

– Мабуть, и замутит, да только ему перед этим вернуться надобно. Если хабар притащил – так можешь мне его сдавать. Ну а если с Мойшей у тебя какие особые дела – дожидайся. Сказал он, что дней на пять. Хочешь – номерок снимай, расценки, я думаю, знаешь, а не хочешь – пошерсти по деревне – домов свободных море.

Мы взяли литрушку «черниговского», бутерброды с копченой колбасой и вышли на улицу. Водолаз дохромал до развесистой яблони и без труда отыскал под ней потемневшую от времени скамейку. Пшикнула откручиваемая пробка, и пиво мутно-желтым потоком заструилось в кружки: в мою стальную армейскую и в крутую с термоизолирующими стенками Водолазову.

– Чует мое сердце – прочухал Мойша, что к нему в лапы попало, вот и сорвался!

– Так ты ж говорил – он с СБУ не ссорится, а тут такое палево!

– Не все так просто, капитан! Эти бумажки должны быть пропуском к центру Зоны. А Центр среди сталкеров – это легенда из легенд! Взять хотя бы Монолит. Да, монолитовцев все считают придурками, но ведь сколько народу все равно пыталось до камушка того добраться. И еще одно. Чем ближе к Центру, тем чаще попадаются артефакты. А значит, если продолжить рассуждения, в Центре их вообще немерено должно быть. Уже есть причина, чтобы рискнуть.

– Слушай, Водолаз, а ты не думаешь, что косматик этот с «узи» знает побольше, чем сказал?

– Да это и младенцу понятно!

– Надо бы попридирчивее с ним поговорить, и без свидетелей. Выясним для начала, приходили сюда наши гопники с просеки или нет.

– Да приходили, чего тут гадать. Это бородатый наврать может, а следы – никогда!

– Согласен, но на следах же не написано, что с Мойшей у них разговор был?

– Ну, ясен пень! А ведь верно – насчет этого бородатый должен быть в курсах! Так, время у нас еще есть, давай вздремнем пару часиков. Ночью нам, скорее всего, спать не придется!

Для отдыха мы выбрали подпол полуразрушенного сельского дома. Разгребли пустые консервные банки и пачки из-под сигарет, оставленные нашими предшественниками, и по очереди поспали на рюкзаках и бронепластинах. Есть у всех военных такое замечательное качество – моментально засыпать, как только такая возможность выпадает.

После полуночи, когда посетители бара стали потихоньку расползаться на ночлег, мы уже сидели на заднем дворе фермы за помойкой. Воняло изрядно, зато высматривать засаду здесь будут в последнюю очередь.

Бородатый объявился в начале второго. Вопрос с тем, были здесь наши бандюки или нет, отпал практически сразу. За пять минут он вытащил два больших свертка из полиэтиленовой пленки, в которых угадывались очертания начавших коченеть человеческих тел. При выносе третьего свертка бородач, жалобно всхлипнув, согнулся в букву «зю». Вполне оправданное действие, когда тебе в пах бьют прикладом «Моссберга». Его ноша со стуком упала на бетонные плиты, которыми был вымощен пол. Для катализа процедуры успокоения супостата приклад прошелся ему еще и по спине. За шумом я не заметил, как открылась дверь сарая, стоявшего рядом с помойкой. Оттуда вышла деваха непонятного возраста в накинутом поверх синего рабочего халата прорезиненном плаще от ОЗК. Она мастерски выхватила из-под него обрез двустволки, одновременно выпуская из рук мусорное ведро.

– Ах ты ж злыде...

Договорить и перейти на более высокие интонации ей не позволил Водолаз, который, проскакав в стиле Джона Сильвера на одной ноге три метра от помойки до девахи, резко ударил ее локтем в основание черепа. Обрез звякнул о бетон, а наша несостоявшаяся обидчица рухнула, где стояла, раскидав, как сломанная кукла, конечности.

– Слышь, Водолаз, тебе надо погоняло Окорок взять!

– Почему?

– «Остров сокровищ» читал?

– Не, мультик смотрел.

– Ладно, проехали. Держи мою помпу, посмотрю, что внутри интересного.

Вооружившись ножом и «фортом», я обследовал подсобку. Все складывалось как нельзя лучше. В подвальчике было столько всего, что, наверное, все прапорщики украинской армии удавились бы от зависти. Оружие, снаряжение, продукты, аппаратура, спецконтейнеры для артефактов и... Кривенчук, не отвлекайся!

Несмотря на подбитую ногу, Водолаз за минуту притащил бородатого в подвал и усадил в потертое дерматиновое кресло с подлокотниками. Моток скотча с треском наматывал круги вокруг его запястий, быстро уменьшаясь в размерах. Бородатый начал приходить в себя, всеми силами, однако, стараясь показать, что все еще находится в глубокой отключке. Водолаз тем временем безошибочно отыскал в куче хлама старый армейский телефон «ТА-57» и спутанные в клубок провода. Да, бородачу определенно не светило ничего хорошего. Зачищенные медные змейки обвились вокруг его пальцев. Водолаз деловито пощелкал складной ручкой вызова и вдруг резко повернул ее на пол-оборота.

– Ааааааа!

– Знаю, что неприятно! – Я исподлобья взглянул в испуганные глаза под развесистыми бровями. – А будет еще хуже. И сознание ты не потеряешь, и не загнешься раньше срока. Пора покаяться, феддаин хренов!

– Мужики, вы чего! Вы ж вояки? Я в курсах, что Мойша барабанит вам временами. Сначала вы чуть контору не спалили, когда в форме завалились. Хорошо, народ решил, что снаряга у вас трофейная. А со жмурами я не при делах, их Мойша с Храпом заделали. А мне сказали: «Подчисти здесь и следи за хозяйством, пока не вернемся».

– За жмуров поконкретнее!

– Да мародеры местные, пару раз до этого светились. Но приносили только хлам разный. Вчера пришли, приволокли чего-то. Хабар всегда только Мойша смотрит. Ну сдали они его, сели в баре, заказали по сто пятьдесят. А через минут десять Храп подваливает и говорит, давай, мол, всех троих к хозяину. Мое дело маленькое. Пошел, вызвал. Храп их, видимо, здесь и заделал. Он ножом работать мастер.

– А притаранили они что?

– Да рюкзачок у них был. Обычный такой, кровякой немного забрызганный. После этого Мойша с Храпом и умотали.

Понятно, худшие опасения начинают сбываться. Наш эсбэушный барабан Славик решил вести собственную игру. Ну что же, в авантюризме ему не откажешь. Когда подписываешься на такое, тут или победа, или смерть. Сорваться в центр Зоны, да еще перед самым Выбросом, – это, конечно, сильный ход.

– На чем они поехали?

– На «газоне» храповском, на «пятьдесят втором».

Водолаз оторвался от внимательного изучения стола, накрытого потертой клеенкой:

– А карту они здесь разглядывали?

– Ну да, расстелили, карандашом водили, а потом Мойша в разгрузку ее убрал.

– Подь сюды, капитан! Думаю, не все у нас так безнадежно.

Я подошел к столу, оставив прикрученного к креслу бородатого, который тихонечко перевел дух. Жилистый палец Водолаза скользил вдоль еле заметных извилистых линий, которыми была украшена клеенка.

– И чего ты тут открыл стратегически важного?

– Черточки видишь?

– Ну не слепой пока!

– Эти старые, а вот извилистая одна – она поверх всех выдавлена! Клееночка-то мягкая. А они карандашом рисовали, не фломастерами, а то бы следов не осталось.

– Водолаз! Да тебе в следаки идти надо было!

– Может, и пойду, когда сталкерить надоест. Но, думаю, Зона заберет меня раньше. Ты не отвлекайся, капитан, пленку найди какую-нибудь.

Пленка отыскалась в углу, в нее была завернута добрая дюжина изолирующих противогазов. Ножом выкроил кусок метр на метр – больше нам вряд ли понадобится. Водолаз тем временем закрасил еле заметную линию на клеенке темно-зеленым маркером, распространившим по подвалу соблазнительный запашок этилового спирта. Пленка легла на стол, и через несколько секунд темно-зеленая кривая была перенесена на нее.

– Так, дорога есть, с картой мы определились. Начинается она, само собой, отсюда. Осталось решить, в какую сторону ее по карте отмерять.

– Слышь, Водолаз, они ж на тачке уехали. «Пятьдесят второй», конечно, машина-зверь, но даже на ней по болотам они не поедут. Начало, по крайней мере, точно по дороге пойдет.

– Резонно! – Пленка легла на карту. – Так, если по дороге, то совпадение идет вот по этой. Только получается фигня какая-то. Они ж не в Припять сразу рванулись, а такой крюк делают!

Намеченный Мойшей и Храпом маршрут действительно делал неслабых размеров петлю, на первый взгляд абсолютно бессмысленную.

– А какие у нас обитаемые места или еще что-то значительное по этому пути есть?

– Да ни фига вроде нет. Тут – стоянка фонящей техники, еще с восемьдесят шестого, тут – заводик, битумный по-моему. Но ни в одно из этих мест маршрут конкретно не заглядывает, всегда проходит на удалении. Погоди! Видишь вот этот крючок? Тут линию оборвали, а потом стали рисовать заново, причем по кратчайшему пути к Припяти! Есть мысли?

– А какие тут еще могут быть мысли в моих красноармейских мозгах? Сюда нашему дуэту надо добраться перед тем, как лезть в Центр. Только что они там потеряли такого, о чем не раскололся вам Шплинт?

– Шплинт нам особо ни о чем расколоться не успел! Да и нам спрашивать времени особо не было – ноги бы унести.

– А как Шплинт в Центр ходил? Вернее, что за штука, которая ему такую возможность дала?

– Да я ж тебе говорил – типа шлема, на башню цеплялась. Он во время первого боя то ли потерял ее, то ли выкинул.

– Если бы она была в единственном экземпляре, стал бы Мойша сразу в Центр ломиться? По-моему, ему логичнее было бы на Большую землю свалить, там по Шплинтовым чертежам новый шлемак изготовить. Чует мое сердце – сбрехнул Шплинт насчет единственного экземпляра. Сам подумай, не у ворот же Припяти Мойша клепать новый шлем станет. Да и барыга он ведь, а не инженер.

– Эй, капитан, это кому из нас еще в следаки идти надо? – усмехнулся Водолаз. – Если серьезно, то шансик неплохой. Давай-ка поспим по полтора часика, а утречком рванем на «Ниве» этого ваххабита.

Приход утра в подвале мы определили по часам. Мойшины запасы позволили нам хорошенько позавтракать и восхитительно экипироваться. Доукомплектовали изрядно опустошенные магазины «фортов», набрали гранат. Водолаз вооружился немецкой «Г-3» и дневноночной оптикой, я предпочел старый добрый «АКС», только выбрал тот, на котором есть база под оптику. Теперь предстояло тихонько дотащить это все до «Нивы» и незаметно покинуть гостеприимную деревеньку. Водолаз, правда, предложил взорвать Мойшин склад к чертовой матери вместе с нашим ваххабитом, благо пластита, детонаторов и таймеров на складе хватало, но я эту затею не поддержал. Ничего нам гибель этого шестерки не даст, других людей, находящихся в баре, – тем более. А Славику теперь плевать на склад, если уж он решил играть по-крупному. На цыпочках мы совершили несколько ходок до машины, почти бесшумно открыли хорошо смазанные ворота и, откатив «Ниву» руками (в основном моими) на безопасное расстояние, завели движок и тронулись в путь-дорогу.

«Крюк» оказался небольшой электроподстанцией. Среди обильно покрытых ржавчиной и почти не сохранивших исходный серый цвет трехметровых параллелепипедов трансформаторов и паутины провисших проводов возвышалось крепкое двухэтажное кирпичное здание то ли пультовой, то ли диспетчерской. Следы «Газона» были в наличии, но были оставлены не позднее вчерашнего вечера, так что застать тут «сладкую парочку» было маловероятно.

Водолаз выскользнул из «Нивы» и занял позицию у кривого тополя. Я быстренько осмотрел подходы к зданию. Чисто.

Дверь в данном случае не являлась идеальным способом попасть в дом, поэтому я с помощью скривившегося от усилий и боли Водолаза запрыгнул с «фортом» в руках в окно. В предбаннике пусто. Подвал перспективнее – там горит свет. Направив пистолет в проем, начинаю спускаться. Внизу дверь тяжелая и стальная, явно принесенная со стороны.

Вот и подвал. Самодельная добротная мебель, какие-то приборы, древний компьютер, кучи деталей, приспособлений. Здоровенный железный стол, какие используются в столовых для разделки мяса-рыбы. А в углу – скрюченный субъект неопределенного возраста. Одежда в крови, но пока живой. Не отводя ствола, аккуратно переворачиваю его на спину.

– Ммм... Больно... Сталкер, кто бы ты ни был, бери что хочешь. Мой век пришел...

– Не торопился бы ты... – У мужика было с десяток ножевых ран, но все они приходились не в жизненно важные органы. – Крови ты, конечно, потерял немало, но шансы у тебя есть. Как тебя звать-то?

– Костик Медуза его звать. – Водолаз нарисовался в проеме за моей спиной совершенно бесшумно. – Кто тебя так, отец? Мойша с Храпом?

Череп мужичка, украшенный мощной лысиной в обрамлении длинных бесцветных волос, действительно напоминал этого морского обитателя.

– Вояки? – Его взгляд царапнул мой армейский защитный костюм.

– Почти, – усмехнулся Водолаз. – Сейчас скорее вольные стрелки.

– А-а-а... Водолаз... Ну как карьера, поручик?

– Давай за карьеру ближе к ночи! Капитан, промедол остался?

– Еще бы! Ты от него отказался, а я ширевом не увлекаюсь.

– Отлично. Вкати ему один тюбик, а я перевязочку спроворю!

С оказанием первой помощи мы управились минут за двадцать. Раны был рассчитаны не на убийство, а на причинение боли. Особенно характерной была рана в левом плече – нож не просто воткнули, но и несколько раз провернули в ране. С пола Медуза переместился в кресло, явно притыренное в какой-то парикмахерской, а на столе появился чайник и один из наших сухпаев. Для полноты картины жертву бандитизма завернули во взятое из древнего шкафа военное одеяло. Глоток коньяка (опять-таки из Мойшиных запасов) вернул Медузу к жизни.

– Не думал, что воякам спасибо когда-то скажу. Но скажу. Спасибо, хлопцы! Только если вы думаете, что Медуза шестерить на вас станет, то лучше пристрелите меня! Водолаз, ты знаешь, что я сталкерюга идейный и ни на армию, ни на контору пахать не стану.

– Знаю, Медуза. Никто тебя забривать и не собирается. Вышел ты из призывного возраста. Не сталкерская свобода нам нужна. Я ж тебя знаю, для тебя Зона – это святое, дар божий, не так?

– А как иначе-то, уважаемый? Это и беда мира, и его избавление. Тут и смерть гуляет на каждом шагу, но и свобода величайшая. А вот вы все рыщете здесь, народ убиваете пачками, высматриваете, что бы сыскать, чтобы в ракеты свои запихнуть и мир остальной на колени поставить. Кого тут только нет – наши, америкосы, русские, немцы. Машины понагнали, техники, аппаратуры понавезли. Палят во все, что шевелится. А что не шевелится – расшевелят и тоже пристрелят.

– А в курсе, что корешок твой Шплинт учудил?

– Как не в курсе? В курсе, конечно же. Разочаровал меня, сокол ясный. Два года с ним исследовали все, думал, для науки, для людей стараемся. Покорять Зону грех, но знать ее люди должны. Себя не жалели. А видишь как, скурвился Шплинт. Кстати, хлопцы, вы дверку бы прикрыли. До Выброса часа два, не больше.

– Блин, у нас же тачка там. Слышь, Медуза, у тебя нет куда ее спрятать, а то кирдык тачке будет под Выбросом?

– Давай в гараж. Он у меня специально приспособлен для таких дел. Только гидравлика полетела, придется твоему корешку вручную открывать.

Гараж у Медузы и правда был выдающийся – стены экранированы какими-то плитками. На воротах, снаружи вроде бы из листового железа, изнутри закреплены железобетонные панели и такие же плитки. Все это великолепие открывалось и закрывалось с помощью хитрой системы блоков и полиспастов, которые заменяли гидравлический привод, на наличие которого указывали безжизненно болтающиеся на проушинах цилиндры. За пару минут я разобрался с системой, еще за десять открыл, а спустя сорок «Нива» уютно обосновалась в этом мегаукрытии.

На восстановление пролитой и подпорченной врагом крови мы выделили Медузе половину из имевшихся у нас шоколадок, а для ускорения этой процедуры в дело пошел коньяк.

– Так что конкретно со Шплинтярой стало? – поинтересовался Костик.

– Ну, как ты уже знаешь, с америкосами он договориться сумел. Но вот с «Монолитом», видимо, не получилось. Расшлепали они всех «борцов за мир», а заодно и почти всех моих ребят. Рядом мы оказались. Гоняли нас по всей Зоне, пока к капитану на блок не попали. Там мы супостата общими усилиями положили, но все документики с разработками Шплинта ушли бодрым строевым шагом. Каким макаром они у Мойши оказались – история отдельная. Короче, имеем то, что имеем. Шплинт готов, нас осталось двое, Славик рвется в Центр. Связи у нас нет, а если начнем искать – упустим Мойшу. К тебе они, вижу, тоже не с визитом вежливости заходили?

– Догадливый ты стал, Водолазище, аж поражаюсь! Ладно, расколюсь я вам об этом всем.

– Набалдашник Шплинтов у тебя был?

– Ну да. Вернее, опытный образец. Вполне работоспособен, только не такой отточенный, как был у Шплинта. У нас с ним тут мини-КБ было. Началось все с того, что сгинула за Барьером группа сталкеров. Не молодые и не сильно опытные. Так, на твердую троечку. Знали мы их всех нормально, они у меня тут Выброс пережидали. Что характерно, сгинули без боя. Через недельку валю я в километре отсюда четырех зомбаков. Пошел пошмонать – а это наши пропащие! Через день заглядывает Шплинт, я ему это и поведал. А он, оказывается, еще двоих за деревней приласкал, и тоже зомбовых. Причем ни у меня, ни у него контролер рядом не пасся! Они в этих краях вообще гости редкие. И тем же вечером на тебе – на перекрестке, что в трехстах метрах отсюдова, бойня началась. Монолитовцы со «Свободой» схлестнулись. Махновцы наши, хотя и потери понесли, но монолитовцев задавили. Ну, свободники жмуров и раненых в лагерь к себе потащили, а мы пошли поглядеть, может, чем разживемся? Так вот, четверо этих фанатиков были незнакомыми, а вот трое – это остаток той группы сталкерской. Складываем с шестью, которые зомби, и получаем полный комплект! И сильно нас этот вопрос всколыхнул! Забили мы на хабар, на все прочее и бросились в науку с головой. Шплинт физиком-электротехником был, а я – невропатолог бывший. Действовали мы больше методом тыка, но, понаблюдав и сделав кое-какие замеры, поняли, что неспроста одни за Барьером мозгов напрочь лишаются, а другие становятся фанатиками. Валили мы и тех, и других, опыты ставили, тела резали. Больше по наитию, чем научно обоснованно, но разработали теорию, что за Барьером что-то не только видеть не дает и радио глушит, но и мозги вскрывать может. Ведь монолитовцы берутся откуда-то? С Большой земли? Да там о них мало кто знает. Оттуда в Зону за хабаром, за экзотикой, за приключениями на свою задницу, наконец, идут. А меж тем меньше их не становится! Так что ежели их религиозное рвение – результат изменения сознания, то получается все довольно-таки складно. Приходят мужики, а там им по мозгам! Как? Вариантов мало. Медикаментозное зомбирование? Десяток вооруженных мужиков просто так не отловишь и в очередь на укол не поставишь. По крайней мере – без потерь с обеих сторон. А наши клиенты все свеженькие были и в полном составе, как я уже говорил. Результат сильных стрессов и внушения? Тоже не все должны были вернуться, да и поддались бы не все. Шплинт выдвинул теорию о пси-излучении. Мудрил он с какими-то датчиками долго и упорно, но в конце концов сварганил одну штуковину. Что там было – не знаю, Шплинт мог часами объяснять, я все равно не врубился. Но факт остается фактом – установили мы одну закономерность. Серое вещество отдельных образцов обладало разными характеристиками. В том смысле, что за Барьером выдавало под током нервные импульсы с разной силой. Поначалу мы еле их улавливали, но когда стали использовать свежий материал, то разница стала сильно бросаться в глаза.

– А как это вы за Барьер без чудо-шапки ходили? – поинтересовался я.

– Да мы и не ходили! Мы что, совсем, что ли, отморозки? Просто на тележке с колесиками отправляли образец за Барьер, предварительно закрепив на нем датчики. Если вы догадливые, то уже поняли, что монолитовские образцы и реагировали по-особому. И наша теория приобрела законченный вид: в Центре находится источник пси-излучения, но подчинить себе он может только людей с определенным типом мозга. Что имеет значение – то ли особое строение, то ли химический состав, нам установить не удалось. Но Шплинт уловил нужное направление и пошел испытывать разные способы экранирования этого пси-излучения. Даже на Большую землю гонял за материалами. А потом нашел то, что искал. Собрал опытный экземпляр. Еще два десятка образцов пришлось завалить, чтобы отладить. Но в один из дней мы выкатили тележку с образцами за Барьер, и случилось – образец не реагирует! Ну, потом он прибор в божеский вид привел, чтобы носить на себе можно было, и в первую ходку за Барьер двинул. Вернулся, хотя мысленно я его уже похоронил. Далеко он не уходил, но хабара принес – год за такое сталкерить не жалко! И брал-то одни «белочки», которые стоят немыслимо и почти не встречаются! Поехал он снова на Большую землю – «белочку» сдать, а то мы поиздержались к тому времени сильно. И ведь вроде бы с прошлым порвать решил, когда в Зону пришел, а по возвращении и говорит мне: «Послушай, Медуза, не пацаны мы давно с тобой, чтобы за идею стараться. Я хорошую тему нашел. За проводку экспедиции в Центр получим мы спокойную старость в самом благодатном уголке мира. Обо всем я уже договорился – приведем передовой отряд, отнесем туда зонды, зафиксируем кое-что, а потом сдаем прибор в вечное пользование и едем на Багамы наслаждаться жизнью». Я сказал ему тогда, что в Зону мы на идеях и попали и что с кем бы он ни договорился, они не снорков изучать туда пойдут, а искать, как мир взять за глотку. На том мы и расстались. А сейчас, значит, Мойша туда рвется?

– Барыги тоже хотят править миром! – с иронией пояснил Водолаз.

– Да на фиг ему, скорее всего, этот мир не нужен! Наберет тех же «белочек» и продаст шлем кому-нибудь. У меня к вам, ребятки, просьба есть одна.

– Слушаем внимательно!

– Я понимаю, что у вас приказ, но не сдавайте документы по нашим со Шплинтом исследованиям! Просто догоните этих бандитов и уничтожьте все. Вообще все! И документы, и тот первый образец шлема, который они унесли. Приказ – это, конечно, святое, но вы можете погубить не только Зону, но и весь мир! Вы же не думаете, что ваши хотят отыскать новое лекарство от СПИДа? Там ищут ключ к новому оружию, способному поставить на колени все человечество, и будет плохо, если кто-нибудь его найдет. Я не знаю, что именно находится в Центре, но это огромная сила, просто колоссальная!

– За это уже погибли пятьдесят наших ребят, – произнес Водолаз, сжимая пудовые кулаки и глядя на блюдце перед собой.

– А ты хочешь, чтобы погибли пятьсот миллионов? Или больше? Водолаз, не соверши непоправимого!

– А может, я хочу, чтобы моя страна правила миром?

– Ты думаешь, мир отдастся просто так? Или она завоюет его, не пролив собственной крови? Подумай, тебе нужен будет потом ТАКОЙ мир?

Где-то на улице тяжело ударил электрический разряд, задрожали стены домика. Выброс бушевал. Но смертоносные быстрые нейтроны вязли в бетоне, земле и свинцовых экранах.

– Ладно, Медуза. Мы посовещаемся. Кстати, как думаешь – Мойшу с Храпом Выбросом не накрыло?

– Мойша не мальчик, да и Храп в Зоне третий год. Тем более в трех кэмэ отсюда цементный завод старый, там даже ядерную зиму пересидеть можно, если только на псевдогиганта в подвалах не налетят. До утра вылезать не советую – тут тебе не Периметр. Быстрые аномалии рассосутся только часов через пять. Отоспитесь пока, а завтра вы этих уродов догоните.

Странные ощущения, когда ложишься спать под Выбросом. Так, наверное, чувствуют себя космонавты, когда за тонкой обшивкой и стеклом иллюминатора раскинулась бескрайняя даль, имеющая температуру абсолютного нуля и несовместимая с жизнью в том виде, в каком мы ее знаем.

Утром нас ждал маленький сюрприз – небольшая, но вполне смертоносная «электра» уютно обосновалась напротив выездных ворот гаража. Медуза, бросив на нее снисходительный взгляд знатока, объявил, что аномалия кочующая и исчезнет через пару часов. У нас был выбор – или дожидаться ее самоликвидации, или рвануть до цементного завода на своих двоих. Впрочем, выбора не было – учитывая мобильность порезанного Водолаза, дорога только туда заняла бы часа полтора. А если на заводе Мойши с Храпом не окажется, что тоже очень даже вероятно, то придется проделать такой же длительности вояж в обратном направлении. Короче, пока мы ждали естественной смерти «электры», я успел подрегулировать, подтянуть и подправить в «Ниве» все, что было мне по силам.

– Ну что, парни? Что решили-то? – Из гаража, подслеповато щурясь, показался Медуза. – Я по поводу образцов и Шплинтовых записей.

– А я догадался, что не про репертуар одесской оперы! – резко ответил Водолаз.

Потом, смягчив голос, добавил:

– Не знаю, Медузыч, не знаю.

Движок отлично пережил Выброс и проблем нам не создал. Медуза, обмотанный бинтами, как мумия Имхотепа, смотрел нам вслед, пока мы не скрылись за кустарником.

– Так, если их нет на заводе...

– Водолаз, а ты в этом сомневаешься?

– Ну да, ну да... Они наверняка стартовали еще утром, но все равно надо объехать завод по периметру – если не будет следов, то они еще там. Только это надо сделать в темпе вальса, потому как до Чернобыля осталось километров двадцать, а там, за Барьером, мы их уже не достанем.

– А Барьер от Чернобыля начинается?

– Да. Вернее, от Залесья, его пригорода. Южные окраины еле видны, но к ним не подойти. Марево начинается чуть севернее. Там граница на местности обозначена, мы как раз выедем к тому месту, где Шплинт с Медузой опыты ставили. Пси-излучение, по его словам, активно действует уже там.

– А что за Марево?

– Так сталкеры называют эту фигню за Барьером. Тебе в учебке, наверное, про нее не рассказывали? Голубоватый купол, вроде ауры или тумана. Визуально насквозь не просматривается, для радаров и тепловизоров также непроницаем. Короче, крышка, накрывающая блюдце с секретами. Но, по словам Шплинта, через Марево он шел километра два – два с половиной, а потом видимость становится нормальной, только небо непривычное – голубое, но не обычное, а с каким-то непонятным оттенком. То есть Марево действительно является крышкой. Кстати, по спутнику эта крышка абсолютно правильной полусферической формы, а центр ее находится в Припяти.

– А у тебя откуда такие познания в припятьской топографии?

– У нас своя учебка, – усмехнулся Водолаз. – И изучаем мы там много интересного.

– Понял, военная тайна. А вот мы и приехали!

Заводик нас, естественно, ничем обрадовать не смог. На пыльном полотне рассыпающейся от времени и аномалий дороги мы различили довольно четкие следы «газоновского» протектора, уходящие на север.

– Н-да... Ну, чего делать, поехали следом. Надеюсь, до Чернобыля мы их перехватим.

Судьба улыбнулась нам даже раньше, чем предполагалось. Километрах в пятнадцати от завода мы подъехали к очередному мосту, на этот раз – через реку Уж. Вообще-то каналов по мере приближения к Чернобылю становилось все больше и больше. Но этот мост нас и обрадовал, и огорчил одновременно. Обрадовал – потому что частично обвалился под проезжавшим по нему «Газоном», и что-то говорило мне, что это именно Мойшин «Газон». Машина беспомощно зависла на темными водами Ужа, сев на днище. Наших «джентльменов удачи» видно не было, но зато они, по крайней мере, остались без колес. Огорчил – потому что без колес оставались и мы, а Водолаз, кроме того, передвигался не ахти. Правда, оставалась небольшая надежда, что для Мойши с Храпом обрушение моста тоже не прошло бесследно. Наша «Нива» мягко затормозила на уцелевшей половине моста. Я выскочил из салона. Следом тяжело вывалился Водолаз.

Спустя пять минут мы перелезли по кузову и крыше «Газона» через провал на ту сторону, и я увидел то, что вселило некоторую уверенность в успехе нашего безнадежного дела. На асфальте виднелись подсыхающие кровавые следы и разорванная упаковка от перевязочного пакета. Значит, по крайней мере один из них ранен, а следовательно, идти с нормальной скоростью парочка уже не сможет. Хотелось надеяться, что ранен Храп, поскольку у него, по свидетельству очевидцев, боевые характеристики явно выше, чем у Мойши. Если бы не находящаяся впереди деревенька, то, возможно, их даже можно было бы увидеть в бинокль.

А впереди я увидел Марево! Синеватый купол уходит от горизонта до горизонта. Высоту на глаз определить было практически невозможно.

– Это оно? Марево?

– Оно, родимое.

– Слышь, а сколько оно в высоту?

– Вроде бы тысячи полторы или две. Но вертушки там не летают – даже вне Марева, на трех-четырех тысячах аппаратура козлить начинает.

Хриплый, с издевательской интонацией голос раздался со стороны зарослей смородины:

– И откуда ж ты такой умный взялся?

Силуэт я разглядел, но в его очертаниях без труда угадывалось положение изготовки для стрельбы с колена, поэтому мысль вскинуть к плечу «АКС» была задушена в зародыше самым жестоким образом. К тому же с другой стороны дороги уже другой голос, зычный и властный, окрикнул:

– Оружие положить на землю! Разгрузки расстегнуть! Снять! Отойти на пять шагов назад! Лечь! Ноги в стороны! Шире! Руки в стороны, ладонями наружу! Любое движение без команды – открываем огонь!

Команды неизвестного мы выполнили быстро и четко. Даже Водолаз, несмотря на раненую ногу. Утешало одно – явно уставной лексикон неизвестного боевика. Значит, это либо военные, либо...

– С вами говорит командир группы быстрого реагирования «Долга». Назовите себя, если есть документы – к досмотру!

– Старший лейтенант Кравченко, командир сталкерской группы.

– Капитан Кривенчук, командир сторожевой заставы номер семнадцать.

– Интересно... Лежать! Я что, разрешал шевелиться? Два командира такого уровня и одни, у Барьера, да еще со снятыми знаками различия? Да и семнадцатый блок отсюда, товарищ Кривенчук, или как вас там на самом деле, далековато.

– Документы в вещмешках. А зачем мы здесь – узнаете, хотя это и не в вашей компетенции!

– Ты поумничай еще, что в моей компетенции, а что нет! Кондратьев, проверь разгрузки и вещмешки!

Мимо меня протопали ноги в белорусского производства берцах, послышались слабые щелчки застежек и треск липучек.

– Есть документы! Командир, здесь же фальшпогоны, старлеевские и капитанские, и отпоротые шевроны.

– Давай сюда! Так, Кривенчук кто?

– Я.

– Встать!

Я поднялся и увидел перед собой плотного усатого дядьку в черном долговском комбезе, поверх которого была надета идеально пригнанная американская разгрузка ALICE.

– Так, Виталий Петрович, значит? – Прищуренные глаза впились в меня, затем в фотографию в удостоверении. Толстые пальцы на удивление быстро перелистали на нужную страницу.

– Ага. Командир сторожевой... Значит, должна относиться ко второму ПОцу. Так. Войсковая часть номер... Действительно второй! Подпись? И подписывал Кондратенко... Вроде порядок. Зампотыл полка кто? Фамилия?

– Андрук Нестор Олегович.

– Порядок. Второй, встать. Значит, Кравченко? Армейский сталкер?

– Он самый. Документов, сам понимаешь, нет.

– Ну да, какие у сталкеров и спецназа документы. Ладно. Только вот что, господа хорошие. С армейцами мы, конечно, не ссоримся, но поясните все же, что это вы тут потеряли. Особенно вы, капитан Кривенчук, в сорока пяти километрах от родного блока?

– Группа Кравченко выполняла задание. Про него вам знать ничего не нужно. Я с резервной группой своей заставы вышел ему на помощь. В живых остались только мы двое. Извините, не знаю, как к вам обращаться?

– Я – капитан Белоусов, командир ГБР «Долга».

– Хорошо, капитан. Вам не попадались здесь два человека, возможно, один ранен?

– Они не на «Газоне» этом приехали?

– Именно так.

– Тогда мы бы сами хотели это узнать. Сегодня утром на цементном заводе была уничтожена наша поисково-охотничья группа. Она ушла туда позавчера, проверить сообщение о появлении в подземных помещениях завода кровососа. Переждали там Выброс, а утром доложили, что обнаружили «Газон» и двух человек и что выдвигаются на досмотр. После этого на связь не выходили. Были найдены убитыми подъехавшей через час ГБР. Поэтому сейчас наши ГБР прочесывают окрестности. Мы нашли «Газон» и остались в засаде, поскольку рассчитывали, что противник не бросит полный кузов снаряжения и вернется.

– Погибшая группа была вырезана?

– У троих ножевые, один застрелен.

– Понятно, наши клиенты. Храп постарался. Ладно, капитан. Ситуация следующая. У них в руках то, что поможет взять Зону под контроль, а может, и ликвидировать ее. Но их надо остановить до Барьера.

– Да куда ж они дальше Барьера денутся?

– Они смогут пройти. И там мы уже их не достанем. У вас транспорт есть?

– Ну да, мы на «уазике». Куда они идут?

– Да строго на север, к Чернобылю.

– Там много аномалий, придется объезжать, но, думаю, догоним быстро. Свиридов – за машиной! Радченко, Савицкий, помогите старшему лейтенанту загрузиться!

Долговцы шустро заняли места в машине, нам с Водолазом достались откидные сидушки около задней двери. «Уазик» у долговцев был непростой – мощные сварные дуги безопасности, лебедка, транкинговая радиостанция, «Утес» на турели. Кстати, насчет радиостанции...

– Белоусов, у тебя связь работает?

– У нас всегда связь работает! – с легкой обидой в голосе ответил капитан. – Во время Выброса вся техника у нас отключается и ставится в экранированные боксы.

– Ну ладно, я понял, респект «Долгу». Выйди на частоту 30-250.

– Не могу. У меня связь только с нашим оперативным штабом. Могу связаться с вашими через них.

– Действуй. Координаты района знаешь?

– Конечно!

– Передавай. Пусть вертушки присылают и спецназ. Не меньше роты. Скажи, что здесь «Кобальт-22», вернее, то, что от него осталось.

– Понял.

Водолаз выдохнул и прикрыл глаза.

– Слышь, Водолаз, а что за «Кобальт-22»?

– Да группа моя, теперь наша. Такой у нас позывной.

– Ладно, будем знать.

«Уазик» съехал с проселка и сейчас мчался по полю вдоль целого ряда переливающихся в воздухе «каруселей». Белоусов вышел на связь и передавал в штаб «Долга» наши координаты. Вдруг он, не отрываясь от гарнитуры, сделал быстрый жест рукой, и через секунду стволы двух его бойцов хищно потянулись влево.

«Тах-татах-татах!» Два автомата, «АКС» и «М-14», выплюнули короткие очереди, положившие конец существованию стаи слепых псов, особей примерно в семь. Выучка у долговцев была на высочайшем уровне.

Ряд аномалий закончился, и машина вновь устремилась к шоссе. Опять быстрый жест, и мы остановились.

– В чем дело?

– Цель на одиннадцать часов!

Мы синхронно навели бинокли. Примерно в двух километрах на склоне холма виднелись две крошечные фигурки.

– Кажется, они. Давай ближе, отсюда не достанем.

«Уазик» вновь взревел явно форсированным движком и понесся вперед, сминая зеленую стену травы трубой-бампером. Фигурки скрылись за гребнем, причем довольно шустро, значит, нас заметили. Но естественных укрытий здесь практически нет, а следовательно, и шансы у беглецов нулевые. Гребень приближается издевательски медленно, но наконец «уазик» переваливает через него, опасно накренившись вправо.

Замысел Мойши с Храпом стал ясен – впереди замерли две огромные бронированные машины на гусеничном шасси. Сгоревшие, но все равно могущие стать отличным укрытием и огневой позицией. Догнать не успеем, да и чревато это – за спиной одной из фигурок видна труба гранатомета. Белоусов, видимо, пришел к таким же выводам:

– Свиридов, там, у камня, – ровная площадка, давай туда! Радченко – к пулемету! Останавливаемся и работаем из всех стволов. Господа офицеры, присоединяйтесь!

Двое бежали к спасительным бронированным мастодонтам. Странно, где-то я уже такие машины видел! Правая фигурка, несмотря на огромный рюкзак и гранатомет за спиной, бежит очень резво. При этом еще успевает тянуть за собой вторую, более мешковатую и припадающую на левую ногу. Это, наверное, и есть Храп. Да, он не только умелый убийца, но еще и верный товарищ, раз не бросает хозяина в беде. Значит, в аварии пострадал Мойша. Невольно проникаюсь к Храпу уважением – как ни крути, а он – настоящий солдат!

Центральный угольник прицела ловит мечущуюся фигуру Храпа. Делаю первый выстрел. Кажется, ушло вправо – трассеров нет и корректировать трудно. Тут же подключаются автоматы остальных. Короткими очередями трещит «АКС» Белоусова, гулко бьют одиночными «М-14» и «Г-3».

«Ду-ду-ду», «ду-ду», «ду-ду-ду». Фигурки пригибаются, замирают, а затем начинают улепетывать с утроенной скоростью. Вокруг них прыгают фонтанчики выбитой пулями земли. Вот высокая поджарая фигура Храпа дернулась – Водолаз постарался. Мойша пытается его тащить, но тот отталкивает хозяина к машинам, а сам сбрасывает рюкзак и пытается снять с плеча оружие. Отсюда не видно, но, кажется, что-то длинноствольное. Хочет прикрыть отход. Пять баллов, Храп. Но это благородное устремление губит на корню Радченко – стайка трассеров четко накрывает Храпа, когда он уже вскидывал оружие. Ствол летит в сторону, а самого Храпа по замысловатой траектории швыряет на землю.

Мойша снова у меня на прицеле. Выстрел. Черт возьми, прицел явно не выверялся – пули уходят вправо. Целюсь не угольником, а правым штрихом-пятеркой. Зацепил! Фигурку в зеленоватом комбезе развернуло и бросило на землю, но через секунду он поднялся, пропустив над головой целый рой трассеров. Успевает сделать еще несколько шагов, и очередной трассер настигает его в нескольких метрах от укрытия. Даже с такого расстояния видно, что ему оторвало голову.

– Кажись, все, – произнес Белоусов. – Поехали, Свиридов.

Храп до белизны в костяшках стиснул рукоятку потертого пулемета «РПД». В устремленных в небо глазах застыла настоящая ярость берсерка. Несмотря на оторванную ногу, он, казалось, был готов биться и после смерти. Славик Мойша действительно лишился головы, благодаря которой он в свое время занял высокое положение в Зоне. Теперь она закатилась под днище незнакомой машины и поблескивает металлическими деталями опытного шлема конструкции покойного Шплинта.

Долговцы моментально распределили между собой сектора наблюдения и впились в них взглядом, выставив вперед автоматные стволы. Видно, что на учениях отрабатывали все это до седьмого пота. Ну что ж, тяжело в учении – проще в лечении...

– Ну как, то, что искали, оно здесь? – спросил Белоусов.

– Да, вон он, рюкзачок наш. – Водолаз кивнул на обезглавленное тело. – Правда, боец твой половину его снес!

– Что делать? А иначе забрались бы под машину, и мы бы их оттуда до следующего Выброса выковыривали. Если бы они нас раньше не положили.

– Ну да, ну да...

Мы окинули взглядом сгоревшие бронеходы. Знакомая до ужаса конструкция! И знакомые отметины – на задних бронелистах четко видны следы от попадания кумулятивных боеприпасов. Корпуса ржавые, но это из-за того, что машины горели. Сами они тут стоят относительно недавно. К тому же техника не совсем мирная – на башнях видны выносные турели с шестиствольными пушками. Мощные гусеницы, башни-коробки... Черт! Это же...

– «Абрамсы»? Откуда они здесь?!

– Неделю назад один из наших секретов докладывал о движении гусеничной техники в соседнем секторе, – сказал Белоусов. – Но мы не стали выяснять – подумали, что это ваши.

Незнакомый звонкий голос ворвался в наш разговор:

– Не совсем верно, господа! Это не «Абрамс», это машина радиационной и аномально-активной разведки «Беатрисс» на его базе!

Черт! Вместе с этим голосом ко мне пришло ощущение направленного в спину ствола, причем, скорее всего, не одного. Свиридов попытался, вскинув автомат, взять инициативу в свои руки. Неудачно. Полухлопок-полущелчок – и половина его головы улетела на броню «Беатриссы», несмотря на наличие шлема. Вернее, вместе со шлемом.

– Еще спортсмены-стрелки среди вас есть? Нет? Вот и хорошо! Кладем оружие на землю и медленно разворачиваемся ко мне лицом!

Когда я и Водолаз выполнили команду (остальные и так стояли лицом), мы увидели молодого парня в незнакомом, но явно навороченном защитном костюме. В руках у него был пулемет «Печенег», а на лице застыла снисходительная улыбка, от которой у меня мурашки пробежали по коже. У остальных, впрочем, скорее всего, тоже. Но «Печенег» так тихо не стреляет. Видимо, есть еще и снайперы с бесшумками, которых, равно как и этого рэмбу, не заметили даже натасканные долговцы. О наличии снайперов говорила также наглость и показная беспечность парня.

– Итак, пара сталкеров, четверо, пардон, трое долговцев, а на десерт еще и двое военных, причем один из них – армейский сталкер. И что объединило столь разный контингент?

– Борьба за правое дело, коллега, – мрачно пошутил Водолаз.

– Коллега? – удивленно проговорил Белоусов.

– Ну да, в некотором смысле, – подтвердил парень, который явно удивился осведомленности Водолаза, хотя сразу же взял себя в руки и сделал вид, что всегда был в курсе.

– Сталкерская группа ФСБ, – пояснил Водолаз. – Нас инструктировали, что два месяца назад они проникли в Зону. Это было как раз тогда, когда к нам зачастили америкосы.

– А не фига было кидать братьев-славян! – огрызнулся парень. – Построиться в одну шеренгу фронтом на шоссе!

Почти идеальный строй из двух военных и трех долговцев послушно замер под дулом одного «Печенега» и неизвестного количества «винторезов».

– Короче, орлы! Ваши бренные тела нам не нужны. Сейчас чапаете до шоссе, а там – до деревни. Будете дурковать – у нас не только «винторезы» есть, но и пара «взломщиков», то есть до полутора километров мы вас достанем. Про вертушки и спецназ мы в курсе, перехватили ваши телеграммы-молнии. В деревне вас они и подберут.

– А сам как думаешь уйти?

– Не твоя печаль! Лучше о себе подумай!

Хрясь!

Неописуемое ощущение удара хорошим сосновым дрыном по затылку. А затем не менее пьянящее чувство полета, которое, впрочем, закончилось после того, как мой нос врезался в чернозем. Но услышанная после этого автоматная трескотня и гулкие хлопки подствольников дали понять, что имел место быть все-таки не дрын, а небольшое количество тротила, рванувшего в пяти метрах от меня.

Привстав на локтях, оглядываюсь. Наш боевой конь производства ульяновского завода жизнерадостно полыхает, прошитый насквозь «морковкой». Вот, кстати, прилетела и вторая – склон холма метрах в пятидесяти расцветает коричневато-черным цветком разрыва с огненно-рыжей тычинкой. С «печенеговладельца» наглость как рукой сняло – он уже скачет по траве, пытаясь добраться до второй «Беатриссы», где имеется довольно выгодная позиция для отражения атаки. А атака идет с севера. Душа все еще мечтает о том, что это наш спецназ. Но душе сейчас лучше заткнуться – мозги прекрасно понимают, что спецназ не мог высадиться за Барьером и подойти с той стороны. А значит... Здравствуй, «Монолит»!

В трех метрах от меня, как будто из-под земли, вырастает укутанный в маскхалат снайпер в «винторезом». На меня – ноль внимания. Мне, впрочем, тоже сейчас не до выяснения отношений, хотя Свиридова по-человечески жалко. На склонах вырастают еще несколько лохматых зеленых фигур, которые устремляются к «Беатриссам». Мы также принимаем единственно верное решение – хватаем выброшенное в приказном порядке оружие и начинаем занимать позиции.

Трассеры монолитовских пуль носятся над головой, как светлячки с реактивными двигателями. С нашей стороны уже заработал «Печенег», слышны тихие щелчки «винторезов», басовито гавкнул «взломщик». Пристраиваю автомат на покрытый ржавчиной блок стволов пушки и прилипаю к оптике. Так, наверное, китайцы шли в атаку на Даманский. Почему-то от былой монолитовской хитрости и изворотливости не осталось и следа. Цепь серо-зеленых фигур идет в полный рост, правда, прикрывая друг друга огнем. Но мы-то в укрытии, к тому же с нами, пусть и временно, стрелки высочайшего класса. «Винторезы» бесшумными змеиными укусами выбивают из цепей одного монолитовца за другим. Гулкий удар. Огненная муха термобарической гранаты падает посередине цепи, пробив в ней солидную брешь.

Монолитовцы, как я понял, никогда не сдаются. Последняя цепь была уничтожена всего в ста метрах от нас. Многообещающее начало.

– Проверить боеприпасы, доложить!

Этот зычный голос мне не знаком. Видимо, старший фээсбэшник.

– Украинские сталкеры! Кто старший?

По званию – вроде как я. Но кодированную команду «Ребус-313» пока никто не отменял, тогда получается, что вроде как Водолаз. Но, с другой стороны, долговцы – это вообще частная банда, хотя и живущая фактически по Уставу и плодотворно сотрудничающая с вооруженными силами. Ладно, Кривенчук, нехорошо бегать от ответственности!

– Я старший, капитан Кривенчук!

– Ползи сюда, только их снайперов не дразни!

За ближней «Беатриссой» меня встретил мужик лет сорока с волевым лицом и ручищами размером с совковую лопату. Даже Водолаз померк по сравнению с ним. А вот, кстати, и он! Сосредоточенно набивает магазин «Г-3», косится на окружающих серым глазом и самозваное взятие мною командования на себя не оспаривает.

– Значит, так, капитан. Меня Удавом зови. Мы сталкерские традиции соблюдаем, да и короче так будет. До деревни мы дойти не сумеем – почти три кэмэ чистого поля. Выкосят всех. И нам, и вам нужны эти бумажки. Но, кроме этого, всем еще нужно остаться в живых. Когда вертушки твои будут?

– Не знаю. Если технику после Выброса успели в порядок привести, то где-то через пару часов, может, меньше.

Слева раздался крик наблюдателя:

– Противник на десять часов, дистанция – 600, группа пехоты, около десяти человек! Залегли!

– Что-то готовят, уроды! – сплюнул Удав.

– Когда мой блок атаковали, они дымы активно использовали, – вспомнил я, – скорее всего, хотят завесу поставить, чтобы сблизиться.

– Тут чистое поле, запарятся ставить. Только если у них есть какие-нибудь особо сильные шашки, типа УДШ. А гранатами тут даже пытаться не стоит! Профессор, поработай по ним из «взломщика», только осторожно.

– Есть! – Долговязый парень подхватил с земли крупнокалиберную снайперку и, пригибаясь, побежал на позицию.

– А как вы нас вычислили? Мы же вообще не знали, что здесь поедем?

– Да никак! Вы сами на нас налетели. Мои парни едва замаскироваться успели, когда вы тут этот вестерн устроили. Хотели зонды поставить и уйти по-тихому. Не получилось, как видишь. Хотя про документики давно знали, но это не было нашей основной задачей. Никто не верил, что можно ходить за Барьер, все считали, что это слухи. А потом мы перехватили сигнал вашей группы, которую монолитовцы прищучили. Уже подумали, что упустили. Вот пиндосов нашли, – он кивнул на «Беатриссы».

– Так это вы их?

– Ну да, пришлось показать, кто в доме хозяин. Они одну мою группу своим «вулканом» положили перед этим.

– А как же вы Выброс пережили?

– Все-то тебе покажи да расскажи! – усмехнулся Удав. – Не твоего ума дело, капитан. Может, если сложится все, узнаешь.

Ухнул «взломщик» Профессора. Потом еще раз.

– Еще одна цепь идет из Марева!

– Дальность?

– Порядка двух тысяч! Подойдут поближе – смогу работать!

– Работай только наверняка! Подпусти минимум на тысячу! Тепловизор используй!

– Понял!

– Ладно. Воин, помоги Профессору, – это он Водолазу.

Водолаз кивнул и похромал к своей позиции за правым передним катком «Беатриссы».

Мой автомат был не сильно полезен на такой дальности. Это обычного солдата свистящая над ухом пуля может заставить залечь или остановиться. А монолитовцы – это фанатики, которых пуля если и остановит, то только когда снесет башку.

«Ду-дух!» Очередная крупнокалиберная пуля ушла в направлении Чернобыля. Вот и кончилось лето! Судя по дерганым движениям фигурок противника, они бегут. А значит, скоро вступать в дело и нам.

Заработал из своей «Г-3» Водолаз. Савицкий помогает из «М-14», но у него нет оптики. Наконец плотная, несмотря на меткий огонь, цепь монолитовцев приблизилась метров на четыреста. Начал долбить, отсекая очереди по три патрона, Белоусов, защелкали «винторезы» фээсбэшных снайперов. Я вскинул автомат и начал ловить в прицеле серо-зеленые силуэты врагов. Штрих-пятерочка наведен в живот (наибольшая вероятность попадания), выстрел, враг валится на землю. Красиво, но врагов море! Орды Чингисхана, блин!

Воздух, казалось, сжался до плотности бетона. Грохот взрыва был почти не слышен из-за сдавившего все тело воздуха, который устремился в вакуум, образованный разрывом термобарического боеприпаса. Невидимая сила рванула меня от брони и швырнула об землю. Вижу только окутавшие все вокруг клубы поднятой взрывом пыли. Сознание, впрочем, быстренько настраивается на серьезный лад, и руки, уже нащупавшие брезентовый автоматный ремень, начинают тянуть его на себя в надежде, что автомат на его другом конце тоже присутствует. «АКС» действительно был на месте. Принимаю вертикальное положение, хотя руки-ноги слушаются с трудом.

Волна атакующих перешла на бег. Оптика разбита, да и бесполезна она на таком расстоянии. Негнущимися пальцами отвожу стопор и скидываю прицел. Земля кругом кипит от вражеских пуль. Замер, как сломанная кукла, на земле Савицкий, чуть дальше вижу двоих убитых фээсбэшников. Водолаз медленно раскачивается, сжав руками виски. Но времени нет, сейчас будет жарко. Очень жарко.

Несмотря на наш сильный огонь, противник приближается. С обеих сторон полетели гранаты. Рядом плюхается зеленый мячик эргэдэшки, который я успеваю оттолкнуть ногой под днище «Беатриссы». У монолитовцев такое не выгорит – гранаты, которыми вооружены фээсбэшники, взрываются сразу при ударе о землю. Я тоже отправляю в уже нестройные ряды врагов свою «эфку» и тяну из кобуры «форт».

До врага не более тридцати метров. Наши нежданные фээсбэшные союзники точно подгадали момент, когда монолитовцы в большинстве своем опустошили магазины. Не став перезаряжать «винторезы» и автоматы, они вытащили из кобур пистолеты. Стало ясно, что бой близится к рукопашной. Столкнулись две мощнейшие силы: с одной стороны – высочайший профессионализм, с другой – безудержная фанатичная ярость. Тяжелые пули «ГШ-18» и «фортов» выбили с полтора десятка атакующих, прежде чем их волна докатилась до «Беатрисс». Буквально в упор расстреливаю последние патроны, прежде чем молодой монолитовец с перекошенным ненавистью лицом добежал до меня. Приклад «АКСа» просвистел в том месте, где секунду назад была моя голова, и с лязгом отскочил от брони. За это время я успел ударить его хозяина кулаком в пах и добавить локтем по затылку. Второго супостата, держащего перед собой китайский «АК» с длинным игольчатым штыком, я встретил уже с ножом в руке. Отбитый левой рукой удар пришелся в пустоту, а лезвие, которое я за время посиделок у Медузы успел заточить на оселке до бритвенной остроты, очертив сверкающую дугу, резануло ему по горлу. Рядом здоровенный фанатик попытался достать Белоусова ударом пулемета, который он перехватил за ствол на манер палицы. Но командир долговцев с необычайной для его возраста и комплекции быстротой поднырнул под удар и всадил узкое лезвие кинжала британских коммандос ему под мышку, точно попав в промежуток между бронепластинами. Врагов вокруг нет, поэтому, пользуясь случаем, поднимаю с земли свой пистолет и перезаряжаю его. С другой стороны машины один из фээсбэшников в лохматом маскхалате отбил удар своим автоматом, обратным движением приклада развалил висок противнику, но вдруг с хрипом выгнулся назад, когда штык другого монолитовца вошел ему в спину. Тот заносит было руки для второго удара, но падает, сраженный моей пулей.

От нашего и без того немногочисленного отряда осталась половина. На земле застыли тела четырех фээсбэшников. Из долговцев уцелел только Белоусов. Водолаз, несмотря на ранение и контузию, не только сумел выжить, но и даже кого-то завалил.

– Бекас, Бекас, я – Удав. Уходите! – Старший фээсбэшник поднес рацию к разбитым губам. – Личные убежища уничтожить и уходить в запасной район!

– Понял, Удав! – прошипела в ответ рация. – Разрешите оставить пару Зорких для вашего прикрытия?

– Не разрешаю, мать твою. Уходите, это приказ!

– Понял, Удав! Мы сейчас перехватили переговоры «Долга», они говорят, что в Зону вошло крупное воинское подразделение, прут, не разбирая дороги. Уже потеряли кучу народа в аномалиях, но продолжают двигаться. Идут в вашем направлении.

– Я понял, Бекас! Ноги в руки – и в запасной район!

– Понял, Удав, прием!

Опа! Оказывается, с нами только часть фээсбэшной группы! Жаль, что помогать нам она уже не будет. Удав тем временем включил сканер и вышел на долговскую частоту:

– Квадрат-602, я – Вектор-110! Вояки дошли до меня! Веду наблюдение. Что они делают?! Дороги вообще не разбирают! У них только что БТР в «жарку» влетел, никто не успел выскочить. Долбят во все, что шевелится! Кажется, 105-го они уничтожили.

– Вектор-110, спрячьтесь, огонь не открывать, вести наблюдение!

Да, «Долг» явно не хочет ссориться с армией.

– Что за хрень?! – заорал вдруг Удав. – Марево! Что с ним происходит?!

Голубоватый купол неожиданно начал бледнеть. Северные окраины Залесья отчетливо выделялись, больше не скрытые мглой. А вскоре вместо невнятных очертаний за ними выступили панельные многоэтажки южных окраин Чернобыля.

– Какого...? Собрать оружие и боеприпасы, приготовиться к бою!

– А как монолитовцы поняли, что мы именно те, кто им нужен? – озвучил я вопрос, занимавший меня последние полчаса.

– Да хрен его знает, капитан! – Удав, поморщившись, сплюнул красным на траву. – Я сам давно наблюдаю за ними и многого не могу понять. Они Монолит свой иногда «высшим разумом» называют. Не знаю насчет высшего, но координирует и направляет всегда кто-то очень грамотный.

– Да, я тоже заметил в свое время...

– Удав! Они технику подтянули!

Мы одновременно вскинули к глазам бинокли. Впрочем, на моем уже был разбит один объектив, так что прибор наблюдения из бинокля стал монокуляром. Но то, что я увидел в него, мне, мягко говоря, не понравилось.

По краю поля протянулась местами редкая, местами густая цепочка новой волны монолитовцев. И в четырех местах она разделялась слабо различимыми отсюда коробочками непонятных пока машин. Все оставшиеся в строю восемь пар глаз устремились на север, и столько же пар ушей пытались распознать детали в надвигающемся гуле. Первые пару минут я слушал только биение своего сердца. Затем стал различим рев движков.

– Вот падлы! – не выдержал Удав. – Оказывается, они и управляют Маревом!

– Кто сказал, что они? – усмехнулся кровоточащими после рукопашной деснами Водолаз. – Лично я за то, что Маревом управляет тот, кто управляет ими!

– Откуда у них броня-то? А, оцепление, чего скажешь? – это Удав уже мне.

– Это ж Зона! Сколько техники осталось после восемьдесят шестого? В том числе и брони! Это в самой Зоне мы их с вертушек иногда бьем, а за Маревом их как достанешь?

– Ладно, давай лучше прикинем, что у них может оказаться и чем бить их заодно.

– Танков нет, иначе услышали бы уже отсюда.

– Это, конечно, радует до ужаса, но нас и без танков расшлепать можно с полпинка!

– Тише! Кажись, БТРы у них точно есть!

Сквозь гул я уловил характерный «так-так-так-так» старых «газовских» движков. Это наши дизельные «восьмидесятки» ревут, а у старых бензиновых БТРов движки будто тикают. Наподобие большого будильника, только быстрее.

– БТРы можно из «взломщика» расшлепать! У Профессора бронебойно-зажигательные есть?

– Слышь, Профессор! Ты «бзэшками» богат? – крикнул через плечо Удав.

– Один магазин, командир. Как обычно брал.

– Постарайся БТРы выбить! Там, кажется, «шестидесятки». Баки у них на корме, вдоль обоих бортов.

– Ближе чем с пятисот метров «взломщик» их не возьмет. Придется ждать!

– Ага! – негромко проговорил Удав, не обращаясь ни к кому конкретно. – Только вот они ждать не станут, нас-то из крупнокалиберных можно будет уже оттуда валить.

Впрочем, крупнокалиберные пулеметы «КПВТ» монолитовцы не задействовали. Один из левофланговых бойцов вдруг заорал:

– Пуск! Ложись!

Так обычно орут, когда видят гранатометный выстрел. Для «шайтан-трубы» слишком далеко, но искушать судьбу мы не решились и поспешно рухнули носами в землю.

Секунды через полторы все содрогнулось от мощного взрыва. Коричневый султан земли и дыма вздыбился на склоне холма за нашими спинами.

– Твою мать! Что это за хреновина? – проорал Водолаз, которого, кажется, контузило вторично.

– На вертолетный НУРС похоже! – крикнул в ответ Удав.

– Вроде вертолета мы у них не наблюдаем?

– Да он на фиг не нужен! Попала ваша вертушка в аномалию, рухнула, они ракеты и насобирали, которые целые. Потом берут трубу, провода, батарейку и садят ракетами через нее. Дешево и сердито, мы в Чечне такие десятками находили!

– Хорошие новости, Удав. Что, можно начинать прощаться друг с другом?

– Ну, пожалуй, можно.

Второй удар ждать себя не заставил. Пришелся он в борт моей «Беатриссы». Это уже больше было похоже на удар парового молота. Нас с Водолазом подкинуло метров на несколько и жестко опустило обратно. Когда я пришел в себя, то увидел перед собой застывшие глаза Удава. Машина накренилась на левый борт, похоронив под собой мой разбитый прицел и голову покойного Мойши. Земля содрогнулась от третьего разрыва. Сквозь ставший мутным воздух я разглядел пролетевший надо мной «винторез» и на удивление медленно переворачивающиеся в воздухе комья земли.

– Капитан... Кххрхх... Капитан...

Перевожу взгляд на голос и вижу лицо Водолаза. Изо рта у него стекает струйка крови. Трясущейся рукой он подтягивает к себе рюкзак Шплинта. В другой держит термитную гранату.

– Капитан... Медуза был прав... Нельзя пытаться завладеть Зоной... Она нас наказала, и была по-своему права...

– Что ты делаешь, Водолаз! Сколько ребят наших полегло из-за этого!

– Извини... Они полегли из-за меня! Из-за Шплинта! Из-за тех, кто в высоких кабинетах мечтает подмять под себя мир! Я должен...

Медленно он разжимает пальцы и, сунув гранату в рюкзак, вышвыривает его на пятачок между «Беатриссами». Туда, где земля кипит от крупнокалиберных пуль и куда броситься за ним может только самоубийца. Белесое пламя вмиг сожрало брезентовое вместилище информации, способной озолотить своего хозяина, ну или хотя бы украсить его погоны огромным количеством больших звезд. Хотя пока что ее хозяева получали только могилу...

Новый удар ракеты пришелся левее. На меня накатилось тупое безразличие, за которым я не сразу обратил внимание на пересекающие небо с юга на север серые дымные полосы. В чувство меня привело только промелькнувшее в небе надо мной белое брюхо «двадцатьчетверки».

Небесные ангелы, маму за ногу! Пять минут! Ну почему пятью минутами раньше вы здесь не появились?!

Желудок пытается вытолкать из себя остатки съеденного утром сухпая, в голове гудит большой колокол Софийского собора, а во рту – приторный вкус крови. Опираясь на трясущиеся локти, я подползаю к гусенице «Беатриссы» и вглядываюсь в горизонт.

Цепь атакующих потонула в огне, дыму и пыли. Огромным костром там полыхает БТР-60, рядом видна разорванная пополам ракетой грузовая машина, кажется, «МАЗ». Среди этого всего мечутся серо-зеленые фигурки, которых становится все меньше и меньше под безжалостными огненными струями авиационных пулеметов. Три вертушки встали в «карусель». Не в смысле в аномалию, а в смысле в круг над полем боя. На смену отстрелявшемуся вертолету тут же приходил новый, а враг постоянно находится под смертоносным дождем ракет и крупнокалиберных пуль. Еще два звена устремились в сторону Припяти, когда...

Воздух над Центром вдруг запульсировал голубым. Исчезнувший с началом атаки купол вдруг снова стал набирать очертания. Полярное сияние я не видел никогда, но всегда представлял именно таким. Неожиданно окраина Чернобыля подернулась смертоносной голубоватой дымкой, а вскоре она докатилась и до северной окраины Залесья. Один из вертолетов, долбивших атакующих, чиркнул бортом по стенке голубого купола. Его лопасти резко замедлили бег. Боевая машина беспомощно закувыркалась в воздухе и рухнула на поле, рассыпая обломки. Оставшиеся сразу же ушли южнее, не прекращая обстрел. А с юга уже подлетала новая партия вертушек, на этот раз – «Ми-8».

Все, Кривенчук, ты дождался. Ты – живой...

* * *

Рыжая челка, веснушки на пухлых щечках, зеленые глаза...

– Проснулся, счастливчик?

Медсестра в зеленом халате и с озорным огоньком в глазах закрепила капельницу на хромированной стойке и, элегантно развернувшись на каблучках, подошла к подносу с пластиковыми тарелочками.

– Спецназеры тебя, милый, так промедолом обкололи, что мы уж думали, ты неделю в нирване будешь. Хотя нет худа без добра – тут особист полдня землю рыл, недавно ушел, не дождался, болезный.

Поднос с жидким больничным супчиком встал передо мной на блестящие поручни кровати:

– Давай, силы восстанавливай!

– Как Водолаз?

– Родимый, ты вроде не в Крым, а в Зону ходил. Или запамятовал?

– Старлей со мной был, сестричка. Кравченко фамилия его.

– Сам-то хорошо, что живой. Нет, на самом деле одного тебя привезли. Тут из штаба округа похлопотали.

Штаб округа... Значит, Сема. Значит, следил за нелегкой судьбиной раздолбая Кривенчука, значит, не забывал. Спасибо тебе, Семен, извини, что плохо иногда о тебе думал. Я прикрыл глаза:

– А больше никто меня не искал?

– Да тут прапорюга один ходит весь день, к тебе просится. Такой, шкафообразного телосложения. Вежливый, но морда – прости господи!

– Заворотнюк?

– Да, кажется, Заворотнюк. Доктор уже оборался на него, а тот ни в какую. «Пока командира не увижу, никуда не уйду». Хоть кол на голове теши!

– Лучше впустить! – усмехнулся я, отчего больно кольнуло в потрескавшихся губах. – Доктор, может, и не велел, но я очень прошу, а, сестричка?

– Ладно, ладно. Сейчас устрою, все равно влетит меньше, чем за его постоянное дежурство в коридоре.

Каблучки зацокали по направлению к двери.

Заворотнюк выглядел в новом камуфляже еще внушительнее, чем раньше. Маленькие колючие звездочки на необмявшихся погонах сидели как влитые.

– Здорово, Николай! Дико рад тебя снова увидеть!

– Добрый день, командир! – Под его рукопожатием моя ладонь жалобно хрустнула. – Я тоже рад. И ребята.

– Ну вот, мало того что монолитовцы меня потрепали, так еще и собственный зам руку ломает! Шучу. Давай рассказывай!

Заворотнюк сел на дерматиновый стул:

– Да что рассказать? Наших-то, ну, с кем мы начинали, осталось немного. Из вашей группы Феденко один невредимым ушел. Вывез всех раненых, даже летуна со сбитой вертушки снять успел до того, как та сгорела. Свиридов, Вешнякович и Шуляк в госпитале сейчас. А вот Матвей Яковенко без вести пропал. Он сталкерюгу того рыжего выносил, а потом в лесу сталкерюгу в отключке нашли, а Матвей исчез. На следующий день начштаба приехал и скандал закатил – наших-то ребят мы всех, что живых, что мертвых, вывезли, а на монолитовцев болт положили. И ночью «плоти» их капитально обглодали. Ну он кипеш и поднял – мол, трофеи, вещдоки, все такое. Как будто трупов в Зоне мало? Поорал и уехал. А к нам на усиление прибыл взвод во главе с каким-то заторможенным мамлеем. Он сразу же в работу ворвался, да так успешно, что к вечеру в «мясорубку» угодил, когда заграждения проверял. Короче, остался я опять за старшего. Ну, утром командир полка приехал, посмотрел и говорит: «По-моему, Зона сама рассудила, кто здесь лучшим командиром будет! Готовься, Заворотнюк, через недельку замена прибудет тебе. Как смотришь на военную карьеру?» Я сказал, что смотрю в целом положительно. Промутил мне через штаб Сил Контроля прапорщика, и оказался я здесь, под Днепром, на курсах младших лейтенантов.

– Молодца, Николай. И спасибо тебе за тот бой! Если б не ты – никто бы не вернулся, а меня бы уже отпеть успели!

– Да брось, командир! Бой есть бой. Я свой долг выполнял, вас прикрывал, ребят тоже. А еще жалею, что там, у будки, меня не было.

– Не торопись на тот свет, Николай. Если решил завязать судьбу свою на Зону, то шансов таких у тебя будет немыслимое количество. Там умереть особых сил не требуется!

– Знаю я это все, насмотрелся. Да только чувство странное какое-то – вроде зовет она меня, тихо-тихо так! Посмотрю еще, может, в военные сталкерюги подамся.

Разговор у нас шел до ужина. Рыженькая принесла очередной подносик, а Заворотнюк распрямился и, виновато опустив голову, сгреб в ладонь отутюженную кепку. Все-таки занятный он человек – из-под выступающих надбровных дуг, иллюстрирующих теорию Дарвина, на тебя смотрят печально-умные глаза старого еврея-бухгалтера, а зычный крик на плацу соседствует с негромким вежливым разговором один на один.

– Ну ладно, Виталий Петрович, пойду я. А завтра-послезавтра снова загляну обязательно!

– Будь здоров! Я всегда рад тебя видеть!

На следующий день меня польстил своим визитом Семен. Сперва в палату вплыло солидное брюшко кадровика, а затем вошел непосредственно сам майор Гавриленко.

– Здорово, вашбродь! – Я улыбнулся и вскинул руку к забинтованной голове.

– К пустой голове рука не прикладывается, штабс-капитан! – озвучил Сема бородатую армейскую шутку и улыбнулся в ответ.

– Да хрен ты угадал! Во-первых, голова у меня не пустая. Нет, внутри – допускаю. Но бинтов на нее намотано больше, чем у Рамзеса Второго в день отпевания. Так что это – мимо кассы. А во-вторых, штабс ко мне неприменимо. Я ж в штабах всегда только для получения зарплаты появлялся. Либо на раздачу строгих выговоров с лишением премии. Мимо кассы вторично!

– Ладно, не умничай тут! А то я начну думать, что это радиация на тебя так благотворно влияет.

– Да ладно тебе. Везде, где мы лазили, был нормальный фон. По зоновским меркам.

– Да сам-то ты, может, и лазил в чистых местах. Да только осколки, что извлекли из тебя, так светятся, что хоть на елку их вешай! Наверное, монолитовцы эти ракеты прямо в саркофаге ЧАЭС хранили.

– Рядом с Монолитом?

– Не знаю, может, он их ими и снабжает. И вообще, хорош трепаться! Как сам?

– Да потихоньку, местами и короткими перебежками.

– Уже неплохо!

– Сема, что с Водолазом?

– С каким еще Водолазом?

– Старлей из той сталкерской группы. Кравченко.

– А-а... Понял, о ком ты! Не довезли его, умер в вертушке. Да спецназеры сказали, что и шансов у него было немного. Там в живых остались только один из москалей и мужик из «Долга».

– Белоусов?

– Да хрен его знает. Спецназеры, придурки, пристрелили его на базе, когда узнали, что он сталкер. Фээсбэшника ума хватило довезти. Тут особист все скакал – хотел вколоть ему скополамина и выведать страшные тайны Лубянки и Припяти. Но врач его послал далеко и сказал, что если парню колоть что-то кроме глюкозы, то он откинет копыта через полминуты. Ты тут не тушуйся, завтра особист стопудово к тебе наведается, он вокруг твоей палаты, будто коршун, круги нарезает! Ежели что – свистни, проведу с ним ликбез на тему «Правила хорошего тона при общении с ранеными героями».

– Хватит, Сема! Ну просто я убежал сдуру в Зону, ну с кем не бывает? Зачем меня медалями сразу обвешивать?

– Не боись! Медали вряд ли кому в сложившейся ситуации светят. Так что не придется тебе к поощрениям со стороны вышестоящего командования привыкать! Короче, Склифосовский! Погнал я в управление, сейчас, как всегда после залета большого, пошли проверки всего и вся. Монолитовцы отбили секретные документы, следовательно, надо проверить правильность прикручивания табличек на кабинетах в кадрах округа и начищенность сапог у солдат из роты охраны. Дабы такие инциденты не повторялись в дальнейшем! На, поддерживай силы в изможденном ратными трудами организме.

На стол опустился пузатый пакет, полный различных свертков и источающий аромат копченого сала.

– Скоро обратно зайду, Петрович! Соскучиться не успеешь! Счастливо!

– Будь здоров, Сема!

Дверь за Семой мягко закрылась. Я откинулся назад и уперся взглядом в потолок. Зона... Зона... Ты прошлась огнем по моему телу, по моим друзьям, по моей жизни. Только странное у меня чувство. Ненормальное, я бы сказал. Разве нормально – полюбить мертвые города, заросшие бурьяном поля, полуразвалившиеся заводские корпуса, застывшую на вечной стоянке технику? Кривенчук, это какой-то некрофилией попахивает! Я ведь смертельно боюсь Зону, я видел, что она делает с людьми. Но это разумная часть моей души. А есть у нее еще одна, абсолютно иррациональная составляющая. Та, что заставляет людей бросить уютные кабинеты, как Медузу. Или забыть про легкие и ненапряжные деньги и хабар, как Водолаз. Хрен бы он сталкерил из-за одной только угрозы расстрела, в крайнем случае – сбежал бы на первой же ходке. Я сейчас осознал все ее величие. Завтра, скорее всего, придет особист, высосет мне весь мозг. Потом или спишут, или направят на новое место службы. Но место свое я уже знаю. Оно там, за тысячекилометровой оградой с заточенными под бритву стальными лезвиями на гребне, за гирляндами колючки и «путанки», за тысячами мин и сигналок. Туда ведут дороги, прикрытые ощетинившимися пулеметными стволами блокпостами. И аномалии, и мутанты, отвратительные даже на плакатах в учебке и смертельно опасные в жизни, – это все считается острым соусом для настоящей Жизни. Жизни с большой буквы. В Зоне с большой буквы. А еще там, за отравленными водами реки Уж, под ржавеющим корпусом «Беатриссы» лежит голова бывшего торговца Славика Мойши, на которую надет ключ к самым сокровенным тайнам – прибор гениального самоучки Шплинта. Если хорошенько поработать лопатой, то – кто знает?.. Я слишком нерационален, чтобы пытаться завладеть миром. Но в душе моей, наверное, живет ребенок, которого манит непостижимая загадка Центра. Ты – оторванный от этого мира ломоть, Кривенчук. Но в этом твоя сила. Да, впрочем, этим силен любой сталкер. Сталкер... Твой враг номер один неделю назад... А теперь ты примеряешь эту масть на себя! А может, она всегда была моей?