Неизвестный Китай

Куликов Владимир Семенович

Автора этой книги Владимира Куликова страна знала как видного журналиста-востоковеда. Это и неудивительно. Более полувека его жизни связано с Китаем. Но все впечатления, разнообразные события, поступки и дела людей, встречавшихся на его репортерских тропах: в китайских городах, деревнях, строительных площадках, в студенческих общежитиях, в научных центрах, не умещались в тесные рамки его радио– и телепередач, документальных фильмов.

Поэтому рождались книги о Китае. В них он хотел досказать, убедить, поделиться знаниями, которые не вмещались в узкие рамки журналистских репортажей. Их оценили в России. Книги выходили значительными тиражами. И они никогда не залеживались на прилавках.

«Неизвестный Китай» – его последняя книга. Он писал ее, чтобы Китай стал нам сегодня еще понятнее, ближе, роднее, чтобы наши страны-соседи всегда жили в мире, согласии и дружбе.

Эта книга не путевые заметки журналиста после короткой командировки в зарубежную страну. И тем более это не описание увиденного во время туристического турне. Это впечатления многих лет, прожитых в Китае, общение с китайцами и с сотнями представителей разных национальностей, профессий и возрастов. В этой книге для большинства их нас – неизвестный Китай, который познается только когда долго и пристально его изучаешь, когда рядом много китайских друзей, готовых помочь, постигнуть его сокровенные тайны.

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

В конце XX века о Китае писали относительно немного: сказывались последствия «культурной революции», многолетней смуты, затянувшиеся ожидания «китайской перестройки». Сегодня эта страна в центре внимания мировой прессы, радио и телевидения. Говорят о «китайском чуде», «китайском вызове» и даже «китайской угрозе».

Книга, которую Вы только что открыли, не об этом. Она написана человеком удивительной судьбы, отдавшим себя без остатка делу сближения народов России и Китая – Владимиром Семеновичем Куликовым. Он передал рукопись в издательство «Воскресенье» за несколько дней до ухода из жизни. Издатели исполнили его последнюю волю, книга стала завещанием…

Первое знакомство Володи Куликова с Китайской Народной Республикой состоялось в 1958 году, во время студенческой практики. Он полюбил Китай – людей, историю, древнейшую культуру, обычаи, философию. С годами Китай стал частью его самого, а судьба нашего великого соседа – сокровенной частью его личной судьбы. Отечественная школа китаеведения уникальна и богата многими славными именами, но Владимир Семенович занимает в ней свое, особое место. Как специалист по Китаю он начал свою профессиональную деятельность на Иновещании Всесоюзного радио, тогда широко известном за рубежом как «Московское радио». Часто бывал в Китае в творческих командировках, о которых с энтузиазмом рассказывал на радио, телевидении, в газетах и журналах. Работал над развитием культурных связей, был избран в правление Общества советско-китайской дружбы. С 1964 по 1967 гг. Владимир Семенович на дипломатической работе – атташе Советского посольства в КНР. В труднейшие годы «культурной революции», работая в Пекине зачастую на осадном положении, он смог многое сделать для поддержания двусторонних отношений. С 1967 г. В. С. Куликов вновь на работе в Гостелерадио СССР. Он создал уникальную журналистскую и страноведческую структуру на советском Иновещании, многие годы возглавлял ее. В качестве специального корреспондента часто выезжал в страны Юго-Восточной Азии, подготовил ряд документальных телевизионных фильмов, выступал в популярных передачах «Международная панорама» и «Клуб кинопутешественников». Издал книгу «Китайцы о себе», которая в конце 80-х, буквально, была пособием для наших сограждан, ставших частыми гостями «Поднебесной», а его фотоальбом «Китай» разошелся молниеносно.

В 1988 г. Владимир Куликов вернулся в Пекин – в качестве первого корреспондента советского телевидения и радио. Это было для него вторым открытием Китая, открытием после многих лет напряженности в межгосударственных отношениях и разобщенности наших народов. Вместе с Владимиром Семеновичем и все мы – телезрители СССР и России – заново узнавали эту великую страну. Куликов работал страстно, энергично, он как бы догонял время. За 6 лет работы во главе корпункта Гостелерадио в КНР ему удалось восполнить потери, происшедшие в отношениях России и Китая в информационной сфере. Во многом благодаря В. С. Куликову мы стали ближе, появились доверие и понимание друг друга. Журналистская работа Владимира Семеновича высоко оценена на Родине – он был награжден Орденами «Трудового Красного Знамени», «Дружбы народов», удостоен звания «Заслуженный работник культуры России». В «стране пребывания» тоже по достоинству оценили его работу, полюбили русского журналиста. Когда в 1994 году срок командировки закончился китайские коллеги не захотели расставаться с Куликовым и предложили ему поработать советником Пекинского телевидения по связям с Россией. Владимир Семенович в своем новом качестве много работал, организовал на Пекинском телевидении еженедельную передачу «Русские вечера», ставшую своеобразным клубом для китайцев, интересующихся нашей страной. Сегодня вКитае молодежь вновь изучает русский язык, десятки тысяч деловых людей работают с Россией, но в те годы передачи Куликова были настоящим прорывом. Российские и китайские телезрители часто подчеркивали, что в творчестве В. С. Кулакова привлекают не только профессионализм, глубокие и разносторонние знания, но и особая задушевность, доброжелательность, теплота. Несколько лет проработал Владимир Семенович на китайском телевидении. За эту работу пекинское правительство наградило его золотым знаком «Великая Китайская стена». Высокая и символичная награда. А в Москве Его избрали академиком Евразийской академии телевидения и радиовещания.

И в России, и в Китае у Владимира Куликова много друзей и учеников. Он был удивительно щедр на дружбу, помощь, участие, доброе слово и дело. И так же щедро делился с нами глубоким знанием Китая, своей любовью к этой стране и ее людям. Он очень хотел, чтобы мы глубже узнали и полюбили Китай. Работал над новой книгой, героически превозмогая тяжелейшую болезнь. Владимир Семенович ушел и оставил нам эту книгу, назвав ее «Незнакомый Китай». Ее будут читать и в России, и в Китае.

Спасибо тебе, дорогой Володя, друг наш Гао-Линьвэй…

Валентин ЛАЗУТКИН,

член Правления Международной академии телевидения и радиовещания

 

В ТЕСНОТЕ, ДА НЕ В ОБИДЕ

Приезжающие в Китай отмечают, что хотя на улицах китайских городов необычно многолюдно (миллиард населения на каждом шагу напоминает о себе), но очень спокойно.

Побывавший в середине 90-х годов в Китае известный советский театральный деятель Михаил Ульянов говорил мне, что он поражен тем, что за все время своего пребывания в Китае он не видел быстро вспыхивающих уличных ссор в транспорте, в магазинах и взаимной неприязни на улицах.

Терпимость и уравновешенность часто помогают китайцам в повседневной жизни. Что было бы у нас, если бы на крупной городской магистрали где-нибудь в районе Садового кольца автолюбитель из провинции застрял бы на своем стареньком «Запорожце» на перекрестке?! Я не раз становился свидетелем аналогичных ситуаций на пекинских улицах.

Представьте себе утренний час пик на одной из пекинских кольцевых дорог, где скрещиваются пути спешащих на работу на автомобилях чиновников, общественного транспорта, такси, велосипедистов, которые, как правило, доезжая до ближайшей станции метро или автовокзала, оставляют здесь свои велосипеды, чтобы продолжить дорогу на городском транспорте. Навстречу им движется поток велоповозок и небольших грузовичков, везущих на утренние рынки Пекина продукты из ближайших деревень.

Однажды я видел, как в самой гуще застрял старик-крестьянин со своей повозкой, доверху груженой капустой. Движение на какое-то время парализовалось. Но на старика не зашумели, не стали свирепо жать на клаксоны… Водители, хотя и с соответствующим выражением лиц и произносимыми «автомобильными комментариями» ждали, когда он, наконец, вырулит, а кто-то слез с велосипеда и помог растерянному дед поскорее освободить дорогу.

Наверное, разряжать подобные ситуации – дело дорожной полиции. Но она работает в Пекине плохо: чувствуется, что ее опыт явно отстает от стремительно растущих транспортных проблем многомиллионного Пекина, на улицах которого каждый месяц появляются десятки тысяч автомобилей, да и велосипедов в городе шесть миллионов – более чем по одному на каждую пекинскую семью.

Действуют здесь другие законы. Я бы назвал их законами совместного выживания в многонаселенной стране. Именно они помогают, например, мирно сосуществовать на одной улице бок о бок трем парикмахерским или нескольким недорогим ресторанам. Как они делят клиентов, разбираются с конкурентами?

Даже на крестьянском рынке, где зачастую продавцов больше, чем покупателей, и трудно ждать от них особого такта и деликатности, никогда не будут насмехаться над деревенской женщиной, которая по малограмотности путается в счете и дает сдачу себе в ущерб. Всем миром подсчитают, помогут.

Во многих китайских городах, особенно на юге, вся жизнь семьи из-за тесноты проходит на улице. Около домов стирают, купают детей, готовят еду, спят. Печурки с брикетами угля, тазы с грязной водой, кастрюли, домочадцы, соседи, прохожие – все рядом… Могут и толкнуть, и задеть нечаянно. Поводы для ссор – на каждом шагу. Но за многие века выработалась не то, чтобы привычка: к плохому трудно привыкать, а терпимость. Так и живут: уважают стариков, любят детей и в полном соответствии с конфуцианскими традициями относятся к ближнему так, как хотели бы, чтобы он относился к ним.

Все это, конечно же, не означает, что в сегодняшнем Китае создано некое бесконфликтное общество «великого благоденствия и гармонии», о котором мечтало не одно поколение китайских, да и не только китайских философов и правителей.

Есть здесь и преступность, и правонарушения, и проституция, и наркомания, да и чисто «китайские» формы преступности, такие, как торговля детьми и женщинами, азартные игры, изготовление разного рода фальшивок – от продуктов питания и лекарств до пиратских видео– и аудиокассет. Об этом регулярно сообщают китайские газеты и телевидение. Власти борются с криминалом самыми решительными мерами. Смертная казнь за изготовление фальшивого лекарства, приведшего к смерти пациента – не сенсация, а рядовое сообщение уголовной хроники.

Однако не криминальный мир определяет атмосферу в стране и характер китайского современного общества. Кстати сказать, мир этот очень плотно закрыт от взоров иностранных наблюдателей и приезжих, поскольку они, практически, редко сталкиваются с проявлениями преступности. Можно по пальцам перечесть случаи, когда иностранцы становились жертвами тех или иных преступных действий со стороны китайцев.

Очевидно, дело в том, что сам уклад жизни диктует людям определенные формы поведения в семье, обществе. И одна из них – терпимость и взаимоуважение.

Проблема совместного проживания возникла в Китае не сегодня. Уже в древние времена китайские крестьяне, страдая от малоземелья, строили свои жилища почти вплотную друг к другу. Так шесть веков назад возникла в провинции Хунань деревня Чжангуйин. Основали ее выходцы из соседней провинции во главе со своим старостой по фамилии Чжан Гуйин, бежавшие от голода и лишений. Дома здесь стоят так тесно друг к другу, что соприкасаются крышами. В дождь можно навещать соседей, не захватывая с собой зонта. И живут под этой общей крышей две тысячи человек. Сменялись династии, вспыхивали войны, совершались революции, шумели политические кампании современной эпохи, а деревня со своим многовековым укладом стоит, как и столетия назад.

Время лишь оставляло памятные знаки на могилах предков да витиеватые иероглифы на камнях и стенах старых домов, где конфуцианские заповеди сегодня мирно соседствуют с лозунгами совсем уж недавнего прошлого – «большого скачка «и «культурной революции».

Молодежь покидает деревню, уезжая в города на учебу и работу. Но многие остаются здесь и, как утверждает нынешний представитель деревенской администрации Чжан, население деревни не уменьшается.

Еще более удивительные дома-деревни существуют на юге Китая. В самой южной провинции страны – Фуцзянь – известна деревня, которая существует со времени династии Цин (XVIII—XX в. в.).

Представьте себе замкнутый амфитеатр или, скажем, цирковую арену, где вместо мест для зрителей расположены многоярусные дома-квартиры. Всего их более сотни. Вход в такую «крепость» один. В центре, свободном от застроек, размещаются колодец и коммунальные общественные службы. На ночь вход наглухо запирается, и деревня превращается в крепость.

Конечно, подобные уникальные общежития – лишь действующие исторические памятники. Но они, как мне кажется, отражают традиции совместного проживания людей, сохранявшиеся долгие времена.

 

ВЕЛИКИЙ УЧИТЕЛЬ НАЦИИ

Строгие законы жизни в сегодняшнем Китае сформулировал еще две с половиной тысячи лет назад великий китайский философ Конфуций. Они гласят: уважай главу дома, старшие заботятся о младших, да будут целомудренны женщины и мудры старики…

Китайский император Чжу Юаньчжан в 1375 году специальным указом повелел, чтобы в каждом селе и городском районе еженедельно ходили по домам специальные глашатаи и выкрикивали конфуцианский свод основ семейной жизни: «Будь послушен и покорен отцу и матери, – говорили они, – почитай и уважай старших и вышестоящих, живи в мире и согласии с соседями, следи за воспитанием и обучением детей и внуков, занимаясь своим делом, не совершай дурных поступков».

Это теория. На практике все сложнее, но, безусловно одно: китайская семья до сих пор сильна своими традициями, своим уважением к старшему поколению, к истории своих предков, которая уходит корнями в глубокую древность.

Правда, современная жизнь общества замахнулась и на эти устои. Браки с иностранцами становятся уже не исключением, а нормой жизни. Центральное Телевидение оперативно откликнулось на эту проблему, создав многосерийный телевизионный фильм с броским названием «Модерновая семья». Повествует он о судьбе трех дочерей из старой пекинской семьи, которые разъехались по свету, выйдя там замуж, кто за итальянца, кто за корейца, а самая младшая дочь влюбилась в француза. Родители едут во Францию, чтобы уберечь хотя бы младшую дочь от неправильного, как им кажется, шага. Но тут сама мать – хранительница семейного очага – попадает под обаяние случайно встреченного здесь европейца. В общем, шекспировские страсти с китайской спецификой. А когда я спросил известную китайскую актрису Тун Чженвэй, сыгравшую роль заботливой матушки в этом сериале, как она относится ко всем эти проблемам, она откровенно сказала, что не очень симпатизирует своей героине.

Что и говорить, конфуцианские основы китайской семьи подвергаются сегодня большим испытаниям, но связи с традицией сегодня все еще крепки в китайском обществе. Связь Учителя, а именно так, с большой буквы называют Конфуция в Китае, с потомками никогда не прерывалась. Наследников его рода сегодня великое множество. Тех, кто ведет свою родословную от Конфуция, можно найти не только в Китае, но и в США, на Тайване, в Японии, в странах Юго-Восточной Азии. Есть его прямые потомки Англии и других странах Европы.

В большую семью наследников Конфуция входили императоры и известные политические деятели, скромные чиновники и совсем уж рядовые люди. Я, к примеру, недавно с удивлением узнал, что мой коллега по работе на Пекинском телевидении скромный молодой человек по фамилии Кун – прямой потомок великого Конфуция в 76 колене. Правда, во время «культурной революции» его родителям это пришлось скрыть (потомки великого гуманиста в то время были не в чести у хунвейбинов) и имя изменить. Но когда опасность миновала, фамильный иероглиф семья восстановила: семейная традиция, история рода не должны прерываться.

Ну, а из именитых современников в большую семью наследников Конфуция входили самый богатый человек дореволюционного Китая – миллионер Кун Сянси, а также его оппонент, великий китайский революционер Сунь Ятсен. Глава гоминьдановского правительства Чан Кайши, женатый на дочери Кун Сянси – тоже относил себя к членам рода Конфуция.

Каждый год, в начале августа в Китае отмечают день рождения Конфуция. Главные торжества проходят на родине Конфуция в небольшом городке Цюйфу, что в провинции Шаньдун, а в Пекине это происходит в пекинском храме Конфуция. Храм этот был построен в 1302 году во время правления в Китае династии Юань, императором Чэн Чжуном. Сама же идея отмечать День рождения Конфуция принадлежит императору Ханьской династии Лю Бану. По преданию, проезжая в 195 году до н. э. через провинцию Шаньдун, он провел здесь обряд жертвоприношения Учителю, дав начало традиции, по которой императоры лично принимали участие в церемонии. Императоры более поздних династий вносили свой вклад в этот ритуал, и к нашему времени он превратился в яркий праздник, включающий приношение даров Конфуцию. Но если раньше это были ритуальные животные: свиньи, быки, овцы, то сегодня их заменяют муляжи, а вот вино осталось настоящее. В дни торжеств любимый напиток Конфуция – вино «Из дома Куна», рецепт которого сохранился до наших дней – раскупается особенно охотно. Танцы, обрядовые песнопения за тысячелетия тоже не изменились. Их мелодии и пластика очень специфичны, выразительны и немного таинственны.

Просматривая труды русских китаеведов, я наткнулся на любопытное описание этого праздника, который проходил в августе 1897 года.

«Одетые в халаты и головные уборы времен Конфуция, служители культа медленно поднялись по ступеням мраморной лестницы, ведущей в «Зал великого совершенства». Рядом расположились музыканты со старинными инструментами: здесь можно было увидеть каменный гонг, лютню с шелковыми струнами, свирель из бамбуковых трубочек, набор колоколов, особый кларнет, барабаны. Все это использовалось для проведения церемонии и было призвано создать атмосферу торжественности. У нас было такое впечатление, – продолжает автор, – что мы стоим на таинственном ковре, уносящем присутствующих в глубь веков, ко временам Конфуция, и как будто бы дух самого Учителя – большого любителя музыки, спустился под своды зала и стал участником этой церемонии…»

Мне доводилось быть свидетелем этого праздника и в Пекине, и в Цюйфу, и я испытал те же чувства, что и мой коллега из прошлого века, и убедился, что за 100 лет ничего не изменилось. Те же старинные инструменты, та же атмосфера торжественности, не меняющийся даже в мелочах ритуал. Тридцать шесть танцоров и сорок пять музыкантов принимают участие в этой мистерии. Сначала звучит торжественная ритуальная мелодия, затем возжигаются курительные палочки. Главный устроитель обряда и его ассистенты с троекратным поклоном помещают жертвоприношения и вино на алтарь. Звучит мелодия, воспевающая заслуги Учителя. Музыка, яркие одежды участников праздника, необычный вид старинных музыкальных инструментов, запах благовоний создают особую атмосферу торжественности. Все было именно так, как описывал в своих заметках русский китаевед. Единственное, что изменилось – это публика, присутствующая на церемонии.

Наряды китаянок, пришедших на праздник; джинсы, кроссовки, солнцезащитные очки, реклама «кока-колы» на майках, фото– и кинотехника – у многочисленных иностранных туристов. Как быстро меняется наш мир, и каким незыблемым остается мир Конфуция!

Да, дух Учителя по-прежнему витает над страной. И невозможно понять многое из того, что происходит сегодня в Китае, не познакомившись хотя бы вкратце с сутью его учения.

Конфуций – основатель самого влиятельного в китайской истории этико-политического учения, родился в небольшом городке Цюйфу, в провинции Шаньдун, в северо-восточной части Китая в 551 году до н. э. в семье мелкого уездного чиновника. В 25 километрах Юго-восточнее города Цюйфу мне показали «пещеру Учителя», расположенную у подножья горы Нишань, место, где по преданию появился, на свет Учитель.

Еще в детстве Конфуций проявлял удивительный для ребенка интерес к традиционным обрядам и даже подражал взрослым, устраивал со своими сверстниками ритуальные церемонии. В пятнадцать лет началась его трудовая жизнь: он служил по хозяйственной части, командуя пастухами и сторожами амбаров, был музыкантом, играл на флейте и барабане – главных инструментах китайского оркестра.

Говорят, он был «красив лицом и велик ростом». Во всяком случае, именно таким его и сегодня изображают китайские художники, продающие портреты Учителя у Храма Конфуция в Цюйфу.

Больших высот в карьере чиновника он не достиг, хотя деловые качества юноши привлекли к нему внимание двора. Он не мог реализовать себя в предлагаемых ему должностях в государственных учреждениях: Конфуций по духу своему был реформатор, а о каких серьезных реформах могла идти речь в обстановке склок, интриг и коррупции, которая разъедала жизнь императорской челяди.

К тому же, годы его жизни пришлись на эпоху «воюющих царств» – периода в китайской истории, который характеризовался бурными социальными потрясениями и ломкой ритуальных порядков.

Он оставляет государственную службу и в сопровождении своих учеников начинает странствовать по древнему Китаю в поисках мудрого государя. Странствия длились 14 лет. Приблизительно в это время он встречается с Лао-Цзы – еще одним великим мыслителем Древнего Китая. Хотя эти два корифея китайской философской мысли по-разному относились к окружающему миру – эта встреча стала важным событием в истории Китая.

Взгляды мыслителя не находят понимания и поддержки при императорских дворах, зато растет количество его учеников и последователей. Считается, что к тому времени их было уже три тысячи. Семьдесят два из них стали известными философами древнего Китая.

Конфуция называют «первым частным Учителем древнего Китая». Его педагогические идеи до сих пор ценятся китайской педагогикой. В его школе знать и простые люди обучались на равных. При обучении не должно быть различий между людьми, – говорил Конфуций. И еще он считал, что процесс обучения должен происходить с учетом индивидуальных особенностей ученика.

Его изречение: «тот, кто учится, но не размышляет – впадает в заблуждение, тот, кто размышляет, не желая учиться – попадает в беду» на вооружении у сегодняшних китайских учителей. Конфуций рассматривал обучение, как один из ключевых факторов для управления государством, он считал, что учеба – это не просто приобретение суммы знаний, но и воспитание в человеке высокой нравственности. Наверное, с тех древних времен сохраняется в китайском обществе любовь к учителю, педагогу.

В сегодняшнем языке обращение к человеку, который пользуется авторитетом, звучит как «лаоши» – учитель, хотя к педагогике этот человек может не иметь никакого отношения.

Конфуций делился с учениками своими мыслями о предназначении человека, о роли государства в китайском обществе, о законах жизни семьи. Сегодня они высечены на сотнях каменных стелл, разбросанных по всему Китаю. Такие рукописи не горят и в прямом, и в переносном смысле слова, они стали частичкой духа каждого китайца. Мысли Конфуция дошли до современников в составленных его учениками и последователями книгах «Луньюй» («Беседы и суждения»), в летописи «Чуньцю» («Весна и осень»), исторических записках «Шицзин». Свой главный труд «Шесть канонов», из которых не сохранился канон о музыке, он пишет, когда ему исполнилось 68 лет. Эти каноны легли в основу литературной традиции китайской культуры. Традиции, обычаи, манеру общения и поведения китайцев, все то, что иногда называют «китайскими церемониями», веками шлифовало это учение. И первым учебником китайского малыша были изречения Учителя, порой не совсем понятные, но через призму которых он начинал смотреть на окружающий мир.

Недавно в китайских школах вновь ввели уроки, посвященные Конфуцию, и через раскрытые окна школьных классов можно вновь слышать нестройный хор молодых голосов, произносящих заповеди великого предка.

Провозглашенные Конфуцием принципы человеколюбия и высокой нравственности, наука о «гуманном» управлении государством проникли во все поры китайского общества, стали духовной опорой нации. На заре цивилизации китайцы дали миру не только шелк, бумагу, фарфор и порох, но и нечто более важное – они открыли законы жизни семьи и общества. И открытие это принадлежало Конфуцию.

Идеал государственного устройства он видел в установлении стабильного социально-политического порядка, при котором каждый человек имеет возможность жить в гармонии с другими членами общества. Достижение этого идеала, по мнению Конфуция, возможно при соблюдении нравственных правил «жэнь» (человеколюбие). Конфуций включал в это понятие и такие принципы, как верность, великодушие. Эталоном поведения он считал сбалансированность мыслей и поступков, принцип «золотой середины». Он мечтал о полной гармонии в отношениях между людьми и человеком и обществом. Это чудо призвано было сотворить именно человеколюбие. Он так представлял идеального человека своего времени: «Живущие вблизи – радуются ему, живущие вдали – стремятся к нему».

Гуманизм его учения и сформулированные им заповеди порой полностью совпадают с христианскими постулатами. «Не делай человеку того, что не желаешь себе, – и тогда исчезнет ненависть в государстве, исчезнет ненависть в семье». Это сказал Конфуций.

Мысли Конфуция веками цементировали китайское общество, помогали ему сохранять свою самобытность, выстоять в войнах, отразить набеги чужеземцев.

И сегодня, проходя по улицам Пекина, вглядываясь в лица китайцев, наблюдая их жизнь, общение между собой, отношение к старикам, я улавливаю отголоски этих старых заповедей Учителя.

Его идеи то становились государственной идеологией, а их адепты занимали важные государственные посты, то подвергались гонению, а ученых конфуцианцев, как это было во время жестокого правления императора Цин Шихуана, живьем закапывали в землю при свете костров из книг их Учителя.

Да, и в наше время страсти вокруг Конфуция и его учения не утихают.

Три десятилетия назад, работая в Китае, я стал свидетелем политической кампании с несколько странным названием «Критика Конфуция и Линь Бяо». Современный политик – маршал Линь Бяо, недавний соратник Мао Цзэдуна, ставший неугодным в силу политических интриг в высшем китайском руководстве, отождествлялся с философом древности. Впрочем, ничего странного в этом не было. Авторы кампании «Критика Конфуция и Линь Бяо» одним ударом убивали двух зайцев.

Шла «культурная революция», ходу которой явно мешали «феодальные глупости» вроде идей гуманизма, человеколюбия, уважения к старшему поколению, стремления к знаниям, которым так был предан древний философ. Ну а то, что по слухам, таких же взглядов придерживался и опальный маршал Линь Бяо, лишь усугубляло вину последнего. Налицо был явный контрреволюционных сговор, что в глазах воинствующих невежд – «хунвейбинов» явно содержало состав преступления. И несли по улицам плакаты с карикатурами на философа и маршала, и как в недобрые старые времена, летели в огонь труды Конфуция и портреты Линь Бяо.

Сегодня имя Конфуция окружено ореолом почета и уважения. Воздвигнутые в его честь в разные годы храмы, в том числе и оскверненные «хунвейбинами», реставрируются. В 1999 году к очередному дню рождения Конфуция на его родине был открыт «Центр по изучению Конфуция» – величественное сооружение, где отныне ученые Китая и других стран смогут собираться для проведения научных конференций по изучению наследия великого китайского философа.

Автор этого сооружения – известный пекинский архитектор У Ляньюй рассказывал мне, что он долго работал над проектом комплекса, изучал архитектуру прошлых эпох. У него была сложная задача: нужно было не нарушить архитектурные ансамбли, сложившиеся в городе, с другой стороны, «Центр Конфуция» – это должно быть современное здание, приспособленное для работы большого количества людей. И нужно сказать, что старейший китайский архитектор У Ляньюй блестяще справился с поставленной задачей.

Но память об учителе не только в храмах. Государственные деятели страны цитируют его изречения в политических речах и документах. Уже другой мудрый старец – наш современник, патриарх китайских реформ Дэн Сяопин, создавая модель «социализма с китайской спецификой», явно советовался с Конфуцием. В очертаниях будущего Китая отчетливо просматриваются конфуцианские идеи об «обществе всеобщего благоденствия». Ну, а в Пекин, а теперь и в Цюйфу регулярно съезжаются на конгрессы ученые многих стран, посвятившие свою жизнь изучению трудов и мыслей Конфуция.

Перелистаем и мы несколько страниц из «Лунюя» – одной из самых древних и почитаемых конфуцианских книг. Каждый абзац этого труда начинается с фразы «Учитель говорил…»

Итак, Учитель утверждал:

– Учиться и не думать – бесполезно, но думать и не учиться – опасно;

– Увидишь мудреца – подумай, как с ним сравняться; увидишь глупца – загляни в самого себя;

– Казнить людей, не наставив их на путь истинный – это жестокость; требовать немедленного исполнения, не предупредив заранее – это угнетение; медлить с указаниями и требовать срочного исполнения – это несправедливость;

– Если человек не обладает человеколюбием – что толку в церемониях? что толку в музыке?

– Когда в стране справедливость, стыдно быть бедным и ничтожным.

Когда справедливости нет, стыдно быть богатым и знатным. Из беседы с учеником.

– Что нужно для управления государством?

– Достаточно пищи, достаточно оружия и верность народа.

– Чем из трех можно пожертвовать прежде всего?

– Оружием.

– А из оставшихся двух?

– Пищей. Ибо смерть всегда была неизбежна, а без доверия народа государство не устоит.

– Не научившись еще служить людям, можно ли служить духам? Не зная, как следует жить, можно ли познать смерть?

Из беседы с учениками.

– Что можно сказать о человеке, если вся деревня его любит?

– Никчемный человек.

– А если вся деревня его ненавидит?

– Никчемный человек.

– Было бы куда лучше, если бы хорошие люди из этой деревни его любили, а дурные – ненавидели…

Философы, политики, историки, конечно, могут спорить, какое суждение, действительно, принадлежит Конфуцию, а какое – приписано ему легендой. Не смолкают споры и вокруг духовных ценностей конфуцианства в современном мире. Но безусловно одно: в сознании людей разных стран и народов Конфуций навсегда останется великим человеком древности.

 

ПЕКИНСКИЕ ПЕРЕУЛКИ

До последнего времени к Китаю, даже в большей степени, чем к Англии, можно было отнести поговорку: «Мой дом – моя крепость».

Крепость эта носит названием «сыхэюар». «Сыхэюар» – типичная для северного Китая форма городской архитектуры. Именно из таких «сыхэюаров» на девяносто процентов состоял когда-то старый Пекин. Это окруженный с четырех сторон глухими стенами двор, где располагаются четыре жилых постройки, ориентированные по четырем частям света и обращенные своими фасадами в этот внутренний дворик. Это, действительно, маленькая семейная крепость, надежно укрытая от посторонних взоров не только высокими стенами, но и каменным экраном перед входом и крепкими дверями-воротами.

Главный флигель такого сыхэюара, обращенный входом на север – покои хозяина дома. Западный – предназначался для молодого поколения, а в восточном – жили слуги и сторожа. Внутренние деревянные перегородки – «бишачуан» – как ширмы делили помещение на несколько комнат. Эти ширмы богато украшены резьбой, также, как мебель и оконные переплеты, затянутые белым или зеленым шелком с национальным орнаментом.

«Сыхэюары», тесно примыкая своими стенами друг к другу, составляли переулки – знаменитые пекинские «хутуны» с экзотическими названиями, неожиданной конфигурацией, и иногда настолько узкие, что в них не могли разъехаться два велосипедиста.

Протянувшись с востока на запад, эти переулки пересекались с улицами города, идущими с юга на восток. Старые карты Пекина напоминают шахматную доску. Именно в пекинских переулках веками складывался определенный тип жизни китайской семьи. Именно с семьи, со двора начиналась гигантская пирамида государства.

Говорят, что в Пекине переулков столько, «сколько перьев у пекинской утки». Ну, а если точнее, то в период династии Юань (XIII—XIX вв.), когда складывалась его структура, здесь было 400 переулков. Но город быстро расширялся. И к моменту постройки Запретного города – резиденции императорских династий Мин (XIV—XVIII вв.) и Цин (XVIII—XX вв.) – их уже было уже 2077. В изданном в 1944 году путеводителе по Пекину говорилось, что их стало 3200.

А сейчас в Пекине осталось 990 старых переулков. Их число стремительно уменьшается в связи с развернувшимся в китайской столице строительством, оставляя современникам только диковинные названия.

Пекинские переулки – как огромная книга, рассказывающая об истории уходящих эпох. Первоначально ширина переулка была определена в девять шагов. На западе и востоке от центра города, где расположился императорский дворец, строили жилье аристократы, чиновники, вельможи. На севере и юге – люди попроще: торговцы, ремесленники, а ещё дальше городской люд: рикши, переносчики тяжестей и представители со – всем уж неблагородных профессий, куда в то время относили, например, актеров.

Ни один дом не мог быть выше императорских покоев. Так возник одноэтажный Пекин, на фоне которого невысокие императорские дворцы казались уходящими в небо.

Центральные районы города были отделены от остальных кварталов великолепными городскими стенами с десятками красивейших городских ворот с впечатляющими названиями: стена «небесного спокойствия», стена «высшей справедливости» и т. п. По красочной отделке они могли поспорить с императорскими дворцами. Это разрешалось. Ведь они открывали дорогу к чертогам «Сыновей неба».

Богатые дома в городе украшали орнаментами, покрывали яркой черепицей, коньки крыш оформляли керамическими изображениями различных животных: драконов, фениксов, морских коньков.

Бедные дома – серенькие, зачастую глинобитные были непритязательны на вид. Но все равно хозяева старались украсить входную дверь или стены своего дома каким-нибудь замысловатым иероглифом. И порой, чем беднее было жилище, тем красочнее его именовали. Так возникали дома, на стенах которых было выведено: «Небесная обитель», «Дворец феникса» и подобные поэтические названия, призванные, очевидно, скрасить скромность этих «дворцов», скорее напоминающих хижины.

Ну, а у ворот домов, действительно, зажиточных пекинцев на столбах, к которым привязывали коней, выбивали на камне или металле разного рода заповеди и мудрые мысли. Таких столбов сохранилось в Пекине более 500. Они могут рассказать о своих хозяевах, живших здесь столетия назад, очень многое: об укладе их жизни, об образе мыслей. Один, к примеру, считал, если хочешь оставить детям наследство получше – оставь книги. Другой – полагал, что нечего растрачивать деньги – копи их и будешь силён.

Возраст того или иного строения определить не так трудно. Достаточно лишь взглянуть на дерево, посаженное у входа. Начиная строить дом, хозяин по традиции высаживал перед ним дерево, и оно делило с домом его судьбу. Так родилась известная поговорка: «Хочешь узнать возраст дома, взгляни на дерево, посаженное у входа».

Тут же зачастую размещалась и пара львов – хранителей дома. Почему грозный хищник так полюбился китайцам, до сих пор остается для меня загадкой. Ведь львы здесь никогда не водились.

Китайские ученые полагают, что пришли они в Китай из Персии. В древнем источнике «История поздней Хань (III в до н. э. – III в. н. э.)«повествуется о том, как в подарок китайскому императору именно оттуда привезли пару львов, которые некоторое время жили в императорском дворце, вызывая удивление и уважение тех, кто мог их лицезреть.

Китайских львов не перепутаешь ни с какими другими. Основные черты, которые им придал знаменитый резчик Сунь Цзун более 1700 лет тому назад, сохраняются современными мастерами. До сих пор на улицах и в переулках Пекина сохранились каменные львы, возраст которых – столетия. Одна такая пара охраняет главную буддийскую достопримечательность Пекина – Белую Пагоду. Это самые старые пекинские львы. По преданию, их еще в 13 веке создал мастер из провинции Хэбей по имени Ян Цюн.

С этим именем связана древняя история. Ян Цюн решил в день рождения императора сделать ему подарок и вырезал из мрамора, камня, который не считался престижным в Китае, двух львов, лично доставив их во дворец.

Изваяния из простого земного камня сыну Неба!?

Придворные замерли в злорадном ожидании, готовые услышать приказ о казни дерзкого мастера. Но императору так понравилась львы, что он не только щедро наградил его, но и повелел Ян Цюну украсить подобными львами многие императорские сооружения.

Со львами связано немало и других удивительных историй. Каменные львы размещены, например, на мосту Лугоуцяо под Пекином. Этот мост был воротами в Пекин, и львы призваны были охранять город. Это не удивительно. Гораздо удивительнее тот факт, что львов здесь собралось несметное количество – 485. Правда, город они уберечь так и не смогли. По иронии судьбы именно отсюда, с моста Лугоуцяо началась в 1937 году японская агрессия против Китая.

Но все-таки чемпионом по количеству львов – стал бывший императорский дворцовый комплекс Ихэюань. Здесь их 500.

Культура пекинских переулков – особая область исследований и серьезных ученых, и непрофессионалов. Один из них – пекинский рабочий Чжан Чжэнхуа. Он по профессии текстильщик, и труд его не назовешь легким. Но каждый день после работы он садится на велосипед и объезжает один за другим пекинские хутуны. Записывает, фотографирует, беседует со старожилами. Если надо, отмывает от вековой грязи старые иероглифы на камнях и стенах. И таких энтузиастов, как Чжан, немало. Некоторые сделали изучение пекинских переулков своей профессией. Среди них – профессор-лингвист Чжан Цинган. Он говорит, что увлекся изучением хутунов из-за экзотики их названий, по которым можно изучать историю города.

Так, например, небольшой хутун называется «Большой крикун». Откуда такое странное название? Может быть, человек, въезжая сюда на повозке, криком оповещал встречных, мол, осторожно, не разъедемся.

Еще один переулок называется «сяобяньдань», что в переводе означает «маленькое коромысло», на котором мелкие торговцы разносили по домам лапшу. Но абсолютный рекорд принадлежит переулочку, затерявшемуся в районе старого вокзала за площадью Тяньньмынь. Его ширина всего 40 сантиметров. Я смог протиснуться в него только боком.

Если продолжить разговор о рекордах, то самый короткий переулок – 10 метров, а самому длинному – может позавидовать иная улица – почти три километра. Еще один переулок назван «Рынок угля», хотя ни рынка, ни угля здесь уже давно нет, а другой, находящийся недалеко – «Амбар для зерна», где сегодня расположены парикмахерские. Есть в этом районе переулок «Ювелирный», а рядом – «Меняльный». В двух последних – дома расположены так близко, что едва могут разойтись двое встречных.

Есть в Пекине «Коровья улица», возникшая на месте «Коровьего переулка», где торговали бараниной и говядиной, и где по традиции, селятся китайские мусульмане, есть «чайные», «цветочные» и прочие переулки.

Имена хутунов повествуют о том, какие росли здесь деревья, какие важные персоны коротали здесь свои дни, что подавали в местных харчевнях, куда ходили за водой.

Хутуны сохранили даже память о древних спорах. Так, жители одного из них издавна называли свой переулок «Конура собачья». Но это название резало слух проезжавшим тут благородным господам. Власти несколько раз пытались переименовать переулок, но бесполезно. Жители привыкли к старому названию и не желали его менять. Тогда чиновники прибегли к хитрости и пригласили ученого мужа. Ученость, как известно, в Китае всегда уважалась. Он предложил жителям, оставив то же звучание поменять лишь смысловые иероглифы (в китайском языке это возможно) Так «Собачья конура» превратилась в «Возвышенную обитель». Это «высокое» имя переулок донес до наших дней.

В Пекине, в отличие от некоторых других китайских городов, не принято присваивать улицам имена современных знаменитостей. Ни улицы Мао Цзэдуна, ни площади Дэн Сяопина вы здесь не найдете. Но вот некоторые переулки сохранили имена известных исторических деятелей. Как-то дела привели меня в переулок Вэньсянь. Оказалось, что носит он имя премьер– министра.

В древности перед входом в наиболее оживленные переулки воздвигали красочные арки, которые имели свои названия. Сейчас уже нет на этом месте ни арок, ни переулков. Так, например, две известные сегодня оживленные торговые улицы Пекина – Дундань и Сидань названы по имени утраченных арок-ворот. Совсем как Покровские, Красные и прочие ворота в Москве.

Еще один человек, влюбленный в пекинские хутуны – 45-летний художник Ху Юн. Он много лет фотографировал пекинские переулки, и в результате родился фотоальбом «Сто и одна фотография пекинских переулков». Книга была раскуплена за несколько дней.

Позже Ху Юн организовал туристическое агентство «Пекинские переулки«. Велорикши доставляли туристов в пекинские переулки, где гости знакомились с бытом пекинцев, вместе готовили пищу, вместе проводили досуг. За несколько лет более ста тысяч туристов побывали здесь, окунувшись в неповторимую атмосферу старого Пекина.

 

ДУША ПЕКИНА

Я впервые приехал в Пекин в начале 50-х годов и сразу полюбил этот город.

Больше всего мне понравился утренний Пекин. В лучах восходящего солнца, как на картинах древних мастеров традиционной китайской живописи, возникают очертания старинных дворцов в центре города, перед ними величественные башни, оставшиеся от городской стены за площадью Тяньаньмынь. В водах озера, которое называют здесь «Северное море», отражаются сооружения старинного императорского парка Бэйхай.

У старинных стен «Запретного города» – бывшей резиденции китайских императоров, а ныне Музея китайской истории, архитектуры и искусства, как и десятилетия назад, начинают свой трудовой день многие пекинцы.

Здесь, как и в других парках Пекина, можно увидеть пожилых людей, которые занимаются «Тайцзицюань» – гимнастикой для души и тела. «Тайцзицюань» – вязь неторопливых, на первый взгляд немного таинственных движений, непредсказуемых, как движение кисти китайского каллиграфа, выводящего тушью на рисовой бумаге замысловатый иероглиф. Но непредсказуемость эта существует лишь для непосвященных. Старинная гимнастика имеет строгие правила. В их основе – сочетание двух начал «ян» и «инь», мужского и женского, силы и слабости, напряжения и отдыха.

Еще в студенческие годы, проведенные в Пекине, я пытался овладеть искусством ««тайцзицюань», но каждый раз бросал это занятие. Очевидно, не хватило «ян». Но вот упражнения с мечами и веерами, которые тут же у стен Запретного города демонстрируют друг другу пекинские пенсионеры – это за пределами возможности европейцев. Здесь требуются не только годы систематической тренировки, но и фантастическое терпение и выдержка, которые так ценил в человеке великий китайский философ Конфуций.

Чуть поодаль, во всю мощь звучит сложная ария из пекинской оперы.. Нет, это не профессионал на пенсии, простой пекинец таким образом приветствует утро замысловатыми руладами, поднимая себе настроение. Порой даже малограмотный крестьянин великолепно разбирается во всех тонкостях оперного искусства. Ведь когда-то это был единственно доступный жанр искусства, который несли в китайскую глубинку бродячие актеры.

Персонажи пекинских опер: император Лю Бай, мудрый полководец Чжугэ Лян, коварный интриган Цао Цао, прославленные женщины-генералы семьи Ян, очаровательная Белая Змейка – фея, ставшая земной женщиной, вечный скандалист царь обезьян Сунь Укун и сотни других популярных в народе персонажей, хорошо знакомы каждому китайцу по поговоркам, легендам, притчам.

Некоторые утверждают, что пекинская опера со всеми ее героями и злодеями, строго регламентированными амплуа, архаичным языком и таинственным гримом ушла в прошлое и интересует лишь стариков и искусствоведов. До недавнего времени мне и самому так казалось. Но вот пришлось побывать в китайской глубинке – небольшом уездном городке Баоцзин в провинции Хэ-бей. В переполненном зале шел концерт. Артисты без грима и театральных костюмов пели арии из опер, и каждое исполнение встречалось бурей аплодисментов, в то время как другие, более современные номера – эстрадные песни, танцы, цирковые забавы и фокусы не имели такого успеха.

Да что там глубинка! В Пекинском Дворце национальностей целую неделю шли представления труппы Пекинской оперы из северной китайской провинции Цзилин. И каждый день зал был переполнен. Как сказал мне господин Оу – директор Театра, с таким же восторгом встречали выступления труппы в Токио и Минске, Литве и Будапеште, других городах и странах, где гастролировали артисты.

Но вернемся к стенам «Запретного города». Во всех этих утренних процедурах у его стен, окруженных рвом с зацветающей водой, мне почудилось что-то таинственное, блоковское. Сонная зеленая вода, неподвижные удильщики, глядящие не на поплавок, а в некую «очарованную даль» привезенные на велосипедах вещие птицы в клетках, с которыми они, кажется, никогда не расстаются.

Оказывается, люди приходят в этот овеянный историей уголок Пекина, чтобы хоть на миг вырваться из своих переполненных городских квартир, поразмышлять о смысле жизни, вспомнить что-то хорошее, светлое.

Что касается любителей старинной гимнастики, – то, как они сами утверждают, после таких упражнений человек как бы заново рождается, по-иному начинает смотреть на окружающий его мир.

Начинающие работать с рассвета городские крестьянские рынки – тоже неотъемлемая часть пекинского утра.

Десятимиллионный город съедает за год 1,5 миллиона тонн овощей: по полкило в день на каждого жителя. Рис и овощи – основа рациона китайцев. 90% этого товара попадает на китайский стол, проходя через крестьянские рынки.

Пекинский рынок – это не только торговля – это выпестованная веками форма общения. Рынок – это благоухание фруктов и неповторимый аромат специй, буйство красок даров китайской земли. Небольшие велотележки с овощами, фруктами, мясом, дарами рек и морей трансформируются в прилавки, образуя километровые рыночные ряды.

До самого последнего времени их было так много на улицах Пекина, что сам город стал напоминать огромный рынок. Местные власти увеличили строительство супермаркетов, оттеснив крестьянские рынки с оживленных транспортных магистралей в тихие переулки.

Коренные пекинцы по-прежнему предпочитают делать покупки именно на таких крестьянских рынках. Совсем по-другому, скучно смотрятся те же продукты, закованные в пластик и целлофан, взвешенные на электронных весах с точностью до миллиграмма. Да в магазине и не поторгуешься.

Сегодня Пекин, особенно его центральные районы или города спутники, выросшие в одночасье за кольцевыми дорогам, похожи на деловые центры и жилые кварталы любой столицы мира, и лишь иероглифы на вывесках возвращают нас к китайской действительности.

Я не люблю этот Пекин – холодный и одноликий. Он напоминает мне наши унылые московские новостройки или новый Арбат, замахнувшийся бетонным кулаком на соседние уютные улочки и переулки, и я понимаю пекинцев, которые при всей остроте жилищной проблемы, даже получив возможность переехать в районы новостроек, не торопятся делать это.

А оказавшись волею судьбы в новых микрорайонах, они стараются перенести сюда свой привычный образ жизни. Среди бетонных джунглей, как цветок из асфальта, возникают лоскутки зелени на обочинах дорог, на пустырях. Здесь собираются любители певчих птиц, в основном, пекинские пенсионеры.

Демографическая политика государства строга, хотя, может быть, и неизбежна при населении более 1 миллиарда человек. Одной городской семье полагается иметь лишь одного ребенка. В деревне и в национальных окраинах страны есть послабления. Внуки – эта основа круговорота природы и жизни, здесь на вес золота. Ну, а тем, кому не повезло с внуками, вкладывают свою нерастраченную любовь в цветы, разведение рыбок, воспитание певчих птиц.

Правда, птицы эти (главным образом поющие и говорящие скворцы) – слабое утешение для любителей природы. Они, в основном, поют с голосов модных эстрадных певцов, чьи песни льются на улицы через раскрытые окна, и подражают не столько шуму дождя и шелесту листьев, как это было первоначально заложено в них природой, сколько реву моторов, скрежету тормозов, раздающихся с ближайшего перекрестка. Конечно, можно было бы собаку или кошку завести, власти недавно разрешили это горожанам, да уж очень велики налоги на крупную живность, и как содержать их в переполненных квартирах многоэтажных домов?

Мне больше по душе одноэтажный Пекин. Тот самый, который не увидишь из окна туристического автобуса. Почувствовать его можно только находясь в толпе – яркой, пестрой, говорящей на всех диалектах китайского языка.

Китайская толпа любопытна, беззаботна и доброжелательна. Она вслух обсудит все ваши достоинства и недостатки, выскажет (тоже вслух) предположения относительно вашего происхождения, и затем наиболее эрудированный ее представитель поприветствует вас на языке, который он считает английским, и поинтересуется, откуда вы родом, сколько вам лет и долго ли проживаете в Пекине. Три классических вопроса, с которых начинает диалог с иностранцем любой китаец.

И стоит вам произнести хотя бы одну фразу по-китайски, как тут же все хором начнут восхищаться вашим произношением и глубокими познаниями в китайском, хотя может быть, и то, и другое, мягко говоря, далеко от совершенства. А кто-нибудь непременно философски заметит: «Да, это большой специалист по Китаю!» – Вам здесь всегда ответят улыбкой на улыбку, помогут найти дорогу, если вы заблудились.

Именно в старинных переулках родился сюжет популярного телесериала пекинского телевидения: «Четыре поколения под одной крышей». Успех этой многочасовой телеэпопеи не только в блестящей игре пекинских актеров, в подсказанных самой жизнью острых ситуациях, связанных с конфликтами аж четырех поколений, в сочном языке пекинских окраин, но и в том, что здесь речь идет о законах жизни китайской семьи.

Семья и сегодня – основа китайского общества. Как некогда весь Китай отгородился от внешнего мира великой китайской стеной, так и китайское классическое жилище «СЫХЭЮАР» являет собой крепость, в которую никто и ничто не может самовольно проникнуть, там хранятся тайны жизни отдельной китайской семьи.

 

ПЕКИН СТРОИТСЯ

Сегодня Пекин напоминает большую строительную площадку. Готовясь к летним Олимпийским играм 2008 года, которые по решению МОК пройдут в Пекине, власти города сносят не просто старые дома, а целые кварталы, освобождая место для новых дорог, транспортных развязок, современных зданий. И вместе со старыми постройками уходит в прошлое старый пекинский быт.

Требования Международного олимпийского комитета к городу будущей Олимпиады недвусмысленны: это должен быть современный город с развитой инфраструктурой, хорошо организованными транспортными потоками, экологически приспособленный не только к жизни горожан, но и к пребыванию многочисленных гостей.

Впрочем, определенный и не совсем удачный опыт таких масштабных изменений в городе Китай приобрел еще во время «культурной революции», когда, якобы, для облегчения дорожного движения в городе была снесена окружавшая Пекин уникальная городская стена со всеми ее башнями, воротами и окружавшими ее со всех сторон уютными переулками.

Внешне идея казалась экономически выгодной: даешь вместо стены – кольцевую автотрассу! Это было в духе времени: революционно, не требовало больших затрат (ломать – не строить), к тому же, из камней стены, как полагали руководители проекта, можно построить новые дома. Стену сломали в одночасье. Я наблюдал, как за одну ночь исчез участок стены, примыкавший к Советскому Посольству в Пекине. Из исторических камней, действительно, начали строить одноэтажные бараки, которые очень скоро пошли на слом. Но транспортных проблем города это не решило. Уже через несколько лет пришлось строить и третью, а затем и четвертую кольцевую дорогу. А город в результате лишился уникального сооружения, делавшего его неповторимой столицей одного из крупнейших государств мира. Сейчас об этом с печалью вспоминают китайские архитекторы, историки, горожане.

Хочется верить, что уроки истории не пройдут даром. Во всяком случае, обнадеживает то, что Городское правительство решило приступить к реконструкции участка городской стены, что у ворот Цзянгомынь, причем использовать исторические камни, из которых стена в свое время была построена, обратившись с соответствующим призывом к населению. Однако, судя по всему, «время собирать камни» еще не пришло. Смекнув, что дело идет о реликвиях, люди не торопятся нести старинные кирпичи в муниципалитет.

Я помню, какие страсти кипели лет пять назад вокруг переулка «Золотой рыбки«, что в самом конце улицы Ванфуцзин, рядом с рынком Дунъаньшичан. Дело в том, что на углу этого переулка помещался знаменитый Театр Пекинской оперы.

Именно здесь в начале 50-х я впервые увидел оперу «Скандал в небесном дворце», познакомился с творчеством выдающегося актера пекинской оперы Мэй Ланьфана. Для многих пекинцев это было святое место, ведь опера на протяжении 200 лет была самым притягательным жанром для китайцев. Это была поистине всенародная любовь. И высокий чиновник, и малограмотный крестьянин могли зачарованно следить за развитием событий на сцене и в унисон восклицать: «Хао» (хорошо!), когда актер брал особо трудную ноту или делал ловкий трюк. А уж популярные арии оперных персонажей любители пекинской оперы знали наизусть.

Кстати, когда отмечалось 200-летие пекинской оперы, президент страны Цзян Цзэмин отнес себя к большим знатокам и любителям этого искусства.

И, тем не менее, Театр решили снести, пообещав общественности выделить новое помещение. Театр пытались отстоять: видные деятели культуры направили городским властям прошение не сносить старое здание. Но ничего не помогло.

Сейчас на этом месте возвышается сверкающий огнями многоэтажный рынок. Говорят, что это самый большой супермаркет в Азии. Может быть. Но театра уже не вернуть. Труппа играет свои спектакли в одном из пекинских небоскребов, но туда мало кто ходит. Разве что иностранцы в поисках экзотики забредут сюда из соседнего бара.

Подобные проблемы всерьез волнуют китайскую общественность. Вопрос, каким быть Пекину в будущем, может ли этот город, бывший на протяжении многих веков столицей 10 императорских династий, претендовать на роль мирового центра культуры, каковыми являются Рим или Париж, все чаще возникает на страницах китайских газет и журналов. Вопрос этот не риторический. Прагматичные китайцы подсчитали, какие выгоды несут Пекину и стране в целом памятники культуры и старины.

Так, внесенная ЮНЕСКО в перечень мировых памятников культуры «Великая Китайская стена «может рассчитывать на субсидии ЮНЕСКО в размере 100 тысяч долларов. И таких памятников старины, куда комиссия ЮНЕСКО включила парк Ихэюань и Храм Неба, уже двадцать один. Так что борьба за сохранение памятников старины имеет вполне земную основу.

Многие полагают, что первый раунд этой борьбы за сохранение звания мирового центра культуры был проигран Пекином в 1949 году, когда было провозглашено образование Китайской Народной Республики. Тогда видный китайский архитектор Лян Цичэнь, кстати, сын известного реформатора цинской династии (XVIII—XX вв.). Лян Цичао, предложил новым властям Китая проект реконструкции китайской столицы. Лян – один из корифеев современной китайской архитектуры. Его бронзовый бюст стоит в вестибюле архитектурного факультета пекинского института «Цинхуа» в знак признания его заслуг. Китайский архитектор, казалось, унаследовал от своего отца революционный образ мыслей. Согласно его проекту, столица со всеми необходимыми административными сооружениями выносилась за границы старого Пекина. Таким образом, сохранялась уникальная инфраструктура старого города, а новый город-спутник получал достаточно простора для развития. Лян предостерегал, что если не сделать этого, полуторамиллионный в то время Пекин, размещенный всего на площади в 62 квадратных километра, очень скоро столкнется с серьезными трудностями: транспортными, экологическими и пр.

Предложения архитектора-новатора не были тогда приняты. Как пишут некоторые авторы, Китай предпочел советский опыт градостроительства – то есть стал совершенствовать уже сложившуюся городскую инфраструктуру. Ссылки на советский опыт в данном случае вряд ли корректны. Построенные по нашим проектам в 50-е годы несколько зданий общественного назначения, вроде здания Китайского Международного Радио или Советская промышленная выставка, никак не повлияли на архитектурный облик Пекина, органично вписавшись в него.

Второй удар по архитектуре старого Пекина был нанесен во время «культурной революции» (1966—1976 гг.). Многие памятники старины пострадали, а новые здания общественного назначения, строившиеся без единого плана и архитектурного замысла, лишь изуродовали лицо города.

К сожалению, начавшийся затем период реформ мало что изменил к лучшему. Возникли противоречия между традициями и бизнесом. И в этой борьбе верх одерживает бизнес. В историческом центре города стали возникать современные здания из стекла и бетона разных стилей, архитектурных школ, разной высоты… Главная магистраль китайской столицы – улица Чанъанцзе «Улица вечного спокойствия«, перерезающая город с востока на запад, напоминает сегодня витрину парфюмерного магазина, где выставлены разнокалиберные образцы продукции со всего света.

Леонид Васильевич Вавакин, известный советский архитектор, проектировавший в свое время центр столицы Монголии Улан-Батора, буквально схватился за сердце, когда впервые проехал по главной улице китайской столицы после посещения архитектурных шедевров китайского зодчества – дворца Гугун и Храма Неба. Настолько разителен был контраст.

А между тем, к центру подбираются новые отряды современных монстров в виде целых кварталов банков, бизнесцентров, супермаркетов, престижных домов, где стоимость одного квадратного метра площади уже перешагнула московские рубежи. Для Китая – это непозволительная роскошь. Даже для очень крупного чиновника, директора государственного предприятия, заслуженного университетского профессора. Так что новые роскошные дома стоят полупустыми, ожидая, по-видимому, «новых китайцев».

Сносят кварталы старого Пекина, а жители выезжают в относительно недорогие дома уже за пределами четвертой кольцевой автодороги. Исчезают с карты Пекина целые районы. Впрочем, следует отметить, что в этом процессе капитальной реконструкции Пекина есть и удачные находки, которые пришлись по душе горожанам. Я имею, ввиду прежде, всего Ванфуцзин – главную торговую улицу Пекина. Эта улица – ровесница древнего города, сегодня полностью изменила свой облик. Она стала пешеходной, вроде Старого Арбата. Сюда даже на велосипедах въезд воспрещен. Появились вазоны с цветами, урны для мусора, удобные скамейки, телефоны-автоматы. Сюда, как на экскурсию, приходят пекинцы. А совсем недавно в конце улицы очистили от соседних построек великолепный католический собор, построенный в 1905 году. Вновь возникшая соборная площадь удивительно гармонично вписалась в новый Ванфуцзин.

А старый Ванфуцзин сохранился в прилегающих переулках: здесь и известные ресторанчики, где готовят знаменитую пекинскую утку, и бесконечные ряды с пекинской снедью.

И как памятник старому Ванфуцзину остался здесь Старинный универмаг – когда-то самый крупный в Китае, с бюстом перед входом образцового продавца Чжана. Это, наверное, единственный в Китае, а может быть и в мире, памятник скромному работнику прилавка. Ведь никаких подвигов Чжан не совершил. Просто честно работал, одаривая малышей конфетами, купленными на свою скромную зарплату. Да еще в память о прошлых временах поставлены вдоль улицы бронзовые в человеческий рост фигуры музыкантов, рикши, парикмахеров, к которым не иссякает очередь желающих сфотографироваться.

Ванфуцзин – один из ответов на вопрос, «каким быть новому Пекину», как совместить новые инфраструктуры города с тем, что так дорого его жителям. К сожалению, таких примеров не так уж много. Попытка перестроить по тем же принципам еще одно историческое место – торговый центр в районе Сидань, оказалась менее удачной. Когда-то здесь проходила городская стена. Потом, во время «культурной революции» образовалась «стена демократии», где хунвейбины вывешивали свои газеты «дацзыбао». Затем возник пестрый, шумный и очень популярный в городе народный рынок. Сейчас на этом месте безликая, пустынная и унылая площадь с непонятными стеклянными киосками в центре и загнанный под землю рынок.

Технология разрушения старых кварталов отработана до мелочей. И здесь не требуется ни сложной техники, ни дополнительной рабочей силы. Обреченные дома на корню, как строительный материал, продают крестьянам пекинских уездов. Они приезжают сюда на своих повозках, запряженных маленькими лошадками, осликами, мулами, деловито разбирают дома, лавки, магазинчики, предназначенные к сносу. Каждый раз по дороге на Пекинское Телевидение я наблюдаю такую картину. Утром лавка еще торговала, а вечером на ее месте только аккуратно подметенный квадратик земли. А еще через несколько дней приезжает бригада дорожников из другой деревни. Они разбивают свои палатки прямо на улице: здесь живут, здесь и работают. Муниципальные власти подвозят им необходимые материалы – песок, щебень, асфальт, тротуарную плитку. Не успеешь оглянуться – вместо разбитой дороги – отличная магистраль, по которой сюда нагрянут уже профессионалы-строители.

Мне приходилось беседовать со многими новоселами. Переезд в новые кварталы их не радует. При отсутствии развитого городского транспорта, когда личный автомобиль – непозволительная роскошь для подавляющего большинства населения, новоселы оказываются отрезанными и от места работы, и от всех привычных удобств.

Не хотят ехать на окраины и госучреждения. Переехавшие недавно в новые помещения Министерство иностранных дел Китая, Министерство культуры и другие ведомства выбирают себе места поближе к центру города.

Я вспоминаю Москву 60-х годов. Новостройки: Черемушки, Чертаново, Медведково, Новый Арбат. Кто бы мог предположить, что безликие, лишенные воспоминаний районы массовой застройки смогут так изменить не только быт, но и психологию горожанина. Не берет ли нынешний всплеск преступности в Москве начало оттуда, из блочно-панельного детства? Не грозит ли нечто подобное Китаю? Не исчезнет ли вместе с разрушаемыми переулками и сыхэюарами атмосфера терпимости и доброжелательности.

 

НА НАШЕЙ УЛИЦЕ ПРАЗДНИК

За многовековую историю Китая здесь родилось немало праздников как официальных, так и народных.

Что касается первых, то они чаще всего уходили вместе с режимами, которые их провозглашали, а вот народные – такие, к примеру, как «Чунцзе» – праздник весны, праздник «Середины осени», праздник «Цинмин» – поминовение предков и другие, связанные с традициями китайской нации, навсегда остались с народом.

День образования Китайской Народной Республики 1 октября, День 1 мая, международный Женский День и некоторые другие, новые праздники, возникшие после образования КНР, сегодня активно отмечают в Китае.

Новогодний праздник ночью 31 декабря здесь стали отмечать после специального декрета народной власти 23 декабря 1949 года. Праздник пришелся по душе жителям страны. И с каждым годом отмечается со все большим размахом. Новый, 2000 год китайское Телевидение, к примеру, отметило поистине космическим шоу, которое длилось целые сутки. Были посланы телекорреспонденты во многие страны мира, которые по линиям космической связи передавали репортажи о встрече Нового года в разных странах…

Новогодние елки и Санта Клаус, подарки и обычай посылать поздравительные открытки, новогодние балы и прочие атрибуты этого чужеземного праздника настолько укоренились в Китае, что новое поколение не представляет себе начало нового года без ярко украшенной елки и новогодних подарков.

Впрочем, можно проследить и такое любопытное явление. Новый год по лунному календарю имеет все больше последователей по всему миру.

Символика этого праздника с его традиционными животными лунного цикла, гороскопами, гаданиями и прочей экзотикой с удовольствием берется на вооружение в Европе и у нас в России. И, не смотря на то, что китайский Новый год наступает обычно в феврале, в Москве уже в декабре появляются в праздничном оформлении города Зайцы, Собаки, Быки и Обезьяны, в зависимости от того, какое из 12 животных лунного календаря отмечает свой праздник.

Изобретаются всевозможные ритуалы и символы, якобы связанные с обычаями этого праздника, чаще всего не имеющие ничего общего с подлинными традициями «Чунцзе».

Что же касается Пекина, то европейский Новый год начинают отмечать здесь задолго до 1 января, с началом католического рождества. Продаются елочные украшения и, конечно, сами елки, главным образом, искусственные. Гостиницы и крупные магазины выставляют у своих дверей новогодние елки, швейцары облачаются в наряды то ли Санта Клауса, то ли деда Мороза, которые мирно соседствуют с их коллегами по долголетию – «шоусинами» – китайскими богами.

Газеты пестрят объявлениями самых модных ресторанов, которые предлагают встретить Новый год за их празднично накрытыми столами. И нужно отметить, что залы ресторанов в новогоднюю ночь не пустуют. Китайцы относят Новый год не к семейным праздникам, а скорее к праздникам публичным и с удовольствием отмечают его в каком-нибудь экзотическом ресторане.

В последние годы крупные гостиницы устраивают «новогодние елки» для детей с подарками, танцами вокруг ёлки, угощениями…

Хочу оговориться, что до села такие праздники еще не добрались, речь, прежде всего, идет о крупных китайских городах. Именно здесь начал прививаться этот обычай. Сначала в среде иностранцев, оказавшихся в Китае, и их друзей, а затем уже и среди широких кругов интеллигенции, молодежи.

Немалую роль в пропаганде этого праздника играют средства массовой информации, рассказывающие о том, как встречают Новый год в разных странах, какие существуют ритуалы, что едят и что пьют на этом празднике.

Уже много лет китайское телевидение готовит многочасовые новогодние программы, что-то вроде наших новогодних «Голубых огоньков», которые пользуются большим успехом.

Но самый настоящий ажиотаж – в новогодние дни с поздравительными открытками и календарями. Вдоль улиц Пекина, как белье на просушку, развешивают свой товар торговцы календарями на очередной год. Календари самые разные – от небольших скромных листов до полиграфических шедевров, отпечатанных в Гонконге.

Календари, как и новогодние поздравительные открытки – новое массовое увлечение китайцев. А как все новое и необычное, они быстро завоевали сердца населения. Новогодний календарь – хороший подарок другу, украшение квартиры или офиса, учебной аудитории. Благо, что тематика рассчитана на все случаи жизни, на все вкусы и возрасты…

Тут и портреты руководителей страны – покойных и ныне здравствующих, репродукции известных картин из музеев мира, достопримечательности Китая; кошки, собаки, птицы, и, конечно же, традиционные китайские символы – пожелания счастья и долголетия – персики, олени, драконы, летучие мыши…

Я как-то решил подсчитать, сколько видов новогодних календарей можно увидеть в предновогодние дни на улицах Пекина. Досчитал до нескольких сот и сбился со счета. Позже прочитал в газетах, что более двух тысяч. Но эта цифра не окончательная. Ведь каждое уважающее себя учреждение старается издать к Новому году свой собственный календарь, как это сделало Пекинское Телевидение, разместившее на страницах своего календаря фотографии популярных дикторов. Впрочем, каждый желающий может заказать себе и персональный календарь в одном экземпляре с фотографиями из семейного альбома.

Тираж календарной продукции растет из года в год. Последнее время только на рынках китайской столицы продается не менее 30 миллионов экземпляров календарей, по три – на каждого жителя Пекина, включая младенцев. Стоят календари порой дороговато, иные десятки долларов. Но люди покупают. Иметь в доме хороший, дорогой календарь сегодня в Китае престижно…

Календарями торгуют весь январь – вплоть до наступления еще одного Нового Года, уже по лунному календарю, праздника весны «Чунцзе» – самого главного праздника земли китайской.

Слово «чунцзе» буквально означает, «пробуждение от зимней спячки насекомых». Это одна из фаз крестьянского календаря. А это значит, что наступает период весны – самого главного сезона в жизни человека, как полагают в Китае.

Китай всегда был страной сельскохозяйственной, а весна – это, действительно, новая страница жизни, новый урожай, новые надежды.

И это наложило определенный отпечаток на все, связанное с этим праздником. Сейчас этот праздник общенародный, самый продолжительный в стране, официально его празднуют несколько дней. Но для многих он продолжается целую неделю, а то и две – вплоть до очередного праздника – «Фонарей».

По традиции, в праздник «Чунцзе» все члены семьи должны собраться за столом. В прежнее время сделать это было нетрудно – китайцы редко покидали насиженные места. Современная жизнь разбросала членов семей по всей стране, и именно в праздник Весны они стремятся встретиться: навестить родителей, увидеться с братьями, сестрами, познакомиться с новыми членами семей.

Такое понятие, как ежегодный отпуск, в Китае весьма условное. В трудовом законодательстве эта норма четко не прописана. И вот к празднику Весны подтягивают свои отпуска люди, живущие вдали от родительских очагов. И не удивительно, что в эти дни вся страна приходит в движение. Студенты едут в деревни на каникулы, из деревень целыми семьям отправляются в города к преуспевшим родственникам. Очереди за билетами на все виды транспорта выстраиваются задолго до начала праздника… В стране вводят даже дополнительные рейсы самолетов и поездов.

Семья торжественно готовится к празднику. Убирают дом, ворота в деревне или двери городской квартиры украшают лубочными картинками или вырезками из бумаги с пожеланиями счастья, долголетия, богатства. В том числе и картинками с изображением «духов дверей» – «Мэньшэнь», которые, по поверью, охраняют жилище от беды.

«Мэньшеней» изображали обычно в виде двух братьев-богатырей со свирепым выражением лиц. Говорят, эта традиция идет из давней истории, связанной с императором Тай Цзуном, правящим в период династии Тан (VII—X вв.). Его по ночам одолевали злые духи, не давая заснуть. И однажды его советник Юй Цигун сказал властелину, что простоит всю ночь перед входом в императорские покои вместе с другим генералом, чтобы не пустить туда духов. Император с радостью согласился. В эту ночь он спал спокойно – злые духи перестали тревожить его сон. Позже живых генералов заменили нарисованными. С тех пор и стоят, точнее, висят у дверей даже небогатых городских и сельских домов, вооруженные луками и стрелами, с огромными мечами в руках борцы со злыми духами и привидениями…

А чтобы окончательно оградить дом от зла, приклеивают на двери и окна полоски красной бумаги с соответствующими надписями. К примеру, одна может означать: «Да умножатся слава и богатство», другая – «Да придет богатство, высокий чин и большое жалование» и тому подобные благожелательные заклинания.

Считалось, что в новогоднюю ночь бог домашнего очага Цзао Ван оценит предновогодние хлопоты семьи и принесет в новом году много хорошего.

Лубочная картинка, изображающая Цзао Вана, всегда помещалась на видном месте в доме. По сторонам изображения домашнего бога прикреплялись парные надписи. Одна гласила: «Поднимешься на небо – докладывай о хороших делах». Другая: «Когда вернешься – даруй счастье». Губы Цзао Вана на лубке смазывались медом, дабы он докладывал Небесному Владыке – «Нефритовому императору» только «сладкие» слова…

По этой же причине в новогоднюю ночь не следовало произносить «плохие» слова, такие, как скажем «смерть», «гроб», «болезнь»… Это могло бы оскорбить слух высокого покровителя семейного очага и привести к беде. И, вообще, в новогоднюю ночь полагалось очень внимательно следить за своей речью. Языковая структура китайского языка ограничена, и в нем очень много схожих по звучанию слов, к примеру, слово гроб «гуань» звучит так же, как и слово чин, «должность»…

Затем бумажное изображение Цзао Вана выносили во двор и там под грохот хлопушек торжественно предавали огню, открывая ему путь в небо.

А в первый день Нового года в доме вывешивали новое изображение Цзао Вана, который хранил мир и спокойствие семьи вплоть до следующего года…

До нового года человек должен был расплатиться по всем долгам.

Когда-то в старом Китае именно в это время часто случались трагедии с людьми, которые не смогли во время отдать долги. Чтобы не «потерять лицо» должники зачастую добровольно уходили из жизни. Нет человека – нет и долгов.

Я обратил внимание на то, что и в наше время китайцы в отношении со своими деловыми партнерами, придерживаясь этой традиции, приводят свои дела в порядок именно накануне «Чунцзе», хотя строго говоря, финансовый год в Китае исчисляется не по лунному календарю, а как и в большинстве стран мира, по календарю григорианскому.

Особое значение имеет новогоднее застолье. Главное блюдо здесь – пельмени, которые лепят всей семьей. В некоторые из них прячут «сюрпризы» в виде монеток или конфет. Того, кому достанется «сюрприз», ждет в новом году удача. А, вообще, новогодний стол должен быть обильным. По старой традиции крестьянин мог недоедать целый год, но в праздник «Чунцзе» стол его должен был быть не хуже, чем у помещика.

Любопытно, что изменения, которые происходят в Китае, накладывают отпечаток на ритуал встречи праздника. Оставаясь по сути дела праздником семейным, он как бы наполняется новым содержанием. Сейчас не столько культ предков собирает под одну крышу представителей нескольких поколений, сколько желания найти в семье эмоциональную поддержку, укрыться за стенами родительского дома от стрессов, которым подвержен человек в стремительно развивающемся индустриальном обществе.

И еще одна любопытная деталь. Население больших городов зачастую встречает праздник «Чунцзе» вне дома: в ресторанах, небольших харчевнях, закусочных. При этом традиции не нарушаются: встречают праздник всей семьей – с детьми, приехавшими из деревни родственниками, престарелыми родителями. Это свидетельство и роста благосостояния средней китайской семьи, и популярности, и дешевизны китайского общепита.

До самого последнего времени новогоднюю ночь встречали громом петард, ракет, хлопушек, яркими огнями фейерверков. Это по традиции должно было отпугивать от дома «злых духов». В древности для этих целей применялись стволы бамбука. Брошенные в огонь, они издавали звуки, напоминающие стрельбу из орудий. Потом на смену бамбуку пришел порох. Поначалу его применяли именно для устройства праздничных фейерверков и изготовления хлопушек. Попытки использовать порох в военных целях в Китае успеха не имели. Европейцы использовали китайское изобретение куда удачнее.

Но в организации праздничных фейерверков китайцы не знали себе равных. Я помню, что несколько лет тому назад не каждый иностранец решался выезжать в город в новогоднюю ночь. Пекин ближе к полуночи напоминал передовую линию фронта, где в каждом переулке, в каждом дворе буквально у ваших ног взрывались петарды, порой с солидным пороховым зарядом.

Сейчас из-за частых пожаров эту забаву в крупных городах запретили, и она осталась только в деревнях. Но тоскующие по праздничным развлечениям горожане находят выход из создавшейся ситуации: крутят магнитофонные пленки с записью взрывов петард или устилают пол небольшими воздушными шариками, которые с удовольствием топчут ногами, имитируя взрывы хлопушек. Конечно, эффект не тот, но главное – сохраняется традиция.

Ну а люди состоятельные, а также падкие до экзотики иностранцы могут выехать за пределы Пекина в пригородные зоны отдыха, где к празднику Весны пригородные отели сооружают специальные полигоны для организации фейерверков.

В первые дни нового года принято наносить визиты родственникам, друзьям. Дочери, выданные замуж, посещают своих родителей. Дети получают подарки, сегодня это, в основном, деньги…

Каждый праздник «Чунцзе» при всех общих чертах, связанных с вековыми традициями, имеет свое лицо. И это, прежде всего, зависит от символа года, под которым этот праздник проходит.

В восточном календаре существует шестидесятилетний календарный цикл, который в свою очередь делиться на пять частей по количеству циклических знаков, каждому из которых соответствует то или иное животное. Таких знаков двенадцать. Расположены они в следующем порядке: Мышь, Бык, Тигр, Заяц, Дракон, Змея, Лошадь, Баран, Обезьяна, Петух, Собака, Свинья.

Считается, что этот 12-летний календарь составил почти 3 тысячи лет до нашей эры мифический китайский император Хуанди.

Существует немало легенд, рассказывающих, почему именно в таком порядке выстроились животные.

Согласно одной из них – буддистской, Будда, прежде чем отправиться на небеса, пригласил к себе на прием всех животных земли. Самыми первыми явились двенадцать представителей, раньше всех юркая мышь, последней – неторопливая свинья. Им и выпала честь стать символами года.

Даосская легенда более красочна и занимательна. Она заполнена массой деталей и подробностей, объясняющих, почему именно в таком порядке выстроились звери.

Небесный владыка призвал к себе самых разных животных, чтобы выбрать из них, кто мог бы достойно представить циклические знаки. В число отобранных вошли: уважаемый за трудолюбие бык, и гроза всех зверей тигр, умная обезьяна и красавец петух (по легенде он имел в то время рога и был скорее зверем, чем птицей), вобравший в себя черты многих животных дракон и другие не менее уважаемые представители царства зверей.

И, естественно, каждый претендовал на первое место в этом почетном списке. Претенденты перессорились между собой и решили посоревноваться в силе и ловкости. В соревнованиях приняла участие и змея. В то время у змеи было 12 ног, и она могла быстро бегать.

Однако в ходе соревнований животные не смогли определить победителя. В дело пошли интриги: лесть, подкупы, угрозы… Петух подарил свои рога дракону, собака отгрызла хвост у зайца и тому подобное. Свинья, которой Небесный владыка поручил составлять почетный список, конечно же, поставила себя на первое место, что вызвало новые ссоры.

Перессорившихся кандидатов Небесный Владыка сам построил в нужном порядке, определив свинье последнее место.

Этот порядок существует до сих пор. И дело не только в традиции.

Циклические знаки, точнее их сочетание, служили важным элементом в процессе бракосочетания. Ряд животных – реальных и мифических олицетворял женское начало (мышь, вол, заяц, обезьяна, собака, свинья). Бесстрашный тигр, покоритель стихий дракон, стремительный конь, друзья дома петух, баран и змея – олицетворение светлого «мужского» начала.

Считалось, что брак будет счастливым и удачным, если будущие жених и невеста родились соответственно в год тигра и дракона, вола и собаки и т. п. Но если выяснялось, что девушка родилась, скажем, в год мыши, а юноша в год змеи – то свадьба, как правило, расстраивалась.

Сейчас обычай этот носит скорее характер игры, и тем не менее каждая молодая пара, прежде чем вступать в брак на всякий случай поинтересуется, в какой циклический год кто родился. И все они прекрасно разбираются, что сочетания: овца – вол, свинья – дракон, собака – змея, мышь – лошадь, обезьяна – заяц, петух – тигр – благоприятны для брачного союза. И в той же мере опасны сочетания: мышь – овца, лошадь – вол, обезьяна – свинья, заяц – дракон, петух – собака, тигр – змея.

Цикл моего пребывания в Китае перевалил за 12 лет. Так что мне удалось увидеть все 12 праздников Весны. Некоторые из них особенно запомнились…

Например, год 1992. Год Обезьяны. Ей в этот день воздавалось должное. Все крупные храмы Пекина, а массовые гулянья во время праздника «Чунцзе» проходят, главным образом, в храмах, напоминали зоопарки: столько здесь собралось ребятишек, наряженных в костюмы легендарного царя обезьян Сунь Укуна.

Это были дети, родившиеся ровно 12 лет назад, тоже в год обезьяны. Это был их праздник.

Но не только обезьяны царствовали на праздничных представлениях. Ни один праздник «Чунцзе», какое бы животное его ни представляло, не обходится без танцев львов.

Облачившись в соответствующий костюм, танец исполняют два актера. Львы весело резвятся на площадке, становятся на задние лапы, затевают возню между собой, и на какое-то время забываешь, что это игра, настолько естественны и легки их движения. Начинает казаться, что львы настоящие, если не из пустыни, так уж точно из цирка. Танец этот имеет прямое отношение к празднику Весны, так как символизирует победу светлых сил, молодости, задора. Во всяком случае, так мне объяснил один из исполнителей этого танца в пекинском Храме Земли, молодой человек по имени Чжоу. К моему удивлению, он оказался не профессионалом, а любителем. Чжоу – крестьянин из пригородного пекинского уезда Цзиньсян. У них в деревне многие увлекаются народными танцами.

Но вот под резкий звук барабанов, гонгов и китайских флейт на дорожках парка «Храма Земли» появляется необычная процессия. Она как бы плывет над праздничной толпой. И это не удивительно – ведь все участники на ходулях. Они совершают сложные перестроения. Затем следуют ярко загримированные шуты, приглашающие публику принять участие в представлении. За ними вооруженные герои-воины, бородатые генералы, солдаты с яркими флагами. И в конце колонны – так называемые «ядигу» – гимнасты, которые совершают на ходулях сальто, прыжки и другие сногсшибательные трюки. Я был, к примеру, свидетелем того, как один такой ловкач, не слезая с ходулей, вспрыгнул на плечи своего соседа, и они вместе сделали кульбит, оставаясь, естественно, на ходулях.

Толпа с восторгом воспринимает эти трюки. Но самое любопытное заключалось в том, что все эти чудеса совершали не профессиональные актера, а тоже любители, приехавшие в Пекин на праздник из северной провинции Хэйлунцзян.

Танец на ходулях куда древнее танца львов. Говорят, что возник этот обычай, а затем и танец в деревнях северного Китая, где крестьяне использовали ходули, чтобы, не замочив праздничную обувь, через залитые водой рисовые поля ходить друг к другу в гости.

С годами этот вид народного искусства совершенствовался, заимствуя отдельные сценические элементы у других видов циркового, драматического, хореографического, оперного искусства… Происходили изменения и внутри самого жанра. Так в XIII веке ходули достигали такой высоты, что удобнее всего было любоваться представлением с «галерки», усевшись верхом на коньке крыши.

Сегодня есть два амплуа «ходульного» искусства – «вэнь», танцы, включающие элементы циркового искусства, пекинской оперы и народных танцев. Здесь используются ходули высотой до полутора метров. Персонажами этого амплуа часто выступают герои пекинской оперы: царь обезьян Сунь Укун, шут с белым пятном вокруг рта, женщины-воины, старик-рыбак и другие.

На более коротких, метровых, ходулях выступают представители амплуа «у» – боевого варианта этой народной забавы. Они предстают перед зрителями в виде генералов с войском мастеров народных единоборств. В руках у них мечи, копья, секиры, плетки… Танец на ходулях – гвоздь программы храмовых праздников. Исполнители не только в совершенстве владеют этим искусством, но и сами мастерят костюмы, гримируются. Среди аксессуаров этого танца – изображения рыб, черепах, жемчужин – атрибутов счастья, богатства и процветания.

Одновременно на наскоро сколоченной сцене выступают представители разговорного жанра «сяншэн». Это особый вид китайского конферанса, где двое актеров, как правило профессионалы, ведут между собой шутливый диалог, пересыпанный острыми словцами, шутками, намеками, игрой слов. Толпа отвечает на каждую репризу взрывом хохота.

Обычно иностранцу, даже владеющему китайским языком, понять этот специфический жанр очень трудно. Вроде и слова все знакомые, и ситуация понятна, а вот почему это так веселит окружающих, объяснить порой невозможно. Китайский сленг столь же загадочен, как и новояз «новых русских».

«Сяншэн» очень популярен на китайской эстраде, а лучший актер этого жанра, ушедший из жизни в конце семидесятых годов, всекитайский комик Ху Баолин долгие годы был любимцем народа, Его восторженно встречала любая аудитория от чиновников на правительственных концертах до толпы в парке.

Лозунг древних римлян: «Хлеба и зрелищ!» дополнен в китайских храмовых праздниках лозунгом: «Зрелищ и товаров». На аллеях храмов возникают целые торговые кварталы. Преимущественно это праздничные товары: разного вида фонарики, изделия народных умельцев из цветного теста, расплавленного сахара, самовары для приготовления пищи, искусственные цветы и игрушки всех видов.

И еще один обязательный элемент храмовых весенних праздников – продажа кулинарных изделий, которые можно отведать только в эти дни: шашлыки их птиц, сваренные в сахарном сиропе яблочки «танхулур», изделия из риса, теста, соевого творога.

С подъемом китайцы встречали в 1993 году Год Петуха по лунному календарю. Петухи из фарфора и дерева, бамбука и керамики заполонили витрины лавок и магазинов. Петухи на ярких майках и свитерах, в прическах пекинских модниц…

На традиционных новогодних картинках, выпущенных к этому празднику, петуха изображали как хранителя жилища. Это также дань очень давней традиции.

По преданию, во время правления мифического императора Яо, установившего благоденствие в Поднебесной империи, благодарные подданные преподнесли ему в дар необычную птицу. Внешне она смахивала на петуха, но замечательно пела и ударов ее клюва боялась всякая нечисть. Каждый подданный императора хотел получить себе такую же необычную птицу. Так и возник обычай вешать на двери дома вырезанного из дерева петуха.

Эта древняя традиция по-разному преломлялась в обычаях населения разных районов Китая. Так, к примеру, в южной китайской провинции Фуцзянь слово «петух» звучит на местном диалекте совсем как слово «семья». И любимое блюдо на здешней свадьбе – курятина, как залог будущей счастливой семейной жизни.

А в другом конце страны, на севере, в провинции Шэньси, принято вырезать из бумаги девочек, косички которых по форме напоминают петушка. Это своеобразный тотем, который отгоняет от детей болезни и всякие несчастья.

А если вы попадете в западную китайскую провинцию Ганьсу и увидите на доме ярко раскрашенную курицу, знайте – здесь живет девушка, которая вступила в брачный возраст. Да не обойдут женихи своим вниманием этот дом!

Петух – уважаемая в народе птица, которого народная традиция наделила такими человеческими чертами, как смелость, бескорыстие, воспитанность, верность, доброта, великодушие.

Китайские художники, выражая в своих картинах идею счастья и благополучия, часто используют образ петуха. Расшифровывая такие картины, следует иметь в виду, что петушиный гребешок – знак повышения в чине, курица, окруженная пятью цыплятами, означает, что детей в семье ждет успех. Солнце и петух на одной картине – начало нового этапа в жизни и так далее.

Известный китайский художник Сюй Бэйхун создал накануне революции свою знаменитую картину: «Петух приветствует утро». Он вложил в нее глубокий смысл. Петух на долгие годы стал в Китае символом революции, символом перемен. Этим китайский художник отразил доброе отношение в народе к дерзкому искателю приключений, отважному герою, неутомимому труженику, предвещающему приход утра.

Так что Год Петуха встречали в Китае с подъемом, возлагали на него большие надежды. И к этому были все основания. Китайские реформы разворачивались бурно, люди жили надеждами.

И еще запомнился этот год красочными цветочными базарами. Цветы в праздник Весны, неважно под каким циклическим знаком он отмечается, все равно, что для нас новогодняя елка.

В Китае своеобразное отношение к цветам. Больше всего ценят здесь живые цветы в их естественном виде. Хризантемы в цветочных горшках подолгу украшают жилище. Хороший подарок к празднику Весны – мандариновое дерево с плодами или готовые вот-вот распуститься нарциссы.

Срезанные растения, букеты цветов считаются здесь погибшими, «мертвыми» цветами. Китайцы терпимо относятся к таким цветам, когда проводятся протокольные мероприятия, особенно с иностранными гостями, но дома предпочитают иметь цветы живые или искусственные.

Мастерство изготовления последних – доведено в Китае до совершенства. И в праздник Весны здесь поистине «расцветает сто цветов». В стране создана настоящая цветочная индустрия, работающая в том числе и на экспорт.

Чуткие к спросу наши «челноки» уже прочно включили в перечень товаров, предлагаемых российскому покупателю, искусственные цветы из Китая.

Я был искренне удивлен, когда увидел на прилавках крупнейшего в Китае цветочного магазина наши скромные васильки, которые носили тут экзотическое название «орхидея каменной колесницы». Какими судьбами достигла эта колесница китайских берегов – одному Богу известно. Но васильки были самые настоящие, только из шелка…

Часто искусственные цветы настолько виртуозно сделаны, что их трудно отличить от живых. К тому же, хитроумные китайские мастера научились придавать им естественные запахи, что еще больше способствует их популярности.

Всеобщее увлечение в Европе и в России гороскопами и предсказаниями, связанными с празднованием Нового года по лунному календарю, воспринимается в Китае с большой долей иронии. Хотя, безусловно, легенды, предания и народные обычаи, и предсказания составляют и здесь неотъемлемую часть праздника. Но все это носит глубокий философский смысл и гармонично связано с представлениями китайцев об этом чисто национальном празднике.

Я особенно почувствовал это, когда на китайскую землю пришел «Год Собаки».

Здесь существует поверье, выраженное фразой «Гоу лай фу» – собака приносит богатство. В народе считается хорошим предзнаменованием, если в преддверии Года Собаки за вами на улице увяжется какой-нибудь бродячий пес. Правда, практически это почти невозможно. Муниципальные законы строго регламентируют в перенаселенных китайских городах содержание собак. Так что богатство просто так заполучить трудновато…

В Китае никогда не было массового увлечения собаками. В древности держали их только при дворе императоров. Именно здесь была выведена порода комнатных собачек, напоминающих маленьких львов, которые потом попали в Англию и стали называться «пикинезами». Наверное, с тех пор китайцы стали ставить у ворот своих домов каменных львов, внешне очень напоминающих эту породу императорских болонок. Как символ приобщенности к сильным мира сего.

Так что в известной мере народная мудрость, о которой мы упомянули: «собака приносит богатство» имеет под собой основание. В Китае существует стойкое убеждение, основанное на опыте предков, что Год Собаки – период стабильного развития природы и общества. Отступают стихии, давая человеку, охраняемому духом собаки, передышку, прекращаются войны, затихают споры. Революционные настроения как бы уходят вглубь, чтобы потом, в Год Дракона или Год Тигра вырваться наружу. Во всяком случае, 1994 год – Год Собаки – прошел в Китае без стихийных бедствий и катаклизмов. Примета оправдалась.

Кстати именно с этого года пекинские власти запретили встречать праздник Весны громом петард и хлопушек. Чтобы все было спокойно. Собака ведь шума не любит…

Одним словом, каждый праздник Весны в Китае – это не только возможность хорошо отдохнуть, встретится с родными, вкусно поесть и повеселиться, но и вспомнить народные обычаи, забытые ритуалы, легенды, сказки, стихи…

Конечно, новое поколение Китая сегодня иначе ощущает себя в резко меняющемся мире. Современная музыка и дискотеки, всепроникающее телевидение с рекламой, показами мод, влияние западной культуры, в том числе, и привнесение в жизнь молодежи таких праздников, как «День Святого Валентина», яркие и необычные для китайцев «пиццы» и «макдонольды», наступающие на пятки прославленной китайской кухне, казалось, не оставляют места для интереса к древним традициям. Но, как я не раз убеждался, современная китайская молодежь знает свою историю, любит и воспринимает традиции своего народа.

Спустя две недели после праздника Весны в Китае отмечают «Праздник Фонарей». Вероятно, происхождение этого праздника было связано с поклонением солнцу – вечному источнику жизни, дарующему свет и тепло. Далеко не случайно он является как бы продолжением праздника Весны.

Существует много преданий, объясняющих рождение этого праздника. Согласно одному из них, очень давно, в первые годы существования Поднебесной империи один высокопоставленный чиновник императорского двора потерял свою дочь. На берегу реки нашли ее одежды. Жители города искали девушку всю ночь с зажженными фонарями, но так и не нашли. А обычай остался.

По другой версии праздник этот придумал император, который именно таким образом ознаменовал свою победу над врагом. Зрелище города, заполненного сияющими фонарями, так понравилось всем, что ежегодно в день победы зажигали фонари, хотя о ней уже давно забыли.

Фонарь для китайца – не просто источник света, помещенный в соответствующий сосуд: стеклянный, шелковый, бамбуковый. Это – символ красоты, это освященная веками традиция.

И «дворцовые фонари» – огромные сооружения из стекла и драгоценных пород дерева, расписанные знаменитыми художниками – и скромный фонарик из промасленной бумаги в бедной крестьянской хижине – это символ света, солнца, символ радости. Трудно представить сегодняшний Китай без фонарей. Они на главной китайской площади Тяньаньмынь, у входов в государственные учреждения, они в руках ребятишек на праздниках.

В дни праздника фонарей в крупнейших парках Пекина организуются выставки. А в последние годы особенно популярны ледовые фонари. Традиция эта родилась в северном городе Харбине у рыбаков, которые, выходя на ночной подледный лов рыбы, сооружали ледяные светильники с источником света внутри.

Позже это превратилось в ледяную феерию, когда изо льда делают не только фонари, но и целые композиции с дворцами, изображениями людей и животных… Харбинский фестиваль ледяных фонарей привлекает гостей не только из Китая, но и из многих стран мира. Да и в Пекине каждый год в пригородном «Ущелье дракона» проводятся такие ледяные праздники.

Особенно запомнился один, седьмой по счету, который был посвящен Олимпийским играм. Дело в том, что Китай претендовал на то, чтобы Олимпийские игры 2000 года состоялись в Пекине. И делал все возможное, чтобы привлечь внимание к Пекину как столице будущих Олимпийских игр.

Большая часть ледяных скульптур рассказывала об истории олимпийского движения. Ледяные сооружения напоминали о городах, где проходили олимпийские игры – начиная с Афин и кончая Барселоной.

Уникальные памятники архитектуры были воссозданы из цветных глыб льда: развалины древней Олимпии в Афинах, парижский Нотр-Дам, Пейзанская башня, Статуя Нельсона с Трафальгарской площади Лондона, ворота, ведущие в олимпийскую деревню в Лос-Анджелесе, фрагменты стадиона в Токио, Храм Василия Блаженного в Москве, как память об играх 1980-го года, в которых китайцы не приняли участия.

Здесь же ледяные скульптуры организаторов олимпийского движения от Пьера Кюберте до Самаранчи.

Китаю не удалось отстоять тогда свое право на проведение олимпийских игр в Пекине в 2000 году, но ледовая история олимпиад, воссозданная в ущелье Дракона под Пекином, до сих пор в памяти пекинцев.

В апреле отмечают в Китае праздник «Цинмин». Этот день с древних времен посвящен памяти предков. В отличие от шумных и веселых праздников, день «Поминовения предков» спокойный и немного печальный.

В этот день люди посещают могилы родных, приводят их в порядок или просто отправляются на природу, чтобы ощутить свою связь с вечностью. Не случайно этот праздник называют еще «Тацинцзе» – «День прогулок по первой зелени».

Обряд похорон в Китае, как и сама ритуальная культура, куда проще и скромнее, чем, скажем, в европейских странах или в России. Здесь на кладбище не увидишь шикарных надгробий, монументальных сооружений, склепов.

И не удивительно, что книга известного китайского литератора Гао Мана «Последний приют», вышедшая недавно в Пекине и посвященная российской ритуальной культуре, вызвала огромный интерес у читателей и была моментально раскуплена китайцами.

Могила китайца – это скромный могильный холмик, каменная плита или кусок гранита с соответствующими иероглифами, написанными в старинном стиле. Но это ни в коей мере не свидетельствует о безразличии к памяти предков, просто такова традиция. Главное – память о человеке, хранящаяся в семье, в поколениях, а чисто внешним проявлениям здесь не придают большого значения.

И еще во время этого праздника принято запускать воздушных змеев. Трудно сказать, почему это так. Может быть, весенние ветры в это время благоприятствуют полету, а может быть, посылая в небо маленьких воздухоплавателей, люди хотят напомнить предкам о себе.

От воздушной стихии перенесемся в стихию водную, потому что именно с ней связан еще один праздник начала лета – «Дуа-ньу» (Две пятерки), или праздник Дракона, покорителя водной стихии.

Приходится он на 5 число 5 месяца по лунному календарю. Считается, что возникновение этого праздника связано с памятью о древнем китайском поэте-патриоте Цюй Юане, жившем в 340—78 гг. до н. э.

Это было тревожное для страны время. В раздробленном Китае враждовали семь крупных государств. Цюй Юань был видным сановником одного из них – царства Чу. Вопреки предостережениям Цюй Юаня, правитель царства Чу избрал ошибочную стратегию в этой междоусобной борьбе, в результате чего враги разграбили столицу, народ постигли тяжкие бедствия. Эти события застали Цюй Юаня в изгнании, куда он был несправедливо отправлен. Поэт и гражданин не выдержал позора своей страны, страданий народа и бросился в реку, покончив жизнь самоубийством. Это случилось на 5 день 5 месяца по лунному календарю.

Согласно преданию, после его смерти люди, охваченные глубоким горем, сели в лодки и долго искали тело поэта в реке, чтобы похоронить его с должными почестями. И не найдя, попросили дракона и других обитателей реки позаботиться о поэте.

И вот уже более двух тысяч лет Китай ежегодно отмечает эту дату. На реках появляются лодки, имеющие форму дракона. В воду опускают завернутый в тростниковые листья рис, как бы для Цюй Юаня. Это традиционное блюдо «цзунцзы» едят в этот праздник во всем Китае. Его в эти дни можно купить в любом магазине, в любой лавке, просто на улице.

Чем объяснить такую любовь в народе к поэту, который жил и творил более двух тысяч лет тому назад, почему он стал национальным героем страны на многие века?

Наверное, не только его талантливыми стихами, которые дошли до потомков «громаду лет прорвав», став подлинными шедеврами китайской классической поэзии, но и самой личностью поэта, его благородством, патриотизмом, высокими душевными качествами.

«Кодекс чести» поэт сформулировал в своих стихах так:

«Кто благороден, тот от злой обиды Своим не изменяет убежденьям. Нам надо помнить о заветах предков И следовать их мудрости старинной»

И еще:

«Я твердо знаю – прямота – несчастье, Но с нею разлучиться я не в силах».

Я был свидетелем такого праздника в честь поэта, который проходил в одной из деревень на Юге Китая. Праздник начался ранним утром, и каждый непременно должен был отведать завернутый в лист бамбука рис «цзунцзы». К праздничному обеду готовились всей семьей. Замужние дочери принесли в дом родителей особо приготовленные пельмени. В специальные чаши разлили вино, то самое, которое любил Цюй Юань.

После обеда все двинулись к реке, чтобы по традиции опустить в воду «цзунцзы». Берег украшен флагами. Гремят гонги и барабаны, чтобы отпугнуть дракона и не дать ему полакомиться блюдом, предназначенным для поэта.

Главное событие праздника – гонки лодок-драконов. Лодка носит такое название из-за того, что ее нос украшен вырезанной из дерева головой дракона, а корма – как бы его хвост. Считается, что именно так много столетий тому назад выглядели лодки, на которых искали тело утонувшего в водах реки поэта. Гребцы – ярко наряженные молодые мужчины деревни. Гонки вызывают всеобщий восторг, победители щедро награждаются.

В той или иной форме этот праздник проводится и в больших городах, и в маленьких деревушках, даже там, где нет водоема, и соревнования лодок-драконов не устроишь! Просто придумывают разные экзотические церемонии, связанные с водой…

Зато там, где есть река или озеро – праздник приобретает поистине космические масштабы. В Пекине, например, сложилась традиция устраивать гонки лодок-драконов в двух крупнейших парках города, где есть водные просторы. Это летний императорский парк «Ихэюань» и Парк «Озеро дракона».

Накануне вокруг озер строятся временные трибуны для зрителей. В Пекин пребывают команды профессиональных гребцов из разных городов страны. Приглашаются и иностранные команды. В одном из таких праздников приняло участие 2500 гребцов.

Хочу рассказать еще об одном народном празднике. Начну с легенды. Ее здесь знают все от мала до велика. Это история пастуха и ткачихи… Своего рода вариация на тему Ромео и Джульетты, как сейчас бы сказали «с китайской спецификой».

Произошло это очень давно. В одной крестьянской семье случилась ссора, связанная с разделом имущества. В результате самому младшему брату, пастуху, досталась старая корова, от которой он решил избавиться. Но корова, заговорив человеческим голосом, попросила его не делать этого и обещала пастуху оказать большую услугу. Она велела ему отправиться на берег реки и похитить платье одной из купающихся там по ночам «небесных ткачих», тех самых фей, которые ткут облака. Женщина, у которой он украл платье, не могла возвратиться на небо и стала его женой.

Супруги жили счастливо, ткачиха рожала пастуху детей и жизнь их омрачила разве что смерть коровы, которая завещала пастуху свою шкуру, обладающую чудесным свойством – на ней можно было летать.

Далее события развивались так.

В один далеко не прекрасный для любящих сердец день ткачиха по приказу злой волшебницы была возвращена на небо ткать облака. Вот тут-то пастух и вспомнил о шкуре коровы, доставшейся ему в наследство. Взобравшись на эту шкуру вместе с детьми, пастух отправился вслед за любимой. Он почти догнал ее, но волшебница, чтобы помешать им встретиться, вытащила из своих волос серебряную шпильку и провела по небу черту, разделив его «небесной рекой», так в Китае называют Млечный путь.

Ткачиха осталась по одну сторону неба, муж и дети – по другую. Но история на этом не кончается. Небесный владыка сжалился над разлученными и разрешил ткачихе и пастуху встречаться раз в год, в седьмой день седьмого месяца по лунному календарю. Именно в этот день «небесные сороки» сооружали из своих хвостов мост над небесной рекой, по которому супруги сходили друг к другу. Этому событию посвятил свою поэму «Святая сорочьего моста» древний поэт Цзинь Гуан.

Так возник праздник, хотя и не занесенный в перечень официальных, но тем не менее, памятный для многих.

Это праздник – игра. Главные действующие лица – девушки и молодые женщины. Перед заходом солнца на столе принято раскладывать предметы женского туалета, которые могли бы понадобиться небесной ткачихе: зеркало, гребень, румяна. И еще необычная иголка с семью отверстиями, напомним, что дело происходит 7 числа в 7 месяц лунного календаря.

Над этими предметами зажигались благовония, произносились старинные заклинания. Просили у ткачихи, как покровительницы женского рукоделия, даровать ловкость в работе и демонстрировали свое мастерство.

Практически сегодня этот праздник во всем его объеме можно увидеть разве что в деревнях, но сама эта красивая легенда нашла отражение в народных сказаниях, песнях, картинах китайских художников, в замечательной поэме китайского классика, танского поэта Ду Фу.

Если говорить о праздниках, не имеющих официального статуса, а рожденных традицией, любовью к прекрасному, то в первую очередь, нужно вспомнить «Праздник цветущего персика».

Он проводится каждый год, когда цветы персика розовым облаком покрывают улицы китайских городов и сел.

«Рыбак долго плыл, пока не возник перед ним лес цветущих персиковых деревьев. И других деревьев не было там. Только душистые травы, изумрудные поля, и хрустальные источники. И жили там люди – счастливые и красивые».

Так описывает китайский поэт Тао Юаньмин «Персиковый источник», сказочную страну, прообраз рая в китайской мифологии.

Персик для китайца – растение особое, отмеченное, как говорят в Китае, самим Буддой.

Цветущая ветка персикового дерева – образ счастливой судьбы, плоды персика – символ долголетия в поэзии и живописи. Праздник этот все больше привлекает горожан, общение которых с природой становится все реже.

Центр праздника – в «Душистых горах» под Пекином. Сфотографироваться на фоне цветущего персика для горожанина необходимый ритуал. Сотни тысяч фотографий лягут потом в семейные альбомы, чтобы напоминать о весне, радости.

Есть в «Душистых горах» Ботанический сад, откуда и начинается праздник. Здесь о персике можно узнать все: о породах персиковых деревьев, о легендах, связанных с плодами персика, познакомиться с автографами великих поэтов, воспевших это растение.

Есть в китайской мифологии и божества, покровительствующие этим деревьям, причем сразу два. Такой чести не удостаивалось ни одно дерево, произрастающее на китайской земле.

И еще сажают в этот день персиковые деревья. Не в садах и даже не в парках, а прямо на улицах и магистралях Пекина. Этот город с 12-ти миллионным населением по загазованности отнесен статистикой ООН к 10 самым опасным городам мира. Особенно тяжело здесь дышать зимой и осенью, когда дым от сотен тысяч печурок, которыми все еще отапливаются старые дома, висит над городом. Тем радостнее этот праздник, когда расцветают персики на улицах древнего города. Жизнь продолжается – говорят пекинцы.

Праздник «Середины осени» в Китае любят все. Старики, потому, что именно в этот праздник по традиции им оказывают особое внимание, преподносят подарки, молодежь, потому, что он отмечается при полной Луне, и даже самые строгие родители не в силах запретить сыну или дочери гулять до утра.

Его любят гурманы, потому, что именно в дни середины осени можно отведать самые необыкновенные «лунные пряники». В эти дни можно любоваться хризантемами – неотъемлемой частью лунного праздника, но главное – любоваться Луной, читать стихи, посвященные ей…

Вот уже более тысячи лет существует в Китае поверье: если посмотреть на Луну, а еще лучше на ее отражение в воде, в ночь на 15 число 8 месяца по лунному календарю, в семье обязательно будут мир и согласие.

Легенда гласит что все началось с трагедии в доме храбреца по имени Хоу И, жившего в древности. Он отважно вступал в бой с силами зла и не раз спасал людей от всяких невзгод. За это один старый монах преподнес ему «эликсир бессмертия». Но Хоу, поразмыслив, решил не пользоваться им. Он предпочел остаться в своем времени с друзьями, рядом с любимой красавицей-женой Чан Э.

Но Чан Э решила вкусить запретный плод и как-то, оставшись одна дома, попробовала «эликсир бессмертия». Так она оказалась на Луне в чертогах небесного императора.

Вернувшись домой и не обнаружив жены, Хоу выбежал в сад. Там светила огромная яркая Луна. Вглядевшись, Хоу обнаружил силуэт прекрасной женщины на серебристом фоне небесного светила. Это была Чан Э. Еще там был заяц, готовивший в ступе эликсир бессмертия.

«Значит, она не погибла, – подумал он с облегчением. – Значит, есть надежда, что мы когда-нибудь встретимся!»

Если в день Полнолуния вы внимательно посмотрите на Луну, то при желании, действительно, разглядите и красавицу Чан Э, и лунного зайца.

Вариантов легенды много, но вывод один: в эту ночь полная Луна спасает людей от отчаяния, сближает любящие сердца. Так сложился этот романтический праздник со стихами, песнями, танцами и прочими действами, посвященными Луне…

Луна занимает особое место в творчестве выдающегося поэта танской эпохи Ли Бо (701—762 гг.). Она сопровождала его со дня рождения (родился он в праздник «Середины осени») до смерти. Существует предание, что, сидя в лодке, поэт потянулся к отражению Луны в воде, потерял равновесие, упал в воду и утонул.

«У самой моей постели легла от Луны дорожка, А может быть, это иней? – Я сам хорошо не знаю. Я голову поднимаю – гляжу на Луну в окошко, Я голову опускаю – и родину вспоминаю».

Эти стихи написаны двенадцать веков назад. Но и сегодняшнему поколению китайцев Луна напоминает о родине и друзьях, она – символ возвышенности, чистоты и верности. И когда звучат стихи Ли Бо – с эстрады или в узком кругу друзей, собравшихся, чтобы отметить какой-нибудь общий праздник, кажется, что написаны они только вчера, такой отклик находят они в душе слушателей.

«Мы не можем теперь увидать, друзья, Луну древнейших времен. Но предкам нашим светила он, Выплыв на небосклон. Умирают в мире люди всегда – Бессмертных нет среди нас. Но все они любовались Луной, Как я любуюсь сейчас».

И еще во время праздника готовят круглые, похожие на маленькие луны печенья с начинкой. В каждом городе, в каждой провинции их делают на свой лад, украшают орехами, фруктовыми пастами… И очень часто изображают на них зайца, толкущего в ступе волшебное зелье.

В Пекине в дни праздника продается до 700 видов таких лунных печений. На главной торговой улице города – Ванфуцзине есть магазины, которые специализируются на их продаже более века. Печенье это долго не черствеет, не теряет аромата, всегда кажется свежим. Наверняка, существует какой-нибудь старинный кулинарный секрет.

Впрочем, однажды некая шанхайская кондитерская фабрика «Гуаншенъюань», желая получить сверхприбыли, решила этот рецепт нарушить и попробовала использовать для лунных пряников завалявшуюся на складе начинку. Мошенничество было разоблачено, и фирма, существовавшая, между прочим, с 1918 года, понесла огромные убытки (порядка двух с половиной миллионов долларов). Скандал получился очень громким, тем более, что произошло это накануне 1 октября 2001 года, в день, когда совпали два праздника: Государственный праздник образования КНР и праздник «Середины Осени».

В дни праздника во всех магазинах и лавках разрешают пробовать печенье до покупки. Это тоже старая добрая традиция.

Впрочем, каждая эпоха вносит в эти традиции свои черты. Так существует предание, что во время монгольского завоевания в лунных пряниках, которые люди дарили друг другу, были запечатаны записки с указанием даты восстания против иноземцев.

Хризантема, так же как и Луна, неизменный спутник праздника «Середины Осени».

Если Ли Бо можно назвать поэтом Луны, то его современника поэта Юань Чжэня с полным основанием можно считать поэтом хризантем. Он считал, что лучше цветка в мире нет.

«Хризантемы, – писал он, – расцветающие холодной осенью, не боятся непогоды и злых ветров. Удивительный пример силы и упорства».

Китайские поэты, художники, композиторы посвящали хризантемам свои лучшие произведения.

В День хризантем, который отмечается во время праздника «Середины осени», я, как и десятки тысяч пекинцев, устремился в парк Юаньминьюань. Именно здесь по традиции проходит выставка хризантем.

Старинный парк в эти дни напоминает огромную оранжерею. Хризантемы обрамляют дорожки парка, ими выложены иероглифы на клумбах. И даже знакомый всем сюжет китайской мифологии «девять драконов», как мозаика, составлен из разноцветных хризантем.

А на аллеях парка – на плакатах, вся история этого цветка. Своего рода энциклопедия хризантем, которых существует более сотни видов. Здесь можно узнать, какие лекарства готовят китайские врачи из этого цветка, попробовать чай или вино из хризантем.

Чай показался мне терпким, с тонким запахом цветка, а вино – золотисто-желтого цвета – тягучим и ароматным. Кстати, древний рецепт изготовления вина из хризантем восстановили не так уж давно. Он был зашифрован в стихах известного поэта Тао Юань-мина, который считал это вино «напитком, который умеет снимать печали и уводит от земных забот».

Но все-таки главное назначение этого любимого в Китае цветка – дарить людям радость, красоту и хорошее настроение, особенно на исходе лета, когда постепенно исчезают другие цветы.

Спустя месяц лунный календарь дарит китайцам еще один праздник. 9 числа 9 месяца отмечается праздник «Две девятки». Еще его называют «День, когда нужно подниматься в горы». Зачем?

Как все народные праздники, он связан с легендой. По преданию, странствующий монах предупредил жителей одной деревни о стихийном бедствии, которое нависло над жителями. То ли наводнение, то ли землетрясение. Об этом легенда не говорит. И накануне беды всё население деревни, включая самых древних стариков, ушло в горы, чем и спаслось. Поэтому этот праздник связан с ритуалом восхождения в горы.

В Китае считается, что если подняться на любую гору в день «Двух девяток», то проживешь много лет. Наверное, поэтому так полюбили пожилые люди этот день, который стал их праздником. В этот день можно увидеть тысячи пожилых людей, поднимающихся в горы. Даже совсем старых, опирающихся на плечи детей и внуков.

Я был свидетелем этого праздника в Пекинском предместье «Бадачу», что в переводе означает «Восемь больших чудес». Чудеса – это восемь горных вершин с храмами.

Накануне праздника на горных вершинах, действительно, произошло чудо. Там возникли удивительные знаки. Они напоминали необычные письмена – непохожие ни на китайские иероглифы, ни на привычный европейцам алфавит. Люди, пришедшие в Бадачу в этот день, по-разному комментировали это явление. Кто-то утверждал, что это следы инопланетян, побывавших здесь накануне, кто-то считал, что это, напротив, обращение к посланцам иных миров.

На самом деле, все оказалось проще. Администрация парка решила привлечь массового посетителя, натянув на вершины растущих на склонах гор вековых деревьев сотни метров белой материи, придав им необычную форму.

Так в народный праздник, совсем в духе времени, вплелась игра. Теперь старики, по традиции поднимающиеся в эти дни в горы, кроме всего прочего, имели вполне определенную цель – разглядеть поближе, что это за таинственные знаки в горах…

Смысл этого праздника, как мне кажется, не только в интересе к древним обычаям и демонстрации возможностей пожилых людей «тряхнуть стариной». Он куда глубже. Он рожден конфуцианскими традициями Китая, в которых заложена идея уважения к предкам, людям, которые объединяют поколения, чтобы сохранить связь времен, связь традиций. И в наши дни идея этого праздника не утратила свою актуальность.

К 2000 году в Китае зафиксировано 126 миллионов людей старше 60 лет. Это 10% всего населения страны. А к 2030 году по прогнозам каждый из 5 жителей Китая будет пенсионером… За этой цифрой большая социальная проблема. Как устроить быт этой растущей армии ветеранов, материально обеспечить их, организовать лечение, досуг, создать атмосферу покоя и доброжелательности?

Праздник пожилых людей, который ежегодно проводится в Китае в день традиционного праздника «Две девятки» – удачное сочетание традиции и современных потребностей общества, одна из форм работы государства с поколением стариков.

Конечно, эта работа проводится не только по праздникам. Ведь вопросов возникает много и далеко не праздничных. Кто должен выступить гарантом нормального существования престарелых людей? Семья, старший сын, как это повелось веками? Или государство, общество?

На некоторые из этих вопросов я получил ответ, побывав во время одного из праздников «Две девятки» в небольшом провинциальном городе Баоцзин.

К традиционному празднику активно подключилась неправительственная организация: «Комитет по делам престарелых». Но выступление на празднике мэра города однозначно дало понять, что забота о престарелых – дело государственное.

Как мне рассказали руководители города, несмотря на то, что в бюджете города на социальные нужды, в том числе и выплату пенсий, выделено 16% ассигнований, этого недостаточно. К тому же, до сих пор в Китае нет единой системы пенсионного обеспечения. Лишь около 20 миллионов получают постоянную пенсию. Остальные – вынуждены обращаться к помощи семьи, а если таковой нет, то к тем, кто живет рядом.

Кто же имеет право на пенсию?

В первую очередь, работники крупных государственных предприятий, правительственных учреждений, отдельных преуспевающих хозяйств секторов китайской экономики, которым по плечу выплачивать пенсии своим бывшим работникам.

Особую категорию составляют люди, имеющие заслуги в революции, в освободительной антияпонской войне. По закону эти ветераны не на пенсии, а в отставке, они в строю с сохранением прежней зарплаты и некоторых льгот.

Я побывал в одной такой семье. Сун Цзовэй, участник антияпонской войны не стал продолжать карьеру военного. Седовласый, подтянутый, интеллигентный человек. Такого назвать стариком просто язык не поворачивается. На книжных полках произведения Мао Цзэдуна, Ленина, труды китайских маршалов, книга Г.К. Жукова в китайском переводе. Сун стал литератором. Его жанр: военные мемуары, патриотические рассказы, предназначенные для молодежи. У жены – в прошлом учительницы – пенсия рядовая, довольно скромная.

Помогают и дети – три дочери, зятья. По китайским понятиям – семья более чем благополучная. Впрочем, в менее благополучную меня, зарубежного корреспондента, вряд ли бы пригласили.

Но мне приходилось бывать и в домах рядовых китайцев: горожан, деревенских жителей. Проблем здесь куда больше. Особенно в деревне, где живет 80% населения страны. Здесь гарантом существования пожилого человека выступает, как правило, семья. Так что в деревне еще немало обездоленных. Но и здесь стараются, как могут, устраивать им праздники.

Я присутствовал на трогательной процедуре вручения пожилым людям скромных подарков и наград не только за доблестный труд в прошлом, но и за маленькие подвиги в старости: идеальную семейную жизнь, умение ладить с представителями всех поколений в семье.

Пожилые люди находят, как сейчас говорят, свою нишу в структуре жизни китайского общества. И речь вовсе не идет об интеллектуалах, находящихся в отставке. Миллионы пожилых людей являются хранителями и продолжателями исторического наследия страны.

Сейчас, к примеру, необычно вырос интерес к традиционным видам единоборств, оздоровительным упражнениям древности. А ведь лучшие пропагандисты древней гимнастики «тайцзицюань» – пожилые люди, которые каждое утро заполняют парки, демонстрируя свое мастерство.

Если в каком-нибудь парке вы услышите звуки китайской скрипки – можете не сомневаться – ветеран пекинской оперы созывает на бесплатный концерт любителей этого древнего жанра китайского искусства. И в одной из старых арий непременно прозвучат слова древнего героя о том, что общество без старых мудрецов рухнет, как мост, у которого разрушены опоры.

Или взять, к примеру, обычай содержать домашних птиц. Сегодня этим увлечены миллионы пожилых китайцев. Только в Пекине их 250 тысяч. Здесь работают общества любителей певчих птиц, выпускается огромное количество специальной литературы, продаются магнитофонные записи с их голосами.

Я знаком с одним из известных пекинских «птицеманов». У 70-летнего Чжан Чжэцзя двенадцать питомцев – главным образом, это желтобровые поющие дрозды. Каждое утро он, поместив на велоколяску несколько клеток с птицами, отправляется на прогулку в ближайший парк. Там он снимает с клеток накидки и развешивает клетки на ветвях деревьев. Так же делают и другие птичьи фанаты. Сами старики, собравшись в круг, обсуждают городские новости под птичий щебет и пение, играют в китайские шашки и, конечно, ведут бесконечные разговоры о птицах. Чего только здесь не узнаешь! Оказывается, жаворонка нельзя держать рядом с дроздом. Они оказывают друг на друга плохое влияние. Дрозд очень восприимчив к новым мелодиям. Он может до бесконечности расширять свой репертуар, быстро схватывает записанные на магнитофонную пленку трели других птиц. Все чаще вокруг этих клубов любителей птиц, которые собираются в парках и скверах Пекина, толпятся люди молодые. Стариков это радует. Традиции будут продолжены.

В Китае говоря: «если праздника долго нет, его стоит придумать». И в этом случае народная фантазия не знает границ. За долгие годы работы в Китае мне пришлось присутствовать на самых необычных праздниках.

Если праздник удавался, его хоть и не заносили в реестр общегосударственных, но, так сказать, на местном уровне он становился традиционным, и его отмечают с завидным размахом.

Именно таким является «Праздник арбузов». Вообще, арбуз для Китая – плод чужеродный. Он пришел сюда по китайским меркам совсем недавно – несколько столетий тому назад с Запада, за что и получил китайское имя «западная тыква» – «сигуа».

Но, глядя сегодня на осенние пекинские рынки, заваленные арбузами, не скажешь, что он здесь иностранец. С арбузом произошло здесь то же, что и с другим заморским чудом – велосипедом, который превратил Поднебесную империю в империю Велосипедную.

Ну а столицей «арбузной Империи» по праву считается небольшой уезд под Пекином – Дасин. Именно здесь лет триста назад были выращены для императорского двора первые арбузы. Здесь в уезде есть и Институт Бахчеводства и даже Музей арбузов.

Ежегодно в уезде проводится праздник, привлекающий сюда тысячи людей из Китая и из-за рубежа. Туристы приезжают посмотреть яркое шоу с арбузной тематикой: танец «маленьких арбузят» (малышей в зелено-полосатых пышных костюмах), красочные маскарады с «королем» и «королевой» арбузов и, конечно, посетить огромную ярмарку, где основной товар – арбузы. Они здесь на любой вкус, цвет, размер…

В период «культурной революции» в газете «Жэньминь жибао» я прочитал статью о том, как философские идеи Мао Цзэдуна помогают торговать арбузами. Речь шла как раз об этом уезде.

Не знаю, что сегодня помогает местным крестьянам, но уезд Дасин, пожалуй, самый процветающий в пекинских пригородах. Наверное, дело не в философии, а в предприимчивости местных крестьян. Именно арбузы принесли им тот первоначальный капитал, которой помог создать здесь ряд сельских предприятий, в том числе и электронного профиля и даже специальную зону высоких технологий, где выпускают запчасти для автомобильной промышленности. Так что почести, воздаваемые его величеству Арбузу на этом празднике, вполне уместны…

А вот город Тяньцзинь – третий по величине город страны проводит ежегодно Праздник розы.

Жители города говорят, что розы выращиваются здесь уже более пятисот лет. Действительно, очень необычно выглядит огромный промышленный город-порт с десятками тысяч предприятий, забитыми транспортом магистралями, превращающийся в дни праздника в огромный ботанический сад. Розы повсюду: на огромных клумбах, у памятников, ворот и арок, на перекрестках.

Существует в Китае и праздник другого цветка – лотоса. Лотос олицетворяет в сознании народа чистоту и целомудрие, плодородие и производительную силу.

По преданию, где-то на небе есть «Озеро лотосов». Каждый лотос, растущий на этом озере, соотносится с душой умершего человека. И в зависимости от степени добродетельности земной жизни человека, лотос или расцветает, или вянет… Каждый год в конце лета в Пекине и других китайских городах проводится «Праздник лотоса».

В китайской столице больше всего любителей отметить этот праздник собирается в парке Бэйхай, что в самом центре города, бок о бок со старинными императорскими дворцами.

Белая буддийская пагода, возвышающаяся в центре парка, напоминает, что лотос самым тесным образом связан с буддизмом. В своих земных воплощениях Великий Будда обычно восседает на цветке лотоса. Поэтому на празднике буддийским святыням уделяется особое внимание. В этот день посетители парка бросают мелкие монетки к подножию буддийских богов в храмах Бэйхая, в стоящие тут же священные сосуды. За небольшую плату можно ударить в священный колокол, и он отзовется глуховатым звоном, который услышат на небе, может быть, даже в том самом небесном «Озере лотосов», где внимательно следят за жизнью землян.

Впрочем, праздник давно уже потерял свое ритуальное значение. Жители Пекина просто проводят в парке погожий летний день. Широкие листья лотоса, растущего в прудах, посетители могут использовать как зонтики от палящих лучей пекинского солнца. Кстати, не только листья лотоса, но и корни, цветы, плоды этого растения используются в Китае для вполне земных целей. Из них готовят вкусные блюда, сладости, напитки, изготавливают лекарства. Например, продающиеся тут же у храма пельмени с начинкой из семян лотоса – не экзотика, а обычное блюдо.

А теперь о пиве…

По производству и потреблению пива Китай занимает сегодня первое место в мире. И дело не только в абсолютных цифрах, дающих преимущество стране с более чем миллиардным населением. Просто за несколько последних десятилетий пиво настолько прочно вошло в быт китайцев, что стало, поистине народным напитком, наряду с чаем и рисовой водкой.

Без бокала пива не обходится сегодня ни одно застолье в Китае, более ста крупных заводов и бесчисленное количество пивоварен в уездах по всей стране занято приготовлением пива. Около двухсот сортов имеется ежедневно в продаже. На любой вкус: в банках, бутылках, бочках, металлических емкостях. Тут же пиво всех известных мировых марок…

В 1898 году из дверей пивоварни в городе Циндао, расположенного в северо-восточной китайской провинции Шаньдун, выкатили первую бочка пива, приготовленного немецкими пивоварами.

Немцы оказались в Шаньдуне не случайно. После поражения Китая в так называемых «опиумных войнах» в 19 веке, ряд западных стран, в числе которых была и Германия, навязали Китаю неравноправные договоры. И на этой «договорной основе» ряд китайских территорий был отторгнут. Германии достался порт Циндао. Однако второго Гонконга не получилось. И после поражения в Первой мировой войне кайзеровской Германии пришлось возвратить город законному владельцу. Ну а от старых времен остались здесь кварталы с красными черепичными крышами, две кирхи, умение выпекать черный немецкий хлеб и варить отличное пиво.

Крепко замешав добрые немецкие традиции пивоварения на местной минеральной воде из источника Лаошань, сметливые китайские пивовары произвели напиток, который не только стал популярным в Китае, но и вышел на мировой рынок, успешно конкурируя со своими бывшими учителями.

И каждый год 15 августа в Циндао и других китайских городах, где есть пивные заводы, проводятся праздники, посвященные пиву.

Уютный китайский городок Циндао напоминает в эти дни предместья Мюнхена. Прямо под открытым небом в разных местах города расставлены длинные столы, рядом бочки с пивом…

В центре праздника – события, которые происходят в раскинувшемся близь города «пивном городке», который занимает площадь 17 гектаров.

Здесь представлены павильоны большинства известных китайских и зарубежных производителей: палатки, стенды, небольшие пивнушки, бары, а то и просто лотки с местной продукцией. Китайские пивовары экспериментируют. Здесь можно попробовать лечебное пиво с женьшенем, пиво для похудания и прочие редкости.

На открытых эстрадах выступают модные певцы, исполняя шлягеры, посвященные пиву, проводятся соревнования разного рода: кто больше выпьет пива, кто быстрее опорожнит бутылку, кто ловчее ее откроет, не прибегая к помощи технических средств, а опираясь, так сказать, на собственные силы…

Гвоздь программы – выявление абсолютного чемпиона по количеству выпитого. На моих глазах им стал заместитель директора местного пивоваренного завода, одним махом выпивший 12 кружек пива. Ну, чего не сделаешь ради рекламы родного предприятия!

Бизнес есть бизнес. И здесь в Китае он становится инициатором новых праздников. Есть и праздники очень неожиданные.

В первой декаде июня на улицы Пекина и других китайских городов выходят и выезжают на инвалидных колясках десятки тысяч людей. Китайские инвалиды тоже отмечают свой праздник. Торжественное флажками и фонариками под звуки оркестров, преодолев главную площадь китайской столицы Тяньаньмынь, они разъезжаются по паркам и улицам города. Делают это они вовсе не для того, чтобы вызвать жалость к себе, а наоборот, чтобы показать согражданам, что считают себя равноправными членами общества.

В этот день оркестры слепых музыкантов дают концерты на улицах, лишенные зрения врачи делают массаж всем желающим, мастеровые люди: сапожники, часовщики, другие умельцы оказывают услуги населению, прикрепив мольберты к инвалидным коляскам, пишут портреты художники.

В Китае около 5% населения имеют серьезные отклонения в состоянии здоровья, а это более 50 миллионов человек. У этих людей очень трудная судьба. Лишенные многих радостей, они и в социальном плане отстают от уровня жизни других слоев китайского общества. 60% китайских инвалидов неграмотны, 40% трудоспособных инвалидов не имеют работы. В условиях рыночной экономики им не под силу конкурировать со здоровыми работниками.

Председатель Всекитайской Ассоциации инвалидов Дэн Пуфан, сын архитектора китайских реформ Дэн Сяопина, человек, ставший инвалидом во время «культурной революции», лучше других знает о проблемах своих товарищей. Нельзя не восхищаться мужеством и энергией этого человека. Он автор широкой программы обеспечения инвалидов работой на льготных условиях, бесплатным лечением, образованием, организацией быта и отдыха. Используя авторитет отца, поддержку властей, он делает всё, чтобы инвалидам жилось лучше. Идея всекитайского праздника инвалидов принадлежит ему.

О китайских праздниках можно говорить очень много. Отмечают свои профессиональные праздники представители многочисленных ремесел, яркие и экзотические праздники у представителей национальных меньшинств Китая. Торжественно, как праздник всей страны, отмечают день рождения Конфуция. Но еще об одном просто не могу не упомянуть. Хотя бы потому, что праздник этот очень редкий. Проводится он один раз в … 500 лет.

Праздник этот принадлежит исконно китайской религии – даосизму, основные постулаты которого были сформулированы тысячелетия тому назад великим философом Лаоцзы. Вобрав в себя философские понятия древних китайцев о некоем начале всех начал – непознаваемом для простых смертных пути «Дао», соединив их с народными мифами и легендами о бессмертии души, эликсире вечной молодости, о непременной победе добра над злом, даосизм привлекает человека своей романтикой, добротой, и таинственными ритуалами. Даосы почти сплошь экстрасенсы, знатоки древних навыков, ведущих к концентрации духовных и физических сил.

И вот даосы из 100 храмов мира: Китая, Японии, США, Австралии, с острова Тайвань собрались в пекинском «Храме белых облаков», чтобы отметить свой храмовый праздник.

Как мне объяснил главный настоятель монастыря, подобный вселенский собор всех даосов мира последний раз состоялся пятьсот лет тому назад. На этот раз они сообща решили провести молебен о спасении душ умерших, о мире и благоденствии на земле, о процветании всех стран и народов.

«Мир стал жестоким, – сказал мне паломник из Гонконга – слишком много зла накопилось в космосе. Войны, конфликты, людская ненависть и непримиримость витают в воздухе, тревожа людские души и раскалывая общество. Человечество может сбиться с пути, который предначертан свыше, с великого пути Дао».

Ритуал обращения даосов всех стран к богам был красочен и великолепен. На территории монастыря «Белых облаков» раскинули свои алтари даосы различных храмов. Молитвы звучали на разных языках. В даосской религии молитвы не читают, а поют в сопровождении оркестра древних инструментов.

Яркие ритуальные одежды с изображениями зеленого дракона и белого тигра подчеркивали величие происходящего. Целую неделю длился этот праздник. В нем принимали участие и жители города, привлеченные в монастырь этим необыкновенным зрелищем.

 

ВОЛШЕБНИКИ ИЗ СЫЧУАНИ

Искусство вышивки возникло в Китае, наверное, в те далекие времена, когда человек впервые взял в руки иглу. То есть на заре цивилизации. А когда китайцы научились извлекать шелковую нить из кокона шелкопряда и окрашивать её во все цвета радуги – наступил «золотой век» для этого искусства, и век этот длится до настоящего времени.

Сегодня в Китае существуют, как минимум, четыре известные школы вышивки. «Сянсю» в провинции Хунань, «юэсю» в провинции Гуандун, «сусю» в городе Ханьчжоу и «шусю» в Сычуани.

Мне и раньше приходилось сталкиваться с искусством вышивки по шелку. В отделах художественных промыслов любого китайского универмага изделий такого рода очень много. Вышитые платки, наволочки для подушек, скатерти, панно с пейзажами и изображениями животных. Львы и тигры – излюбленные сюжеты мастеров из провинции Хунань. Переливающиеся на свету искусно вышитые шкуры тигров, горящие глаза, сказочные горные пейзажи… Более ста различных тонов и оттенков шелковой нити используется для создания такой вышивки.

Можно было приобрести и вытканные на шелке портреты китайских руководителей от Мао Цзэдуна и Дэн Сяопина до действующих ныне вождей, правда, по мере изменений политической конъюнктуры некоторые из таких персонажей то исчезали с прилавков и витрин магазинов, то вновь появлялись, но уже в качестве антиквариата в частных лавочках…

Но то, что я увидел на художественной фабрике шелковых изделий в провинции Сычуань, заставило по-иному взглянуть на эти, вроде бы, привычные изделия китайского ширпотреба.

Искусство вышивки называют одним из «сокровищ провинции Сычуань». Эта провинция расположена в самом сердце Китая, там, где окруженная со всех сторон горами могучая река Янцзы, сквозь три головокружительных ущелья вырывается на великую китайскую равнину, чтобы продолжить свой путь к океану.

Интересная история Сычуани, которую считают одной из самых красивых провинций Китая, многочисленные памятники старины, обилие ярких растений, необычных животных, птиц и насекомых дали простор оригинальному творчеству сычуаньских умельцев.

Фабрика художественной вышивки в столице провинции городе Чэнду – признанный в Китае центр этого искусства. На этой фабрике трудится около 300 человек, в год здесь выпускается продукции на миллион долларов причем чистая прибыль неуклонно растет.

«Продукция», «прибыль», «цеха» – понятия весьма прозаичные и будничные… Но когда попадаешь в мастерские, где производится эта самая продукция, начинает казаться, что попал в сказку. Столько здесь необычного, яркого, праздничного… И хотя средний возраст мастеров лет двадцать – все это профессионалы высокого класса. Искусство вышивки в Китае – занятие традиционное. Ему не учат в школах и училищах, хотя на фабрике и есть что-то напоминающее курсы повышения мастерства. Мастерство здесь приобретают и передают по наследству. На фабрике трудятся целые династии: семья Ван, семья Чжоу, семья Чжан, семья Лин. Юной представительнице семьи Лин, очаровательной южанке с огромными темными глазами и аккуратно уложенной вокруг головы косой, с именем, напоминающим звук колокольчика – Лин Цин – 22 года. Она работает на фабрике с 16-ти лет. У нее уже несколько вышивок, получивших всекитайскую известность.

Не отрывая глаз от работы, она рассказывает, что и дед, и прадед были заняты этим мастерством. Отец тоже работает на фабрике мастером-наставником. Но, в основном, здесь работают девушки.

Как нам объяснили, работа эта требует не только таких «мужских» качеств, как твердость руки, но и художественного вкуса, терпения, выносливости. А этого китайским женщинам не занимать. Шелковые нити, как краски на палитре художника, превращают обыкновенный кусок шелка в художественное произведение. Долгие месяцы, а то и годы уходят на их изготовление таких полотен. Многие произведения, созданные сычуаньскими мастерами и мастерицами, украшают музеи Китая, представлены в музеях мира. Совершая государственные визиты в зарубежные страны, китайские руководители преподносят в качестве подарков вышивки из Сычуани. Некоторые картины оцениваются во многие тысячи долларов.

Кроме художественных произведений, создаваемых в единственном экземпляре, выпускают на фабрике и доступные по цене даже небогатым людям небольшие миниатюры на шелке. Но все, что выходит из стен фабрики – ручная работа. Поэтому так ценятся работы из Сычуани.

В Японии, например, хорошо налажен выпуск аналогичной продукции. Там компьютер переносит рисунок на полотно, а другие умные машины завершают работу. Но даже неспециалист отличит машинную работу от ручной.

Любимые темы местных мастеров – окружающий их мир яркой сычуаньской природы: золотые рыбки, цветы, животные и, в первую очередь, – уроженка этой провинции – панда, давно уже ставшая символом Китая. Любят мастера использовать и исторические сюжеты. Особенно популярны образы личностей, что совершали свои подвиги на этой древней земле много сотен, а то и тысяч лет назад. Портрет знаменитого Чжугэ Ляна – полководца и философа, Лю Бйя – императора одного из древних царств, существовавших здесь еще до нашей эры, других благородных рыцарей эпохи, которая получила в истории название «Троецарствие». Их образы воссозданы с такой исторической достоверностью, детали костюмов, интерьеров и оружия вытканы с такой тщательностью, что по ним можно изучать историю китайского костюма и особенности военного быта тех времен.

А ведь сделано все это, напомню, руками совсем юных мастеров. Мастера – наставники передают им свой бесценный опыт. Преемственность традиций, интерес к культуре прошлого, уважение к своему труду и труду предшественников – в основе работы этой фабрики.

Об одном виде вышивки стоит сказать особо. Она уникальна, нигде в мире нет ей аналогов. Это, так называемая, «двусторонняя вышивка». На тончайшую шелковую основу наносится сначала изображение одного сюжета. Это вполне законченная работа. Затем на другой стороне этой же шелковой ткани возникает по тем же контурам другой сюжет. Стоит ли говорить, что такие произведения – верх мастерства, требующего особой точности, чувства пространства, виртуозного владения иглой и материалом.

Картину, выполненную в этой манере «Ван Цюнь слушает игру на цитре», я видел далеко от Сычуани, в Пекине, на художественной выставке, где она была удостоена Первой премии. Создавали эту картину две мастерицы более года.

В Китае особенно ценится все, что сделано руками человека. Можно увидеть работы этой фабрики во многих китайских домах. Немало работ идет на экспорт, в том числе и в Россию. Я обратил внимание, что на рабочем столе одного из наших политиков, в свое время очень часто дававших интервью телевидению, неизменно присутствовала сычуаньская вышивка с изображением золотых рыбок. Лучшей рекламы китайским вышивкам на шелке не придумаешь.

 

СТОЛИЦА КИТАЙСКОГО ФАРФОРА

Так воспевал китайский фарфор знаменитый поэт Ли Бо. Эти стихи я прочитал у входа в Музей фарфоровых изделий, что в городе Цзиндэчжень, который по праву считается столицей китайского фарфора.

Расположен город с таким звучным названием в южной китайской провинции Цзянси, в том самом месте, где воды великой китайской реки Янцзы сливаются с водами самого крупного пресного озера Китая Байян, обнажая берега из белой глины «каолин». А название свое получила эта глина от села Гаолин, расположенного на берегу. Позже и в других селах близлежащих уездов было найдено аналогичное сырье, но название сохранилось за Гаолином.

Кстати, по подсчетам китайских ученых, здешних запасов каолина, который дал жизнь китайскому фарфору, хватит до XXIV века. Кроме каолина в фарфоровую массу входят минералы: кварц и полевой шпат, которые, плавясь при обжиге этого фарфорового «теста», превращают его в стекловидную массу. Не случайно, китайцы называют каолин «костями», а шпат «мясом» фарфора.

С незапамятных времен, а точнее с VII века нашей эры, селились здесь фарфоровых дел мастера. До династии Сун (960-1279 гг.) город мастеров носил название Чанъаньчжень, но вот в один прекрасный день 1005 года император Юаньской династии, правящий под именем Цзиндэ, послал в город чиновника, дабы тот обеспечивал регулярные поставки фарфоровых изделий для императорского двора. На донышке каждого предмета, отправлявшегося в столицу, ставилось клеймо, подтверждающее подлинность изделия: «изготовлено по повелению Цзиндэ». Фарфор этот стали называть цзиндэчженьским, а город Чанъаньчжэнь превратился в Цзиндэчжень.

Очень быстро цзиндэчженьский фарфор стал известен в самых отдаленных уголках Поднебесной Империи. Изделия местных мастеров украшали и дворцы «сыновей неба», и скромные жилища трудового люда. Уже в XIII веке Цзиндэчженьские заводы ежегодно отправляли в Пекин, как свидетельствуют записи того времени, «по три тысячи блюд, по шестнадцать тысяч тарелок, по восемнадцать тысяч чашек, украшенных цветами и драконами».

Знаменитый китайский мореплаватель Чжан Хэ на своих кораблях завез изделия из Цзиндэчженя в Индию, арабские страны, в Африку. С караванами китайских купцов фарфоровые вазы с затейливой росписью и необычными сюжетами, фигурки людей и животных, безделушки из «белого золота» (так тогда называли фарфор) по Великому шелковому пути попадали в страны Европы.

В сказках «Тысячи и одной ночи», описывая роскошь покоев багдадских халифов, повествователь особо подчеркивает, что украшены они были фарфоровыми вазами, и на дворцовых пирах яства подавали на фарфоровой посуде.

К тому же, как на Востоке, так и на Западе считалось, что фарфоровая посуда обладает чудодейственным качеством: темнеет, если поданное на нем блюдо отравлено.

В Китае рассказывают, что король Франции Луи XIV, завзятый коллекционер всяких редкостей, одним из первых в Европе оценил красоту и изящество нового материала и мастерство китайских умельцев. Он послал в Цзиндэчжень придворных художников для закупки фарфора. А когда драгоценный груз прибыл, наконец, в Париж, во дворце короля был устроен грандиозный «фарфоровый бал».

Дамы щеголяли в украшениях из фарфоровых черепков, подвешенных на изящные золотые и серебряные цепочки, а табакерки и бутылочки для нюхательного табака «бияньху», привезенные из Китая, ценились дороже золота и серебра.

Не менее рьяным поклонником фарфора был и польский король Август II Сильный. Он «выменял» у прусского короля целый полк отборных драгун за один китайский фарфоровый сервиз, состоящий из 48 предметов.

Большой интерес проявляли к китайскому фарфору и в России. Начиная с императора Петра I, во дворцах русских царей создавались целые китайские комнаты, главным украшением которых служили фарфоровые изделия из Цзиндэчженя.

Хотя в России и в некоторых странах Европы были найдены свои глины, отработаны технологии, позволявшие выпускать изделия, соперничавшие по качеству с китайскими, появились выдающиеся мастера, научившиеся виртуозно работать с этим материалом, например, сподвижник Михаила Ломоносова Дмитрий Виноградов, которого называют «отцом русского фарфора», многие секреты фарфора оставались в Китае. Их и сегодня оберегают китайские мастера.

А тайна начинается с выбора комка глины, с секретов огнедышащей печи, огонь в которой поддерживают особые дрова, и со много другого, о чем ведает только сам мастер.

Когда мы снимали в Цзиндэчжене телефильм о китайском фарфоре, то довольно часто слышали вежливую, но твердую просьбу наших хозяев выключить телекамеру.

Прозвучала эта фраза и в мастерской старого мастера Ху Фу, представителя династии, которая берет свое начало с момента основания города Цзиндэчженя.

Печь, в которой он обжигает свои изделия, пожалуй, самая старая в городе. Технология такая же, как и тысячу лет назад. Но качество изделий, рождающихся в печи, жар в которой поддерживается выдержанными в течение нескольких лет сосновыми поленьями, до сих пор на несколько голов выше, чем в самых современных автоматизированных мастерских.

Ну, чем не тайна?

Мастер по изготовлению фарфоровых изделий должен иметь сразу несколько профессий. Он должен быть гончаром, поскольку процесс изготовления фарфоровой посуды начинается с формирования фарфоровой массы на гончарном круге. Он должен быть и художником: ведь роспись и гравировка фарфоровых изделий требуют большого таланта и художественного вкуса, наконец, он должен иметь незаурядные знания в области химии и физики, должен знать, как поведет себя в горящей печи окрашенная окисями и глазурью фарфоровая масса.

Сегодня к ним на помощь пришли наука и техника. Современных фарфоровых заводов в городе – десятки, если не сотни: больших и малых, государственных и частных. А вот таких уникальных кустарных мастерских, как у почтенного Ху Фу, в городе всего несколько. К тому же, многие частные кустари за соответствующую плату отдают свои произведения на обжиг в государственные предприятия. Так, говорят, дешевле, чем эксплуатировать собственную печь. Но качество изделия уже не то…

При населении в 500 тысяч человек 250 тысяч горожан заняты на фарфоровом производстве. Всего за год выпускается примерно 300 миллионов экземпляров фарфоровых изделий – от простой чайной чашки до шедевров искусства.

В XIII веке славу Цзиндэчженю принес сине-белый фарфор, внешне напоминающий наши изделия из Гжели. Расписанный красками, имеющими в своем составе кобальт, который при обжиге дает целую гамму оттенков – от пронзительного синего до нежно-голубого, этот фарфор и сегодня высоко ценится.

В последующие эпохи китайские мастера освоили новые краски и материалы, и фарфор стал ярким и нарядным. Этот стиль назвали «доуцай», что можно перевести как «соперничающие» между собой краски… Применение новых красителей расширило возможности мастеров из Цзиндэчженя.

Каждая эпоха рождала свой стиль, свои особые цвета фарфора. И в зависимости от цвета преобладающих красок или глазури, фарфор стал подразделяться на семейства: желтое, розовое, черное, зеленое.

Иногда китайские мастера наносили рисунок на необожженное изделие еще до того, как оно покрывалось глазурью, или делали выпуклый рисунок, обмакнув кисть в жидкий раствор фарфоровой массы. Так получался знаменитый серо-зеленый «селадоновый фарфор». Имя это фарфор получил во Франции. Так звали героя популярного романа, который предпочитал одеваться в костюмы серо-зеленых тонов. Ну, а в Китае такого рода изделия: вазы, блюда, сосуды для вина, очень напоминающие старинную китайскую бронзу зеленоватого оттенка, называли «лунцюань» (источник дракона). Иероглиф «дракон» в этом названии, который у китайцев ассоциируется с императором, скорее всего, свидетельствовал о том, что этот фарфор предназначался не для простых смертных.

Сегодня на китайском и мировом рынке особенно ценятся четыре разновидности местного фарфора: «цинхуа– линлун» в нежно голубых тонах с просвечивающими насквозь «рисинками», отливающий зелеными оттенками «цинхуа», ярко раскрашенный «фэнцай» и цветная глазурь. На последних четырех международных выставках цзиндэчжэЕньский фарфор получил более десяти медалей – золотых и серебряных.

Считается, что наибольшего расцвета художественное фарфоровое производство в Китае достигло во время цинской династии (1644—1911 гг.). Именно тогда, к концу XVII века, здесь был получен небывалой белизны фарфор. Он послужил основой для создания целых живописных полотен с сюжетами из китайской истории, иллюстрациями к древним легендам. По такой вазе или блюду, где были, порой, изображены сотни исторических персонажей, можно было узнать в деталях содержание.

А настоящим гимном фарфору стала сооруженная в 1415 году в Нанкине девятиэтажная фарфоровая пагода с колокольчиками, которые при порывах ветра издавали нежные звуки.

Когда попадаешь в местный Музей фарфора, глаза разбегаются от обилия экспонатов. Кажется, здесь собрана вся древняя история Китая с ее героями мифическими и реальными, поэзия, живопись и многое другое, из чего соткана великая китайская культура. Я обратил внимание на двухметровую вазу из бело-голубого фарфора. На ней – портреты 100 китайских императоров. Тут же целый пантеон буддийских святых, даосские божества. Изображения Конфуция соседствуют со скульптурами, отражающими сцены народного быта, фольклора.

Как рассказали сотрудники музея, сегодня в Китае производится более тысячи видов фарфоровых изделий. Они разделены на 200 серий с поистине бесчисленными вариантами дизайна. В каталогах указывается, что лишь посуды из цзиндэчжЕньского фарфора существует более 1000 вариантов с 2500 видов узоров.

Местный фарфоровый рынок тоже похож на музей. Изделия здесь попроще, но многие не лишены изящества, вкуса и высокого мастерства. Все они изготовлены в местных небольших кустарных мастерских. Заняты в каждой – от двух до десяти работников, как правило, членов одной семьи. В основном, они копируют работы уже известных художников и дизайнеров. Но и подделка, если она куплена в Цзиндэчжене, прекрасный китайский фарфор.

 

НЕФРИТ, КОТОРЫЙ ДОРОЖЕ ЗОЛОТА

В начале 80-х годов в холмах, разделяющих две реки Далинхэ и Лаохахэ, китайские археологи обнаружили развалины древнего храма. Условно они назвали его «Храмом богини». И здесь вместе с осколками керамической богини, фигурами воинов и коней, драконов, птиц и зверей были обнаружены украшения из нефрита: подвески в виде облака, резное нефритовое изображение свиньи-дракона – ритуальной фигуры древней эпохи. Как показал радиоуглеродный анализ, предметам этим около 6000 лет.

Тысячелетиями нефрит выделяли среди других камней. Сменяют друг друга поколения, привычки и пристрастия людей. В угоду капризной моде уходят в небытие украшения и материалы, из которых они создавались, а нефрит неподвластен времени. Он по-прежнему в центре внимания. На любой выставке прикладного искусства, в любом ювелирном магазине Китая, в лавках кустарей, работающих с драгоценными и полудрагоценными камнями – везде по-прежнему царит нефрит. Этот как бы светящийся изнутри полупрозрачный камень, от светло-желтого, почти белого, до темно-коричневого, зеленого и черного нельзя спутать ни с чем. В Китае существуют десятки разновидностей этого камня. Например, нефрит «мэйхуа» весь усыпан розоватыми крапинками, напоминающими лепестки цветущей сливы мэйхуа.

Особенно любил этот камень император Гуаньу. Согласно преданию, винные приборы и другие предметы для императорского застолья делались только из этого нефрита. Да и в наши дни из нефрита «мэйхуа», который бывает трех основных цветов: красный, зеленый и черный, делают столовые и чайные сервизы, письменные принадлежности, ювелирные изделия и безделушки.

А вот на побережье у горы Лаошань, что близ шаньдунского города Циндао, со дна морского поднимают камень, который получил название «зеленый нефрит». Из него создают миниатюрные каменные пейзажи.

Известный мастер этого жанра Мэн Циньи за пейзаж «Наша прекрасная Родина» удостоен государственной премии Китая.

В Китае нефрит называют «волшебным камнем». Может быть, потому, что еще в глубокой древности жрецы избрали именно его для таинственных общений с богами и духами. Самое раннее изображение дракона в Китае было сделано из нефрита. До сих пор в раскопках древних построек рядом с изображениями богов и ритуальной утварью находят предметы, сделанные из нефрита, например, чаши. Очевидно, еще в далекой древности люди обнаружили чудесное свойство нефрита: налитая в такую чашу вода долго сохраняет свою свежесть, а пища в нефритовом сосуде может долго храниться даже в сильную жару.

Нужно сказать, что древние правители питали к нефриту особую слабость, считая его символом могущества. Только император имел право пользоваться печатью из нефрита. В древнем императорском дворце в Пекине – «Гугуне», в официальных залах высятся огромные композиции из нефрита – художественные панно, скульптуры, ширмы, курильницы.

Стремление обладать замечательным камнем было столь велико, что один из правителей Китая отдал за нефритовые украшения 15 городов. До наших дней дошло выражение: «Нефрит стоит городов».

Всегда считалось, что нефрит способен излечивать самые тяжелые недуги. В старинных медицинских книгах описаны его чудодейственные свойства. Наверное, не случайно богатые и знатные китайцы, в равной степени женщины и мужчины, старались надеть на себя как можно больше предметов из нефрита: пояса, пряжки, ожерелья, серьги, браслеты, другие украшения.

Нефрит охранял своих хозяев и после их смерти. В конце 80-х годов мне довелось побывать в горах Линшань, в провинции Хэбей. Здесь в 1968 в местечке Маньчэн были обнаружены гробницы императора династии Западная Хань (206 г. до н. э. – 25 г. н. э.) Лю Шэна и его супруги Доу Ван. Императорская чета покоилась в саркофагах в нефритовых одеяниях. 192 тончайшие пластинки этого камня, скрепленные золотыми нитями, пошли на погребальный костюм императора. Почти столько же – на наряд его супруги.

Пещера, где была обнаружена гробница, была буквально набита предметами из золота, серебра, драгоценных камней. Но царствовал здесь все-таки нефрит. Это была настоящая археологическая сенсация, не удивительно, что сюда устремились многочисленные группы туристов. И, как оказалось, не только полюбоваться богатствами, но и поучаствовать в археологическом аттракционе – местные власти, которым не откажешь в сообразительности, разрешили всем желающим попробовать свои силы в археологических раскопках в окрестностях пещеры за вполне умеренную плату. Все находки становились собственностью новоиспеченного археолога, о чем свидетельствовал специальный документ, выданный местными властями.

Местные журналисты открыли мне секрет такой популярности этих самодеятельных раскопок: оказывается, в этот район организаторы шоу время от времени подбрасывают недорогие безделушки из нефрита, чтобы привлечь к этой забаве как можно больше археологов-любителей.

Изделия из нефрита можно было увидеть не только в Маньчэне. Чуть ли не в каждой гробнице китайских императоров находятся нефритовые предметы. В склепе последней китайской императрицы Цы Си есть даже нефритовые арбузы и персики.

Любопытно, что исследования современных ученых подтвердили, что взбадривающее действие камня – не выдумки. При массаже он производит благотворное влияние на сосуды, состояние мышц, регулирует кровяное давление. Вот почему у придворных красавиц, которые пользовались для массажа нефритовыми пластинками, разглаживались морщины и розовели щеки, а сама императрица до последних лет своей жизни, как свидетельствовали современники, сохраняла моложавость.

Недавно Пекинская корпорация медицинского оборудования освоила массовое производство различных массажеров из нефрита, включая нефритовые коврики на сиденья легковых автомобилей. На Парижской выставке в 1992 году эти изделия были удостоены высокой награды. Теперь их можно купить во многих аптеках, а то и просто в модных магазинах Пекина и других китайских городов.

Слава целителя всяческих недугов, прочно закрепившаяся за нефритом, играет, наверное, не последнюю роль в том, что при обилии драгоценных и полудрагоценных камней в Китая наибольшей популярностью пользуются изделия именно из нефрита. Так, в городе Наньнине, в провинции Хэнань тридцать фабрик работают с этим камнем. Это вполне объяснимо. Нефритовые изделия пользуются спросом не только в Китае, но и за его пределами, принося в государственную казну миллионы долларов.

Нефрит – минерал, обладающий большой твердостью. Работать с ним далеко не просто. Гранение, полировка, обточка, сверление – все это входит в арсенал средств, которые превращают простой камень в произведение искусства. В 1915 году на Международной ярмарке в Панаме работы китайских резчиков по нефриту произвели сенсацию и были отмечены Золотой медалью.

Секреты старых умельцев не утрачены в наше время. Сейчас в Китае много талантливых мастеров. Музеям и коллекционерам хорошо известны их имена. Например, Ма Циншунь, который создает миниатюры такой тонкости, что через стенки его изделий можно читать газету.

В 1989 году Госсовет Китая наградил четырех мастеров прикладного искусства с Пекинской фабрики нефритовых изделий высшей правительственной премией. Ван Шусэнь,Чэн Чайхай, Чжан Чжипин, Го Шилинь в течение 7 лет создавали работы, которые китайская критика назвала эпохальными произведениями. Сейчас их можно увидеть в здании Всекитайского Собрания Народных представителей и в пекинском дворце-музее Гугун.

В Шанхае меня познакомили с мастером Чжоу Шухаем. Ему было тогда 72 года. Из целого куска нефрита высотой 16 сантиметров он создал «подвесную жаровню», где сотни деталей композиции связаны друг с другом тончайшими перегородками, без единой склейки. А пекинец Ван Шусэнь известен своими удивительными скульптурами. Его композиции, изображающие женщин в древних китайских одеждах, хорошо известны в Китае и за его пределами.

Магический камень с веками не утрачивает свою привлекательность, подтверждая сложившуюся в далеком прошлом поговорку: «У золота – высокая цена, нефрит – бесценен».

 

НЕ ВЫБРАСЫВАЙТЕ РЫБЬИ КОСТИ И ЯИЧНУЮ СКОРЛУПУ

Сколько отрицательных эмоций связано с рыбьими костями! Сама мысль о том, что в горле может оказаться рыбья кость, способна отравить удовольствие от самых изысканных рыбных блюд.

Однако есть в Пекине человек, для которого рыбьи кости – всегда радость. Зовут его Фэн Да. И известен он тем, что из обыкновенных рыбьих костей делает художественные панно, картины, где фигурируют птицы, животные, герои сказок и древних китайских романов.

Это увлечение застигло его уже на закате жизни. До этого Фэн Да не замечал в себе никаких художественных способностей. Работал в больнице традиционной китайской медицины, лечил больных, в свободное от работы время занимался внуками.

Но вот однажды, уже будучи на пенсии, отправился Фэн Да в соседний городок навестить семью старшего сына. После обеда по такому торжественному случаю, куда входил и зажаренный целиком карп, он пододвинул к себе тарелку с рыбьими костями, которую не успели убрать со стола. В нагромождении костей он увидел нечто интересное. Тут же, не отходя от стола, он соорудил из остатков карпа маленькую лошадь. Внуки были в восторге и потребовали сделать еще что-нибудь. Сделал птицу. И она понравилась. Пока он гостил у сына, соседские ребятишки, прослышав про игрушки дедушки Фэна, попросили и для них сделать что-нибудь забавное.

Целую неделю почтенный Фэн мастерил для ребят игрушки. А вернувшись домой, решил заняться этим делом всерьез. И очень скоро на стене его комнаты появилось художественное панно с изображением дракона. Казалось, он был сделан из перламутра или белого нефрита с тонкой резьбой.

Семья и соседи оценили новое увлечение старого доктора. И он не остался в долгу. Продолжал работу и дарил близким людям все новые картины из рыбьих костей. А потом появились и заказчики, которые щедро платили за диковинные сувениры.

Фэн смог поставить свое творчество на солидную материальную основу. Купил необходимые инструменты, специальный клей, лак, стекло, бумагу для создания фона, багет для рамок будущих картин. И теперь из стен его мастерской, так он начал называть свою скромную комнатку, уже выходили вещи, имеющие вполне товарный вид. Постепенно к мастеру пришла известность. Его лучшие работы взяли на городскую выставку. Появились статьи в популярных пекинских газетах.

«Все хорошо, только с материалами возникают иногда проблемы», – жалуется Фэн Да. В Пекине продают не более 30 видов рыб, и не всегда можно подобрать нужный материал для реализации новых проектов. Ведь с самого начала мастер использует кости в том виде, в каком их создала природа, не изменяя их формы, не отрубая «лишние» части.

Прознав о его увлечении, родные, близкие и бывшие пациенты из больницы, где он проработал много лет, привозят умельцу экзотических рыб из южных и приморских провинций Китая. Иногда рыбы скапливается так много, что семья вынуждена переходить на рыбную диету и даже подкармливает трех котов, которые тоже стали горячими поклонниками искусства и появляются у порога в те дни, когда поступает новый «материал» для творчества.

Тяньцзинец Гао Фуцянь тоже питает к рыбе не менее глубокие чувства. Но более всего его волнует рыбья чешуя, плавники, жабры… Потому что именно из них он создает свои картины. Эти картины сделали его известным на весь Китай. За это новое направление в искусстве народный умелец получил государственный патент, так как работа с такими материалами требует своих технологий. К примеру, мастер долго бился над проблемой устранения не очень приятного, стойкого рыбного запаха, который исходил от картин, и добился успехов.

В своем творчестве Гао Фуцянь использует древние и современные сюжеты. Придумывает композиции и сам. В них фигурируют цветы, птицы, звери и, конечно же, рыбы. Его картины чем-то напомнили китайскую классическую живопись «гохуа».

Еще один народный художник, которого мне удалось узнать – Чжан Вэймин. Он прославился своими рисунками и каллиграфическими надписями на яичной скорлупе. Впервые я увидел его работы на празднике, посвященном инвалидам Пекина, который ежегодно в мае проводится в китайской столице. Чжан Вэймин, перенесший в детстве тяжелую болезнь, почти полностью парализован. Художественные наклонности проявились у него очень рано. Но родители не смогли дать ему специального образования. Единственное, что он и могли сделать для ребенка – купить ему кисти и краски, ну, а яичная скорлупа в доме всегда найдется. И Чжан занялся традиционным для Китая творчеством – раскраской яичной скорлупы. Эта традиция где-то напоминает наше пасхальное крашение яиц. Обычай преподносить друг другу накануне праздника куриные яйца или их подобия из дерева, камня и других материалов имеет историю и в Китае.

Еще в глубокую старину здесь преподносили друг другу в торжественных случаях окрашенные в красный цвет или художественно расписанные куриные яйца. Делалось это на свадьбе, или во время рождения сына в семье, во время народных праздников. Клали крашеные куриные яйца и перед алтарем предков.

Любимым сюжетом на таких росписях были цветы, добрые волшебницы, летучие мыши и другие символы счастья и процветания.

Чтобы подобные сувениры хранились долго, из сырого яйца выливалось содержимое, а сама скорлупа подвергалась обработке, превращавшей обычное куриное яйцо то в яшму, то в мрамор, то в эмаль. Постепенно незатейливые рисунки деревенских кустарей стали большим искусством. До нас дошли замечательные миниатюры на куриных яйцах, созданные известными художниками Китая. Можно сказать, что этот родившийся в народе промысел проделал тот же путь, что и в России, давшей миру непревзойденные изделия Фаберже…

Сегодня Чжан – член Всекитайской Ассоциации Искусств. Его работы охотно покупают и богатые туристы, и местные коллекционеры. Его искусно выполненные миниатюры получили высокую оценку. В Пекине прошли две персональные выставки, а пресса оценила его творчество, как «новое направление в этом жанре».

Еще один мастер по работе с яичной скорлупой – Чэнь Фушэн из провинции Хунань решил нарушить традицию нанесения рисунка на скорлупу, заменив ее… резьбой. Такого еще не было, даже в богатом талантами Китае.

Хрупкая скорлупа утиных, куриных и даже перепелиных яиц стала для него материалом для работы не кистью, а резцом. Это трудно себе представить, но мастер научился вырезать на хрупкой скорлупе прекрасные пейзажи, портреты, стихи.

Его работы «Восьмерка лошадей», «Два дракона, играющих с жемчужиной» можно увидеть в китайских музеях. Подобные исключительные по красоте работы, где форма, линии, окраска скорлупы – само совершенство – укрепляются на специальных подставках, помещаются в стеклянные футляры и в свете лампы или солнечного луча кажутся сделанными из какого-то неземного, материала. Может быть, все это оттого, что яйцо – символ зарождающейся жизни, таинственное начало всех начал.

Глядя на эти маленькие шедевры, невольно засомневаешься в верности известного выражения: «выеденного яйца не стоит»

 

УЖЕ ПАДАЮТ ЛИСТЬЯ

В «Душистых горах» под Пекином встречали праздник Весны по лунному китайскому календарю. И по этому поводу здесь шла бойкая торговля сувенирами. Глаза разбегались от изобилия ярких, раззолоченных украшений, поздравительных открыток, картинок с новогодними пожеланиями, а что-то хотелось купить на память…

Видя мое замешательство, продавец вынул из кучи новогодних товаров на первый взгляд непримечательную картинку. Это была композиция из засушенных листьев, среди которых был нарисованный тушью Сунь Укун – царь обезьян, любимый персонаж китайских сказок и легенд. Казалось, он выглядывает из лесной чащи, чтобы пожелать счастья в Новом году. Подумалось, что пожелания его, написанные среди живых листьев, сбудутся скорее, чем среди нарисованных, даже дорогими красками на золотой бумаге.

Такие вот залитые в целлофан листья с деревьев, растущих на склонах «Душистых гор», в Китае любят дарить друг другу во время семейных торжеств, детских праздников. Их преподносят как закладки для книг, украшения на письменный стол. Крупные композиции вешают на стены вместо картин.

Возникло целое направление в прикладном искусстве. Технология изготовления этих изделий внешне незамысловата. Мне приходилось наблюдать весь процесс этого творчества. Часть поверхности крупного листа выбивают жесткими щетками. Подбирают необходимый фон, на который помещают то, что осталось от листа. Свободное место дополняют рисунком. Получается картинка в ажурном обрамлении: храм или изображение Будды, знаменитая пагода или пейзаж.

Из листьев, чаще всего бамбуковых или пальмовых, в Китае также делают забавные игрушки. Подчиняясь законам, известным только изготовителям, они летают, прыгают, ползают, приводя в восторг не только детей, но и взрослых.

На ярмарках в китайских парках из листьев мастерят удивительные фигурки животных, птиц. В пекинском Храме Земли на моих глазах, буквально за одну минуту несколькими ловкими движениями мастер изготовил из листа бамбука большого зеленого кузнечика с лапками, хвостом и даже усиками, который, как живой, качался на бамбуковом стебельке. Такие недорогие, но удивительно трогательные игрушки охотно раскупаются людьми.

А вот в провинции Сычуань возродили древнюю художественную технику изображения буддийских сюжетов на пальмовых листьях, которая еще в третьем веке пришла в Китай из Индии вместе с буддизмом и затем была утеряна.

Собранные глубокой осенью и очищенные от хлорофилла листья служат основой для этих сюжетов. На прозрачный узор из тончайших растительных жилок наносится рисунок, который как бы парит в воздухе. Эти миниатюры уникальны, и не удивительно, что две такие работы хранятся в Британском Музее.

Ну а на улицах любого китайского города бойко торгуют завернутым в листья бамбука сладким рисом.

Казалось бы, что может быть печальнее опавших листьев, ностальгически воспеваемых в старинных романсах? Но это далеко от Китая. А здесь зеленые, желтые, красные листья несут людям радость. Может быть, причина их притягательности в том, что они – символ жизни, которая продолжается после смерти?

 

БУМАЖНЫЕ ФАНТАЗИИ

Существует в Китае такая традиция. На первой почтовой марке года изображается символ этого года, соответствующий лунному календарю: дракон или тигр, петух или мышь… И в основе этого изображения – вырезка из бумаги – один из старейших видов народного прикладного искусства. Он, наверное, столь же древний, как и сама бумага, изобретенная, как известно, на заре китайской цивилизации.

Как свидетельствует китайская история, первые образцы подобных вырезок из бумаги были обнаружены при раскопках на территории нынешнего Синьцзяна. Они были сделаны в глубокой древности 1500 лет тому назад. «Парные лошади» и «Парные обезьяны» – так назвали свою находку археологи, под таким именем она и помещена в Пекинский Музей материальной культуры.

Находка представляет собой две круглые ажурные вырезки из бумаги, где в орнамент вплетены изображения этих животных. Самое удивительное и необъяснимое, как могли за столько столетий сохраниться эти почти невесомые клочки бумаги.

Сегодня вырезки из бумаги настолько прочно вошли в жизнь и быт китайцев, особенно в деревне, что без них просто невозможно представить себе китайский дом, китайский праздник, китайский национальный костюм. Они столь же красноречиво говорят об особенностях национального и самобытного народного искусства Китая, как могут говорить о русском колорите матрешки, жестовские подносы или федоскинская лаковая живопись.

Вырезками украшают жилища, особенно в деревне. Они наклеиваются на оконные стекла. Обычно это делается накануне праздника Весны. Сюжеты оконных узоров традиционны: птицы, звери, символы счастья и благополучия. На двери принято наклеивать узоры с добрыми пожеланиями. Они, как правило, состоят из орнамента и иероглифов с пожеланиями «благополучия во все времена года», «благоприятной для урожая погоды» и тому подобных.

Очень часто вырезки из черной, синей, красной бумаги используются как художественные обои. Наклеенные на стены, а иногда и на потолок, они придают жилищу нарядный, праздничный вид.

Используются бумажные вырезки и для украшения праздничных фонарей, неизменного спутника всех китайских праздников. По мотивам народных вырезок создаются детали одежды, обуви, вышивки на подушках, покрывалах и т. д.

Но, конечно, наибольший интерес представляют художественные вырезки из бумаги. Это целая галерея иллюстраций к древней китайской истории, где фигурируют действительные и выдуманные исторические персонажи, герои пекинской оперы, действующие лица легенд и мифов. Иногда это довольно сложные композиции с десятком персонажей.

Так, например, мастер Жуй Цзиньфу из провинции Цзянсу воспроизвел в своей работе сюжет из китайского классического произведения. «Сон в красном тереме». Здесь мы видим, как герой У Сун, мстя за брата, выбрасывает из окна злодея Симмэнь Цина. На этой картине, высотой в один метр, сотни деталей. И хотя картина эта одноцветна, как и большинство работ этого жанра, она создает удивительное ощущение многоплановости и реальности всего происходящего, настолько выразительны фигуры героев. К этому можно еще добавить, что вырезка в соответствии с канонами этого жанра, выполнена без единой склейки, здесь работали только ножницы и острый резец в руках мастера.

Народные вырезки из бумаги близки не менее популярному жанру – новогоднему китайскому лубку, полному недомолвок, загадок, ребусов, отгадывать которые должен сам владелец.

Чего только не увидишь на этих вырезках: пион, сливу, орхидею, листья бамбука, гранат, персик в окружении голубей, сорок, орлов, павлинов. Тут же расположился подводный мир, заполненный золотыми рыбками, небеса с летучими мышами, птицами, бегущими облаками. Все это имеет аллегорический характер, несет добрые пожелания счастья и благополучия. Так, пион знаменует богатство и знатность, слива, бамбук, хризантема – честь и высокую принципиальность, лотос – символ чистоты и благородства, персик – долголетия.

Несут символический смысл и многочисленные животные и птицы. Сорока означает радостные, хорошие новости, пара уток – символ любви, голубь – мира и спокойствия. Ну а мифический феникс – счастливое супружество. Если с фениксом рядом дракон – в семье мир да любовь. Сосна вместе с журавлем означают долголетие, если же в орнаменте вырезки вы угадаете присутствие сороки на ветке сливы – это символ двойной радости.

Порой такие вырезки-ребусы требуют серьезных знаний языка, истории, традиций. Например, если в орнаменте вы обнаружите изогнутый жезл с резьбой и инкрустацией, так называемый «жуй», когда-то являвшийся атрибутом власти, а рядом с ним два плода хурмы, название которой по-китайски звучит «ши», то всё вместе это созвучно фразе «шиши жуй», которая означает: «Успехов вам в любом деле». Так, не написав ни одного иероглифа, автор пожелал вам успехов с помощью классической китайской фразы, переведя ее на язык символов. Может быть, родился этот обычай в те времена, когда китайские крестьяне были в подавляющей массе неграмотны.

 

Миллионы за кусок глины

Не так давно на престижном антикварном аукционе в Гонконге китайская керамическая ваза старинной работы, оцененная в начале в 200 тысяч долларов, была продана за 2 миллиона. Об этом, как о сенсации писали в те дни многие китайские и английские газеты. Но ничего сенсационного в этом событии, на самом деле, не было. Старинная китайская керамика давно и заслуженно пользуется мировой славой.

Настоящих знатоков и ценителей привлекает в ней изящество форм, разнообразие стилей, богатая палитра цветов, специфический звон и еще нечто, идущее из глубины веков.

Мой старый друг – талантливый художник и скульптор Бу Вейцзин, кстати учившийся когда-то в Москве у знаменитого Владимира Андреевича Фаворского, подарил мне на день рождения керамическую сову. Сделанная из черной керамики, она издавала какое-то загадочное мерцание. На нее можно было смотреть подолгу не отрывая взгляда, и казалось, она время от времени меняет свой цвет.

Когда я поделился своими ощущениями с почтенным Бу, он совсем не удивился. «Так и должно быть, – сказал он. – Это до сих пор не раскрытая тайна черной керамики».

Секреты производства черной керамики в Китае были известны еще тысячи лет тому назад. Один из них – применение речного ила. Его в определенных пропорциях смешивали с водой, добавляли древесную золу и другие компоненты, долго «колдовали» над полученной массой, выдерживая в течение месяца, и непременно в день полнолуния помещали в печь. В результате появлялись изделия, похожие то ли на чугунное литье невероятной тонкости, то ли на потемневшую от времени бронзу. Ценили эти изделия очень высоко. В обнаруженных под Пекином захоронениях, относящихся к началу нашей эры, посуда из черной керамики лежала рядом с золотыми блюдами и кувшинами из серебра.

Свои тайны мастера открывали очень неохотно. Простому народу такие изделия были недоступны. Но в XIV веке простодушные братья Ли, проживавшие в одной из деревушек в устье реки Хуанхэ, открыли секрет черной керамики и научили местных гончаров делать из нее отличную посуду.

Широкое распространение не погубило черную керамику. Ее взяли на вооружение художники, дизайнеры, мастера малой скульптуры. Начали делать из нее не только посуду, но и подставки для настольных ламп, письменные приборы, разнообразные вазы, маски, статуэтки. И очень скоро художники убедились, что возможности этого уникального материала практически безграничны. Сегодня китайские художники и скульпторы воплощают в этом материалы самые дерзкие свои замыслы – вплоть до копий с работ известных мастеров.

Черная керамика – не единственный пример сохранения ремесел, связанных с керамикой и распространенных в древности. Начиная с династии Хань (206 г. до н. э. – 220 г. н. э.), примитивные керамические сосуды, изготовленные древними гончарами, стали покрывать одноцветной глазурью, а позже трехцветной: желтой, малиновой, синей. Так родилась знаменитая трехцветная керамика.

По Великому Шелковому пути повезли китайские купцы на Восток и дальше в Европу вместе с шелками, фарфором и коврами маленькие фигурки музыкантов, танцовщиц, стремительных скакунов и надменных верблюдов из трехцветной глазурованной керамики. Позже ее стали называть «танской» по имени эпохи, в которой жили мастера. Такой керамики сегодня много в китайских музеях, а ее копий – на прилавках магазинов. Танская керамика уже не по Шелковому пути, а по туристическим маршрутам распространилась сегодня во многих странах – от Нью-Йорка до Токио.

Императорские дворцы Пекина, храмы крылись черепицей из этого же материала. В Пекине были созданы специальные мастерские – «люличан», где изготовлялась в большом количестве эта черепица. Это слово до сих пор сохранилось в названии улицы Люличан, улицы художников и антикваров.

Во время поездок по Китаю, почти в каждой провинции я встречал оригинальные виды керамики, может быть, не столь известной, но, тем не менее, любимой и ценимой местным населением. В уезде Чэнчэн провинции Шэнси вручную изготовляют «яотоус-кий» фаянс, названный так по имени деревни, где крестьяне заняты этим промыслом. За день опытный мастер расписывает до сотни предметов: это кухонная посуда, письменные принадлежности, игрушки. Сделанные в нарочито грубоватой «крестьянской» манере, эти изделия голубовато-белых и светло-коричневых тонов привлекают своей природной красотой. В пекинских посудных лавках горожане охотно покупают большие голубые блюда с изображением карпа в центре, тарелки с пионами и хризантемами. Эти не очень дорогие, неповторимые по колориту предметы прибыли в Пекин из села Яотоу.

Ну, а в самом селе столь же популярны манежики для малышей, сделанные из этой керамики. Оставив ребенка в таком загончике, мать может заняться своими делами. Крестьяне окрестили это изобретение местных гончаров «ланьлаопо» – «ленивая тетушка».

 

КРАСНЫЙ И ЧЕРНЫЙ

Изделия из лака прочно вошли в жизнь в Китае. Они так же известны, как фарфор, керамика, шелк… Да и история лаковых изделий уходит в глубину веков.

Уже в период «Воюющих царств» (475—221 гг. до н. э.) были известны изделия из лака. В последующие эпохи техника их выполнения достигла очень высокого уровня. Лаковые изделия не боятся сырости, кислот и щелочей, они стойки к высоким температурам, отличаются долговечностью полировки, стойкостью красок, прочностью.

Не случайно, еще в древности первыми оценили эти достоинства лаковых изделий военные и музыканты. Из лака делали щиты для солдат, наконечники для копий, инструменты для императорских оркестров. Особое пристрастие к лаковым изделиям питал, если верить свидетельствам современников, Цинский император Цянь Лун. Кресло, ширма, рабочий стол, которыми он пользовался при жизни, являют собой великолепные изделия из лака. Кстати, и похоронен он был в гробу, отделанном резным лаком.

В императорском дворце Гугун, в память об императоре до сих пор хранится огромное количество разнообразных лаковых вещей: от небольших бутылочек для нюхательного табака размером в несколько сантиметров до огромных многометровых лаковых ваз.

Красный и черный – классические цвета лаковых изделий. Хотя с течением времени стали изготовлять предметы, украшенные цветной росписью по лаку, позолотой, инкрустацией серебром, перламутром, мозаикой из драгоценных и полудрагоценных камней.

Пекин считается признанным центром лаковых изделий. Именно пекинским изделиям свойственно многослойное покрытие (до ста и более слоев лака). Пекинские резные изделия из красного лака, миниатюры, украшения, художественные поделки хорошо знают во всем мире.

Не всякий мастер берется за лаковый промысел из-за сложной технологии, трудоемкости и длительности процессов работы с лаком. Недаром сложилась поговорка: «Работа с лаком требует ума ученого, напряжения рабочего и долготерпения монаха».

Сегодня ассортимент изделий из лака расширился. Из него делают мебель – спальни, гостиные, кабинеты, ширмы, серванты необыкновенной красоты. Несмотря на высокие цены, эти изделия не застаиваются в магазинах. Оригинальные и красочные предметы, украшенные росписью, резьбой, инкрустацией, никого не оставляют равнодушным.

В последние годы лак уверенно завоевывает себе место в большом искусстве. Картины на лаке все чаще можно увидеть на Всекитайских выставках живописи. Сюжетами для них служат легенды, древние мифы или еще какая-нибудь экзотика, что вполне адекватно характеру этого необычного материала. Существует уже несколько видов лаковой живописи: роспись готового фона, промежуточная роспись, создание картины, которая затем покрывается многими слоями лака, придающими особый колорит произведению.

Известный китайский художник Цяо Шигуан в своей лаковой живописи любит изображать девушек национальных меньшинств в их диковинных нарядах во время исполнения загадочных ритуальных танцев. Технические решения создания лаковой миниатюры удивительным образом сочетаются у него с темой живописи яркой, красочной.

Когда в 1956 году, окончив Институт искусств и дизайна, молодой художник Цяо Шигуан взялся за лак, его наставники и друзья удивились. Подававший большие надежды молодой живописец не иначе решил погубить свой талант. Ведь лак у многих ассоциировался тогда с пепельницами, чайными наборами и подносами. Но Цяо вместе с несколькими единомышленниками сумел вдохнуть новую жизнь в старинный промысел. На художественных выставках и в модных салонах, в магазинах художественных изделий стали появляться акварели, рисунки тушью в стиле «гохуа», масляная живопись на лаковой основе. Эти работы отличались таинственным блеском, подчеркивающим то солнечный свет, то живую радость ручья, то лунное сияние. Сейчас эти работы художников, облюбовавших лак для своего творчества, известны повсеместно. Появились новые, молодые последователи этой школы.

В Выставочном зале Олимпийской деревни в Пекине, где по традиции проходят выставки лаковых картин, я познакомился с молодым пекинским художником Чжао, который создал галерею портретов великого актера пекинской оперы Мэй Ланьфана и его сценических героев. Фон, на котором изображались эти персонажи был пронизан тончайшими бликами, исходившими как, бы изнутри лакового покрытия и создававшими эффект голограммы. Художник сказал, что такой эффект достигается добавлением в лаковые составы измельченной яичной скорлупы и некоторых других компонентов, найденных им в ходе многочисленных экспериментов. Живописное мастерство автора, выпускника Пекинской Академии Художеств, было на высоте. И это сочетание высокого мастерства с необычной техникой создавало потрясающий эффект. Красота лакового изделия не подвластна ни времени, ни стихиям и по-прежнему пленяет нас. Год от года растет число членов обществ и ассоциаций профессионалов и любителей лаковой живописи. В выставочном зале Музея истории революции на площади Тянъаньмынь состоялась выставка произведений 72 деревенских художников, работающих в лаковой живописи. Но это была лишь верхушка айсберга. До этого проходил Всекитайский конкурс художников этого направления, который и выявил 72 победителя.

 

ЧУДЕСА В РЕШЕТЕ

В той же мере, как и лаковые изделия, предметы из перегородчатой эмали, или как ее называют в Европе «клуазонне», родились в Пекине. Эти промыслы сближает сложность технологии, большой художественный эффект, долговечность этих изделий.

Изделия из перегородчатой эмали – это сложный технологический процесс. Я убедился в этом, побывав на Пекинской фабрике художественных изделий из перегородчатой эмали. В цехе ничто не напоминало о том, что здесь рождаются художественные произведения, которым суждено блистать своей красотой на международных выставках, в самых престижных домах Старого и Нового света.

Рулоны красной меди, грохот работающих прессов, стук молотков, снующие по цеху автокары с грудой каких-то заготовок. Постепенно из этого хаоса звуков, запахов и чада от работающих тут же печей, совершенно неожиданно появляются пока еще грубые заготовки будущего изделия: вазы, скульптуры и еще что-то пока неопределенное.

На эти формы будущего изделия иногда очень сложной конфигурации припаиваются ребром тонкие медные пластинки – «перегородки», которые создают рисунок или орнамент. После многократной шлифовки этот «негатив» отправляется в следующий цех. Здесь работают мастера, заполняющие эмалью образовавшиеся хитросплетения рисунка.

Перед мастером на столе, как на палитре у художника, разнообразные эмалевые краски, которыми он, как и полагается художнику, разрисовывает будущую вазу или шкатулку. С той только разницей, что ошибиться тут нельзя: эмаль должна быть определенного цвета и не должна переливаться через медные перегородки в соседние углубления. Это, конечно же, требует особого мастерства, глазомера, опыта. Затем изделие подвергается обжигу, многократно шлифуется особыми пастами под струями воды и покрывается «золотым» лаком.

Сочетание блеска меди с яркими эмалевыми красками производит эффект чего-то необычного, почти божественного… И, наверное, не случайно, побывавшие тут представители производственных мастерских Московской Епархии, где тоже работают с эмалями, решили разместить именно здесь часть заказов на изготовление предметов церковной утвари… Их заинтересовали две вещи, которые являются секретами производства: состав необычайно ярких эмалевых красок и паст, придающих им тот самый «божественный» блеск.

Секретами с ними, естественно, не поделились, а вот заказ с удовольствием приняли. Ведь почти в 100 стран мира отправляет фабрика свои изделия.

Что же касается самого Китая, то в любом крупном магазине непременно есть отдел, где продают изделия из перегородчатой эмали. Здесь можно купить все: от украшений – колец, бус, ювелирных наборов – до предметов сервировки стола. Можно увидеть огромные каминные часы, выполненные из перегородчатой эмали, подставки для ламп, многочисленные фигурки зверей, птиц и прочей живности, которая бегает, летает, плавает на просторах Китая.

Как-то друзья подарили мне небольшую сову, сделанную из перегородчатой эмали. Потом появилась еще одна, потом еще… Так незаметно для себя я втянулся в коллекционирование.

Сейчас у меня в коллекции несколько сот сов из перегородчатой эмали, и ни одна не повторяет другую – по дизайну, раскраске, размерам. А ведь сова далеко не самая популярная птица в Китае. Более того, в отличие от нашей страны, где сову чтут за мудрость и прозорливость, для китайца сова – птица сомнительная: оживляется лишь по ночам и, вообще, похожа на кошку. Ее, кстати, по-китайски так и называют «маотоуин» – орел с кошачьей головой… Есть в Китае поговорка, хорошо отражающая отношение к совам: «Если в доме появится сова – жди беды».

 

ВЕЕР ДРАГОЦЕННЫЙ

Он прошел через века, почти не изменившись. И в наши дни остался для китайца такой же необходимостью, как был для его деда, прадеда и более далеких предков.

В наш век кондиционеров, вентиляторов и прочих создающих прохладу достижений науки и техники веер, может быть, и потерял свое прикладное значение, но осталось нечто большее – он как бы посланец из прошлого в нашу цивилизацию.

А появились веера в Китае в далекой древности. На старинных картинах, на страницах древних книг, на античной посуде изображены правители непременно с веерами в руках. Они в руках и у утонченных дам, и у чопорных придворных чиновников. Веером обмахивается в минуту отдыха артист пекинской оперы, он же спасает от зноя крестьянина. У одних веера из шелка, резной кости, у других из бумаги, бамбука или пальмового листа.

Всегда с веером из голубиных перьев в руках изображали легендарного полководца периода «Воюющих царств» Чжу Гэляна. Сейчас не каждый знает его подвиги, но любой китайский школьник помнит, что в руках у древнего героя неизменно был такой веер.

В городе Юнян на Янцзы есть небольшой исторический музей, посвященный героям «Троецарствия». В одной из витрин я увидел знаменитый веер яко бы тот самый, который не выпускал из рук Чжу Гэлян. Тут же, у стен монастыря «Белого императора», где любил сидеть в беседке и наблюдать за звездным небом великий полководец, монахи бойко торгуют веерами из перьев голубя, почти такими же, как у Чжу Гэляна…

Веер был неизменным спутником китайского ученого, философа, поэта, художника. И от жары спасает, и удобно записать на нем какую-то мысль, образ, удачно найденную рифму.

В музеях Китая хранится множество вееров, исписанных такими вот иероглифами на старом литературном языке «вэньянь». Сегодня не каждый может расшифровать эти, как правило, нравственные поучения, которые очень любили наносить на веера древние философы и поэты.

Иногда с веерами происходили, вообще, странные истории. Сохранились веера, испещренные таинственными знаками «Нушу». Очень давно, может быть тысячу лет тому назад, эти таинственные письмена придумали женщины высшего императорского общества для обмена тайной информацией. Мужчинам эти знаки ни о чем не говорили. Поэтому можно было, не опасаясь мужа, поведать матери о своем житье или предупредить сестру или подругу о подстерегающих опасностях, сообщить о дворцовых интригах, которыми так была богата жизнь в Запретном городе. Стоило лишь нанести несколько таинственных знаков на веер и отправить его в качестве подарка адресату…

Женский секрет хранили так свято, что до последнего времени ученые так и не могли расшифровать язык «Нушу». Только недавно 83-летняя Ян Хуни согласилась дать ключ к шифру, полученный от прабабушки. Сделала она это с чистой душой, ведь за давностью лет секреты утратили свой смысл. И поправить старую госпожу Ян некому. Она, пожалуй, последняя женщина в Китае из тех, кто когда-то знал эту таинственную азбуку.

Есть и другой язык вееров – безмолвный. Им когда-то широко пользовались, чтобы быть не услышанными даже в толпе, среди посторонних людей. Теперь о нем можно судить по спектаклям старинной пекинской оперы, когда манипуляции веером в руках героя становились эффектным способом донести до публики самые разнообразные чувства: гнев, радость, смущение, страх.

И сегодня пожилые люди не расстаются с веерами в летний зной. Они предпочитают большие, сделанные из бумаги веера с классическими пейзажами, высказываниями древних философов, стихами, цитатами из романов. Такие веера можно увидеть в любой чайной, где, как правило, собираются пожилые люди или в переулке, где они коротают время у порога своего дома за чашкой чая или партией в китайские шашки…

Ну а когда спадет дневная жара, в парках, в оживленных местах города появляются мужчины и женщины в национальных костюмах с веерами. Веера в руках женщин разрисованы цветами и птицами, как правило, на красном фоне. Это так называемые «ян-гэдуй» – исполнители очень популярного национального танца «янгэ». Под оглушительный грохот барабанов и духовых инструментов они часами могут исполнять танец, выделывая все новые «па», не переставая при этом манипулировать веерами… Это зрелище неизменно собирает толпу зрителей.

Веер, как и традиционный китайский фонарь – часть образа жизни китайца. В лавчонках и шикарных универмагах вам предложат сотни различных вееров. Украшенные кружевами, тесьмой, кистями, вышивкой, ароматные из сандалового дерева, из слоновой кости, инкрустированные перламутром и серебром, они могут стоить от нескольких копеек до нескольких месячных зарплат.

Веера украшают и жилище китайца. Есть целое направление живописи, когда изображение имеет форму раскрытого веера. Да и сам веер, если он расписан известным художником, занимает почетное место в интерьере дома.

Устраивают в Пекине и выставки художественно расписанных вееров, где демонстрируют работы старинных художников и произведения современных мастеров, работающих в этом жанре. Известные китайские художники, корифеи китайской живописи – Ци Байши и Сюй Бэйхун – также работали в этом жанре.

 

ТАЙНЫ КИТАЙСКОГО ЖЕМЧУГА

Не только в «далекой Индии чудес», но и во многих странах мира жемчуг долго был символом богатства, критерием красоты, олицетворением нежности.

Пожалуй, это первое в истории человечества драгоценное украшение, родившееся еще в те времена, когда люди не умели обрабатывать драгоценные камни и превращать алмазы в бриллианты. Документальное свидетельство этого – шумерская глиняная табличка, датированная 2300 годом до н. э., где возносится хвала жемчугу, который называется в ней «рыбьим глазом».

На Цейлоне, в Саудовской Аравии, в разных странах Персидского залива (кстати, древние греки называли этот залив «жемчужным») в Японии, Мексике, Панаме и других государствах, имеющих выход к морям, жемчуг был не только самым дорогим украшением, но и сам по себе имел большую ценность. За хорошую жемчужину можно было купить прекрасное быстроходное судно, обменять ее на дворец.

С давних пор известен был жемчуг и в России. Еще 300 лет назад осваивавшие Сибирь русские казаки обнаружили раковины с жемчужинами в сибирских озерах и реках. Добывали жемчуг и в северных реках России. Жемчужный промысел был обыденным занятием сибиряков, как охота за пушным зверем или сбор дикого меда. А великий реформатор Петр Первый в свое время даже издал Указ, регулирующий охоту за жемчугом.

В средние века три драгоценности соперничали между собой: рубин, изумруд и жемчуг. В эпоху Возрождения авторитет жемчуга еще более возрос. Светские дамы украшали себя жемчугом, он присутствовал на всех парадных портретах коронованных особ, мужчин и женщин. Есть жемчужины, которые имеют свои имена, свою судьбу. В 1579 году испанскому королю Филиппу Второму привезли из Панамы жемчужину величиной с голубиное яйцо. Одной из ценнейших жемчужин в мире считается «Регент», хранящийся в Государственном алмазном фонде Московского Кремля. Но абсолютный рекорд принадлежит выловленной в филиппинских водах жемчужине, которая весит около 6 килограмм.

Многие знаменитые женщины прошлого и настоящего включали жемчуг в число своих любимых драгоценностей: Клеопатра и Екатерина и принцесса Диана и Мэрилин Монро, Жаклин Кеннеди и Элизабет Тэйлор.

Рождение жемчуга начинается с мельчайшей песчинки, которая случайно попадает в раковину моллюска. Там она обволакивается перламутром, который он вырабатывает, постепенно превращаясь в жемчужину. На это уходит несколько лет.

На первых порах этот процесс развивался стихийно. За жемчугом охотились ныряльщики, добывая его из морских глубин. Это был тяжелый и опасный труд. Чтобы найти одну жемчужину, приходилось поднимать на поверхность и вскрывать сотни раковин, которые после этой операции погибали. Раковин становилось все меньше, и цены на жемчужины росли, доходя до сотен тысяч долларов за особо крупные. И сегодня природный жемчуг, выловленный со дна океана где-нибудь на Гаити – большая редкость, которая сохраняется в коллекциях.

О том, что жемчуг можно культивировать, искусственно выращивая его в море, было известно давно. Еще в 1894 году проводились такие опыты в Китае и Японии. Но лишь в 30 годах XX века появился культивированный жемчуг, который принял производственные масштабы и к 50-м годам изменил ситуацию на рынке. Пальма первенства в этом открытии принадлежала Японии.

Принцип искусственного формирования жемчужин тот же, что и в природе. Только вместо случайной песчинки в аккуратно приоткрытую раковину помещают небольшой перламутровой шарик, который и служит основой для образования жемчужины. А дальше все идет, как в природе. Размер будущей жемчужины зависит от многих причин: величины раковины моллюска, величины инородного тела, помещаемого в раковину, чистоты воды, где вынашивает свою жемчужину моллюск. При самых благоприятных обстоятельствах толщина перламутрового слоя может составить несколько миллиметров.

По среде своего обитания жемчуг может быть морским или пресноводным, то есть речным. Первый – крупнее и ценится дороже. Различны и цвета жемчужин – от белого до черного, включая розовый цвет, желтый, коричневой, голубой, зеленоватый. Иногда жемчужинам в ходе последующей обработки придают любой цвет, окрашивая их специальными красителями.

Неодинаковыми бывают жемчужины и по форме – круглые, грушевидные, овальные, произвольной формы.

Жемчужина чем-то напоминает человека. Нет жемчужин похожих друг на друга, каждая жемчужина – неповторимое творение природы. И как у человека, срок ее жизни ограничен. И как человек, она болеет, особенно если болен ее владелец. Жемчужина тогда теряет свой блеск и тихо умирает. Век ее не более 200 лет. Чтобы продлить жизнь жемчужного ожерелья, супруга русского императора хранила его на шее одной из своих фрейлин. Считалось, что вне тепла человеческого тела жемчужина старится быстрее.

Китайцы давно любят жемчуг. В жизни этой страны он с древних времен играл особую роль. И как украшение знатных людей, начиная с императора, и как большая материальная и художественная ценность. В древнем Китае створки перламутровых раковин заменяли деньги. Жемчугом награждали за храбрость, расплачивались за поражение в войне. Как знак отличия чиновников императорского дворца высшего ранга он украшал их головные уборы. Он вошел в символику Китая. Как известно, одним из символов этой страны является дракон, который часто изображается играющим с жемчужиной. Символом китайского оружия, начиная с эпохи Хань (III в до н. э. – III в. н. э.), были два дракона, борющиеся за обладание жемчужиной.

Художники сделали жемчужину символом женской красоты и непорочности. Поэты сравнивали жемчужину с луной, а ребенка пожилых родителей – с жемчужиной, выросшей в старом моллюске.

Первое, что я увидел, въехав в южный китайский город Бей-хай, была установленная на пьедестале из нержавеющей стали огромная металлическая «жемчужина» – символ этого города. В Китае принято присваивать некоторым городам высокое звание «столицы». Город фарфоровых дел мастеров Цзиндэчжень называют столицей фарфора, Вэйфан, где проводятся соревнования по запуску воздушных змеев – столицей воздушных змеев, есть еще немало других «столиц»: шелка и арбузов, сверчков и винограда, всех не перечислишь. Бэйхай – столица китайского жемчуга.

Получил это высокое звание город потому, что расположен в самом центре района, где протекает река Жемчужная, где морское побережье усеяно моллюсками. Здесь, на морском побережье, и в реках добывают, выращивают и обрабатывают жемчужины, производя из них не только ювелирные изделия, но и различные лекарства на основе жемчуга.

Все это делается на работающей здесь уже много лет фабрике, которая поставляет на внутренний рынок и за рубеж тонны отборных жемчужин разной величины. Ее светлые помещения, где несколько сот молодых женщин склонились над столами с жемчужинами, чем-то напоминают цеха по сборке электроники. Сначала жемчуг проходит первичную обработку. Его сортируют по размеру, цвету, форме, направляя в различные цеха: ювелирные, медицинские, экспортные.

В ювелирном цехе работают опытные мастера. Здесь делают штучные изделия, оправляя жемчуг в платину, золото, серебро.

В некоторых южных провинциях Китая: Гуанси, Чжэцзян, Юн-нань, Гуандун жемчужная индустрия является основой экономики, а последние годы китайские крестьяне посчитали, что добывать жемчужины выгоднее, чем, к примеру, сажать рис. И рисовые поля постепенно превращаются в плантации по выращиванию жемчужин. Как утверждает мировая статистика, Китай ежегодно предлагает на мировом рынке пресноводного жемчуга почти на 200 миллионов долларов, обогнав по этому показателю Японию, родину массового изготовления искусственного жемчуга.

Но только одну треть добытых жемчужин берут придирчивые ювелиры. Остальные используются в фармакологии и косметике. Китайские ученые разработали рецепты изготовления лосьонов, кремов, мыла, шампуней с драгоценной добавкой. Об этом с увлечением поведал мне профессор Ван Дапин – крупнейший в Китае специалист в этом деле.

Он автор оригинального метода измельчения жемчужин. Дело в том, что традиционные методы измельчения жемчуга, которые применялись до последнего времени, не позволяли полностью растворять его ни в воде, ни в спирте, ни в других известных науке растворах. И как теперь выяснили, жемчужина отдавала человеку не более трети полезных элементов, данных ей природой. Метод профессора Вана и его коллег открывает невиданные прежде возможности добавления жемчуга в еду, чай, минеральную воду, вино, пиво, которые будут отличаться сильными тонизирующими и общеукрепляющими свойствами. Большим спросом в Китае и за рубежом пользуются таблетки из жемчуга, приготовленные по новой технологии. Они считаются прекрасным омолаживающим средством.

Профессор Ван гордится открытиями, но не преувеличивает свою роль в этом: «Мы просто берем древнее на службу современности, усовершенствуем то, что знали и о чем догадывались наши предки. Уже в древние времена они знали тонизирующее действие жемчуга. Описание его целительных свойств встречается в 19 важнейших медицинских трактатах древности. Они подробно рассказывают, как помогает истолченный жемчуг при отравлении, при лечении глаз, старческих недугах. Еще одно чудодейственное свойство жемчуга – продление молодости хранили в глубоком секрете. Императрица Цы Си (1835—1908 гг.), зная эту тайну, сама изготовляла мази и притирания, которыми ежедневно покрывала лицо. И никто из придворных так и не понял, как она в свои 70 лет сохраняла свежесть и обаяние молодости и смогла избавиться от морщин».

Сегодня благодаря жемчугу это могут сделать многие и у нас в России. Китайский жемчуг продают во многих городах. Китайцы щедро делятся своими достижениями с Россией. Ведь даже слово «жемчуг» мы употребляем китайское, на китайском языке он звучит «чжэньчжоу»…

 

БЕГ НА КОЛЕСАХ

Рикши – люди, бегущие по улицам города, впрягшись в повозку, появились давно. Как утверждают филологи, само слово «Рикша» родилось в Японии и происходит от японского слова «ликися» (лики – сила, ся – повозка). Называют даже автора этого средневекового аттракциона, британского священника Гобла из японского города Иокогамы, который в сентябре 1862 года использовал местного жителя в качестве тягловой силы, запряг его вместо лошади в повозку.

Однако, строго говоря, корни этой затеи следует искать не в средневековой Японии, а в древнем Китае. Именно паланкин, который несли на своих плечах несколько человек, перенося богатых людей, чиновников, знаменитых наложниц и самого императора – явился прообразом колясок, которые используют рикши.

Впервые я узнал о рикшах еще в студенческие годы, прочитав роман известного китайского писателя Лао Шэ «Рикша». Описывая судьбу забитого и бесправного человека, стоящего на самой нижней социальной ступени общества, – рикши Сянцзы по кличке «Верблюд», китайский писатель-реалист показал, что вся жизнь рикши – это сущий ад, и сам он походил на выходца с того света. «Не случайно, – писал Лао Шэ, когда рикша умирал где-нибудь в подворотне, замученный бесконечной тяжелой работой и проблемами, на его лице застывала блаженная улыбка избавления от его собачьей жизни…»

Рикши, перевозившие людей и грузы, играли заметную роль в хозяйственной жизни Китая. Достаточно сказать, что в конце века 60% всех грузоперевозок внутри страны осуществлял тягловый скот и рикши, которые к этому скоту приравнивались.

Редко какой рикша имел собственную повозку. Чаще всего ему приходилось брать ее в аренду у хозяина, которому он отдавал большую часть заработка. Таких прокатных контор и мастерских по изготовлению колясок были в Пекине десятки, и их хозяева были состоятельные люди. Лишь некоторые, наиболее удачливые рикши, накопив деньги, покупали собственную коляску. Она стоила дорого, более ста долларов. По тем временам – это цена нескольких верблюдов или хорошей лошади. Владельцы собственных колясок были «аристократами» этой профессии. Их коляски блестели лаком и бронзовой отделкой, сами они были одеты в белые куртки с длинными рукавами, черные свободные штаны, стянутые тесемками у щиколоток, прочные тапочки из синей материи. Некоторые из них могли объясняться на английском языке и работали на иностранцев, отвозя их в пригороды к местам отдыха богатых людей или на храмовые праздники.

Были еще рикши, которых нанимали богатые хозяева для постоянной работы по дому. Это считалось для рикши большим везением. Не нужно было колесить по городу в поисках пассажира, была крыша над головой и постоянный заработок. Но зато работал рикша с утра до вечера без перерыва: отвозил хозяина на службу, развозил детей по школам, хозяйку по рынкам и магазинам…

После освобождения Китая в 1949 году рикши, бегущие в упряжке, постепенно стали исчезать с улиц китайских городов. Но профессия не утратилась. Они просто пересели на другой вид транспорта – велоповозки. Теперь он сам восседал впереди на велосипеде, позади для пассажиров размещалась двухместная кабинка с откидывающимся верхом. Этот вид транспорта получил название «саньлунчэ» – повозка на трех колесах. И сегодня еще много таких «саньлунчэ» лихо несутся по пекинским улицам и переулкам, объезжая бесконечные автомобильные пробки и проникая в переулки, где не только два автомобиля, два велосипедиста не всегда разъедутся.

Почему эта не престижная профессия оказалась столь живучей, как и чем живет современный рикша?

Об этом я беседую с сыном писателя Лао Шэ, открывшего мне в свое время мир китайских рикш. Шу И, так зовут моего собеседника. Он удивительно похож на своего отца, трагически погибшего во время «культурной революции». Те же мягкие черты округлого лица, застенчивая улыбка, неспешная речь. Шу И – литератор, автор многих литературоведческих работ, директор Музея современной китайской литературы и такой же великолепный знаток Пекина, как и его отец.

Мы сидим в уютной чайной, которая носит имя Лао Шэ. Это в самом центре Пекина – из окон можно увидеть площадь Тянь-аньмынь и башни старой городской стены.

«Чайная Лао Шэ» – это детище Шу И. Ее интерьеры созданы по описаниям, которые оставил Лао Шэ в своем знаменитом романе «Чайная». И не только интерьеры, но и сам дух старого Пекина царит здесь. Старая посуда на столах, типичные пекинские закуски: засахаренные арбузные семечки, кунжутные лепешки, соленья… Официанты в старинных одеяниях прямо у вас из-за спины наливают ароматный чай из чайников с очень длинными носиками. С небольшой эстрады звучат мелодии пекинской оперы, выступают фокусники, чревовещатели, комики. Репертуар тоже оттуда, из книги Лао Шэ «Чайная». Чайные в старом Китае были своего рода клубами, где встречались деловые люди, отдыхали старики, набиралась ума-разума молодежь. Потом их стало меньше.

Шу И открыл первую в Пекине подобную Чайную и она сразу стала популярным местом. Сюда приходят пожилые люди, чтобы на какое-то время окунуться в атмосферу своей молодости, и молодежь, чтобы посмотреть, каким был мир старого Пекина. Приходят сюда и иностранцы, в том числе, очень известные люди. Вот столик, украшенный медной табличкой. За ним пил чай Евгений Максимович Примаков, а вот любимое место Генри Киссенджера. Автор «челночной дипломатии любил здесь бывать, подъезжал к чайной обязательно на рикше…

«Отец был величайшим знатоком Пекина, – говорит Шу И, – его романы – это энциклопедия пекинской жизни. Он хорошо понимал психологию маленького человека, его настроения, ему близки были его проблемы. Вы обратите внимание на язык его героев в романе «Рикша». Он сочный, образный. Отец не случайно сделал рикшу героем романа. Да, у них была тяжелая жизнь, адский труд, но они оставались людьми в самом высоком смысле этого слова. Эти люди знали город, как свои пять пальцев. Они были отличными психологами, если хотите, блестящими актерами. Без таких качеств они просто остались бы без клиентов. Нашим современным таксистам есть чему у них поучиться, Так что пока живы старые традиции, будут и рикши на наших улицах.»

Более полутора тысяч экипажей: голубых для горожан и желтых для иностранцев ежедневно появляются на улицах Пекина. Желтые более престижны и дороже. Так было не всегда. Во время «культурной революции» левые экстремисты – «хунвейбины» запретили их деятельность под тем предлогом, что человек, везущий человека, не достоин уважения. Выглядело это очень по-пролетарски. Но ревнители пролетарской морали словно не замечали, что, потеряв работу, эти люди обречены на голодную смерть. Нечто подобное произошло и в 1972 году во время визита Никсона в Китай. Чтобы не портить впечатление, городские власти поспешили убрать рикш с улиц города, и вновь сотни людей на какое-то время лишились работы.

Эти времена позади. Рикшии имеют свой профсоюз, таксы за проезд, номера на колясках, они неотъемлемая часть города, как старики, прогуливающие своих пернатых питомцев в пекинских парках или продавцы засахаренных фруктов на перекрестках. И вместе с тем – это вполне современные люди, делающие успешно свой бизнес. Тридцатилетний рикша Бао Юаньцзянь, о котором недавно писали китайские газеты, накопив денег, купил мини-автобус и сел за руль. Теперь он владелец небольшой транспортной конторы.

Начальник группы рикш района Чунвэнь господин Чжу Лян гордится своими подчиненными. Они приветливы, хорошо знают Пекин, могут дать совет приезжему, какие достопримечательности есть неподалеку и где можно вкусно и недорого пообедать. А вообще-то нужно иметь талант, чтобы гость города предпочел рикшу автомобилю. Тем более, что плата за проезд не дешевле, чем по счетчику такси.

Но не все рикши такие удачливые. Я познакомился с рикшей Чжу Юси. Он с неохотой говорит о своей профессии. Ему 36 лет. Он ездит по городу с 9 утра до 11 вечера в поисках пассажиров. «Я не знаю, нравится ли мне эта работа, – говорит он. – Несколько раз хотел ее бросить, но у жены нет работы. У нас еще годовалая дочка. Нужно как-то содержать семью».

Занимающийся индивидуально-трудовой деятельностью Чжу не имеет права на льготы при лечении. Много средств идет на питание, особенно зимой. На улице холодно, замерзаешь, пока дождешься пассажира.

У еще одного моего знакомого Лю Шуанси другая судьба. Ему около 60. Он стал работать рикшей, когда вышел из тюрьмы. В условиях безработицы найти какое-то место после его тюремного прошлого было невозможно. Вообще, среди рикш много бывших безработных, много крестьян, перебравшихся в город на заработки.

Рикши, которые работают в туристическом бизнесе, более устроенные. Местные турфирмы организовали экскурсии по различным районам Пекина. В них включены поездки по пекинским переулкам, «хутунам», посещение семей в этих переулках, знакомство с работой маленьких кустарных мастерских. Здесь рикша не только средство передвижения, но и гостеприимный хозяин, гид, собеседник…

На главной торговой улице Пекина Ванфуцзине установлены три бронзовые композиции, как бы переносящие нас в старый Китай. Уличный парикмахер, бродячие музыканты и рикша со своей повозкой. Три символа старого Пекина.

 

ЛЕС НА ТАРЕЛКЕ

Каждый год, ближе к осени, в Пекине открываются выставки цветов. Из 33 провинций и больших городов доставляют в столицу розы, крокусы, гвоздики, пионы, гладиолусы, хризантемы, расцветающие обычно в разное время года, но собранные вместе, словно в известной сказке «12 месяцев».

На таких смотрах красоты, которые регулярно проходят во многих парках китайской столицы, нередки и заморские гости – тюльпаны из Голландии, индонезийские орхидеи, азалии из Малайзии и еще что-то невероятно яркое, свисающее со стен, потолков, колонн, и придающих выставке вид райского сада… Степные скромные цветы из Внутренней Монголии, высаженные на фоне русских березок и каким-то чудом занесенные сюда русские ромашки и васильки лишь оттеняют это буйство красок и запахов.

Цветы в роскошных вазах, на причудливых подставках, среди изогнутых корней деревьев, лент, необычной формы и окраски камней и изящных садовых статуэток… На любой, самый изысканный вкус.

Но большинство посетителей, едва задержавшись у этих диковинок, спешат в залы, где выставлены «паньцзин» – «деревья на тарелке».

Это и, впрямь чудо из чудес. Живое дерево в плоском горшке иногда не выше 10 сантиметров, а то и всего с ладонь. Миниатюрные сосны, клены, лиственницы, буки, мирты и другие отличаются от тех, что растут в лесах и садах только размерами.

Вот крошечная сосна с узловатыми сучьями и дуплом величиной с монету. Цветущая слива, похожая на розовое облако. Усыпанное оранжевыми плодами апельсиновое дерево.

А вот целый лес на тарелке, да еще гора и маленькое озеро, посреди которого рыбак с удочкой, а на берегу его хижина. И всё настоящее. Журчит вода. Деревья источают свежий аромат. Гора – специально подобранный камень…

Искусство «паньцзин» появилось в Китае почти две тысячи лет назад. Одна из легенд утверждает, что произошло это еще при императорском дворе создателя первого в истории Китая единого государства Цинь Шихуана (221 г. до н. э – 210 г. н. э.). Он оставил свой след в истории Китая не только как строитель Великой Китайской стены и Великого Китайского Канала. Ему принадлежит много других новаций – усовершенствование китайской письменности, унификация системы мер и весов, строительство дорог и идея выращивать карликовые деревья.

Дело в том, что все свои великие реформаторские акции император отразил в построенном в дворцовом саду макете китайской империи. Здесь была миниатюрная Великая Китайская стена, реки, города, горы, покрытые крошечными деревьями. Идея с деревьями особенно понравилась. И скоро вокруг домов чиновников императорского двора стали возникать подобные пейзажи. Философы и ученые уже в те далекие времена полагали, что они благотворно действуют на человека, как бы приближая его к природе. Архитекторы стали строить дворцы и жилища знати так, чтобы пейзаж вокруг них напоминал известные картины. История сохранила имя вельможи, который так любил живописный вид из окна, что забросил государственную службу, потому что не хотел покидать свой дом…

Стали следовать моде и простолюдины. Конечно, они не могли себе позволить строительство красивого ландшафта вокруг дома, но иметь в доме диковинное миниатюрное дерево или пейзаж на тарелке, почти как у императора, было доступное удовольствие. Конечно, стоило большого терпения и труда создать такое чудо – вырастить деревцо, придать ему нужную форму, ухаживать за ним, как за ребенком. На это уходили годы. Эти маленькие шедевры жили в семье долго, радуя все новые поколения своей красотой и необычностью.

Идея иметь дома часть большой природы, хоть и умещающуюся на небольшой тарелке, легла на хорошую основу. Китай – был и остается страной сельскохозяйственной. До сих пор почти 80% населения живут в деревнях и поселках. Городской люд – это выходцы из деревни. И, устраиваясь на новых местах, бывшие крестьяне, а ныне ремесленники, мастеровые, представители других городских профессий стремились украсить свой быт предметами, которые отражали бы мир их молодости, мир их предков. Не случайно выращенные и взлелеянные ими «паньцзины» стояли в домашних кумирнях рядом с табличками с именами предков.

В выращивании дома миниатюрных образцов природы есть и глубокий философский смысл. Человек становится как бы творцом природы, и как в капле воды отражается огромное солнце, так в небольшом пейзаже на тарелке отражается многообразие всего мира.

Очень скоро миниатюрные пейзажи на тарелке стали предметом творчества художников, поэтов. Появились люди, которые превратили это занятие в искусство.

Новое дыхание получило выращивание карликовых деревьев и строительство «пейзажей на тарелке» в Японии, куда оно попало в 6 веке вместе с приехавшими из Китая японскими монахами-буддистами. Говорят, японская императрица была в восторге, получив от китайского посла в подарок изящный «паньцзин».

В Японии эти миниатюры получили название «бонзай», что в переводе имеет то же значение, что и китайское «паньцзин» – растение в горшке. «Бонзай» пришелся по душе японцам. Как и пришедшая из Китая чайная церемония, искусство составлять букеты, которое назвали здесь «икебана», традиционное китайское единоборство «ушу», трансформировавшееся на японских островах в национальный вид спорта «дзюдо» и т. д. Сегодня самая крупная в мире коллекция «Бонзай» находится в саду японского императора. Некоторым экземплярам из этой коллекции по 300—400 лет.

На Запад «бонзай» проник через Японию, как чисто японская затея. Сегодня в 30 странах мира есть более сотни организаций, объединенных в Международную Ассоциацию «Бонзай». Многие из членов этой организации приехали на выставку цветов в Пекин, отдавая дань уважения родине «бонзая». И не только по этой причине. В залах, где выставлены карликовые деревья, можно купить понравившиеся экземпляры.

Около одного киоска собралось особенно много посетителей. Оказалось, что это желающие купить деревце, стоящее как бы под сильным порывом ветра. Мы спросили у продавца, почему такой интерес именно к этому деревцу.

«Это маленькое деревце не боится урагана, – сказал он. – Видите, гнется, но не ломается. Если оно у человека всегда перед глазами, у него тоже будет больше стойкости и силы. Природа поделится с ним». И добавил: «Растения в доме не только для души приятны, но и для здоровья полезны. Это в Китае давно уже знают».

«Паньцзин» не только радующее глаз дерево или композиция. Для посвященного – это целое повествование. Имеет смысл даже количество деревьев на тарелке. Например, цифры 3 и 6 обещают счастье и процветание. Корни или сучья могут быть изогнуты таким образом, что вырисовывается иероглиф, обозначающий счастье или успех, здоровье или долголетие. В хитросплетении ветвей и корней при желании можно увидеть профиль дракона, силуэт крадущегося тигра или другие столь близкие душе китайца символы. Деревце то стоит прямо, то клонится, то словно опускает ветки в воду. И все со значением.

 

МАЛЕНЬКИЕ СВЕРЧКИ И БОЛЬШИЕ ДЕНЬГИ

В небольшом уезде Нинцзинь, что на стыке двух китайских провинций Шаньдун и Хубей, традиционно проходит очередной международный фестиваль. На несколько дней заштатный уездный городок становится столицей соревнования сверчков.

По улицам развешаны разноцветные флажки с изображением сверчков, гремят национальные оркестры, имитируя стрекот этих насекомых, на городском стадионе проходит грандиозный парад участников из разных провинций Китая и зарубежных стран.

Парад открывают ребятишки – ученики местных школ, наряженные под сверчков в темные костюмчики и в усатых масках. Звучат речи, в воздух поднимается флаг соревнования с изображением все того же героя дня – сверчка… Ну, чем не Олимпийские игры?

Чем же маленький сверчок заслужил такую большую честь?

Сверчки, эти небольшие насекомые, внешне напоминающие кузнечика, уже много тысячелетий служат предметом изучения и увлечения китайцев. Всего насчитывается 67 видов поющих сверчков. Они селились и в скромной хижине крестьянина, и во дворце императора, создавая домашний уют своим мелодичным пением. Поэты воспевали их в стихах, художники изображали на картинах.

Так неприметен он и мал Почти невидимый сверчок, Но трогает сердца людей Его печальный голосок. Рыданье струн и флейты стон Не могут так растрогать нас, Как этот голосок живой, Поющий людям в поздний час.

Это Ду Фу, классик китайской поэзии. А написаны эти стихи были еще в конце 7 века.

Предания и легенды рассказывают о том, как императоры, во дворцах которых в миниатюрных домиках из слоновой кости, фарфора и золота обитали эти маленькие музыканты, считали их своими друзьями, которым можно доверять самые сокровенные мысли.

«Домики для сверчков» и сегодня можно увидеть в китайских дворцовых музеях. Некоторые домики являются настоящими шедеврами ювелирного искусства, и в свое время их обслуживал целый штат слуг, которые гуляли со сверчками, готовили им изысканные блюда, следили за чистотой воды в крошечных чашках. Дворцовые лекари готовили им специальные лекарства в случае болезни. А после ухода в лучший мир их торжественно хоронили в гробах из серебра или драгоценных пород дерева.

Сверчки были не только музыкантами, но и воинами. Ценились и их бойцовские качества. Бои сверчков получили в некоторых южных районах Китая такое же распространение, как скажем, коррида в Испании или петушиные бои в Малайзии и на Филиппинах.

На такие бои собираются сотни людей. Их снимают в кино и показывают по телевидению, спортивные комментаторы доносят до болельщиков мельчайшие нюансы этих поединков. А имена наиболее известных бойцов «Непобедимый дракон», «Свирепый тигр», «Коварный дракон» и т. п. хорошо известны в кругах поклонников этих единоборств.

Невольно возникает вопрос, каким образом можно наблюдать за этими боями. Ведь «ринг», где кипят спортивные страсти, чуть больше десертной тарелки. В далеком прошлом не более двух десятков человек могли непосредственно наблюдать это зрелище.

Сегодня на помощь болельщикам приходит телевидение. Прямо над полем боя располагается мощная телевизионная техника. И все подробности боя видны на экране. С бойцами наедине остаются только их тренеры, которые с помощью небольших бамбуковых прутиков разогревают бойцов, в прямом смысле слова подталкивают их к активным действиям.

Как и в боксе, эти бои продолжаются несколько раундов по 20 секунд. Как только убирается разделительная сетка, расположенная в центре «ринга», противники яростно набрасываются друг на друга, работают челюстями, лапками, крыльями, стараясь перевернуть соперника на спину или изгнать его с поля боя. Судей нет. Сама природа и инстинкт самосохранения позаботились о том, чтобы победитель не добивал находящегося в нокдауне соперника. Здесь «лежачего не бьют». Боевой клич победителя возвещает о его победе.

Азартные игры в Китае запрещены законом. Но вот соревнования сверчков проводятся повсеместно. И на то, что люди часто ставят деньги на победителя, власти смотрят сквозь пальцы. Традиция оказалась сильнее всех запретов.

И еще один вопрос. Почему именно уезд Нинцзинь стал столицей фестиваля? Дело в том, что издревле здесь водились самые выдающиеся экземпляры этих насекомых. Именно отсюда набираются команды, которые принимают участие в региональных и международных соревнованиях. Именно здесь, на местном рынке проходят торги и продажа сверчков. Охота на сверчков начинается в конце лета и в эти дни рынок особенно красочен.

Этот рынок сам по себе уникален. На сотни метров растянулись торговые ряды, где ловцы сверчков, главным образом местные крестьяне, предлагают свой товар. Покупателей много из разных районов страны и из-за границы: Японии, Малайзии, Сингапура, Таиланда. Они внимательно рассматривают предлагаемые к продаже экземпляры, находящиеся в стеклянных сосудах или миниатюрных коробочках. Ведутся долгие разговоры о достоинствах бойца и его цене. Сверчков ценят и за внешний вид, окраску, за умение издавать красивые звуки и за бойцовские качества. Век сверчка недолог – три месяца, но, тем не менее, цены на выдающихся бойцов могут достигать тысячи долларов. Опытные ловцы сверчков получают за сезон приблизительно столько же. На эти деньги в данной местности хороший дом можно построить.

В небольшой уезд Нинцзинь съезжаются на фестиваль люди увлеченные: художники, поэты, ученые, ценители народных традиций, многочисленные «болельщики» – фанаты единоборства сверчков.

Меня пригласил в Нинцзинь пекинский ученый, профессор У, руководитель специальной лаборатории Академии Наук Китая, которая занимается исследованиями уникальных возможностей этого вида насекомых, их умения передавать с помощью своего звукового аппарата информацию на большие расстояния.

В брачный период сверчок слышит зов своей подруги на расстоянии многих километров. Эту и некоторые другие тайны природы все еще хранят в себе маленькие музыканты.

Ну а пока кипят страсти вокруг единоборства сверчков, заключаются сделки, работает полуофициальный тотализатор, городской бизнес не теряет времени даром. Во всю работают рестораны, гостиницы переполнены. В городе организуются выставки, где городские и сельские предприятия выставляют образцы своих товаров. Не только сверчками жив Нинцзинь. Тут и известные местные ткани, одежда, изделия мастерских по производству деталей для автомобилей, продукция пищевой промышленности, парфюмерия, кустарные промыслы.

Местные бизнесмены, пользуясь наплывом в город богатых людей из других районов Китая и из-за рубежа, совершают выгодные торговые сделки, подписывают контракты, устанавливают международные связи.

Не случайно уезд Нинцзинь считается одним из самых процветающих уездов провинции.

Маленькие сверчки приносят большие деньги…

 

ДЕРЕВЬЯ, КАК ЛЮДИ

Наступают холода и в Пекине снова укрывают рогожами деревья на особенно продуваемых ветрами перекрестках. Так каждую осень, из года в год. Привыкнуть к этому трудно. Ведь не в Ботаническом саду, не какие-нибудь редкости – обычные уличные посадки.

Люди утепляются и одевают деревья. Между ними здесь есть какая-то особенная внутренняя связь. Не случайно, еще в древнем Китае, прежде чем начинать строить дом, будущий хозяин сажал перед входом дерево. И сегодня по возрасту дерева определяют, сколько этот дом простоял на земле.

В Китае уважают старость. Подчеркивая свое уважение к пожилому человеку, китаец в обращении к нему поставит перед именем слова ЛАО – почтенный, уважаемый. Это в крови у каждого китайца. То же относится и к деревьям. Старые деревья имеют свои имена, свои паспорта – прикрепленные к стволу таблички зеленого, а наиболее старые – красного цвета, и даже собственные ласковые прозвища.

В большой мере это относится к реликтовым деревьям гинкго, которых очень много в Пекине. Они не только украшают город зеленой листвой и создают микроклимат, но и широко используются в медицине, кулинарии. В частности, из семян гинкго готовят удивительно вкусную приправу к рыбным блюдам.

Есть, к примеру, на одной из улиц Пекина дерево, которое называют «Король Гинкго». По паспорту ему 1200 лет. Этот современник многих императорских династий 30 метров высотой и 8 метров в обхвате.

А вот в парке Храма Неба обосновался его сородич – «Почтенный Дракон с 9 сыновьями». Так с уважением называют старое дерево гинкго потому, что от его корня растут 9 молодых деревьев. А есть еще «Летящий дракон», «Ползущий Дракон», «Старина Ван» – всех не перечесть.

Гинкго могут жить до трех тысяч лет. И как люди, они стареют и болеют. Особенно трудно им приходится в таком промышленном, перенаселенном городе, как Пекин. Люди понимают это. Деревья регулярно осматривают, подлечивают, пломбируют трещины. Огораживают. Ведь на пекинских улицах столько пешеходов, сколько у нас в Москве в самые большие праздники. Недавно на одной из пекинских магистралей пришлось ограничить движение транспорта потому, что, по мнению ученых, растущее там древнее дерево не справляется с вредным воздействием выхлопных газов.

Примечательно, что никто не возмущался, не протестовал, хотя остановки транспорта пришлось перенести довольно далеко.

Если вы поедете в пекинский Аэропорт не по скоростной магистрали, а по обычному шоссе, идущему параллельно, вы невольно обратите внимание, что совершенно неожиданно, как говорят на ровном месте, шоссе делает зигзаг. Машины объезжают растущее как раз посередине огромное дерево, бережно огражденное небольшим парапетом.

В Китае есть даже памятники деревьям. Один из них в 18 веке поставили в парке, где любил отдыхать император Цяньлун. Ему особенно нравились две ивы, растущие на берегу озера. Заметив это, придворные рассказали ему легенду о том, что раз в год, в полнолуние ивы оживают и превращаются в пару влюбленных. Правитель посмеялся и не поверил. Но вскоре одно из деревьев стало сохнуть и погибло. А затем без видимых причин завяло и другое дерево. Цяньлун был так удивлен, что велел на месте погибших деревьев поставить памятник. Написал стихи о необъяснимом событии. Их высекли на камне рядом с ивовыми ветками, которые вышли из-под резца скульптора, как живые, и вот уже 200 лет отражаются в водах озера.

Легендарное 600-летнее дерево растет на территории храма Конфуция в Пекине. Когда-то, много столетий назад, во время торжеств, связанных с днем рождения великого философа, в тихий безветренный день с этого дерева упала тяжелая ветвь и насмерть задавила стоящего под деревом неправедного императора. Легенда, конечно, но до сих пор некоторые предпочитают долго не стоять под этим деревом…

В 50 крупных парках Пекина растут не только деревья гинкго, но и древние магнолии, кипарисы, сосны.

Уже много лет существует в китайской столице «Сад бамбука», в нем привезенные с Юга страны 80 сортов этого любимого всеми китайцами растения. В посадке деревьев деятельное участие принимало население – от Президента страны до первоклассников. В парке каждый год проводятся «Праздники бамбука».

Ежегодные весенние посадки деревьев в Пекине стали традицией. В день посадок за лопаты берется все трудоспособное население, включая руководителей государства.

В пригородах Пекина есть еще около 100 парков. Их открывают поселки и деревни, разбогатевшие в годы реформ. Дачное строительство не получило развития в Китае. Земли маловато, население огромное, да и средства в семьях все еще более, чем скромные. Такие парки – прекрасные места отдыха для горожан.

К тому же, они приносят местным жителям неплохой доход. Неподалеку от Пекина, в уезде Пинсян есть тысячелетняя сосна. Поражает не только ее возраст, но и внешний вид. На протяжение веков она почему-то не росла в высоту, а достигнув двухметровой высоты, стала расти параллельно земле. Получился огромный зеленый шатер. Неестественно растущие ветви сплелись в причудливые узлы. Сосна похожа на некое спящее существо. Ее так и называют «Спящий дракон». Слава о чудесной сосне идет по Китаю уже многие годы. Крестьяне местной деревни построили лестницу на вершину горы, где растет это чудо природы, и взимают за осмотр достопримечательности плату. От туристов нет отбоя.

Впрочем, каждый лесопарк в Пекине старается привлечь внимание чем-то особенным. Здесь планируют увеличить посадки деревьев еще в полтора раза. В последние годы Пекинское Правительство выделяет до ста тысяч долларов ежегодно для озеленения города и окрестностей и поддержания пожарной безопасности. Кажется, что Китай, поразив весь мир своей многонаселенностью, хочет удивить еще и количеством деревьев.

 

ХРАНИТЕЛИ РЕЛИКВИЙ

Есть в Пекине место, которое вызывает одинаковый восторг и у новичка-туриста, впервые попавшего в Китай, и у маститого китаеведа, которого трудно удивить. Это – воскресный городской рынок антиквариата, предметов искусства и изделий народного творчества «Паньдяюань», раскинувший свои ряды вдоль второй пекинской кольцевой дороги.

Начиналось всё с небольшого рынка на пустыре, между новостройками. Собственно, и рынка в прямом понимании этого слова не было. Прямо на земле, на циновке раскладывался товар и продавец, сидя на корточках, вел торг. Сюда по субботам и воскресеньям стали собираться любители старины, чтобы продать или обменять что-нибудь из семейных архивов: фарфоровую вазу, бабушкины заколки для волос, которые вышли из моды еще в конце 19 века, неизвестно как оказавшийся в кладовке патефон времен Второй мировой воины и прочие редкости.

Рынками старых вещей ни мир, ни Китай не удивишь. Достаточно вспомнить известный «блошиный» рынок в Париже или знаменитые развалы в Калькутте. Но для Китая с его многотысячелетней историей и, поистине, неисчерпаемыми источниками памятников древности, антиквариат – дело государственное, важная составная часть торговли и бизнеса.

Старинные и антикварные вещи традиционно продавались в таких районах, как Дунъаньшычан, Ванфуцзин, Люличан, парк Бэйхай. В центре Пекина целые улицы специализируются на продаже старинных вещей, и каждая приличная гостиница имеет свои антикварные ряды.

Но стихийно возникший новый рынок очень быстро стал популярным среди местного населения и среди иностранцев. Здесь есть все: и восточный колорит, и экзотика, и вполне доступные цены. На этот рынок попадают и настоящие раритеты. Неискушенные в торговле люди порой предлагают предметы, цену которым они не знают. Крестьянин из далекого уезда может привезти для продажи старинную вазу, которая неизвестно как оказалась в родительском доме или найденный на рисовом поле предмет, об исторической и археологической ценности которого крестьянин даже не догадывался. Горожане находят в своих домашних завалах не только старые вещи, но и представляющие большой интерес книги, фотографии, документы.

Рынок растет, как ростки бамбука после дождя. Сюда потянулись и кустари из Пекина, и крестьяне из пригородных уездов, и мастера из более далеких мест. Здесь стали торговать не только старыми вещами, но и подделками под старину, различными сувенирами, изделиями народного творчества.

Городские власти не остались в стороне. Постепенно рынок обрел вполне цивилизованный вид. Были построены навесы над торговыми рядами, павильоны в традиционном китайском стиле, стоянки для автомобилей, харчевни, закусочные, чайные.

Явно бросая вызов знаменитой улице художников Люличану, художники стали открывать здесь свои небольшие студии-магазины.

Мой приятель живописец Лю Фэн окончил несколько лет назад пекинский художественный институт. Талантливый художник, участник общекитайских выставок живописи продает здесь свои картины, написанные маслом. Ему особенно удаются знаменитые пекинские переулки, старинные здания, пекинские дворцы… Картины быстро раскупаются.

Лю Фэн накопил деньги на поездку в Тибет. Так возник тибетский цикл его картин. Вот юная тибетка в национальной одежде. В ее огромных глазах отражается небо Тибета, а вот суровые и вечно прекрасные горы. И снова успех. Ему стали подражать другие художники. Возник целый ряд «переулочников», пейзажистов, которые копировали полотна своего коллеги, удачно найденные им образы.

Рядом творят художники китайской национальной живописи «гохуа». Рисовая бумага, кисть, тушь – орудия их производства. Картины создаются тут же, на ваших глазах. Есть здесь очень талантливые «старики», их называют так не только из-за возраста, но и из-за приверженности к школе старых мастеров. Они копируют своего великого предшественника Ци Байши, который создал свои лучшие картины, когда ему уже перевалило за 90.

Старина Ван – коренной пекинец, художник в третьем поколении. Его «конёк» – изображение животных, символов лунного китайского календаря. На его картина, выполненных в стиле «гохуа» – несущиеся кони, обезьяны, пестрые петухи… Каждый год – новый герой.

Можно здесь приобрести и очень старые, обветшавшие свитки со старинной каллиграфией, нравоучительными надписями и даже красочные рекламы товаров периода японской оккупации Китая с изображением красоток, торгующих мылом, сигаретами, чаем. Рядом плакаты периода «культурной революции» например, Мао Цзэдун и Линь Бяо принимают парад «хунвейбинов». Здесь же значки с изображением Мао, старые талоны на получение зерна и ткани, почтовые марки.

Не отстают букинисты. Есть книги на разных языках, в том числе и на русском. По ним можно определить этапы наших отношений с Китаем. Издания русской классики: разрозненные тома сочинений Пушкина, Гоголя, Маяковского, потрепанные учебники русского языка, технические справочники по металлургии, резке металлов, геологии, машиностроению. Детективы-однодневки, посвященные борьбе с русскими шпионами – это уже следы противостояния и конфронтации двух держав… Рядом символы сегодняшнего дня – изображения российских президентов.

Особенно многолюдны фарфоровые ряды. Здесь можно увидеть все – от изящных изделий, привезенных из столицы китайского фарфора Цзиндэчженя, до фаянсовых плошек из глухого китайского уезда. Многие ценители фарфора приезжают на этот рынок, как в музей, чтобы полюбоваться искусством китайских мастеров.

Резьба по камню – излюбленное занятие китайских кустарей. Сотни мастеров предлагают свои изделия из полудрагоценных камней: фигурки людей и животных, женские украшения, «бияньху» – небольшие сосуды, которые раньше использовались для хранения нюхательного табака, а сейчас являются предметом коллекционирования.

Недавно открылись тут и площадки, где продается антикварная мебель: резные шкафы, украшенные резьбой диковинные этажерки, подставки для ваз, кровати, огромные кресла-качалки. Это, прежде всего, для иностранных любителей экзотики. В современные квартиры рядовых пекинцев такая мебель явно не вписывается, но может стать украшением загородного дома состоятельного человека.

Здесь на Панцзяюане рыночный механизм работает, как часы. Стоит появиться спросу на какой-нибудь товар, он буквально на следующий день появляется в разных вариантах на многих прилавках. Проходит мода – исчезает товар. Но остается постоянный интерес к подлинно старинным, редким вещам, с которых и начинался этот рынок.

Несколько в стороне храмовые скульптуры всех трех китайских религий: Конфуций, изображения яшмового императора, Будды всех размеров, фрагменты алтарей, древних кумирен, культовые предметы. Некоторые экспонаты, судя по номерам запыленных грузовиков, прибыли из далеких провинций, преодолев тысячи километров.

Первыми на рынке появляются, естественно, продавцы. Оки приезжают, как правило, на велосипедах или рикшах. Весь их товар умещается в небольших ящиках, чемоданах. Продавцы посолиднее берут грузовые такси. Уже к 6 часам утра рынок открывается.

Первые покупатели приезжают на добротных иномарках. Это профессиональные антиквары, художники, ученые, историки и главное – владельцы антикварных магазинов и лавок в городе, люди состоятельные, знатоки своего дела. Они тщательно «прочесывают» торговые ряды, «снимают сливки» с предлагаемого товара. Очень скоро приобретенные здесь вещи займут место в личных коллекциях или появятся на прилавках антикварных магазинов.

Отреставрированные, доведенные до блеска, они будут стоить гораздо больше, чем приобретались на рынке. Ну а наиболее ценные предметы могут попасть в государственные музеи или на фестивали реликвий древней китайской культуры, на аукционы антиквариата, которые регулярно проводятся в Китае.

Такие аукционы дают миллионы долларов чистой прибыли. Казалось бы, неплохо! Но вокруг них не утихают ожесточенные споры. Телевидение, радио, газеты выступают подчас с противоположными мнениями: нужно ли торговать стариной. Дело в том, что продажа ценного антиквариата в КНР долгое время была запрещена. Лишь не так давно правительство разрешило экспортировать изделия, сделанные после 1795 года, но не все подряд, а только с согласия экспертов.

Сторонники открытого рынка старины требовали расширения возможностей. Продажа рядового памятника культуры, – утверждают они, – дает средства на охрану и реставрацию раритетов. Открытый рынок положит конец или хотя бы ограничит хищения и контрабанду, которой занимаются тысячи людей, сбывая ценности за гроши. У государства же не хватает ни сил, ни средств для того, чтобы поставить под контроль 35 тысяч мест, богатых реликвиями, занесенных в реестр национальных сокровищ.

Яркий пример тому – северо-западная провинция Шаньси. Здесь были столицы 13 императорских династий. Они оставили тысячи гробниц и храмов, буквально набитых сокровищами. Многие века грабители приходили сюда раньше, чем археологи и ученые. В Китае даже сложилась пословица: «Хочешь разбогатеть на всю жизнь – потрать ночь на раскопку гробницы…»

Многовековую традицию сломать не просто, хотя предпринимаются активные меры. За последние несколько лет полиция раскрыла почти две тысячи случаев хищения, спасла от контрабандистов десятки тысяч предметов старины. Арестованы несколько тысяч грабителей, в том числе, несколько десятков иностранных граждан, уличенных в контрабанде.

Как отмечали китайские газеты, охотники за сокровищами имеют новейшее оборудование, средства связи, каналы сбыта. Несколько лет назад, например, преступники ограбили гробницу наложницы императора, похороненной тысячу лет назад, применив ультрасовременное взрывное устройство. Оно открыло путь к саркофагу, оставив невредимой поверхность могильного холма. О том, что было ограбление, узнали случайно.

Памятники страдают и от безжалостного времени. Провинция Шаньси, о которой идет речь, получает от государства на их реставрацию по одному миллиону долларов ежегодно, а требуется в десять раз больше. Всего по стране бюджет предусматривает до 30 миллионов долларов на поддержание памятников старины. Но этого явно недостаточно, – считают китайские ученые.

Зачастую исторические реликвии гибнут не только от алчности грабителей, разрушений временем, но и от невежества и равнодушия людей. Так молодой ученый Ли Да увидел неподалеку от Пекина, в деревне ограды, сложенные из кирпича, изготовленного в 3 веке до нашей эры. Ученый не поверил своим глазам.

Разве возможно подобное в 25 километрах от Академии Наук Китая? Но крестьяне, действительно, не представляли, какая редкость попала им в руки, и спокойно объясняли, что «дожди размыли какую-то старую стену – кирпича хватит на всех – и им, и ученым…».

Тут же примчавшиеся археологи обнаружили, что стена ведет в древний город, и местные жители только по нерадивости не докопались до бесценной утвари его домов и святилищ.

Приблизительно таким же образом была обнаружена гробница императора Цин Шихуана (221 г. до н. э. – 210 г. н. э.) под городом Сиань. Ее совершенно случайно нашел крестьянин, копая погреб у себя в огороде. Он обнаружил в уже готовом погребе терракотовую фигуру воина и не придал этому никакого значения. Мало ли что хранит в себе земля, на которой работали его деды и прадеды. Впоследствии оказалось, что это фигура одного из воинов армии, охранявшей подступы к усыпальнице императора. Ученые открыли ее и представили на всеобщее обозрение. Сейчас это событие стало археологической сенсацией века, и в Сиань приезжают сотни тысяч людей со всего мира, чтобы побывать в удивительном музее, созданном в гробнице.

На одном из последних аукционов был бронзовый сосуд, которому 3300 лет. Его случайно нашли в провинции Шаньси в 1989 году. За такие древности иностранцы охотно платят сотни тысяч долларов.

В китайской печати не утихают дискуссии о судьбе исторических реликвий. Продавать их официально и на вырученные деньги проводить новые поисковые и реставрационные работы? Или пусть все идет самотеком, но тогда китайские реликвии попадут в руке и людей, сбывающих их за бесценок на мировых рынках, особенно в Японии, странах Юго-Восточной Азии.

Аукционы вреда не принесут, – утверждают многие. – Китайские музеи накопили столько реликвий, что не в состоянии показать большинство из них в своих экспозициях. Они пылятся и разрушаются в запасниках, подвергаются опасности разворовывания и подмены.

«А где гарантия того, что музейные работники не понесут реликвии на аукцион под каким-либо благовидным предлогом», – спорят со сторонниками открытого рынка древностей такие организации, как Государственное Бюро по реликвиям. Ведь только на последнем аукционе древностей было представлено более 2 тысяч предметов древности. Это же разорение! Почему нужно сейчас продавать то, что уберегли в более тяжелые годы экономических трудностей, войн и разрухи. Грядущие поколения не поймут нас!»

Но пока идут дискуссии, аукционы продолжаются, как и работа знаменитого рынка «Панцзяюань».

 

ВЭЙФАН – СТОЛИЦА ВОЗДУШНЫХ ЗМЕЕВ

Самолет местной авиалинии Пекин – Вейфан напоминал в этот день Ноев ковчег. Звучала речь на всех языках, а пассажиры бережно держа в руках хрупкие создания в виде бабочек и птиц, животных и насекомых, пытались сквозь окна иллюминаторов угадать земную погоду. Энтузиасты спешили в Вейфан на международные соревнования по запуску воздушных змеев.

Интерес к воздушным змеям в Китае возник очень давно. Само название воздушного змея – «Фэнчжэн», в иероглифах которого соседствуют понятия «ветер и бамбук», появилось еще в X веке.

Есть много легенд о первых воздушных змеях. Рассказывают, что на эту мысль навела то ли улетающая от порыва ветра шляпа с головы древнего монаха, то ли листья, уносимые ветром в небо. Может быть, прообразом первого воздушного змея явился шелковый платок, похищенный ветром с головы какой-нибудь красавицы.

А вот свидетельство историка, записавшего следующий факт.

«Некто Ли Е делал и запускал воздушных змеев во дворце императора. Однажды он приделал к одному из них свисток из бамбука, и Змей полетел, издавая звук, похожий на молитву».

Знаменитый китайский философ Мо Ди (468—376 гг. до н. э.) по праву считается отцом «змееплавания». Ему удалось соорудить деревянного коршуна, который свободно парил над городом Вэй-фаном, где жил философ. Говорят, что Мо Ди настолько увлекся этим занятием, что создал специальную школу, где наряду с философией изучалось и мастерство изготовления воздушных змеев.

Один из его учеников Лю Бань, мастер на все руки, усовершенствовал конструкцию, применив для нее бамбук и шелк. Его современник писал, что змеи эти «не боялись ветра и спорили с облаками».

Позже свое изобретение Лю Бан, успевший стать к тому времени императором, решил использовать и для военных целей. Запущенные в небо над расположением противника воздушные змеи несли важную для военных стратегов информацию, а запуск змея с прикрепленным к нему фонариком порой служил сигналом к началу битвы. Более того, китайцы научились запускать воздушных змеев с человеком. Такие «змеенавты» были разведчиками во время военных сражений.

Сейчас в центре города Вэйфана стоит памятник Лю Бану в ознаменование его заслуг скорее не как политика, а как выдающегося мастера по изготовлению воздушных змеев…

Почему именно в Вэйфане?

Не только потому, что здесь его родина. А еще потому, что один раз в году, как раз накануне праздника «Цинмин», посвященного памяти предков, этот небольшой городок в китайской приморской провинции Шаньдун напоминает всем, что здесь находится мировая столица любителей воздушных змеев.

Еще в 20—30 годы XX столетия начали проводить тут официальные соревнования по запуску змеев. Как писала местная газета в 1933 году, в них приняло участие 80 змеев. Чемпионом была признана летающая композиция «Восемь святых переходят море». Традиционные соревнования стали проходить через два года вплоть до 1937 года, когда из-за японской агрессии в Китае и войны они прекратились. После победы народной революции в 1949 году соревнования были возобновлены.

Змеи, изготовленные в Вэйфане, унеслись далеко за пределы своей родины. Они с успехом выступали на соревнованиях в Мексике (1960 год), в Канаде, Франции, (1962 год) США, Сингапуре (1964 год) и других странах. В 1999 году в Москве на тушинском аэродроме состоялся большой праздник – демонстрация полетов китайских воздушных змеев.

Но все же мировой столицей этих соревнований остается китайский Вэйфан. Соревнования приурочены ко дню памяти предков, и это не случайно. Именно в апреле-мае над Вэйфаном дуют сильные весенние ветры, это во-первых, а, во-вторых, змеи за долгие годы их истории в Китае обросли легендами и поверьями, одно из которых гласит, что воздушные змеи могут принести человеку счастье или, наоборот, накликать беду.

Посылая в небо маленьких воздухоплавателей, люди хотят напомнить предкам о себе. Считается, что если написать на воздушном змее иероглифы с пожеланиями здоровья и богатства, боги сверху скорее заметят их и обязательно пошлют на землю все, о чем ты просишь, а заодно и проявят заботу о находящихся на небе родственниках. Если же изобразить злодея, врага – змей унесется далеко-далеко и больше никогда не вернется, стоит только оборвать веревку. Ну, а если упадет такой змей на крышу соседа – не миновать ему беды.

И вот мы летим на 10 международный фестиваль воздушных змеев в Вэйфане. Около ста команд со всех континентов мира будут бороться за первенство. Бумажные воздушные змеи на каждом шагу. Парят в воздухе над лавками, где ими торгуют, над цехами и мастерскими, занятыми их изготовлением. Змеи, как самый ходовой товар, рассыпаны по прилавкам наряду с едой и предметами ширпотреба. Даже номера домов на улицах написаны крупными цифрами на фоне воздушных змеев.

В лучших зданиях города размещена Международная ассоциация Воздушных Змеев и музей, посвященный им. Здесь мне попался на глаза любопытный документ – книга английского ученого Недхэма «История китайской науки и техники». В ней он, в частности, замечает, что «создание две тысячи лет тому назад в Китае воздушного змея приблизило мечту человечества подняться в воздух».

Что ж, в этом, возможно, есть свой резон. Но то, что индустрия по производству воздушных змеев приблизила вэйфанцев к осуществлению мечты о зажиточной жизни в своем городе, это безусловный факт. Ежегодные фестивали воздушных змеев дают городу огромные прибыли: от наплыва туристов, от продажи сувениров, главный из которых, конечно же, воздушный змей. Как пишет местная газета, каждый год здесь продается более 200 тысяч воздушных змеев различных видов.

А это и рабочие места для горожан и крестьян. В выгодном промысле занято пять тысяч мастеров, в близлежащих селах изготовляют специальную бумагу, шелк, расписывают воздушных змеев и т. п. И слетаются сюда со всех концов света знатоки, чтобы купить творение рук вэйфанских мастеров. Не зная ни слова по-китайски, они старательно выговаривают непривычные звуки – имя мастера, у которого бы хотели купить змея. Оказывается, слышали о нем у себя в Америке или в Австралии и, чтобы осуществить свою мечту, проехали тысячи километров до города, который и на карте не скоро отыщешь.

Один из таких мастеров Тан Яншоу. Представитель известной династии трудовой. Я встретился с ним, когда ему было уже за 70. Сегодня его дети и внуки продолжают дело предков. Тан не только создавал новые конструкции, но и расписывал Змеев иероглифами, несущими символический смысл. Его змей «Ласточка» украшает городской музей. Есть его произведения в Американском музее космонавтики, в Японском музее бумажных змеев.

Деревня Янцзябу издавна специализируется на изготовлении воздушных змеев. Прославили ее братья Ян Чжэньцзя и Ян Чжэнь-шень. До сотни видов воздушных змеев размером от спичечного коробка до грузового автомобиля.

О самих соревнованиях стоит сказать особо. Хрупкое сооружение из бамбука и шелка должно быть не только ярко расписано, иметь оригинальную форму, но и хорошо летать: выше, дальше и как можно дольше находиться в воздухе.

На большом поле-стадионе под городом начинаются соревнования.

Любопытно, что участие на равных принимают в их и команды, приехавшие издалека, и местные любители. По традиции самые популярные змеи имеют форму драконов – символа воздушной и водной стихий. Впрочем, и другие представители воздушной стихии: орлы и совы, бабочки и стрекозы вполне мирно уживаются в небе над Вэйфаном.

Легко взмывают в воздух и вполне «земные» предметы: чемоданы, кровати, сейфы. А одна воинская часть представила на соревнование воздушный летающий танк… Такую форму имел уникальный змей. И это не удивительно: чем оригинальнее форма воздушного змея, тем больше шансов на победу. Главное, чтобы предмет мог парить в воздухе…

Случались и сюрпризы…

Местная фирма модной одежды поразила зрителей размерами своего змея. Ее команда, состоящая из 50 человек, подняла в воздух и с трудом удерживала за толстенную веревку сооружение длиной в 300 метров, состоящее из полутора тысяч фигур, демонстрирующих модную одежду фирмы. Но, наверное, не меньшим успехом пользовались змеи размером с ноготок, которые на невидимых шелковых нитках кружились вокруг головы седобородого старика.

Почти все китайские праздники пахнут … порохом. Взрывы петард, хлопушек, яркие огни праздничных салютов сопровождают китайцев всю жизнь. Корни этого обычая, наверное, в древних традициях, которые утверждают, что именно так: огнем и грохотом следует бороться со злом, отгоняя его от колыбели ребенка, от порога дома, от дверей лавки, от границ государства… Разница только в масштабах этих огненных феерий.

То, что происходило в небе над Вэйфаном после окончания соревнований, звучало как огненная симфония с прологом и эпилогом. Это был и праздничный салют в честь победителей, и достойное завершение праздника поминовения предков. Наверняка с небес они могли заметить море ярких огней над городом.

И так же, как в пекинской опере, где каждый жест, каждый штрих грима несет смысловую нагрузку, так и в вечернем небе Вэйфана разыгрывался огненный спектакль, где каждый всполох огня, каждый взрыв петарды имел свой смысл, свое имя. Например, «Драконы играют с жемчужиной», «Император оседлал небесного коня», «Чан Э отправилась на луну», «Семь монахов переходят огненное море», «Нечистая сила с кривой ногой».

Вот далеко не полный перечень этих видов огненных забав. Китайцы изобрели не только порох. Здесь родилось великое искусство рисовать с его помощью огненные небесные картины.

У китайских «змеенавтов» обширные планы. Они готовятся к новым рекордам. Известный мастер Мэнь Юань намерен запустить в небо змей, составленный из портретов 108 китайских императоров. Это будет продемонстрировано на очередном вэйфанском первенстве. А в перспективе – подготовка китайских умельцев к Олимпийским играм, которые пройдут в 2008 году в Пекине. Чем еще удивят мир китайские кудесники?

 

ЧЖОУЧЖУАН – КИТАЙСКАЯ ВЕНЕЦИЯ

Песня летит над гладью канала, а исполняет ее молодая лодочница, одновременно ловко маневрируя между снующими во всех направлениях прогулочными лодками.

Известен этот городок, расположенный в самом центре Китая, тем, что почти не изменился за все прошедшие столетия.

В Китае, как и во всем мире, очень ценят подлинную старину, особенно в городах. Чжоучжуан – своего рода уникальный заповедник этой старины, чудом сохранившийся, почти не тронутый временем.

В отличие от расположенного всего в 60 километрах Шанхая – 12-ти миллионного ультрасовременного мегаполиса, который называют «самым некитайским из всех китайских городов», Чжоучжуан – типичный китайский городок. Улицы-каналы и дома, выстроившиеся вдоль набережных. В Чжоучжуане не увидишь велосипеда – неизменного атрибута Поднебесной империи. Лодка – основной вид транспорта на все случаи жизни в этой китайской Венеции.

Многие столетия в Поднебесной империи совершались войны и революции, сменяли друг друга поколения, но Чжоучжуан не обращал на это никакого внимания. Он сохранил свой уклад жизни, архитектуру жилищ и мостов, свою кухню и даже свой особый диалект китайского языка.

Говорят, что до этого хрупкого мира, затерянного среди рек и озер, в который в прежние времена можно было попасть только по воде, не могли дойти ни враги-разрушители, ни друзья-созидатели, жаждущие великих перемен. Не вступила в город японская армия, оккупировавшая в свое время соседний Шанхай, не добрались до него хунвейбины во времена «культурной революции». Но не только это, но и красота и своеобразие этого городка на воде, спасли Чжоучжуан от всех превратностей судьбы. А может быть, дело в древних храмах, которые были призваны защитить город от врагов.

История города началась с буддийского храма Цюаньфу «Всеобщее процветание», строительство которого завершилось в 1806 году. Первыми жителями города стали буддийские монахи.

Буддизм пришел в Китай из Индии в начале 3-го века. Приверженцами буддизма были и некоторые китайские императоры, буддийские храмы есть почти в каждом китайском городе. Но буддийский храм в Чжоучжуане особенный. Это сооружение занимает площадь в 13 гектаров, полностью покоится на воде. Последователи исконно китайской религии даосизма построили неподалеку свой, даосский храм, где в алтаре стоит фигура даосского божества – Нефритового императора и других богов даосского пантеона.

Есть в этом небольшом городке и храм Конфуция. Так что, три основные религии Китая пустили прочные корни на воде и земле этих мест.

Как-то через городок по своим торговым делам проплывал богатый купец из южной провинции Чжэцзян по фамилии Шень. Он был настолько поражен красотой храма на воде, что решил навсегда обосноваться в городе и построил на берегу одного из каналов свои резные терема. Эти сооружения сохранились до наших дней и носят название их владельца – «Дом Шеня». Здесь разместился местный музей. Стали строить свои дома и другие богатые купцы и чиновники, приезжая сюда за красотой.

За последние столетия ни вода, ни яркое солнце, ни влажные ветра не разрушили шедевры древнего китайского зодчества. Сюда по-прежнему приезжают архитекторы из далеких уголков страны не только за тем, чтобы полюбоваться творением своих предшественников, но и поломать голову над секретами этих сооружений, стоящих без капитального ремонта не одну сотню лет.

В доме Шеня более ста комнат: для хозяина, его жен, наложниц, гостей, слуг. Кроме галерей, соединяющих все эти помещения по обеим сторонам дома, построена еще одна, тайная галерея, по которой можно незаметно покинуть любую из комнат. Зачем? Как видно дом Шеня таит в себе не только архитектурные и строительные тайны.

Это царство гармонии и тонкого вкуса. Каждая деталь интерьера: мебель красного дерева, тонкая резьба по дереву, каждый иероглиф, высеченный на камне или начертанный на шелковом свитке, содержит глубокий философский смысл. В одной из комнат на стене свитки с парными надписями мудреца Конфуция:

«Учиться без всяких мыслей, значит, попусту терять время. Размышлять, но не учиться – так же бесполезно».

Здесь все говорит о том, что в этой комнате готовился к экзаменам наследник знаменитого рода. Свитки с изречениями китайских мудрецов, фарфоровые вазы тонкой работы, музыкальные инструменты, пейзажи на рисовой бумаге, кисти, тушь, тушницы…

Многотрудный и многоступенчатый экзамен на получение чина при местном губернаторе, а может, и при дворе самого император, требовал очень серьезной подготовки. Соискатель должен был знать китайскую классическую литературу, уметь писать стихи и рисовать, разбираться в музыке и ритуалах и, конечно же, глубоко освоить конфуцианские тексты. Порой на овладение всеми этими мудростями уходила большая часть жизни.

И еще один архитектурный шедевр – дом Чжана. Он построен еще раньше – в 15 веке. В дом можно попасть, не выходя из лодки: канал ведет во внутренние покои… Так сказать «с корабля на бал». Эту особенность своего жилища хозяин воспел в стихах:

«Пусть добрый ветер надежды Наполнит ваши паруса И принесет ваш корабль В чертог моего дома…»

Когда проходишь по комнатам этого богатого и благоустроенного жилища, кажется, что должно произойти еще какое-нибудь чудо: распахнется шелковая портьера, и в комнату войдет одна из героинь средневекового классического романа «Сон в красном тереме» красавица Ван. По древнему обычаю она будет в красных свадебных одеждах, ее лицо будет закрыто от посторонних взглядов красной вуалью, которую она откинет только после свадебной церемонии, и ее жених Бао Юй впервые увидит это прекрасное лицо…

А пока он ждет невесту в лодке у входа в дом, и мускулистые лодочники в нарядных одеждах уже готовы под звуки гонгов и барабанов помчать молодых в дом жениха… За окном, действительно, загремели гонги и барабаны, шли съемки многосерийного телефильма.

Чжоучжуан – любимое место китайских киношников, снимающих здесь исторические ленты. За последние годы в городе снято более 60 художественных фильмов. Создавал тут свои шедевры и классик китайского кино Чжан Иньмоу. Его знаменитые «Триады», «Поднимите красные фонари» рождались в Чжоучжуане. Здесь не нужно возводить декорации, придумывать интерьеры. Город – его дома, переулки, каналы и набережные – лучшие декорации.

За последние 500 лет мало что изменилось не только в облике города, но и в ритме жизни горожан. Ровно в 12 часов дня жизнь в городе замирает. Настает святое в Китае время обеда. И сами горожане, и многочисленные туристы, которых ежегодно бывает здесь более миллиона, растекаются по ресторанчикам и закусочным. Местный турист неприхотлив. Это, в основном, китайские граждане, приезжающие сюда со всех концов страны, чтобы прикоснуться к подлинной истории своей родины. На какое-то время не только места общепита, но и набережные каналов, лодки, мостики превращаются в импровизированные закусочные.

Местная кухня достаточно традиционна для этого края рыбы и риса. Но есть блюдо, которое можно попробовать только здесь. Это знаменитая «свинина по-чжоучжуански» – «вансаньци», запеченная целым куском по старинному рецепту. Мало кто уезжает из городка, не отведав этого блюда, а то и прихватив его с собой в коробке с блюдом, чтобы угостить друзей.

У него блюда интересная история. Когда-то очень давно проезжал через эти места император. Времена были смутные, император боялся покушений, и на столе были запрещены ножи. Хитроумный хозяин нашел выход. Нежное мясо нужно было разрезать острой косточкой, извлеченной из него. Император был в восторге и от вкуса блюда, и от находчивости хозяина…

Но все же главная достопримечательность Чжоучжуана – художники, приехавшие из разных уголков Китая.

Их здесь столько, что им приходится с раннего утра занимать наиболее выгодные места для творчества. В лучшем положении местные художники. Они могут творить, не выходя из дома. В одном из таких домиков, ступени которого выходят прямо к воде, живет художник Дай Чаоши. Ему уже за 80. Почтенный Дай – художник по призванию. Но всю жизнь проработал бухгалтером. И лишь когда ушел на пенсию, обнаружил в себе талант живописца. За 20 лет творчества слава о его картинах перешагнула границы городка. Его знают в Шанхае, Пекине, его работы – в художественных галереях многих городов Китая. Он работает в стиле китайской классической живописи «гохуа». Она имеет строгие каноны. Здесь регламентирован каждый мазок кисти, каждая деталь имеет глубокий смысл. Но эти условности не сковывают фантазии художника, скорее дают ему простор для творчества. Так возникают на его картинах великолепные пейзажи, цветы, птицы, рыбы. Они наполнены светом и теплом.

«Смотрите, какая вокруг благодать, – говорит мне старый художник, показывая рукой на открывающийся перед нами вид городка. – Здесь трудно не стать художником или поэтом…»

Мы сидим на террасе его домика, вода канала плещется прямо у ног. Рыболовы с бакланами, сидящими на носу лодки, отправляются на озеро ловить рыбу. Птицы сидят неподвижно в предвкушении охоты.

Точно такие же бакланы и на его картинах, развешанных по стенам маленькой мастерской. Художник рассказывает о своей жизни:

«Моим учителем был местный художник Сюн Айху. Он помог мне найти свой путь в искусстве. Это патриарх наших местных художников, работающих в стиле «гохуа». Он ушел из жизни в 94 года. Сейчас я старейший… Художники, работающие в стиле «гохуа», живут долго и счастливо. Ведь наш предшественник, величайший художник Китая Ци Байши прожил почти сто лет. Само творчество продлевает жизнь… Так здесь говорят».

Но, даже уходя из жизни, художники Чжоучжуана продолжают «жить» в этом городке. Здесь есть обычай – вывешивать на стене дома картины умершего художника. Не для продажи, для памяти.

Молодые художники Чжоучжуана ищут свои пути в искусстве, но, попадая под влияние той или иной живописной школы, например, импрессионизма или абстрактного искусства, они остаются китайскими художниками: город и традиции крепко держат их в своих объятиях.

Художник У Цзюньцюнь – представитель нового поколения. Он учился в Шанхае, хорошо знаком с китайским национальным и классическим европейским искусством. Любимый мотив его творчества – мосты Чжоучжуана. Это символ города, его визитная карточка. У Цзюньцюнь считает, что главный секрет привлекательности города – его мосты – 14 знаменитых и множество безымянных. Если архитектура – это застывшая музыка, то местные мосты – это симфония, посвященная единству трех стихий: воды, земли, неба. Он может нарисовать их по памяти, не упустив ни малейшей детали.

«Я родился в Чжоучжуане, – рассказывает художник, – все мое детство, да и вся жизнь связана с мостами. Они неотделимы от жизни города. Чтобы пойти куда-нибудь в городе – к другу, в школу, к соседям обязательно пройдешь по нескольким мостикам. Они воспеты в стихах наших поэтов, изображены на многочисленных картинах. И я захотел поделиться этой красотой с людьми…»

Художник издал несколько альбомов со своими гравюрами, с описанием истории мостов. В городе открыта постоянная выставка его работ, на которых, конечно же, изображены знаменитые мосты Чжоучжуана…

«Я хочу, – продолжает он, – чтобы о наших мостах узнали во всем мире, в том числе и в России».

Написание иероглифов в Китае – высокое искусство. Сам по себе иероглиф – это просто слово, знак, понятие. Но под кистью художника иероглиф оживает. Как бы возвращается в свое прошлое, когда он изображал то человека, то лошадь, то змею. В Китае регулярно проходят выставки работ мастеров иероглифики, и они неизменно пользуются успехом.

В Пекине есть парк «Озеро дракона». Здесь на каменных стелах высечены несколько сот иероглифов «лун» (дракон) так, как его писали с древних времен до наших дней. И ни один иероглиф не повторяется. Он самобытен, как это мифическое существо – то стремительно рвущийся в небо, то спокойно плывущий в морской стихии, то настороженный хранитель Небесного дворца…

Юань Ичжень – самый известный в городе каллиграф. Он знаменит не только своими работами, но и техникой, с помощью которой создает каллиграфические полотна. Он рисует иероглифические строки под музыку, не отрывая кисть от бумаги, единым штрихом создает целые иероглифические картины на стихи известных поэтов, высказывания мудрецов, нравоучительные тексты.

Написание иероглифов, – говорит Юань, – можно сравнить с борьбой мужского и женского начала в китайской философии: «янь» и «инь». Когда твердое – рука художника и мягкое – рисовая бумага, взаимодействуя рождают произведение искусства.

Звучит древнекитайская музыка, и под кистью Юаня, словно приносимые ветром, выстраиваются иероглифы:

Обман в словах О радостях весенних: Всё в безумстве рвет, Сдув лепестки, Погнав их по теченью, Он опрокинул лодку рыбака.

Это Ду Фу, знаменитый поэт VIII века, любимый поэт художника.

Но не только поэты и художники населяют этот удивительный город. Местные кустари составляют добрую половину горожан. У них нет столь сложных философских подходов к работе, как, скажем у каллиграфа Юаня, они просто выполняют свою будничную работу. Вот и вся философия!

В местной чайной с домашним названием «Апо» (Тетушка) я обратил внимание на группу аккуратно, со вкусом одетых пожилых женщин. Они коротали время за чашкой чая, неспешной беседой и рукоделием. Рядом, прямо на улице – молодая женщина за старинной прялкой, чуть поодаль мастерская сапожников, которые плетут из бамбука удобную обувь. Они трудятся не только для заработка, но и для истории, сохраняя традиции древних мастеров.

Хранят древние традиции и девушки – вышивальщицы по шелку. Искусство вышивки возникло в Китае в далекие времена. А когда китайцы научились получать шелковую нить из кокона шелкопряда и расцвечивать ее всеми цветами радуги, наступил золотой век этого мастерства, который длится по сей день.

Славится Чжоучжуан и расписными изделиями из стекла. На внутреннюю сторону флакона или полого стеклянного шара с помощью тончайшей кисточки наносится рисунок. Возникают чудесные пейзажи, оживают персонажи старинных китайских романов: смелые герои и ослепительные красавицы.

И еще одна древняя традиция, связанная с лодками. Из поколения в поколение здесь передавалось умение управлять лодкой. Лодка управляется одним веслом, прикрепленным к корме. Лодочники, как правило, женщины. И если устанавливать где-нибудь монумент «Девушке с веслом», то лучшего места, чем Чжоучжуан, в мире не найти.

Население города – 23 тысячи человек. За чертой старого города возникает новый Чжоучжуан с современными кварталами. Строительство идет споро. Деньги от туризма помогают делать это. Но ни одна новостройка, ни одна современная реклама не проникает в старый город. Сюда даже воспрещен въезд автотранспорта. Рикши – как во времена, когда Чжоучжуан был еще островом – основной вид передвижения.

Сохранить красоту древнего города нетронутой – такова главная забота местных властей. И лучше других это понимает мэр города господин Чжоу. Он известный специалист по древней китайской архитектуре, романтик по натуре, человек, влюбленный в Чжоучжуан.

«Подобного места нет во всем Китае, – говорит он. – В декабре 1997 года Чжоучжуан включен в список памятников мирового культурного наследия ЮНЕСКО с легкой руки генерального секретаря ЮНЕСКО, который побывал в нашем городе. Его окрестили «Китайской Венецией». Пусть будет так. Я по приглашению побывал недавно в Венеции. Честно говоря, Чжоучжуан мне нравится больше».

Китайская газета рассказала о нашей семье и из всех фотографий сочла эту – лучшей

«Ничего не пропустить!» – другого корреспондента из России сегодня здесь нет.

На китайской улице в обычный будний день или все хотят увидеть «китайскую Венецию» – Чжоучжуан

Идет сессия китайского парламента

На пресс-конференции руководителей китайских профсоюзов больше всего задавали вопросов об экономической политике.

Телегруппа из России снимает Гао Мана, известного китайского литератора и переводчика русских писателей.

Китайская кухня – потрясение для иностранцев или как этот повар готовит «пекинскую утку»

На Пекинском телевидении. Идет передача о России

Картина Гао Мана, написанная в национальных традициях, в дни празднования в Китае 200-летия со дня рождения А.С. Пушкина

Символ и гордость Поднебесной – Великая Китайская Стена.

Приятно увидеть свою фотографию в китайской газете

Интервью на главной площади Пекина

Журналисты из России на встрече с Цзян Цзэминем

Агентство Синьхуа утверждает: «Владимир Куликов – поборник российско-китайской дружбы»

Мэр Пекина вручает правительственную награду за передачу «Русские вечера» на Пекинском телевидении

«Мне сверху видно все» – на Великой Китайской Стене

С российским телеоператором Ефимом Яковлевым

В особой экономической зоне

В знаменитой мастерской воздушных змеев в Вэйфане

С инструктором школы УШУ

Рикша – и теперь средство передвижения, но только для туристов и любителей экзотики

Известный каллиграф делится опытом

В Тибете даже крыша рядового храма – произведение искусства

Самая уникальная в мире парковая расписанная картинами галерея в Ихэюане (Пекин)

Будда будущего – к нему приходят со своими планами

В храме Конфуция деревья, как люди – например, это дерево как мудрый старик

Каждый репортаж должен быть по-своему интересным

Китайская архитектура детище многих тысячелетий

Самодеятельные танцоры на пекинской улице

Как правило в конкурсах детских рисунков в Китае участвуют все желающие. Так здесь ищут и находят юные таланты

Верный друг – велосипед – спасение в часы «пик»

 

ХАЙНАНЬ – ОСТРОВ ЧУДЕС

Чудеса начинаются сразу, как только ступаешь на эту вечнозеленую землю.

Дорога от аэропорта прямая, как стрела, идет сквозь сказочный лес. На горизонте мощные стволы каких-то неизвестных нам деревьев. Они чем-то напоминают трубы небольших заводиков, создавая впечатление индустриального пейзажа, каким-то чудом заброшенного в джунгли.

«Нефтяное дерево», – видя наш интерес, объясняет сопровождавший нас в поездке по острову корреспондент местного телевидения.

Так что наше первое впечатление об «индустриальном» назначении этого необычного растения было точным. Сок, бегущий по этим стволам, по составу – почти готовая солярка, и его можно использовать как топливо.

Познакомились мы и с другими чудесами местной растительности. Дерево, в которое невозможно вбить гвоздь, настолько прочна его древесина, называют здесь «железным» и идет оно на постройки, которые могут стоять века. Листья нежного кустарника «чупэй» содержат вещество, которое, как утверждают, помогает бороться с раком крови. Деревья, растущие всегда парами, и если что-то случится с одним, – другое немедленно засыхает, называют здесь «верные супруги».

«Сладкое дерево», – бросает наш гид, – и сразу же пресекает наши попытки вкусить его плоды. Дело в том, что достаточно пожевать его листья, и все, что вы после возьмете в рот, покажется вам необычайно сладким, даже жгучий местный перец.. Анчар… Знаменитый пушкинский анчар. Но только растет он не на «почве, зноем раскаленной», а в обычном влажном хайнаньском лесу, на трассе Аэропорт – город Санья, что на самом юге острова.

Список хайнаньских чудес можно продолжать до бесконечности. Ну, как не упомянуть, что здесь добывают самый крупный в Китае жемчуг. Что сорта чая, выращенного на склонах хайнаньских гор, ценятся не меньше, чем драгоценные жемчужины. Что это единственное в Китае место, где произрастают гевеи, из сока которых производят натуральный каучук. Что Хайнань называют еще островом бабочек, потому что более половины из 1300 их видов, обитающих на земном шаре, можно увидеть на Хайнане.

Но, наверное, главное чудо – это то, что удалось сохранить здесь экологическую чистоту лесов, прозрачность горных озер и рек, первозданность морских пляжей… Кстати, местное законодательство запрещает размещать здесь любые предприятия, которые могут оказать вредное влияние на экологию острова.

Именно это обстоятельство превратило остров в центр развития международного туризма с престижными отелями, ландшафтными парками, площадками для гольфа, ночными клубами и ресторанами. К услугам туристов – залив Дадунхай – одно из красивейших мест не только на острове, но, пожалуй, и во всем южном Китае. Песчаные пляжи, голубая морская вода кристальной чистоты, температура которой никогда не опускается ниже 25 градусов, многочисленные харчевни и ресторанчики. Дары моря подвозят на рыбацких лодках прямо к дверям этих заведений.

Еще одно место отдыха – залив Ялунвань – «Дракон Азии». Это 20 километров ослепительно белого песка и роняющие свои плоды в море кокосовые пальмы.

И не случайно сюда, на «Восточные Гавайи», устремился мировой туристический бизнес. Участки земли вокруг самого южного города Санья уже распроданы инвесторам из Сингапура, США, Франции. Заинтересовался этим райским местом и международный игорный бизнес – компании из Лас-Вегаса уже прочно пустили здесь корни.

На Хайнане с успехом прошел международный конкурс «Мисс мира 2003», в котором приняло рекордное количество мировых красавиц.

Побывали тут и первые российские туристы: рыбаки с острова Сахалин, российские дипломаты из Пекина, «челноки» из Москвы, Иркутска, Новосибирска и других городов России прокладывают сюда свои вьючные тропы.

Отдыхал как-то на Хайнане президент Казахстана Назарбаев, проложив авиационную постоянную линию по маршруту Алма-Аты – Санья. Благо, что построенный здесь французами международный аэропорт может принимать любые самолеты.

Первые робкие шаги делает тут и российский бизнес. В 90-х годах здесь были зарегистрированы два предприятия со смешанным российско-китайским капиталом: Туристическая компания «ДЭ СА» и компания «Марс» по изготовлению активированного угля. Он – основа остродефицитных фильтров для очистки питьевой воды, а также для нужд пищевой промышленности, фармацевтики, оборонной промышленности.

Перспективы развития на первых порах складывались неплохо. Были освоены арендованные территории, началось строительство пансионата, где могли бы отдыхать сахалинские рыбаки. Совершенно случайно на арендованной территории были обнаружены радоновые источники, тогда пришла идея постройки здесь же лечебного учреждения.

Энтузиасты из России верят в большие перспективы бизнеса на Хайнане, где сокровища лежат прямо под ногами. И трудно представить, что совсем недавно Хайнань был далекой глубинкой, наглухо отгороженной от всей страны «проклятым островом». «Край земли, предел неба», – гласят иероглифы, высеченные на скале, опрокинутой в море в конце залива Ялувань. Утверждают, что эту надпись собственноручно сделал царь обезьян Сунь Укун, любимый герой древних китайских сказаний. Он был сослан сюда Небесным императором за бесконечные скандалы, которые он устраивал в Небесном Дворце.

Земные императоры поступали так же. Сюда, на остров Хайнань некогда ссылали преступников. Как когда-то у нас в холодную Сибирь. Здесь, в царстве тайфунов, в глубине малярийных болот, среди аборигенов опальные чиновники-вольнодумцы должны были усмирять свою гордыню, дабы не вносили они смуту в привычное течение жизни Поднебесной империи.

Так в начале прошлого тысячелетия на острове оказались пять пленников, сосланных сюда за вольнодумство. «Декабристы» древнего Китая… Сегодня в скромных хижинах, где они когда-то обитали, расположен музей, посвященный их памяти. Уходя в глубину веков, история Китая знала и жестоких тиранов, и благородных героев. Тираны уходили в небытие, герои оставались. Как эти пятеро, имена которых помнят до сих пор.

Имя еще одного узника Хайнаня навсегда осталось в памяти народа. Хай Жуй – так звали чиновника, жившего на острове четыре сотни лет назад. Честный и неподкупный чиновник не побоялся сказать горькую правду императору, за что был разжалован, сослан сюда, где и умер. Его могилу, над которой сегодня высится мраморный памятник, чтут жители страны.

Уже в наши дни китайский писатель У Хань написал пьесу-аллегорию «Хай Жуй уходит в отставку». Было это накануне «культурной революции». Современники без труда узнали в главных персонажах пьесы Мао Цзэдуна и маршала Пэн Дэхуая, который не побоялся сказать в лицо руководителю страны горькую правду и о «большом скачке», и о «народных коммунах», о голоде, о разрухе в стране и о том опасном пути, на который толкали Китай.

Как и Хай Жуй, Пэн Дэхуай подвергся опале. Досталось и автору пьесы.

Я помню, как во время «культурной революции» стены пекинских заборов были оклеены плакатами и карикатурами, где изображался маленький злобный карлик, замахивающийся картонным мечом на солнце. Так изображали хунвейбины у Ханя.

Позже в уютном кафе на окраине Пекина, где собирались старые китайские интеллигенты, меня познакомили с высоким седым стариком с доброй улыбкой и острым взглядом из-под седых бровей. Старика звали… У Хань. Он пережил и «культурную революцию» и многих своих хулителей.

Но, наверное, самым знаменитым узником Хайнаня был великий китайский поэт Су Дунпо, творивший в начале прошлого тысячелетия.

По сложившейся в Китае традиции интеллигенты всегда имели должность при дворе императора. Имел такую должность и Су Дунпо – он был губернатором одного из округов империи. Однако, столкнувшись с тяготами жизни народа, с продажностью чиновников, с которыми ему ежедневно приходилось иметь дело, Су Дунпо поднял бунт. Совсем как Хай Жуй. Но он не стал писать жалобу императору, может быть, зная заранее, что никакого толку от этого не будет. Он бросил в лицо своре продажных чиновников гневные поэтические слова, которые услышал весь Китай:

«Пусть воронье кричит над дохлой крысой В том крике алчность и тупая спесь. Я буду весел, так, пожалуй, лучше, Чем видеть мир, таким, какой он есть».

Дворцовая знать, действительно, подняла крик. Ведь стихи Су Дунпо расходились по всей стране, будоражили общество. Поэт оказался в далекой ссылке на Хайнане. Он писал оттуда:

«Пусть на тёмной горе, В месте самом глухом Погребенье мое без почета свершат. Пусть годами по длинным, дождливым ночам Одинокая стонет и плачет душа…»

Но время распорядилось иначе. Сегодня, спустя тысячу лет после смерти, Су Дунпо – один из самых любимых поэтов Китая. Его стихи знают наизусть. И в далекой деревушке, где встретил поэт последние дни своей жизни, воздвигнут Храм в его честь. Ежегодно в день рождения поэта устраивают здесь торжества, звучат его стихи. Сюда приезжают ценители поэзии Су Дунпо из многих провинций Китая, из зарубежных стран. С волнением я обнаружил в книге почетных посетителей и автографы на русском языке.

Сила таланта поэта настолько велика, что до сих пор в языке местного населения ощущается влияние поэзии Су Дунпо. Только в этих краях существует ритуал, согласно которому молодожены во время свадьбы обмениваются поэтическими приветствиями собственного сочинения. Утверждают, что начало этой традиции положил поэт.

Считается, что самые красивые девушки в Китае живут на острове Хайнань. И богат этот край поэтическими сказаниями и легендами.

Как утверждает одна из них, когда-то очень давно охотился в этих местах юноша из горного племени. Преследуя оленя, он подогнал его к морской лагуне и уже натянул лук, чтобы поразить добычу. Но вдруг раздался гром – олень повернул голову и обернулся девушкой поразительной красоты.

Охотник и красавица влюбились друг в друга с первого взгляда и скоро сыграли свадьбу. От них и пошло население острова: смелые и красивые люди – охотники, рыболовы, садоводы, земледельцы.

А как память об этой романтической истории высится на горном перевале у города Санья огромная скульптура оленя и охотника. Она так и называется «Олень повернул голову». А женщина, давшая жизнь народу острова, стала символом Хайнаня. Потомки девушки-оленя – коренное население острова, представители народности Ли.

Кстати, недавние археологические раскопки установили, что еще 10 тысяч лет тому назад на Хайнане обитал человек… Здесь найдены окаменелые останки и орудия производства…

Существуют и другие легенды о происхождении народности Ли. Одно из преданий гласит, что Ли – это потомки юноши, приплывшего на остров с юга, и девушки, вылупившейся из яйца, которое юноша нашел в горах. Главный горный хребет острова так и называется Лишаньму (горная мать Ли).

Женщины этой народности носят одежду из черной самотканной материи с лиловым орнаментом, у некоторых можно увидеть на лице татуировку. Этот обычай пришел из глубины веков и связан с легендой о том, как вождь племени надругался над красивой девушкой, покрыв позором ее семью. С тех пор все девушки Ли стали намеренно уродовать свое лицо, чтобы избежать подобной участи.

Сейчас такие украшения на лицах можно увидеть только у старшего поколения женщин племени. Обычай стал историей. Но вот некоторые обычаи продолжают жить.

Когда мы подъезжали к одной отдаленной горной деревушке, где живут представители племени Ли, то ли в шутку, то ли всерьез сопровождающие нас китайские журналисты предупредили, чтобы мы ни в коем случае не пили чай из чашки, которую нам может предложить одна из девушек этой деревни.

По местным представлениям эта, процедура – прелюдия к брачной церемонии… И тут же рассказали об американском этнографе, который таким образом навсегда обязан был связать свою жизнь с этой деревней. Было это давно. Американца уже нет в живых, но говорят, кровь незадачливого этнографа течет в жилых современных жителей деревни.

История не показалась нам неправдоподобной, особенно после того, как нас познакомили с еще одним обычаем, точнее праздником, который до сих отмечают Ли в третий день третьего месяца по лунному календарю.

Праздник этот называется «День любви». После танцев и песен, когда стемнеет, девушки и юноши уходят в горы и не возвращаются до утра. Девушек, родивших детей после этого романтического праздника, чествуют всей деревней, и такую невесту с ребенком с удовольствием возьмет замуж любой воин и охотник, не обязательно отец ребенка. Способность к деторождению здесь – высший показатель добродетели. И не удивительно, что в поездке по Хайнаню мы часто встречали кумирни и небольшие храмы, где установлена богиня Гуаньинь – к которой местные женщины обращаются с молитвами о рождении ребенка.

Есть на острове памятник еще одной женщине – нашей современнице. В 1939 году, когда японские войска оккупировали Хайнань, возник в этих местах женский партизанский отряд, героически боровшийся за свободу. Многие партизанки так и не увидели рассвета. «Хайнаньские зори» были отнюдь не тихими. Отряд оставил свой след не только в революционной истории острова, но и в искусстве. Долгое время шел в Китае балет «Красный женский батальон», воспевающий отчаянную смелость юных хайнанек. Во время «культурной революции» это был единственный балет, который можно было увидеть на китайской сцене.

Дело в том, что режиссером спектакля была Цзян Цин – супруга председателя Мао Цзэдуна. Потом, когда Цзян Цин ушла в политическое небытие, незаслуженно забыли и про балет. Но сегодня он вновь возобновлен на китайской сцене. И он стоит того. Причина популярности – замечательная национальная музыка, яркие костюмы, интересно поставленные танцы.

Но Хайнань и после победы китайской революции в 1949 году продолжал оставаться захолустьем. Он считался неперспективным. Оккупированный «американским империализмом» остров Тайвань маячил на горизонте.

А что если завтра война? Поэтому строились здесь, в основном, стратегические дороги, ародромы, с которых могли легко взмыть в воздух военные самолеты, да укрепрайоны в горах.

Но когда в Китае начались реформы, власти по-новому взглянули и на Хайнань.

В апреле 1988 года решением китайского правительства остров получил статус «особой провинции Китая». Это была первая в Китае особая экономическая зона в масштабах целой провинции. От неё ожидали экономического чуда. За два десятилетия остров планировали превратить не только в самую богатую провинцию Китая, но и в район, где уровень жизни населения встанет вровень с Тайванем, Сингапуром и другими «маленькими драконами», которые считаются витринами процветания в Юго-Восточной Азии.

Я впервые приехал на Хайнань, когда делались первые шаги по этому пути. Тогдашний губернатор острова, точнее уже провинции Хайнань Лю Цзаньфэн сказал мне в интервью, что считает, что в этих планах нет ничего фантастического.

Инженер, в свое время учившийся в Киеве, начальник исследовательского института в Пекине, заместитель министра электронной промышленности Китая, первый губернатор самой южной китайской провинции – Лю привык оперировать точными цифрами и фактами.

Этот политик, который мыслит математическими категориями, считал, что чудо должны были совершить «три свободы», которые были предоставлены Хайнаню Центральным правительством: свобода ввоза и вывоза капитала, въезда и выезда людей, экспорта и импорта товаров и оборудования.

Среда, в которой будут осуществляться эти свободы – рынок: капитала и техники, производственных материалов и научных открытий, недвижимости и рабочей силы. На этом свободном рынке будут конкурировать между собой государственные и частные предприятия, китайский и иностранный капитал, который на первом этапе займет ведущую роль. Ему на Хайнане дано право обладать контрольным пакетом акций и на смешанных предприятиях, а также приобретать предприятия частного и государственного сектора.

«Любой предприниматель, – подчеркивал в беседе со мной губернатор Лю, – ввозящий капитал на остров, имеет право арендовать или покупать землю по цене самой низкой в Китае. Он может ввозить рабочих или нанимать их на месте. В первые три года хозяйствования он освобождается от налогов и не будет в дальнейшем платить их, пока предприятие не начнет приносить прибыль».

«Но это еще не все», – говорил Лю. – Освобождаются от налогов и смешанные предприятия, где иностранный капитал составляет не менее 25%».

И была еще одна особенность, отличавшая Хайнань от других свободных экономических зон Китая. Здесь планировалось создавать не просто иностранные предприятия, но целые инфраструктуры, принадлежащие иностранному капиталу. Один из таких районов, который мне посоветовал посетить губернатор – порт Янпу, который начали строить на севере острова.

Директор будущего порта, в отличие от губернатора Лю – человек явно романтического склада. Об этом свидетельствует вся его биография. Чем только не пришлось заниматься этому человеку с такой распространенной в Китае фамилией – Ван. Ван Ли-гуан – студент авиационного института, инженер, потом безработный, полицейский, политический деятель уездного масштаба, директор небольшого аэропорта в северном Китае.

Кстати, авиационный институт он закончил в Москве, и с особой нежностью произносит милую его сердцу аббревиатуру МАИ.

Так же как и губернатор острова, многие другие здешние руководители, с которыми мне довелось встречаться, в разное время окончили высшие учебные заведения в Москве, Ленинграде, Киеве, Минске.

Случайно ли то, что именно их судьба забросила на Хайнань? Думается, что нет!

Это поколение людей прошло суровую школу. Ведь острие «культурной революции» – самого трагического периода в новейшей истории Китая, было направлено против этих «шпионов советского ревизионизма». Они выстояли. На учебу за границу, а тогда это был, главным образом, Советский Союз, Китай посылал лучших из лучших. Самых талантливых, самых трудолюбивых. И здесь, на Хайнане им предоставили шанс еще раз подтвердить это.

Ван затащил меня в кабину башенного крана, чтобы, как он выразился, я «сверху мог лучше разглядеть горизонты прекрасного будущего порта».

Волнуясь, путая китайские и русские слова, он рисовал картину этого прекрасного будущего… Многокилометровые причалы, десятки кораблей под флагами разных стран мира, контейнерные зоны, краны, самая современная техника, Международный Клуб моряков…

Честно говоря, пока это трудно было себе представить даже с высоты башенного крана. Перед нами были лишь пустынные воды небольшой рыбачьей гавани да несколько рыбачьих лодок на горизонте.

Забегая вперед, могу сказать, что сегодня порт выглядит именно так, как мечтал об этом романтик Ван.

Несколько больший оптимизм внушали построенные тогда недалеко от будущего порта уютные коттеджи для японских специалистов. С садиками, бассейнами, гаражами, они свидетельствовали о том, что японцы приехали сюда всерьез и надолго. Японские фирмы приобрели участок земли в 30 квадратных километров сроком на 70 лет, и вместе с портом будут строить здесь комплекс предприятий: химических, электронных, перерабатывающих заводов. Крыши строящихся цехов маячили поодаль.

Среди тех, кто активно поддержал хайнаньский эксперимент, был тогдашний Генеральный секретарь ЦК КПК, президент страны Цзян Цзэмин. Особые зоны в Китае и Хайнань, в частности, – его детище. Он как бы принял эстафету из рук патриарха китайских реформ Дэн Сяопина, который завещал Китаю активно создавать такого рода экспериментальные зоны, «кошек, которые ловили бы и социалистических, и капиталистических мышей».

Нельзя сказать, что идея «хайнаньского эксперимента» была всеми встречена «на ура». Сомневающихся было более чем достаточно на всех уровнях. Многие считали, что отдавать богатства острова на откуп «капитализму» – дело рискованное и неблагодарное. Раздавались такие голоса и на сессии Всекитайского Собрания Народных представителей – китайского парламента – Высшего законодательного органа КНР.

Звучали и сомнения такого рода. «Да, – говорили скептики, – Хайнань – это окно в мир. Но стоит его слишком широко распахнуть, вместе со свежим воздухом в дом попадут комары и мухи». Опасались, что непосредственное соприкосновение с буржуазной моралью и нравами капиталистического образа жизни, вместе с массовой культурой, фильмами, проповедующими продажный секс и насилие, местное население впитает худшие стороны «западной» жизни.

У этих опасений были основания. Уже в самом начале эксперимента здесь начались всевозможные финансовые и экономические аферы. Пожалуй, самой грандиозной оказалась идея закупки за рубежом крупной партии легковых автомобилей с целью их дальнейшей перепродажи. Афера, получившая в китайской прессе наименование «Хайнаньское дело».

Под покровом ночи на военных кораблях, минуя таможни, беспошлинно ввозились на остров легковые автомобили, главным образом, из Японии. А затем потихоньку втридорога продавались в континентальный Китай, особенно в те провинции и города, которые не имели таможенных льгот. Правда, вырученные деньги оседали, как потом подтвердило следствие, не в карманах организаторов этой махинации, а шли на благоустройство острова. Но закон-то нарушался!

В конце 80-х побывал я на китайско-американском совместном предприятии по изготовлению телевизоров. Здание сборочного цеха было еще в лесах, а предприятие уже выпускало готовые телевизоры – по тысяче штук в день. Японская техника, американский капитал, китайский инженерно-технический персонал, приехавший из соседней особой экономической зоны Сямэнь, дешевый труд наскоро обученных местных работниц, выгодные условия сбыта готовой продукции – вот основные слагаемые успешной работы предприятия.

Директор завода Сюй Юймэй, кстати, тоже бывший выпускник российского ВУЗа, учившийся в Свердловске, рассказал, что предприятие дает и валютную выручку, причем 90% валюты завод оставляет на свои нужды.

Рядом с заводом, тоже еще в лесах, высилось здание банка, который организовали китайские эмигранты. Тридцать миллионов этнических китайцев – «хуацяо» разбросаны по всему миру, но связей с Китаем они никогда не прерывали. Это в прямом и переносном смысле золотой запас страны. Их доля вложений в хайнаньскую экономику весьма велика.

Я еще не встречал такого китайского эмигранта, который не желал бы вернуться на Родину, к могилам предков, кто не хотел бы покоится в этой древней земле. Здесь на Хайнане возникли целые поселения, где вернувшимся в Китай «хуацяо» создают условия для привычной жизни и труда. Например, любой может приобрести двухэтажный коттедж со всеми удобствами вместе с участком земли. Коттеджи не дешевы: от 50 до 250 тысяч долларов. Но люди с готовностью селятся здесь. Эмигранты из Сингапура, Малайзии, США…

Через десять лет Хайнаньского эксперимента достижения в экономической области доказали, что путь был выбран правильный. Валовая продукция здешнего сельского хозяйства, в основе которого тропическое растениеводство, ежегодно возрастала в среднем на 9%. Опорными отраслями местной экономики стала «новая промышленность». Это, в первую очередь, более 100 проектов сотрудничества с внешним миром в области высоких технологий: электроника, информатика, биология, фармацевтика, оптика, машиностроение.

Вслед за Хайнанем особые экономические права, в том числе и законодательные в области размещения и использования иностранных капиталов, получили еще четыре экономические зоны Китая: Шенчжэнь, Чжухай, Шаньтоу (провинция Гуандун) и Ся-мынь (провинция Фуцзянь).

Эти пять зон давно уже стали полигоном экономической реформы в Китае. Здесь стремительно растет сумма иностранных капиталовложений в местную экономику. Ежегодно она превышает 26 миллиардов американских долларов. А общий объем внешнеторгового оборота этих специальных зон, включая Хай-нань, достиг уже 59 миллиардов долларов, что составляет одну пятую общенационального показателя.

Являясь, как говорят в Китае, «окнами открытости» во внешний мир, Хайнань и его ближайшие соседи – особые экономические зоны китайского юга – полностью используют свою близость к рынкам Азиатско-Тихоокеанского региона.

После присоединения Гонконга к Китаю 1 июля 1997 года перспективы развития Хайнаня расширились. Ряд решений Центрального Правительства Китая предусматривает слияние Гонконга с Хайнанем. У двух территорий, составляющих единую экономическую зону, будет общее законодательство, предусматривающее самостоятельное принятие местных законодательных актов.

А если учесть, что сюда примкнула и еще одна вскоре возвращенная Китаю бывшая португальская колония Макао, расположенная рядом, то легко представить, какие возможности откроются для специальной экономической зоны «Хайнань-Гонконг-Макао». На карте Юго-Восточной Азии вырастает еще один «Дракон Азии», на этот раз чисто китайского происхождения.

Но тут, наверное, пришло время еще раз вспомнить о некоторых негативных моментах развития экономики острова.

Побывавший в конце 1998 года в южных экономических зонах Премьер Госсовета Чжу Жунцзи вынужден был говорить о процветающей здесь «разнузданной деятельности контрабандистов и валютных мошенников» и призвал создать целую систему для борьбы с этими явлениями.

Позднее на острове прошел целый ряд судебных процессов, в частности, за взятки и растрату государственных денег был расстрелян некий Чэнь Ложун – Начальник Управления Табачной компании, суровое наказание понесли и другие преступники – чиновники.

Был закрыт целый ряд коммерческих предприятий, принадлежавших китайской армии, милиции, правоохранительным органам. Отныне все политико-правовые органы на острове устранялись от участия в деятельности созданных ими хозяйственных предприятий. Что же, у борцов с коррупцией должны быть чистые руки.

Появились на Хайнане и другие проблемы.

Остров, особенно его города и курортные поселки захлестнула «желтая волна». Легальные и полулегальные видеосалоны, где крутились фильмы весьма рискованного содержания, небольшие отели «с интимными услугами», а то и откровенная проституция, наркомания, азартные игры – все это появилось на острове.

Об этом с тревогой пишут китайские газеты, как местные, так и центральные. Например, агентство «Синьхуа» обнародовало в начале 2001 года информацию о том, что из 2780 увеселительных заведений Хайнаня было закрыто 42% для того, чтобы «можно было успешнее вести борьбу с проституцией, распутством, азартными играми, наркоманией». Как сообщили местные газеты, в ходе этой операции было заведено более тысячи уголовных дел.

Ну, а в путеводителях по странам Юго-Восточной Азии, издаваемых на Западе, по-прежнему мелькают рекламные объявления такого содержания: «Марксистская идеология и красные лозунги на заборах не мешают эмансипации хайнаньских девушек, ничуть не более робких с туристами мужского пола, чем их сверстницы в соседнем Таиланде. В городе Санья есть уже целая улица так называемых «парикмахерских», подобных тайским массажным кабинетам…»

Несмотря на все издержки и трудности нового дела, при поддержке партийных и государственных органов Центра, хайнаньс-кий эксперимент продолжается. Кстати, партийные и административные функции управления на острове, как, впрочем и в остальном Китае, строго разделены. Партийные организации ведут воспитательную работу среди двухсот тысяч коммунистов Хайнаня. Коррупция, бюрократия, идеологические неурядицы, работа по патриотическому воспитанию молодежи – вот точки приложения сил компартии.

Китайские реформы продолжаются. Вносятся изменения не только в тактику, но и в стратегию реформ. Как любил повторять отец реформ Дэн Сяопин – «истину нужно искать в фактах». Порой приходится отказываться от высоких темпов развития экономики, бороться с ее «перегревом». Осторожнее стали относиться и к экспериментам с акциями и биржами, финансовые бури в мире раскачивают и китайский корабль. Осуществляются шаги по укреплению общенародной собственности, увеличению субсидии государственным предприятиям. На этом фоне хайнаньский эксперимент выглядит особенно дерзким. От результатов, полученных здесь, во многом зависит будущее.

 

«КЛОП» МАЯКОВСКОГО ПОСТАВЛЕН В КИТАЕ

С Мэн Динхуэем – молодым талантливым китайским режиссером, авангардистом нового поколения меня познакомила моя старая приятельница Чжан Цихун.

Она училась в 50-е годы в Москве, прекрасно владеет русским языком, через всю свою жизнь пронесла любовь к русской литературе и искусству. Многие пьесы русских авторов зрители увидели в Китае именно в ее постановке. Она помогает и другим китайским режиссерам осваивать русскую драматургию. – Довольна тем, что даже такой сложный спектакль, как «Синие кони на красной траве», поставленный приезжавшим в Китай режиссером Ленкома Марком Захаровым, имел шумный успех. Между прочим, Чжан вместе с 3ахаровым училась в Москве, в ГИТИСе. Я помню репетиции этого спектакля в Пекине, когда китайские актеры, затаив дыхание, внимали указания маститого режиссера. А для «разогрева» в начале каждой репетиции актеры по просьбе Захарова пели русские песни.

В момент нашего знакомства Мэн Динхуэю исполнилось 32 года. Он выпускник режиссерского факультета Пекинского Института драматического искусства. Несмотря на молодость, он уже успел поставить несколько пьес, которые пользуются успехом особенно у молодежи.

С 1992 года – Мэн режиссер Пекинского экспериментального драматического театра. Со своими постановками театр побывал и за рубежом. Театр не имеет своего постоянного помещения, что типично для китайских театральных трупп. Его спектакли чаще всего идут на сцене Пекинского Детского театра, расположенного в центре столицы. Этот Театр разместился в особняке конца XVIII века, построенном в стиле модерн. Со всех сторон он окружен классическими китайскими постройками того времени. После образования Китайской Народной Республики в 1949 году особняк отдали детям, поместив в нем детский театр.

Первая пьеса, которая была здесь поставлена все той же неутомимой Чжан Цихун – «Двенадцать месяцев «по Маршаку.

Мы долго говорили с Мэном и Чжан в пока еще пустом зрительном зале, где через час должен был начаться спектакль по пьесе Маяковского «Клоп», уже наделавший много шума в Пекине.

Мэн выглядит моложе своих лет. Непослушная челка, спустившаяся на лоб, живой, как бы оценивающий собеседника взгляд, улыбка, не сходящая с лица, джинсы и старенький свитер. Наша беседа то и дело прерывалась. То он стремительно выпрыгивал на сцену, давая какие-то указания осветителям, то сам принимался двигать декорации.

Наконец, Мэн рассказал мне, почему он обратился к Маяковскому, почему выбрал именно эту пьесу.

Несколько лет назад (он тогда еще учился на режиссерском факультете), он забрел на книжный развал, что на улице Юндин-мэнь, рядом с институтом. Там ему на глаза попался третий том произведений Владимира Маяковского на китайском языке, изданный в 50-годы. Феерическая комедия «Клоп» привлекла внимание. Не отходя от книжного прилавка, Мэн залпом прочел все её девять сцен. И сразу же решил, что комедия должна иметь успех на китайской сцене.

«О Маяковском я слышал, еще учась в средней школе, – вспоминал Мэн. – Читали его злободневные стихи. Особенно нравились его стихи о советском паспорте и стихотворение «Лучший стих», где шла речь о Китае. Позже я прочитал его поэму «Облако в штанах», и вот теперь встреча с драматургией Маяковского.

«Долой вашу любовь, долой ваше искусство, долой вашу власть, долой вашу религию!» – эти лозунги Маяковского пришлись мне по душе. Разоблачение мещанства во всех его проявлениях – тема актуальная и для современного Китая. К сожалению, я не знал русского языка, слабо разбирался в истории вашей страны, но блестящий перевод комедии известным китайским литератором Гао Маном, который стал консультантом нашей постановки, юмор, использование ярких сценических приемов буквально заворожили меня.

Я «заболел» Маяковским. Я считаю его самым ярким представителем авангарда. Мне по душе его поэзия, образный язык. Привлекает любовь к Родине, вера в светлое будущее».

Маяковского в Китае знают. В разные годы здесь издавались четырехтомник и пятитомник произведений поэта. Над переводами его поэзии трудились такие мастера художественного перевода как Гэ Баоцюань – великий знаток русского языка и литературы, Фэй Бай, признанный специалист в области русской и советской поэзии и многие другие переводчики из разных провинций Китая. А великий китайский писатель Лао Шэ, трагически погибший во время «культурной революции» в Китае, после того, как побывал на спектакле «Баня» в Москве, написал свой вариант по мотивам этой пьесы Маяковского. К сожалению, архив писателя был утрачен во время все той же «культурной революции».

«Я перечитал о пьесе много литературы, – продолжал режиссер, – узнал, что первую постановку «Клопа» осуществил в 1929 году знаменитый русский режиссер Всеволод Мейерхольд (я видел его портрет на полотне Гао Мана в музее великого китайского актера Мэй Ланьфана), что музыку к спектаклю написал великий Шостакович, что главную роль в 1929 году сыграл знаменитый русский актер Игорь Ильинский (фильмы с его участием шли в Китае). Я твердо решил, что обязательно поставлю «Клопа». И вот идея реализовалось. Что получилось – судите сами…»

Получилось неплохо. Публика встретила пьесу с восторгом. О ней писали пекинские газеты, спорили в студенческих общежитиях, говорили на улицах. Приведу отрывок из статьи в китайской газете «Чайна Дэйли».

«Многообещающий режиссер экспериментального драматического театра Пекина поставил спектакль «Клоп», в котором с иронией и насмешкой говорит о современном китайском обществе. Это один их наиболее популярных режиссеров Пекина. Его спектакли, начиная с 1998 года, имеют неизменный успех. Это большая редкость для китайской драматической сцены. Взяв за основу сатирическую пьесу русского драматурга Маяковского, автор повествует об истории Присыпкина, молодого человека с буржуазными замашками, в период становления социализма в России. Хотя эта пьеса о России, но она актуальна и для Китая…»

Это действительно так, что режиссер Мэн блестяще доказал.

Пьесу он предваряет своими собственными стихами, монологом Присыпкина, навеянным стихами советского поэта:

Каждый из нас, кто бы он ни был, Стремится быстрее Попасть на небо, Но небо от нас Далеко очень, А жизнь она здесь Бурлит и клокочет. Сегодняшний мир, как лоскутное одеяло, Нет в нем никаких идеалов. Если хочешь жить неплохо, Думай о себе, А уж потом об эпохе…

Как и у Маяковского, спектакль начинается со сцены рынка, где предлагают свой товар частники-лотошники. Но это не российские продавцы, а типичные китайские торговцы со своим специфическим товаром: фальшивыми украшениями и лекарствами от всех болезней, нашумевшей книгой «Как стать богатым и счастливым». Продавец молотков, рекламируя свой товар, утверждает, что ими «можно вбить социализм в голову и ими же распять капитализм на кресте». Женщина торгует своим телом и так далее…

Зрители встречают каждую реплику торговцев взрывами смеха и аплодисментами. Все это им знакомо, напоминает пеструю толпу, которая шумит за стенами Театра, или пародию на рекламу китайских телеканалов.

Еще чаще смех звучит во 2 и 3 сценах, когда рабочие комсомольцы показывают представление с критикой Присыпкина. Они полны революционного энтузиазма и веры в мировую революцию. И всё это напоминает действия «хунвейбинов» во время «культурной революции».

Еще больше сатиры в сцене свадьбы Присыпкина. Вместо свадебного марша гости распевают запрещенную цензурой тайваньскую песню на непонятном диалекте и закусывают местное пиво экзотической для Китая селедкой. Во второй части спектакля в традициях современного китайского телевизионного «ток-шоу» ведется дискуссия, нужно ли размораживать Присыпкина?

Режиссер предваряет и эту часть спектакля своими стихами, которые он назвал «Песнь клопов». В ней он бичует идеологию современных мещан:

Жуйте морковку — будете видеть лучше, От женщин Больше удовольствия получите, В шикарные шубы втисните тела ваши. Играйте на гитаре вальсы и марши! Но главное – нужно усвоить четко. Пиво шикарно идет под селедку. Не надейтесь на революции или реформы, Сами отпускайте себе счастья сверх нормы.

В одном из интервью китайским журналистам Мэн так выразил свою позицию: «Рассуждения Присыпкина – это моральный кодекс мещанина. Он, так сказать, воевал для себя, а не ради сегодняшней жизни. Мы живем в такое время, когда каждому стоит задуматься, для чего и ради чего он живет, как прожить эту жизнь…»

Небольшое отступление. Тема воспитания молодежи сейчас очень актуальна в Китае. Повышение уровня жизни, влияние зарубежного кино и телевидения порождают в молодежной среде настроения эгоизма. Это подкрепляется и экономическими лозунгами типа «Время – деньги» и подобных.

Мудрый Дэн Сяопин – отец китайских реформ – в свое время предупреждал, что «сквозь распахнутые окна китайских реформ и открытости в дом вместе со свежим воздухом влетят комары и мухи…» Успех спектакля – в его злободневности.

Далеко не случайно, почти одновременно с пьесой Маяковского шел на китайских телеэкранах десятисерийный телефильм по книге Николая Островского «Как закалялась сталь». Режиссер фильма Жонар Сохат, гражданка КНР, казашка по национальности. Она проходила стажировку в ГИТИСе, вела в Москве передачи международной телекомпании «Мир», блестяще владеет русским и китайским языками.

«Это была тяжелая, но очень интересная работа, – говорила она мне. – Особенно тяжело давались массовые сцены, где принимали участие сотни человек. Пришлось осваивать и украинский язык. Фильм снимался на Украине, и все роли исполняли в нем украинские артисты».

Сериал широко обсуждался в дискуссиях, шедших на каналах Центрального китайского телевидения. В них принимали участие как представители старшего поколения и молодежь, студенты, школьники. На одну из таких дискуссий пригласили и меня – русского журналиста.

Вопрос был поставлен так: «Может ли сегодня в Китае Павел Корчагин служить идеалом для подражания». Представители старшего поколения доказывали, что герой Николая Островского своей силой воли, духом самопожертвования ради высоких целей, верой в светлые идеалы помог им выжить в нелегкие времена, осваивать китайскую целину, пережить послевоенную разруху и «культурную революцию».

Некоторые представители молодого поколения считали образ Корчагина, этого «коммунистического Христа», как выразился один из участников дискуссии, «надуманным, конъюнктурным». Это вызвало несогласие большинства.

Студенты-русисты, побывавшие недавно в России и посетившие музей Николая Островского в Москве, рассказали о своих встречах и беседах с русскими сверстниками. Нет, не забыли здесь Павку Корчагина. Дискуссия была жаркая. И это, наверное, главный аргумент в защиту того, что Павел Корчагин продолжает свою жизнь на китайской земле.

Идеи патриотизма, справедливости, самопожертвования привлекают современную китайскую молодежь. Поэтому так много молодых зрителей на постановках советских пьес, хотя билеты стоят довольно дорого. Когда я решил посмотреть в Пекинском драматическом театре пьесу «А зори здесь тихие» Бориса Васильева, то билеты пришлось покупать с рук.

Но вернемся в зал театра, где подходит к концу спектакль «Клоп». В финале размороженный Присыпкин обращается к зрительному залу:

«Граждане, братья, свои, родные. Сколько вас. Когда же вас всех разморозили?!»

Вопреки моему ожиданию реакция зала была специфической: вначале – гробовое молчание, а потом взрывы смеха и аплодисменты, которые сопровождали почти все сцены. Китайский зритель увидел в «Клопе» не только комедию.

 

ПУШКИН И КИТАЙ

На тихой шанхайской улице Юэлянлу (что в переводе означает «Улица луны»), на высоком гранитном постаменте стоит скромный памятник Александру Сергеевичу Пушкину. Это единственный не только в Китае, но и во всей Азии памятник великому русскому поэту.

В Китае редко увековечивают в бронзе и граните великих мира сего, редко присваивают их имена улицам и площадям.

Памятник основателю Китайской Республики Сунь Ятсену в Пекинском парке его имени и улица Сунь Ятсена в южном городе Гуаньчжоу – исключение, как и улицы Сталина и Горького в северном городе Далянь.

Это всего лишь напоминание о важных исторических событиях, которые не могли не оставить след на китайской земле: уважение к основателю первой китайской Республики и людям России, которая помогли в трудной борьбе китайского народа с японскими захватчиками, за светлое будущее. Но эти исключения не стали традицией. Здесь полагают, что памятник и память о человеке не одно и то же. Памятники Мао Цзэдуну в некоторых китайских городах тоже не в счет. Они всего лишь дань определенной эпохе – прокатившейся по стране «культурной революции». Ни до, ни после нее таких памятников не ставили.

Памятник Пушкину в Шанхае – не только символ любви к великому русскому поэту, но и свидетельство глубокого влияния русской культуры на общественную и интеллектуальную жизнь Китая. Влияние это проявляется порой очень неожиданно…

Наверно, ни в одной стране мира не услышишь выступления хора, где женщины в ранге министров действующего правительства исполняют песни на русском языке. А здесь такой хор есть, и его выступления пользуются успехом.

Вряд ли есть еще страна, где ее Президент встречу с русскими журналистами может начать с произнесенной по-русски фразы: «Ну, как, друзья, дела идут, контора пишет?», и выдать фейерверк русских пословиц и поговорок.

В какой еще стране к пушкинскому юбилею 1998 года сразу в нескольких провинциях страны вышли полные собрания сочинений поэта? Причем, все эти переводы – оригинальные, плод усилий местных литераторов. Более трех десятков высококлассных переводчиков трудятся по всему Китаю над наследием Пушкина. Перевод «Евгения Онегина», например, существует в 18 вариантах.

А есть тут еще замечательные исследователи творчества Толстого и Есенина, Достоевского и Гоголя, блестящие переводчики «серебряного века» русской поэзии – знатоки Мандельштама и Ахматовой, а также Евтушенко и Вознесенского. Недавно государственную премию по литературе получил китайский литературовед Го Юнфу. Он посвятил свою жизнь переводам и исследованию стихов Сергея Есенина. Вышло несколько книг стихов поэта в удивительно точном и по интонациям, и по духу переводе Го Юнфу. Он составил также многотомное описание жизни поэта, день за днем, час за часом…

Откуда у крестьянского парня из далекой провинции Шэньси такая любовь к России, к Есенину. Ведь он никогда не был у нас. Русскому языку учился в Китае. Он так ответил на мой вопрос: «Есенин открыл для меня удивительный мир русской деревни, замечательный образ России, красоту и силу русских людей, природу вашей страны. Еще в юности я был покорен его лирикой. Китайские читатели любят Есенина, он им не наставник, а задушевный друг…» – Не удивительно, что последнее издание стихов Есенина в переводе Го Юнфу было полностью распродано в Пекине в один день.

Совсем недавно по приглашению писательской организации, этот шестидесятилетний литературовед впервые побывал в России, был на родине своего кумира, в селе Константиново. Он вернулся из этой поездки окрыленный, с сияющими глазами.

Сейчас почтенный Го с еще большим энтузиазмом углубился в творчество Есенина, передавая любовь к русскому поэту своим ученикам. Его семинар по Есенину в Пекинском университете пользуется всекитайской известностью.

Влияние русской культуры на китайское общество началось отнюдь не 1 октября 1949 года, когда на площади Тяньаньмынь Мао Цзэдун провозгласил образование Китайской Народной Республики, открыв страницу дружбы между двумя странами, когда повсюду звучала песня «Москва-Пекин», провозглашавшая «дружбу навек». Все начиналось гораздо раньше. Может быть, еще тогда, когда в XVII веке русские казаки, волею судеб заброшенные в далекий Китай, и поступившие на службу к китайскому императору Кан Си, основали на севере Пекина русское подворье. Местные жители часто приходили сюда послушать русские песни в исполнении казаков. Можно было отведать и незнакомую русскую кухню – сливочное масло, соленые огурцы и капусту, русский борщ, сметану, простоквашу, хлеб…

А может быть, это произошло тогда, когда впервые прозвучали на китайском языке пушкинские строки. Случилось это в 1903 году. В Китае появилось произведение с витиеватым названием – «О чем мечтает бабочка во сне в летнюю ночь. Удивительные вести из России». Это был перевод «Капитанской дочки». Перевод на китайский язык был сделан с японского, а переводчик в Японии, в свою очередь, перевел повесть русского писателя с английского языка. Не удивительно, что произведение Пушкина претерпело много изменений. И перевод сильно отличался от оригинала не только названием. Здесь действовали русские герои с китайскими именами, совершая свои поступки в духе конфуцианских идей.

А может быть, интерес к России и русской литературе возрос после того, как в старейшем в Китае Пекинском Университете возникла первая в стране кафедра русского языка и литературы. В Пекин приехали русские преподаватели. В их числе был писатель и журналист Сергей Третьяков, автор пьесы «Рычи, Китай», посвященной борьбе китайского народа с англичанами. На кафедре были воспитаны десятки русистов, ставших впоследствии переводчикам b преподавателями и знатоками русской литературы.

В 30-годы известный артист пекинской оперы Мэй Ланьфан побывал на гастролях в России. Здесь он встречался со Станиславским, Мейерхольдом и другими деятелями русской культуры. Бывал в Советском Союзе и еще один блестящий представитель китайской культуры, художник Сюй Бэйхун. Эти и многие другие представители китайской интеллигенции много писали и рассказывали своим согражданам о далекой России. Вдова художника Сюй Бэйхуна Ляо Динвэнь – хранительница музея его имени в Пекине, говорила мне, что после этой поездки он задумал прочесть цикл публичных лекций о России и русской живописи.

В музее Мэй Ланьфана в Пекине я видел удивительную картину, написанную китайским поэтом и художником Гао Маном. Он создал полотно-феерию, где изобразил разные встречи Мэй Ланьфана, который часто ездил за рубежи Китая с гастролями. На картине, написанной в китайской национальной манере на свитке из рисовой бумаги, большинство персонажей – русские.

Силой своего воображения художник изобразил рядом с Мэй Ланьфаном Станиславского и Мейерхольда, Шаляпина и Вертинского, Таирова и Алису Коонен, китаеведа, профессора Алексеева, писателя Третьякова и других русских друзей Китая. «Это не такая уж фантасти, – говорил мне автор картины, – «все они теоретически могли быть гостями Мэй Ланьфана.»

Крупными центрами влияния русской культуры на китайское общество были в свое время Харбин, Шанхай, Тяньцзинь, Ухань, Ханьчжоу, Нанкин и другие китайские города, где компактно проживала русская эмиграция. Здесь издавались десятки русских газет, были русские театры, учебные заведения, библиотеки, гастролировали артисты из России.

Пушкин в Китае никогда не был, хотя известно, как стремился он побывать за Китайской стеной, на родине Конфуция. Этот интерес к Китаю вызвали рассказы об этой стране Н.Я. Битчурина, его друга, автора многочисленных научных трудов, прекрасно знавшего эту страну. В библиотеке Пушкина хранились книги Бичурина о Китае, подаренные автором.

Пушкин писал, обращаясь, по всей видимости, к Бичурину:

Поедем, я готов, куда бы вы, друзья, Куда б ни вздумали, готов за вами я Повсюду следовать, надменной убегая К подножию ль стены далекого Китая…

И когда в начале 1830 года готовилась экспедиция в Китай, в составе которой был и Бичурин, Пушкин подал прошение об участии в этой поездке. Но шеф жандармов Бенкендорф, для которого Пушкин был «невыездным», отказал ему в этом, не без согласования с императором.

Однако, Пушкин все-таки «попал» в Китай в виде памятника на тихой шанхайской улице.

О судьбе этого памятника стоит рассказать особо. Установлен он был в 1937 году по случаю 100-летия со дня гибели поэта, но вскоре его варварски разрушили японские оккупанты, захватившие Шанхай.

Спустя 10 лет жители города – поклонники пушкинской поэзии решили памятник восстановить. Активное участие в этом приняли и русские эмигранты, проживавшие в Шанхае, а также работники русских учреждений, работавшие здесь: служащие советского консульства, журналисты во главе с корреспондентом ТАСС В.Н. Роговым. Они избрали Комитет по восстановлению памятника, собрали необходимые средства, и 10 февраля 1947 года в Шанхае состоялся митинг, посвященный открытию памятника поэту.

Вспоминает один из организаторов митинга Гэ Ихун, бывший в те годы активистом общества культурных связей «СССР – Китай»: «Две тысячи человек заполнили театр «Гуанхуа», где проходил митинг. На сцене среди живых цветов – портрет Пушкина, написанный шанхайским художником. В числе собравшихся – видные деятели литературы и искусства: Го Можо, Мао Дунь, Тянь Хань, Гэ Баоцюань… Здесь же советские граждане, живущие в Шанхае. Китайские артисты подготовили концерт, куда были включены отрывки из произведений Пушкина. Многие из выступивших на митинге заканчивали свои выступления призывами к развитию культурных связей между Китаем и Советским Союзом».

Для организации митинга и подобных речей нужно было иметь в то время большое гражданское мужество. Обстановка в городе была тревожной. Гоминьдановские войска предприняли очередное наступление на поддерживаемые Советским Союзом «красные районы», в городе царил террор, члены компартии ушли в подполье…

И тем не менее, Памятник Пушкину был открыт… Но простоял он недолго. Спустя два десятилетия Шанхай, как и всю страну, захлестнула «Культурная революция». Хунвейбины, её главная движущая сила – крушили все подряд, уничтожали все, что имело отношение к традициям, культурам китайской и мировой, уничтожали лучших представителей китайской интеллигенции.

Здесь заправлял шанхаец Ван Хунвэнь, приговоренный впоследствии судом КНР к смертной казни, как один из главных виновников в преступлениях «хунвэйбинов».

Летели в костры пластинки с записью «Лебединого озера», книги русских и советских писателей. Разрушен был дом великого китайского художника Сюй Бэйхуна, осквернена могила классика китайской национальной живописи Ци Байши, довели до смерти писателя Лао Шэ…

Судьба памятника Пушкину в Шанхае была предрешена. В одну ночь он исчез с пьедестала. И лишь опустевший постамент печально высился в центре улицы…

Прошло еще почти десять лет. Памятник так и не нашли. И отлили из бронзы нового Пушкина, который занял место под сенью столь любимых поэтом платанов на «Лунной улице».

«Мы хотели бы, чтобы после нас никому не пришлось заново восстанавливать этот памятник», – сказал нам один из авторов проекта возрожденного памятника, шанхайский скульптор Ци Цзычунь.

Здесь никогда не бывает пустынно, у памятника всегда живые цветы. Это место облюбовали для встреч юные русисты-шанхайцы – поклонники творчества Пушкина.

200-летие со дня рождения русского поэта отмечали в Китае необычно широко. Проходили научные конференции китайских пушкиноведов, состоялись концерты и торжественные собрания, посвященные юбилею. Около ста представителей китайских ВУЗов со всех уголков страны собрались в Пекине. В зале были не только маститые ученые, посвятившие свою жизнь изучению творчества Пушкина, известные переводчики, но и многочисленные почитатели таланта Пушкина.

Лу Синцзы – аспирантка столичного Педагогического университета, выиграла проходивший в Пекине конкурс на лучшее знание произведений Пушкина. Получая награду на одном из собраний, она взволнованно сказала: «Пушкин – мой любимый поэт. Трудно понять Россию без Пушкина… Когда я училась в Москве, я не раз приходила к памятнику поэту. Я любила смотреть, как приходят сюда люди чтить память поэта. Они приходили и уходили, а Пушкин оставался. Смотря на него, я как будто слышу его голос: «Мой друг, Отчизне посвятим души прекрасные порывы». И это стало лозунгом всей моей жизни».

И очень много таких взволнованных слов, признаний в любви к Пушкину было произнесено в эти юбилейные дни. Но праздники проходят, и наступают будни. Китайские русисты переживают сейчас не лучшие времена. Изучение английского и японского языков теснит в студенческих аудиториях русский язык. И если раньше от желающих изучать русский язык не было отбоя, то сейчас на кафедры русского языка и литературы хотят поступить единицы. Да и кафедрами русского языка и литературы в высших учебных заведениях КНР ужимаются до предела. Русский факультет в Пекинском университете, который просуществовал более 100 лет, объединен с кафедрой других иностранных языков. Такие же изменения происходят и в других институтах страны.

Но интерес к русской литературе, к русской культуре не утрачен. Профессор русской словесности, неутомимый организатор разного рода литературных конкурсов, литературных диспутов, международных научных литературоведческих конференций Чжан Цзянхуа считает, что не только представители среднего поколения китайцев, воспитанные на классической русской и советской литературе, но и молодежь сохраняет прочный интерес к России, к русской литературе.

Очень популярен журнал «Русская литература». Он отражает огромную работу по переводу на китайский язык произведений русской литературы, как классической, так и современной. Работает над новыми переводами Лермонтова известный переводчик и поэт Гао Ман, молодой шанхаец Го Син трудится, над переводами Льва Толстого, целый коллектив русистов Пекинского университета осуществляет полный перевод произведений Достоевского. Почти половина литературоведческих дипломных работ, кандидатских диссертаций по литературе в крупнейших ВУЗах страны посвящается русской литературе.

Известный китайский русист Жэнь Гуансюань в конце 2003 года написал «Историю русской литературы», которая охватывает период от Киевской Руси до 20-х годов прошлого столетия. Причем, впервые в Китае этот учебник для ВУЗов вышел на русском языке. А до этого увидела свет его монография о русском изобразительном искусстве. Профессор Жэнь известен в Китае и как литературный критик, исследователь процессов, происходящих в русской литературе. Большой интерес вызвало его выступление на международной конференции в Москве о творчестве Солженицына в китайской критике.

Много и плодотворно работает над «русской» темой профессор Чжэнь Пэн, доктор искусствоведения, учившаяся в Москве. Одна за другой выходят в свет ее монографии о русских художниках. Издательский Дом провинции Шаньдун выпустил серию художественных альбомов, посвященных русским художникам: «Русский портрет», «Русский натюрморт», «Русский пейзаж». В планах издательства целый ряд проектов, посвященных русскому изобразительному искусству.

Но самые удивительные вещи происходят с переводом произведений современных российских писателей. Пожалуй, нет ни одного заметного произведения современных российских авторов, которое не было бы переведено на китайский язык.

На полках книжных магазинов в разделах иностранной литературы переводы русских писателей занимают первое место. Среди них книги Бондарева и Распутина, Варламова и Ерофеева, Маканина и Шукшина, Солженицына и Юрия Полякова. А порой переводятся они по журнальным вариантам, как было, к примеру, с «Домом на набережной».

Несколько лет тому назад мне довелось быть членом жюри конкурса: «Китайцы поют русские песни», который проводило Пекинское Телевидение. Желающих принять в нем участие было столько, что пришлось проводить его в три тура. Пели не только «Рябинушку» и «Подмосковные вечера», но и песни из репертуара Кобзона, Газманова, Пугачевой, Арбакайте, Долиной, песни из кинофильмов. Это еще одно свидетельство интереса к России и ее культуре.

 

СЕКРЕТЫ И ТРАДИЦИИ КИТАЙСКОЙ КУХНИ

Для китайца еда не просто утоление голода. Это нечто большее – ритуал, философия, образ жизни, священнодействие. В Китае, пожалуй, как ни в какой другой стране, искусство кулинарии доведено до совершенства; оно вошло в быт, обычаи, стало частью древней культуры китайского народа. До сих пор в Китае пожилые люди вместо приветствия обращаются друг к другу фразой: «Ни чифаньла ма?» – «Вы уже поели?» А о человеке, потерявшем работу, скажут со вздохом: «Он разбил свою чашку с рисом».

Также в Китае говорят: «Нет плохих продуктов, есть плохие повара». Наверное, в этом и заключается один из секретов китайской кухни. В ней есть определенные правила, которые следует неукоснительно выполнять.

Правило первое. Тщательная обработка продуктов, на что уходит три четверти времени, необходимого для приготовления блюда: освобождение от костей, сухожилий и т. п. Если готовят курицу, то ее не палят, а выщипывают перья специальным пинцетом. Продукты тщательно моют много раз и режут на небольшие части.

Правило второе. Быстрая, стремительная тепловая обработка продуктов – в течение 2—3 минут. Для этого используются сковородки с выпуклым дном и сильный огонь. Этим достигается сохранение качества продукта. Причем каждый компонент блюда готовится отдельно. Чтобы не подгорало, используются разного рода фритюры.

Правило третье. Широкое применение различных специй, пряностей, соусов и т. п. Китай – родина большинства пряностей. Многочисленные виды перца, имбирь, бадьян, корица… Почти 300 приправ применяется в китайской кухне.

Правило четвертое. Я бы рискнул назвать его «кулинарная икебана» – компоновка блюда по цвету, консистенции, запаху. Все китайские блюда очень эффектно выглядят.

И несколько слов об оформлении китайского стола. Поскольку все продукты предварительно тонко нарезаны, то в Китае употребляются специальные палочки для еды – куайдзы. На стол подается одно общее блюдо, из которого каждый кладет к себе в тарелку или пиалу. К столу подается рис. Непременная часть сервировки – соевый соус, который заменяет соль, привычную для европейца, и уксус.

Порядок праздничного застолья следующий. Сначала чай, потом холодные закуски: овощные, мясные, рыбные. Затем горячие блюда, потом пельмени или лапша. В конце обеда подаются супы (к ним полагаются фарфоровые ложки), а на десерт – сладкое или фрукты. Такой парадный обед состоит более чем из 10 блюд. В обыденной жизни блюд поменьше, но все они разнообразны.

Вместе взятое это и составляет феномен китайской кухни, которая, действительно, привлекает к себе и не совсем обычными способами приготовления, и обилием специй, и оригинальностью внешнего оформления блюд, и неожиданным сочетанием: например, помидоры едят с сахарным песком, мясо – с фруктами.

Китайская кулинария связана с народными праздниками. Даже в самых бедных семьях в канун Нового года по лунному календарю (в Китае он отмечается в начале февраля) стол должен быть празднично украшен. Главное блюдо новогоднего праздника – пельмени. Эту традицию стараются не нарушать. 15-го числа 1 месяца по лунному календарю в Китае отмечается Праздник фонарей. В этот день полагается готовить «юаньсяо» – пирожки круглой формы из клейкого риса, чаще всего со сладкой начинкой. Во время праздника «Начала лета» «цзунцзы» – любят сладкий рис, завернутый в тростниковые листья. В праздник «Середины осени» популярны особые печенья круглой формы – «юэбин», похожие на Луну, засахаренные фрукты на палочках – танхулур.

И даже провожая в последний путь человека, китайцы не забывают о еде. На алтарь кладут жертвенные приношения. Слева от алтаря ставят блюда, которые должны умиротворять духов, справа – кушанья, которые должны подкрепить усопшего во время его пути в загробный мир: апельсины, рис, жареную курицу.

По последовательности блюд, расположенных у могилы, можно узнать, какое место в обществе занимал покойный, и как относились к нему люди. Состоятельные клали на алтарь, как правило, «золотую свинью». Так называется молочный поросенок, покрытый сахарной глазурью. Зажиточный китайский крестьянин, когда хоронит ближайших родственников, обычно ограничивается курицей и рисом.

Многие блюда овеяны легендами. Вот одна из них, услышанная мною в городе Сиане. В период царствования первого китайского императора Цин Шихуана жена одного из воинов ждала мужа, который после долгой разлуки должен был вернуться со строительства Великой Китайской стены. В честь этого события было приготовлено блюдо из свинины – продукта малодоступного и дорогого в те годы. Но воин приехал с большим опозданием. Пришлось готовое мясо снова класть в котел, обильно сдобрив его острым перцем. Блюдо удалось. Так возникло «хуйгожоу» – дословно: «Мясо, вернувшееся в котел». Сегодня это блюдо столь же популярно в Китае, как и 2 тысячи лет назад.

Названия блюд в китайской кухне порой напоминают ребус, разгадать который, не зная истории, культуры страны, невозможно. В меню одного гуанчжоуского ресторана я увидел экзотическое название блюда – «Битва дракона с тигром». Оказалось, что это суп, компонентами которого служат змеиное мясо (символ дракона) и мясо специально откормленной кошки (символ тигра). Не всякому оно может прийтись по вкусу. Правда, могу засвидетельствовать, что блюдо весьма приятное на вкус, с тонким ароматом.

А вот блюдо «Муравьи взбираются на дерево» можно есть без опасения. Оно состоит из прожаренного риса (иногда лапши) со специально приготовленной острой мясной подливкой.

Говоря о китайской кухне, нельзя не упомянуть о том, что с глубочайшей древности китайцы смотрели на еду как на средство улучшения здоровья. В Китае считают, если человек правильно питается, то он лучше себя чувствует и противостоит болезням. Если же человек питается неправильно, его начинают одолевать недуги. Поэтому китайцы всегда придавали большое значение изучению разных трав и растений и их воздействия на организм человека. Первые китайские пособия по использованию лечебных трав, так же как и первые поваренные книги, появились в Китае более чем 3500 лет назад. Содержащиеся в них рецепты передаются из поколения в поколение.

И сегодня в Китае имеются продовольственные магазины, где продают лекарственные травы, и рестораны, где подают блюда из этих трав. Именно такой ресторан в городе Чэнду, главном городе провинции Сычуань, содержит почтенный Пэн. Здесь вам предложат 270 рецептов от разных болезней и недугов, например, заспиртованный женьшеневый корень и истолченный морской конек.

Подавая свои экзотические блюда посетителям, Пэн цитирует старую китайскую поговорку: «Тот, кто ест это зимой, может весной задушить (победить) тигра».

Китайская кухня необычна во всем. Ее почти 3000-летняя история знает гениальных поваров, ставших министрами при императорском дворце, и неудачников, казненных за невкусно приготовленное блюдо. Среди дворцовых церемоний, которые регламентировали жизнь китайских императоров, значительную часть занимали ритуалы, имеющие прямое отношение к еде и всему, что с ней было связано. Порядок подачи блюд, сервировка стола, одеяния, прислуживающих за столом, и даже музыка, звучавшая во время трапезы, были строго регламентированы.

Согласно хронике, из 4000 придворных одного из китайских императоров династии Хань (206 г. до н. э. – 220 г. н. э.) более половины – занимались вопросами, связанными с едой и питьем. При дворе имелось 342 «специалиста по рыбе», 335 «экспертов по овощам», ПО «офицеров, ведающих спиртными напитками», 62 «человека по соли» и 30 «мороженщиков». 162 повара были заняты изобретением и приготовлением новых блюд.

Во дворцах «сыновей Неба» и знатных сановников утопающие в роскоши бездельники и их многочисленная челядь тешили себя обедами из 50—100 блюд, куда входили такие экзотические блюда, как «Сердце крокодила», «Печень барса», «Медвежьи лапы».

Описание подобных обедов занимает множество страниц в древних китайских романах «Троецарствие», «Речные заводи», «Путешествие на Запад» и др. С тех пор минули столетия, но многие блюда, технология и секреты их приготовления почти не изменились. Они обросли легендами, притчами, вошли в поговорки. И порой, чтобы расшифровать название того или иного блюда, надо заглянуть в историю.

Мой знакомый повар из провинции Шаньдун рассказывал, что и сегодня в его родной провинции очень популярно слоеное пирожное «хунючжень» – «огненные быки». Упоминание о нем встречается в исторических документах периода Воюющих царств, то есть III—V вв. до н. э. века до н. э. Был такой эпизод в одной из войн, которые почти не прекращались в те далекие времена. Чтобы снять осаду города, окруженного противником, военачальник Тянь Дань выпустил на врага раскрашенных свирепых быков, к хвостам которых были привязаны пучки горящей соломы. Обезумевшие животные смяли противника. В честь победы жители города испекли печенье, напоминающее по форме этих огненных быков.

Только в китайской кухне можно отведать свинину, приготовленную так, что ее не отличишь от курицы, рыбу, по вкусу напоминающую баранину, и другие блюда, происхождения которых вы просто не определите, и чем дальше будете от истины, тем большее удовольствие доставите повару.

Кстати, в КНР вышел «Словарь китайской кухни», содержащий 10 000 статей и 1000 иллюстраций! Идет работа над «Энциклопедией традиционной китайской кухни», состоящей из 40 томов. Но даже она не может отразить всё многообразие китайской кухни.

Китайская кухня тесно связана не только с историей, но и с повседневным бытом китайцев, в частности, с народными и семейными праздниками, о чем я рассказал в главе о китайских праздниках. В день Полнолуния готовят сладкие пельмени – «юаньсяо», круглые и белые, как Луна, в День рождения готовят длинную лапшу – символ долголетия… Каждый сезон имеет свои особые блюда, своя кухня есть в каждой провинции Китая; а порой и город, и даже уезд имеют свою, особую кулинарную школу.

Наиболее популярны из них пять: кантонская кухня, всегда свежие блюда которой очень вкусны и приготовлены с богатой фантазией; сычуаньская кухня, которую отличает большое количество пряностей, в том числе красный стручковый перец; фуцзяньская кухня, отличающаяся «райскими» супами; шаньдунская кухня, в которой очень много блюд из крабов и блюд, заправленных большим количеством чеснока; хунаньская кухня – с кушаньями кисло-сладкими на вкус и с большим количеством блюд из речной рыбы.

Есть блюда, известные далеко за пределами Китая. Не раз китайские повара становились победителями международных кулинарных конкурсов.

Взять, например, знаменитое блюдо «Утка по-пекински». Директор пекинского ресторана «Цюаньцзюйдэ» господин Гао рассказал мне, что в его ресторане эту утку готовят по рецепту 1835 года. Здесь важно все, даже, казалось бы, самые незначительные детали: чем утку кормили, каков её возраст. Но самое главное – в очаге, где коптится утка, должны гореть дрова из косточковых пород деревьев. Именно они передают этому блюду неповторимый аромат.

Важно и то, как это блюдо подается на стол. Утка торжественно вплывает в зал на специальном стеклянном столике, который толкает перед собой мастер-повар. С помощью широкого острого ножа он режет ее, превращая за несколько минут в тонкие пластинки, и подает на стол вместе с блинчиками, специями, свежими овощами и соусами.

«Цюаныдзюйдэ» – это десяток фирменных ресторанов Пекина, где готовят утку по древним рецептам. Самый дорогой – в одном из переулков улицы Ванфуцзин, другие рассеяны по всему Пекину.

В «Цюаньцзюйдэ», что на улице, ведущей к Небесному мосту, где работает господин Гао, – 174 человека. Ежедневно готовится 280 уток, а во время праздников это число возрастает до 800.

Здесь же, по соседству расположился еще один ресторан «Гун-дэлин», где вам тоже подадут блюдо, которое называется «утка по-пекински». Внешне это блюдо не отличишь от классической пекинской утки, но ничего «утиного» в ней нет.

«Гундэлин» – известный вегетарианский ресторан Пекина. Вегетарианство существует в Китае многие века и развивалось в трех направлениях. Буддийское, связанное с канонами этой религии, дворцовое, обусловленное советами придворных врачей время от времени отдыхать от мясных блюд, и третье – вынужденная овощная диета бедняков, которым мясо и рыба не по средствам. Их ели только несколько раз в году по большим праздникам. Но хотелось бы чаще. Вот и научились готовить яства из овощей и грибов, очень напоминающие говядину, свинину, рыбу. «Гундэлин» – ресторан с буддийским уклоном. Повара ресторана используют секреты монаха Вэя, который много лет назад открыл буддийский вегетарианский ресторан в Шанхае. В его меню входит более 200 различных блюд. Все три этажа ресторана декорированы по мотивам буддизма.

Самое популярное блюдо готовится из 18 видов овощей. Но главное – это, конечно, приправы. Простой рис, но приготовленный под семью соусами, в числе которых орех, соя, кунжут, перец, томаты, становится изысканным блюдом.

Здесь вам предложат краба, которого ни по вкусу, ни по виду не отличишь от настоящего, на самом деле, созданного из картофеля, грибов, ростков бамбука и заправленного соусами. Можно отведать бараний шашлык, свиную отбивную и прочие блюда с «мясными» названиями, где нет ни грамма мяса. Приготовление подобных фирменных блюд – секрет ресторана.

В городе Сиань, одной из древних столиц Китая, перекрещивались дороги, связывающие Китай со Средней Азией, Ближним и Средним Востоком. Здесь когда-то проходил Великий Шелковый путь. Наверное, поэтому и родилась тут своеобразная кухня, готовая удовлетворить любые вкусы. Ее «коронный номер» – всевозможные пельмени – от крохотных до огромных, с различной начинкой, – приготовленные на пару. В меню знаменитого сианьского ресторана «Баоцзыдя» сотни видов пельменей. Вам предложат пельмени «Цвета тигровой шкуры», «Из дворца дракона», «Желаем разбогатеть», «Вкус небесных цветов», «Будда раскрывает рот», «Двойное счастье уток-неразлучниц». Пельмени с бамбуком и мясом, креветками и рыбой, перцем и рисом. И даже пельмени, посвященные наложнице императора красавице Ян Гуй-фэй, жившей в VIII веке.

Гуанчжоу – этот город на юге Китая – по праву считается столицей южной китайской кухни. В одном из ресторанов Гуанчжоу я увидел, как готовится знаменитое блюдо «Хрустальный поросенок». Собственно, это даже не поросенок, а его шкурка, натянутая на бамбуковый каркас, особым способом замаринованная, пропитанная тремя десятками специй, мастерски зажаренная на углях так, что сохранила вид поросенка. Но это блюдо, конечно же, для праздничного стола. Его подают во время больших торжеств, например, свадеб, юбилеев.

На местной студии телевидения в Гуанчжоу мне показали двенадцатисерийный фильм о местной кухне, который смотрится не менее захватывающе, чем приключенческая лента. В ней нашло отражение все, что отличает китайскую кухню от других кухонь мира: буйство фантазии поваров, яркость южных красок, неожиданность сочетаний продуктов и оригинальность способов приготовления.

Кстати, Центральное телевидение Китая уделяет китайской кухне достойное место в своих еженедельных программах. Снимаются они не в студиях, а в ресторанах Пекина. Раз в неделю кулинаров-любителей приглашают продемонстрировать свое умение. Я как-то попал на съемки одной из таких передач. К моему удивлению, большинство приглашенных оказались мужчинами. Что же, подтверждается истина, что каждый китаец в душе считает себя выдающимся кулинаром.

Недавно китайские власти запретили телевизионную рекламу женских гигиенических прокладок, препаратов от геморроя и аналогичных товаров в обеденное время, святое для каждого китайца. Еще одно свидетельство особого уважения в Китае ко всему, что связано с кухней.

Как-то по дороге на Великую китайскую стену я увидел вывеску дотоле неизвестного мне ресторана. «Дуицзюй» – гласили три иероглифа, искусно выведенные золотой краской на темном фоне. Что должно было означать: «Единственный, неповторимый». И ниже – «Кухня провинции Шаньдун». Ну, как было не заглянуть в него! Заглянул… и, познакомившись с его хозяином господином Ли Нанем, остался допоздна вечера.

Мы долго сидели с Ли Нанем в опустевшем к вечеру ресторане. Интерьер заведения был, действительно, неповторим. В углу – весло и часть рыбацкой лодки, сверху свисают обрывки сетей и запутавшиеся в них морские звезды. По стенам, за стеклами витрин предметы гончарного искусства, которым славятся шаньдунские мастера: фигурки рыбаков, животных. И, конечно же, знаменитые шаньдунские лубки «няньхуа» с новогодними пожеланиями, которые можно найти в любом китайском доме во время «Праздника Весны».

Своеобразная и неповторимая культура Шаньдуна представлена была в полном объеме. Одна из стен расцвела узорами ярких вышитых платков. Ли Нань объясняет, что в такие платки невесты в его родной провинции заворачивали приданое. С ними они входили в дом будущего мужа. Платки вышивали сами, демонстрируя свое мастерство. Двух одинаковых платков не было во всей провинции. На стене – портрет Конфуция, великого земляка Ли Наня. Знаменитый китайский философ, говорят, предпочитал шаньдунскую кухню, чем, очевидно, и заслужил право занимать почетное место в этом ресторане.

В «Дуицзюй» нет позолоты и ярких красок, столь типичных для пекинских ресторанов, повторяющих «императорскую старину», нет и ультрасовременных интерьеров, разбавленных «китайской экзотикой» в виде фонарей, свитков с пейзажами и иероглифами. Ресторан скорее напоминает музей, нежели заведение, куда зашли перекусить.

Гордость Ли Наня – кухня, где есть все необходимое для приготовления любого из 1114 блюд, которые значатся в меню «Дуицзюй»: печи с открытым пламенем, бассейн для живой рыбы, обилие ковшеобразных сковородок, керамических горшков для запекания блюд, остро наточенные ножи разнообразной формы.

Ли Нань познакомил меня со своими коллегами. Здесь работают три самых известных в Пекине повара – У Тайцзян, Пань Шимин, У Циньтан – земляки Ли Наня. Самый знаменитый из них – У Циньтан. Он готовит торжественный обед, когда ресторан посещают именитые гости.

Ли Нань показывает мне книгу отзывов в переплете из цветного шелка. В ней благодарные посетители пишут восторженно, иногда даже стихами, о неповторимости яств, которыми здесь потчуют высоких гостей.

Впрочем, вкусны и блюда народной шаньдунской кухни, не столь сложные по приготовлению, так сказать, обыденные, рядовые. Их можно отведать в соседнем зале за очень умеренную плату.

Ли Нань рассказал мне, что возможность осуществить мечту открыть ресторан шаньдунской кухни – появилась с началом реформ в стране. Ему удалось увлечь своей идеей городские власти. Но для реализации идеи нужны были большие деньги – 45 тысяч долларов. Большую часть суммы дало государство, остальное – собственные сбережения, деньги родственников и друзей.

Поначалу дела шли не очень гладко. Не успел он начать строительство, как подрядчик потребовал увеличить смету, а когда получил отказ, то покинул стройку. Однако 30 рабочих остались. И стал Ли Нань еще и прорабом. Он, буквально, ночевал на стройке, питался только лапшой, самым дешевым блюдом, которое ему отпускали в кредит в соседней столовой.

Но ресторан был построен в срок. Часть бывших строителей остались с Ли Нанем, став рабочими на кухне, официантами, служащими. Это были энтузиасты, с которыми Ли Нань смог довершить дело. Он наладил связи с родной деревней, откуда два раза в неделю ему доставляют свежие дары моря. Поваров он также привез из провинции Шаньдун, оттуда же приехали и ученики, которые готовы были перенимать кулинарные традиции у стариков. Дело пошло неплохо. Ресторан стал давать прибыль.

«Дуицзюй» быстро завоевал популярность. А это было не так просто в Пекине, где конкурируют сотни ресторанов разной кухни. Помогло и то, что «Дуицзюй» расположен рядом с шоссе, ведущим к пекинской знаменитости – могилам императоров династии Мин – «Шисаньлин» и Великой Китайской стене. Эти исторические места охотно посещают в любое время года многочисленные туристы. О ресторане писали в американских, английских и немецких газетах. Интерес к китайской кухне вполне понятен, ведь она популярна во многих странах мира.

В столице любого государства есть рестораны китайской кухни. Домохозяйки Лондона создают общество любителей китайской кухни; гурманы Парижа – завсегдатаи китайских ресторанчиков; докеров Сан-Франциско влекут китайские харчевни – дешево и вкусно; японские бизнесмены, чтобы расположить к себе высокого гостя, обязательно поведут его в китайский ресторан. Ну, а в сегодняшней Москве уже несколько десятков ресторанов китайской кухни.

На первый взгляд это может показаться парадоксальным. Народ, многовековая история которого связана с борьбой за существование (по числу стихийных бедствий Китай занимал одно из первых мест в мире), народ, который столетиями не доедал, создал изысканнейшую кухню в мире. Однако противоречия здесь нет. Наверное, именно потому, что в Китае всегда относились к пище, как к величайшему дару, умели ценить каждую чашку риса, кулинария стала, поистине, искусством. Из поколения в поколение передается тайна приготовления необычных блюд из, казалось бы, самых обычных продуктов: риса, бобов, кукурузы, овощей, рыбы, продуктов моря. «Живешь у горы – питайся тем, что есть на горе; живешь у воды – питайся тем, что есть в воде», – гласит древняя китайская мудрость. Наверное, в этом и состоит главный «секрет» китайской кухни.

Содержание