— 1 —

Эди шла, радостно подпрыгивая и крепко держась за руку деда. Сегодня её похвалили на уроке математики и поставили в пример остальным ученикам. Девочка была крайне горда собой и щебетала о своей, как ей казалось, гениальности.

— Солнышко моё, — ласково проговорил седовласый, немного сгорбленный, но ещё очень крепкий старик, опуская на землю свою трость и присаживаясь на корточки перед восьмилетней внучкой, — ты, конечно, большая умница и наше общее сокровище, но… Что самое главное должен уметь хороший человек?

— Ну, дедушка! — Эди состроила обиженную гримаску и даже слегка топнула ножкой. — Я же одна из класса решила задачку! Значит, я — самая умная. Я — гений.

— Ты молодец, — согласился старый джентльмен. — Но сегодня ты нашла верный ответ, а завтра это сделает другой.

Девочка тряхнула рыжими кудряшками и смотрела на деда, нахмурившись.

— Вы всегда говорите мне о скромности, — Эди смешно оттопырила нижнюю губу. — И ты, и папа, и мама, и даже Элель и Эркель. Вам хорошо! Вас и так все знают и любят. А меня… — девочка всхлипнула.

— Глупышка, — дед улыбнулся всеми своими морщинками и нежно обнял внучку. — Кого же нам любить, как не тебя, сероглазая моя красавица!

— Даже если бы я не смогла решить задачку, как остальные ребята?

— Конечно, — ответил старик, серьёзно глядя внучке в глаза. — Ведь ты же любишь маму, папу, братьев просто за то, что они есть, что они — твои родные. А не за то, что они талантливы или обладают какими-то чрезвычайными способностями. Так?

— Так, — немного помолчав, тихо ответила девочка.

— Вот и славно, — дед поцеловал Эди в щёчку и поднялся на ноги. — По дороге домой зайдём к тётушке Эмме и дядюшке Лему, — добавил старик. — Мама просила сказать им о времени праздничного ужина в честь приезда твоих братьев.

Эдилейн кивнула. Её детское сердце продолжал мучить вопрос о том, за что всё-таки любят… Ведь не может быть, чтобы просто так…

— 2 —

Тётушка Эмма и дядюшка Лем были всегда очень добры к Эди. И тётя Вивь и дядя Рив — тоже. Правда, они были добры ко всем. Как дедушка Дан. Как папа и мама. «Интересно, почему? — думала Эди.

— Неужели, нет никого, кто бы был им неприятен? Или… — она вспомнила, как отец однажды объяснял ей, что значит простить, — …каждый хороший человек должен уметь прощать? Всё? Или не всё?.. А папа говорил… надо быть добрым… понять… А ещё и скромным… Как сложно!?»

— 3 —

Пока сэр Даниэль беседовал с дядюшкой Лемом, а Вивьен и Ролив Коиль собирали что-то для вечернего стола в корзину, тётушка Эмма, словно почуяв душевное смятение Эдилейн, усадила девочку себе на колени и негромко запела…

Это была чудесная история! Про добро и прощение, про любовь, дарующую жизнь, про великую волшебную силу и умение достойно ею владеть. Тётушка Эмма пела тихо, но каждое произнесённое слово проникало в сердце Эди и расцветало там диковинными красками. Девочка с трепетом слушала недетскую историю о первой встрече и внезапном настоящем чувстве молодого волшебника Тана и прекрасной Тины, о превратностях их судьбы, о долгой разлуке и о верности, о готовности пожертвовать собой и ради друг друга, и ради других… Эди с восторгом отмечала, что рассказанная в Песне повесть похожа на жизнь её родителей, о которой она, конечно, знала. Но то была просто история семейная, а это — Легенда…

Тётушка Эмма, пропев о том, как Тан спас свою любимую, отказавшись от могучего дара чародея, замолчала. Эди восхищённо смотрела на певунью.

— Ух, ты! — выдохнула девочка. — Вот это величие! Это любовь! Это добро и прощение!.. Теперь я понимаю… Но ведь в легенде и в жизни по-разному всё происходит… Неправда и правда…

— А в «Песне о Тане и Тине» всё правда, — улыбнулась тётушка Эмма. — Кроме имён.

— То есть, подобных историй в жизни много? — спросила Эди. — То-то мне показалось, что жизнь мамы и папы чем-то похожа на судьбу Тана и Тины, — грустно вздохнула девочка. — Жаль. А хотелось бы, чтобы такая история была одна на всём свете…

— А она и есть одна, — сэр Даниэль сидел уже рядом на скамеечке. — Одна Песнь, одна История, одна Живая Легенда.

— Но… — в глазах Эди сверкнул огонёк. — Имена-то вымышленные! Как же узнать?..

— А ты уверена, что Тан и Тина хотят, чтобы их все-все узнавали сразу, по именам, а не по поступкам?

— Опять скромность, — девочка грустно опустила глаза. — Как Тина сказала про знахаря: «Почёт за то, что тот исцеляет людей, а имя — не имеет значения…» Примерно так?

— Да, — кивнула тётушка Эмма.

— А если… — Эди отчаянно посмотрела на деда. — А если кому-то надо знать? Очень!

— Очень-очень? — переспросил сэр Даниэль.

— Очень-очень, — подтвердила внучка.

— А этот человек сможет хранить такую взрослую тайну? — снова спросил дед.

— Сможет, — горячо ответила Эди. — Я никому не скажу, что знаю настоящие имена Легенды!.. Я только один разок посмотрю на них… если встречу когда-нибудь…

Сэр Даниэль улыбнулся и наклонился к самому ушку внучки.

— Ты и так видишь их. Каждый день. Ты любимая дочь Тана и Тины. Девочка широко открытыми глазами взглянула на деда.

— Правда? — едва слышно проговорила она.

— Правда… — в один голос тихо ответили тётушка Эмма и дедушка Дан.

— 4 —

Эди сидела в высоком кресле, поджав под себя ноги, и смотрела на маму. Та, делая вид, что ничто её не беспокоит, осматривала накрытый к ужину стол. Эди почему-то поняла: мамина безмятежность напускная, на самом деле мама встревожена. Девочка подошла к матери и обняла её за слегка округлившийся и видный уже под складками платья живот.

— Мамочка, — ласково проговорила она, — не волнуйся. Тебе вредно. А что Эркель вернулся со сломанной рукой… с мальчишками так бывает, — серьёзно повторила девочка где-то услышанную фразу и обрадовалась, что так кстати её вспомнила. — Мы его пожалеем, полечим. И всё пройдёт…

Эливейн нежно поцеловала дочку в рыжую кудрявую макушку и улыбнулась.

— Спасибо, солнышко, — ответила она. — Конечно, Эркель поправится…

Эди взглянула в мамины глаза. «Да, — подумала девочка, — у меня такие же… Здорово! У меня глаза Тины!..» И вдруг грустно-обидная мысль кольнула её в сердце: «Зачем только нужен ещё один ребёнок? Мама была такая стройная… А теперь… и разве им мало двух сыновей и меня?..»

Мать уловила печаль дочери и, опустившись на стул, с любовью посмотрела в серые глазки.

— Эди, девочка моя, ты боишься, что, когда появится малыш, тебя мы будем меньше любить? — тихо спросила Эливь.

Девочка сжала губки, испуганная столь быстрой и верной маминой догадкой.

— Доченька моя, — Эливейн смотрела на своё сокровище и говорила медленно, негромко. — Ты наша крошка. Любимая. И твои братья тоже наши любимые. И малыш, мальчик или девочка, будет любимым. Мы все — одна семья. И наша любовь друг к другу не может стать меньше. Настоящая любовь с годами только растёт… Понимаешь?

Эди опять вспомнила «Песнь о Тане и Тине».

— Понимаю, — твёрдо ответила она.

Эливь снова обняла и поцеловала дочку. В гостиную вошли Динаэль с сыновьями и сэр Даниэль.

— 5 —

— Папа, — спросила Эди отца, когда они поднимались после ужина по лестнице в комнату девочки, — а что значит подарок Судьбы? Почему от него не отказываются?

Динаэль взглянул на дочь.

— Почему мама говорит, что малыш, которого она ждёт, подарок Небес?

Дин остановился и поставил девочку на несколько ступенек выше себя.

— Малыша ждём мы все, — сказал он, — и мама, и я, и дедушка, и твои братья, и нянюшка Галия, и ты… Но маме тяжелее нас…

— Да, все ждём, — согласилась Эди. — И поможем мамочке.

— А подарок Судьбы… — продолжал Дин, глядя на дочь по-взрослому, отчего сердце девочки исполнилась гордостью. — Понимаешь, после твоего рождения… мы думали, что у нас больше не будет детей… А тут такое чудо… Действительно, дар Небес.

— То есть, — уточнила Эди, — вы хотели бы иметь после меня ещё детей, но… что-то было не так… мама не могла?

Динаэль долго молча смотрел на это восьмилетнее созданье с глазами любимой и наконец сказал:

— Какая ты у нас взрослая…

— 6 —

Эди лежала в кровати тихо, слушая книгу, которую перед сном читала ей мама. Потом девочка закрыла глаза.

Эливейн нежно поцеловала дочку, заботливо поправила ей одеяло и, потушив лампу, вышла из комнаты. Эди тут же открыла глаза и села на кровати. Что-то девочке очень хотелось пробраться в кабинет отца. Зачем? Она сама не знала.

Эди поднялась с постели, накинула халатик и надела на босу ногу тапочки. Бесшумно девочка выскользнула в коридор.

— 7 —

Из-под двери кабинета на тёмный пол коридора падала узкая полоска света.

Эди постояла в нерешительности несколько секунд и слегка тронула деревянную резную ручку. Дверь чуть приоткрылась, не издав ни звука и не выдав присутствия непрошеной маленькой гостьи. Эди заглянула через щёлочку внутрь.

Эркель стоял у окна, вполоборота к двери. Возле рабочего стола, где были разложены бинты и какие-то мази, верхом на отцовском стуле сидел Элель, обнажённый до пояса. Он был бледен, пальцы его сжимали высокую спинку. Иногда он прикусывал губу и зажмуривался. Эди он тоже не видел. Отец, склонившись над Элелем, смазывал тому глубокую рану под правой лопаткой.

— Конечно, — попытался пошутить Эркель, подбадривая брата, — Элель хитрый: умеет прятать свои неприятности и не пугать маму.

— Ага, — отозвался тот, — куда уж тебе, неуклюжему, до меня, ловкого… Но ещё раз спасибо, — серьёзно добавил он. — Если бы не ты, унесло бы меня первой же в моей жизни гигантской волной… — и, обращаясь к отцу, проговорил. — Это ведь он меня держал, сначала здоровой ещё рукой, а потом, когда сломало… не отпустил…

— Я понял, — кивнул отец, и Эди услышала в этом ответе гордость родителя за своих сыновей. — С боевым крещением вас, Спасатели мои…

И Динаэль опытными и ловкими руками врача наложил ровную плотную повязку на обработанную собственными снадобьями рану сына.

— А теперь давайте подробно, — сказал он, усаживаясь на диван возле второго окна.

Эди хотела признаться, что она подслушала, но чья-то нежная рука закрыла ей рот. Девочка едва не вскрикнула и обернулась. Мама строго посмотрела на провинившуюся дочь и покачала головой. Эди опустила глаза: она узнала то, что не должна была знать, и теперь вынуждена будет врать маме, так как не может сказать ей правду об Элеле…

Эливь проводила девочку опять в её комнату и уложила в постель. Потом, уже собираясь уходить, она наклонилась к самому ушку Эди и прошептала:

— Ты хотела знать, что меня беспокоит… То, чего не видишь, всегда пугает больше, моя крошка. Сломанную руку Эркеля не спрячешь, а рану на спине Элеля под одеждой не рассмотришь. И строишь догадки…

Эливейн улыбнулась.

— Но они оба живы. И… довольны своим первым делом. Так что всё хорошо… Спокойной ночи, солнышко, — тихо добавила она.

— Но… — не удержалась Эди, — …как ты догадалась?

— Я же мама, — ответила Эливь. — Я просто чувствую…

— 8 —

Эди снова закрыла глаза.

— Спокойной ночи, крошка, — шепнула дочери Эливейн и тихонько вышла из комнаты.

Но девочке не спалось. Она сегодня узнала столько необыкновенного, что её детское воображение никак не могло позволить сознанию погрузиться в обычный сон.

Эди опять встала с постели и вышла в коридор.

Лестница слабо освещалась ночной лампой, и только нижняя ступенька была залита ярким светом, падающим на неё из-под плотной портьеры в дверях гостиной.

Эди быстро спустилась на первый этаж и хотела вбежать в большую уютную комнату. Но сквозь узкую щель между тканями девочка увидела мать, сидящую на стуле возле стола, и отца, стоящего перед ней на коленях. Эди замерла, как зачарованная.

Перед девочкой наяву оказались Тан и Тина. Они были красивы! Возможно, будь Эдилейн постарше, она смогла бы подобрать более подходящее слово… Но сейчас, в свои восемь лет, она лишь почувствовала вдруг (именно — почувствовала), что её родители сказочно красивы. Нет, не такой красотой, как избираемые ежегодно из старшеклассников Король и Королева школы, чья красота словно держится всего несколько дней, а потом превращается в повседневность, а совсем иной красотой, которую, увидев однажды, невозможно забыть; красотой, которую не стирает время и не портит неотвратимая человеческая старость. Наверное, ни Эливейн, ни Динаэль никогда и не были бы избраны Королём и Королевой красоты среди своих сверстников, даже если бы в их юности и существовала такая церемония. Но та красота, которой обладали родители Эди, и которую в этот миг постигло сердце девочки, оказывалась несоизмеримо выше и чище всех иных понятий о красоте.

— 9 —

— Прости, — проговорил Дин. — Я виноват. Я хотел уберечь тебя от волнений обманом…

— Папа тут ни при чём! — Эркель вышел на середину гостиной.

Эди вздрогнула и осталась стоять за портьерой: она не заметила, что родители в комнате не одни, и теперь ей было ещё более стыдно за своё подслушивание…

— Папа сразу сказал, что для тебя самое лучшее успокоение — правда, — продолжал Эркелиэль. — Но мы его уговорили…

Эливейн улыбнулась.

— Глупенькие вы мои, — сказала она. — И перестаньте извиняться: вы хотели как лучше.

Теперь на полу перед Эливь сидели все трое «глупеньких». Эливейн покачала головой и как-то незаметно, так, что никто и сообразить ничего не успел, оказалась на коленях рядом со своими любимыми мужчинами.

— Мамочка?! — в один голос воскликнули братья.

Динаэль покорно склонил голову, прижавшись лбом к ладоням супруги.

— Ой, дурачки, — тихо произнесла Эливейн. — Выстроились передо мной с опущенными к полу лицами и думают, что мне очень хочется смотреть на их затылки.

Эди, с трепетом наблюдавшая за происходящим, почувствовала в словах матери и правду, и ласковую шутку: ведь Эливейн могла бы любоваться рыжими вихрастыми макушками часами…

Динаэль помог Эливь подняться на ноги. Эркелиэль и Элельдиэль встали рядом.

— Другое дело, — согласилась Эливейн, глядя на сыновей снизу вверх. — Теперь всё на своих местах… И отправляйтесь-ка спать, мои дорогие, — добавила она. — Тем более, что Элель уже еле стоит на ногах, — она наклонила к себе голову Элельдиэля и поцеловала того в лоб. — Я знаю, что ты у меня сильный, и доказывать мне это не нужно… — Эливь таким же образом обошлась и с Эркелем. — И тебе спокойной ночи, золотце моё… Ну, ступайте, — она ласково улыбнулась сыновьям.

— Спокойной ночи, — ответили оба. — Спасибо тебе… Ты самая лучшая… И прости нас ещё раз.

Братья вышли из гостиной и поднялись на второй этаж, не заметив в тени за складками портьеры младшей сестрёнки. А Эди боялась пошевелиться: что-то уж слишком много сегодня она увидела и ощутила невзначай…

— 10 —

— Пойдём и мы? — спросил Динаэль, подавая супруге руку.

— Нет, — ответила Эливейн и лукаво улыбнулась. — Тебе, как старшему, платить по счетам…

И Эливь опустилась на широкий диван. Дин помог ей устроиться поудобнее, и сам сел рядом.

— Правду о том, что произошло у мальчиков на практике? — уточнил он.

— Да, — кивнула Эливейн.

— Но ты устала, — попытался возразить Динаэль. — Может, завтра?

— Я буду волноваться до завтра? — полушутя, полусерьёзно спросила Эливь.

— Хорошо, — согласился Дин.

Эди, готовая в очередной раз выскочить и признаться, что она случайно подслушала предыдущий разговор, опять замерла и превратилась в слух.

— 11 —

Динаэль, держа в своих ладонях руки Эливейн и глядя ей в глаза, тихо, неспешно вёл рассказ. Было в повествовании и весёлое, и грустное, и радостное, и печальное, и тревожное, и страшное… Но только Дин умел так рассказывать, что дурное прошлое оставалось в прошлом, а настоящее не вызывало уже сильной тревоги, ибо опасное миновало… Эди, как и положено восьмилетнему ребёнку, не воспринимавшая возможность чьей-либо смерти реальной угрозой, конечно, и не могла бы испугаться за братьев так, как внимательно слушавшая отца мама. Но лицо Эливь оставалось спокойным. Лишь взгляд серых глаз иногда выдавал душевное волнение. Но Дин был рядом, нежно держал её ладони в своих и слегка улыбался.

Динаэль рассказывал, как Элель и Эркель, выдержав выпускные экзамены в Школе Спасателей на «отлично», получили направление на практику в Морской Отряд, куда и мечтали попасть ещё лет с двенадцати. Приняли молодых людей на Береговой Базе доброжелательно. В первые же дни пребывания в Отряде братья проявили себя достаточно трудолюбивыми и находчивыми, небольшие спасательные операции помогли волшебникам сдружиться с людьми. А потом случилась настоящее бедствие: внезапный шторм обрушился на маленький прибрежный городок. Морской Отряд приступил к выполнению своих прямых обязанностей. Тут-то и пригодились необычные способности: задержать на несколько минут готовую обрушиться на дома высокую волну, конечно, не мог ни один человек — здесь нужна сила волшебная, и немалая… Так, благодаря союзу магии и мужества, удалось спасти всех жителей пострадавшего от стихии городка.

Но именно в это время, когда одни люди старались помочь другим, нашёлся некто… И этот человек оказался знаком Динаэлю…

Пятнадцатилетний голубоглазый и светловолосый юноша, красивый лицом, стройный и гибкий, был спасён из затопленного уже дома. Сэмуэль Берк, узнав о том, что в Отряде есть два молодых волшебника, проявил к ним невероятный интерес. Это казалось весьма объяснимым: не так часто в жизни нам доводится встречать настоящих волшебников… Но важно другое, то, чего тогда не знали Эркель и Элель, и то, что сразу насторожило Дина, как только он услышал имя спасённого из уст сыновей. Дело в том, что это был тот самый мальчик, с родителями которого Динаэль познакомился, будучи Знахарем. Тогда Сэму едва исполнилось три года. Малыша судьба наделила даром мага. Не очень сильным, но и не совсем ничтожным. Дин предлагал свою помощь в качестве наставника, учителя, няньки — как угодно будет чете Берк. Но те наотрез отказались. И уехали, уверенные в своих силах. А мальчик от природы, к несчастью, не был добр…

Что случилось с родителями, где они сейчас — неизвестно. А Сэмуэль самостоятельно решил увеличить свои волшебные силы. И нашёл способ, ведь зло, как известно, изобретательно. Он ищет чародеев, чьё внимание сосредоточено на чём-то очень важном или кто погружён в великую печаль. Тогда, улучив момент, можно присвоить себе часть чужой магической силы. Это что-то вроде вампира в магии.

Так, в момент, когда Элель был всецело поглощён работой Спасателя, Сэм, оставаясь на безопасном месте, пустил в молодого мага серый луч. И истекающему кровью Элельдиэлю грозило не только лишиться своей магической силы, но и быть смытым в бушующее море. Рядом, на счастье, оказался Эркель. Он-то, появившись внезапно, спугнул нападавшего и успел схватить уже уносимого волной брата. Элель вскоре потерял сознание, а Эркелиэль, крепко держа раненого одной рукой, другой ухватился каким-то чудом за железную балку причала… Так и остались живы оба. Хотя руку Эркель покалечил… А Сэм бесследно исчез.

Именно исчезновение, явно намеревающегося стать чёрным волшебником юноши, и тревожило Динаэля…

— 12 —

Эливь слегка вздрогнула.

— Мне показалось… — негромко сказала она. Дин улыбнулся.

— Мне тоже послышался шорох, — кивнул он. — Никак наш маленький гений снова не спит.

И он, нежно поцеловав ладони супруги, встал и направился к двери.

Эди тут же вспомнилась «Песнь о Тане и Тине» и мысль Тана, ещё ни разу не видевшего свою любимую, о том, что именно эти руки он готов целовать всю жизнь… И отец, действительно, целовал руки мамы, часто, то ласково, то с благодарностью. Только раньше Эди не обращала на это внимания…

Девочка быстро и бесшумно взлетела по лестнице на второй этаж, впорхнула в свою комнату и юркнула в постель.

Отец зашёл на цыпочках, наклонился к лицу дочери, посмотрел на её плотно закрытые глазки, улыбнулся в темноте и вышел в коридор, аккуратно прикрыв за собой дверь.

— 13 —

— Дедушка, а жизнь волшебника длиннее жизни обычного человека?

— Длиннее.

— Значит, мама состарится раньше папы? — Эди даже остановилась, поражённая своей догадкой.

— Нет, — улыбнулся Даниэль, тоже останавливаясь, но не выпуская ладошку внучки из своей руки. — Твои родители поженились по взаимной любви, по обоюдному согласию, по собственной воле, по желанию… Поэтому и жизнь их приобрела одинаковые сроки, чуть более долгие, чем простая человеческая жизнь.

— И они не могут… — девочка запнулась от волнения, — …не могут погибнуть?

Даниэль серьёзно посмотрел на Эдилейн.

— Могут, как и любой человек в этом мире, — вздохнул он. — Но, будем надеяться, что такого несчастья не произойдёт.

Эди прошла несколько шагов молча.

— А раз папа лишился волшебной силы, то и стариться он будет быстрее? — снова спросила девочка. — Ну, быстрее, чем ты?

— Вовсе нет, — ответил Даниэль. — А почему ты так решила?

— Э-э, — протянула задумчиво Эди, — просто дядюшка Лем ведь тоже бывший волшебник. И он младше тебя, а выглядит старее… Почему?

— Это не от волшебного дара или от его потери, — грустно объяснил Даниэль. — Это груз прошлого, плохого прошлого…

— А! — догадалась девочка. — Дядюшка Лем был злым колдуном? Да? А папа добрым?

— Да, — кивнул Дан. — И ещё: папа расстался со своей силой добровольно. Только так он мог спасти маму от смерти. Поэтому в нём осталась малая толика его магии…

— Значит, он снова может стать таким же сильным волшебником, как раньше? — обрадовалась Эдилейн.

— Пожалуй, нет, — ответил Даниэль. — Для этого мало одного его упорства и трудолюбия. Нужно что-то ещё… И весьма важное…

— Что? — Эди с любопытством ждала ответа.

— Если бы знать… — вздохнул Даниэль. — Даже сэр Арбениус не нашёл решения этой задачи.

— То есть даже Хранитель Магических Знаний, знающий всё, не знает, как папе опять стать сильным?

Разочарование и досада отразились на личике девочки.

Даниэль опять остановился и опустился на корточки перед внучкой.

— Твой папа и так сильный, — тихо сказал Дан. — Он силён своей добротой, своей любовью, своим мужеством. Он замечательный врач. И просто хороший человек.

— Он должен быть лучшим, — твёрдо сказала Эдилейн.

— А разве ты не считаешь его лучшим? — спросил Даниэль.

— Волшебная сила сделала бы его ещё лучше, — упрямо повторила девочка.

Дан вздохнул и поднялся на ноги.

Дед и внучка неспешно продолжали свой путь от школы к дому.

— 14 —

Эливейн сидела на скамеечке в резной тени молодого клёна. Эди весело раскачивалась на верёвочных качелях.

— Мама! — воскликнула девочка. — А как тётя доктор узнала, что у тебя в животике два малыша?

Эливь улыбнулась.

— Есть такая специальная трубочка, которой любой доктор слушает дыхание или сердцебиение человека… — начала объяснять она.

— Как у тебя и у папы? — уточнила дочка, не раз видевшая медицинские штучки родителей.

— Да, — кивнула Эливейн. — Вот с помощью такой трубочки доктор и услышала, как стучат два сердечка, а не одно.

— Значит, детишки будут двойняшками, как Элель и Эркель?

— Да.

— А почему я родилась одна? — с оттенком грусти спросила Эди и, остановив качели, подбежала к матери.

— Наверное, потому, что ты сама по себе чудо, — засмеялась Эливейн, обнимая дочку. — И тебе не надо быть такой, как кто-то: ты — это ты. Моя умничка!

— Правда, умничка? — переспросила девочка.

— Правда, — подтвердила Эливь. Эдилейн улыбалась.

— Мама, а когда они… — Эди положила свою ладошку на мамин круглый живот, — …появятся на свет?

— Скоро, — ласково ответила Эливь. — Теперь уже очень скоро. Может, через неделю, а может, и завтра…

— 15 —

Сэр Майкл Дерер в своей небольшой, запряжённой парой светло-рыжих лошадей, карете на мягких рессорах въехал по Тоннелю в Зелёную Долину.

Он мечтал побывать здесь. Не столько ради любования красотами, хотя о великолепии местного пейзажа ему доводилось слышать не раз, сколько ради посещения местной клиники с целью обмена опытом. Иногда на крупных семинарах сэр Дерер встречался с главврачом этой лечебницы. Выступления с научными докладами Динаэля Фейлеля неоднократно приводили опытных врачей в восторг от смелости и простоты решений, казалось бы, сложнейших медицинских вопросов. А около полугода назад Майкл встретился с этим человеком в одной из больниц на Востоке, куда съехались крупнейшие хирурги со всего мира, чтобы оценить достоинства новейшей медицинской техники. Как-то само собой получилось, что общение Дерера с Фейлелем закончилось приглашением посетить клинику в Зелёной Долине. Это было невероятным везением: Майкл давно желал увидеть своими глазами, как работает Динаэль Фейлель, ибо сэру Дереру было известно более десятка случаев, когда безнадёжные больные, прошедшие лечение в других местах, возвращались радостными и исцелёнными именно из лечебницы возле Горного Замка.

«Может, здесь и правда живёт какое-то волшебство? — рассуждал Майкл Дерер, сойдя на землю возле ворот клиники. — Конечно, речь не о легендах и сказках… Хотя, родившаяся где-то в этих краях, „Песнь о Тане и Тине“ весьма поэтична и трогает душу.

Места тут наполняют сердце теплом и романтикой… Но мы, врачи, — реалисты и знаем, что чудес не бывает… А талант и руки у сэра Динаэля, безусловно, редчайшие… Интересно, а почему он всегда в перчатках? — вдруг вспомнились гостю тончайшие, безукоризненно белые перчатки главного врача. — Хотя он вообще на всех конференциях выглядел несколько франтовато…»

— 16 —

Увидев через окно своего кабинета подъехавшую карету, Динаэль, приветливо улыбаясь, вышел навстречу ожидаемому им гостю.

Дерер с искренним интересом смотрел на приближающегося к нему человека. Это был хорошо сложенный мужчина лет сорока в белом халате и белых брюках; туго подвязанная тесёмками шапочка совершенно скрывала его волосы и лоб. Только манера движений показалась знакомой Майклу. А когда встречающий подошёл ближе, приветливая улыбка и неповторимого цвета глаза заставили гостя увериться в том, что это и есть Динаэль Фейлель: в своём повседневном рабочем наряде это был иной человек, нежели тот, хоть и тоже весьма добродушный, какого Дерер видел на симпозиумах…

— Рад Вам, дорогой профессор, — проговорил хозяин, останавливаясь перед Майклом. — Как дорога?

— Спасибо, неплохо, — ответил тот. — И здравствуйте.

— День добрый, — слегка поклонился Динаэль, делая рукой жест в сторону клиники. — Желаете отдохнуть сперва?

— О, нет, — улыбнулся Дерер. — По чести сказать, я столько мечтал побывать в вашей больнице, что теперь, находясь так близко от своей цели, не хочу отвлекаться на пустяки.

— Понимаю Вас, коллега, — согласился Фейлель. — Тогда, прошу… И Дин провёл гостя в свой кабинет.

— Пациентов у нас на сегодня мало, — говорил Динаэль. — Зато я Вам кое-что покажу.

Радостно-лукавый огонёк мелькнул в светлых глазах.

Дин указал на микроскоп, стоящий на столе.

— Взгляните, — предложил он. — Вам ведь известна эта злодейка?

Майкл надел протянутые ему резиновые перчатки. «Он снова в перчатках, — мысленно усмехнулся Дерер странному стечению обстоятельств. — Правда, при проведении опытов подобная часть гардероба не лишняя…»

Профессор внимательно посмотрел на предметное стекло.

— Боже! — воскликнул он. — Она чрезвычайно опасна! А вы у себя на столе…

— Это сегодня, — Фейлель широко улыбался. — Теперь она не столь страшна.

И Динаэль нанёс на стекло одну каплю голубовато-перламутровой жидкости.

— Смотрите, — предложил он.

Дерер смотрел.

Профессор был потрясён: сотни учёных безуспешно пытаются найти лекарство от смертельного вируса, а этот удивительный человек с такой лёгкостью и невозмутимостью показывает сейчас то, от чего любой другой на его месте надулся бы от гордости и потребовал бы немедленного поклонения себе, великому.

— Это невероятно! — воскликнул Майкл. — Вы должны представить своё открытие на симпозиуме, через месяц…

— Об этом и речь, — обрадованно заговорил Динаэль. — Сэр Дерер, вы понимаете, сколько жизней способна сберечь найденная вакцина! Я вам всё покажу и расскажу. Поведайте о данном препарате. Мои врачи — очень хорошие, опытные… но не публичные… люди. И мне не хочется уговаривать их выполнять эту нужную, но не комфортную для них миссию… А я сам не буду присутствовать в ближайшее время на конференциях…

И, опережая вопрос гостя, Дин пояснил:

— Это по личным, семейным причинам.

Он сказал мягко, по-доброму улыбаясь, и Майкл понял, что его собеседник не лукавит и не шутит и ничего более объяснять или просить не станет. Решение должно быть добровольным и честным.

— Хорошо, сэр, — Дерер даже поклонился в знак уважения. — Это честь для меня — представить Ваше открытие. Но, как честный человек и врач, понимающий великую важность именно вашего труда, я прошу: напишите доклад, а я лишь зачитаю его от вашего имени.

— Спасибо, — тоже с поклоном ответил Динаэль.

И, сняв перчатку, протянул свою руку Майклу. Тот впервые пожал обнажённую ладонь Фейлеля…

Ощутив прикосновение тонких рубцов, Дерер вскинул взгляд на лицо Динаэля.

— О, — усмехнулся тот, — забыл Вас предупредить! Это… неосторожность… в молодости…

— А… — кивнул Майкл и попытался отогнать от себя совершенно, как ему показалось, нелепую для врача-реалиста мысль, навеянную вдруг внезапно всплывшим в сознании образом Тана…

— 17 —

Вновь отказавшись от предложенного отдыха и чая, Дерер отправился с Динаэлем на первичное знакомство с клиникой.

Лечебница оказалась выстроенной по очень грамотному и толковому проекту. И хотя предполагалось основное её функционирование для жителей всего трёх деревень Долины и для обитателей Горного Замка, больница имела четыре хорошо изолированных друг от друга, с точки зрения санитарных и гигиенических норм, отделения: общее, инфекционное, детское и родильное. Пациентов сейчас в клинике было семеро в общем отделении.

Совершив утренний обход вместе с главврачом, и вновь убедившись в лучших качествах этого человека, Майкл Дерер попросил ещё раз показать ему инфекционное отделение, ибо он не совсем понял принцип, по которому включается специальная защита, если в клинике оказываются больные, поражённые опасными вирусами.

Фейлель уже в третий раз подробно рассказывал и показывал гостю удивительную изоляционную систему инфекционного отделения. Динаэль был на удивление терпелив: он улыбался и повторял свои объяснения вновь и вновь. Всё становилось ясным и понятным профессору, но одна деталь… «Странно, — в досаде думал Майкл, — господин Фейлель так хорошо говорит, а я… Может, мне действительно надо отдохнуть с дороги?..»

Несколько раз Динаэль на мгновение словно оказывался мыслями где-то далеко… Но это были лишь мгновения. Однако, как человек внимательный и отзывчивый, Дерер спросил, не тревожит ли что-либо уважаемого хозяина. Но Фейлель только поблагодарил за беспокойство и выразил надежду, что «всё будет хорошо». Майкл хотел уточнить…

— 18 —

… но тут на лестнице послышались торопливые шаги: кто-то почти бегом поднимался на этаж инфекционного отделения. Фейлель почему-то слегка побледнел и резко обернулся к дверям.

На пороге появилась молоденькая медсестра. Её лицо было расстроено.

— Что случилось, Лара? — Динаэль говорил негромко и ровно.

— Сэр, — стараясь отвечать быстро и спокойно, произнесла девушка. — Мадам Заира просит Вас срочно…

— Прошу прощения, — Фейлель кивнул гостю и широкими шагами проследовал к лестнице.

Лара семенила за ним, продолжая рассказывать:

— Она пришла сама… Сказала, что что-то ей нехорошо, но как-то не так, как должно быть… А потом она …

— Говори, — удивительно мягко произнёс Динаэль замолкнувшей вдруг медсестре.

Та продолжала:

— Потом она потеряла сознание… И у неё открылось кровотечение… Мадам Заира… считает… что надо выбирать…

Профессор Дерер спустился следом за Дином и Ларой и, увидев лицо столь улыбчивого несколько минут назад главврача, ужаснулся: такой мертвенной бледности и такого напряжения в чертах ему не приходилось наблюдать ни разу в жизни, а слова и жесты Фейлеля оставались ровны и спокойны.

— 19 —

Спустившись в родильное отделение, Динаэль бесшумно раскрыл дверь кабинета мадам Заиры.

— Лара, готовь операционную. Срочно. Позови Низу ассистировать…

Девушка побежала выполнять распоряжение. Дерер вошёл в кабинет вслед за Динаэлем.

На кушетке, возле которой хлопотала врач, видимо, опытная акушерка, видавшая многое, лежала без сознания светловолосая женщина…

«Красивая… — подумалось Майклу. — Как жаль, если ей не удастся помочь…» И, хотя Дерер и не был специалистом в акушерстве, он понял, что спасти можно или только роженицу, или только ребёнка. Мысль эта навела на профессора глубокую печаль: он был немолод и видел смерть не раз, но…

Дин склонился над несчастной. Женщина вдруг приоткрыла глаза. Видимо, она всё поняла. И прошептала:

— Малышей… Спасайте малышей…

Фейлель побледнел ещё больше, хотя подобное казалось уже невозможным. Женщина вновь потеряла сознание.

В кабинет вошла ещё одна медсестра.

— Низа, — ровным и тихим, как прежде, голосом проговорил Динаэль. — В операционную две детских инкубационных камеры, аппарат для искусственного дыхания…

Мадам Заира, молчавшая до сих пор, прошептала:

— Но, сэр… я не смогу… Или — или… Простите, ради Бога…

— Я знаю, — негромко ответил он и вздохнул. — Я сам… У меня нет выбора…

— 20 —

Спустя четверть часа в ярко освещённой операционной началась борьба за спасение жизней. Борьба людей, вооружённых только знаниями и опытом врачей. Борьба Дина за жизнь своей любимой, о чём, вызвавшийся ассистировать, профессор Дерер и не подозревал.

— 21 —

Сэр Даниэль, помогавший Верховному Магу систематизировать поступившие в Библиотеку пару дней назад полторы сотни чародейских свитков из Волшебного Архива, закончил свою работу и отправился к Школьному вестибюлю. Только что прозвенел звонок с последнего урока, и Эдилейн должна была вот-вот спуститься к выходным дверям.

Дед и внучка шли домой, как обычно: Эди весело подпрыгивала, а Дан, опираясь на свою трость и неспешно шагая по дороге, держал её за руку.

— Деда, — спросила девочка, — а почему папа, отдав свою силу волшебника кому-то, не пытается её вернуть?

— Как это? — переспросил Даниэль. — Ведь папа спасал маму. Иначе бы она умерла… Нельзя вернуть то, что отдаёшь добровольно и заведомо навсегда.

— Можно, — твёрдо сказала Эди. — И нужно. Это — твоё. Спас — а теперь обратно. Ведь мама уже выздоровела.

— Нет, солнышко, — ответил Дан. — Так не бывает. Такой выбор делается один раз. И изменить ничего нельзя.

Даниэль внимательно посмотрел на внучку.

— И твой папа ни о чём не жалеет, — добавил он. — Мамина жизнь важнее таланта волшебника. Тем более малая толика силы у папы осталась. Видимо, как награда за способность пожертвовать чем-то ради другого.

— Это неправильно! — возмутилась Эди. — Папа был сильнейшим магом! А теперь только морозные узоры ради забавы на стекле иногда может рисовать… Он должен найти этого кого-то, кому его сила досталась, и забрать.

— А если тот не захочет отдавать? — лукаво улыбнулся Дан. — Если он считает иначе: досталась сила мне по воле небес — значит, она моя; и не имеет значения, чья была прежде… И ведь это мнение тоже справедливо…

— Нет, — девочка поджала губы. — Папа теперь… как все… А должен быть…

Она замолчала и шла дальше, опустив голову. Даниэль тоже более ничего не говорил, но его тревожили подобные мысли внучки, тем более что девочка возвращалась к ним не однажды.

— 22 —

Дома ждали неприятные вести. Оказалось, утром, когда все разошлись по делам, а нянюшка Галия помогала Эливейн приготовить комнату для ожидаемого Дином коллеги, профессора Майкла Дерера, Эливь вдруг призналась, что ей как-то нехорошо и отправилась в клинику к мадам Заире. Галия хотела проводить госпожу, но та улыбнулась: не настолько, мол, всё страшно, и она дойдёт сама… Прошёл час. Эливейн не возвращалась. Нянюшка побежала в клинику… Дежурная медсестра, стараясь смягчить тревожные известия, говорила туманно… Но страшную правду о происходящем скрыть невозможно…

И нянюшка поведала то, что узнала, поведала сэру Даниэлю, пока ничего не подозревающая Эди переодевалась в своей комнате.

Суть рассказа Галии состоял в том, что столь хорошо переносившая беременность Эливейн вдруг потеряла сознание и более в себя не приходила. Перед врачами встала проблема ужасного выбора: или малыши, или мать. На мгновение, словно какая-то сила заставила её, Эливь приоткрыла глаза и прошептала: «Спасите малышей»… Дин сам взялся оперировать… И вот прошло уже четыре часа, а никто из операционной не выходил…

— 23 —

Спустившаяся в гостиную Эди настороженно посмотрела на взрослых. И как те ни старались придать своим лицам безмятежные выражения, девочка почуяла неладное.

— Что с мамой? — взвизгнула она.

— Мама в больнице, — ровным голосом ответил Даниэль. — С ней папа. Понимаешь? Папа сделает всё…

— Папа не может ничего сделать! — выкрикнула девочка. — Папа только человек! Я же говорила…

И Эди, схватив деда за руку, потянула его к дверям.

— Идём к ней! Скорее!

— Идём, — ответил Даниэль, — но только если ты прекратишь кричать.

Девочка остановилась и посмотрела в глаза деду. Она вдруг увидела, что тот смотрит на неё с болью, с печалью, с тревогой, но… не с сочувствием… И восьмилетняя девочка впервые задумалась над тем, почему ей в её горе не сочувствует тот, кто всегда был на её стороне, даже если она ошибалась…

— Хорошо, — тихо ответила она. — Я поняла…

Все трое: сэр Даниэль, нянюшка Галия и Эди — отправились в клинику…

— 24 —

Майкл Дерер оказался замечательным ассистентом: он впервые работал в паре с Динаэлем, он никогда прежде сам не проводил подобной операции, но его действия соответствовали требованиям хирурга.

Дерер с профессиональным восторгом наблюдал за быстротой и точностью движений рук Фейлеля, который в своей практике, как знал Майкл, тоже впервые делал данную операцию. Поражало Дерера и лицо Динаэля: оно было совершенно непроницаемо. «Словно белый холодный мрамор…» — подумалось Майклу.

Когда две здоровенькие малышки одна за другой увидели свет, Фейлель позволил себе улыбнуться, передавая их по очереди на руки детскому доктору госпоже Дасии и сестре Ларе; его улыбка, короткая и немного печальная, показалась Дереру настолько тёплой и жизнеутверждающей, что он почему-то подумал, что сегодня свершится то, чего так долго врачи-акушеры ждали: будет найден способ спасти роженицу в аналогичной ситуации… И предчувствие не обмануло профессора.

Через пять часов после начала операции, наложив удивительно тонкие и ровные швы, Фейлель произнёс:

— Отключайте искусственное дыхание…

И тут Дерер с изумлением услышал, как дрогнул от волнения голос, казалось, обладающего железным хладнокровием Динаэля, увидел влагу в глазах Фейлеля и понял, что от долгого и невероятного напряжения, тот не может даже опустить одеревеневшие вдруг руки или пошевелить пальцами.

Мисс Лара ловко освободила ладони Динаэля от хирургических перчаток.

— Сэр, — тихо произнесла мадам Заира. — Вы же совершили невероятное!

— Невероятное не совершается, — устало, но счастливо ответил тот.

— А у меня не было выбора, — повторил он, уже звучавшую в его устах, фразу.

Но Дерер вновь не понял до конца её значения.

Через стекло операционной уже в пятый раз заглянула дежурная медсестра мисс Линн. Но теперь ей ответили — улыбкой. Она радостно поспешила в приёмный покой.

— 25 —

Динаэль взглянул на новорожденных, мирно спящих в специальных кроватках на колёсиках и привезённых сейчас по его знаку из соседней палаты, куда их унесли сразу после рождения, сюда, поближе к вот-вот готовой проснуться матери. Он улыбался.

— Сэр, — негромко обратилась к нему мадам Заира. — Я побуду здесь. Не волнуйтесь. Вас ждут внизу… — акушерка перевела взгляд на Эливейн. — Она придёт в себя минут через пятнадцать. Всё будет хорошо. Всё уже хорошо… Вы успеете вернуться… Идите, Вас ждёт дочка…

— Да… Спасибо… — Дин смотрел на Эливь и ответил словно бы для неё. — Я сейчас… Я быстро…

— 26 —

Майкл Дерер последовал за Динаэлем.

Профессор вдруг ощутил усталость. Ещё бы! Он только сегодня приехал. Сразу узнал о потрясающем открытии. Потом пожелал немедленно осмотреть клинику. А после неожиданно попал ассистентом на труднейшую операцию.

В высоком и светлом вестибюле Динаэль Фейлель уже стоял на коленях, обнимая прильнувшую к его плечу девочку лет восьми. Малышка плакала, а отец нежно поглаживал её по рыжим волнистым волосам.

— Деточка, — позволил себе высказать свой восторг Дерер. — Вам не плакать надо, а гордиться! У Вашего отца — Дар. Дар от Бога. Он не просто врач. Он гениальный врач.

— Спасибо, сэр, — прошептала Эди и всхлипнула. — Папочка, прости меня. Это я виновата…

— Глупышка, — ласково ответил Дин. — Ты-то тут при чём? Просто так случилось… Но теперь всё будет хорошо… Мама вот-вот проснётся, и мисс Линн вас позовёт…

«Мама? — сам себя мысленно переспросил Майкл. — Мама?.. Боже мой! Вот почему он был так напряжён… Вот почему у него не было выбора… Она — его жена… Он не мог не выполнить её просьбы и не мог потерять её… Но… я впервые встречаю такого врача, который рискнул бы… Он — гений…»

— Нет, — печально шептала Эдилейн. — Это моя вина. Я не верила в тебя… Я считала, что ты… слабый… неудачник… Ты отдал свою силу и не пытаешься вернуть её… — она опять всхлипнула. — А дело не в магии… Ты говорил мне, а я не слышала… Слушала и — не слышала… Ты предупреждал, что, если человек в чём-то заблуждается и не хочет пересмотреть своё мнение, то жизнь его заставит это сделать… Только я не хотела, чтобы так… чтобы маме было плохо… — девочка с болью посмотрела в глаза отца. — А ты… самый лучший и самый сильный… Потому что ты делаешь добро… А мама сможет простить меня? И… и… ты… ты…

Эди не договорила, а отец крепко обнял её, поцеловал и посмотрел в серые заплаканные глазки.

— Ты выросла, моё солнышко, — негромко сказал он. — Ты стала совсем взрослой. И ты умничка. Спасибо тебе…

— 27 —

Майкл Дерер покидал гостеприимный дом Фейлелей с новыми, ещё не осмысленными им до конца, чувствами. Он всем сердцем желал этой удивительной паре, со всем их семейством счастья и долголетия. Но то, что он увидел, узнал, к чему прикоснулся за прошедшие десять дней, пока оставалось непостижимым: явно существующим, но совершенно противоречащим его прежним убеждениям.

Во-первых, любовь. Майкл искренне верил в её существование. Но, чтобы пронесённое через годы чувство оставалось неизменным, чтобы, ежедневно видя друг друга, не потерять ощущения величественности, загадочности друг друга, не утратить пылкости и обожания каждой чёрточки, каждого жеста, каждого взгляда друг друга. Чтобы, любя других людей, обожая своих детей, не растратить своих сердец и оставаться словно единым целым, действительно половинками друг друга… Это казалось невероятным, хотя и было перед глазами Дерера.

Во-вторых, профессору пришлось серьёзно задуматься над своей материалистичностью: легенды легендами, но люди Долины жили искренним убеждением в существовании волшебников, в Школе отдельные ученики обучались магии, Динаэль рассказывал потрясающие вещи о работе Инфекционного барьера (и, если отвергнуть сверхъестественное, то ведь защита никоим образом не сработает — Дерер проверял)…

И, наконец, сила веры человека в то, что он должен. Должен — и всё. Иначе никак нельзя. И тогда совершается то, что считалось невозможным. Так Динаэль сумел успешно провести, никем прежде не доведённую до благополучного конца, операцию.

Майкла Дерера провожали всем семейством: сэр Даниэль Фейлель (маг, с чем пришлось смириться — не верить своим глазам было просто глупо), Динаэль и, уже вернувшаяся домой, Эливейн (оба с малышками на руках), старшие дети — близнецы Эркелиэль и Элельдиэль (тоже волшебники), рыжеволосая и сероглазая Эдилейн, стоящая рядом со старенькой и явно любимой нянюшкой Галией. Профессор благодарил за тепло и радушие, обещал наведываться теперь чаще на правах друга и немедленно оповестить Дина о событиях на предстоящем симпозиуме.

— 28 —

Эдилейн ждала во дворе Школы. Погода была солнечной, и девочка с подружками весело резвились на ровно подстриженной траве газона. Вдруг она остановилась: отец шёл к ней и улыбался.

Отец улыбался ей всегда. Но с того дня, как родились её сестрёнки, Эди стала чувствовать настроение отца: не просто приветливость, а радость, гордость, одобрение, снисхождение, поддержка… Она действительно повзрослела.

Сейчас отец и улыбался ей, и здоровался со встречными — взрослыми и детьми. Но девочка поняла: он и смущён чем-то, и гордится этим.

— Привет, папочка, — Эди подбежала к Динаэлю, а тот наклонился и поцеловал её.

Девочка внимательно посмотрела в его удивительные глаза.

— Как прошёл Совет? — очень по-взрослому проговорила она. Отец помолчал, а потом ответил вопросом:

— Помнишь, я обещал тебе переговорить с сэром Арбениусом, чтобы учащимся младшей школы тоже разрешили посещать читальный зал магических легенд и преданий?

— Да! — воскликнула Эди. — Значит, можно?

— Можно, — кивнул отец. — Вам выделили день недели и время. Со следующего вторника с трёх до пяти вас там ждут.

— Ой, папочка, спасибо! — и Эдилейн обернулась к подружкам. — Я скажу девочкам?

— Конечно.

Эди поспешила сообщить радостную новость одноклассникам. Но она чувствовала, что есть у отца и ещё какая-то весть, видимо, касающаяся взрослых… Но явно хорошая…

— Папа, а что ещё? — спросила Эдилейн, когда за руку с Динаэлем вышла из Замка.

— Ещё? — отец улыбнулся как-то смущённо. — Ты же знаешь, что сэр Арбениус… стар и… ему трудно нести на себе бремя большого количества забот… Он сложил с себя часть обязанностей. И предложил выбрать нового Хранителя Магических Знаний…

— Но лучше него магию не знает ник… — девочка вдруг замолчала. — Я глупая! — воскликнула она. — Только один человек может сравниться с Верховным Магом в Знаниях. Это ты, папочка! Ты стал Хранителем?

— Да, — просто ответил отец. — Но это очень ответственно. А у меня — только знания. И почти нет магической силы. Поэтому, мне придётся много работать…

— Ты грустишь, что маме будет тяжелее? — догадалась Эди. — Я буду ей помогать. Обещаю.

— Спасибо, — серьёзно ответил Динаэль. И Эдилейн увидела гордость в его глазах. Гордость за неё!

— 29 —

Приближался день рождения сестричек Эди — им исполнялось по годику. Малышки, получившие имена Диналейн и Даналейн, были удивительно спокойны и улыбчивы. Кажется, они ни разу ещё не плакали и не капризничали.

Очаровательны они были и внешне: на уже достаточно длинные вьющиеся светло-русые волосики легко привязывались пышные банты, а большие глазки, цвета моря в ясный солнечный день, смотрели умно и задорно.

Эди шла с отцом и дедом. Она вся была охвачена сознанием важности предстоящего дела: друг семьи ювелир и волшебник дядя Оянг закончил работу над подарком для крошек. Оставалось немногое, но, пожалуй, самое главное: изготовленные умелыми руками медальоны с витиеватым вензелем из серебряных цветков и переплетённых золотых стебельков и листьев были точно такими же, что носили на шеях Эркель, Элель и сама Эди. Те перешли к своим нынешним владельцам от отца, дяди и деда. А вот Дине и Дане пришлось создавать новые. И теперь предстояло с помощью наследной магической силы рода наделить голубоватые камешки, хранящиеся внутри каждого медальона, защитной силой, доступной только Фейлелям.

Эди гордилась оказанной ей честью и боялась, что не сумеет выполнить подобное поручение. Но она верила отцу. А тот сказал, что будет сам держать её ладони и направлять…

— 30 —

Эдилейн справилась!

Вернее, так говорили все: дедушка, дядя Оянг и тётя Квета, даже сам отец.

Девочка улыбалась и искренне радовалась. Но для себя она поняла одно: без отца ей ни за что бы не справиться. Если бы он не управлял её руками, то слов и объяснений, даже его слов и объяснений, оказалось бы недостаточно.

И она твёрдо решила: после тестирования в конце учебного года она наберётся смелости и попросит не назначать ей иного наставника магии, кроме отца. Эди понимала, что это будет выглядеть, возможно, и нагловато, её могут назвать капризной и невоспитанной девчонкой, но Эдилейн почувствовала, что только папе она может доверять целиком и полностью, и только ему дано научить её управлять силой столь могучей, о которой отец, видимо, знал, а она лишь подозревала. И пусть подобная просьба прозвучит впервые, ведь юным волшебникам всегда назначались учителя по результатам тестирования решением Совета, — Эди вдруг ощутила свою правоту.

— 31 —

За завтраком Эди была сосредоточена и слишком серьёзна.

— Не волнуйся, солнышко, — подбодрила её мама. — Ты хорошо подготовилась и справишься с заданиями.

— Конечно, мамочка, — девочка постаралась ответить непринуждённо.

Но отец смотрел на дочь внимательно, и что-то в его взгляде заставляло Эди сомневаться в, казалось бы, хорошо продуманном решении…

— Понимаешь, Эливь, — обратился Дин к супруге, продолжая строго, но с любовью, смотреть на дочь, — наша девочка, мне думается, боится не за само тестирование и не сомневается в своих способностях и знаниях. Её тревожит иное. Она задумала нечто, что нам с тобой не понравится. И что мы будем против её поступка, она осознала только сейчас… Так? — спросил Динаэль у Эди.

Девочка покраснела и молчала. Как отец знал её! Неужели он действительно догадался, что она задумала?

— Хорошо, — вздохнул Дин. — Я помогу тебе, моя родная. Эливейн села рядом с мужем и подбадривающе кивнула дочери.

— Ты ощутила, как тебе легко владеть своей силой, когда тебя… направляют. Это случилось в мастерской дяди Оянга. И ты решила, что лучше всего, если наставником в магии буду для тебя я. Так?

— Да, — призналась Эди.

— Но терпения ты не набралась и выбрала иной путь: просить о желаемом тобой учителе?

— Да, — тихо ответила девочка.

Тут в разговор вступила Эливейн. Она подошла к дочери и обняла её.

— Глупышка, — ласково проговорила Эливь. — Тестирование выявит твои природные склонности и уровень подготовки, что позволит Совету выбрать наставника, способного помочь тебе в наибольшей степени развить свой талант. А папа и так всегда будет рядом. Он твой учитель, покровитель, заступник, наставник. С самого рождения. И ничто не изменится, даже когда у тебя будет и другой наставник, назначенный Советом. Ты всегда можешь надеяться на помощь и понимание папы.

Эдилейн смущённо подняла взгляд на отца. Тот ласково улыбался.

— Неужели ты думала, что с появлением в твоей жизни школьного руководителя магических дисциплин я перестану помогать тебе в познании волшебства?

— Прости… — и Эди подошла к отцу. Тот взял её за руки.

— И ещё одно, солнышко, — тихо сказал он. — Ведь и меня Совет назначит наставником для кого-то… Почему же ты так уверена, что не для тебя?

О такой возможности Эдилейн, озабоченная страхами удалиться от отца, рядом с которым ей было так легко, даже не подумала…

— 32 —

Два дня после тестирования Эди была молчалива. Она терпеливо ждала заседания Волшебного Совета и очень волновалась. Домашние понимали тревоги девочки и старались отвлекать её от пессимистических мыслей.

Наконец настал день Совета. Маленькие волшебники собрались в огромном вестибюле в назначенное им время. Вскоре вышел Секретарь и пригласил школьников следовать за ним.

Серьёзные и молчаливые, одиннадцать мальчиков и девочек робко вошли в высокий сводчатый Зал и остановились перед только что закончившими совещаться магами.

Поднялся сэр Арбениус. Он был уже очень стар, но голос его звучал твёрдо и торжественно. Верховный Маг поздравил юных волшебников с началом серьёзных занятий чародейскими науками и приступил к оглашению составленных Советом пар: ученик — наставник.

Эди слушала и… не слышала: она не понимала называемых имён. И лишь когда сэр Арбениус произнёс её имя, слух и ясность мысли вернулись к девочке.

— Эдилейн Фейлель, — проговорил Верховный Маг и выждал положенную паузу. — Сэр Динаэль Фейлель…

— 33 —

Четырнадцатилетняя рыжеволосая, уверенная в своей привлекательности Эдилейн, в великолепно сидящей на ней синей школьной форме, неспешной грациозной походкой возвращалась домой после дополнительных занятий по магической мифологии.

Но мысли этой очаровательной юной особы были заняты вовсе не мечтательными вздохами о молодых ухажёрах, которых у Эди было несколько и которые, надо признать, оказывались очень неплохи, как внешне, так и душой. Эдилейн не ощутила ещё главного: учащённого биения своего сердца. И это обстоятельство огорчало, пугало, расстраивало её, давало повод для грустных мыслей. Она говорила о тревогах с мамой, но та успокаивала дочь уверениями, что всему своё время, что нужно просто уметь ждать…

Ждать… Уметь ждать… Пожалуй, данное качество равно ценят и мама, и папа. Но Эдилейн от природы была не очень терпелива. Часто ей этот недостаток мешал. Она, веря в правоту родителей, пыталась измениться, старалась стать терпеливее. Но собраться с силами и ждать получалось далеко не всегда.

Вообще, Эди росла весьма эмоциональной и даже вспыльчивой. Отец и мать старались помочь дочери в трудные для неё минуты, уверяли, что всё пройдёт, и она научится владеть собой, контролировать свои эмоции. Пока частенько получалось наоборот.

— 34 —

Урок магии с отцом и наставником сегодня прошёл неплохо. Но одна неприятность всё же случилась.

Динаэль учил Эди направлять огненный луч на нужный объект, обходя возможные препятствия. Суть объяснений отца сводилась к тому, чтобы, помогая кому-то одному, не причинить вреда другим. Эди разгорячилась и… огонь чуть не спалил внезапно опустившуюся на выбранный в качестве мишени камушек великолепную яркую бабочку. Спас положение отец. Машинально, по давней привычке, он, молниеносно среагировав на ситуацию, выставил вперёд левую ладонь, и — случилось невероятное, нежданное им самим чудо: огненный лучик вонзился в тонкий, внезапно возникший на его пути по воле Дина, ледяной щиток, не растаявший от жара, а просто осыпавшийся мелкими осколками на землю. Бабочка улетела.

Отец, поражённый, кажется, не меньше своей ученицы, дал возможность Эди завершить занятие более удачной для неё попыткой, отпустил дочь домой, а сам отправился в библиотеку в отдел книг и свитков об утраченной волшебной силе. Хотя он сам знал, казалось, всё на свете и мог ответить на любой вопрос относительно магии, иногда из его уст звучала фраза: «Это, пожалуй, надо уточнить…» И он шёл уточнять, уже предполагая, в каком именно свитке или в какой книге найдётся нужное уточнение…

— 35 —

Эди, придя домой, застала маму с младшими сестрёнками во дворе, на площадке. Девочка подумала, и не впервые, что отец словно чувствует некоторые вещи на расстоянии, особенно то, что касается мамы.

— Ты сегодня раньше? — Эдилейн поцеловала мать и села рядом с ней на скамеечку. — Папа так и сказал: «Извинись за меня перед мамой. Мне придётся задержаться…»

— Что-то случилось? — спросила Эливейн, внимательно глядя на дочь.

Эди стало тепло и спокойно от её ласкового голоса.

— Нет, — поспешила заверить девочка. — Просто папе надо кое-что уточнить… Я сегодня чуть не спалила бабочку своим огненным лучиком, а папа выставил перед несчастным насекомым маленький ледяной барьер, — пояснила Эди. — И представляешь, лёд не растаял, а поглотил горячую струйку и осыпался мелкими осколками. Здорово! Может, папе удастся восстановить свою силу?

Эливейн как-то странно смотрела на дочь: вопросительно, тревожно, радостно, печально одновременно.

— Мам, — сказала Эди. — Я уже большая. Если тебе нужно срочно поговорить с папой… Я же вижу, что ты обеспокоена, хотя причин для волнений, мне думается, нет… Но ты сходи к нему. Я посмотрю за Даной и Диной… Правда.

Эливейн задумалась. Наконец она решилась.

— Спасибо, солнышко, — Эливь обняла дочь. — Я скоро… Если что, нянюшка Галия дома…

— 36 —

Эливейн шла быстро. Встречные уважительно здоровались с ней и приветливо кланялись. Её давно знали и любили. А те, кто имел детей, и помыслить себя не могли без мадам Фейлель — лучшего детского врача уже лет десять не было в округе. Эливейн улыбалась, отвечая на приветствия.

Дина она нашла в библиотеке, в отделе древних свитков. Он сидел, склонившись над столом и уперевшись лбом в раскрытые ладони. Эливь неслышно подошла к мужу и нежно обняла его за плечи. Тот, словно зная о её приходе, не вздрогнул от неожиданности, а опустил голову на бок, прижавшись щекой к её руке.

— Эди сказала мне про… ледяную защиту. Что тебя тревожит, милый? — тихо спросила Эливь.

— Только то, что я этим не управляю, — негромко ответил Дин. — Просто опасность вызвала… это… А я уже обрадовался: вдруг… Ведь это же возможность быстрого местного обезболивания…

— Прости… — Эливь вздохнула.

— Что ты! Любимая! — Динаэль вскочил и обнял жену. — Даже не думай… Ты тут ни при чём! — он посмотрел в её глаза. — Я ни о чём не жалею… Просто подумалось…

— Я знаю… — Эливейн слегка улыбнулась. — А что в свитке?

Динаэль протянул ей старинный пергамент. Эливь пробежала его глазами. Это были небольшие отрывки историй, где волшебники по собственной воле жертвовали своей магической силой во имя кого-то или чего-то. А потом уже не могли вновь обрести прежнее могущество, хотя в той или иной степени некоторые чародейские способности у них восстанавливались.

— Но свиток… — Эливь указала на неровный нижний край пергамента. — Он не целый?

— Да, — согласился Дин. — Хотя, судя по стилю, далее было несколько заключительных строк в этом же духе. Они утеряны…

Эливейн смотрела на мужа. Динаэль улыбнулся. Сразу стало светло и хорошо.

— Пойдём домой? — спросила Эливь. Дин кивнул.

— Я люблю тебя, — прошептал он.

— Я тоже люблю тебя…

— 37 —

Эдилейн сидела в кабинете литературы. Мысли её были мрачны. Уроки закончились, а мисс Индра оставила Фейлель как не выполнившую домашнее задание. Эди попыталась оправдаться тем, что не успела прочитать заданный рассказ. Но подобного объяснения учительница не приняла. Эдилейн досадовала на «вредную литераторшу», но в глубине души понимала, что виновата сама. И «не успела» — было не совсем правдой. Просто, когда около девяти вечера девочка вспомнила о непрочитанном ещё рассказе, ей не захотелось отрываться от более приятного занятия — семейной беседы перед сном…

И теперь, сидя над раскрытой книгой, Эди с горечью думала над словами госпожи Индры.

— Жаль, что Вы, мисс Эдилейн, так подводите своих столь уважаемых всеми родителей, — грустно проговорила учительница. — И странно, что, когда мистер и мадам Фейлель успевают так много, их дочь не справляется со своим домашним заданием.

А стыдиться за себя у Эди причины были…

Она впервые действительно задумалась над тем, как и мама, и папа столько успевают?!

Мама, до её рождения работавшая врачом в клинике отца и неплохо лечившая взрослых, имея на руках годовалую дочь и двух мальчиков тринадцати лет, поступила на заочный факультет одного из крупнейших в мире Педиатрических Университетов, окончила его с отличием, поразив своими знаниями даже опытных профессоров. Сейчас мама успевает содержать дом, вести хозяйство, работать в клинике… И ни разу Эдилейн не замечала, чтобы мама жаловалась на то, что устала или не успела. Даже когда младшие сестрёнки болели ветрянкой, ни одно дело не было отложено…

А отец! И главврач клиники, и Хранитель Магических Знаний, и преподаватель анатомии в старших классах и факультатива по основам медицины, и её наставник…

А ещё медицинские симпозиумы и семинары, на которых отец всегда читает доклады и представляет свои новые открытия.

Но, несмотря на такую активную общественную жизнь, и мама, и папа всегда окажутся рядом с ними, детьми, как только кому-то из них понадобится помощь, поддержка, просто доброе слово…

Что же она, Эдилейн Фейлель, столь несобранна и безответственна. Нет! Надо брать себя в руки!

И Эди погрузилась в чтение…

— 38 —

Отец собирался на очередную медицинскую конференцию. Мама должна была поехать с ним, но… обстоятельства изменились — Дана и Дина заболели краснухой.

— Эливь, я откажусь от поездки, — говорил отец. Мама нахмурилась.

— Милый, это всего лишь одна из обычных детских болезней, — сказала она. — И самые тяжёлые дни миновали. Мы справимся. А ты должен показать свою новую вакцину. Это важно.

— Но это почти неделя! — печаль в голосе Динаэля была искренней. Эливейн обняла мужа и посмотрела ему в глаза.

— Я тоже буду скучать по тебе, — призналась она. — Но теперь мы знаем, что это не на одиннадцать лет, — она улыбнулась.

Отец вздохнул.

— А ещё, — добавила Эливь, — можно просьбу?

— Конечно, любимая! Всё, что пожелаешь.

— Возьми с собой Эди. У неё весенние каникулы. Посмотрит большой красивый город. Ей очень хочется, но она не решается сказать.

— Значит, понимает… — тепло улыбнулся Дин. — И, значит, будет стараться…

Эливь смотрела в его глаза.

— Конечно, — ответил Динаэль. — Пусть собирается. И после паузы шёпотом добавил:

— А я буду каждый день видеть почти твои глаза…

— 39 —

Эливейн вошла в комнату Эди. Та в растерянности сидела на кровати. На стульях, диване, столе — везде валялись разбросанные вещи.

— Мамочка, я не знаю, что взять, — призналась Эдилейн. — Ведь это очень большой город. И далёкий. И что там носят?.. И вообще…

— Не тревожься о том, что тебе пока неизвестно, — улыбнулась Эливь. — Город, куда ты едешь с папой, правда, большой и красивый. Отец будет, конечно, очень занят, но как показать тебе достопримечательности — придумает… А из одежды возьми вот это, — мама протянула дочери одно из платьев, лежащих на спинке кровати. — Красиво и современно… А в тёмно-зелёном бархатном костюме тебе будет удобно в дороге. Если же у папы окажется свободным вечер, и вы куда-нибудь пойдёте, то он поможет тебе приобрести подходящий наряд.

Эди вопросительно посмотрела на маму.

— Может, в театр или на концерт, или на какой-нибудь приём, если папе понадобится, — пояснила Эливейн. — И не бойся: лучше, чем отец, никто не подберёт тебе платье.

— 40 —

Эдилейн сидела в карете напротив отца и смотрела в окно. Конечно, её привлекали новые места, но сейчас мысли её были поглощены иным.

Эди считала, что она хорошо знает своих родителей: знает всё об их характерах, интересах, способностях, об их жизни. Теперь ей казалось, что она глубоко заблуждается.

Отец нечасто покидал Долину. Всегда по делам. Мама — и того реже.

Сборы родителей были незаметными, какими-то будничными. Эдилейн никогда не обращала на них внимания.

Правда, Фейлели совершали и семейные путешествия. Но это было иное. Маленькая Эди больше привлекалась старшими братьями, по-мальчишески шумными и весёлыми. Потом поездки стали менее длительными из-за ещё слишком крохотных сестрёнок.

Сейчас Эди ехала с отцом, очень далеко, в огромный незнакомый город. И с ней в карете сидел не тот Динаэль Фейлель, к которому она привыкла, которого обожала и почитала, а новый для неё человек, у которого были любимая работа и уважение людей, который оказывался умён и красив не только для родных. И Эди вдруг ощутила в себе рождение новой гордости и за отца, и за маму, столько лет неизменно преданных друг другу.

— 41 —

Когда утром второго дня карета въехала на широкие мощёные улицы огромного города, Эдилейн уже не думала ни о чём, кроме того, что видела за окошком. Отец негромко рассказывал ей о мелькавших за стеклом домах, скверах, переулках. Казалось, что Дин знал о вчерашних раздумьях дочери, и потому тогда молчал, а сегодня, следуя за её любопытным взглядом, вёл увлекательное повествование.

Карета остановилась перед великолепным особняком.

— Что это? — спросила Эдилейн.

— Гостиница, — улыбнувшись, ответил отец. — Приехали. И Динаэль надел на свои руки тонкие изящные перчатки.

— Зачем? — удивилась Эди. — Я и не знала, что ты такой… такой… франт.

Динаэль снова улыбнулся.

— Ну, — ответил он, — франтом меня считают. Это верно… Но… это вы привыкли к моим ладоням. А чужим это видеть вовсе не обязательно.

Эди слегка нахмурилась своей глупости: она, действительно, давно привыкла к тонким шрамам на руках отца.

— 42 —

Хозяин отеля — надо заметить, одного из лучших в городе, гордый предоставленной ему честью принимать в своих апартаментах лучших врачей со всех концов света, был в приподнятом настроении: он узнал, что на конференцию прибудет Динаэль Фейлель. Дело в том, что восемь лет назад сын господина Вальдо чуть не умер от неизвестной болезни. Тогда один из постояльцев, узнав о горе владельца гостиницы, рассказал о чудесном докторе из Зелёной Долины… И Дин спас мальчика, как спасал многих — своим талантом и любовью к людям. Теперь господин Вальдо желал отплатить добром за добро.

Подошёл управляющий, Донат. Это был человек средних лет, весьма любезный, но не разделявший искреннего уважения к медикам своего босса. И причины тому имелись: его мать умерла в возрасте сорока пяти лет от воспаления лёгких, а лечивший её врач оказался просто несведущим шарлатаном. Господин Донат теперь не доверял докторам.

— Сэр, — обратился он к мистеру Вальдо. — Позвольте мне всё же узнать, для кого оставлен Вами лучший номер отеля? Простите меня и не сочтите за дерзость, но я только что объяснялся с сэром Солуной. Вы же понимаете, что ему трудно угодить, а он постоянный клиент и весьма состоятельный.

— Прощаю Вам Вашу дерзость, — ответил хозяин гостиницы. — А Солуна сам бы уступил этому человеку не то что номер, но и часть своего состояния. Извините, что не предупредил Вас сразу. Мне бы хотелось предоставить лучшее в гостинице к услугам мистера Фейлеля.

Господин Донат внимательно посмотрел на хозяина.

— Вы хотите сказать, что этот человек, пожалуй, единственный, на кого не распространяется моё недоверие к медикам, приедет на конференцию?

— Вот именно! — воскликнул Вальдо. — И, возможно, не один. Организатор и научный распорядитель господин Майкл Дерер, в частности, заметил, что «прибудет сэр Динаэль Фейлель с супругой»… Господи! — всплеснул руками хозяин гостиницы. — Вот же он! Где эти неповоротливые носильщики?

И господин Вальдо сам поспешил к огромным стеклянным дверям.

Донат с некоторым недоумением и разочарованием наблюдал за происходящим на улице возле крыльца. Вскоре выражение разочарования исчезло с его лица, а удивление возросло…

— 43 —

У крыльца остановилась шикарная карета с витиеватым гербом явно очень древнего рода. Кучер неспешно слез с козел, степенно подошёл к дверце экипажа и протянул руку к резной ручке. В этот момент дверца распахнулась сама, и на землю легко спрыгнул, именно спрыгнул, не пользуясь откидной лесенкой, какой-то господин. Одет он был, что называется, с иголочки. Да ещё в белоснежных перчатках. Пышная шевелюра обильно подёрнута сединой. Но движения и осанка говорили о силе и ловкости этого человека.

«Ну, и франт», — подумалось Донату.

«Франт» в это время бережно опустил на дорожку очаровательное юное рыжеволосое создание и сам отправился отвязывать багаж. Тут-то с места сорвался и бросился к приехавшему господин Вальдо.

«Это и есть легендарный доктор? — спросил сам себя управляющий. — Но уж его спутница никак не супруга», — решил Донат, следуя к уже широко распахнутым навстречу приехавшим дверям.

— 44 —

— Доброе утро, господин Вальдо, — улыбаясь, говорил Динаэль, отвечая на приветствие хозяина отеля. — Рад видеть вас.

— О! — владелец гостиницы даже растрогался. — Сэр Фейлель, вы удивительный человек! Вы же помните всех по именам, даже если встречались с кем-то лишь однажды!

Динаэль только добродушно пожал плечами.

— Позвольте? — Вальдо собирался лично доставить багаж новых постояльцев в холл.

Динаэль снова улыбнулся.

— Благодарю, я справлюсь, — мягко проговорил он. Вальдо смутился.

— Не обижайтесь, сэр, — ответил хозяин гостиницы. — Просто так принято, что чемоданы постояльцев несут работники отеля.

— Я знаю, — Дин усмехнулся. — Но не собственноручно же это делает владелец такой шикарной гостиницы. Да и столь здоровому человеку, как я, не пристало сваливать свою ношу на чужие плечи, даже если это добровольно подставленные плечи.

И он легко поднял, снятый с кареты чемодан.

— Прошу! — торжественно произнёс господин Вальдо, пропуская вперёд своего долгожданного гостя и его молоденькую спутницу.

— 45 —

Эдилейн шла под руку с отцом и восхищённо осматривала интерьер гостиницы. Она бывала в иных городах. Но в небольших. И останавливались на отдых Фейлели всегда в более скромных отелях. Родители считали, что роскошь вовсе не обязательна для того, чтобы отдохнуть в пути. Главное — чистота комнат и теплота отношений. Но здесь сейчас было чему подивиться и чем полюбоваться.

— Мисс впервые в нашем городе? — спросил Вальдо.

— Да, — робко ответила Эди.

— Тогда, если позволите, сэр Динаэль, — проговорил он, — можно воспользоваться услугами гида нашей гостиницы. Очень интересный рассказчик. И надёжный человек, — заверил Вальдо. — Так что мисс многое сможет посмотреть и будет под доброй охраной.

— Благодарю вас, — кивнул Дин. — Только у меня есть маленькая просьба.

— Конечно, — с готовностью отозвался Вальдо. — Что пожелаете.

— Мой кучер, — улыбнулся Дин. — Он славный малый. И я обещал ему, что он ознакомится с достопримечательностями Вашего города. Да и Эди со знакомым человеком будет легче. Так что у вашего гида завтра не один экскурсант, а двое. Хорошо?

— Разумеется, сэр.

— Папочка, спасибо, — шепнула Эди отцу.

Динаэль почувствовал, как волнение и неловкость от множества нового и от лиц совершенно незнакомых ей людей постепенно уходят из сердца дочери, и снова улыбнулся.

— 46 —

От лучшего номера Динаэль тоже деликатно отказался. Он искренне не любил излишеств.

Окна, предоставленных Фейлелям комнат на третьем этаже отеля, выходили одно в пышный тенистый парк с вековыми дубами и высокими липами, другое на гостиничный открытый бассейн с пальмами в кадках и папоротниками в цветочных горшках.

Дин просмотрел расписание мероприятий, предусмотрительно приготовленное для каждого участника конференции Майклом Дерером, и постучался в комнату дочери, чтобы обсудить с ней возможные прогулки вдвоём и узнать, что именно хотела увидеть или услышать она сама. Эди не ответила. Динаэль бесшумно приоткрыл дверь.

Юная путешественница, утомлённая дорогой и необычностью обстановки, не привыкшая, как отец или мама, к столь разительной перемене в повседневном укладе своей ещё очень не насыщенной неожиданными событиями жизни, сладко спала, обняв мягкую подушку и едва переложив на широкое кресло вещи из чемодана.

Дин улыбнулся, накрыл девушку пледом и тихонько вышел в соседнюю комнату.

— 47 —

График конференции оказался достаточно скромным. Заседания были назначены в течение пяти дней с девяти утра до трёх часов дня. Вторая половина дня оставалась свободной. Так что Динаэль с радостью подбирал в голове возможные варианты прогулок для Эди.

Он решил предложить дочери, кроме посещения театра и оперы, поездку по вечернему, освещённому яркими огнями городу. Конечно, придётся сходить в лучший магазин дамской одежды — девочке понадобится вечернее платье. Но данное предложение едва ли вызовет у Эди возражения: Эливь уже предупреждала дочь, что той не стоит беспокоиться о нарядах, а, как любая юная красавица, Эдилейн мечтала быть неотразимой. Дин это знал и желал доставить девочке такое удовольствие.

Потом Динаэль спустился в холл гостиницы. Здесь весьма любезный управляющий познакомил уважаемого постояльца с гидом, мистером Валансеном. С ним Дин обсудил маршруты экскурсий для Эдилейн и Увары, своего кучера. Решили, что два дня прогулки будут совершаться пешком, а ещё два — верхами.

Затем Дин навестил Увару, интересуясь, как устроен его человек. Увара, молодой крепкий мужчина тридцати лет, оказался до детского восторга доволен всем, что с ним происходило в отеле. И тем, какая замечательная конюшня, и какое доброе отношение к его подопечным проявили местные конюхи; и тем, как великолепен его собственный номер на первом этаже гостиницы — с огромным окном, мягкой кроватью и ванной в полный рост.

Выйдя вновь в холл, Динаэль встретился с радостно шагнувшим ему навстречу Майклом Дерером.

— Друг мой, — осведомился профессор, — что случилось? Господин Вальдо сообщил, что вы прибыли не с супругой. Надеюсь, всё в порядке?

— Да, спасибо, — Динаэль приветливо улыбался. — Правда, заболели младшие. Я едва не отказался от поездки. Каюсь. Ведь я вам обещал… Но самые трудные дни миновали. И Эливь уговорила меня ехать без неё, — Дин помолчал. — Однако, моя спутница тоже очаровательна, — вновь улыбнулся он. — Со мной приехала Эди. Девочке хочется посмотреть мир.

— О! — ответил Дерер. — Я же не видел её года четыре. Думаю, что теперь она уже совсем взрослая барышня.

Динаэль развёл руками.

— И о вашем докладе, мой друг, — сказал профессор. — Вы выступаете уже завтра. Вас это устроит?

— Вполне.

— А сегодня вечером я могу рассчитывать на ваш визит ко мне на ужин? — добродушно осведомился Дерер.

— С превеликим удовольствием, дорогой профессор, — кивнул Дин.

— Тогда прощайте до семи часов, — откланялся Дерер. — Ах, да! — воскликнул он, оборачиваясь. — Заходил ваш издатель. Очень хотел повидать вас лично. И мадам Фейлель… Но, думаю, вы сами решите с ним дела. Он будет ждать вас в издательстве в любое удобное для вас время.

— Спасибо, — ответил Дин. — Я зайду к нему сегодня. До свиданья, профессор.

— До вечера. И друзья разошлись каждый по своим делам.

— 48 —

Эдилейн проснулась через два часа. Она с удивлением обнаружила аккуратно разобранный чемодан и отца, уже готового куда-то отправиться.

— Я уснула, — виновато проговорила она.

— Всё в порядке, девочка, — улыбнулся Динаэль. — Ты отдохнула?

— Да, — ответила Эди. — Куда мы направляемся?

— Сначала, думаю, пообедать, — подмигнул Дин дочери. — А потом… Мне нужно в издательство. Это недолго. Вечером нас ждёт к себе мистер Дерер. Поэтому надо купить тебе вечернее платье. Завтра…

И Динаэль рассказал дочери о планах на ближайшие дни, предлагая ей самой выбирать и корректировать маршруты. Эдилейн нравились все предложения. Она хотела увидеть и узнать как можно больше. Поэтому с радостью приняла составленный таким опытным и мудрым человеком, каковым оправданно считала своего отца, план.

Фейлели вначале отправились в ресторан отеля, а затем — пешком, чтобы по пути Эди уже могла знакомиться с городом, в издательство. Правда, Эдилейн интересовал вопрос о том, какие дела у её родителей могут быть с издателем, но спросить она почему-то не решилась и терпеливо, что было весьма трудно для юной мисс, ждала ответа от самой жизни.

— 49 —

Мистер Табея, один из всемирно известных издателей, владелец нескольких крупных типографий в больших городах разных стран с нескрываемым радушием встретил Динаэля Фейлеля и выразил своё восхищение красотой юной мисс. Эдилейн слегка покраснела, однако ответила ровно и негромко:

— Благодарю Вас, сэр. Но внешностью меня наградили природа и родители. Так что, моей заслуги в этом нет. И всё равно — спасибо.

Дин слегка улыбнулся, его быстрый взгляд, брошенный на дочь, заставил её сердце ликовать, ибо она почувствовала гордость отца за себя, за свой ответ, за свои мысли.

Далее последовал разговор о делах.

Эдилейн скромно молчала, сидя в глубоком кресле у камина с левой стороны кабинета издателя. Господин Табея и отец расположились возле широкого рабочего стола и перебирали какие-то листы, видимо, эскизы обложек. Наконец, собеседники пришли к согласию, и отобранный рисунок был бережно помещён в верхнюю папку на подоконнике за спиной издателя.

Потом мистер Табея выложил на стол три небольшого формата книги и несколько брошюр.

— Это ваши, — улыбнулся он. — Так сказать, авторские экземпляры. Но, каюсь: чуть было не продал и их. Тиражи ваших книг расходятся неимоверно быстро. Вы же могли бы стать богатейшими людьми! Немногие писатели, поэты, учёные могут похвастаться тем, что их труды столь востребованы при жизни автора. Может, всё же увеличим ваши гонорары?

Динаэль опять улыбался.

— Оставим всё, как есть. Мы и так получаем от вашего издательства достаточные отчисления. Их вполне хватает на наши семейные нужды и на больничные. А это, — Дин развернул принесённый с собой свёрток, — обещанные материалы: статья Эливь о детских нервных заболеваниях и их причинах, мой доклад на нынешней конференции и ваша мечта — новая лирика, спокойная и красивая; природа и человек и ничего более…

— О! — радостно воскликнул Табея. — Как хорошо, что мадам Эливейн решилась продолжать публиковать свои стихи. Это же чудесные вещи! Понимаете, мисс, — издатель вдруг обратился к Эди, — ведь важно не только лечить тело, но и врачевать души. А у вашей мамы талант! После её лирических повествований хочется жить, и жить в доброте.

Эдилейн робко кивнула в знак согласия. А в её сердце царил хаос. Она перебирала в руках переданные ей отцом «авторские экземпляры» и корила себя за своё нерадивое отношение к литературе. Она же никогда не проявляла интереса к этому предмету, не любила учить стихи… Неудивительно, что мама не упоминала при ней о своём сочинительстве… А она, Эдилейн Фейлель, дочь живой легенды, даже не подумала о том, кто же написал столь поразившую её в детстве, и так и оставшуюся в сознании лучшим литературным произведением «Песнь о Тане и Тине»…

Теперь у Эди на коленях лежали три томика: «Стихи о стихиях», «Простая философия» и «Песнь о Тане и Тине», изданные под псевдонимом «Элфей» — и несколько тоненьких брошюр на медицинские темы, авторами которых были её родители…

— А, может, мадам Фейлель всё же согласится опубликовать любовную лирику? — видимо, не в первый раз спросил Табея.

Дин усмехнулся и покачал головой.

— То, что Эливь хочет сказать о любви всем, — ответил он, — она говорит отдельными темами, словами, фразами в иных стихах. А сугубо личное должно оставаться личным…

Издатель решил попытаться найти себе союзника в лице Эди. Ведь дочь, юная, явно иначе, чем старшее поколение относящаяся к славе, может встать на его сторону.

— Мисс, — ласково начал он. — У вашей матушки прекрасный слог, прекрасные мысли и прекрасные убеждения. Её стихи могут научить и любви…

Табея остановился: он увидел в серых глазах Эдилейн точно такое же выражение сожаления, что он не понимает элементарной, простой вещи, какое заметил минуту назад, правда, в более мягком виде, не так, как пристало юношескому максимализму, в необычного цвета глазах Дина.

— Любви нельзя научить, — тихо, но твёрдо проговорила девушка. — Любви можно только научиться. Если твоё сердце откроется любви, то ты будешь властен беречь её или погубить. Но никто не поможет тебе сделать выбор, ибо ничьего совета ты не услышишь и не поймёшь. Любовь всегда дело двоих. Она всегда личностна и очень интимна. И говорить о своей любви одному и всем одновременно невозможно. И, по-моему, жестоко… Жестоко по отношению к себе и к любимому… Неужели вы этого не понимаете? Ведь есть любовные признания, которые можно слышать и тем, к кому они непосредственно не относятся, а есть такие слова, что принадлежат только двоим… Первыми мы восхищаемся и сопереживаем им как читатели, а вторые — великая неприкосновенная тайна для всех, кроме самих любящих… Вы не согласны со мной? Или в «Песне о Тане и Тине», по-вашему, мало любви?

В её интонации, в её движениях было столько искреннего изумления, что издатель, извинившись, отступился.

А Эди опять поймала на себе быстрый взгляд отца. «Ты очень выросла, — говорил этот взгляд. — И я горд тобой… И теперь я ещё кое-что знаю. И обязательно скажу тебе…»

— 50 —

Эди шла рядом с отцом по многолюдной и шумной улице, делая вид, что просто любуется городом. Динаэль слегка улыбался и молчал. Наконец, когда он почувствовал, что созданное самой Эди безмолвие ей же в тягость, Дин мягко произнёс:

— Солнышко, тебя смущает, что мы не говорили с тобой о маминых стихах? — он посмотрел на дочь. — Прости. И мама, и я считали, что ты знаешь… Знаешь и автора легенды, и о маминых литературных способностях… Просто ты не проявляла интереса к поэзии, а Тана и Тину любила как персонажей…

Эдилейн вздохнула.

— Это мне надо просить прощенья, — грустно сказала она. — Я, зная с малолетства, о ком поют в «Песне…», слушая мамины колыбельные, повторяя услышанные от мамы детские стишки… я… Мне и в голову не приходило поинтересоваться!.. Где уж догадаться… — Эди совсем приуныла. — Папа, почему я такая глупая? Динаэль остановился и нежно посмотрел дочери в глаза.

— Девочка моя, — улыбнулся он. — Ты умница. И то, что ты замечательная, подтверждает сегодняшняя встреча с мистером Табея. Ты была великолепна! Ты сказала такие вещи, просто и ясно, о которых не каждый взрослый человек догадывается. Ты — золото, моя крошка.

Эдилейн зарумянилась.

— А ты хотел ещё что-то мне сказать? — робко спросила она.

— Да, — кивнул Динаэль. — О тебе. Мне думается, что я знаю о твоём призвании. Возможно, ты и сама догадываешься о нём. Ведь ты говорила с издателем так убеждённо.

Дин замолчал, давая Эди возможность ответить самой. Некоторое время они шли, просто глядя по сторонам и не произнося ни слова. Потом Эдилейн призналась:

— Может, это и самонадеянно… Но все говорят… И ты тоже… что у меня волшебная сила велика… И я — дитя истинной любви… А если так, то… я могу стать защитницей любви… Помогать любящим сердцам… А?

Дочь с надеждой смотрела на отца.

— И мне так подумалось, — улыбнулся тот. — Но ты должна знать, — вздохнул он, — что путь этот очень тяжёл, ибо помогать другим тебе придётся, даже если у самой в любви что-то будет не ладиться. Понимаешь?

— Да, — твёрдо кивнула девочка. — А если… оступлюсь? — вдруг тревожно спросила она.

Динаэль ответил негромко, печально:

— Мы всегда поможем тебе, девочка. Но, ступив раз на неверный путь, магу с каждым тёмным поступком всё труднее вернуться к свету. Иногда это оказывается практически невозможно… В случае, подобном тебе, это не менее тяжело, так как вместо Хранительницы Любви может появиться Чёрная Разлучница.

— Папа, я буду осторожна, — решительно ответила Эди. — Я буду стараться…

— 51 —

Магазин женских платьев показался Эдилейн огромным. От разнообразия расцветок и фасонов у неё кружилась голова. Обычно наряды она выбирала с мамой и из весьма скромного количества образцов. Сейчас отец предоставил ей полную свободу.

Любезная продавщица помогала Эди примерять уже двадцатое платье, когда Динаэль непринуждённо спросил из-за ширмы:

— Девочка моя, может тебе понравится вот это?

Продавщица передала Эдилейн кремово-бежеватый наряд с коричневым корсажем и достаточно тёмной шнуровкой. Эди удивилась себе: как она могла не заметить платье своих любимых тонов?

Через пять минут девушка красовалась перед зеркалом, довольная тем, как замечательно сидит на ней наряд.

— Мне идёт? — спросила она у отца. Тот улыбнулся:

— Очень… Но надо второе, — добавил он. — Мы же хотели сходить в театр.

Эдилейн вздохнула: она любила быть привлекательной, ей нравились хорошие вещи, но она уже слишком устала для того, чтобы выбрать себе ещё один наряд. Отец невозмутимо прошёлся вдоль вешалок и манекенов, остановился возле бархатного, с мягкими шёлковыми вставками, серебристо-серого вечернего платья и задумчиво произнёс:

— Может, примеришь вот это?

Продавщица поспешила подать указанный костюм.

Платье пришлось Эди в пору и очень шло её глазам. Девушка благодарно смотрела на отца.

— Хорошо? — спросил он.

— Да, — кивнула она. — Спасибо. Динаэль улыбался, любуясь своей малышкой.

— Ты очень красивая, солнышко, — сказал он, пока выбранные платья упаковывали в большие цветные коробки.

— Просто у меня потрясающая наследственность, — шепнула ему Эди и, приподнявшись на цыпочки, ласково поцеловала отца в щёку.

— 52 —

Пока Эди переодевалась в гостиничном номере, готовясь к визиту в дом мистера Дерера, Динаэль спустился в холл отеля поговорить о делах с вновь прибывшими на конференцию медиками.

Эдилейн промучилась с причёской около получаса, но не смогла добиться желаемого результата. Дома её причёсывала к праздникам мама. Девушка совсем отчаялась, когда в номер постучали.

Оказалось, что это парикмахер. Его прислал отец.

Эдилейн снова подумала, что внимательности и наблюдательности ей ещё долго учиться, и вряд ли она сможет стать такой же предупредительной, как папа или мама. Девушка грустно вздохнула и опустилась на стул перед зеркалом, предоставив заниматься волосами профессионалу.

Наконец Эдилейн была готова.

Динаэль вернулся, словно знал, что уже можно. Сам он давно был одет в парадный костюм. Эди отметила, что цвет и фасон её платья как нельзя лучше гармонируют с отцовским нарядом.

— 53 —

На город опускались ранние светлые сумерки. Эдилейн неспешно шла под руку с отцом через живописный сквер к дому профессора Дерера.

— А кто ещё будет сегодня у сэра Майкла? — спросила она.

— Из гостей — только мы, — ответил отец как-то задумчиво. — А из домашних — его супруга и сын, студент медицинского университета.

— Папа, что-то не так? — Эдилейн посмотрела на обычно улыбающегося Динаэля. — Ты всё время оглядываешься.

— Прости, девочка, — ответил тот и слегка улыбнулся. — Мне не хотелось бы тебя тревожить, но… Меня смущает, что этот обычно многолюдный сквер сейчас пуст. И у меня дурное предчувствие…

В это мгновение на песчаной дорожке за спинами Фейлелей раздались быстрые шаги.

Дин резко обернулся, оставив Эди за собой.

— Что происходит? — негромко спросила девушка.

Но отец не ответил, а только рукой словно прикрыл дочь от приближающегося к ним молодого светловолосого и голубоглазого человека.

Незнакомец остановился в двух шагах от Динаэля и усмехнулся.

— Я понял, что вы меня почувствовали, — холодно проговорил он. — Но это не важно. Думаю, что опасаться вас у меня нет причин. И, — он с нескрываемой дерзостью смотрел в глаза Дина, — мне нужна она.

У Эди вдруг похолодело всё внутри.

— Я увидел вас случайно, — продолжал незнакомец, — и узнал. Вы меня тоже… Но её силу я ощутил. И она мне нужна.

— Нет, — тихо и твёрдо проговорил Динаэль.

Эдилейн слышала голос отца, но не узнавала его: таким она никогда не видела всегда мягкого с ней Дина.

— Посмотрим, — ответил голубоглазый красавец.

— Беги к Дереру, — отец произнёс это быстрым шёпотом.

Но так непривычно прозвучали его слова, что Эди даже не подумала медлить или переспрашивать. Она со всех ног бросилась к дому профессора.

Уже сделав шагов десять, девушка оглянулась. Тёмный луч скользнул по кустам. Она успела заметить голубоватую слабую вспышку и услышала хруст льда… О! Она поняла, что это. Сердце её болезненно сжалось, ибо она знала, насколько слаб отец, как маг, и понимала, какую нелёгкую задачу поставил он перед собой: защитить её, неопытную и неуравновешенную, закрыть собой от явно более сильного противника. Она рванулась было назад, желая помочь, но голос отца прозвучал громко и спокойно.

— Эди, нет! К Майклу! Быстро!

И она подчинилась.

— 54 —

Дерер, открыв дверь на беспорядочный бешеный звонок и увидев бледную испуганную Эдилейн, понял главное: случилось страшное.

— Где? — только спросил он.

— В сквере. Какой-то тип… папа… — Эди задыхалась.

— Марк, за мной! — крикнул Дерер кому-то в дом и бросился вслед, уже мчащейся обратно по песчаной дорожке к отцу, Эдилейн.

— 55 —

Эди увидела отца. Он стоял спиной к ней, широко расставив ноги и странно неловко обхватив себя руками за живот. Незнакомец, заметив бегущих людей, наклонился к самому уху Динаэля и произнёс свистящим шёпотом, но так, что даже Эдилейн расслышала каждое слово.

— Не сейчас, — сказал он. — Мне нужна её окрепшая сила. Я приду чуть позже. И ты не сможешь мне помешать, даже если выживешь, ибо ты слаб, а она слишком эмоциональна…

Отец ничего не ответил. А светловолосый молодой человек исчез так же внезапно, как и появился пятнадцать минут назад.

— 56 —

— Папа!

Эдилейн подбежала к отцу и заглянула в его лицо. Динаэль был чрезвычайно бледен. Он с трудом стоял на ногах.

— Всё хорошо, девочка, — прошептал он. — Всё хорошо. Он не вернётся. По крайней мере, года три-четыре.

Эди видела слабую улыбку на его губах, нежный взгляд глаз цвета моря.

Девушка перевела свой взор на руки отца и… пришла в ужас. Перчатки, рукава и вообще весь камзол были пропитаны кровью — Динаэль зажимал рану на боку. Но Эди поняла: что-то не так хорошо, как отец хочет убедить её. Кровь хлестала слишком сильно.

Дин не выдержал и тяжело опустился на колени. Эди подхватила отца за плечи.

Подоспевший Дерер уже опустился на землю возле Динаэля. Тот снова попытался улыбнуться.

— Майкл, я, кажется, твой… — еле слышно прошептал Дин.

И к ужасу Эдилейн отец без сознания рухнул на руки Дерера.

— 57 —

— Марк, коляску! — без объяснений сказал Дерер подбежавшему вслед за ним молодому человеку.

Эди тревожно смотрела на профессора, привычными жестами ощупывающего рану Динаэля.

— До клиники не более десяти минут, — продолжая своё дело, говорил Дерер Эдилейн. — Нам нужна операционная: в ране какой-то инородный предмет, и извлекать его лучше в больничных условиях.

Он бросил быстрый взгляд на девушку.

— Эди, — мягко произнёс мистер Дерер. — Я сделаю всё от меня зависящее. Обещаю: я не дам твоему отцу умереть. Слышишь?

— Да, сэр, — прошептала девушка. — Просто… тот сказал: «… если выживешь…» А тут… столько крови… И… папа никогда не был беспомощен… как сейчас… Он спасал других… Иным я его не видела… Хотя знаю, что у края бездны он оказывался не однажды. Но то было ещё до меня…

Эдилейн говорила, а руки её уже рвали на полоски чистые новые нижние юбки шикарного, только сегодня купленного платья. Дерер ловко и быстро накладывал повязки, временно уменьшая кровотечение.

Через пять минут голова Динаэля лежала на коленях сидящей в коляске Эди. Дерер поддерживал безвольное тело друга. А Марк, сын профессора, залихватски правил парой лошадей, мчащих экипаж к больнице, где ведущим хирургом-травматологом и работал Дерер-старший.

— 58 —

Двое санитаров с носилками выбежали навстречу подкатившей к дверям приёмного покоя коляске. Действовали они быстро и молча — здесь слово профессора Дерера было законом. А тот, взлетев на крыльцо, чётко и жёстко произнёс:

— Носилки! Живо!

Потом уже в больничном коридоре, на ходу скидывая верхнюю одежду и надевая халат, он бросил дежурной сестре:

— Мадам Челию пригласите в операционную. И более — ни звука!

Девушка немедленно бросилась выполнять распоряжение, тем паче, что распростёртого на носилках человека в окровавленной одежде она узнала.

Эдилейн спешила рядом с санитарами, крепко держа отцовскую руку в своих дрожащих ладонях.

Она наотрез отказалась остаться в коридоре. Дерер не спорил. Ей дали халат и шапочку, и Эди проследовала за Марком и сэром Майклом в операционную.

— 59 —

Яркий свет показался Эдилейн слишком неестественным. Да и вообще, всё, что происходило в последний час, мало походило на ту реальность, в которой жила девушка до сих пор.

Эди увидела отца. Он лежал на спине на операционном столе под этим ослепительным светом. Лицо его было удивительно спокойно и мертвенно бледно. Волосы, откинувшиеся назад, открыли тонкий длинный шрам, прорезавший лоб Дина по диагонали.

Операционная сестра, мадам Челия заканчивала срезать изорванную одежду и снимать наложенные в сквере повязки. То количество рубцов на теле Динаэля, которые открылись взорам присутствующих, поразило даже Эдилейн. Нет, она, разумеется, слышала, знала историю своих родителей, да и «Песнь о Тане и Тине» была любимой вещью девушки… Но одно дело слышать — и совсем иное увидеть своими глазами. Словно отвечая её мыслям, опытная в медицинской практике мадам Челия негромко проговорила, вопросительно и изумлённо глядя на профессора:

— Я думала, что… это… только легенды?..

— Я… тоже… — Дерер тряхнул головой. — Но я ценю вас за действия и за умение молчать, — многозначительно добавил он.

— Да, сэр, — кивнула Челия. И врачи приступили к работе.

— 60 —

Эдилейн стояла рядом, так, чтобы ни в коем случае не помешать, но и чтобы всё видеть. Она сама не знала почему, однако ощущала совершенно ясно, что должна быть здесь, рядом.

Марк помогал отцу. Он, видимо, был весьма талантливым студентом-медиком и подавал хорошие надежды.

Инородное тело было извлечено из раны в боку Динаэля. Это оказался похожий на колышек, острый и достаточно широкий в диаметре кусок тёмного… льда.

— Лёд? Летом, в горячей крови? И не растаял? — Марк не смог сдержать удивления.

Профессор взглянул на Эдилейн: он понял, что, возможно, есть опасность, о которой способна догадаться только Эди. Девушка смотрела на полупрозрачный чёрный холодный нетающий лёд в эмалированном тазу на полу, и на лбу её собралась складка. Эди думала и вспоминала. Она, убегая, в сквере видела мелькнувший чёрный луч, слышала хруст льда. Она поняла, что отец пытается бороться… «…если выживешь» — опять пронеслись в сознание страшные слова… И она поняла!

— Это… — прошептала она, — это яд. Чёрный луч пропитан ядом… Папа сумел заморозить его… чтобы он не попал в кровь… Но что-то попало… Иначе бы он… не потерял сознание…

Дерер кивнул:

— Уж сквозную рану в боку Динаэль бы перенёс в здравом уме.

Мадам Челия подала профессору дезинфицирующий раствор. Рану тщательно промыли. Все использованные при этом тампоны и запачканную простыню тут же бросили в таз к ядовитому льду. Эди наклонилась над мрачными предметами и сложила свои ладони лодочкой. В тазу вспыхнул огонь. Языки пламени плясали и извивались, словно чёрное вещество хотело выпрыгнуть из костра и доделать своё смертельное дело. Но Эдилейн, стиснув губы, держала смертельную игрушку в центре пламени. Вскоре покрытый гарью таз на полу операционной был единственным напоминанием о странном замороженном чёрном яде. Ни дыма, ни запаха. Необходимая в операционной чистота и тишина.

— Можно накладывать швы? — невозмутимо спросил Дерер.

Эди покачала головой и взяла со стола в углу зала из кучи изорванный одежды отца маленький глиняный кулон-кувшинчик. Динаэль всегда носил его под одеждой. «На всякий случай», — смеясь, говорил он. Вот случай и пришёл.

Эдилейн вылила содержимое флакончика прямо в открытую рану на боку отца. Динаэль вздрогнул всем телом. Эди, и без того, бледная от волнения, пошатнулась. Марк смог поддержать её плечом. Но девушка справилась с собой.

— Всё, — тихо сказала она, — теперь можно…

Дерер наложил первый шов. Динаэль сжал рукой простыню на операционном столе.

— Слава Богу, — прошептал Дерер, на лбу которого только теперь, Эдилейн заметила испарину. — Ваше противоядие, мисс, подействовало.

Динаэль открыл глаза.

— Друг мой, — проговорил профессор, — мне придётся ещё наложить швы.

— Спасибо, Майкл, — слегка улыбнулся Дин. — Я потерплю. Честно… И… я — твой должник.

Дерер усмехнулся.

— Не столько мой, сколько свой, — сказал он. — У тебя отважная дочь.

— 61 —

Как только Эдилейн поняла, что её присутствие в операционной более не является необходимостью, она вдруг почувствовала ужасную слабость. Эди медленно повернулась и тихонько пошла к двери. Её пошатывало, и она не хотела напугать этим отца.

Дерер аккуратно накладывал швы. Динаэль сжимал края простыни, но сегодня ему было легче переносить боль: холод, которым он сковал яд, не только стал предметом внутренней радости, ибо Дину удалось-таки то, на что он почти не надеялся, но и послужил местной анестезией.

Марк, заметив исчезновение Эдилейн, бесшумно вышел вслед за ней.

— 62 —

Девушка сидела на подоконнике у открытого окна и жадно вдыхала свежий вечерний воздух. На щеках Эди уже слегка играл румянец, глаза смотрели в темнеющее небо, взор был усталым, но счастливым.

— С вами всё в порядке? — негромко спросил Марк, подойдя к Эдилейн.

— Да. Спасибо, — улыбнувшись, ответила она. — Просто я совсем не склонна к медицине… И испугалась сильно, если честно признаться.

— Мне остаться с вами? — всё же уточнил Марк.

— Что вы! — воскликнула девушка. — Теперь точно хорошо… Потому что папе уже лучше…

— Ваш отец — очень сильный, — сказал Дерер-младший. — Сейчас, когда самое худшее позади, я могу вам признаться: при такой потери крови редко выживают… А он ещё боль терпит и шутит.

Эди внимательно посмотрела на Марка.

— Мне бы хоть чуточку его или маминой силы и терпения… — вздохнула она.

— Вы такая же, — уверенно ответил молодой человек. — Просто вы себя ещё не знаете.

— Ой, как бы мне хотелось, чтобы ваши слова оказались правдой… — мечтательно и вовсе не заносчиво прошептала Эдилейн.

— 63 —

Марк вернулся в операционную и тут же поймал на себе тревожный взгляд Динаэля.

— Эди в порядке, сэр, — поспешил заверить Фейлеля молодой человек. — Она любуется вечерним небом и мечтает.

Дин улыбнулся.

— Верно, она не медик, — согласился он.

— Но она молодец, — проговорил Дерер-старший, снимая перчатки. — Простоять всю операцию здесь и ещё сообразить, что нужно делать! Умничка!

— Спасибо, — ответил Динаэль. — И за дочь, и особенно за себя. И, опережая возражения профессора, Дин усмехнулся:

— Уж меня-то можешь не обманывать, друг мой. Если бы не ты, не быстрота и точность твоих действий, я бы умер прямо на операционном столе. И не от яда. А от потери крови.

Дерер развёл руками. Возражать и вправду было бессмысленно.

— Когда ты меня отпустишь, Майкл? — вдруг спросил Дин. Дерер даже поперхнулся.

— Нет! Нет. И ещё раз нет, — проговорил он. — Полежишь. А там посмотрим.

Динаэль задумался.

— Хорошо, — наконец согласился он. — До утра. И чтобы никакие планы более не менялись. И так я всей семье твоей ужин испортил.

— Но… — попытался возразить Дерер.

— Нет. Нет. И нет, — тоном профессора произнёс Дин.

Майкл понял, что возражать бесполезно: этот удивительный человек по имени Динаэль Фейлель, которого Дереру посчастливилось узнать и назвать своим другом, уже не отступится.

— Ладно, — кивнул профессор. — До утра. И будешь спать под моим личным присмотром. Всё! Никаких возражений.

Динаэль обречённо кивнул.

— 64 —

Марк сопровождал Эдилейн.

Молодые люди съездили в гостиницу за новым костюмом для Динаэля. Просили не беспокоиться, ибо Эди с отцом переночуют у мистера Дерера, а утром, когда господин Фейлель отправится на конференцию, Эдилейн приедет в отель, чтобы с гидом начать осмотр достопримечательностей города.

Эди и Марк отвезли вещи в клинику, а сами поехали домой к профессору: надо было успокоить волнующуюся от неизвестности мадам Дерер, а Эдилейн наконец отдохнуть.

— 65 —

Динаэль, конечно, не смог бы сам дойти до палаты, да и никто бы ему этого не позволил…

Уже, лёжа в постели напротив кровати, приготовленной Майклом для себя — профессор в самом деле собирался лично блюсти сон своего друга и непослушного клиента, Дин прошептал:

— Эливь, милая… Правда, всё хорошо. Ложись спать… Всё хорошо…

И, вошедший в этот момент в комнату, Дерер понял, что Эливь действительно не спит, потому что очень больно и тревожно у неё на сердце.

Динаэль улыбнулся.

— Спокойной ночи, — тихо произнёс он.

— Спокойной ночи, — ответил Майкл, хотя и сомневался, что пожелание обращено к нему.

— 66 —

Динаэль проснулся от неясного шума.

В палате горел ночник, и часы над ним показывали половину первого ночи. Значит, спал Дин не более трёх часов.

Майкла в палате не было.

Динаэль собрался с духом и сел на постели. Потом медленно встал.

Выходить в коридор в больничной пижаме ему почему-то не хотелось. Надевать для этого костюм, привезённый Эди, было глупо.

На стуле у окна Дин увидел белый халат. Просунув руки в рукава и найдя в кармане докторскую шапочку, Динаэль медленно вышел за дверь.

В коридоре суетились ночные медсёстры, успокаивая проснувшихся от шума и вышедших из палат пациентов.

Динаэль неспешно направился в сторону небольшого холла, расположенного между травматологическим отделением и операционными. Источник шума находился именно там.

Приблизившись к дверям в холл, Дин отчётливо услышал слова разговора.

— Нет! — восклицала весьма взволнованная и эмоциональная дама. — Я понимаю, что мистер Дерер считается ведущим специалистом клиники. И, наверное, радовалась бы тому, что именно сегодня ночью вне своего дежурства он оказался здесь. Но у меня один сын! Понимаете?!

— Я понимаю Вас, мадам, — сдержанно отвечала миссис Челия, которую Дин теперь хорошо знал. — И уверяю, что профессор проведёт операцию великолепно. Ваш мальчик не останется калекой. Не волнуйтесь, пожалуйста.

— Ни за что! — кричала женщина. — Я знаю, что в городе проходит международная врачебная конференция. Я хочу, чтобы моего сына оперировал только мистер Фейлель! И я знаю, что он приехал! Он не откажет!

— Сударыня, мы теряем время, — продолжала увещевать мадам Челия. — Доктор Дерер не может начать операцию без Вашего согласия. А для здоровья мальчика дорога каждая минута. Пожалуйста…

Динаэль, не замеченный говорящими, вошёл в холл.

— Простите, мадам, что вступаю непрошено в Вашу беседу, — тихо проговорил он, обращаясь к взбудораженной волнением за своего ребёнка матери, — но настоятельно рекомендую отпустить миссис Челию в операционную, дав немедленное согласие на проведение операции Вашему сыну.

Дин говорил ровно и ласково, его голос словно убаюкивал, навевая сладостные воспоминания и счастливые надежды, хотя это не было колдовством, он не применял магию.

— Но… — уже тише, чем прежде, промолвила волнующаяся мать.

На неё из-под надвинутой до самых бровей белой шапочки смотрели ясные, удивительно добрые, всё понимающие глаза цвета моря в светлый солнечный день. Бледное лицо незнакомца было спокойно. Он просто ждал её решения, единственно верного в этот момент.

— Если мистер Дерер считает, что медлить не стоит, если он сам уверяет вас, что с мальчиком всё будет в порядке, неужели вы поддадитесь нелепой мысли, глупому недоверию и слухам о том, что есть где-то кто-то… Когда здесь, рядом, ждёт готовый помочь, готовый спасти замечательный хирург-травматолог, лучший в своей области… Неужели вы позволите продлить страдания вашего малыша?

— Как глупо… и некрасиво… получилось, — прошептала, недавно столь шумная, особа.

Несколько секунд стояла полная тишина. Только в больничном коридоре раздавались негромкие шаги: последних из разбуженных шумом пациентов медсёстры разводили по палатам.

— Простите, — обратилась женщина к мадам Челии. — Передайте доктору, что я согласна. Пусть он поможет моему мальчику…

И взволнованная мать вдруг разрыдалась, упав на грудь Динаэля.

— Сэр… — восхищённо прошептала операционная сестра. — Вы…

— Идите, — улыбнулся Динаэль. — Идите…

И он усадил свою подопечную на скамеечку возле окна. Мадам Челия бесшумно скользнула в операционную.

— 67 —

Два часа, пока шла операция, мать рассказывала Динаэлю о своём мальчике: о бросившем их отце, о том, каким добрым и славным ребёнком растёт её малыш, о несчастном случае, когда сегодня пятилетний мальчуган полез на дерево спасать застрявшего там котёнка… А она не успела подбежать… Не успела поймать сорвавшегося с ветки малыша… Он упал и сломал ногу. Но котёнка снял. И не плакал… А в больнице оказалось, что перелом очень сложный… И со смещением… И, хотя она, конечно, знала о замечательных руках профессора Дерера, но так испугалась, что… А тут ещё в город приехал господин Фейлель… А про него легенды ходят…

— Как некрасиво получилось… — печально повторила женщина. Динаэль улыбнулся.

— Главное, что вы вовремя избавились от своих заблуждений, — сказал он.

— А Вы не знаете, этот доктор… — робко спросила она, — …Фейлель, он вообще хирург?

— Нет, — честно ответил Дин. — Просто ему случалось по необходимости проводить операции.

Женщина помолчала.

— Простите, — опять спросила она, — а профессора Дерера вы хорошо знаете?

Динаэль услышал тревогу в её голосе.

— Не волнуйтесь, — заверил он. — Я привык доверять тому, что испытал на себе, а меня спасло от смерти именно искусство Майкла Дерера.

Собеседница внимательно посмотрела на Динаэля, и словно только сейчас заметила под белым халатом больничную пижаму и тапочки на босу ногу.

— Извините, — смущённо проговорила она, — я думала, что вы врач, а не пациент…

— Одно другому не мешает, — улыбнувшись, ответил Динаэль.

В этот момент дверь операционной распахнулась, и в холл вышел Майкл Дерер. Женщина поднялась ему навстречу. Динаэль остался сидеть: он улыбался, но Майкл, бросив на него быстрый взгляд, понял, как безумно тот устал…

— 68 —

— Мадам, — проговорил Дерер, — операция прошла успешно. Не беспокойтесь. Хромать ваш сын не будет… Через пятнадцать минут его переведут в палату. Для вас там тоже приготовят кровать. И, пожалуйста, запаситесь терпением: кости срастаются не очень быстро. Поэтому в клинике вам придётся пробыть достаточно долго. И, к несчастью, несколько дней малыш будет чувствовать боль… Утром я зайду. Если будут вопросы лично ко мне, то в любое время суток я к вашим услугам.

— Спасибо, доктор, — со слезами на глазах произнесла женщина. — И простите меня…

— Всё в порядке, — мягко ответил Дерер. — Вы просто волновались за сына… Спокойной ночи, мадам.

— Спокойной ночи.

И мать поспешила к сыну.

В дверях она столкнулась с мадам Челией и задержалась на мгновение.

— Дин, пойдём, — донёсся до неё голос профессора, обратившегося к человеку, с которым так тепло и спокойно было ей всё это время.

— Тебе надо поспать. Прости, что так получилось… Ты едва стоишь на ногах…

Женщина обернулась и, покраснев, проговорила:

— И вы простите меня, сэр… — она замялась, смутившись, что за столько времени даже имени своего утешителя не узнала.

— …Фейлель… — подсказала мадам Челия. Женщина не смогла произнести более ни слова.

— Спокойной ночи, мадам, — ответил ей Динаэль. — Идите. Вас ждёт отважный малыш. Идите…

Женщина кивнула и скрылась за дверью, а Майкл медленно повёл, тяжело опирающегося на его руку Дина, в палату, спать…

— 69 —

Динаэль открыл глаза. В комнате было уже почти светло.

Дин повернул голову к часам на стене и понял, что вчерашняя встреча с Сэмом Берком, действительно, далась ему нелегко… Динаэль всегда вставал в половине седьмого утра, а сейчас стрелки показывали почти восемь.

Дин услышал лёгкий шорох и посмотрел на дверь. В палату вошла Эди.

— Доброе утро, папочка, — улыбнулась она. — Ты как?

Динаэль сел на кровати и прислушался к себе. Усмехнулся:

— Замечательно. Эдилейн с сомнением смотрела на отца.

— Правда, — заверил он. — Я выспался как никогда.

— В таком случае, — ответила Эди, — Я позову дежурную медсестру — она сменит тебе повязку. А потом ты позавтракаешь.

И, предупреждая вопрос отца, она добавила:

— Так велел мистер Дерер. А ты обещал его слушаться… до утра. И ещё: профессор сказал, что скоро зайдёт за тобой, чтобы уже вместе отправиться в конференцзал.

Динаэль развёл руками и засмеялся:

— Хорошо вы с ним сговорились… Ну, ничего — утро скоро закончится.

— 70 —

Пока отцу делали перевязку, Эдилейн сама сходила за завтраком и аккуратно накрыла на стол. Когда она заканчивала скромную сервировку, Динаэль стоял у окна и смотрел на дочь. Эди подняла взор на отца.

— Что-то не так? — тревожно спросила она. Дин улыбался, широко и счастливо.

— Всё очень хорошо, милая, — заверил он и добавил, — Ты будешь лучшей Заступницей Любви.

Эдилейн покраснела. Несколько минут она молчала, а потом спросила:

— Папа, а я могу… нравиться… Марку?

— Нравиться? — переспросил Дин. — Можешь, конечно. И ты ему нравишься. Только нравиться и любить — это разные вещи… Я верно понял твой вопрос?

— Да, — задумчиво кивнула Эди. — Но, как ты всё знаешь… Что я хочу спросить или о чём?

— Я не знаю, — серьёзно пояснил Динаэль. — Просто я стараюсь слушать и слышать… Ты тоже так умеешь, когда не позволяешь себе пускать в сердце обиду, недовольство кем-то, жалость к себе…

— А можно любить пятнадцатилетнюю девушку? — продолжала спрашивать Эдилейн.

— Конечно, — ответил Дин. — Любить по-настоящему можно и более юное создание, и совсем взрослое существо. Дело не в возрасте.

— А как узнать, что это любовь, настоящая, единственная?

— Просто доверяй своему сердцу, — негромко ответил Дин. — И всё.

— А как ты понял, что мама — это на всю жизнь?

— Ощутил, — задумчиво проговорил отец. — Я и не видел её в тот момент… Почувствовал рядом родное и близкое…

— А если бы она не полюбила тебя?

— Это было бы больно, — признался Динаэль. — Но мне не думалось о себе, мне хотелось, чтобы ей было хорошо.

Эдилейн снова помолчала, но вопросов, видимо, в её головке собралось много.

— А мама? — проговорила Эди. — Она тоже сразу поняла, что ты — это её судьба?

— Да, — улыбнулся отец. — Только увидела она меня… не таким, каков я был на самом деле… И из-за этого чуть было не случилась беда…

— То есть, — догадалась Эдилейн, — в «Песне о Тане и Тине» правда всё? Все мелочи, все детали? И мысль Тины: «Если он евнух, то я могу стать кем угодно, даже женой хана» — это мамины слова.

— Да, — Динаэль отвечал прямо и честно, как делал всегда. Эдилейн задумалась.

— Это очень трудно, — проговорила она, наконец. — Трудно, если твои чувства окажутся невзаимными, оставаться добрым к миру, к тому, кто отверг тебя, к людям вообще…

— Не надо думать о себе, — Дин нежно обнял дочь.

Эдилейн обвила руками его талию, боясь прижаться к отцу покрепче, чтобы не потревожить его рану.

— Если ты любишь по-настоящему, то тебе не столь важно, ответно твоё чувство или нет. Ты просто хочешь сделать счастливым того, кого любишь… А если любовь взаимна, то это безмерное счастье, огромное, всепоглощающее… Но это случается не так часто, как хотелось бы… Наверное, мы, люди, чего-то не понимаем, слишком много ошибаемся, грешим…

— Значит, вы с мамой?.. — Эдилейн не договорила.

— Мы, наверное, самые счастливые люди на земле, — ответил отец. — И мне даже совестно, что я такой счастливый. Может быть, поэтому мне жизненно необходимо помогать людям. Это как плата за моё великое счастье…

Эди посмотрела снизу вверх на отца.

— Обещай мне, девочка моя, — тихо попросил он. — Если в твоё сердце постучится любовь, то ты поделишься с нами этой радостной вестью. И, если тебе будет, не дай Бог, больно, то ты придёшь с этой болью к нам, ко мне и маме. Мы обязательно поможем тебе. Понимаешь?

— Спасибо, папочка, — шёпотом ответила Эдилейн. — Я понимаю. И обещаю.

— 71 —

Дерер вернулся с обхода в половине девятого. Динаэль в новом костюме и в белоснежных тонких перчатках уже ждал друга, непринуждённо сидя в кресле больничной палаты. Эдилейн поймала себя на мысли о том, что никому и в голову не придёт заподозрить нечто неладное: кто же поверит, что этот щегольски одетый, улыбающийся доктор накануне вечером едва остался жив, защищая свою дочь…

Динаэль поднялся. Майкл посмотрел на друга.

— Я в порядке, — заверил его Дин. В дверь постучали.

— Войдите, — ответил Дерер. На пороге палаты появился Увара.

— А! — радостно проговорил Динаэль. — Доброе утро, Вара. Прости, если разбудил тебя своей запиской раньше времени.

— Здравствуйте, — слегка поклонился всем кучер. — И не стоит извиняться, сэр. Я и сам подумывал зайти за мисс Эдилейн: всё-таки юная барышня одна в незнакомом городе… А тут мальчик-посыльный от Вас…

Эди сразу поняла, в чём дело: отец уже успел позаботиться о ней, чтобы девушке не оставаться в одиночестве, не подвергаться лишней опасности и просто случайной неприятности.

И тут Эдилейн почувствовала великую гордость за своих родителей, которые терпеливо ждут её взросления, ждут, когда она научится слушать зов сердца и поступать по совести, которые любят её, которые заботятся о ней, которые готовы пожертвовать собой ради неё. И Эди стало стыдно. Ведь вчера в сквере она просто испугалась. Она подчинилась отцу и побежала. Она, которая заведомо сильнее в магии! А он закрыл её собой, принял на себя удар, удар, несший смерть. И если бы не счастливая случайность, позволившая отцу заморозить яд, если бы не талант мистера Дерера… А сколько раз и мама, и отец спасали чужие жизни, забывая о собственной боли и усталости, возможно, рискуя собой… Конечно, не случайно их сыновья стали Спасателями… Единственное, что не умели ни отец, ни мама — Эдилейн поняла это вдруг, сейчас, как озарение, — это спасать себя… И Эдилейн поклялась, что исполнит своё Предназначение — она станет Защитницей Любящих Сердец, и первой парой, которую она будет оберегать, станут её родители…

— 72 —

Экскурсия по городу доставила Эдилейн массу впечатлений. Ей нравилось всё: и архитектура, и люди, и история, и легенды. Она слушала гида, замирая от восторга, а господин Валансен, обретя в лице мисс Фейлель такого благодарного экскурсанта, поведал несметное количество интересных и занимательных фактов из жизни этого огромного мегаполиса.

— 73 —

Вернувшись в отель ближе к вечеру, Эдилейн застала отца уже в номере.

— Как экскурсия? — спросил Динаэль.

— Великолепно! — ответила Эди.

Её глаза блестели, а с губ непрерывным восторженным потоком слетали рассказы о прогулке по городу.

Динаэль улыбался, слушая дочь. Он был искренне рад тому, что девочка столь хорошо провела время.

Вдруг Эди прервала своё повествование на середине слова.

— Папочка, — воскликнула она и, подбежав к отцу, сидящему на диване, опустилась перед ним на пол, заглядывая снизу вверх в его глаза, — прости меня, глупую… Ты как? Ты устал? Как твой доклад? Ты ляжешь отдохнуть?

Динаэль нежно погладил дочь по голове.

— Солнышко моё, наше с мамой чудо, — улыбнулся он. — У меня всё хорошо. И доклад мой вызвал интерес… И я не устал. Я просто ждал тебя. Ведь мы собирались прогуляться по вечернему городу. А ещё — я знаю очаровательное местечко… Ресторанчик под открытым небом, на террасе одного из самых высоких зданий города. Оттуда открывается чудесный вид. Тебе понравится. Пойдём?

— Конечно, — прошептала Эди. — Спасибо.

И снова внезапная мысль озарила Эдилейн. Она собиралась поговорить об этом вопросе с отцом, но сама нашла ответ. Теперь она знала точно, почему продолжительность жизни магов больше, чем людей. Волшебнику даётся шанс творить добро с большей силой. И дар этот редок. Значит, обладающий подобным талантом, должен как можно дольше приносить человечеству пользу… И светлый чародей, лишившийся по каким-либо причинам своей силы, всё равно живёт дольше, ибо творит добро… А бывший чёрный колдун старится как обычный человек, и даже быстрее, так как его гнёт к земле груз прошлого зла… А отец и вместе с ним мама, и выглядят лет на пятнадцать моложе своих ровесников, потому что просто не могут быть иными…

— 74 —

Эди с наслаждением вдыхала свежий ночной воздух, сидя с отцом за крайним столиком на открытой террасе небольшого уютного ресторанчика и любовалась яркими огнями ночного города. Динаэль рассказывал дочери разные истории, связанные с тем или иным зданием, с той или иной улицей, на которые открывался вид с высоты. Эдилейн слушала и поражалась тому, сколько отец знал: ведь он ни разу не повторился с тем, что днём поведал Эди и Увару мистер Валансен.

Атмосфера ресторана, чудесный вид, спокойствие и тишина создавали в душе девушки романтическое настроение. Она взглянула отцу в глаза и, когда тот, тоже поддавшись чарующему духу этого места, молча смотрел то ли на дочь, то ли куда-то вдаль, тихо спросила:

— Папа, а вы с мамой когда-нибудь ссорились? Динаэль улыбнулся и задумчиво произнёс:

— Нет… Ведь всё, что она делает, каждый её жест, каждое слово мне дороги… Я же люблю её…

— Но… — Эди подбирала слова, — …бывает же… что ваши мнения расходятся?

— Бывает, конечно, — улыбнулся отец. — Но это мелочи, которые не столь существенны… Главное — я не могу без неё…

— И она без тебя тоже, — добавила Эдилейн, восхищённо глядя на Дина.

Тот только кивнул.

— 75 —

В гостиницу возвращались неспеша. Динаэль снова негромко рассказывал дочери о тех переулках, по которым они проходили. Эди разглядывала цветные витрины магазинов, красиво подсвеченные фасады, украшенные цветами окна и балконы. И вновь она подумала об отце. Вот он, только сутки назад получивший серьёзное ранение, сейчас идёт с ней по городу так, казалось бы, легко и непринуждённо, словно никаких дополнительных физических усилий это от него не требует. Неужели, он, правда, настолько силён? Или это иная сила? Сила воли? Мужество? Любовь к окружающим, когда не позволяешь себе вызывать беспокойство других собственными неприятностями?..

Уже в номере, собираясь лечь спать, Эдилейн решилась всё же спросить отца о самочувствии. Она вошла в его комнату и услышала, что в ванной льётся вода. Эди кашлянула и постучалась в дверь.

— Да, солнышко? — тут же отозвался отец. — Тебя что-то беспокоит?

Я сейчас выйду.

— Нет-нет, папочка, — заверила Эди. — У меня всё в порядке. Я хотела… узнать… как ты?

Шум воды стих. Послышался лёгкий шорох поспешно снятого с крючка полотенца, и отец, в наспех запахнутом махровом халате, появился перед дочерью.

— Милая, — он нежно обнял Эди за плечи. — Хватит за меня волноваться. Я не умер, значит, всё прекрасно.

Эдилейн смотрела на отца. Он улыбался, но, несмотря на то, что стоял Дин спиной к свету, Эди заметила, насколько бледным было его лицо и уставшим взгляд светлых глаз.

— Папа, — серьёзно сказала она, — может, мы изменим наши планы… и… не пойдём завтра вечером в театр… Тебе надо выспаться…

— Я высплюсь, — заверил Динаэль. — Сейчас закончу небольшую работу и лягу. Обещаю. А завтра мы пойдём в театр. А послезавтра — к Дерерам. И ничего менять не стоит. Правда.

Услышав о том, что отец ещё собирается сегодня работать, Эдилейн поняла: настаивать на соблюдении им щадящего режима бесполезно. Она вздохнула.

— Спокойной ночи, папочка, — тихо сказала девушка.

— Спокойной ночи, моя заботливая крошка, — ответил Динаэль и нежно поцеловал дочь в лоб.

Эдилейн ушла в свою комнату и, засыпая, всё ещё видела под дверью, разделяющей их спальни, узкую полоску света от настольной лампы на столе отца…

— 76 —

Вечером следующего дня Эдилейн с отцом отправились в театр.

Правда, собиралась Эди более часа. Динаэль в это время занимался делами: он не торопил дочь, не прилёг сам отдохнуть — он что-то искал в медицинском справочнике, выписывал, перечитывал, чертил какие-то схемы и формулы, но всегда отвечал на вопросы Эдилейн, выбегавшей посоветоваться о причёске, украшениях, других деталях туалета…

Театр, прежде всего, поразил девушку своей величественностью и роскошью. Эди доводилось видеть спектакли и слушать оперы, но все прежние представления были как-то скромнее обставлены.

Сегодня же карета Фейлелей остановилась перед широким, ярко освещённым крыльцом с резными перилами, богато украшенными золотым орнаментом. Высокие распахнутые настежь двери открывали взорам поднимавшихся по ступеням посетителей великолепие огромного фойе. Если фасад здания показался Эди волшебным, то для определения убранства внутренних помещений ей пришлось применить похожее восклицание.

— Как чудесно! — восторженно шептала она отцу.

Динаэль улыбался, ведя под руку свою юную спутницу, отвечал на приветствия знакомых, которых оказалось у него тут множество, словно Дин жил в этом городе, а не приехал издалека.

Наряды публики тоже поражали воображение Эдилейн. Она, однако, отметила про себя, взглянув мимоходом в огромное зеркало, что они с отцом смотрятся не менее шикарно, чем остальные. Эди подумалось, что маме, наверное, очень бы пошло подобное пышное вечернее платье. Но вдруг девушка поняла, осознала, почувствовала, что блеск и пышность — это красиво, интересно, но… Мама замечательно хороша в любом наряде. И, самое важное, что папа это знает. И, единственное, о чём он сейчас сожалеет, так о том, что мамы нет рядом… А платье — всего лишь вещь, кусочек материи, талантливо обработанный портным…

В зале Эдилейн уже спокойнее взирала на окружающую её роскошь. А изумительной хрустальной люстрой, под сводами украшенного живописными полотнами потолка, восхищалась только как результатом кропотливого труда мастеров.

Спектакль захватил Эдилейн целиком. Она сопереживала героям, ищущим своё счастье в огромном, полном неожиданностей и опасностей мире. Это была история жизни двух друзей: их юность, проведённая в маленьком городке, первая любовь, молодость, опалённая войной, зрелые годы, поиски пропавших родных, внезапные горести и радости… Всё было в пьесе, разыгранной артистами искренне и самозабвенно…

В антракте Эди побежала покупать программку спектакля — она непременно хотела знать имена исполнителей полюбившихся ей персонажей. Отец остался в зале, беседуя с каким-то важным господином. Когда Эдилейн вернулась, глядя на него виновато-вопросительным взором, Динаэль улыбнулся ей и тихонько признался:

— Прости, солнышко. Мне хотелось, чтобы ты сначала посмотрела спектакль и составила о пьесе своё мнение, а потом уже узнала имя автора.

На программке, зажатой в руке Эди, в правом верхнем углу было напечатано: «По одноимённой пьесе Элфей»…

— 77 —

Утром за Динаэлем зашёл мистер Дерер. Эдилейн, провожавшая отца, услышала несколько фраз, настороживших её.

— Дин, — говорил Дерер, — больше всего желающих попасть на консультацию к именитому доктору, будет у тебя. Пожалуйста, позволь мне ограничить их количество жёсткой регламентацией. Например, как организатор конференции, я имею право назвать строго определённое число клиентов…

— А «лишние» пусть остаются ни с чем? — мягко усмехнулся Динаэль.

— Ты же знаешь, что к тебе пойдут даже те, которые вообще ничем не больны, но любят выискивать у себя недуги, — продолжал Майкл.

— Знаю, — вздохнул Дин. — Но они тоже больны… Не физически, а душевно…

— Друг мой, — воскликнул, не выдержав, Дерер, — сейчас болен ты! Болен серьёзно. Тебе нужно время на восстановление сил, а ты работаешь на износ.

Динаэль опять улыбался.

— Где будешь ты, Майкл, — спросил он, глядя лукаво в глаза профессора, — пока я буду разбираться со всеми своими пациентами?

— В соседнем кабинете, — нахмурившись, ответил Дерер.

— Замечательно, — подытожил Динаэль. — Значит, если я упаду в обморок, ты услышишь грохот и прибежишь меня спасать. Договорились?

Профессор обречённо вздохнул.

— Ты, Дин, самый непослушный мой пациент, — сказал он.

Эдилейн вопросительно смотрела на отца и доктора Дерера.

— Вот, — ответил на её немой взгляд Майкл, — Ваш отец, юная леди, никак не хочет подумать о себе… Так что сегодня вечером, милая мисс, вам придётся очень долго ждать нас…

— А что это за консультации? — спросила Эдилейн.

— Это традиция, — пояснил Дерер, — Если проходит крупная медицинская конференция, на которую съезжаются ведущие специалисты со всего мира, то прибывшие врачи в назначенный день проводят бесплатные консультации для всех желающих и чем-то больных людей…

— Понятно, — кивнула Эдилейн. — Ну, спорить с папой бесполезно… Скажу только, что буду ждать вместе с мадам Дерер… И, папочка, пожалуйста, раз уж о себе ты подумать не хочешь, то позаботься о супруге господина Майкла: ведь некрасиво, если второй раз пропадут её труды по приготовлению званого ужина…

— Ай, да молодец! — хлопнул в ладоши Дерер.

— Хорошо, — засмеялся Динаэль. — Конечно, я буду помнить. И обещаю: приму желающих, не свалюсь с ног, освобожусь к ужину. Всё?

— Всё, — обречённо произнёс Дерер.

— 78 —

Следующим вечером, переодевшись после дневных прогулок по городу, Эдилейн спустилась в холл гостиницы. Она собиралась отправиться в дом Дереров, как и обещала накануне, и ждать там возвращения из клиники отца и сэра Майкла.

На крыльце её дожидался Увара.

— Я провожу Вас, мисс, — сказал он, — куда бы вы ни направлялись. Эди недоумённо взглянула на верного кучера.

— Мисс, — пояснил тот, — когда господин Динаэль попросил сопровождать вас на экскурсиях, я и обрадовался, ибо сам мечтал получше познакомиться с городом, и удивился, так как не подозревал о том, что эти прогулки могут оказаться опасными. Но расспрашивать не стал: мистер Фейлель никогда не делает ничего понапрасну. Если он тревожится за вас, значит, на то есть веские причины. Поэтому я уж пройдусь опять с вами.

Эдилейн задумалась. Наконец, решившись рассказать преданному слуге, а, скорее, даже искреннему другу правду, девушка ответила:

— Вара, спасибо за доброту и заботу. Я знаю, что и отец тебе доверяет… Но на самом деле сейчас трудно не мне, а ему… У меня ещё есть время подготовиться к встрече с опасностью… Дело в том, что в первый же вечер по прибытии в город…

И Эдилейн, неспешно идя под руку с Уваром, поведала тому всё, что произошло с ней и отцом в сквере возле дома Дереров.

— … Так что, — закончила она свой рассказ, — новой встречи со мной Берк не будет искать года три. А отца, — она грустно вздохнула, — он не опасается, считая слабым волшебником…

— Мне думается, что в этом-то наивный Сэм и ошибается, — сощурился Увара. — Я почему-то думаю, что трудолюбие господина Фейлеля, его тренировки и упражнения в магии (уверен, он усердно занимается волшебными науками) не пропадут даром. Мисс, я верю в вашего отца. Понимаете?

— Понимаю, — улыбнулась Эди. — Спасибо тебе, Вара… Только ведь Книги говорят иное. И отец сам это знает…

Они прошли несколько шагов, молча.

— А теперь о дне сегодняшнем, — продолжила девушка разговор. — Отец ещё не оправился от раны. А завтра нам ехать…

— Не волнуйтесь, мисс, — заверил Увара. — Я заранее приготовлю карету: сэру Динаэлю придётся смириться и путешествовать домой лёжа. И о вещах я тоже позабочусь: когда Ваш отец решит, что пора в дорогу, чемоданы будут уже перенесены вниз и крепко пристёгнуты к экипажу. И я никому не сболтну лишнего.

— Не сомневаюсь, Вара, — благодарно кивнула Эдилейн. — Спасибо.

— 79 —

Прождав с мадам Дерер любимых докторов часа два, Эдилейн отправилась в клинику, благо идти было недалеко, а верный Увара решил вернуться в гостиницу только после того, как господин Динаэль закончит свои консультации.

Эди вошла в вестибюль клиники. Там было достаточно много народа, хотя девушка почему-то сразу поняла: это лишь малая часть тех людей, которые днём заполняли, видимо, вообще всё пространство огромного помещения.

Эдилейн медленно шла мимо ожидающих своей очереди или уже вышедших с приёма у доктора Фейлеля пациентов и прислушивалась к их беседам. Ей очень хотелось знать, что говорят об отце.

Две дамы, богатые и довольно болтливые, привлекли внимание девушки.

— Знаешь, — негромко говорила одна, — я бы на месте этого поэта не сочиняла бы внешность героя… Чего лучше — посмотри на доктора Фейлеля! Зачем какие-то чёрные, как вороново крыло, волосы и синие пронзительные глаза? Разве мистер Динаэль не привлекателен? Пусть события придуманы — на то и литература. Но внешность-то можно взять у реального человека!

— И не говори, — поддержала собеседница. — Если бы Тан обладал чертами доктора Фейлеля, то, я уверена, почитателей у «Песни…» было бы значительно больше…

Эдилейн улыбнулась и пошла дальше.

Она остановилась, немного не доходя до больничного коридора. Здесь тихонько рассказывали друг другу о событиях дня два санитара.

— … И что? — спрашивал один.

— Да ничего, — посмеивался второй. — Пока наш профессор придумывал, как бы привлечь желающих проконсультироваться именно у доктора Фейлеля к другим медикам, сэр Динаэль вышел в коридор…

— Вообще, это ужасно, — покачал головой первый санитар, — неужели люди сами не видят, что один врач, как бы он ни старался, не сможет принять такое количество пациентов?..

— Ха-ха, — ответил второй. — Почему не сможет? Сможет. Только…

— …только за дня три-четыре, а не за один вечер… — закончил за друга первый санитар.

— Короче, — продолжал рассказчик, — вышел из кабинета господин Фейлель. Поздоровался со всеми так ласково. Пожелал всяких благ. Попросил прислушаться каждого человека к своему внутреннему миру. И решить, кто пришёл сюда по истинной причине, а кто просто в эмоциональном порыве… Что-то в этом духе… Предложил лично пожать руку каждому, кто пришёл просто за этим… И представляешь? Наверное, две трети «больных» потянулись попрощаться с доктором, даже не заходя в кабинет…

— И он каждому пожал руку?

— Да! И ещё сказал по паре добрых слов… На это ушло около часа!

— Однако, это меньше, чем если бы пришлось всех их консультировать.

— Именно!..

Эдилейн шла дальше.

Посетителей, ещё не побывавших на приёме у отца, по её наблюдениям, оставалось не очень много: часа на полтора напряжённой работы.

Эдилейн тревожилась: она понимала, что отец, конечно же, устал. Видимо, лицо девушки было слишком печально, потому что какой-то старичок, тронув её за рукав, участливо спросил:

— Мисс, с вами всё в порядке? Может, вам помочь? Сейчас моя очередь. Давайте, я вас пропущу…

— Спасибо, сэр, — Эдилейн тряхнула головой и улыбнулась. — Не стоит. Я здорова… Просто задумалась.

Дверь в кабинет открылась, выпуская посетительницу, и знакомый голос пригласил:

— Следующий, проходите, пожалуйста!

Старичок засеменил в кабинет.

Эдилейн успела заметить отца, повернувшегося к кому-то, стоящему у окна, и облегчённо вздохнула: Майкл Дерер отправил к Динаэлю в качестве ассистента Марка. Теперь у Эди на душе стало немного легче: молодой медик явно находился рядом с Дином не только для того, чтобы помогать приходящим на приём…

Эдилейн вышла на улицу, где её ждал Увара, и они отправились обратно к мадам Дерер сообщить, что часа через два максимум, ужин наконец-то состоится…

— 80 —

Эдилейн, стоявшая у распахнутого окна, увидела три фигуры, появившиеся в свете фонарей.

Мужчины вышли из сквера. Марк шагал чуть позади Дерера и Динаэля. Дин о чём-то беседовал с Майклом, словно бы слегка опираясь на изысканной работы трость. Профессор просто держал свою палочку в правой руке. Эди поняла, что отец очень устал. Но Динаэль улыбался, и от этого ей стало как-то удивительно спокойно.

Мадам Дерер обняла девушку за плечи.

— Не волнуйся, деточка, — ласково проговорила она. — Всё будет хорошо… Мужчины вообще часто бывают упрямы… А твой отец упрям по-хорошему.

— Спасибо вам, — Эдилейн обернулась к хозяйке дома. — Вы замечательная. Спасибо, — повторила она.

— 81 —

Ужин прошёл в очень тёплой, домашней обстановке. Много смеялись, шутили. Марк, как молодой хозяин, был предупредителен и внимателен к юной гостье. И Эди приняла этот подарок судьбы, бесценный и настоящий: девушка поняла, что за эти несколько дней она обрела истинного друга.

В гостиницу возвращались ближе к полуночи. Дерер предлагал заночевать у него, но Дин сумел отказаться, не обидев хозяев отказом.

Ночь была ясной, звёздной.

— Папа, — тихо спросила Эди, — а мадам Дерер намного старше мамы?

— Нет, — ответил Динаэль, и девушка почувствовала печаль в его голосе. — Мама старше. На пять лет.

— Прости, — Эдилейн стало неловко. — Просто мадам Дерер такая хорошая… Почему хорошие не живут дольше?

Эди не ждала ответа. Ей просто было необходимо облечь в слова свою грусть. Отец понял дочь.

— Я тоже не знаю, милая, — всё же ответил он. — Не знаю…

Девушка сбоку взглянула на его лицо: Динаэль был задумчив.

— Папочка, — после паузы Эдилейн перевела разговор на другую тему, — в котором часу мы завтра поедем домой?

— Часа в четыре, думаю, — ответил тот. — Ты что-то хотела успеть сделать?

— Да, — кивнула девушка. — Мне бы в один магазинчик зайти… Я там кое-что присмотрела…

Эдилейн не хотелось говорить подробнее: она собиралась приобрести подарок маме, сделав это сюрпризом и для отца. И ещё — в книжной лавке она присмотрела для себя на память о поездке огромный альбом с гравюрами и репродукциями картин, изображающих дома города, с подробной исторической справкой и характеристикой творчества художника, запечатлевшего на своём полотне то или иное здание.

— Конечно, солнышко, — отец нежно обнял дочь. — Поедем, как соберёмся. Не волнуйся.

— Папа, — Эди смотрела отцу в глаза, — а, может, я перенесу тебя — вернёмся домой с помощью перемещения. Я же умею. Ты сам хвалил меня… В карете всё же трясёт, а ехать долго. Тебе будет трудно.

— Спасибо, милая, — Динаэль смотрел на дочь светлым счастливым взглядом. — Но, нет.

— Почему? — попыталась настоять на своём девушка. — Отправим Увара раньше. Мама и не догадается — в Долину въедем на карете…

— Дело не в этом, — Динаэль серьёзно смотрел на Эдилейн. — Мне довелось в твоём примерно возрасте перемещать в пространстве того, кто физически был крупнее меня самого.

— И ведь получилось! — Эди поняла, о каком случае идёт речь. — Ты же смог перенести дядю Донуэля в Замок.

Эдилейн слышала от дедушки эту историю, грустную историю о брате отца и о погибшей Марике.

— Нет, — покачал головой отец. — Получилось, это верно. Но тогда иного пути не было. Сейчас он есть.

— Ты не веришь в меня? — грустно спросила Эди.

— Глупышка, — лёгкая улыбка тронула губы Дина. — Верю. И знаю, что у тебя получится… Но… я никому не говорил… не стоило. А тебе сейчас признаюсь: я целый месяц после этого приходил в себя. Я делал вид, что всё у меня хорошо — никто и не заподозрил неладного. Но физически… У меня болело всё… И внутри, и снаружи… Для подобных перебросок нужно быть чуть старше, чуть опытнее… Я не могу позволить, чтобы моей красавице было так плохо, только потому, что её доброе сердечко любит меня…

Эдилейн молчала. Она понимала, что отец сказали ей правду. Правду, которую хранил в тайне столько лет.

— Спасибо, моё солнышко, — Динаэль снова обнял дочь. — Ты самая лучшая доченька на свете. Я люблю тебя, моё сокровище.

— Я тоже люблю тебя, папочка. И Эдилейн вдруг почувствовала, что по её щекам текут слёзы.

— Пойдём, девочка, — Динаэль ласково смахнул солёные капельки с лица дочери. — Пойдём.

— 82 —

Эдилейн рассталась с Уварой и гидом после завершающей экскурсии по городу и отправилась искать подарок для мамы. Вара должен был приготовить карету к отъезду, а Эди решила зайти в ювелирный магазин.

Если сказать честно, то девушка решительно не знала, какой именно подарок мог бы действительно порадовать маму. Эдилейн понимала, что любой знак внимания со стороны дочери беспредельно дорог для Эливейн. Но девушке хотелось подарить маме нечто, действительно близкое её сердцу. И какое-то внутренне чувство говорило ей, куда следует заглянуть.

Магазинчик, который приметила Эди ещё утром, разместился в пристройке небольшого особнячка на узенькой извилистой улочке в десяти минутах ходьбы от гостиницы. Девушка только бросила беглый взгляд на витрину, выставленную прямо в окне, смотрящем зазывно на прохожих, как поняла, что внутренний голос её не обманул: изящные серёжки в виде тонко выполненных цветков лесной фиалки притянули к себе взор Эдилейн. Ювелир постарался на славу: такой мастерской работы девушке видеть ещё не доводилось, хотя дядя Оянг, за волшебными действиями рук которого Эди завороженно следила не один раз, казался ей непревзойдённым творцом изделий из драгоценного металла. Девушка радостно шагнула к двери в магазинчик, когда заметила рядом с заветными серёжками маленькую табличку: «Продано».

Эди почему-то сразу поникла. Она постояла некоторое время перед витриной и, наконец, решилась войти. Оказалось, что хозяин магазина уже заметил юную особу, остановившуюся возле его товара и явно заинтересовавшуюся чем-то. Поэтому навстречу девушке спешил один из продавцов.

— Добрый день, мисс, — поклонился он, открывая посетительнице дверь. — Чем могу помочь столь очаровательной леди?

— Здравствуйте, — с надеждой проговорила Эдилейн. — Скажите, а те серёжки в виде фиалок… есть ещё пара?

— К сожалению, нет, мисс, — развёл руками продавец. — Но можно заказать подобную, раз вам дорог именно этот цветок.

— Правда? — обрадовалась девушка. — А… — она вдруг сообразила, что «заказать» — это значит, придётся ждать, когда ювелир изготовит другие… — А сколько на это понадобиться времени? — грустно спросила она.

— Дней пять, мисс. Эдилейн обречённо вздохнула.

— Спасибо, — ответила она. — Я сегодня уезжаю…

— Тогда, может, вам приглянется что-либо иное? — продавец провёл девушку к огромной витрине внутри магазина.

Эди внимательно смотрела на ювелирную красоту, но ничего более не привлекало её взора. Она досадовала на себя за то, что не подумала о подарке для мамы в первый же день по приезде в город. А теперь даже то, что она не потратила ни монетки из суммы, данной ей отцом на сувениры, не имело значения: у неё были деньги, но не было того, что бы она хотела купить для мамы.

Эдилейн была так погружена в свои мысли, что не обратила внимания на хозяина магазина, любезно беседовавшего в другом конце зальчика с каким-то господином.

— 83 —

— Юная мисс чем-то расстроена? — спросил посетитель у хозяина.

— Да, сэр, — кивнул тот. — Леди приглянулись серёжки в виде фиалок. Те, что вы оплатили сегодня утром.

Господин улыбнулся.

— Нельзя, чтобы такая очаровательная девушка огорчалась, — сказал он. — Пожалуйста, положите эти безделушки вон в ту шкатулочку, — посетитель указал на маленький малахитовый сундучок, — и передайте мисс, с наилучшими пожеланиями. Скажите, что у неё хороший вкус.

— Но, сэр… — попытался возразить хозяин.

— Всего, вам, хорошего, милейший. До свиданья.

— И, вам, удачи, — ответил торговец. — Заходите к нам ещё, сэр Динаэль.

— Непременно, — заверил Фейлель, широко улыбаясь, и вышел на улицу.

— 84 —

Пока Эдилейн с грустью думала, как же ей быть дальше, хозяин магазина сам аккуратно уложил серёжки в шкатулочку и подошёл к девушке.

— Мисс, — проговорил он, подавая ей открытый сундучок. — Это для вас.

— Но… — в изумлении проговорила Эди, — …продавец сказал…

— Всё правильно, — кивнул хозяин. — Просто, купивший эти серёжки для своей супруги, господин увидел вашу печаль и, узнав о её причине, просил передать ювелирное изделие вам.

— Нет… — Эдилейн стало неловко. — Мне бы очень хотелось подарить это маме… Но так я не могу… Они слишком дорогие, чтобы принимать их от незнакомца…

— Он очень хороший человек, — ответил торговец. — И своё решение он всё равно не изменит. Берите. Он сделал это от чистого сердца, поверьте… И ещё он просил сказать, что у вас хороший вкус.

— Нет, нет, — покачала головой Эди. — Так нельзя. Я догоню его. Как он выглядит?

— О! — ответил продавец, выглядывая в окно. — Вы, действительно, можете догнать его. Он остановился на углу магазина. Видимо, кого-то ждёт.

Эдилейн взяла протянутую ей хозяином магазина шкатулочку с серёжками, захлопнула крышечку и, попрощавшись, выбежала на улицу.

— 85 —

— Я уже подумал, что ты ещё что-либо присмотрела, — засмеялся Динаэль, ласково останавливая за руку выскочившую из магазина дочь.

Эдилейн несколько мгновений смотрела на отца, потом, робко улыбнувшись и протягивая ему шкатулку, спросила:

— Так это был ты?

— Да, — ответил Дин. — И очень рад, что мы с тобой оказались столь единодушны в выборе подарка для мамы… Но ты была бесподобна, — лукаво щурясь, добавил он. — Ты же не замечала никого и ничего вокруг!

— Прости, папочка.

— Смешная ты у меня, — Динаэль нежно посмотрел в глаза дочери. — За что прощать?.. Это здорово, что ты такая искренняя и в печали, и в радости…

— 86 —

Они уже отошли от ювелирного магазина шагов на десять, когда Эдилейн, видя в руках отца три достаточно приличных размеров коробки: две одинаковые, розовые и овальные, а третья круглая и с рисунком из огромных рыжих лилий, перевязанных для удобства переноски одной лентой, спросила:

— А что там?

— Платьица для Дины и Даны и тёплая шаль для нянюшки Галии, — ответил отец.

— Господи! — воскликнула Эди. — Какая я гадкая! Я даже не подумала о сестрёнках, о няне…

Динаэль остановился и спокойно пояснил:

— Я, мужчина, девочка моя. Это я должен заботиться о подарках для дорогих мне женщин.

Эди вдруг приподнялась на цыпочки и поцеловала отца в щёку.

— Я сейчас… — прошептала она. — Подожди меня, пожалуйста… Я мигом… Я забыла…

И она побежала обратно в ювелирный магазин.

— Я буду в книжной лавке, — крикнул ей вслед Динаэль, и, задумчиво улыбнувшись, неспешно вошёл в букинистический магазинчик.

— 87 —

Эдилейн распахнула дверь ювелирного магазина и, коротко кивнув, быстрыми шагами подошла к витрине, которая некоторое время назад не привлекла её внимания. Но одна вещица осталась в её подсознании. И теперь, когда она поговорила с отцом, девушка поняла: это то, что нужно. Она сделает подарок ему! И она угадает с выбором!

— Скажите, — спросила она хозяина магазина, — а сэр Динаэль не обращал внимания вот на этот зажим для галстука? — и девушке указала на серебряное украшение, покрытое золотыми кленовыми листочками, размер которых не превышал трёх-четырёх миллиметров в диаметре.

— Да, мисс, — немного ошарашено ответил торговец. — Мне показалось, что доктору Фейлелю приглянулся именно этот предмет.

— Великолепно! — обрадовалась Эди. — Я покупаю его.

— Мисс, — проговорил хозяин магазина, — я, конечно, заинтересован в том, чтобы продать товар… Но… думаю, что вы напрасно потратите деньги: господин Динаэль не примет от вас этот подарок.

— Примет, — уверенно ответила Эдилейн. Торговец с сомнением покачал головой.

— Примет, — повторила Эди и лукаво, как делал порой Дин, подмигнула хозяину. — Просто… — она подумала, как лучше сказать, и добавила, — …просто меня зовут мисс Эдилейн Фейлель…

— Вот почему мне показалось знакомым ваше лицо! — радостно воскликнул хозяин магазина. — А отец ваш, шутник: он так улыбался хитро…

— 88 —

Эдилейн, спрятав подарок в сумочку на поясе, вошла в книжную лавку. Здесь у неё был свой личный интерес. Она решила не покупать мелких сувениров, которые потом только пылятся на полках. Именно здесь она присмотрела для себя альбом с гравюрами и с репродукциями картин, изображающих дома города. На каждом развороте книги красовалось справа живописное полотно, а слева была напечатана история данной улочки и, как дополнение, краткая биография художника, запечатлевшего этот уголок.

Эди, заметив отца, беседовавшего с продавцом как с хорошим знакомым, почему-то сразу почувствовала, что не увидит выбранный ею альбом на месте. Она быстро взглянула на верхнюю полку за спиной торговца и удивилась: выбранная ею книга стояла там же, где девушка заметила её утром. Динаэль и продавец внимательно и с явным интересом следили за её действиями.

— И в чём подвох? — без предисловий спросила Эдилейн.

— Ни в чём, — покачал головой Дин. — Мы заключили пари, и я его выиграл.

— Верно, — подтвердил торговец. — Ваш отец сказал, что для дочери в подарок купит книгу. И показал какую. Я возразил, что это уже вторая часть, а тогда нужна и первая. А он ответил, что первую его дочь и так уже выбрала. Я сказал, что в моей лавке такая книга всего одна и её ещё никто не купил. А сэр Динаэль напомнил, что он сказал «выбрала», а не «купила». Тогда я согласился со словами: «Ну, раз она вам сообщила о своём желании приобрести именно этот альбом…» «Не сообщила, — засмеялся ваш батюшка. — Но я всё равно знаю». «Ну, уж так не бывает, — запротестовал я. — Спорю на что угодно!» Сэр Динаэль предупреждал, что я проиграю… И я проиграл! Вы только вошли — я вспомнил, что утром вы интересовались именно этим альбомом… Хотя, — развёл руками продавец, — и кого я собрался переспорить…

Но оба: и Динаэль, и торговец — улыбались. Лицо Эдилейн тоже светилось.

— Тогда, где моя вторая книга? — задорно спросила она, расплачиваясь с продавцом за выбранный альбом и всё ещё не веря, что рассказанная история во всём правдива.

— Вот, — и торговец выложил рядом с первой частью вторую.

Это был аналогично составленный альбом с изображениями улиц города.

— Завернуть вместе? — осведомился продавец.

— Да, пожалуйста, — задумчиво ответила девушка и посмотрела на отца.

«Как же мне научиться быть такой внимательной, заботливой, наблюдательной? Как видеть вокруг, а не только в себе? — тревожно подумала она. — Да и в себе-то мне порой не разобраться…» — мелькнула досадливая мысль.

Торговец протянул Динаэлю тяжёлый свёрток. Тот хотел принять книги, но Эди встрепенулась и перехватила альбомы.

— Ну, уж нет, — ехидно сказала она. — Я сама их понесу — они мои.

И Эдилейн, поблагодарив продавца, направилась к выходу. Динаэль улыбнулся.

— Дочка у вас с характером, — шепнул продавец Дину.

— С хорошим характером, — тихо ответил Динаэль.

— 89 —

Вернувшись в гостиницу, Динаэль и Эди уложили вещи и, уже одевшись по-дорожному, спустились в ресторан отеля. Здесь возле закреплённого за доктором Фейлелем столика их поджидал мистер Дерер.

Друзья уселись друг напротив друга. Эдилейн улыбалась, не мешая беседе отца и сэра Майкла. Разговаривали негромко. Дин усмехался и кивал головой…

— Ну, — наконец проговорил Фейлель, — вы меня тут все так опекаете, словно я инвалид или старик…

— Ты сам врач, — возразил Дерер, — и прекрасно понимаешь, что я прав… А мне спокойнее, зная, что твоя очаровательная дочь и верный Увара за тобой приглядят в дороге.

— О! — Дин развёл руками. — Так и думал: Вару тоже подговорили.

— Всё, — закончил профессор и повторил для верности, глядя на Эди. — Итак, едет он лёжа. Увара не даёт ему править: кучер выспался сегодня днём и обещает, что завтра по приезде домой отправится спать. Поедете сегодня — это сказал Вара, ибо он править лошадьми способен и ночью, а беспокоится не за вас, сэр Динаэль, раз уж вы так не любите заботу о своей персоне. Майкл ехидно глянул на друга, тот только рукой махнул, но продолжал улыбаться, — а хочет поскорее доставить супруга к мадам Эливейн, живым и здоровым…

— Ладно, ладно, — прервал Дерера Дин. — Я же уже согласился.

— Осталось одно, — многозначительно продолжал Майкл. — Швы я тебе утром снял и, признаю, доволен тем, как затягивается твоя рана. Но в дорогу я наложу тебе тугую повязку.

— Теперь всё? — умоляюще спросил Динаэль.

— Теперь — всё, — ответил Дерер.

— Слава Богу! — облегчённо произнёс Дин. — Можно спокойно доесть десерт.

Дерер улыбнулся: задача была выполнена — за друга он был спокоен.

— 90 —

Вернулись в номер. Чемодан, книги и подарки Увара уже погрузил в карету. Эди спустилась в холл гостиницы. Дерер остался в номере с Динаэлем — делать перевязку.

Эдилейн ожидала отца, любуясь видом из окна. Увара подогнал карету к крыльцу. Хозяин отеля, служители вышли на улицу — проводить знаменитого и уважаемого постояльца. Эди смотрела на этих людей и чувствовала невероятную гордость за то, что она дочь такого человека. Ведь даже за несколько дней, будучи загружен на конференции и ранен (о чём, впрочем, никто в гостинице и не подозревал), он принял и осмотрел как врач тут человек десять. И каждому что-то прописал, некоторым сам приготовил мази и микстуры. «Как он всё успевает? — думала девушка. — Когда?»

Вскоре появились отец и мистер Дерер.

— Майкл, — говорил Дин. — Ждём вас летом, тебя и супругу. Отдохнёте у нас от суеты города. У вас тут, конечно, красиво… Но у нас спокойнее и тише.

— Спасибо, — улыбался Дерер. — Мы обязательно приедем…

— 91 —

Наконец дверца кареты захлопнулась. Стихли прощальные возгласы. Экипаж мягко покатился по мостовой.

Динаэль выполнил обещание — взяв в руки какую-то книгу по медицине, лёг на спину на разложенное Уварой сиденье, подложив под голову высокую подушку.

Эдилейн тоже удобно расположилась на второй скамейке — на животе, подперев ладошками щёки, она собралась почитать ещё пахнущую типографской краской и известную ей наизусть «Песнь о Тане и Тине».

Непослушная прядка рыжих волос несколько раз уже падала девушке на глаза. Эди встряхивала головой и продолжала листать страницы. Когда в очередной раз волнистая прядь спустилась ей на лоб, Динаэль нежно убрал с лица дочери волосы, и маленький гребешок прочно закрепил кудряшку. Эди взглянула на отца. Тот, улыбаясь, протянул ей карманное зеркальце. Девушка посмотрела на себя: тоненький серебряный гребешок с изумительной золотой бабочкой изящно вписался в её причёску.

— Спасибо, папочка, — проговорила Эди. — Но когда?

— Это важно? — улыбнулся тот. — Пока мы ехали сюда, тебе тоже постоянно мешала эта прядка… А потом я увидел бабочку, и… Не нравится?

— Очень нравится! — воскликнула девушка и добавила. — А мне показалось, что тебе понравится вот это…

И Эдилейн протянула отцу зажим для галстука. Динаэль как-то странно, но явно счастливо, рассматривал подарок.

— Спасибо, солнышко, — тепло проговорил он. — Спасибо.

Эди смотрела вопросительно, словно ожидая ещё чего-то. Тогда Дин слегка отогнул борт пиджака, приподнявшийся чуть выше места, где галстук крепится зажимом, и девушка с изумлением увидела серебряные кленовые листочки на белом золоте ювелирного чуда. Зажим, который подарила Эди отцу, был подобен тому, что сейчас скреплял его галстук, подобен, как дети подобны своим родителям: нечто общее, трогательное, наследственное передаётся из поколения в поколение, и в каждом есть нечто новое, своё, индивидуальное.

— Это, — пояснил Динаэль, — подарила мне твоя мама, когда мы впервые вместе ездили на симпозиум… Спасибо, девочка моя, — повторил он. — Спасибо, милая…

— 92 —

Часов в десять вечера остановились полюбоваться ночным морем, высоким тёмным небом, ясной луной и яркими звёздами.

Лёгкий солёный ветерок обдувал лица отца и дочери, стоявших у самой кромки воды. Через пару километров дорога свернёт в сторону, и Эди хотелось насладиться величественным простором и тишиной, едва нарушаемой тихим шуршанием камешков под ногами.

— Папа, — спросила она, а мама тоже любит море?

— Да, — улыбнулся Дин.

— А мы поедем летом к морю? Все вместе?

— Поедем, — пообещал отец.

Они ещё стояли некоторое время, молча. Потом Динаэль ласково поцеловал дочь в волосы и направился к карете. На немой вопрос своего господина, кучер отрицательно покачал головой.

— Нет, сэр, — Увара многозначительно погрозил пальцем. — Как договорились: вы будете спать, я — править лошадьми…

Дин с улыбкой развёл руками и сел в экипаж.

Эдилейн, вернувшаяся в карету через несколько минут после отца, захлопнула за собой дверцу и сказала полувопросительно, полуутвердительно:

— Спать?..

— Пожалуй, — согласился Динаэль и притушил свет ночника. — Если захочется пить, — добавил он дочери, — вот на столике моя фляжка. Вода славная, Увара сходил к роднику.

— Спасибо, — кивнула Эдилейн. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, милая, — ответил Дин.

Карета, плавно покачиваясь, покатилась по дороге.

— 93 —

Эди почему-то не спалось. Она лежала тихо, как мышка, боясь потревожить отца, и думала: «Даже о себе не позаботится! Согласился ехать лёжа и не сменять Вару только потому, что не хочет расстроить маму своим измученным видом… А мама всё равно догадается… И только он способен её утешить…»

«Интересно, а зачем вода? Он сам по ночам, кажется, никогда попить не выходит… Для меня? Я тоже, вроде, обычно не просыпаюсь от жажды…» Девушка взглянула на отца. Тот лежал на боку, лицом к стенке, укрывшись пледом почти с головой. «И спит странно, — подумалось вдруг Эдилейн. — Мама как-то сказала, что папа спит только на спине…»

Девушка тихонько приподнялась на локте и заглянула в лицо отца. Глаза Дина были плотно закрыты. Но в слабом свете ночника ей показалось, что длинные чёрные ресницы подрагивают, а щёки слишком бледны…

Губы отца слегка дрогнули и сжались плотнее. Эдилейн заметила маленькие капельки пота, выступившие над шрамом на лбу Дина.

«Господи, — подумала она, — что же это?» И, словно отвечая на её не заданный вслух вопрос, Динаэль негромко прошептал, приоткрывая глаза:

— Спи, солнышко, всё хорошо. Спи…

Взгляд отца был усталым, но спокойным, ласковым. И тут она вспомнила!

«Дура! — в досаде она ругала себя. — А ещё волшебница! Видеть яд, знать его название, вспомнить о нужном противоядии и забыть, что ещё неделю пострадавшего, но спасённого по ночам будет мучить боль! Вот зачем вода — запивать лекарство! А лекарство-то папа делал сам. Я, его дочь, даже не догадалась! Это я должна была растирать в порошок травы и смешивать их в нужных пропорциях! А я, эгоистка, обрадовалась: дала противоядие! И всё…»

— Папочка, — прошептала Эдилейн, поправляя плед на плечах отца, — прости меня, глупую… Это я должна была приготовить тебе снадобье, я должна была давать тебе порошки по ночам, я…

Динаэль резко сел на скамье и, прижав ладони к лицу дочери, нежно посмотрел ей в глаза.

— Солнышко, — проговорил он, — хорошая моя, маленькая моя девочка. Да ведь именно тебе, тебе и Майклу, я обязан жизнью…

Он обнял и поцеловал Эди.

— И спи спокойно, моя крошка, — прошептал он. — Всё хорошо. Всё очень хорошо. Правда… Я готовился к худшему. Честно… Понимаешь?

Эдилейн вздохнула.

— Спасибо, папочка, — сказала она.

— За что, девочка? — печально проговорил он. — Вот опять из-за меня ты не спишь…

— Я буду спать, — заверила девушка и послушно легла на своё место. — Буду.

— Вот и славно, — Дин тоже опустил голову на подушку и вновь завернулся в плед.

— Спокойной ночи, папочка, — тихонько проговорила Эди.

— Спокойной ночи, милая.

— 94 —

Эди проснулась около четырёх утра. За окошком кареты мелькал ранний рассвет. Отец спал. Эдилейн облегчённо вздохнула: Дин лежал на спине, закинув за голову правую руку и слегка повернув голову влево. Его лицо было спокойно, на губах появилась лёгкая улыбка…

Эди блаженно потянулась и снова заснула.

— 95 —

В половине седьмого утра карета вкатила в Переход. Лошади пошли шагом. Динаэль открыл глаза и сел. Эди, сквозь дрёму почувствовав движение отца, открыла глаза.

Какие-то детские радость и тревога одновременно мелькнули в глазах Динаэля. Эдилейн приподнялась на локте и сонно спросила:

— Приехали, папочка?

— Да, — рассеянно кивнул тот. — Мама…

И не успела Эди что-либо сообразить, а карета ещё не остановилась, как Дин распахнул дверцу и выскочил на булыжную мостовую.

— 96 —

Конечно, Динаэль ощутил близкое присутствие Эливейн. А Эливь, чувствуя, что вот-вот Дин приедет, и уже несколько дней жившая в странной тревоге за него, вышла навстречу…

Когда экипаж остановился, Увара спрыгнул на землю и подал руку Эдилейн, выходящей из кареты, Дин и Эливь уже стояли обнявшись.

— Живой… — счастливо улыбалась мадам Фейлель.

— Всё хорошо, любимая, — он гладил её волосы. — Прости, что опять заставил тебя волноваться…

— Больше я никогда не расстанусь с тобой, — вдруг сказала она. — Я не могу…

Так они и стояли вместе, а Эдилейн ещё раз повторила свою клятву: защищать любящих и, в первую очередь, своих родителей.

Эливейн обернулась.

— Девочка моя! — воскликнула она, раскрывая объятия дочери. — Как же ты переволновалась, солнышко моё…

Эди прижалась к маме. Ей вдруг показалось, что она ещё совсем маленькая девочка и всё, что произошло там, в огромном чужом городе, только страшный сон. Дочь посмотрела в мамины глаза. Эливь сразу будто поняла то, о чём ей ещё не рассказали.

— Это был Берк? — тихо спросила она у Дина, стоящего рядом.

— Да, — вместо отца ответила Эди.

— И ему нужна наша девочка? — прошептала Эливейн.

— Мамочка, не бойся за меня, — твёрдо сказала Эдилейн. — Он считает, что сейчас я ещё слаба, а ему хочется больше силы. Он думает, что, придя через несколько лет, сможет сделать меня своей союзницей. Но он ошибается! За эти годы я стану не только могущественнее как волшебница, но и просто осмотрительнее. Честное слово!..

Эливейн поцеловала дочь.

— Конечно, родная, конечно, — проговорила она. — И папа тебе поможет. И я всегда буду рядом.

Но, даже не глядя на мужа, не проронившего ни слова во время этого разговора, Эливь поняла, чего так мучительно опасается Дин: в восемнадцать-девятнадцать лет, в период первой, искренней и страстной, эмоциональной и максималистской любви девушка будет очень уязвима…

— 97 —

Прошло пять лет. Пять лет упорных занятий магией. Пять лет волшебных тренировок.

В девятнадцать лет Эдилейн была чрезвычайно сильна. И добра. Но её природная эмоциональность иногда не хотела подчиняться разуму. Это случалось теперь очень редко. Но случалось.

Так произошло и сегодня.

Отец был в Архивах. Маму вызвали в клинику. Нянюшка сидела во дворе на лавочке, наблюдая за резвящимися на площадке Диной и Даной. Дедушка отправился за яблоками в сад. Ждали приезда Элеля и Эркеля. Эдилейн взялась за уборку дома.

Эди хотелось помочь маме, поразить всех чистотой комнат… И она нашла способ… Правда, отец говорил, что для бытовых дел нельзя применять волшебство, что человек обязан делать руками то, для чего эти руки, собственно, и созданы, что опасно нарушать равновесие сил беспричинным применением магии. Но Эдилейн решила, что причина есть: братья давно не были дома, их все ждут, и доставить всем радость тем, что комнаты будут сиять — это можно…

Эди приготовилась и…

… В первое мгновение ей показалось, что сверкающая дымка и есть признак опускающейся на дом чистоты. Но вдруг всё вокруг задрожало: дребезжали стёкла, качались и падали мелкие предметы… Девушка испугалась. Она попыталась отменить прежнее заклинание, но это не помогло.

В доме стоял какой-то свист. Стала падать мебель.

Эдилейн в ужасе пятилась к двери, едва успевая уворачиваться от неизвестно откуда валящихся предметов. Разбилось оконное стекло, и осколки со свистом отлетели к противоположной стене…

Снаружи дома ничего необычного не было видно. Поэтому нянюшка продолжала мирную прогулку своих воспитанниц.

Дверь распахнулась, и Эдилейн оказалась в объятиях отца. Дин был бледен.

— Папочка, прости, — пролепетала Эди. — Я хотела как лучше…

— Я понял, — ответил Динаэль.

В его голосе не было ни досады, ни злости, ни обиды, ни осуждения. Только тревога. Он вывел дочь из опасной комнаты.

— Просто у меня нет силы это остановить, — горько прошептал он.

Эдилейн не успела ещё ничего ответить, а Дин уже вновь шагнул в хаос.

— 98 —

Опомнившись, Эдилейн хотела броситься за отцом. Теперь она понимала: если не восстановить нарушенное равновесия, то опасность вырвется за пределы одной комнаты, дома… И отец будет сражаться до последнего, даже зная, что силы не равны. И пожертвует собой! Из-за неё!

Девушка схватилась за ручку двери, но чьи-то крепкие и нежные руки остановили её. Она обернулась.

— Элель! — воскликнула Эди. — Там… там… Это я виновата… Там папа…

— Я чувствую, — кивнул тот. — Всё будет хорошо.

Подбежал Эркель. И братья вошли в звенящий хаос за дверью. Эди оставили снаружи…

— 99 —

Ожидание показалось девушке нескончаемым, хотя часы показывали, что прошло всего десять минут…

Шум за дверью стих.

Эди напряжённо прислушивалась.

Наконец дверь распахнулась. Элель и Эркель, в изодранных камзолах, появились на пороге. За сыновьями вышел отец. На щеке Дина алела царапина, в волосах застряли какие-то клочки, но он улыбался.

— Папочка! — девушка бросилась отцу на шею и… заплакала.

— Ну-ну, глупышка, — устало проговорил тот, поглаживая дочь по плечу. — Всё. Уже всё.

— Я больше так не буду, — как маленькая пролепетала Эдилейн. — Я всё буду делать руками.

— Это хорошо, — усмехнулся Дин, — потому что убирать там придётся много. А нам надо успеть до маминого возвращения…

— 100 —

Наконец уборка была закончена. Динаэль опустился в кресло. Элель и Эркель уселись напротив отца на диване.

— Ну, — улыбаясь, проговорил Дин, — с приездом…

Близнецы засмеялись.

Динаэль посмотрел на дочь. Эди выглядела виноватой и измученной.

— Устала? — Дин подошёл к девушке и ласково обнял её. — Ничего. Зато мы всё успели.

— И как мама постоянно сама вытирает пыль, моет полы? А раз в неделю делает это, как она сама говорит, чуть тщательнее? Мы навели порядок только в одной комнате, а у меня уже сил нет… — задумчиво отозвалась Эдилейн.

— Мама у нас… — Динаэль жестом и мимикой выразил всю свою признательность, нежность, восхищение, любовь. — Просто это МАМА!

Элель лукаво посмотрел на сестру.

— Но не огорчайся, — сказал он. — Потренируешься и…

— К тому же не всегда в доме будет такой погром, как сегодня, — весело добавил Эркель.

— Да, — словно самому себе сказал Динаэль, вновь опускаясь в кресло. — Эливь делает уборку сама: не позволяет мне нанять служанку. Говорит, что и так стыдно — кухарка готовит… Хоть порядок навести она сама как хозяйка дома в состоянии?

Эдилейн вздохнула. Оказывается, мама ещё и стыдится, что ей помогают на кухне! Такой огромный дом, дети, работа! И всё успевает! И пишет…

— А известен факт, — Элель торжественно поднял палец, — что дома, где регулярно делается влажная уборка, где руки моют с мылом по нескольку раз в день, где не боятся мочалки и горячей воды, где на кухне идеальная чистота без крыс, мышей и тараканов…

— Как у нас, — остановила его перечисления Эдилейн.

— Да, — кивнул тот, совсем не рассердившись на младшую сестру за столь бесцеремонно прерванную его речь. — Так вот. Такие дома даже чума обходит стороной!

— Верно, — подтвердил Дин.

— Папа, — Эди вдруг стала ещё более задумчива. — А магией можно исцелить любой недуг?

— Нет, — негромко ответил отец.

— Почему?

Динаэль помолчал, подбирая слова. Потом заговорил медленно, словно прислушиваясь к собственному ответу:

— Магией вообще можно исцелять только тогда, когда иного способа нет. В противном случае волшебная сила просто не подчинится чародею… А кое-что не лечится вовсе: старость, например…

— А если человек достоин жить? — вновь спросила Эдилейн.

— То, что знаем мы, далеко не полная картина мира, — проговорил Дин. — Жизнь научила меня верить в справедливость того, что происходит… Мне было безумно горько потерять… Эливь… Мне казалось, что что-то не так… несправедливо… Но я ошибался… Трудно, больно — но так должно было быть. Мы должны были пройти через годы разлуки… Хотя бы для того, чтобы точно знать, насколько нужны друг другу… Мы это чувствовали, но, видимо, надо было понять это острее… — Динаэль помолчал. — И, девочка моя, есть вера, которая помогает мне всегда, — Дин смотрел дочери в глаза. — В конечном счёте, всегда побеждает добро. В это я верю. Этой верой живу. Случается, что к свету идут долго, трудно, мучительно. Гибнут очень достойные на этом пути. Но, в конце концов, темнота, погубившая хороших людей, отступает под напором света…

Эди молчала. Она поняла главное: никогда отец не свернёт с пути добра, ничто не заставит его устрашиться зла, даже собственная гибель не пугает его. А если понадобится спасать кого-то, то он найдёт способ, но не станет на сторону тьмы…

— 101 —

Эливейн буквально вбежала в комнату.

— Господи! — воскликнула она, обнимая сыновей. — Вы уже дома… Эди, умница моя, — она посмотрела на дочь, — как чисто ты убралась! Спасибо, девочка…

Все улыбались и молчали. Динаэль незаметно для жены потёр щёку: смыть с лица засохшую кровь он не успел. Эливь наконец обернулась к мужу.

— А ты что же? — укор прозвучал в её словах, но какой-то ненастоящий. — Не мог зайти за мной, сказать, что мальчики приехали?

Дин развёл руками.

— Прости, — сказал он.

— Прощу, — весело ответила Эливь, подойдя к мужу и ласково посмотрев ему в глаза, — только при одном условии…

Все приготовились выслушать условие, но Эливейн произнесла шёпотом, в самое ухо Дина, так что никто более не смог разобрать её речи.

— Вечером тебе придётся поведать мне правду, — говорила Эливь, — и, пожалуйста, умойся, а рваную рубашку оставь в ванной…

Динаэль улыбался, и взор его был восхитительно нежен.

«Интересно, — думала Эдилейн, — что же за условие поставила мама папе? Чем он так восхищён?»

Элель и Эркель переглянулись: они были старше, лучше знали жизнь, видели маму и в одиночестве, и с отцом. Потому, наверное, они поняли и условие мамы, и очередное преклонение перед ней отца…

— 102 —

Эдилейн впервые присутствовала на Заседании Волшебного Совета в качестве представительницы магического мира, такой же, как все остальные чародеи. Теперь она стала взрослой. Она успешно выдержала выпускные экзамены. С отличными оценками её зачислили на кафедру магической истории. Через четыре года она сможет сама преподавать в любом классе, где обучаются юные волшебники.

Сегодня Совет собрался по так и не решённому полгода назад, но чрезвычайно важному для всех вопросу: после смерти сэра Арбениуса не был избран новый Верховный Маг. Дело в том, что на эту должность мог быть назначен только сильнейший чародей, собравший большинство голосов при открытом голосовании. А на современном этапе сильнейшим волшебником, вернее, волшебницей, стала Эдилейн. Но она была слишком юна и неопытна для того, чтобы взять на себя такую ответственность. Да и сама мисс Фейлель пришла в ужас, когда узнала о подобной возможности. Опекунство или наставничество здесь не допускались, о чём многие чародеи сожалели и даже предлагали пересмотреть Древние Законы. Но тот, кого предлагали в качестве регента, улыбнувшись всем, как умел улыбаться только он — с благодарностью, с признательностью, щедро и от всего сердца — Хранитель Магических Знаний спокойно и основательно изложил факты, не допускающие пересмотра Закона.

Кандидатуры на место Верховного Мага не было: все волшебники по своей силе оказывались слабее Эдилейн как минимум вдвое… Динаэль Фейлель, за которого проголосовали бы абсолютно все, включая и Эди, не мог быть даже выдвинут на голосование, ибо его магические силы практически равнялись нулю, а те несколько случаев, когда ему удалось каким-то образом подчинить себе чародейскую волю, произошли в моменты критические, высвобождающие на мгновение то, что обычно не подвластно человеку. Кто-то в отчаянии напомнил, что и покойный сэр Арбениус был волшебником, лишившимся своей магической силы в бою с Чёрным Колдуном. Но голос выступавшего прозвучал слабо, так как и сам говоривший, и остальные волшебники понимали, что избран-то прежний Верховный Маг был в пору своего чародейского могущества, а Закон не запрещал оставлять такого человека Главой…

Нынешний Совет тоже не смог избрать Верховного Мага. Решено было ждать. Ещё полгода. Если за это время, — правда, никто не мог сказать, как подобное может произойти, — не найдётся волшебник, достойный своей великой и доброй силы, силы, о которой известно лишь из древнейших легенд, то взять на себя тяжелейшую ношу Верховного Мага придётся мисс Фейлель. Эдилейн была словно убита горем: она чувствовала, что не способна справиться с подобным делом. Это не было кокетством, она не нуждалась в том, чтобы её упрашивали. Это не было страхом. Она просто точно и твёрдо знала, что ей такая ноша не по плечу. Она хотела возразить, хотя видела, что сегодня никто уже не в состоянии её услышать и понять…

И тут на своём плече она почувствовала руку отца. И ей вдруг стало спокойно.

— Не волнуйся, девочка, — шепнул он. — Время мудрее нас. Подождём пока, ибо иного пути нет…

— Господи! — взмолилась Эдилейн. — Пусть появится маг небывалой силы! Пусть как в сказке!.. И пусть все сразу почувствуют его и признают Верховным!.. Пожалуйста…

Отец ласково улыбнулся, но в его глазах девушка заметила грусть.

— Так не бывает, родная, — всё так же тихо сказал он. — Но… подождём…

— 103 —

Наступило лето.

Эдилейн с отцом и младшими сестрёнками отправилась в деревеньку за пределами Зелёной Долины. У отца там были какие-то дела, а дочери напросились с ним просто прогуляться в хороший солнечный денёк. Девятилетние Дана и Дина взяли с собой сделанного накануне вместе с отцом воздушного змея. Дин сначала долго отнекивался и смеялся, что эта мальчишеская забава не для леди. Но девочки настояли на своём. Да и не мог Динаэль отказать своим крошкам. Теперь, ласково щебеча, Дана и Дина вдвоём несли огромную цветную игрушку, восторженно предвкушая, как они будут запускать этого гиганта на большом поле с той стороны Перехода.

— 104 —

Игра была в самом разгаре. Раскрасневшаяся не хуже младших сестёр, Эди со смехом бегала по невысокой траве. Змей парил в небе. Дана и Дина заливались звонким смехом. Местная детвора, активно включившаяся в игру, носилась вместе с леди из Долины.

Вдруг сильный поток воздуха подхватил змея, рванул его ввысь и в сторону. Верёвочка выскользнула из рук Даны, и игрушка понеслась к лесу. Все с криками кинулись вслед уносимого ветром чуда.

Внезапно змей застыл на месте, словно потерял цель своего путешествия, и камнем рухнул вниз.

— 105 —

Высокий разлапистый дуб на опушке леса со всех сторон был окружён детворой.

Там, наверху, в кроне дерева, зацепившись пушистым хвостом за сучковатые ветки, безжизненно повис воздушный змей.

— Так не достать…

— Надо лестницу…

— Мы сейчас принесём…

— А, может, попробовать вскарабкаться…

— Подсадите меня кто-нибудь…

Обсуждения были бурными. Всем хотелось достать змея скорее и продолжить игру.

Эдилейн обошла дуб, внимательно оглядывая могучий ствол. «Пожалуй, — подумала она, — вот здесь, если встать на этот сучок, я смогу дотянуться до нижней ветки, мне роста хватит…» И девушка, примерившись, поставила ногу на намеченную «ступень».

— Мисс, позвольте вам помочь…

Голос почему-то заставил Эдилейн вздрогнуть. Мгновение она не решалась обернуться. А если он старый? Или страшный?.. Эди ещё не любила, её сердце молчало. Её подруги давно повлюблялись, и не по одному разу. Но Эди была ровна ко всем молодым людям. За ней пытались ухаживать — она была красива и умна. Ей было приятно знать, что она может нравиться. Но и только. И мама, и папа говорили ей, что просто не пришло её время, что она почувствует, когда в её сердце постучится любовь. Девушка хотела верить родителям, но боялась. Боялась, что её сердце не дрогнет… И вдруг…

Сообразив, что молчать долее неприлично, Эдилейн опустила ногу на землю, обернулась и как могла непринужденнее поговорила:

— Если в ас это не затруднит, сэр.

На неё смотрели пронзительно синие глаза. Волосы молодого человека, кажется, были светлыми, и одет он был просто и опрятно. И, хотя было ему уже лет двадцать пять, он тоже как-то странно замер, словно боясь спугнуть нечто большое и чудесное.

— Я сейчас… Я мигом…

Синеглазый незнакомец заторопился, ловко зацепился руками за ветку и… через несколько минут Дана и Дина во главе радостной толпы ребятишек вновь мчались по полю, а змей послушно парил в воздухе.

Эдилейн и молодой человек остались стоять под старым дубом, глядя друг другу в глаза и ничего не замечая вокруг.

— 106 —

Сколько времени прошло с того момента, как Эди осталась наедине с незнакомцем, неизвестно. Динаэль уже вернулся за дочерьми, но, издали полюбовавшись старшей, не стал ей мешать, а тихонько увёл Дану и Дину домой. Деревенские ребятишки тоже разбежались по своим делам.

Эливейн, увидев мужа с младшими девочками, вышла навстречу. Дина и Дана, смеясь и перебивая друг друга, кричали маме:

— Влюбилась! Влюбилась!

Им казалось очень смешным всё, что произошло сегодня.

Эливь отправила девочек в сад, а сама тревожно взглянула в глаза Дину. Тот обнял жену, а лицо его озарилось улыбкой. Как и много лет назад, Эливейн тонула в его взоре, счастливая и любимая, готовая отдать всё ради этой улыбки, подаренной ей.

— Я не видел его близко. Только издалека. Не хотел им мешать, — говорил Динаэль жене. — Но он не может быть плохим. Он излучает свет. Это я почувствовал даже на расстоянии.

— Слава Богу! — невольный вздох вырвался из груди Эливь. — Только бы не случилось чего-нибудь…

Она не договорила, ибо лицо Динаэля стало серьёзным.

— Мы будем рядом, — успокоил он жену. — Мы поможем… не позволим нелепой случайности или злому обману разрушить свет зародившегося чувства… Мы постараемся?

Эливейн кивнула, не отводя взора от глаз Дина.

Никого не было вокруг.

Динаэль снова улыбнулся, ласково провёл рукой по волосам супруги, потом приблизил свои губы к её и поцеловал… О, так они могли бы стоять целую вечность…

— 107 —

Эдилейн отвела со лба непослушную прядь.

— Простите меня, мисс, — заговорил, наконец, молодой человек, — моё поведение бестактно. Но… я не могу вам не сказать… Вы прекрасны… Вы самое очаровательное создание…

Эди грустно покачала головой.

— Вы просто меня не знаете, — тихо проговорила она. — Меня даже боятся… А вряд ли можно бояться «очаровательного создания».

Теперь покачал головой незнакомец.

— Это не знают вас те… кто боится… — сказал он. — Я почувствовал вас. Ваше сердце… Мне уже двадцать пять, но такое со мной впервые… Я знаю, что вы нуждаетесь в защите, поддержке, ласке. Нуждаетесь как никто другой… Позвольте мне быть рядом с вами… — он замолчал на мгновение, словно собираясь с духом. — Я люблю вас… Не спрашивайте ни о чём… Я не смогу объяснить… Но вы обернулись ко мне — и я сразу понял: вы для меня единственная, неповторимая…

Эди на несколько секунд зажмурилась, моля Судьбу не отпускать это чудо. Когда она вновь открыла глаза, синий нежный взор принял её в свои объятия.

— Я так ждала и так боялась, — призналась она. — И порой даже не верила, что совершенно незнакомый человек вдруг станет мне родным и близким… Я услышала ваш голос — и …

Он взял её руки в свои ладони и прижал к губам.

— Это сказка, ожившая мечта, — прошептал он и усмехнулся, — мы даже имён друг друга не знаем…

Они сели на траву, прислонившись спинами к толстой коре старого дуба.

— Эди, — представилась девушка. — Эдилейн.

— Странно, — задумчиво произнёс молодой человек. — Я словно уже слышал это красивое имя. Эди… Эди… — ласково повторил он. — Я здесь недавно, — пояснил молодой человек. — И за это простите… Может вас здесь, правда, многие знают… Жаль, что я узнал только сегодня…

— Может, это и к лучшему, — ответила Эдилейн. — Я Эди Фейлель. Знают моего отца.

Синие глаза наполнились недоумением.

— Вы? — переспросил он. — Вы — Фейлель? Дочь великого лекаря?.. Нет, воистину, сегодня день чудес! Я полюбил! И полюбил Эдилейн Фейлель! И она ответила мне!..

У молодого человека на мгновение перехватило дыхание.

— Я клянусь, — твёрдо проговорил он, — что никому не позволю причинить тебе, моя единственная Эди, моя мечта и моя любовь, никому не позволю причинить тебе боль. Я закрою тебя от бед и невзгод. Я умру за тебя, лишь бы ты была счастлива.

— Не надо, — прошептала Эдилейн, и в глазах её серебрился свет. — Просто будь рядом. Всегда… как мой отец и моя мама…

— Я сделаю всё, что захочешь, — так же тихо ответил он. — Я навсегда твой. Твой Алуан Галан.

— Алуан, — мечтательно повторила она. — Ал… Ал Галан…

— 108 —

Эдилейн вернулась домой сияющая. Весь мир казался ей чудесным, восхитительным.

— Как дела у нашего солнышка? — как ни в чём не бывало спросил отец.

Эди вдруг подумалось, что его замечательный, мягкий, бархатистый голос должны любить все. Она обняла отца за шею и прошептала:

— Папочка, я такая счастливая!.. Его зовут Алуан Галан… И он… он любит меня… Вы с мамочкой столько раз говорили мне, что ЭТО придёт, что я ЭТО почувствую, что ЭТО я ни с чем не спутаю… ОНО пришло! Я обещала сказать вам сразу, и я говорю: я люблю его…

Динаэль улыбался, нежно, ласково. Эливейн смотрела на них, сидя на диване напротив и тоже светилась счастьем.

Наконец Эдилейн опустила руки и устроилась в кресле, поджав под себя ноги.

— Папочка! Мамочка! — воскликнула она. — Я теперь ничего и никого не боюсь. Мы готовились дать отпор, если в трудную минуту в мою жизнь вдруг попробует пробраться Берк. Но теперь всё иначе! Всё настолько хорошо, что плохо быть просто не может!

Динаэль взглянул в лицо дочери внимательнее и сказал, словно рассуждая сам собой:

— У Алуана интересная фамилия… Во-первых, она звучит как заклинание, оберегающее от злых духов… Во-вторых, мне встречалось трое людей с такой фамилией. И все трое — весьма достойные. Первый — парусных дел мастер, почтенный седовласый старик, преданный морю и своему ремеслу. Второй — талантливейший актёр, часто устраивающий бесплатные сольные выступления в больницах и на улицах в бедных кварталах больших городов. Третий — он, к несчастью, скончался три года назад — богатый и известный в мире человек, вкладывавший свои деньги в создание одной из лучших публичных библиотек мира. Теперь она носит его имя. Правда, у него есть дети, и старший теперь является хозяином библиотеки отца. Говорят, что молодой человек отлично справляется с этой работой, пополняя и расширяя собрание книг… Но вряд ли кто-то из них мог оказаться здесь… И, как мне показалось издалека, Алуан живёт весьма скромно…

— Это может быть препятствием для развития наших отношений? — Эди испуганно смотрела на отца.

— Ну, что ты, крошка! — улыбка Дина мгновенно успокоила Эди. — Просто приятно, что и твой Ал носит столь достойную фамилию.

— А мне показалась она знакомой… Но тогда я и не вспомнила, что ты как-то ездил в библиотеку Галана… Зато он пришёл… в некоторое смятение… и… одновременно в восторг… когда узнал, что я твоя дочь… Хотя мне показалось, что это его слегка опечалило…

— Возможно, — вступила в разговор Эливейн, — он подумал, что мы, родители, можем оказаться… опечалены твоим выбором. Ведь многие считают, что брак возможен только между людьми одного сословия…

— Но это же глупо, — сказала Эди. — Главное, чтобы люди любили друг друга.

— Конечно, милая, — подтвердил Динаэль.

— Алуан замечательный! Он вырезает из дерева детские игрушки. И этим сейчас живёт. Говорит, что это временно. И на еду хватает…

Эдилейн достала из кармана маленькую изящную фигурку и протянула маме.

— Какая красота! — Эливейн с восхищением рассматривала игрушку.

— Настоящий воробушек. И каждое пёрышко, каждая пушинка — будто и не деревянные вовсе.

— Да, — Дин взял в руки переданную ему женой птичку, — у него золотые руки. Это не игрушка, а произведение искусства.

— И он вырезал её прямо на моих глазах, из подобранной на земле под старым дубом ветки, обломанной, видимо, ветром во время вчерашней грозы! — рассказывала Эди.

— 109 —

Динаэль и Эливь остались в комнате одни. Эдилейн, мечтательная и счастливая, ушла к себе.

— Милый, что тебя тревожит? — Эливь нежно обняла мужа.

Тот вздохнул. Улыбка сошла с его губ. Лицо стало задумчивым.

— Я обещал никогда не обманывать тебя, если действительно почувствую что-либо неладное… — он положил свои ладони на руки жены. — У меня нехорошее предчувствие. Я чую, что Берк рядом. Он ждёт… А Эди не готова… — Дин вздохнул. — Это моя вина. Я обязан был её подготовить, но не смог. Она сильна только в счастье — в печали она беззащитна…

— В печали мы поможем ей… и Алуан, — ответила Эливь. — Мне думается, что он, правда, весьма достойный молодой человек… Мы защитим её.

— Да, — согласился Дин, — мы защитим. Но этого недостаточно. Она должна быть готова бороться сама. Любое мгновенное заблуждение может быть смертельно опасно…

— Милый, — Эливь пыталась утешить мужа, — ты всегда был оптимистичен… Даже когда стоял на краю гибели…

— В том-то и дело, — проговорил Динаэль. — Меня не страшила смерть. Я знал, что не повернусь к тьме… А Эди в тяжёлый эмоционально момент может ещё оступиться… Она захочет исправить ошибку. Но это гораздо труднее, чем было мне постараться не совершать её…

— Любовь моя, — говорила Эливь, глядя в глаза мужа, — здесь нет твоей вины. Эди другая. У неё иной путь. Ты всегда знал, что должен делать, как тебе поступить. Даже в трудную минуту ты и мысли не допускал о том, что в твою душу закрался мрак… Просто ты такой один… Ты … уникален в свете, в добре… Другим нужно время. Нужно совершить ошибку самому, чтобы более не повторить её… Это больно… Но это не твоя вина, — повторила Эливь.

Динаэль молчал и с любовью смотрел на столь же дорогое ему, как и прежде, лицо супруги.

— Помнишь, что я подумала, когда увидела тебя? — вдруг спросила Эливь.

Динаэль улыбнулся.

— Конечно, — сказал он. — «… если он евнух, то я могу быть кем угодно… даже женой хана…» — Дин поцеловал руки Эливейн. — Но ты только подумала. И никогда бы так не поступила… — добавил он. — Эди поступила бы… А потом бы пыталась всё изменить, исправить…

— Да, — теперь согласилась Эливейн. — Но мы ничего сейчас сделать не можем…

— Не можем, — как эхо повторил за ней Дин. — Мы должны ждать. Быть рядом и быть внимательны. И быть готовы… ко всему…

— Конечно, милый, — Эливь прижалась к мужу. — С тобой я готова ко всему: и к хорошему, и к плохому… Только с тобой мне ничего не страшно…

Динаэль крепко обнял жену.

— Любовь моя, счастье моё, жизнь моя, — прошептал он.

— 110 —

Вечером Динаэль постучался в комнату дочери.

— Войдите, — откликнулась Эди и, обернувшись от письменного стола к вошедшему, радостно продолжала. — Папочка, у меня получилось! Я чувствую! Ты был прав: как только моя душа соприкоснулась с любовью сама, мне стало возможным ощущать притяжение любящих сердец…

Видимо, всю вторую половину дня девушка провела перед своим Магическим Шаром. Она и теперь поднесла ладони к бледно светящейся сфере и сосредоточилась на внутреннем зрении. Шар наполнился красками, стал переливаться.

— Вот, — негромко говорила Эдилейн отцу, — эти двое только что встретились, но они нужны друг другу. А вот эти знакомы давно, две половинки одного целого, но как-то ленивы, не хотят признать своих чувств. Ни тем, ни другим помогать я не имею права. Первым — ещё рано, они ещё не преодолевали трудностей сами. Вторым — потому что они должны захотеть действовать самостоятельно… Ведь в любви, как и у тебя в медицине, — магия способна помочь только тогда, когда иного пути не осталось? Так?

— Так, девочка, — улыбнулся Дин.

— Ты доволен мной? — спросила Эди.

— Очень, — ответил Динаэль. — И как твой наставник в волшебных науках, и как твой отец. Ты умничка, моё солнышко.

Эдилейн вновь обернулась к Шару.

— Не засиживайся допоздна, ладно? — попросил Динаэль. — Феи тоже должны высыпаться.

— Хорошо, папочка, — отозвалась Эди, всецело поглощённая своим, раскрывшимся наконец окончательно, даром. — Спокойной ночи.

Динаэль поцеловал дочь в рыжие кудри и тихонько вышел из комнаты.

— 111 —

Динаэль вёл свой ежедневный утренний приём в клинике. Желающих проконсультироваться и, возможно, лечиться у доктора Фейлеля было много. Приезжали со всех концов света. Дин никому не отказывал, но осмотреть всех сразу, разумеется, не мог. Поэтому к нему записывались на консультацию заранее. Приезжавшие из дальних мест иногда ждали своей очереди по полторы недели. Для таких клиентов специально была выстроена небольшая уютная гостиница на территории парка клиники. Кто-то оставался в этом отеле, где и проживание, и питание оплачивались из средств клиники, кто-то уезжал домой до назначенного срока. И лишь немногие поступали иначе, не желая лишний раз обременять, кого бы то ни было своими проблемами. Так было с посетительницей, о которой говорила Динаэлю его помощница, как всегда знакомящая доктора с историей болезни ожидаемого клиента.

— Мисс Асена, — говорила миссис Линн, специально не называя фамилии. Дин не любил, когда представление о человеке у него складывалось ещё и под влиянием принадлежности к тому или иному роду: он считал, что верно ощутить и истинную глубину души человека, и, как врачу, не ошибиться в постановке диагноза возможно после первого впечатления. — Мисс Асена, семнадцати лет от роду. Немая. Слышит хорошо. В три года перенесла тяжёлую ангину и с тех пор не говорит. Лечилась у многих специалистов, но напрасно. К нам приехала десять дней назад, записалась в очередь. Вот сегодня её очередь подошла.

— Она живёт поблизости? — уточнил Динаэль. — Я не слышал её имени среди постояльцев отеля.

— Нет, сэр, — ответила миссис Линн. — Она издалека. Поэтому брат, как я поняла, снял комнату в деревне за Переходом. Там они и живут. Кажется, он ещё работает в той же деревне. Но у кого и кем — не знаю.

— Спасибо, миссис Линн, — кивнул Динаэль. — Пригласите, пожалуйста, мисс Асену.

— 112 —

В кабинет вошла светло-русая очаровательная леди с большими ярко-голубыми глазами. Она робко огляделась вокруг, чувствуя неловкость, ибо оказалась в незнакомом месте перед чужими людьми.

— Добрый день, мисс, — ласково проговорил Динаэль, указывая рукой на кресло возле своего стола и улыбаясь.

Доброжелательность доктора, как это обычно и случалось в кабинете Дина, сделала своё дело: девушка улыбнулась в ответ и опустилась на предложенное ей место.

— Вы хорошо слышите, мисс, но не говорите. Так? — спросил Динаэль.

Девушка кивнула.

— Вы перенесли ангину в раннем детстве. Потом — осложнение. Вас пытались лечить, но говорить вы так и не смогли. Верно ли я понял вашу историю?

Девушка снова кивнула.

— Вы позволите мне осмотреть ваше горло, мисс? — попросил Динаэль. — Это не будет больно.

Девушка ещё раз кивнула.

Динаэль, надев тонкие чистые резиновые перчатки, что делал всегда, принимая посетителей, осторожно прощупал сквозь нежную девичью кожу лимфатические узлы и железы на шейке юной леди. Потом, попросив её открыть пошире рот, посветил в горло маленьким фонариком. И улыбнулся.

— Спасибо, мисс Асена, — проговорил он. — Вы очень послушный пациент. И, если вы будете строго соблюдать мои рекомендации, то месяца через полтора максимум мы сможем слышать ваш, я уверен, очаровательный, голосок.

Девушка изумлённо смотрела на доктора, а тот уже диктовал своей помощнице состав капель и мазей, которые необходимо приготовить для юной леди.

— И ещё одно, — он вновь обернулся к посетительнице. — После трёх недель аккуратного и своевременного приёма капель вам необходимо будет вновь приехать в клинику на десять дней на курс специального массажа для мышц горла. Должен вас предупредить, что процедура эта не очень приятная, но важная для вас. Можете приходить в массажный кабинет с братом, он ведь является, как я понял, вашим опекуном. Так, вам, наверное, будет спокойнее… А мне его присутствие не помешает, — добавил Дин, отвечая на немой вопрос девушки.

Та встала и указала рукой на дверь.

— Вы пришли с братом? — переспросил Динаэль. — Конечно, я должен был догадаться. И он остался в коридоре, потому что последний из докторов, к которому вы обращались, просил «посторонних в кабинет не заходить»… Миссис Линн, — обратился Дин к помощнице, — пригласите мистера… брата нашей юной посетительницы. Ведь именно ему придётся строго следить за исполнением моих предписаний.

— 113 —

На пороге кабинета оказался светловолосый молодой человек с пронзительно-синими глазами в скромной, но весьма изящной, как и у сестры, одежде.

— Добрый день, — поклонился он и взглянул на мисс Асену.

Лицо сестры, её взгляд, улыбка сказали ему многое. Но, ещё не решаясь поверить в мелькнувшую надежду, он сдержанно спросил:

— Сэр Фейлель, Вы считаете, что Асена сможет говорить?

— Несомненно, — ответил Динаэль. — Ваша сестра будет говорить. Ваша задача проследить за строгим режимом приёма лекарств и привезти мисс Асену на назначенный ей курс массажа в указанный срок.

— Спасибо, сэр! Я много слышал о вас… Но мы, если честно, уже и не надеялись…

— И, личная просьба, — улыбнулся Динаэль. — Я понимаю, что вы, как и ваш искренне уважаемый мною батюшка, никоим образом не хотите обременять кого-то заботами о себе… Но наша гостиница для того и построена, чтобы клиентам клиники не надо было тратить личные средства, которые вам, несомненно, пригодятся для благого дела пополнения вашей замечательной библиотеки… Так что, через три недели именно на ваше имя, сэр Алуан Галан, будет забронирован номер. Если, конечно…

Динаэль не договорил, ибо «если…» могло быть и очень счастливым, во что ему хотелось верить, и чрезвычайно трагическим, о чём не хотелось думать, но что подтверждало тяжёлое предчувствие…

— Значит, — молодой человек смутился. — Значит, вы сразу узнали меня?

— Смотря, что называть «сразу», — улыбнулся Динаэль. — Вчера издалека — совсем нет. В восторженном рассказе дочери — тоже нет. Сегодня — да. Вы очень похожи на отца: и внешне, и, что весьма приятно, душой. Вы даже Эде вчера не признались напрямую, кто вы, ибо побоялись, что таким образом окажетесь в привилегированном положении как владелец знаменитой библиотеки…

— Простите, сэр, — смущённо проговорил Алуан.

— Хорошо, — шутя, ответил Динаэль, — но при одном условии.

— Слушаю, сэр.

— Вы с вашей очаровательной сестрой сегодня отобедаете у нас. Договорились?

— Спасибо, сэр, — поклонился Галан. — Тогда позвольте мне сегодня же перед обедом сообщить вам и вашей супруге… очень важную вещь?

Динаэль кивнул.

— Прощайте, миссис, и спасибо, — молодой человек поклонился ещё раз. — До свидания, сэр Фейлель, — проговорил он, выходя из кабинета и пропуская вперёд сестру.

— 114 —

Алуан и Асена возвращались в деревню, где они столько времени ожидали своей очереди, волновались и надеялись. Брат и сестра шли, крепко держась за руки, счастливые, улыбающиеся.

Асена знала о встрече брата с Эдилейн Фейлель, о внезапно родившемся крепком, настоящем чувстве. Поэтому слова мистера Фейлеля, приглашение на обед не были ей непонятны. Это была ещё одна радость, произошедшее означало, что сэр Динаэль одобряет выбор дочери, и Алуан сможет быть счастлив. Асена вполне правомерно была убеждена в том, что такой умный, честный, ответственный, такой заботливый, такой талантливый — её брат достоин счастья.

В порыве нежной любви Асена обняла брата за шею. Тот подхватил сестру и закружил. Он, в свою очередь, тоже считал, что его добрая, терпеливая сестрёнка достойна быть счастливой, и, для начала, хотя бы вернуть себе дар устной речи.

Асена улыбалась. Алуан засмеялся. И вдруг… Ал замер, опустив сестру на землю. В первый миг его лицо озарилось светом, но тут же страшная догадка привела его в ужас.

— Нет! — воскликнул он. — Эди! Ты не поняла!

Алуан бросился к Вратам. Асена в тревоге обернулась.

У Перехода в немом оцепенении замерла красивая рыжеволосая девушка. Её взор был полон отчаяния. Асена сразу догадалась, кто она и о чём могла подумать, увидев Алуана обнимающим незнакомую ей молодую особу. Мисс Галан тоже сделала несколько шагов в сторону Эдилейн, отчаянно взмахнув руками. Но та истолковала её поведение по-своему.

Алуан уже хотел взять Эди за руку, но девушка попятилась от него.

— Не прикасайтесь ко мне, — прошептала она и кинулась прочь.

Молодой человек попытался догнать Эдилейн, но девушка свернула на какую-то неведомую тропинку, ведущую вглубь поднимающегося вверх по склону леса, и быстро скрылась из вида.

Алуан, огорчённый до невозможности, тревожащийся за любимую, вернулся к сестре. Та с болью смотрела в его синие глаза.

— Иди домой, Ася, — попросил он. — Подожди меня там. Я должен найти Эди. Она очень ранима… я это сразу почувствовал… и я боюсь за неё.

Асена закивала: она всё понимала и сама бы бросилась на поиски Эди, если бы… если бы, хоть что-то могла сказать и объяснить…

— 115 —

Алуан проплутал по лесу около трёх часов, но Эдилейн не нашёл. Он изорвал свою одежду о колючки, исцарапал лицо и руки о шипы диких кустарников, но незнакомые ему места не выдали таинственного убежища любимой.

Алуан, измученный и расстроенный, пришёл домой. Он должен немедленно отправиться к сэру Фейлелю и рассказать тому обо всём. Может, Эди уже вернулась…

— 116 —

Эдилейн сидела в своём укрытии. Она видела Алуана, пробежавшего мимо неё, слышала его голос, звавший её по имени…

Её сердце сжималось от боли. Она жаждала выйти на его зов. Но обида, невероятная обида за то, что Ал, как она считала, обманул её, захлестнула разум девушки… Именно этого боялся Динаэль — Эди была слишком эмоциональна и ещё не научилась сдерживать первый порыв…

Наконец Эдилейн вышла снова на тропинку и, уверенная в своём одиночестве, неспешно побрела по лесу. Слёзы текли по её щекам. Она не вытирала их — она просто ничего не замечала.

Выйдя на полянку, Эди опустилась на траву.

— 117 —

— Господи! — услышала она вдруг прямо над собой знакомый голос.

— Что случилось, мисс?

Как здесь, в глуши, оказался Увара, и почему девушка не слышала его шагов, было неважно. Конюх опустился на колени перед Эди. Она вдруг всхлипнула, как маленькая, и, рыдая, упала ему на грудь. Тот вздрогнул от неожиданности, потом тихонько обнял девушку и стал успокаивающе поглаживать по волосам.

— Ну, что вы, мисс, — говорил он. — Всё будет хорошо. Всё образуется.

Эди печально покачала головой и негромко ответила:

— Нет, Вара, нет. Хорошо не будет… Эта боль, — она прижала свою ладонь к груди, — никогда не уйдёт… Я никому не нужна… Никому…

— Что вы такое говорите, — возразил Увара. — Вы нужны. Очень нужны. И многим… Вашим родителям, прежде всего… Друзьям… Братьям и сёстрам… Тем людям, которых вы ещё даже не знаете…

— Нет, — Эди уже не плакала. — Папа и мама есть друг у друга… Братья и сестрёнки — у них своя жизнь… Те, которых я не знаю ещё, должны идти своим путём. И ещё неизвестно, смогу ли я вообще кому-то помочь, если… если я сама не знаю, что такое взаимная любовь…

Увара задумался. Он не очень понимал, о чём именно говорит сейчас его молодая хозяйка, так как, конечно, не имел понятия об истории с Алуаном. Но он, всё же, решил сказать.

— Простите меня, мисс, — начал он, — если я что-то поведаю не то или не так, как вы ждёте, но… Я убеждён, что каждый человек кому-то обязательно нужен. Сегодня одному, завтра, может, другому… Мне было семнадцать, когда я считал себя никому не нужным. Я был круглым сиротой, моя судьба никого не занимала. Чтобы прокормиться, я работал помощником табунщика. Однажды в грозу лошади взбесились и… Меня затоптали копытами так, что никто и не думал о моём выздоровлении. Но я попал к вашему отцу — он случайно остановился переждать непогоду в нашей деревне… Потом была целая неделя между жизнью и смертью. Я не мог понять, почему я жив ещё, почему какой-то совершенно чужой мне человек и прекраснейшая женщина выхаживают меня, не спят ночами… Так я познакомился с вашими родителями. Потом я понял, что они не могут иначе. И не случись вашего отца рядом в ту роковую ночь, я так бы и умер, считая себя лишним на свете… Теперь я знаю, что где-то обязательно есть кто-то, кто без тебя не сможет. Даже если это животное, а не человек…

— Помню, — прошептала Эди. — Ты спас того жеребёнка, который чуть не погиб, едва появившись на свет. Потом ты вырастил его. И это наш лучший конь… И тогда, в городе, где папа чуть… не умер… мы бы не обошлись без тебя…

В голове у девушки был хаос. Но главное она всё-таки поняла: нельзя позволять себе ставить под удар других, если даже кто-то и причинил боль тебе, ведь всегда отыщется тот, кому только ты сможешь помочь.

— Прости меня, Увара, — сказала Эдилейн. — Я смалодушничала. Спасибо тебе… И, пожалуйста, не пугай никого дома. Сейчас глаза обветрятся от слёз, и я приду. Хорошо?

— Хорошо, мисс, — Увара поднялся на ноги. — И, если что не так, не обижайтесь на меня. Я, правда, желаю вам только добра…

— 118 —

Эдилейн около получаса сидела ещё на полянке, пытаясь смирить боль в своём сердце, вспоминая всё, чему учил её отец, видя в воображении лицо мамы, всегда готовой помочь, явно верящей в то, что нужна кому-то. И Эди понимала, что дело не только во взаимной любви её родителей…

Девушка вздохнула, поднялась с земли и попыталась улыбнуться. Улыбка вышла кривой, жалкой…

— Вам кажется, что вы никому не нужны? — голос прозвучал совсем рядом.

Эдилейн вздрогнула и обернулась.

Перед ней стоял высокий стройный молодой человек, с почти белыми волнистыми волосами и испытующим взглядом светло-голубых глаз. Его взор словно завораживал, словно гипнотизировал девушку. Ей казалось, что она знает этого человека. Но кто он, как его имя, почему его лицо кажется ей знакомым — Эди вспомнить никак не могла. Это настораживало молодую волшебницу, но какая-то неведомая сила усыпляла её бдительность.

— Вы нужны мне, — продолжал ровным тихим голосом незнакомец. — Вы хотите быть нужной? Помогите мне.

Эдилейн шагнула к голубоглазому человеку.

— Я хочу быть нужной, — как эхо повторила она. — Я помогу вам.

— Знал, что у вас доброе сердце, — улыбнулся молодой человек.

Его улыбка показалась Эди тоже знакомой, что-то неприятное шевельнулось у неё в душе. Но человек вновь заговорил, не давая девушке времени отрешиться от его голоса.

— Пойдёмте со мной, — он протянул Эдилейн руку. — По дороге я всё расскажу подробно.

Девушка помедлила, но потом оперлась на предложенную ей ладонь.

— А это вам, — и незнакомец вынул вторую свою руку из-за спины, протягивая Эди иссиня-чёрную розу. — В знак нашего доброго знакомства.

— Спасибо, — ответила Эдилейн, принимая подарок и удивляясь редкому цвету раскрывшегося бутона. — Ой! — невольно воскликнула она, неловко уколовшись о шип.

— Простите, — проговорил молодой человек. — Эта роза, как и другие подобные ей цветы, весьма колюча. Позвольте? — и он бережно отёр белоснежным носовым платком капельки крови, выступившие на пальце девушки. — До первой крови… — едва слышно прошептал он.

— Что? — переспросила Эди.

Опять что-то неясное и смутное, тревожное и недоброе зашевелилось под сердцем.

— Кто вы? — спросила Эдилейн, пытаясь сосредоточить свои мысли на том ускользающем от неё воспоминании, где, видимо, и скрывался ответ на её вопрос.

Молодой человек улыбнулся. Голос его зазвучал ещё более обволакивающе.

— Моё имя — Сэм Берк, — нараспев произнёс он. — Но вам оно вряд ли знакомо…

— Пожалуй, — в задумчивости пожала плечами Эди, следуя за своим новым знакомым.

Молодые люди спустились по лесной тропинке на ту сторону склона, где горы отделили Зелёную Долину от небольшой деревеньки, возле которой только вчера Эдилейн встретила Алуана.

Здесь, на обочине дороги, стояла огромная чёрная карета. Кучер в тёмной ливрее едва сдерживал готовых сорваться с места вороных лошадей.

Берк сам открыл перед Эдилейн тяжёлую дверцу.

— Эди?! — удивлённо-тревожный возглас заставил девушку остановиться.

В трёх метрах от кареты на дороге остановился мистер Ролив Койль. Видимо, какие-то дела привели его сегодня в эти места. И именно ему было суждено увидеть странное поведение дочери своего друга.

— Добрый день, дядя Рив, — словно во сне ответила Эдилейн. — И прощайте… До первой крови… — повторила она слова, не дающие покоя её затуманенному сердцу.

Эди поднялась в карету. Сэм быстро вскочил следом. Дверца захлопнулась, и кони тут же поднялись в галоп.

Ошарашенный и встревоженный, Койль едва успел отскочить в сторону, чтобы не быть затоптанным копытами, а потом почти бегом поспешил в Долину, к Динаэлю.

— 119 —

Дин и Эливь вышли на крыльцо. По мосту через реку к их дому быстрым шагом направлялись двое: молодой человек и девушка.

— Скоро обед, — вздохнула Эливейн. — Вон и гости уже спешат. А Эди всё нет.

Динаэль обнял жену за плечи. Она посмотрела в его глаза.

— Что-то не так? Ты чем-то встревожен… — это был даже не вопрос.

Алуан и Асена прошли через калитку на двор дома Фейлелей. Дин шагнул им навстречу. Быстро поклонившись и странно виновато взглянув на хозяев, Алуан спросил без предисловий и объяснений:

— Сэр … Эдилейн дома?

Эливь сжала руку мужа. Тот заговорил негромко и, казалось, спокойно.

— Эди ещё не возвращалась… Но, судя по вашему лицу, вы совершили неудачную пробежку по нашему лесу. Говорите, что произошло?

Асена отчаянно прижала свою ладонь к груди.

— Ни в коем случае! — твёрдо заверил её Динаэль. — Что бы ни случилось, ни вашей вины, ни вины вашего брата в этом нет. Поверьте. Я знаю, о чём говорю.

— Мы вышли из клиники, — быстро рассказывал Алуан, — и направились к Переходу…

— Весёлые и счастливые, — Динаэль положил свою ладонь на плечо молодого человека. — Держась за руки, даже обнимаясь, смеясь…

— Да!.. И нас увидела Эди… Я ничего не успел ей объяснить. Она убежала… Я искал её… Но напрасно… Я подумал, может, она уже вернулась домой…

— Нечто подобное и должно было случиться, — грустно проговорил Динаэль.

— Но, сэр… — Алуан волновался, сам точно не понимая, почему так велика его тревога из-за явной нелепицы, которая разрешится очень просто, как только Эди вернётся домой и узнает правду…

— Ничего, — то ли сам себе, то ли супруге сказал Динаэль, — подождём. Не будет же Эди вечно прятаться в лесу…

Вышедший с заднего двора Увара постоял некоторое время, молча, не решаясь нарушить данного молодой хозяйке обещания, но, сообразив, что господин и госпожа Фейлель уже встревожены, тихонько кашлянул и, когда головы присутствующих повернулись к нему, с поклоном признался:

— Простите, сэр. Извините, госпожа Эливь. Я обещал Эди не беспокоить вас рассказом о её слезах… Но, кажется, молчание моё вызовет лишнее волнение, а слова наоборот утешат…

— Увара, ты видел Эди? — воскликнула Эливейн. — Когда?

— Полчаса назад. На поляне, в лесу над Переходом. Она, правда, плакала… Но мы с ней поговорили… Я не знал, что её так расстроило. Она только почему-то решила, что никому не нужна… Я не знал, как убедить её, что каждый человек кому-то нужен… и рассказал свою историю… Мне показалось, что мисс Эди успокоилась… Она просила не говорить вам и обещала прийти скоро, как только следы слёз исчезнут с её лица…

— Слава Богу, — не выдержав более, вздохнул Алуан.

— Спасибо, Увара, — сказала Эливейн.

Конюх снова поклонился и хотел, было, идти, но вдруг побледневшее лицо хозяина заставило его остановиться. Динаэль на несколько секунд закрыл глаза. Пальцы его сжались. Эливь тревожно смотрела на мужа.

— Он здесь, — тяжело прошептал Дин. — Он уже уходит…

Повисла напряжённая тишина. Эливейн поняла, о ком идёт речь. Увара, хорошо помнящей неприятную историю четырёхлетней давности, тоже предположил, кого имеет в виду хозяин. Алуан и Асена могли, только молча, и с тревогой вглядываться в лица присутствующих.

— Пройдёмте в дом, — ровным голосом произнёс Динаэль. — Сейчас нам остаётся только ждать… возвращения или… невозвращения Эди.

— 120 —

Ждать пришлось недолго.

Входная дверь распахнулась без стука, и на пороге показался запыхавшийся Койль. Взоры собравшихся в гостиной: Дина и Эливь, Алуана и Асены, спустившихся к обеду сэра Даниэля и нянюшки Галии — обратились к вошедшему.

— Дин, — тревожно проговорил Ролив, — прости за внезапное вторжение, но…

— Где она? — Динаэль пристально смотрел на друга. — Что ты видел?

Рив понял, что тут все уже более или менее в курсе встревожившего его события, и ответил быстро:

— Эди уехала в чёрной карете с каким-то светловолосым и голубоглазым высоким молодым человеком. Она села в экипаж добровольно. Но была какой-то странной… Словно во сне… или под гипнозом… И сказала непонятное: «Прощайте… До первой крови…»

— До первой крови… — тихо повторил Дин.

Все молчали. Совершенно седой Даниэль печально покачал головой:

— Значит, Берк всё же боится её, раз решился на заклятие… Просто уговорить стать его союзницей даже его хитрости, видимо, не под силу…

Динаэль выпрямился.

— Ну, что ж… — негромко сказал он. — Сэм жаждет крови? Он получит её.

— Что ты задумал? — Эливь тревожно смотрела на мужа.

— Сэр, — проговорил Алуан, — я найду Эди. Клянусь вам. Динаэль отрицательно мотнул головой.

— Я верю, Алуан, — он тепло посмотрел на молодого человека. — Но вы останетесь дома, с сестрой. В Сумрачную Крепость отправлюсь я. Я знаю, что мне делать, — Динаэль так мило улыбнулся, словно речь шла о домашней вечеринке. — Увара не откажется, поскачет за Элелем и Эркелем. Вот они и есть наша надежда. Главное — чтобы ребята успели… Рив, пожалуйста, помогите тут дядюшке и нянюшке с девочками.

— Конечно, Дин, — Койль был серьёзен.

— Эливь… — Динаэль умоляюще-вопросительно посмотрел на жену.

— Этот вопрос мы уже обсуждали, — спокойно заметила та. Динаэль вздохнул.

— 121 —

Увару на карте было показано место, куда необходимо прибыть Элельдиэлю и Эркелиэлю, и верный конюх срочно отправился в путь.

Дин и Эливь верхами выехали сразу после слуги.

Динаэль сумел убедить всех, что осуществить его замысел хоть и сложновато, но очень даже можно. И только Даниэль, поднявшись в свой кабинет, тяжело задумался: как и много лет назад дядюшка понимал, что задача, поставленная его племянником перед самим собой значительно сложнее, чем тот описал друзьям, а смертельный риск, о котором не было сказано ни слова, разумеется, Дин уже взял на себя…

Алуан и Асена, сделав вид, что остаются ждать известий, тоже собрались в дорогу…

— 122 —

Сэм привёз Эдилейн в Сумрачный Замок ранним утром следующего дня. Дорога показалась девушке какой-то странной, пустынной, безжизненной. Да и вообще, Эди чувствовала себя необычно, непонятно-тревожно: мысли её всё время путались, её клонило в сон, ей всё время казалось, что она забыла нечто очень важное…

Оставшись одна в огромной, богато обставленной комнате, Эдилейн подошла к узкому высокому окну. Повсюду, куда бы ни падал взор девушки, виднелись неприступные серые скалы… Ни растений, ни птиц, ни зверей… Ни одной, хотя бы маленькой человеческой лачуги…

Эди отошла к широкой кровати. Как только она ощутила под собой манящее тепло постели, дрёма охватила всё её существо. Обняв одну из подушек, как маленькая девочка обнимает любимую игрушку, Эдилейн уснула.

Её сон был тревожен. Она видела отца, который повторял: «Борись, милая, борись…» Видела маму, улыбающуюся и протягивающую к дочери руки. Видела синие глаза Алуана, полные любви. И постоянно слышала тревожащие душу слова своего нового знакомого: «…до первой крови…»

Наконец Эдилейн открыла глаза. Что с ней? Почему сознание словно ускользает от неё? Кого она видела во сне? Как ей быть? Кто поможет ей? И отчего так неприятно ноет, казалось бы, совсем маленькая царапинка на пальце?..

— 123 —

Вошёл Сэмюэль Берк.

— Как спалось, мисс Эдилейн? — вежливо осведомился он.

— Спасибо, мистер Берк, — ответила девушка, — хорошо, — она помолчала несколько секунд. — Чем могу быть вам полезна?

— И сразу о делах… — улыбнулся Сэм.

Его улыбка почему-то не понравилась девушке. Но её воля, её сознание были словно поглощены туманом.

Берк опустился в кресло напротив Эдилейн и заговорил. Его голос был тих и напевен, слова сплетались в какие-то запутанные узоры… Но чем дольше он говорил, тем тоскливее и горше становилось на душе у Эди. Она уже видела себя, брошенной всеми, без родных и друзей, у которых были свои дела и заботы, и которым она всегда была нужна только для удовлетворения каких-либо корыстных интересов. Она мучительно горевала о том, что поверила в искреннюю любовь к ней Алуана Галана, а тот лишь посмеялся над ней. Она видела несостоятельность и глупость своей идеи помогать людям строить семейное счастье, ибо, зачем другим то, чего не имеешь сама…

— И что же мне делать? — ужас и надежда смешались в этом вопросе, обращённом Эди, окутанной тёмными чарами, к хозяину Сумрачной Крепости.

— Жить, — просто ответил тот. — Жить и брать от жизни то, что хочется. Хотите, чтобы Галан любил вас — заставьте его своей волшебной силой. Хотите отомстить ему за обиду — отомстите. Хотите получить что-либо — берите, и не спрашивайте ни у кого позволения. Вы сильная — значит, вам всё можно.

— Но это путь во Тьму, — вяло возразила Эдилейн.

— Свет. Мрак. Добро. Зло, — Сэм приподнял одну бровь. — Это лишь слова… Вам хорошо — вот и свет. Вам больно — это мрак… Вы — закон. Ваше желание — вот правило…

Эдилейн молчала. Но Берк знал, что делал: ему только и надо было усыпить заклинанием и своими речами доброе сердце девушки… до первой крови… А потом — один тёмный шаг, второй… И тьма уже не отпустит… Он вышел из комнаты, так и не дав ответа на первый вопрос Эдилейн: чем именно, и в каком деле она может ему помочь…

— 124 —

Хотя дорога была совершенно незнакома Динаэлю и столь длительные переезды верхом Эливейн не совершала давно, чета Фейлель добралась до безлюдных окрестностей Сумрачной Крепости спустя всего час после возвращения домой Сэмюэля Берка.

Дин остановил коня в укромном местечке, в стороне от извилистой горной тропы. Отсюда, оставаясь незамеченными, Динаэль и Эливь могли следить за воротами Крепости.

Дин помог спуститься на землю супруге. Та старалась не подавать виду, но Динаэль, конечно, понял, что путь оказался для неё нелёгким. Бывший волшебник быстро расседлал лошадей и отпустил их пастись, поставил небольшую палатку и развёл в углублении между камнями, не видимый со стороны огонь. Эливейн, набрав в журчащем вблизи ручье воды, повесила котелок над костром.

Динаэль нежно обнял жену.

— Ложись, вздремни немного, — прошептал он. — Правда, у нас есть несколько часов — в Замке тоже отдыхают с дороги.

Эливь благодарно посмотрела на мужа.

— Честно-честно, — поспешил подтвердить он, уже укрывая супругу тёплым пледом. — Спи, любимая, — Дин ласково поцеловал её волосы. — Спи.

Эливейн не успела ничего ответить: глаза её сомкнулись, уставшее тело погрузилось в негу покоя…

— 125 —

Эливь проснулась через час. Приоткрыв глаза, она увидела мужа. Дин так и не ложился. Он сидел спиной к Эливейн, слегка сгорбившись, уперев локти в согнутые колени и уронив голову на раскрытые ладони. Эливь почему-то сразу поняла: он уверен, что жена спит и не может видеть его сейчас. Сердце её болезненно сжалось: Дин мучился чем-то, мучился и страдал, не ища ни у кого помощи и поддержки, не желая тревожить её своими терзаниями…

Эливь шевельнулась. Дин невольно вздрогнул. Эливейн догадалась — он не успеет убрать с лица то, что выдаст ей его муки.

— Ты уже проснулась, милая? — он спросил тихо и нежно, но не обернулся.

Эливейн, уверенная в своих догадках, молча обняла мужа и заглянула в его глаза.

Светлое безбрежное море любимых очей было полно бездонной скорби. Дин хотел отвернуться, но ласковые ладони супруги прижались к его щекам. Он виновато вздохнул. На его скуле Эливь заметила не успевшую высохнуть влажную тонкую полоску.

— Дин, милый, — она с ужасом и болью всматривалась в его черты. — Что ты? Не смей, слышишь!

Он порывисто прижал её к себе. И голос его звучал ровно, твёрдо:

— Всё хорошо, любовь моя. Всё хорошо. Я знаю, что делаю. Ни о чём не беспокойся… А это… так… случайность… Забудь.

Она чувствовала биение его сердца. И вдруг поняла…

— Дин, единственный мой! — заговорила она, и снова устремила свой взор в его глаза. — Я всё помню… Я знаю… Я ничего не боюсь, что бы ни случилось… И я готова ко всему…

Динаэль смотрел на неё, а Эливь продолжала.

— Ты всегда делал всё, чтобы защитить меня… Тебе не в чем себя винить… Я помню, — повторила она, — что ты поклялся, отдав ради меня свою силу, помочь Эди стать светлой волшебницей. Ты бы помогал ей и без клятвы… Но… так суждено… Не нам решать… Я знаю, что если не получится сейчас… — она горестно покачала головой, — если не сейчас, то только потому, что Эди не готова… Это не твоя вина. Это её судьба… Ты обязательно вернёшь её к свету…

— Нет, — он приложил ладонь к её губам. — Я должен это сделать сейчас. Я обязан…

Теперь Эливейн остановила его.

— Любой ценой? — она вдруг улыбнулась. — Чего бы тебе это ни стоило?.. А ты уверен, что только ты не сможешь без меня? А я без тебя?

— Эливь… — умоляюще прошептал Дин.

— Я поехала с тобой не только потому, что Эди моя дочь, — говорила Эливейн. — И ты это знаешь. Мне жизненно необходимо быть рядом с тобой… И если… если нашим телам суждено расстаться… в ближайшие дни… то души наши вместе навечно… И, если так случится, я умру без страха… просто буду ждать, когда тебе суждено выполнить свою клятву… Но я так же, как и ты, не представляю, каких мук мне будет стоить жить, если не станет тебя…

— Прости, — Динаэль смотрел в глаза супруги. — Я люблю тебя…

— Я тоже люблю тебя, Дин, — улыбнулась она. — И не извиняйся… Это ты меня прости: я же не должна была увидеть тебя сейчас… ты же был уверен, что я сплю…

Динаэль поцеловал супругу. Его сердце не перестало болеть за неё, но его воля ни за что более не позволит любимой страдать ещё и из-за его мук. Он смотрел в лицо Эливейн, любовался ею и улыбался ей…

— 126 —

Берк сидел в глубоком кресле перед камином в своём кабинете. Комната освещалась только красным светом огня. Сэм думал. Он всё просчитал, как ему казалось, до мелочей. Пока ему ничто и никто не помешали. Но что-то тревожило тёмную душу чародея…

Нет, он не опасался отца Эдилейн. Этот бывший волшебник не был ему страшен. Да и выжил-то Динаэль четыре года назад, по убеждению Сэма, только благодаря силе своей дочери. Именно из-за уверенности в огромном даре Эди, Берк и решил сделать её своей союзницей, а не пытаться, по крайней мере, пока, завладевать её магией — поединок с ней вряд ли принесёт победу ему. Конечно, живой из боя она не выйдет, но и Берк вряд ли сохранит свою волшебную силу.

Что же так настораживает его в удачно начавшемся предприятии?

И Берк нашёл ответ: просто, всегда не доверяя людям, он и сейчас не мог позволить себе положиться на своих Сумрачных Стражников…

Негромкий стук в дверь прервал мысли Сэмуэля.

— 127 —

Слуга низко поклонился.

— Замечены двое. Мужчина и женщина. Верхами, — доложил он.

— Где они? — нетерпеливо спросил Берк.

— Лошадей оставили внизу, в деревне. Сюда идут пешком.

«Странно, — подумал Сэм. — Почему их двое? Я ждал только Алуана, ведь это его любимая сбежала… Или … Нет, родители Эди староваты, чтобы добраться сюда вперёд Галана… Может, это ненормальная сестрёнка потащилась за братцем… — Берк даже присвистнул от удовольствия. — Так это ещё и лучше: обида будет острее, гнев сильнее… А времени на объяснения я им не дам…»

На всякий случай Сэмюэль уточнил:

— Путники молоды?

— Да, мой господин, — подтвердил слуга.

Излишняя самоуверенность и недооценка противника порой очень вредят даже тем людям, которые привыкли просчитывать каждый свой шаг: именно те двое, кого Берк считал старыми и неопасными, были уже рядом, в естественном укрытии, выбранном Дином, ведь хоть Динаэль и лишился дара волшебника, он сохранил остальные способности и таланты…

— 128 —

Во время обеда Берк осторожно завёл разговор о… любви. Он умело строил свои речи, чутко внимал ответам собеседницы и ловко плёл тёмные сети. К концу трапезы Эди, хотя и против воли своего сердца, горела гневом к Алуану, оскорбившему её обманом. Сейчас она готова была бы убить молодого человека, окажись тот на её пути…

Берк, видя возбуждённость своей гостьи и в душе ликуя, предложил совершить пешую прогулку по свежему воздуху.

— 129 —

Планы Сэма осуществлялись. Ему и не нужна смерть Галана — пусть только Эди слегка заденет того в гневе своим лучом, пусть только появится первая кровь, кровь невиновного, пролитая Эдилейн… Тогда чары заклятия усилятся… Потом ещё чёрный шаг… Ещё… И могучая, подчинённая его воле, нуждающаяся, как вампир, в пролитии чужой крови союзница будет у Берка.

Сэм подал руку своей спутнице, и та легко перепрыгнула через звенящий по камням ручеёк. Эди подняла глаза.

На открывшейся её взору полянке в пяти метрах от неё остановились, обернувшись на звук шагов, двое.

Эди судорожно вздохнула: её сердце подпрыгнуло от радости — любимый; её погружённое в тёмные чары сознание закричало от ненависти — обидчик, обманщик.

Алуан рванулся к Эди. Асена замерла в тревожном ожидании.

Берк что-то прошептал Эдилейн. Та побледнела, рука её метнулась вверх и вперёд, красный луч сорвался с ладони…

— 130 —

Алуан не успел даже вскрикнуть — кто-то, словно выросший из-под земли, мгновенно закрыл его собой.

Раздался глухой звук удара. Молодой человек подхватил под мышки своего внезапного спасителя. Тот, прижав левую руку к правому плечу и едва удержавшись на ногах, с усмешкой произнёс:

— Досадно, мистер Берк? Первая кровь… Да не та…

— Дьявол! — зло выкрикнул Сэм, сгребая Эдилейн в охапку. Девушка будто очнулась ото сна.

— Папа! — отчаянно прошептала она. — Папочка…

— Всё хорошо, девочка, всё хорошо, — Динаэль говорил уже глуше, тяжело переводя дыхание. — Ничего не бойся… Мы рядом… Борись…

Берк силой уводил Эди за собой. Последнее, что увидела девушка, это странно быстро пропитывающуюся кровью рубашку отца, его совершенно белое лицо и глаза мамы, уже выбежавшей из-за выступа скалы, где они с отцом, видимо, и прятались, и просившей одними губами: «Пожалуйста, Эди, борись…»

Больше Эдилейн ничего не помнила… В себя она пришла в кабинете Берка, в глубоком кресле у камина…

— 131 —

— Сэр…

Благодарность, боль, желание облегчить положение раненого, удивление — все эти чувства были в голосе Алуана.

— Ничего, — бледно улыбаясь, говорил Дин. — Всё хорошо… Первый выигрыш наш…

— Я не понимаю… — честно признался Алуан.

Эливейн в это время срезала окровавленную одежду с тела мужа, а Асена уже рвала на бинты свои нижние юбки.

— Просто заклятие «до первой крови» рушится только при одном условии — первая кровь будет кровью родной… Поэтому Эди сразу словно очнулась… Поэтому теперь она уже не подчинится воле Берка без борьбы…

— Но почему она ушла с ним? Она же не…

— Это иное, — Динаэль грустно вздохнул. — Есть Законы Магии… Она не может легко уйти, ибо сама, добровольно попала под тёмные чары — она не была бдительна… Теперь её ждёт Испытание… Если она выдержит его успешно, то потом — единоборство с Берком…

Алуан был в замешательстве.

— Иного пути нет, — мягко сказал Динаэль. — Правда. Он зажмурился и закусил губу.

— Прости, — Эливь тревожно смотрела на мужа. — Но…

— Да, — он постарался усмехнуться. — Неудачно выскочил… Знаю… Но сейчас нет ни времени, ни условий… Придётся покрепче привязать руку к телу — боль будет меньше… Милая, — ласково добавил он, — мне эта однобокость не повредит в твоих глазах?

Эливейн наклонилась и поцеловала мужа.

— Потерпи, пожалуйста, — попросила она. — Я аккуратно… И, может, найдётся подходящая более-менее плоская ветка…

Алуан и Асена теперь вопросительно смотрели на мадам Фейлель.

— Ему, — она перевела дыхание, будто это ей пронзили плечо, — раздробило лопатку.

Асена всплеснула руками.

— Ну, — прошептал Дин, — напугали девочку… Всё в порядке, — улыбнулся он мисс Галан. — Заживёт…

Алуан уже выстругивал и выравнивал весьма подходящую для жёсткой фиксации повреждённой кости коряжку. Асена, подающая самодельные бинты Эливейн, мельком взглянула на тело Динаэля. «Боже! — подумалось девушке. — Пожалуй, этот человек, действительно выдержит всё…»

— 132 —

Бинты были наложены, правая рука Дина надёжно зафиксирована плотными повязками, платок Эливь использован как перевязь.

Динаэль улыбнулся. Алуан и Асена смотрели на него новыми глазами: они знали многое о доброте этого человека и его таланте врача, но то, что открылось их взору сегодня…

Всё время болезненной перевязки, просидевший на траве, опираясь на левую руку, без стонов и обмороков, отвечавший на вопросы и порой подшучивавший над самим собой, Динаэль теперь виновато взглянул на жену:

— Милая, я опять напугал тебя. Эливейн нежно улыбнулась и прижалась своим лбом к его челу.

— Тебе бы надо отдохнуть, — тихо сказала она.

— Потом, — так же негромко ответил он.

И поднялся на ноги.

Какая сила была заключена в этом человеке? Но он не упал, не застонал. Он закусил губу и… улыбнулся.

— Нам надо уходить, — Дин говорил ровным голосом. — Берк не оставит нас в покое. Он захочет отомстить. И как можно скорее.

Эливь, Алуан и Асена слушали. Они понимали, что ничего лишнего, необдуманного с уст Динаэля не сорвётся.

— Сейчас мы вернёмся к нашей палатке, изобразим там приготовления к ужину. Чтобы стражники Берка, когда найдут наше пристанище, подольше искали нас вокруг него: кто-то якобы пошёл за хворостом для костра, кто-то за водой, кто-то ловит лошадей… Лошадей мы отпустим вниз в луга возле деревни.

— Там мы своих коней оставили, — заметил Алуан.

— Вот и хорошо, — кивнул Динаэль, неспешно переступая по камням тропинки. — Если что, то наши лошади не дадутся в руки чужим людям и уведут ваших за собой.

— Нам нужно переодеться? — спросила Эливейн. — А некоторым, — она с усмешкой провела ладонью по бинтам на груди мужа, — в принципе не помешает одеться.

Дин улыбался.

— Обещаю голышом более не бегать, — заверил он. — А переодеться надо. У нас есть простые крестьянские платья, — пояснил он Галанам. — Так легче затеряться в близлежащих деревнях. Там мы и переночуем. Здесь места неприглядные для обитания. Соседство с Чёрным Колдуном многим не в радость. Вот люди и бегут прочь. А дома бросают. Так что крыша нам найдётся. А искать нас в поселениях не будут. Пока. На ночь стражникам и горных дорожек хватит.

— А Испытание? — спросил Алуан. — Как мы узнаем? Как поможем? Динаэль серьёзно посмотрел на молодого человека.

— Поможем — только верой в Эди, — ответил он. — Испытание она должна пройти только сама.

— Думаешь, к утру Берк всё приготовит? — Эливь взяла мужа за руку.

— Да, — кивнул тот. — Берк, пожалуй, и сейчас готов. Он же не приемлет любящие сердца, ненавидит их. Так что в подвалах его Замка, к несчастью, томится не одна влюблённая душа.

— В чём состоит Испытание? — в ужасе от услышанного, спросил Алуан.

— Дело в том, — объяснил Динаэль, — что Эди чувствует настоящую любовь. Её дорога — помощь разлучённым сердцам. Вот и придётся ей, не видя людей, не слыша их голосов, только опираясь на свой дар, почуять великую и неразрывную связь душ, указать безошибочно пары… Если верно почувствует — никто не сможет помешать любящим броситься в объятия друг друга. Ошибётся — хоть один раз из ста — Испытание будет не пройдено… Тогда…

— Тогда?

— Год плена и новое Испытание.

Дальше шли молча.

— 133 —

Берк в гневе построил во дворе своих стражников.

— Обыскать все горы! Обшарить все лесочки! Но двое — старшие, тяжело раненный мужчина и его жена, — должны быть прикованы к стене в моём подземелье! А молодой мне не нужен! Я хочу знать, что он мёртв!

— 134 —

Эди очнулась в кресле у камина в кабинете хозяина Сумрачного Замка. Теперь она помнила всё, и боль сжимала её сердце.

Берк стоял перед девушкой и зло ухмылялся.

— Не радуйся раньше времени, крошка, — сквозь зубы процедил он.

— Закон ты знаешь. Испытание состоится в полночь. В моих казематах не хватает десяти узников, но это дело поправимое — скоро мои воины добудут недостающий материал… А помочь тебе никто не сможет.

Эди молчала. Сейчас её тревожило только одно: лишь бы Берк не посмел причинить вред родным, любимым, которые пришли спасать её, её, поддавшуюся отчаянию, проявившую слабость, покушавшуюся на того, кому принадлежит её сердце, поклявшуюся защищать родителей и чуть не убившую отца. Эдилейн с ужасом всматривалась в себя.

— Я знаю Закон, — негромко, но твёрдо сказала она. — Я буду в полночь в казематах Замка. До этого времени я вольна в выборе своего местонахождения.

Берк усмехнулся и поклонился демонстративно-пренебрежительно.

— Как будет угодно, мисс, — язвительно произнёс он.

Эди неспешно, с непроницаемым лицом вышла из комнаты. Она хотела найти родителей и убедиться, что они живы, что им ничто не угрожает.

— 135 —

Стемнело в горах рано. Дин, Эливь, Ал и Ася нашли приют в одном из крайних брошенных домов небольшой деревеньки у подножия Серой Скалы.

Асена уснула сразу, как только брат укрыл её одеялом. Сам Алуан тоже прикорнул на лавке возле окна напротив кровати девушки.

Дин и Эливь расположились в соседней комнате. Эливейн, нежно, боясь причинить лишнюю боль супругу, прижала его левую ладонь к своим губам и задремала. Динаэль тоже закрыл глаза. Но ему было почему-то не по себе, словно его душа прощалась с любимой, прощалась надолго, в этой жизни — навсегда…

— 136 —

Около десяти вечера на улице поднялся шум. В доме проснулись все. Свет не зажигали.

Динаэль бесшумно приоткрыл дверь. Через несколько минут он знал, что происходит.

— У Берка в подземельях для Испытания не хватает пяти разлучённых им пар, — сказал Дин. — Слуги Берка хватают тех, кого их тёмное чутьё видит принадлежащими друг другу…

В этот миг к воротам дома, где прятались беглецы, направились четверо всадников.

— Что бы ни случилось, Ал, — проговорил Дин, — не вмешивайтесь. Вы должны остаться здесь. Живым. Ради Эди. Обещайте. Асена, вам вообще не надо показываться, пожалуйста. Мы постараемся не пустить их в дом.

— Обещаю, — с трудом заставил себя ответить Алуан. Эдилейн обняла мужа.

— Что бы ни случилось, мы будем вместе. И, может быть, рядом с Эди. Наша любовь поможет ей.

Дин обхватил жену за плечи левой рукой. Они стояли у двери, слушая через узкую щель голоса Тёмных Слуг и не шевелясь, чтобы не выдать своего присутствия в доме. В двух метрах за их спинами притаился Алуан, заставивший сестру спрятаться в глубине другой комнаты.

— 137 —

— Куда ты? — окликнул один всадник другого. — Этот дом пуст. Уже неделю.

— А вдруг там появились новые жильцы, — весело ответил тот. — А у них может быть дочь, не хуже прежней девицы.

Всё похолодело внутри у Алуана, когда он услышал, что грозит его сестре, если её найдут.

— Брось, — урезонивал первый. — Мы не за этим пришли. Хозяину нужны семейные пары.

— Одно другому не мешает, — с грубым смешком возразил второй и спрыгнул на землю.

Динаэль толкнул входную дверь и вышел на крыльцо. Эливейн следовала за ним.

— Что угодно господам? — с поклоном осведомился Дин-крестьянин.

— Ну, что я говорил! — торжествующе воскликнул спешившийся всадник. — Вот то, что нужно хозяину. Я же чую!

И не спрашивая более ничего, он бесцеремонно схватил Дина. Тот побледнел, но не проронил ни звука. Эливь вскрикнула. Её крепко сжали руки другого всадника.

Динаэля и Эливейн швырнули в разные клетки, стоящие на одной огромной повозке. Эливь с тревогой смотрела на мужа. Тот, слегка отдышавшись, поддерживаемый находящимися рядом с ним четырьмя людьми, смог сесть и чуть улыбнулся супруге. «Ничего, — говорил его взгляд. — Ничего…»

— 138 —

А, может, у них и дочь имеется? — никак не хотел отступать наглый всадник.

Эливь и Дин с тревогой переглянулись.

— Что случилось? Который час? — на пороге появился Алуан.

Он играл свою роль великолепно! Эдакий заспанный сын-переросток, единственный ребёнок в семье, а потому ленивый, избалованный недотёпа.

— Па! Ма! Я спать хочу, — капризно проговорил он.

Эливь даже улыбнулась. Ей сразу понравился этот молодой человек. А теперь она знала, как он смел, находчив, честен.

— Иди в дом, деточка, — дрожащим виноватым голосом подыграла она. — Это к нам с папой. А ты отдыхай, сынок.

Но случилось совершенно неожиданное, непредсказуемое, страшное, жуткое.

Не получив желаемого, стоящий уже у самого крыльца всадник впал в дикую ярость. И, не успел никто даже сообразить, что произошло, как его чёрное копьё со свистом рассекло воздух…

Алуан не проронил ни звука.

Окровавленное оружие вернулось на коня вместе со всадником.

Молодой человек, обхватив себя обеими руками за живот, медленно опустился на колени. В свете факела мелькнул его угасающий взор, а губы беззвучно двинулись. И только Дин, видевший смерть за свою жизнь не раз, Дин, врачевавший самые тяжёлые недуги, Дин, сейчас полный невыразимой скорби, понял слова умирающего: «Простите, сэр, я не смог сдержать обещания…»

Эливейн несколько секунд обезумевшим взором смотрела на Алуана, неподвижно лежащего на ступенях чужого деревенского дома. Потом мир перед ней закружился, и она погрузилась в чёрный хаос беспамятства.

— 139 —

Эдилейн вышла из Замка.

Как случилось, что бродя по лесистым склонам, она ни разу не встретилась с рыщущими тут и там Тёмными Стражниками? Видимо, такова была воля Провидения. Но, когда Эди отыскала, наконец, покинутое убежище своих родителей, там уже успели побывать преследователи: всегда аккуратно сложенные вещи были разбросаны, испорчены, сломаны или порваны.

— Где же вы? — шёпотом спросила девушка сама у себя.

Одно утешало Эдилейн: она чувствовала, что родители живы. Откуда взялась эта уверенность?

Эди внимательно огляделась вокруг. В свете едва теплящегося костра она увидела на земле брошенный или случайно выпавший из кармана простой деревянный гребешок — гордость любой крестьянской девочки. У Эдилейн когда-то был похожий, как у всех её подружек. Эди наклонилась и подняла гребень. На деревянной гладкой поверхности рукой мамы были нацарапаны буквы: «ЭДИ».

Значит, не случайно валялся гребешок под ногами.

— Спасибо, мои родные, — прошептала девушка.

Конечно, они знали, что Эдилейн будет волноваться, будет переживать, будет винить себя. Что она пустится разыскивать их. И они сказали ей, где их искать. Ведь это же так просто! Гребешок в руках деревенской девушки! Поселения внизу гор, где многие избы пустуют… Нет, Берку это и в голову не придёт — богатый человек в ветхой лачужке? Глупец! Не в роскоши счастье.

Все эти мысли радостным вихрем пронеслись в голове Эди, и она быстрыми шагами пустилась напрямик по узенькой тропинке между кустов вниз, к бедным деревенькам.

Вдруг резкая боль пронзила её сердце. Эди остановилась, схватившись обеими руками за изогнутый ствол дикой яблони. «Господи! — в ужасе подумала она. — Что случилось? Кто?» Эди боялась признаться даже себе в том, что она знает ответ на последний свой вопрос.

Боль прошла. Эдилейн стремглав побежала вниз.

— 140 —

В деревеньке, которую первой заметила Эдилейн, было странно суетно для столь позднего времени. Люди стояли группками, что-то обсуждая. Женщины всхлипывали. Мужчины сжимали кулаки.

Девушка подошла к беседующим возле одного из крайних заборчиков двум мужчинам и женщине.

— Здравствуйте вам, люди добрые, — негромко проговорила она. — Не скажете ли мне, что здесь случилось.

Сердце Эди сжималось от страха за то, что она могла сейчас услышать. Но лицо её оставалось спокойным.

Крестьяне оглянулись.

— Барышня? — удивлённо смотрела на девушку женщина. — Правду гадалка бает: ночь нынче необычная, и беды, и чудеса в ней смешаются… Откуда ты-то взялась в наших несчастных краях, такая хорошенькая, славная?

— Неважно, — Эди умоляюще взяла женщину за руку. — Пожалуйста, что произошло?

— Да, вроде, и напасть обычная, — заговорил один из мужиков. — Мы уж привыкли… Налетели Чёрные Всадники. По избам рыщут — семейные пары их господину понадобились… Да это случается. Колдун-то любовь не признаёт, вот и юродствует. Сначала в темнице порознь любящих потомит, потом одного домой отпустит, а другого на край света забросит, да память ему сотрёт. Вот и срывается памятливый с места насиженного, ищет свою половинку. Да редко находит: то далеко, то уж тот или та новой семьёй обзаведётся, а то и погибнет кто. Насмехается над людьми Колдун, а избавить людей от его злобы никто не может — силён он слишком…

— А сегодня? — переспросила Эдилейн.

— Да и сегодня восемь наших жителей забрали, — продолжил рассказ второй крестьянин. — А потом в пустой дом что-то Всадников потянуло. Глядь — а там новые люди… Ну, они мужа-то с женой и сцапали, изверги…

— Муж-то то ли упал, то ли ещё что, — запричитала женщина, — рука забинтована. А его как схватят… Он сильный, видать, не вскрикнул даже — губы сжал, молчит…

— Ну, их в клетки кинули, — продолжал рассказывать крестьянин, — а тут сын их на порог вышел. Всадник-то, видать, хотел потешиться, надеясь, что у пришлых дочка есть… Ну, парня увидел и осерчал — хватанул того копьём прямо в живот…

Крестьянка зарыдала. У Эди перехватила дыхание, внутри неё словно что-то оборвалось.

— Всадники увезли свою добычу, — закончил страшную повесть мужик. — А наш знахарь осмотрел того парня… Жаль его. И больше суток не протянет, да и помрёт в муках… А парень, видать, хороший. Ведь он не случайно вышел — в доме-то девушка была. Это он от неё внимание отвлекал. Невеста, сестра — кто её знает. Немая она. Плачет…

— Где он? — глухо спросила Эди.

— Да вот здесь, два дома пройти, — женщина вдруг засуетилась. — Пойдём, милая, я провожу.

То ли слова гадалки снова вспомнились крестьянке, то ли чутьё какое ей подсказало, но только она взяла девушку за руку и быстро повела к злополучному дому.

— 141 —

Эдилейн вошла в низкую избу. В маленькой комнатке, тускло освещаемой огарком свечи, на жёсткой деревянной кровати у стены под старым штопаным одеялом лежал Алуан.

Лицо молодого человека, резко осунувшееся, было бескровно. Губы сухие, потрескавшиеся. Закрытые глаза, обрамлённые чёрными кругами, ввалились. Волнистые пряди, спутавшиеся и мокрые, прилипли ко лбу. Алуан был в забытьи.

Эдилейн поняла, бесповоротно поняла, что для неё неважно, как выглядит Галан и с кем он проведёт свою жизнь. Главное, чтобы жизнь его была долгой и счастливой. И пусть его обнимает и целует другая, та, что сейчас рыдает возле страшного ложа. Пусть. Лишь бы он не умирал.

— Выйдите все, пожалуйста, — тихо проговорила Эдилейн.

Находящиеся в комнате соседи, поддавшись какому-то внутреннему убеждению в том, что поступать следует именно так, как велит эта незнакомая госпожа, быстро покинули тесную спаленку.

Девушка, сидящая возле постели Алуана, обернулась. В её голубых глазах застыла боль. Увидев Эди, она вскочила, хотела что-то сказать.

Эди жестом остановила её. Не было в душе Эдилейн ни гнева, ни ненависти к этой юной особе. Да и как могло быть иначе! По каким бы причинам — по любви, из чувства сострадания, из-за данного ранее обещания — Алуан ни связал свою судьбу с голубоглазой немой красавицей, выбор был сделан им добровольно. А Эди не могла не уважать выбор своего любимого.

— 142 —

Эди опустилась на колени в изголовье кровати.

Ей вдруг страстно захотелось хоть раз в жизни поцеловать этого такого близкого сейчас, такого любимого ею человека. Но она остановила себя. Она знала, что за её спиной стоит заплаканное и дрожащее от горя существо…

Эди приподняла одеяло и быстро взглянула на рану. Девушка пошатнулась: сомнений не было — после такого не выживают.

Алуан слабо качнул головой. Его дыхание стало прерывистым. На лбу в очередной раз выступила испарина. Но сознание и на секунду не вернулось к несчастному.

Эдилейн сняла с шеи медальон и осторожно надела на шею раненого.

Асена легко коснулась рукава Эди. Та обернулась. Голубые, полные слёз и надежды глаза были полны благодарности к ней. Эдилейн приложила палец к губам.

— Не говорите ему, что я была здесь, — шепнула она. — Не надо. А когда рана… исчезнет, и он спокойно заснёт, просто снимите медальон и спрячьте — он может узнать герб… И простите меня. Будьте счастливы. Прощайте.

Эди поднялась на ноги, ещё раз взглянула в лицо того, кому навсегда принадлежало её сердце и с кем, как она считала, расстаётся навсегда. Асена попыталась что-то объяснить знаками, но Эдилейн, истолковав её жесты только как выражение благодарности, грустно улыбнулась и быстро вышла на улицу.

— 143 —

Эди исчезла из деревни так же незаметно, как и появилась в ней. А люди уже с новыми вопросами кинулись к гадалке, доверие к которой резко возросло, ведь знахарь, вновь навестивший раненого, с удивлением сообщил, что страшная рана чудесным образом затягивается прямо на глазах.

Гадалка гордо раскладывала свои карты, смотрела в «шар судьбы» и уверяла, что чудеса только начинаются… Отчасти она была права. Ведь добрая магия сейчас именно в этих краях стремилась одержать верх над злом. Только, каких сил, жертв, мук это стоило и кому — гадалка не знала. А то, что волшебство всегда живёт рядом с нами и надо просто уметь его увидеть, мы в быту вообще как-то забываем…

А Эдилейн спешила в Замок. До полуночи оставалось не более двадцати минут. Что с родителями — она не знала. Какая коварная идея придёт в голову Берка, как только среди привезённых пленников он увидит Фейлелей? Предположения пугали Эдилейн. И девушка торопилась вдвойне.

— 144 —

Эливейн очнулась и открыла глаза. Её голова покоилась на коленях одной из пленниц, румяной пышной крестьянки.

— Слава Богу! — прошептала та. — Очнулася.

— Дин, — слабым голосом позвала Эливь.

— Я здесь, милая, — голос был тихим, совсем рядом. Эливейн приподнялась и села, глядя сквозь прутья клетки на мужа.

— Держись, любимая, — прошептал тот. — Наша боль не поможет Эди.

Эливь кивнула. Ей хотелось обнять Дина, прижаться к нему и… плакать горько, неудержимо.

Эливейн посмотрела на лица других пленников. В их глазах она увидела столько скорби и сочувствия, что ей вдруг стало совестно за то, что она посмела пожалеть себя…

— 145 —

Повозка вкатила в Сумрачные Ворота и остановилась. Пленников выгрузили на мощёный двор и выстроили в две шеренги друг напротив друга. Рядом с Эливейн оказалось две крестьянки и два крепких парня. Динаэль стоял между двумя крестьянами средних лет, а пара совсем юных девушек жалась друг к дружке, не сводя глаз со своих женихов напротив.

Звучно шагая по камням двора, вышел Берк.

Свет факелов, несомых слугами за господином, упал на лица пленников.

— Вот так удача! — рассмеялся Сэмуэль, выхватывая факел из рук одного стражника. — Ай да встреча!

Берк в упор смотрел на Динаэля. Дин оставался бесстрастен.

— Хороший подарок я сделаю себе, — продолжал колдун. — Клеймо мне! — скомандовал он.

Двое стражников крепко схватили Дина за локти. Тот невольно поморщился от пронзившей всё его тело боли. Слуга сдёрнул рубаху с правого плеча Динаэля.

Эливейн не видела как Берк прыснул на раскалённый докрасна металл какой-то тёмной жидкостью из тайничка в своём перстне — Сэмюэль стоял к ней спиной. А Дин… Дин только подбадривающе улыбнулся ей, а потом, когда железо коснулось кожи, слегка прикусил губу.

Остальных заклеймили слуги, грубо и быстро. Кроме Эливь.

Стражник трижды подносил пышущий жаром инструмент к плечу Эливейн, но металл покрывался ровной корочкой льда, не оставляя следа на коже пленницы.

— Что за бред?! — рассвирепел Берк.

Остальные переглядывались: кто робко, кто с изумление, кто с усмешкой.

Динаэль улыбался.

— Твоих рук дело? — зло спросил Берк, яростно глядя на него.

— Я же не обладаю магической силой, — напомнил Дин. — А это, — он кивнул Эливь, — дело давнее. И у него есть имя… Но вам, мистер Берк, оно не понравится…

— Что? — Сэмуэль не желал терпеть никаких фокусов.

— Это Любовь, юноша, — негромко сказала Эливейн. — Дар супруга молодой жене к свадьбе. Вы хотели заклеймить меня как свою собственность. Но я никогда не буду принадлежать никому против своей воли. Таково было моё желание, которое в подарок мне и исполнилось…

Остальные пленники тоже начинали невольно улыбаться…

Продолжать спорить — значило бы терять свой авторитет. Да и времени до полуночи оставалось немного.

— Гоните так! — приказал стражникам Берк. — Да прикуйте её, понадёжнее!

Пленников повели в подземелье.

— Но тебе-то радоваться нечему, — зло шепнул Сэмуэль Дину.

Но тот лишь улыбнулся в ответ.

— 146 —

Холодные каменные ступени тянулись глубоко вниз и тонули в темноте. Красноватые блики от пламени факелов окрашивали мрачные стены подземных казематов зловещими тонами. Пленников остановили перед тяжёлой железной решёткой.

Эливейн прислушивалась. Динаэль, видимо, был последним в цепочке несчастных, и Эливь не могла взглянуть на него. Ей было тяжело: болезненное предчувствие сжимало сердце. Она никак не могла смириться с гибелью Алуана. Она терзалась мыслями о том, что не может помочь дочери. Она переживала за людей, что стояли рядом и чьими жизнями так нагло играл Берк. Но Дин… её единственный, любимый… Дин улыбался, подбадривая её… Эта улыбка вдруг показалась ей прощальной…

Лязгнули отодвигаемые засовы, и пленников ввели в полутёмное, длинное, узкое помещение с низкими сводчатыми потолками. Посреди похожего на тоннель каземата от самых дверей до далёкой противоположной стены тянулся неширокий деревянный настил. По нему-то и ходили стражники. А вдоль стен, с обеих сторон от дощатой тропы, прямо на камнях пола сидели, лежали люди. Измученные, бледные, худые. Мужчины и женщины. Все они были ещё и прикованы цепями к стенам. «Да здесь и за сутки сойдёшь с ума, — с сочувствием и жалостью подумала Эливь. — Бедные, сколько же натерпелись они за свою искреннюю любовь друг к другу… Эди, девочка моя милая, — мысленно взмолилась Эливейн. — Это трудно. Но постарайся… У них нет иной надежды…»

— 147 —

На вновь приведённых пленников смотрели вопросительно-сочувственно. Первые пятеро из доставленных в подземелье были прикованы с правой стороны, на свободные по каким-то причинам тяжёлые цепи. Приказ Берка по отношению к Эливейн выполнили точно: тугие железные кольца крепко охватили её запястья, щиколотки и талию.

— Совсем озверели, — огрызнулся на стражников бородатый бледный мужик, оказавшийся соседом Эливь в этом каземате. — Куда она сбежит-то отсюда!..

— Молчать! — гаркнул стражник и замахнулся на заступника.

— Не тронь! — тихо и без злобы сказала Эливейн.

Стражник вздрогнул, его рука, словно против воли, опустилась. Он оскалился, но, ничего не ответив, пошёл дальше. Эливейн села на холодный пол, поджав под себя ноги.

— Спасибо, — шепнула она бородатому мужику.

Тот удивлённо смотрел на новую соседку. Женщина, с его точки зрения, была красива, но какой-то изысканной красотой, не крестьянской. Явно добра. И не пуглива. Но уж очень тревожным был её взгляд. И мужик проследил за этим взором. Эливейн смотрела на Дина.

— 148 —

Динаэля провели дальше Эливь шагов на десять. Он шёл, казалось, легко. Но по тому, как он ступил с высокого настила вниз, на сырые камни, Эливейн поняла, чего стоила её любимому эта внешняя лёгкость. Стражник ещё и ткнул пленника рукоятью нагайки в спину. Дин на мгновение замер, а Эдилейн увидела, как судорога пробежала по лицу мужа. Но Дин снова не проронил ни звука.

— Да ты что, ослеп! — опять не выдержал бородач. — Чё ты его тычешь! Чтоб тебя так ткнули! Вот выберусь отсель, я те задам, нелюдь!

Стражник уже развернулся и хотел всё же вытянуть слишком разговорчивого пленника плёткой, но холодный голос остановил его.

— Делай своё дело, — Берк стоял в дверях подземной темницы. — А остальным советую помалкивать.

Динаэля приковали почти так же, как Эливь. Только правая рука, и без того лишённая подвижности тугими бинтами, осталась свободной от железа. Дин наконец смог сесть и прислониться к стене. Эливейн понимала: он давно уже едва держался на ногах.

— Видать, милая, — сочувственно проговорил мужик, обращаясь к Эливь, — сильно боится вас Колдун-то. Уж не знаю, кто вы такие, но иные не на все цепи посажены…

— 149 —

Пленников оставили в полутьме каземата. Берк и стражники вышли из подземелья.

— Слыхали? — неожиданно звонкий задорный голос зазвучал под низкими сводами. — Говорят, Колдун-то себе союзницу привёз. А она чарам-то его не поддалась!

— А ты-то чему радуешься, глупышка? — мрачно возразил низкий надтреснутый бас. — Эта, которая в союзницы не пошла, поди уже далеко укатила отседа. Нам-то от этого какой прок?

— Глупый ты, дядько, человек! — даже засмеялось юное создание. — Она же по Волшебным Законам просто так уйти не может. Она Испытание должна пройти!

— Ну, и что сказочница? — язвительно спросил бас.

— Как, что?! — восхищённо вещала девушка. — Она на обманной любви, слыхать, к Чародею-то попала. Вот ей Испытание любовью и будет. Я сама от бабки своей легенды слышала! Надо той волшебнице соединить разлучённые пары, не видя их и не слыша их голосов, только чувствуя… Справится — и мы свободны!

— Глупая, — грустно прозвучал новый голос. — Нас тут человек двести. Попробуй-ка разбей верно на пары! Да вслепую, без подсказок…

Повисла напряжённая тишина. Люди, ждущие счастья и боящиеся спугнуть призрачную надежду, молчали, вглядываясь в лица друг друга. Эливь и Дин разговаривали без слов: «Любимая, всё будет хорошо». — «Я знаю, она справится… Только Ал…» — «Прости…» — «Я люблю тебя, милый. Не уходи…» — «Я здесь… Я всегда буду любить тебя, моё чудо…»

— 150 —

Снова заскрипели засовы.

Двое стражников прошли в противоположный конец подземелья. Остальные замерли на ступенях лестницы.

Берк, мрачный, презрительный вышел на деревянный настил.

— Слухами живёте, — усмехнулся он. — Вижу — надежду лелеете. Ваше право. Вот только до полуночи десять минут осталось, а вашей спасительницы ещё нет. — Берк бросил насмешливый взгляд на Дина. — Ну, что будете делать, коли не вернётся?

Динаэль удивлённо приподнял одну бровь. То ли вопрос не по адресу, то ли вообще странно, что возникла мысль о невозвращении Эди к сроку…

Многие пленники переглянулись. Что за человек оказался с ними в подземелье? Ранен, а Колдун его боится, хоть и старается показать обратное…

— 151 —

На лестнице послышались лёгкие шаги. Динаэль улыбнулся. Свет его глаз словно раздвинул мрак подземелья. Надежда переставала быть призрачной.

Берк быстро вышел навстречу спускавшейся в темницу Эди.

— 152 —

Эди знала, что её родители у Берка, и понимала, как тот ненавидит их. Поэтому первое и единственное, что она сказала Колдуну, было следующее:

— Сейчас я пройду Испытание. Ради тех, кого люблю… Но потом ты, Сэмюэль Берк, приведёшь моих родителей. И не дай Бог, если с ними хоть что-нибудь случится.

Эдилейн была уверена, что, как только Берк увидел среди привезённых из деревни пленников Динаэля и Эливейн, он тут же заточил их в одну из своих мрачных башен, туда, куда не вхожа ни одна живая душа… Эди и не предполагала, что Сэм способен отправить эти два любящих сердца, прошедших через беды, разлуки и даже смерть, туда, где ждали своего освобождения и другие родственные души…

— Прошу, — холодно ответил Берк, жестом приглашая девушку следовать в темницу и завязывая ей глаза чёрным платком.

— 153 —

— Надеюсь, всем понятно, что во время Испытания этой особы, — Берк, стоя у дверей подземелья, с усмешкой указал на Эдилейн, — должна соблюдаться строжайшая тишина… Иначе Испытание будет считаться не пройденным.

Пленники молчали. Волшебница с завязанными глазами, медленно ступавшая по доскам настила, казалась слишком молодой и неопытной для того, чтобы справиться с поставленной перед ней задачей.

Динаэль и Эливейн переглянулись. Они снова поняли друг друга без слов: на шее Эди не было волшебного медальона с витиеватым вензельком. Значит, она нашла подсказку, значит, чуть не опоздала к полуночи потому, что была у Алуана…

— 154 —

Эдилейн постояла несколько мгновений, не шевелясь, будто прислушиваясь к тому, что происходило внутри неё самой. Потом она слегка приподняла согнутые в локтях руки и повернула раскрытые ладони вперёд, к сидевшим на сыром холодном полу подземелья людям, с тревогой и надеждой напряжённо следившим за каждым её движениям.

Стояла звенящая тишина. А для Эдилейн — и полная темнота. И вдруг девушка ощутила тепло, домашнее, милое, уютное, успокаивающее, подбадривающее. «Мамочка, папочка, — мысленно прошептала она, — спасибо вам… Словно вы рядом со мной… И мне от этого легко…»

Эди немного поводила ладонями перед собой и почувствовала… Она так боялась не поймать это дуновение, упустить шанс… Но вот оно — огромное, живое, трепетное, наполненное любовью… Эдилейн поняла, что в мрачной темнице тоскуют друг о друге ровно двести человек. И ни одного не любящего сердца. Молодая волшебница ощущала и силу, и направленность чувств. Любовь кого-то была больше, кого-то меньше, чьё-то чувство прошло испытание временем, а кто-то только-только встретил свою половинку…

Эдилейн улыбнулась и сделала шаг вперёд.

Она поняла, что перед ней совсем юная девушка, видимо, задорная, весёлая, даже темница не сломила её дух. Эди, внимательно прислушиваясь к биению любящего сердца, перевела свои руки чуть влево. «Нет, — говорила волшебница сама себе, — это не то… И следующий человек не её жених… Вот!..» Эдилейн замерла. Мгновения напряжённого ожидания показались наблюдающим за её действиями пленникам вечностью.

Тонкий розовый лучик блеснул в полумраке и соединил двух молодых людей. Юная крестьянка чуть не вскрикнула от восторга, но вовремя зажала себе рот руками. Эди ощутила восторженное движение и счастливо вздохнула: начало было положено.

Далее волшебница продвигалась уверенней.

Уже более семидесяти безошибочно угаданных пар бесшумно стояли за её спиной, нежно обнимаясь и с надеждой следя за действиями Эди.

Волшебница явно устала. Её руки дрожали. Лоб покрылся капельками пота.

Неожиданно Эди вздрогнула. Женщина, чьё сердце она ощутила теперь, своим теплом, нежностью, светом, льющимся, может, и незримо для глаз, так походила на маму. «Но не мог же Берк сделать мне такой великолепный подарок? — поразилась девушка. — Ведь он умён. Очень умён… Правда, он никогда не любил и не верит в силу этого чувства…» Эдилейн направила ладони к другой стене. Вот! Здесь ошибиться невозможно. Такое великое чувство встречается редко. Это как чудо… Отец? Так похож: сила и нежность, величие и доброта… Но не папа… «Как жаль этого человека, — горестно подумалось девушке. — Ведь он смертельно болен… И никому не скажет… Может быть, отец сможет ему помочь…» Эди знала точно, что, когда она снимет платок с глаз, она безошибочно узнает эту немолодую уже пару и обязательно папа, как врач, посмотрит этого человека…

К четырём часам утра Эдилейн завершила Испытание. Она остановилась перед стражниками, повернулась к ним спиной и сняла повязку с глаз.

— 155 —

Тусклый свет подземелья показался ей ярче солнца. Девушка зажмурилась на мгновение.

Потом её обнимали совершенно незнакомые люди, целовали и благодарили. Она улыбалась в ответ, счастливая и уставшая, и искала глазами тех двоих, что так напомнили ей родителей, и одного из которых она хотела спасти.

И тут она увидела маму и отца. Они улыбались, стоя чуть в стороне. Эдилейн побледнела, ибо поняла, кого видела своим внутренним зрением некоторое время назад. Отец перехватил её испуганный взгляд и, как только мама шагнула к дочери, прижал палец к губам. Эди пошатнулась, её подхватили, и она тяжело осела на пол…

— 156 —

Городок на берегу огромного Голубого Океана, так живописно выглядевший всего день назад, сейчас представлял собой жуткое зрелище. Прежде красивые здания, превратившиеся в руины, наполовину скрытые остывающей лавой и горами пепла — вот что осталось от прежней роскоши.

Извержение началось внезапно. Учёные предрекали катастрофу гораздо позже и в стороне от центральных районов.

События развивались стремительно. И, если бы не подоспевший так кстати Отряд Спасателей, то жителям городка не выжить…

— 157 —

По ещё не везде отвердевшей лаве шла, осторожно ступая, но упрямо не желая отказываться от своих намерений, черноглазая смуглая девушка. Её звали Рива.

Неделю назад она познакомилась на танцевальном вечере в Клубе с ним. Подруги подтрунивали над всегда столь высокомерно глядящей на молодых людей Ривой. «Как ты будешь различать его и брата? А вдруг перепутаешь? А его фамилия? Ты её знаешь? Может, она смешная или неприличная?» Много подобных глупостей пришлось выслушать девушке. Но сердце её знало точно: это он, единственный, никто другой ей не нужен, и с братом они совсем разные, хоть и близнецы, и фамилия не имеет значения… Только тревожно будет ей за него: Спасатель — профессия опасная. А он и его брат были Спасателями и ждали прибытия Отряда, где служили. Почему они приехали в городок раньше других — Рива не задумывалась тогда… а теперь знала точно. Просто и Эркель, и Элель предчувствовали приближение беды.

Любовь между Ривой и Эркелем зародилась с первого взгляда. На второй день он признался ей, что «немного волшебник». Так он сам сказал. И он не может обещать ей, что всегда будет рядом, потому что ему, как Спасателю, придётся отлучаться из дома… Но он искренне любит её и, если она решится составить его счастье, то он предлагает ей стать его женой. И он не торопит с ответом: конечно, она должна подумать, а он будет ждать…

И она сделала вид, что думает… «Дура! — ругала она себя сейчас, осторожно перебираясь через поваленные ворота школы. — Надо было кричать ДА. Немедленно».

Слёзы текли по её щекам…

А прошлой ночью начался этот кошмар…

Рива со своими учениками поднялась, как было объявлено, на верхний этаж самого безопасного здания городка — школы. Там они и сидели, с ужасом наблюдая в окна, как раскалённая лава течёт по улицам, сметая всё на своём пути.

Жара была страшная. Дышать от летящих пыли и пепла казалось почти невозможным.

И тут она увидела их — двух братьев-Спасателей. Эркель сказал правду — они были волшебниками. Благодаря их дару не погиб ни один человек. Близнецы вставали на пути у раскалённого потока и какой-то неимоверной силой удерживали его, пока люди убегали прочь. Остальные члены Отряда спешно эвакуировали спасённых на безопасное расстояние.

Рива последней видела Эркеля, когда уводила своих подопечных. Молодой человек прежде, чем выпустить ребят из дверей школы, вдруг посмотрел на Риву долгим, словно прощальным взглядом и, сняв с шеи медальон с витиеватым вензельком на крышечке, надел на девушку.

— Вы остались последние, — тихо сказал он. — Постарайтесь скорее… Мы можем не удержать…

И она поняла, что он не обманывает и не пугает. Он говорит правду. И он очень устал, хотя и не желает ей показать этого.

— Я люблю тебя, — прошептала Рива и… поцеловала Эркеля в губы, прямо при своих учениках…

— Спешите, — он распахнул дверь и побежал навстречу приближающейся огненной реке.

Из-за угла школы выскочил Элель и нагнал брата. Так они и остались там, на узкой улочке, готовой вот-вот погрузиться в небытиё…

— 158 —

Благополучно устроив детей в разбитом на безопасном месте лагере, Рива отправилась на поиски Эркеля и Элеля, так как слышала случайно разговор двух Спасателей о том, что, «кажется, все вернулись».

Но тревога не покидала сердца девушки. И не напрасно. Риве показали на Командира Отряда, и та поспешила к нему.

— Одну минуту, мисс, — вежливо остановил готовый сорваться с губ девушки вопрос высокий человек с ясными серыми глазами. — И кого нет? — продолжил он свой диалог с совсем ещё юным Спасателем, возможно, курсантом.

— Воспитательница детского сада не может отыскать одного мальчугана. Опасается, что он ускользнул обратно, к школе, — докладывающий замялся. — Мальчишка сказал своему другу, что будет «сражаться с огнём как рыженькие дяди» и после — пропал.

— И ещё? — Командир в упор посмотрел на курсанта, чувствуя, что неприятности не закончились.

— Двое наших не вернулись пока, — тихо ответил тот.

— Кто? — человек с серыми глазами предполагал ответ.

— Близнецы, — шёпотом, не называя имён, проговорил юноша. Командир помолчал.

— Лава почти остыла, — твёрдо сказал он. — Пусть медики собираются. Выходим через пятнадцать минут. Всё.

Парнишка убежал.

Командир наконец обратился к Риве.

— Простите, что заставил Вас ждать, — с коротким кивком произнёс он. — Чем могу помочь?

— Я только хотела найти… — девушка смутилась, тревожно глядя в серые глаза, — … мы уходили последними, сэр. Я уводила ребятишек из школы, а… они остались там… И… Эркель дал мне вот это… — Рива показала на медальон… Мне как-то не по себе… Ведь это (жаль, что я сразу не поняла) не просто безделушка на память?.. И где …они?

Командир тяжело вздохнул. Он, конечно, как наставник и начальник, знал о своих Спасателях всё. Знал и о силе медальона. Понял, зачем Эркель надел этот талисман на девушку.

— Мисс, — как можно мягче проговорил он. — Не хочу Вам врать… Они ещё не вернулись. И путь к ним отрезан… А медальон… Один раз он способен спасти владельцу жизнь.

Рива в ужасе всплеснула руками:

— И он отдал этот шанс мне? Я уходила — он остался!

— Он умеет оценить опасность, — тихо сказал Командир. — Значит, у него были основания полагать, что Вы не сможете выбраться… Думаю, он понимал, что спасать Вы будете не себя, а ребятишек.

— Лава уже остыла, — вдруг сказала девушка. — Я пойду. К школе. Сейчас же.

И она бегом бросилась от лагеря. Её решение было столь внезапным, что никто не смог даже попытаться остановить её.

Потом она заметила, что следом за ней, но медленнее, ибо передвигается со специальным оборудованием для оказания медицинской помощи, следует бригада врачей из Отряда. Но Рива не останавливалась — она спешила к любимому…

— 159 —

Девушка перебралась через завал, прежде бывший воротами на школьный двор.

Видимость была плохой — мешали ещё не осевшие пыль и пепел. Да сильно прогретый воздух затруднял дыхание. Под ногами было странно: тепло и почти твёрдо.

Вдруг Рива услышала детский голосок:

— Дяденьки, ну, пожалуйста, не умирайте…

Девушка пустилась на этот звук надежды.

За углом школьного корпуса (если это странное сооружение можно было ещё считать зданием) возвышалась гора всякого тяжёлого хлама, камней, битого кирпича и ещё непонятно каких предметов. На этой-то спасительной возвышенности и сидел пятилетний мальчик. Рива сразу поняла, что это именно тот пропавший отчаянный парнишка, желавший «сражаться с огнём».

Девушка вскарабкалась к нему.

— Тётенька, — мальчик кинулся ей на шею, — он посадил меня сюда. Было невозможно жарко и трудно дышать. Он надел мне такую же штучку на шею, как у Вас, — пацанёнок показал на медальон, — а сам бросился за вторым. Тот уже упал… И вокруг была горящая жижа… А он шёл прямо по ней… И притащил сюда того… И оба упали… И молчат, не шевелятся… Я пытался спуститься к ним, но чуть не упал вниз и… испугался… Я только смог надеть обратно дяденьке цепочку … Мне показалось, что он жив… Но они не отвечают…

Пока мальчик говорил, Рива осторожно сползала вниз, туда, куда малыш указывал рукой.

Там, почти у самой лавы, скрытые от взгляда мальчишеских глаз, словно выступом скалы, искорёженными и отброшенными сюда воротами, лежали Элель и Эркель.

Рива не была медиком. Но и она понимала, что при таких ожогах выжить практически невозможно. Ноги, руки, грудь ближнего к ней — Элеля — мало походили на то, что есть у живого человека. Но молодой человек дышал ровно, спокойно, хотя и был без сознания. И Рива поняла: это сила медальона делает то, что оказалось бы неподвластно никакому медику.

Девушка пробиралась дальше, к Эркелю. Тот лежал на животе, спины у него просто… не было… Его дыхание было хриплым, прерывистым. Казалось, что ещё один судорожный вздох, и сердце молодого человека остановиться.

Элель шевельнулся.

— Эркель, — прошептал он еле слышно. — Эркель, держись. Пожалуйста…

Рива поспешно надела медальон на любимого.

— 160 —

Несколько минут стояла напряжённая тишина. Дыхание Эркеля будто вовсе исчезло.

Рива тревожно сжала чудом не тронутую огнём ладонь молодого человека.

Эркель вздохнул глубоко, но без хрипа.

Прошло ещё несколько долгих минут ожидания. И вдруг молодой человек приподнял веки. Его светлые, необычного цвета глаза смотрели на Риву с радостным изумлением.

— Вы? — с трудом, очень тихо спросил он. — Откуда Вы здесь? Зачем?

Девушка улыбнулась, а по её щекам текли слёзы.

— Я… — ответила она. — Я шла сказать Вам ДА…

Эркель попытался улыбнуться.

— Эль, — шёпотом позвал он брата. — Эль… Я буду держаться… Обещаю…

— 161 —

К ночи близнецы были в госпитале. Риве разрешили остаться с ними в палате как невесте Эркеля.

Девушка смотрела на дремавших братьев, погружённых в специальные ванны для заживления ожогов, и, счастливо улыбаясь, тихонько плакала. Она понимала, что талисманы, спасая молодым людям жизнь и волшебным образом ускоряя заживление ран, не избавляют от боли. И Рива восхищалась мужеством своего любимого и его брата, которые ни разу не издали ни одного стона.

Элель первым открыл глаза — всё-таки к нему медальон вернулся раньше, а значит и выздоровление его шло чуть быстрее.

— Добрый вечер, мисс, — негромко проговорил он. — Или можно уже называть Вас сестрёнкой?

Рива подбежала к нему.

— С возвращением, братик, — ответила она. — Вы очень сильные!

— Это от папы, — усмехнулся Элель.

— Я не сплю и не брежу? — полушутя спросил Эркель. — Рива, ты согласна выйти за меня?

Девушка подсела к нему и покраснела.

— Да, согласна, — подтвердила она. — И поеду с вами, когда вас выпишут. Правда-правда.

Эркель вдруг попытался приподняться, но Рива, угадав его намерения, сама наклонилась к его губам.

— Правда… — восторженно прошептал тот, ощутив её поцелуй. — Ри, я люблю тебя.

— И я люблю тебя, Эрк, — ответила она. И через несколько минут добавила:

— А теперь — спать… В конце концов я обещала доктору, что прослежу за вашим сном.

— Ну, вот! — усмехнулся Элель. — Заметь, братик: она ещё только невеста, а уже командует. Что мы будем делать, когда она станет мадам Фейлель?

— Мадам — кто? — ошарашено переспросила Рива.

— Опс… — Элельдиэль и забыл, что невеста Эркеля ещё не знала фамилии своего избранника. — Пожалуй, спокойной ночи, — хихикнул он. — Прости, Эрк. Тебе придётся уснуть попозже…

— Ладно, — Рива заставила себя говорить спокойно. — Сегодня — спать… А завтра… Завтра и о реальности, и о легендах, и… Завтра… И мне тоже надо отдохнуть: слишком насыщенный событиями и информацией день… Спокойной ночи…

И девушка демонстративно завернулась в плед, устраиваясь дремать на широком кресле.

— 162 —

Уснула Рива не сразу. Она украдкой из-под полуопущенных век посматривала на Эркеля.

«Хорошо, что ты, любимый, не сказал мне своё имя полностью… Я успела полюбить тебя. И только тебя… Наше знакомство не было отягощено смятением или благоговением перед твоей кровной связью с легендой… Я не испугалась встречи с кем-то особенным, как бы я подумала о тебе, знай я с самого начала, что ты Фейлель… А ты для меня — особенный, единственный, лучший, любимый… И только ты — просто мой Эрк…» — так рассуждая, Рива наконец уснула.

Элель и Эркель, действительно, уставшие до предела и измученные болью, что пытались скрыть ото всех, тоже спали, спали, казалось, безмятежно, как дети…

— 163 —

Эдилейн открыла глаза. Она лежала на чьём-то заботливо расстеленном под яблонями возле стен Замка плаще. Голова её покоилась на коленях Эливейн. Ласковые руки мамы перебирали её волосы. Отец сидел возле них на земле и держал руку Эди в своей такой родной и любимой дочерью ладони. Вокруг стояли люди. Их было много. И глаза всех тревожно смотрели на девушку.

— Мамочка! — Эди приподнялась с плаща. — Папа! — она нежно и порывисто обняла родителей.

— Очнулась! — слово, сказанное молоденькой крестьянкой, радостным эхом прокатилось по устам недавних пленников Берка.

— Прекрасно, — разнёсся над головами людей голос Чёрного Колдуна. — Поединок состоится в восемь утра. Не будем медлить понапрасну…

— Она же не успеет отдохнуть… — всплеснула руками какая-то женщина.

— Это меня волнует меньше всего, — холодно заметил Берк и щёлкнул пальцами.

Женщина схватилась за плечо.

— И для всех! — злорадно добавил Колдун. — Моё клеймо останется у каждого из вас на всю жизнь и будет саднить, ныть, болеть… Не радуйтесь, что вырвались на свободу. Ещё неизвестно, какой силы боль вам придётся терпеть… Считайте это небольшой платой за выход из подземелья, — усмехнулся Берк и неспешно удалился в свой Замок, преследуемый ненавидящими взглядами многих.

— 164 —

— Папа, — спросила Эдилейн, как только Колдун скрылся за воротами. — Я могу как-нибудь… стереть эти клейма.

Динаэль улыбнулся.

— Сейчас?

— Немедленно, — заверила Эди.

Эливейн смотрела молча. В её сердце жила не только любовь — она гордилась своей девочкой.

Дин сдвинул с правого плеча рубашку. Клеймо на его коже странно блеснуло. Он прижал левую ладонь к тёмно-красному следу и… протянул дочери тонкую льдинку, точно повторяющую очертания колдовского рисунка.

— Ты смог заморозить яд? — радостно и тихо, чтобы никто не слышал, спросила Эди.

Динаэль усмехнулся. Глаза его сказали: «Смог… Но не весь… Освободить от боли остальных — достаточно…»

Эдилейн снова обняла отца.

— Спасибо, папочка, — шепнула она. — Только держись, пожалуйста… Я что-нибудь придумаю…

— Радость моя, — ответил Дин, — ты же чувствуешь… Прости… Я уже должен быть мёртв. Это и бесит Берка ещё больше… Прости… И не говори маме…

— 165 —

Эдилейн поднялась на ноги. Эливь подошла к мужу. Тот продолжал сидеть на траве. Эливейн опустилась рядом с ним. Дин обнял её за плечи левой рукой.

— Я люблю тебя, — прошептал он. Эливейн прижала свои ладони к его руке.

— Минуточку потерпите, пожалуйста, — Эди говорила спокойно и негромко.

Уже готовые устраиваться на ночлег люди (никто как-то не собирался уходить до Поединка от Замка), обратили свои взоры к молодой волшебнице.

Эдилейн сложила ладони, зажав в них льдинку, и вытянула руки вперёд. Потом она закрыла глаза и начала что-то быстро шептать. Лёд таял — на ладонях оставалась вода. Наконец Эди поднесла руки к своим губам и — дунула. Раздался слабый свист. Потом бывшие пленники, каждый, ощутили холод на своих плечах. Звук стих. Холодок улетучился. А вместе с тем кожа людей освободилась от тёмного клейма…

— Ну, — устало проговорила Эдилейн, — вот и всё. Теперь всем спокойной ночи.

Со всех сторон послышались возгласы удивления, радости, смех и — слова благодарности. Эдилейн поклонилась людям и опустилась на траву напротив родителей…

— 166 —

Эркель открыл глаза. Было утро, где-то половина восьмого. Удивившись, что проспал так долго, молодой человек посмотрел на брата. Тот, видимо, тоже только что пробудился.

Ривы в палате не было.

— Эль, — негромко окликнул близнеца Эркель, — как думаешь, Ри не испугалась?..

Элель обернулся.

— Доброе утро, — улыбнулся он. — Волнуешься? Эркель смутился.

— Прости, — извинился за свою бестактность Элельдиэль. — Хотел пошутить… Глупо… — вздохнул он. — А Рива пошла за завтраком. Представляешь, нам подадут кашу в постель…

Эркелиэль приподнялся в своём необычном ложе.

— Мне кажется, — спросил он, — или спина действительно зажила? Элель посмотрел на свои руки, потом приподнял одну ногу.

— Интересно, — заметил он. — Почти бесследно за одну ночь пропали страшные ожоги. Только кожа немного ещё загрубеет… Сильный, однако, камень…

— А у отца шрамы остались, — вспомнил Эркель.

— Ещё бы! — Элель хлопнул себя по коленке. — У него смертельных ран на теле не счесть было… А мы с тобой — так… легко отделались…

— Да, — вздохнул Эркелиэль. — Легко и быстро.

— Быстро, — рассуждал Элельдиэль, — тоже понятно почему. Ведь отцу тогда и жить-то не хотелось, а мы с тобой за этот мир цепляемся. Ты-то понятно почему… А я, наверное, за компанию…

— Ладно, — Эркель поднялся и надел пижаму. — Компанейский шутник, ты одеваться будешь или мою невесту за добавкой твоей каши ушлёшь?

Элель засмеялся и тоже потянулся за одеждой.

— И вот ещё, — нахмурился Эркелиэль. — Мы «благополучную защиту» ставили. Думаю, ни отец, ни дед, ни Эди ничего дурного не почуяли… Но мне как-то не по себе. Словно дома неладно что-то. Позавчера показалось. А сегодня ночью… то ли прошло, то ли специально скрывают…

— И мне неспокойно, — признался Элель. — Может, и скрывают… Не мы одни такие «умные»… Хорошо, что после госпиталя нам отпуск положен. Сегодня и махнём?

— Сегодня, — согласился Эркель. — Только ехать придётся, а не перемещаться.

— А как отец маму? — подначил Элельдиэль. Эркелиэль задумался.

— Если Рива согласится… — проговорил он. — Дня через два я смогу попробовать… Папина сила мне и не снилась…

Дверь в палату отворилась, и девушка замерла на пороге, едва не выронив от удивления и радости поднос с завтраком.

— 167 —

— Господи! — воскликнула она. — Это же чудо. Рива поставила тарелки на стол и подбежала к братьям.

— Не болит? — она внимательно осматривала руки Элеля, шею Эркеля…

Лёгкое прикосновение к плечу любимого и — девушка вдруг вспыхнула. «Дура! — подумала она. — Накинулась как любопытная болтушка на новую игрушку…»

— Простите, — смущённо проговорила Рива. — Просто… я так волновалась… а сейчас всё так хорошо…

Элель улыбнулся и отошёл к столу возле окна, где остывала каша — неизменный больничный завтрак.

Эркель взял Риву за руки. Она покраснела ещё больше, но её глаза восторженно и с любовью смотрели в лицо молодого человека.

— Правда, — нежно кивнул он, — сегодня всё так хорошо… Жить и знать, что тебя ждут, — это замечательно…

Рива не отводила своего взгляда.

— Я люблю тебя, Ри, — проговорил Эркель. — Мне нужна только ты. Теперь ты знаешь обо мне всё: и то, что я Спасатель, и то, что немного волшебник, и мою фамилию, и причину моего чудесного исцеления… И, если ты готова принять, что профессия моя опасна, а второго сверхъестественного шанса у меня нет, что легенды о таланте моего отца-врача у всех на слуху, а я вовсе не мифическое существо… то прошу тебя снова: выходи за меня замуж.

Девушка нежно улыбнулась.

— Я, Рива Руаль, простая учительница младших классов, — негромко ответила она, — признаюсь, что ужасно боюсь за Эркелиэля Фейлеля, чрезвычайно стесняюсь его принадлежности великому и древнему роду, преклоняюсь перед ним и перед его семьёй и… не могу жить без него, потому что люблю его, потому что мне нужен только он… И я выйду за тебя, мой единственный, мой Эрк…

Молодой человек наклонился к своей невесте и поцеловал.

— 168 —

Динаэль проснулся, но глаза ещё не открывал. Он давно умел бороться с болью, умел терпеть. Но сейчас он находился на грани.

Со вчерашнего дня правая лопатка и плечо ни на минуту не переставали пронзать его болью. А с ночи невыносимый жар жил внутри Дина — огонь яда Берка, яда изощрённого, яда, который должен был убить Динаэля ещё ночью. Но Дин не умер.

«Главное, — подумал он, — не напугать Эливь». Дин чувствовал её тепло рядом с собой, его левая ладонь, как это часто бывало, лежала под её нежной щекой.

Динаэль открыл глаза и…

Эливейн не спала. Она смотрела на мужа ласково, с любовью. И он вдруг понял, что она не спит уже давно и давно смотрит на него.

— Что мне сделать, чтобы помочь тебе, милый мой? — шёпотом проговорила она. — Как облегчить твою боль? Как спасти тебя? — голос её дрогнул. — Скажи, прошу…

— Но… Ты… — Дин почувствовал, что язык его стал тяжёл.

— Я догадалась, — опередила его вопрос Эливь, а глаза её были полны печали. — Я пойду хоть на край света, — продолжала она. — За любой сказкой, за любым чудом. Сквозь любые преграды… Только не уходи… Или возьми меня с собой.

Дин ответить не успел: проснулась Эди.

— Который час? — тревожно спросила она.

— Половина восьмого, солнышко, — ответила Эливь.

Дин обнял супругу левой рукой. Она прижалась к нему.

— Я люблю тебя, Дин, — шепнула она.

— И я люблю тебя, моя ненаглядная, — ответил он. Сам подняться Динаэль не смог. Эливейн поддержала его…

— 169 —

Сражение началось ровно в восемь. Берк не желал медлить ни минуты.

Люди, проведшие остаток ночи под стенами Сумрачного Замка на голой земле, люди, получившие долгожданную свободу, но не ушедшие домой, люди, оставшиеся ждать боя, стояли плотной стеной по всему периметру огромной поляны. Эти люди не были извращённо — любопытны или кровожадны. Нет. Наоборот, они и остались только затем, чтобы, если понадобится, не дать пролиться светлой крови, чтобы помочь той, что взяла на себя смелость сразиться с Чёрным Колдуном.

Эди благодарно посмотрела на всех, кто так искренне болел за неё, обняла маму и отца и вышла навстречу своему противнику…

Дин вытянул вперёд левую руку… Так он и думал: сразу же за своей спиной Эдилейн выставила защитный барьер. Теперь ни одна живая душа не сможет проникнуть на поле боя до его окончания… А тогда может быть уже поздно…

— 170 —

Поединок длился уже около получаса. Мощные смертоносные лучи прорезали воздух.

Эливейн, прижавшись к мужу, видела, как слабеет их девочка. Ещё бы! Какой бы сильной волшебницей Эди ни была, но она всего лишь женщина, а её противник — опытный и хитрый воин.

Сражались лучами: магический меч остался неподвластен для Эдилейн.

Динаэль напряжённо следил за каждым движением противников. Он был чрезвычайно бледен, пот крупными каплями выступил на его лбу.

Рядом с Эливь и Дином стояли ещё двое, такие же молчаливые и невыразимо тревожные. Это были Галаны.

Едва придя в сознание и узнав, что ночью у его постели была Эдилейн, Алуан всё понял: даже считая, что он обманул её, даже отдав его другой, Эди пришла подарить ему жизнь! И какой ценой! О, Ал знал, чего стоит заветный талисман. И теперь он проклинал себя за то, что не умер до её прихода, что таким образом позволил своей любимой лишиться, может быть, единственного шанса на спасение…

— 171 —

Элель и Эркель завтракали, когда в палату постучали.

— Войдите, — радостно ответила за братьев Рива.

На пороге появился Увара, запылённый долгой дорогой, уставший и печальный.

— Что случилось? — в один голос спросили близнецы.

Не тратя времени на приветствия и поклоны, Вара протянул молодым людям письмо Динаэля.

Кратко и чётко отец извещал Элеля и Эркеля о печальных событиях и сообщал о предполагаемых месте и времени Поединка… Близнецы знали, что Дин ещё ни разу не ошибся в своих предчувствиях. Значит, надеется отец на них, как на волшебников, как на способных после боя Эдилейн с Берком спасти жизнь сестры, ибо, даже победившая, она обречена… Только они, обладающие магической силой, могут пронзить своим лучом защитный барьер и так попытаться отвести от сестры последний страшный удар уже высвобожденной из тела Чёрного Колдуна силы.

— 172 —

— Что нужно делать? — вдруг спросила Рива.

Она не ждала объяснений. Она просто видела изменившееся лицо любимого.

— Милая, — Эркель старался говорить спокойно, — Сейчас мне с Элелем придётся перенестись… далеко. Я не в силах ещё взять с собой тебя. А быть там, — он махнул рукой куда-то, — нам очень надо…

Рива приложила палец к его губам.

— Не объясняй и не извиняйся, — сказала она. — Не нужно… Скажи только: это очень опасно?

— Да, — кивнул Эркель. — Но не для нас. А для нашей сестры. Рива достала из шкафа дорожные камзолы братьев.

— Где мне ждать тебя, Эрк? — тихо спросила она. Молодой человек нежно посмотрел на свою любимую.

— Дома, — ответил он. — Вара, наш верный конюх и друг, проводит тебя.

Увара поклонился.

— Не волнуйтесь, сэр, — ответил он. — С мисс ничего не случится. Обещаю Вам.

— Спасибо, — благодарно кивнул Эркель.

И братья, живые, но ещё не до конца окрепшие после ранений, растаяли в воздухе.

— 173 —

Поединок был страшен. Берк метал чёрные лучи, преследуя лишь одну цель — уничтожить противницу. Эдилейн уже с трудом успевала уворачиваться от ударов Тёмного Колдуна и всё реже и реже пускала в ход свой красный луч…

В какой-то момент девушка словно замешкалась. Она замерла на месте, прямо глядя на стремительно несущийся на неё тёмный вихрь. Крик отчаяния сорвался со многих уст.

И в этот миг Эди вдруг вскинула вверх правую руку, и мощный огненный поток рассеял, разметал по воздуху чёрные клочья. Берк в бешенстве ринулся в сторону, но было уже поздно — заклинание слетело с уст Эдилейн.

Тёмное густое облако медленно отделилось от Сэмюэля и поднялось над его головой. Там оно повисело несколько секунд и, стремительно набирая скорость, понеслось прямо на Эди. Девушка выставила вперёд открытые ладони…

— 174 —

Стояла напряжённая тишина.

Сколько усилий потребуется Эдилейн, чтобы сдержать и уничтожить вырванную из груди Чёрного Колдуна тёмную магию, знали и Динаэль, и Эливейн. Этого-то и боялся Дин: он искренне верил в могучий дар своей дочери, но он помнил по себе, что почти невозможно остаться живым после Поединка. Его самого спасло чудо. Чудо, имя которому — Любовь. Для Эди этого шанса не было: много людей оказалось свидетелями боя, а, значит, добрый маг будет держать защитный барьер до конца, и пройти через эту невидимую стену не дано никому…

На противоположной стороне поляны, за спинами тех, кто стоял в оцепенении и молился о том, чтобы у победившей волшебницы достало сил остаться живой, появились, будто соткались из воздуха, Элель и Эркель. Эливь облегчённо вздохнула.

— 175 —

Близнецы, окинув быстрыми взглядами поле боя, и молниеносно оценив обстановку, сделали то, что и ждал от них Динаэль — синий и зелёный лучи прошли сквозь преграду и ударили в чёрный шар, висящий в шаге от Эди. Сгусток дрогнул. Эдилейн покачнулась, но устояла на ногах. Шар продолжал миллиметр за миллиметром приближаться к девушке.

— Не получилось, — тихо и спокойно проговорил Динаэль.

— Глупцы! — холодно усмехнулся Берк. — Его невозможно так просто уничтожить! Он убъёт свою обидчицу!

— Нет! — с отчаянным криком Алуан рванулся вперёд.

Невидимая стена оттолкнула молодого человека назад.

Эливь и Дин долю секунды смотрели друг другу в глаза. Вечность, любовь, боль и прощание — без слов.

Динаэль шагнул к тёмному шару…

— 176 —

— Но почему?! — прошептал Алуан.

— Защитная стена защищает живых… — едва слышно ответила Эливь.

Галан с ужасом смотрел на Дина.

— 177 —

Эдилейн краем глаза заметила отца и поняла…

— Нет! — отчаянно крикнула она и… опустила руки.

Но Динаэль знал, что Эди сделает именно так. И отец оказался быстрее…

Чёрный шар столкнулся с Дином. Бывший волшебник обхватил смертоносный сгусток левой рукой и прижал к себе…

Эди упала на колени.

Раздался глухой хлопок. Чёрные брызги, шипя и свистя, полетели в разные стороны. Динаэля отбросило на несколько метров назад, и он тяжело осел на землю… Дин вздрогнул всем телом, его опрокинуло на спину…

— 178 —

Эдилейн, не в силах подняться на ноги, подползла к отцу. Дин улыбнулся ей.

— Ну, вот и всё, моя умничка, — еле слышно проговорил он. — Ты молодец…

Эди взглянула на… Рубашка и бинты, разорванные в клочья, обнажили то, что ещё несколько секунд назад было сильным телом её отца…

Со всех сторон к ним бежали люди…

— Закрой… — прошептал Дин.

Среди топота приближающихся ног он слышал шаги одной — шаги Эливь. И она не должна была ужаснуться от того, что могла увидеть теперь.

Быстрая, родная и всё понимающая рука аккуратно накинула на Динаэля камзол — Элель опустился на колени возле отца. Рядом с ним, чуть больше запыхавшись, упал Эркель.

— Живы, — усмехнулся Дин. — Тоже мне, Спасатели… От родных свою опасность скрывали…

Голос его был хриплым, дыхание прерывистым, тяжёлым.

Эливейн тихо села на землю слева от мужа.

Люди стояли вокруг.

Где-то в стороне слышались возня и проклятия.

— 179 —

— Осторожно, — вдруг достаточно громко произнёс Дин. Звук его голоса заставил замолчать всех.

— Осторожно, — хрипло повторил Динаэль. — Не покалечьте Берка. Пожалуйста… Его будут судить… И обещаю вам, решение Суда будет справедливым.

— О! — Сэм злобно усмехнулся. — Тогда я не боюсь. Волшебный Суд гуманен. Кто постарше, — он окинул наглым взором держащих его людей, — тот помнит Приговор Колдуну Торуберу…

— Тебе не понять, — из толпы вышел сухонький старичок. — Я был на Открытых Заседаниях того Суда, — сказал он. — Я всё видел и слышал… Теперь я уже плохо помню лица… Приговор был справедлив… Правда, это единственный, кажется, в истории случай, когда бывший Чёрный Колдун избежал тюремной камеры…

Люди смотрели на говорящего с явным интересом.

— Но мистер Тору, юноша, вам не чета, — старик презрительно посмотрел на Берка. — Кому интересна та история, я расскажу, — пояснил он остальным. — Но потом. Сейчас не время… Есть здесь врач? — обратился он с вопросом к окружающим. — Скажите, что нужно сделать. Мы добудем необходимое, сказочное, немыслимое, только пусть он живёт…

— Да, — поддержали многие предложение старца. — Мы всё сделаем. Пусть далеко, пусть трудно… Пусть нас забросят в неведомые края…

— Спасибо вам, — Динаэль говорил с трудом, но искренне. — Вы замечательные, хорошие люди… И вам, господин Берк, спасибо — благодаря вам я вновь убедился в великодушии и доброте человеческой… Но ничего не надо, друзья мои, — почти шёпотом произнёс Дин. — В конце концов, каждый человек смертен…

Эливейн держала мужа за окровавленную руку.

Люди вопросительно и с сочувствием смотрели на неё.

— Правда, — тихо сказала она. — Спасибо вам за отзывчивость, но… Он сам врач… И я тоже… И… пожалуйста… просто оставьте нас… наедине… ненадолго… Не более часа… — она помолчала. — И простите…

Люди, кто свесив голову на грудь, кто всхлипывая, но не обижаясь и не сердясь, отходили к стенам Замка. Люди не уходили. Они ждали — а вдруг? Ведь так хочется верить в чудо…

— 180 —

Эливейн смотрела мужу в глаза. Его левая ладонь, покоящаяся в руках супруги, была холодна.

Сколько он хотел ей сказать!

— Прости меня, единственная моя, моя половинка, — прошептал он. — Мне хотелось бы, чтобы всё было иначе…

Дыхание Дина стало хриплым, неровным. Взор начал туманиться. Эливь с болью поняла, что Динаэль не протянет и получаса.

Она наклонилась и поцеловала его в губы. Дин вздрогнул: он почувствовал то, что произойдёт очень скоро…

Эливейн легла на траву рядом с супругом и, всё так же держа его руку в своих ладонях, опустила голову на его левое плечо. Он знал: она не сможет пережить его гибель второй раз, её сердце не вынесет утраты и остановится в тот миг, когда с его уст сорвётся последний вздох… И он не может это предотвратить… Не имеет для этого ни сил, ни права…

— Ничего не бойся, мой любимый, — тихо проговорила она. — Половинки не расстаются… Прости…

Динаэль хотел что-то ответить, но дыхание у него перехватило, тело судорожно вздрогнуло и сознание отказалось подчиниться доктору Фейлелю.

Эливь закрыла глаза.

— 181 —

Эдилейн с ужасом поняла, что в себя отец уже не придёт…

В голове крутилось одно и то же: «Половинки… Половинки… Единое целое…»

Эдилейн вдруг зажмурилась и отчётливо увидела отца, сильного, здорового, в своём кабинете в Архивах. Дин стоял, склонившись над столом, и изучал какой-то древний пергамент. Эди видела пальцы Дина, скользнувшие по нижнему неровному краю свитка — там явно не хватало части старинного документа. Эдилейн успела пробежать мысленным взором и строки, повествующие о добровольных жертвованиях магами своими чародейскими способностями…

Эди отчётливо видела, как отец убрал свиток на место.

Да, теперь она точно знала, где хранится одна половинка единого целого…

Эдилейн не могла объяснить, почему так необходимо именно сейчас соединить две части древнего пергамента. Но внутренний голос шептал ей: «Ищи дальше… Быстрее…»

— 182 —

Асена, оказавшаяся одиноко стоящей перед безмолвно лежащими на земле Эливейн и Динаэлем, тихо плакала. Мисс Галан не помнила своей матери — та умерла слишком рано. Маленькая Ася всегда боготворила отца и старшего брата. Теперь исчез и папа. И вдруг в её жизнь вошли мистер и мадам Фейлель, вошли и остались в её сердце словно родные… А сегодня… Сегодня уходят и они… «Это несправедливо, — всхлипнув, подумала девушка. — Так не должно быть. Хорошие люди должны жить…»

Асене было очень плохо. Она не могла никому ничего сказать. Она не посмела остановить Алуана, который, нежно поцеловав её в затылок, шагнул к Эдилейн и сейчас стоял у той за спиной.

Ася снова едва слышно всхлипнула, жутко стесняясь быть услышанной, но не в силах сдержать своё горе. И тут кто-то ласково погладил её по волосам, как делал это порой Ал, и тихий голос произнёс:

— Поплачь, девочка, не стесняйся. Тебе станет легче.

Асена доверчиво уткнулась в грудь совершенно незнакомого ей человека. Её плечики вздрагивали, а кто-то, сильный и добрый, гладил её по волосам. Она чувствовала биение его сердца и ощущала его боль, не менее сильную, чем её собственная…

— 183 —

Эдилейн нашла. Она увидела какой-то кабинет с огромным количеством старинных книг и древних свитков на полках. Чьи-то руки бережно взяли свёрнутый трубочкой пергамент.

— Вот этот документ, сэр, — произнёс низкий голос.

Свиток бережно перешёл в другие ладони. О! Эди узнала пальцы Алуана.

— Но это лишь окончание старинного документа, — проговорил тот. — И раскрыть его не удалось?

— Нет, сэр, — почтительно ответил первый собеседник.

— Хорошо, — решил Алуан. — Пока уберите этот пергамент и ничего не предпринимайте. Я посоветуюсь с мистером Фейлелем… После консультации… Отец говорил, что сэр Динаэль большой знаток древних пергаментов…

— Слушаюсь…

И так и не открытый свиток был вновь помещён в специальный сейф.

Это и была другая половинка единого целого. Эди знала точно…

— 184 —

— Мистер Галан… — прошептала Эдилейн, пытаясь вызвать в сознании образ любимого, но сейчас лишь для того, чтобы иметь возможность с помощью магии доставить сюда обе части древнего свитка.

Эдилейн была измучена до предела и понимала, что просто присутствие человека, который точно знал, где хранится документ, непременно облегчит задачу по его переброске через пространство…

— Я здесь.

Голос прозвучал тихо и нежно. Но Эди вздрогнула: она не ожидала увидеть сейчас Алуана, едва не умершего несколько часов назад, прямо за своей спиной.

— Что я должен сделать? — без промедления спросил Галан. Эди собралась с силами и проговорила:

— Думайте о древнем документе, что хранится в сейфе вашей библиотеки; о том, что является лишь окончанием старого пергамента; о том, что вы собирались показать отцу…

— Я понял, — кивнул Алуан.

— Нужны обе части, — пояснила Эдилейн. — Где храниться первая — я знаю.

И она вытянула руки в стороны, ладонями вверх. Кисть её правой руки лежала на пальцах Галана, стоящего за спиной молодой волшебницы.

Эди закрыла глаза…

— 185 —

Минуты, что потребовались Эдилейн для мысленного преодоления пространства, показались ей самой вечностью. Она чувствовала, как ломит каждый миллиметр её тела, как подкашиваются ноги.

Наконец на левой ладони она ощутила шершавость древнего свитка, и, словно под его тяжестью, рука бессильно опустилась вниз, а пальцы крепко сжимали «первую половинку».

— 186 —

Волосы мокрыми прядями прилипли ко лбу Эди. Она, уже было, собралась поддаться отчаянию, как правая ладонь дрогнула от прикосновения, возникшего, словно из воздуха, старинного пергамента.

Эдилейн облегчённо вздохнула, удивляясь, как она ещё не упала на землю от усталости, и открыла глаза.

Только теперь она поняла, почему всё ещё держится в вертикальном положении. Её ноги уже давно не касались земли — Алуан крепко и бережно держал волшебницу, обхватив за талию. А голова девушки, бессильно запрокинувшаяся назад, покоилась на плече молодого человека.

— Простите, — прошептала Эди.

Галан осторожно поставил Эди на траву.

— 187 —

Эдилейн, ничего никому не объясняя, ибо понимали все: времени на лишние слова нет — опустилась на колени возле родителей.

И тут половинки древнего пергамента сами выскользнули из её рук. Начертав в воздухе странный знак, части документа вдруг срослись в одну длинную грамоту, опустились на грудь хрипло и редко дышащего Динаэля, сознание которого уже погрузилось в хаос небытия, и развернулись в полную свою величину.

— 189-

Сначала ничего не происходило. Вдруг яркий луч прорезал воздух вертикально вверх. Свет лился из пергамента.

Динаэль вздрогнул. Хрипы стихли. Лицо его приобрело какое-то потустороннее спокойно-величественное выражение. Эливейн лежала рядом с супругом, тихая, бледная.

— Господи, что же это?! — тревожно-отчаянно вскрикнул кто-то.

Люди снова тесным широким кольцом стояли вокруг.

Минут десять длилось это магическое свечение.

Вдруг луч исчез так же внезапно, как и появился.

— 188 —

Стояла напряжённая тишина.

И тут Эливейн открыла глаза.

Она робко, боясь поверить в возможность подобного чуда, не шевелясь, смотрела на лицо Динаэля — Эливь отчётливо слышала ровное биение его сердца.

Она приподнялась на локте и… осторожно взяв за край окровавленный камзол Элеля, заглянула под тяжёлую ткань…

По диагонали через грудь и живот Дина алел шрам. Но это была уже закрывшаяся, зарубцевавшаяся рана. На правом плече не было и следа недавней травмы, повредившей так серьёзно кости…

— Получилось, — счастливо прошептала Эди, видя тихую улыбку на лице мамы.

И, не в силах долее сопротивляться собственной усталости, она без чувств упала на руки подхватившего её Алуана.

Асена, с тревогой наблюдавшая за происходящим, и только теперь решившаяся выпустить из плотно сжатых пальцев рубашку своего утешителя, робко подняла глаза на этого человека. Элель улыбнулся. Девушка вдруг покраснела, Элельдиэль почувствовал странное для столь взрослого мужчины, каким он считал себя, смущение…

— 189 —

Эливейн держала Дина за руку и, не отрываясь, смотрела на его лицо. В её глазах стояли слёзы. Но она улыбалась.

Динаэль глубоко вздохнул и открыл глаза.

Яркий солнечный свет и любимая Эливь — вот что предстало его взору.

Дин попытался приподняться, но вновь опустился на траву.

— Я был уверен, что уже умер… — словно сам себе проговорил он. — Но тогда бы, думаю, я ощущал себя иначе…

И он, чуть поморщившись от явно не исчезнувшей ещё боли, улыбнулся. Прежде всего — любимой. Но и всем остальным тоже. И миру.

— Эди, — Динаэль повернул голову в сторону дочери, бледной, едва открывшей глаза, но счастливой, — спасибо тебе. Мы гордимся тобой… И — тебе больше не нужен наставник. Ты стала настоящей Волшебницей и сама выбрала свой путь…

Дин взглянул на пергамент, так и лежащий на его груди.

— Две половинки, — усмехнулся он. — Как просто и …как сложно…

Динаэль взял правой рукой свиток и приподнялся. Эливейн и Элель помогли ему встать на ноги. Эркель протянул отцу свой камзол.

— 190 —

Люди улыбались.

Динаэль пробегал глазами строки древнего документа. Первая часть была ему хорошо знакома, а далее — текст менял размеренно-повествовательный стиль на явно-предсказательный.

«Но тот, кто пожертвует своей чародейской силой во имя доброго дела; тот, кто сможет данными каждому человеку способностями спасти любимую от смерти; тот, кто будет преданно и честно служить людям своим трудом; тот, кто не побоится пожертвовать собой ради обретения душевного равновесия и сердечной гармонии родной душой; тот, кто пронесёт через свои и чужие беды, через неверие, сомнения и разочарования, царящие вокруг, убеждение в могуществе добра; тот, кто, несмотря на великие трудности, поможет своему ученику встать на путь Света; тот, кто, превосходя многих в лучших человеческих качествах, останется скромным, отзывчивым, трудолюбивым человеком — тот разовьёт в себе утраченный магический дар, который возродится в нём, с невиданной до сей поры мощью».

Как только Динаэль, изумлённый, прочитал последнее слово, пергамент вспыхнул и рассыпался в воздухе множеством золотых искр. Дин взглянул на супругу — она была единственная, кто вместе с ним бежал взором по строчкам.

Эливейн подбадривающе улыбнулась. Дин вдруг обнял её и поцеловал, на глазах у всех.

Послышались радостные возгласы, смех. Люди, наконец, поверили своим глазам: чудо произошло! Настоящее! Такое, которое случается крайне редко, но которого всегда так ждут…

А Эливейн вдруг ощутила рядом с собой присутствие не просто любимого, не просто единственного и неповторимого, а обладающего великой силой Мага… Уж Эливь-то это почувствовала верно: всё-таки она столько лет уже была женой Волшебника…

— 191 —

Хаим, начальник Стражи и Караула, мерил шагами Зал Волшебного Совета. Он, призванный охранять покой простых людей от возникающего порой нарушения равновесия Тёмных и Светлых Сил, чувствовал, что борьба за Добро идёт жестокая.

Вместе с ним в Зале находились ещё трое Волшебников — ведущих членов Совета.

И вдруг Хаим остановился: он чётко увидел место, где недавно закончился Поединок.

— Свет победил, — торжественно сообщил он.

— Значит, надо высылать Наряд за бывшим Тёмным Магом, — вздохнул один из Волшебников. — Кто сегодня исполняет обязанности Верховного Мага? Кому распоряжаться Конвоем?

Печаль по поводу отсутствия Верховного Мага была общей и неслучайной. Сложно держать дела в порядке, если регулярно сменяется руководитель. А сменяться приходилось, так как не было ни у кого из Волшебников столько силы, чтобы нести бремя ответственности, выпадающее на долю самого могучего — Верховного Мага, — постоянно.

Хаим словно прислушивался к чему-то далёкому. Вскоре и остальные ощутили это нечто — есть светлый Маг, невероятной силы…

— Где? — трое Волшебников смотрели на Хаима.

— Там же, где была битва, — задумчиво ответил тот.

— Он и победил?

— Нет, — Хаим покачал головой. — Сражался другой. Возникла минутная пауза.

— Он призывает Конвой, — доложил Хаим.

И Начальник Стражи, взяв с собой троих солдат-конвоиров, немедленно отправился к стенам Сумрачного Замка.

— 192 —

Хаим с тремя подтянутыми сильными воинами возник на поляне возле Сумрачного Замка.

Здесь царило оживление, весёлые разговоры и шутки слышались со всех сторон. Создавалось впечатление, что крестьяне готовятся к праздничному гулянью.

«Не мог же я ошибиться!» — удивлённо подумал Хаим, внимательно оглядывая шумящую толпу и пытаясь взглядом зацепиться хоть за кого-то, так или иначе напоминающего человека, чей магический дар почувствовали волшебники даже в Зале Совета.

Из одной группы разговаривающих и смеющихся людей вышла девушка, под руку с молодым человеком. Рыжие волосы…

«Ну, слава Богу! — облегчённо вздохнул Хаим. — Мисс Эдилейн! Так вот оно что…»

И Начальник Стражи направился к молодой волшебнице.

— 193 —

— Эди, — негромко проговорил Алуан, бережно отводя девушку в сторону и помогая уставшей волшебнице удобно устроится на отдых, — я люблю вас…

Эдилейн изумлённо-испуганно взглянула на молодого человека. О! Эти синие бездонные глаза! Они не врали… Тогда как же?..

— Эди, — Галан мягко улыбнулся, — прости, что не смог догнать тебя тогда… что побоялся сказать сразу, думая, что наша с тобой встреча не должна иметь налёт нечестности, будто я просто стремлюсь скорее попасть на консультацию к твоему отцу, ну, по знакомству, что ли… Ты сразу сказала своё имя, а я постеснялся… Прости, если бы я только мог предположить, как серьёзно и опасно всё обернётся… Это моя вина…

Эдилейн нахмурилась и схватила себя за голову.

— Это я виновата… — прошептала она. — Я ничего не соображала… Конечно! Ведь познакомиться со мной можно и ради корыстной цели: приём у отца… Дура! — отчаянно воскликнула она. — Так уже было. Целых три раза. Со мной искали дружбы, чтобы поскорее попасть в клинику… Ал, прости меня…

Эдилейн чуть не плакала. Галан стоял перед ней на коленях.

— Нет-нет, — прошептал он, держа девушку за руки. — Это я должен был сказать сразу… Асена — моя сестра. Я отвечаю за неё. Она немая, не с рождения… Твой отец сказал, что она будет говорить…

Алуан смотрел в глаза любимой.

— Ты выйдешь за меня, Эди? — спросил он. Девушка кивнула.

— Я люблю тебя, Ал, — прошептала она.

— 194 —

Хаим подошёл к Эдилейн и Алуану, сидящим на траве, и поклонился.

— Мисс Фейлель, — проговорил он. — Рад видеть вас в здравии — мы ощущали темноту…

— О! — Эди только теперь заметила Конвой. — Извините, господин Хаим, — проговорила она, поднимаясь, — что-то я совсем рассеянная стала…

— Вы устали, мисс, — Хаим был прав. — Кто нас вызывал? Где тот, на чьё появление, не мне вам рассказывать, Совет мало рассчитывал?

Свет улыбки, озарившей лицо Эдилейн, укрепил Хаима в его догадке, догадке и надежде, высказать вслух которую опытный солдат и воин не позволил себе. Он, молча, последовал за девушкой. Галан скромно шёл позади Конвоя.

— 195 —

Люди расступались перед Эди и Волшебным Конвоем.

Девушка остановилась. Человек, с которым так оживлённо и непринуждённо беседовали крестьяне, обернулся. Хаим уже знал точно, кто стал Верховным Магом, — ведь по решению последнего Совета тот, кто в следующие за Советом шесть месяцев окажется величайшим волшебником, какого ещё не видывал свет, и становится Верховным Магом. Стражник с радостью увидел волнистые рыжие, с обильной сединой волосы, ладную сильную фигуру, стоящего к нему спиной Динаэля…

— Папа, — позвала Эдилейн. Дин обернулся.

— Доброе утро, Хаим, — улыбнулся он.

— Действительно, доброе, сэр Фейлель, — радостно ответил Командир Конвоя.

— Фейлель? — изумлённо повторил один из крестьян.

И волна восторженного шёпота покатилась по толпе.

Эливейн, стоя рядом с мужем, ласково глядя на дочь и сыновей, улыбалась.

— Хаим, — проговорил Дин, словно сожалея о необходимости выполнить эту миссию, — доставьте, пожалуйста, мистера Берка в тюремную камеру, до Решения Суда его необходимо содержать под стражей.

— Слушаюсь, — Хаим поклонился.

Конвой увёл Сэмюэля, молодого и прежде сильного своей магией, но так и не пустившего в своё сердце ни одного доброго чувства…

— 196 —

Тепло попрощавшись с жителями окрестных деревень и предоставив в их распоряжение бывший Сумрачный Замок, в котором силами Динаэля, Элеля, Эркеля и Эди были убраны все чёрные магические предметы, знаки, книги и записи, уставшие, но безумно счастливые тем, как обошлась с ними судьба, семейство Фейлелей и Галаны пустились в обратный путь.

Для начала им предстояло привести в порядок место тайного лагеря, разбитого в горах Дином и Эливь. Там царил полный хаос после пребывания на этом месте Тёмных Стражников. Уничтожение мусора, в который обратились весьма добротные прежде вещи, заняло достаточно времени и потребовало труда. К четырём часам дня небольшая горная полянка, наконец, радовала глаз своей чистотой и красотой.

Эливейн, остановившись возле небольшого пышно цветущего куста шиповника, лукаво усмехнулась. Оказавшаяся в тот момент рядом с ней Асена внимательно проследила за её взглядом и тоже улыбнулась. Картина, представшая их взорам, действительно была достойна нежной и любящей улыбки.

Эркель и Элель, присев на траву и прислонившись спинами друг к другу, делали вид, что просто осматривают местный пейзаж.

— Взгляни, — кивнула Эливейн в их сторону, — эти красавцы желают убедить нас в том, что чувствуют себя лучше всех, — Эливь говорила нежно, — несмотря на то, что их больничные рубашки выдают всё, что они так пытаются скрыть… Про свои госпитальные одежды они просто позабыли…

Близнецы переглянулись и невольно усмехнулись сами себе.

— Теперь наши влюблённые, — ласково продолжала Эливь. — Твой брат делает вид, что магия излечила его от смертельной раны за одну ночь совершенно: он уже окреп, твёрдо стоит на ногах… Правда, сейчас почему-то ему трудно даже ответить нам…

Алуан улыбнулся.

— А Эди уже спит, уронив голову ему на колени, — говорила Эливейн, — хотя пять минут назад утверждала, что, как только закончим с уборкой, немедленно отправимся домой.

Динаэль, тоже сидевший, прислонившись к скале, вытянув ноги и широко улыбаясь, поднялся и обнял супругу.

— О! — засмеялась она. — К твоим штучкам я давно привыкла… Конечно, но кто же позволит себе усомниться в том, что Динаэлю Фейлелю вообще незнакомо слово «усталость»…

И Эливь прижалась к мужу.

— Милый, — прошептала она, — не изображай героя передо мной. Я в любом случае люблю тебя. Поэтому, пожалуйста, устройся поспать: и силы восстановишь, и боль от свежего шрама стихнет… Да и мальчики последуют только твоему примеру — словами я их не уговорю.

Динаэль смотрел в глаза Эливь.

— Я люблю тебя, моё чудо, — проговорил он.

— И я тебя люблю, — ответила Эливейн. — Пожалуйста…

Дин покорился.

— 197 —

К семи часам вечера, когда в импровизированном лагере все проснулись, у Эливь и Асены был готов ужин. Они очень умело использовали всё, что осталось не тронутым Чёрными Солдатами.

Всем хотелось поскорее вернуться в Долину. Поэтому откладывать отправление в дорогу до утра не стали.

И тут опять Эливейн настояла на своём: она понимала, что Эди будет очень непросто преодолевать пространство не одной, что Элель и Эркель тоже не настолько оправились, чтобы пуститься через расстояние магическим способом с дополнительным, хоть и очень лёгким грузом. Удалось уговорить Элеля, Эди, Алуана и Асену ехать неспешно верхами — благо четыре их лошади паслись внизу, у подножия гор.

Эркель замялся, собираясь что-то сказать. Его немедленно поняла Эди — ведь она стала не просто Волшебницей, а Покровительницей Любящих.

— Хорошо, — согласился Динаэль. — Только не промахнись… И следуйте потом вместе с Уварой — негоже бросать его одного.

— Конечно, — кивнул Эркелиэль.

— Ну, — улыбнулся Дин, и взял Эливь за руки, — учитывая, что лошадей нам не осталось, а по волшебным полётам с любимой я всё-таки соскучился, надеюсь, мне будет разрешена эта маленькая радость?

Эливейн вздохнула и улыбнулась — спорить с Динаэлем, ласково и нежно смотрящим в её глаза, она не могла…

— 198 —

Через четверо суток все собрались в доме Фейлелей. Последними прибыли Эркель с невестой и Увара.

Волновавшаяся за предстоящую встречу с родителями любимого, Рива Руаль была настолько тепло встречена мистером Динаэлем и мадам Эливейн, что сама не заметила, как улетучились её страх и скованность.

Торжественные события — свадьбы — решили справить через два месяца. А пока предстояло разобраться с накопившимися делами.

— 199 —

Уехали Галаны. Алуану необходимо было не только подготовиться как жениху к бракосочетанию, но и произвести кое-какие изменения в доме, ведь туда скоро войдёт молодая супруга. Кроме того, Галан и так слишком долго руководил работой библиотеки издалека.

Асена тепло попрощалась со всеми, но брат заметил в её глазах грусть.

— Не печалься, сестрёнка, — шепнул он ей. — Вот увидишь, тебя ещё ждёт подарок ко дню рождения.

Асена тревожно-испуганно взглянула на Алуана.

— Нет, — успокоил он её, — я не решился нарушать их планы, ведь дел, особенно у сэра Динаэля, накопилось очень много. Просто Эди знает о том, когда у тебя день рождения. И я чувствую, что они что-то задумали… Прости, что сказал заранее, но мне больно, что ты грустишь…

Асена улыбнулась брату. Но грустинка в её взгляде осталась…

— 200 —

Динаэлю, действительно, пришлось с головой уйти в работу. Он и так-то никогда не оставался без дела, а сейчас, когда стал ещё и Верховным Магом, ему надо было время, чтобы привыкнуть и успевать справляться со всеми заботами.

Эливейн кроме домашней работы и своей медицинской практики, желая помочь мужу, вела теперь в клинике и первичный приём больных, желающих получить консультацию доктора Фейлеля.

Эркель отправился с Ривой в её родной город, а потом ему предстояло вернуться на Береговую Базу.

Элель вдруг тоже засобирался. Он объяснил своё скорое возвращение в Морской Отряд тем, что забыл о каком-то важном деле… Домашние сочли его поведение странным и даже забеспокоились. Но Динаэль как-то хитро улыбнулся и сказал, что скоро всё уладится. Объяснять он не стал, поэтому оставалось только гадать, что известно Дину и о чём не знают остальные…

— 201 —

Алуан оказался прав. Через два дня после возвращения Галанов домой, в день рождения Асены, сразу после завтрака дворецкий, открывший входную дверь на звонок, вернулся в зал с огромной корзиной белых роз.

— Для мисс Асены, — доложил слуга.

Девушка приняла благоухающие свежестью цветы и достала из середины букета открытку. «С Днём Рождения, милая Ася! Загадай желание — и оно сбудется. Обещаем. Фейлели», — было написано в послании. Асена зажмурилась и — загадала…

А после обеда у порога дома Галанов остановилась карета с гербом дома Фейлелей. Кучер, знакомый уже Алуану и Асене верный Увара, приложил палец к губам. Брат и сестра догадались, что Вара управлял пустой каретой, ибо потратить сейчас несколько дней на дорогу позволить себе ни Динаэль, ни Эливейн не могли. Поэтому некоторая неспешность, с которой кучер слез с козел, направился к дверце кареты и, наконец, распахнул её, была, видимо, тщательно продумана ещё перед его отъездом из Зелёной Долины. Этого времени Динаэлю и Эди оказалось достаточно, чтобы из дома перенестись вместе с Эливейн на мягкие сиденья экипажа.

Гости уже начинали собираться в особняке Галанов. Но приезд сэра Фейлеля с супругой и дочерью стали настоящим подарком не только для Асены, но и для Алуана — он, конечно, мечтал видеть свою любимую ежеминутно.

— 202 —

Праздник был в разгаре. Виновницу торжества уже поздравили все присутствующие. Стол, недавно ломившийся от разнообразных яств, был изрядно опустошён. Гости перешли в соседний зал, где вовсю играла музыка, и первые пары кружились в вихре танца. Здесь не требовалось уже постоянное присутствие хозяйки бала. Поэтому, когда слуга сообщил Асене, что в зимнем саду её ожидает новый гость, никто, кроме брата, не обратил внимания на то, как девушка выскользнула на террасу.

Ася шла к широко распахнутым дверям небольшого, но очень живописного зимнего садика. Вся это растительная красота была памятью о матери Асены и Алуана. Именно мадам Галан заложила чудесный природный уголок в огромном доме своего мужа. После её смерти мистер Галан трепетно следил за поддержанием растений, словно говоривших с ним о любимой супруге…

Среди пышно цветущих диковинных кустов Асена увидела того, кто, пожелав остаться не названным, вызвал доверие у старого и верного слуги дома Галанов. Сердце девушки радостно подпрыгнуло — она узнала ещё издали Элеля Фейлеля. Это был именно он: так же, как Рива, безошибочно узнавала Эркеля, Ася не могла перепутать Элельдиэля ни с кем, даже с его родным братом-близнецом.

Элель резко обернулся на почти беззвучные шаги девушки.

— 203 —

Алуан, подождав минут десять возвращения сестры, начал беспокоиться по поводу её отсутствия среди гостей. Он направился было к дверям в коридор, как в зал почти вбежала Асена.

Девушка улыбалась. Но Алу не понравилась эта улыбка. Он хорошо знал свою сестрёнку и понимал, что та готова разрыдаться. Но отчего? Что могло так огорчить очаровательную, теперь уже совершеннолетнюю девушку, которая ещё десяток минут назад светилась от счастья.

Алуан направился к Асене. Та, бросив на брата извиняющийся взгляд, ускользнула на лестницу, ведущую во второй этаж дома, в спальни и кабинет хозяина.

Этот немой диалог наблюдала Эдилейн.

— Не надо, — мягко остановила она любимого, собиравшегося последовать за сестрой. — Останься с гостями… Кажется, Ася не захочет говорить с родным и близким… Прости, просто я это чувствую…

— Но что же делать, милая? — тревожно спросил Алуан.

— Я попробую поговорить с ней, — ответила Эди. — А ты спроси у слуги, куда выходила Асена.

— Приехал ещё кто-то поздравить её, — Алуан уже знал ответ. — И слуга утверждает, что узнал человека. Потому и позвал молодую госпожу. Говорит, что видел его лишь однажды, но запомнил. Потому что человек хороший… Я верю…

— И кто же это? — Эди чувствовала, что и ей окажется знаком таинственный посетитель.

— Молодой Фейлель. Так сказал слуга, — сообщил Алуан. — Только ума не приложу, чем же Элель мог расстроить Асену. Мне казалось, что у них сложились тёплые отношения… А, может, тогда Эркель? Но…

— Ладно, — кивнула Эди. — Кажется, я начинаю понимать, что за тёплые отношения могли сложиться у Аси и Эля.

Алуан острожно остановил готовую отправиться к Асене волшебницу.

— Эди, — шепнул он, — я люблю тебя… И, мне кажется, моя сестрёнка тоже полюбила… По-настоящему…

— И мне так думается, единственный мой, — тоже тихо ответила девушка и…

…внезапно оставив на губах Алуана быстрый поцелуй, зарумянившаяся от своей несдержанности, Эдилейн скрылась за дверью.

— 204 —

Асена лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку. На стук в дверь она не ответила, поэтому Эдилейн вошла без разрешения.

Ася не обернулась, и только плечики её вздрогнули.

— Девочка моя хорошая, — волшебница ласково, словно мама, обняла Асену. — Что случилось? Чем обидел тебя глупый Элель?

Девушка резко села и изумлённо посмотрела в глаза Эди.

— Значит, я не ошиблась, — улыбнулась та. — Это был именно Эль.

Асена всхлипнула, а потом, вдруг, глотая слёзы, заговорила, быстро, не всегда чётко, длинные слова не произнося до конца или делая паузы в их середине. Эдилейн внимательно слушала, ведь теперь Ася вела речь вслух сама!

— Он… не… глуп-ый, — отчаянно, сбиваясь на шёпот, говорила Асена. — Он… по-зд-ра-вил ме-ня… Он… не мог… оста-тать-ся… Ка-ки-е… то…дела… он… вот…мне… по-да-рил, — девушка показала доселе крепко зажатый в кулачке кулон, тонкой изящной работы, на витой цепочке. — Ска-зал: «Это те-бе, мой… ма-лень-кий… дружок…» и «ес-ли ну-ж-на бу-дет по-мо-щь, я у-зна-ю и при ду»…

Ася опять разрыдалась, уткнувшись в ладони Эдилейн.

— А мне… не… ну-ж-на… по-мо-щь… — отчаянно прошептала Асена. — Мне… он… нужен… Я люблю его!.. А он …счи-та-ет ме-ня… ма-лень-кой… и… толь-ко… дру…гом…

Эдилейн гладила Асю по растрепавшимся волосам. Когда та выплакалась и затихла, Эди негромко сказала:

— Милая моя девочка, я, правда, не знаю, что творится с Элелем. Но его сердце пока было свободно. Да, девушки всегда благоволили к нему, как и к Эркелю. Они оба симпатичны, смелы, веселы. Но серьёзного чувства у Элеля ни к кому не было. И таким странным, как сегодня, поведение его тоже не было — он всегда любил праздники, балы… Но я постараюсь выяснить, почему так непонятно то, что произошло сегодня, то, что вызвало твою печаль… Обещай мне, пожалуйста, что не будешь падать духом. Хорошо?

Асена кивнула. Она смотрела на Эди как на свою последнюю надежду.

— И… — улыбнулась волшебница, — …ты очень хорошо говоришь.

Только сейчас Ася вдруг осознала, что рассказала Эдилейн всё не письменным языком, а собственным голосом.

— Ну, вот и славно, — Эди провела рукой по лицу Асены. — Следов слёз не осталось. Давай, я помогу тебе поправить волосы, и ты спустишься к гостям.

— Да, — собравшись с духом, согласилась девушка.

— 205 —

Оставшись одна в комнате Асены, Эдилейн сосредоточилась, представляя мысленно Базу Спасателей, где сейчас проводил свой отпуск Элель, вместо данной ему возможности побыть с родными. Эди закрыла глаза и растаяла в воздухе.

— 206 —

Эдилейн попала точно в палатку братьев Фейлель. Элель сидел за столом. Его рука что-то быстро рисовала на бумаге восковыми мелками.

— Добрый вечер, братик, — негромко проговорила Эди.

Элель вздрогнул от неожиданности: он был настолько погружён в свои мысли, что не заметил, словно соткавшейся из воздуха сестры.

Эди подошла к столу. Одного быстрого взгляда на рисунки, набросанные, видимо, только что, было достаточно, чтобы более не сомневаться в своей догадке: со всех портретов смотрела Асена — улыбающаяся, задумчивая, удивлённая, весёлая…

— И почему ты ей не сказал? — тихо спросила Эдилейн, опускаясь на колени и кладя свою голову на колени брата.

Как часто она делала так, будучи девочкой! И смотрела снизу вверх в его глаза. А Элель рассказывал ей какую-нибудь увлекательную историю…

— Почему? — шёпотом повторила она. — Ты же сделал для неё кулон… Мне-то известно, чего стоит сотворить подобное своими руками, чтобы всегда знать, не нужна ли срочно твоя помощь… Здесь мало только дружбы…

Элель задумчиво смотрел на сестру.

— Пусть лучше так… — вздохнул он. — Она ведь смущается меня: я для неё очень взрослый дядя… Но она приняла мою дружбу: я чувствую, что она уже не так боится меня… не чурается как чужого… А потом… Может, через два года её сердечко останется ещё свободным…

— Подожди, — ласково попросила Эди. — Почему через два года? И почему ты решил, что она смущается … разницы в возрасте?

Теперь Элель несколько секунд непонимающе вглядывался в лицо Эдилейн.

— А что, по-твоему, — наконец спросил он, — может заставлять её стесняться как не ощущение неизвестности: как вести себя с малознакомым взрослым человеком? В едва исполнившиеся шестнадцать лет это естественно.

— А если я скажу тебе, что подобное смущение может вызывать любовь к человеку, считающему тебя «своим маленьким дружком»? — Эдилейн смотрела в тревожные глаза брата. — И кто тебе сказал, что Асене шестнадцать?

Элель напряжённо ждал. Он с ужасом подумал, что, кажется, для «своих очень взрослых лет» слишком глуп…

— Ей сегодня исполнилось восемнадцать. Она даже по закону теперь самостоятельная совершеннолетняя девушка, — улыбнулась Эдилейн. — Хотя настоящая любовь может поселиться в сердце и задолго до совершеннолетия… А от твоих слов о «маленьком друге» она прорыдала в своей комнате больше часа…

— Я болван… — отчаянно прошептал Элель. Эдилейн кивнула…

— 207 —

Через два месяца играли сразу три свадьбы. На торжества приехали и Дереры — Дин всегда обещал им летние хорошие впечатления…

Динаэль и Эливейн любовались своими детьми и искренне благодарили Небеса за счастье.

Веселились от души и Дана с Диной: теперь старших заботливых братьев и сестёр у них прибавилось.

После свадьбы Эркелиэль и Рива отправились на Береговую Базу Морского Отряда.

Элельдиэлю и Асене предстояло ещё решить вопрос с заочным обучением молодой мадам Фейлель в университете, куда Ася, уже говорящая не хуже любого человека, владеющего устной речью с детства, поступила, сдав на «отлично» вступительные экзамены.

Алуан и Эдилейн поселились в родовом доме Галанов, рядом с Публичной Библиотекой, директором и владельцем которой оставался Ал…

Жизнь снова вошла в мирное русло…

Сентябрь-ноябрь 2009 г.