— 1 —

Эшер Марис, владелец огромной корпорации, миллиардер, пожалуй, самый влиятельный человек в городе, стоял у огромного окна своего кабинета и размышлял.

У Мариса было всё, чего мог пожелать любой смертный: за деньги он покупал себе дома, виллы, курорты, яхты, самолёты, машины, даже дружбу и любовь. Но ему хотелось ещё. Он жаждал власти не только в своём городе, стране, мире. Его душа рвалась куда-то выше, дальше, в иное пространство…

И вот, три года назад, по дороге к одной из своих загородных резиденций Эшер вдруг велел шофёру остановиться. На обочине, в пыли сидел грязный оборванный попрошайка…

Нет! Теперь Марис знал точно: это был голос небес. После пятиминутного разговора с бедняком Эшер понял, что тот не сумасшедший и не обманщик. Сама судьба послала навстречу друг другу самого богатого человека этого мира и самого мощного Тёмного Мага, вынужденного сбежать из Иного Измерения, ибо там его тёмная деятельность уже не приносила желаемых плодов — тот мир был истощён его ненасытностью…

Три года понадобилось Чёрному Чародею Авензеру, чтобы найти пространство для новой деятельности — своей и Эшера. Теперь эти два человека были связаны союзом, союзом неразрывным, так как один нуждался в деньгах и власти напарника, а другой не мог получить этого больше без магии Колдуна…

Сегодня Авенезер сказал по телефону:

— Всё готово. Я нашёл и Другой Мир, и способ его покорить.

Правда, Другой Мир был найден давно. Но способа покорить его не обнаруживалось. Даже разведку Авенезеру удавалось вести с трудом: настолько сильна оказывалась Защита Другого Мира…

На город за окном спускалась черноглазая ночь. Эшер в свои сорок лет никогда не слыл романтиком. Но огни улиц, словно разрывающие мглу, любил. Любил и шорох волн, набегающих на тёплый песок, там, за крайними домами города.

— 2 —

— Сэр, — доложила секретарша, молоденькая красавица, очередная пассия Эшера, — Ваша машина ждёт у главного входа. Мне поехать с вами? — и девушка кокетливо улыбнулась.

— Не сегодня, — холодно ответил Марис.

Секретарша, скорчив в сторону гримасу, вышла.

Эшер неспешно проследовал к лифту.

— 3 —

Шикарный авто мягко катил по ночным улицам.

Отгородившись от шофёра звуконепроницаемым стеклом, Марис жадно слушал рассказ Авенезера.

Суть речи Чёрного Колдуна состояла в том, что держащий Другой Мир в столь защищённом от инородного злого вмешательства состоянии, Белый Верховный Маг силён чрезвычайно. Но и у него нашлось уязвимое место. Дело в том, что супруга его вовсе не волшебница, а обычная женщина. А величина их взаимного чувства такова, что стала охранной силой целого мира, силой, прочнее и надёжнее которой ещё не встречалось. И если разрушить эту связь, то есть разорвать узы между Магом и его женой, то защита Другого Мира ослабнет…

— Но как уничтожить брак, если, ты сам сказал, сильнее чувства не встречалось нигде? — удивился Эшер.

— И здесь есть одно «но», — усмехнулся Колдун. — У меня не достанет сил победить Белого Мага в его упроченном родном мире. Но завладеть памятью простой женщины…

— Ну-ну, — нетерпеливо поторопил Марис.

— Я уже приготовил яд, — довольно сообщил Авенезер. — Я знаю, как пробраться к ней. Яд блокирует её память. Мы похитим её. А здесь она очнётся, ничего не помня о себе прежней, вообще не зная, кто она… И тут-то ты, мой дорогой друг, сыграешь роль её встревоженного супруга. У тебя получится… И, главное, тебе нужно только, чтобы она хоть на одну ночь стала твоей… И всё… Любовь, омрачённая изменой, уже не та… Но стать твоей она должна добровольно. Только добровольно… Уж ты постарайся…

— Пожалуй, это предприятие не так быстро… — усмехнулся Эшер.

— Думаю, что за полгодика ты управишься, — ответил Колдун.

— Столько я не уламывал ещё ни одну женщину, — заметил Марис. — Даже самые неприступные сдавались в десять раз быстрее.

— Не забывай, она будет бояться всего — она ведь ничего не вспомнит. И она — чиста сердцем. В этом мире, может, глупо-наивна… Но изменить подобную данность я не могу, — негромко пояснил Колдун.

Эшер помолчал. Наконец жажда большей власти взяла верх над сомнениями.

— Ладно, — согласился он. — Сколько ей хоть лет? Она красива?

— О возрасте не думай, — улыбка скользнула по губам Авенезера. — Там срок жизни людей иной, семей магов — тем более… А о вкусах — не спорят…

— Ясно, — сморщился Эшер, — мне предстоит сделать женой, пусть и на короткий срок, безобразную старуху?..

— Так мы договорились? — не отвечая на вопрос Мариса, произнёс Колдун.

— Договорились, — кивнул Эшер. — Только условие: ты будешь рядом. Подскажешь, если что… Не умею я обольщать сказочных бабушек…

— Конечно, — заверил Авенезер, — я буду твоей тенью.

— Постой! — Марис нахмурился. — Но ведь настоящий муж будет её искать!

— И пусть, — злой огонёк блеснул в глазах Колдуна. — Она его не вспомнит… Украсть её снова — бесполезно, только напугает, потому что сила действия яда такова, что она не будет слышать его речей об их совместном прошлом… Применить магию — не сможет, пока она в наших руках. Иначе она просто погибнет… А представь его муки, когда она станет твоей — кто же подобное выдержит!.. И он уйдёт… Уверяю тебя… Да и бросить свой мир без защиты он не посмеет…

— 4 —

Динаэль Фейлель, самый молодой и самый могущественный Верховный Маг за всю историю существования мира, стоял перед Картой Границы Миров.

Дину исполнилось пятьдесят девять лет. Это много для обычного человека. Но это всего четвёртая или даже пятая часть жизни волшебника. Потому и выглядел он, несмотря на обильную седину, не старше сорокалетнего мужчины. Он был силён и телом, и духом. Но сейчас Динаэль был тревожен.

Два с половиной года Чёрный Колдун из соседнего мира пытается найти возможность проникнуть в охраняемые Фейлелем и Советом Волшебников территории. Пока тёмные попытки удавалось пресекать. Но что-то настораживало в последние дни Верховного Мага. Ни наблюдатели, мастерски выполняющие свою трудную работу там, в мире Авенезера, ни преданные и отважные Стражи Границы Миров не докладывали ни о чём из ряда вон выходящем… Сам Дин никогда не видел в лицо этого Чёрного Колдуна, но силу его ощутил на расстоянии и узнает его, где бы ни встретил. Понял Динаэль и то, что Авенезер не сможет скрыть своей магии, как это сделал некогда сам Дин, пробираясь во дворец Торубера… Но что-то неспокойно было на сердце Светлого Мага. А Динаэль привык доверять своим ощущениям…

— 5 —

Эдилейн вышла из воздуха в тенистом саду дома родителей. Ей необходимо было повидать маму: магический шар Покровительницы Любящих сегодня затянулся серой дымкой, когда Эди подумала об Эливь и Дине…

Миссис Галан поднялась на второй этаж и тихонько постучалась в дверь спальни родителей: она знала, что мама как раз собирается на работу в клинику.

— Да, — отозвалась Эливейн. — Кто там? Входите.

Эдилейн остановилась на пороге.

«Как мама хороша! — с улыбкой подумалось Эди. — И как глуп и слеп был Берк, который пять лет назад назвал её и отца стариками!.. Мама и сегодня выглядит едва ли старше своих сыновей…»

— Доченька! — воскликнула Эливь. — Солнышко моё! — она обняла свою девочку. — Как я соскучилась!

— Мамочка, — улыбнулась Эдилейн. — Мы были у вас неделю назад… Но я тоже успела соскучиться.

— А девочки грустят по Аллару, — засмеялась Эливь. — Элиссия выучила его имя и постоянно, указывая на дверь, печально повторяет: «Алярь неть… Алярь неть…»

Эдилейн счастливо смотрела на маму. «Бабушка! — мысленно улыбнулась она. — Кто незнакомый поверит, что у неё трое внуков, старшему из которых уже исполнилось четыре года!»

— Ты останешься на обед? — с надеждой спросила Эливейн.

— Сегодня нет, мамочка. Прости, — Эди снова прижалась к матери. — Но послезавтра, обещаю, мы все вас навестим.

— Замечательно! — Эливейн обрадовалась как ребёнок.

— Тебе надо бежать? — спросила Эди.

— Да, милая, — призналась Эливейн. — У меня сегодня расширенный приём.

— Тогда до скорой встречи, мамочка.

— Пока, девочка моя, — ответила Эливь. — И поцелуй от меня своих мужчин…

Эливейн поспешила в клинику. А Эди, успокоенная каким-то внутренним светом, счастьем, сквозившем в каждом жесте, в каждом движении матери, отправилась по своим делам.

— 6 —

Часы пробили четверть второго. Дин вздрогнул, словно впервые услышал их бой.

Одно мгновение он стоял, прислушиваясь к чему-то далёкому, потустороннему.

— Господи! Нет! — Динаэль побледнел и, метнувшись к дверям из своего кабинета, растаял в воздухе.

— 7 —

На пороге клиники Динаэль столкнулся с совершенно белой от волнения Эди, выскочившей из полутёмной аллеи парка.

— Мама?! — в ужасе прошептала она.

Дин, не отвечая, бежал по больничному коридору.

— 8 —

Возле дверей кабинета доктора Эливейн Фейлель толпились люди. Было ясно, что они повскакивали со своих мест всего несколько минут назад. Дежурная медсестра, заметив Дина, бросилась к нему.

— Сэр! — прерывающимся голосом заговорила она. — Пришли двое: слепой старик и подросток пятнадцати лет… Мальчик был записан к мадам Эливейн… Они только вошли, дверь закрылась… Вдруг — яркий свет на мгновение словно пронзил стены… И тишина… Я вбежала… А мадам нет… А эти двое…

Динаэль стоял на пороге. Люди не решались двинуться за ним. Эди обезумевшим от горя взором смотрела на картину недавно разыгравшейся трагедии.

В кабинете мамы всё было на своих местах. Только Эливь здесь не было.

Дин медленно, слегка пошатываясь, подошёл к столу… Оловянное обручальное колечко с витиеватыми буквами их имён — всё, что осталось ему от любимой…

Динаэль обернулся. Видевшим его в этот момент стало страшно: это было не лицо живого человека, это была восковая маска, маска горя и боли…

— Как я мог допустить?! — отчаяние кричало в его хриплом шёпоте… Повисла долгая напряжённая тишина.

— Сэр… — решилась, наконец, проговорить медсестра.

Динаэль посмотрел на неё медленным туманным взором и тихо произнёс, опускаясь на корточки перед распростёртыми на полу между столом Эливь и окном стариком и юношей.

— Подлец… И своих людей не пожалел… — его голос был ровным. — Мисс Эрин, пожалуйста, распорядитесь, чтобы мальчика и деда похоронили по-человечески… И пока в кабинет не входите: Эди тут всё проверит…

Динаэль поднялся в полный рост и, не произнося более ни слова, направился к выходу. Надо было срочно созывать Волшебный Совет — угроза для Мира стала чрезвычайно близкой и неотвратимо реальной.

— 9 —

Пожар был страшен. Огромный особняк пылал как кукольный домик. Пожарные расчёты, толпы зевак, жаждущие сенсации журналисты… Горел загородный коттедж мистера Эшера Мариса.

Вот уже несколько месяцев упорно ходили слухи, что Марис женился. Тайно. И никто никогда не видел мадам Марис. А теперь горел дом, в котором, по заверениям всегда существующих особо осведомлённых личностей, и жила таинственная супруга мистера Эшера… О! Если бы только хоть кто-то мог предположить, что прошедшие месяцы были потрачены на серьёзную подготовку к сегодняшнему спектаклю! Сколько бы невероятных историй досочинили в своих репортажах вездесущие папарацци!

Мистер Марис в безумии рвался из рук крепко держащих своего босса телохранителей. В дом, в самое сердце огня, растолкав пожарных и полицейских, бросился друг Эшера — мистер Авенезер…

Так, скрыв ото всех созданный им лишь для одной цели переход между мирами, Чёрный Маг принял на свои руки вожделенную добычу — бесчувственное тело супруги Динаэля Фейлеля. Принял и — в одно мгновение расправился с лишними свидетелями, с теми, кто исполнил его тёмную волю, расправился без жалости и без угрызений совести, оставив их тела тем, кто, по его мнению, должен был возненавидеть совершивших преступление старика и подростка…

— 10 —

Авенезер, едва держась на ногах, задыхаясь от дыма, с обожжёнными руками и в обгоревшей одежде, показался на пороге пылающего здания, крепко прижимая к себе неизвестную пока никому женщину.

Марис рванулся к нему. Телохранители, видя, что опасность сгореть заживо не грозит теперь Эшеру, отпустили своего господина.

Авенезер осторожно передал свою ношу на руки Марису. Тот в изумлении взглянул на женщину.

— Это она? — с сомнением прошептал он.

— Именно, — усмехнулся Колдун.

— Но…

— Я же говорил, — Авенезер не дал Эшеру закончить фразу, — что тебе захочется добиться её…

Женщина слабо шевельнулась и приоткрыла глаза. Её взгляд был полон боли и отчаяния.

— Что происходит? Где я? Кто я? — прошептала она.

— Всё будет хорошо, милая, — Эшер легко вошёл в свою роль. — Я здесь. Я с тобой… Сейчас всё будет в порядке…

— Как странно… — едва слышно произнесла мнимая мадам Марис. — И больно…

Её рука скользнула к животу. Эшер вопросительно посмотрел на Авенезера. Тот, взглянув на свою одежду и заметив на ней кровь, на мгновение нахмурился, но потом даже слегка улыбнулся. Женщина вновь потеряла сознание.

— Это нам на руку, — шепнул он Марису. — Она будет считать, что потеряла твоего ребёнка… А ты должен быть ещё нежнее и заботливее…

— Ребёнка? — переспросил Эшер.

— И я не знал об этом, — заметил Авенезер. — Но неважно…

Уже суетились вокруг мадам Марис врачи, уже полицейские оттеснили назойливых журналистов, а Эшер стоял на коленях возле носилок теперь известной и ему самому Элизы Марис. Его лицо было тревожно, а думы странны, если учесть, что перед ним без чувств лежала та, которую он считал безобразной старухой. Он любовался бледным лицом, растрепавшимися русыми волосами и плотно закрытыми тонкими веками, опушёнными длинными чёрными ресницами, глазами. Ни морщинки, ни одного изъяна на гладкой коже. И тонкие длинные пальцы, нежные и ласковые, как почему-то сразу подумалось Эшеру…

— 11 —

Эливейн открыла глаза.

Больничная палата, очень чистая и богато обставленная, но явно больничная.

Эливь с трудом повернула голову к окну.

Небо. Серое и низкое. Осеннее. Дождливое.

Она с ужасом пыталась вспомнить, что произошло.

Её отчаянию не было предела! Кто она? Где? Чем жила до сих пор?

Скрипнула дверь. Эливь обернулась на звук.

На пороге стоял мужчина лет сорока, темноволосый и кареглазый, пожалуй, красивый.

Эливейн вспомнила его: это он нежно смотрел на неё, когда ей было так больно… Смотрел и говорил: «Всё будет хорошо, милая… Я здесь… Я с тобой…»

«Кто же он? — тревожно думала Эливь. — И кто я, если ему милая?.. И что всё-таки со мной?..»

— Элиза! — мужчина бросился к её постели и, упав на колени, взял её за руку. — Вот ты и очнулась… Теперь всё будет хорошо… Обещаю…

Эливейн грустно, а, может, даже безумно, смотрела на говорившего.

— Кто я? Кто вы? — прошептала она. — Что со мной случилось?

— Милая моя, любимая, — ласково говорил кареглазый человек, — ты не волнуйся. Доктор сказал, что ты всё вспомнишь… Просто нужно время… Я помогу тебе… Я расскажу всё, о чём ты бы хотела знать…

— Кто я? — постаралась как можно спокойнее спросить Эливейн.

— Элиза Марис, — ответил собеседник. — Самая очаровательная женщина на свете. И моя супруга. Мы поженились пять месяцев назад. Тайно. Чтобы нашему счастью не мешали… Но… случилась беда. Пожар… Короче, теперь наши имена и фотографии не сходят с первых полос газет… Но это не имеет значения. Я люблю тебя. И мы будем радоваться жизни… И у нас ещё будут дети…

— Дети, — как эхо повторила Эливейн, и лицо её исказилось болью. — Мой ребёнок… Я потеряла ребёнка?.. — в её глазах застыл ужас. — Это был наш ребёнок?

— Ничего, ничего, милая, — Эшер целовал её руки. — Мы всё сможем… И ребёнок у нас обязательно будет… Чуть позже… Когда ты поправишься…

Эливейн молчала. Долго и мучительно. Она пыталась что-то вспомнить — и не могла…

Вдруг ей стало стыдно. Стыдно за себя… Ведь по природе своей она была добра, искренне добра, добра и наивна для мира, в котором оказалась… И ей стало стыдно, что она даже не подумала о том, как, видимо, больно и трудно этому темноволосому красивому мужчине: вот она, его любимая, потерявшая его ребёнка, не помнящая даже его имени, лежит перед ним холодная и бесчувственная, не пожалеет, не приласкает…

— Простите, — прошептала она, и слёзы стояли в её глазах. Марис наклонился к её лицу.

— Прости, — повторила она. — Я постараюсь… постараюсь вспомнить… и… и полюбить тебя… заново…

— Конечно, милая, — нежно улыбнулся он. — Мы просто начнём всё заново.

Эливь благодарно кивнула.

Человек вдруг поднялся на ноги, оправил пиджак и галстук, учтиво поклонился и с добродушной улыбкой произнёс:

— Позвольте представиться, сударыня, Марис. Эшер Марис. Весьма занятой человек, но безумно влюблённый в вас. И весьма счастливый человек, потому что женат именно на вас.

Марис снова опустился на колени. Эливь сама взяла его руку и впервые улыбнулась своему мнимому супругу.

— Спасибо, — тихо проговорила она. — Спасибо за любовь и терпение. Спасибо, Эш…

— 12 —

Динаэль стоял у окна в кабинете Верховного Мага, своём кабинете, расположенном в Горном Замке, возле Зала Совета.

На улице, в парке, слегка покачивались на ветру багрово-золотые клёны. Солнца не было видно из-за лёгкой облачности… Эливь так любит жёлтые и алые резные листья…

До Совета оставалось два часа. За прошедшие с момента похищения Эливейн минут сорок Дин для себя уже решил всё: теперь он знал точно, что и как намерен предпринять Авенезер… Нет! Тёмный Маг недооценил своего противника… Динаэль, терзавший себя сейчас за собственную недальновидность, за то, что именно сегодня позволил себе оказаться столь далеко от любимой, когда в течение последних месяцев не отходил от неё более, чем на десять-пятнадцать метров, делая это так искусно, что сама Эливь даже не подозревала о возможной опасности для себя, Динаэль, наивно, по мнению Чёрного Колдуна, предполагавший, что первым в ряду вероятных противников нежданного захватчика будет он сам, Динаэль принял решение, решение, единственно верное, но и самое тяжёлое для себя. Именно трудности, которые способен повлечь за собой этот путь, и делали, в глазах Авенезера, подобный выбор немыслимым… Динаэль готовился поведать Совету о своём решении…

Дин разжал кулак и с болью посмотрел на обручальное колечко Эливь. Как он мог не догадаться, не дать себе поверить в то, что Авенезер нападёт на слабого, на беззащитного! И не Заклятие Забвения будет его оружием! О, Берк просто ягнёнок в сравнении с изощрённостью использованного Авенезером яда, яда, считавшегося мифическим вымыслом! От него нет спасения, нет противоядия… Память блокируется практически навсегда… Теория далека от реальности. И если теоретически… Попытка рассказать Эливь правду о её прошлом невозможна: что-то её слух просто не уловит, а что-то окажется смертельным — отдельные картины забытого способны усилить действие яда, усилить до летального исхода… И он, Динаэль Фейлель, посмел недосмотреть, недодумать, просчитаться и — пострадала она, его единственная, его неповторимая, его любимая Эливь…

Динаэль прижался лбом к стеклу и закрыл глаза. Перед его мысленным взором встало лицо Эливейн: утром она была такая счастливая, такая весёлая, и лукавые искорки мелькали в её глазах. «Вечером, вечером…» — смеялась она… Что за сюрприз готовила Эливь мужу?.. А сейчас он чувствовал её боль и её потерянность, её отчаяние и её ужас… И это его вина! Его!.. Дин закусил губу…

— 13 —

Бесшумно приоткрылась дверь. Вошла Эди. Дин обернулся.

— Папочка, — Эдилейн бросилась отцу на шею. Динаэль обнял дочь.

— Ничего, солнышко, — прошептал он. — Я буду рядом с мамой… Эди тревожно взглянула отцу в глаза.

— Это единственный путь. Для нас с мамой и для нашего мира, — вздохнув, пояснил Динаэль. — Подробно расскажу на Совете, прости. Просто сейчас нет времени…

Эдилейн ждала вопроса.

— Что ты обнаружила, — Дин с трудом перевёл дыхание, — в мамином кабинете?

— На столе удалось найти каплю, — проговорила Эди. — Жидкость густая, тёмно-фиолетовая… Это Яд Забвения… Но ведь считалось, что он вымышлен! — отчаянно добавила она.

— Считалось, — тихо согласился Динаэль. — Но, как оказалось, ошибочно…

В коридоре раздались гулкие шаги.

— Это сэр Шенгей, — сказал Дин дочери.

— Командир Наблюдателей? — уточнила Эди.

— Да, — подтвердил Динаэль. — И теперь наша единственная надежда: от верности его сведений зависят наши удачи и поражения…

— 14 —

В дверях кабинета появился высокий мужчина в странном для этого мира костюме: синие джинсы, коричневая кожаная куртка…

— Простите, — поклонившись, проговорил мистер Шенгей. — Спешил и не стал тратить время на переодевание.

— Проходите, — Динаэль жестом указал Наблюдателю на широкое кресло.

Дин, Эди и Шенгей несколько минут молчали, обдумывая произошедшее.

— Говорите, — попросил Динаэль Наблюдателя.

Тот поведал следующее, ужасающее своей жестокостью…

Пожар в загородном особняке Эшера Мариса, друга и явного союзника Авенезера, только внешне выглядел случайным. В разгар вечеринки, посвящённой встрече немногочисленных родственников и друзей жены магната, дом вдруг запылал как спичечный коробок. Женился тот несколько месяцев назад, не афишируя свой брак и не вводя супругу в общество… И вот за считанные минуты погибли все: и прислуга, и родственники Элизы Марис, и её друзья. Саму Элизу вынес из огня Авенезер… О! И Дин, и Эди, и Шенгей хорошо знали настоящее имя той, кого теперь величали мадам Марис.

Безжалостность, с которой Чёрный Маг и мистер Эшер обходились с людьми, поражала воображение. Даже Динаэль Фейлель, за свою жизнь не раз видевший смерть, не мог найти объяснения подобной жестокости.

— Сэр, — Наблюдатель с грустью взглянул в лицо Верховному Магу, — простите нас: вы предупреждали… и просили постараться… Но мы ничего не смогли поделать — нам никого не удалось спасти… И ещё, — Шенгей тяжело вздохнул. — В том, что случилось с мадам Эливейн, только моя вина… Это я убедил вас, что охота ведётся именно на Верховного Мага, что Авенезер жаждет встретиться с вами и хитростью, неправдой, но ослабить вашу силу, а, значит, получить шанс захватить наш мир… Мы пошли по ложному следу, предложенному самим Авенезером… Я был слеп… Это мой грех…

Динаэль покачал головой.

— Нет, — мягко ответил он. — И ещё раз нет. Мы оба поддались на провокацию Авенезера. И здесь только моя вина. Я обязан был предвидеть всё и просчитать всё… А теперь… Теперь война началась… Но я клянусь, что Авенезер не получит наш мир… И не спрашивайте меня о цене, — остановил он Шенгея и Эдилейн. — Это моё дело. И только моё. Как Верховного Мага. Как мужа Эливейн…

Несколько минут все молчали.

— Скоро Совет, — проговорил Динаэль. — Вы что-то хотели сообщить ещё? — спросил он у Шенгея.

— Да, сэр, — подтвердил тот. — У нас есть Помощник. Из того мира. Очень хороший человек.

— Он с вами? — немедленно спросил Дин.

— Да, сэр, — кивнул Шенгей. — И наш наблюдатель, которому предстоит стать Денисом Джоем, санитаром, переведённым из муниципальной пригородной клиники в ту самую городскую больницу, куда на элитное коммерческое отделения поступила пострадавшая при пожаре Элиза Марис.

— Пригласите их, — попросил Дин. Шенгей вышел в коридор.

— 15 —

В кабинет Верховного Мага за Шенгеем вошли двое: примерно одного роста и похожего телосложения. Дин безошибочно узнал Дениса Джоя, хотя одеты мужчины были уже одинаково.

— Позвольте представить, — произнёс Наблюдатель, указывая на светловолосого кареглазого человека, — господин Джой.

Санитар слегка поклонился. По его взгляду, жестам Динаэль понял, что он из тех людей, на которых можно положиться — они не подведут.

— Рад вам, — приветливо проговорил Дин и пожал вошедшему руку.

— Я — Динаэль Фейлель… И меняться с вами… буду я.

— Но сэр! — в тревоге воскликнул Шенгей.

— Иного пути у нас нет, — просто ответил Дин. — Сейчас Совет — и я всё объясню… Простите, что не вам придётся играть роль служителя клиники в том мире, — Динаэль с искренним уважение обратился к спутнику Дениса, — но так надо…

Времени на дальнейшие объяснения, действительно, не было: Волшебный Совет начинался через десять минут.

— Мистер Джой, — Дин вновь обратился к Денису. — Эдилейн проводит вас ко мне домой. Там вы пообедаете и отдохнёте. А после мы обговорим наши действия.

— Да, сэр, — как можно спокойнее ответил тот, хотя события последнего дня явно не давали ему повода для спокойствия. — Спасибо.

— Эди, девочка моя, — Дин нежно посмотрел на дочь. — Проводи, пожалуйста, мистера Джоя и возвращайся прямо в Зал Совета… И постарайся успокоить наших… Скажи, что… что мама… жива…

— Да, папочка, — и Эдилейн, приподнявшись на цыпочки, быстро поцеловала отца в щёку.

— Пойдёмте, сэр, — обратилась она к Денису.

Тот, смущённый столь уважительным к нему обращением, последовал за мадам Галан.

— 16 —

Волшебники собирались на экстренное заседание Совета.

В огромном Зале раздавались приглушённые голоса. Уже прибывшие маги тревожно обсуждали последние события.

— Зачем было похищать супругу сэра Фейлеля?

— Может, таким способом Авенезер рассчитывает сломить Верховного Мага?..

— Да что это за напасть такая! Давайте действовать методами Тёмного Мага: хитростью вернём мадам Эливейн…

Другая группа волшебников рассуждала о силе противника:

— Как ему удалось пройти через Оборонительные Преграды?

— Хаим — опытный Страж.

— И как же Оберег нашего мира?

— Кстати, кто знает, удалось ли Оянгу определить, что именно защищает наш мир магически?

— Случайно слышал, что Оберег одушевлённый, живой…

— И помогает Оянгу разобраться в этом мадам Галан…

В Зал вошёл Динаэль Фейлель. Разговоры сразу прекратились.

Верховный Маг молча проследовал на своё место в дальнем конце овального сводчатого Зала с высокими витражными окнами. Волшебники занимали стоящие по кругу широкие резные кресла.

— 17 —

Динаэль подождал, пока все разойдутся по своим местам. Потом он обратился к собравшимся.

— Уважаемые господа Волшебники, — голос Верховного Мага был ровен и звучен. — Сегодня мы собрались в связи с грядущими тяжёлыми временами. Не хочу и не могу скрывать от вас горькую правду: нас ждёт смертельно опасная борьба за свет нашего мира. Мне хотелось избежать этого, но… — Дин тяжело вздохнул и развёл руками. — Многое о нашем противнике, Чёрном Колдуне из Иного Измерения, об Авенезере, вам известно, — продолжал он. — Были и загадки. Теперь я знаю ответы. И, надеюсь, смогу представить вам полную картину происходящего…

Динаэль помолчал немного, словно собираясь с духом.

— Начну с самого начала, — вновь заговорил он. — Почти три года назад наш мир подвергся вторжению неизвестного мага, явно тёмного. Это была разведка. Сразу же мы усилили охрану, определив, где и как неизвестный может попасть в наш мир. Защитные Барьеры, Оборонительные Преграды создавались Отрядом Хаима и мной лично. Действуют они и сейчас. Но с сегодняшнего дня наш мир стал уязвим, а моя сила слабеет… По залу пробежал ропот недоумения. Дин поднял правую руку. Всё стихло. — Наблюдатели, которые стали проникать в мир, где живёт Авенезер, доставляли и доставляют нам неоценимо важные сведения. Благодаря действиям людей мистера Шенгея мы знаем теперь об Авенезере, о его союзнике Эшере Марисе, об их планах всё… Но Тёмному Магу удалось не только раскрыть тайну Оберега нашего мира, но и начать осуществление плана по его разрушению… И на сегодняшний день в этом он преуспел…

Динаэль опять помолчал.

— О том, почему разведчиков Авенезера мы не могли поймать… — Дин стал мрачен. — Тёмный Маг использовал только один способ — Невозвращенец.

Шум вновь прокатился по залу.

— Да, — подтвердил Динаэль. — Авенезер получал сведения и избавлялся от своего шпиона, распыляя его в пространстве. А вы знаете, что перехватить Невозвращенца невозможно.

Динаэль снова помолчал.

— Мы предполагали, что… — Дин вдруг судорожно глотнул воздух, в Зале стояла напряжённая тишина. — … что мадам Фейлель подвергается опасности… И мы охраняли её, не говоря ей об этом… Но сегодня… я опоздал…

Динаэль обвёл взглядом лица Волшебников.

— Исполнившие волю Авенезера люди были умерщвлены своим повелителем на месте похищения. Сам Тёмный Маг не появлялся в нашем мире ни разу после своего первого визита. Не появился и сегодня. Нет на нашей территории волшебника — ни я, ни Стражи не могут его почувствовать… Поэтому мы опоздали…

Хаим поднял руку, прося слова.

— Пожалуйста, мистер Хаим, — Динаэль тяжело опустился в своё кресло.

— Мне бы хотелось кое-что пояснить, — проговорил Хаим. — То, что Стражи не сразу могут обнаружить противника, не обладающего магической силой, не главная причина сегодняшней трагедии… — Хаим тряхнул головой. — Сэр Динаэль, можно сказать, единолично нёс бремя охраны своей супруги… И это наша вина, Стражей и Наблюдателей. Мы считали, что опасности подвергается сам Верховный Маг, что цель людей Авенезера — сэр Фейлель. И мы недооценили хитрости и коварства противника: Авенезер, совершив за последние полгода двадцать восемь попыток руками своих людей ядом или клинком нанести удар сэру Динаэлю, сумел таким образом отвлечь нас от своей настоящей цели…

Волшебники перешёптывались: одно дело слухи, другое — официальное сообщение о таком количестве покушений!

— Именно так, — со своего места поднялся Шенгей. — Наблюдатели приняли за истину предложенную Авенезером жестокую игру… И то, что случилось сегодня…

— Но?.. Можно же вернуть мадам Фейлель способом Авенезера — выкрасть… — воскликнул молодой чародей, едва ли не впервые присутствующий на Совете.

Динаэль сам поднялся с места и жестом призвал всех к порядку.

— Нельзя, — ответил он. Маги напряжённо ждали.

— Авенезер использовал Яд Забвения. Знаю, это вещество считалось мифическим вымыслом. Поэтому и противоядия нет. Яд блокирует память человека… Невозвращенцы проникли в клинику под видом посетителей. Никаких подозрений… Яд применили — укол, быстро. И Авенезер перенёс… жертву через пространство, сам не появляясь в нашем мире. Но тратить силы сегодня на своих людей вовсе не стал — их похоронили служители больницы… Теперь о Яде… Когда Эливейн очнулась, она уже ничего не помнила о прошлом… Ни о себе, ни о своей жизни, ни кто она такая… И ей дают новые воспоминания — рассказывают то, что с ней якобы было… Мы не можем украсть её — Яд таков, что от подобного насилия она умрёт… Мы не можем поведать ей правду о её прошлом — она нас не услышит…

— Зачем? — вновь спросил кто-то.

— Если Эливейн по своей… воле хоть… на одну ночь… — Динаэль чеканил каждое слово, — … хоть один раз будет принадлежать… другому… наш мир останется беззащитен…, без Оберега и без … без моей магии…

— То есть Оберег?.. Динаэль тяжело вздохнул.

— Простите, — тихо проговорил он. — Я никогда не желал такой ответственности… И даже не подозревал о ней…

Поднялся Оянг.

— Вам не за что извиняться, сэр! — горячо произнёс он. — Это сильнейший Оберег из всех, о каких мне доводилось слышать. Такая Любовь бывает одна на миллион. И, если Высшим Силам угодно сделать Оберегом нашего мира ваше с супругой чувство друг к другу, то… Небесам виднее… И вы это знаете… Наш мир столько лет жил, оберегаемый вами, что, наверное, пришло время что-то сделать самим…

По залу пробежал ропот одобрения.

Динаэль благодарно… улыбнулся. Свет его глаз, свет его души, его уважение и внимание к людям, даже сейчас, когда его боль была несоизмеримо больше любой возможной предстоящей опасности для кого-то иного, раздвинули мрак и страхи будущего.

— Спасибо, — негромко проговорил он. — Но не имеет значения, чья вина… — и всем присутствующим стало ясно, что только себя считает виновным Верховный Маг. — Важно, что нам теперь делать. И позвольте предложить такой план…

— 18 —

Прежде всего, Динаэль пояснил задачи для каждого из волшебников из разных областей, пока ещё не тронутого чёрной волей Авенезера, мира.

Затем поведал подробно об охране Границ, о Защитных Барьерах и Оборонительных Преградах, о Пограничных Отрядах Магов и людей. Главнокомандующий Объединённой Армией Пограничников, отважный и опытный воин, честный человек Арон Гимад, был уже хорошо известен многим волшебникам. Хаим искренне радовался сотрудничеству с этим талантливым военачальником.

Возле Границы с чужим Миром теперь развернули Госпиталь, главврачом которого был Майкл Дерер — лучшего травматолога найти немыслимо…

Два взвода Спасателей под командованием Эркелиэля и Элельдиэля несли службу в Пограничной зоне.

Наконец, Динаэль предоставил слово Шенгею. Тот подробно рассказал о мире, в котором властвует зло Авенезера и богатство Мариса. Картина оказалась мрачной.

После общей характеристики жизни людей в Другом Мире, Наблюдатель с искренней печалью в голосе поведал слушателям о пожаре в особняке Эшера Мариса и о появлении… мадам Элизы Марис. Бесчеловечность, с которой Авенезер и Марис расправились с ненужными им людьми, возмущала волшебников и ясно давала понять, что милосердию со стороны Чёрного Мага и его союзника в предстоящей борьбе места не будет…

Сообщил Шенгей и о том, что среди жителей Другого Мира есть много честных, порядочных, добрых, отзывчивых людей. Именно один из таких и стал уже другом… Имени этого человека Наблюдатель не назвал: но это и понятно — есть вещи, знать которые надо далеко не всем.

После речи Шенгея Динаэль объяснил то, что должен сделать только он сам.

— Моя задача как Верховного Мага состоит в том, — говорил Дин ровным голосом, — чтобы защитить наш мир от проникновения в него зла. Поэтому я и буду на Границе. Пока я жив, все мои силы будут направлены на то, чтобы не пустить Авенезера в наш мир. Но моя магия слабеет, как и Оберег, если разрушена… любовь… Но есть одно, о чём, как оказалось, Чёрный Маг не ведает: Оберег станет слабее, но не исчезнет совсем, если один из любящих будет хранить своё чувство… Поэтому я буду рядом… с Эливейн… что бы ни случилось… Тогда и моя волшебная сила будет полнее, и я смогу сражаться за свет, если буду приходить к Границе с той стороны, где Эливь…

Некоторые Маги смотрели на Динаэля с сомнением.

— Это правда, — Оянг снова поднялся со своего места. — Авенезер не знает, что Любовь одного сэра Фейлеля способна питать силу Оберега нашего мира. Но для этого сэр Динаэль должен быть как можно ближе к… к мадам Фейлель… даже если она… никогда не полюбит его снова…

— А верно! — вновь не выдержал молодой волшебник. — Простите меня за дерзость, но ведь, сэр Фейлель, мадам Эливейн может полюбить вас снова, ведь память её молчит, но сердце-то осталось прежним?

Динаэль помрачнел.

— В этом и беда, — тихо проговорил он. — Её душа, её сердце остались прежними: честными, добрыми… И она увидела того, кто представился ей мужем… И она, как верная жена, уже старается полюбить его… Она просто не позволит себе смотреть по сторонам… А ему достаточно того, чтобы под чувством собственной вины или из желания утешить его…

Дин не договорил — всё и так было предельно ясно и… безмерно печально…

— 19 —

После Совета Динаэль Фейлель, Шенгей и Денис Джой более пяти часов разрабатывали план действий.

Шенгей тревожился: он, как Наблюдатель, чувствовал свою ответственность за человека, уходившего работать в мир, изучаемый им. Шенгей понимал, насколько иная жизнь там, за Границей привычного для Дина измерения. И как трудно войти в незнакомую чужую тебе жизнь, да ещё так, чтобы не выдать себя, не навредить тому, кого защищаешь…

Денис Джой терпеливо объяснял всё, что вызывало вопросы у Динаэля. Дэн позволил Магу для быстроты знакомства с новой жизнью войти в своё сознание… Дин запоминал, вскоре он перестал переспрашивать, додумываясь до ответов самостоятельно.

Наконец Динаэль устало откинулся на спинку стула и бессильно опустил руки.

— Спасибо вам, сэр Джой, — проговорил он. — Вы удивительно отзывчивый человек.

Денис улыбнулся.

— Не стоит меня благодарить, сэр, — ответил он. — Просто я впервые почувствовал себя Человеком, а не так… грязным санитаром…

— Я понял вас… — грустно кивнул Дин. — И мне искренне жаль ваш мир…

— Сэр, — заговорил Шенгей, обращаясь к Фейлелю, — но как вы сможете скрыть от Авенезера свою магию? Он же почувствует вас!

— Не почувствует, — усмехнулся Дин. — Уж я постараюсь… Подобный опыт у меня есть…

— Если вы воспользуетесь своей силой там, то и облик ваш станет прежним, — пояснил Наблюдатель.

— Я догадался, — снова кивнул Дин. — Краска для волос, линзы, одежда того мира исчезнут, а я буду я… Только не врач, — он грустно вздохнул, — а воин в доспехах… Но шрам-то останется!

И Динаэль вдруг лукаво подмигнул Денису. Тот тоже усмехнулся.

Джой оказался заядлым походником, байдарочником. И его лоб по диагонали «украшал» такой же шрам, как у Динаэля: ещё в молодости Дэн рассёк кожу об острые камни одной из горных речек — несчастный случай на горных порогах…

— Я всегда буду готов подстраховать вас, сэр, — Джой говорил твёрдо. — Я буду жить с вашими людьми в Лагере у Границы.

— Спасибо, — Динаэль пожал руку своему новому искреннему другу.

— 20 —

Когда мадам Элиза Марис погружалась в тревожный сон после первого своего разговора с мужем, на дежурство в муниципальной части этой же больницы заступал переведённый сюда из маленького городка белобрысый и кареглазый санитар со слегка нагловатой полуулыбкой — Денис Джой.

Дэн был приятным на вид малым, несмотря на свой шрам, и молоденькие медсёстры уже начали строить ему глазки, пока средних лет женщина в белом не очень чистом халате не заметила им, что мистер Джой староват для таких юных особ, как они, а пожилой шофёр, смачно плюнув в сторону нового санитара, выругался, выражая таким образом своё негативное отношение к людям нетрадиционной ориентации вообще и к присланному по неизвестно какой надобности к ним гею-санитару в частности… Откуда пришли столь интересные сведения — неизвестно, но оказались они весьма достоверными: Джой на женщин не обращал внимания вовсе, а хорошеньким мальчикам улыбался охотно…

— 21 —

Эшер Марис без стука вошёл в кабинет главврача клиники. Он вообще не считал необходимым справляться о том, удобно или неудобно для кого-то его поведение. Он желал поговорить с врачом своей супруги — значит, остальное не имеет значения.

Тери Токно, уже не молодой, убелённый сединами, но весьма крепкий мужчина, на протяжении пятнадцати лет возглавлял эту больницу, а потому привык к разным непредсказуемым поступкам, как клиентов, так и их родственников, тем более, когда речь шла о богатых и влиятельных особах — тут нечего было и гримасничать по поводу их нестандартного поведения: власть и деньги не делают людей лучше…

Мистер Токно состроил приветливую физиономию и пригласил вошедшего присесть на широкое удобное кресло. Магнат устроился на мягком сиденье.

— Сэр Марис, вы хотели поговорить со мной о здоровье вашей супруги? — деликатно уточнил доктор.

— Именно, — коротко кивнул тот. Токно задумался на несколько мгновений.

— Сэр, — проговорил врач, наконец, делая паузы после каждого слова. — Ваша жена, хотя мне ранее не доводилось её лечить, но сейчас я могу это утверждать как специалист-медик, очень сильная женщина и здоровая. Её организм справится с теми травмами, что принёс пожар. И случившийся выкидыш не угрожает дальнейшему физическому здоровью мадам Марис. Не знаю, какой чудо-хирург сделал ей лет, думаю, десять назад операцию, но и тот, видимо, появившийся на свет мёртвым младенец, не помешал вашей супруге вновь забеременеть… Хотя, скорее всего, это заслуга именно врача, ибо обычно после подобных операций женщина вообще остаётся бесплодна…

— Это было ещё до моего знакомства с Элизой, — раздражённо прервал Токно Эшер. — Так что подсказать вам имя вашего коллеги я не могу, — язвительно произнёс Марис. — Меня интересует сегодняшнее состояние моей супруги и перспективы. Я хочу нормальной семейной жизни.

Эшер был зол. Срывал он своё негодование на докторе, а злился на Авенезера: как тот не поставил его в известность о таком факте из жизни женщины, роль любящего мужа которой он должен разыгрывать!.. Правда, женщина ему уже нравилась, и у него возник к ней прямой интерес… Но не предупредить о шраме на столь прекрасной коже!.. Это было подло, с точки зрения Эшера…

— На сегодня, — неспешно и невозмутимо продолжал Токно, — физически мадам Марис практически здорова. Правда, как врач, я рекомендую не спешить с беременностью: организм любой женщины должен восстановиться после стресса, причинённого потерей ребёнка. А месяцев через пять-шесть можете планировать начало счастливого ожидания наследника.

Марис хотел было что-то сказать, но доктор продолжал свою речь, не делая ни одной паузы:

— Но моральное состояние вашей супруги вызывает большие опасения. Мадам Элиза очень неплохо осваивается в мире, хотя и не помнит ничего из своего прошлого. Её амнезия несколько странна. По крайней мере, в моей практике, подобный случай единичен.

— Что вы имеете в виду? — настороженно спросил Эшер.

— Видите ли, сэр, — степенно ответил Токно, — мадам Элиза сама способна решать все бытовые ежедневные проблемы. Это те мелочи, к которым мы привыкаем, но при нарушениях памяти… Короче, вам не нужна сиделка: заботиться о себе ваша супруга может сама. Более того, она на лету схватывает всё. Но вдруг оказывается, что не знает банального: увидела в окно самолёт и очень удивилась… Это, думаю, пройдёт со временем… Но психологически ей будет тяжело: мир вокруг неё кажется ей совершенно незнакомым, и она в нём одинока… Конечно, вы, как супруг, поможете ей, но вы не сможете быть рядом постоянно… Иными словами, ей нужен некто, компаньонка, подружка, которая будет сопровождать её везде, но так, чтобы мадам не подозревала, что это … медицинская необходимость…

— Я подумаю над этим, — мрачно кивнул Марис. — Это всё, что вы можете мне сказать?

— Пожалуй, да, — слегка улыбнулся доктор. — Только поспешите: дней через пять мадам Марис сможет отправиться домой. А пока я рекомендую вам выходить с ней на свежий воздух — возле вашего корпуса разбит прекрасный парк, он огорожен и охраняется, так что посторонние туда не заходят…

— 22 —

Эшер Марис ждал возвращения Авенезера.

Уже вечерело, и Эшер начинал злиться: он собирался заехать в больницу ещё до ужина.

Наконец Чародей появился.

— Ты чем-то расстроен, друг мой? — с порога спросил Авенезер.

— Почему ты не сказал, что у неё была неудачная беременность? Что она перенесла тяжёлую операцию лет десять назад? — раздражённо вопросом на вопрос ответил Марис.

Авенезер спокойно пожал плечами.

— Я не знал о … её неудачах, — безразлично ответил он. — И какая разница тебе? Дети, правда, у неё есть… И не один… Но она-то этого не помнит…

— Зато у неё наличествует шрам в области живота! — возмутился Эшер.

— Тебя это смущает? — удивился Авенезер. — Но, если ты уже видел её так … открыто, — улыбнулся Маг, — то надо радоваться, а не причитать. Значит, дела идут в гору?!

Марис нахмурился.

— Ничего я не видел, — огрызнулся он. — Мне врач сказал… А я, как болван, не знал даже… Муж называется… Пришлось на ходу выкручиваться…

— Выкрутился? — ехидно спросил Авенезер. Эшер хмыкнул.

— Ну, ладно, прости, — примирительно проговорил Чародей. — Я, честно, не знал. Потому что это неважно…

Он помолчал. Марис теперь внимательнее присмотрелся к Авенезеру.

— Тебя тоже что-то настораживает? — спросил Эшер.

— Я бы сказал, заставляет искать, — медленно ответил Маг. — Не могу понять, куда делся, этот чёртов Фейлель…

— То есть как? — встревожился Марис.

— Ну, нет его в том мире, — ответил Авенезер. — Нет. И всё… И у нас нет… Словно испарился…

— А он ещё куда-нибудь может проникнуть? — предположил Эшер. — Ты же не в одном мире побывал…

— Я — это я, — задумчиво произнёс Маг. — А Фейлель иной… Зачем ему другие миры?

— Может, он пытается найти противоядие? — Марис ждал ответа.

— Нет, — покачал головой Авенезер. — Здесь что-то не так… Но я же проверил всех вокруг… И не нашёл…

— А, может, он скрывает свою силу или вообще отказался от неё ради любимой? Ведь ты сам говорил, что у них чувства небывалые…

Эшеру стало как-то боязно, боязно за себя… Связался тоже с этим Чародеем! А что, в сущности, он сам знает о магах и магии? А ну как прихлопнут его словно муху?.. Был богатейший магнат — и нет его… Вот вдове-то радость…

— Скрыть подобную силу невозможно, — наставительно заверил Авенезер. — А отказываться от неё глупо, ибо так он всё одно жену не вернёт… А Фейлель — маг умный…

— Тогда, что? — спросил Марис.

— Посмотрим, — ответил Авенезер. — Пока буду тщательнее проверять любого, вдруг появившегося в нашем поле зрения…

— 23 —

К утру следующего дня для мадам Марис была найдена служанка. Все данные о ней, её личное дело, внешность, возраст, привычки, интересы — проверено было всё. Именно соответствие требованиям мистера Мариса и сэра Авенезера дало возможность сорокапятилетней, весьма сдержанной и имеющей достаточный опыт работы в качестве личной прислуги мадам Виле Оски, предстать после завтрака перед Элизой.

Эшер познакомил супругу с новой служанкой, в обязанности которой входило всё, что касается приведения госпожи в порядок, исполнение прихотей и желаний хозяйки, сопровождение на прогулках и тому подобные мелочи, которые могут расстроить или утомить занятую своими важными мыслями и мечтами Элизу Марис.

Госпожа показалась Виле Оски дамой приятной и чрезвычайно красивой, видимо, достаточно доброй, но рассеянно-грустной. Служанка оправданно решила, что некоторая напряжённость в поведении мадам Марис есть следствие её болезни. Ведь забыть всё о своём прошлом и не иметь возможности вспомнить — это очень тяжело. И Оски приступила к выполнению своих обязанностей с удвоенным усердием: сочувствие чужой беде и хорошая оплата труда вместе способны повысить качество работы…

Эливейн была рада, что рядом с ней будет находиться добрый человек, который подскажет, объяснит, поможет освоиться в забытом ею мире. Но кое-что Эливь смущало: она не привыкла использовать других людей для выполнения своих работ. Она не помнила ничего о себе, но на уровне подсознания остались в ней её скромность, добропорядочность, простота… И потому к мадам Оски Элиза отнеслась скорее как к подруге, нежели как к служанке…

— 24 —

Виля Оски вышла из палаты, оставив супругов наедине. Эшер нежно смотрел на Эливейн.

Нельзя сказать, что ласковость его взгляда была наиграна: нет, он действительно желал видеть эту женщину своей, желал искренне, и даже не в корыстных целях… Кажется, впервые в жизни он начинал осознавать, что есть не просто влечение плоти, а есть нечто иное, большее, включающее в себя все возможные притяжения, но… Эливь виновато улыбнулась ему.

— Нет-нет, — тихо заверил он, — не надо извиняться… Не за что… Я просто любуюсь тобой…

Эливейн вздохнула.

— Милая, — проговорил Эшер, раскладывая на её постели принесённые им самим свёртки, — я тут кое-что тебе купил. На свой вкус… И размер угадывал… Прости, я всегда был неуклюж в выборе женских нарядов… Ты сама это делала. И делала великолепно… — он помолчал. — Ты поправишься, и мы обойдём все лучшие магазины. Ты сама выберешь… А журналы мод мадам Оски сейчас принесёт из машины — чтобы тебе было легче вспоминать… Просто ничего не осталось — ты же сама не хотела много, и всё было там, в особняке…

— Спасибо, Эш, — Эливь рассматривала платья, брючный костюм, пальто, шляпку, сапожки и… бельё…

С размером Марис явно угадал. Но Эливь разглядывала вещи слишком напряжённо.

— Что-то не так? — спросил тревожно Эшер. — Тебе не нравится?

— Не знаю, — честно призналась Эливейн. — Я не помню… Не помню, что носила… И мне показалось, что платья коротковаты… — она взглянула на Мариса. — Но я видела медсестёр, людей на улице… Такую длину носят…

— Ты очень красивая, — взяв её за руки, проговорил Эшер. — Тебе идут короткие юбки, открытые плечи… Ты вспомнишь… И у меня осталось несколько наших фотографий. Правда, очень мало — только те, что я носил с собой. Они в машине. Я вечером принесу…

Эливь кивнула. Но в глазах её была грусть, а на душе тревожно. Отчего? Она не знала…

— 25 —

На прогулку в больничный парк супруги вышли под руку.

Эливейн, действительно, была чрезвычайно красива. Ровная, безупречно гладкая кожа и тонкие длинные пальцы. Серебристо-серые большие выразительные глаза, немного грустно, но и с искренним интересом глядящие из-под полей модной шляпки. Приталенное светлое пальто до колен, высокие сапоги на каблуке подчёркивали стройность фигуры. Походка была лёгкой и грациозной, словно у юной девушки.

Гуляющих было немного. Но каждый обернулся, провожая удивлённым, восхищённым или завистливым взглядом мадам Марис, неспешно идущую под руку со своим супругом.

Эшер с гордостью отметил про себя, что его жена будет признана одной из красивейших женщин. И заслуженно. Вон даже за оградой застыл на мгновение какой-то санитар, видимо, перебегавший по делам из одного корпуса больницы в другой. «Смотрите и завидуйте!» — торжествующе-злорадно подумал Марис.

А нанятый Эшерем фотограф в это время делал своё дело: оставаясь невидимым для Эливейн, он отщёлкал достаточное количество кадров, чтобы к вечеру смонтировать и парочку свадебных фотографий, и несколько штук разных других. Марис помогал активно: то смешил супругу, то удивлял каким-то рассказом, то снимал с неё шляпку, то снова возвращал…

— 26 —

Новый санитар освоился быстро. Видимо, опыт работы у него был, действительно, немалый. И личное дело Дениса Джоя явно чем-то положительным для медицинской службы привлекло внимание начальства, ведь не просто так зайти за контейнером с пробирками на платное отделение больницы вызвали именно Дэна: кто-то хотел увидеть нового работника больницы своими глазами.

Динаэль шёл чуть вразвалочку, как бы без особого интереса созерцая серый осенний двор клиники. Дин оказался неплохим актёром — его манеры точь-в-точь соответствовали поведению настоящего Джоя.

Держа под мышкой круглый блестящий металлический ящичек, Динаэль размышлял о том, кто и зачем желал посмотреть на нового санитара. Никого постороннего Дин не заметил: пожилая медсестра лаборатории, молоденькая помощница, уборщица, два врача с травматологического отделения, достаточно грубо ругавшиеся с завлабом из-за задержанных по каким-то причинам результатов анализов весьма уважаемых, как они заявляли, клиентов… Пожалуй, один из врачей и должен был взглянуть на Джоя, и оценить… Но для чего?..

Мысли Динаэля, неотступно возвращавшиеся к главному, страшному, случившемуся только вчера, были прерваны его вечным ощущением близкого или далёкого присутствия Эливейн…

Он чувствовал, что она здесь, рядом, Но теперь рядом вдруг стало почти осязаемым. Дин повернул голову в сторону больничного парка…

Эливь не видела Дениса Джоя, остановившегося с той стороны ограды. Да и не знала его. Ей и в голову не могло прийти обратить внимание на засмотревшегося на неё постороннего мужчину, ведь она была замужней женщиной… А Динаэль даже в мыслях не смел докучать ей своим присутствием: он не мог сказать ей правду о прошлом, ибо она бы не услышала его или, что ужасало, яд Авенезера немедленно убил бы её, достигни хоть одно слово правды из уст представителя её прошлой жизни сознания мадам Марис.

«Любимая, — пронеслось в голове Дина. — Я всё равно буду рядом… Я умру за тебя, если кто-нибудь посмеет причинить тебе боль… И я помогу тебе, когда ты поймёшь, что Марис чужой тебе человек… Ты уже в день нашей свадьбы чувствовала, какое желание загадать. А я посмел поправить тебя… Прости, я не смог уберечь тебя от этого ужаса…» Невозможно передать словами муки, терзавшие сердце Дина, но лицо Дэна Джоя сохраняло выражение некоторой грубоватой снисходительности к окружающим, а губы снова сложились в презрительно-нахальную полуулыбочку…

«Я должен найти способ создать новый не менее сильный, чем прежний, Оберег для нашего мира, — Динаэль продолжал свой путь вдоль ограды парка. — Пока я буду закрывать Границу сам… Но, когда мои силы иссякнут… Судьба нашего мира не должна зависеть от моих чувств, даже сильных… Это опасно для других… Так случилось сейчас… Хотя, конечно, Провидению лучше знать… Но…»

Джой снова на мгновение замедлил шаги. «Я усомнился в мудрости Высших Сил? — с ужасом подумалось Дину. — Ведь время уже убеждало меня, и не один раз, что человек может чего-то не понимать, но с точки зрения Небес… Думай, думай! — приказал он себе. — Ты Верховный Маг и ты муж Эливейн. Ты обязан защитить людей своего мира от Зла и ты обязан спасти любимую… Думай!»

Отчаяние накатывало на Динаэля. Но он своей железной волей брал себя в руки и заставлял смотреть на мир прямо, принимая всё, как есть, и оставаться самим собой — честным, преданным, смелым, терпеливым…

— 27 —

Фотограф выполнил свою работу на «отлично». Если профессионал и обнаружит подделку, то Эливейн и в голову не придёт сомневаться в подлинности снимков.

Эшер Марис, щедро расплатившись с фотографом, отправился к супруге в больницу.

А за окрылённым от полученного гонорара «мастером» невозмутимо последовали люди магната: оставлять в живых подобного свидетеля было не в правилах Мариса.

Потом наёмные убийцы с чувством выполненного долга вернулись в дом своего хозяина. А фотограф, вполне закономерно считавший себя мёртвым, вдруг почувствовал, как его тряхнули за плечо… Он со страхом приоткрыл глаза.

Над ним склонился человек. Рыжие с проседью волосы, странные сине-зелёные глаза. И ещё более странное одеяние: куртка — не куртка, средневековые доспехи — не похоже…

Человек ещё раз тряхнул фотографа и резко посадил его, прислонив спиной к дереву.

Местечко было пустынное, далеко от города. Лес, болото.

Человек развернул руку фотографа ладонью к небу и выложил на неё какой-то холодный предмет. Фотограф, не смея проронить ни слова, взглянул на свою ладонь.

Между пальцами начинала капать вода. Лёд таял, а на руке остались две пули.

— Это вам на память, — спокойно проговорил незнакомец. — И немедленно уезжайте отсюда, чтобы никто даже подумать не мог, что вы живы.

Фотограф, не имея сил произнести ни слова, только кивал головой.

Динаэль пристально взглянул ему в глаза, понял, что тот в своём уме и осознаёт происходящее.

— Прощайте, — коротко сказал Дин.

Фотограф только вылупил глаза: незнакомец исчез, растаял в воздухе, испарился.

Несостоявшийся убиенный несколько минут сидел на земле, потом вскочил на ноги и пустился прочь… Но рекомендацию незнакомца он выполнил: ни одна живая душа долго ещё не знала, куда делся некий фотограф, столь великолепно подделавший фотографии по заказу мистера Мариса…

— 28 —

Авенезер был в бешенстве.

Он ощутил присутствие Фейлеля в своём мире. Но где? Пока Чёрному Колдуну удалось установить примерное местонахождение противника, тот исчез, исчез так же внезапно, как и появился. А пытаться отыскать Мага, способного спрятать свои волшебные способности или молниеносно перенестись в иное измерение, практически бесполезно. Тем более что точность установления места его нахождения мала лишь относительно всей территории мира, ибо район в десятки квадратных километров — весьма значительное пространство, когда хочется найти одного человека, да ещё не желающего быть найденным…

Теперь Авенезер был начеку вдвойне. Теперь он знал точно, что будет скрупулёзно проверять каждого, кто появится в его поле зрения и попытается приблизиться к мадам Марис…

Конечно, спасая фотографа от гибели, Динаэль отдавал себе отчёт в том, что Тёмный Маг обязательно почует своего противника. Но не попытаться использовать шанс сохранить жизнь человеку, пусть и не симпатичному в своих поступках Дину, Верховный Маг не мог. Динаэль понимал, что только он узнал о готовящемся преступлении, и только он может защитить несчастного. И рассчитал Дин верно: он успел не дать фотографу погибнуть и успел исчезнуть раньше, чем Авенезер оказался способен начать поиски…

— 29 —

Прогулка пошла Эливейн на пользу.

Мадам Марис заметно оживилась, на щеках появился румянец. Она даже подшучивала над собой, когда Эшер терпеливо объяснял ей, что такое фотография, телевидение, радио, телефон.

— Ну, надо же! — внимательно выслушав мужа, воскликнула Элиза. — Как странно устроен человек! Как слаб он!.. Забыть всё, что является общеизвестным! Как младенец, начинать познавать мир с нуля!.. Мне жаль, Эш, — тихо закончила она, — что тебе приходится объяснять мне элементарные вещи…

— Ничего, милая, — улыбнулся Марис. — Мне даже приятно: ты очень внимательная ученица. И способная…

Здесь Эшер не врал: он, действительно, был восхищён тем, как быстро Эливейн схватывала новое, как легко осваивалась в совершенно незнакомом ей мире…

Попрощавшись с супругой до вечера, Эшер уехал на работу. А Элиза Марис осталась с мадам Вилей Оски — изучать модные журналы и смотреть телевизор, дабы вспомнить, как она считала, то, что её память почему-то решила не сохранять…

— 30 —

Эливейн осваивалась удивительно быстро.

Журналы мадам Элиза пролистывала не спеша, внимательно всматриваясь в лица моделей, их наряды и позы. Через два часа она, улыбнувшись, сказала своей служанке-подруге:

— Думаю, достаточно. Я поняла. Теперь мне легче будет подобрать себе в магазине то, что устроит меня и понравится Эшеру. Мне хочется, чтобы мой выбор соответствовал и его вкусу… Вы мне поможете, если я ошибусь, мадам Оски?

— Я постараюсь, — заверила Виля.

— 31 —

Потом до обеда смотрели телевизор. Новости, о животных, о детях, какую-то мелодраму и снова новости.

Новости вызвали у Эливейн слёзы. Она почему-то никак не могла смириться с тем, что ежедневно в мире гибнет столько людей: катастрофы, аварии, болезни… И это не считая неотвратимой человеческой старости… Эливь поразили сообщения о случайностях, халатности, ошибках, приводящих к ужасным последствиям…

Две передачи о животных немного утешили её: в одной просто рассказывали о жизни птиц степей, а в другой — о четвероногих друзьях людей: о собаках и лошадях попавших в добрые руки.

Дети вызвали умиление в сердце Эливейн, хотя кое-что осталось ей непонятным. Например, почему вообще у одного из маленьких героев передачи возникло желание посадить бабочку в банку: ведь наблюдать за насекомым, чего мальчику и хотелось, можно прямо на поляне…

Мелодрама тоже показалась Эливейн неплохо разыгранной, с хорошей идеей, но слишком упрощённой, словно создатели считали своих зрителей совсем примитивными для вещей более высоких…

— 32 —

Вечером мадам Марис сообщила супругу, что готова создать свой гардероб, что, кажется, она могла бы ездить верхом, что ей хочется попробовать рисовать и что, возможно, у неё были какие-то литературные наклонности, так как она чувствует необходимость выразить накопившееся на душе словами…

Эшер улыбнулся.

— Верхом ты ездить будешь, — кивнул он, — как только доктор разрешит. Твой конь, спокойный и покладистый, стоит на конюшне в спортивном клубе «Серебряная Подкова». Я подарил Лучистого тебе на свадьбу. Но ты ещё ни разу на него не села. Мне приятно, что ты, наконец, о нём вспомнила.

Эливейн тоже улыбалась. Она видела, что Эшер рад за неё. По крайней мере, ей так казалось…

— Теперь о рисовании, — Марис виновато взглянул на жену. — Твоя мастерская… сгорела… А я ничего не смыслю ни в красках, ни в холстах… Если ты чуточку потерпишь, то, как только позволит доктор, мы съездим в специализированный магазин, и ты сама всё выберешь.

— Спасибо, — кивнула Эливейн. — И не извиняйся. Ты же не виноват… А я поправляюсь, да? — спросила она, с надеждой глядя в его глаза. — Ведь получается, что я что-то вспомнила… о себе… о своих увлечениях?

— Конечно, милая, — Марис взял Эливейн за руки. — И ты обязательно вспомнишь всё.

Он наклонился к её лицу. Она покраснела и невольно вздрогнула… Нет, она не была готова — она стеснялась его… Видела его доброе к себе отношение, ценила его заботу и терпение, но… не могла поцеловать его… Хотя и считала своим мужем…

— Прости, — с болью прошептала она.

— Ничего, — заверил Эшер. — Я же говорил, что готов ждать столько, сколько понадобится… Просто помни, что я люблю тебя…

Эливейн тихонько кивнула…

— Кажется, ты что-то ещё говорила о ноутбуке? — спросил Марис.

— О чём? — не поняла Эливейн.

Эшер просто и толково рассказал супруге, что пишут теперь книги не пером на бумаге, как пару веков назад, а набирают текст на специальном приборе… Объяснения Мариса о том, что представляет собой компьютер и для чего он служит, повергли Эливейн в изумление. Она слушала очень внимательно, а потом спросила:

— И я умела… умела работать с этой… удивительной вещью? У меня был свой но-ут-бук?

— Да, Элиза, — ответил Эшер. — Правда, ты всегда была слабеньким пользователем, но набрать текст и сохранить файл у тебя получалось.

Эливейн так грустно посмотрела на Эшера, что тот искренне пожалел её.

— Милая, — ласково проговорил он и нежно, как маленькую, погладил по волосам, — я рядом. Я помогу тебе. И ты научишься заново. Хорошо? Я завтра принесу тебе новый ноутбук. Подождёшь?

— Конечно, Эш, — кивнула она. — А ты уверен, что у меня получится?

— Не сомневаюсь, — заверил Марис. Супруги помолчали.

— И ещё один вопрос, — грустно спросила Эливейн. — Можно?

— Конечно, — ответил Эшер.

— Чем ты занимаешься? — Эливь смотрела в лицо Мариса.

— Странно, — медленно проговорил тот. — Ты никогда прежде не интересовалась моей работой… Я бизнесмен. Я владею несколькими фабриками и заводами. У меня свои предприятия во многих странах. Я основатель одной из крупнейших мировых корпораций…

— То есть, ты богатый человек?

— Да, — улыбнулся Марис. — Мы очень богаты. Ведь всё, что есть у меня, я с радостью подарю тебе…

— Я не об этом! — виновато воскликнула Эливь. — Значит, ты помогаешь людям? Тем, которым плохо?.. Я видела новости… по телевизору… Так страшно!..

— Помогаю, — согласился Эшер. — Это называется благотворительностью…

— Слава Богу! — Эливейн облегчённо вздохнула. — А то я… я испугалась… Тут говорят всякое… Я вхожу — замолкают… Но кое-что я слышу… А мне почему-то кажется, что мой муж делает людям добро… Спасибо тебе…

Марис заставил себя улыбнуться…

— 33 —

Эшер и Авенезер сидели в кабинете Мариса в доме, куда через несколько дней из больницы приедет мадам Элиза.

— Ты не говорил, что он так силён, — недовольно поморщился Эшер. — А если он объявится прямо тут?

— Не объявится, — заверил Авенезер. — Он не посмеет подвергнуть такой опасности свою жену. Ведь она в наших руках. Он появится — мы можем убить её. Он попытается ей рассказать — яд выполнит свою смертельную миссию. А противоядия даже у него нет.

— Но ты будешь внимательнее к… новым людям? — уточнил Эшер.

— Разумеется, — кивнул Колдун.

— Да, — словно невзначай, проговорил Марис, — у меня сменилась секретарша…

— Я рад за тебя, — хмыкнул Авенезер. — Надеюсь, ты понимаешь, что твоя супруга ни о чём подобном узнать не должна.

— Помню, помню, — отмахнулся Эшер. — Но я же не монах… Я не могу столько времени только ждать… А, похоже, скоро не получится… Она даже поцеловать себя не даёт…

— Какой ты шустрый! — засмеялся Авенезер. — Она иная. Я тебя предупреждал. Она чует сердцем. И если есть хоть чуточка сомнения… Так что будь терпелив и честен. По крайней мере, убеди её в этом… Она вряд ли тебя полюбит… Но она уверена, что ты её муж и что она вышла за тебя по любви… А, значит, она чувствует вину перед тобой, вину оттого, что всё забыла… В конце концов, пожалеет, приласкает… Ведь ты так терпелив, так нежен и так мучаешься… А большего нам не надо…

— Не надо, — эхом повторил Марис. Авенезер сощурился, пристально взглянув на Эшера.

— Это ты брось, — усмехнувшись, сказал он. — Советую, как другу… Не надейся: когда-нибудь она поймёт, что не может быть с тобой, не потому, что не помнит того счастливого времени вашей любви, о котором ты ей напеваешь, а потому что теперь не любит тебя… А мы-то знаем, что и не любила… А ведала бы твои дела — просто презирала бы… — Авенезер задумался на мгновение. — Хотя, не презирала бы… Она этого не умеет… Они там, в том мире, вообще странные…

Колдун сделал неопределённый жест рукой.

— Может, ей ещё какого-нибудь психолога нанять? — спросил Марис. — Ну, амнезия — болезнь сложная… Психологический тренинг здесь не лишний…

— Можно, — согласился Авенезер. — И занята она будет больше… Чтобы некогда было твоей работой интересоваться… И тому подобным…

— Идёт, — подвёл итог Эшер. — Завтра же поговорю с главврачом. У них-то есть подобного рода специалисты… А ты проверишь, — напомнил Марис Авенезеру.

Тот презрительно скривился:

— А то бы я не догадался… Спасибо, «босс»…

— 34 —

Марис сидел в кресле в кабинете главврача больницы. Сам господин Токно ещё не вернулся с обхода, но Эшера, как богатого и влиятельного клиента, пригласили подождать доктора прямо в кабинете.

Марис перебирал в своей памяти образы прежних любовниц и удивлялся: до сих пор ни одна женщина не казалась ему столь желанной, как Эливейн Фейлель, которая фактически была и старше его, и морально превосходила своего мнимого мужа. Поймал Эшер себя и на мысли о том, что испытывает к этой женщине не просто интерес охотника, а нечто большее, доселе ему неведомое, то самое, что презирал Авенезер и веры во что не допускал он сам…

Дверь распахнулась, и мистер Тери вошёл быстрыми шагами в свой кабинет, коротко кивнув посетителю и подобающе случаю улыбнувшись.

— Вас интересует, господин Марис, когда вы сможете забрать свою очаровательную супругу домой? — спросил доктор.

— И это тоже, — согласился Эшер. — Но мне хотелось бы услышать ваши рекомендации по поводу психологического состояния Элизы. Я бы хотел нанять психолога, занимающегося именно проблемами амнезии. Вы можете мне порекомендовать подобного специалиста?

— И да, и нет, — задумчиво ответил Токно.

— То есть? — не понял Марис.

— Видите ли, — неспешно проговорил доктор, опускаясь на стул напротив Эшера. — Человеческая память — вещь сложная и странная. Есть много специалистов, утверждающих, что они способны помочь человеку, потерявшему связь с прошлым… Но далеко не все действительно могут оказать эту помощь. А могут и навредить… Иными словами мне лично не знаком дипломированный именитый психолог, которого я бы мог порекомендовать для мадам Марис. Её случай вообще уникален: она ничего не помнит о себе до трагического пожара, вообще ничего! Но замечательно быстро, легко усваивает всю сложнейшую информацию… Это потрясающе!.. Но вы правы: ей тяжело, очень тяжело, тяжело психологически, морально. Новое в таком огромном объёме!.. Вы правильно наняли ей служанку, которая стала для неё подругой. И вам нужен для мадам Элизы психолог, но не по образованию психолог, а по призванию…

— Поясните…

Марис уже начинал понимать, что у Токно есть на примете нужный человек. Но человек этот, возможно, вообще не работает в области медицины… Однако Эшер понимал, что ему мистер Тери не порекомендует того, в ком сам не будет уверен: шутить с магнатом было опасно, и все это знали.

— У меня есть человек, который вытащил, так сказать, троих… — Токно многозначительно поднял палец, — …троих, — повторил он, — из этого ужаса, называемого амнезией. Его личное дело я проверял, встретился с последним его клиентом… Я знал, что вы будете искать подобного специалиста…

— Кто же он? — нетерпеливо перебил Марис.

— Всего лишь санитар с муниципального отделения нашей клиники, — сразу ответил господин Тери. — Я сам беседовал с ним, когда принимал его на работу по переводу из пригорода. Я знаю таких людей: он не очень приветлив к окружающим, но честен и добр к своим клиентам, даже если это только грязный запущенный бездомный бродяга… И, мне думается, он вам подойдёт. И, возможно, только он вам и нужен…

— Ладно, — мотнул головой Марис. — Его личное дело проверят мои люди… А сколько ему лет? — вдруг, нахмурившись, спросил Эшер.

Доктор едва заметно улыбнулся.

— Он достаточно опытен в своей работе, — заверил Токно Мариса. — И он не заинтересуется красотой вашей жены.

Марис негодующе вскинул бровь.

— Он гей, — невозмутимо пояснил Тери Токно. — И об этом тоже сказано в его личном деле.

— Хорошо, — кивнул Марис. — Я бы хотел побеседовать с этим … психологом-самоучкой.

— Я вызову его специально для вас, — кивнул доктор.

— 35 —

Дин-Денис шёл по дорожке через парк к корпусу элитного отделения больницы.

За время, прошедшее с момента окончания его первого дежурства в этой клинике, он успел взглянуть в глаза фотографу, снимавшему из укрытия Эливейн-Элизу в парке, успел проверить новую систему охраны Границы и даже немного поспать, уже в роли Джоя, предоставив возможность настоящему Джою разобраться с вещами и электронной почтой в новом жилище прибывшего в город по переводу санитара, и, таким образом, поставив себя вне подозрений Авенезера, ибо вот он, новый человек больницы, санитар Дэн, сидит у себя в квартирке и занимается своими делами.

И тут-то раздался бесцеремонный телефонный звонок. Дин-Дэн, как и положено, ответил недовольным заспанным голосом и… выругался вслух сам себе, но так, чтобы на другом конце провода слышали: раздражение было понятно — санитару не дали отдохнуть по-человечески и уже требуют явиться немедленно к мистеру Тери Токно…

Итак, мнимый Джой шёл к главврачу больницы. На его лице сохранялось слегка презрительное выражение, взгляд был скучающим, но сердце Дина замирало от радостной надежды. Неужели удача так благосклонна к нему?! Вчера ему посчастливилось собственными глазами увидеть Эливь, живую, даже смеющуюся. Он ничего не мог узнать о ней более. Он с болью понял, что Эшер Марис чрезвычайно талантливый актёр и очень терпеливый охотник: Динаэль видел, каким милым, добрым, заботливым, любящим супругом предстал миллионер перед Эливейн, понимал, что той долго не удастся узнать истинное страшное и жестокое лицо своего мнимого мужа, прочувствовал снова, как беспомощен он сам, не имеющий права даже намекнуть на настоящее прошлое любимой, дабы не убить её… А сегодня, благодаря прежним работам Дениса, Дин может оказаться совсем рядом с Эливейн… Эта надежда буквально окрыляла Динаэля, хотя он и понимал, что изменить в случившемся ничего не сможет…

— 36 —

Денис Джой толкнул дверь кабинета мистера Токно.

Взорам главврача, Эшера Мариса и Авенезера предстал светловолосый и кареглазый мужчина лет сорока с небольшим, роста чуть выше среднего, в потрепанных джинсах и тёмной куртке, из-под воротника которой виднелся капюшон трикотажного серого джемпера. Картину дополняла небрежная густая чёлка, прикрывавшая беловатый рубец на лбу и холщовая, явно давно не стираная сумка на длинном брезентовом ремне через плечо. Санитар слегка кивнул головой в знак общего приветствия, не выразив при этом ни смущения, ни подобострастного уважения людям, находящимся гораздо выше его на социальной лестнице.

Тери Токно смотрел на Джоя с интересом: он знал о достоинствах этого человека как медработника и испытывал к нему профессиональную симпатию, несмотря на то, что Денис был всего-навсего санитаром.

Эшер Марис оценивал предполагаемого «психолога», уже всё зная о его прошлом и настоящем, о личном и общественном.

Авенезер прощупывал на свой магический взгляд нового человека, человека со шрамом… Но ничего подозрительного, опасного не обнаружил… И слегка кивнул Эшеру…

Динаэль мысленно улыбнулся: он почуял проверку Колдуна, заметил неприметный знак Марису. И Дин с радостью понял, что будет рядом с Эливь…

— 37 —

— Что-то странно вы меня разглядываете, — небрежно усмехнулся Денис, не смущаясь того, что он позволил себе первым высказаться, хотя здесь явно ему отвели роль только отвечающего на вопросы.

— Мистер Джой, — приветливо заговорил Тери Токно, — я пригласил вас, чтобы представить господину Марису и его помощнику господину Авенезеру.

Дин-Денис слегка поклонился. Правда, осталось непонятным, кому именно он отдал знак приветствия.

— У господина Мариса, — продолжал главврач, — как вы, наверное, слышали, произошла огромная неприятность.

Джой молча кивнул.

— Супруга господина Мариса, к счастью, осталась жива и даже не пострадала от огня, — говорил Токно. — Но у неё амнезия… Вам ведь удалось помочь нескольким больным с таким диагнозом?

— Вы хорошо изучили моё личное дело, — усмехнулся Денис. — Думаю, и биографию проштудировали, — он прищурился. — Но только одному, потерявшему память, удалось восстановить в своём сознании моменты прошлого. Двое других лишь заново адаптировались в жизни… И я не дипломированный специалист…

Джой многозначительно взглянул на Мариса. Тот лишь слегка махнул рукой в знак того, что всё это ему известно.

— Важно для господина Мариса другое, — спокойно пояснил главврач. — Главное, что пострадавшие при вашем психологическом сопровождении освоились в жизни, о которой они ничего не помнили, легко, без нервных срывов… А для мадам Элизы именно это и требуется.

— Но я скорее давал им не психологические тренинги, а просто своё время, — Денис говорил неспешно, спокойно. — Человеку, потерявшему память, просто нужно больше внимания, чем другим. Его не следует надолго оставлять одного. Он должен быть уверен, что рядом или в соседней комнате, есть тот, кто его поймёт, поддержит, кто ему всегда поможет. И всё.

— Именно, — наконец вступил в разговор сам Марис. — У моей супруги есть надёжная служанка. Рядом всегда охрана. Я забочусь о ней… Но я много работаю. И кроме прислуги нужен человек, хорошо знакомый с проблемой амнезии. И уж если сам мистер Токно рекомендует вас, я соглашаюсь с его мнением.

Джой серьёзно взглянул на главврача.

— Хорошо, — после паузы ответил Дин-Денис. — Пожалуй, раз доктор Тери считает именно меня способным чем-то помочь… Я ценю ваше мнение, сэр, — и санитар почтительно поклонился мистеру Токно. — Я согласен.

— Поговорим об оплате и времени… — приступил к делу Эшер Марис.

— Время — на моё усмотрение, — весьма небрежно перебил его Джой. — А оплата… Сначала посмотрим на результат…

Марис хотел было возмутиться таким непочтением, но Токно сделал ему успокоительный знак рукой.

— Ну, — снисходительно протянул Марис, — раз вы, мистер Тери, тоже так считаете…

— Вот и договорились, — подвёл итог Токно.

— Историю болезни, пожалуйста, — Джой протянул руку. — Через два часа верну, с территории больницы документ не вынесу: посижу, почитаю в парке — погода хорошая.

— Сидите и читайте, сколько понадобится, — Токно протянул папку Денису. — Только в моём кабинете. Не стесняйтесь. Мешать никто не будет — я ухожу на конференцию.

— Да, — Денис тут же расположился в удобном кожаном кресле у окна, — мадам Марис пока ничего не говорите. Пусть её служанка зайдёт за мной через пару часиков — тогда я буду знать, как и когда лучше первый раз предстать перед вашей супругой, — Джой сложил губы в подобие приветливой улыбки, а глаза смотрели словно сквозь Мариса…

— 38 —

Динаэль погрузился в чтение.

Удивительно, как пресса и телевидение, обмусоливавшие пожар в особняке Мариса со всех сторон, не раскопали этого! Выкидыш… Она была беременна…

Дин сидел в кабинете один. Он до крови прокусил себе губу… Вот почему Эливь была так счастлива в то роковое утро! Она мечтала сказать ему… Вечером… А он… Он и не догадался…

«Милая моя… Несчастная моя… Господи! Как же помочь тебе?»

Дину казалось, что у него болит всё… Он чувствовал Эливь. Чувствовал всегда. И в тот день ощутил её боль… И не понял — почему… Дин сжал ладонями виски…

— 39 —

Мадам Оски постучалась в кабинет мистера Токно спустя ровно два часа…

— Войдите, — ответил мужской голос.

Ответил негромко. Но не расслышать, не разобрать сказанного было невозможно.

«Хорошая дикция…» — отметила про себя мадам Виля. Когда-то она окончила курсы актёрского мастерства и ценила чёткость речи.

Оски вошла в кабинет. Джой поднялся ей навстречу.

Динаэль умел разбираться в людях. Мадам Виля сразу расположила Дина к себе: он снова поблагодарил Судьбу, теперь за то, что у Эливь в этом чужом и незнакомом ей мире есть друг, настоящий друг, честный и верный.

— Добрый день, — проговорил Джой. — Вы мадам Оски, служанка Элизы Марис?

— Да… сэр, — сделав паузу, ответила Виля. Денис усмехнулся.

— Сэр?.. — сказал он. — Для меня это слишком. — Денис Джой, — представился он. — Работаю санитаром в этой же клинике… Но…

— Я знаю, — поспешно договорила за него Оски. — Мистер Марис кратко объяснил, кто вы и почему в качестве психолога пригласили именно вас. Только мадам Элизе пока ничего не говорили.

Дин кивнул.

— Мне показалось, что вы… тепло произнесли имя вашей госпожи, — словно мимоходом сказал вдруг Джой. — Ваша интонация была иной, когда вы упомянули её мужа.

— Это любопытство или данный вопрос имеет отношение к делу? — нахмурилась мадам Оски.

— Не сердитесь, — Дин-Денис смотрел мягко. — Мне хотелось знать, вы только выполняете свою работу или … мадам Марис для вас более чем госпожа?

Виля довольно долго вглядывалась в лицо Джоя. Тот не отводил взгляда, был спокоен и явно доброжелателен.

— Может, это и покажется странным, — ответила наконец мадам Оски, — но я с первой минуты почувствовала расположение к Элизе Марис… И, мне кажется, она тоже видит во мне не только служанку. Ей нужен друг. И я рада, если смогу этим другом быть…

— Спасибо, — тепло прозвучали слова Джоя. — Значит, вашей госпоже очень повезло… Вы сможете помочь мне, а, следовательно, ей.

Оски кивнула.

— Мне думается, — с грустью проговорила она, — что мадам Элизе значительно тяжелее и страшнее, чем она показывает мужу…

— Мы попробуем ей помочь, — заверил Джой. — Попробуем…

— 40 —

Не дождавшись служанки после обеда, утомлённая утренними физиотерапевтическими процедурами Эливейн-Элиза уснула.

Оски вернулась в палату своей госпожи в сопровождении Джоя. Тот приостановился у двери, а когда Виля обернулась и шепнула ему, что мадам спит, робко спросил:

— Можно мне зайти на минутку?

Оски мгновение колебалась, но потом благоразумно решила, что Денис Джой всё-таки психолог, то есть как врач, а многое о болезни пациента можно узнать, наблюдая за его сном… И Виля пропустила Дэна в палату…

Эливь спала… Крепко… Лицо её было грустно… И она обнимала подушку… Точно так, как те одиннадцать лет их разлуки… Дин хорошо помнил рассказ дяди…

Значит там, глубоко в подсознании, живёт то, что Эливь не сможет вспомнить… И это будет мучить её… Манить неведомым… Терзать… Не давать покоя… Как неясная щемящая душу мечта, которая рождается в нашем сердце без видимых причин и не отпускает уже никогда…

— Ну, что? — шёпотом спросила Оски.

— Пока не знаю… — честно ответил Денис.

— 41 —

Эливейн сладко потянулась и открыла глаза. Мадам Оски, сидевшая в кресле и читавшая книгу, улыбнулась своей госпоже. Что-то новое, спокойное, счастливое, заметила Виля в глазах Элизы.

— Вы хорошо выспались? — спросила Оски.

— Очень! Эливь села на кровати.

— Мадам Оски, — спросила она, — а с вами случалось такое, что, просыпаясь, вы не помнили содержание увиденного сна, но светлое ощущение от видения оставалось?

— Конечно, госпожа Элиза, — ответила Виля, подходя к Эливейн. — Значит, сон был добрым… И мне искренне радостно, ибо вы выглядите очень счастливой.

— Да, — задумчиво кивнула Эливь. — Мне стало как-то спокойнее… Не знаю почему…

— Пойдёмте на прогулку, — предложила мадам Оски. — Вот и солнышко выглядывает…

— Пойдёмте, — согласилась Эливейн. — Мне хочется на воздух…

— 42 —

Дин-Денис сидел на лавочке в больничном парке и, казалось, просто грелся в лучах редкого осеннего солнца. На самом деле Динаэль был погружён в невесёлые думы: он знал, что не в его власти вернуть любимой утраченное счастье, и мучился вопросом о том, как защитить свой мир от нападений Зла.

На дорожке, ведущей от корпуса больницы, появились Эливь и мадам Оски.

Внешне ничего не изменилось в позе и выражении лица санитара — он словно и не заметил новых гуляющих. Но внутренне… Дин всецело отдался любованию… Эливейн, в серебристо-сером пальто, едва доходившем ей до колен, стройная, слегка задумчивая… Его Эливейн… Его единственная… Такая близкая и такая недосягаемая… Тогда, давно, когда в полубреду он впервые увидел её, она тоже была в серебристо-сером… Сколько счастья было потом! Сколько бед они вынесли вместе!.. А теперь он не мог даже намекнуть на прошлое, не мог, дабы не погубить её, дабы не позволить Яду Забвения нанести своей жертве смертельный удар…

Эливь заметила на скамейке человека и поняла, что мадам Оски поведёт её именно по этой аллее, мимо сидящего на солнышке незнакомца.

— Это и есть мой психолог? — спросила вдруг Эливь. — Или психотерапевт, как точнее?

— Но, мадам?.. — изумилась Оски. — Откуда вы узнали… про психолога? И вообще…

Эливейн слегка улыбнулась.

— Простите меня, Виля, — смущённо ответила она. — Просто утром я случайно слышала ваш разговор с Эшем… Дверь была неплотно прикрыта… Но вы оба были так встревожены тем, как я отнесусь к предложению заниматься с психологом, что я не решилась вам признаться… А этот человек явно находится здесь не из своей прихоти… И он давно посматривает в нашу сторону…

— Да вы сама психолог! — добро усмехнулась Оски. — Но вы правы, — сказала она, подводя Эливейн к незнакомцу. — Это и есть тот человек, которого ваш муж хотел бы рекомендовать вам в качестве психолога.

Женщины как раз приблизились к Динаэлю. Тот, уже догадавшись, что говорят о нём и что придумывать ничего не надо, поднялся навстречу дамам.

— Добрый вечер, мадам… Марис, — Дин почтительно поклонился.

Мгновенная пауза, возникшая перед произнесённым, наконец, именем, выглядела вполне естественно: не может же человек с ходу взять и вести себя как давно знакомый… На самом деле это обращение к любимой далось Дину нелегко…

— Это господин Денис Джой, — представила мадам Оски санитара своей госпоже. — Он постарается помочь вам справиться с… тревогами. Как психолог…

— Рада знакомству, — Эливь протянула Джою руку.

Тот снова поклонился и поцеловал пальчики в тонких кожаных перчатках.

— Ну, что вы! — Эливь искренне смутилась…

Но было и ещё одно, что заставило Эливейн ощутить странную неловкость: она почувствовала, что рядом с этим человеком ей удивительно спокойно, гораздо спокойнее, чем даже рядом с Эшем…

«Видимо, это специфика его профессии, — подумала она, — располагать к себе людей и успокаивать, рассеивать их тревоги…»

Потом они долго гуляли по парку. Ходили, сидели на скамеечках, разговаривали, смеялись. Мадам Оски с радостью отметила про себя, что госпожа Элиза словно перестала чего-то постоянно бояться, исчезла её некоторая зажатость.

«А он, действительно, талантливый психолог, — уважительно подумала Виля. — Вот и слава Богу…»

— 43 —

Марис принёс супруге обещанный ноутбук. Эливейн бережно взяла в руки совершенно незнакомую ей вещь и робко взглянула на Эшера.

— Ничего, — мягко сказал тот, — ты вспомнишь. А я помогу…

И они удобно расположились у стола.

Эливейн уже хорошо освоилась с телевизором и DVD-плеером. Она внимательно посмотрела учебную передачу для начинающих пользователей ПК. Она была умна и усидчива… Через полтора часа объяснений и проб, мадам Марис уже достаточно уверенно могла включить и выключить компьютер, найти и открыть нужную ей папку или файл, работать с текстовым редактором и сохранять набранную вещь…

Эшер улыбался. Но в мыслях он был поражён, ошеломлён: если бы в его жизни прежде хоть раз встретился человек, освоивший азы компьютерной грамотности за какой-то час с небольшим, возможно, его удивление было бы меньше…

Эливь открыла папку «Наши фото».

— Это то, что сохранилось у меня, — пояснил Эшер. — Я их сканировал и записал тебе.

— Спасибо, — Элиза благодарно кивнула. — Ска-ни-ро-вал, — медленно повторила она. — Это на ска-не-ре? — Эливь вопросительно посмотрела на Мариса.

— Да, — подтвердил тот и хотел объяснить подробнее.

— Это такой прибор, — остановила его Эливейн. — Я смотрела сегодня по телевизору… Он копирует любой документ, рисунок и передаёт в па-мять ком-пью-те-ра. А потом можно просмотреть изображение на эк-ра-не.

— Ты умничка! — воскликнул Марис.

Элиза покраснела.

После они вдвоём смотрели фотографии. Монтаж был искусным. Не то что Эливь, но мало кто смог бы заподозрить подделку.

Здесь были три свадебных фотографии. Достаточно закрытое платье невесты позволило фотографу легко заменить лицо погибшей в огне женщины. Ещё пять снимков должны были напоминать супругам о счастливых поездках на море, в горы и просто о прогулке по городу. На этих кадрах Элиза то улыбалась, то задумчиво смотрела вдаль… Ведь в больничном парке Эшер не зря старался своими разговорами вызывать на лице мадам Марис разные выражения…

Вечером, когда Эшер уехал, Эливейн села печатать рассказ. У неё, наблюдательной и литературно одарённой, уже родилась и разрослась идея о создании целого цикла небольших вещей под общим названием — «Больничные истории».

— 44 —

Марис молча смотрел на Авенезера. Тот широкими шагами расхаживал по комнате взад и вперёд. Колдун был не в духе.

— Что случилось? — спросил наконец Эшер.

— Ничего, — зло огрызнулся Авенезер. — Если ты помнишь, мне пришлось начать военные действия.

— И что? — насторожился Марис. — Так плохо? Ты же говорил…

— Говорил и говорю: твоя задача — твоя жена! И постарайся! — перебил его Чародей.

— Я и стараюсь, — Марис начинал сердиться. — Она считает меня своим законным любимым супругом. Она хочет быть честной женой… Но, ты и сам знаешь, нужно время.

— Просто будь сосредоточеннее, не дай ей ни малейшего повода усомниться хоть в чём-то, — чуть мягче проговорил Авенезер.

— Хватит загадок! — Марис взглянул на Колдуна в упор. — Что у тебя на Границе?

— Бои, — нехотя ответил тот.

— И? — продолжал Эшер.

— И у нас есть потери. А у них — нет. Только раненые. И ОН меня не пускает. И Оберег этот чёртов действует! А ОН приходит отсюда! Сильный, дьявол… Сам сражается и людей своих успевает спасти… А потом исчезает… А куда?.. Не знаю…

— А если Он совсем рядом? — мрачно спросил Марис. — И всё знает о нас, о наших планах?

— Рядом? — переспросил Авенезер. — Исключено! Здесь я всех проверил. И проверяю ежечасно!.. Но в нашем мире — это точно…

Оба помолчали.

— А на меня опять защитники трудящихся, общество зелёных и прочие ополчились, — мрачно заметил Марис. — Сейчас только этих проблем не хватает…

— Здесь проще, — усмехнулся Авенезер. — Займись благотворительностью.

— Опять спустить львиную долю средств в эту бездонную бочку? — возмутился Эшер.

— Средств у тебя хватит, — заметил Колдун. — А общественность поутихнет. Да и Элизу свою к себе расположишь: я вот какой хороший, а на меня нападают. Она ещё и пожалеет. Глядишь, и — твоя…

— Пожалуй, — согласился Марис. — Тем более, что она, кажется, собирается рисовать, писать что-то… На благотворительном аукционе любая мазня за кругленькую сумму уйдёт, лишь бы имя автора звучало. А имя мадам Марис звучать явно будет… И мне меньше трат…

— Ты своего не упустишь, — усмехнулся Авенезер. — Но помни: она не должна заподозрить в тебе ничего дурного. Ничего! Понял?… И свободного времени у неё быть тоже не должно: не надо давать ей шанса на размышления от скуки. Это к добру не приведёт.

— Да понял я, — огрызнулся Эшер. — Ладно, пойду мастерскую проверю. Потороплю этих бездельников-рабочих… Хочет рисовать — пусть рисует…

И Марис отправился во второй этаж своего дома, где срочно к выписке мадам Элизы из больницы переделывалась мансардная комната…

— 45 —

Элизу Марис выписали. Эшер встречал жену торжественно, с цветами и нежными словами.

Дома, где Эливейн никогда не была прежде; дома, потому что дом — это там, где любимые, а Эливь считала супруга любимым и мучилась тем, что не помнит их прежних отношений; дома мадам Марис ждали и прислуга, и охранники, и знакомый уже Элизе друг мужа, полковник в отставке мистер Авенезер, тот самый, которому, как понимала сама Эливейн, она обязана своим спасением из огня…

Обед на двоих. Беседы вдвоём… Всё было так красиво и трогательно… И Эливейн снова с болью осознала, что не готова впустить этого, видимо, замечательного и любящего человека — своего мужа — в своё сердце. И ей опять стало неловко…

— Всё хорошо, милая, — словно угадав её мысли, тихонько сказал Эшер. — Всё хорошо… Тебе не в чем себя винить и нечего стыдиться. Ты пережила такое, что не каждому по плечу. Ты молодец. Ты умничка… И мы справимся… Ты не будешь спешить, а я не буду тебя торопить. Я просто буду рядом. Хорошо?

— Хорошо, — Эливь, действительно, испытывала только добрые чувства по отношению к Эшеру и искренне благодарила его за понимание. — Спасибо.

— Вот и славно! — улыбнулся Марис, беря супругу за руку. — Идём, я покажу тебе дом. Твой дом. Ты здесь хозяйка.

— 46 —

Дом оказался шикарным, хотя в нём и было всего два этажа.

Мансарда, где Эшер расположил мастерскую для супруги, произвела на Эливейн огромное впечатление. Здесь было светло и уютно. Не хватало только рабочих инструментов художника.

— Завтрашний день, любимая, твой, — сказал Марис. — Я уже предупредил всех, что в офисе меня не будет. Так что завтра мы поедем за красками и холстами и за всем, что нужно… Прости, я сам не сведущ в изобразительном искусстве… А потом — тебе нужен гардероб…

Эливейн нежно и грустно смотрела на Эшера.

— Спасибо, Эш, — тихо проговорила она. — Спасибо. И Элиза быстро, порывисто поцеловала мужа в щёку.

— Пойдём, — словно смутившись, произнёс тот, — я покажу тебе твою спальню… Ты, наверное, устала… Там… широкая кровать… Но… пока… у меня отдельная комната, соседняя с твоей… Так что, когда я тебе понадоблюсь…

Эливь ласково прижалась щекой к его плечу. Но ничего не сказала. Так они и стояли на пороге изящно, со вкусом убранной спальни… Спальни, которой в будущем предстояло стать их семейной.

— 47 —

На следующий день, выбирая кисти, краски, холсты и бумагу, примериваясь к мольбертам, Эливейн явно привлекла внимание хозяина магазина. Марис заметил, с каким неподдельным интересом тот наблюдает за своей новой покупательницей. Разумеется, кто она такая, владельцу магазина было известно, ведь мистера Мариса знали практически все, а фотографии его супруги последнее время не сходили с первых страниц газет и с экранов телевизоров. Но старый продавец, видавший на своём веку и настоящих художников, и любителей, и просто шарлатанов и дилетантов, безошибочно определил, что мадам Марис понимает толк в его товаре.

Эливейн выбирала не спеша. Она внимательно осматривала кисти и щупала их щетину. Перебирала тюбики с масляными красками и баночки с акварелью, рассматривая их цвет и консистенцию. Проводила рукой по холстам и ватману, пальцами чувствую шершавость поверхности…

Эливь выбирала не по цене, а по качеству. Выбирала, зная толк в этом деле.

— Странно, — сказала она Эшеру, — почему дурные кисти стоят дороже? Из-за внешнего вида?

— За внешнюю красоту тоже надо платить, — улыбнулся Марис.

— Странно… — повторила Эливейн. — И грустно… — вздохнула она.

— 48 —

Выбор и покупка платьев, белья, обуви и прочих необходимых красивой женщине вещей заняла значительно меньше времени, чем ожидал Марис.

Мадам Элизу с супругом во всех бутиках встречали с широкими приветливыми улыбками. Но Эшера удивило, что Эливейн практически не нуждалась в советах заботливых продавцов и продавщиц. Она точно знала, что подойдёт ей и понравится мужу. Как она это угадывала? Вопрос остался непостижимой тайной для Мариса…

— 49 —

Эливейн рисовала, когда в её мастерскую постучалась мадам Оски.

— Войдите, — отозвалась госпожа Марис.

Виля вошла и замерла на пороге. Готовое приветствие словно замерло на её губах. То, что она увидела на полотне, показалось ей чудом…

— Добрый день, мадам Оски, — обернувшись к вошедшей, проговорила Эливь. — Что с вами?

— Простите, — пробормотала Виля. — Я, право, не знала… И мистер Марис не говорил… Вы… это великолепно!.. Я не знаток, но…

Эливейн радостно улыбнулась.

— Вам, правда, нравится? — спросила она. — Мне так приятно!.. Я тут с утра… А вот это?

И Эливь развернула к мадам Оски ещё два холста.

Если на первой картине Виля увидела высокое прозрачное небо, зелёно-голубую безбрежную гладь океана и сердце её исполнилось ощущением величия природы, то второй пейзаж погружал душу созерцателя в бездну печали — низкие свинцовые тучи, деревья с отяжелевшими от воды ветвями, тёмная непроглядная глубь старого парка… А с третьего полотна на мадам Оски задорно и смело глядел… воробей. Обычный городской воробей, серо-коричневый, слегка потрёпанный, но хитрый и немножко наглый обитатель каждого двора… Пожалуй, именно третья картина поразила Вилю более всего: она и представить себе не могла, что невзрачного воробьишку можно изобразить с такой достоверностью и так привлекательно для зрителя.

— Госпожа Элиза, — восхищённо проговорила Оски, — мне с первого дня знакомства с вами показалось, что вы должны обладать каким-то талантом… Но настолько!.. Я искренне рада, что судьба подарила мне счастье узнать вас…

Эливь смущённо улыбнулась.

— Я думала, что мы перешли на «ты», — грустно произнесла она. — Ведь это, — Эливь сделала знак рукой в сторону холстов, — не испортит нашей дружбы?

— Нет-нет, что вы! — воскликнула мадам Оски и поправилась. — Нет, Элиза, нет. Обещаю, как обещала вчера, я твой искренний друг… И я всегда буду рядом…

Виля вдруг болезненно ощутила, что её госпоже и подруге будет очень трудно в жизни: слишком честной, слишком доброй, слишком наивной и слишком талантливой оказывалась эта недавно вошедшая в судьбу Оски ещё достаточно молодая и красивая женщина.

— 50 —

Вечером Элиза показала мужу свои картины, несколько рассказов и уже законченную, как оказалось, пьесу.

Эшер никогда не был знатоком искусств. Он бросил быстрый взгляд на холсты, пробежал глазами пару страниц… Прибыль он чуял безошибочно. И он сразу понял: здесь не нужна никакая раскрутка и никакое имя — эти картины захотят иметь в своих коллекциях самые именитые ценители живописи; эту пьесу будут ставить в лучших театрах; эти рассказы разойдутся огромными тиражами…

— Милая, — сказал он, — это великолепно. Что ты намерена делать со своими шедеврами?

Эливейн смущённо пожала плечами.

— А что я делала прежде? — спросила она.

— Ничего, — печально ответил Марис. — И всё пропало в огне. Теперь надо иначе! Печатать, продавать, выставлять на выставки и аукционы…

Эливь задумалась.

— Ты говорил о благотворительности, — негромко проговорила она. — Может, я смогу выручать за них деньги и помогать кому-то?

Марис улыбался. Да, именно этого решения он и ждал. Очень кстати. Она сама так решила. Его со всех сторон обвиняют в жестокости и скупости. Его имя должно заставить врагов замолчать. И сделать это можно. Спасение — благотворительность. Но как ему жаль своих средств! А тут — пожалуйста: его супруга, конечно, с его помощью и с его согласия, будет заниматься благотворительностью. Это нормально: муж зарабатывает, жена помогает людям. Это же он ведёт финансовые дела, то есть деньги его, благотворитель прежде всего он, а потом уже его супруга. Да, она сама рисует и пишет, и весьма талантливо. Но ведь за ней стоит он, её муж, поддерживающий её, помогающий ей, защищающий её, создающий ей условия для творчества…

— Конечно, любимая, — он нежно взял её за руки. — И я помогу тебе, подскажу, сведу с нужными для этого людьми.

— Спасибо, — Эливь тоже улыбнулась. — Я, если честно, совершенно не знаю, с чего начать… Мадам Оски вот только обещалась что-нибудь узнать поточнее…

— Хорошо, — кивнул Эшер, — завтра всё обсудим… А сегодня хватит о делах. Мы едем ужинать… в один замечательный ресторан… Столик на двоих, никого вокруг, тихая музыка, свечи…

Элиза улыбалась.

— Мне одеваться… торжественно или романтично?

— Для меня, — ласково ответил Марис. Элиза слегка кивнула и поднялась к себе…

— 51 —

Потом дни замелькали так быстро, что остановиться и прислушаться к своему внутреннему миру не было никакой возможности… А, может, и не надо было, иначе бы Элиза решила, что сошла с ума…

Мадам Марис всецело отдалась работе: рисование, литературная деятельность, выставки, аукционы, издательства, театр, телевидение. И всё — благотворительность.

Сначала Элизу встречали, вынужденно улыбаясь, считая её появление у редакторов и в благотворительных фондах прихотью богатой дамы. Но… вскоре без мадам Марис немыслимо было ни одно доброе начинание, а режиссёры, издатели и владельцы выставочных салонов выстраивались в очередь, дабы заполучить право поставить, опубликовать, устроить просмотр её творений.

Элиза не стала иной, гордой или пренебрежительной. Как и прежде, она была честна, добра, отзывчива и… наивна. А потому видела вокруг только желание помочь нуждающимся, без примеси жажды наживы, славы, признания…

Эшер ежедневно находил время провести с супругой наедине час-другой: прогулки по живописным местам, романтические ужины, сердечные беседы. Он был нежен и заботлив, внимателен и предупредителен. Час — другой. Не более… Элиза абсолютно честно каждый раз думала, что вот оно — чувство! Она вспомнила! Она любит! Ведь она постоянно чувствует, что муж думает о ней, переживает за неё, что ему плохо, именно плохо, больно, трудно от того, что она рядом и … недосягаема. Даже когда Эшер рядом, она чувствует его боль, которую тот старательно скрывает, не желая тревожить её… И вдруг — что-то непременно случалось у неё внутри — она внезапно отворачивалась от поцелуя и, тихая, подавленная, молча уходила к себе… А в том, что ощущает она страдания именно Эшера, Элиза не сомневалась. Ведь её муж — Эш…

— 52 —

Марис расхаживал по комнате от окна к дивану и обратно. Он был чем-то недоволен.

Авенезер устало полулежал на диване и молча следил за Эшером.

— Ну, и что дальше? — спросил Марис.

— Всё так же, — отозвался Колдун. — Ты должен добиться расположения своей супруги.

Эшер остановился и в упор посмотрел на Авенезера.

— Хочешь правду? — после паузы тихо спросил он.

Колдун слегка усмехнулся, словно знал, что именно скажет сейчас Марис, и кивнул:

— Хочу. Эшер сжал зубы, сдерживая ярость.

— Я согласился на твой план, — заговорил, наконец, он, — потому что в твоих рассказах всё было значительно проще! А теперь я, никогда не имевший недостатка в любовницах, встречаюсь с ними тайком, постоянно боясь, что Элиза об этом узнает! Я, как дурак, ухаживаю за своей женой и никак не могу добиться её! А силой взять то, что мне принадлежит, не имею права — всё наше дело рухнет!

Авенезер остановил Мариса негромким замечанием:

— Элиза — не твоя жена. Я сделал всё для того, чтобы она так считала, и таким образом упростил тебе задачу. А ты…

— А что я? — возмутился Марис. — Она вообще ни на кого не смотрит как на… на…

— …как на партнёра в постели, — спокойно закончил Колдун.

— Да, — продолжал Эшер. — Она явно верит мне: что я люблю её, что я не изменяю ей, что я забочусь о людях и что дурное обо мне — только злые сплетни. Я нежен. Но… Только всё, казалось бы, идёт на лад… Оп! И она… ускользает…

— Ты сам виноват, — невозмутимо ответил Авенезер. — Дал ей свободу деятельности, увёл от дома. Теперь она успешная дама: изданы две её книги, поставлены три её пьесы, проданы девять её картин… И это за два с половиной месяца! А ещё благотворительные концерты, аукционы. Ей некогда заниматься домом, тобой…

— Но… — Эшер стоял посередине комнаты, и в его взоре смешались отчаяние и злость. — Но я хочу её! Понимаешь? Я уже сам хочу… И гораздо сильнее, чем любую женщину до этого!

— Прекрасно, — равнодушно проговорил Колдун. — Так действуй. Ищи. Ищи жесты, прикосновения. Что-то осталось в её подсознании, что-то, что заставит её вдруг… растаять…

— Но для этого нужно чаще бывать наедине!

— А что тебе мешает? — удивился Авенезер. — Уж не работа ли?

— Тебе легко говорить, — огрызнулся Эшер. — Элиза всегда занята делами…

— Найди ей дела дома, — сказал Колдун.

— Как?

— Очень просто, — снисходительно пояснил Авенезер. — Элиза жаждет помогать людям. Пусть поможет сиротам… Да и сейчас это модно.

— Ты имеешь в виду усыновление?

— Да.

Марис задумался. Пожалуй, это выход. Усыновить сироту. Не младенца, а то капризы, плач… А лет пяти-шести… Элиза будет чаще дома. Нанять няньку — играть с ребёнком, гулять… А он, муж, может уединяться с супругой… И, глядишь…

— Но усыновление — процедура длительная. Справки, бумаги…

— Брось, — махнул рукой Авенезер. — Твои деньги и имя сделают всё за неделю. Даже на диагноз Элизы не посмотрят.

— Диагноз? — Марис словно забыл о том, что его жена ничего не знает о себе в прошлом. — Ну, это-то вовсе ерунда! Да и психолог отчитывается мне регулярно. По его словам, Элиза отлично адаптировалась и совершенно здорова…

— 53 —

Элиза внимательно выслушала мысли супруга о возможности усыновления ребёнка.

— Милый, ты делаешь это ради меня? — спросила она.

— Я же вижу, как ты смотришь на детей, — ласково ответил Эшер. — Пусть пока это будет не родной по крови малыш… Потом у нас появятся свои дети. Но у них уже будет старший брат или сестра…

Элиза долго смотрела в глаза мужу, потом улыбнулась и тихо сказала:

— Спасибо тебе… Когда мы сможем взять малыша в дом?

Марис не сразу нашёлся с ответом: так быстро и легко прошёл разговор.

— Поездим по детским домам и приютам, — ответил он. — Ведь малыш должен прийтись по сердцу нам, а мы — ему… Посмотрим…

— Да, — кивнула Элиза. — Мы обязательно почувствуем родство душ…

— 54 —

Дана и Дина сидели, запершись в своей комнате. Теперь они часто прятались где-нибудь ото всех или уединялись у себя и никого не пускали. Только когда появлялся отец, девочки вели себя так, словно ничего особенного не происходило. Домашние тоже молчали о странном поведении близняшек, не желая тревожить Динаэля ещё и этим. Между тем Дана и Дина разработали план.

Девочки были умны, наблюдательны и изобретательны. Они давно уже разузнали о том мире, где сейчас жила мама и куда постоянно отправлялся отец; достаточно много: у деда, у сестры и братьев, даже у Хаима и мистера Джоя выведали кое-что. Правда, и Страж, и Денис крайне редко бывали в доме Фейлелей, но близняшки добыли у них газеты…

В основных чертах план был готов. Под видом сирот Дана и Дина собирались пробраться и закрепиться в каком-нибудь детском доме того города, где была мама. И начать поиски новой семьи. Так делают там — девочки сами читали объявления в газетах.

Зачем? Близняшки сами толком не знали. Просто не могли они сидеть на месте, когда такая беда приключилась с мамой, когда папа, как они верно догадались, ежедневно, ежечасно подвергает себя смертельной опасности, когда на Границе идут бои, когда все вокруг что-то делают… Но так они будут ближе к маме. А вдруг удастся помочь?

О том, что они рискуют неоправданно, неразумно, что отцу, как только он увидит их там, будет значительно труднее, ибо оберегать придётся ещё и их, что помочь маме они не в силах — ни Дана, ни Дина не думали.

А сегодня удача, как им казалось, улыбнулась девочкам. Там, в том мире, к несчастью, попали в аварию и погибли пассажиры одного из самолётов, летевших через океан. Подобные катастрофы случаются нередко… Тела погибших уже доставили в ближайшие портовые города. Но найти удалось не всех. И среди пропавших числились две тринадцатилетние девочки-близнецы. Их фотография была размещена на первой полосе газеты. Очень горько узнать о смерти детей. Но утонувшие сестрёнки были чрезвычайно похожи на Дану и Дину. А то, что юные Фейлель старше на пару лет, никому и в голову не придёт…

И девочки решились.

Теперь надо было только точно попасть на островок в океане недалеко от места падения самолёта и расстаться со своей магической силой, ибо скрывать её девочки не умели. Как временно отказаться от магического дара — сёстры нашли в одной из книг в кабинете отца, куда пробрались, разумеется, без его ведома… Да и домашние никоим образом даже не предполагали о столь страшных, опасных намерениях всегда рассудительных Даны и Дины.

А девочки подготовились серьёзно и…

… вечером этого же дня на берег пустынного океанского островка волной вынесло двух уставших и продрогших близняшек…

К утру пилот спасательного вертолёта сообщил по рации радостную весть: найдены двое живых со злополучного рейса — тринадцатилетние сестрёнки Вера и Виктория Эйле. Девочки оказались целы и невредимы, только очень испуганы и голодны…

— 55 —

Сёстры Эйле почти не отвечали на вопросы. Молчали — и всё. Заинтересованность мелькнула в их глазах только при упоминании одного большого города… Психолог, работающий с девочками, немедленно предложила перевезти близнецов туда: возможно, с теми местами связаны какие-либо приятные воспоминания…

Так Вера и Виктория попали в один из детских домов нужного им города…

— 56 —

Динаэль пришёл в ужас, узнав об исчезновении Даны и Дины. В отличие от остальных, он сразу же предположил, что именно могло прийти в голову девочкам. И через полчаса проверки собственных догадок, Дин точно знал новые имена дочек и где девочки появятся…

Но знание это не уменьшило его тревогу, а лишь усилило её…

Теперь перед Дином-Денисом стояла труднейшая задача: найти в огромном городе среди обитателей детских домов Веру и Викторию Эйле. Найти, не привлекая ни к себе, ни к своим поискам ничьего внимания, ведь родственников у девочек не было, а, значит, любой повышенный интерес к ним будет казаться подозрительным. Дин же не мог подставить, таким образом, под удар и Эливейн, и Дану с Диной. Магической силой он вообще воспользоваться не имел права: Авенезер бы немедленно проверил, почему его противника интересуют чудом спасшиеся сироты. А хороших знакомых или друзей, способных помочь в поисках, у Джоя в этом городе ещё не было…

— 57 —

Дана и Дина сидели в небольшой комнате. Это был их новый дом. Сюда девочек поселили полчаса назад, сразу, как привезли на микроавтобусе из аэропорта.

Сестрёнки продолжали сторониться всех, по большей части молчали и не улыбались вовсе. Новеньких сразу же разместили в отдельной комнатке: пусть попривыкнут, приживутся, познакомятся с детским домом, со своими сверстниками и воспитателями, но смогут оставаться наедине, без посторонних и пока чужих им людей.

Вообще обстановка в этом учреждении, куда попали Вера и Виктория Эйле, была самой благоприятной по сравнению с другими заведениями подобного типа. Персонал подобрался внимательный и терпеливый. Комнаты были рассчитаны на пять-шесть человек. В школу ходили недалеко, и там почти никто не дразнил детдомовских ребятишек…

Дана и Дина тревожно огляделись и переглянулись. В комнате они точно были одни, и их никто не подслушивал. Только сейчас девочки вдруг ясно поняли, что совершили непростительную глупость, проявили не заботу о любимых, а показали жуткий эгоизм.

— Дуры! — прошептала в отчаянии Дана. — Что теперь? Чем мы можем помочь? Как? Мы только тревог всем прибавили!

Дина тоскливо смотрела на сестру.

— Как мы могли? — сокрушённо проговорила она. — Папа и так находится в постоянной опасности, а теперь он будет искать нас… А мы даже не знаем, кто он тут!.. И нового имени мамы тоже не знаем… А она нас и не признает. Так папа объяснял…

— 58 —

В комнату вошла женщина лет пятидесяти, ласково улыбающаяся. Девочки узнали её. Самое доброе лицо было именно у неё. И именно эта женщина оказалась воспитателем группы, к которой по возрасту относились Вера и Вика.

— Как устроились? — спросила она.

— Спасибо, — негромко ответила Дана-Вера. — Здесь уютно.

— А в столовой вас ждут, — продолжила свою речь воспитательница. — Пойдёмте, покушаем? У нас готовят вкусно.

— Хорошо, мадам, — кивнула Вика-Дина. — Спасибо.

И девочка шагнула к двери. Вера задержалась у окна: её что-то заинтересовало.

Вика вернулась к сестре. Воспитательница подошла вслед за ней.

— 59 —

Марис под руку с женой вышел из дверей детского дома и направился к воротам. За супругами шли ещё двое: один — высокий, с мощной фигурой, видимо, охранник или телохранитель, второй показался девочкам знакомым…

Это был уже четвёртый детский дом, который посетили Марисы. Их визит никого не удивлял — мадам Элиза теперь была известна всем своей благотворительной деятельностью. Так что в каждом из учреждений Эшер уже оставил немалую сумму денег и получил очередной список того, что хотелось бы иметь сиротам…

Но главное — то, для чего Марис затеял всё это таскание по детдомам, — главное так и не было решено. Элиза не сказала, какого ребёнка она хотела бы взять в семью. Эшера это начинало бесить. Он сам относился к своей затее легко: пришёл, посмотрел, выбрал, взял… Что-то вроде покупки дорогой игрушки… Элиза, разумеется, считала иначе и не подозревала о столь ужасном подходе к этому вопросу мужа. Она нигде и никому не проронила ни слова о том, что собирается усыновить ребёнка. Она приходила, как и прежде, разговаривала с воспитанниками, играла с малышами, выслушивала пожелания персонала и… отправлялась дальше… Просто, пока сердце не подсказало ей, что она должна выделить кого-то одного из этих сотен пар детских глаз. Она сострадала им всем и желала помочь каждому…

Телохранитель неотлучно следовал за своим хозяином. Марис вообще никогда не появлялся в общественных местах без охраны. А Джой… Джой был нанят в качестве психолога к мадам Элизе, и Эшер посчитал необходимым его присутствие при столь ответственном для супругов предприятии.

— Это же Денис, — шепнула подошедшая к сестре Вика.

— И… мама… — почти беззвучно ответила Вера.

Воспитательница тоже выглянула в окно. Она не расслышала слов девочек, а потому ответила, предполагая, что те просто интересуются именем очень красивой и хорошо одетой дамы:

— Это супруги Марис. Мадам Элиза занимается благотворительностью и частенько заезжает к нам. Она добрая, — как-то задумчиво добавила пожилая женщина. — Даже странно… — и воспитательница не договорила, остановив себя мыслью о том, что её рассуждения о недостатках мистера Мариса не касаются юных Эйле.

— 60 —

Дин-Денис почувствовал, что ему необходимо обернуться…

Джой, словно рассматривая двор, бросил беглый взгляд на окна детского дома.

Нет! Рано он сокрушался о том, что не представляет как отыскать девочек! Удача помогла ему.

Накануне вечером позвонил Марис и заявил, что Денис отправляется с самого утра вместе с ними искать ребёнка для усыновления. Так Элизе будет лучше. Джой, будто нехотя, согласился… И вот! Всего четвёртый детский дом! И две сероглазые отчаянные глупышки-«помощницы» найдены.

Элиза вдруг остановилась и тоже оглянулась. Её взгляд на одно мгновение встретился со взорами Веры и Вики. Лишь одна секунда, и — девочки почему-то отпрянули от окна…

— 61 —

— Красивая, — печально-мечтательно проговорила Вика.

— А глаза добрые и… грустные, — добавила Вера. В комнате повисла странная тишина.

— Пойдёмте обедать, девочки, — сказала воспитательница и, взяв сестрёнок за руки, вывела их в коридор.

— 62 —

— А… если это будет не малыш? — внезапно прозвучал вопрос Элизы. — Если ребёнок будет чуть старше? Подросток, например?

— Милая, — отозвался слегка ошарашенный Эшер, — как ты хочешь.

— Мне подумалось, — пояснила мадам Марис мужу, — что маленьких берут в семьи охотнее. А те, что постарше, не меньше малышей нуждаются в домашней любви и заботе… Ты заметил этих девочек в том окне? — и она указала рукой на опустившуюся занавеску. — Такой отчаянный взгляд!..

Марис посмотрел на окно, но никого не увидел.

Ехать ещё куда-то ему не хотелось.

— Возвращаемся, — сказал он и повернул обратно к дверям детского дома.

Дин-Денис даже поверить не смел в возможность такого счастья: и Эливь, и девочки будут рядом, и ему так будет легче защитить их, а потом и отправить Дину и Дану домой…

— 63 —

После обеда Веру и Викторию пригласили в кабинет заведующей детским домом.

Хозяйка, наставница, мама — именно эти слова применимы к той доброй и умной женщине, которая вот уже более пятнадцати лет руководила непростым своим учреждением.

Сейчас она ждала двух тринадцатилетних девочек, с которыми едва успела познакомиться, о которых знала то, что знают все — они единственные, кто выжил в недавней авиакатастрофе, — а теперь совершенно одинокие, ибо нет у них вообще никаких родственников.

Заведующая и представить себе не могла ту боль, которую на самом деле несли в своих душах Вика и Вера. Ведь её сердце болело за вдруг оставшихся сиротами, потерявших внезапно сразу обоих любимых и любящих родителей, а не о Дине и Дане, с ужасом осознающих, что милая мамочка будет смотреть на них и… не узнавать, что горячо обожаемый отец из-за их несдержанности и эгоистичности окажется в ещё более трудном положении, чем прежде… А они не ведают даже, кто он в этом мире…

Девочек ввели в кабинет. Они смущённо остановились на пороге, так и не решившись сказать ни слова. Обе гадали, зачем их позвали сюда, и пытались понять, где и как искать отца. Ни Дана, ни Дина, столь умело выведывавшие взрослые тайны, на самом деле даже понятия не имели, что Денис Джой не просто информатор, а второе лицо Динаэля Фейлеля…

— 64 —

Мистер Марис, мадам Элиза, Джой и охранник сидели в кабинете старшего воспитателя и ждали.

Эливь смотрела в окно на порхающие снежинки.

Двадцать минут назад, вернувшись в детский дом, Эшер как-то резко и сразу, без объяснений и добрых слов, сухо и кратко высказал заведующей желание взять под опеку в свой дом сироту. Заведующая была явно растеряна столь внезапным заявлением. Тогда на помощь пришла Элиза и поведала о серьёзности подобных намерений и о том, что заставило её и супруга вернуться…

Очень быстро стало ясно, чьи именно глаза видела мадам Марис в окне.

Тогда заведующая рассказала гостям о сёстрах Эйле и дала посмотреть папки с их личными делами.

Конечно, нарушение порядка усыновления было налицо. Но существовали две веские причины, по которым заведующая посчитала возможным так поступить. Первая — та, о которой говорили Авенезер и Марис: это деньги и власть Эшера. Вторая — мадам Марис. За долгие годы своей работы наблюдательная и умная женщина, каковой и была заведующая, научилась очень хорошо разбираться в людях. И она точно знала, что рядом с Элизой девочкам никто не причинит зла, что именно эта богатая и красивая особа с удивительно добрым сердцем способна заменить Вере и Виктории столь внезапно и трагически погибшую мать…

Эливь разглядывала двор, занесённый снегом, деревья, пригнувшие опушённые ветви к земле. И у неё странно тоскливо было на душе. С одной стороны, она ужаснулась той сухой напористости, с которой её муж высказал заведующей столь деликатную и нежную, с её точки зрения, просьбу. С другой стороны, она ощущала, что ей удивительно спокойно, потому что муж рядом… Она не знала, не догадывалась, не подозревала, — да и не могла этого сделать, что её муж, её настоящий, истинный защитник, боготворящий её, понимающий её, страдающий за неё, действительно рядом, здесь, совсем близко…

— 65 —

Разговор заведующей с сёстрами Эйле прошёл поразительно гладко. Девочки не испугались, не выразили недовольства или нежелания попасть в новую семью. Может, они были слишком подавлены ещё свежим своим горем? Нет. Заведующая поняла Веру и Вику сразу: девочки, очень домашние, скромные и не привыкшие находиться постоянно в большом коллективе, просто не смогли бы прижиться в детском доме. Это бы сломало их, покалечило их души, исковеркало бы их жизни…

И Викторию и Веру Эйле представили будущим опекунам…

— 66 —

Марис заученно улыбался. На самом деле ему было глубоко безразлично, кого именно решит усыновить или удочерить Элиза.

Мадам Марис искренне надеялась, что сможет помочь девочкам, окружить их лаской и заботой, любовью и вниманием.

Дина и Дана старались держаться скромнее, боясь нечаянно выдать свои слишком противоречивые чувства, ведь сёстры Эйле видели этих людей впервые.

Джой стоял в стороне, искусно делая вид, что его всё происходящее вовсе не касается. Ну, или чуть-чуть, только как психолога мадам Марис…

— 67 —

— Ну, поехали домой? — нетерпеливо спросил Марис, когда основные вопросы показались ему решёнными. — Девочки готовы?

Его реплика относилась равно и к супруге, и ко всем остальным.

Заведующая вздохнула и посмотрела на Вику и Веру. Сёстры молчали.

Элиза шепнула мужу:

— Эш, ты устал, милый?.. Ты… какой-то резкий сегодня…

— Прости, — спохватился Марис. — Я, правда, устал… Последние дни были трудными на работе… Прости.

Элиза слегка улыбнулась.

— Верочка, Викуля, — она подошла к девочкам, взяла их ладошки в свои руки и посмотрела в их удивительного цвета глаза, — вас никто не торопит и не принуждает ни к чему… Решать вам… Просто так случилось — печально, немыслимо больно… Но… я могу лишь предложить вам жить дальше… в семье… Другой, не родной, к несчастью, по крови… Но обещаю, что буду заботиться о вас и… никогда не обижу… Вы не обязаны спешить и переезжать сейчас…

Вера тряхнула головой и остановила речь мадам Марис.

— Спасибо, — тихо сказала она. — Я верю вам… Мне кажется, что… вы… добрая…

— И… — закончила за сестру Вика, — … мы ещё не успели обжиться здесь… Так что, мы… можем сразу… поселиться в… в вашем доме…

В глазах девочек блеснули слёзы.

Каждый из присутствовавших в комнате понял по-своему. И только Джой, стоявший в стороне, знал ту боль, которая терзала сердца близняшек. Знал, ибо ощущал её сам. Чувствовал, каково это — смотреть в любимые, неповторимые, прекрасные глаза, быть рядом, дотрагиваться до родной руки и … не быть узнанным…

— 68 —

Несколько следующих дней прошли для Элизы и девочек в активном обустройстве на новом месте.

Комната, заранее приготовленная Марисами для будущего ребёнка, оказалась просторной, в три окна, выходящих в заснеженный сад. Светлые, бежевых тонов обои, лёгкие тюлевые занавески и плотные шторы — вот всё, что было подготовлено загодя. Более ничего покупать не решились, не зная точно, кого именно согреет эта комната. Теперь девочкам была предоставлена полная свобода выбора: они могли обставить помещение по своему вкусу и желанию.

Два дня Элиза с Верой и Викой ездили по мебельным салонам и прочим магазинам «Товаров для дома». Их сопровождал неизменный охранник. Мадам Оски помогала девочкам дома. Несколько раз наведывались социальные работники, в обязанности которых входил контроль над жизнью усыновлённых или взятых под опеку сирот. Регулярно являлся мистер Джой — его работа как психолога продолжала оставаться оплачиваемой и требуемой мистером Марисом. Понятно, что Денис ни словом, ни жестом не выдал своей заинтересованности в постоянном присутствии рядом с Элизой и двойняшками.

Ещё три дня девочки потратили на приобретение одежды и школьных принадлежностей. Пропустив две недели занятий, сёстрам Эйле предстояло продолжить обучение в одной из элитных школ города.

Наконец, снежным морозным утром Элиза отправилась провожать девочек на уроки.

— 69 —

Вера и Вика, тепло улыбнувшись мадам Марис и взявшись за руки, вышли из остановившейся возле школьного двора дорогой машины и зашагали к высокому крыльцу своего нового учебного заведения. Элиза помахала девочкам рукой.

Эшер обернулся на стук распахнутой двери.

Авенезер, не здороваясь и не произнося ни слова, прошёл к мягкому креслу возле окна и тяжело опустился в него.

— Что-то случилось? — спросил Марис.

— Будто бы и нет… — задумчиво ответил Колдун, — Но кое-что меня настораживает.

— Например?

— Во-первых, твоя жена выбрала девочек-близняшек. Подсознательно, конечно… Но мне это не нравится.

— Ты говорил, что у …них… есть дети. Но ты не говорил, что двойняшки.

— Тогда я и сам не знал. Есть дети — и ладно… Но есть и двойни. Старшие сыновья и младшие дочери.

— Они ещё и многодетные! — то ли презрительно, то ли досадливо усмехнулся Марис.

— Да, — проигнорировав тон собеседника, подтвердил Авенезер. — И младшие всего на пару лет старше сестёр Эйле.

— Ты полагаешь, что…

— Нет! — отмахнулся Авенезер. — Конечно, нет. Никто бы не позволил юным особам так рисковать, даже если бы в подобном риске был смысл. Они там вообще помешаны на помощи, поддержке, защите друг друга… А добровольно отказаться от магического дара, пусть и временно, просто для того, чтобы видеть мамочку, которая их не узнает… В конце концов, они же не безумцы… Но на всякий случай я проверил: твои подопечные не волшебницы и их фотографии на 95 % совпадают с тем старым изображением сестёр, что удалось найти корреспондентам. Это практически гарантия того, что наши Эйле — не подделка. Большего процента ожидать немыслимо…

— Ладно, — махнул рукой Марис. — А, во-вторых?..

Вера и Вика Эйле, молча стояли у доски, терпеливо ожидая разрешение сесть за парту. Приведшая новеньких в класс завуч представила девочек другим ученикам, пожелала им найти добрых друзей.

Ученики внимательно разглядывали сестёр. О них знали все: газеты, телевидение рассказывали о счастливом спасении уже много раз. Теперь «знаменитостей» можно было увидеть вживую.

Избалованные школьницы, дети из обеспеченных семей, оценивающе изучали новеньких. Досадно было одно: к внешнему облику двойняшек придраться оказывалось сложно — тонкий вкус и природное чувство моды Эйле были налицо. Каждая мелочь в их наряде, хотя и подчинённом строгим нормам школы, выглядела безупречно. Единственное, что позволяло попытаться отпустить шутку на счёт внешнего вида Виктории и Веры, было, пожалуй, то, что девочки подчёркнуто выделяли свою похожесть: они были одеты и причёсаны совершенно одинаково. Но в этом крылась и возможность дать суровый отпор насмешникам: нас двое, мы вместе, а вы всегда одиноки, а потому слабы…

Элиза вернулась домой. Сегодня весь её день принадлежал только девочкам: никаких других дел. Словно это её родные дети впервые пошли в школу…

Элиза поднялась в свою мастерскую. Она и не знала, что Эшер тоже дома. Она привыкла к тому, что у мужа очень много работы, и он всегда занят. Звонит ей узнать, как дела. И всё. Но её это не пугало. Ведь Эш помогает людям, как она считала. И потом, Элиза всегда чувствовала ЕГО присутствие, ЕГО заботу о себе. И сейчас она ощущала, что ОН тоже волнуется за девочек, за то, как сложится у них жизнь в новом коллективе…

— Во-вторых, — ответил Авенезер, — я, действительно, с каждым днём, с каждым боем устаю всё больше. Он изматывает меня не только своей силой, а своим… великодушием… Он щадит даже воинов противника, не говоря уже о своих солдатах. И создаётся впечатление, что прежний оберег их мира тает, но на его месте возникает нечто иное, пока не оформившееся, непонятное, но в будущем не менее крепкое. И подпитывается оно словно не из одного источника…

— Чёрт! — не выдержал Марис. — Здесь на меня и так ополчилась общественность, активисты, чтоб им пусто было, а там, оказывается, всё не так гладко, как нам надо… А как же твоя хвалёная мощь?!

— Я-то свою часть работы выполняю, — огрызнулся Колдун. — А вот ты всё возишься… почём зря…

Элиза приготовила чистый холст, взяла кисти…

Краски ложились точно и ровно: Вера и Виктория в новенькой школьной форме смотрели с портрета на художницу.

В мастерскую вошла мадам Оски.

— Замечательные девочки, — негромко сказала она, останавливаясь возле госпожи Марис. — И вы как-то сразу полюбились им. Мне даже кажется, что они готовы называть вас мамой…

Элиза тихо улыбнулась.

— Да, они славные. И им так одиноко, — она говорила печально. — Им не хватает материнской ласки… Сядут рядом со мной, обнимут и молчат… А я готова гладить их головки часами… И так на сердце щемит…

— Возишься… — передразнил Марис. — У неё всё не так, как у людей… Её вон вчера огорчило, что я дворника дураком назвал. А тот, видите ли, веник свой не мог с дорожки убрать, когда мы к дому подходили… А она так расстроилась, что скорее к себе ушла… Или вот пару дней назад… Забыл я цветок там какой-то привезти для её подопечной старушки из дома престарелых. Так она опять опечалилась… И всё… Весь запал ушёл: выбежала меня встречать счастливая, думал, что сейчас в объятиях задушит… Где там…

Авенезер недовольно хмыкнул.

— А ты не забывай, — сурово сказал он. — Это она забыла, а ты обязан помнить! У неё на уровне подсознания живёт расплывчатый образ того, кто всегда о ней помнит, кто каждую мелочь, с ней связанную, бережёт, для кого она всегда права и чиста… — Колдун помолчал. — И тот… после еды в зубах зубочисткой ковырять при ней не будет, — злорадно добавил Чародей…

— 70 —

Приближался Новый Год.

Элиза, девочки, мадам Оски и мистер Джой готовили праздник во дворе дома Марисов для детишек из небогатых семей с окрестных улиц. Эшер занимался своим бизнесом, делая вид, что крайне сожалеет о невозможности непосредственно принять участие в подобном действе.

В школе у Вики и Веры наладились отношения и с учителями, и с одноклассниками. Правда, близких друзей девочки себе не завели, но и врагов не нажили.

Преподаватели были довольны сёстрами Эйле, так как те показали неплохие знания по всем предметам. Только с информатикой у близняшек возникли проблемы: на первом же уроке девочки вообще отказались подойти к компьютерам… Школьный психолог немедленно переговорила с мадам Марис, ибо сочла боязнь электронной техники следствием недавно произошедшей с девочками трагедии. Элиза дома очень мягко попыталась объяснить Верочке и Викуле, что не стоит бояться клавиатуры и синего экрана… Через три дня сёстры Эйле справились на уроке с самостоятельной работой, а потом сами составили какую-то несложную программу и достаточно уверенно создали собственную веб-страницу.

— 71 —

— Виля, — как-то вечером печально спросила Элиза подругу, — как вы считаете, могу я уже обходиться без помощи психолога?

— Вполне, — ответила Оски, настороженно глядя на мадам Марис. — А что, господин Эшер хочет отказаться от услуг мистера Джоя?

— Нет, — грустно призналась Элиза. — Это я хочу.

— Зачем? — всплеснула руками Виля. — Мне думается, Денис хороший человек. И он — ваш друг. Правда! Я вижу… Но он другого круга. И, если его уволить, он не сможет приходить к нам. А это жаль…

— Так надо… — прошептала Элиза. — Так будет лучше… Оски пристально посмотрела на мадам Марис. Та отвернулась.

— Нет, милая моя, нет… — отчаянно заговорила Виля, снова заглядывая в глаза подруге. — А я-то, дура, думаю, что не так с моей госпожой!.. Послушай, Элиза, девочка моя милая. Ты молодая. Тридцать пять или семь, не знаю точно, но это неважно, не возраст… Ты любила, наверное, Эшера, вышла за него… Но всё изменилось — ты изменилась. И это не твоя вина. Тебе нужен другой. Эшер не для тебя. Ты тоньше, нежнее, чище…

Элиза отчаянно остановила Оски.

— Эшер — мой муж. Он любит меня, страдает. Я не могу его оставить. Я нужна ему. Без меня он умрёт! Я знаю!

Виля хотела возразить.

— Не спорь, — остановила её мадам Марис. — Я чувствую это! Мой муж страдает за меня. Не могу объяснить как, но я это ощущаю… А мистеру Джою я скажу после праздника: не хочу его огорчать — он радуется предстоящему мероприятию, словно ребёнок, — Элиза невольно улыбнулась.

Какая боль стояла в её глазах!..

— 72 —

Авенезер снова был в ярости.

— Поторопись, — сказал он Эшеру. — Кажется, что он рядом, и она уже тяготеет к нему…

— Моя жена изменяет мне, не успев даже выполнить свой супружеский долг? — съязвил Марис. — А он где? Под кроватью?

— Хихикать глупо, — холодно ответил Колдун. — Я опять проверяю всех вокруг. И начал с этого Джоя. Не нравится он мне… Но он чист… Твои телохранители тоже…

— 73 —

Огромная опушённая снегом ель вспыхнула множеством разноцветных огней. Дети ждали этого момента, громко кричали вместе с Дедом Морозом и Снегурочкой: «Раз, два, три — ёлочка, гори!» Но такого радужного многоцветья не ожидал никто, даже присутствующие на празднике взрослые. Элиза благодарно улыбнулась Джою — за иллюминацию отвечал он. Тот невинно развёл руками. Мадам Марис, однако, уловила в его взгляде нечто такое, что заставило больно сжаться её сердце, ведь именно сегодня Эшер, по инициативе своей супруги, сообщит Денису, что в услугах психолога его жена более не нуждается…

Дети веселились самозабвенно. И маленьким, и постарше — всем нашлись развлечения, конкурсы, призы и награды. А ещё были горячие пирожки, чай и конфеты. Потом, после песен и хороводов вокруг ярко блистающей ёлки, Дед Мороз каждому вручил подарок. И что самое замечательное — подарок именно тот, о котором мечтал получавший его. Элиза вновь с какой-то гордостью отметила, что Джой сумел выведать у каждого ребёнка его заветное желание, не ошибившись ни разу и не вызвав ни у кого ни малейшего подозрения…

— 74 —

Детвора расходилась по домам. Вера и Вика помогали упаковывать каждому гостинцы для домашних — сладости, пряники и печенье.

Мистер Марис уже собирался переговорить с Джоем, но из офиса позвонила секретарь и попросила магната срочно приехать: какие-то рабочие проблемы необходимо было разрешить немедленно. Эшер, извинившись перед супругой, помчался по делам.

Элиза собралась с силами и сама решилась поговорить с Джоем. Она и не подозревала, что это окажется так трудно, ведь накануне она весьма непринуждённо сумела объяснить мужу, что в услугах психолога более не нуждается. Мистер Марис согласился с женой, да и сам Джой давно утверждал, что мадам Элиза самостоятельно справляется со всем.

— 75 —

— Ну, как праздник, мадам Марис? — улыбаясь, спросил Джой, когда Элиза подошла к нему.

— Спасибо, мистер Денис, — ответила та, стараясь говорить спокойно. — Всё было замечательно! И что бы я без вас делала… — призналась Элиза.

Джой помолчал, глядя ей прямо в лицо. Они стояли одни, скрытые пышными еловыми ветвями, поблизости никого не было. В свете разноцветных огней карие глаза Джоя казались выразительнее и, как заметила Элиза, печальнее, чем всегда.

— Вы хотели мне что-то сообщить, мадам Марис? — уже без улыбки спросил Денис.

— Да, — с трудом проговорила Элиза. — Мистер Джой, вы талантливый психолог и просто очень хороший человек… — она тяжело находила слова.

Джой вдруг взял её за руку и заговорил негромко:

— Элиза, пожалуйста…

Она вздрогнула от его прикосновения, но не отняла свою ладонь от его пальцев. Она ощутила тепло его рук, но странное, необычное — словно кожа была холодна, а там, где-то внутри, билась и горела жизнь. Её почему-то не удивило, что Джой обратился к ней только по имени, что он прервал её речь.

— Элиза, — почти шёпотом говорил он, — я знал, что вы мне это вот-вот скажите: вам более не нужен психолог… И я знаю причину…

Мадам Марис испуганно смотрела на Дениса.

— Не бойтесь, — продолжал он. — Никто не узнает… Но… Пожалуйста… — и она почувствовала мольбу в его голосе. — Пожалуйста, не спешите… Я уйду. Но я всегда буду рядом. Пока бьётся моё сердце… Вы честная и чистая… Но подумайте: нельзя построить семейное счастье… без любви…

Элиза была в смятении. Джой всё знал! Он обо всём догадался! Но как? Ведь она ничем ни разу не выдала себя… Знала только Оски. Но Виля не могла предать свою госпожу и подругу.

— Не спрашивайте меня, — отчаянно проговорил Джой. — Я не могу вам сказать, почему я догадался… Не могу… Решать вам. Только вам… Но я буду ждать… Хоть всю жизнь…

— Мой муж любит меня, ему больно за меня! — отчаянно произнесла Элиза. — Я это чувствую… Не знаю как…

Она увидела ужас в глазах Джоя. Он будто окаменел.

— Конечно, — голос его стал хриплым. — Конечно… ваш муж любит вас…

Они молча смотрели друг на друга. И Элиза окончательно и бесповоротно поняла, что её сердце навсегда принадлежит именно Джою, но она никогда не сможет бросить Эшера, потому, что он — её муж, и муж не может без неё…

— Прости, Дэн, — прошептала она. — Я не хотела причинить боль никому… Тем более тебе… Я надеялась, что это… только у меня…

«Дэн». Так близко… Почти «Дин».

— Я буду ждать, — тихо повторил он, закусил губу и, отпустив её руки, медленно пошёл прочь.

Что-то до боли знакомое увиделось Элизе в этой прикушенной губе, в медленной походке. Сердце защемило. Но вспомнить она ничего не смогла.

— Прощай, единственный мой, — прошептала она.

Её никто не мог услышать. Но Джой вдруг обернулся, и тень улыбки скользнула по его губам. И ей почудилось, что он ответил:

— Пусть так… Я всегда считал, что меня не интересуют женщины, а оказалось, что одна из них стала мне дороже всех на свете… Знай — я всегда рядом….

— 76 —

Динаэль пересёк Границу. Здесь его уже ждали. Настоящий Денис Джой после получения информации о последних событиях был отправлен к себе домой: ему предстояло следующие пару дней спокойно встречаться с друзьями и выйти на дежурство в клинику. Дэн уже освоился и с волшебным способом передачи сведений, и с необычным мгновенным перемещением в пространстве, тем более, что он не напрасно доверял Верховному Магу: тот оказался человеком честным, аккуратным и чрезвычайно талантливым — даже родные дочери не догадались о подмене, хотя чаще всего видели перед собой отца, а не санитара из городской клиники.

Дин должен был успеть на детский праздник в Зелёную Долину: нельзя было позволить детворе остаться без ежегодного великолепного фейерверка. Динаэль понимал: какие бы беды ни случились, какие бы несчастья ни нарушили мирную жизнь, нельзя оставить без радости, без ожидаемого чуда детей. И если он посмеет не исполнить то, что делал в каждую рождественскую ночь, если он позволит себе не расцветить небо яркими огнями, то именно Эливь, его единственная и неповторимая Эливь, его Чудо, его Любовь, будет опечалена более всех…

Элиза с девочками вернулась домой. До полуночи оставалось чуть более трёх часов. Надо было приготовить праздничный стол, украсить комнату и самим одеться парадно: встреча Нового Года казалась мадам Марис волшебной, а потому ей не хотелось омрачать праздник другим своими проблемами. Но на душе у Элизы было холодно и больно.

Дин улыбался, говорил, что всё хорошо, насколько, конечно, может быть хорошо в трудное военное время. Он встречал знакомых ребятишек и ласково шутил, играл с ними. Внуки, соскучившиеся по деду, следовали за ним по пятам. И Дин занимал малышей весёлыми поручениями. Взрослые подыгрывали ему, хотя все прекрасно понимали, насколько тяжело сэру Фейлелю встречать Новый Год вдали от супруги…

У Элизы немного болела голова, но она не подавала виду, что её что-то беспокоит. А в сознании звучали тихие слова Дэна: «…Ваш муж любит вас… Я буду ждать… я всегда буду рядом… Пока бьётся моё сердце…»

Почему? Зачем? Ведь она так была уверена, что это только её боль! А теперь что? Муж страдает из-за неё. Она не может вспомнить, как любила, не может полюбить Эша снова. А Дэн? Жил себе спокойно, имел друзей и… любовников. Сегодня же ушёл с такой раной на сердце, которую не залечит даже время…

Может ей попробовать… перешагнуть через что-то в себе? Ведь бывает, что человек не помнит и вдруг — эмоциональное напряжение или нечаянный жест… Любовь… ведь это всё вместе: и духовное, и телесное… Может, она вспомнит… в постели… рядом с Эшем… вспомнит, как любила… и чувство вернётся?..

Подсознание говорило ей: «Нет. Ты любишь другого…» Но она ощущала боль мужа и считала, что это страдания Мариса… Она не смела отвернуться от него, не испробовав все способы вернуть любовь… Её мучило это решение, но иначе она не могла…

Динаэль знал Эливейн, знал её чистое и верное сердце, знал её способность к самопожертвованию… Потому он пришёл в ужас, когда услышал, что она чувствует боль мужа за себя… Его боль…

Но мужем она считает другого! И он, Дин, не может сказать ей правду, не может, ибо своим признанием убьёт её…

И Динаэль знал, что душа Эливь, вопреки сознанию и расчётам Авенезера, безошибочно нашла в совершенно чужом ей мире того, кому уже давно отдано её сердце! Даже Элиза, лишённая памяти о прошлом, полюбила именно Дэна-Дина…

И сейчас Динаэль чувствовал ЕЁ боль. Как всегда чувствовал всё, что связано с любимой. И понимал, что вот-вот может произойти самое страшное, ибо честная и преданная Элиза попытается ухватиться за любую соломинку, желая спасти страдающего, как она считает, по её вине Эшера Мариса. И Дин понимал, что соломинка эта находится в супружеской постели…

— 77 —

В половине двенадцатого Элиза вышла к столу. Вера и Вика уже спустились в гостиную. Марис поспешно вошёл в комнату — он только что вернулся, и от него веяло морозной свежестью.

— Ты очаровательна сегодня! — восхищённо проговорил он, взяв Элизу за руку.

— Какие у тебя горячие руки… — рассеянно сказала супруга. Эшер внимательно посмотрел на жену.

— Ты устала, милая, — заботливо произнёс он.

— Прости, — ответила та. — Наверное… Она помолчала, но потом решилась объяснить.

— Просто сегодня… после праздника… когда я попрощалась с господином Джоем… — сказала Элиза, — мы… пожали друг другу руки… Его рука была холодной, словно… словно… латексная перчатка у хирурга… А ты тоже с мороза, но такой горячий… Извини… — она смутилась.

— Я горячий, — весело согласился Марис. — Потому что я люблю тебя. И меня греет твоя любовь. Ты ведь любишь меня?

И Эшер заглянул ей в глаза.

— Конечно, — прошептала Элиза.

Марис вдруг наклонился к её губам и поцеловал.

Она вздрогнула, но не отклонила головы. Только тихонько сказала:

— Девочки смотрят… Эшер весело подмигнул Вере и Вике.

— Вы ведь на нас не сердитесь? — ласково улыбнулся он.

— Нет, сэр, — в один голос ответили двойняшки. Но Элизе показалось, что девочкам стало жутко не по себе.

— Давайте садиться за стол, — предложила она. — До Нового года почти не осталось времени…

Динаэля словно ножом полоснуло по сердцу. Он понял, что это… Это — Элиза позволила Марису поцеловать себя в губы…

— 78 —

Вера и Вика отправились в свою комнату около часу ночи. Элиза и Эшер остались вдвоём.

Марис уже радовался в душе: его дело тронулось с мёртвой точки. Он понял, что Элиза решилась. Чем она руководствовалась — для Эшера не имело значения. Ему был важен только результат. И он предвкушал в ближайшем будущем свою победу. Победу в постели и в жизни.

Немного огорчало его одно: это произойдёт явно не сегодня. Хотя Элиза и не хотела показывать, что ей не очень хорошо, даже скупой на сочувствие Марис заметил, что той нездоровится.

— Милая, — нежно произнёс он, — ты утомлена… Я не обижусь… Отдохни…

Элиза благодарно посмотрела на Эшера.

— Спасибо, — ответила она. — Правда, немного болит голова. Мне, наверное, надо поспать. И, если ты не возражаешь, завтра я съезжу за город, покатаюсь верхом по лесу, подышу свежим воздухом…

— Конечно, любимая, — Эшер помог супруге выйти из-за стола. — С Новым годом. И с нашим новым счастьем, — сказал он. — Я чувствую, что оно уже рядом…

Марис улыбнулся и снова поцеловал Элизу в губы. Она не ответила на поцелуй, но и не уклонилась от него… Эшер ликовал…

У Дина снова на миг перехватило дыхание. Но он ничем не выдал своей боли…

— 79 —

Элиза долго не могла уснуть. Глаза её слипались. Голова немного болела. Но сон никак не хотел подарить ей покой.

Перед её мысленным взором вставали странные видения: то заснеженные поля, окаймлённые опушёнными белыми хлопьями мохнатыми елями; то блистающее яркими солнечными бликами море, зеленоватыми волнами накатывающееся на песчаный берег где-то далеко внизу, под обрывом; то высокие скалы и горные хребты, словно разрезанные пополам величественным грохочущим водопадом; то утопающие в зелени садов деревни над тихой гладью неширокой равнинной реки, на правом берегу которой виднелась красная черепичная крыша дома с башенками…

Элиза никак не могла вспомнить, видела ли она эти места на самом деле или где-нибудь в кино, на фотографиях, просто в своём воображении…

Потом в полудрёме она видела лица: знакомые и те, вспомнить которые никак не могла. Одни очертания были резкими и яркими, другие размытыми и туманными… Но ни одного имени, ни одного события, связанного с этими людьми не нашлось в сознании Элизы…

Наконец мадам Марис уснула…

Динаэль, дождавшись, когда в доме всё стихло — уснули внуки, отправились по своим комнатам невестки, Галаны и сыновья отбыли на Границу — тихо вышел на улицу и быстрыми шагами спустился к мосту: Верховный Маг должен был сделать многое и немедленно. Война шла жестокая. Пока удавалось не пропустить Темноту на территорию их мира. Но Оберег слабел. Новый, о котором говорил Оянг, ещё не оформился и не окреп. Но это была уже надежда. И Динаэлю надо было как можно скорее выяснить, что именно питает новый Оберег, что даёт ему силы и чем можно ускорить процесс его формирования. А в волшебной библиотеке на столе Фейлеля уже лежал древнейший фолиант, найденный всего сутки назад на раскопках в Южных Горах, — «О сильнейших магических оберегах и их создании»…

Дин прилёг на кожаный диван в библиотеке. Он, действительно, очень устал. Пока древняя книга, хотя и чрезвычайно ценная, не дала ответа на волнующие Верховного Мага сегодня вопросы. Единственное, что он уяснил, так это то, что Оберег, созданный из чувств, может быть заменён только аналогичным, то есть сотворённым тоже из духовной сферы…

В полудрёме Динаэль видел Эливейн. Её побледневшее лицо, печальные глаза. Дина тревожило то, что он сам сказал Элизе: «Ваш муж любит вас…» Да, это было лишь повторением слов, произнесённых самой мадам Марис. Но это была и правда — правда настоящего и правда из прошлого, из того прошлого, что Эливь забыла под воздействием Яда… И Дин корил себя за неосторожность — а вдруг любимой станет хуже…

Наконец Динаэль уснул…

— 80 —

Сон, приснившийся Элизе, не был ей понятен. Конечно, как и любой человек, она не помнила весь сон, только отдельные образы, отдельные моменты…

Элиза видела во сне мальчика, малыша с ясными глазами цвета моря в солнечный день и с мягкими светло-рыжими кудряшками. Он улыбался ей немного грустно, но по-доброму…

Проснувшись, Элиза вспомнила, что уже видела во сне этого малыша, прежде, в больнице, в ночь после того, как узнала, что у неё случился выкидыш… Но тогда, видимо, её сознание было полно ужаса от того, что она не узнаёт ни людей, ни предметов, что она забыла всё — и своё имя, и своих родных и друзей, и свою прошлую жизнь… Теперь Элиза точно знала: это её малыш. Тот самый, не рождённый. Он где-то рядом, его душа летает близко от неё. Он хочет ей что-то сказать. Может, просто утешить… Доброе милое родное существо! Ни на кого не похожее… Наверное потому, что просто является воплощением света…

Динаэль видел во сне малыша с ясными глазами цвета моря в солнечный день и с мягкими светло-рыжими кудряшками. Проснувшись, Дин точно вспомнил, что видел во сне этого мальчика прежде — накануне страшных событий, перед похищением Эливейн… Теперь Верховный Маг знал, кто этот маленький человечек, и понимал, что не рождённый ребёнок вновь о чём-то предупреждает отца. Но о чём? Малыш улыбался. Но его улыбка была печальной… Дин понял, что хорошо будет, но когда и какой ценой?…

— 81 —

Элиза поднялась с постели и накинула халат.

За окнами светило морозное солнце. Погода была по-настоящему зимней.

Мадам Марис вышла из своей спальни.

Часы пробили половину одиннадцатого утра.

Служанка доложила, что хозяин ещё спит, а девочки встали около десяти. Элиза направилась в комнату к сестрам Эйле.

— Доброе утро, мадам, — как-то поспешно проговорили Вика и Вера.

— Доброе утро, девочки, — улыбнулась Элиза и внимательно вгляделась в лица близняшек.

Те молчали.

— Наверное, мне стоит извиниться перед вами за вчерашнее, — проговорила Элиза. — Мы с мужем вели себя нескромно.

— Нет-нет, — испуганно возразила Вера. — Вы тут ни при чём… И… папа часто целовал маму… при нас… Только…

Элиза настороженно смотрела на девочек.

— Только… — продолжила за сестру Вика, — это было как бы само собой разумеющееся… Ну, папа не мог не поцеловать маму… И всё… А вчера… у вас… как-то неожиданно… я не знаю, как объяснить.

Элиза вздохнула.

— Не надо объяснять, — негромко ответила она. — Я понимаю… о чём вы говорите… И больше не будем об этом, пожалуйста…

Девочки кивнули.

— Какие планы на сегодня? — уже улыбнувшись, осведомилась Элиза.

— Можно погулять? — спросила Вика.

— Можно, — кивнула Элиза. — А кто хотел покататься верхом? Вы же говорили, что любите лошадей и хорошо сидите в седле?

— Да! — воскликнули обе девочки.

— Тогда завтракаем и одеваемся. Одежду для верховой езды возьмёте пока мою. Договорились?

— Спасибо, ма… мадам, — Вера порывисто обняла Элизу. Та, счастливо улыбаясь, прижала к себе обеих девочек.

— Милые мои, — проговорила она. — Как же я люблю вас! Вы мои родные. Понимаете?

— Да, — едва слышно прошептала Вика.

— 82 —

Лес, усыпанный мягким пушистым снегом, искрящимся под лучами яркого январского солнца, напоминал сказку. Лучистый шёл резвым галопом впереди, взрезая гладкую пелену сильными стройными ногами. Чуть отстав от Элизы, скакали Вера и Вика на более спокойных лошадях. Прогулка длилась уже около часа. Шаг сменялся рысью, рысь — галопом. Ехали то молча, любуясь окружающей красотой и тишиной, то весело беседуя и наслаждаясь ощущением свободы, даруемой только гармоничным слиянием человека с миром величественной природы.

Выехав на берег широкой, закованной в толстый лёд реки, путницы остановились. Великолепие снежного мира потрясало воображение. Ни души вокруг. Только блистающая белоснежная равнина и вековые деревья в шапках искристого снега.

— Чудо! — проговорила Вера. — Это настоящее чудо!

Элиза вдруг побледнела. Боль сжала ей виски. «Ты чудо… Моё Чудо…» — застучали в голове слова. Голос казался знакомым… Но кто?.. Где?.. Когда?.. При каких обстоятельствах?…

Видимо, мадам Марис покачнулась.

— Вам плохо? — испуганно воскликнула Вика, готовая спрыгнуть прямо в сугроб.

— Нет, нет, — поспешила ответить Элиза. — Всё в порядке… Наверное, свежий воздух… Голова немного болит…

— Давайте возвращаться, — тихо предложила Вера.

— Пожалуй, — заставила себя улыбнуться Элиза. — И простите, девочки. Мне не хотелось портить вам прогулку.

— Мы очень хорошо покатались, — хором заверили близняшки. — Правда-правда…

Динаэль был на заседании Военного Совета, когда почувствовал боль — Эливь больна… Там, в том мире, много болезней… Но что случилось именно с любимой?..

Прервать Совет было невозможно — Верховный Маг обязан защищать свой мир… И Дин продолжал доклад о планах обороны и о необходимости в ближайшее время закрыть Переход…

— 83 —

К вечеру Элиза слегла с высокой температурой. У неё ныло и болело всё: голова, руки, ноги, тело. Вызванный на дом врач поставил самый обычный для зимы диагноз — грипп.

Мадам Оски дежурила у постели больной. Девочек отправили спать, несмотря на их активное желание помочь. Марис старательно играл роль расстроенного и встревоженного супруга: он присаживался возле Элизы на табурет, брал её за руку, гладил по голове, всячески выказывал заботу. Но на самом деле только мешал, так как понятия не имел, как и чем снять температуру или уменьшить боль. Его движения оказывались нелепы и неловки. Вскоре Виля уговорила его заняться какими-либо иными делами, пообещав, что не отойдёт от госпожи ни на шаг.

Элиза лежала тихо. Щёки горели неестественным румянцем. Иногда она что-то шептала в полубреду, но что именно — разобрать было невозможно.

К утру стало чуть легче: температуру удалось слегка понизить. Элиза задремала. Оски вышла из спальни госпожи.

Динаэль весь вечер и почти всю ночь просидел над древним фолиантом в библиотеке. Зато к утру он нашёл многое из того, о чём даже не мечталось ему в последнее время. Теперь он был спокоен: план по защите мира от Зла, составленный накануне, обещал надёжность Границы, и появилась возможность вернуть Эливейн домой… Правда, не в одночасье. И цена была высока. Но это не пугало Дина…

— 84 —

В гостиной сидели Вика и Вера. Из кабинета Мариса доносился звук шагов — Эшер ходил по комнате из угла в угол. Услышав голоса из-за приоткрытой двери, он вышел к мадам Оски и девочкам.

— Ей чуть легче, — сообщила Виля. — Сейчас она спит.

— Врач сказала вчера, что утром пришлёт медсестру взять кровь на анализ, — вспомнил Марис.

Оски вздохнула.

— Может, пригласить кого-то из клиники? Кого-то, кого мадам Элиза знает, — задумчиво проговорила она.

Марис вопросительно взглянул на служанку жены.

— Простите, сэр, — пояснила та. — Дело в том, что мадам бредила, что-то говорила. Но очень неразборчиво… Но я поняла отдельные фразы.

Оски помолчала, собирая воедино то, что ей удалось разобрать, и медленно произнесла:

— «Нет… Я не знаю этих людей… Я не помню… Пусть меня не трогают… чужие… только свои… не помню… свои…»

— Пожалуй, надо вернуть и этого Джоя, — решил Марис. — Пусть ещё позанимается с ней.

— Вы уволили психолога? — спросила Оски, хотя знала ответ заранее.

— Это была идея Элизы, — отмахнулся тот. — Напрасно я с ней согласился.

Девочки переглянулись. Но на них не обратили внимания.

— Руки… — шепнула Вера.

— Холодные, как перчатки хирурга… — подхватила Вика.

— Мы — слепые идиотки! — сестры ошарашенно смотрели друг на друга.

Ранним утром Динаэль заменил Дениса. Джой не расспрашивал о причинах внезапной перемены планов — военные события требуют быстрой реакции, а работа в тылу противника тем более…

— 85 —

Марис послал шофёра за мистером Джоем, благо тот с утра должен быть дома, а на дежурство санитару выходить в следующую ночь.

Приехавшая по назначению врача медсестра не смогла, как и предполагала мадам Оски, взять у Элизы кровь для анализа. Больная сказала НЕТ, и лицо её выражало явное смятение, а взгляд начинал вызывать у Эшера опасения: не пора ли пригласить психиатра?

Но проблема разрешилась гораздо быстрее и легче, нежели опасался Марис. Вскоре доставленный к мадам Элизе Джой невозмутимо окинул чуть презрительным взором неудачливую медсестру, молча взял у неё иглу и пробирку и прошёл в спальню больной.

Элиза лежала с закрытыми глазами. Волосы разметались по подушке. Щёки пылали.

На звук тихих шагов она подняла воспалённые веки.

— Вы? — едва слышно спросила она. Дин ощущал её боль: и физическую, и душевную.

— Простите, Эль… — он не договорил имя. — Я не посмел бы прийти, но меня попросил мистер Марис.

— Эш? — удивилась Элиза. — Но зачем? Денис-Дин опустился на край постели.

— Точно ещё не знаю, — негромко говорил он. — Но, видимо, вы бредили, просили не подходить к вам кого-то, не трогать вас незнакомыми чужими руками. А сейчас не дали медсестре взять у вас кровь для анализа… И мистер Марис забеспокоился…

Элиза молчала. На её гладкий лоб легла страдальческая складка.

— Простите меня, Дэн, — проговорила она. — Кажется, я приношу всем только тревоги и страдания… И Эшу, и вам…

Джой улыбнулся. Странно знакомой показалась Элизе эта улыбка. Странно знакомой, как прежде закушенная губа — до сладкой боли, до неясной тоски, до невыразимой призрачной надежды…

— Всё будет хорошо, — сказал он. И опять что-то тёплое и давно забытое легло на сердце Элизы.

— Вы позволите? — он осторожно взял её руку.

Его пальцы были так же странно прохладны, как на празднике. Только теперь на нём действительно были тонкие резиновые перчатки.

— Да, — проговорила она. — Конечно… Анализ…

Стоящие в дверях Эшер, девочки, Оски и медсестра, видя, что всё идёт гладко, тихонько вошли в спальню. Дэн сидел к ним спиной, поэтому они не видели, как он набирал в стеклянную трубочку кровь.

Потом Джой встал, протянул медсестре заполненную пробирку и неспешно стянул с рук стерильные перчатки.

— Давайте, я выброшу, — Вера взяла скомканную резину.

— Спасибо, — кивнул Денис. — Можно мне помыть руки? — добавил он. — А то перчатки оказались слишком сильно просыпаны тальком.

Его пальцы, и, правда, были словно припудрены.

Вера провела Джоя в ванную комнату. Тот молчал, внимательно наблюдая за её действиями.

Зашумела льющаяся из крана вода. Джой взял в руки мыло. На белом куске остался маленький красный след. Дин перехватил взгляд Веры.

Они были одни.

— Прости нас… — прошептала девочка. Дин внимательно смотрел на дочь.

— Мы совершили непростительную глупость, — продолжала Дана. — И вообще… Мы не узнали тебя… Это… мама… Она сказала, что… руки у Джоя… холодные, словно в латексных перчатках… Только вчера вечером мы поняли…

Дин улыбнулся.

— Это хорошо, — сказал он. — Хорошо, что поняли… неосторожность своей затеи. И хорошо, что не узнали меня. Потому что узнайте вы — может догадаться и другой…

Он нежно обнял дочь.

— Теперь будьте готовы вернуться домой. Мне легче это устроить, раз вы уже сами поумнели, — усмехнулся Дин.

— Папа, — едва слышно спросила Дана, — а почему у тебя кровь на пальце? Ты же в перчатках был.

— Так надо, — серьёзно ответил Динаэль. — А подробнее — не сейчас. Нет времени.

— А мама? — испуганно прошептала Дана.

— Всё будет хорошо, — ответил Дин.

И девочка вдруг почувствовала, что у неё за спиной словно выросли крылья. Ведь отец сказал, что всё будет хорошо. А отцу они всегда верили…

— 86 —

Болезнь жены оказалась крайне некстати для мистера Мариса. Новый год у магната начинался трудно: общественность ополчилась на промышленника и миллиардера. Со всех сторон на него сыпались жалобы, в суды подавались иски от несправедливо уволенных рабочих и сотрудников, от обманутых клиентов и партнёров, договоры с которыми были нарушены по вине фирм Мариса. Кроме того, организации по защите окружающей среды имели к владельцу крупных заводов немалые претензии… Поэтому-то и торопился магнат открыть для себя путь в другой мир. Поэтому и заключил союз с Колдуном Авенезером. Поэтому так важно ему было именно сейчас проявить особое внимание к Элизе, окружить её любовью, добиться, наконец одной единственной цели… А на решение всех проблем сразу ни сил, ни времени не хватало…

Марис обрадовался, когда Джой явился по первому зову и не стал строить из себя оскорблённого: уволили, мол, а теперь зовёте… И дав психологу строгие инструкции, — за соблюдение которых пообещал ещё и хорошие премиальные, магнат погрузился в решение проблем рабочих. Тем паче, что падкие на сенсации представители средств массовой информации уже кружились, как стая ворон, над домом Мариса.

Следуя предписаниям своего босса, Джой должен был ежедневно, исключая дни своих дежурств в клинике, проводить ненавязчивые беседы с мадам Элизой, в результате которых у той в сознании закрепится уверенность в безмерной любви к ней супруга… Подобные рекомендации, разумеется, не противоречили желаниям Дениса-Дина. Но Динаэль понимал: процесс восстановления памяти о прошлом, процесс, описание которого ему удалось найти в древней книге, процесс, начало которого было положено смешением отравленной крови одного из любящих с чистой второго, — этот процесс потребует времени. И, если разум Элизы возьмёт на какой-то миг верх над сердцем Эливь… то мадам Марис выполнит свой супружеский долг… и ему, Динаэлю Фейлелю, не суждено уже будет видеть и обнимать милую и единственную — он будет мёртв… Но гибель не страшила Дина: он страдал только за Эливейн, за её боль и горе, когда она всё вспомнит, когда вернётся домой к детям и внукам, к родным… но без любимого. Нет, она никогда не узнает, почему он не смог выжить: война есть война… Но её боль от этого не станет меньше… А дать умереть ей — такого Дин не мог бы позволить никогда…

— 87 —

Авенезер всецело ушёл в военные действия. Противник оказался настолько силён и изобретателен, что у Колдуна практически не оставалось ни одной свободной минуты. И что особенно злило Чародея — он так и не знал, откуда появляется Верховный Маг.

А Динаэль успевал многое. Авенезеру даже в голову не пришло, что у него под самым носом почти ежедневно действует никем не узнанный враг. Дин-Денис приходил к мадам Элизе. Динаэль с Шенгеем готовил эвакуацию девочек. Мистер Фейлель наладил связь и вёл переговоры с Советом Магов Иного Мира, мира, из которого некогда удалось бежать Авенезеру, осуждённому там за свои тёмные деяния. Динаэль разработал систему закрытия Перехода, и теперь Хаим ждал только приказа Верховного Мага. Наконец, Объединённая Армия под предводительством Арона Гимада и сэра Фейлеля была готова дать решающий бой силам Авенезера.

— 88 —

Элиза постепенно поправлялась. Жар спал на пятые сутки. Температура ещё держалась, но не поднималась выше 38 градусов.

О больной заботились мадам Оски, Вера и Вика. Марис старательно справлялся о самочувствии супруги по телефону, забегал в её спальню на несколько минут перед работой и поздно вечером, извинялся, что так много проблем, не позволяющих ему быть рядом с женой, казался очень усталым и расстроенным. Элиза прощала его и искренне переживала, потому что видела, как он измучен. И чувствовала боль мужа, считая это болью Эшера…

Денис Джой являлся регулярно, держался весьма сдержанно, но на мадам Элизу оказывал явно положительное действие. Со стороны всё казалось крайне обыденным: он просто сидел на стуле возле её постели и негромко беседовал с госпожой. Но тревога исчезала из её взгляда, она начинала улыбаться и верила в то, что всё происходящее прекрасно.

Удивительно спокойно мадам Марис перенесла весть о том, что у Веры и Вики нашлась родная тётушка. Вскоре за девочками приехала пожилая дама на личном авто и с личным шофёром, сердечно поблагодарила хозяев столь гостеприимного дома и выразила своё искреннее уважение господину Марису, о котором, к несчастью, ходят дурные слухи, но она теперь подобным сплетням верить не будет, ибо в этом доме так тепло были приняты её бедные племянницы.

— Я искренне рада, — призналась на прощание вставшая с постели проводить девочек госпожа Элиза, что у Веры и Виктории нашлись родственники. Ведь какие бы нежные отношения ни завязались у нас… роднее тех, кто связан кровными узами, не бывает… И, пожалуйста, мадам Вивьен, не стесняйтесь и приезжайте в гости с девочками. В этом доме вам всегда рады.

— Спасибо, — проговорила тронутая до слёз «тётушка» сестёр Эйле.

— И мы всегда рады будем видеть вас у себя.

Вивьен Койль мужественно доиграла свою трудную роль и позволила себе разрыдаться, только когда села с девочками в машину, а молчаливый и строгий шофёр Шенгей захлопнул за ними дверцу и, заняв своё водительское место, выехал со двора дома Марисов.

— Вы, действительно, замечательно справились, мадам Элиза, — сказал достаточно громко Джой, провожая госпожу в её комнату после отъезда близняшек. — Так спокойно и трогательно проводили девочек. Они запомнят и вашу доброту, и то, что вы не создали им лишних трагических переживаний.

— Я, правда, рада, что у Веры и Вики нашлась родная душа, — улыбнулась Элиза. — Хотя я полюбила их так, словно… они мои дочери…

— 89 —

Элиза была уже практически здорова. Она рисовала, когда горничная доложила о приходе мистера Джоя.

Дениса провели в мастерскую. Он поклонился Элизе и остался стоять на пороге. Служанка вышла.

Мадам Марис долго, молча, смотрела на Джоя. Тот тоже не говорил ни слова: он ждал её решения.

— Возможно, вы будете сердиться на меня, — опустила глаза Элиза, — но я считаю, что нам не стоит более видеться.

Джой только кивнул.

— Я замужем! — отчаянно прошептала мадам Марис. — Я знаю: я выходила замуж по любви! И муж меня любит. Я не могу его предать… Я должна попытаться… вспомнить…

Денис не тронулся с места — он чувствовал её боль.

— Я никогда не буду сердиться на вас, Эль… Элиза, — тихо и нежно проговорил он. — Я никогда не посмею настаивать на чём-то против вашей воли… И мне невыносимо видеть, как вы страдаете. Страдаете из-за меня… Любое ваше решение для меня всегда правильно… Я не хочу, чтобы вы страдали… более… потом…

Они снова стояли молча. Им хотелось броситься навстречу друг другу, замереть в объятиях и не расставаться. Но оба не смели этого сделать — у каждого были на то веские причины; непреодолимые преграды разделяли их в этот миг: долг, совесть, любовь, жизнь и смерть сплелись в причудливый, страшный, гибельный ком…

— Я всегда буду рядом, пока бьётся моё сердце, — как эхо повторил Джой. — И… прощай, единственная моя, — беззвучно закончил он, так знакомо закусил губу и быстро вышел из комнаты.

Элиза опустилась на кресло.

Да, она любила! И любила не Эшера Мариса. Но она дала себе слово испробовать все шансы, чтобы попытаться возродить несправедливо, как она считала, забытое чувство к Эшу…

— 90 —

Дана и Дина сидели на стульях в центре гостиной. На них были устремлены внимательные и тревожные взоры всех домашних: Эрка и Ривы, Эля и Аси, Ала и Эди. На удобном диване возле окна слушали рассказ девочек Вивьен и Ролив Койль. Спали в своих постельках только маленькие Рава, Элли и Аллар. И отца не было дома — он остался там, в Другом Мире, рядом с мамой.

Ни слова укора не услышали девочки в свой адрес: если отец не счёл необходимым бранить дочерей, то остальные просто и представить себе не могли, как можно с ним не согласиться…

Дана и Дина рассказывали подробно, событие за событием, слово за словом всё, что увидели и услышали в том мире, всё, что их удивило, поразило, огорчило или обрадовало, всё, что было связано с мамой…

Когда Дана поведала о разговоре с отцом-Джоем в ванной комнате, не упустив ни одной даже самой, казалось бы, незначительной детали, Эди нахмурилась. Но заметил это только Алуан.

— Что-то тебя тревожит? — шёпотом спросил он супругу.

— Не знаю… — призналась та. — Но поговорим потом… Если и есть… нечто, то отец, видимо, не хотел бы, чтобы об этом знали…

— Но главное, — подвела итог Дана, — папа сказал, что всё будет хорошо!

— Значит, мама вернётся! — поддержала сестру Дина. — Просто это вопрос времени…

Радостные восклицания, вздохи, полные надежды…

Ал незаметно для остальных бросил взгляд на Эди.

— … и цены, — горько, только для ушей мужа, закончила она высказывание младшей сестрёнки.

— 91 —

После трагичного утреннего разговора и прощания с мадам Марис на суточное дежурство в клинику вышел настоящий Денис Джой. Его миссия была окончена. Он не был себялюбив, но гордился тем, что судьба дала ему шанс помочь добру. Помочь в прямом смысле этого слова, ибо под его прикрытием один очень достойный человек, каковым Дэн считал Динаэля Фейлеля, смог создать защиту для своего мира, защиту от Зла, готового нарушить гармонию и свет там, где это великолепие душевной чистоты оставалось великой и реально существующей ценностью.

Динаэль на несколько минут оказался у себя дома. Только обнять родных и поцеловать внуков. Время не ждало — приближался час решающей битвы.

Дин заглянул в библиотеку — хотел кое-что уточнить в древнем фолианте. Здесь его и застала Эди.

Динаэль посмотрел в глаза дочери и, вздохнув, сказал:

— Думаю, что Дана и Дина, талантливые рассказчицы, не упустили ни одной мелочи… Надеюсь, кроме тебя никого не… не насторожила… эта… капля?

— Никого, — кивнула Эди. — Пока.

— Ты должна сделать так, чтобы никто никогда бы не вспомнил об этом, не связал воедино…

— Я поняла… — Эди обняла отца. — Никто и не подумает… Капля крови… Ты же брал для анализа… Её капля…

— Верно, — улыбнулся Динаэль.

— Папа, но у тебя есть шанс? — с надеждой спросила она.

— Конечно, — кивнул тот. — Если Элиза не использует последнюю попытку возродить чувство к Эшу.

— Но ведь это обман!

— Она этого не знает. Она верит в то, что любила, и очень сильно, а он любит и сейчас. Ведь без любви она бы не смогла зачать ребёнка…

— Но…

— Мы не можем ей сказать. Тогда Яд убьёт её.

— Но…

— Послушай, милая, — отец взял руки дочери в свои ладони. — Ты — Фея Любви. Ты сама любишь и любима. Неужели, ощутив холодок в своём сердце и зная о прежней страсти, ты бы не позволила Алу обнять себя, не попыталась бы заставить чувство проснуться вновь, разделив с мужем супружеское ложе? Скажи мне честно, как женщина, добрая и ценящая чувства других…

Эдилейн с болью смотрела на отца.

— Да, — выдохнула она, наконец. — Ты прав… Возможно, я бы даже подарила ему, на прощание, нежную … ночь… А потом бы сказала об угаснувшем чувстве…

Динаэль улыбнулся. Грустно и светло. Так улыбаться умел только он.

— Только прошу, — проговорил Дин. — Когда мама вернётся… она будет безумно страдать… Но война… уносит жизни… Пусть она оплачет меня так… Окружите её любовью… Я знаю, вы все её любите… Но… постарайтесь ещё больше…

— Обещаю, папочка, — Эди прижалась к отцу.

— И ещё одно, — Динаэль серьёзно взглянул на дочь и протянул ей маленький плотно закрытый флакончик с розоватой жидкостью. — Если меня… уже не будет… а вода станет красной, то немедленно отправляйся к Хаиму: он знает, как в тот же миг перенести маму домой… Это на тот случай, если ей будет угрожать смертельная опасность, — пояснил он, — ведь ни Марису, ни Авенезеру она окажется не нужна… Правда, маме так будет значительно больнее: физическая боль при возвращении памяти в родном доме, где тебе явно из любви не могут рассказать правду, а все ждут… боль будет сильнее. Но лучше пережить боль, чем умереть в муках…

— 92 —

Солнце клонилось к закату. Его багровые лучи окрашивали темнеющие горы зловещим светом.

Войска выстроились на Границе.

Авенезер не знал, что у Фейлеля уже готово всё для закрытия Перехода. Задачей решающей битвы для Гимада и Динаэля было сохранение территории и время, необходимое для Хаима — Стража Перехода.

Авенезер видел своего врага. Тот, стройный, в лёгких прочных доспехах, в блестящем шлеме, ехал шагом на тонконогом скакуне вдоль строя своих солдат, о чем-то беседуя с другим воином, видимо, тоже высокого звания.

Авенезер с трудом сдерживал ярость. Причин для гнева у Колдуна было достаточно. Во-первых, он почуял, что противник каким-то непостижимым образом проник в дом Мариса. Загадкой оставалось — когда и как это произошло, ибо Чародей проверял ежедневно всех и каждого, но не ощутил ни в одном посетителе, — новом или постоянном, ни капли волшебной силы. Во-вторых, Верховному Магу явно удалось найти противоядие или способ нейтрализации Яда Забвения — Авенезер чуял, что воспоминания возвращаются к Элизе, пока неясными даже для неё самой образами, но возвращаются, и виновен в этом, несомненно, ненавидимый Чёрным Колдуном Фейлель. И, в-третьих, тот, кто сейчас так невозмутимо проезжал на коне перед своим войском, тот, кто столь непринуждённо поглядывал в сторону Тёмной Армии, тот, кто спокойно обсуждал с другим полководцем детали предстоящего сражения, — он уже находился в объятиях смерти, ибо Яд уже распространился по телу Дина, Яд, по глубокому убеждению его создателя, обязанный приковать безумца, добровольно отдающего свою жизнь за исцеление беспамятства любимой, к смертному ложу, с которого тот уже не поднимется и испустит дух в трагический момент невольной измены или, если повезёт, с трудом встанет на ноги после многих месяцев немощи, когда та, ради которой он пошёл на муки, сможет вспомнить своё прошлое, не принадлежа никому другому…

Кое-что, однако, и радовало Авенезера. Колдун смеялся, в душе предвкушая муки своего противника, когда в ближайшие часы Элиза разделит супружеское ложе со своим мнимым мужем. Чародей был доволен тем, что в своё время уговорил Мариса предстать перед похищенной в роли законного супруга, а не жениха или возлюбленного: подобное убеждение не давало повода честной от природы женщине сомневаться в том, что она искренне любила и любима, а лишь добавляло чувство вины перед забытым мужем. А чего не сделает добрая душа ради того, кого обидела, пусть и невольно… А уж сражаться с противником, чьи силы подорваны, для тёмного Чародея вообще было самым приятным занятием…

Авенезер поднял руку — раздался трубный звук. Битва началась.

— 93 —

Бой длился уже более пяти часов. Воины обеих армий устали.

Авенезер никак не мог понять, какая сила помогает Фейлелю. Почему он до сих пор легко, по крайней мере, так казалось, сидит в седле, отражает удары?

Дин был доволен ходом сражения. Как он и предполагал, Арон Гимад очень грамотно располагал полки, оборонялся и вёл атаки. Так что Динаэль вместе с Эркелем и Элелем выполняли свою задачу, не отвлекаясь на другое, — они оберегали солдат от гибели. Раненые были, и немало. Но убитых со стороны сил мира Дина не было. Именно этого и хотел сам Верховный Маг.

На противников ловкость и сила воина в лёгких необычных доспехах наводила суеверный страх. Хотя старые солдаты и отдавали должное мастерству этого врага.

— 94 —

Эшер сегодня ужинал дома. С супругой. Он смотрел на неё нежно, с любовью. Был ласков и предупредителен.

У Элизы сжималось сердце. Она как-то уж слишком остро сегодня ощущала боль мужа. И не могла решиться сказать ему, что, видимо, не испытывает более прежних чувств.

В конце концов, Элиза позволила Эшеру поцеловать себя в губы…

Потом она удалилась в свою спальню.

Марис отправился к себе, справедливо уверенный в том, что его сегодняшние старания и подсказки Авенезера, не пропадут даром: ночью или к утру Элиза сама придёт к мужу…

— 95 —

Динаэль давно сражался пешим. Он чувствовал, как тяжёл стал меч. Его сердце сжималось дикой болью. И он с горечью понимал почему. Но Дин каким-то невероятным мужеством не подпускал к себе Смерть, держал её на расстоянии, потому что ему ещё необходимо было сразиться с самим Авенезером. А тот избегал поединка.

Хаим доложил, что для закрытия перехода всё готово.

— Гимад! Уходи! — голос Динаэля перекрыл шум битвы.

Арон отводил полки. Чётко, быстро двигались воины.

Авенезер с несказанным удивлением смотрел, как противник скрывается за Переходом, не потеряв мёртвым ни одного солдата, как тщетно его собственные воины пытаются наносить удары и как всех своей мощью прикрывает один.

И в диком гневе на этого ненавистного одного Авенезер направил многих.

Дин стоял так, словно его вовсе не беспокоила ни собственная боль, ни собственная смерть.

Но он безумно устал. И он уже был ранен. Легко, но неоднократно. А Авенезер сам так и не вышел на поле боя.

Вдруг несколько ударов, один за другим, сбили Дина с ног. Он ещё отбил с десяток следующих, уже лёжа на спине и не имея возможности подняться…

Мир вдруг потемнел, закружился и стремительно понёсся прочь. Динаэль лишь одно мгновение ощущал боль ран, а после и эти чувства умчались. Дин не увидел ни блеснувшего в свете ясной луны тёмного клинка, ни напряжённого лица Алуана, неизвестно как вдруг оказавшегося над израненным тестем, ни налетевших и смявших напавших на отца тёмных воинов сыновей и солдат Добровольческого отряда Галана…

— 96 —

Хаим закрыл Переход для проникновения чужих извне. Это было ещё не окончательно. Приказ о последнем затворе должен был отдать только Верховный Маг. Но уже опасаться Тёмной Армии не приходилось.

Отведённые Гимадом в свой лагерь воины, усталые и измученные, сидели и лежали прямо на земле. Некоторые уже успели задремать… когда в ровном свете луны меж отдыхающих солдат к полевому госпиталю медленно двинулись носилки с последним из раненых. Шёпот первого, кто увидел бледное лицо с плотно закрытыми глазами, лицо, знакомое всем, лицо человека, которому верили, которого уважали и ценили, который спас столько жизней, а теперь… Шёпот, словно ветер, сдувал усталость и заставлял людей подниматься на ноги: «Сэр Фейлель… Фейлель ранен… Динаэль Фейлель…»

— 97 —

Дин открыл глаза. В ярком свете ламп операционной он увидел склонившегося над ним Майкла Дерера.

— Опять я твой, — шепнул, усмехнувшись, Динаэль.

— Жить будет, — не оборачиваясь, сказал громко кому-то стоящему позади себя старый хирург и подмигнул другу.

За спиной доктора раздался лёгкий шорох — кто-то вышел из больничной палатки наружу и повторил вслух слова Дерера. До Дина донёсся многоголосый радостный крик.

— Ну, оплатил все счета? — усмехнулся Майкл, обращаясь к Динаэлю. — Можно мне приступать к своей «портновской» работе?

Дин вопросительно приподнял бровь.

— Я давно тебя знаю, — пояснил Дерер. — И понял о тебе одну вещь: тебе на роду написано оплачивать счастье своей кровью.

Динаэль, улыбаясь, смотрел на друга.

— Красиво сказал, — мечтательно произнёс он и вздохнул. — Спасибо… И, конечно, можешь делать со мной всё, что сочтёшь необходимым. Ты — врач… Только без общего наркоза, — вдруг добавил он, останавливая анестезиолога.

— Ты опять! — нахмурился Дерер.

— Прости, — ответил Динаэль. — Но я должен быть в сознании. Иначе я не смогу чувствовать Эливь и знать о действиях Авенезера… Правда, так надо.

Майкл покачал головой, отпустил анестезиолога и попросил пригласить в палатку Марка.

— По крайней мере, он тебя тоже знает, его подобное заявление не шокирует, — пояснил хирург. — Держи.

И Дерер протянул Динаэлю гладкую деревянную палочку. Тот улыбнулся и сжал её зубами…

— 98 —

После операции Дина перенесли в одну из соседних палаток. Здесь волшебник наконец позволил себе задремать.

Проснулся он через час. Возле кровати, внимательно следя за каждым его движением, сидела Асена.

— Что ты тут делаешь? — встревожился Дин. — Твоя забота не я, а Элли.

— Она спит, — улыбнулась Ася. — За ней смотрит Рива. Спите спокойно.

Дин опять задремал. Это был полусон, полубред. Он снова видел малыша с ясными глазами. Мальчик улыбался. Но теперь Динаэль точно знал чему — Эливь вернётся домой…

Дин снова открыл глаза. Рива тревожно смотрела на свёкра.

— Как хорошо иметь таких красивых невесток, — улыбнулся он. — Проснулся — одна чаровница. Снова проснулся — другая.

Рива тоже улыбнулась.

— Спите, — прошептала она, поправляя ему одеяло.

— Спасибо, — ласково ответил Динаэль. — И, пожалуйста, пусть через пару часов ко мне придут Хаим, Оянг, Шенгей и мальчики, — попросил он и пояснил. — Дела надо доводить до конца…

— Но… — попыталась возразить Рива, хотя и понимала, что это бесполезно.

— Майкл? — улыбнулся Динаэль. — Он, разумеется, сам прибежит первым, как только услышит, что у меня собирается Малый Совет…

— 99 —

Динаэль услышал приглушённые голоса возле своей палатки и открыл глаза.

— Нет. И ещё раз нет, — настойчиво повторил Дерер. — Никаких дел. Хотя бы сутки… Да, смертельных ран нет, но он потерял много крови…

— Майкл, — негромко позвал Дин. Голоса немедленно смолкли. Дерер поспешно вошёл в палатку.

— Прости, — тихо проговорил Динаэль. — Но мне придётся нарушить твои предписания… У меня, правда, нет времени…

Майкл печально покачал головой.

— Дин, ты же сам врач! — умоляюще произнёс он.

— А ещё я Маг и единственный, кто может попытаться одолеть Авенезера, — прошептал Динаэль. — И через час я должен быть на ногах.

— Это самоубийство! — покачал головой Дерер.

Дин усмехнулся. Майкл несколько минут смотрел на него молча, потом обречённо вздохнул.

— Я наложу тебе сверхтугие повязки — моё изобретение. Не очень удобно, но более-менее надёжно… — пообещал Дерер.

— Спасибо, — Дин крепко пожал руку старому другу.

— 100 —

Дерер впустил в палатку Главного Стражника Хаима, Магистра Талисманов и Оберегов Оянга, Командиров Северного и Южного Спасательных Отрядов Эркелиэля и Элельдиэля.

Динаэль был серьёзен.

Вошедшие сели на принесённые Майклом и Ривой стулья.

Верховный Маг обратился к Оянгу, прося того сообщить присутствующим, как обстоят дела с новым Оберегом. Магистр улыбнулся, и Дин облегчённо вздохнул — одна проблема была решена.

— Сэр, — проговорил Оянг, — сегодня новый Защитный Оберег нашего мира обрёл свою великую силу и вступил в действие. Это Энергетический Оберег. Как и прежний. А сила его — сила единства людей, — Оянг помолчал, подбирая слова, потому что его объяснение обретения Оберегом силы напрямую было связано с Верховным Магом. — Эта война объединила людей нашего мира. Они проявили себя с лучшей стороны. И пример для подражания у них всегда оказывался перед глазами… Это вы, сэр. Вы всегда готовы жертвовать собой, но спасти других… Так было и сегодня… И… когда вы упали раненый… там… прикрывая отход войска, вы, благодаря которому сегодня из наших солдат никто не погиб… Тогда каждый, кто это увидел, счёл своим долгом прийти вам на помощь… Правда, Алуан Галан со своей командой и ваши сыновья оказались ближе и справились с противником быстро, так что более ничьи усилия не понадобились… Но эта общая готовность прийти на помощь, забыв о собственном риске, завершила создание Защитного Оберега.

— Слава Богу, — ответил, слегка усмехнувшись, Дин. — По крайней мере, этот Оберег не ляжет невыносимой ответственностью на плечи одного человека.

— Есть ещё кое-что, — добавил Оянг. — Оберег подпитывает ещё какая-то сила. Пока маленькая. Но, видимо, способная стать гораздо мощнее. И источник её ощущается в том мире, где сейчас находится… мадам Эливейн… Я не совсем уверен, но, может, Элиза Марис полюбила того человека, в облике которого вы появляетесь там?

Верховный Маг улыбнулся. Светло и грустно.

— Если бы только наша любовь могла в одночасье решить все проблемы… — задумчиво проговорил он.

Близнецы переглянулись. Дин заметил их жест.

— Это правда, — признался он. — Элиза Марис открылась в своих чувствах Денису Джою, то есть мне… Но она — честная женщина и жена другого, — пояснил Динаэль. — Так что здесь Оберег вряд ли наберёт много дополнительной силы…

— Но, отец… — Элель сам оборвал своё высказывание. — Прости…

— Верно, у нас не семейный совет, — поддержал Дин сына. — Вернёмся к делам общественным…. Хаим, вы готовы закрыть Переход?

— Да, сэр, — подтвердил Стражник.

— Поясняю для остальных, — проговорил Динаэль. — Я уйду через час. Хаим закроет Переход. Никто без разрешения Совета не сможет покинуть наш мир. Проникнуть сюда с другой стороны на сегодняшний день не дано никому. Хаим почувствует, если кто-то, вышедший из нашего мира, пожелает вернуться, и тогда впустит этого человека — Ключ находится только у Главного Стражника. Так что мы никого не ограничиваем в возможности передвижения. Главное, чтобы это передвижение не приносило опасности остальным.

Динаэль помолчал.

— Теперь просьба к вам, господин Шенгей.

Командир Наблюдателей превратился в слух.

— Мне нужен костюм… бездомного, бродяги, — пояснил Дин. — Вы знаете, что таких людей в том мире много. Мне же нужно просто, не привлекая лишнего внимания, ранним утром подойти к дому Мариса. А в подобном наряде это очень легко: прилёг у забора бродяга… Частое там явление…

— Ты не можешь драться с Авенезером сегодня: ты ранен, — возразил Эркель. — Он же специально уходил от боя с тобой, чтобы измотать тебя.

— Но должен, — спокойно ответил Дин. — Другого времени у меня, скорее всего, не будет.

Тревожная тишина повисла в палатке.

— Сэр…

— Мадам Фейлель вернётся примерно через год — тогда она уже всё вспомнит, — теперь слова давались Дину с трудом. — Это война, дорогие мои. А с поля боя возвращаются не все… Так бывает… Всё, — твёрдо закончил Динаэль. — Если не вернусь, распоряжения для Совета относительно назначения преемника и рекомендации новому Верховному Магу лежат в верхнем ящике моего рабочего стола… Домашних пока не пугайте, — мягко попросил он сыновей.

Оянг и Хаим вышли из палатки первыми. Потом Шенгей отправился за одеждой бродяги. Элель и Эркель остались с отцом. Вошёл Майкл — накладывать обещанные повязки…

— 101 —

Динаэль ушёл ранним утром, не прощаясь. Не хотелось оставлять родных, друзей, знакомых в печали, словно бы тебя уже похоронили.

Хаим, как и много лет назад, когда был ещё только стражем Тоннеля в Зелёной Долине, последним видел волшебника. И опять тот уходил, переодевшись в чужую одежду, уходил один навстречу смертельной опасности, уходил сразиться с Тёмным Колдуном, потому что более никто не был способен сделать это, уходил на бой, хотя никогда не имел в себе тяги к воинскому делу. И Хаиму вдруг показалось, что Дин уходит навсегда. «Только вернись, пожалуйста, — мысленно произнёс старый страж. — Таких, как ты, мало… А людям нужна живая легенда…»

— 102 —

Динаэль почувствовал, как за ним закрылся Переход.

Дину вдруг подумалось, что Судьба снова благосклонна к нему. Ведь совсем недавно он страдал оттого, что его мир останется без Охранного Оберега. Но его тревоги рассеялись — возник новый Оберег, а сам Динаэль успел укрепить Границы своего мира… Совсем недавно душа волшебника разрывалась на части от сознания, что Эливь будет жить в чужом мире среди чужих людей, чувствовать своё одиночество и не понимать причин его. Но теперь Дин точно знал, что любимая вернётся домой, вспомнив родных и друзей. Конечно, она будет оплакивать его, своего мужа, единственного для неё, но она будет среди своих: дети, внуки — все будут рядом… Совсем недавно он боялся, что ему не достанет сил на бой с Авенезером. Сегодня он знал: пусть трудно, пусть через боль, но он победит, он сумеет заставить Смерть подождать, пока светлое дело завершится, пока зло будет уничтожено. И случится это сегодня…

В темноте зимнего утра волшебник ощутил спящих вдалеке солдат Тёмной Армии, угадал мечущегося в гневе Авенезера, обнаружившего, что путь в мир, который он мечтал поработить, закрыт. И закрыт надёжно. Теперь все помыслы Колдуна обратились на Верховного Мага. Он жаждал отомстить тому за разрушенные планы. И путь к этой зловещей цели лежал только через Элизу Марис. Чародей понял, что Динаэль вернётся за ней: увидеть и умереть. Так рассчитывал Авенезер. И был близок к истине. С той только разницей, что Динаэль шёл к дому Мариса как к единственному месту, где сможет свидеться с Тёмным Колдуном, чтобы сразиться с ним…

Дин вздохнул и легко исчез, растаял в воздухе, оставив Авенезера ещё немного позлиться и пометаться в бессильной ярости вдоль надёжно запертой Границы, пока он, волшебник и врач Динаэль Фейлель, сам не позволит Колдуну обнаружить своё присутствие…

— 103 —

Элиза снова видела во сне малыша с мягкими рыжими кудряшками и светлыми ясными глазами. Мальчик улыбался, словно говорил: «Всё хорошо, когда всё правдиво…»

Элиза открыла глаза. Ночник в её спальне бледно горел. На улице было ещё темно.

Мадам Марис подошла к окну и приподняла занавеску. Тёмное высокое морозное небо усыпали искры ярких мерцающих звёзд.

В спальню негромко постучали. Элиза откликнулась. Вошла Виля Оски, которая временно, ухаживая за больной мадам Марис, поселилась в комнате напротив спальни своей госпожи.

— Простите, мадам, — проговорила Оски. — Я услышала шаги в вашей комнате и забеспокоилась, всё ли в порядке?

— Спасибо, Виля, — благодарно проговорила Элиза. — Ты так заботишься обо мне…

Мадам Марис помолчала. Потом решилась и произнесла:

— Я хочу сказать Эшеру правду. Это, мне кажется, лучше, чем мучить и его, и себя… Я не помню нашей прежней любви и не могу возродить это чувство… Как ты думаешь, Виля, он простит меня?

Оски напряжённо смотрела в глаза Элизы.

— Девочка моя, — наконец проговорила она, — я искренне привязалась к тебе. Ты самое светлое существо, какое мне приходилось видеть… И я, честно признаюсь, не понимаю, что и как могло связать тебя с Марисом… Если он узнает, что я говорю сейчас, он, как минимум, вышвырнет меня из дома… Но я скажу. Тебе не нужно его прощение. Тебе как можно скорее надо уходить отсюда… Этот дом, этот жестокий и грубый мир, мир Эшера Мариса, не для тебя… Просто уходи… Поживи пока у меня или… сразу иди к Денису Джою…

Элиза покачала головой.

— Спасибо, Виля, — она нежно обняла Оски. — Но я должна поговорить с Эшем. Он мой муж.

Элиза опять выглянула в окно. По небу прокатилась звезда.

— Звёздочка, милая, — прошептала мадам Марис, — пусть всё станет на круги своя…

— 104 —

В конце заснеженной улицы в жёлтом свете фонаря появился бездомный бродяга: сгорбленная нелепая фигура, неуклюжая походка, широкие грязные штаны и огромные, явно не по размеру, стоптанные ботинки, замусоленная мешковатая куртка, замызганная, натянутая на самые брови вязаная шапка и дырявые дряхлые перчатки — типичный представитель своего класса в огромном многоликом городе.

Бродяга доковылял до красивой ограды богатого дома недалеко от площади, на которую выходила улочка, и, прислонившись к кирпичной кладке одного из столбов, бросил отрешённый взгляд на полуосвещённое окно второго этажа, где очень красивая женщина в дорогом синем шёлковом халате задумчиво и мечтательно следила за падающей звездой… Дин по губам прочитал её желание…

— Милая моя, бедная моя, — прошептал он, — прости меня… Я мечтал подарить тебе счастье, а принёс столько бед и боли…

Элиза бросила взгляд вниз, на заснеженный двор и улицу. Было тихо и пустынно. Она опустила занавеску, поправила волосы и вышла из комнаты.

Мадам Оски, перекрестив свою госпожу со спины, тихонько направилась к себе.

Бродяга судорожно вздохнул. Сердце Дина сжало словно тисками.

Элиза вошла в спальню Эшера. Тот сразу проснулся и, сев на кровати, зажёг ночник.

Сейчас в пижаме и с взъерошенными волосами он был как-то трогательно нелеп и беззащитен. А, может, Элизе так только казалось…

Мадам Марис подошла к постели мужа и села рядом с ним.

— Прости, что разбудила тебя, — тихо проговорила она. — Но мне подумалось, что нет смысла ждать и мучиться долее…

— Я всегда рад тебе, — Эшер взял жену за руку. Элиза прямо посмотрела ему в глаза.

— Эш, — быстро заговорила она, — ты хороший… очень хороший… Но я не помню… не помню нашей любви… И не могу полюбить тебя снова…

Марис держал её за плечи. Руки его дрогнули.

— Милая моя, — прошептал он, — подожди… ещё немного…

В висках у Элизы стучало. Она, кажется, плохо соображала, что происходит.

Эшер вдруг провёл тыльной стороной ладони по её бровям, щеке, подбородку…

Элиза закрыла глаза. Голова болела… Но она вспомнила этот жест: его жест, только его, когда весь мир исчезал, и оставались только они — он и она…

Дин едва устоял на ногах — боль, нестерпимая боль Яда, пронзила его с головы до ног…

Элиза слегка наклонила голову набок… Сейчас его пальцы скользнут по другой скуле, ладонь повернётся к её лицу, она прижмётся к ней щекою и он поцелует её в губы…

— Я люблю тебя, Дин… — прошептала она и прижалась щекой к повернувшейся к ней ладони.

Яркая вспышка озарила комнату.

Бродяга замер. Боль, сковывающая всё его тело, внезапно исчезла.

Он отчётливо услышал слова Эливейн:

— Я люблю тебя, Дин…

В окне второго этажа, где недавно тоже зажгли ночник, блеснула яркая вспышка.

Дин перемахнул через забор и, утопая по колено в снегу, пустился к расчищенному и ярко освещённому крыльцу дома Марисов.

Эшер застыл, словно его облили ледяной водой.

Эливь в ужасе распахнула глаза и сдавила руками виски… За одно мгновение в её сознании промелькнула вся её жизнь: детство и юность, любовь и семейное счастье, лица всех, кого она знала и любила, и те двое — старик и подросток, пришедшие на приём в её кабинет, — а потом Марис, Авенезер… Вика и Вера… Денис Джой с так знакомо закушенной губой…

— Дин, — прошептала она, пятясь к двери, и остановилась, наткнувшись на кресло.

Эливь медленно сняла с пальца обручальное кольцо, и оно с лёгким звоном стукнулось о паркетный пол…

В коридоре послышались быстрые шаги.

Эливейн резко обернулась — она узнала…

Бродяга распахнул дверь и, запыхавшийся, остановился на пороге…

Элиза шагнула навстречу прислонившемуся к дверному косяку оборванцу.

— Дин, — прошептала она.

Тот сдёрнул с головы шапку, обнажив рыжие с обильной сединой слегка волнистые волосы, и обнял своё сокровище.

— Ты моё счастье, — тихо проговорил он. — Ты моё Чудо…

— 105 —

Эдилейн, не мигая, смотрела в Магический Шар. Пространство, разделяющее волшебницу и тех, чья любовь преодолела непреодолимое, было велико. Поэтому Эди чрезвычайно устала. Но сердце её ликовало: мама вспомнила! Как? Каким чудом так быстро? Эди не знала. Но теперь — она видела — они, Эливейн и Динаэль Фейлель, её родители, стояли, обняв друг друга…

Эдилейн поднялась из-за стола и вышла из комнаты: она должна была сообщить об этом домашним, которые, несмотря на ранний час, не спали…

Поединка Магов ещё не было. Тревога оставалась. Но силы отца, обретшего вновь свою любимую, явно увеличились…

— 106 —

— Господи! — прошептала Эливь. — Дин, ты же ранен?! Он улыбнулся.

— Это пустяки… Теперь это совсем не важно…

Марис продолжал сидеть на кровати в каком-то оцепенении.

За спинами Дина и Эливь раздалось робкое покашливание. Они обернулись.

Мадам Оски ни о чём не спрашивала: она и прежде предполагала обман, но не смела сказать о своей догадке вслух. Сейчас одного взгляда на ту, что именовали Элизой Марис, было достаточно, чтобы душа доброй служанки возрадовалась.

— В конце концов, — вдруг Эшер вскочил на ноги, — по какому праву?.. Кто вы такой?

Конечно, ответ был очевиден для него. Но более никаких реплик возмущение у Мариса не породило.

Дин скинул куртку и перчатки, снял с шеи, висевшие на тонкой цепочке обручальные кольца с витиеватыми надписями, неспешно надел одно на пальчик Эливь, второе — на свой, демонстративно-вежливо поклонился и ровным голосом произнёс:

— Сэр Динаэль Фейлель, Верховный Маг мира, который вы пытались захватить, Представитель древнейшего из известных родов волшебников и законный муж вашей мнимой супруги.

В его спокойном тоне не было ни тени высокомерия. Скорее, это представление походило на объяснение терпеливого доброго учителя нерадивому, глупому и упрямому ученику. А Эливь, прижавшаяся к любимому, ощутила в столь полном, чего Дин практически никогда не делал, представлении супруга страдание, ибо много зла видавший за свою жизнь волшебник не мог не чувствовать боль за несчастья и смерти, приносимые одним человеком многим людям.

— Вы никогда не получите её, — взвизгнул Эшер, выхватывая откуда-то пистолет.

Хлопнул выстрел. Раздался звук, похожий на звон разбившегося стекла.

— Глупо, — наставительно произнёс Дин, неспешно опуская руку. — Заставили меня раньше времени открыться вашему напарнику. Теперь вот-вот появится разъярённый Авенезер, а вы можете к этому моменту не успеть покинуть дом. А злиться ведь он будет и на вас: вы не справились со своим заданием…

И Марис, и Оски с изумлением смотрели на того, кто секунду назад виделся им просто оборванцем. На пороге спальни Эшера, всё так же крепко и нежно обнимая супругу, стоял стройный воин в лёгких светлых доспехах, с ясным взором совершенно необычного цвета глаз и с широким мечом у пояса.

Снизу, с улицы, донёсся шум колёс подкатившей прямо к крыльцу машины. Хлопнула входная дверь. Несколько человек, видимо, в тяжёлых сапогах быстро поднимались по лестнице.

— 107 —

Первым в комнату вошёл человек в штатском. За ним — четверо полицейских.

— Доброе утро, сэр Фейлель, — почтительно поклонился незнакомец.

— Рад, сударыня, — добавил он, обращаясь к Эливейн, — что вы, видимо, в полном порядке.

— Благодарю вас, генерал, — ответила Эливь, узнав в человеке министра внутренних дел, лицо которого она несколько раз видела в новостях.

— Забирайте, — коротко приказал тот полицейским.

— Но… — хотел возмутиться Эшер.

— Не беспокойтесь, господин Марис, — остановил его министр. — За вами давно тянуться грехи, но вы постоянно ускользали от правосудия. Теперь, благодаря помощи мистера Фейлеля, свидетелей и доказательств ваших преступлений достаточно на десяток таких, как вы… Уведите арестованного, — повторил генерал, — и зачитайте его права, — добавил он.

Полицейские вышли вместе с совершенно опешившим Марисом.

— Спасибо Вам, сэр Динаэль, — уже мягко, чисто по-человечески поблагодарил министр. — Вам точно не нужна помощь… со вторым?

— Нет, — улыбнулся Дин. — Теперь — точно.

И волшебник счастливо взглянул на Эливейн, так и стоявшую рядом, обнимая его за талию.

— Тогда у меня будет небольшое дело к мадам Оски, — министр обернулся к молча стоявшей в коридоре Виле. — Вы ведь хорошо знаете всю прислугу в доме?

— Да, сэр, — робко кивнула служанка.

— Прошу вас, — проговорил министр, — спуститесь сейчас в гостиную. Там наш сотрудник выплатит из конфискованных денег вашего бывшего работодателя заработную плату и выходные пособия всем, оставшимся без работы по причине ареста Эшера Мариса.

И министр пояснил:

— Вам нужно лишь уточнять, кто и какую работу в доме выполнял…

— 108 —

— Осталось самое опасное? — тревожно спросила Эливь. — Тебе придётся сразиться с Тёмным Колдуном?

— Придётся, — согласился Дин. — Но теперь это не так трудно, как полчаса назад.

Он улыбнулся. Он обнимал ту, с которой уже простился навеки. Он обнимал ту, которая четыре месяца была рядом и к которой он не смел даже прикоснуться, он обнимал ту, которой принадлежало его сердце и его жизнь. И они снова были вместе. Разве мог он теперь оказаться слабее Авенезера?!

Лёгкий ветерок пролетел по комнате и… перед Дином и Эливь возник Тёмный Чародей. Хмурый и злой.

Авенезер увидел Эливь и понял: она вспомнила всё. Так быстро. И Дин остался жив.

— Но как?! — воскликнул он, и в голосе Колдуна слышался страх.

— Вам не понять, — грустно ответил Динаэль. — Любовь для вас непостижима. Тем более вы не сможете поверить в любовь и самопожертвование ещё не рождённого человека.

Эливейн восхищённо взглянула на мужа. Вот о чём она не догадалась! Вот почему малыш улыбался ей во сне! Он взял на себя большую долю Яда. Он спас свою мать, так и не появившись на свет, так и не испытав материнской любви… Душа, ещё не получившая тела, защитила ту, которая могла бы это тело дать…

Дин показал ей взглядом куда-то вверх. И там, за окном, чуть выше головы Авенезера, Эливь увидела полупрозрачное существо: не во сне, а наяву рыжеволосый мальчуган улыбался ей и Динаэлю…

— 109 —

Авенезер поднял меч. Динаэль быстро и осторожно усадил Эливь в кресло, шагнул к противнику и вынул из ножен свой клинок. В то же мгновение стены комнаты словно раздвинулись, и место поединка оградила тонкая прозрачная стена.

Эливейн знала, что Дин выставил ледяной щит, прочнее которого нет ничего: эту преграду не преодолеет ни одно тёмное заклинание, ни один смертельный луч. Эливь поджала под себя ноги и замерла в безумной тревоге за любимого.

Авенезер был могуч и страшен. К тому же он знал, что его противник не оправился от вечерних ран. Чародей не понимал только, как Динаэль вообще стоит на ногах и ещё, надо признать, отлично отражает удары, если по всем законом человеческого естества, должен быть слаб от потери крови и прикован к постели.

Но Дин сражался. Удар за ударом. Шаг за шагом. Авенезер начал ощущать усталость. А его противник словно и не утомился вовсе.

Эливейн знала, каких усилий стоит её мужу эта битва. Она помнила и про раскаляющуюся рукоять меча, про прожжённые перчатки и тонкие шрамы на ладонях Дина, чувствовала его боль от, видимо, открывшейся при одном из выпадов раны, и бешеный ритм бьющегося сердца.

Очередной мощный удар меча Авенезера обрушился на Динаэля. Эливь зажала рот руками, чтобы не вскрикнуть. Дин резко отклонился в сторону, и остриё его клинка легко скользнуло по плечу Колдуна. Авенезер вздрогнул и замер в изумлении — тёмное полупрозрачное пятно отделилось от его тела и шипящим шаром медленно, но неуклонно поплыло на Динаэля.

Чародей злобно улыбался: он прекрасно понимал, что противостоять чёрной высвобожденной силе практически невозможно.

— Глупо, — прошипел Авенезер. — Глупо умирать только потому, что ты — светлый маг. Разумнее было убить меня и тем самым уничтожить моё зло…

Динаэль только улыбнулся. Эливь ощутила его напряжение. О! Она хорошо помнила тот давний вечер над морем, то чёрное остриё, которое готово было пронзить её… Но теперь она не могла встать между смертью и любимым — ледяная стена её не пустит. Как прежде не пустила завеса никого, кроме Дина, закрывшего собой дочь…

Напряжение нарастало. Тёмный шар висел уже в пяти сантиметрах от груди Динаэля, и волшебник словно держал его в своих ладонях. Его широкий меч лежал на полу у самых ног.

Дин закусил губу. По лицу текли струйки пота. Эливь не выдержала и вскочила на ноги…

Яркая белая вспышка озарила комнату…

Чернота рассеялась. Беловатый туман спустился к ногам Дина и растаял…

Динаэль тяжело перевёл дыхание и улыбнулся, повернувшись к Эливь.

Комната приняла свой обычный вид.

Авенезер вдруг бросился к двери. Дин с трудом развернул правую руку ладонью к пытающемуся сбежать проигравшему злодею.

— Простите, Авенезер, — тихо сказал он. — У меня нет сил догонять вас. Но и отпустить вас я не могу.

Колдун замер, словно скованный внезапным холодом.

— Прошу вас, господа, — проговорил Дин в пустоту коридора.

Блеснул голубоватый свет, и глазам присутствующих предстали семь воинов в тёмно-синих мундирах.

Авенезер побледнел.

— Благодарю вас, сэр Фейлель, от лица всех жителей нашего мира, — с поклоном произнёс один из воинов. — Уже много лет мы живём мирно. Но до сих пор не можем окончательно залечить раны, нанесённые нашим странам и народам Колдуном Авенезером. Он не только наша беда. Он — наш позор. Ибо из нашего мира вышел этот злодей. И мы не смогли остановить его. Теперь час возмездия пробил. Клянусь вам, что Суд будет суров, но справедлив.

— Я рад, что смог помочь вам, — улыбнулся Динаэль.

Ещё раз поклонившись, воины увели Авенезера туда, где тот когда-то и начал свой чёрный путь.

Эливейн подошла к мужу.

— 110 —

Хаим облегчённо вздохнул и повернулся к стоящим позади него воинам: людям и волшебникам.

Лицо Стража сообщило о победе Верховного Мага ещё до того, как радостная весть облеклась на его губах в слова.

— 111 —

— Ты хотела проститься с мадам Оски, — скорее утвердительно, нежели задавая вопрос, проговорил Дин.

— Да, — кивнула Эливь, нежно поддерживая мужа и помогая ему вложить в ножны меч. — Но ты едва стоишь на ногах. И твои руки… Дай я посмотрю…

Дин послушно опустился в кресло и протянул Эливейн ладони.

Он безумно устал. Но он не сводил счастливого взора с лица любимой и вряд ли видел что-либо вокруг, кроме того, что касалось Эливь.

Ладони, конечно, были вновь обожжены.

— 112 —

В комнату робко вошла мадам Оски.

— Простите, — проговорила она, — я слышала шум, но человек там внизу… полицейский… сказал, что нельзя подниматься сюда, пока всё не стихнет… Могу я помочь?

— Спасибо, Виля, — улыбалась Эливь. — Пожалуйста, принеси кипячёной воды, бинты и мазь от ожогов. Тюбик в холодильнике…

Оски поспешила на кухню.

— 113 —

Динаэль так и смотрел, не отрываясь, на Эливь.

— Я болен, — прошептал он, наконец. — Я болен тобой, моя любимая.

Я не могу без тебя…

Эливейн осторожно держала в своих руках обожжённые ладони мужа. Она наклонилась к его лицу и тоже тихо ответила:

— Твоя болезнь заразна. Потому что я тоже не могу без тебя.

И она прижалась своими губами к его. Долгие четыре месяца они оба жаждали этого поцелуя! Долгие четыре месяца они видели друг друга почти ежедневно и трудно шли друг к другу через, казалось бы, непреодолимые преграды…

Так и застала их вернувшаяся с водой, бинтами и мазью мадам Оски: сидящих на одном кресле и не могущих налюбоваться друг другом…

— 114 —

Эливейн оставила Виле Оски то, что имела: написанные в этом мире свои картины, рассказы и пьесы. Теперь правом распоряжаться ими обладала только Оски.

И Эливь, и Виля, действительно, стали подругами. А расставаться с друзьями всегда нелегко. Но нарушить законы мироздания нельзя — нельзя постоянно перемещаться из одного мира в другой. Это нарушает равновесие сил, влечёт за собой катастрофы… Поэтому, защитив от Зла свой мир, оказав помощь в поимке преступников жителям других миров, Динаэль должен был вернуться с супругой домой и не тревожить лишний раз установленные Границы.

Эливь и Виля тепло обнялись на прощанье.

— 115 —

Дин поднялся с кресла. Эливейн подошла к нему и вопросительно посмотрела в его глаза.

— Ты хочешь что-то взять с собой? — спросил Динаэль и виновато улыбнулся.

— Смотря, что это за вещь, — грустно проговорил он.

Эливь сбегала в свою комнату, достала из-под подушки фотографию в рамке светлого дерева и вернулась.

— Ты не видел этого снимка, — пояснила она. — Я никому не показывала — прятала… Не знаю почему…

И она протянула Дину фотографию.

Снимок был сделан на празднике Нового года на площади, когда Дэн-Динаэль так замечательно устроил иллюминацию. Тогда был приглашён фотограф, который снимал детей — гостей праздника. Но, как профессионал и мастер своего дела, фотохудожник не смог не запечатлеть лица и моменты, достойные внимания зрителей. Среди таких интересных снимков Эливь-Элиза и обнаружила тот кадр, что сейчас показала любимому.

На снимке мадам Марис, Денис Джой, Вера и Вика, спрятавшись за густыми ветками украшенной огнями ели, достают и тихонько передают Деду Морозу подарки для ребят. В тот момент, который поймал фотограф, скрытый от ребятишек мохнатой колючей ветвью Дэн, стоя на коленях, протягивал очередной блестящий свёрток «волшебнику». Вера, едва сдерживая смех, пыталась не дать иголкам тыкаться в шею Джоя. Вика грозила сестре пальцем, чтобы та не шумела и не выдала бы «тайн чародейства», а Элиза доставала следующий подарок из огромной коробки и, видимо, шептала имя того малыша, чьё желание сейчас должно будет осуществиться. Лица на фотографии были такими живыми, чувства столь искренними, что не признать красоту и мастерство исполнения фотоработы оказывалось невозможным.

Динаэль улыбнулся.

— Пожалуй, одна картинка не нарушит мирового равновесия, — сказал он.

Эливейн обняла мужа.

— Это единственная фотография, где мы в этом мире в кадре вместе? — спросил Динаэль. — Только она немного изменится, когда мы окажемся дома, — добавил он.

— Ты станешь собой, а не останешься Дэном? — догадалась Эливь.

— Да, — кивнул Дин. Эливейн улыбалась.

— Готова? — спросил Динаэль, крепко прижимая любимую к себе.

— Конечно, — отозвалась та. — Только ты устал…

— Ничего, — голос Дина был полон радости. — Обещаю, что дома отдохну… Главное, что ты — со мной…

И они медленно растаяли в воздухе.

— 116 —

Пока Динаэль и Эливейн летели над огромным чужим им миром, не видимые никем, Эливь вдруг с щемящей болью подумала о том, как слаб человек, как слабо его сознание, как он невнимателен к знакам и как часто не слышит голоса собственного сердца! Ведь целых четыре месяца она видела перед собой совершенно чуждого её душе человека, но сознанием убеждала себя в том, что этот человек — её любимый. Он явно не понимал её, ни разу не поинтересовался тем, что ей нравится и что не нравится, не посмотрел ни одной её картины, не прочитал ни её рассказов, ни пьес… Он никогда, кроме больницы, не ходил с ней на прогулки, не ездил в конный клуб, не сидел поздним вечером у окна, наблюдая за звёздами, не встречал восход… Он не проявлял интереса к тому, что её тревожит, что радует, что огорчает, что настораживает. Для этих бесед он нанял психолога. И она считала, что Джой просто хорошо выполняет свою работу. Только под Новый год она поняла, что Денис был внимателен к ней не потому, что это его обязанность… А о понравившихся книгах и фильмах, о детях-сиротах, которые нуждаются во внимании и любви, о стариках-инвалидах, которым нужна забота, она говорила с Вилей Оски… А сколько мелочей в поведении Мариса, мелочей, которые казались её сердцу страшно глупыми, неразумными, мешающими окружающим или просто неприятными, она объясняла тем, что у всех людей свои недостатки. Но ведь Эшер и не собирался их исправлять, он даже обиделся как-то, что Элиза попросила его поднять упавший перед порогом зонтик, так как идущий следом за хозяевами слуга с сумками может споткнуться. «Я должен думать ещё и о носильщике?» — проворчал тогда Марис. Элиза простила: просто муж очень устал…

Эливь вдруг вспомнилось, как один единственный раз в жизни, когда Эди было годика полтора, Дин забыл в гостиной на подоконнике возле кресла свои новые запонки. Дочка немедленно добралась до них и потянула в рот. Испугавшись, что ребёнок может подавиться, Эливь негромко, но с укором, воскликнула: «Дин!..» Динаэль был так смущён своей неосмотрительностью, так огорчён… А больше — ничего: Дин никогда не позволял себе не подумать о других… Ошибалась она. Но ни разу не увидела в глазах мужа недовольства или разочарования. Он просто обнимал её нежно и говорил: «Ты устала, любимая… Отдохни…»

— Я люблю тебя, Дин, — прошептала она.

Динаэль ещё крепче обнял её, и они плавно опустились на землю.

— 117 —

Динаэль покачнулся. Эливь поддержала его и тревожно взглянула в светлые глаза.

Дин был бледен и тяжело дышал. Он прислонился к стволу одного из деревьев и прошептал:

— Прости… Ничего… Просто повязки Майкла и, правда, очень тугие…

Эливейн уже расстёгивала ремни нагрудных доспехов.

Дин медленно сел на землю. Дышал он с трудом.

— Где-то на правом боку… — едва слышно проговорил Динаэль, — …три или четыре узелка… их можно ослабить…

Эливейн ловко распустила один, потом второй, третий и четвёртый… Бинты с лёгким шорохом расползлись. Эливь тревожно взглянула на любимого: её рука нащупала что-то мокрое и горячее на груди Дина справа.

Динаэль сделал несколько глубоких вдохов. Щёки его порозовели.

— Спасибо, — смог, наконец, сказать он.

— Милый, — Эливь тревожно смотрела на мужа, — у тебя открылась рана.

Дин успокаивающе улыбнулся.

— Мы почти дома, — ответил он. — Сейчас пройдём Переход, а там уже Майкл… Да и потом, — он обнял супругу, — я уже не один: мой лучший доктор рядом.

Эливейн поцеловала мужа и помогла ему подняться на ноги.

— 118 —

Улеглась шумная радость по поводу окончания войны, победы Верховного Мага над Чёрным Колдуном и счастливого возвращения домой мадам Фейлель.

Дин сдержал своё обещание отдохнуть — целых пять дней он не занимался делами.

Эливь не отходила от мужа, детей и внуков.

Потом жизнь, жизнь в любви и заботе друг о друге, потекла своим чередом.

Позже Динаэль Фейлель передал дела главврача клиники своему преемнику, оставив себе как медику, три приёмных дня в неделю. Чаще он и не мог появляться в больнице, ибо работа Хранителя Магических Знаний и Верховного Мага требует немалых затрат сил и времени.

Эливейн принимала своих маленьких клиентов теперь тоже не ежедневно. Но никто не обижался: мадам Фейлель воспитала достойных учениц.

А через три месяца после возвращения в Зелёную Долину, как-то утром, проснувшись, как и всегда, в нежных объятиях своего мужа, Эливейн вдруг робко спросила:

— Милый, скажи честно, ты не считаешь меня очень старой? Ведь я уже трижды бабушка…

— А я трижды дедушка, — улыбнулся Динаэль.

Но он ждал, потому что почувствовал за вопросом супруги трепетное и нежное, волнующее и счастливое…

— Дин, — прошептала Эливь, — у нас будет ещё один малыш… Динаэль ласково поцеловал жену и улыбнулся:

— Спасибо, любимая… За меня и за него…

И Дин нежно прижал свою ладонь к животу Эливь.

Малыш с мягкими рыжими кудряшками и глазами цвета моря в ясный солнечный день радостно засмеялся…

Беременность и роды прошли удивительно легко. И через девять месяцев в семье Фейлелей появился славный мальчик с очень умными, словно многое уже знающими, глазами и очаровательной доброй улыбкой…

Октябрь 2009 — январь 2010 гг.