Над Кружем стоял тот характерный гул, присущий только большому скоплению народа и ярмарочным сборищам. Гвалт толпы, зазывные выкрики торговцев, воронье карканье и собачий брёх сливались в одну ровную мелодию торжища.

Я восторженно крутила головой, стараясь обозреть все разом. На Кружанской ярмарке мне довелось побывать лишь однажды, да и то, под строгим присмотром родительницы и тетки. От возможности увидеть все самостоятельно без назойливых одергиваний: «Это негоже! То нельзя! Стой рядом! Веди себя тихо! Туда не смотри! Одна не ходи"', захватывало дух. Правда, Грай мои восторги мигом поубавил, напомнив, что сначала дела, и пообещав, что покупать все подряд он мне не разрешит. Я попыталась было обняться с отрезом ткани, мол, всю жизнь о таком платье мечтала… Не помогло. Травник дотошно поинтересовался, где я в нем ходить буду: «По тракту, или по лесу?» Оттянул меня от прилавка к вящему неудовольствию торговца и увел на край рынка. Потолкавшись в конце торговых рядов, мы решили сперва озаботиться ночлегом. Собравшиеся со всех окрестных поселений желающие купить-продать, обеспечили замечательную выручку хозяевам ночевален и корчмарям. Нам же оставалось только отплевываться и поминать Свия при очередном отказе. В желудке уже ощутимо бурчало и пришлось возвращаться на ярмарку.

– Тут постой.– Грай махнул мне на угол палаток с тканями, – я сейчас пирожков прикуплю.

Понаблюдав за парнем, пристроившимся к хвосту длинной очереди в пекарню, я обернулась к рынку. Ко мне тут же подлетела темноволосая девица в цветастых юбках. От звуков, которые она издавала, любая погремушка рассыпалась бы от зависти. Звенели, намотанные в три ряда на шею, бусы. Бренчали, цепляясь друг о друга, массивные браслеты. Дребезжали, вставленные в прическу, витые шпильки с тонкими цепочками. За яркий подол цеплялся чернявый мальчишка, размазывая по чумазому личику грязь.

Поправив на плечах платок с цветными нитями, девица подступилась ко мне.

-Ой, молодая, золотая, красивая! Ай, погадаю, тебе давай! Всю правду расскажу! Что судьбой намечено, как жить будешь, где мужа хорошего встретишь! Одну медяшку дай всего, мальчику на конфеты!

Я, наверняка, притворилась бы глухой, вспоминая истории, как после таких гадателей без штанов домой народ возвращается. Заморочат и оберут до нитки, но волшебное слово «муж» заставило меня заинтересованно обернуться, а рука сама полезла в карман за искомой медяшкой.

Сцапав монетку, девица вцепилась в мое запястье с жадностью голодной пиявки

-Вижу-вижу… ждет тебя жизнь хорошая, богатая, да сытная! А если еще монетку дашь, так…

Внезапно, изменившись в лице, гадалка оттолкнула мою ладонь и, подхватив ребенка на руки, ринулась в толпу.

-Эй! погоди! – я дернулась было следом, но побоялась покалечить кого-нибудь в плотном людском потоке. Плати потом неустойку за увечье.

– Да постой ты! Ты же мне не догадала!

Девица упрямо пробиралась в глубь ярмарки. Последний раз мелькнули цветастые юбки, и гадалка пропала, оставив меня недоуменно топтаться на месте. Тут и Грай вернулся. Попенял мне на общение со всякими сомнительными личностями. Он оказывается все видел, но место в очереди бросить не решился. Зато, пока стоял, ему посоветовали какую-то бабульку, которая принимает гостей на постой. Только к кентаврам она относится не очень доброжелательно, по этому мне лучше подождать его где-нибудь на ярмарке, а он уж подготовит хозяйку к моему явлению должным образом.

Честно говоря, на этом этапе мне было совершенно все равно кого и где ждать. Руки занимал объемистый кулек со свеженькими горячими пирожками с мясом. Чудная выпечка просто таяла во рту, и перспектива бежать куда-то договариваться о ночлеге меня совершенно не прельщала.

Добравшись через пару улиц до ближайшей корчмы травник махнул рукой на навес с коновязью и быстренько сбежал. Я поморщилась, но спорить не стала, рот был занят пирожком. Под навесом было свободное местечко, а солнце жарило все сильнее, прогоняя народ с улицы в прохладу домов. Не успела я дообедать, как стоящий рядом каурый жеребец вопросительно заржал и попытался пододвинуться поближе, на сколько позволяла длинна привязи. Я вздрогнула всей шкурой и побыстрее вышла из-под навеса. В народе ходило немало скабрезных анекдотов как про лошадей и кентавров, так и про кентавров и людей. На крыльце корчмы ковырялся какой-то подвыпивший мужичок, и мне очень не хотелось давать почву еще для одной сальной байки. Мало ли, что ему с пьяных глаз почудится. Кстати, возможность отношений с людьми нами оценивается, как такое же извращение, как и с лошадьми!

Из хмурых мыслей меня выдернул тупой тычок в бок. Рядом со мной, перебирая руками по шкуре, топтался давешний мужик «с крыльца». Дядька пару раз подпрыгнул, заваливаясь в бок и оскальзываясь по шерсти ладонями. При этом он очень эмоционально бурчал себе под нос. Вычленив в заплетающейся речи что-то про «Свиевых сынов, которые седло сперли» я вздохнула с облегчением, сообразив, что дядька с залитых глаз попутал меня с собственной конягой. Первое недоумение прошло и, обернувшись, я вежливо поинтересовалась: «Подсадить?»

Мужичок испуганно отшатнулся. Пробурчал про говорящих коней и тетку Белку, которая во хмельном бреду является. Кое-как протер глаза, сообразил, что обознался, извинился, путая слова, и покачиваясь, двинулся к воротам. Тяжело вздохнув, я подцепила его за шиворот и мягко подтолкнула в сторону коновязи. Мужик благодарно икнул и, пройдя по широкой дуге, добрался-таки до навеса.

Как он собирался в таком состоянии ехать верхом, я слабо представляла. Оставалось надеяться, что умная коняга сама довезет пьянчужку до дома. Дядька подступился к уже знакомому мне каурому. После третьей попытки дотянутся до стремени, (конь при этом с интересом наблюдал, за размахиванием ногой), мужик чуть не сбил травяного цвета седельную сумку и решил действовать иначе. Ударившись о угол коновязи и испугав стоящих лошадей, он вытащил откуда-то большое ведро, и довольно улыбаясь, поволок к коню. Перевернув ведерко вверх дном, дядька, балансируя на одной ноге, воткнул-таки вторую в стремя, подтянувшись, плюхнулся поперек седла животом и начал медленно сползать вниз головой. Я в два прыжка доскакала до незадачливого неумехи, подхватила и усадила в седле. Подобрав поводья, дядька горделиво распрямился и довольно уверенно послал коня вперед. Не успела я удовлетворенным взглядом проводить всадника, как на крылечко вышел купец. Принадлежность его к гильдии выдавал широкий шитый пояс и цветные бусинки в окладистой бороде.

Сыто икнув, мужик почесал внушительное брюшко и, бросив взгляд на коновязь, с воплем слетел с крыльца. Пару раз обежав привязанных коней, купчина заверещал не хуже заправской гарпии.

В мою голову начали закрадываться справедливые подозрения.

На вопли выскочил корчмарь, и со стороны хозяйственных построек прибежал заспанный мальчишка. Тут же, получив от корчмаря затрещину, отрок заорал в унисон с купцом. Паренек, видимо, был призван следить за лошадьми, но работу свою благополучно проспал, за что и расплатился.

Обойдя коновязь кругом, мрачный хозяин заведения отвесил мальчишке еще один подзатыльник и подступился ко мне.

-Простите, вы тут давно? Не видели, кто коня забирал? Каурый такой. Сумка при нем еще седельная, зеленая?

-Э-э-э… видела. – я слегка покраснела. – Пьяный какой-то уехал, вот только что.

О своем вкладе в дело конокрадства я скромно умолчала.

-Ой-йо!– корчмарь стукнул себя ладонью по лбу, оборачиваясь к купцу – Это видать сват мой отличился! Вот-жешь, пьяная рожа! Не волнуйтесь, уважаемый! Не пропадет ваш конь! Ворота-то на выход до обеда закрыты! Щас мигом догоним! Готька! Готька, дуб ты глухой, иди сюда сейчас же!

На зов корчмаря тут же явился дюжий детина и, получив наказ «догнать, схватить, не выпускать», бегом ринулся за ворота.

Корчмарь был занят успокаиванием обиженного гостя. С минуту послушав «Простите, ветра ради!Вот же пьянь! Своего коня дома оставил, а с залитых глаз перепутал!» и «Да у нас конокрадов, хвала ветрам, никогда и ни за что», я решила подождать травника на улице. Мало-ли, кто из посетителей, что увидел. Не хватало мне еще обвинений в сообщничестве. Солнце, пытаясь отыграться за последние теплые деньки, жарило с утроенной силой. Народу на улице было мало. Все перебрались или в дома, или под ярмарочные глухие навесы. Отсюда до рынка было довольно далеко, и гул торжища долетал как сквозь плотную завесу. В пыли под воротами рылись куры. Об привратный столб терся рыжий кот. По улице, перебирая в кулаке монеты, навстречу мне шла знакомая уже гадалка.

Девица настолько увлеклась подсчетами, что обратила на меня внимание только врезавшись в услужливо подставленный бок. Вздрогнув, подняла глаза, завизжала и, подобрав юбки, бросилась наутек. К такому повороту событий я была готова и, взмахнув хвостом, ринулась следом. На пустой прямой улице шансов у нее почти не было. Заслышав за спиной топот копыт, гадалка прижалась к забору и истерически заверещала:

-Ой пусти, пусти! Я тебе ничего не сделала!

Я ее, конечно и не держала, но за бездарно потраченный медяк было почему-то очень обидно

-А догадать!? Я тебе, между прочим, деньги платила!

-Да не нужны мне твои деньги. На! Забирай! Все забирай, только пусти!

Взмах рукой и, блеснув на солнце, медяшки осыпались в пыль.

Я на всякий случай отошла на пару шагов, припадочная она какая-то! Гадалка, воспользовавшись моментом и не сводя с меня глаз, начала медленно отступать вдоль забора.

– Не живая ты! – ее глаза расширились – Свием меченная! Не живая!

Девица бросилась наутек, оставив меня отплевываться от поднятой длинными юбками пыли.

Солнце спряталось, вдоль улицы прошел холодный сквозняк, заставив зябко вздрогнуть всей шкурой. Стало неуютно и немного страшно…

-А-а-а-а!!!

Самое глупое, что можно сделать в такой момент – хлопнуть меня по крупу!

Я в панике отбрыкнулась и, обернувшись, увидела прижавшегося к забору Грая.

-Ты чего? – выкрикнул он обиженно, на минуту превращаясь в испуганного подростка.

-Ничего. – я мрачно кивнула в сторону, куда убежала девица – Ты говорил, никто не увидит, что на мне морочье?

-Ну да, не должны. – Парень почесал макушку – А что?

История с гадалкой его не удивила. Мне еще и лекцию выслушать пришлось «О разных народностях и проявлениях магического дара» Впечатлила меня только концовка пламенной речи в стиле: «Да кто же им, бродягам верит». Травник меня успокоил, а то я уже начала представлять себе толпу селян с кольями и выкриками «На костер ее, свиево отродье!»

От переживаний у меня разыгрался такой аппетит, что пирожки, сиротливо лежащие в желудке даже и не вспомнились. Еще с пять минут я кокетливо отнекивалась от обеда именно в данной корчме. Пришлось, краснея, рассказать недоумевающему травнику историю с конокрадством. Подождав, пока парень просмеется, я собрала валяющиеся на дороге монеты, и мы отправились к следующему едальному заведению.

Обернувшись у поворота, я заметила в дальнем конце улицы довольного Готьку с каурым конем в поводу. Словил-таки свояка хозяйского!

Глава 12

В этой корчме был вход для кентавров, и даже некоторые столы рачительный хозяин сделал чуть выше остальных, что, впрочем, не удивительно, ведь местная кентаврийская община одна из самых крупных в стране. Круж, пожалуй, единственный городок, где люди и кентавры прекрасно уживаются к взаимному удовольствию и выгоде. Ежегодные ярмарки приносят немалый доход казне, и местные земледельцы давно освобождены от уплаты налогов в счет небольшой ежемесячной поставки продуктов к королевскому столу. Да и близость к столице сказывается. Местной общине частенько достается благ с плеча Нурия II. Известный гурман и ценитель тонких блюд, король так радеет о своем желудке что, порой идет на совсем невероятные уступки. Слыхано ли дело, когда по позапрошлому лету почти два месяца не было дождей. На Круж столичные маги призывали персональную тучу, и лишь потому, что их величество побоялся остаться без зимних запасов консервированных овощей. А сколько новых сортов моркови тут выведено! А тыквы местные вообще по всей Каврии славятся. Необычайно лежкие, со сладкой душистой мякотью и огромными пузатыми семечками. Я аж зажмурилась от удовольствия, вспоминая их вкус. Эх, да что говорить, даже девушки на улице разодеты так, что к Антарскому двору допустить не стыдно. Богатый городок, сытный.

Корчму, в которой мы сидели, столичные веяния тоже не обошли стороной. По стенам, по последней моде рисунки с деяниями Ветробога и подвигами пасынков его. На окнах легкие занавесочки. Посуда и та стеклянная. Видимо за порядком хозяин очень следит, раз не боится, что в пьяной драке побьют завсегдатаи дорогое стекло. Хотя грозная рожа быкообразного охранника на входе оному порядку немало способствуют. Недостаток в «Кружке радости» был только один, но глобальный! О корчмаре по имени Ароня тут никто никогда не слышал. Схваченный Граем за полу куртки синеносый завсегдатай, попивая проставленное ячменное пиво, с удовольствием рассказал нам обо всех окрестных питейных заведениях. Да не просто рассказал, а с подробностями и ценными указаниями в стиле: «Ежели с похмела без денег мучаешься, то к Хорьке в «Светлый день» иди. Он завсегда в долг проставит. А коли с бабой посидеть, пылюку в глаза ейные запустить, то у тетки Проши в «Пирожках» хорошо. Жаль только, окромя взвара травяного там ничего покрепче не наливают». Споив словоохотливому мужичку три кружки ячменного, мы составили список всех корчмарей и хозяев едальных заведений, но про искомого Ароню так и не услышали. Настроение мое портилось с каждой минутой. До прихода в Круж у меня еще теплилась надежда, что удастся выяснить, на кого была заготовлена шкатулка-ловушка, в которую я так неосторожно влезла. Не знаю, правда, что мне дало бы знакомство с этим Ароней, но теперь исчезла даже та маленькая искорка надежды на лучшее.

В ожидании заказа я водила рукой по столу, рассматривая прожилки в потемневшей древесине…

Наверное, только теперь, начала понимать, почему Грай водил меня по лесу, прежде чем выйти в город. Не знаю, как я себя вела бы, если не было этих дней. Когда не понимаешь происходящее и перестаешь воспринимать окружающий мир, можно натворить много дел. Как ни странно, в голове теперь спокойно уживаются мысли о морочье и планы на дальнейшую жизнь. Так, раненый хищником охотник умудряется добраться до селения, не думая о своем ранении как о возможной смерти. Кажется, память загнала страшные воспоминания поглубже и не пускает их в существующую жизнь. Даже от Грая я перестала шарахаться. Хотя, чем я лучше его? В любой момент могу перестать быть собой и тогда, сорвется с цепи морок. А силы у меня ни мало. Куда пойдет бездушное тело, что натворит? Ведь и убить кого смогу, если под копыта в неурочный час попадется. Хотя, не я уже буду… Сейчас я понимаю магов. Каково, каждую минуту знать, что можешь превратиться в смертоносное орудие. Когда чувствуешь себя загнанным зверем. И каждый считает в своем праве сдать тебя властям, или просто убить. Именно в такие моменты неимоверно хочется быть как все! Я, наверное, сейчас все отдала бы за то, что б просто оказаться дома. Пить взвар с блинами. С Весеной гулять, с матушкой о соседях судачить. Да я даже коров пасти согласна! Хоть до конца жизни! А теперь… Сколько ее той жизни осталось? День? Год? Больше? Как же хочется просто жить!!!

-Заказ!

На стол плюхнулась миска с варевом. Кислая мина подавальщицы не то что бы напрочь отбила аппетит, но удовольствие от обеда подпортила. Дверь корчмы заскрипела, впуская новых посетителей. Я было дернулась, но Грай, окинув вошедших взглядом, флегматично уткнулся в содержимое своей тарелки. Не обнаружив повода для паники, я с интересом уставилась на рыцарей. Оба молоды, вряд ли разменяли больше двадцати пяти зим. Статные. Смотрят уверенно. Сказывается орденская выправка. Красавцы какие! Наверняка все окрестные девушки вздыхают томно. Вон, даже подавальщица, немолодая уже грузная тетка, зарделась как девица, когда один спросил про свободный столик. Да еще заказ с такой скоростью притащила, что аж завидно. Своей тушеной капусты я дожидалась почти полчаса, а на попытку возмутится подавальщица невежливо меня отбрила. Мол, время обеденное, посетителей много, кто кушать хочет, тот ждет и не бурчит.

Пристроив у стола меч, один из парней повернулся к собеседнику, отбрасывая прядь волос за ухо. На шее рыцаря проступали пять тонких шрамов, напоминающие рыбьи жабры. Такие шрамы наносили всем оруженосцам, принимая в рыцари. Считалось, что это последние раны в жизни, которые член ордена может оставить неотомщенными. Иногда только, если юношу с измальства готовили к какой-нибудь великой цели, шрамы наносили не на шею, а на спину, или еще на какое не заметное место.

Тогда, во время блужданий по лесу, я таки поинтересовалась у Грая не рыцарь ли он. Демонстрация чистой шеи меня не удовлетворила. Парень плюнул, повернувшись ко мне спиной, задрал рубаху и хмуро поинтересовался: «Штаны снимать?» Штаны я разрешила оставить при себе. Тем более, на тот момент принадлежность травника к ордену меня интересовала меньше, чем собственное морочье.

Теперь же, наблюдала, невольно сравнивая с ними травника.

Я ошиблась изначально, посчитав Грая подростком, недавно сменившим имя на взрослое. Да и немудрено. При одинаковом возрасте по сравнению с ними травник выглядел недокормленным цыпленком на фоне хищных ястребков. Может дворянская стать так сказывается или долгие годы обучения в ордене? Но было в рыцарях что-то неуловимое, особое, заставляющее опускать глаза, словно пытаешься узреть что-то тебя недостойное.

Грай слегка поморщился, когда один из парней громко рассмеялся.

Я понимала, каково ему. Тогда в лесу я почти не прислушивалась к рассказам травника. Теперь же в спокойной корчме память услужливо вытаскивала из закромов подробности его истории.

***

Отец Грая, мелкопоместный дворянин, был совершенно не в восторге от желания сына стать «пасынком ветробожьим». Старшинство при наследовании было не важно, но в семье, кроме Грая было пять девочек. Роль единственного сына накладывала определенные обязательства. Мальчик сызмальства грезил рыцарями, подвигами во имя ветробога, и всеми силами стремился к осуществлению своей мечты. Наконец, ветра услышали его молитвы. В год, когда Грай пережил свою двенадцатую зиму, появился на свет его младший брат. Рождение еще одного сына восприняли как знак свыше. Отец, который теперь не боялся остаться без наследников, отпустил-таки мальчика в орден.

Мечты начали сбываться. Более истового радетеля традиций, чем Грай, первого и в учебе, и в молитве, надо было еще поискать. Девять зим исправно нес службу, добился звания личного оруженосца Риммета, главного учителя боя. Умение юноши владеть оружием отметил на ежегодном смотре сам Торий, старший магистр. Посвящение было уже близко, и дальнейшая жизнь виделась в самом ярком и радужном свете.

Все рухнуло в один миг. За день до посвящения в комнату к Граю постучался Риммет. Парень был немало удивлен тому, что мастер боя, прежде не снисходивший до дружеского общения сам напросился на откровенный разговор. Рыцарь долго беседовал, расспрашивал о доме, о родителях, об отношениях в семье. Уходя, крепко обнял юношу и пожелал смирения и веры в свои силы. Несмотря на теплую беседу, на душе у Грая остался неприятный осадок

Посвящение началось с первыми лучами солнца. Юноши, доказавшие верность ветробожьим заветам и ордену, собрались в центральном зале замка.

Торий, магистр – комтур Ортанского замка произнес приветственную речь. Напомнил оруженосцам о возложенной на них великой ответственности и лично взял в руки ритуальный нож. Один из старинных артефактов ордена. Клинок из рога единорога. Почти прозрачному белесому лезвию приписывали необычные способностей, как-то: распознавать яды в пище и прекращать их действие. Грай, будучи еще простым зрителем на прошлом посвящении видел, как оно почти мгновенно очищалось от крови, наливаясь розоватым свечением силы. Тревога, радость, необычайное воодушевление захватили всех юношей в зале. Еще несколько минут и на их шеях появятся рыцарские шрамы, и новые пасынки ветробожьи явятся в этот мир.

По правую руку от комтура на невысоком постаменте светился «камень крови». По традиции перед наложением шрамов необходимо было доказать свое высокое происхождение. Камень к каждому посвящению зачаровывал один из столичных магов. Достаточно было одной капли крови, что бы узнать достойный ли муж вливается в ряды «пасынков». Иглу, для ритуала по не писаным правилам добывали сами оруженосцы. Свою, Грай еще полгода назад, за большие деньги заказал у кузнеца в ближайшей деревеньке. В ночь перед посвящением долго острил о кусочек точильного камня. Теперь, иголка слегка холодила ладонь, придавая уверенности в своих силах.

Как только солнечные лучи проникли в высокие замковые окна, герольд возвестил начало церемонии.

– Антер из Вереи!

И вот уже первый из шеренги медленно подходит к камню, прокалывает палец, прикладывает. Мерцающая голубая вспышка возвещает об истинном дворянине. Пористая поверхность впитывает кровь, навсегда сохраняя память об оруженосце. В любой момент маги могут узнать жив ли пасынок или уже навсегда ушел к ветрам. Нож в руках Тория движется к шее юноши. Шрамы нанесены и один из помощников набрасывает на плечи новоявленного рыцаря плащ младшей ступени. Сколько еще времени пройдет, пока юный рыцарь сможет занять достойное место в жизни. Может, станет членом старшего круга или паладином, а может героически погибнет, совершив множество подвигов во славу ветров и ордена. Время покажет, а сейчас…

– Юшин из Антары.

– Иштор из Галиты

– Тувен из Тиора

Все быстрее движется клинок в руках Тория. Светится, почти не переставая, камень…

– Грайрен из Шанта

Как во сне, на подгибающихся ногах, Грай шагнул на встречу своей судьбе. Тонкая игла обожгла палец. Капля крови разбилась о черную поверхность камня…

Секундное замешательство присутствующих сменилось недоумением. По толпе зашелестел легкий шепоток: «не прошел», «не светится».

Последний раз такое происходило здесь зим десять назад.

Еще не осознавая случившегося, Грай уколол еще раз…. И еще…

– Грайрен из Шанта не может быть посвящен, ибо не является дворянином по рождению!

Голос герольда вывел парня из оцепенения.

-Нет! Не может быть! Мой род один из старейших в Каврии! – Грай вонзил иглу поглубже, рванул, раздирая ладонь. С размаху шлепнул окровавленной рукой по камню – Да светись же ты! Светись! Светись!!!

Через несколько минут, бьющегося в исступлении юношу скрутили и силком вытащили из главного зала. По камню, пачкая поверхность, медленно стекала кровь.

Не состоявшийся рыцарь сбежал этой же ночью. Не дожидаясь сочувственных взглядов от вчерашних друзей и презрительных от всех остальных. Не дворянин! Единственное, что его теперь ожидало – звание оруженосца до конца дней своих. Хотя «звание» это слишком гордо. Грай видел прислуживающих в замке не молодых уже мужчин. Многие из них считались оруженосцами. Крестьяне, порой, отдавали детей в орден. Проявив особые заслуги звание оруженосца мог получить даже простолюдин. Но не благородным дорога в рыцари закрыта навсегда. В худшем случае слуга, в лучшем – оруженосец до седых волос. Боевое искусство в ордене преподавали в полном объеме, и любой обучившийся встанет на защиту веры Ветробожьей, в случае войны. Только вот уже двадцать пять зим, как Каврия ни с кем не воюет и не будет, памятуя о последней «Не начавшейся».

Молодые рыцари уже через пару дней разъедутся по провинциям, получив задания ордена. Их ждут дороги. Сражения с магиками ренегатами. Подвиги во славу Ветробога. А его? Вечный воин ведра и тряпки? Сражения с паутиной в углах и тарелками на кухне? Битвы с тараканами и мелкие дрязги с остальными слугами? Но никто из этих людей не был не прошедшим посвящение. Такое случалось крайне редко. Юноша, который не прошел десять зим назад, повесился в своей комнате через два дня после ритуала. Грай отлично его понимал. Бурлила в душе горькая обида на весь свет, на свою несчастную судьбу, но больше всего на отца. И ведь шептались слуги по углам, что хозяйский сын слишком уж на карлу смахивает. Что затесалась в дом чужая кровь. Но как? Почему отец не сказал ему? Почему отпустил в орден, заранее зная, что посвящения не пройти? Хотелось спросить, понять, посмотреть отцу в глаза. Что он скажет? Как объяснит?

Парень знал, что его будут искать, но не слишком усердно. Как любого из слуг. К великим тайнам он приобщиться не успел, в высшие круги вхож не был. Да и какую ценность для ордена представляет оруженосец полукровка? Хотя, если найдут – наказание будет суровым. В подвалах замка достаточно темниц, для таких вольнодумствующих выскочек.

Юноша собирался недолго. Ценностей за годы жизни в замке не накопилось, и дорожная сумка наполнилась разве что наполовину. От принятия решения о побеге до осуществления оного, прошло меньше получаса. Спустившись во двор, Грай прокрался на конюшню. Проникающего сквозь маленькие окошки лунного света едва хватало, что бы разглядеть стены и не сшибать лбом стойла. Тревожно всхрапывающие лошади юношу мало интересовали. Там, у дальней стены за старыми поилками, дожидалась своего часа острая дага. Еще пару дней назад парень представлял, как гордо повесит её на пояс, ожидая, пока не скуют его меч. А теперь придеться прятать ее поглубже в сумку и как любому деревенскому олуху, ходить разве что с дубиной! Грай горько усмехнулся, пытаясь устроить оружие под запасной рубахой. Рукоять не помещалась, предательски выглядывая наружу.

– Все-таки решил сбежать?

Юноша взвился от раздавшегося в темноте конюшни голоса, выхватил дагу, до боли в пальцах вцепившись в рукоять.

-Кто здесь! – голос показался очень знакомым, – Мастер Риммет?

– Кто же еще? Я догадывался, что не захочешь себе такой жизни.

– Вы им скажете?

Грая захлестнула волна отчаяния. Против мастера он не пойдет. Бессмысленно. Не хватит мастерства и силы. А значит, утро придется встретить уже в темнице замка.

– Представь себе, нет. Я не зря учил тебя. – Лица в темноте было не видно, но Граю показалось, что рыцарь ухмыляется – Надеюсь, ты сможешь сам построить свою судьбу, мальчик.

– Спасибо, мастер. – Грай топтался в нерешительности не представляя, что делать дальше – Ну я пойду, наверное?

– И как ты, интересно собирался выйти за ворота? Или думаешь, что караульные не знают, когда и сколько слуг должны идти в деревню?

Грай потупился. По правде говоря, он и надеялся проскочить вместе со слугами, отправившимися за провизией.

– Пойдем. Я проведу. – Риммет развернулся к выходу из конюшни. После секундного замешательства юноша последовал за ним.

Караульные на воротах особого интереса не проявили. Мало ли куда мастер с учеником собрались с утра по раньше. Может задание ордена выполнять, или обет какой ветрам даден. О том, что Грай посвящение не прошел им уже известно, но в лицо-то каждого оруженосца не упомнишь.

Разошлись в ближайшей роще. От пары злотов выданных на дорогу отнекаться Граю не удалось. Обычно немногословный и сдержанный Риммет тепло попрощался с юношей, пожелал удачи и Ветробожьей опеки над судьбой.

Прошагав с версту парень обернулся. Громада замка возвышалась на фоне начинающего светлеть неба. С востока наползала тяжелая синяя туча, заслоняя рассвет грозовой мощью. Вот уже молния высветила прилепившиеся к замковому холму деревушки. Над головой заполошно застрекотала сорока. Юноша досадливо шикнул на паникершу. Упрямо тряхнул головой и развернулся спиной к Ортанским стенам. По веткам ударили первые капли. Ветер пахнул дождевым холодом и свежестью.

Рассвет застал Грая уже на тракте

***

Следующую неделю парень упрямо пробирался домой. Деньги, подаренные Римметом, очень пригодились. Хватало и на еду и на ночлег в селениях. Из одной маленькой деревушки парень панически удрал, узнав, что в доме старосты квартируются рыцари. С испуга решил, что за ним облава, и орден по каким-то причинам не поленился послать поисковый отряд через половину Каврии. В тот день ночевать пришлось в лесу. Добраться посветлу до Залесья Грай не успел. Намаявшись за день сам не заметил, как из чуткой дремы, провалился в наикрепчайший сон.

Огонь жадно слизывал потрескивающие веточки. И чем меньше становилось пятно света, вокруг догорающего костра, тем с большим интересом сверкали в ближайших кустах звериные глаза.

Он очнулся в последний момент. Когда железным капканом смыкались на шее волчьи клыки. Понял, рванулся в диком желании выжить. И успел только почувствовать, как изнутри поднимается горячая волна боли. Как на грани безумия бьется сознание, и стирает, сжигает мысли, чувства, ощущения яростное пламя.