Резко остановившись, дернула травника за плечо

– Грай! Понюхай, тут пирожками пахнет. Деревня где-то близко.

Парень принюхался.

– Не чувствую. Тебе не показалось?

– Да нет же! Ну вот, только что был запах.

Травник старательно засопел.

– И правда пахнет! Итка, мы выбрались, кажется!

Еще с полчаса мы сновали по округе, стараясь понять, откуда тянет сдобой, пока, забравшись на очередное дерево, травник радостно не завопил: «Нашел!» Но, увы, это была не деревня, а лесной хутор, спрятавшийся за массивным забором из цельных древесных стволов. Подходить близко мы не стали. Живущие в лесу люди обычно подозрительны и недружелюбны. Иначе и нельзя в хищной чаще. Идею напроситься на взвар с пирожками пришлось с сожалением оставить. После недолгих раздумий решено было отправить Грая раздобыть что-нибудь съестное и узнать дорогу в ближайшую деревню.

Парень попытался было заикнуться «Почему я?». После чего мне пришлось объяснять, что если одинокого путника еще пустят на порог, то на одинокую кентаврийскую девицу наверняка спустят собак. Потому как все знают, что девицы у кентавров по одиночке не ходят, если только не наемничают или не разбойничают. Никому не охота, открыв ворота одинокой девушке получить еще и врывающуюся во двор толпу разбойников, которые до поры отсиживались в ближайших кустах. Меня наверняка попросят предъявить через дырку в заборе наемничью грамотку. И не получив оной, в лучшем случае пошлют к Свию, а в худшем – пошлют через эту дырку стрелку поострее, что бы уж наверняка убедиться в моей неопасности…

– Хватит! Хватит! – замахал руками травник – Я уже иду. И вообще, тут весь лес насквозь видно. Разбойникам просто негде спрятаться.

– Вот ты это хозяевам и объяснишь, – я слегка подтолкнула парня коленом в спину. – Эй! Стой! У тебя деньги-то есть?

Травник обернулся.

– Были до того, как я с разбойниками пообщался.

– Держи, – вытряхнула из кармана серебрушку, – пригодится.

Я притаилась в ближайшей роще. Парнишка добрался до ворот, постучал, и довольно быстро его пустили внутрь. Долго общаться, правда, тоже не стали. Я не успела соскучится и только развернула карту, как ворота грохнули и показался довольный Грай. Добычей травника стали: краюха хлеба, полкруга козьего сыра и связка сушеных лещей.

– Ты бы еще бочку селедиц прикатил, – буркнула я, – мы же обопьемся потом. А пирожками хозяева не захотели поделиться?

– Хорошо, что тумаками не поделились, – усмехнулся травник. – Мужик мрачный и медленный, как свием стукнутый. Стоит и молчит. Ну, я поесть попросил и монету протянул. Мужик молча взял, сходил в дом, еду мне в руки сунул, медяшки на сдачу ссыпал и на ворота указал. Я про деревню, мол близко ли и куда идти, так он на закат ткнул и головой медленно так кивает. Не то немой, не то и правда стукнутый. Еще и воротами мне вслед грохнул, я аж подпрыгнул. А еще вот!

Парень, поежившись, вытащил из под куртки туес с водой.

– Уф! Холодная! До деревни вроде как близко, так что от жажды мы умереть не успеем. А рыбка, понюхай, как пахнет!

Пахла рыба и правда аппетитно, но есть ее было невозможно. Хозяин мало что не пожалел соли, так еще и просушил ее до такой степени, что мне казалось, что я пытаюсь вгрызться в цельный соляной камень. У нас в общинном погребе стоял такой. Полупрозрачная глыба соли, по размерам с половину меня. Скидывались на его покупку всей деревней, сообща же и ели, отколупывая маленькие кусочки и истирая в ступке. В доме у нас всегда стояла мисочка с солью.

Грай великодушно отдал мне большую часть хлеба с сыром, быстренько проглотил свою порцию, выпросил у меня карту и увлеченно уткнулся в мелкие подписи.

– Ит, смотри. Если вот этот хутор, а идти нам туда, то до Морочиц всего-то ничего.

Я заглянула в карту. Неплохой мы крюк дали. От тех Морочиц только до Кружа почти день пути. Но хоть нашлись, где мы вообще есть. Каких-то пару дней и я дома буду! Пусть даже смотреть будут косо, мол, шастала свий знает где, ну и пусть! Пусть даже на Мийку с Ритием любоваться придется. Ветра им попутного и дороги легкой. Главное,что я дома буду, с мамой. И что бы меня еще раз куда ветры понесли!? Нет уж! Нагулялась!

Деревню мы нашли уже по темноте. Да и то, только благодаря Граю, услышавшему вдалеке собачий брех. На него и вышли. Ворота уже закрыли и стучать было бесполезно.

После ветробожьего дня с темнотой ворота деревень закрываются, и даже своим запоздавшим охотникам приходится ночевать за оградой. Потому как начинают гулять по земле мороки.

Свий еще не достаточно сил набрал, чтобы с гор вырваться, а вот слуг своих уже выпускает. И носят мороки беды и болезни, пакостят всячески человечьему роду, и новых слуг набирают, кого обманом заманивают, а кого наградой большой соблазняют. Хотя, это совсем сердце черное нужно иметь, чтобы самому согласиться в услужение Свию податься.

Так что, старались сельчане от зла заборами оградиться и еще умаслить мороков всячески. У нас в Топотье, например, на алтарь за воротами петуха зарубленного клали, после свадеб всех.

Мол, возьмут мороки подношение и отступятся от деревни. И брали. Еще ни разу на месте жертвы по утру не оказывалось. Правда следов лисьих вокруг было столько, что в мороков даже я слабо верила. Но откупались все. Кто пряжей, кто мукой, короче, смотря чего в деревне больше было. Вроде и не всем верится, а на душе спокойнее как-то.

Побродив вокруг селения, мы наткнулись на покосившийся сарайчик. Я аж погарцевала вокруг от радости. Хоть не в чистом поле ночевать. Тут переждем, а завтра в деревню. Поесть купим, и в обратную дорогу. Домой!

Грай распахнул дверь и шагнул внутрь. Пару минут ничего не происходило, потом посреди сарая вспыхнул яркий язычок пламени, высветив лицо травника.

– Заходи, я свечу зажег.

– Ой, а у тебя откуда?

Витая серебристая свечка скорее всего была дорогой медленной. По три дня такие свечи горят, но и стоят, ого-го!

-А зажег ты чем? – не унималась я.

-Ита, слушай. Мне не до разговоров сейчас, давай поспим, а? Весь день на ногах. А утром я тебе все, что захочешь, расскажу.

Дверца сарая запиралась на хлипкую щеколду, в углу прела кучка сена, на которую Грай тут же свалился, довольно высказав: «По королевски спать-то будем, с постелями и засовами.»

Разговорить травника мне не удалось. Уставший парнишка на все вопросы только пробурчал «Свечу оставь, пусть горит» и постарался зарыться поглубже в сено.

Я легла прямо на землю. Прохладно, но болезнью не грозит. Здоровья-то у меня поболее, чем у Грая будет.

Сразу заснуть не получилось. Бывает так, что какая-то мыслишка занозой ворочается на краю сознания, не давая провалиться в забытье. Еще и травник раскатисто захрапел, спугивая остатки сна. Но хоть мысль словила. Как-то ни к чему наш сарай тут стоит! Скотину за забором держать не будешь, сено хранить тем более, а для чего? А если…? Страшная мысль прошибла, как молоньей. Деревня, Морочица, что у нас морокам-то приносит? Я судорожно перебирала в памяти теткины уроки. У нас петух, в Круже ткани, а тут чем богаты? Овец они разводят! Шерсть в столицу на продажу идет! А где удобнее овечку морокам отдавать-то? В сарае, в чистом поле!

Подхватив свечу и согнувшись, прошла по сараю, вглядываясь в усыпанный трухой пол. Так и есть! В одном из углов нашлась запекшаяся лужица крови, присыпанная соломой. Мороков я не особо боялась, а вот поужинавшее со вчера овечкой лесное зверье запросто может вернуться к сараю, для продолжения праздника. Подтверждая мои опасения, вдалеке раздался заливистый вой…

– Грай! – я рванулась к парню, – просыпайся. Там воет что-то!

Травник вскочил моментально, как и не засыпал.

– Ты чего полошишься, где, что там тебе воет?

К сбивчивым объяснениям он отнесся очень серьезно. Подкрался к двери, притаился, прислушиваясь к переливчатому вою, и встревожено обернулся на меня.

– Ита?

– Да? – Я внимательно подалась к травнику.

– Кажетcя, там волчень!

– Что?

От неожиданности попыталась споткнуться на все четыре копыта сразу, сердце пропустило удар или даже два.

– Грай! Какой волчень! Лето же еще! – меня начало мелко потрясывать всем телом.

– Итка, не трясись. Может, обойдется еще.

Как же, обойдется! Конец лета – сытная пора. И обычные волки, не учуяв вожделенную овечку, почти наверняка, обошли бы сарай стoроной, но только не волчень. Летом эти твари отсыпались в вырытых норах, изредка выбираясь подкрепиться, а с наступлением холодов входили в полную силу. Зверь немногим больше обычного волка, на него же и похож, но гораздо более сильная и хищная тварь. На людей первыми нападают редко, если только жертва не заведомо слабее. Хитрые. Нас в детстве байками пугали, как подраненный волчень три дня кружил по лесу за охотником, выбирая удобное время, чтобы напасть. И дождался-таки, пока несчастный мужик не отошел от костра в кустики…

И, наверное, единственный из лесных зверей, волчень может убить не для еды, а просто для своего удовольствия.

Вой резко затих.

– Грай, – я подалась к парню. – Но нас же двое. Он не нападет! Поостережется!

– Ита, не хочу тебя пугать но, кажется, придется отбиваться. Я травник, от меня нет человечьего запаха. И от тебя кстати тоже. Так что в том сарае, в котором вчера была одинокая вкусная овечка, ему теперь пахнет одинокой лошадкой.

Словно в ответ на его слова, дверь легонько спружинила, как будто пробуя на прочность ее толкнули мягкой лапой, следом раздался громкий стук…