Современную кроссовочную культуру можно представить как глобальный феномен с «полюсами силы», раскиданными по всему миру: кроссовочные столицы Нью-Йорк, Лондон, Токио, Амстердам и другие города, такие медиапроекты, как Hypebeast, базирующийся в Гонконге, и HighSnobiety c офисами в Берлине, Нью-Йорке и Лондоне, австралийский нишевый журнал Sneaker freaker, имеющий несколько региональных изданий, включая российское, американские и европейские компании по производству спортивной обуви, новые и старые рынки и т. д. Интернет, играющий колоссальную роль в жизни кроссовочной культуры, только усиливает это ощущения глобализации. Сегодня мы вполне можем говорить о глобальном каноне коллекционирования, точнее, о нескольких канонах — доминирующих представлениях о том, какие бренды и модели стоит собирать, за чем нужно охотиться. Можно также выделить и каноны коллективных практик, присущих сообществу энтузиастов кроссовок и во многом формирующих его. Этот канон определяет, какие события должны происходить в местном сообществе, чтобы можно было говорить о наличии в стране кроссовочной культуры.

В то же время глобальная кроссовочная культура, образ которой рисует интернет, складывается из множества локальных культур, обладающих своей спецификой. Разговор о локальных сообществах любителей кроссовок в разных странах — это всегда разговор о сочетании глобального и локального, взаимодействии, напряжении и противоречии между ними.

Мы также можем смотреть на историю кроссовочной культуры как историю старых сообществ и рынков и их влияния на новые, более молодые, на особенности этой культурной трансмиссии.

Эта глава книги посвящена российскому сообществу коллекционеров кроссовок. Как люди заинтересовались кроссовками и почему начинали их собирать? В чем особенность коллекционирования кроссовок в России? Как здесь взаимодействуют между собой глобальное и локальное? В каких отношениях находится местное сообщество с зарубежными коллегами?

В основу главы легли интервью с российскими коллекционерами кроссовок, большинство из которых можно отнести к первому поколению, или первой волне, а также с другими участниками сообщества: фотографами, кастомайзерами и сникер-иллюстраторами. Сделанные обобщения основаны на продолжительном наблюдении во время фандомных мероприятий (выставок, сникер-конвентов и т. д.), а также наблюдениях за онлайн-жизнью сообщества. «Первое поколение» коллекционеров — в данном случае условный термин, имеющий отношение скорее к самоощущению и самоопределению информантов. Это люди разного возраста, у них разный стаж коллекционирования (в среднем пять лет и выше, у некоторых — значительно дольше), но все они определяют себя как старожилов по отношению к новым поколениям любителей кроссовок, которые появляются уже в эпоху моды на кроссовки. Коллекционеры первой волны имеют авторитет внутри сообщества энтузиастов кроссовок как носители наиболее значительного символического капитала, выступают как лидеры общественного мнения и как хранители его локальной истории.

 

Вход в культуру

Российские коллекционеры первого поколения, как и их коллеги из других стран, входили в кроссовочную культуру по-разному: через интерес к баскетболу, культуру футбольных фанатов, музыку и кино, интерес к уличной моде, случайную покупку или находку, работу в компаниях, занимающихся производством или продажей спортивных товаров, и т. д. Многие из них имеют разное субкультурное прошлое, и в этом контексте спортивная обувь и связанные с ней истории становятся объектом общего интереса и точкой соприкосновения для, на первый взгляд, совершенно разных сообществ. Поэтому кроссовочную культуру также можно описывать как совокупность разных субкультурных сцен, для которых важным элементом стиля является спортивная обувь.

Дмитрий Оскес, соорганизатор выставочного проекта Faces & Laces и исследователь субкультур, выделяет чрезвычайное разнообразие этого субкультурного бэкграунда как одну из специфических черт российской кроссовочной культуры: «И из этого микса (субкультур) потихоньку рождалось целое движение, которое становится очень своеобразным нашим локальным явлением. В Европе такого нет. Там все разрозненны, а у нас получился большой концентрированный микс. Очень много пересекалось разных направлений, которые в Европе не пересекались никогда в жизни. И это происходило с нашим подтекстом, со шлейфом из 1980-х и 1990-х, как мы сейчас понимаем. Именно люди, которые в то время попали под это влияние и что-то делали в рамках этих субкультур, в дальнейшем являются основными действующими лицами в кроссовочном поле в „нулевые“ и „десятые“. Они делают какие-то проекты, становятся активистами, делают интересные штуки, открывают магазины, делают медиа, чтобы транслировать свои идеи».

Как правило, погружение в культуру, превращение в коллекционеров обуви и/или знаний о ней проходит в несколько этапов: первый интерес, часто связанный с приобретением необычной пары, затем знакомство с культурой, сформировавшейся вокруг кроссовок и корпусом знаний о них, и, наконец, осознание себя коллекционером. Этот процесс может занимать разное количество времени: как правило, для коллекционеров более старшего возраста этот путь оказывался более долгим в силу комплекса разных причин, о которых будет сказано ниже, а те, кто моложе, проходили его значительно быстрее.

«Когда в детстве у меня были кроссовки на липучках, во дворе это было событием. Обычные со шнурками были знакомы всем, а эта система — нет. И практически очередь выстраивалась, чтобы на них посмотреть. Брат двоюродный спрашивал: а вот у тебя adidas есть? У меня есть! А я даже не знал, что это. У одного паренька были китайские кеды „Кожаный мяч“, и он ими очень сильно хвастался. Хотя для меня это тогда была обувь и обувь. Это какие-то всполохи воспоминаний, отдельные моменты. Когда пошла первая волна брейк-данса, это середина 1980-х, я уже начал замечать, что люди танцуют в какой-то особой, специальной обуви. Шоком для меня было, когда в конце 1980-х — начале 1990-х в каком-то интервью участники группы „Мальчишник“ рассказали, что недавно купили каждому кроссовки за 100 долларов. Тогда 100 долларов — это была такая сумма невозможная! Потом у меня был качественный скачок. Я переехал в Германию, потому что у мамы появилась там работа. Там я пошел учиться в немецкую школу. В Москве люди тогда уже тоже начали играть в баскетбол, слышали, что есть такой Майкл Джордан, „Чикаго Буллз“. А там это все было доступно, по телевизору, было вокруг. И, наверно, таким позывом к коллекционированию стал тот факт, что я находился в стране, где вокруг полно было „джорданов“ и другой спортивной обуви. [Тогда] денег особо не было. Я учился зарабатывать, но откладывал на учебу, на ремонт квартиры. Я смотрел видео хип-хоп-артистов, но позволить себе такую обувь пока не мог. Очень надеялся, что это пока, и был прав. Какие-то кроссовки я тогда покупал, но мало. Новые „джорданы“ стоили 300 марок, это были самые дорогие кроссовки, а диск с музыкой — 30. Поэтому я больше покупал диски. Но именно тогда я заинтересовался кроссовками, и потом, когда уже начал достаточно хорошо зарабатывать, подумал, что нужно делать то, что нравится, и тратить [деньги] на то, что нравится» (Дмитрий «Габонская Гадюка» Егоров, главный редактор журнала «К. Е. Д.», первый главный редактор российской версии Sneaker Freaker, коллекционер).

«Я с детства смотрела НБА, баскетбол. Мой дедушка смотрел баскетбол. Это было классе в восьмом, наверно, мы смотрели баскетбол, и там играл Майкл Джордан. Дальше, наверно, нет смысла объяснять — с Джорданом все понятно. Потом ты узнаешь, что у него есть именные кроссовки, еще и в маленьком размере. Оттуда все и пошло. Но прямо „джорданы“ я купила [только] на третьем курсе, это был 2007 год. <…> Я жила в Геленджике, и у нас оригинала вообще не было. Поэтому я не могу сказать, что всегда любила кроссовки: где я могла видеть живьем такие вещи как „джорданы“? У нас даже профессиональных команд толком не было. А Майкл Джордан был вот — в телевизоре. Папа у меня ходил в рейсы, и тогда появлялась возможность что-то привезти. Так у меня появились „конверсы“, хотя тогда я не придавала этому особого значения. Ну классные, как-то так» (Ф., девушка-коллекционер кроссовок, Москва).

«Началось это в 2006 году. Я с сознательного возраста, лет с одиннадцати-двенадцати, очень плотно интересовался музыкой. Потом играл тяжелую музыку, начинал с трэш-метала, потом перешел к дэд-и блэк-металу. Тяжелая музыка — тяжелая обувь. Основной моей обувью тогда были Getta Grip и Dr Martens. Никаких изысков, тем более коллекционирования: была одна пара, которая носилась круглый год в течение нескольких лет, пока не снашивалась, потом ей на смену покупалась следующая такая же. Где-то в 2006 году я не то чтобы в связи с взрослением, но в связи с условиями нашего социума решил сменить свой стиль. Состриг длинные волосы, ну и с гардеробом надо было что-то делать. Параллельно я интересовался футболом и активно ходил на матчи. Появился интерес к субкультуре casuals. Грубо говоря, это манера одеваться британских фанатов. У них всегда в особом почете были кроссовки. Я начал интересоваться этой темой, выбирать что-то, что мне нравилось, чтобы было красиво. И со временем понял, что больше всего у меня пар adidas. Начал интересоваться, читать историю, находить крупицы информации в интернете. Тогда еще не было большого количества тематических пабликов, и все собиралось в основном на английских форумах, тематических сайтах, многих из которых уже нет. Можно сказать, что с этого и началось мое увлечение» (Максим Аске, коллекционер adidas).

«Начиная с совсем юного возраста, это было начало 1990-х, я был очень погружен в музыкальный андеграунд, интересовался абсолютно разной музыкой, не только хип-хопом. Это суперпопулярный миф, что кроссовки — это только хип-хоп. Ни в коем случае! Я старался разбираться в музыке, искал андеграундные вещи, был очень в это погружен. И начал обращать внимание на кроссовки. В начале 1990-х среди молодых ребят, подростков кроссовки являлись очень серьезным культурным идентификатором. Если ты носил кроссовки, ты был в теме, ты был прогрессивным человеком. <…> К тому моменту, когда я заинтересовался музыкой, я стал обращать внимание, что кроссовки для многих музыкантов являются главным артефактом. <…> Я понимал, что это часть музыкальной культуры, которой я интересуюсь, я не мог никуда от этого уйти.

Года с 1995-го я стал активно путешествовать и понял, что кроссовки — это суперпрогрессивно и они действительно определяют твои интересы, особенно для молодых людей. Я видел это и в Европе, и в Америке. Когда я поехал в Штаты, тот регион, в котором я был, те, ребята, с которыми я общался, они играли в баскетбол, но слушали супертяжелую музыку. Для них кроссовки тоже были желанным артефактом, так они определяли свою принадлежность к каким-то сообществам. <…> В какой-то момент я стал увлекаться уличной культурой. На стыке 1998-1999 годов я начал сам рисовать, застав вторую волную граффити-поколения. Там, естественно, кроссовочная культура [тоже] присутствует достаточно серьезно. В первом поколении это были в основном отголоски культуры черного рынка: фарцовщики, брейкеры, перекупка. Я все-таки из поколения 1990-х, когда у меня был доступ к одежде, к каким-то артефактам, которые тогда считались субкультурно важными для любого молодого человека. Сейчас все смешалось по большей степени, ты можешь носить, что угодно, это не так важно. Тогда было иначе, было очень важно, как ты выглядишь. Так получилось, что именно граффити-сообщество в 1999-2003 годах было, наверно, самым определяющим в андеграундной субкультурной моде в Москве» (Дмитрий Оскес).

«Раньше, когда я только начинал ездить на футбол, это был год 1998-1999-й, кроссовки — это было что-то пятое-десятое в гардеробе. В первую очередь все везли из Европы куртки, толстовки, кепки. Лучше у тебя будет мобильный телефон, чем какие-то кроссовки. Про них тогда никто не задумывался. Была классика: в основном белые, неважно, какой производитель. А спустя какое-то время наступил более сознательный возраст, и я начал обращать на эту историю больше внимания. Опять-таки, меня подтолкнула к этому не работа в крупной компании, а наличие своего небольшого шоу-рума. Мой товарищ постоянно спрашивал: почему ты возишь одежду, но у тебя нет обуви? В какой-то момент я обратил внимание на adidas. Это как раз был год, когда они запускали „винтажные“ „мюнхены“ в рамках линейки Consortium. Тираж был всего в пятьсот пар на весь мир, купить его было практически невозможно при цене в 120 или 150 у. е., скажем так, что на тот момент было немаленькой суммой, потому что обычный релиз стоит порядка 50-60 фунтов. Первые „адидасы“, которые я себе купил, — это были как раз „мюнхены“. Произошло это спустя лет десять» (Николай Кутилин, коллекционер adidas).

«Кроссовки я носил всегда, какой-то другой обуви было крайне мало. Я катался на скейтборде, потом это занятие забросил, но кроссовки стали повседневным жизненным кредо. В них удобно ходить на долгие расстояния. Первыми моими кроссовками были „эйр максы“. Они тогда были не очень популярны и очень мне понравились: красивые, что-то новое. Это был год 2004-2005-й. Потом постепенно я начал вливаться в эту кроссовочную историю, у меня стали появляться не только „эйр-максы“, но и какие-то баскетбольные модели. Про Saucony я узнал намного позже, году в 2009-2010-м. А свою первую пару Saucony я купил случайно и по необходимости: ехал на работу, мои кроссовки зажевал эскалатор, и подошва оторвалась. Они (Saucony) были очень дешевые, 1200 рублей, и мне показалось, что это самые удобные кроссовки в мире. <…> Я видел этот бренд раньше, но не придавал особого значения. Наверно, на меня влияла мода. А потом стало интересно узнать, что я ношу. Так я узнал, что это такая старинная американская марка, в России она продавалась тоже довольно давно. Буквально через неделю после первой я купил вторую пару. После второй пары я начал интересоваться историей марки. Плюс я всегда любил какие-то красивые сочетаний цветов. Стал искать в интернете и наткнулся на большой блок материалов, посвященных кроссовкам. Для меня было открытием, что есть люди, у которых сто, двести, тысяча пар кроссовок. Там я открыл для себя первые коллаборации — то, что сделано с каким-то магазином или брендом. Так я узнал, что есть кроссовки, выпущенные количеством двенадцать пар или сто пар. Для меня это стало шоком, и я сразу их себе захотел. Начал искать, и после пяти пар я понял, что это не просто ношение кроссовок, что мне нравится что-то редкое» (Андрей Саблин, коллекционер Saucony).

«Я с детства увлекался баскетболом и баскетбольной культурой. Когда ты увлекаешься этим видом спорта, ты обращаешь внимание на обувь, в которой играют баскетболисты, начинаешь интересоваться, что это за кроссовки, почему у этого такие, а у этого другие. Наверно, оттуда интерес и начался. Это был конец 1990-х — начало 2000-х. В то время многое было на видеокассетах с нарезками лучших матчей, плюс что-то показывали по РТР. Совершенно точно показывали финал НБА „Чикаго“ с „Ютой“. Но в основном это были переписанные кассеты. А когда появился НТВ+, матчи записывали, и их смотрели все практически сразу же. Плюс мы смотрели какие-то баскетбольные фильмы: „Точно в кольцо“, „Белые не умеют прыгать“ и т. д.» (Владимир 2rude4u, коллекционер Nike Air Max 95).

«Все началось с фильма „Адреналин-2“ и с кроссовок главного героя Чева Челиоса. До этого я вообще не увлекался никакими кедами, не знал о них почти ничего, но вот эти почему-то запали в душу. Оказалось, что такую модель именно в такой расцветке можно найти и приобрести, было бы время, желание и определенная сумма денег. <…> Свой размер я нашел на ebay аукционе, и по количеству ставок понял, что я не единственный, кому очень понравились NB670 в расцветке „Красные дьяволы“. Пришлось серьезно поторговаться, но в результате моя ставка победила» (Степан Будник, коллекционер New Balance в интервью журналу «К. Е. Д.», см.: К. Е. Д. 2012).

Как следует из этих историй, в фандом кроссовок, вопреки распространенному стереотипу, приходят не только через спорт и фандомы его звезд. Другие составляющие культурной биографии спортивной обуви — музыка, кино и субкультуры — обладают не менее, а, возможно, даже более мощным потенциалом рекрутирования новых сникерхедов.

«Я бы сказал, что [на наш с братом вкус к кроссовкам повлиял] не столько футбол, сколько просто английский стиль. Увидели, как англичане одеваются, потом пошли на футбол — и все завертелось» (Константин Силенко, коллекционер adidas).

В конечном счете можно сказать, что интерес к кроссовкам часто выступает как маркер интереса к современности и современной культуре вообще. Также можно обозначить и сферу интереса сообщества энтузиастов, которое формируется вокруг кроссовок. Комплекс знаний о кроссовках включает в себя не только историю спорта, но и историю современной музыки, моды, кино, субкультур и альтернативной культуры, историю потребления, принципов современного дизайна и т. д. Кроссовки действительно оказываются удобной точкой входа для разговора о более широких темах, так или иначе связанных с современностью и популярной культурой. Для кого-то из коллекционеров опыт спортивного болельщика и интерес к кроссовкам, их истории — это разные сферы личных увлечений. «Я в эту тему пришел довольно поздно. Есть ребята, которые смотрели на Майкла Джордана и знали, что у него крутые кроссовки и хотели именно как у него. Когда я был маленький, мне было все равно. Я смотрел на Майкла Джордана и только на баскетбол. Кто в чем играл, было до фонаря. Единственное, помню, что в детстве все время капризничал, потому что мне не нравилось, что покупают родители. <…> [Началось все,] наверно, с того, что в Финляндию съездил, купил два пары первых „эйр форсов“. Просто приехал в магазин, посмотрел, чего есть, выбрал, что понравилось. Знал, что в магазине кроссовки-шмотки, и ехал целенаправленно, чтобы себе что-то купить. Не знал, что именно купил, выяснил потом, постфактум погуглил. И потом пошло-поехало. Год точно не заморачивался на эту тему и просто покупал какие-то кроссовки. Потом, когда стал интересоваться, стал покупать уже то, что мне интересно» (Валера Good Foot, коллекционер, автор тематических видеообзоров).

 

Разные культуры

Российская кроссовочная культура моложе американской или европейской и испытала на себе влияние и той и другой. Справедливо говорить, что в России сегодня сосуществуют несколько подвидов или направлений культуры коллекционирования кроссовок, представленные разными типами коллекционеров. Две самые многочисленные категории — это коллекционеры американского типа, фокусирующиеся в основном на редких моделях разных брендов, и коллекционеры adidas. Еще одну специфическую группу локальной кроссовочной культуры составляют коллекционеры какого-то одного бренда не из «большой двойки» (то есть не adidas или Nike), например New Balance, ACICS или Saucony. В качестве примера можно назвать Russian Saucony Team, московскую группу из четырех коллекционеров одноименного бренда, чья коллекция кроссовок считается крупнейшей в мире.

Стикер российских футбольных фанатов на водостоке в Таллине. Фото Екатерины Кулиничевой

У разных школ, или направлений, коллекционирования кроссовок заметно различается сложившийся канон коллекционирования и практики, в том числе традиции самонаименования, а также субкультурное прошлое и площадки для коммуникации. Например, многие российские коллекционеры adidas вышли из среды футбольных болельщиков, на которых в свое время оказали сильнейшее влияние традиции британских футбольных фанатов. Они, как Гэри Аспден, фактически представляют кроссовочную культуру «с британской перспективы» и, как следствие, противопоставляют себя американской традиции коллекционирования. Коллекционер adidas Михаил Исток в одном из интервью критически заметил: «Вообще вся сникер-культура и сникер-коллекционирование до сих пор в России подразумевает под собой плохую копию того, что творится в Америке. Очереди за релизами, многочисленные коллаборации, комнаты, заполненные коллекциями кроссовок, — весь этот sneaker pom — пришел из Америки, и лично ко мне не имеет никакого отношения. Российские sneaker-эксперты в своих многочисленных статьях и интервью не отделяют европейскую terrace fashion от американской сникер-культуры. У нас все смешано в кашу, и, судя по всему, смысл заключается в том, сколько у тебя пар кроссовок, а еще лучше, если это будут лимитированные сникеры» (Sneaker Freaker 2010b).

Коллекционеры adidas, как правило, не относят себя к «сникерхедам» (хотя могут нейтрально относиться к самому термину) и воспринимают себя как отдельное сообщество со своей спецификой. «Сникерхеды коллекционируют „сникеры“, у них нет привязки к определенному бренду, они собирают просто редкие модели. Конечно, они вкладывают в это свой определенный смысл. Но это немножко не история людей, которые собирают adidas. Adidas в основном собирают люди, которые собирают винтаж. Собирая adidas, ты собираешь историю: определенные года, эпохи, ты видишь четкие различия в дизайне моделей. У человека в коллекции может быть десять одинаковых моделей, просто разного года выпуска. И по этой модели ты можешь отследить, как менялось что-либо (в дизайне). Плюс у adidas одновременно могли быть фабрики, допустим, в Румынии и Хорватии, выпускающие одну и ту же модель, и эти варианты вообще были друг на друга не похожи. Плюс некоторые фабрики работали по принципу создания обуви на локальный рынок. Люди, которые собирают adidas, они собирают именно такие вещи. Возможно, они будут стоять где-то в очередях перед каким-то релизом, который будет интересен с их точки зрения. Но по большому счету это не сникерхеды. Они не вовлечены в международные выставки вроде Sneakercon и т. д. Безусловно, „адидасовские“ кроссовки появляются на этих выставках, но чаще всего это какие-то маркетинговые истории вроде коллабораций. Что-то такое яркое, „жвачное“. А те же самые англичане могут отдать сотню фунтов за внешне невзрачную пару из замши, и только им самим будет понятно, в чем ее стоимость» (Максим Аске).

«Сникерхед — это понятие более европейское, нежели английское. Даже не европейское, а скорее американское. Это человек, который носит все марки. Так же как в Англии, они не понимают слово sneakers, они говорят trainers. Это разные культуры, нельзя это все мешать в одну кучу. Английская история вообще уникальна. Эта история всегда около футбола, трибун, ночных клубов, рейвов, движения casuals» (Николай Кутилин).

В качестве альтернативы наименованию «сникерхед» коллекционеры adidas могут использовать термины «адихед», «адифан» и т. д.

«Если говорить о терминах, я придумал еще такой — „трифойлизм“. От „трифойл“, эмблемы adidas и -изм, как в коммунизме, социализме и т. д. То есть жесткое отношение к спортивной обуви только как к кроссовкам adidas. Но он не получил хождения, им, может быть, только несколько человек пользуются» (Максим Аске).

К сникерхедам по схожим причинам могут не причислять себя и коллекционеры других брендов, даже американских.

«Сникерхед, если перевести, это „кроссовочноголовый“, человек, который разбирается в кроссовках. А я, кроме Saucony, в кроссовках не разбираюсь. Могу отличить третьи „джорданы“ от четвертых. Но именно чтобы разбираться… Допустим, я не могу отличить настоящие „джорданы“ от ненастоящих, не знаю совместных работ с кем-то. А в случае с Saucony я подделку отличу» (Андрей Саблин).

В то же время общая немногочисленность российских коллекционеров первой волны и энтузиастов со стажем приводит к тому, что, несмотря на очевидные различия, представители разных течений кроссовочной культуры не только знакомы друг с другом, но и могут пересекаться на одних и тех же мероприятиях и в интервью часто говорят друг о друге с уважением.

«Многие знают друг друга, общаются. Но мне кажется, что именно как культуры, как сообщества они разные. Да, мы объединены брендами. Нас объединяют кроссовки, но в целом эти культуры разные. <…> Я думаю, это не только в России, это везде так (нельзя нарисовать универсальный портрет любителя кроссовок). Это все равно что просто сказать, что человек — рэпер. А какой он рэпер? Они же все очень разные, и зачастую эти люди друг друга очень не любят» (Дмитрий «Габонская Гадюка» Егоров).

 

Почему люди собирают кроссовки?

Размышляя об импульсах, которые привели их в фандом кроссовок и положили начало коллекционированию, многие российские энтузиасты ссылаются на детские или юношеские воспоминания. Этот момент не является специфическим для России — многие зарубежные коллекционеры, в частности американские, также вспоминают о кроссовках, которые в детстве были для них объектами желания, но которые они не могли себе позволить.

Особое место такие воспоминания занимают в рассказах российских коллекционеров тридцати пяти лет и старше, имеющих личный опыт советского и раннего постсоветского потребления. Он подразумевал не только отсутствие личных ресурсов для приобретения вещи, но и ее принципиальную недоступность на локальном рынке, а также особый статус импортных товаров из капиталистических стран, стоящих в потребительской иерархии выше, чем вещи отечественного производства и производства стран социалистического лагеря (об этом см., например: Юрчак 2014).

«У нашего поколения рожденных до московской Олимпиады это, по-моему, попытка утолить вечный голод детства вокруг кроссовок. Это безумные очереди, родственники из Америки, присылающие какие-то сумасшедшие вещи, по тем временам считающиеся космическими, вырезание из немецких журналов типа Otto „жориков“, которые тогда считались чем-то недостижимым. И в моем представлении коллекционирование лежит в такой психиатрической области, во всяком случае у меня (улыбается. — Е. К.). Это попытка нагона радости из детства: появление коробки, открытие ее, шуршащая бумага, а там — не просто кроссовки, а кроссовки, которые поддерживают какую-то историю, в которую ты сам погружаешься и потом погружаешь всех окружающих» (Таш Саркисян, коллекционер).

«Я никогда не мечтал собирать кроссовки. Просто хотел, чтобы у меня были кроссовки этой марки. Я 1974 года рождения. При Союзе кроссовки и джинсы — это было совсем другое, не так, как сейчас. Родители у меня работали на заводе, никаких сверхдоходов у нас не было. Однажды папа получил премию 120 рублей, и мама купила мне по большому секрету индийские джинсы. Однажды мы с мамой в очередной раз поехали в Москву за колбасой, и в каком-то магазине давали румынские кроссовки. И мама мне купила. Они были красивые, красные, шикарные. Поэтому это было просто идущее из детства желание: чтобы у меня были кроссовки именно этой марки. Что-то в них зацепило. Они были другие: это был не Nike и не Reebok. Я ездил в Москву в институт, и со мной в электричках ездили ребята, у которых были фирменные джинсы и фирменные кроссовки. Они „утюжили“ — меняли иностранцам значки и марки. И у них был такой стиль одежды, и мне он нравился. Там я и увидел эту марку Saucony.

У всех в Russian Saucony Team похожая история. Среди нас нет детей дипломатов. Чтобы купить кроссовки, надо было откладывать полгода или год. У меня был одноклассник, папа которого служил в Германии и привозил оттуда жвачку, пластинки, и у него всегда были кроссовки. У него был 45-й размер ноги, на два размера больше, чем мой, но мы все, его друзья, по очереди носили его кроссовки. Андрюха постарше нас, и когда я смотрел на этих „утюгов“, он фактически таким „утюгом“ был и сам носил Saucony. <…> А потом, когда появилась финансовая возможность и все это стало доступно, я как-то снова обратил на это внимание. И так потихоньку пошло-поехало» (Сергей Ветров, коллекционер Saucony).

Хотя детские воспоминания играют важную роль, в целом коллекционирование кроссовок с точки зрения требуемых финансовых вложений и умения распределять ресурсы является скорее «взрослым» хобби, во всяком случае в России. Как минимум его можно назвать хобби раннего взрослого времени, когда экономические ресурсы уже позволяют человеку тратить определенное количество средств на приобретение экспонатов в коллекцию, но большая семья или собственный бизнес еще не требуют сокращать траты на дорогостоящие личные увлечения. Большинство российских коллекционеров первой волны начали собирать кроссовки, уже будучи взрослыми людьми, когда реализовать это увлечение позволили финансовые возможности.

«Первый признак осознания себя коллекционером — это когда ты сам начинаешь осознанно откладывать на это какую-то часть бюджета. Этот промежуток [для меня] был довольно большим, лет десять-двенадцать. Я всегда носил только спортивную обувь. Носить классическую обувь для меня настоящее испытание, когда приходилось выходить на сцену в классической обуви, эти пару часов для меня были всегда суровым испытанием. Но начал коллекционировать я, наверно, лет в двадцать пять» (Таш Саркисян).

«Первые Saucony я купил году в 1996-м. Я знал об этом бренде, но у меня таких кроссовок не было. Было желание иметь такие. <…> Уже потом, когда появилась финансовая возможность, я стал покупать Saucony из Америки. Потом стал читать интернет и познакомился с Моряком (Андреем Саблиным. — Е. К.). <…> Коллекционировать по-серьезному я начал года четыре-пять назад (около 2012-2013 года. — Е. К.) <…> У нас есть основная работа, где мы зарабатываем, а на кроссовки мы тратим. Понятно, что кроссовки по стоимости — это не автомобили и не часы, но иногда в чем-то другом себе откажешь, а кроссовки купишь. Вроде они стоили недорого, и это незаметно. Так и получилось, что их теперь триста штук. На каком-то этапе я стал вести учет: у меня все пары сфотографированы и написано, сколько я за них заплатил. Есть кроссовки по 20 долларов винтажные, которые никому не нужны, кроме собирателей, а есть те, которые (теперь) стоят 1500 долларов. Иногда, когда смотришь назад, страшно» (Сергей Ветров).

Кроссовки наряду с другими предметами коллекционирования можно отнести к объектам, позволяющим формировать сообщества по интересам и идентичности. Участие в фандоме спортивной обуви в зрелом возрасте помогает решать задачи социализации и важного для современного горожанина самоопределения через личные увлечения, а также позволяет найти признание и обрести авторитет за пределами профессиональной сферы, реализовать интерес к современной культуре. «Все что-то собирают. Почти любой человек. Открывашки, марки и т. д. Просто кто-то останавливается на десяти штуках. Вот у меня кроссовки. Я их много покупал, потому что в детстве не было возможности купить. А сейчас могу позволить и буду позволять. А потом это перерастает в „надо“, потому что, когда коллекционируешь, нельзя останавливаться» (Андрей Саблин).

Говоря о коллекционировании как инструменте социализации, мы будем иметь в виду в первую очередь поиск относительно малой группы единомышленников, которую человек может считать «своей», поскольку у более широкой аудитории коллекционирование кроссовок до сих пор часто может вызывать недоумение. Многие коллекционеры рассказывают, что пользователи в интернете иногда принимают их профили в соцсетях за страницы магазинов.

«Если брать обывателей, когда я говорю, что собираю кроссовки, для всех это шок. Как? Что? Как можно кроссовки собирать? Ну сколько у тебя пар? Двадцать-тридцать? Триста! Всегда можно поддержать беседу на эту тему, но в быту я знаю очень мало людей, кто собирает кроссовки. Мы всех их знаем, конечно. И все они в целом моложе, у них другой круг интересов. Ребята так про нас, наверняка думают: „Э, старичье“. Мы и стикер такой сделали: там такой мужичок с брюшком. Хотим сделать еще один, еще более стебный. Здесь, в России, нам особенно не с кем поделиться. Saucony — это же не Канье Уэст, никакого „хайпа“ вокруг этой марки нет» (Сергей Ветров).

Некоторые коллекционеры также вспоминают неоднозначную реакцию родителей на свое хобби. «Отнеслись так: ну ладно. Не голодаешь — покупай. Они, правда, до поры до времени не знали реальных объемов, пока не увидели. А когда увидели, это их повергло в шок (улыбается. — Е. К.)» (Андрей Саблин).

Однако мода на кроссовки и внимание популярной культуры к сообществу коллекционеров, как отмечают российские энтузиасты кроссовок, отчасти меняет положение дел. «Несколько лет назад, когда ты говорил, что собираешь кроссовки, на тебя смотрели как на дурака. Людям было непонятно, что ты делаешь? То ли ты магазин, то ли что… А сейчас все реагируют: ооо, это круто! Ты уже не выглядишь таким безумным» (Константин и Дмитрий Силенко).

По этим причинам для многих российских коллекционеров и энтузиастов кроссовок между первым знакомством с интересной спортивной обувью и ее историей и осознанием себя как коллекционера прошло ощутимое количество времени. У более молодых энтузиастов, родившихся во второй половине 1980-х — начале 1990-х, временная дистанция в целом зачастую оказывается несколько короче. Помимо личных обстоятельств, это также связано с особенностями российского рынка спортивной обуви, который по сравнению с европейским и американским является очень молодым. Большинство зарубежных брендов спортивной обуви из канонов коллекционирования пришли сюда только после распада СССР, и произошло это не сразу. По воспоминаниям коллекционеров первой волны, хотя фирменные магазины больших зарубежных брендов спортивной обуви начали открываться в Москве еще в 1990-е годы, редкие и интересные экземпляры кроссовок стали привозить в Россию только во второй половине 2000-х годов. Тогда же стали появляться нишевые магазины — важный элемент локальной кроссовочной культуры. Таким образом, кроссовки из общепринятого в мировом контексте канона коллекционирования появились в стране существенно позже, чем в США, Европе или Японии. «Когда я уже закончил институт, это были где-то 2005-2006 годы, в Штатах началась волна коллекционирования. Это меня заинтересовало. Я начал присматриваться к кроссовкам, которые тогда выходили. Тогда на волне были Nike SB, скейтбордические кроссовки. Я стал пытаться их купить, но тогда в Москве было только одно место, где это можно было сделать — магазин 7 Boardshop на Арбате, он давным-давно закрыт. Я покупал в Европе, когда туда ездил, заказывал в интернете, в одном датском магазине, например. И потихонечку начал собирать, коллекционировать. <…> В середине 2000-х в Москве даже кроссовочных магазинов особо не было. И первое время боялись привозить сюда какие-то кроссовки, даже примитивные Air Max, опасаясь, что они останутся на полках и никто их не купит. Где-то начиная с 2007-2008 годов потихоньку все начали развивать ассортимент. Когда в 2010-м начался „хайп“, все уже начали продавать их» (Владимир 2rude4u).

Нужно отметить, что коллекционирование кроссовок для российских энтузиастов из-за специфики рынка до сих пор связано с более серьезными временными и финансовыми вложениями по сравнению с американскими или европейскими коллегами. Особенности советского рынка спортивных товаров, где процент импорта из капиталистических стран был крайне невелик, а собственное производство не обеспечивало нужный уровень качества и дизайна, привели к тому, что в стране фактически отсутствует старый вторичный рынок коллекционных кроссовок такого же объема, как в Европе, США или Японии. Особенно чувствительным это обстоятельство оказывается для коллекционеров винтажной спортивной обуви, которые наиболее высоко ценят обувь, произведенную в период до 1994-1996 годов. Найти склад закрывшегося магазина с дедстоком старых моделей adidas, Puma и тем более Nike или ASICS внутри страны было невозможно, что ограничивало возможности увлекательного и непредсказуемого «поиска граалей» по европейскому или американскому образцу немногочисленными магазинами секонд-хенд или онлайн-барахолками. Основным видом «охоты за граалем» для российских коллекционеров часто становились поездки за границу.

«Это был ноябрь, мы поехали в Лондон на футбольный матч. Не знаю, как так получилось, но мы уже знали, что мы хотим. Пошли на Карнаби в adidas, я хотел переиздание „лондонов“ в расцветке Bern, но там их не было. В итоге зашли в size?, и они там оказались в продаже. В то время там были еще интересные пары: Munchen, Monreal, Jeans. Потом мы зашли в JD Sports, и там я купил еще одну пару на распродаже: TRX» (Константин Силенко).

«Когда я купил себе первые „мюнхены“, я просто в них влюбился. У меня до сих пор они лежат, у меня их уже, наверно, пар семь, включая те лимитированные, за которыми я охотился два года, чтобы найти свой размер. И в итоге купил. Сначала был зеленый цвет, потом я купил еще пять цветов — и пошло-поехало. Покупал я их в Германии, в очередную свою поездку в Европу, когда мы ездили на футбол. Я потратил несколько дней на то, чтобы прокатиться по городам. Дальше был релиз „Мальмё“ — это одна из культовых моделей сити-серии adidas. На тот момент их выпустили в шести цветах, продавались они в основном в Англии и в нескольких европейских магазинах. В тот момент я часто ездил в Англию и сразу же купил себе несколько цветов» (Николай Кутилин).

Однако поездки за границу для российских коллекционеров до сих пор сопряжены с трудным и часто дорогостоящим процессом получения визы. Соответственно, коллекционеры в России часто оказываются зависимы от зарубежных посредников и расценок на их услуги, цен на доставку из зарубежных магазинов и колебаний курсов основных валют (доллара, евро и фунта). Один из коллекционеров на вопрос, насколько сложнее стало собирать кроссовки в последние годы из-за экономических трудностей, ответил: «В два раза сложнее», имея в виду, что на момент беседы курс рубля к основным зарубежным валютам упал почти в два раза. Для некоторых коллекционеров экономические трудности 2010-х стали одной из причин, по которой они перестали активно пополнять свои собрания.

«Почему еще вся история с коллекционированием [для меня] сошла на нет: раньше 200 фунтов это было, грубо говоря, 10 000 рублей, это было как-то приемлемо, но в какой-то момент при росте валюты за 200 фунтов уже выходило 25 000 рублей, и тут уже подумаешь» (Николай Кутилин).

Экономический фактор очень важен для формирования таких новых кроссовочных культур, как российская. Некоторые кроссовки из канонов коллекционирования к моменту, когда в России стали появляться серьезные коллекционеры, уже стоили на вторичном рынке так дорого, что их было трудно или вовсе невозможно купить, поэтому есть категории спортивной обуви из канонов, которые в локальных коллекциях практически не представлены. Некоторые коллекционеры, в частности, отмечают, что в последнее время из-за экономической ситуации российские коллекционеры с точки зрения активности на рынке начали проигрывать азиатским коллегам, хотя еще совсем недавно опережали их.

Еще одной серьезной проблемой для России до сих пор является логистика. Появление доступного интернета дало многим исследователям повод сделать слишком оптимистичный вывод, что «любые кроссовки, новые или старые, теперь доступны по клику мышки» (такой точки зрения придерживается, например, Николас Смит: Smith 2018). Однако для таких рынков, как российский, это по-прежнему далеко не так.

«Когда мы начинали собирать [кроссовки], нужно было покупать из size?, через каких-то посредников, никто в Россию не доставлял. А в России был очень скромный выбор в adidas. Все люди так покупали. Было общение [в социальной сети] „В Контакте“, в группах. Были люди, которые могли привезти под заказ» (Дмитрий Силенко).

Некоторые коллекционеры отмечают, что в последнее время число магазинов, осуществляющее доставку в Россию, не только не увеличивается, а, наоборот, сокращается. Трудности создают и особенности российского таможенного законодательства с лимитами на не облагаемые дополнительными пошлинами зарубежные покупки и постоянными обещаниями их ужесточения.

«Был случай, когда я купил в Германии три пары кроссовок, они не прошли таможенный контроль, потому что сумма превышала лимит, и их отправили обратно в магазин. Потом мои друзья поехали в Германию, забрали эти кроссовки и привезли их сюда. Был случай, когда я купил кроссовки в Одессе, в Россию они не отправляли, мои друзья, поехав отдыхать, забрали кроссовки и передали их сюда через проводницу. Историй, с этим связанных, куча. Но у меня все, как правило, с хорошим концом» (Андрей Саблин).

«Если есть деньги, сложного нет. Бабло решает вообще все. Бывает стрёмно, что ты закажешь, а тебе г* какое-нибудь пришлют. Поэтому нужно сортировать места, где покупаешь. Если сильно переживаешь — покупай в каком-нибудь проверенном магазине. Если не „паришься“ — на ebay. Если не хочет человек продать в Россию, заказываешь на сайте посредника в Англии. Да, платишь чуть больше, но получаешь то, что хочешь» (Валера Good Foot).

Покупки за рубежом вслепую часто сопряжены с невозможностью воочию оценить состояние артефактов, рисками приобретения кота в мешке или другими непредвиденными осложнениями.

«Пара, которая была в Японии, когда приехала в Россию, рассохлась. Все из-за климата в Японии. Когда ты покупаешь японские кроссовки, то из-за повышенной влажности очень сильно сохнет подошва. И по сравнению с Америкой кроссовки оттуда умирают как-то в два раза быстрее. И потом приходится думать, как заменить подошву. Забавный факт, что в Японии нужно с осторожностью покупать что-то раритетное и старинное» (Владимир 2rude4u).

 

Темы

Хотя наличие у коллекции определенной темы или концепции в культуре энтузиастов кроссовок не является обязательным, многие российские коллекционеры считают это важным показателем «подлинности» увлечения. В условиях, когда кроссовки стали модными, наличие четкой концепции собрания кроссовок помогает отделить коллекционеров от простых модников — обладателей большого гардероба дорогой спортивной обуви.

«Обязательна ли тема? Мне кажется, это достаточно важный момент, он показывает, насколько ты в теме, насколько отдаешь себе отчет в том, что коллекционируешь, насколько ты себя этому посвящаешь. Почему на московском и питерском Sneakercon был популярен стенд с 95-ми Air Max — потому что там были только они. Тупо, прямо, в лоб: вот смотрите, чуваки. И люди подходили смотреть на разные „95-е“. Это не просто набор „джорданов“, которые может собрать и ребенок, покопавшись на ebay или походив по московским магазинам. С другой стороны, если ты только начинаешь коллекционировать, можно пробовать [разное]. С возрастом все равно меняются вкусы и предпочтения» (Владимир 2rude4u).

«Для меня коллекционер — это не тот человек, который покупает каждую выходящую модель, например „конверсов“, а тот, кто ищет что-то редкое. Интересно, когда ты не просто кроссовки собираешь, а есть какая-то тематика. Я могу даже понять, когда люди просто дорогие кроссовки собирают. <…> Мне кажется, это лучше, чем когда покупаешь все подряд. <…> Мне безумно нравятся полные коллекции, когда есть какая-то законченность. Например, все варианты какой-то модели. Я очень люблю, когда люди понимают, что они коллекционируют и зачем» (Дмитрий «Габонская гадюка» Егоров).

Наличие у коллекции темы и концепции в условиях новой видимости кроссовочной культуры служит подтверждением того, что человек живет собственным умом, а не ориентируется на шумиху вокруг кроссовок или моду, и российские энтузиасты кроссовок первой волны в полной мере разделяют это представление.

«Так во всем мире. А как в России? В России никак. Тебе могут нравиться все кроссовки. Точнее, тебе нравится то, что модно сейчас. Стержня нет такого, как в Германии, например, где люди интересуются чем-то одним, где есть тема. Вот в Германии, например, есть много людей, кто по молодости покупал в 1990-х серию Equipment, они продолжали носить эти кроссовки и в 2000-х. Когда adidas решил перевыпустить оригинальные расцветки серии adidas Equipment, в Германии эти кроссовки продавались моментально, у них даже вроде „кемпы“ были на них. В Англии тоже можно провести такую параллель: там любовь к обуви серии Terrace началась с 1980-х и люди, которым за сорок, до сих пор являются фанатами этой линейки, и большинство из них не признает новые линейки, включая популярные Yeezy. В целом у нас в России есть постсоветская любовь к бренду adidas, но какой-то определенной любви среди коллекционеров к каким-то определенным линейкам или моделям бренда у нас нет, да и у меня нет, к сожалению» (Константин Силенко).

«Я начал собирать, потому что мне была важна уникальная история: в этой модели впервые были применены супертехнологии, а в этой бежал какой-нибудь известный спортсмен. Мифы и легенды, которые это окружали. А сейчас новые выпуски часто создаются, просто чтобы создавать, не имея, по сути, никакой истории за спиной. Но при этом именно эти новые модели и вызывают ажиотаж, бум, хайп, как угодно можно это назвать. Но люди, которым интересны эти новые модели, им по большей части не интересна история и подноготная, какая-то глубина. Только верхушка айсберга, потому что это модно. Но хорошие релизы тем не менее периодически появляются. Остается только быть внимательным и дотошным и делать акцент на то, что тебе действительно интересно. Не поддаваться общественной истерике и оставаться верным своим личным интересам. Тогда и спустя десятилетия твоя коллекция будет по-прежнему уникальна и ценна для тебя и для кого-то еще» (Антон, коллекционер adidas).

Большинство коллекционеров, дававших интервью для этой книги, могли выделить концепцию, вокруг которой формировалось ядро их собрания кроссовок. Собрания кроссовок могут формироваться вокруг темы дизайна (например, кино, музыка, змеи, субкультуры), истории конкретной модели, определенной страны производства (например, adidas, выпущенный для японского рынка), определенного временного периода (например, винтаж до 1995 года). В основу коллекций также может быть положена история определенного бренда, и т. д. В определенном смысле даже личный вкус может служить основанием для концепции коллекции, когда человек выбирает то, что нравится лично ему, и акцентирует важность этого индивидуального выбора для формирования своего собрания.

Вот как московские коллекционеры первой волны описывали концепции своих коллекций.

«Мне нравятся „джорданы“. Хотя сейчас их штампуют каждую неделю, любые цвета. Но я люблю переиздания оригинальных расцветок. Мне очень редко нравится что-то новое. И конечно, сами оригинальные пары начала 1990-х, по сей день стараюсь искать их на ebay. „Джорданы“ — это основной мой интерес. Беговухи тоже люблю: Nike Air Max, последние годы „асиксы“, „пумы“ пошли с интересными совместными работами и переизданиями старых моделей. Но это уже так, постольку-поскольку, нравится — куплю. Но если будет выбор — то „джорданы“. У меня есть подруга, которая хочет собрать все „джорданы“, в которых сам Майкл играл. Это было бы здорово, хотя я не уверена, что это возможно, что все они сохранились в достаточно хорошем состоянии» (Коллекционер Ф.). «Всегда было интересно собирать OG-вариант — это вариант, в котором изначально модель была выпущена. И хотелось, чтобы в первую очередь это был винтаж. В дальнейшем шло какое-то лимитированное издание на этой базе. И уже потом сэмплы, которые не пошли в общий тираж. А когда винтажную модель перевыпускают в пятидесяти или ста цветах — уже не то, интерес теряется. У adidas огромный архив. Просто чтобы собрать сити-серию, мы прикидывали, там около пятисот, что ли, названий. Собрать это все в OG-вариантах — это дело на всю жизнь, и еще твои внуки будут продолжать» (Николай Кутилин).

«Изначально, десять лет назад, Air Max 95 мне не нравились. Они достаточно агрессивные были, своеобразный дизайн. Но с возрастом пришел к тому, что они прикольные. Во-первых, мне нравится сама история вокруг них, история инноваций, история их появления и то, чем вдохновлялся дизайнер. Плюс они необычные, и клево, что они вызывают какие-то эмоции у людей: они либо нравятся, либо нет» (Владимир 2rude4u).

«Почему Япония? Не смогу это объяснить. Просто там особенные кроссовки, которые производились только для внутреннего рынка. Там много магазинов с винтажем. Они не выкидывают ничего. Они угорают по американской моде, на adidas им в принципе пофиг. Я нашел винтажный магазин с кроссовками adidas и там тусовался часов пять, наверно, и не видел [в этом магазине] ни одного местного. <…> Нас [с братом] в целом больше интересует винтаж до 1995-1996 года, если обобщить. Если можно это все как-то объединить, это либо замшевая классика для футбола, либо беговые кроссовки. А разные страны ты просто ищешь на разных площадках» (Дмитрий Силенко).

«Мне было интересно собрать историю Saucony. <…> Поскольку я не называю себя сникерхедом, я коллекционировал все, что относилось к бренду Saucony. У меня есть шапки, ретрофутболки, первые кроссовки для бейсболистов. Одно время для меня принципиальным было собирать винтаж — то есть модели, которые выходили до 1995 года. Параллельно выходили какие-то интересные коллаборации, и их я тоже покупал. Было время, когда я покупал весь винтаж, который находил. Когда прошло уже одиннадцать лет, это уже винтаж» (Андрей Саблин).

Многие российские энтузиасты кроссовок отмечают, что осознание собственного статуса коллекционера в их случае повлияло на стратегии и принципы пополнения коллекции: покупки становились более рациональными и более осмысленными, а принцип полноты собрания иногда оказывался более важным, чем личный вкус.

«У меня в голове есть некоторое количество моделей, которые я бы хотел, чтобы у меня были. Вот такой список формируется у тебя в голове, и ты начинаешь потихоньку это подбирать. Сейчас практически все, что я хотел бы, у меня есть» (Владимир 2rude4u).

«Идеи вначале не было. Бывало так, что когда-то в начале я покупал пару, за которой потом, через много лет гонялся. Но тогда она мне была велика на полразмера, и я уговорил товарища у меня ее купить. Потом пришлось покупать на ebay в два раза дороже. Другая история: однажды купил кроссовки из олимпийской коллекции, это была пара, посвященная США. Когда они пришли из Америки, то оказались мне велики. И я продал ее своему знакомому. А сейчас нигде не могу найти такие кроссовки. А когда-то сам добровольно их отдал. <…> Сначала я покупал только те кроссовки, которые мне нравились, и только своего размера. Потом стал покупать весь пак. Например, выходит пак, и мне одна пара нравится больше, чем другая. Но как купить только одну? Когда внутренне ты переходишь в статус коллекционера, ты сам для себя это решил, иначе нельзя. А если в коллаборации четыре пары, приходится брать все четыре. Потом, когда коллекция стала большой, стал смотреть, чего не хватает. Когда собрал все, что мог, стал искать кроссовки Invictus и все, что связано с выпустившим их амстердамским магазином, который уже не существует» (Сергей Ветров). «Прекрасно помню, что был еще старый магазин adidas Originals на Кузнецком мосту. Туда и на Охотный ряд начали привозить первые лимитированные модели. Так я начал покупать кроссовки. Сначала я даже не думал, что что-то собираю, просто хотелось побольше кроссовок. Потому пар стало около сотни, и в этот момент уже наверно оформилось понимание, что я коллекционирую. После этого я начал подходить (к приобретению) более вдумчиво: искать какие-то определенные пары, серии. Собирал я в основном классику (культуры) terrace, то есть классические кроссовки 1970-1980-х годов, которые тоже были в почете у футбольных болельщиков. Так называемый классический европейский дизайн спортивной обуви, то, чем были хороши Puma, adidas в период своего золотого расцвета» (Максим Аске).

«Я покупал в коллекцию то, что нравится мне, то, что представляло для меня интерес. Кто-то покупает в коллекцию кроссовки только из-за их цены. Кто-то покупает только кроссовки определенного дизайнера и т. д. Для меня ценность кроссовок была не в их стоимости, а в их редкости. Даже если они не очень красивые, но я знаю, что таких больше никогда не выпустят, я их часто покупал» (Андрей Саблин).

 

Размеры коллекции

Вопрос, где начинается коллекция с точки зрения количества артефактов, в случае с кроссовками, стоит оставить открытым. Крупные современные коллекции в Европе и Америке могут насчитывать несколько сотен пар кроссовок, а наиболее масштабные — от тысячи пар.

«У меня не было определения коллекции. Иметь 10 пар оригинальных „джорданов“ начала 1990-х — это уже круто, но я не знаю, можно ли назвать это коллекцией? Наверное, когда стали спрашивать „откуда у тебя так много?“, тогда я стала задумываться об этом [о том, что это коллекция]. Хотя до сих пор не знаю точно, сколько у меня пар, потому что части коллекции хранятся в разных местах» (Коллекционер Ф.).

Тем не менее во многих обсуждениях этой темы среди самих коллекционеров в России и за рубежом в качестве порогового фигурирует число 50.

«На мой взгляд, коллекция начинается, наверно, от полтинника. Но пятьдесят пар могут найтись и в ротации в гардеробе: на зиму, на лето, в баскетбол поиграть. Тут есть своя сложность, как считать. Кто-то может сказать, что у него есть пять пар Yeezy — и это коллекция. Это, наверно, тоже имеет смысл. Но на мой взгляд, полтинничек — это пороговая граница» (Владимир 2rude4u).

«Скажем так, для обывателя двести пар — это огромная коллекция, для интересующегося — это большая коллекция. Для прям сникерхеда — наверное, это нормальная коллекция. Есть ребята, которые собирают adidas, у них по тысяче пар. <…> Я всегда говорю, что если у тебя в коллекции пять пар, но из них одна — сэмплы первых „джорданов“, подписанные лично Джорданом, вторые — оригинал Air Mag из фильма „Назад в будущее“ и т. д., то ты можешь такими козырями бить» (Дмитрий «Габонская гадюка» Егоров).

«Насколько я понимаю, по московским меркам триста пар считается большой коллекцией. Тут вопрос ведь в чем. Безусловно, триста пар кроссовок нам с вами можно заполучить за два часа, достаточно саккумулировать вместе все наши финансы, зайти в магазин и купить триста пар. Но коллекцией можно считать редкие кроссовки, кроссовки, выпускаемые ограниченным тиражом и являющиеся коллаборациями. Думаю, никакие другие определения нам не стоит применять. У меня редкие (кроссовки), в основном от компании, базирующей в Северной Америке и ассоциирующийся с богиней Никой. <…> Все, что редкое, дорогое и сделанное до того момента, как всю эту историю с коллекциями опошлил мой любимый рэпер — муж одной моей известной соотечественницы. Это если рассматривать с концепции вечности. [Кроссовки этого рэпера] — это чистый маркетинг, но надо отдать должное, очень удачная маркетинговая история» (Таш Саркисян).

«В первый год я купил себе где-то сто с небольшим пар. Второй год уже было за двести плюс к тем ста. В определенный момент у меня было порядка 850 пар. Львиную долю составляли какие-то лимитированные релизы, винтаж, неизданные сэмплы» (Николай Кутилин).

Признанные российские коллекции кроссовок первого поколения на пике собирательской активности их владельцев в среднем обычно насчитывают несколько сотен пар спортивной обуви. Совместная коллекция Russian Saucony Team насчитывает около 750 пар кроссовок. Однако многие отечественные коллекционеры отмечали, что переставали считать, когда пар становилось больше ста, в том числе из-за трудностей с хранением такого собрания в одном месте.

«Легко считать, когда у тебя до ста пар кроссовок. Мы живем не в Америке. Дома и квартиры здесь не самые большие. В какой-то момент я думал, как решить эту проблему, вплоть до поисков отдельной квартиры для коллекции. Потому что банально не мог разложить все пары и посмотреть, что у меня есть. Потом я оставил обувь на старой квартире и оставил мысль искать специальное помещение. У меня одна комната почти без мебели и там вдоль стены ряды коробок» (Максим Аске).

«Часть коллекции хранится дома, это около ста семидесяти пар. И хотя у нас трехкомнатная квартира, кроссовки — это же не значки. Все свободное пространство заполняется ими. Хранить на складе удобно. Но когда отвез куда-то, положил в ячейку, это уже не с тобой, не рядом. Когда [хранишь все дома и] вштырит, можно достать, посмотреть. А когда это на дальнем складе, так уже не сделаешь» (Сергей Ветров).

«Проще коробки посчитать. Просто в этом нет смысла — считать. Качество важнее количества. А так ты можешь купить хоть сто пар в магазине или заказать на ebay. Или даже [тебе могут] просто списать их, если ты какой-то известный» (Константин Силенко).

 

Носить или не носить?

Как и их коллеги в других странах, российские коллекционеры по-разному решают вопрос, можно ли носить кроссовки, которые относятся не к гардеробу, а к коллекции. Есть те, кто полностью изымает такие пары из обращения и даже не вставляет после покупки шнурки. Кто-то может надевать особенно ценные пары по особым случаям. В то время как другие принципиально настаивают на возможности носить даже самые редкие экземпляры. При этом в соответствии с каноном традиционного коллекционирования даже для коллекции, которая не носится, люди стараются покупать кроссовки своего размера.

«Часть ношу. Есть пар тридцать в ротации. Остальное нет. Это классическая история с коллекционированием. Если ты коллекционируешь марки, ты же не клеишь их никуда. Это примерно то же самое. Они лежат у тебя в альбомчике, ты открываешь его, берешь марку пинцетиком, смотришь, убираешь обратно. Зависит от того, с какой целью ты коллекционируешь. Изначально я коллекционировал просто, чтобы были классные пары. Чтобы классно себя чувствовать от того, что у тебя есть кроссовки, которые раньше стоили 70 долларов, а сейчас — 570. Хотя цены на ebay — это не всегда показатель. Это часто не та цена, за которую кроссовки купят, а та, за которую человек расстался бы с ними» (Владимир 2rude4u).

«Ношу большинство. Какие-то отдельные вещи не ношу, потому что мне совесть не позволяет, просто такие вторые я купить не могу. Но это пар семьдесят таких. Но, к сожалению, я не могу ходить на работу в кроссовках, у меня есть дресс-код. Кроссовки — это обувь выходного дня, выйти куда-то» (Сергей Ветров).

«[Пары из коллекции] не носил. Жалко. Почему-то я их вижу как какой-то рассказ, как какую-то историю. Есть много других редких кроссовок, которые я ношу, они клевые, но они не относятся к моей коллекции. А коллекция — это немного другое» (Дмитрий «Габонская гадюка» Егоров).

Отсутствие в стране масштабного рынка вторичных кроссовок, а также сложности с приобретением экспонатов и особенности климата заставляют российских коллекционеров все более активно отказываться носить редкие экспонаты. Те, кто имеет такую возможность, приобретают несколько пар желаемой модели: одну исключительно для коллекции, а другую — для гардероба.

«Не все [ношу]. Какие-то из-за состояния. У меня лежит пара 1990-лохматого года, я просто боюсь ее обувать. Они новые, но время делает свое дело с материалами. Кто-то обувает ради того, чтобы сделать фото. Но мне жалко. Если они развалятся, будет очень обидно. Оригинальные издания сейчас уже с трудом носибельные. Кто-то переделывает подошву, находят такую же модель, приделывают подошву от нее, и тогда они получаются более-менее носибельными. Есть также первые переиздания: например, в 1991 году кроссовки вышли, в 2010-м их переиздали, их уже можно носить. Что-то просто не успевается даже [носиться]. До каких-то расцветок не доходят ноги. У меня каких-то расцветок есть по две пары, но это потому что они суперкрутые, и у меня должно быть их две. На всякий случай. У меня есть одна пара, я ее довольно сильно заносила, но я знаю, что у меня есть еще одна, и так спокойнее» (Коллекционер Ф.).

«Я изначально старался покупать по две пары: одну — ходить, вторая лежит в коробке. Некоторые релизы, которые очень нравились, покупал вообще в трех-четырех экземплярах. Когда было переиздание Run-DMC в OG-варианте, я купил себе пять пар. И не пожалел. Та, в которой я хожу, я в ней проходил очень много, наверно, два зимних сезона практически не снимая. Решение, в чем ходить, а в чем нет — это всегда вопрос личный. Многое зависит еще от финансов: если есть деньги, можно купить две пары. Если охотишься за парой, которая стоит 200-300 у. е. и выше, уже немножко досадно. Хотя у меня были пары, которые были проданы в первый час после релиза, а цена на рынке доходила до 750. Я каким-то чудом купил себе две пары, в одной начал ходить и недавно продал их в бэушном состоянии, убитые в хлам, потому что я ходил в них и зимой, в Иран за 10 000 рублей» (Николай Кутилин).

«Когда я начинал коллекционировать, у меня не было особой возможности дублировать пары из своей коллекции, я старался носить что-то аккуратно, а что-то не очень. Потом понял, что некоторые пары в моей коллекции сношены достаточно сильно, а цена на них очень выросла. И уже не купить. К моменту осознания этого факта я стал чуть взрослее и стал получше зарабатывать, и с тех пор, если я хотел носить, то покупал сразу две-три пары. Если не носить — одну. Но в среднем я покупал три-четыре единицы на артикул» (Максим Аске).

 

Отказ от коллекционирования

По определению Рассела Белка и его коллег, действующим коллекционером может считаться только тот, кто продолжает активно пополнять свое собрание (Belk et al. 1991). Коллекционеры кроссовок в разных странах могут прекращать это делать и даже расстаются с уже собранной коллекцией.

В прошлом коллекционер кроссовок Майан Раджедран определил наиболее часто встречающийся комплекс причин как «время, возраст и реальность взрослости» (Rajendran 2016). Под последним он подразумевал трудности с хранением обширной коллекции в большом городе, необходимость считаться с интересами спутницы или спутника жизни и потребность перераспределять финансы на другие нужды. Многие российские коллекционеры первой волны, давшие интервью для этой книги, также перестали активно коллекционировать по аналогичным причинам и даже продали часть своего собрания.

«После свадьбы я, как режиссер Кевин Смит, принял решение расстаться с кроссовками на время. Оставил только несколько самых интересных пар. Да, я питаю особую слабость к кроссовкам, связанным с кино, с музыкой, и плюс кроссовки, связанные со змеями. Но я оставил у себя в коллекции немножко другие кроссовки, которые связаны с моей профессиональной деятельностью, в том числе с журналом. Оставил все российские коллаборации, которые у меня были, все кроссовки, посвященные Москве. Остальное… Я понимаю, что они на ebay есть» (Дмитрий «Габонская гадюка» Егоров).

Однако расставание с коллекцией не обязательно означает расставание с культурой и сообществом. При желании коллекционеры, переставшие активно собирать, могут переходить в статус энтузиаста кроссовочной культуры — человека со знаниями и авторитетом.

«Даже переставая активно собирать, ты остаешься в тусовке, в этом движении. Я прихожу, обсуждаю что-то, мы не теряем связей. Кроссовки все равно остаются тебе интересны, даже если ты покупаешь их, как я теперь, в основном только для носки. Это не как наркотик: если ты с ним завязал, то больше не притрагиваешься (смеется. — Е. К.) <…> Конечно, мне обидно, что у меня были такие редкие кроссовки, я в них даже ни разу не ходил, а потом продал. Но у меня есть ощущение, что я был некой частью истории. Для меня, в принципе, этого достаточно. Мне не нужно никакого ордена (улыбается. — Е. К.)» (Андрей Саблин).

 

Культура вокруг

Коллекционирование кроссовок не обязательно подразумевает публичность и активную вовлеченность в жизнь сообщества. В России, как и во всем мире, есть тип тихих коллекционеров, которые собирают исключительно для себя и не стремятся продвигать культуру и общаться по интересам за пределами узкого круга. Андрей Саблин так вспоминает о собственном превращении из тихого коллекционера в публичного, которое произошло практически случайно: «Я долго не рассказывал, что коллекционирую кроссовки. Зачем мне это хвастовство? Просто друг, который сделал со мной первое интервью, попросил [рассказать] — он тогда работал в блоге про моду и streetwear. Я ответил: „Давай сделаем“. После этого, можно сказать, проснулся знаменитым».

В то же время публичные коллекционеры и энтузиасты кроссовок играют большую роль в развитии локальной кроссовочной культуры, участвуя в выставках, давая интервью, читая открытые лекции, доступные для публики со стороны, открывая магазины или присоединяясь к команде уже существующих, выступая как эксперт, в том числе не только в нишевых медиа и т. д. Подобные практики выполняют своего рода миссионерскую работу, просвещая неофитов и задавая им правильное направление, а также привлекая в культуру потенциальных новых участников.

Наличие в стране локальных коллекционеров любого типа с серьезными собраниями внутри самого сообщества понимается как важный фактор для самоопределения местной кроссовочной культуры. Однако сама эта культура, как становится очевидно из интервью с российскими энтузиастами кроссовок, понимается как явление более широкое и не тождественное только коллекционерам. Она подразумевает, в частности, наличие локальных площадок для коммуникаций, коллективные практики (например, выставки и сникер-конвенты), фан-арт, индустрию, работающую на удовлетворение специфического фанатского потребления (например, тематические значки и украшения с кроссовками) и специфический сервис, часто организованный фанатами для фанатов (например, специализированные химчистки для кроссовок, поисковые сервисы, агрегаторы скидок на кроссовки и т. д.). Как отметил Владимир 2rude4u, «один из показателей того, насколько здорова сникер-культура, — это, например, можно ли найти в городе людей, которые пересадят подошву. Культура складывается не только из магазинов, но и из людей, которые являются ее частью».

Кроссовочная культура в этом контексте подразумевает и заметно более широкий круг потенциально вовлеченных в нее людей, интересующихся кроссовками и пользующихся всем вышеперечисленным: стариков и новичков, энтузиастов и простых интересующихся, модников, хайпбистов и т. д.

Если сообщество коллекционеров и энтузиастов со стажем и серьезным (суб)культурным капиталом, по оценкам его участников, насчитывает в России несколько сотен человек, то аудитория самых популярных российских тематических групп в социальной сети «ВКонтакте» — Sneaker Community и «Сникерхед»/Sneakerhead — оказывается гораздо многочисленнее и насчитывает более 17 500 участников и более 329 000 участников соответственно (по состоянию на 29 мая 2018 года). Гораздо шире и аудитория популярных телеграм-каналов Sneakermania и Sneakergeek — по 5200 подписчиков у каждого (по состоянию на ту же дату).

В русскоязычном сегменте сети интернет также существуют посвященные кроссовкам сообщества, ориентированные на более узкую аудиторию — например, женское сообщество для любительниц кроссовок SoleDepot (более 6400 подписчиков в социальной сети «ВКонтакте» по состоянию на ту же дату).

«Я приехала из Америки и спустя какое-то время пошла работать в (магазин) Sneakerhead. В соцсетях тогда вообще ничего не было. Мы сделали соцсети магазина. И я поняла, что девочкам, которые любят кроссовки, тусоваться вообще негде. Заходишь на новостные сайты, а там все мужское-мужское-мужское. На десять мужских один женский релиз. А мне хотелось, чтобы была площадка, где только женское. Есть девочки, кому размер ноги позволяет купить мужские кроссовки, но такие, как я, покупать мужские не могут. Бренды только недавно стали начинать коллаборации с маленьких размеров. Поэтому я сделала такое место» (Коллекционер Ф., основательница сообщества SoleDepot).

В таких группах представители ядра сообщества — коллекционеры и энтузиасты — играют роль проводников и лидеров мнений для всех остальных.

Историю сообщества кроссовочной культуры в России большинство коллекционеров и энтузиастов, дававших интервью для этой книги, отсчитывают с 2007 года, когда в Москве прошла выставка кастомизированных кроссовок Faces & Laces.

«Думаю, первые кроссовочные события — это были Faces & Laces. Это великая вещь, честь и хвала Диме Оскесу и всей его команде. Помню, что до этого в приложении к журналу Forbes была [напечатана] статья, правда переводная, где рассказывалось про зарождающуюся культуру ресейла и магазины с кроссовками в Нью-Йорке. <…> Faces & Laces — это было именно про кроссовочную культуру, показало, что она есть. Люди, которые собирали, были и до этого, но Faces & Laces много значило для того, чтобы это все оформилось в культуру» (Дмитрий «Габонская гадюка» Егоров).

«До Faces & Laces мы знали буквально нескольких человек, кто тоже любил и собирал кроссовки. А после того как выставка появилась, все стали объединяться и общаться» (Коллекционер Ф.).

Сооснователь проекта Faces & Laces Дмитрий Оскес вспоминает: «Многие художники, которые меня интересовали в уличной культуре, фактически стояли у истоков уличной моды. И меня всегда интересовало, что они создают свои собственные бренды и с помощью одежды транслируют какие-то свои идеи. С другой стороны, мне было интересно, как у них получается работать с кроссовочными брендами и тоже делать очень крутой и интересный продукт. Где-то с 2003 года я начинаю этим интересоваться, в какой-то момент меня это захватывает. К тому моменту в мире это превращается в отдельную индустрию, о которой в России никто не говорит и никак ее не представляет, тем более в каком-то доступном интересном виде. Поскольку у меня уже был опыт галерейных проектов, я понял, что экспозиция — это самый удобный инструмент трансляции информации. Один из проектов, который я делал в 2006 году, как раз и был Faces & Laces, который задумывался как разовый проект. Он должен был делать срез индустрии уличной культуры именно у нас в Москве. Тогда сообществ было очень мало, и мы решили всех их пригласить на одну площадку.

Селекция была очень субъективная. Но раньше они нигде не пересекались. У нас же суперснобистское субкультурное общество, все занимаются своим делом, все суперважные и суперзакрытые.

В околофутбольной тусовке это осталось, в других тусовках нет. Мы решили объединить этих разных людей на одной площадке, и у нас получилось. Там были люди из абсолютно разных сфер: и высокая мода, и скейтбординг, и уличное искусство в разных его вариантах. В том числе нам удалось привлечь несколько магазинов, которые только-только появились и стали представлять передовую уличную моду в Москве, а также глобальные спортивные бренды, которые являлись главными эксплуататорами субкультур 1980-х.

Кроссовки были главным героем выставки в 2007 году. И мы за эти десять лет уделили им много внимания, привозили сюда с помощью брендов какие-то редкие релизы, которые тут были недоступны. Но нам все-таки был интересен контекст, что за поле вокруг этого существует. Поэтому мы привозили художников и музыкантов, которые повлияли на ту или иную эпоху, эру, где кроссовки играли огромную роль. Есть герои в кроссовочном мире, их не так много, которые повлияли на текущее положение дел, и мы с первых дней старались их привозить. Сейчас мы просто немного в других объемах и масштабах. Кроссовки всегда были нашим ДНК, но сейчас контекст стал настолько огромен, мы его показываем в разных интерпретациях, каких-то более сложных видах».

Несмотря на все широкие возможности, которые предоставляет интернет, и его колоссальную роль в жизни кроссовочной культуры, в России, как и в странах старых кроссовочных культур, продолжают ценить офлайновые мероприятия, подразумевающие личное присутствие, живое общение и наблюдение. Еще до прихода на российский рынок крупных международных сникер-конвентов энтузиасты кроссовок проводили мероприятия в аналогичном формате. Примером может служить выставка Spb Sole, впервые прошедшая в апреле 2012 года и ставившая своей задачей «представить вниманию поклонников кроссовок и кед всего города уникальную выставку коллекционных кроссовок, большинство из которых выпущены ограниченными сериями и являются предметом вожделения сникерхедов всего мира».

В 2015 году в Москве прошли первые Sneaker Games, своеобразный гибрид интеллектуальных игр «Что? Где? Когда?» и «Брейн-ринга» с тематическими вопросами о кроссовках. Описание на официальной страничке мероприятия в социальной сети «ВКонтакте» представляло игру как «увлекательное состязание для настоящих сникерхедов», в котором «участникам предлагается не только ответить на каверзные вопросы об истории кроссовок, но и проявить ловкость и смекалку при решении головоломок на примере жизненных ситуаций, с которыми сталкивается любой настоящий сникерхед».

Во второй половине 2010-х годов в России впервые прошли региональные варианты самых крупных и известных международных сникер-конвентов. 11 июня 2016 года в Москве состоялся первый российский Sneakercon (Сникер-конвенция), а 26 ноября того же года второй аналогичный конвент прошел в Санкт-Петербурге. В августе 2017 года в Москве впервые провели выставку под брендом крупнейшего европейского сникер-конвента Sneakerness. Масштаб первых российских кроссовочных конвентов под крупными международными брендами был, естественно, заметно более скромным как по составу участников, так и по частоте проведения. Несколько иными получились и результаты. Если в американском и европейском вариантах главная задача подобных сникер-конвентов — предоставлять платформу для покупки, продажи и демонстрации кроссовок (девиз Sneakerness: «Выставляй. Покупай. Продавай» (Exhibit. Buy. Sell), то на первых российских конвентах получилось реализовать в основном функцию выставки, а сделок по купле-продаже, по словам участников, было довольно мало.

В марте 2015 года в Москву после Лондона, Манчестера и Парижа на короткий срок приехала выставка коллекционных кроссовок adidas Spezial, куратором которой выступил известный британский энтузиаст кроссовок Гэри Аспден. Это событие стало важным для российских коллекционеров аdidas. «Наше сообщество молодое, но оно достаточно быстро сформировалось. Мне кажется, по таким маячкам явно видно, что кроссовочная культура есть. Есть какие-то локальные вещи. Например, в Питере проходили выставки, аналогов которым не было в мире. Есть коллекционеры в регионах, как и очень хорошие магазины. Например, Quinns в Самаре. Владелец Коля Волков скупает практически артефакты по кроссовкам, до которых может добраться. У нас есть сникер-фотографы. Есть ребята, которые придумали химчистку для кроссовок и другие подобные вещи. На мой взгляд, это показывает, что эта культура есть» (Дмитрий «Габонская гадюка» Егоров).

Одной из главных проблем российского сообщества кроссовочной культуры сами энтузиасты называют отсутствие устоявшихся схем взаимодействия с большими брендами, которые устраивали бы обе стороны. Внутренняя экономика этой культурной сцены в России пока далека от стабильности, и справляться с крупными выставочными или издательскими проектами своими силами исключительно за счет ресурсов культуры соучастия фанатам кроссовок довольно проблематично.

Чистка кроссовок на первом российском Sneakercon. Москва, 2016. Фото Екатерины Кулиничевой

«Без брендов не было бы и сникер-культуры. Такие мероприятия, как Faces & Laces, тоже не могут существовать без [поддержки] брендов, которые инвестируют в саму выставку, чтобы она была большая, классная, интересная. Просто помощь бывает разная. Бывают такие мероприятия [, как выставки], а бывают рекламные штуки. Даже если магазин запустит голосовалку с розыгрышем пары кроссовок, когда все будут постить свои самые первые пары или самые интересные, это тоже развитие культуры. Есть такие вещи, как, например, День Air Max от Nike. Дети приходят, смотрят, комьюнити развивается. Это пример, который на поверхности» (Владимир 2rude4u).

«У нас не так сильно развита поддержка сообществ со стороны брендов. Не знаю, как в этом смысле все в самом начале обстояло на Западе, возможно, все тоже начиналось ни шатко ни валко. Когда я выпускал свой журнал про кроссовки, реакция больших игроков была примерно такой: ну, если не сдохнет, со второго-третьего выпуска начнем помогать. Некоторые так и не начали. Было обидно. И еще обиднее из-за того, что локальные магазины поддерживают тебя, в том числе материально, буквально, деньгами. А многие бренды говорят: ну набери у нас одежды. Но я ведь не могу есть эту одежду и кроссовки и платить ею по счетам. Вполне вероятно, что за рубежом все так же начиналось, а потом перешло на другой уровень» (Дмитрий «Габонская гадюка» Егоров).

Сложный характер взаимоотношений с создателями/производителями объекта фандома, как уже говорилось выше, характеризует существование многих фанатских культур. Российские энтузиасты кроссовок со стажем также выражают достаточно много претензий к политике брендов и их представительств в России: недовольство может вызывать ценообразование, выбор ассортимента товаров, который попадает на локальный рынок, нежелание организовывать или поддерживать события, важные для локального сообщества энтузиастов кроссовок и т. д. стратегии. По мнению коллекционеров со стажем, это создает трудности для воспроизводства культуры, поскольку новым поколениям потенциальных участников нечем заинтересоваться, кроме вещей, вызывающих мимолетный ажиотаж «хайпа». Как сформулировал проблему один из энтузиастов, «бренды не очень любят присутствовать в одном месте» (например, показывать свою продукцию вместе с компаниями-конкурентами в рамках одной выставки) — и это становится проблемой для сообщества, когда бизнес-интересы, как их понимают локальные представительства крупных компаний, находятся в противоречии с запросами локальной культурной сцены.

 

Экосистема кроссовочной культуры

Кроссовочная культура обладает высокой степенью агентности — стремлением пересобрать окружающую действительность на низовом уровне, преобразить и приспособить ее под существующие потребности в досуге и самоопределении через личные интересы, связанные с современной культурой, в сервисе и наличии приятных и удобных площадок для коммуникации. Ее экосистема в развитом варианте включает, помимо коллекционеров, и других действующих лиц, важных для становления и развития культурной сцены: создателей нишевых магазинов, кастомайзеров, сникер-фотографов и художников и т. д.

Вход в культуру для таких энтузиастов кроссовок в целом аналогичен коллекционерам: интервью демонстрируют аналогичное разнообразие жизненных сценариев и субкультурных увлечений. «Можно сказать, что я вырос на американской поп-культуре и на хип-хопе. Я все-таки ребенок 1990-х, и вся эта яркая мода проходила передо мной, я вырос на „трушных старичках“. <…> Прекрасно помню этот момент (когда впервые обратил внимание на кроссовки). В начале 2000-х я снимался у Аллы Суриковой в фильме „Тайна волчьей пасти“, и там же со мной снимался Саша Головин. Мы с ним сдружились, и свои первые супержеланные кроссовки я увидел у него — классические adidas Superstar, белые, кажется, с черными полосками на толстых шнурках. Я понимал, что их нет в России, но помню четкое эстетическое желание иметь именно такие кроссовки. Они мне и внешне понравились, и вообще это такая классика из хип-хопа, Run-DNC и т. д. Как только у отца была командировка в Голландию, и он спросил, что привезти, у меня не было других вариантов. И я так давил на толстые шнурки, что он заходил в магазин, звонил и говорил: вот стоят, но шнурки не толстые. Брать? Он обошел магазинов десять, пока не нашел с толстыми шнурками. Я проносил их года два, заносил до смерти и не хотел с ними расставаться. Когда недавно снова была мода на „суперстары“, было приятно (на это) смотреть, я снова купил себе пару поносить и с большой теплотой вспоминал то время. Папа работал в футболе и приучил меня к хорошим кроссовкам. Сам я начал активно покупать курсе на первом, когда начал зарабатывать первые деньги. У нас в вузе был дресс-код, и я ходил с сумкой, где была сменка» (Maggi, кастомайзер).

«Мне со школы нравились кроссовки. Году в 2011 или 2010-м я подписался на группу Sneaker Community, она самая радикальная, где за глупый вопрос ты отправишься либо в бан, либо на три веселых буквы. Сначала только читал, потом начал потихонечку знакомиться с ребятами. Оттуда и пошло. Начал смотреть [кроссовки] там, смотреть на ebay. Я проводил там ночи, находил классные расцветки, если попадалась пара, которая мне нравилась, смотрел название, если в лоте оно было, шел в Google, узнавал, что это за расцветка, чему она посвящена, кто ее сделал, когда, сколько она стоит. Начал все больше узнавать, потом начал снимать. У меня так со всеми увлечениями: если что-то нравится, стараюсь узнать про это как можно больше, а потом начинаю делиться» (Константин Качанов, фотограф, сооснователь и участник проекта Sneakershot).

«С детства я любил хип-хоп. Естественно, все хип-хоп-исполнители были одеты модно и в большинстве своем в кроссовки. Есть такой исполнитель Kid Cudi, однажды я листал фотографии с его выступления, и мне в душу запали третьи „джорданы“, расцветки „white cement“. Это, наверное, был переломный момент. Я подумал, что это круто и я хочу себе такие. И тут как раз в 2011 году было переиздание. Чтобы заработать деньги на эти кроссовки, я с помощью тети устроился работать курьером. На свою первую пару я зарабатывал где-то месяц, и она, в принципе, у меня до сих пор осталась. Так началось мое увлечение уже более осознанное» (Кирилл Ском, фотограф, в прошлом участник проекта Sneakershot).

«Во время учебы у меня был друг, он был большой, накачанный и для меня был идеалом мужественности. Я хотел быть на него похожим. Он был из баскетбола и носил „леброны“. Мне он говорил: тебе нужны „форсы“. И я: ок, мне нужны „форсы“. И моими первыми кроссовками были белые высокие „форсы“. Я копил на них деньги, и это были мои единственные кроссовки. Те, первые, оказались с браком, их пришлось менять. Помню, приехал в магазин в летних тапочках и переобулся на входе, когда поехал менять. А это было перед Новым годом. К счастью, мне сразу выдали другие. Получается, на меня повлияло окружение. Уже потом я приехал домой, посмотрел на плакаты рэперов, на их клипы, которые слушал, и понял, что на многих, оказывается, все это время были „форсы“, просто я этого не замечал. Потом я начал везде их замечать и только на это обращать внимание» (Берт, участник сникер-арт проекта Blackp’art).

Но эта группа участников фандома в итоге приходит не к коллекционированию артефактов, а к коллекционированию знаний и другим специфическим формам «быть не просто потребителем», когда объект фандома становится импульсом к творческой активности. Такие вещи, как сникер-фотография, кастомизация и сникер-иллюстрация, можно отнести к формам фан-арта.

 

Сникер-фотография

Жанр кроссовочной фотографии имеет свою специфику. С одной стороны, она имеет много общего с рекламной фотографией — в числе прочего ракурсы, композицию и важный для современной визуальной культуры акцент на качестве изображения, «красоте картинки». В то же время кроссовочная фотография от энтузиастов кроссовок ставит своей задачей дополнить, а иногда и опровергнуть представления, создаваемые рекламными образами, например создать более объективное и подробное впечатление от той или иной модели, отличное от рекламных имиджей. Такая потребность возникает, поскольку рекламные фотографии спортивной обуви часто ограничены одним-двумя кадрами, с точки зрения энтузиастов кроссовок, порой не самыми демонстративными. Работа сникер-фотографов из сообщества энтузиастов кроссовок часто носит некоммерческий характер, что сближает ее с фан-артом и другими формами культур соучастия: в частности, участники Sneakershot Константин Качанов и Кирилл Ском в интервью четко разграничивали съемки для проекта и коммерческие заказы, которые начали поступать по мере роста его популярности.

Sneakershot, самый известный российский фотопроект, посвященный кроссовкам, существует с 2013 года. Сооснователь проекта Константин Качанов так рассказывает о появлении идеи заняться сникер-фотографией: «Мне всегда нравилось рассказывать. Если человек меня спросит про кроссовки, напишет мне где-то, я расскажу. У нас в то время кроссовки вообще практически никто не снимал. Притом что в стране есть очень крутые коллекции на мировом уровне. Проект был придумал для того, чтобы люди, во-первых, смогли увидеть какие-то редкие пары, плюс смогли увидеть, как они смотрятся на ногах, что немаловажно. Почти все топовые мировые фотографы, кто занимается тем же, чем и мы, снимают кроссовки on feet, потому что кроссовки на ногах — это совсем другое. Часто они выглядят [на ногах] намного лучше [чем на полке], а бывает, что и намного хуже. Плюс у нас есть история: год, когда их выпустили, кому или чему они посвящены, какой был ретейл и т. д. Нам захотелось рассказывать в таком формате. Почти весь контент у нас уникальный, мы делаем репосты наших друзей, но чужие фотографии — очень редко».

Публикации Sneakershot на основной для проекта площадке — социальной сети «ВКонтакте», первоначально имели характерный формат: подборка из восьми фотографий кроссовок в разных ракурсах в сопровождении относительно небольшого текста с историей создания модели и упоминанием коллекционера, предоставившего пару. Важным этапом в разработке концепции был выбор места для съемки, тематически или визуально подходящего для конкретной модели.

«В принципе мы пытаемся подобрать бэкграунд, который бы, например, попадал в цвет (кроссовок). Если мы знаем место, где эти кроссовки точно будут круто смотреться, мы скорее всего поедем туда. У нас было несколько сетов, для которых мы покупали инвентарь. Например, долго искали магниты для одной из съемок. Если что-то есть в доступности и это не стоит две-три тысячи рублей, мы пытаемся это сделать. Но не всегда получается. <…> Какого-то ориентира [среди коллег в мире] нет. У большинства ребят в мире свой стиль. У кого-то больше обработки, кто-то любит широкие кадры и т. д. Мы старались всегда сохранять какой-то баланс [обрабатывая фото], чтобы картинка не превращалась в рисунок, чтобы цвета были более-менее натуральными, а кроссовки были похожи в жизни и на фото. Естественно, на фотографии все становится получше, но баланс должен быть» (Константин Качанов).

У сникер-фотографов есть и свои профессиональные хитрости: ракурсы, подбор одежды для съемки, особенности постановки ноги или предпочтения по выбору моделей. Особенности работы порой также диктует и специфика кроссовок как коллекционного объекта.

«Однажды мы снимали коллекционера с редкими „адидасами“. Есть всего несколько человек в мире, у кого есть вся эта лимитированная серия. Все пары были „дедсток“. Мы сажали модель куда-нибудь, надевали ему кроссовки, фоткали на весу, снимали кроссовки и аккуратно убирали в коробку. Потому что кроссовки теряют ценность, если их надеть. Бывают и такие задачи» (Константин Качанов).

 

Сникер-иллюстрация

Еще одной формой фан-арта, связанного с кроссовками, можно считать сникер-иллюстрацию (sneaker art). Сникер-арт зародился внутри фандома кроссовок давно: например, один из пионеров этого жанра художник Дэвид Уайт работал еще в начале 2000-х, создавая написанные маслом картины с изображением кроссовок (Powis 2017c: 54). В середине 2010-х в Instagram фиксируют бум сникер-арта. Несколько таких проектов появились и в России, в частности проект Blackp’art художницы Дарьи и Берта, автора идей и продюсера. К сникер-арту обоих привело личное увлечение кроссовками. «Кто-то остается просто покупателем. А мы так не хотим, хотим еще что-то делать. И мы делаем рисунки. Кроссовки — чем больше ты в это начинаешь вникать, тем больше увлекаешься. Они создают образ, настроение, в них заложена идея. Это подстегивает фантазию, у тебя начинают возникать какие-то образы, это вдохновляет. Даша всегда рисовала. А кроссовки постоянно были при нас, мы ходили, смотрели. Те кроссовки, которые я тогда хотел, они были недосягаемы, потому что стоили дорого. А для студента, который не работает, они были очень дорогими. Тогда, года четыре-пять назад, были очень модными ASICS, они были редкими и коллаборации были редкими, тогда еще не было этого бума всего [на кроссовки]. Мы постоянно показывали кому-то картинки из интернета. Так все и получилось. <…> Мы… реально стараемся сделать из кроссовка предмет искусства» (Берт).

Первые работы Blackp’art раскрывали в формах сюжетной фигуративной живописи концепцию той или иной модели кроссовок или ассоциации, которые с ними возникают.

«У большинства наших работ есть история. Например, однажды мой друг ехал в метро, и какой-то пьяный мужик долго на него смотрел. Друг напрягся, естественно. И тут мужик встал и говорит: „Клевые кроссовки, как будто бабка связала“. И вышел. Друг потом говорил: как у меня отлегло от сердца! Как-то я вспомнил эту историю и говорю Даше: „Рисуй!“ Это одна из самых взорвавших [интернет] наших работ» (Берт).

Со временем в творчестве группы появились инсталляции и автобиографические комиксы с героями Дарьей и Альбертом, которые знакомили аудиторию проекта с его авторами, решившими отказаться от принятой ими первоначально идеи анонимности.

«Это (была) клевая идея — сохранять инкогнито. Возможно, в самом начале мы были не совсем в себе уверены. Плюс я всегда чувствовал симпатии к граффити-сообществу, а там важна анонимность. Анонимность, она притягивает. Но со временем мы поняли, что это абсолютно не наш формат. Мне кажется, что иллюстрации в виде комиксов с героями — это хороший способ внести нас самих в аккаунт [проекта]» (Берт).

 

Кастомизация

Еще одной важной категорией действующих лиц современной кроссовочной культуры являются кастомайзеры. Большинство кастомайзеров как в России, так и за рубежом — самоучки. Один из самых известный российских кастомайзеров Maggi (Магомед Казиахмедов) вспоминает: «Я лично пришел [к этому занятию] через подарок. Мне давно [нужно было] делать с обувью что-то, чтобы она становилась эксклюзивной. И вот я решил преподнести подарок своей будущей супруге. И это был первый серьезный основательный кастом. До этого были какие-то незначительные попытки. Дальше больше. Сначала были перекрасы, потом мы начали переделывать и перешивать, потом решили разобрать. Со временем стали появляться технические знания и оборудование, и сейчас можно открывать мини-цех. <…> Я прекрасно помню времена „мам, мне нужен телефон, можно я интернет подключу?“ И всегда говорю, что сейчас мы живем в благословенные времена, когда информация доступна в огромном объеме, а фотографии не открываются по полчаса. Мне кажется, поэтому молодежь сейчас обленилась. Я этим горел. Что-то смотрел на Youtube, что-то находил опытным путем. Я попал в то время, когда кастомеров, которые лезут внутрь кроссовка, было не так много. Мы начинали этим заниматься фактически одновременно. Поэтому, наверно, моя история и получила такой резонанс, что с момента появления „кастомщиков“ такого типа в Америке прошло не пять лет, а все происходило практически стык в стык».

Работа кастомайзеров сочетает в себе элементы фан-арта, креативного переосмысления объекта фандома в стремлении «сказать свое слово» и специфического фандомного сервиса, позволяющего заказчику обрести уникальную пару, свободное творчество и ориентацию на запрос. Эта амбивалентность не остается незамеченной ими самими. Крупные кастомайзеры с именем, как и большинство дизайнеров в индустрии моды, часто позиционируют себя как художники в противовес «ремесленникам», работающим с более простым поточным производством творчески доработанных кроссовок. Важное значение уделяют и свободе в выборе заказов и возможности отказаться по идейным причинам.

«Я не берусь за кастом, если мне не нравится визуализация конечного продукта. Если у меня нет желания его сделать, я не буду его делать. Момент арта важен, важно вкладывать что-то действительно от себя» (Maggi).

Можно ли говорить о своеобразии вкуса российских заказчиков кастомизированных кроссовок и особенностях локального рынка в целом?

«Наши заказчики любят экономить и не очень „угорают“ по дорогим материалам. Если это дети, они хотят подешевле, но покруче. Если взрослые ребята, они, как правило, не особо переживают за дизайн. Очень многих впечатлили „питоны“, когда они только вышли. Люди хотели такие же. То есть не всегда еще есть понимание, что, заказывая кастом, ты можешь выбрать что угодно: любые материалы, любые цвета. Они показывают на готовую картинку и говорят: мне вот такие. Это от отсутствия привычки, от отсутствия возможностей. Как в хорошем магазине конфет, когда у тебя разбегаются глаза, а в итоге ты выходишь с каким-то леденцом, который тебе даже не нравится. Когда слишком вкусно — это тоже плохо, ты не можешь определиться» (Maggi).

 

Локальное и глобальное

Сохранение аутентичности практик и соответствие канонам — важная часть жизни любого относительно молодого сообщества, сформировавшегося вокруг заимствованной, импортированной откуда-то культуры. Например, влияние сформировавшихся в старых кроссовочных культурах канонов коллекционирования можно проследить в воспоминаниях российских энтузиастов о первых «настоящих» кроссовках — и конкретно в том, какая именно спортивная обувь включается в категорию настоящей, а какая из нее исключается.

«По-моему, это были первые „максы“. Как [они ко мне] попали? По традиционному классическому по тем временам пути: из Америки подарком. Хотя нет. Думаю, что мои первые тапки были привезены из Венгрии папой. Какие-то непонятные венгерские ноунеймы, которые, по-моему, были аккуратно скопированы с Nike. Но первые настоящие-настоящие кроссовки — это первые „максы“» (Таш Саркисян).

«Моими первыми нормальными баскетбольными кроссовками были Nike. Это был год 1995-1996-й, мне бабушка купила кроссовки. Помню, было лень переодеваться на баскетбол, и я зимой пошел (в них) в школу, у меня лопнули подушки в этих кроссовках. Это не мешало, потому что там две подушки: одна снаружи, другая внутри, амортизация все равно была, но было немножко обидно» (Владимир 2rnde4u).

В категорию включаемой в число «настоящей» чаще всего попадает американская или немецкая спортивная обувь, а в число исключаемой — советская и кроссовки производства стран соцблока. Отчасти это связано со специфическим опытом советского потребления и унаследованными оттуда иерархиями материальных объектов, которые на постсоветском пространстве сохраняют свою актуальность и сегодня. Эта локальная специфика подпитывается заимствованными канонами коллекционирования, которые вполне сформировались к тому моменту, когда в России стали появляться коллекционеры кроссовок. Не случайно подобной классификации придерживаются и более молодые российские энтузиасты кроссовочной культуры, не имеющие обширного личного опыта советского потребления. Вероятно, поэтому вопрос об отсутствии крупного российского бренда кроссовок — своего бренда — не кажется для представителей местного кроссовочного сообщества особенно болезненным.

Примечательно, что в крупных российских коллекциях почти не присутствует локальная тематика — например, артефакты, связанные с историей советского или российского спорта. Распространенное мнение, что популярность бренда adidas на постсоветском пространстве связана в первую очередь с его советской историей, расходится с опытом российских коллекционеров спортивной обуви этого бренда. В интервью коллекционеры отдают дань уважения этой странице истории, но отмечают, что сами пришли к этой тематической специализации другими путями, например через британскую моду или футбольную культуру.

«Я 1988 года рождения и не в том возрасте, когда мог бы застать это в сознательном [возрасте]. По рассказам родителей знаю, что в то время всеми правдами и неправдами пытались достать эти кроссовки. Это было очень круто. Мама рассказывала, что ее подругу однажды даже обокрали на улице: сняли с нее кроссовки, и она шла домой босиком. Но в момент формирования меня как личности, в подростковый период у меня никакого отношения к кроссовкам еще не было, поэтому сказать, что это на меня повлияло, наверно, нельзя. На меня в большей степени повлияла грамотная политика менеджмента и сотрудников аdidas в период 2009-2010 года, когда мое коллекционирование входило в активную стадию. Благодаря усилиям этих людей определенные редкие модели попадали в Россию, и их можно было купить. И это было на порядок лучше ширпотреба, который поставляли на российский рынок другие спортивные бренды. Возможно, если бы было иначе, я бы собирал другие кроссовки» (Максим Аске).

«Что-то в этом есть. У меня дома есть одна пара, сделанная в то [советское] время, она безусловно греет душу. В целом есть какая-то аура мифичности во всем происходившем, потому что это нонсенс — что такой бренд из западной страны попал к нам и, более того, имел тут свою фабрику лицензионную» (Антон).

В целом, как отмечают российские коллекционеры adidas, их британских или немецких коллег не очень интересуют советские страницы истории бренда, и эта тема не входит в европейский канон коллекционирования. Несмотря на то что у многих зарубежных коллекционеров в собраниях есть пары советского производства, они из-за недостатка информации и отсутствия интереса к этой теме зачастую остаются не атрибутированными.

Только один из российских коллекционеров, давших интервью для этой книги, целенаправленно собирает кроссовки и другую спортивную обувь adidas, выпущенную в СССР. По словам самого Константина, его привлекло своеобразие советской спортивной обуви adidas с необычными и интересными сочетаниями цветов и редкими моделями, которые могли выпускаться в количестве всего ста пятидесяти пар.

«Я увидел на выставке adidas Spezial советские „Афины“ и очень сильно захотел их. Спустя три месяца у меня уже было их три пары. Я их видел за несколько лет до этого в продаже у кого-то, но тогда подумал, что это подделка. После выставки я начал серьезно понимать, что не только одна модель производилась в СССР. Вы не представляете, как легко я нашел первую пару: как-то листал одну группу, и нашел очень старое фото. Написал автору с вопросом, остались ли они еще и готов ли он их продать. Предложил цену. <…> Были люди, которые много про них (свои кроссовки adidas) помнят. Говорят: „О, эти я перед армией купил, не успел надеть, а когда пришел из армии, уже не в моде были. Так и остались лежать на антресолях“. Меня чаще всего эти люди спрашивали: зачем тебе это надо? Ты объясняешь, что вот, нравится очень, что коллекционируешь. Люди отвечают: „О, круто! У друзей поспрашиваю, если вдруг что найдется — позвоню“. Помню, один человек рассказывал, как в 1989-1990 годах стоял в очереди ради них, почти как сейчас. Ему позвонили друзья, сказали, что завтра привезут партию обуви в районный спортивный магазин и можно будет купить пару, отстояв в очереди. Нашлись знакомые в том магазине, и каким-то образом он смог купить три пары, две сносил, одна осталась, ее я и купил. Почти каждая пара связана у людей с какой-то историей. Или, помню, купил несколько пар у человека, а он оказался главным технологом фабрики и рассказывал, что иногда просто делал себе пары из остатков верха и подошвы. У меня есть пары, которые я нигде не видел. Может быть, это были какие-то прототипы, тяжело понять» (Константин Силенко).

Аналогичные каноны можно выделить также в коллективных практиках сообщества: например, в представлениях о том, как должны выглядеть сникер-конвенты и другие мероприятия, как должны работать нишевые магазины и т. д.

«Во времена, когда сходка любителей кроссовок помещалась за столом на восемь человек, я помню, что мы мечтали, во всяком случае я, чтобы было больше народу, чтобы были интересные релизы, чтобы люди стояли в очереди» (Дмитрий «Габонская гадюка» Егоров).

Своеобразный канон формируют также нарративы из коллективной мифологии и системы убеждений, которые разделяют как минимум представители ядра культуры. В частности, российские энтузиасты кроссовок, как наглядно показывают интервью, разделяют характерную для традиционных коллекционеров «антихайповую» идеологию — негативное отношение к неоправданной шумихе вокруг определенного круга новых лимитированных моделей, критическое отношение к мейнстримной моде и стремлению носить то, что носят все, и быстро менять свои предпочтения под влиянием мимолетного потребительского ажиотажа. Также наблюдается негативное отношение к резкой капитализации вторичного рынка кроссовок и критическое отношение к политике брендов, когда та расходится с интересами сообщества. «Старики», безусловно, воспринимают накопление знаний как важную часть становления энтузиастом кроссовок и т. д. Не случайно многие тезисы в главе о коллекционерах кроссовок как фандоме были проиллюстрированы цитатами российских представителей этой культуры. Для некоторых представителей сообщества характерна и свойственная более старым кроссовочным культурам обеспокоенность утратой локальной специфики.

«Локальные особенности нашего кроссовочного сообщества существовали года, наверно, до 2012-2013-го, когда кроссовки не были настолько популярны, насколько они есть сейчас. [Сегодня] многое копируется из западного сообщества, в том числе тенденции коллекционирования. И в этом на самом деле очень мало индивидуальности. А до 2012 года я наблюдал индивидуальность. У людей была своя идея, которая, возможно, опиралась на их опыт, в чем-то ностальгический. И они старались его задокументировать, в том числе через спортивную обувь. Могу сказать это на собственном примере и на примере своего поколения. Люди обращали внимание на релиз с тем или иным художником, который был им близок, или релиз с музыкальной группой, потому что они коллекционировали все, что было связано с этой музыкой или этой группой конкретно. Сейчас законы коллекционирования в общей массе определяют другие вещи, более массовые. Но это на самом деле результат развития интернета, возможности путешествия, доступа информации в Россию. Вопрос опыта и взаимодействия с этой информацией. Все-таки коллекционеры стали моложе, а когда тебе восемнадцать лет, у тебя бэкграунд не такой большой, ты идешь на поводу у каких-то модных тенденций, потому что это тоже определяет твое положение во многих субкультурных вещах. На самом деле, со многими историями такое произошло. Могу привести очень интересный пример с граффити. Эта культура обладала своим лицом в России где-то года до 2003-го, пока сюда не пришли западные бренды, которые являются производителями всех инструментов. До определенного момента всего этого тут не было, и локальные художники искали аналогичные инструменты, но локальные. Которые придавали определенную стилистику всем работам, то есть мы отличались от всего мира. Плюс кривая интерпретация всех тенденций. Мы не особенно на них смотрели, потому что по сути неоткуда их было брать. Был плюс-минус аналоговый мир, в интернете не было такого количества материалов, как в печатном виде. А опыт ты мог получить только в персональном общении. В какой-то момент локальные тенденции сходят на нет, потому что они перестали считаться, так скажем, профессиональными и правильными. То есть если во всем мире думают так, почему мы думаем локально вот так? Не ценилась какая-то локальная идея. К большому сожалению для меня лично, Россия с этого момента, где-то с середины нулевых, очень активно смотрит на западную культуру, полностью ее впитала и сейчас не производит какой-то свой правильный локальный продукт. [Существуют] единицы, которые делают его. Это можно наблюдать во многих странах. Раньше можно было посмотреть и определить: это Россия, это Германия, а это США. Сейчас все настолько смешалось. <…> А мне кажется, транслировать какую-то локальную идею — главная задача. И в коллекционировании. Ведь коллекционирование — это все-таки позиция, это взгляд на культуру» (Дмитрий Оскес).

В то же время многие глобальные практики обретают свою локальную специфику. Российские энтузиасты кроссовок часто приводят в пример очереди, которые отличаются от зарубежного кемпинга.

«„Дублины“ — это grail of the grails, если говорить про модели, мы стояли за ними у магазина в Кёльне всю ночь с восьми вечера до восьми утра. Нашли диван где-то на улице и на нем расположились. Люди нам говорили: ребят, вы из России, сходите в отель, поспите, потом придете. Люди в очереди надели хорошие кроссовки, которые стоят денег. Был человек, который переобувался. А мы были на „бустах“. Те люди стояли, чтобы купить себе, не на продажу, не как за Yeezy. Это другое. У нас очень маленький процент готов стоять в очереди для себя, а не потому, чтобы потом на этом заработать. У нас никто не стоит от и до, как это должно быть» (Дмитрий Силенко).

«Сейчас все очень круто. Есть ресейлеры, есть релизы крутых кроссовок. Все то, что есть там, появилось и тут. Да, другие люди, другой менталитет, мероприятия выглядят совсем иначе. Здесь очереди очень отличаются. Там люди стоят, сидят всю ночь. Иногда оставляют стульчики, столики, спальные мешки. А здесь отмечаются, потом уходят на два часа, потом снова отмечаются» (Коллекционер Ф.).

Однако помимо стихийной локализации, отношение к которой, как видно по приведенным выше репликам, может быть двояким, в таких сообществах есть очевидная и проговариваемая потребность в сознательной локализации культуры в той или иной форме. В контексте освоения культуры локализация оказывается такой же неотъемлемой частью фандомного опыта, как и соответствие канону. Наблюдения за жизнью и практиками локального кроссовочного сообщества наводят на мысль, что, только будучи укорененной тем или иным образом, культура по-настоящему воспринимается как «своя».

 

Язык

Одним из таких примеров можно считать попытки локализации языка сообщества и его терминологии. В частности, термин «сникерхед» вызывает разное, порой нейтральное, а порой негативное отношение даже у тех коллекционеров, которых условно можно было бы отнести к американскому типу.

«Мне не принципиально, оно уже стало достаточно привычным. Но изначально резало слух: „сникерхед“, странная какая-то история. Сейчас все привыкли. Я бы не привязывался к термину, потому что по большому счету, как ни называй, эффект от этого никак не поменяется» (Владимир 2rude4u).

«Я все-таки больше сторонник русского языка, мне не нравятся эти американизмы. Режет слух. Если я общаюсь с иностранцем, чтобы понимать друг друга, буду говорить на его языке. Если общаюсь с ребятами из России, давайте говорить по-русски. Это у москвичей есть такое, они любят выпендриваться. Особенно те, кто работает в этой сфере, они любят впитывать слова от иностранцев, которые приезжают к ним из глобальных офисов. Поэтому у них не старт продаж, а запуск, потому что в Америке говорят „ланч“. Поэтому со своими я коллекционер, я не сникерхед. С иностранцами я — сникерхед, я не буду им говорить „I’m collecting shoes“. Скажу I’m sneakerhead. Собеседник мне: „Ок, я тебя понял“» (Валера Good Foot).

«Оно (определение) пришло к нам оттуда. Ну есть и есть. Я вообще не очень люблю заимствования. Я лучше напишу не „сникерхеды“, а „любители кроссовок“. Не использую слово „сникеры“ вместо „кроссовки“. Но мы же в России живем. Я пытаюсь это фильтровать, стараюсь максимально по-русски писать и выражаться, но все подхватили эти заимствованные словечки» (Коллекционер Ф.).

В качестве альтернативы «сникерхедам» Дмитрий Егоров предложил термин «кедоголовые»: «Я не очень люблю англицизмы, честно скажу. Как человек немного старорежимный, я удивлялся, когда звонил человеку, а мне отвечали: он не может подойти, он на митинге. В смысле, на встрече. А можно подумать: о, какая политически активная компания! Все эти „факапы“, „дедлайны“ мне не очень нравятся. Потом, само по себе слово „сникерхед“ оно какое-то немножко корявое. Так же как выражение „О, клевые сникерсы“. Мне показалось, что „кроссовкоголовые“ — тоже какое-то слово не очень. А „кедоголовые“ как-то ложится на язык, оно мне понравилось, я начал его активно использовать. И смотрю, народ тоже иногда его употребляет».

Однако «кедоголовые» тоже не стало общепринятым определением в российском сообществе. Как представляется, одной из причин может быть сохраняющееся у людей принципиально разное отношение к «кедам» и «кроссовкам», идущее из истории советского потребления и до сих пор до конца не изжитое.

Вопрос языковой локализации в российской кроссовочной культуре является обширной и непростой темой, его можно рассматривать в контексте общих проблем вырабатывания языка разговора об одежде в новой России, с которой также пришлось столкнуться, в частности, глянцевым журналам и исследователям моды. Наряду с манифестируемым некоторыми участниками кроссовочной культуры желанием русифицировать терминологию существует устоявшаяся традиция давать нишевым магазинам иностранные названия: BNWT (аббревиатура от «Brand new with tags»), Brandshop, Sneakerhead, FOTT и т. д. В сленге сообщества также велико количество заимствований: очевидно, во многих ситуациях разговорному языку удобнее и проще инкорпорировать иностранное слово, чем изобретать его аналог в русском языке или пользоваться более тяжеловесной описательной конструкцией.

Дмитрий Егоров указывает на этот момент, опираясь на собственный редакторский опыт изобретения языка и способов разговаривать о кроссовках по-русски: «С другой стороны, „пэк“ (от англ. pack) более-менее прижилось. Я долго думал, как его заменить? Набор? Не уверен. Набор шоколадных конфет может быть, а вот набор кроссовок? Как-то не легло. Поэтому слово „пэк“ я позволил себе оставить. Есть термины, которые приживаются, и те, которые нет. Каждый реально говорит, как он хочет. Скажем так, если человек мне говорит „сникерхеды“, я не буду его поправлять: нет-нет, „кедоголовые“. Потому что это глупо. Мне нравится так, я говорю так. Нас в институте учили: коммуникация состоялась — хорошо. Не состоялась — зачета нет. Если коммуникация состоялась и мы смогли донести смысл слов, которые произносили, друг до друга, то зачем кого-то переубеждать?»

Большое количество неизбежных заимствований может становиться для самих членов сообщества темой ироничной рефлексии. Например, версия «Монополии», сделанная к десятилетию московского нишевого магазина Sneakerhead, включала такие поля, как странный англо-русский термин «рарный айтем» (от rare item — редкий предмет) и другие почти пародийные примеры сникерхедского сленга.

 

Локальные медиа

Примером локализации практик, на которую существует запрос внутри сообщества кроссовочной культуры, можно считать создание собственных нишевых медиа, которые удовлетворяли бы специфическую фандомную потребность в информации. Коллекционер Андрей Саблин точно сформулировал ее суть, отметив, что «хотелось бы даже не больше журналов, а больше информации. Хочется то, чего ты еще не знаешь, такую „скрытую“ информацию».

Информацию такого рода традиционно предоставляют нишевые медиа, ориентированные на энтузиастов кроссовочной культуры или любителей более широкого поля уличной моды. Как правило, у них существует своя система жанров и специфика подачи материалов, которые тоже формируют своеобразный канон. В то же время крупные игроки рынка нишевых медиа, работающие на международную аудиторию или на локальное, но иностранное сообщество, не могут, как очевидно по интервью, в полной мере удовлетворить потребности локального сообщества в России.

«High Snobiety не могут заменить местные медиа. Странно будет читать книжку Fruits, которая каждый год выходит в Японии про классно одетых японцев, и ждать, что люди в Москве будут так же одеваться. Потому что это Япония, там другой менталитет, есть свои реалии. Поэтому это должна быть локализованная история. Те же Faces & Laces могли бы сделать [свой фестиваль] по образу Sneakerness или другого проекта, но они же так не делают. Точно так же есть специфика и в кастомизации, и в других вещах. Поэтому на одних High Snobiety далеко не уедешь» (Владимир 2rude4u).

Могут использоваться также стратегии индивидуальной адаптации форматов. Например, коллекционер Валера Good Foot отмечает, что принятый за рубежом формат видеообзоров кроссовок не кажется ему подходящим, и это сподвигло его выработать собственные подходы: «Когда начинал делать обзоры, вообще ни на кого не ориентировался. Смотрел другие „видосы“ (видеоролики. — Е. К.), конечно. Иностранцев вообще никогда не смотрел вначале. Сейчас пытался, но мне прям совсем не интересно. Они очень дотошно рассказывают: эта часть сделана из этого, а это — из того. Но мне кажется, это так очевидно: берешь картинку и видишь, из чего сделаны кроссовки. Они очень любят поговорить. Включаешь обзор кроссовка, а там ролик минут на пятнадцать. Вначале долгое вступление, где в кадре человек — и больше ничего. После пяти минут еще пять он вскрывает почтовую коробку. И только последние пять — про кроссовок. <…> Когда я снимаю, мне забавно. Когда смотрю — становится скучно и думаю, надо резать. Мне кажется, три минуты — больше люди не выдерживают. Но у меня не получается в три минуты умять все, что я хочу сказать». В то же время специфика российского медийного рынка с его чрезмерной зарегулированностью, небольшим объемом, а также постоянная турбулентность экономики в целом не способствуют возникновению большого количества локальных нишевых медиа, не только печатных, но и цифровых.

В этих условиях роль интернета, а точнее таких коммуникационных платформ, как форумы или социальные сети, в жизни российского сообщества кроссовочной культуры оказывается еще более значимой. На раннем этапе развития этой культурной сцены форумы, российские и иностранные, хотя бы отчасти удовлетворяли потребность местных любителей кроссовок в информации, которая в то время практически отсутствовала на русском языке и переводилась общими силами.

«Ты знал какие-то мифы: что если купишь „джорданы“, то будешь прыгать выше, а если „эйр максы“ — то будешь бегать быстрее. Но именно какие-то интересные истории, чем они вдохновлены, кто дизайнер, в каких расцветках они вышли, какие были ограниченные серии — такого не было. А когда начался интернет, там было много информации, появились тематические блоги. Первое время основную информацию поставляли даже не блоги, а разные форумы. Позднее пришли литература. Очень помог форум hip-hop.ru, где была тема, посвященная кроссовкам. И там мы очень много общались. Многие коллекционеры той волны вышли как раз оттуда» (Дмитрий «Габонская гадюка» Егоров).

«Если говорить про кроссовочную культуру, которую формировало граффити-сообщество и футбольное сообщество, оно формировало ее благодаря интернету. Все обсуждалось в интернете: интересные релизы, перекупка и т. д. Одним из самых влиятельных был форум на hip-hop.ru» (Дмитрий Оскес).

Сегодня роль нишевых медиа для сообщества кроссовочной культуры в России фактически выполняют сообщества и каналы в социальных сетях, где у пользователей благодаря готовому софту есть возможность без значительных финансовых затрат создавать, публиковать и распространять контент, соответствующий потребностям кроссовочного фандома в информации. Например, журнал «К. Е. Д.» Дмитрия Егорова в последние годы отказался от бумажной версии и в настоящее время существует в формате видеожурнала на Youtube. Те же социальные сети становятся площадкой для коммуникации и создания репутаций. Доступ к таким площадкам объединяет любителей кроссовок из столицы и других городов, не имеющих возможности посещать мероприятия в Москве или Петербурге. «Благодаря кроссовкам [у меня] есть куча знакомых и друзей по всей стране. Есть некоторые ребята за рубежом. Ты знаешь, что можешь поехать в какой-то город, у тебя там есть знакомый, вы можете встретиться и потусоваться» (Валера Good Foot).

«Мне кажется, из-за того, что в Москве в принципе живет много народу, кажется, что и любителей кроссовок здесь больше. Но они есть во многих городах. Недавно я был в Пензе, где и кроссовочных магазинов толком нет. Но есть люди, которым это интересно. Например, там открыли сникер-химчистку. Эта культура во многом строится на энтузиастах, потому что даже сетевые магазины, когда приходят в регионы, редко что-то придумывают, какие-то активации. Некоторые бренды работают только на Москву, иногда на Питер» (Дмитрий «Габонская гадюка» Егоров).

 

Локальные релизы

Хотя локальная история как тема для коллекции не пользуется особой популярностью в России, в то же время локальным релизам внутри кроссовочной культуры придается очень большое значение. Речь в первую очередь идет о моделях кроссовок, выпущенных как коллаборация крупных брендов с российскими дизайнерами или представителями субкультурных сообществ. В числе наиболее часто упоминаемых проектов можно назвать кроссовки Faces & Laces и Reebok под названием «City Under Construction» 2016 года, а также коллаборации ныне прекратившего свое существование магазина FOTT с несколькими крупными зарубежными брендами спортивной обуви.

«Могу сказать, что наша кроссовочная индустрия работает — не та, что движется брендами, а именно субкультурная. Хотя бы потому, что у нас выходит свой кроссовочный продукт, который инициирован локальным сообществом. Потому что я себя считаю представителем субкультуры, у меня есть свои интересы. Но так или иначе мы поработали со многими брендами, у нас выходили собственные дизайны кроссовок с собственными концепциями. [Наша] коллаборация с Reebok Classic впервые попала в тридцать стран мира. До этого [коллаборации с Puma и аdidas] выходили только на локальный рынок. Там были свои концепции, эти кроссовки были созданы не просто так. Это тоже очень хороший инструмент трансляции какой-то своей идеи на весь мир» (Дмитрий Оскес).

Показательным можно считать пример коллаборации Puma и «Союзмультфильма», которая включала две модели кроссовок по мотивам мультфильмов о Винни-Пухе и «Ну, погоди!» и получила в целом позитивную реакцию внутри сообщества фанатов кроссовок как «знаковое событие для местной кроссовочной культуры» безотносительно оценок собственно дизайна.

Многие коллекционеры, в том числе «адифаны», в интервью для этой книги отмечали, что голосовали за Артемия Лебедева в проекте Nike, независимо от того, нравилась ли им сама придуманная им модель или нет. Подобную реакцию вызывали и другие аналогичные проекты с участием представителей России.

«Коллаборация adidas с Гошей Рубчинским для нас, как для коллекционеров, не имеет ценности, это для „хайпбистов“. Хотя как коллаборация в преддверии чемпионата мира это здорово, потому что он российский дизайнер номер один» (Константин и Дмитрий Силенко).

Вопрос, какой может или должна быть национальная или локальная специфика, например в разных формах сникер-арта, и должна ли она существовать вообще, стоит оставить открытым. Столь же принципиально открытым является вопрос, например, каким должен быть национальный дизайн. Представители таких сообществ, как кроссовочная культура, здесь находятся в особо сложном положении, поскольку вынуждены одновременно заботиться о сохранении аутентичности, о соответствии канонам и о локализации, без которой освоение и присвоение культуры ощущается как не полное. В целом российские энтузиасты кроссовок демонстрируют подход, близкий позиции многих молодых современных дизайнеров из мира моды, которые не отказываясь от концепции национальной идентичности в целом, тем не менее переходят от растиражированных знаков и вещей-символов к поиску менее визуально очевидного содержания этого понятия.

«Есть мы, мы и так отсюда. Откуда бы человек ни был, то, что он делает, так или иначе связано с местом, откуда он и где живет. Тем более что мы пока мира как такового особенно не видели и мало где пока были» (Дарья, проект Blackp’art).

«В кастоме должно быть то, что тебе нравится. Если это [локальная специфика] тебя вдохновляет, то да. Что касается русской эстетики, она не обязательна. Она имеет место быть, если это органично. Как-то выделять себя, переделывая „джорданы“ в лапти на болонье я бы не стал. Хотя это была бы неплохая идея (улыбается. — Е. К.). Но если идея не имеет отношения к русской теме, не надо пытаться ее туда внедрить. Я же не Гоша Рубчинский (улыбается. — Е. К.). Это хорошо, это имеет место быть. Но я считаю, что могу делать больше, чем просто эстетика, которая поверхностно знакома кому-то в России» (Maggi).

 

Общение, соревнование, признание?

Доступный интернет обеспечил российским коллекционерам и энтузиастам кроссовок возможность коммуникации с коллегами по всему миру, чем многие из них активно пользуются. Сама специфика вторичного рынка кроссовок подразумевает необходимость таких контактов для обмена знаниями или артефактами, успешного пополнения или ротации коллекций. Как выстраиваются отношения локальной кроссовочной культуры с аналогичными сообществами в других странах, в том числе более старыми и влиятельными?

«Когда у меня было пар двести, были интервью в иностранных пабликах. В какой-то момент у меня была самая большая коллекция Saucony в мире. И многие об этом знали. Но для нас, россиян, проблематично куда-то ездить, потому что нужны визы и т. д. Однако ребята из Russian Saucony Team ездили на выставки в Европу» (Андрей Саблин).

«Эта культура — общение со всем миром. Я кроссовки откуда только ни покупал: Япония, Филиппины и т. д. Интересно, что в Японии я купил пару, которая когда-то была продана в России, на ней стоит стикер российского магазина и от руки написана „девятка“. В свое время эту пару в Японию продал Андрей-Моряк, и через четыре года они снова вернулись в Россию. <…> Благодаря этому занятию, этой культуре я познакомился с очень многими иностранными ребятами. В 2015 году у нас с ребятами (из Russian Saucony Team) был европейский тур, мы проехали по всем культовым магазинам. Перед тем как ехать, мы написали через Facebook владельцам магазинов. Когда-то, когда закрывался Fott, у нас была идея открыть супер-сникер-шоп в России или притащить сюда франшизу. Купили ящик хорошей русской водки и поехали по гостям.

Самая большая международная туса — это группа Saucony Sneaks. Однажды кто-то написал вопрос: а сколько у вас пар? И люди стали писать: 30, 20, 70. У меня на тот момент было 212. Хотя я там уже давно тусовался, меня начали подкалывать. И тогда я выложил все фотографии. И тогда все сказали: „Вау!“ Хотя есть люди, которые очень ревностно к этому относятся, и всегда, когда я новую пару выкладываю, какой-то „грааль“, который я долго искал и наконец нашел, некоторые пишут: „Где взять такой русский станок денег, который бы столько печатал?“ Это не грубость, нет. А мы же русские такие: если надо, то лоб разобьем. Если уж собирать, то так, что из-под небес желаемое достанем. Такой цели — собрать самую большую коллекцию в мире, изначально не было. Но когда мы свой статус подтвердили, теперь его надо как-то стараться поддерживать. За рубежом, в Европе, другая ментальность: там у ребят есть бюджет, и какие-то вещи они постоянно ротируют, у них другое отношение к деньгам, а мы за идею все отдадим и не идем на компромиссы. Но есть те, кто подкалывает: а, вам, русским, денег девать некуда. Радовало ли одобрение и признание? На каком-то этапе, наверно, да, порцию положительных эмоций я получил» (Сергей Ветров).

«В Facebook есть две группы: Sneakers addict и What you wear today. Мы туда постили фотки, и каждый раз я им писал: „Hello from Russia“. Однажды заливал фотку „фоампозитов“ с автоматом Калашникова, у мальчика была страйкбольная копия, очень похожая, написал „Hello from Russia“. Там было 50 или 60 комментариев, тысяча „лайков“. Нас там знают. Со мной иногда здороваются, пишут „хэлло“ оттуда, оттуда и оттуда» (Константин Качанов).

Есть примеры, когда крупные зарубежные бренды первого ряда переиздавали ретромодели кроссовок при непосредственном участии и с помощью российских коллекционеров, предоставлявших оригинальный прототип.

«Однажды мне написал менеджер Saucony, когда они хотели перевыпустить какую-то модель, но у них ее не было в архивах. Их в мире было всего несколько штук. Сначала их хотели выкупить у меня, предлагали 400 или 600 долларов. Но я отказался. Я отправлял им фотографии, и благодаря мне эти кроссовки перевыпустили. Когда был релиз, то в коробке была наклеечка, что впервые эти кроссовки выпущены в таком-то году, а перевыпущены благодаря коллекционеру из России. Было приятно. У меня была часть истории, и я этим доволен. Знаю, что мой случай не первый такой, были такие с adidas и, кажется, с Pony» (Андрей Саблин).

Аналогичный опыт был и у российских коллекционеров adidas, хотя не во всех случаях российское происхождение первоисточника было озвучено при перевыпуске модели на рынок.

Локальные проекты, особенно в сфере кастомизации, сникер-арта и сникер-фотографии, становятся мостом, обеспечивающим знакомство глобального кроссовочного сообщества с российским. В частности, авторы проекта Blackp’art отмечают, что большинство их подписчиков в сети Instagram — не из России, из-за чего они даже загружают свои новые работы «с расчетом на западное время». Этот феномен, вероятно, можно объяснить большей насмотренностью зарубежных любителей кроссовок, их большим стажем знакомства с жанром сникер-арта.

По замечанию одного из коллекционеров, благодаря фотопроекту Sneakershot, чьи работы попадали на крупные международные нишевые ресурсы, за рубежом «узнали, что и в России есть хорошие пары». Вопрос о стереотипах в отношении страны действительно до сих пор стоит довольно остро.

В 2010 году в предисловии к первому номеру российского Sneaker Freaker основатель издания австралиец Вуди писал: «Если отбросить все известные штампы о России типа: Иван Драго, водка рекой, КГБ и коммунистическая угроза — то окажется, что на Западе не так уж много знают о вашей стране» (Sneaker Freaker 2010a). Там же Вуди признается, что он и многие его друзья «сомневались в успехе» и опасались, что такой журнал в России «будет мало кому интересен».

«За рубежом удивляются, когда слышат про коллекционеров из России, и, думаю, радуются. Хотя первое время, наверное, были в шоке, что в России коллекционируют кроссовки. Парни из Sneakershot молодцы, они сделали свое дело. Их уже знают на нормальном уровне и благодаря им понимают, что в России есть хорошие пары. Их фото попадают на зарубежные ресурсы, и там понимают, что в России тоже есть какая-то движуха. Потому что часто люди думают [o России] стереотипами, например, я видела это в Америке. А ты их развеиваешь» (Коллекционер Ф.).

Есть ли в отношениях более молодых и более старых кроссовочных сообществ иерархия? Нуждаются ли российские энтузиасты кроссовок в своеобразном признании со стороны старших кроссовочных культур вроде американской или британской? Этот вопрос также стоит оставить открытым. С одной стороны, попадание российских проектов на крупные международные медиаресурсы, как и в других креативных индустриях, например в моде, однозначно трактуется как признание. «С этим мы впервые попали на Hypebeast» — не раз встретившаяся мне в процессе наблюдений, например в сегменте уличной моды (streetwear), форма представлять проекты, подчеркивая таким образом их успех. Художница Дарья из проекта Blackp’art также признается, что ее мечта — «попасть на HypeBeast»: «Потому что нам сказали, что если попадаешь туда — это высшая ступень».

Константин Качанов на вопрос: «Насколько важно, когда ваши фотографии попадают на международные ресурсы?», ответил так: «Это важно, это классно, это своего рода признание. Что два пацана из России попадают на Hypebeast и на все сайты. Некоторые проекты мы отсылали всем, никто не запостил. Не знаю, не понравилось или не захотели. Но были съемки Nike, кастомы Maggi, которые публиковали. Самый первый раз был, еще когда не было собственно проекта Sneakershot, я снимал „сэмпл“ одиннадцатых или десятых „лебронов“. Их привезли в Россию, я попросил сфотографировать. Еще не на ногах, на старый фотик, с кривой обработкой. Но если ты успеваешь поймать момент, когда в сети еще нет ни одной фотографии или их было один-два полуофициальных не самых удачных имиджа, на которых тяжело было разглядеть собственно кроссовки… Если ты попадаешь в это окно, то ты будешь везде. Я куда-то отослал те фото, на одну или две общих почты, у меня тогда даже не было контактов редакторов сайтов. И я с утра просыпаюсь, а у меня в личке куча сообщений: „Костя, твои фото на Sneaker news!“ Это было очень круто!»

Как «важное» определил признание со стороны американских коллег и кастомайзер Maggi: «Это, наверно, самое важное. Именно признание коллег-кастомайзеров, а не просто ребят из кроссовочной культуры. „Мы думали, что тут они с медведями ходят все, а тут они кроссовки шьют, оказывается“. Стереотипы были, конечно, особенно у тех, у кого нет знакомых из России. Так же как у нас есть стереотипы об американцах. Воспринимаю ли я себя как посла культуры? От кроссовочной истории, наверно, да. Я ездил в какие-то страны в этом качестве. Сам себя послом назвать не могу, но по факту так и получается. Постараюсь не облажаться».

В то же время большинство российских коллекционеров, которым я задавала аналогичный вопрос, не называют признание со стороны зарубежных коллег среди значимых для себя вещей и, вопреки распространенному представлению о сути коллекционирования, не всегда определяют коммуникацию с ними через модус соревнования.

«Ты же для себя собираешь. В этом и смысл. Главное, чтобы каждая пара тебе нравилась. Это не похоже на собирание других марок, где важна общая цена коллекции. В adidas все не так. Ты можешь быть чуть ли не единственным владельцем пары во всем мире, но при этом она может стоить не дороже кроссовок в магазине. Вы первая заговорили о признании. Никого оно даже не волнует. Даже топовые коллекционеры, у которых уже есть несколько работ с adidas, общаются на равных, они одни из комьюнити» (Константин Силенко).

«Сложный момент [связанный с признанием]. На самом деле я и так знаю многих глобальных коллекционеров из Англии, из Европы, и они меня знают. Мне сложно назвать это каким-то соревнованием. По большому счету все люди занимаются одним и тем же. В Англии они могут называть себя сникер-экспертами. Сложно назвать это соревнованием всерьез. Больше все смотрят: „А что у тебя? А у меня вот это“. А, классно» (Владимир 2rude4u).

«Я общаюсь (с зарубежными коллекционерами). Что касается признания, я этого не понимаю. У нас еще Пушкин писал о заискивании перед иностранцами. Что это значит? Признание из серии: круто, чувак, ты живешь в дикой стране, но тоже собираешь, как мы? Правда, мы это делаем легко, а ты из-за этого можешь полмесяца не есть. Это глупость какая-то! У нас есть коллекционеры, чьи коллекции далеко не хуже европейских. Не надо забывать, что в период формирования этой субкультуры в Англии у них возможности для поиска и приобретения кроссовок были на несколько ступеней лучше, чем у нас. Признание? Очень странно звучит. Не знаю, кто должен признать меня или кого-либо еще. Еще скажите: благословить. Это не папа римский все-таки. Когда я начинал собирать кроссовки, то в принципе не думал, что кто-то занимается такой же ерундой, как я. Я словом „коллекция“ назвал это года через три-четыре после того, как начал покупать кроссовки. До знакомства с Димой Егоровым думал, что где-то в России, может быть, и есть такие люди, но их точно не много. Мне кажется, это надо делать для себя, а не для того, чтобы кто-то сказал, что ты крутой» (Максим Аске).

 

Иллюстрации

Ил. 1. Коллекционер кроссовок Сергей Ветров из Russian Saucony Team с сыном на фоне своей коллекции. Фото Sneakershot

Ил. 2, 3, 4. Первый российский Sneakercon (Сникер-конвенция). Москва, 2016. Фото Екатерины Кулиничевой

Ил. 5, 6. Первый российский Sneakemess. Москва, Парк Горького, 2017. Фото Екатерины Кулиничевой

Ил. 7, 8. Выставка редких кроссовок из собраний российских коллекционеров в честь десятилетия московского магазина Sneakerhead. Москва, 2018. Фото Екатерины Кулиничевой

Ил. 9. Дмитрий Егоров с первыми номерами российского издания Sneaker Freaker и журнала «К. Е. Д.». Фото Екатерины Кулиничевой

Ил. 10. Ироничный стикер группы коллекционеров Russian Saucony Team. Предоставлено Сергеем Ветровым

Ил. 11. Кадр из видеообзора кроссовок от Валеры Good Foot

Ил. 12. Пример сникер-фотографии. Кроссовки Nike Air Max 95 Juventus. Фото Sneakershot. Предоставлено Константином Качановым

Ил. 13. Пример сникер-фотографии. Кроссовки Nike Air Max 95 «Olympic». Фото Sneakershot. Предоставлено Константином Качановым

Ил. 14. Кроссовки Nike Air Max Plus GPX Premium «Swimming Pool». Пример сникер-фотографии. Фото Sneakershot. Предоставлено Константином Качановым

Ил. 15. Пример сникер-фотографии. Кроссовки ALIFE X ASICS GEL LYTE III «Green Monster». Фото Sneakershot. Предоставлено Константином Качановым

Ил. 16. Комикс российского проекта сникер-иллюстрации Blackp’art.

Ил. 17. «Kaws». Работа проекта сникер-иллюстрации Blackp’art, посвященная кроссовкам Air Jordan IV Retro Kaws

Ил. 18. «Air max day». Работа российского проекта сникер-иллюстрации Blackp’art.

Ил. 19. «Grandma flyknit». Работа проекта сникер-иллюстрации Blackp’art

Ил. 20. Кастомизированные кроссовки работы российского кастомайзера Maggi (Магомеда Казиахмедова). Фото Sneakershot

Ил. 21. Кастомизированные кроссовки с кожей питона. Работа Maggi (Магомед Казиахмедов). Фото Sneakershot. Предоставлено Константином Качановым

Ил. 22. Кроссовки из коллаборации Puma и «Союзмультфильм» на ногах у российских любителей спортивной обуви. Пара, посвященная «Ну, погоди!». Лимитированное издание. Фото Екатерины Кулиничевой

Ил. 23. Кроссовки из коллаборации Puma и «Союзмультфильм» на ногах у российских любителей спортивной обуви. Пара, посвященная мультфильму «Винни-Пух». Лимитированное издание. Фото Екатерины Кулиничевой