На другое утро после памятного читателю разговора с Наумкой часть племени по устному распоряжению вождя, вооружившись дубинками и топорами, ушла к далекому лесу, где разведчики обнаружили следы стада мамонтов.

Другая часть воинов, усиленная женщинами, вышла на земляные работы…

Как видите, эмансипацию женщин, особенно при выполнении особо трудных работ, впервые внедрил наш неспокойный Егор Гаврилович, объяснив это нововведение как необходимость, вызванную необычными обстоятельствами.

Обязанности прораба временно исполнял сам Егор Гаврилович. Он дал каждому задание, установил нормы выработки, а сам отправился на берег реки.

Бобылев решил подарить племени огонь. Найдя два камня, он начал высекать искры. Но чтобы добыть огонь таким способом, камни нужно было выбирать с умом, а Егор Гаврилович этого не знал. Тогда втайне от племени он достал «рони» и крутнул колесико. Не дай бог, если эти дикари откроют тайну зажигалки! Он снова упрятал ее в складках портфеля, а сам поджег от костерка факел и понес его людям.

Что Прометей? Что Данко? Все-все гораздо проще: чиркни колесико — и запылает факел, и ты его неси людям, как Данко. Таким Данко и почувствовал себя Бобылев, когда все племя упало к его ногам, благословляя и обожествляя. Сам вождь Наумка лобызнул Человека-Тигра в затылок, что было признаком высшего признания. Егор Гаврилович поднес факел к сложенному костру и поджег его. Племя орало от восторга, а Егор Гаврилович пытался запеть песню: «Взвейтесь кострами, синие ночи», но слова давно забыл.

И хотя ночи теперь были спокойными благодаря костру, пищи у племени не оставалось. Последние запасы были съедены, но Егор Гаврилович, окруженный почетом, важно вещал:

— Ничего, ребятки, потерпите немного. Вот стреножим буйвола, отъедимся.

Через несколько дней в километре от пещеры кхолги построили загон из камней и врытых в землю бревен. Егор Гаврилович придирчиво осмотрел работу и остался доволен, указав, тем не менее, на низкое качество на отдельных участках. Потом кивнул Наумке:

— Годиться!

Пока группа воинов, ушедшая к лесу, выискивала мамонта, Егор Гаврилович мучительно думал, как бы связаться с Монетой, предупредить о своих планах, чтобы и он готовился к операции «Мамонт», если, конечно, еще на свободе.

Егор Гаврилович уходил один далеко от пещеры, надеясь выбраться на какую-нибудь дорогу к ближайшему населенному пункту. Можно дать знать Монете через попутных шоферов, а если найдется телеграф, то отбить телеграмму.

Но сколько он не рыскал по окрестностям, ничего такого обнаружить не удавалось. Все было пустынно и дико. Планета лежала перед Егором Гавриловичем в своей первородной нетронутости, безмолвная, не причесанная цивилизацией, и в его груди зашевелились смутные подозрения. Впервые он по-настоящему задумался, а куда же это его забросила судьба?

Но поддаваться панике было не в характере Егора Гавриловича. Теперь он со стыдом вспоминает свое позорное бегство. И чего это у него так сдали нервы в тот вечер? Позвонил бы своим высоким покровителям, тут же бы последовала команда: «Егора не трогать. Сами разберемся». Поэтому сейчас он с утроенным усердием думал о претворении своего плана, решив, что все образуется само по себе.

И вот настал волнующий момент. Прибежал воин и доложил, что один мамонт идет в сторону загона.

Мамонт показался во второй половине дня. Это был могучий зверь, громадный таран из мяса и костей. Егор Гаврилович приготовил хворостину, чтобы помогать загонять животное в стойло.

Мамонт шел медленно, степенно, не обращая внимания на пугающие крики воинов, на летящие в него камни, на ласковое «цоб-цобе» суетящегося тут же Егора Гавриловича. Он переставлял огромные, как колонны, ноги, а его бивни, как казалось Егору Гавриловичу, были направлены прямо в живот ему лично. Но зверь шел, и это самое главное. Вот он заходит в оставленный для него проход, и торжествующий Егор Гаврилович, важно выставив животик, победоносно улыбается.

Но мамонт, не обратив внимания на препятствие, походя смел, как детские игрушки, загородки. Кхолги, вначале ликовавшие, поняли, что произошло что-то не то, и уставились на Егора Гавриловича.

У того даже животик уменьшился, и улыбался он как-то жалко и растерянно. А мамонт уходил все так же неторопливо, и скоро его горбатая спина скрылась за деревьями.

— Ничего страшного, ребятки! — хлопал по плечам кхолгов пришедший в себя Егор Гаврилович. — В жизни еще не то бывает. Я вот тоже однажды погорел с вагоном винограда. Отправили мы его с Монетой в Красноярск, Людка вылетел туда самолетом, чтобы… лично встретить, а вагона все нет и нет. А эти головотяпы с железной дороги отправили вагон вместо Красноярска на Кавказ. Представляете себе положеньице? Пока разобрались, пока отправили вагон обратно в Калачевск… Вся дорога от Тбилиси до Калачевска поливалась бражкой из моего винограда!

И он изо всех сил старался казаться оживленным, хотя на душе у него было скверно. Только сейчас он понял, как ему не хватало Монеты.

Бобылев уселся на камне у входа в пещеру, вырвал из блокнота листок и написал: «Дорогой Людка! Я пока на свободе, а ты? Есть хорошее дело. Узнай цены на мамонтятину. Прочти и порви. Е.»

Эту записку он вручил одному кхолгу, строго наказав найти в Калачевске Монету и вручить записку из рук в руки. Воин из его объяснения не понял ровным счетом ничего, но бумажка настолько поразила его воображение, что он кинулся со всех ног, держа ее перед собой, как невиданное чудо, а Егор Гаврилович кричал ему вслед:

— Смотри только милиции не попадись! Да поторопи с ответом!

Он не мог предвидеть, что воин, отбежав на расстояние в сто локтей, съел его бумажку и вернулся в племя, а так как все они были для Егора на одно лицо, он так и не узнал, что его посланец давно среди своих.

Все последующие две недели было не до охоты. Но Егор от своего плана не отказался; племя расширяло своими примитивными орудиями естественное углубление, которое смышленый Егор Гаврилович решил увеличить до размеров приличной ловушки для вожделенной добычи.

А с питанием в племени становилось все хуже и хуже, и Егор пытался делить еду пропорционально сделанной за день работе. Но дикари не хотели есть по норме и начали коситься на своего странного гостя. От дележа пришлось отказаться, и племя пожирало добычу кто сколько проглотит. Егор наблюдал за ними с презрением.

Он уже освоился со своим особым положением. После того, как он добыл огонь, его зауважали еще больше, за пижаму называли Человек-Тигр. Люди подчинялись ему, и он чувствовал себя хозяином положения. Вот только что-то нет ответа от Монеты. Неужели эта скотина опять в запое?